Роберт.

В комнате подвального помещения главного офиса «ZoMalia Industries», где я проживал последнее время, стояла гробовая тишина. Маленькие экраны были расставлены в таком количестве по двум стенам, что мне пришлось вызвать еще четверых дежурных охранников, так как одному контролировать ситуацию рабочего этажа не выходило.

«Privat» загнали меня в угол и я уже ожидал подставы с любой стороны, даже Виктор Александрович Моргунов, мой проверенный жизнью психолог, больше не внушал бывалого доверия. Я вызвал его к себе на последний сеанс во внештатное время, чтобы проверить, как он отреагирует на мои, якобы, опасения о причастности Полины ко всей этой грязи. Ведь несмотря на то, что Артем всеми правдами и неправдами пытался доказать мне грешность моей девочки (видимо, это как-то было выгодно немцам), я всегда был уверен только в одном — Полина никогда бы не пошла против меня. Что-то светлое и чистое было в ее душе. И каждый раз, когда я заглядывал в ее глаза, то видел маленькую наивную девочку, ищущую во мне доброго друга, которого, увы, сейчас ей дать я не мог.

После побега Полины и бомбы под машиной ее подруги Тани стало ясно, что конкуренты просто играют со мной, считая себя у руля и, словно затаившаяся кобра, ждут подходящего момента, чтобы напасть на мою мышку, так как знают — она мое слабое место. Ведь, если бы они хотели, то точно взорвали автомобиль. Все это прекрасно понимали, включая меня. Действовать пришлось быстро и выход искать незамедлительно.

Решение приходилось принимать второпях и устраивать ловлю на живца. Только вот слово «наживка» в отношении к моей девочки звучало ужасно пугающе. И лишь полная уверенность, что с ней ничего не случится и я полностью владею ситуацией, немного успокаивала разбушевавшиеся нервы. Ведь только такими глобальными мерами я мог, наконец, избавить ее от постоянно надвигающейся опасности и… отпустить — исполнить ее главное желание.

Мне не удалось доказать причастность Моргунова к заговору немцев, так что все долгие часы в засаде просто размышлял над его словами насчет моего сдержанного, грубого, отталкивающего общения с Полиной. И я все больше приходил к выводу, что по-другому поступить просто не мог. Не мог!

Несмотря на сотни камер и специальных заглушек, внутреннее чутье неустанно повторяло, что этаж прослушивает кто-то кроме охраны. А, значит, я не могу поговорить с Полиной начистоту, слепо положиться на ее девичью несдержанность и лицо, выражающее все эмоции без разрешения хозяйки. Как, например, сегодня, она целый день после моего якобы отъезда в Германию то плачет, то смеется, что наталкивает на странные мысли… Разве не так ведут себя беременные или доведенный до отчаянно депрессии девушки?

Удачно, что мышка позвонила именно в тот момент, когда я направлялся на встречу с Артемом, жаль только что из-за взвинченности разбил крыло авто о фонарный столб, но это мелочи… Я закинул ему наживку и теперь ждал, когда он клюнет и пойдет к Полине сам, так как времени у немцев на переписывание компании оставалось как раз до корпоратива в «Кашемире» и, если они на самом деле хотят либо вернуть себе «Privat» в единоличное владение, либо заполучить и мою «ZoMalia», то начнут действовать в ближайшие два дня.

Пол долгих дня я не отходил от экрана, наблюдая за метаниями девушки, которые пинг-понгом отлетали ко мне в душу и задевали что-то особенно чувствительное в самых недрах сердца, которого уже практически не осталось. Только идиот не поймет, что именно я, а не кто-то другой, стал предметом ее депрессии.

Блядь, как же мне иногда хотелось просто взять ее и увезти с собой на острова, где нам никто не помешает и мы сможем начать новую жизнь, но тут подключался здравый рассудок, который напоминал, что однажды я уже хотел сделать ее своей невестой и теперь вынужден держать пленницей в офисе.

Ей-богу, после того дня, когда она сидела на коленях возле моего уставшего тела, изучая его своей хрупкой неопытной ладошкой, а затем поцеловала, как в каких-то мерзких женских романах о любовной-любви, я вдруг неожиданно осознал, что больше не желаю ее в отместку за разрушенные надежды прошлого. Это было… что-то большее, пугающее, настоящее…

Она было чем-то вроде глотка свежего альпийского воздуха в жаркие летние офисные будни, одна ее улыбка растворяла все барьеры, выставляемые мною годами, превращая в розовую лужицу у ее ног, растаявшую от солнечных лучей ее всеобъемлющей любви. И это все существовало рядом с бойцовским темпераментом, острым умом в невероятно сексуальном теле хрупкой, как китайский фарфор, девушки. Иногда мне казалось, что все люди восхищаются ею так же яростно, как и я, но затем просто понял, что это как-то связанно с чувствами, которые она вызывает во мне своим голосом, прикосновениями, взглядами… Лучшей идеей казалось вернуть ее в типичную среду обитания, но только круглосуточная охрана давала мне уверенность, что с ней все в порядке.

Да только и тут все пошло не по плану! Чертов Артем снова посеял во мне сомнения в отношении Полины и лучшего места, чем личный этаж, для ее укрытия было бы сложно найти.

В какой-то момент мной завладела идея оттолкнуть ее от себя и не отпускала до сих пор. Ведь разве она будет счастлива с мужчиной, жизнь которого это бюджетный трилер?! «Privat», не моргнув глазом, убили моего отца, они покушались на Виолу… Лишь когда остался один я, словно предсказав будущее, и заключил подробный контракт с вездесущей звездочкой, которую, как всегда, хотел умело обойти… Все это играло далеко не на пользу совету открыться Полине… Ведь пусть она лучше ненавидит бесчувственного тирана, чем знает, что на самом деле ей угрожает на каждом шагу.

— Вы знаете, что у нее есть запасной телефон для звонков Роману Усачеву? — осторожно поинтересовался рядом сидящий охранник и, когда я обратил на него свой полный ненависти взгляд, тот поперхнулся воняющим на всю комнату ромашковым чаем, и поерзал на узком деревянном стуле, ведь единственный нормальный в этой комнатушке был отдан боссу. — Да тут не о чем было докладывать даже! Они каждый вечер просто общаются по телефону. Он ничего не требует и, судя по прослушанным звонкам, сам ей ничего не предлагает. Переживает за девушку, как… родной отец.

— Вот это-то и странно… Вы точно проверили его на связь с «Privat»? — задумчиво поинтересовался я, наблюдая как мышка разговаривает с «отцом» по телефону и ее лицо превращается в некую маску неописуемой горечи и боли. Сама мысль, что Роману удалось подобраться к ней так близко и ударить в самое сердце, бесила до судорог в теле: — Блядь, какого хуя я плачу вам зарплату, многоуважаемые, если ей может спокойно звонить какой-то левый мужик, в обход меня, и представляться отцом? Я хочу, чтобы через ЧАС у меня была ПОЛНАЯ информация об этом человеке и, самое главное, каким образом он нашел Полину, если она живет на съемной квартире?! Вас, блядь, обученную службу охраны, не учили проверять такие сомнительные факты в первую очередь?! Сука, ну я просто не могу думать за всех!

В этот момент, как говорится «под руку», позвонила Полина, пытаясь попросить помощи «пребывающему при смерти отцу». Жаль, что эмоции мешали ей рассуждать здраво, и я решил отложить объяснение данной ситуации на потом.

Если раньше я просто пресекал попытки Усачева сблизиться с девушкой, то теперь нужно было что-то более основательное, чтобы заставить его добровольно отстать от нее, какими мотивами он бы там не руководствовался… Радовало хотя бы то, что он никак не связан с немцами, но проблем это не уменьшало.

Сюрпризы шли один за одним… Когда я дал Артему разрешение на визирование пропусков к Полине «доверенным ему людям», то рассчитывал таким образом поймать мужчину с поличным, но не то, что он выпишет разрешение Павлу из бухгалтерии! Гребаному Павлу, лапающему ее пьяное тело ночью в том баре! В уме я уже сотни представлял, как скручиваю ему шею и закапываю в лесочке, как говорила подруга Полин Таня, но не делал этого только из-за Полина — моя девочка никогда бы этого не одобрила.

— Сделайте звук на максимум и все заткнитесь на хрен! — жестко скомандовал я, прислушиваясь к «тайной» беседе моей мышки и этого бессмертного мальчишки, который зачем-то пришел за подписью о выдаче зарплаты именно к секретарю директора. Зачем спрашивается? Если логичнее было попросить об этом Артема, имеющего на это полномочия? Неожиданностью стала и осведомленность того насчет нежелания Полины находиться в офисе. Я все больше начинал понимать, что Артем — не единственная крыса в корпорации. Кажется, у него есть пособники. Только вот сколько этих мелких червяков расползлось по моему наследству? Выполняют ли они приказы крысы из-за не желания потерять работу или верности немцам? — Проверьте его, а да тех пор держите под полным присмотром. Если ничего не нароете, вышвырните с волчьим билетом. А теперь можете быть свободны!

Слушать разговор Полины и Тани было морально тяжело даже мне, несмотря на то, что в комнате находился я один. Странно было слышать, что она не пускается в очернение моей спорной персоны, а рассказывает только поверхностные факты таким голосом, словно все это было в порядке вещей. Скорее всего, девушка просто не хотела задевать подругу, но вопрос:

— Когда у тебя были последние месячные? — добил меня окончательно и я решил, что хватит отсиживаться в каморке и я не могу рисковать возможно беременной мышкой. Сами небеса подсказали мне верный выход из ситуации и подводили к тому, что пора бы объясниться с девушкой, которой пришлось столько пережить из-за меня.

Только вот стоило встать со стула, как телефон завибрировал, возвращая меня из слишком долгих раздумий в реальность, а я вдруг понял, что пропустил момент, когда Полина начала, словно загнанное в угол дикое животное, метаться ко комнате.

— Прошу тебя, выслушай меня до конца и не перебивай! — истерично прокричала она мне в трубку и, тяжело отдышавшись, продолжила более спокойно: — Отцу нужна помощь. Срочно. Он умирает от рака! Ему стало плохо в «Желтке» и его увезли в реанимацию. Я не прошу у тебя денег или поддержки, просто отпусти меня к нему… У меня ведь больше никого нет, мне нужно просто… держать его за руку и хотя бы раз заглянуть в глаза, как… отцу!

— Нет, — после небольшого молчания спокойно ответил я, прекрасно понимая, что разговор прослушивается и, что бы там не произошло на самом деле, я не должен выказывать перед немцами еще одно слабое звено. С Романом я должен разобраться сам и только после разрешения на это Полины.

— Кстати, сегодня утром я нашла под столом какую-то заумную прослушку и, кажется, штука, на которую все записывалось, у меня, — сменила тактику девушка и, немного помолчав, продолжила более уверенно: — Мне жаль, но я слышала часть разговора с психологом. Наверное, это бесчеловечно на такое давить, но… Если ты хоть что-то ко мне чувствуешь… Нет, если ты где-то глубоко в душе хотя бы считаешь меня за человека, то я прошу тебя, отпусти меня к Роману! И это будет твой первый добрый поступок в мою сторону. Ты можешь выделить мне охрану, а затем под конвоем сопроводить обратно! Я обещаю, что буду осторожна! — в голосе девушки читалось не поддельное отчаянье, а камера позволила мне увидеть, как та второпях натягивает первую попавшуюся блузку и юбку, не имея никаких сомнений в моем решении. — Прошу тебя, Роберт… Я понимаю, в твоей жизни тоже было много сложностей и, возможно, некоторые твои поступки в отношении меня действительно можно оправдать… Мы оба странные люди и я по какой-то причине прощаю тебя за многое… Но твое решение насчет отца — это не не-желанный-анальный-секс или якобы наказание плетью, это вопрос жизни и смерти! Почему ты так яро против моей встречи с Романом? Если ты что-то знаешь про него — скажи мне сейчас.

— Насчет какой прослушки ты говоришь? — спокойно уточнил я, внимательно вглядываясь в монитор экрана, где девушка подняла с полки небольшой белый квадратик, который все ранее, включая меня, принимали за плеер. Девочка оказалась еще умнее, чем я думал, и обезопасила кабинет для нашего дальнейшего разговора, где уже не могло быть тайн. — Умница. Я буду в кабинете через пять минут. Жду тебя с кофе.

— А как же Германия?.. Черт! Ты был в офисе все это время?! — ошарашенно переспросила она и, обведя комнату взглядом, замерла с отсутствующим лицом, глядя куда-то в район камеры наблюдения. Я непонимающе наморщил лоб, ведь камера была лишь небольшой черной точкой на белом полке, заметить которую глазом практически не реально. — Это же очередная игра, да? Ты не отпустишь меня к отцу… Тебе плевать… Камера… Это странно… Я чувствую твой взгляд… Господи, ты просто сумасшедший и я медленно схожу с ума вместе с тобой… Лжец! Обманщик! Тебе нравится устраивать шоу из моих чувств и эмоций? — мышка устало упала на кровать и закрыла свободной рукой глаза, с едва слышным гортанным шепотом: — Ты не уважаешь себя, меня, мои интересы и, как кислота, разъедаешь всю мою нормальную жизнь. Я понимаю, наверное тебе тяжело живется, но я больше не хочу быть втянута в это… Я больше не хочу придумывать тебе оправдания, терпеть, понимать… ОХ, Роберт… Ты — моя обуза.

— Через пять минут в кабинете! — с нажимом сказал девушке, стараясь угомонить пульсирующие виски и учащенное дыхание, от ее, казалось бы, логичных в такой ситуации слов (как пытался себя убедить я). — Кофе. Ты. Никаких разговоров и истерик.

Отключившись, я тут же поднялся с места, решаясь, наконец, рассказать девушке правду и ответить на все интересующие ее вопросы. Конечно, сегодня она провинилась, задумавшись над побегом с каким-то, скорее всего, подставным Павлом, а еще мне не понравились ее улыбки в его адрес. За это она заслуживает отдельное наказание плетью, но в этот раз ей все понравится…

Мой член встал только от одной мысли о ее упругой заднице и, ухмыляясь своим мыслям, я поправил вмиг ставшие тесными штаны, решив, что отложу серьезный разговор на потом. Я слишком сильно скучал по моей Полине, по ее сладкому крику во время кульминации, чтобы лишать себя удовольствия оттрахать возможную мать моих будущих детей.

— Роберт! — уже в коридоре меня догнал начальник службы безопасности и с перепуганным видом протараторил: — У нас новая информация касательно Артема. Он переходит в активное наступление и план, касательно Полины, отменять уже никак нельзя! Роман Усачев тоже засветился. Там такая история…Ух!

— Подробнее! — недовольно процедил сквозь зубы я и мужчина принялся быстро излагать суть дела. — Блядь, кажется снова придется оставить мышку в неведении…

— Но кабинет чист! — напомнил мне охранник и потупился от моего прямого взгляда. — Мы, конечно, и раньше так говорили, но сейчас уверенность стопроцентная… И у вас есть пол часа, чтобы запустить основной план в действие, а мы готовимся везти ее.

— Уж поверь, я справлюсь. — позволив толике горечи просочиться в голосе, я недовольно поморщился, как от прямого удара, и развернулся, на ходу набирая девушку по сотовому: — План немного поменялся. Будь в кабинете через десять минут. И… надень туфли на шпильках.

* * *

Полина…

Секунда — вот что отделяло меня от неминуемой участи. Я знала, что будет, постучи я в дверь передо мной, но не могла ослушаться. Это моя работа. Обязанность. Долг. А он — мой Хозяин, который не даст уйти.

Деревянная дверь, обведенная золотой каемкой по краю небольших квадратных выступов, стала для меня настоящим символом предстоящего унижения и порока. Сделав два уверенных стука, приглушенных из-за сбивчивого дыхания и громко стучащего сердца, я дождалась жесткого и властного:

— Входи, — вот так, фамильярно и не боясь чужого осуждения, Он обратился ко мне, впуская на свою территорию, — Поставь поднос на стол.

По черному паркету звонко стучали шпильки, создавая нужную Ему атмосферу. Поднос с кофе на моих руках дрожал, но не из-за неуверенных шагов (напускной уверенности я научилась давно), я знала, что дело не закончится только кофе. Я не смогу уйти, когда поставлю ему чашку на стол.

Замешкавшись лишь на секунду на большом кроваво-красном ковре, сделала первый шаг в бездну, в которую окуналась уже бесчисленное количество раз. Глаза должны быть всегда опущены, когда я прихожу к Нему, посему я не могла понять, смотрит ли он на меня, что чувствует и чего хочет. Хотя, что это чудовище может чувствовать? У него нет эмоций. Он — бездушный робот, созданный высасывать из людей всякий интерес к жизни, пробуждающий в них худшие пороки и усыпляющий здравый рассудок. Что уж говорить, он умел включать в человеке животное нутро. Даже во мне, как бы не претила эта паскудная мысль.

— Нет, — стальной голос разрушил гнетущую тишину, подтверждая худшие опасения, что кофе — это лишь предлог, — Поставь его прямо передо мной. Я не собираюсь тянуться за ним через весь стол, Полина.

Он откатился на красном кожаном кресле от стола, предоставляя мне возможность подойти к его рабочему месту. Видимо разогнался слишком сильно, так как спиной я почувствовала, как кресло ударилось о стеклянную стену многоэтажного холдинга.

Руки привычно дрожали непонятно от чего — сладкого животного предвкушения или очередной дозы унижения, которая растирает мое сердце в порошок снова и снова… Ха… Сердце? А у кого из нас оно осталось?

— Ниже, — хриплый голос Хозяина раздался, когда я поставила белую чашку прямо на красный коврик, немного наклонившись. — Наклонись ниже. Ну же, детка, давай…

Смысла отпираться или бежать не было. Он догонит. Он возьмет свое. Выгнув спину, я выставила на показ попу, обтянутую кожаной юбкой с высоким разрезом сзади. Белая блуза с глубоким вырезом резко стала мне мала, а дыхание стало сбивчивым и не стабильным — то совсем пропадало, то становилось учащенным.

— Умница, — гортанно прохрипел он и я услышала, как спинка стула откинулась назад. — Выгнись сильнее… Постарайся для меня…

Выгнув спину до спазма в мышцах, я крепко схватилась за края стола, когда услышала, как Хозяин встал и направился ко мне. Тихие и спокойные шаги становились все громче по мере приближения, затем полка сбоку открылась и он достал оттуда длинную плеть. Обычно он использовал ее, когда я провинилась, что же сегодня не так?

— Ты была плохой девочкой, — подтвердил мужчина мои опасения и одним резким движением поднял юбку к самой талии. На мою полуголую, благодаря стрингам и чулкам, попу упала массивная мужская ладонь, сжимая ее крепко, жадно, властно… — Мне нравятся твои чулки. Эта полоска по всей длине сзади выглядит очень сексуально… А теперь раздвинь ноги, — последовав его приказу, я тут же услышала, как воздух рассекает большая и увесистая плеть, окатывая меня приступом жгучей боли и горячего предвкушения. Стараясь не выдать ни звука, я вцепилась еще крепче в края стола, прикусив губу. С каждым ударом зубы все глубже входили в мягкую кожу, пока струйка крови не потекла вниз, капая одинокой каплей, на девственно белый лист бумаги. — Да, детка… Хочешь еще? — я промолчала, поэтому он откинул плеть куда-то в сторону и плотно прижался ко мне всем телом, демонстрируя как сильно он возбужден и готов к сексу прямо сейчас. Его правая рука нежно провела по чувствительной коже ягодиц, а затем медленно проникла прямо в половые губы, изучая и раззадоривая меня, пока вторая быстро нащупала грудь, высвобождая ее из лифа и вытаскивая поверх одежды. — Ты как всегда течешь… Черт, как же я хочу тебя…

Услышав как расстегнулась молния на брюках, я мысленном напряглась, стараясь игнорировать тепло, разлившееся внизу живота. Одна его рука умело массировала мой клитор, а второй он уже пристраивал свой огромный член к моему анальному отверстию. Так было всегда — он получал удовольствие, а я должна была терпеть.

Затем что-то изменилось и он резко передвинулся немного ниже и грубо вошел в мое лоно, заставляя крик облегчения предательски вырваться из моих губ. Секс с ним был как наркотик — я бы отдала все за еще один раз, но между тем не переставала себя ненавидеть и корить.

— Тебе нравится? — изо всей силы прижимая меня за бедра с себе, входя до предела, выдохнул он мне в самое ухо. Да, черт побери, мне нравилось. Еще как! Но он, лживый ублюдок, никогда об этом не узнает! — Скажи мне это! — словно читая мои мысли, прошептал он, а затем усилил толчки, заставляя слезы, копившиеся все это время, брызнуть из глаз, признавая мою полную капитуляцию. Его руки опустились к моим уже набухшим соскам и принялись сдавливать, выкручивать, задевая чувствительные точки, заставляя погрузится в процесс еще больше и томительно выгнуть спину. — Хорошая девочка… А теперь скажи, что ты чувствуешь? — его свободная, направляющая мои бедра на себя, рука переместилась на чувствительный клитор и принялась выводить на нем аккуратные и медленные узоры, вырывая из моего горла гортанный, полный животных чувств, стон. После меня прохрипел и он и, убрав руку с груди, крепко схватил за шею и жестко, требовательно прошипел сквозь зубы, вонзая в меня член с такой скоростью, что до потери сознания оставалось совсем недолго: — ГОВОРИ! Или я не дам тебе кончить.

— Нет! — дерзко выдохнула я, понимая, что, если бы не его крепкая хватка, давно бы уже рухнула на стол. — Ты никогда от меня этого не услышишь! Понятно?

Я чувствовала, как внутри, словно гитарная струна, натягиваются все чувства и пульсируют к моему клитору и его члену, который с каждым ударом заставляет меня кричать сквозь стиснутые зубы.

Оставалась всего минута до разрядки… Минута… Я могла бы, как обычно, собраться и уйти… до следующего раза… Но не сегодня.

Он резко остановился, выходя из меня и отпуская, разрешая упасть на стол, заваленный контрактами. Что-то горячее и ароматное потекло по моему животу, видимо, кофе я все же разлила…

— Повернись ко мне, — отдал приказ мужчина, но, когда я не послушалась, сам поднял меня и развернул к себе лицом, посадив на стол. Мне не хотелось смотреть ему в лицо. Я была не должна… Темные круги все еще бегали перед глазами, когда он нежно взял мой подбородок в свои руки и приподнял так, чтобы наши глаза смотрели друг на друга. — Скажи мне это. Прошу…

Что он хотел он меня услышать? Что рядом с ним я теряю себя? Что за секс с этим моральным уродом готова родину продать? Что от его унизительных слов и действий теку, как последняя сука? Нет, от меня он этого точно никогда не услышит!

— Эй, ты чего? — предательские слезы снова хлынули из глаз и я поспешно отвернулась. В этот раз мне никто не мешал и я могла спокойно смахнуть их с лица. В тоже время мужчина нежно прикоснулся руками к моей голове, успокаивая, и начал притягивать меня к себе. Его мягкие губы покрыли поцелуями глаза, щеки, губы… Заставляя издать стон наслаждения — да, именно этого мне сейчас и не хватало… — Что же ты со мной делаешь, мышка.

Его поспешное движение левой руки и мои ноги уже обвивают его талию. Толчок и его толстый, массивный член уже полностью вошел в меня, задевая все нужные точки, заставляя снова выгнуться, получая свою дозу наркотика, и попытаться откинуться на стол.

— Нет, — прошипел он мне прямо в губы, прижимая так крепко и сильно, что я чувствовала его дыхание как свое. — Я хочу чувствовать тебя каждой клеточкой своего тела… Мы должны стать одним целым… Я скучал по тебе… Моя мышка… Только моя… Только! Я никому тебя не отдам!

Эти слова действовали как самый сильный афродизиак, заставляя меня подойти к точке разрядки быстрее, чем обычно. Наконец тяжелый сгусток скопился в самом низу живота, заставляя вцепиться ногтями в спину мужчины как в спасательный круг, а затем громко закричать. Спустя минуту он сделал решающий толчок и плотно прижал меня к себе с пугающими и одновременно будоражащими словами:

— Я же люблю тебя, мышка… С ума схожу… Неужели ты не понимаешь этого? — в каждом слове было столько боли, мучения, усталости, что я невольно дернулась, стараясь ненароком не выдохнуть и не испортить момент. Мужчина попытался снова повернуть мое лицо к себе, но в этот раз я проявила характер и не дала. Его тяжелое дыхание обдало мою мокрую шею и немного попало на грудь, после чего он снова обреченно протараторил, словно не своим голосом: — Я не верю, что ты ничего не чувствуешь. Этого не может быть. Ты хочешь меня так же сильно, как и я тебя. Ты тоже любишь меня. Ты ведь сама говорила совсем недавно… Неужели что-то изменилось?!

Так вот что он хотел от меня услышать?! После того, как он подкупил мое животное нутро, теперь он собирается еще и убить все человеческое, что во мне осталось? Неужели он не понимает, что скажи я это ему, то буквально признаю свою убогость на бумаге и поставлю кровавую подпись? Нет, дорогой, ты этого никогда больше не услышишь…

Внезапно мужчина резко отстранился от меня, вытаскивая горячий и снова готовый к повторному раунду член. Не понимая такой резкой перемены настроения, я бросила взгляд на него и не увидела ничего кроме холодной маски, которая всегда была на его лице, исчезая иногда во время секса, и сейчас, во время его лживого признания. Помимо воли я восприняла такую перемену настроения как подтверждение своей теории — это очередная его игра, в которой я — кролик, а он — удав. Последующий холодный приказ только укрепил эту мысль:

— Вон! Подготовь отчет и свободна! Можешь проваливать из корпорации, как ты и хотела! — на секунду я замешкалась, пытаясь одернуть юбку, подобрать упавшие на пол стринги и застегнуть липкую от кофе блузу одновременно, но он бросил на меня невидящий взгляд, словно теперь перед ним стояла не девушка, которую он только минуту назад трахал, а предмет мебели. — Я сказал — вон отсюда! Или ты забыла что бывает, когда ты ослушаешся меня? Мне снова достать плеть?

Бросив на мужчину полный ненависти взгляд, я резким движением оттянула юбку и стянула края блузы. Сейчас вечер, все равно кроме охраны на этаже никого. А потом я могу накинуть пиджак…

Быстро стуча каблуками на выход из кабинета, я позволила себе невиданную роскошь, за которую мне, возможно, придется еще расплатиться — хлопнуть дверью так, что повредились лутки.

Что такое боль? Можно ли описать ее словами? Найти ей оправдание? Предугадать? А самое главное — вылечить? Каждый в своей жизни хоть раз чувствовал ее так остро, что запомнил каждый момент, сопровождающий это колкое чувство, проникающее в самую суть тебя как экспансивная пуля и разрывающее все чувства, эмоции, ощущения внутри, после чего жизнь, увы, никогда не будет прежней — ты перешел грань дозволенного твоей собственной психикой.

Мой организм по своему воспринял встречу с мужчиной и его неожиданное признание, смешанное с будоражащей душу плетью и очередной дозой унижения после. Стоило мне выйти из кабинета, как… что-то внутри щелкнуло, не давая стойко стоять на ногах.

Вдох-выдох… Земля уходит из под ног, руки ватные, губы сухие, а голова пустая… Что-то отчаянно мешает дышать и соображать трезво… Рабочий стол, стук каблуков о мрамор… Вдох-выдох… Сумка схвачена с вешалки, снова стук каблуков, темный коридор, мои руки на кнопке вызова лифта, лифтер или охранник… Вдох-выдох… Вдох-выдох… Телефон, последний вызов, сотовый выпадает из рук… Вдох-выдох… Перед глазами все расплывается, я наклоняюсь за телефоном, звенящая тишина в ушах… Пустота…

— …Да, да… «ZoMalia»! Ваш номер был набран последним! — эхом услышала я вдалеке и, открыв глаза, уткнулась лицом в жесткий красный ковролин лифта. — Вы уверенны? Что?.. Может лучше?.. Нет, мне не нравится ваша идея, а вдруг она не очнется! — вдруг голос затих, а я без сил повернулась на спину и уперлась взглядом в слишком светлый потолок, заставляющий сморщиться и прикрыть почему-то мокрые глаза рукой. Я плакала? Что вообще происходит? Где я? — Очнулась!.. Да, конечно! Я уже вывожу ее.

Мужчина из лифта нагнулся, положил мой телефон в валяющуюся на полу сумку и обратился, видимо, ко мне:

— Ваша подруга, записанная в телефоне как Таня, заберет Вас через пять минут. Она настаивает, что сама отвезет Вас в больницу, но, если у Вас есть хоть малейшие основания не доверять ей…

— Хорошо. Таня… — мой личный, что казалось странным из-за непохожести, голос вторгся в голову непонятной вязкой субстанцией, пробуждая сознание и воскрешая события.

Тяжелый неподъемный камень рухнул мне на голову, вмещая в себя все пережитые события за последнее время. Я больше не могла это выдержать. Слишком… тяжело. Слишком… бессмысленно. Жизнь бессмысленна… Все неважно… Я никому не важна… А тогда ничего не нужно!

— Господи! У Вас что, астма? Вы не можете дышать? Все, я вызываю скорую! — перепуганный до чертиков мужчина средних лет упал передо мной на колени и принялся оказывать первую медицинскую помощь: дыхание рот-в-рот с периодическим надавливанием на грудную клетку. Если бы у меня на самом деле была астма, то он бы только добил меня своими действиями…

Я, честно, пыталась дышать, хоть и без особого энтузиазма. Воздух просто отказывался проникать ко мне в легкие и я заторможено понимала, что, возможно, стеклянный золотой лифт, отчаянный взгляд куда-то звонящего мужчины — это последнее, что увижу в моей жизни.

И я… улыбнулась. Черт, наверное так закончить жизнь даже лучше! Роберту все же удалось сломать меня — овации и аплодисменты! Нет больше ценностей. Их больше НЕТ. Я столько выживала, боролась, противилась судьбе, переступала через людей ради достижения своей цели… А… зачем? В чем смысл МОЕЙ жизни? В родителях — возможный отец умирает, если еще не умер. В подругах — я не настолько сильно помешанная на общении, чтобы мне этого хватало. На любви — мужчина, которому я дарила всю себя, любит меня какой-то больной и высасывающей всю душу любовью, оставляя только чувство опустошения и презрения к себе. Все того не стоит… Значит, мое время пришло.

«Нужно искать что-то новое!» — шептал не согласный внутренний голос. «Зацепись за какую-нибудь ниточку!»…

Но зачем искать что-то новое? Если главная проблема — это я… Мне вдруг стало жалко всех окружающих меня людей. Они страдают от моего присутствия, из жалости общаются, терпят… Ищут что-то новое люди, которые имеют смысл жизни, но которым не хватает мотивации… Я же пуста, как выпитая бутылка дешевого кисло-сладкого вина, которое я ненавидела всей душей.

«А вдруг ты беременна? Черт, что бы ты там себе не надумала — ребенок не достоин такой матери-психопатки! Но это значит только одно — ты должна обеспечить ему существование, а не довести себя до выкидыша внезапной депрессией. Хватить думать только о себе!» — кричал внутренний голос, призывая вконец погибший здравый рассудок из-за застилающих все вокруг негативных чувств, не испытанных мною ранее… Я слишком долго сдерживала эмоции внутри, чтобы сейчас просто взять и остановиться…

И да, я нашла свою нить… Ребенок. Мне нужен был ребенок. Я подарю ему все, чего не было у меня. Он будет самым счастливым и никогда не будет грустить. Он станет центром моего уютного мирка и моим лучшим другом. А самое главное — он станет меня любить.

Только было уже поздно — стоило мне попытаться вдохнуть с реальным желанием и рвением жить, как силы на борьбу в организме кончились и я провалилась в темноту.

* * *

Вселенский холод объял мое продрогшее тело, но… на душе было необыкновенно легко. Не чувствуя никаких сложностей и хлопот, я парила по белому коридору, где повсюду спешили люди в белых халатах. Но моя душа знала, куда мне нужно. Она само вела мне в правильном направлении, отзываясь на призыв своего полноправного хозяина — тела.

Воспоминания начали поверхностным флером просачиваться в легкую голову, где больше не было никаких печалей и хлопот, и я твердо решила не возвращаться обратно, там где тяжело и больно на душе. С принятием этого решения связь ослабла и я сама теперь могла выбирать, в какую сторону идти.

И тут я увидела подруг в коридоре… Видимо, я попала в больницу и, судя по их судорожным рыданиям, уже умерла. Люди в таких случая ощущают чувство вины, а мне же было просто любопытно — о чем они говорят.

Чем ближе я подбиралась к девушкам, тем острее ощущала свое приближение к неизменной телесной оболочке. Она жалобно звала меня и молила дать ей еще шанс. И, хоть воспоминания были смутными, едва различимыми (я совершенно не помнила события после выхода из кабинета Роберта), мне не хотелось снова испытывать такую гамму негативных чувств.

— Прости меня… Прости… Прости… — шептала себе под нос Вероника, глядя куда-то в стену с белым, как стена и распухшим от слез, лицом. Сперва я подумала, что она обращается ко мне или на крайний случай к себе, но затем девушка резко упала на колени и повернулась к отреченной от внешнего мира Тане, схватившись за ее руки и принимаясь отчаянно теребить. Последняя же смотрела перед собой с таким лицом, будто весь мир ее рухнул в одночасье, словно она поняла смысл мироздания, но поздно, словно конец света уже нагрянул и осталась всего минута до полного уничтожения всего ей дорогого. Она выглядела… мертвой. — Я ВЕДЬ НЕ ЗНАЛА! Он казался мне идеальным мужчиной и просто хотел помочь…

— Что ты вообще несешь, идиотка?.. Черт! Эта больница находится рядом с корпорацией. В эту больницу привезли ее больного отца! — отозвалась более живая Фаина на отчаянную мольбу Вероники таким полным ненависти голосом, словно подруга убила человека — не меньше. — Таня бы вовремя привезла Полину. Откуда взялся вообще этот Артем? Какого хрена вы там появились?! Блядь, Вероника, ты хоть осознаешь, что натворила?!

Вероника немного оживилась и, словно проглотив тяжелый ком во рту, глядя на Таню, начала рассказывать свою историю, будто ее слова могут изменить отношении «ходячего мертвеца» к ней:

— Артем зачем-то повел меня в «Желток». Затем ему кто-то позвонил и он с торжествующей улыбкой усадил меня в машину, попросил сказать на вахте корпорации, что я — Таня. Ну, когда мы подъедем ко входу…

— То есть, тебя не смутило, когда швейцар вынес бездыханное тело Полины на улицу?! — слишком громко воскликнула Фаина и, скрывая непрошеную слезу, отвернулась.

— Напрягло! Да и швейцара тоже, так как голос не похож был на Танин… Но когда Артем вышел из машины, то мужчина тут же испугался и отдал нам… тело Полины. По-моему, он ему денег дал, но точно не скажу… — на ее глазах проступили слезы и она истерично прошептала, вцепившись в колени Тани мертвой хваткой, — Боже, но я же не знала, что он собирается сделать с ней что-то плохое. Я же не думала…

— Ты не была с ним рядом, когда он переложил ее тело в другую машину на обочине трассы на водительское сидение? — услышала я холодный голос Роберта, внезапно возникшего у меня за спиной. Девушка тут же испуганно потупилась и с расширенными от страха глазами начала отползать по полу к выкрашеной в белый цвет стене, словно какая-то неуравновешенная преступница, застигнутая врасплох во время убийства и понимающая, что уже бежать некуда, да и бессмысленно. — Я уверен, он пообещал тебе долгую и счастливую жизнь взамен на алиби. Что же, Вероника… Если ты равнодушно позволила посадить тело подруги в машину, с ведущей в салон газовой трубкой, то я равнодушно обеспечу тебе вечное существование в одиночной камере без права на свидания! — с каждым словом голос мужчины звучал все жестче и метким хлыстом ударял по телу девушки, заставляя ее трястись как карманную собачку чихуахуа. Она отчаянно отрицательно мотала головой, пытаясь возыметь хоть какое-то действие на решение Шаворского, но он был неумолим: — О, и если ты надеешься получить справку о невменяемости и переехать в сумасшедший дом, то, поверь, я до конца своих дней буду каждый день контролировать, что бы этого не произошло. Даже твой папочка, капитан дальнего плавания, тебе не поможет. Если, конечно, еще от тебя не отрекся после позора, что ты обрушила на его репутацию… Твои родители уже в курсе всего.

Дальше произошло самое странное, заставившее поморщиться даже безтелесное существо вроде меня: девушка стала на четвереньки и быстро подползла к Роберту, вцепившись в его ноги, как клещ в жертву, отчаянно моля с маниакальной решимостью:

— Прошу Вас! Сжальтесь надо мной… Я оступилась… Поступила неправильно… Но всего один раз! Я просто хотела достойную обеспеченную семью, да и не знала я, что она на бомбе сидит… Полина… Она ведь жива! И в чем моя вина?!

Эти слова показались мне настолько не искренними, что я невольно начала подозревать девушку в каком-то заговоре против Шаворского. Естественно, что инициатива и «правильное» влияние исходили от Артема, но Вероника сама свое решение приняла и чистый разум, без примеси каких-либо эмоций, понимал, что такой исход событий Вероника заслужила.

— Хм… Видимо, я не все знаю. — удивленно протянул Роберт, а затем посмотрел в сторону рослого мужчины в черном. Тот туже подошел к Веронике и, подняв на ноги ее оцепеневшее тело, повел в сторону выхода. Я перевела взгляд на моих подруг: Фаина заметно побледнела и окунулась в свой внутренний мир, а вот Таня немного ожила и вопросительно смотрела на Роберта, всем нутром спрашивая его о чем-то. — Нет, она не была беременна. Задержка спровоцирована нарушением гормонального фона в связи со стрессовой ситуацией.

Таня немного смутилась и растерянно переводила взгляд с Роберта на палату напротив, прежде чем искренне сказать:

— Спасибо. Она ведь могла…

— Она не могла умереть! — жестко отрезал мужчина и развернулся, чтобы зайти в нужную дверь, только приоткрыв ее немного застопорился и, развернувшись, немного растерянно и устало сказал: — Я не просчитал ее физическое истощение и поэтому ситуация кажется опаснее некуда. Но… Ее бы никто не обидел и теперь не обидит. Я не позволю.

Таня коротко кивнула и мужчина, наконец, шагнул в палату, плотно захлопнув за собой двери. Тело, воспользовавшись моим увлечением земным разговором, дало какой-то импульс и через секунду я уже оказалась внутри комнаты, рядом со своим бездыханным телом, подключенным к куче неизвестных мне устройств.

И, прежде чем я успела что-то осознать, взрослый мужчина Роберт Шаворский рухнул на колени перед кроватью, где лежало мое обездвиженное тело.

Его рука крепко сжала свободное от катетеров запястье и по моему телу прошел теплый импульс, словно удар молнии, затягивающий обратно.

— Прости меня, мышка, кажется, я окончательно облажался…

Надломленный голос мужчины с легкой хрипотцой больше напоминал расстроенную гитару, а я с изумлением поняла, что физически ощущаю его прикосновения, что казалось… невозможным. Было поистине интересно, что он скажет, так как полный отчаянья взгляд мужчины будоражил душу и ритм сердца на приборе около кушетки значительно ускорился. Роберт тоже не оставил этот факт без внимания и, растерянно подняв на белую панель взгляд, удивленно протараторил:

— Не понимаю… Ты меня слышишь, мышка? — Шаворский сжал мою руку сильнее, когда пульс снова совершил скачок и быстро пришел в обычный ритм. На его губах появилась какая-то детская улыбка, смешанная с долькой неописуемой горечи. — Ты никогда не простишь меня, верно? Это было бы глупо с твоей стороны…

Роберт внезапно отпустил мою руку и по теперешней моей хрупкой оболочке прошла волна нечеловеческого холода, вынуждая поморщиться и задрожать. Но мое внимание неизменно было приковано к Нему, который с гортанным стоном, пробирающим до мозга костей даже призрака, зарылся лицом в руки, так сильно растирая ими глаза, что после они стали кроваво-красные и непривычно… живые. Словно этим тяжелым жестом он сбросил с себя какую-то маску и сейчас на меня, точнее мое недвижимое тело, смотрел несчастный мужчина средних лет, постаревший вмиг из-за печальных не по возрасту глаз, из-за большого количества морщин на лице, с безумной тоской в глазах и сумасшедшей обеспокоенностью, которая больше пугала, чем прельщала в данной ситуации.

— Я не думаю о чувствах других людей. Это не принято в бизнесе. Признаю, меня не интересовало твое эмоциональное состояние, но я делал все, что бы с тобой ничего не стряслось физически. Блядь! И тут облажался… — сумасбродно протараторил он и растерянно вскочил с места, быстро проведя рукой по голове, превращая идеально уложенные русые волосы в неопрятный ежик. Затем Роберт замер около стены, задумавшись о чем-то своем, и, когда я уже было подумала покинуть комнату, резкий удар разрезал тяжелую тишину и картина упала со стены, разделяя аккуратно выведенный пейзаж Йорка и деревянную рамку. Капельки крови стекали по идеально белым обоям и пачкали дорогой пиджак мужчины, который он тут же скинул и вернулся на стул около меня, пряча поврежденный кулак, словно я могла бы его увидеть и отругать за излишнюю эмоциональность. — Не думаю, что моим действиям есть оправдание… Но, если ты меня слышишь сейчас… я не соврал, что люблю тебя. Я на самом деле люблю. Люблю. С ума схожу… Дышать без тебя не могу… Наверное, впервые в жизни. Но выгнать тебя пришлось… Понимаешь, как я говорил раньше, передать компанию «ZoMalia» я могу только до послезавтра и немцы пошли в а-банк… Они начали угрожать атаками СМИ и нападениями на наши офисы наемными протестантами… Начался бы всеобщий хаос, безработица, вплоть до закрытия компании. Мне нужен был твой громкий уход, потому что я точно знал — Артем караулит тебя около «дома», как чертова собака, и, в какой-то степени, это похищение спасло мою компанию… Блядь, но я не знал, что ты свалишься в обморок! Да еще этот ебанутый охранник! Вместо того, чтобы дождаться моего прихода, доктора или подмоги, взял и уложил тебя в машину к Артему! Я ведь специально отозвал всю охрану с центрального входа, чтобы Фукс без проблемно мог увезти тебя… Естественно, мы проводили его машинами, как и планировали, до места пересадки тебя в авто, куда медленно поступал газ, и отвезли в больницу. Но план их был таков: шантажировать меня твоей смертью и быстро получить подпись. Артем клянется, что не планировал тебя убивать, урод… Блядь, что я опять несу! Ты не приходишь в себя, а я рассказываю тебе детали похищения… — тяжелый удар уже поврежденной рукой превратил стоящий около кровати столик в груду осколков, а рана мужчины стала уже по-настоящему опасная, так как кровь заливала пол тонкой, но уверенной струйкой. — Доктор говорит, что с тобой все хорошо и ты просто не хочешь просыпаться… На нервной почве у тебя случилась какая-то херня с легкими, что-то вроде спазма, но все уже позади — ты здоровее многих из нас. Кстати, ты не беременна… — мужчина грустно усмехнулся, глядя как ускорилось мое сердцебиение на мониторе, и обмотал саднящий кулак в и так испорченный пиджак, прежде чем раздосадованно спросить: — Наверное ты рада, да? Нахрена тебе потомство от такого душевнобольного? Ты ведь дни считала, чтобы уйти от меня… Блядь, даже этот Павел оказался чист и подходит тебе больше… — его глаза вмиг потускнели и Роберт с надеждой взглянул на мои закрытые глаза, словно ждал, что они внезапно распахнутся и я скажу ему что-то важное… Но ничего не происходило, поэтому он… снова свалился на колени передо мной и принялся нежно покрывать руку поцелуями, посылающими в мое тело сигналы, что еще несколько минут и меня затянет обратно… И тут произошло нечто невероятно: пока я всеми силами пыталась сопротивляться призыву, вдруг увидела, как на лице мужчины блеснуло что-то похожее на драгоценный камень или льдинку… Нет, это просто не могла быть слеза! Но это была именно она… маленькая капелька воды неумолимым потоком снесла всю его чванливость, грубость, ханжество, жестокость, самовлюбленность… прямо в лужу крови на полу, превращая ее в гремучую смесь или самое сильное заклинание. Этот его голос, выдранный из самых недр ада или глубинной ненависти к себе, из уголков самокопания личности или осознанная всех бренностей бытия, ударил мне прямо в душу и после меня затянуло обратно ураганным вихрем и я больше не сопротивлялась. Я нашла свою ниточку и она все это время сидела передо мной. — Я люблю тебя больше жизни и поэтому, когда ты проснешься, я дам тебе выбор: остаться или уходить. Такая девочка, как ты, имеет права быть самой счастливой. И я пойму и приму, если не рядом со мной… Ты достойна большего, Полина Мышка… моя любимая… моя маленькая… моя мышка… И именно поэтому ты обязана сейчас открыть глаза и сказать, как сильно ты меня ненавидишь лично, потому что я чертовски хреново произношу речи на похоронах! Слышишь меня?!