Роберт. Три года назад…

— Сученок… — рыжая бестия наклонилась надо мной, а ее яркие кудри развевались от легкого подвального сквозняка, играя в лучах лампы темными тенями на моем лице — это было первое, что я увидел после пробуждения. Тело ныло, а живот я вообще не чувствовал. — Напугал нас, урод. Думали, уже придется закапывать труп в посадке.

Виола когда-то была любовницей отца. Она работала в престижной Московской клинике хирургом и познакомилась с ним во время одного социального мероприятия, где тот вручал ключи от больницы, которую построил на деньги «ZoMalia Industries». Она резко отличалась от других его пассий: худая, но совершенно не модель; симпатичная, но по-своему, а не по голливудским стандартам; умная, острая на язык, не терпящая лжи и никогда не лгущая. Все это можно было прочитать на ее лице: уставшие, немного осунувшиеся глаза были такими не из-за непосильной работы (после того, как она бросила папу, он закрыл клинику и навсегда отрезал ей пути к построению достойной карьеры), а скорее от общей усталости от всего мира; тонкие губы вечно были сложены в узкую линию и никогда не улыбались; острые скулы делали ее похожей на дистрофика, но не убавляли ее женской, взрослой привлекательности.

Когда она только начала путаться с моим отцом, я все никак не мог понять причины. Она — врач с практикой в США, пятью защищенными диссертациями, с великой целью вылечить весь мир и погруженная в работу с ночи до утра. Мой отец — не пропустивший ни одной юбки ловелас; хозяин самой крупной в стране корпорации, озабоченный только заседаниями на советах директоров, курсом валют и возможными бизнес потерями. Первое время ребенок во мне ненавидел их лютой ненавистью, так как было понятно, что ничего, кроме любви, их свести не могло, но затем я даже прикипел к этой женщине и проникся к ней симпатией.

Первым не выдержал серьезных отношений папа и изменил Виоле с секретаршей. Не знаю как, но она узнала и просто ушла, а от отца так просто еще никто не уходил. Он не стал унижаться и просить ее вернуться, хотя очень страдал, он просто испоганил ее жизнь, вогнал в долговую яму и депрессию длинною в жизнь. Теперь она зарабатывает на проживание незаконными операциями на дому и я был тем человеком, который поддерживал ее материально, скорее из жалости, а не из-за сильной любви.

Именно поэтому я попросил девушку в переулке позвонить Виоле, был уверен, что она не посмеет отказать. Девушку… Перед глазами снова появился этот темноволосый ангел с детским, непосредственным лицом… От одной мысли, что она все же не побоялась и спасла меня, по телу разливалась гордость, словно она была моей… Кем? Понятия не имею, но кем-то очень дорогим сердцу. Даже сейчас я понимал, что это первый человек в моей жизни, который сделал что-то для меня бескорыстно, просто по велению души.

— Девушка… — прохрипел я и поморщился, чувствуя как каждая сказанная мною буква отдает болью в рану. — Где?.. Она нужна мне… Позови…

— Тише-тише… — она, словно мать, аккуратно поправила жгут на моем животе и обеспокоенно сказала: — На тебе закончилось обезболивающее… Так что скоро пройдет действие первой и последней порции — будь готов к адской боли. Кстати, я не звонила твоему отцу. Должна была? — я отрицательно помотал головой и она согласно кивнула, — Спасительница твоя в коридоре сидит. Представляешь, звонит ночью телефон. Смотрю — Роберт! А в трубке — какая-то девочка! Говорит, типа, тебя пырнули ножом, ты без сознания и срочно нужно спасать, — я грустно усмехнулся, понимая, какое «счастье» доставил Виоле этим вечером… или утром? Из-за задвинутых створок ничего не было понятно. — Позвать ее? Она отказывалась уходить, пока не удостоверится, что ты жив. Говорит, не сможет жить с мыслью, что убила человека…

Что-то кольнуло в груди и это не рана. Что-то приятное, разливающееся теплом по животу и даря прилив сил и нежности в адрес незнакомки.

— Полина, иди сюда! — Виола закричала так, что я решил — все Полины Москвы сбегутся ко мне, но дверь медленно и неуверенно открылась, а в нее вошла хрупкая девушка, испуганно осматривая подпольный хирургический кабинет. Сейчас, пребывая в здравом рассудке, я мог оценить ее более детально: маленькая и хрупкая, как фарфор; худая, но с пышным бюстом; волосы доставали почти до талии и завивались легкими и аккуратными локонами; пухлые губы напоминали сердечко и так и манили поцеловать их или потрогать пальцами; пухлые щечки придавали ей какой-то детский вид, говоря, что их хозяйке нет и пятнадцати; зато умные темные глаза делали ее старше и ярко отображали все эмоции хозяйки, раскрывая их окружающим, как книгу. Мне бы хотелось ее почитать, причем от корки и до корки.

— Спасибо, — впервые в своей жизни я сказал это слово искренне, надеясь донести до нее, как сильно я поражен ее самоотдачей, характером, красотой… Мне хотелось обнять ее и никогда не отпускать, но я понимал, что сейчас не в состоянии даже встать, — Сколько тебе лет?

— Шестнадцать… — робко ответила она, делая первый шаг в мою сторону. — А что?

— Я думал, тебе нет и пятнадцати, — честно признался и улыбнулся своей самой очаровательной из заготовленных улыбок. Но, на мое глубочайшее удивление, девушка никак не отреагировала. Ее больше интересовала моя рана и синяк на лице, которые она изучала с холодностью хирурга. Полина, так кажется ее назвала Виола, смотрела на меня не так, как другие девушки. Она смотрела НА меня, а не СКВОЗЬ, и видела просто человека, обычного парня, возможного друга, без одной задней мысли и злого умысла.

«Точно, ангел!» — подумал я, а потом наивно решил для себя — «Этот ангел будет моим. Любой ценой. Чего бы мне это не стоило».

— Ты побудешь со мной немного? — мягко спросил я, чтобы не спугнуть ее.

— Вообще-то, я хотела только убедиться, что ты жив и я не зря тебя послушала, привезя… сюда, а не в больницу… — она снова бросила сканирующий взгляд на мою рану и монотонно заключила: — Слава богу, с тобой все хорошо. Теперь я могу уйти домой с легким сердцем.

— Прошу тебя, останься… — впервые в жизни мне жутко не хотелось с кем-то расставаться и эти внезапные чувства к почти незнакомой девушке пугали так же сильно, как и радовали. Ведь теперь я точно знал, что встретил ее — мою единственную. Она не должна уйти. — Мне бы хотелось общаться с людьми, а как ты понимаешь, в этот подвал никто кроме Виолы и тебя зайти не сможет.

Полина немного растерянно посмотрела на женщину, с интересом наблюдающую за нашим разговором, и Виола кивнула, подтверждая мои слова.

— Мне сегодня нужно быть на учебе. Важный день. — спустя целую вечность сказала она, а затем ее взгляд завис на стене, словно она что-то просчитывала в уме. — Но в восемь тридцать вечера я могу быть здесь. Не больше получаса и только один раз. Больше никогда.

— Отлично! — снова улыбнувшись девушке, я знал, что ей, как и всем другим девушкам, будет достаточно всего получаса, чтобы понять — она влюблена в меня по уши. Но ее равнодушная реакция на мою улыбку и молчаливый уход немного сбил меня с толку.

— Мне не нравится твой взгляд, — Виола с сожалением смотрела в след ушедшей девочке и, повернувшись ко мне, твердо сказала: — Притормози и дай ей уйти. Это не твой уровень.

— Заткнись! — все еще продолжая смотреть в след ушедшей Полине, я уже начинал строить планы на нашу дальнейшую жизнь. Ей всего шестнадцать, а это значит, что она — школьница. Наши отношения вызовут осуждения отца да и всего его мира. Но мы справимся, потому что ради тех эмоций, что я получаю находясь рядом с ней, я готов на многое, — Делай свою работу молча. Завтра в восемь тридцать я должен быть в состоянии очаровать ее раз и навсегда.

* * *

Полина. Наши дни…

Туман, погружающий меня куда-то вглубь моего сознания, начал быстро распадаться и я тяжело открыла глаза, которые, по ощущениям, весили каждый по сотне килограммов. Все было таким не четким и совершенно незнакомым. Чужая комната и я, укрытая лиловым шелковым покрывалом на голое тело, — все не сулило ничего хорошего.

Непонятные огоньки, звездочки и белые вспышки все еще плясали у меня в глазах, но я отчаянно проморгалась и внимательно, с особым усилием, осмотрела расплывающуюся перед глазами комнату: белые стены — где-то сделанные под рифленую плитку с тонким ребристым узором, где-то мягкие, словно в сумасшедшем доме, а где-то покрыты обоями, с выбитым по ним золотистым орнаментом. Мебель тоже белая, а все мелочи, типа столов, стульчиков, подсвечников, ламп и тому подобного — прозрачные. Было ощущение, что над этой комнатой поработал хороший дизайнер, но и в тоже время чувствовалось, что тут еще никто не жил. Одеяло пахло новизной, мебель — деревом, а подсвечники — магазином. Мне не нужно было принюхиваться, чтобы уловить этот запах, так как других в комнате не было — я находилась в самом центре некого места, где только закончили ремонт и еще не успели даже проветрить.

Меня отвлек тихий стук в дверь и я инстинктивно натянула на себя покрывало по самое горло, стараясь не поддаваться панике. Ягодицы сильно ныли и стреляли судорогами боли в позвоночник, хоть кто-то и подложил под них мягкую подушку.

Не дожидаясь моего разрешения, в комнату вошел Роберт. В голове снова прокрутились недавние события, как страшный сон, а тело, особенно филейная его часть, заныла, словно подтверждая воспоминания нотариально.

— Как ты себя чувствуешь? — мужчина с закатанными рукавами рубашки, но все в том же костюме, сел на край постели и положил ладонь на мою голову, после чего перевел ее на шею и спустя целую минуту заключил, как доктор: — Пульс в норме. Теперь перевернись на спину, — мои глаза в миг округлились и слезы были уже на подходе. Не знаю, чего он от меня хотел, но явно ничего хорошего, — Я принес успокаивающую мазь. Она поможет унять боль и спокойно высидеть целый вечер.

«Какое благородство! А кто виноват в моих ранах, а? Пошел ты!» — обозлился на него внутренний голос.

«Но ведь попу и правда печет, словно я сижу не на мягкой подушке, а на иглах или раскаленных углях…» — спорила с ним я же.

— Ну? — Роберт достал из кармана мазь и показал мне ее, мол, ничего подозрительного. Подумав еще секунду, я все же аккуратно начала переворачиваться. Видя мои неловкие движения, больше похожие на судороги, он подхватил меня под бок и резко перевернул. Так как тело было уже голым, то ему было достаточно только поднять покрывало и начать смазывать раны. — Будет немного щипать.

— Кто меня раздел? — чтобы отвлечься от ЖУТКО сильных покалываний, выпалила вопрос я, а затем поняла, что не хочу знать на него ответ.

— Я, — подтвердил мои опасения мужчина и тут же продолжил: — Твое платье было… мокрым.

Не желая больше вникать в эту тему или какие-либо вообще, связанные с Робертом, я отвернулась от него и невольно перемотала разговор в комнате заново. Один момент мне очень не понравился:

— Что значит «спокойно высидеть целый вечер»? — слишком эмоционально спросила я, даже не пытаясь больше скрывать как сильно потеряна и сконфужена от этой ситуации. Еще одну пытку, особенно этим вечером, я не выдержу ни морально, ни физически.

— Это значит, что вечером мы идем ужинать в ресторан «РемНуар», — равнодушно, словно все давно решено, ответил мужчина, продолжая с убийственным спокойствием натирать меня мазью.

Мне бы лучше помолчать и прикусить язычок, но я не выдержала и выплюнула ему:

— Ты чудовище…

— Я же говорил, что хотел начать наше совместное проживание по-хорошему, — немного устало, словно рассказывал простые истины ребенку, продолжил он: — Но ты решила выбрать другой вариант. Хорошо, это твой выбор… И хочу в который раз напомнить, если ты СНОВА выкинешь что-то подобное — наказание ПОВТОРИТСЯ и каждый раз число ударов будет увеличиваться на пять.

Не знаю, так ли родители воспитывают своих детей, но на меня подобная угроза подействовала и я зареклась больше не шутить с Робертом и решила слушаться его во всем. Ну или по крайней мере делать вид.

Остаток процедуры мы просидели молча, после чего Роберт просто встал и, засунув мне в рот маленькую таблетку, проверил, что я ее проглотила, а затем ушел. Я подозреваю, что это было что-то вроде успокоительного, обезболивающего или снотворного. Все это мне бы сейчас не помешало…

Стоило ему выйти, как я зарылась лицом в мягкую подушку и разрыдалась. Я понимала, что в этой чудовищной ситуации мне никто не поможет, но так же я все никак не могла понять, что же я тогда, три года назад, сделала не так, что вызвала к себе столько негатива… Роберт словно наказывал меня за что-то и я не могла понять за что… Возможно, он не хотел, чтобы я его спасала?

«Нет, скорее всего он просто чудовище! Его возбуждает образ жертвы и твое безысходное состояние. Так что не ищи в этом двойного дна» — подсказал мне правильный ответ внутренний голос и я просто согласилась с ним, продолжив акт самобичевания, стараясь не думать о Роберте.

Где-то между мыслями о полной беззащитности и идеями о дальнейшей безопасности для моего здоровья и психики рядом с Робертом, я не заметила как уснула. Меня разбудила теплая рука, упавшая на мое голое плечо, и я резко проснулась, вздернув голову вверх.

— Детка, пора собираться на ужин, — Клавдия нежно и по-матерински мне улыбнулась, указывая на чехол «Gucci», сквозь прозрачную вставку которого виднелось бежевое платье, на полу стояла коробка с, видимо, обувью от «Jimmy Choo», а на небольшом стеклянном столике лежал еще один бумажный пакет с надписью «CHANEL», угадать содержимое которого я не смогла.

Пошевелившись на постели, я радостно поняла, что ягодицы больше так сильно не болели, но общее чувство усталости и ощущение дискомфорта внизу спины никуда не делось. К тому же, я все время лежала либо попой к верху, либо сидела на подушке. Что будет в ресторане, где в основном бывают жесткие стулья?

— Клавдия, могу я остаться дома? — жалобно спросила я, осторожно поднимаясь с кровати. Внезапно осознала, что выдала себя, ведь женщина мне не представлялась. Бросив на нее изучающий взгляд из под ресниц, увидела только небольшой ступор на лице, быстро сменяемый ее «фирменной» улыбкой.

— Прости, но нет… Роберт заберет тебя через час и ты уже должна быть на парадном выходе, — немного с сожалением пояснила она и, протянув мне стакан с водой, где перед этим разболтала какую-то таблетку, сказала: — Выпей. Тебе сразу станет легче… И, Полина, я уже могу позвать визажиста и стилиста или тебе нужно личное время на ванную комнату?

Я сморщила нос, понимая, что сейчас меня будут готовить к чему-то явно большему, чем просто поход в ресторан. И, судя по приготовлениям, моя догадка была верна: Эван, стилист-француз с черными волосами и женскими манерами, сделал мне начес на голове и накрутил волосы легкими кудрями; визажист Алена, с белыми волосами и выбритым одним виском, сделала яркий вечерний макияж, который включал в себя сложный контуринг, телесные тени, стрелки, наклеенные ресницы и красные губы. Мое лицо стало похоже на изображение куклы Барби и постоянно чесалось, словно на мне тройной слой штукатурки.

— А это что? — я с интересом посмотрела на маленький пакетик, «завалившийся» за громадный пакет «CHANEL», где мы ранее нашли клатч. Эван тут же подбежал ко мне и, не испытывая моей скованности, открыл его, достав от туда бесшовное бежевое нижнее белье.

Честно говоря, я никогда не была барахольщицей и не впадала в экстаз от красивой одежды, но то, что я увидела было и правда достойно любой леди, которая должна была еще побороться за право носить такое на себе: тонкая, но плотная ткань, ложилась на кожу как самый нежный шелк, ничего не передавливала, нигде не выделялась и в тоже время делала меня безумно сексуальной, даже в своих глазах.

Лиф из того же комплекта усмирял мою большую грудь и делал ее не просто громоздкой, как это обычно выглядело на фоне моей тонкой фигуры, а эстетично красивой, с заманчивой впадинкой посередине.

— Черт, «Victoria's Secret» как всегда на высоте… — всплеснул руками Эван, а Алена немного завистливо покачала головой в знак согласия. Я не стеснялась стоять перед ними в нижнем белье, у меня было ощущение, что они — доктора, а я их пациентка. В какой-то степени, так оно и было… За пустыми разговорами с ними и переживаниями по поводу прически и макияжа я совершенно забыла, куда еду и с кем. Еще очень помогало то, что они никак не реагировали на мою красную, как флаг Китая, попу и делали вид, что все нормально.

Шлепок в ладоши Эвана отвлек меня от грустных мыслей перед зеркалом и мы с Аленой дружно посмотрела на парня:

— Теперь самое интересное — платье! Девочки, у нас осталось десять минут, а Полина еще в трусах щеголяет…

Нейтрально-бежевый цвет платья-шнурка идеально облегал фигуру от расклешенных рукавов до самых коленей. Глубокий V-образный вырез не только открывал вид на мою ложбинку между грудей, а еще и выделял «женственные ключицы», которые часто так «обзывала» Таня. На самом деле, это платье вполне можно назвать официальным, но из-за того, что она плотно сидело размер-в-размер, то выглядело еще и очень сексуально и обольстительно.

Эван заставил меня потренироваться садиться в нем и оказалось, что это нужно делать медленно и очень осторожно, потому что талию передавливало слишком сильно и я боялась, что оно просто напросто треснет по швам в самый неподходящий момент. Слава богу, с бежевыми лаковыми лодочками такой проблемы не было и они даже были слегка великоваты, что облегчало задачу — ходить, но ее усложняли пятнадцати сантиметровые шпильки.

— Принцесса готова! — радостно заключил мужчина и вручил мне в руки небольшой квадратный клатч, куда я сложила косметику для поддержания макияжа и специальную расческу с острым концом, с помощью которой могла бы сама подправить прическу и не ударить лицом в грязь.

В этот момент в комнату постучала Клавдия и робко проинформировала:

— Роберт ждет вас уже пять минут. Просил поторопиться.

Спускаться в узкой юбке оказалось сложнее, чем я рассчитывала, приходилось делать это боком и переступать по одной ступеньке в минуту. Это немного отвлекало от предвкушения от встречи с Робертом. Как ни странно, мне не хотелось его видеть. Хотелось забыть о его существовании, удалить из памяти, уйти из этого дома раз и навсегда…

Не смотря на все мои старания, мне не удалось отвлечься от мыслей о Шаворском совсем. Я вдруг подумала… А вдруг это его поведение: избиение, изнасилование — просто жалкие попытки ухаживаний по-Робертовски? В смысле, еще три года назад я поняла, что этот человек не ровно ко мне дышит, так может сейчас у нас что-то типа конфетно-букетного периода? Возможно, этот мужчина никогда не имел нормальных, человеческих отношений и теперь считает, что брать девушку силой — само собой разумеющееся, а избиение по попе хлыстом — в порядке вещей. Кто знает, какие там правила на верхушке общества?

Я тут же активно замотала головой, откидывая эту идиотскую теорию. Даже если девочки его мира были не против такой «игры», то есть фильмы, книги, сериалы, песни в конце концов — неужели он не знает основ ухаживаний хотя бы оттуда? Вывод напрашивался сам собой — он просто ничтожество, которое за счет таких девочек, как я, сбрасывает негатив, тщательно накопленный изнурительным рабочим днем в корпорации.

— Какого хрена так долго?! — вместо приветствия нервно спросил меня Роберт, едва я встала на ступеньку, ведущую на первый этаж. Думать о Шаворском оказалось намного проще, чем увидеть в живую… И вот стоит передо мной широкоплечий, статный мужчина в дорогом черном костюме с расстегнутыми тремя верхними пуговицами, а я не чувствую к нему ничего, кроме отчуждения и страха сделать шаг не туда и снова угодить на тот чертов стол. Увидев, как я замерла на месте, он гневно просверлил меня взглядом и снова спросил, но на тон выше: — По этому тебя так долго не было? Ты так в каждом проеме по десять минут стояла?

— Платье… — прохрипела я не своим голосом, обратив внимание Роберта на этот предмет одежды. Его ничего не выражающий взгляд прошелся от самых колен до плечей так медленно, что я буквально чувствовала кожей, куда он сейчас смотрит, так как на это месте появлялись мурашки и едва заметный холодок. Сжав кулаки, я все же заставила себя сказать: — Платье слишком узкое. Мне тяжело в нем ходить.

Роберт растерянно перевел взгляд на меня, словно не ожидал услышать мой голос и был сейчас занят чем-то другим, более важным. Бросив последний взгляд на мое платье и неодобрительно помотав головой, от чего я недовольно поморщилась, он быстро поднялся ко мне и, подхватив за талию, спустил вниз и поставил на пол.

— Надеюсь, теперь процесс ускорится, — пробурчал он себе под нос и, не оглядываясь на меня, быстро зашагал в выходу.

Мне же приходилось выверять каждый шаг, пока я не замерла у самого выхода около зеркала во всю стену. На меня от туда смотрела совершенно незнакомая женщина средних лет… У нее был «парадный» макияж, а-ля «испробовала на себе всю косметику мамы, пока она не видела», или «мне срочно нужен мужик», или, на крайний случай, «я только вернулась с работы. На трассе сегодня особенно жарко. Если вы понимаете, о чем я». Прическа висела на мне как парик и превращала в отдаленную копию себя же… А платье… Ах, оно было шикарным! Жаль, что не моего размера. Да, на фигуру я не жаловалась, но никогда не выставляла ее так, как… товар.

«Он нарядил тебя как девочку, с которой не стыдно выйти в свет» — добавил масла в огонь внутренний голос. «И, естественно, единственное, что ему от тебя нужно, это женские половые органы и милая мордашка, чтобы не противно было трахать».

Развивать эту мысль не хотелось, так что я просто отвернулась и пошла догонять Роберта. Около лужайки, на мини-парковке у самого дома, стояла черная машина, в которой я видела Роберта ранее. Длинный и вытянутый нос напоминал мне скоростные машины из гонок, а надпись «Ferrari LaFerrari» только укрепила эти мысли.

— Садись на переднее сидение, — сказал мне Роберт уже из авто и, когда я аккуратно усаживалась, торопливо забарабанил пальцами по рулю, — Черт, если бы я знал, то заказал бы еду из «РемНуар» на дом! Это последний раз, когда ты едешь со мной куда-то.

— А я и не просила тебя брать меня с собой, — спокойно, размеренно, чтобы это не показалось некоторым оскорблением, повышением голоса или непослушанием, сказала я, — Я могу выйти хоть сейчас и исчезнуть из твоей жизни, как и не было.

Роберт ничего не сказал, но то, как сильно он разогнал машину, было намного многословнее. Пришлось бегом пристегиваться, вжавшись в кресло всем телом. Половину дороги я то и делала, что молилась богу, чтобы не вывел какого-нибудь несчастного водителя нам на путь и мы доехали до место ужина… живыми.

— Как твоя попа? — разрушил молчание Роберт и я невольно покраснела, — Клавдия дала тебе таблетку обезболивающего?

— Да, — коротко ответила я, а затем задала следующий вопрос, просто чтобы перестать думать о том, как скоро нашу машину занесет на повороте и мы перевернемся, — Ты вроде давал мне ее ранее. Зачем снова?

— То, что давал тебе я, называется противозачаточное, — лаконично и коротко пояснил он, а затем зачем-то добавил: — Я имею ввиду твой первый вагинальный секс. Мы ведь не предохранялись.

От его последнего предложения меня скривило, как от кислой конфеты, и я отвернулась к боковому стеклу, просидев так до прибытия.

«РемНуар» оказался рестораном на окраине города, больше похожим на особняк какого-то лорда или замок принца. Высокое здание в стиле раннего барокко отлично вписывалось в идеальный зеленый газон, украшенный туями, разноцветными пахучими цветами, «коврами» из кустов лаврового листа и круглую стоянку под открытым небом, в середине которой была небольшая лужайка с мраморным фонтаном. Судя по тому, что я не видела ни одного «ланоса» или даже джипа — место особо пафосное.

Роберт вышел из машины и, прежде чем я успела что-то сделать, обошел ее и подал мне руку, чтобы выйти. Этот внезапный приступ галантности ввел меня в состояние ступора и только его покашливание давало понять, что пора либо принять ее, либо отказать.

Естественно, я ее приняла, понимая, что это иллюзия выбора, но не он на самом деле. Пока мужчина медленно вел меня в сторону парадного входа под руку, подстраиваясь под мой черепаший шаг, я вошла в режим мозгового штурма и все никак не могла понять: откуда вдруг такая учтивость? Неужели он и правда решил удариться в букеты-конфеты?!

Ответ пришел сам собой… Все вокруг пытливо разглядывали нас, даже швейцар в красном мундире, и по тому Роберт, как глава корпорации «ZoMalia Industries» и публичный человек, не мог упасть в грязь лицом. Вдруг папарацци за углом, а он спутнице ручку не подал? Ай-яй-яй… Папа еще может по попке надавать…

— Добрый день! — швейцар приветливо улыбнулся… Роберту, не мне, и на такой же позитивной ноте продолжил: — Ваш столик, как всегда, готов и ждет Вас.

«Ага… Значит он тут постоянно бывает, а тебя из жалости взял!» — снова сумничал внутренний голос.

Шаворский вел меня внутрь под тихую классическую музыку, кажется, это был Шуман «Концерт для фортепиано». Для себя я подчеркнула, что ничего общего со стилем нуар и с внешней оболочкой здания тут нет. Очень высокие потолки, большие круглые столы с бело-золотистой скатертью, за каждым из которых сидели люди в дорогих вечерних костюмах и тихо о чем-то переговаривались.

Спиной я ловила на себе прожигающие взгляды, хотя в глаза нам никто не смотрел, и даже официантка, на которой белая блуза и длинные расклешенные брюки были дороже, чем мой парадно-выходной костюм, не смотрела нам в глаза, а провела к столику в самом центре зала, глядя либо себе под ноги, либо куда-то в сторону.

— Расслабься, — шепнул Роберт мне на ухо, когда отодвигал для меня стул, на котором, ВНИМАНИЕ, лежала подушечка, а затем вернулся на свое место и, не глядя в меню, а прожигая меня своим стальным взглядом, сказал девушке: — Все как обычно, только на двоих.

Не знаю, правильно ли я поняла этот жест, но он как-будто говорил: «Я не водил в ресторан никого. Кроме тебя». К сожалению, должного эффекта это на меня не произвело, так как я была слишком взволнована из-за собравшейся вокруг публики, которая с нашим прибытием стала поживее, и угрюмым, угнетающим еще больше, молчанием Роберта.

Спустя пятнадцать минут удушливой тишины нам подали стейк из мраморной говядины и легкий салат из овощей, к тому моменту я уже от скуки выпила целый бокал вина, который принесли как только мы сделали заказ. Роберт заказал еще бутылку, чем окончательно меня смутил.

Ужин проходил молча, в какой-то момент я уже совсем забыла, что не одна и окунулась в прекрасный вкус говядины, которую раньше терпеть не могла.

— Роберт?.. Это действительно ты? — звонкий голос оторвал меня от тарелки и заставил оглядываться в поисках его обладателя. Мужчина лет тридцати со светлыми кудрявыми волосами в светло-голубом костюме шел в нашу сторону с обворожительной улыбкой. Его золотые волосы, правильный овал лица, худоба, горбинка на носу и тонкие губы выдавали в нем аристократа, а голубые веселые глаза делали его еще и очень обаятельным мужчиной, — Я собирался наведаться к тебе завтра в офис. Неужели ты и правда покинул Америку и вернулся в нашу скучную Россию?

Я искоса посмотрела на Роберта, который едва заметно улыбнулся уголками губ и тут же ответил с нескрываемой иронией в голосе:

— Если бы я не вернулся, то ты бы запорол «ZoMalia line» к чертям собачьим.

— Что за выражения, господин директор! — театрально воскликнул мужчина и перевел взгляд на меня, — Вы собираетесь вызвать меня на ковер при юной леди?

Этот парень мне явно нравится, не только за свой веселый нрав, но и за то, что смог разглядеть «юную леди» под слоем штукатурки.

Не в силах сдержать ответную улыбку, я посмотрела на Роберта, почему-то ожидая, что он включится в игру. Но он только прожигал меня гневным взглядом и ледяным, как арктические ледники, голосом сказал:

— Артем Фукс, директор «ZoMalia line», — я перевела свой добродушный взгляд на Артема, а тот весело мне подмигнул. Я же, снова посмотрев на Роберта, ожидала как он представит меня, — Полина Мышка — моя будущая жена.

От этих слов улыбка тут же спала с моих губ, а почва пропала под ногами. Хорошо, что я сидела на стуле и смогла невзначай облокотиться на него, как будто просто задумалась или устала, а не прибываю в полной прострации.

«Все сходится! Он нарядил тебя, умыл, причесал и представил своей публике, чтобы все знали, что ты его… только уже не просто игрушка, а жена» — «помог» внутренний голос. Я тяжело прикрыла глаза, слегка потерев пульсирующий висок. «Кажется ты попала даже больше, чем думала, Полина… Только вот зачем брак, если можно и так держать тебя силой в доме и никто тебе ни поможет?»

Ответов не было, как и вопросов, которые я бы могла задать в присутствии очаровательного незнакомца, не устроив при этом скандал.