За целый год своего президентства Владимир Путин, конечно, притомился. От бесчисленных визитов, заседаний, решений, встреч… И ему, мне кажется, захотелось хотя бы под Новый год, как ныне говорят, расслабиться. Хотя бы немного. И он, судя по всему, сказал себе примерно так: «Созову-ка я портативную пресс-конференцию и поваляю на ней Ваньку, отмочу дюжину хохм в духе сердечного друга Хазанова». Сказано — сделано.
Пригласил трех журналистов: Виталия Третьякова, луноликую Татьяну Алдошину, недавно взошедшую на телегоризонте, и теоретика разноцветных патриотизмов Михаила Леонтьева. Сели они все за круглый стол, и действо началось…
— Что новенького? И какое в свете чудо? — спросили любознательные журналисты.
— Как, разве вы не знаете? — радостно отозвался президент. — В нашей экономике впервые за пятнадцать лет обнаружилась положительная тенденция. Есть рост от 10 до 20 процентов, а в иных секторах промышленного производства — до 30!
На лицах журналистов обозначилась ошарашенность. Но никто не решился спросить, в каких же секторах промышленности такой бурный рост: в космической? авиационной? тракторной? или в секторе производства новогодних елочных украшений?..
— Правда, — скороговоркой добавил он, — немножко увеличилась безработица…
Однако с чего же это? Помнится, в первую пятилетку при таком росте безработица была ликвидирована полностью. Но и тут задать вопрос никто не посмел. Президент был доволен. Первая хохма прошла без сучка и задоринки. Как у дружка Гены.
Впрочем, немножко очухавшись, Татьяна Алдошина спросила: в результате чего одержана Сталинградская победа в экономике?
— Да как же! — просиял президент. — Дума и правительство приняли довольно внятные экономические решения. Например, установили равный для всех подоходный налог в размере 13 %.
— А?.. А?.. А?.. — попытался что-то спросить Леонтьев.
— Конечно, — прервал его попытки президент, — наверное, с социальной точки зрения это не очень справедливо, но здесь мы руководствовались экономической логикой, которой на эти соображения справедливости наплевать. Мы — за такую новаторскую логику. Эта логика, пусть и зверская, направлена на повышение доверия к государству. Она уже явно породила в обществе определенные социальные ожидания позитивного характера. А это же великое дело — ожидания позитивного характера! Ельцин просидел на них благополучно десять лет. Даст Бог, и мы… Главное сейчас — позитивные ожидания и максимальная, полная свобода, в том числе свобода бедных от обеспеченной жизни! А представители крупного бизнеса, как, впрочем, и бывшие наши граждане в Израиле, разумеется, вправе рассчитывать на моральную и иную поддержку государства. Почему? Да потому что далеко не всегда государство является собственником эффективным, мы это уже неоднократно проходили и знаем это хорошо.
Мне послышалось, что Алдошина шепнула Третьякову: «Где он проходил это, да еще неоднократно и хорошо знает? Уж не на Кубе ли, где недавно был?» Тот ответил: «Первый раз у Собчака на лекциях проходил, потом — у Грефа в задушевной беседе. Они и отбили у него память о том, что когда у нас собственником было государство, Россия была великой державой, соперником США, а теперь, когда собственником стали Березовские-Ходорковские, мы безуспешно пытаемся догнать Колумбию».
При слове Куба у меня мелькнула догадка: не перепутал ли Путин данные кубинской экономики с данными российской? Там за последние пять лет ежегодный рост ВВП составил 4,4 %, причем в сахарной промышленности — 18 %, в нефтяной — 32 % и т. д. А ведь собственность там в руках государства. Подобная путаница порой случается с переутомившимися людьми. Недавно известный пустопляс Немцов, устав от уже многолетней чечетки на телеэкранах, заявил: «Кастро давно выжил из ума». Это он просто перепутал Фиделя со своей собственной полоумной личностью. Ведь что такое СПС, который Немцов возглавляет? Союз именно таких субчиков.
— Нельзя не отметить и такой факт, — продолжал президент. — Десять лет назад мы почему-то решили, что все в этом мире сердечно нас любят.
Мне показалось, Третьяков шепнул Алдошиной: «Кто это «мы», которые так решили?»
Та ответила: «Не понимаю, что заставляет президента говорить от лица самых крутых идиотов, — ведь это именно они решили, что весь мир в нас души не чает и что мы должны любить всех, кого попало, — только они, и никто больше. Помните Бакатина? И он до сих пор на свободе. Правда, говорят, спился, но и доныне ждет благородного жеста американцев в ответ на выданные им секреты».
— Но вскоре выяснилось, — продолжал президент, — что это не так: нас любят не шибко, не крепко нас обожают, кое-где даже терпеть не могут. Получив ряд увесистых оплеух и отменных зуботычин от цивилизованного сообщества во главе с США, мы стали соображать несколько лучше. Вдохновляет и то, что мы преодолеваем заскорузлые имперские амбиции и все успешнее обретаем амбиции уездные и даже волостные, блещущие новизной. Тут мы опять впереди планеты всей.
Журналисты не смели пошевелиться от ужаса. Леонтьев сказал было: «Однако…» Но президент опять не дал ему развернуться:
— Но мы должны двигаться дальше по пути либерализации и прогресса, указанном Горбачевым и Собчаком, много сделавших для разрушения отсталой советской системы. В ближайшее время надо, оставаясь на уровне уездно-волостных амбиций, еще и абсолютно деполитизировать наши отношения с другими странами. Абсолютно! Все отношения!
— Однако, — кажется, это был все-таки голос Леонтьева, — разве страны остального мира исповедуют этот принцип? В частности, НАТО — это что такое: деполитизированный экономический союз или военно-политический блок?
Не ответив на вопрос о НАТО, Путин продолжал:
— Но наряду с экономическим взлетом и другими отрадными фактами, — лицо оратора стало грустным, — есть у нас и факты, достойные сожаления.
Журналисты подумали, что сейчас он скажет о гибели «Курска», о 47-градусных морозах в Приморье, где сейчас замерзают люди, о бесконечных взрывах, пожарах, авариях и тому подобных вещах. Но вдруг услышали:
— Ужасное дело: взорвали памятник Николаю II…
Все разинули рты. Вот его печаль! Вот забота главы государства!… Но во-первых, ведь когда это было! Неужели президент до сих пор терзается этим больше, чем замерзающими в Приморье?
Алдошина все-таки спросила:
— Какой урок лично вы извлекли из гибели «Курска»?
Как известно, тогда президент остался в сочинской
резиденции у теплого моря и лепетал: «Я же не подводник! И ничем не мог помочь, только мешался бы…» Из этого видно было, что человек просто не понимает значения поста главы государства и руководителя вообще. 4 ноября 1805 года в славном сражении у австрийской деревни Шенграбен 6-тысячный отряд князя Багратиона задержал на сутки 30-тысячный авангард маршала Мюрата, обеспечив этим благополучный отход главных сил русской армии под командованием Кутузова на Ольмюц. В описании этого сражения есть у Толстого в «Войне и мире» такие строки: «Князь Андрей тщательно прислушивался к разговорам князя Багратиона и к отдаваемым им приказаниями и к удивлению замечал, что приказаний никаких отдаваемо не было, а что князь Багратион только старался делать вид, что все, что делалось по необходимости, случайности и воле частных начальников, что все это делалось хоть не по его приказанию, но согласно с его намерениями. Благодаря такту, который выказывал князь Багратион, князь Андрей замечал, что, несмотря на эту случайность событий и независимость их от воли начальника, присутствие его сделало чрезвычайно много. Начальники, с расстроенными лицами подъезжавшие к князю Багратиону, становились спокойны, солдаты и офицеры весело приветствовали его и становились оживленнее в его присутствии и, видимо, щеголяли перед ним своею храбростию». Такова сила «эффекта присутствия» руководителя в сочетании с его тактом и, конечно, авторитетом. Она явилась одной из причин блестящего успеха.
Но Путин и на сей раз говорил что-то невнятное и уклончивое о «моральном уроке для всех нас»… Видимо, он полагает, что уклончивость, двусмысленность, лавирование — это главное оружие политика. Так думал, например, и Горбачев. Лавирование, компромиссы, умолчания — вещи в политике неизбежные, но они не могут быть ее сутью. Крах политического слизняка Горбачева показал это с предельной ясностью.
Вообще-то, при размышлении здравом, трудно сказать: было все сказанное президентом в этом интервью сознательным набором хохм, увиливанием от прямых ответов, или неосознанным тиражированием замшелого вздора обанкротившихся демократов, тем более что ведь и дальше следовало нечто весьма странное. Так, из уст президента изверглось нечто такое, что журналисты сперва совершенно остолбенели, но потом, конечно, в душе рассмеялись, посчитав это очередной забористой хохмой:
— К Анатолию Борисовичу я отношусь с огромным уважением!
Вона!… Президент уважает самого ненавистного в стране человека, которому даже Явлинский при всем народе лепил в глаза: «Вы уникальный лжец, Анатолий Борисович. Вы лжете каждую секунду». Григорий Алексеевич имел полное право заявить об этом моменте своей биографии:
А академик Ж. Алферов сказал, помнится, так: «Мы ждали «социализма с человеческим лицом», а получили мурло Чубайса…»
Доверять политическому прохвосту, ограбившему с помощью своих ваучеров весь народ и разбогатевшему на этом? Уважать дельца, публично бросившего своим единомышленникам клич: «Больше наглости!»? Хвалить негодяя, просто спятившего с ума от ненависти к родной стране?..
Но президент все продолжал шуточки того же пошиба. Вздумал, например, превознести Ельцина: «Это человек мужественный, он не боялся брать на себя ответственность». Так можно сказать лишь о том руководителе, который сделал дело, а потом отчитался, ответил за него перед парламентом и народом. Но этот обкомовский выкормыш за все долгие годы своего шкурного и пьяного правления ни единого раза ни за одну свою подлость не отчитался ни перед кем, кроме американского президента. А после того, как до его импичмента не хватило всего 24 голосов, он, наложив в главнокомандующие штаны, и с трона сбежал, как шкурник и трус. Ведь что такое импичмент, которому не хватило лишь 24 голосов? Это Бирнамский лес, двинувшийся на Горки-9. Это 79-й стрелковый корпус 3-й Ударной армии, поднявшийся утром 30 апреля на штурм рейхстага. Вот тогда и Гитлер, ни перед кем не отчитавшись, улизнул от ответственности, правда, немножко более кардинально. А ведь тоже не боялся брать на себя ответственность, не сваливал на Геббельса вину за развязывание Второй мировой. Но Гитлер все-таки был честнее Ельцина. Перед самоубийством он не сказал адмиралу Деницу, назначенному им президентом и главнокомандующим: «Берегите Германию, как я ее берег!» А ведь этот могильщик сказал подобное Путину!… И представьте себе, он до сих пор уверен, как заявил в недавнем интервью «Комсомольской правде», что не удрал с поста, тряся отяжелевшими штанами, а, проявив «большое политическое искусство, ушел изящно и вовремя».
Собеседники президента молчали, видимо, вконец парализованные обилием экстремальных шуточек. Или размышляли: «А хохмы ли это?» Путин же все метал и метал бисер перед парнокопытным благодетелем: «У него очень большой опыт международных связей». Да, у него невиданный в нашей истории международный опыт, но это опыт не связей, а лакейства, ползания на брюхе перед такими сильными, как США или Германия, и хамства по отношению к верным друзьям, как Северная Корея или Куба.
Помянутое интервью Ельцина «Комсомолке» появилось одновременно с путинским интервью трем журналистам. В нем немало любопытного, о чем стоит сказать. Так, пенсионер говорит, что «соответствующие кремлевские службы по-прежнему исправно присылают информационные сводки и отчеты», с чтения которых он начинает каждый свой день. Уверяет также, что раза три-четыре в неделю к нему в Горки-9 являются на плановые (!) встречи министры, чаще других — силовики: военный, внутренних дел, директор ФСБ… Если это не старческий бред мании величия и не те же хохмы, то хочется спросить: ушел ли Ельцин в отставку?
Но не только министры, говорит, являются сюда: «Недавно имел честь принимать у себя Галину Борисовну Волчек и Эрнста Иосифовича Неизвестного… Имел моменты личного общения». Ну, в этом никаких сомнений. Для лиц известного круга нет ничего слаще моментов личного общения с питомцами муз известного-неизвестного круга. Когда Ельцин говорит, что «у нас с Путиным нет принципиальных разногласий», то это надо понимать, что нет разногласий и в данном вопросе. Скорее всего, очередные моменты личного общения тот и другой получат от Майи Плисецкой, Марка Захарова и Иосифа Кобзона. Ведь о писателях Бондареве или Распутине, об артистах Игоре Горбачеве или Людмиле Зайцевой, о театрах МХАТ имени Горького или «Содружество» на Таганке они просто не знают и не слышали… Но вообще-то, надо заметить, что интерес к искусству у отставника сильно изменился и расширился. Давно ли мы видели, как он самозабвенно наяривал на деревянных ложках «Кирпичики», и казалось, что это — предел его музыкальных возможностей и мечтаний, а теперь заявляет: «Я очень увлекся музыкой. Мои любимые композиторы Вивальди и Моцарт». Ах! Ах!…
Но главное, чем так и шибает в нос все интервью, это все та же тошнотворная самовлюбленность, все та же неизбывная злобность уникальной божьей твари. С одной стороны, прихорашиваясь, фарисействует: «Выше жизни, выше людей я быть не могу и не хочу… Учусь смотреть вокруг, анализировать…» Но тут же — обвинение общества в близорукости, в незрелости, проявившихся, мол, в том, что не поддержали его мудрое намерение ликвидировать Мавзолей. С одной стороны, фарисействует: «Ни с кем я счеты сводить не собираюсь». Но тут же — горько сожалеет, что не ликвидировал не только Мавзолей, но и Компартию, да еще и подначивает на это преемника: «Зря откладывал. Сделать это все равно придется. Напрасно я переложил ответственность на будущего президента». Тут совсем о другом хочется сказать нынешнему президенту: «Зря откладывал. Сделать это все равно придется, и чем раньше, тем лучше», — о предании суду всей ельцинской банды.
Поразительно наивный корреспондент спрашивает: «Есть ли люди, перед которыми вам сегодня хотелось бы извиниться?» Извиниться? Ельцин обалдел, не сразу, пожалуй, понял, о чем его спрашивают. Да перед кем ему извиниться? «Я всегда расставался с людьми нормально, по-человечески». Это не о тех ли согражданах, которые начиная с 1992 года, не выдерживая его живодерских реформ, «расставались» с ним по миллиону ежегодно? А корреспондент еще: «Часто ли испытываете угрызения совести?» Тут он ответил тотчас: «Никаких угрызений не испытываю. Совесть моя чиста». Так же ответил бы, если спросили, разве что только вышедший на пенсию шакал… И нахваливать, превозносить шакала, говорить, что надо учиться у него, может только руководитель, которому абсолютно безразлично, что о нем самом думает народ.
Приходит на память, что ведь и раньше, даже совсем недавно, Путин делал странные заявления, в частности, о прошлом нашей Родины. Так, выступая 4 декабря по телевидению о новом гимне, вдруг объявил, что Россию «не без основания (!) именовали тюрьмой народов». Уж если Россия, где ни один народ не вымер, не изгнан, не истреблен, все дожили до нынешних дней, если она — тюрьма, то как же назвать, допустим, США, которые, захватив чужие земли, довершили истребление индейцев, начатое бандитами Европы, а жалкие остатки загнали в резервации? А потом еще и оттяпали половину соседней Мексики. Это даже не тюрьма, а электрический стул народов. Ничуть не менее свирепы были с порабощенными за морями во всем мире народами Испания и Португалия, Англия и Франция, Голландия и Бельгия, Италия и Германия. Подумал бы об этом президент Путин. А заодно назвал бы хоть один народ, одну страну, что добровольно вошли бы в состав этих колониальных держав. Не было таких народов и стран, все они в разное время оказались жертвами беспощадной агрессии, захвата, порабощения. Да заодно вспомнил бы о Богдане Хмельницком, Переяславской раде 1654 года, о Георгиевском трактате 1783 года и о других событиях, лицах, датах, связанных с добровольным вхождением украинцев, грузин, армян, калмыков в русскую «тюрьму народов»? Ну где это видано, чтобы в тюрьму — добровольно! Ведь ничего подобного не было в истории стран Запада, которых невежды и ненавистники России все время ставят нам в пример как беспорочные и великие образцы демократии и гуманизма.
В том же выступлении Путин не оставил без своих президентских милостей и советское время. Сперва вслед за наставниками помурыжил замусоленную тему «ужасов сталинских лагерей». Ну как можно заводить декламации об ужасах 50 — 70-летней давности, когда нынешний день, сегодняшняя реальность лезут в глаза всем и вопиют на всю страну: в тюрьмах и лагерях — теснота, убожество, туберкулез. Вот упекли на четыре года Тамару Павловну Рохлину. Адвокаты заявляют: нет ни единого доказательства ее причастности к убийству мужа и отца больного ребенка. Все обвинение построено на «логических доводах», на собственном признании: она, мол, иной раз говорила мужу: «Я тебя убью!» Да мало ли что говорит жена мужу, а муж — жене в столь насыщенной эмоциями семейной жизни. Еще Маркс писал, что личная жизнь гораздо богаче общественной. И в подтверждение этого Пьер Безухов в уже упоминавшемся романе Толстого не только кричал своей жене Элен «Я убью тебя!», но и швырял в нее такие неполезные для здоровья предметы, как мраморный ломберный столик. Правда, через несколько лет она умерла, но никому не пришло в голову обвинить в ее смерти мужа…
Перед Новым годом газеты сообщали: «Тамара Рохлина находится в камере, где на 12 квадратных метрах теснятся еще 14 женщин. Там очень холодно. Кормят на 67 копеек в сутки». Граждане России не могли не сопоставить два эти факта по их близости во времени: полное безразличие президента к судьбе своей горемычной соплеменницы и расторопная любезность, с которой он по первой же просьбе отпустил за океан американского шпиона Поупа, приговоренного к долгому сроку заключения. А ведь по определению суда он нанес ущерб нашей стране, ее обороне на 7 миллиардов долларов. Да еще в эти же дни президент рассыпался в благодарностях перед Клинтоном за некий устроенный им невиданный «прорыв» в российско-американских отношениях. А приведя заявление Буша «США и Россия не являются больше врагами или противниками, как было в советское время», воскликнул, ликуя: «Разве это не позитив!» Да, да, товарищ президент, и «прорыв» невиданный, и «позитив» огромный, почти такой же, какой Германия обрела 9 мая 1945 года, подписав акт, по которому уже безоговорочно не являлась нашим врагом или противником…
В том выступлении по телевидению, обосновывая, защищая новый гимн, президент счел полезным высмеять при этом наш первый советский государственный гимн «Интернационал». Ныне много развелось охотников поглумиться над гимном борьбы трудящихся — от старого циркача Дюрсо из леоновской «Пирамиды» до известной теледамы Сорокиной. Циркач потешался: «Если провести мероприятие, как намечено, до основания, то что останется затем?» А теледама визжит в лицо неизвестно как попавшему на ее передачу «Глас народа» честному человеку: «Знаем мы вас! Весь мир до основанья, да?» Как видим, имеются в виду с детства всем известные великие строки:
Но президент, идя той же стезей, превзошел здесь всех, он сказал: «Помните, как бодро и громко мы пели в свое время, что все разломаем до основанья, а затем мы свой, мы новый мир построим, кто был ничем, тот станет всем». Во-первых, гимны, сударь, везде и всегда поются бодро и громко. У советского народа имелись особенно веские основания петь свой гимн именно так. Во-вторых, зачем же вместо грозного слова «разрушим» (Carthaginem esse delendam — Карфаген должен быть разрушен) вы сунули житейско-бытовое словцо «разломаем»? В-третьих, да, в построенном нами новом мире кто был ничем, тот стал всем. Это, впрочем, вовсе не означало, что те, кто представлял собой нечто, стали ничем. Где же тут повод для глумления? Кто в последнее царствование были в России «всем», те, по точному слову Нины Берберовой (между прочим, дочери действительного статского советника), «двадцать лет вели страну от позора к позору». И за все это расплата — Октябрь… И вот, кто был ничем, тот стал всем: сын сапожника, изгнанный семинарист, арестант стал руководителем великой страны, мировым лидером, почитаемым всеми державами; сын деревенского скорняка, унтер-офицер стал маршалом Советского Союза, самым выдающимся полководцем армии-победительницы и всей Второй мировой войны; сын рядового колхозника первым в мире совершил космический полет; дети неграмотных рабочих и крестьян стали известными всей стране учеными, писателями, артистами… И ведь такой стала судьба миллионов! Чем же вам это не нравится, президент? Вам бы гордиться вчерашним днем России, заботиться о прославлении его, а вы вместо этого глумитесь над ним вместе с циркачами из литературы и с телевидения.
Президент еще и присовокупил с усмешкой: «Чем это закончилось, хорошо известно». Что — это? Если история Советского Союза, то она закончилась тем, что ваши учителя Горбачев, Яковлев и Собчак предали свою партию, Советскую власть и Родину, отдали ее на разграбление своим и заморским березовским. А ваш благодетель Ельцин пошел в прямое услужение американцам, по требованию которых и по своему слабоумию доведя страну до всеобъемлющего краха. И первый советский гимн «Интернационал» здесь ни при чем. А если вы имели в виду его судьбу, то должен напомнить, что, перестав быть нашим государственным гимном, «Интернационал» не умер. В 1959 году, когда вы, президент, пошли в первый класс, советская межпланетная станция «Луна-2» первой в мире достигла поверхности Луны. А весной 1966 года, когда вы ходили в седьмой класс, Советский Союз, конкретно говоря, именно те, кто был ничем, а стал всем, первыми в мире осуществили мягкую посадку на поверхности Луны автоматической станции «Луна-9». Потом уж, с 1971 года, за нами потянулись американцы со своими «Роверами». С первыми нашими аппаратами на Луну был доставлен советский герб. У вас и от этого с души воротит? Или ваши родители были не пролетариями?.. На упомянутой станции «Луна-9» было установлено музыкальное устройство. И в назначенный час станция послала по радио на Землю и в космос начальные такты мелодии «Интернационала»: «Вставай, проклятьем заклейме-е-енный, весь ми-и-ир голодных и рабоо-ов…» Вся страна слушала гимн стоя, весь мир прильнул к приемникам. Поэт Евгений Долматовский в книге «50 твоих песен», подаренной мне весной 1968 года в Коктебеле, писал об этом: «Песнь пролетариев Земли стала первой песней Вселенной». А вы — «разломаем…»
Поразмыслили бы о том, сколь различна судьба нашего герба и вашего. Какой эпохальный символ: наш серп и молот — на Луне, а ельцинский двуглавый орел — уже на дне Баренцева моря, на обшивке погибшего «Курска», куда его поспешили прилепить неутомимые угодники.
Ваш благодетель говорит: «Я категорически против возвращения старого гимна. У меня с ним ассоциация только одна — партийные съезды». Конечно, потому что ничего, кроме съездов, на которых он произносил холуйские речи во славу Хрущева или Брежнева, он не знал. А народ помнит, что гимн гремел в День Победы, в день возвращения Гагарина из космического полета, в дни наших невиданных спортивных побед на хоккейных полях, в гимнастике, в катании на льду, в шахматах… А где будет звучать новый гимн? Вот хотя бы на последнем чемпионате мира по хоккею наша команда потерпела 4 (четыре!) поражения подряд и в итоге — 11-е место! А молодежная команда перед Новым годом с трудом заняла 7-е место.
Все честные люди во все века мечтали до основанья разрушить мир насилья. Но нигде не мечтали об этом так страстно, как на Руси:
Ну так посмейтесь, Путин, вместе со своим Хазановым да с телемадам Светланой Грицацуевой заодно еще и над Пушкиным: ведь тоже к разрушению призывал, мечтая, чтобы кое-что пало, кое-что рухнуло… А вы же вон что: «Давайте направим всю нашу энергию и весь талант не на разрушение (к чему, дескать, призывает «Интернационал» и чем под его звуки, выходит, занимались наши темные отцы), а на созидание».
Великому гимну еще много работы во всем мире, а особенно — в нашей стране. К российскому «миру голодных и рабов» он взывает:
Думаю, что не только меня, но и трех собеседников президента, и всех, кто его слушал, просто ошарашило еще и такое его заявление: «Мы в свое время, в советское время, — и еще раз подчеркнул, — в советское время, так напугали весь мир, что это привело к созданию огромных военно-политических блоков». Трудно поверить, но виновницей создания военных блоков, «холодной войны» и раскола послевоенного мира президент объявил свою Родину. Чем же наша Родина так ужасно напугала весь мир? Может быть, тем, что страну, где 75 процентов населения было неграмотно, мы превратили в страну сплошной грамотности и высокой культуры? Или тем, что отсталая сельскохозяйственная окраина мира, рынок сбыта, чем «весь мир» и хотел бы видеть нас вечно, вдруг за какие-то двадцать мирных лет, под руководством коммунистов, стала высокоразвитой промышленной державой, оставившей позади всю Европу? Или тем переполошили мы их, что во Второй мировой войне почти все державы Европы в считанные дни и недели бросали знамена перед бронированными немецкими полчищами, а мы, к изумлению Запада, не только устояли, но и разгромили врага, освободили пол-Европы, взяли Берлин и спасли весь мир от фашистской чумы? О, это особенно могло напугать!…
Или тем застращали, что за несколько лет после войны восстановили свою экономику, двинулись дальше и стали вместе с США сверхдержавой? Или тем, что во множестве великих начинаний и исторических свершений мы были первыми? Первыми из воевавших стран Европы в 1947 году отменили карточную систему; первыми в июне 1954 года построили атомную электростанцию в Обнинске; первыми в октябре 1957 года запустили искусственный спутник Земли; первыми в 1959 году создали атомное гражданское судно, ледокол «Ленин»; первыми в том же году посадили межпланетную станцию на Луне; первыми в 1961 году послали человека в космос; первыми в 1964 году запустили трехместный космический корабль; первыми, как уже упоминалось, забросили свой герб на Луну и огласили оттуда Вселенную нашим позывным; наконец, первыми с 1953 года 28 раз завоевывали звание чемпиона мира по хоккею, что и во сне не видела Европа со всею музыкой своей…
Если вам, президент, так захотелось поговорить о запугивании, то обратите взгляд не на свою Родину, а прежде всего на родину восхищающего вас Клинтона, специалиста по прорывам. Это англо-американское командование послало 13–14 февраля 1945 года более 1400 бомбардировщиков на Дрезден, и они за три налета обрушили на город 3749 тонн бомб, под которыми погибли свыше 135 тысяч человек и уничтожено 35 тысяч зданий. И цель была только одна — запугать своей мощью нас и весь мир, ибо, во-первых, Дрезден — город музейный, никакого военного значения он не имел; во-вторых, до конца войны оставалось меньше двух месяцев, и это было всем ясно; наконец, по предварительной договоренности, город находился в советской зоне оккупации, что делало адрес угрозы уж совсем ясным. Эту же цель — запугать нас и весь мир, имела и американская атомная бомбардировка 6 и 9 августа 1945 года японских городов Хиросима и Нагасаки, повлекшая еще больше жертв.
Президенту России следует знать, что «холодная война» имеет точную дату рождения, адрес и имя ее отца. Она родилась 5 марта 1946 года и не в России, а в США, в городе Фултон, ее отец — Черчилль, имя которого ваши собчаковидные друзья произносят только с закрытыми от благоговения глазами. Это он в тот день призвал к созданию англо-американского военного блока против СССР. Так подумайте, кто же кого пугал. И учтите, что мы не ответили на призыв и угрозы Черчилля тем же. Сталин тогда сказал лишь, что сэр Уинстон становится на путь Гитлера… 4 апреля 1949 года десять стран Европы, а также Канада и, разумеется, во главе с США подписали Атлантический пакт, создали военный союз НАТО. Позже присоединились еще две страны. Всего набралось четырнадцать. Не побрезговали даже Люксембургом. И это произошло еще до того, как мы создали свою атомную бомбу. Но и тогда мы не прибегли к созданию военного блока. В сентябре 1949 года оккупационные зоны США, Англии и Франции, вопреки имевшейся договоренности, превратились в Федеративную Республику Германию. И лишь в ответ на это была создана ГДР. В последующие годы Советское правительство неоднократно обращалось к правительствам США, Англии и Франции с предложением об участии СССР в НАТО, о создании системы коллективной безопасности, но все наши предложения игнорировались. Что, с перепугу они языка лишились, товарищ Путин?.. А в 1954 году, опять-таки вопреки договоренности, в НАТО была принята ФРГ, 15-я страна. К тому времени объединенные вооруженные силы союзников в Европе составляли около 100 дивизий сухопутных войск, до 5 тысяч самолетов. И только после этого, только опять-таки в ответ на создание НАТО, в ответ на прием ФРГ, в ответ на наращивание военных сил в Европе и создание во всем мире американских военных баз, только после всего этого 14 мая 1955 года был подписан Варшавский Договор. В него вошли 8 государств, то есть в два раза меньше, чем в НАТО, и не было среди них ни одного американского или азиатского государства, как США, Канада и Турция в НАТО. Вот как выглядит подлинная история запугивания всего мира, а не высосанная из пальца с целью ублажить Запад за счет своей Родины.
Но все же, если смотреть в корень, то, конечно, надо признать: мы страшно напугали «весь мир», он кошмарно боялся, но не наших танков — у него их было не меньше, не наших самолетов — у него их было больше, не наших ракет — мы с нашей огромной территорией были уязвимы. Он ужасно боялся того, чего у него не было и не могло быть — нашего образа жизни: социальной справедливости, духа человечности, витавшего над всем обществом, бесплатного образования и медицины, широкого доступа всего народа к сокровищам мировой культуры, добрых отношений между народами, нашей веры в будущее… Это и страшило, это и внушало ненависть. Вот о чем и надо было сказать.
За год своего президентства В. Путин встречался уже с руководителями многих стран. Так вот, как жаль, что в том предновогоднем интервью никто из трех журналистов не спросил его: «Уважаемый, вам приходилось слышать, чтобы хоть один президент, глава правительства или министр иностранных дел хоть одной страны мира, ну хотя бы немец Шредер, хаял прошлое своей родины, глумился над ее старым гимном, ну хотя бы над гимном «Deutschland uber alles», взваливал на нее ответственность за чужие грязные дела?» Он наверняка ответил бы: «Конечно, нет!» И тогда журналисты могли бы сказать ему: «А что заставляет вас заниматься этим? Вы же единственный в своем роде президент во всем мире. И останетесь таким, пока по капле не выдавите из себя Собчака и Ельцина, как Чехов призывал выдавливать раба».
Собчак умер, а у Ельцина скоро юбилей — 70 годочков отпакостничал. Он объявил: «Мы уже с Владимиром Владимировичем думали, как отметить эту дату… Я размышляю. Даже с форматом не определился. Можно ведь позвать и сто гостей, и пятьсот, и тысячу… Я пока не определился». Так вот, Владимир Владимирович, помогите ему определиться с форматом, дабы его юбилей политического покойника не обернулся политическими поминками живого.
2001 г.