Светило солнце, и дорога была ровная.
– Ты смотри, что, суки, пишут, а! – раздраженно сказал один егерь другому. – Так… вот… – Он начал читать: – «Снайпер поймал в перекрестье прицела СВД одну из фигурок мечущихся в панике молодых солдат и, не торопясь, выбирал, куда всадить следующую пулю. В голову или все-таки в ногу, чтобы как кошка с мышью поиграть потом еще и с теми, кто будет пытаться вытащить раненого. Что для него какие-то триста метров? Так, баловство! Снайпер взял поправку на ветер и нажал на курок».
Он удивленно посмотрел на второго, ожидая его реакции.
Второй молчал и сосредоточенно глядел на дорогу.
– Какое, на хер, перекрестье? Этот писатель хоть в прицел-то заглядывал? Где он там увидел перекрестье у СВД? – Первый перевел дух и, не дожидаясь ответов на свои риторические вопросы, продолжил: – Ты когда-нибудь мечущихся в панике солдат видел? Пусть даже и молодых?
Второй задумался и отрицательно мотнул головой.
– Я тоже нет. Помнишь, мне солдатик последнюю гранату отдал, когда его увозили?
Второй медленно кивнул, не отводя взгляда от дороги.
– Вы, говорит, товарищ капитан, если что, в плен не сдавайтесь, лучше вместе с ними уе… ться! – продолжал первый и чему-то улыбнулся. – Сам весь в дырках, а за нас переживает, будто мы сдадимся. Не в себе уже был. Зря, что ли, «чехи» орали: «Софринцы – молодцы!» А этот пишет – «в панике», мля! – Первый снова пробежал глазами прочитанные строчки и презрительно сморщился. – «Не торопясь», «всадить»… Пусть бы он, падла, в другом жанре, не торопясь, всаживал! – Он раздражался все больше, хотя голоса и не повышал. – Попробуй-ка попади с трехсот, не на стрельбище ведь!.. «Взял поправку на ветер»! Где он ее взял!? Палец наслюнявил?.. «Нажал на КУРОК»! Что такое курок?! А спусковой крючок тогда что? И где? Ну, бля-я, писатели! Что ты молчишь-то, инвалид?
Второй ответил:
– Меня больше удивляют такие длинные фразы: «Поймал – в перекрестье – прицела – СВД – мечущихся – в панике – молодых – солдат». Нудно! Кто автор?
– Какой-то Юлий Крамер.
– Ишь ты, почти как Ремарк, только наоборот.
– Морды бить надо за такие книги! Или из той же СВД ему всадить, не торопясь.
– И кто-то ведь читает! Хоть опровержение пиши.
– Вот и надо написать! – серьезно сказал первый. – А то лет через тридцать тинейджеры с домохозяйками будут эту лажу читать и думать, что все так и было.
– Тебе-то что? – вяло спросил второй.
– Ай, да ни х…я!
– Ладно, не психуй, напишем, конечно. Все, приехали! Вот они, гуси.
Первый взглянул в окно. Отвлекся. Понемногу успокоился.
* * *
Солдат срочной службы почти всегда попадает в так называемую «горячую точку» не по своей воле. Ему приказывают, поскольку он отдает Родине не совсем понятный ему по молодости лет долг. Возможность «закосить» и отвертеться, конечно, есть. Например, обратиться в шумный и слезный комитет солдатских матерей по поводу неуставных взаимоотношений с сослуживцами или внезапно заболеть энурезом. Но такое случается нечасто, потому что «косят» от службы обычно до призыва и в основном те, у кого есть возможность. По большей части финансовая. А если уж попал, дурачок, в армию, да еще и на войну, то зависишь от командиров, коллектива и ситуации. И почему-то оказывается, что ребята вокруг хорошие, да и сам ты парень не хуже, в конце концов. Романтика вся остается на гражданке, солдат-срочник вынужден пахать как лошадь и стойко переносить тяготы и лишения службы (смотри присягу), испытывая постоянный стресс от усталости, грязи и страха, чего там.
Человек, для которого служба стала профессией, прибыв сюда, находится в несколько другой ситуации. Трудиться и бояться ему тоже предстоит, а не хочешь – ищи другую работу, да еще и свои же перестанут уважать. Зато ты взрослее, сильнее, должен быть грамотнее и спокойнее, а стало быть, лучше подготовлен, чем срочник. Так оно и было, конечно, но веселее от этого Снайперу не становилось. Он мог судить не понаслышке, поскольку пришлось ему в свое время побывать на войне и в солдатской шкуре, а теперь ехать туда, так сказать, по работе.
Но в дороге Снайпер думал о другом, ведь сначала «на нервной почве» заболела его мама, а накануне, перед самым отъездом, он поссорился с женой. Ни с того ни с сего, как обычно. Дошло до ругани, та возьми да и ляпни, мол, не спеши с возвращением, милый. Поразительно, как легко бывает иногда сказать коротенькую фразу и как долго она потом действует! Особенно если прозвучит в нужном месте и в нужное время. В общем, в пути Снайпер водкой гнал прочь тугую печаль, а та не слушалась и зеленым огнем в глазах только пугала его второго номера. По науке на позициях второй номер должен располагаться неподалеку, смотреть за ближайшей округой, за флангами и тылом, чтобы уберечь снайпера от той опасности, которой тот не видит, глядя в прицел. Так ведь то на позициях. А тут Второй не мог запретить Снайперу выпивать, поскольку и сам… Оказывается, без этого никак.
На пункт сбора отрядов старшина привез их двоих ночью, полупьяных и полусонных. С трудом отыскав в кипящей вокруг суете и толчее начальника штаба, Второй доложил о прибытии.
– В количестве скольких человек? – переспросил начштаба, коренастый подполковник в кожаной портупее, похожей на сбрую.
– Двух, – сказал Второй и пояснил: – У нас снайперская пара. Народу в отряде больше нет, все уже там, смены ждут.
– Ладно, пристегнем вашу пару к комикам для ровного счета.
Второй кивнул. Он туго сообразил, что комики – это отряд из Коми.
– Найдешь командира комиков, скажешь, пусть примет вас под начало. Передашь, мое распоряжение. Все! Вопросы?
– А нельзя ли нас к архангелам пристегнуть, товарищ полковник? У нас там все знакомые…
– Нет, к архангелам уже Вологда пристегнута. Отряд укомплектован. Все, давай, некогда!
«Значит, Вологда с Архангельском, а мы с Коми. Хрен с ним, познакомимся и с комиками».
Комики были такие же, как все остальные, бритые, потные от погрузочных работ, в одинаковых камуфляжах. Их командир, интеллигентный, больше похожий на учителя, показал, к какой горе ящиков пристроить свою горку и посоветовал держаться рядом.
Все утро и весь пасмурный день занимались перегрузкой ящиков и баулов с автобусов на грузовики, с грузовиков в самолет и обратно из самолета, поскольку выяснилось, что погода нелетная. За время томительного ожидания вылета Снайпер со Вторым успели выпить за знакомство с некоторыми комиками, а также и с желающими из других отрядов. Встретили архангелов, стало веселее. Правда, спины гудели и руки оттянуло ящиками. Взлет разрешили только на следующее утро.
Перегруженный самолет дважды прокатился по взлетной полосе, прежде чем от нее оторваться. Его недра до отказа были набиты оружием, боеприпасами и людьми, сидящими на них плечом к плечу или спина к спине. Когда огромный Ил-76 набрал наконец высоту, перестал дребезжать и ровно загудел, стали слышны мрачные шутки, смешки и междусобойные тосты «за спецназ». Снайпер дремал, натянув на глаза вязаную шапку, и отзывался, только когда его толкали и протягивали фляжку. Глотнув, он снова приваливался головой к своему баулу, из которого торчал пламегаситель винтовки. Второго тревожило, что Снайперу тяжко будет очухиваться, но тому было на все наплевать. Бодриться и шутить вместе с другими он не хотел, а жаловаться не станет.
Вообще, Снайпера прозвали так давно, еще со школы. Он постоянно читал книги будущих командиров, наставления по стрелковому делу, а когда позволил возраст, стал прыгать с парашютом в школе ДОСААФ. Еще он посещал секцию пулевой стрельбы и успешно защищал честь школы на городских соревнованиях, а когда на призывной комиссии врачи нашли у него в глазах какую-то дихроматию и разрешили не идти в армию, он устроил скандал в военкомате, обещал принести грамоты и призы, грозил пожаловаться в горком партии. Комиссар успокоил его только словами: «Ладно, все! Внутренние войска! Иди служи, снайпер!»
Постепенно все свои стали так его называть. Наполовину в шутку, хотя стрелял он лучше всех, притом из чего угодно. Два года службы, участие в событиях Карабаха, борьба с мародерами в разрушенной землетрясением Армении укрепили в нем веру в силу оружия и в правоту Боевого устава внутренних войск. Дружба являлась здесь механизмом решения стоящих перед подразделением задач и сохранения его жизни и боеспособности. Короче, жизнь – если не война, то по крайней мере борьба, строй сильнее толпы, друзья сильнее сослуживцев. Вообще, побеждает тот, кто лучше вооружен и более подготовлен. А историю, он где-то читал, пишут победители. Демобилизовавшись, он испытывал легкое презрение к гражданской жизни и почти сразу соединил прозвище с профессией снайпера во вновь образованном отряде специального назначения МВД.
Жизнь была проста и хороша. Любимая работа, друзья, любимые жена и дочка. В молодости думаешь, что так будет всегда. Но тут нашлась новая горячая точка, и все изменилось. А собственно, чему удивляться? Не к этому ли он готовился всю сознательную жизнь? Оказалось, не совсем. Сначала нарушилось душевное равновесие, потому что близкие заволновались. Мама жаловалась на больное сердце и мягко укоряла, спрашивая, не хватило ли ему срочной службы. Жена активно противилась тому, чтобы он уезжал надолго черт знает куда и рисковал там неизвестно за что. Мотая при этом нервы ей, себе и другим. И денег зарабатывая не так уж много. Это звучало вполне резонно. Потом погиб единственный близкий друг. Стало тоскливо, и снова в солнечном сплетении зашевелился страх. Опять нервотрепка, похороны, поминки, водка, черно-белые лица его и своей родни. Почему он не уходил из отряда? Потому что эгоист, думаешь только о себе, говорила жена. Себя не жалеешь, пожалей хоть близких, уговаривала мама. Потому что лентяй и делать больше ничего не умеет, считали бывшие однокашники, которые, как им казалось, добились в жизни большего. Главное, что это было похоже на правду, и очень трудно было объяснить им всем, что нельзя ему теперь уходить. Нельзя, потому что все пацаны из отряда в таком же положении, всем страшновато и неуютно, все молчат и надеются друг на друга – и как они там будут без снайпера? А уйдешь – никто ничего не скажет, не осудит, просто станут при встрече натужно улыбаться и руку жать, глядя не прямо в глаза, а куда-то чуть левее. И с кем потом отметить 27 марта и 28 мая и поорать под гитару «Расплескалась синева» 2 августа? И кому позвонить, когда останешься один, с тоски пьяный и без денег? В общем, в третий раз он отправлялся на юг на грани развода, оставив больную маму и не слушая мнения гражданских знакомых, считающих любую агрессию злом и насилием. Соответственно, ехал подшофе, чтоб ни о чем не думать.
* * *
Орнитологи утверждают, что за три весенние недели над этими полями пролетает с юга целый миллион диких гусей. Может, так оно и есть. Несчетные стаи отдыхают здесь, пасутся несколько дней, щиплют молодую траву, пьют воду из канав и отправляются дальше на север. Поля – точка пересечения маршрутов стай, летящих с зимовки из Италии, Турции, с побережья Средиземного моря и даже из Африки. Из года в год инстинкт приводит гусей сюда по пути домой. Это удобная перевалочная база. Место открытое, его много, а рядом, за перелеском – огромное озеро, куда по вечерам птицы улетают от опасности на ночевку. Ночуют они на маленьких островках или прямо на воде, на льдинах, подальше от берега. Утром возвращаются. Перелеты с полей на озеро и обратно – самое опасное время их стоянки. Тут они летают низко, над самым лесом, не как на основной магистрали лета. Тут их подстерегают охотники. В сумерках, перед самой темнотой, люди с ружьями наизготовку выстраиваются вдоль кромки леса и ждут налетающие с полей клинья птиц, чтобы вместе с дымом, порохом и дробью выбросить в небо свою жажду крови и злость на окружающий мир.
Охота, она ведь пуще неволи. Для многих весенняя охота на гусей – праздник, которого ждут с нетерпением, к которому готовятся весь год. Из разных углов страны, из столиц и даже из-за границ приезжают обуянные первобытным инстинктом солидные взрослые мужчины с прекрасным оружием, в дорогой амуниции, на мощных автомобилях. Охота на гуся, птицу сильную, быструю, осторожную, не для любителей-натуралистов. Из обычной двустволочки гуся очень трудно взять. Только если повезет или браконьерским способом, подъехав на машине к отдыхающей стае. Но правилами это запрещено. И некрасиво это. К тому же гуси, как хорошо организованный отряд, отправляют разведчиков, которые летят впереди и выбирают безопасное место для отдыха. Еще отдыхающая стая выставляет по окраинам полей дозоры, и те первыми подают сигналы тревоги остальным. Темная туча с криками и хлопаньем крыльев тяжело поднимается тогда в небо и колышется там, выискивая на земле покой. А вот машин усталые птицы поначалу не пугаются, словно догадываются, что здесь, на полях, кто-то их бережет. Хотя бы вон те безоружные люди в выцветших камуфляжах, глядящие сквозь лобовые стекла и не делающие резких движений.
* * *
Комиков было восемнадцать человек. Как выяснилось, только четверо из них раньше участвовали в боевых действиях. Интеллигентный командир Петя, который приехал впервые, сразу назначил одного из них своим заместителем, второго старшиной, а двух оставшихся – командирами боевых отделений. Это было правильно.
– Парни, вы раньше как, бывали здесь? – доброжелательно спросил он у Снайпера.
Тот кивнул в ответ. Говорить ему не хотелось – он мучился похмельем.
– Так может, усилим каждым из вас обе группы?
– Пару разбивать нельзя, толку не будет, – глухо ответил Снайпер.
Командиры задумались.
– Олег, пусть они к тебе идут, а мне отдай Доктора, – предложил командиру первого рыжий Коля, командир второго отделения.
Олег пожал могучими плечами. Потом отвел Снайпера в сторону и весело спросил, серьезно глядя в глаза:
– Слышь, братан, может, будем завязывать с бухлом?
Снайпер устало кивнул.
– Ну и отлично!
Этот разговор происходил вечером следующего дня. Накануне прилетели тоже под вечер, разгрузились на посадочной полосе и до самой темноты снова навьючивались на «Уралы». Командование в спешке приказало двигаться ночью, хотя в темноте это бессмысленно и опасно. Всю ночь колонна ползла через горы по едва ощущаемой дороге, заблудилась и только к рассвету, продрогшая и усталая, спустилась к месту назначения, огромному полю с деревней на дальнем краю. Деревня тоже была большая, в бинокль различались мечети, водонапорные башни и элеватор. Судя по карте, она упиралась в холмы, за которыми начинались пригороды.
Днем общими усилиями прямо на сырую глину и жухлую траву установили взводную палатку, двухъярусные солдатские кровати. Снайперу со Вторым поручили печи. Их нужно было собрать, вывести трубами в специальные отверстия в крыше и разжечь в них огонь. Провозились целый день, но к вечеру, измазанные ржавчиной и сажей, дали первое тепло.
Командиры совещались за длинным, на весь отряд, столом, сколоченным из ящиков. Остальные, первый раз за день перекусив консервами, лежали, не раздеваясь, на спальниках.
– Завтра с утра нужно будет воды найти и полевую кухню завести, – высказался старшина, – потом с дровами что-то придумывать.
– А сейчас караул выставить, – добавил Петин заместитель Никола. – Думаю, ночь на две смены разбить надо и по двое службу нести. Командир, давай-ка, мы с тобой первую половину отдежурим, а потом кого-нибудь растолкаем.
– Нужно народ на двойки разбить, – заметил Олег.
– У нас пара готова, можем мы подежурить, – предложил Снайпер.
Остальные молча согласились.
Ночью командир разбудил Второго, положив руку ему на плечо. Тот сразу пришел в себя и нахмурился, забывая сон. Потом надел сапоги, шапку и бушлат, взял пулемет и ранец. Снайпер, одетый и с винтовкой на коленях, уже сидел возле печки и курил.
– Ты спал?
Снайпер отрицательно мотнул головой:
– Не спится.
Они оставили свечу гореть на столе и вышли из палатки. Ночь стояла холодная, звезд почти не было видно за облаками, и темнота давила на лицо. Глаза постепенно привыкли, стали видны очертания соседних палаток и красные искры, вылетающие изредка из печных труб. Хотя воздух и заставлял поеживаться, он казался удивительно густым и вкусным. Запахом напоминая вино, ночь все равно оставалась южной. Небо, как и днем, поражало своей тишиной. Тишина почти звенела, и чувствовалось, что поле вокруг слушает предгорья, а деревня напряженно молчит.
– Скоро в Город поедем, – после долгого молчания зашептал Второй. – Новый год, чую, заставят там встречать. Не получилось бы, как в прошлый штурм. Я в городских боях не участвовал. Что делать, только приблизительно знаю.
Снайпер не отвечал. С тем, кто не умеет молчать, и говорить-то особо не о чем. Посидели на пустых ящиках, поглядели в темноту.
– Как получится, не знаю, – тихо заговорил Снайпер, – но рассчитывать надо будет только на себя. Комики, может, и хорошие солдаты, но командиру я не очень доверяю, да и большинству таких же новичков. Когда поедем в Город, с Олегом и Рыжим договоримся, что делать в случае шухера. Остальные пусть делают, как мы. Их сейчас все равно не научить, а по ходу пьесы сами все поймут.
– Так неохота мне в Город ехать, вилы!
– Думаешь, мне охота? Теперь уж домой не уедешь. Давай договоримся так. Пару не разбиваем. На зачистках вместе, друг от друга не отходим, на постах тоже.
Второй молча кивал.
– Если пойдем в колонне и реально обстреляют, не надо отстреливаться, геройствовать и ничего предпринимать. На землю упал, сполз пониже, в яму или арык, в крайнем случае под колесами спрятался – и всё, затих и огляделся. Если стреляют сверху, ищи глазами укрытие; если его нет, двигайся в сторону огня – должна же быть мертвая зона, где не достанут. И потом, все равно надо будет их уничтожить, переждать не удастся. Хорошо, что у нас гарнитуры есть, можно договориться что и как.
Теоретически Второй все это знал и раньше, но теперь, когда это уже не учения и, возможно, придется натурально ползать под пулями, ему становилось муторно и тоскливо. Хорошо, что Снайпер с ним в паре, но и тому, видно, не по себе. Второй икнул. Консервы из сухпайка давали о себе знать. Хотелось пить, но воды с собой не было, только спирт во фляжке. Эх, засада, мрачно думал Второй, жизнь – говно. Воды нет, холодно, изжога, руки грязные, курить нельзя. А самое главное – постоянное чувство тревоги и ожидание неизвестно чего.
– Икота-икота, перейди на Федота, – забубнил Второй, не зная, как от нее избавиться, – с Федота на Якова, с Якова на всякого.
– На, глотни. – Снайпер протянул ему свою флягу.
– Что там? – спросил Второй.
– Вода, я свой спирт уже того… Использовал по назначению.
– Спасибо. Спирт-то у меня есть, да им икоту не отбить. Не надо и рисковать. Пусть до лучших времен хранится. Или до худших…
– У меня в армии корешок был, – прервал его Снайпер, – по фамилии Всякий. Как кто-нибудь икать начнет, он тут как тут. Всем воду давал. Чтоб на меня, говорил, не переходила. Хороший парень, смешной такой.
Второй глотнул пахнущую металлом воду и задержал дыхание. Полегчало. Он понял и оценил ход Снайпера. Хочешь поддержать себя – поддержи товарища. Много ли надо, чтоб поднять настроение? Пара нужных слов.
* * *
До самого вечера егеря медленно ездили вдоль полей и удивлялись огромным стаям. Гуси почти не боялись и просто уходили вразвалочку от ползущей по дороге машины. Было безветренно и солнечно. Снег на полях весь растаял, и небольшие черные куски пашни парили. По ним тоже бродили гуси и копались в теплой земле костяными клювами.
– Как на птичнике! – слегка опешил Первый.
– А раз пальнуть – больше не подпустят, – добавил Второй. – Гусятина вкусная, только варить долго.
Когда стало темнеть, они остановились у кромки леса, разожгли костерок и сели послушать. Пасущихся гусей не было слышно, зато где-то на болоте трубили журавли, в перелеске человеческим голосом стонала сова и немного подлаивала по-собачьи, коротко вскрикивали чибисы, и блеяли пикирующие бекасы. Эти звуки только оттеняли спустившуюся тишь. Наконец в вечернем небе послышались гортанные переклики, потом свист крыльев налетающей стаи, и неровный гусиный клин возник из-за межи, поросшей ольхой. Пронесся над холмом, у подножия которого тлел костер, и исчез в полумраке за вершинами леса.
– Небо ясное – высоко летят, – довольно сказал первый.
– Да, из простого ружья не достанешь, – поддержал Второй.
Новые стаи появлялись далеко и близко, справа и слева, и большую тишину на множество частей раскололи ружейные залпы. Егеря молча слушали и смотрели вверх. Птицы все летели и летели, ружья гремели, иногда разбивая гусиные шеренги, но строй снова выравнивался и смыкался почти без потерь.
– Мало сшибли, я всего троих насчитал, – подвел итог Первый.
– Как ты их только видишь? – привычно удивился Второй.
– У меня же обострение, хоть я цвета и путаю. Я их как в прибор ночного видения наблюдаю, пока совсем не стемнеет.
– Поехали, посмотрим, кто такие и откуда стреляют, – предложил Второй, когда канонада начала утихать, – чтоб сильно не наглели.
– Я вот раньше не понимал, почему наемников во всех армиях называют дикими гусями, – сев в машину, заговорил Первый, – а теперь вижу. Что у тех, что у других вся жизнь – сплошная война. Марш-броски, перегруппировки под обстрелом. Всегда с разведкой, всегда с дозорами. Даже на отдыхе. Вот жизнь бекова! Регулярные части отвоевали – и в тыл, на зимние квартиры, а у гусей какой тыл? Я слыхал, их даже на севере бьют, и на гнездах, и когда линяют, летать не могут.
Охотники, как и положено, стояли вдоль кромки леса. Они оказались хоть и азартные, но солидные и с пониманием. К тому же сбили мало, а настрелялись вдоволь. Когда стемнело, егеря уехали ночевать.
* * *
В Город поехали спустя несколько дней, и опять ночью. Не включая фары, с одними только габаритными огнями бесконечная колонна прошла по израненной деревне. Дело в том, что несколько дней назад во время разведки на околице солдат обстреляли и им пришлось с потерями отступить. Тогда командир бригады приказал выкатить пушки на прямую наводку, и целых домов в деревне не осталось. Белые вспышки разрывов погасли в серой пыли и черном дыму. Прячась в нем и отстреливая тепловые ловушки, над развалинами туда и обратно низко пролетела пара «крокодилов». Но больше никто не стрелял. Людей не было. Только на дороге осталось лежать несколько коровьих туш грязно-рыжего цвета. Стадо не смогло уйти или спрятаться в подвалах, как люди.
На вершине балки, огромного холма, за которым начинался Город, пылало несколько мощных газовых факелов – остатков нефтяных скважин. Вершина была пуста. А у подножия балки, в ночи, пронизанной мутным светом фар и наполненной дымом дизелей, сотни людей разгружали и вскрывали ящики с боеприпасами, вешали на плечи «Мухи» и «Шмели», набивали карманы ранцев новенькими гранатами и рвали на полосы белые простыни. Эти белые полосы на рукавах должны будут обозначать в Городе своих. Снайпер со Вторым одновременно и молча повязали их друг другу на рукава, стараясь, чтобы полосы получились как можно шире и заметнее. Никто не разговаривал, и, кроме злого рычания моторов, влажная ночь и жирная грязная земля не разносили других звуков. После того как потные и испачканные люди выгрузили из кузова в глину последнюю тонну темных ящиков, полосы на рукавах скатались в веревки и потемнели. Второй поглядел на Снайпера, так же, как тот, уселся на ящик и закурил. Опорожненные «Уралы» отползали в свой строй и там затихали, погасив фары.
Стало темно и почти тихо. Вспотевшая одежда противно холодила спины. Снайпер выкинул окурок, встал, оглянулся и сапогом отбил доску от ящика, на котором сидел. Сломав ее об колено, он оторвал пальцами несколько щепок и подпалил их зажигалкой. Костер понемногу занялся, и его обступили желающие погреться. Противоположная сторона холма, та, где Город начинался с садов и частных глиняных домишек, молчала в темноте и не хотела рассвета. Второй сидел у огня, не вмешиваясь в разговоры и даже не слыша их. Внутри была пустота и усталость.
Рассветало медленно, снова загудели моторы, и на вершину балки полезла голова колонны с «мотолыгами» отчаянной разведки впереди. Постепенно весь холм заполнился техникой с сидящим на броне десантом. Откуда-то прибежал запыхавшийся командир Петя и передал распоряжение рассаживаться по двое на бэтээры и бээмпэшки к солдатам-срочникам. Он был бледным и запыхавшимся, а говорил сипло, сглатывая и наклоняя вперед голову, словно в горле у него пересохло.
– Сейчас разведка спустится в Город, посмотрит, что да как, а потом мы за ними! Квадрат мне указан, двигаться надо по периметру, по улицам. Занимаем высотные здания, потом зачищаем остальные.
Второй исподлобья посмотрел на Снайпера, тот чуть скривил губы и еле заметно помотал головой. «Что-то больно просто», – подумал Второй, залезая вслед за Снайпером на первую попавшуюся броню к солдатам. Усевшись на свой ранец, он оглядел новых товарищей. До сегодняшнего утра он как-то не замечал, не обращал внимания, что все они разные, хоть и в одинаково грязной форме и с равно закопченными лицами. Сейчас он увидел, что выражение лица у каждого из них свое, а взгляды – удивленные, настороженные, похожи только одним. Доверчивостью. Глаза смотрели на него с надеждой. «Бля, они же все тут еще дети!» – поежился Второй, разглядывая грязные пальцы с обломанными ногтями, сжимающие автоматы, кирзовые сапоги и тяжелые каски на головах с тонкими шеями. Снайпер курил, полуприкрыв глаза.
– Нам сказали, что с нами спецназ поедет, – звонким голосом сказал маленький чернявенький сержант.
Второй утвердительно кивнул.
– Нам по кайфу! – обрадовался тот. – С вами прикольнее. А у вас там все офицеры?
– Все, – подтвердил Второй.
– А в каком вы звании?
– Капитаны.
– Нормально! Товарищ капитан, курнуть не хотите? Все не так муторно будет.
– Давай.
– Полезли в броню, товарищ капитан. – Сержантик всем весом дернул люк десантного отсека и крикнул внутрь: – Чурик, приколачивай! С нами спецназ покурит.
– Сам ты чурбан, Аскер! – беззлобно огрызнулся солдатик с азиатским лицом в бушлате рядового. Он высунулся из люка, белозубо улыбаясь. – У вас в Москве чурок больше, чем у нас в Уфе! Здра жла. – Он кивнул Снайперу и чуть склонил набок голову, разглядывая его винтовку. – Я тоже снайпер. Товарищ капитан, разрешите винтовку посмотреть? Я не стрелял еще с укороченных.
Снайпер молча поставил перед коллегой свою винтовку. Тот выбрался наружу и осторожно взял ее в руки:
– Клевая! Пламегаситель мощный, сошки удобные. А как с деривацией, товарищ капитан?
– На триста – такая же, как у твоей. А дальше из этой не пробовал. – Снайпер улыбнулся. – Кучность тоже ничего.
– Азамат, хорош базарить, – снова возник сержант, – полезли внутрь. Чё там у тебя?
– Да все готово, залезайте, товарищ капитан!
В тесноте десантного отсека вместе с незнакомыми солдатами Снайпер со Вторым выкурили два косяка. Происходящее снаружи на время перестало интересовать. Снайпер прикемарил, положив ранец под голову. Второй, улыбаясь, внимательно слушал разговоры и смех пацанов.
– У меня все предки из Владикавказа, а я родился и вырос в Москве, – стал рассказывать чернявый сержант.
– Говорю же, у вас там одни чурки, – вставил башкир Азамат.
– Вы на себя оба внимательно поглядите, дебилы, – усмехнулся увалень-пулеметчик.
– Не, ну ты скажи ему, Большой, кто из нас чурбан? – спросил его Аскер.
То ли я гоню, то ли они ненормальные, думал Второй, но как они могут так абстрагироваться? Наверное, просто молодые еще.
– Когда домой-то, пацаны?
– Комбриг сказал, Город возьмем – и домой. А так весной, – ответил Аскер и продолжил: – Мы полтора года уже вместе тут тремся, а в августе как началось в Дагестане, так с колес не слезаем, все время переезды.
Снаружи по броне застучали. Люк приоткрылся, послышался приглушенный голос:
– Товарищ сержант, Геббельс бежит!
– Взводный наш, – пояснил сержант, – сейчас орать начнет. Чё, вылезаем?
Второй пожал плечами.
– Сидите пока, щас я узнаю, что ему. – Аскер вылез наружу.
– Что за бардак у тебя, Аскер? – раздался снаружи молодой голос, и Второй высунул в люк голову полюбопытствовать.
К БМП быстрым шагом приближался офицер, отличающийся от своих солдат только чуть более чистым лицом и портупеей с планшетом на боку.
– Все в порядке, товарищ лейтенант!
– В каком порядке? Почему молодежь в брониках, а старые нет?
– Сейчас наденем, товарищ лейтенант! – заулыбался сержант.
– Чё ты лыбишься, Аскер? Сейчас в Город поедем, только начни мне там тупить!
– Да не, товарищ лейтенант, все будет тик-так.
Лейтенант показал кулак всей БМП и побежал дальше вдоль колонны, чавкая сапогами по коричневой глине. Где-то внизу, в молчавшем до того Городе, раздались далекие хлопки взрывов и заколотили очереди.
– Нормальный он пацан, – ласково сказал сержант, обращаясь ко Второму, – просто орать положено. А так никогда за нами не прячется и начальства не ссыт. И грамотный он, у нас самые маленькие потери во всем батальоне.
– Чё, есть потери? – как можно спокойнее спросил Второй.
– Да есть… – неохотно ответил сержант, а Второй, сморщившись, пригнул голову – воздух резко колыхнулся от грохота и тяжкого гула выстрела саушки.
– Радио включи! – толкнул его снизу Снайпер. – Похоже, разведка впоролась.
Второй повернул тумблер радиостанции, торчащей из кармана «разгрузки». Звуки боя раздались из динамика вместе с напряженным, почти кричащим голосом:
– …четыре квартала прошел – попал в засаду! До заданного перекрестка немного не доехал… в упор «Мухами» лупят!..сильный огонь, обе коробочки повреждены, есть «двухсотые»! Долго не продержусь, срочно нужна конкретная помощь! Как понял, «Циклоп»?
– «Двадцать второй», я «Циклоп»! Помощь к тебе уже идет! Держись и докладывай обстановку! – Голос «Циклопа» был густой и уверенный.
Тем временем бой в Городе разгорался. Над балкой, свистя винтами, пронеслись две пары «крокодилов» и кинулись вниз, на пригород. В небе вокруг них засверкали вспышки разрывов, а потом воздух донес звук тяжелых очередей.
– Зэу, – сказал Снайпер.
Вертолеты друг за другом наклонились, вошли в боевой разворот и выпустили серые хвосты ракет.
– Так ей, с-сучке! – добавил Аскер.
Бой снова зазвучал из эфира.
– «Циклоп»! Я «двадцать второй»! Несу потери! Лупят из каждого окна! Где подкрепление?! – Голос тяжело перекрикивал выстрелы.
– «Двадцать второй», отставить панику! Подкрепление вышло! Как понял?
– Да ему хана уже! Они на въезде… на фугасах…
– «Двадцать второй»! Перейди на запасную частоту!
– Пошел ты, «Циклоп»!!! Мужики, кто слышит, если не увидимся, дайте им за нас пи…ы! Все, конец связи!
Радиостанция замолчала, молчали и все, кто слышал. Из Города, вдоль строя машин, навстречу колонне промчалась БМП, прыгая на ухабах. На броне сидел на корточках солдат с забинтованной головой и удерживал за ремни два тела с белыми лицами, лежащие сапогами вперед.
Снова прибежал Петя и сиплым шепотом прокричал:
– Слезаем с брони! Солдаты без нас поедут, мы за ними! Они на высотки и на укрепления, а мы по кварталам – на зачистки!
Не глядя на солдат, Второй со Снайпером слезли с БМП. Колонна задымила, задергалась и двинулась вперед. Второй все же поглядел вслед экипажу, с которым только что собирался двигаться в сторону боя. Ему показалось, что все они смотрят на него. Не осуждающе и не презрительно, а просто и серьезно. Аскер легонько махнул рукой. Второй со Снайпером неуверенно ответили тем же.
…Только через несколько дней они вошли в Город…
* * *
Ночью похолодало. Поля, согретые вчера солнцем, не хотели отдавать тепло и укутались туманом. Когда рассвело, с воды задул ветерок, стал рвать одеяло тумана на лоскуты. В прорехи садились гусиные стаи, летящие с ночевки. Егеря курили первые утренние сигареты в остывшей за ночь машине и слушали птичий гомон.
– Везет им опять, – сказал Первый, – в тумане их не видать.
– Да, вот и пальбы пока не слышно, – согласился Второй.
С дальнего конца полей ветер донес эхо выстрела. Егеря замолчали. Не успело оно растаять, послышались целые залпы, сдвоенные и строенные. Они долго, с полминуты, не смолкали, а потом, как мираж, пропали в обрывках тумана. Первый запустил двигатель.
– Не слышно, говоришь? – спросил он тихо, словно у самого себя.
– Подождем давай, – ответил Второй.
– Подождем…
Через несколько минут вновь донеслась канонада. Стреляли часто и много, как на полигоне.
– Поехали, – сказал Второй.
Найти стрельбище оказалось несложно даже и в клочьях тумана. Ружейная стрельба смолкала ненадолго и вновь раздавалась, словно пеленг.
– Откуда здесь гаишники? – Первый затормозил перед сверкнувшей проблесковыми маяками милицейской машиной, стоящей посреди грунтовки.
Из машины вылез сотрудник в капитанских погонах и жезлом указал, где остановиться егерям.
– Не хватало еще… – начал было Первый, но Второй прервал его:
– Погоди-погоди, знаю я этого капитана. Срочку вместе служили. Здравия желаю, товарищ капитан! – Второй бодро вышел навстречу. – Узнаешь?
– О, привет! – Капитан узнал, но не очень обрадовался. – Ты здесь какими судьбами?
– Да вот, гусей гоняю… Вернее, охраняю. Егерем тут.
– А-а…
– А ты, я вижу, в хорошем звании уже. В спецроте, наверное?
– Да-а, ерунда!
– Слушай, нам бы проехать, посмотреть, кто это там резвится. Слыхал, как хлещут? Будто у них там тир и патронов – картофельный мешок. Закурим?
– Не, не курю. Знаешь, кто там?
– Не-а.
– Сам Хозяин. С гостями. Какие-то бизнесмены к нему в гости приехали. Из Москвы, что ли… И ваш шеф тоже там. Охоту организует. Так что…
– Вот оно как…
– Да, вот так. Мы тут весь транспорт обратно заворачиваем.
Второй задумался ненадолго. Оглянулся на первого. Тот кивнул.
– Слушай, брат, может, пропустишь нас? – попросил Второй. – Хоть одним глазком на Хозяина поглядеть. Мы же ведь не посторонние, как-никак тоже на службе здесь.
– Ну, не знаю…
– А если что, мы тебя не видели, ты нас тоже. Мы же на вездеходе, можем и по полям. А?
– Ладно. – Капитан огляделся вокруг. – Хорошо. Ты меня не видел, я тебя тоже. Гуська-то хоть одного подгони, а?
– Буду иметь в виду, – лучезарно улыбнулся второй, садясь в машину.
«Хантер» объехал машину ГАИ по обочине.
– Что, брата встретил? – криво усмехнулся первый.
– Какой он мне брат? Хлеборезом в армии был. – Второй мелко помахал милиционерам ладонью. – Слышал, что он сказал?
Первый кивнул.
– Стоит ли туда ехать? – засомневался второй. – Только мордами трясти перед начальством…
– Имеем право посмотреть, – спокойно ответил первый.
Возле небольшого перелеска егеря увидели могучий грузовик, «мерседес» с фургоном. Он стоял под натянутой маскировочной сетью. Тут же, под тентом, дощатый стол на козлах. Над столом суетился невысокий плешивый человек в брезентовой ветровке. Рядом гудела синим пламенем паяльная лампа.
– Это же Коля, водитель нашего шефа, – узнал его первый. – Пойдем-ка поговорим.
Егеря подошли и поздоровались.
– Парни, извините, руки грязные, – щербато улыбаясь, заговорил Коля. – Шеф с Хозяином там стреляют, за лесочком, а я тут вот пух-перья щиплю да потрошу.
Кисти рук у Коли были перемазаны подсыхающей кровью с прилипшими светлыми пушинками. На столе замерла опаленная гусиная тушка, свесив с края бурую голову с зажмуренными глазами. Красноватые перепончатые лапы судорожно поджаты, а голые крылья с маховыми перьями, похожими на длинные пальцы, распластались на досках.
– Чей «мерин» такой модный? – в ответ Коле улыбнулся второй.
– Гостей московских, они тоже там с Хозяином. – Коля заговорщически понизил голос. – Прикинь, за утро пятьдесят четыре штуки взяли уже.
– А сколько их там? – спросил первый.
– Гусей, что ли? Кто их считал?
– Да нет, охотников.
– А-а, четверо.
– Значит, больше, чем по тринадцать на рыло, – вслух посчитал в уме Первый, – а норма по три гуся на день охоты… Ловко…
– Так у них же там «музыка» играет, профиля стоят. Никто мимо не пролетает!
– Она же запрещена?
Коля с улыбкой отмахнулся. За лесочком ударили частые выстрелы. Все замолчали и прислушались. Когда стрельба отгремела, дверь фургона открылась и по трапу спустился такой же, как Коля, невысокий человек, только в камуфляже.
– Коля, это твои бойцы? – деловито поинтересовался он. – Шеф звонил, велел идти к ним за гусями, да еще профиля надо переставить. Ребятки, давайте-ка с нами, поможете!
– Кто это? – глядя на него, спросил Первый.
– Это Витя, водитель с «мерседеса», – осторожно ответил Коля.
– Скажи ему, это не входит в наши должностные обязанности, – спокойно сказал Первый и пошел к своей машине.
– Извините, ребятки, у нас еще своих дел – во! – добавил Второй и чиркнул ладонью по горлу, забираясь на сиденье.
– Ну и дисциплинка тут у вас! – скривился Витя.
Егеря развернулись и потихоньку поехали обратно.
– Смотри, – сказал Первый Второму.
Неподалеку, на дне ложбинки, лежал белый сугроб, над которым плавно кружились невесомые пушинки.
– А я издалека гляжу – снег. А это… пух? Я еще думаю, больно уж чистый и не растаял что-то… Куда им столько мяса?
– Куда им столько ВСЕГО?
* * *
От четырехэтажки после обстрела кое-где остался только каркас из перекрытий, а в двух местах крыша лежала на полу третьего этажа. Дальше, за домом, ничего не было видно из-за дыма и морозного тумана. Когда обстрел кончился, надо было ехать к нему на БМП всей группой и там закрепиться. Ехать пришлось по дороге, которая огибала развалины с противоположной стороны. Напрямую, через пустырь, было ближе, но командир брони, контрактник, рассудил, что лучшая дорога – это по дороге. Пустырь, скорее всего, заминирован. Солдат-водитель, опасаясь, что по пути обстреляют, разогнал машину до гусеничного хруста и надрывного воя двигателя. Комья грязи из-под траков взлетали выше иссеченных фонарных столбов. Сидящие на броне думали только о том, как бы с нее не слететь на повороте. Внутрь, в десантный отсек, никто не полез – уж лучше пусть взрывной волной и осколками скинет с брони, чем задавит внутри фугасом или гранатометным выстрелом. Второй снова почувствовал себя голым и босым – за дорогой была не наша территория.
Если ты на открытом месте, каждый выстрел и взрыв в округе заставляет сжиматься. Кажется, что все пули и все осколки летят в тебя. Возле развалин на горке ввосьмером спрыгнули с брони и, пригнув голову к коленям, скачками понеслись к единственному уцелевшему подъезду. Наводчик развернул к нему башню с пушечкой. Только бы не высунулся из какого-нибудь окна пулеметный ствол или не вылетела граната! И под ноги смотреть, чтобы ничего не зацепить. На каше из снега и глины рассыпаны рыжие осколки кирпичей. Дверь подъезда не сорвана, плохо. Прижавшись к стене, Олег зацепил ее мушкой автомата и резко отворил. Выждали пару секунд, и Второй, все так же не разгибаясь и только изо всей силы сжав зубы, юркнул в темноту подъезда. Снайпер за ним. Остальные ощетинились автоматами.
Как только глаза привыкли к полумраку, Второй увидел на лестнице растяжку и теперь мог думать только о ней. Слишком уж на виду установлена, подозрительно. Граната просто примотана скотчем к лестничным перилам, вместо чеки вставлена разогнутая булавка, тонкая медная проволока от нее протянута на уровне пояса к дверной ручке, закрывая проход по лестнице. В чем же подвох? Второй аккуратно обхватил пальцами гранату, прижал рычажок и осторожно застегнул булавку. Все, уже не рванет, если не дергать. Теперь не спеша отвязать проволоку и открыть проход. Гранату лучше не отматывать и не снимать с места: кто знает, что сапер задумал?
– Пацаны, чё там? – вполголоса спросил с улицы Олег.
– Щас растяжку снимет, – ответил Снайпер.
– Давай быстрее, братан! Броня уходит, мы тут голые остаемся!
– Готово, пошли наверх! – прошептал Второй, и Снайпер махнул из-за двери рукой.
Все на цыпочках поднялись вверх по лестнице, не дыша, заглядывая в дверные проемы на лестничных клетках. БМП с рычанием укатила обратно по дороге, и, хотя в соседних кварталах слышна была стрельба, в доме стало ужасно тихо. Четвертый этаж был разрушен, и лестница обрывалась прямо в воздух. Второй на четвереньках подобрался к краю лестницы, быстро высунулся наружу и тут же убрал голову.
– Там, внизу, ангары какие-то, забор бетонный, боксы, – доложил он. – Что-то вроде завода. Метров двести до него.
– А дальше? – спросил Олег.
– Не видно, в дыму все.
– Так, подъезд шмонаем потихоньку, ищем квартиру поцелее, там укрепляемся. В другие подъезды не суемся, все равно там лестницы и входы раздолбаны. Главное, мы на месте и все видим – задачу выполняем.
– На втором этаже есть более-менее целая квартира, – сообщил Снайпер, – но из нее завода не видать, только двор.
– Ничего, оставим здесь наблюдателя с парой, а там загасимся.
Спустились этажом ниже. Через несколько минут со стороны завода послышались короткие автоматные очереди, и пули защелкали по верхнему этажу, завизжали рикошеты. Прибежал запыхавшийся пулеметчик.
– Олег, там кто-то по заводу шарится, непонятно кто! – тяжело дыша, заговорил он. – Нас, похоже, засекли. Стрелять начали! Чё делать будем?
– Подождем пока. Иди обратно на позицию.
Пулеметчик, согнувшись, ушел. Олег включил радиостанцию. Эфир молчал. Из-за бетонного забора послышался сухой щелчок подствольного гранатомета, и граната оглушительно лопнула где-то над головами, совсем рядом. Второму стало жарко.
– Все, спускаемся вниз! – решил Олег и крикнул пулеметчику: – Толстый, цел?
– Рожу ему посекло! – отозвался сверху Серега, напарник Толстого. – Щас перевяжу!
Хлесткое автоматное щелканье из-за забора приглушил бас пулемета. Его пули тяжелыми ударами откалывали штукатурку и куски кирпичей в комнатах третьего этажа. Там же грохнули еще две гранаты из подствольника. Напарник заматывал лицо пулеметчика непривычно белым бинтом. Остальные сидели, вжавшись в углы, и ждали команды Олега.
– Снайпер, что думаешь? – как можно спокойнее спросил тот.
– Это, скорее всего, кто-то из своих. Надо сползать, посмотреть, если что – связаться. Они снизу видят только верхние этажи. Если их много, со страху могут нас тут зачистить. Или сдуру. Не надо вниз.
– Сползай, братан, и посмотри. А то ведь правда зачистят. Я попробую связаться.
– Олег, дай мне твою «бесшумку». Чтоб в крайнем случае потихоньку…
– На, держи, ты ведь сам ее пристреливал.
Снайпер взял у Олега винтовку, отдал ему свою и полез вверх по лестнице, мотнув головой Второму. Вдвоем, проползая на корточках под оконными проемами, они добрались до разлома, где заканчивалась лестница. С завода беспорядочно стреляли, пули колотились в стены, тоненько пели по дому, и Второму страшно хотелось по-маленькому. Снайпер уселся на ступеньки, положил винтовку на колени и снял шапку. Потом ладонью в ладонь собрал со ступенек цементную пыль и крошки штукатурки, густо посыпал этой смесью шапку и снова надел ее. Натянул до самых глаз. Лег на ступеньки и стал медленно-медленно высовывать голову над неровным краем разлома. Так же медленно подтянул и уложил обмотанную тряпками винтовку, сжал губы и еще медленнее склонился к прицелу.
– Нагло бегают… – тихо проговорил он, – свежие еще. Похоже, наши. Пусть Олег даст ракету и свяжется!
– Олег, дай ракету и свяжись! – крикнул вниз Второй.
Неудачно пущенная снизу зеленая ракета чиркнула о стену и вместо неба полетела, шипя, на завод. Стрельба на мгновение угасла, а потом разгорелась с новой силой.
– Давай вниз! – быстро сказал Снайпер. – Переходите за стены! Они там с «граником» забегали! Я их пугану.
Второй скатился вниз, передал его слова и сел отдышаться в углу. Остальные выскользнули в дверной проем. Несколько секунд Второй послушал, как Олег безответно вызывает «Циклопа», а потом через силу побежал обратно и лег вверх лицом возле ног Снайпера.
– Все, больше… ждать… нельзя… – пробормотал тот и задержал выдох.
Винтовка тихо хлопнула и лязгнула затвором. Почти сразу смолкли все выстрелы.
– Залегли. Никто не высовывается. – Он продолжал, не шевелясь, смотреть в прицел. – Передохнём пока.
В наступившей тишине ожила радиостанция.
– «Циклоп»! «Циклоп»! Я «Факел»! «Факел»! – дрожал взволнованный голос. – Нахожусь на заданном рубеже! Мастерские на границе Ташкалы и Заводского! Как слышишь, «Циклоп»?
Второй не услышал «Циклопа», но «Факел» с ним, по-видимому, связался:
– «Циклоп», рядом со мной пятиэтажка на горке, с нее по мне снайпер бьет! У меня «трехсотый»! Подкинь «огурцов»! Даю координаты…
– «Факел»! Я «Высотка»! – перебивая его, заорал в эфир Олег. – Эта четырехэтажка на горке – моя! Этажи посчитай! Ты по мне уже полчаса хлещешь! Какого хера?! Дай отбой «Циклопу», он меня не слышит! Даю еще ракету!
Теперь зеленый огонек повис точно над горкой.
Недолго послушав тишину в эфире, Олег снова вызвал «Факела»:
– «Факел», чё молчишь? Ответь «Высотке»! Я в четырехэтажке над твоим заводом! Дай отбой «Циклопу»! – Он подождал еще немного и добавил со злостью: – «Факел», я «Высотка»! Если нас минометы накроют, мой снайпер устроит вам напоследок…
– «Циклоп», «Циклоп», я «Факел»! Как слышишь? Отбой по «огурцам» на горку! – раздалось из эфира.
Второй вместе со всеми облегченно выдохнул.
– Олег, спроси, что у них с раненым? – попросил спустившийся вниз Снайпер.
– «Факел», что с вашим «трехсотым»?
– Ничего, легкий. Сквозное, в мягкие ткани…
Снайпер кивнул:
– Туда и целился.
Осмелев, Второй осторожно высунул голову в оконный проем, чтобы взглянуть на завод. Ослепительная вспышка резанула его по глазам, а резкий удар взрывной волны отбросил на пол. Он даже не услышал разрыва, но сознания не потерял. Все, кто был в комнате, лежали на полу в клубах пыли. Еще два тяжелых толчка сотрясли здание, но Второй не слышал грохота. Он только моргал и вращал глазами, стараясь разогнать плавающие в них красные круги, а потом увидел, как Олег трясет за плечи пулеметчика и что-то кричит ему прямо в перебинтованное лицо. Когда через несколько мгновений вместе со звоном в ушах к нему вернулись окружающие звуки, Второй услышал голос командира:
– …«Факел», падла, поздно отбой дал… хорошо, что мы вниз не спустились! Снайперюга, молодец, отговорил. Как чувствовал! А все осколки по первому этажу прошли! Нас только волной шибануло!
Снайпер сидел в углу на корточках, тихонько раскачивался вперед-назад и сжимал ладонями голову в осыпанной пылью шапке. Второй подошел и присел рядом. После пережитого шока ему, несмотря на шум в голове, хотелось сделать Снайперу что-нибудь хорошее, например, поделиться спиртом или просто сказать: «Братан, молодец… бля!» Но, увидев его лицо, Второй спросил только:
– Цел?
Снайпер кивнул.
– Чё запаренный такой? Живы же…
– Там, справа от завода, за дорогой – бээмпэшка сгоревшая. Сокол на борту. Я в прицел видел… Фугасом ее раскололо.
Прилив счастья схлынул.
– Аскер?
Снайпер снова кивнул и опустил голову.
– С чего ты взял, что это они? – не поверил Второй.
– Бортовой номер виден. Я тогда запомнил…
* * *
Утренний перелет закончился. Стрельба смолкла. Егеря молча ехали вдоль поля, мимо пасущейся стаи.
– Что же они глупые-то такие? – не выдержал первый.
– Глупые? – переспросил второй.
– Да гуси! Не боятся ничего. Скоро ЭТИ их прямо из машин начнут лупить!
– Что предлагаешь?
– Не знаю…
– Тогда притормози.
Первый остановил машину. Второй достал с заднего сиденья двустволку, зарядил и распахнул дверцу.
– Пусть боятся! – хмуро сказал он, прицелился и выстрелил.
Сноп дроби распластал дозорного по траве. Стая с короткого разбега подскочила и взлетела, за ней поднялись другие, и, когда отголоски выстрела затихли, небо над полями потемнело. Второй вышел из машины, перепрыгнул придорожную канаву и подошел к птице. Гусь был тяжело ранен, но еще жив. Он лежал, раскинув вздрагивающие крылья, и даже не мог оторвать от земли голову. Егерь наклонился, приподнял его за шею и резко дернул. Гусь взмахнул несколько раз крыльями, пытаясь в агонии взлететь, и затих. Егерь вернулся к машине и бросил его на пол, за сиденья.
– Щипать будешь? – спросил его Первый.
– Поехали, – ответил Второй.
Возле милицейской машины притормозили, он снова вышел, вытащил гуся и понес навстречу удивленному капитану.
– Вот спасибо! – заулыбался тот. – А я-то просто так сказал насчет гуська, на всякий случай. Ну, как там руководство?
– Отлично! Вот, это вам с напарником за хорошую службу!
– Ой, я даже и не знаю, что с ним делать. – Капитан тремя пальцами осторожно взял птицу за крыло.
– Ничего, ощиплете, разделите. Ладно, счастливо.
Проехав несколько метров, Первый добавил скорости. Гуси отлетали подальше, не подпуская машину.
– Ну, что делать будем? – спросил Первый.
– Не знаю, ты что думаешь?
– Думаю… Думаю искать другую работу.