В 1868 году Салтыков-Щедрин стал вместе с Некрасовым во главе «Отечественных записок». Этот журнал продолжал революционно-демократические традиции «Современника», запрещенного правительством в 1866 году.

Кроме собственно творческой работы, Салтыков-Щедрин много времени отдавал редакционным обязанностям, собиранию вокруг журнала и воспитанию передовых литературных сил. Журнальная работа была сопряжена также с теми трудностями, которые вызывались преследованием демократических писателей царской цензурой. «Журнальное дело, — писал Некрасов в 1875 году, — у нас всегда было трудно, а теперь оно жестоко; Салтыков нес его не только мужественно, но и доблестно, и мы тянулись за ним, как могли».

Доблестно осуществлял Салтыков роль руководителя передового журнала и после того, как лишился своего главного соратника — Некрасова, умершего в конце 1877 года.

Время работы в «Отечественных записках» — с января 1868 года до их запрещения в апреле 1884 года — самая блестящая пора литературной деятельности Салтыкова, период высшего расцвета его сатиры. Окончательный разрыв с бюрократической службой, отказ от попыток использования государственного аппарата в интересах демократии позволили Салтыкову отдаться творчеству с полной внутренней свободой, и его литературная деятельность сразу приобрела необычайный размах. На страницах журнала ежемесячно появляются его произведения, привлекающие к себе внимание всей читающей России. Сатирик переживает небывалый творческий подъем. Он как бы не поспевает за огромным наплывом впечатлений, идей и картин. Продолжая ранее начатое, он торопится заглянуть в новые сферы, открывающиеся его сознанию, коснуться новых пластов, на которые наталкивается его мысль, зафиксировать новые картины, рисующиеся его могучему воображению, положить начало воплощению новых замыслов, возникающих в ходе работы над прежними темами. И все это — старое и новое — выливается в мощные параллельные тематические потоки. Временно приостановив в конце 1868 года «Помпадуров и помпадурш», сатирик отдается родившейся из них «Истории одного города», а затем, напечатав в январе 1869 года начало «Истории...» и подойдя в первых главах — «Опись градоначальникам» и «Органчик» — к исподволь назревавшему в его творчестве сказочному жанру, до конца года приостанавливает и ее, чтобы написать первые сказки («Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил», «Пропала совесть», «Дикий помещик»), завершить «Признаки времени» и «Письма о провинции», положить начало «Господам ташкентцам». В это же время Салтыков пишет целую серию публицистических и литературно-критических статей и рецензий. Таким образом, мы можем отметить как одну из характерных особенностей Салтыкова-художника изумительный полет его мысли, сложное переплетение, столкновение и взаимопроникновение его творческих замыслов, такое их разветвление, где каждая отдельная ветвь приобретает относительную самостоятельность и в то же время восходит к какому-то общему корню. В основе этой особенности лежит темперамент борца, стремящегося охватить современность во всем многообразии ее сторон, отозваться немедленно на все вновь возникающие, тотчас же активно вмешаться в общественно-политическую битву, повлиять на ее желательный исход разными родами оружия — художественной сатирой, публицистикой, литературной критикой, — которыми он владел превосходно.

В многообразном потоке первых произведений Щедрина, опубликованных на страницах «Отечественных записок», выделилась «История одного города» (1869—1870) — самое смелое в истории русской литературы антимонархическое произведение. Оно явилось вершиной достижений за все предыдущие пятнадцать лет сатирического творчества Щедрина и обозначило вступление его сатиры в период высшего расцвета.

В начале 1870-х годов сатирик дописывает начатые еще в предшествующем десятилетии «Помпадуров и помпадурш» и «Господ ташкентцев», публикует «Итоги» и «Дневник провинциала в Петербурге», начинает крупнейший свой цикл — «Благонамеренные речи» и параллельно с ними «Господ Головлевых», «Господ Молчалиных» и т. д. Творческая активность писателя неизменно удерживалась на высоком уровне и ознаменовалась как значительным расширением проблемно-тематических границ, так и художественным обогащением щедринского реализма. Не покидая прежних тем, касавшихся преимущественно политического режима дворянской монархии, его сатира сосредоточилась теперь на процессах капиталистического развития России, экономического и нравственного распада дворянства, превращения дворянского либерализма в либерализм буржуазный, призванный обосновать и оправдать соответствующими доктринами бурно нарождавшиеся буржуазные отношения. «Дневник провинциала в Петербурге» (1872) сатирик закончил знаменательным выводом о том, что выдохшийся «старый ветхий человек» (дворянство) отходит в вечность и что место его заступает «новый ветхий человек» (буржуазия), новый деятельный тип хищника. Буржуазное хищничество вызвало к жизни буржуазно-либеральную публицистику, которой сатирик дает клеймящее наименование «пенкоснимательство». Буржуазный хищник и пенкосниматель, возводящий принцип хищничества в догмат и сочиняющий правила на предмет наилучшего производства хищничества, — вот что осознает Салтыков как главную опасность времени. Разоблачению этой опасности сатирик посвятил целый ряд произведений и прежде всего — «Благонамеренные речи» и «Убежище Монрепо». Здесь в целой серии картин и образов, увенчиваемых монументально нарисованной фигурой Дерунова, представлена русская буржуазия, растущая из мещанских и крестьянских низов,

Художественное исследование буржуазно-дворянской собственности выступило в 70-е годы на первый план в щедринской сатире, но разоблачение самодержавной государственности, бюрократизма не только не исчезло, но и приобрело более глубокий характер. «История одного города» раскрывала преимущественно административно-политический аспект самодержавия. Однако концентрация удара на высшей администрации несколько ослабляла разоблачение классового характера государственного режима. В отличие от этого, в 70-е годы сатирический анализ Салтыкова раскрывает прежде всего классовые основы государства, связь политики с экономикой, союз бюрократии с экономическими «столпами» общества. Критика бюрократического деспотизма перерастает в критику антинародной классовой природы монархической системы правления, и сатира Салтыкова, не переставая быть сатирой политической, все более становится социальной и вместе с тем социологической сатирой. Такова тенденция «Благонамеренных речей», «Убежища Монрепо», «Круглого года», «За рубежом». Салтыков не терял из вида и бюрократического аспекта самодержавия. Новым здесь было раскрытие той чрезвычайно существенной стороны бюрократического механизма, которой писатель прежде касался мало. Это — молчалинство («Господа Молчаливы»).

Наряду с принципом собственности и принципом государственности, в 70-е годы в творчестве сатирика значительное место заняло разоблачение третьего «краеугольного камня» дворянско-буржуазного общества — принципа семейственности. Прежде Щедрин сравнительно редко останавливался на изображении семейных отношений. В начале 60-х годов он заявил, что его интересует не домашнее устройство привилегированных сословий, а прежде всего их политика. Он редко и ненадолго уводил читателя в семью. Иное дело произведения 70-х годов. Распад семьи в обществе, основанном на принципе частной буржуазно-дворянской собственности, разлагающее влияние реакционной политики на семейный быт и нравственность, конфликты, порождаемые проникновением передовых идей в семейную сферу, проблема домашнего воспитания — эти вопросы заняли теперь в творчестве сатирика заметное место. Ряд заключительных глав «Господ ташкентцев», несколько очерков из «Благонамеренных речей», «Господа Молчалины», повесть «Больное место», «Господа Головлевы» — все эти произведения в значительной степени развертываются на арене семьи. При этом Щедрина привлекал не собственно семейный быт в его повседневном течении, а прежде всего проблема воспитания молодого поколения, столкновение принципов семейственности и собственности и вырастающие на этой почве драмы и трагедии как отражение, продолжение или зародыш драм и трагедий социальных и политических. Отмеченные перемены в содержании сатиры Салтыкова сказались и на художественной форме его произведений 70-х годов.

Щедринские произведения этого времени характеризуются такими новыми крупнейшими типологическими обобщениями, как молчалины, головлевы, деруновы и множеством других ярчайших образов, среди которых должны быть выделены бюрократы аракчеевской закваски Удав и Дыба, либерал-приспособленец Глумов, развязно наглый адвокат Балалайкин, продажный публицист Подхалимов. Особо примечательный факт — появление персонажа под характерной фамилией Крамольникова («Сон в летнюю ночь»). В щедринском творчестве это наиболее яркий образ массового пропагандиста, крестьянского заступника.

Б это же время щедринская галерея типических образов пополняется включением в повествование и остроумной интерпретацией литературных героев других писателей. Если в 60-е годы можно было наблюдать лишь отдельные случаи проявления этого приема, то, начиная с «Дневника провинциала в Петербурге», популярные в читательской массе персонажи русских классиков почти не сходят со страниц произведений Салтыкова, порой являются исходными для развития целых художественных концепций («Господа Молчалины») и вносят в манеру сатирика новую оригинальную черту.

Наряду и в связи с расширением общественных горизонтов и социологическим углублением сатиры происходит яркий рост изобразительной силы щедринского реализма в направлении развития психологического анализа. В 60-е годы складывалось представление, впрочем неосновательное, что психологическим анализом Салтыков владеет в малой степени, что это является слабой стороной его творческого метода, особенно заметной на фоне психологического мастерства его крупных литературных современников. Мнение это решительно опровергалось появлением «Господ Молчалиных», «Господ Головлевых», рассказов, составивших «Сборник», которые свидетельствовали о больших возможностях писателя в области художественного психологизма.

Богатое юмористическое дарование Салтыкова в свою очередь развернулось в этом десятилетии с новой силой и в весело-издевательском «Дневнике провинциала в Петербурге», и в лукаво-ироническом «Круглом годе», и в саркастических сценах книги «За рубежом», и особенно в таком шедевре щедринской юмористики, как «Современная идиллия», начатая в эти годы. И рядом с этим трагическая нота, изначально присущая щедринскому смеху, впервые ярко проявилась именно в середине 70-х годов, когда писателя, по его собственному признанию, сильно потянуло к трагическому. Это объясняется, с одной стороны, обострением противоречий в жизни русского общества, еще не освободившегося от крепостнических пережитков и уже все более вовлекавшегося в процесс капиталистического развития, а с другой — углублением идейно-художественных концепций писателя, дальнейшим ростом его реалистического мастерства, все более проникновенным постижением комедии и трагедии жизни в их реальном единстве.

Произведения, написанные в 70-е годы, открывали новые и новые доказательства многогранности художественного метода Салтыкова, эстетической чуткости писателя к свойствам того жизненного материала, с которым он имел дело в каждом отдельном случае. Тон, приемы, изобразительные средства, жанровая структура — все это, сохраняя основные черты творческой индивидуальности сатирика, в то же время изменялось и сменялось в зависимости от темы и соответственно теме. В течение десятилетия писатель далеко продвинулся вперед от той резко впечатляющей, но все же несколько однообразной по своей форме сатиры, с которой читатель познакомился в «Истории одного города».

Творчество Салтыкова в 70-е годы характеризуется крупными сдвигами и в жанровом отношении. В это время присущий Салтыкову прием построения серийных сатирических обозрений, обусловленный стремлением писателя широко и многогранно отобразить действительность в самом процессе ее исторической изменяемости, закономерно приводит к созданию ряда стройных проблемно-тематических циклов, которые в отдельных случаях приобретают жанровые признаки романа. Таковы, например, «Дневник провинциала в Петербурге», «Господа Молчалины», «Убежище Монрепо» и как высший образец — «Господа Головчевы» (1875—1880).

Знаменательно также, что в 70-е годы сатира Салтыкова вторгается в зарубежную тематику, подвергает острому и гневному разоблачению классовый характер западноевропейского буржуазного парламентаризма.

На переходе к 80-м годам стоит книга очерков «За рубежом», начатая в год окончания «Господ Головлевых». Произведение, отразившее впечатление Салтыкова от европейских путешествий, примечательно прежде всего в двух отношениях. Во-первых, оно является во всем щедринском творчестве самым блестящим экскурсом сатирика в буржуазную европейскую действительность. Во-вторых, книга «За рубежом», дописывавшаяся в обстановке наступившей в 1881 году, после убийства Александра II народовольцами, дикой правительственной реакции, отразила в себе этот крутой перелом общественно-политической ситуации. Исторический водораздел зафиксирован в шестой главе книги знаменитой драматической сценой, заклеймившей монархический террор образом «торжествующей свиньи», пожирающей правду. Май 1881 года — время появления этой сцены на страницах «Отечественных записок» — датирует начало литературной деятельности Салтыкова в полосе мрачной реакции. Последнее десятилетие многолетней борьбы Салтыкова за демократические и социалистические идеалы было для него самым трудным, но не менее блистательным по своим творческим результатам и явилось чрезвычайно важным этапом в эволюции щедринского реализма.