Анабиоз

Бушмин Илья

Круг шестой

 

 

1

Дулкин поднял глаза с коврика, посмотрел на меня. Снова на коврик. И опять на меня.

– И что это, мать твою?

– Коврик из машины моего брата. На нем кровь.

– Рогов, ты сдурел?

– Мы уже говорим обо мне?

С вечера я сразу позвонил на рабочий – у меня имелся только он – телефон Дулкина. Но трубку в отделе розыска пропавших, состоявшем из только одного сотрудника, так и не взяли. Поэтому я рванул в полицию с утра. С ковриком из салона нашей «Киа», свернутым в рулон и надежно упакованным в чистый полиэтиленовый пакет.

– Рогов, – вздохнул Дулкин. Он похлопал себя по карманам, очевидно, в поиске сигарет. – Рогов, это пятно, которому черт знает сколько времени. Это может быть что угодно. Грязь, кофе пролитый, или… – его фантазия исчерпалась: – …Или грязь. С какого хрена ты взял, что это кровь? Специалистом вдруг стал?

Я вспомнил все те моменты, когда я отстирывал со своей одежды такие же пятна. Кровь была моей, или оппонентов в драках во времена бурной молодости. Или вообще неизвестно чьей, когда я обнаруживал ее утром с похмелья и мог только гадать, что творил накануне. Если прокрутить все эти моменты под музыку, получится хороший видеоклип с пометкой «18+».

– Это кровь.

– Или грязь.

Меня начинало трясти.

– Послушайте, Валерий Николаевич, – я говорил очень спокойно. Специально следил за собой. – В кино я видел, что в полиции всякие экспертизы проводят. Криминалисты с пробирками и специальной аппаратурой и все такое. Не говорите мне, что в кино все врут, а экспертов у вас вообще нет. В кино ведь не врут?

Теперь начало трясти Дулкина.

– Рогов, б… дь, ты меня задрал уже! Задрал вчера, а сейчас тем более. Что тебе нужно, твою же наперекосяк, а? Чего ты тут отираешься?

– Мне нужно, чтобы вы сделали экспертизу. Она докажет, что это кровь, – не удержался и поддел опера: – А не грязь, кофе или грязь.

Дулкин протяжно выдохнул. Звук был, как у свистящего локомотива. Он ткнул пальцем в старое и высохшее пятно на резиновом коврике:

– Рогов, это пятно неустановленного происхождения. Оно старое. Для экспертизы наверняка непригодно.

– Давайте послушаем мнение самих экспертов.

– Иди музыку послушай! – зарычал Дулкин. – Во-первых, это старое хрен знает когда оставленное пятно. Во-вторых, и это главное, и слушай внимательно меня…!

– Только этим и занимаюсь.

– …Твой брат пропал за тридевять земель отсюда, черт знает где он пропал! Он уехал из Москвы на ПОЕЗДЕ, Рогов. Поезд, знаешь? Ту-ту и все такое. При чем тут коврик из его машины? Чего ты мне мозг с самого утра выносишь?!

Я вздохнул. Нужно было искать новый подход.

– Валерий Николаевич. Мой брат пропал – как вы там это называете? – при невыясненных обстоятельствах. Перед отъездом он жаловался на какие-то проблемы. В его машине я нахожу следы крови. А полицейский, в обязанности которого входит искать пропавшего и, вроде как, отрабатывать все версии, палец о палец не хочет ударить.

Дулкин яростно оскалился.

– Умный стал, да?

– Уж простите.

– Теперь ты вот так, значит, решил со мной говорить? Может, еще и к начальству моему пойдешь? Жаловаться типа?

– Хорошая, кстати, идея. Спасибо.

– Ты только из СИЗО приперся, и уже права качаешь! – рычал Дулкин, – Таких у нас не любят. Очень не любят, Рогов!

– У меня был условный срок за драку, но в СИЗО я полностью его отбыл, – парировал я. – Могу бумажку показать. Я был под подозрением в краже, но его с меня сняли. Перед законом я чист, если юридически посмотреть.

Дулкин фыркнул.

– «Юридически». Слов нахватался. С каких пор пацаны с района стали так бакланить? Феню отшибло?

– Я не бакланю. И я не просто пацан с района, если не заметили.

Опер нахмурился. Я на самом деле не походил на всех остальных с нашего района, с кем Дулкин и ему подобные имели дело. Блатной жаргон не использую, семечки не грызу, в подъездах под гитару не играю, спортивные полосатые штаны не ношу. Даже матерюсь редко.

Но Дулкин не собирался сдаваться. Он снова прощупал себя, наконец нашел сигареты и закурил. Одарил меня взглядом палача.

– Короче, так. Забирай это барахло и вали нахер отсюда. Если не свалишь, я прямо сейчас закрываю тебя на 15 суток. Понял меня? – и кивнул на дверь. – Слился.

Из кабинета я выходил, кипя от ярости. Краем глаза, уже стоя в двери, заметил плакат на стене. Старый, выцветший, заляпанный. На листовке была изображена цапля, сжимавшая в клюве лягушку. Лягушка, чья песенка была явно спета, в это самое время держалась своими крохотными зелеными лапками за длинную шею цапли и душила птицу, сдавливая ей горло. Надпись гласила: «Никогда не сдавайся».

Я с детства любил такие вещи. Всегда расценивал их как знаки, посланные кем-то или чем-то лично мне. Вот и сейчас я мысленно пообещал лягушке с картинки: «Хорошо, не сдамся».

Я позвонил Жене, сообщив о результате. Хотел завезти коврик к ней, чтобы оставить там на хранение – на случай, если когда-нибудь здравый смысл восторжествует, и полицейские все-таки согласятся принять коврик на экспертизу. Женя была на работе. Она работала менеджером в крохотном турагентстве где-то в районе Мытищ. Женя предложила другой вариант: коврик я мог оставить ее соседке, пенсионерке.

Закат жизни у большинства современных людей вызывает настоящее безумие. Но Женя заверила, что соседка вполне бодрая и, что самое главное, адекватная.

Оставив пакет со свернутым ковриком, я второй раз за утро спустился в проклятое душное метро. Пунктом назначения был офис компании «Гермес».

Контора фирмы, где работал («работает!», одернул я себя) Сергей, располагалась на территории Москва-Сити, в новой высотке из стекла и бетона, смотрящей фасадом на Москва-реку. Здесь я чувствовал себя неуютно и не понимал, как мой брат мог работать. Офисная жизнь и все, что с ней связано. Я лучше бы перетягивал мебель в полуподпольном цеху в гаражах с Колей Фокиным, чем натянул на себя костюм и душный галстук и ходил каждое утро на поклон корпоративной культуре.

Да, мы с Сергеем абсолютно разные. Но все-таки мы одна семья и одна кровь. Мой брат работал («РАБОТАЕТ, черт побери!») здесь. Кто я такой, чтобы диктовать другим, как им жить. И уж тем более осуждать их.

Я ожидал чего-то масштабного и грандиозного и от самого «Гермеса». Например, что фирма занимает целый этаж. Или даже два. Сотрудники катаются на электронных самокатах-сегвеях и козыряют друг перед другом золотыми швейцарскими часами. Все оказалось не так. «Гермес» занимал крохотную часть коридорчика на 32-м этаже офисного небоскреба. Пять-шесть кабинетов, не больше. Я проследил за табличками на дверях и нашел приемную генерального директора. Дверь в кабинет Щербакова находилась рядом со столом секретарши. Миловидной молодой женщины в костюме.

– Добрый день. Я к Щербакову.

Секретарша оценивающим взглядом смерила меня с головы до ног.

– Вы по какому вопросу?

– По личному.

– А поподробнее?

– Только если ваша фамилия Щербаков.

– О, – растерялась секретарша.

– Скажите ему, – сжалился я, – что пришел брат Сергея Рогова.

Секретарша изменилась в лице.

– О.

– Вот именно.

Она предложила сесть. Я остался стоять. Секретарша зашушукала по телефону, косясь на меня. Потом положила трубку и поведала, что Николай Андреевич сейчас меня примет.

Через минуту открылась дверь кабинета. Я был наготове и тут же шагнул к двери. Из кабинета быстро вышел короткостриженый тип с наглым взглядом, который задел меня плечом. Довольно сильно, я пошатнулся.

– Полегче.

Тип мельком глянул на меня, что-то пробурчал себе под нос и испарился. А на пороге кабинета уже вырос Щербаков. Лоснящийся здоровьем и успехом тип лет 45. Плотный, с волевым лицом, уверенный в себе. Он сразу протянул руку.

– Вы брат Сергея?

– Алексей. Рогов.

Жестом он пригласил меня внутрь. Жестом же предложил сесть. Я не возражал. Кабинет был шикарный. Хай-тек, минимализм, панорамное окно с роскошным видом. Щербаков уселся в кожаное кресло напротив меня.

– Чем могу помочь?

– Я пытаюсь сообразить, что мне сделать, чтобы найти брата.

Щербаков с сочувствием кивнул.

– Паршивая история. Очень паршивая.

– Спорить не буду. Скажите, зачем вы отправили Сергея в Оренбург? Что он там должен был сделать?

– Цель командировки не имеет к его исчезновению никакого отношения. Насколько я знаю, до Оренбурга Сережа так и не доехал.

«Сережа» резануло слух.

– А все-таки. Или это секретная информация?

– Конечно, нет, – Щербаков пожал плечами. – Наша фирма, «Гермес», занимается инвестициями. Покупкой активов. Мы приобретаем разные перспективные, по оценкам наших аналитиков, фирмы. В основном в регионах. Финансируем, оптимизируем, выводим на прибыль. Доводим до хороших результатов и продаем. Понимаете?

– Чем занимается фирма – да. Зачем мой брат поехал в командировку – не совсем.

– А, ну да. Мы присмотрели там одно рекламное предприятие. Работает оно практически по нулям, но перспективы хорошие. Реклама в лифтах. У нас на примете есть несколько похожих предприятий в других регионах, и возникла мысль… скажем так, сделать сеть рекламных компаний. Масштабировать, оптимизировать. Понимаете?

– Не обязательно каждый раз это спрашивать, – я разговаривал очень вежливо, кстати. – Я вас слушаю.

– Вот Сергей и должен был встретиться с хозяйкой фирмы. Посмотреть бумаги. Баланс. Имущество ихнее. Посетить точки, где стоят их рекламные щиты. Одним словом, посмотреть все на месте. И потом подготовить отчет. Стоит овчинка выделки, или лучше не связываться.

Проблемы. У Сергея были проблемы.

– С этой сделкой было что-то не так?

– Почему вы это спрашиваете?

– Брат говорил, у него неприятности. Незадолго до этой поездки.

Щербаков нахмурился.

– А он говорил… какие именно?

– Если бы.

– Ну, – гендиректор фирмы развел руками. – Может быть, с девушкой. С родителями. С приятелями. Мало ли что. Здесь все спокойно. Никаких конфликтов, никаких неприятностей, как вы выразились. Обычная рабочая обстановка.

– Может, он с кем-то из коллег не ладил?

– У нас тут соревновательный дух. Кто встал первый, того и тапки. Каждый старается урвать свой кусок, понимаете?

– Капитализм.

– Что? А, ну да. Хочешь заработать – выкладывайся. Это мой девиз. И я хочу, чтобы так же думал каждый в моей компании. Пока получается. Но переход на личности недопустим. Я слежу за этим. Так что, если вы думаете, что из-за какого-то рабочего момента кто-то мог… – Щербаков покачал головой. – Это исключено. Да и вообще. Вряд ли работа Сергея связана с тем, что случилось. Насколько я знаю, он благополучно сел на поезд и даже звонил в дороге своей девушке?

– Но до места не добрался.

– Страна у нас большая. Поезд идет через множество регионов, городов, поселков. Останавливается на разных станциях. Люди выходят, новые заходят. Понимаете, о чем я? А ведь вокзалы – это всегда криминал. Это все знают.

Я вспомнил про Дулкина. Опер из отдела пропавших делал вид, что никогда о таком не слышал.

– Николай… Андреевич, – не сразу вспомнил я имя Щербакова. – Еще кое-что. Как-то раз, приблизительно за неделю до командировки, Сергея ночью вызвали на работу. И как раз примерно тогда он сказал о неприятностях.

Щербаков нахмурился, вспоминая.

– Вызвали ночью…? Ничего подобного.

Я насторожился.

– Вы уверены?

– Само собой. У нас такое вообще не практикуется. Мы не экстренная служба, чтоб ночью сотрудников на ноги поднимать. Да и плюс… Сережа перед отъездом не занимался ничем срочным. По крайней мере, настолько срочным, чтобы среди ночи дергать его и вызывать в офис.

Мы говорили еще минут десять, пока не стало окончательно ясно, что здесь я ничего не добьюсь. Кроме того, что узнал уже. У Сергея были неприятности, о которых он не мог говорить даже своей девушке и без пяти минут невесте Жене. Только мне. Но меня в нужную минуту не оказалось рядом.

Я уже уходил, когда в приемную за мной следом вышел Щербаков.

– Алексей. Хотел сказать… Сочувствую, что так вышло. И если я могу чем-то помочь в поисках Сережи или информации о том, что с ним случилось, – Щербаков был чертовски деликатен. – В общем, хоть как-то поспособствовать или помочь. Обращайтесь ко мне.

Он протянул визитку. Я принял карточку. На ней были его рабочий и сотовый телефоны. Я был удивлен. В ответ на мой немой вопрос Щербаков вздохнул:

– Это ведь я согласился отпустить Сережу в эту поездку. Если бы я знал, что так повернется…

– Согласился? – прищурился я. – Что это значит?

– То и значит. Сергей сам вызвался поехать. Даже настаивал. Сказал, что он с огромным удовольствием поедет и развеется.

Я был озадачен. Это многое меняло.

 

2

– Зачем?

– Что – зачем?

– Зачем тебе смотреть вещи Сергея? Что ты хочешь там найти?

Я терпеливо вздохнул, глядя на отца. Он стоял на пороге бывшей детской комнаты, где мы с Сергеем выросли. Стоял, словно цербер, охранявший запретное царство.

– Если найду, ты узнаешь первый.

– Тебе больше всех надо?

– Отец, если ты о том, что никто ничего не делает, то есть вообще ничего, все только смотрят на свои телефоны, как на волшебные кристаллы, как будто эти телефоны живут собственной жизнью и могут заставить Сергея вернуться и позвонить – то да. Мне надо больше всех.

Отец покачал головой.

– Этим полиция занимается.

– Полиция ни хрена ничем не занимается. Я сегодня был там.

– Знаю. Мне звонили. Сказали, ты скандал устроил, – отец говорил устало, всем своим видом давая понять, как он смертельно устал от моих выходок и от меня самого. – Тебя чуть на 15 суток не посадили. Когда же тебе надоест нарываться. Почему ты не можешь жить как все нормальные люди.

Дулкин, сукин сын.

– Нормальные люди смотрят на свои телефоны и ждут чуда.

– А ты, значит, воюешь против всех? Мир и все люди вокруг ничего плохого тебе не сделали. Вокруг нет врагов. Ты сам свой враг.

Он не называл меня по имени. Я забыл, когда слышал последний раз «Леша» или хотя бы «Алексей» из его уст.

Непроизвольно я снова вздохнул.

– Батя, я только хочу понять, о чем мне пытался сообщить Сергей перед тем, как исчезнуть. Для меня это тоже важно. Он мой родной брат. Хочешь ты это признавать или не хочешь, суть не меняется.

Отец поколебался. И отошел от двери.

В нашей с Сергеем комнате, в которой мы жили, росли, спали, делали уроки и общались все эти годы, все было по-прежнему. Сергей съехал лишь пару месяцев назад. Его вещей было много. И я принялся рыться в них. Я знал, где что лежит. Его книжная полка с книгами. Сергей всегда много читал. Шкаф с его вещами. Из большинства он вырос, но мать не позволяла выбрасывать. Письменный стол с выдвижными ящиками, заполненными всякой всячиной.

Отец пялился в одну точку, погруженный в свои тревоги. Мне было жалко старика. Интересно, было ли ему хоть когда-нибудь жалко меня. Или было вообще хоть что-то из чувств или эмоций, кроме усталого равнодушия. Я отогнал всю эту чушь и спросил, роясь в верхнем ящике стола:

– Дулкин только на меня жаловался, или еще и по делу что-нибудь сказал?

– Они ищут.

– Это его слова?

– Они разослали фотографии по всем городам. Фотографии с описанием.

– Это называется ориентировки.

– Тебе лучше знать.

Я пропустил намек мимо ушей.

А потом открыл второй ящик и нашел кольцо. Квадратная коробочка, обшитая атласной тканью. Я открыл ее. Внутри лежало тонкое красивое кольцо из белого золота. Я медленно опустился на старенькое компьютерное кресло, созерцая блеск благородного металла. Кольцо для Жени.

– Не трогай, – подал голос отец.

– Что?

– Положи на место. Ты его не заберешь.

В голосе отца послышалась решимость, похожая на угрозу. Меня как ледяной водой окатили. Знаете, можно осознавать, что ты неуклюжий, но, когда падаешь и ломаешь ногу – это все равно очень неприятный сюрприз. Так и здесь. Я давным-давно знал, каких мыслей обо мне отец, но слышать подобное последнему намеку было все равно за гранью понимания.

– Ты сейчас серьезно?

– Просто положи.

Я так и сделал. Медленно. Чувствуя, как закипает злость.

– П…ц, – произнес я, не сдержавшись. А ведь я никогда раньше не выражался при родителях. – Это перебор, батя. Это серьезный перебор. Ты думаешь… Ты думаешь, я пришел сюда, чтобы спереть что-нибудь? У собственного брата? За кого, б… дь, ты меня принимаешь?

Отец упрямо набычился. Он тоже сообразил, что момент для разбора полетов подходящий.

– А ты сам себя кем считаешь?

– Ты всю жизнь относился ко мне, как к существу второго сорта. Для тебя в семье было всегда только три человека: ты сам, мать и Сергей. Я был недоразумением, которое путалось под ногами и бесило.

Я ударил в точку. Отец чуть растерялся.

– Не ври.

– А знаешь, я специально бесил тебя, – я распалялся все больше. – Видел все это, поэтому многое делал специально. Знаешь, почему? Даже когда я был сопляком, я понимал – все мы интуитивно понимаем некоторые основные вещи, это в нас прошито – что так относиться к собственному родному сыну нельзя. Ты не представляешь, как хреново осознавать, что ты не нужен родителям.

– Перестань, – его голос хрипел.

– Дослушай меня. Ты мне намекнул, что лучше бы вместо Сергея пропал я. Хочешь правду? Я согласен. Я только за. Сергей был бы с вами, а я не видел бы твоей презрительной рожи. Но факты таковы, что пропал именно Сергей. Так карта легла. И сейчас, здесь и сейчас, перед тобой стоит только один твой сын. Который никуда, уж прости, не пропал. Этого сына ты терпеть не можешь, но это ничего не меняет.

– Хватит.

Теперь я чуть ли не орал, звонко чеканя каждое слово.

– Ни хрена не хватит! Я скорее сдохну, чем что-то возьму у Сергея. У тебя есть не только любимый сын, но и жена. А у меня есть только брат. Он – вся моя семья, которая действительно принимает меня. Можешь ненавидеть меня, вперед. Можешь желать мне что угодно, на здоровье. Меня это перестало задевать уже давно. НО, батя. Оскорблять меня не смей. Считаешь меня чужим – считай, но тогда уж помни, что чужие за оскорбление могут дать в морду. Так что следи за своим поганым старым языком. Я могу проглотить очень многое, но не все.

Я вышел из комнаты и быстро направился к двери. До меня донесся серый голос отца.

– Стой.

Я в сердцах, впервые в жизни, послал его и хлопнул дверью.

А потом напился. Так отчаянно, словно это был вопрос жизни и смерти. Не думая о деньгах, которых оставалось все меньше и меньше. Напился в нашем баре, находящемся на углу квартала, где я отирался денно и нощно все последние годы и где знал каждого человека и каждый штрих интерьера.

Я уже был на рогах, когда в баре нарисовался Тимур. Он принес мне сотовый, который я просил пару дней назад.

– Чистый?

– Обижаешь, – заявил Тимур и на самом деле принял обиженный вид. – Сам перепрошивал. Для себя хотел оставить.

– Ты так всем говоришь.

– Но теперь это правда.

– Так ты тоже всем говоришь. – Тимур зарычал, я с усмешкой отмахнулся: – Ладно, забей. Какой у меня номер?

– Понятия не имею. Позвони мне.

– Как-нибудь обязательно.

– Нет, в смысле, тогда твой номер…

– Не перегревайся, – привычно буркнул я и побрел к барной стойке. Заказал сразу три кружки. Две себе, одну Тимуру. Вернувшись, тяжело плюхнулся за стол, чокнулся с кружкой Тимура и залпом осушил половину своей. Однокашник с тревогой наблюдал за мной.

– Все нормально, да?

– Ни хрена. Все паршиво, Тим.

– Ну да, ну да, – закивал он. Поковырял в носу. – О, слушай. Я что тебе хотел сказать… У твоего брата своя страничка есть?

– У него целая книжная полка. Он любит читать.

– Не-не-не. Я про социальные сети. Где-нибудь у него есть аккаунт? Вконтактыш, мордокнига, одноклассники?

Я задумался. Голова к этому времени соображала уже плохо. Хотелось просто сидеть и пить до беспамятства. Потом, может быть, подраться с кем-нибудь, заслуживающим того, чтобы излить на него свою ярость. А вот думать не хотелось.

– Вообще не в курсе. Ты знаешь, я всем этим делам не доверяю.

– Знаю-знаю. – Сегодня, судя по всему, у Тимура была новая фишка: повторять каждое слово два-три раза. Это было отвратительно. – Большой брат следит за тобой и все такое.

Я хмыкнул.

– Если бы большой старший брат следил, кое-кто был бы сейчас дома.

Тимур запнулся на полуслове.

– Не бей меня.

– Хватит пороть чушь, Тим.

Я залпом допил пиво и побрел в туалет. И, пока я гонял по дну унитаза чей-то бычок, меня вдруг осенило. Еле дождался, чтобы вернуться. А когда водрузил свое почему-то пошатывающееся тело на стул, выпалил:

– Ты можешь достать распечатку звонков?

Тимур поперхнулся пивом. Откашлявшись, моргнул.

– Чего?

– Ты же у нас чертов компьютерный гений. Один раз ты уже это делал, помнишь? Я тебе даю номер сотового Сергея. А, погоди, ты же знаешь его номер… Ты пробиваешь его и достаешь мне распечатку звонков. Кому Сергей звонил в последний месяц. И кто звонил ему.

Тимур вздохнул. И принялся ломаться, за что мне сразу захотелось двинуть ему.

– Ну не знаю… Это не так просто… Нужно звонить тому пацану в офис, да еще и бабла ему сунуть…

– Тимур, – с нажимом сказал я.

– Хорошо, я все сделаю, – быстро откликнулся тот.

…Проснулся я около полудня. Как добрался до матраца на полу квартиры Тимура и даже до самой этой квартиры, я понятия не имел. Осмотрел костяшки – царапин нет. Драки не было. Уже хорошо. Я отругал себя за слабость. Пока мой брат черт знает где, я нажираюсь в кабаках.

Умывшись и ради разнообразия даже побрившись, я порылся в подаренном Тимуром сотовом телефоне. Нашел календарь. Когда ты нигде не работаешь, тебе, по существу, плевать, какой сегодня день недели. Ты выпадаешь из времени и дрейфуешь сам по себе. Сегодня, оказывается, была суббота. Женя не работала. Поэтому я вышел на свет божий и с сигаретой в зубах побрел к метро.

На звонок в домофон Женя ответила сразу.

– Женя, это я.

Я услышал, как она вздохнула.

– Сейчас выйду.

В ожидании Жени я закурил. Когда она с сумочкой на плече вышла из подъезда, я хмуро покосился на девушку.

– Не хочешь пускать даже? Тебе мой отец, что ли, звонил?

– При чем здесь твой отец?

– Наш с Сергеем отец.

– При чем здесь ваш отец?

– Должна же быть причина, почему ты даже в подъезд меня впускать отказываешься.

– Я тебя не боюсь, – заявила Женя.

– И не должна.

Она выдохнула. Разговор получался странным.

– Хочу родителей проведать, к ним собираюсь. Ты меня как раз в дверях застал. Так что не принимай на свой свет. Ты что-нибудь узнал или просто так пришел?

Вкратце я пересказал свой вчерашний разговор с Щербаковым.

– Сергея не вызывали ночью в офис. Не было такого. У них так не принято.

Женя, пораженная, медленно села на лавочку и пробормотала себе под нос:

– Так…

– Ты не смотрела, с какого номера ему звонили?

– Так…

– Женя?

Она вздрогнула, подняла глаза, вернулась в реальность.

– Я не проверяю телефон своего парня, как некоторые. Я ему верю.

– И верь дальше. Он тебя любит. Когда он приходил ко мне, говорил только о тебе. И сверкал при этом, как обсосанный со всех сторон леденец.

– Так… – снова сказала Женя. – Он на самом деле во что-то вляпался, да?

– И потому решил уехать, – согласился я. – Он сам вызвался, так сказал его шеф.

– Так…

– Закругляйся, пожалуйста.

– Ты думаешь… Думаешь, эти его непонятные неприятности… догнали Сергея?

Пришлось признаться:

– Я пока вообще не знаю, что думать. Но я узнаю. Обещаю тебе. Для меня это так же важно, как и для тебя.

Я хотел сказать правду – для меня это гораздо более важно – но решил поберечь ее чувства. Сейчас, как ни странно, она была единственным, кто не хотел плюнуть мне в рожу. Можно было даже сказать, что мы с Женей были заодно.

Она посмотрела на меня и кивнула. В ее глазах промелькнуло нечто, смахивающее на признательность. Потом Женя закусила губу.

– Как ты думаешь… Сергей жив? Я читала, что в 90 процентах случаев такие люди… Их где-то убивают просто, или…

Теперь пришла пора заботиться уже о своих чувствах.

– Так, Женя. Договоримся раз и навсегда. Сергей жив, пока не доказано, пока Точно не доказано, обратное. Мы не знаем, что с ним случилось, где он сейчас, но мы исходим из того, что он жив. И мы найдем его. Он вернется, и все будет хорошо. Слышишь?

Она покивала, а потом красноречиво покосилась на часы. Я, как в той песне, все ловлю на лету, поэтому поднялся со скамейки.

– Если что, звони. Я тут обзавелся сотовым. Сейчас тебе СМС-ку пришлю.

Когда мы покончили с идентификацией моего нового номера, и я уже развернулся, чтобы двинуться к чертовому метро, Женя окликнула меня.

– Леш! – я обернулся, и она подошла ко мне. – Я так подумала… Ты время тратишь. У тебя ведь ни работы сейчас, ничего, а ты мотаешься по всему городу. Если хочешь, можешь взять машину Сергея.

Я был приятно удивлен, но покачал головой:

– Не думаю, что это очень хорошая идея.

– Сергей был бы не против, – настаивала Женя. – Там полный бак, он перед отъездом заправился. Ключи отдашь ему. Когда вернется. Раз уж мы договорились считать, что… что это точно будет.

Аргумент был хороший. Я пораскинул мозгами и сразу же нашел в идее обзавестись машиной свои плюсы. В первую очередь это была возможность бомбить по нашему району, а значит, заработать денег.

Вдвоем мы поднялись наверх. Я постоял снаружи, пока Женя в квартире искала ключи от отцовской «Киа». Затем на лифте мы спустились прямо на парковку и побрели по широкому проезду, утыканному с обеих сторон машинами жильцов.

– Только пообещай, что ты не будешь разбивать ее. Или оргии там устраивать. Я себя не прощу, если ты подведешь.

Пообещай. Она уже берет с меня слово, как недавно это делал брат.

– Вы с Сергеем хорошая пара, – улыбнулся я. И уже открыл рот, чтобы сказать «Обещаю, не волнуйся», но так ничего и не сказал. А потом и вовсе закрыл рот. Женя, наоборот, открыла.

– Где машина? – с глупым видом спросила она.

Женя растерянно таращилась на парковочное место с номером их квартиры. Отцовского автомобиля и след простыл.

 

3

Машина принадлежала отцу, поэтому пришлось звонить ему. Родители приехали довольно быстро – меньше чем за час – на такси. У отца был землистый цвет лица. Мать растерянно смотрела по сторонам, на людей в форме и на нас с Женей. Я знал, что мать волновалась, а значит – сейчас она не могла произнести вообще ничего.

Опер из местного ОВД осматривал осколки стекла из водительской дверцы. Двое ППСников в форме уныло топтались в стороне.

– Они выбили окно, – заключил опер. – Потом, наверное, соединили провода под приборным щитком. И свалили.

Я кашлянул.

– До сих пор я думал, что охраняемая стоянка отличается от неохраняемой тем, что охраняемую – охраняют. Иначе зачем бы ее так называли?

Опер пожал плечами и бросил одному из ППСников:

– Сторожа приведите сюда.

Отец и мать, которая, как за спасательный круг, держалась за отцовский локоть, подошли к нам. Батя скользнул хмурым взглядом по моему лицу. Кивнул Жене в знак приветствия. Опер хмуро уставился на стариков.

– Вы кто?

– Хо… хо… хо… – мать горела желанием ответить. Но не могла. Отец одернул ее, поведя зажатым в ее ладонях локтем, и ответил:

– Владелец машины.

Опер сверился с бумагами на автомобиль, которые из квартиры забрала Женя.

– Рогов Владимир Иванович?

– Ее угнали?

– Ваш сын заявляет, что это как-то связано с исчезновением его младшего брата.

Отец стиснул зубы, намереваясь сказать оперу все, что он думает об этом своем сыне. Я опередил его.

– Я вам уже объяснил. Мой брат жаловался на какие-то неприятности, – эту фразу я повторял в последние дни так часто, что сам себе напоминал попугая. – В его машине я нашел пятно крови. На коврике. Теперь машину угоняют. Сомневаюсь, что это местная шпана решила покататься. Для этого можно угнать любую машину на улице.

Отец пораженно посмотрел на меня. Лицо его посерело еще больше.

– Кровь?

– На коврике.

– Почему ты… Когда?

Теперь его перебил опер. Мы как сговорились обрубать старика на каждой фразе.

– В полицию сообщили?

– Попытался сообщить, – я очень надеялся, что теперь на Дулкина от его коллег прикатится какая-нибудь телега, и этот бездельник в погонах получит выговор. – В отдел по розыску пропавших. Меня отказались выслушать. Рожей, наверное, не вышел.

При этом я покосился на отца. Последняя фраза адресовалась ему тоже.

– Но коврик мы вытащили, – вмешалась Женя. – Он у нас.

– Серьезно? – опер удивился. – Это хорошо. Несите тогда.

Женя возбужденно кивнула и, переглянувшись со мной, быстро направилась к лифту. Почти побежала. А со стороны выезда со стоянки показался ППСник. Рядом с ним плелся сторож. Пожилой мужчина, с животиком, седыми волосами и растерянным взглядом.

– Вы стоянку охраняете?

– Сейчас моя смена, – пролепетал сторож. – Двенадцать часов.

– Вы стоянку обходите хоть иногда? Когда именно машина пропала, можете сказать?

Сторож сконфузился.

– Как бы, у нас ведь камеры наблюдения. Если что-то не так будет, мы на мониторах увидим… Зачем обходить… Как бы…

Я машинально осмотрелся. В поле зрения попала только одна камера. Статично закрепленная, она висела на потолочной металлической балке метрах в 20 от парковочного места Сергея и смотрела в противоположную сторону.

Опера интересовал тот же вопрос, что и меня:

– А этот участок на мониторах просматривается?

Сторож помялся.

– Как бы, не особо.

– Не особо – это как?

– Это значит, что нет… Как бы.

Опер вздохнул. Надо сказать, на меня он производил неплохое впечатление. Может быть, потому что раньше мы с ним не пересекались, как с Дулкиным.

– Вы, – полицейский повернулся к отцу. – Пишите заявление. Знаете, как? Федосов, подскажи, если что. Вот вам бумага.

Он выудил из своей папки чистый лист бумаги и даже ручку. ППСник, названный Федосовым, подошел, чтобы помогать. Отец взял ручку. Пальцы тряслись.

– Не… Н… Ннн… – пыталась успокоить его мать.

Опер увлек сторожа к каморке на выезде со стоянки, где тот коротал время – изымать записи с камер наблюдения. Когда они ушли, отец посмотрел на меня. В его глазах стояла паника. Голос звучал хрипло.

– Почему ты мне не сказал?

– Был слишком занят, – проворчал я мстительно. – Пытался украсть что-нибудь из вещей брата. Знаешь, как это бывает у нас, у уголовников.

– Ты должен был мне сказать.

– Каждый из нас что-то должен. У всех свои обязанности. Но всем плевать.

Отец положил лист бумаги на крышку капота ближайшей машины. ППСник с готовностью нарисовался рядом.

– Пишите. Начальнику отдела внутренних дел…

Отец принялся писать. Потом вдруг уронил ручку на бумагу. Она скатилась по наклонной поверхности крышки капота и упала на асфальт. ППСник попытался что-то сказать, но увидел лицо отца и замер.

– Володя! – закричала мать и бросилась к отцу.

Только тут я сообразил, что случилось. Отец осел на одно колено, хватаясь рукой за область сердца на груди. Он открывал рот, то ли силясь что-то произнести, то ли пытаясь вдохнуть воздуха. Ни то, ни другое не получалось.

– Воды! – панически завизжала мать ППСнику, который растерянно пялился на отца. Мать рылась в своей сумочке в поисках таблеток. Шаря рукой в сумке, она вскинула глаза на меня. – Это из-за тебя! Ч… Что стоишь? Во… Воды найди!

Надо было запомнить. Если случается что-то хреновое, виноват я. Наверное, кому-то так было легче жить. Хотя от матери этого я не ожидал.

Когда отцу полегчало, я просто ушел. На улице закурил и стоял на углу дома минут десять, пытаясь выбросить все из головы. Сейчас было не до эмоций. Выбросить вообще все – не получалось. Хотелось напиться в ближайшем же баре. Но я пересилил себя и выдвинулся в сторону метро.

Тимур сидел за компьютером, мрачный. Он тянул пиво из банки – сукин сын будто дразнил меня – и с унылым видом тыкал компьютерной мышкой. Когда я зашел, он забурчал:

– Прикинь, меня один урод кинул. Я его страничку админил. А он кинул. Типа сам вести буду. Три сотни мне должен.

– Сочувствую. Погоди. То есть, ты вроде как теперь не занят?

– Ты к чему клонишь? – нахмурился Тимур.

– Я тут сообразил. Все эти соцсети, в которых ты сутками зависаешь…

– Это работа!

– …Там ведь куча народу пасется? Из всех городов?

– Ясен перец.

– Тимур. Найди список городов, через которые идет поезд «Москва-Оренбург». Это для тебя должно быть несложно. Потом нужно найти странички этих городов. Группы или форумы, им посвященные. Крупные, где ошивается много народа. И туда нужно запостить объявление. Пропал человек. И фотографию Сергея. Сможешь?

Тимур обреченно вздохнул.

– Когда это нужно сделать?

– Сейчас.

– Зачем только спросил…

– Что?

– Говорю, не вопрос, сделаем.

– Хорошо. А что с распечаткой?

С несчастным видом Тимур поковырялся в носу.

– В шесть часов с человечком встречаемся. Около его офиса.

– Супер.

– Это далеко. А у меня работы по горло и… – поймав мой взгляд, Тимур осекся. – Ну, надо так надо.

Чтобы отвлечься, я взял почитать книгу с полки. Книги Тимуру остались от бабушки, которая была начитанной старушкой и тряслась над своей скромной библиотекой, как коршун над птенцами. Тимуру на это богатство было наплевать. Книга была по эзотерике. История шаманизма и общие сакральные корни этих верований у народов Азии. Сначала я просто лениво листал. Затем увлекся. Под такое чтиво было, о чем поразмыслить, учитывая, какие идеи последнее время приходили в мою голову.

В пять вечера Тимур с несчастным видом засобирался. Он ждал, что я составлю ему компанию, но я потягивал кофе из старой кружки и шуршал страницами. Демонстративно вздыхая, Тимур наконец убрался.

А я сел за компьютер. Честно говоря, с техникой я никогда не дружил. Сергей – да, с компьютером он был на «ты». Тимур тем более – с ним уже сами компьютеры были на «вы». А ко мне мной, если бы машины могли говорить, эти консервные банки обращались бы в лучшем случае с пренебрежительным «Эй, ты». Но я все-таки знал, как пользоваться поисковиком.

К этому времени Тимур нашел список городов – файл с маршрутом поезда был на рабочем столе. Я пробежал глазами по названиям. Рязань, Рузаевка, Сызрань, Новокуйбышевск, Самара, Богатое, Колтубанка, Бузулук, Тоцкая, Сорочинская. Новосергиевская и Переволоцкая. Последним пунктом значился Оренбург.

Не так уж и много.

Я боялся делать то, что собирался. Но это нужно было сделать рано или поздно. И я принялся искать. В поисковике вбивал слова «неопознанный труп», «убийство», «вокзал». И подставлял рядом названия городов из списка Тимура. После чего жал «новости» и смотрел последние сообщения из этих городов на нужную мне тему.

На это ушло пару часов.

Никакой информации не было. В одном городке нашли неопознанный труп и даже выложили его фото. Это был бомж лет 40—50. В другом писали о поножовщине на перроне. Открыв новость, я обнаружил, что подрались следовавший из зоны уголовник и местный маргинал, который и отправился в больницу с ножевым ранением в живот.

Новостей о смерти Сергея не было. Если бы на одной из станций убили человека, новость должна была быть. Сейчас у всех служб есть отделы по связям с прессой, которые готовят такие сообщения. Я достаточно смотрел новостей, чтобы знать, что так это и работает. О трупе молодого человека никто не сообщал.

Это помогло мне отбросить последние сомнения. Сергей – жив.

И я найду его.

Вот только как?

Тимур вернулся к восьми. Принес распечатку звонков с телефона Сергея и наоборот, на его телефон с других устройств. С ручкой, которую едва удалось найти на загаженном всякой всячиной столе Тимура, я засел за бумаги.

И понял, что сам я ничего тут не смогу сделать. Все, что я мог идентифицировать – это жалкие пять номеров. Домашний телефон родителей. Сотовый отца. У матери мобильного телефона не было – она всегда волновалась, когда нужно было отвечать на звонок, и минут пять могла пытаться произнести только «Алло». Дальше – сотовый телефон Щербакова. Телефон в офисе «Гермеса» – он был почти такой же, как и рабочий у Щербакова (помогла визитка гендиректора), отличались только последние две цифры. Ну и номер Жени. На него звонков было больше всего. Любимая девушка.

Я набрал ее. Трубку Женя взяла почти сразу.

– Алло?

– Женя, это я.

Она помолчала.

– Ты в курсе, сколько время?

Я поискал глазами часы. Десять минут двенадцатого.

– Прости. Нужна твоя помощь.

В двух словах я обрисовал ситуацию. Женя отнеслась к идее очень живо.

– Конечно! Я сама с удовольствием. Приезжай завтра после обеда.

– Ты хотела провести выходные у родителей.

– История с машиной поменяла планы.

Через час я лег спать. Тимур сидел за компьютером, постоянно щелкая клавишами или кнопкой мышки. Скоро угомонился и он. Я валялся на полу, пытаясь уснуть, а Тимур шастал мимо. Потом лег на диван, погасив свет. И почти сразу захрапел. Мне же сон упрямо не шел.

Я думал о брате.

Что с тобой? Треть месяца прошла с тех пор, как ты должен был вернуться домой. Для кого-то – короткий срок, для кого-то – целая вечность. Никакой информации и никаких следов, кроме намеков на неведомые неприятности и злосчастного коврика с пятнышком крови.

Что с тобой, Сергей? Где ты?

Если нарисовать на спине человека карту Москвы с Красной площадью в центре позвоночника, чуть пониже лопаток, то наш район будет строго в заднице. И это очень точная метафора. Рабочий люд, любители выпить и подраться. В 90-е, когда мы с братом были совсем маленькими, район заполонили наркоманы и гопники. В основном это были местные, не нашедшие для себя пристанища и иного занятия. Тусовки сплачивались в банды, которые воевали квартал на квартал. Некоторые объединялись, другие распадались. Интриги, которым позавидует любой сериал про мафию. На съемных квартирах обосновались барыги – торговцы наркотиками – из Средней Азии, а их клиенты добывали деньги на дозу прямо здесь, на улице. Грабя женщин, стариков и подростков.

Я вспомнил, как впервые избили брата. Ему было лет 12. Он шел со школы, когда его встретила стайка пацанов из другого района. Их было трое. Сергей был один. Домой он вернулся с заплывшим глазом и разбитой скулой.

Тогда я тоже жалел, что меня не было рядом.

Сам я впервые подрался в семь лет. Последнее лето перед школой. На детской площадке в нашем дворе 10-летний бугай из соседнего подъезда, которого боялись все, решил самоутвердиться за счет Сергея. Он толкнул брата. Тот упал на асфальт и расшиб колено.

Родители растили нас, внушая, что драться – это плохо. Если ты дерешься, то улица ждет тебя с распростертыми объятиями. А они с тревогой взирали на улицу по вечерам, выглядывая из окон при каждом далеком крике. Тогда их слова были для меня истиной в последней инстанции. Я слушал их и верил им.

До момента, когда бугай из соседнего подъезда разбил колено Сергея.

Я как обезумел. Почему-то тот момент я помню очень хорошо. Вдруг все внушения родителей рассыпались в прах. Я увидел собственными глазами, что они ошибались. За себя и за близких нужно бороться. Тогда я набросился на бугая и принялся неумело колотить его кулаками. Бугай в ответ расквасил мне нос легким движением. Мне на грудь капалась кровь из разбитого носа, я ревел, но налетел на него снова. Толчок – и я при падении отбил копчик. Боль была такой, словно мне в низ позвоночника вонзили толстый металлический штырь. Но я не остановился. А налетал на бугая снова и снова, получая удар или тычок, падая – и снова вскакивая. Пока вдруг превосходящий меня в силе, опыте и всем остальном бугай не понял – я не сдамся. Хоть башку мне открути. А к этому он не был готов.

В тот момент он проиграл. А я получил самый важный урок в моей тогда еще такой короткой жизни.

Я вспомнил свое 20-летие. Брату было 12, он поступал в институт, и ему было не до веселья. Я приперся домой мертвецки пьяным. А Сергей был первым, кто увидел мою татуировку на задней стороне шеи. Череп мертвеца, сжимающий в зубах автоматный патрон и смотрящий на тебя черными впадинами глаз. Проснулся я в обед, еще хмельной после вчерашнего. Сергей спросил, зачем эта татуировка.

«Это боец, – сказал я. – Помнишь, ты мне книжку давал? Про касты? Там было написано про кшатриев. Каста воинов». Сергей не понимал, при чем здесь книжка. «Чувак на татухе мертв, от него остался голый пустой череп. И оружия у него больше нет Его песенка типа спета. Но он зажимает своими зубами последний патрон. Потому что он не сдался. Он умер, но сдаваться не собирается. Если ты готов сдохнуть, но не сдаться, ты непобедим. Запомни это, братан».

Я был пафосным придурком, уверенным, что добьюсь в этой жизни всего.

А в день, когда моего 12-летнего брата избили по пути из школы, я сорвался на него.

«И ты ничего им не сделал?!» «Их было трое». «Какая разница, сколько их было?!» «Тебе хорошо говорить, ты драчун!». Я влепил ему пощечину, целясь по здоровой стороне лица. «Почему ты такая сволочь?!», – кричал Сергей, глядя на меня с ненавистью. Я снова влепил ему пощечину. «Потому что я твой старший брат. Я должен быть сволочью. Это мои обязанности!». Сергей разревелся. А я крепко обнял его. Он уткнулся в мое плечо, продолжая реветь. «Может, я был неправ, – нехотя признал я. – Да я и не должен всегда быть прав. Ты можешь обижаться, нажаловаться на меня предкам. Но ты же знаешь, что я за тебя жизнь отдам, если надо будет. Ты знаешь об этом?». Сергей кивнул, сотрясаясь от рыданий. Я отстранил его и встряхнул за плечи. «Они узнали, что тебя можно отлупить просто так. И они сделают это снова. Ты себя так поставил. А я не хочу, чтобы тебя держали за лоха. Не потому, что мне будет стыдно с тобой общаться. Наоборот, потому что ты для меня важен». «И что мне делать?», – Сергей шмыгал носом и размазывал слезы и сопли по лицу. «Поставить их на место. Научиться стоять за себя. Я тебе сто раз предлагал научиться, а ты не хотел. Теперь понимаешь, что это НУЖНО? Это твой долг, Серега. Если не бороться за свою жизнь – зачем тогда вообще жить?».

Сейчас Сергей был умнее меня в сто раз. Он был начитанным, хотя иногда заставлял читать и меня – те книги, которые поразили его больше других. Он был толковым специалистом, несмотря на возраст, и все знали, что он далеко пойдет. Но для меня он всегда будет тем сопливым зареванным мальчишкой, который верил в меня. Верил в то, что я помогу изменить ему самую сложную для него ситуацию.

Сейчас я должен был сделать то же самое. Поверить в себя. Поверить, что я снова смогу все исправить и помочь брату. И поверить в него. В то, что все эти внушения, которые я вбивал в него в подростковом возрасте, отложились у него где-то глубоко в подкорке. И сейчас он выжил, потому что его брат полжизни учил его этому.

Уснул я, когда за окном начинало светать. Во сне я шел по пустому ночному городу-призраку, с трудом продираясь сквозь темноту. Я искал Сергея. Я кричал его имя и вслушивался в зловещую тишину.

А потом я увидел темный силуэт впереди и побежал к нему. Я знал, что это Сергей. Силуэт бросился удирать. Я кричал, звал его и просил остановиться, но тот не слушался. Он исчезал за каждым углом, к которому приближался, но я увеличивал скорость и снова видел его за поворотом – а потом силуэт скрывался за очередным призрачным зданием.

Так продолжалось, пока я не зажал его в подвале, куда силуэт юркнул. Щурясь и пытаясь разглядеть Сергея в темноте, я крался вперед и звал его.

А потом я увидел силуэт. Он лежал на земле, обведенный мелом – как в кино обводят трупы. Силуэт поднял голову, и я с ужасом для себя увидел, что у него нет лица. Вместо лица была пустота. И эта черная пустота захрипела голосом Сергея: «Помоги мне!».

Я проснулся, мокрый от холодного мерзкого пота. Я тяжело дышал и хотел бежать куда-то. Или спасать Сергея, или прятаться от того кошмара, которым он стал в моем сновидении.

Это был сон. Я уронил голову на подушку, восстанавливая дыхание.

И вдруг понял, что мне нужно делать. Это было так просто. Почему я не сообразил сразу и потерял несколько дней, занимаясь всякой ерундой?

«Брат, я иду к тебе», – послал я ему мысленный сигнал, заставляя себя верить, что Сергей услышит.

 

4

Женя листала распечатку. На ней был домашний халат и шлепанцы. Она недавно принимала душ, волосы были влажные.

– Так сразу все номера я не вспомню. Это надо сидеть, копаться. Проверять номера в телефоне. Хотя пару номеров я знаю. Это вот Маринка, моя подружка. Она иногда звонит Сергею, когда до меня не может дозвониться.

– Красивая?

– Сергей ее не интересуют.

– Я для себя спрашиваю.

Женя нетерпеливо покачала головой. Она не была расположена к юмору.

– А вот это доставка пиццы. Мы частенько туда звоним. Вот моя работа. У меня баланс сел, и я Сергею звонила с рабочего.

– Там триста звонков. Вряд ли ты сейчас все вспомнишь.

Женя кивнула и положила бумаги на край стола.

– Я займусь этим. Не успокоюсь, пока не проверю каждый номер. Не знаю, сколько это времени займет. Если найду что-нибудь, позвоню тебе. Хорошо?

– Лады.

Женя помолчала. Неловкая пауза, будь она неладна.

– Будешь чай? Или кофе?

Предложение было заманчивое. Я спал очень мало, и мозги соображали туго, а глаза слипались. В СИЗО был режим, какой-то намек на порядок. Здесь же творилось черт знает что.

Я согласился на кофе. Спросил, где можно покурить. Женя поморщилась и указала на дверь. Пришлось идти на площадку. Когда я вернулся, ароматная кружка кофе манила к себе.

– Почему ты такой?

– Прости?

– Почему ты такой? – повторила Женя. – Мы с тобой мало общались. Ну, ты знаешь, почему. И вот я смотрю на тебя… Ты не похож на обычного гопника. Каким тебя все называют, в том числе и ты сам.

– Я никак себя не называю.

– Разве?

– Как ты называешь себя? Гламурная мадам? Фитоняшка? Фанатка Цоя?

Женя поморщилась.

– Понимаю, о чем ты.

– Я тоже не выношу любую принадлежность, так сказать, к социальным группам. Все эти ярлыки и знаки отличия, которыми люди себя увешивают, делают их похожими на индейцев. Если кто-то гопник, то он обязан коротко стричься, грызть семечки и сидеть на корточках. Если ты ботаник, то очки и дурацкая стрижка, как без них. Пенсионерка? – обязательно нужно сидеть на лавочке и говорить со всеми про болезни и смерть. Меня это убивает. Люди с легкостью отказываются от себя и принимают чужие шаблоны, чтобы следовать им всю оставшуюся жизнь. – я усмехнулся. – Знаешь, я пожму руку гопнику в очках и со стрижкой ботаника. Это значит, что ему плевать, что о нем подумают. Значит, у него внутри есть что-то свое. Все остальные только на словах хотят быть личностью. Но все силы бросают на то, чтобы соответствовать стаду.

– Да, – удивленно отозвалась Женя. – Наверное.

– Не наверное. – я махнул рукой. – Посмотри вокруг. Женщины выщипывают брови, а потом рисуют их фломастером. Это новая мода. Все ходят в церковь, потому что это модно, но никто даже не пытался читать библию. В храме одной рукой крестятся, а другой делают селфи. На селфи все вообще помешались настолько, что каждый день можно прочитать, как очередной человек, казалось бы, умный, падает с моста, срывается с обрыва или калечится под колесами ради удачного кадра. Фотографировать себя – наше все. А потом править себя в фотошопе, чтобы скрыть, как мы выглядим на самом деле. Жрать еду с ГМО, которая вызывает рак, но беспокоиться только о плоском животе в зеркале. Отмечать Хэллоуин и день святого Валентина, хотя это католические праздники – просто потому, что делать это им сказал телевизор… Все вокруг сошли с ума. Я не хочу быть частью этого.

Женя задумчиво смотрела на меня.

– Ты мне сейчас так Сергея напоминаешь…

Я пожал плечами и вдохнул.

– Брат учил меня читать. Практически заставлял. Ты удивишься, но я хорошо знаю Достоевского, Ремарка, Борхеса. А я… взамен я мог ему дать только одно. Стоять за себя и никогда не сдаваться.

Женя закусила губу.

– Надеюсь, ты это делал хорошо.

– Скоро узнаем. Я еду за ним.

Женя выкатила на меня глаза.

– Что?

– Ты слышала. Я покупаю билет на поезд «Москва-Оренбург». И еду искать брата.

Она помолчала. После чего с благодарностью положила свою ладонь на мою руку и чуть сжала. Жизнь – странная штука.

– Ты не такой, каким хочешь казаться, – сказала Женя.

Я пожал плечами.

– Я вообще никем не хочу казаться. Это все вокруг хотят видеть меня таким, каким считают. На таком фоне они сами выглядят лучше, чем есть. «О, да он тупой гопник. То ли дело мы с вами, правда?». В наше время картинка намного важнее, чем содержание. А мне на картинку плевать.

Было воскресенье. Поэтому в офисе фирмы «Гермес» я появился лишь на следующий день. Прямо с утра. Мне повезло – у Щербакова, судя по словам щебетавшей по телефону секретарши, вскоре намечалось совещание, но я успел проскользнуть к нему в кабинет до появления людей в костюмах.

– Вы? – Щербаков был удивлен. – Я… я могу вам чем-то помочь?

– Вообще-то да. Вы сказали, что я могу обращаться прямо к вам, если мне понадобится какая-нибудь помощь. В поисках Сергея.

– Да-да, конечно, я помню. Но… что я могу?

– Вы можете отказать. Но я пришел, потому что вы обещали.

Я тыкал его в это обещание. Щербаков терял терпение.

– Обещал. О чем речь?

– Мне нужны деньги на билеты.

Щербаков вздрогнул.

– Сережу нашли?

– Нет. Поэтому мне и нужны деньги. Я поеду за ним.

Щербаков непонимающе уставился на меня.

– Подождите. И где же вы… ну… будете его искать?

– По маршруту следования поезда. Остановок поезд делал не так уж много. Я буду выходить на каждой станции и искать его. Когда я буду точно знать, что Сергея здесь не было, я снова сяду на тот же поезд и поеду на следующую станцию. И так, пока не найду брата.

Щербаков почесал затылок.

– Неожиданно. Но ведь полиция…

– У них полно своей работы. Если бы они взялись за поиски Сергея как следуют, то хотя бы один след, да нашли. Я им не очень доверяю. Хочешь что-то сделать хорошо – сделай это сам.

Щербаков оценивающе посмотрел на меня. Подумал и кивнул.

– Я помогу вам. Тем более, что обещал. Но и вы не оставайтесь в долгу. Как только что-нибудь узнаете – звоните. Мы в одной команде. Договорились?

Дома у Тимура меня ждал неприятный сюрприз. Я был полон решимости отправиться в путь сегодня же. Но на сегодня билетов не было. Были на завтра. Тимур через интернет заказал билет. Распечатал квитанцию на своем принтере. Второй бумагой из принтера вылез маршрут поезда. Список остановок, график прибытия и отбытия, а также время, в течение которого поезд находится на промежуточной станции перед отправлением в дальнейший путь.

В пять вечера вторника я вышел из метро и по длинному подземному переходу прошел на площадь перед Казанским вокзалом. На моем плече висел рюкзак с вещами – с теми же, с которыми я коротал время в СИЗО. Теперь это был мой дорожный набор и, если вдуматься, вообще все мое имущество.

В своей жизни я ни разу не выезжал за пределы Москвы. Сейчас же я отправлялся черт знает куда. И понятия не имел, что ждет меня впереди.