1
Такого горя на лице матери я не видел никогда, и один ее вид был для меня, как ледяной душ. Она была серой, сморщенной, с кругами под распухшими от недавних слез глазами. В глазах была паника. Как у ребенка, потерявшегося в незнакомом ему городе, когда папа с мамой вдруг исчезают – и ребенок осознает, что он остался один. Без близких и их защиты и поддержки. Наедине с пугающим и неизвестным ему миром чужих.
– Се… Се… Се.. – пыталась сказать мать. Она как-то отчаянно теребила полу халата, словно это могло чем-то помочь, и силилась заговорить. А речевой аппарат словно понял, что говорить теперь не с кем, а значит, бессмысленно. И подчинялся еще меньше, чем раньше. – Сер…
– Сердце, – подсказал я. Мать согласно кивнула. Значит, я угадал.
– Оно дав… дав.. давно барах… бар… барахлило. У папы. А как Сергей пропал, так и… во… во… воо…
– Вообще, – мягко ввернул я.
Нижняя губа матери задрожала. Она закусила ее. Закипел чайник. Мать растерянно посмотрела на него и отвернулась. Боюсь, она сделала это машинально, ничего не видя. Ее не было здесь. Она была в прошлом. Я встал и выключил чайник.
– Я не… не… не говорила. После того, как Сергей… Мы почти каж… каж… каждую ночь вызывали ско… ско…
– Скорую, – нахмурился я.
– Ритм. У папы сры… сры… срывался ри… ритм. То колотилось, то би… би… билось еле слы… слы… – она посмотрела на меня. Взгляд беспомощный, как у ребенка. Я кивнул, давая ей понять, что понял мысль.
– Почему не лег на обследование? Если каждую ночь «скорую» вызывали?
Мать отсутствующим взглядом посмотрела на свои руки.
– Папа не… не… не хотел. Он бо… бо… боялся, что как то… то… как только ляжет, то Сер… Сер…
– Сергей.
– …Сер… – кивнув, продолжала пытаться мать. – Сергей появится, а па… папа не смо… смо…
– Не сможет помочь. Понимаю.
Все время, пока мать силилась произнести простейшую фразу, тратя на это раз в пять больше времени, чем требовалось ей раньше, я по привычке хотел ввернуть дежурное «Не волнуйся». Я всегда так говорил, когда мать начинала заикаться сильнее обычного. Сейчас фраза вертелась на языке, но я следил за тем, чтобы она не слетела. У нее умер муж, с которым они прожили вместе 32 года. Сложно не волноваться.
Отец был в морге, его увезли вечером. «Скорая», приехав, лишь констатировала смерть, после чего они вызвали патологоанатома и участкового. Бравый страж порядка либо прослушал, в связи с чем его вызывают, либо вообще был не в курсе. Он был уверен, что пришел по поводу прописанного в этой квартире Алексея «Явары» Рогова. Меня. Полицейский перешагнул порог и с ходу заявил: «Ну, что он опять натворил?». Зачем воспринимать информацию из мира, если можно делать собственные выводы и вообще продолжать слушать голоса в голове.
– Па… Па… Папа прилег по… полежать. Перед те… те…
– Телевизором, мам.
– Я го.. готовила, – кивнув, продолжала мать. – Через ча… час зову его у… у… ужинать, а он мо… мо… молчит. За… За… Захожу, а он смо… смо… смо… смо…
Она так и не закончила. Заплакала, уткнув лицо в ладонь.
От жалости к матери у меня разрывалось сердце. Все, что я сейчас мог, это просто обнять ее.
В дверь позвонили. Мать вздрогнула и почти испуганно посмотрела на меня.
– Это… Опя…
Я сжал челюсти и быстро двинулся к двери. Всю ночь мать не спала. Сначала «скорая», участковый и все эти жуткие моменты с отправкой трупа отца в морг. Но это были только цветочки. Потому что какая-то тварь из морга – если вы теряли кого-нибудь из близких, вы знаете, о чем речь – слила родительский адрес в похоронные бюро. Их представители, обещавшие отправить отца в последний путь со скидкой и удобствами, одолевали порог материнской квартиры почти всю ночь. На одного она попыталась накричать, но не смогла. Она плакала, смотрела в потолок и даже не могла послушать тишину и остаться наедине со своими мыслями, потому что в квартиру постоянно звонили. Сегодня представители агентств ритуальных услуг своего напора не ослабили – только за последние полчаса приходили двое. Сейчас был третий.
Распахнув дверь, я увидел здоровенного детину в костюме. Детина попытался изобразить скорбную мину, от которой за версту воняло дежурным лицемерием.
– Здравствуйте. Я представляю похоронное бю…
– Зубы или глаз? – спросил я.
Детина растерялся.
– Что?
– Тебе выбить зубы или подбить глаз?
– Что вы…
Я послал его на три буквы.
– Еще раз здесь появишься, сломаю челюсть, обе руки, засуну их в задницу и скачу тебя, м… дило, с лестницы. Усек?
Детина открыл рот, но не придумал, что ответить. Но мне было неинтересно. Я захлопнул дверь.
Был день. Первым же поездом я добрался до Москвы, оказавшись на Казанском вокзале около 10 утра. Сразу рванул к матери. По пути домой я ломал голову, в которую лезли самые жуткие мысли. А вдруг отца убили? Вдруг это связано? Вдруг это вообще один большой заговор?
Никакого заговора не было. Все в жизни намного прозаичнее. Был лишь несчастный старик. И его несчастное сердце, которого не смог пережить бесследную пропажу любимого сына.
Я взял на себя все, что смог. В этот день я толком даже не присел. Дважды мотался в похоронное бюро – агентство ритуальных услуг, которое матери посоветовала подруга – и один раз на кладбище, где отцу зарезервировали место. С матерью мы сходили в банк, где она сняла с их общего с отцом счета все их скромные сбережения. На похороны хватало впритык.
Вечером к матери приехала группа поддержки. Подруга и тетя Света – двоюродная сестра матери и по совместительству крестная мать Сергея. Я сообразил, что будет лучше оставить мать с ними. Так у меня появился шанс уйти и отвлечься самому.
Сам не знаю, почему, но я спустился в метро – после плацкартных вагонов оно мне уже не казалось проклятым исчадием ада – и покатил к Жене. Сидя в углу вагона, я пытался собраться. Хотелось плюнуть на все, отправиться в бар и пить там до полной отключки, чтобы весь тот непонятный клубок кошек, беснующихся внутри меня и раздирающих своими когтями то, что верующие называют душой, наконец заткнулся. Но я не мог. Похороны – утром.
– Как ты?
Этот вопрос Женя задала сразу, как только я появился на ее пороге. Отправляясь в Москву, я позвонил ей и сообщил, что возвращаюсь. Объяснив заодно, по какому поводу возвращение.
– Буду жить, – пообещал я.
Вопрос был в точку. Как я себя чувствовал? А как вообще себя чувствуют люди, которые теряют близких? Учитывая, что через это рано или поздно проходит каждый. Лично я – понятия не имел. В этой жизни я привык полагаться только на себя. Последние же недели – сначала исчезновение брата, теперь смерть отца – показали со всей очевидностью, что реальности плевать на твои привычки и взгляды.
В детстве я просто любил родителей, не задумываясь. Есть папа и мама, ты их сын, а еще у тебя есть младший братик, о котором нужно заботиться. Все просто. Потом все стало усложняться, и этот процесс рос в геометрической прогрессии все последующие годы. Я пытался привлечь внимание отца. Потом смирился с тем, что был нелюбимым сыном. Но родителей я любил. Это были родители, и этим все сказано.
Я не знал сейчас самого главного. Страдал ли я. Была пустота. А еще была растерянность. Возможно, я еще не осознал, что произошло. Говорят, так бывает.
– Завтра похороны, – пробормотала Женя и посмотрела на меня, словно ища поддержки. – Как ты думаешь… Мне нужно идти?
– Ты сама должна решать.
– Я им никто. Я ведь и дома-то у них всего два раза была. Вместе с Сергеем.
Я сказал то, что она хотела услышать.
– Тебе не обязательно.
– Думаешь? Неудобно как-то. Вроде положено…
– Ты никому ничего не должна, Жень. Те, кто там будут, тебя даже не знают. Кроме матери. Но она сейчас замкнулась на своем горе и не замечает ничего и никого. А отцу вообще все равно. Он мертв.
Женя покивала. Было заметно, что она испытала облегчение, услышав это – как камень с души упал.
– Будешь что-нибудь?
Пива. И водки. Неси любой алкоголь, что есть. Или сбегай в магазин. Покупай все спиртное, которое сможешь унести, и тащи сюда. И побыстрее.
– Чаю выпил бы, – вместо этого сказал я.
Женя зазвенела чашками. Она была в светлом спортивном костюме. Штаны обтягивали ее тело. Сквозь них проглядывались швы трусиков. Я мысленно обматерил себя и отвел глаза.
– Ты говорила, что нашла номер, – вспомнил я вчерашний разговор по телефону.
– Да! Точно! Сейчас.
Поставив передо мной чашку, она умчалась в комнату. Через мгновение вернулась с распечаткой звонков Сергея. Той самой, которую раздобыл Тимур. Женя уселась рядом и принялась листать распечатку. Вся поверхность бумаги была покрыта ее записями, сделанными шариковой ручкой. Около каждого номера была своя строчка. Сейчас бумаги выглядели так, словно кто-то решил от руки написать на них книгу поверх старого и ненужного машинописного текста.
– Ты не представляешь, сколько мне пришлось повозиться. Сергей не трепло, как некоторые – это я на себя намекаю, знал бы ты, сколько я с подружками болтать могу! Но у него была целая тьма звонков.
– Я знаю. Я же дал тебе эту распечатку.
– А, ну да. Прости. В общем, я восстановила все, что смогла. То есть, почти все. Процентов 99. Те номера, что не были записаны у меня в телефоне или в бумажках Сергея, я вручную искала в интернете. Почти все незнакомые номера – это разные всякие фирмы, с которыми Сергей по работе созванивался.
Женя действительно оказалась треплом. Раньше она говорила редко, осторожно, взвешивая и обдумывая слова перед тем, как произнести. Чем больше мы общались, тем более словоохотливой она становилась. Сейчас поток сознания лился сам по себе. Я улыбнулся.
– Так что с тем звонком?
– Да-да, я как раз… Вот он, смотри. – Женя ткнула пальцем в 11-значный номер. – Звонок был в 23.03. И длился две минуты. Тот самый звонок, когда его на работу вызвали. Ну, «типа» на работу.
Я смотрел на эти 11 цифр.
– А еще этот номер где-нибудь в распечатке попадается? Сергею с него еще звонили?
– Ни Сергею не звонили, ни он сам не звонил. Ни разу. Я все проверила.
– Странно. Может, позвонить на него?
– Думаешь, я не пробовала? Отключен. Все время. Я пару дней подряд несколько раз названивала на него. Если бы телефон хоть раз включили, мне бы пришло сообщение. Но телефон в постоянной отключке.
– Тем более странно.
– Вот именно! Еще как странно. Леш, ты был прав. Здесь что-то не так. Ему позвонили, он мне соврал. Уехал, вернулся сам не свой. А потом эта командировка, куда он просто рвался. Кровь в машине. Намеки, которые он тебе делал. Потом еще этот угон…
Я вспомнил, как отцу стало плохо на территории подземной парковки прямо под тем местом, где мы сейчас сидели. Черт. А ведь тогда я видел отца в последний раз. «Это все из-за тебя», – так, кажется, сказала мать.
Женя была сообразительной. Она ойкнула и взяла меня за руку.
– Блин, прости. Я не хотела напоминать.
– Напоминать о том, что мой отец умер? Я итак помню.
От нее приятно пахло. Какими-то духами. Она сидела слишком близко. А я был слишком опустошенный событиями последних дней. Я высвободил руку и кашлянул.
– У меня есть один след. Самара. После похорон я поеду туда.
Я рассказал все, что знал. Женя круглыми глазами смотрела на меня, проглатывая каждое слово.
– Напоили, и у него память отрубило? Слушай, а ведь… А ведь такое может быть! Еще как может! Блин, ты настоящий молодец. Нашел зацепку!
Я покачал головой.
– Женя, губу раскатывать не надо. Не нужно молиться, чтобы Сергей оказался в Самаре. Я давно заметил одну вещь. Чем больше ждешь, тем меньше получаешь. Чем больше ты будешь надеяться, что Сергей там, тем больше будет облом, если это все окажется липой и тупиком.
– Все равно, – не сдавалась Женя. – Ладно, я поняла твою мысль, и я согласна даже. Но… Леш, ты… Не знаю, как сказать. Ты единственный, кто реально ищет Сергея. И даже если… Ну, если окажется…
Я вздохнул.
– Женя, мы договорились, помнишь?
Она кивнула. Очень неуверенно. И грустно. В ее глазах была обреченность. Она не верила, что Сергей жив. Я даже догадывался, почему. Время – с каждым днем надежда таяла. Интернет – я буквально видел, как она часами напролет сидит в сети и читает всякие ужасы про пропавших людей. Статистика – 90 процентов пропавших людей оказываются мертвыми. Сухие цифры, сухие факты.
– Он купил кольцо, – ляпнул я. И тут же пожалел об этом. Лицо Жени вытянулось. Она круглыми глазами смотрела на меня.
– Что?
– Кольцо. – сказал «А», говори и «Б». Я проклинал свой язык. – Сергей купил кольцо, чтобы сделать тебе предложение. Он даже показывал…
Женя закусила губу. Взяла кружку, чтобы сделать глоток чая. Но так и не сделала. Кружка стукнула об стол, а Женя закрыла глаза ладонью и зарыдала.
Гопник-утешитель. Второй раз за день я обнял человека, чтобы хоть как-то утешить. Женя прижалась ко мне и тряслась, всхлипывая. Каким-то образом ее слезы попали на мои губы. Конечно, соленые.
А потом я почувствовал, что хочу быть с ней. Прямо сейчас.
Меня как громом поразило. Я резко отстранился, делая все, чтобы не встретиться с ней взглядом.
– Жень, извини… Мне бежать надо.
– Сейчас?
– Да. Сейчас. Похороны. Завтра похороны. Завтра… сложный день… Я побежал.
Как чумной я выскочил из квартиры. Чуть ли не запрыгнул в лифт, мысленно проклиная скрипучую железную клетку за медлительность, с которой она ползла на нужный этаж.
Но на самом деле я никуда не побежал. Я сел на лавочку перед подъездом и закурил. Я глотал дым и думал о том, что, черт побери, только что произошло.
2
Рабочие опускали гроб в свежевырытую могилу, а мы стояли и молча смотрели, как деревянный ящик с телом отца исчезает навсегда с поверхности земли. Мать не плакала – она неотрывно смотрела на опускающийся все ниже гроб. В глазах стояли растерянность и страх. Она не знала, как ей жить дальше. Я приобнял ее за плечи. Мать этого даже не почувствовала.
Никакого оркестра не было, мы не могли себе это позволить. Не было и армии родных и близких. Не считая рабочих кладбища, около могилы стояли двенадцать человек. Друг отца с работы, с которым они проработали 20 лет. Тетя Света. Ее муж и ее 30-летний сын, который постоянно посматривал на часы и считал минуты до момента, когда ему можно будет свалить. Соседи, с которыми родители в последние годы сблизились и стали если не друзьями, то приятелями. И еще несколько человек, которых я не знал.
Рабочие уставились на нас. Я кивнул им и первый шагнул к могиле. Бросил горсть земли внутрь и вернулся к матери, чтобы помочь ей сделать то же самое. Она заплакала, когда пришлось отвести ее в сторону и уступить место другим.
Перед тем, как закрыли крышку гроба, я в последний раз посмотрел на лицо отца. Странная штука жизнь. Она идет бок о бок со смертью, а мы стараемся никогда об этом не думать. Лучше пить, смотреть телевизор или говорить о погоде. Сейчас жизнь ушла, а отец оставался – вот он, совсем рядом. Испустившее дух тело с закрытыми глазами. Возможно, наше тело и есть смерть. Рождения – счет 0:1. Смерть – счет 1:1.
Потом были поминки. Из тех, кто был на кладбище, остались только десять человек. Тетя Света и я помогали матери на кухне. Гости сидели с откровенно кислыми рожами и ждали конца повинности. Зачем и кому нужно было все это лицемерие, я не понимал. Уж точно не отцу.
Каждые полчаса я уходил в подъезд и курил на лестничной клетке.
Я думал о Жене. Теперь, когда вчерашнее отлежалось в голове, я относительно неплохо понимал, что произошло. И это не делало мне чести.
Сергей. Он исчез, и больше двух недель о нем не было никаких вестей. С каждым днем шансы на то, что он жив, уменьшались не на процент, а в разы. Таяли на глазах. Я верил, что найду его, потому что мне не оставалось ничего другого – только вера. Я искусственно поддерживал ее в себе, заставляя себя отбрасывать страх, как поступал всю жизнь. Но разум подсказывал, что все эти попытки могут быть тщетными. Или принести результат, который только подтвердит то, что страх нашептывает уже давно.
Теперь отец. Не переживший исчезновение любимого сына старик, чье сердце забрало его жизнь.
Но главное – сам я. У меня никогда не было девушки. Я спал с большим количеством самых разных лиц противоположного пола. Почти все эти истории случались на пьяную голову, и я даже при всем желании не смогу вспомнить и половину их лиц. Имен тем более. Но именно отношений у меня не было никогда. Только сейчас я вдруг осознал это. Я всегда был сам по себе, мне это нравилось. Теперь наступили смутные времена. Смутные и для меня, и для моей семьи, которая катастрофически сокращалась. Сжималась на глазах – как вселенная будет сжиматься в начале Конца. И в этот момент на поверхность всплыло то, чего я был лишен. Поддержка. Да, она была нужна даже мне. Не хочется признавать, но это так. А поддержки – не было. Я был один, и не существовало в природе человека, который мог бы просто быть рядом и разделить с тобой все те паршивые чувства, одолевающее твое нутро.
Этим человеком и оказалась Женя.
Интересно, она тоже что-нибудь почувствовала?
Я запрещал себе думать об этом, но мысли настойчиво проникали в голову и смаковали сами себя, рисуя картинки, которые тоже приходилось отгонять.
Я думал о Жене. Просто хотел позвонить ей и услышать ее голос. Наверняка ей тоже нужен был кто-то, с кем она могла разделить свою боль. Она тоже была одна.
Запрещай думать о чем-то или не запрещай – это ничего не меняет.
Самым лучшим выбором для меня было найти Сергея. Вернуть его к жизни. Вернуть брата в жизнь Жени. Заполнить пустоту в ее душе и вернуть все на круги своя. Ничего другого не оставалось. Если я и мог сделать что-то путное, то только это.
После поминок я не смог уйти. Нужно было помочь матери. А еще нужно было просто побыть с ней. Это было правильным.
Мы сидели в комнате и молчали. Мать невидящим взглядом смотрела на кресло, в котором всегда восседал отец, когда смотрел телевизор. Или когда я приходил к ним, и он делал вид, что смотрел телевизор, чтобы не находиться со мной в одной комнате.
Для чего, я не понимал никогда. Но особенно сейчас. Его не стало, а все это осталось в воспоминаниях. Таким я его и буду помнить. Надеюсь, он этого не хотел, а делал это по той же причине, по которой все мы творим безумие. Потому что мы никогда не думаем о смерти, которая шагает рядом. И о том, что рано или поздно каждый из нас станет лишь воспоминаниями в памяти людей. Которые тоже умрут. И тогда исчезнет все.
– А, да.
Мать встала, что-то вспомнив. Порылась на полке шкафа, где они с отцом хранили все бумаги, документы, счета и прочее. Она пыталась осознать, что жизнь продолжается и теперь.
– По… По… Полиция прис… прислала.
Она передала мне сложенную втрое бумагу. Распечатанная на стареньком принтере ментовская отписка. Я пробежался глазами. Какой-то следователь, фамилия которого в подписи ни о чем мне не говорила, сообщал по поводу угона отцовской машины. Кровь на коврике принадлежала на Сергею. Саму машину спустя сутки после угона нашли в промышленном районе за МКАД в Северо-Западном округе. Ее сожгли, предварительно облив чем-то. Личность угонщика установить пока не удалось.
– Ее угнали только для того, чтобы сжечь, – уверенно сказал я. – Они не знали, что я уже нашел следы крови на коврике. Просто избавились от тачки. Отрезали все хвосты.
Мать не слушала.
– Мам. – она подняла глаза. – Я завтра или послезавтра поеду в Самару. Мне нужно проверить кое-что. Я чувствую, что Сергей там.
– А е… е… если нет?
– Буду искать, пока не найду. В моем списке достаточно городов.
Мать, кажется, только сейчас сообразила, что я сказал.
– А по… по… поминки?
– Только что были.
– Де… де… девять дней еще.
– Потом сорок, – нахмурился я. – У тебя умер муж. Почему ты должна не просто пытаться пережить горе, а вкалывать на кухне, чтобы кормить ораву людей, которым плевать?
– Не… не… говори т… так. По… положено.
– Кем?
Она осуждающе вздохнула и затеребила подол халата. Поймав себя на этом, разгладила подол и сцепила пальцы, чтобы занять их чем-то.
– Ладно, – смирился я. – Дождусь поминок. Потом поеду. Мам, у тебя денег не будет? Мне на билет хватит, но там нужно где-то ночевать, есть, ездить на автобусах…
– Мы не… не… не… откладывали. Все, что… что… что было, ушло на пох… похороны.
Я прикусил язык. Они всегда едва сводили концы с концами. Теперь небогатая пенсионерка похоронила мужа, угрохав на ритуал все скромные сбережения, а сын тут же клянчит денег. Паршиво. Уважительная причина – слабое оправдание в этой ситуации.
– За… зачем ты по… поедешь? – мать покачала головой. – Почти т… три недели, как Сергей ис… ис… исчез. Скоро ме… месяц.
– И что ты предлагаешь? Забыть? Полагаться на кого-то еще? Не на кого полагаться, мам. Во всех этих городах фотография Сергея валяется у ментов в дальнем углу. Никто не бегает с фонарями и собаками и не ищет его.
Она меня не слушала, ее мысли были где-то далеко. Или где-то глубоко.
– Кон… кон… конец, – прошептала она и засопела носом. – Нет Во… Во… Володи. Нет Сер… Сер… Сергея. Од… Од… Одна я осталась… Как с… с… страшно.
Страшным было то, что родная мать говорила это.
Я ушел не сразу. Еще около часа я сидел с матерью, пока она не решила лечь спать. Она двигалась, как сомнамбула. С момента смерти мужа она отсутствовала в этой жизни. Пережить и жить дальше – вариант был не для нее. Она будет жить воспоминаниями и гаснуть, пока не погаснет насовсем. Я это видел, и мне было жутко.
Оказавшись на улице, я немедленно отправился в магазин. Сел на лавочке с бутылкой пива и сигаретами и уставился в темноту двора. Казалось, что мне нужно было побыть одному, чтобы подумать. Теперь было понятно, что все обстояло с точностью до наоборот. Мыслей не было. Была лишь пустота.
Вскоре подошел Тимур. Наверное, кто-то меня заметил и позвонил ему. Тимур уселся рядом.
– Как ты, чувак?
– Хреново, наверное.
– Наверное?
Я пожал плечами. Говорить не хотелось. С трудом вспомнив про незнакомый номер, с которого звонили Сергею в тот день, я достал из кармана сотовый и протянул Тимуру.
– Фотка с номером, обведенным фломастером. Пробей его. Можешь? – Тимур с несчастным видом вздохнул, но спорить не стал. – Да, и еще кое-что.
Я пересказал ему историю про рыжего любителя поездов и про клофелинщиц из Самары. – Сможешь в интернете что-нибудь поискать об этом?
Тимур с еще более несчастным видом согласился.
Он для приличия посидел еще немного рядом, а потом испарился, оставив меня одного. Я сходил в магазин еще раз. После третьей бутылки дышать стало легче. А на четвертой я почувствовал нечто странное. Возможно, это была легкая форма шизофрении. А может быть, я смотрел в пустоту, сидя на одинокой скамейке в погруженном в ночь дворе, слишком долго и провалился в медитацию. Только я почувствовал, как некто с грустью смотрит на меня. Этот кто-то был внутри меня. И он точно знал выход.
Бутылка упала, когда я задел ее локтем, и разбилась с характерным треском. Я уронил голову на руки и закрыл глаза.
А потом позвонила Женя. Я уставился на дисплей телефона и не решался нажать кнопку ответа. Что вызывало еще большее смятение, потому что я никогда так себя не вел. И все это раздражало. Чтобы не растягивать издевательство, я ответил.
Тихий голос Жени:
– Что делаешь?
Сказать что-нибудь эдакое, или ответить, как есть?
– Пью. И жалею себя.
– Я тоже, – помолчав, отозвалась она. – Давай… Давай жалеть себя вместе…?
Я смутно помнил, как добрался до нее. Метро еще ходило, и я спустился в подземелье. Там было непривычно пусто. А потом была улица, двор, домофон. И бутылка вина, которую Женя выставила на стол.
– Что это?
– Подумала, тебе не помешает.
Мы сидели, пили вино и разговаривали. Курить я ходил на балкон. В один из походов Женя присоединилась ко мне и попросила сигарету. Вопросов я не задавал. Чтобы как-то остановить процесс, который нарастал как снежный ком и был абсолютно мне неподконтролен, я рассказал ей про рыжего в Сызрани и про версию с клофелинщицами в Самаре.
Возможно, я уже был пьян. А может, наши с Женей мыслительные процессы проходили слишком по-разному. Она нахмурилась и спросила то, чего я совсем не ожидал:
– Ты думаешь, Сергей мог… к проституткам?
– Что? С чего ты взяла? – опешил я. – Нет, конечно!
– Но ты сам рассказал. Эти клофелинщицы…
– Скорее всего, клофелинщицы. Препарат может быть другой.
– …Подсыпали ту дрянь приезжим мужикам, которых снимали на вокзале.
Я вздохнул.
– Черт, Женя, мы не знаем, что с ним, он пропал, а ты умудряешься ревность включать.
– Я не… – начала возражать она, но подумала получше и замолчала. А я принялся объяснять:
– Если эти проститутки околачиваются в кабаках около вокзала, вся местная братва их знает. Такие, как тот рыжий, могли перенять у клофелинщиц их методы. Или даже покупать эти колеса. И орудовать в поездах в районе Самары. Сел в Новокуйбышевске, например, за полчаса обработал клиента и свалил с его вещами.
– Да поняла я, – устало отмахнулась Женя. Покосилась на меня. – Во что он ввязался, Леш? Кровь. Вранье про вызов на работу. Секреты какие-то. Это так не похоже на Сергея. Я думала, что он ничего от меня не скрывает. Оказалось, это не так. И сейчас я… я уже не знаю, во что верить и что думать.
– Все мы верим во многое, – буркнул я. – Одни верят, что станут богатыми. Вторые, что их любимая команда когда-нибудь победит. Третьи верят, что бог их спасет. Почти все это на поверку оказывается полным фуфлом. Но людям это не мешает продолжать верить.
– Ты о чем сейчас?
– Хочешь во что-то верить – выбирай то, во что верить хочется. И верь. Все остальное пусть идет в задницу.
Она вдруг ушла. Я испытал огромное облегчение, оставшись один. Ноги – и, конечно, метро, но в первую очередь ноги – сами принесли меня к Жене. Я хотел быть здесь. А когда оказывался рядом, не находил себе места и мечтал сбежать.
Может, действительно шизофрения? Это бы многое объясняло.
Но Женя не просто ушла. Она вернулась на балкон с бутылкой вина и нашими стаканами. Сама наполнила их и жестом попросила еще одну сигарету.
– Мне неловко, – призналась она. – Ты сегодня похоронил папу. А я только о своем и могу…
Стало ясно, что с балкона так быстро уйти не получится. Я осмотрелся и уселся на полу, уткнувшись спиной в простенок под окном. Женя сдержанно улыбнулась и пристроилась напротив. Ее колени почти касались моих. Я старался не концентрироваться на этом. Но чем больше пил, тем хуже получалось.
– Похоронил папу, – невесело повторил я. – Я его много лет не называл папой. Потому что он не называл меня сыном. И Лешей не называл. Даже Алексеем. Не называл никак. Обращался ко мне просто – «ты».
– Фигово, наверное.
– Фигово, что он умер, а мне вспомнить нечего… – я сделал большой глоток вина. Поколебался и закурил снова. В качестве пепельницы у нас была пустая пивная банка. – Знаешь, Жень, в Средневековье, если незнакомец стучался в двери дома, люди считали своим долгом накормить его, напоить и дать ночлег. Считалось, что неизвестно, кто это. Простой прохожий или ангел, который пришел испытать твою добродетель.
– Серьезно?
Я кивнул. Читал об этом в одной из книжек, которые мне подсовывал в свое время Сергей.
– Сейчас двадцать первый век. Все вокруг очень верующие, но на улице никто не подойдет к лежащему на земле умирающему человеку. Мы, люди, берем кредиты, не думая о завтрашнем дне. А когда наступает момент платить по долгам, лезем в петлю. Мы придумываем тупые жаргоны и упрощаем нашу речь до минимума. Уже говорим междометиями и переписываемся смайликами. Мы смотрим клипы и глупые, но очень яркие блокбастеры. Не ради смысла – его нет, ради вспышек и частой смены кадров на экране. Цифровой наркотик нового поколения. Мы поклоняемся звездам из телевизора не за таланты, а за наглость и дешевый пафос. Зато смотреть на звезды настоящие считаем тупостью. Мы каждый день ставим лайки и делаем репосты красивым умным цитатам со смыслом, даже не читая их. Мы слушаем примитивную попсу из двух аккордов, а классическую музыку включаем только коровам и растениям, чтобы повысить надои и урожай. А еще мы заводим детей, чтобы всю оставшуюся жизнь нам было на ком срываться за собственные неудачи и ушедшую навсегда молодость. А не для того, чтобы подарить миру новую душу и любить ее просто за то, что она есть… Такое ощущение, что все мы крепко спим. Или спит бог, который от всех нас устал. Эпоха Кали-юга. Смерть бога. Всеобщий тотальный анабиоз.
Наши колени соприкоснулись. Наверное, я чуть вздрогнул, потому что Женя протянула свою руку и дотронулась до моей.
3
Мразь.
Ну я и мразь.
Проснувшись утром, я не забыл ничего. Обнаженная Женя сопела рядом. Ее рука лежала на моей груди. Меня бросило в холод. Я закрыл глаза и наблюдал головокружение от осознания того, как весь мир несется в пропасть. Потом выскользнул из-под одеяла. Женя не проснулась. Натягивая штаны, я не удержался и посмотрел на нее.
Да, она была красива. Даже очень.
На кухне я приоткрыл окно. Налил себе кофе покрепче. Я курил, пил кофе и размышлял о том, какая же я паскудная тварь.
Самое страшное было даже не то, что я предал собственного брата самым подлым образом, какой только вообще можно было придумать. В том числе по уличным законам. Самое отвратительное было в том, что, когда ночью Женя позвонила и предложила приехать – я знал, что будет. Конечно же, знал. К этому все и шло. Но я закрывал глаза. Делал вид, что не замечаю происходящего.
Чувство вины придавливало и заполняло все мое существо.
Можно было бы сбежать, пока она спит, но проблемы это не решит. Можно было бы бесконечно оправдывать самого себя, приводя миллион доводов. Мне было тяжело, навалилось все разом, а рядом никого – и так далее, и тому подобное. Но это тоже ничего не меняло. Было два сухих факта. Первый – я переспал с сестрой пропавшего брата, которого вызвался найти во что бы то ни стало. Второй – я тварь.
Потом проснулась Женя. Я услышал, как она шуршит одеждой в комнате. Закурил снова, будто это поможет. Женя вошла, завязывая пояс халата. Села напротив. И принялась наблюдать за мной, чтобы поймать мой взгляд. Я сопротивлялся.
– Доброе утро, – сказала она.
– Вовсе нет.
Женя кивнула.
– Понимаю.
– Сомневаюсь.
– Ненавидишь меня?
– При чем здесь ты.
– Вообще-то, еще как при чем. – Женя снова взяла меня за руку. Она постоянно норовила взять человека за руку – зачем? Я хотел отдернуть руку, но сообразил, что делать это нужно было ночью. Сейчас поздно. – Леш, не стоит.
– Что именно?
– Казнить себя.
– Лучше казнить кого-то другого?
– У тебя умер отец. Нет брата. Ты один. Наверное, это самый тяжелый…
Я решительно покачал головой, обрывая ее. Женя пошла по пути, по которому идут все. Слушать этого я не хотел.
– Не продолжай.
Женя протяжно вздохнула.
– Я одна все это время. Вообще одна. Наедине со своими мыслями. Одна хуже другой. По ночам кошмары снятся. Блин, да мне реально спать страшно здесь одной. Особенно после того угона… Только засыпаю – и тут же кажется, что кто-то пытается пролезть в квартиру. Кошмар. Это нервное напряжение… Нельзя вечно жить в страхе. Человеку нужна разрядка. Любому. Мне. Тебе. Мы ведь не машины. Мы тоже люди, со своими слабостями…
– Не говори так больше, пожалуйста, – я невольно поморщился. – Вот эту фразу про «тоже люди» и «слабости».
Она кивнула. Помолчала, двинулась к плите наливать себе кофе. Она прошла мимо меня, и я ощутил ее запах. Это было невыносимо. По уровню презрения к самому себе я в рекордные сроки опередил отца. Женя достала чашку. Зажурчала заварка. До кипятка очередь так и не дошла. Она замерла, собираясь с мыслями.
– Ты сам-то веришь, что Сергей жив?
– Я должен верить.
– Должен?
– Ты предлагаешь мне переехать к тебе и забыть о существовании брата?
Женю покоробило. Наверное, этого я и добивался.
– Леш, мне тоже нелегко. Я не такая сильная, как ты.
– Я буду гореть в аду, – заверил я Женю.
– Ты веришь в ад?
– Зачем верить. Я вижу его каждый день, – я кивнул на окно.
А потом снова было метро. Я стоял, как оглушенный, держась за поручень. С человеческой точки зрения я мог себя понять. Как брат – нет. Как гопник с улицы по кличке Явара – тем более нет. Таким, как я, Явара обычно выбивал зубы.
Я вернулся домой к матери, которая ходила по квартире, как призрак. И дал себе слово, что больше не поеду к Жене никогда. Я допустил огромную ошибку, воспользовавшись тем, что мне было тяжело. Алкоголь помог поверить, что это весомый аргумент. Сейчас алкоголь ушел. Последствия остались.
Многие люди живут с целью. Другие – без оной, дрейфуя в пространстве между работой, семьей и сном. Не нужно быть гением, чтобы сообразить: первый вариант куда лучше. У меня никогда не было цели. Достать денег, выпить, переспать с кем-нибудь. Снова достать денег. Иногда это тяготило, но такие моменты были редко. В основном – в моменты тяжелого похмелья.
Сейчас похмелье было самым тяжелым, но уже не на физическом уровне.
Я не переставал себя казнить за историю с Женей. И это было самым неприятным. Брат пропал, возможно, мертв. Если бы я не был придурком, который из-за краденых инструментов угодил на полгода в СИЗО – ничего этого, может быть, и не было бы. Отец умер – прямое последствие исчезновения Сергея. Мать ушла в себя, что было пугающе. Сам я (мразь!) переспал с любимой девушкой брата… Жизнь катилась вниз, все разгоняясь. Я боялся, что этот процесс не остановить. Что я отколю дальше? Убью кого-нибудь?
Сейчас у меня была цель, которая помогла оставаться голове на плечах. Найти брата. Пусть он будет ненавидеть меня всю оставшуюся жизнь. К ненависти мне не привыкать, в том числе ненависти со стороны близких (покойся с миром, отец). Главное – найти его. Эта цель помогала просыпаться каждое утро. Но иногда – валяние на диване и созерцание потолка только способствовали – в голову закрадывалась каверзная мысль.
А потом – что?
На следующий день позвонил Тимур.
– Есть новости. Можешь заскочить?
Я не просто мог – я сделал это с радостью. В родительском доме я ощущал себя, как в аду, выползшему из преисподней и окутавшем меня. Мать бродила с невидящим взглядом и почти не говорила, а если что-то спрашивала, то тут же уходила в себя и уже не слышала ответа. Все вокруг напоминало об отце. И о Сергее. А значит – о моей ночи с Женей, за что я готов был размозжить себе голову об стену, и о необходимости продолжать поиски, что сейчас тормозилось обещанием остаться в Москве до поминок.
– Явара, – Тимур грыз орешки и загадочно на меня взирал. – Помнишь, мы купили симки, которые ни на кого не были вообще зарегистрированы?
– У пацана из салона сотовой связи?
– Угу, которого за пьянку погнали. А он спер симки, полностью рабочие, но вообще ни на кого не оформленные.
– Конечно, помню. Полноценная сим-карта с номером, хозяина которого не отследишь. Мечта любого бандоса. И что? Тебе снова предложили такие симки?
– С чего ты взял? – удивился Тимур. Один орешек вывалился из его рта и укатился под компьютерный стол. – А, не. Тот номер, с которого твоему брату звонили. Это такая же симка.
– Одна из тех самых?
– Да не одна из тех, е-мое, а такая же. Ни на кого не оформлена. Номер есть, а хозяина нет. Кто с нее звонил – попробуй догадайся. На планете семь миллиардов человек, выбирай любого.
– Семь с половиной.
– Уже?
– Плодимся, как крысы.
Тимура передернуло. Он с детства боялся крыс.
– Короче. Чтобы такую симку раздобыть, нужно иметь какие-то подвязки. Просто так не купишь. Должны быть знакомые в салоне сотовой связи.
Я хмуро покачал головой.
– В Москве их тысячи.
– Ну вот уж извини, узнал, что мог! – обиделся Тимур. Я протянул руку, взял пакет с орешками и отсыпал себе в ладонь. Тимур обиделся еще больше и засопел. А вот я задумался.
– Так. Давай-ка снова распечатку достанем.
– Чувак, – обиженно буркнул Тимур. – Я между прочим не тупой. Уже. Раз симка ничья, то здесь и проблем не было. Позвонил пацану в офис, он достал распечатку и скинул мне на электронку.
– Так чего молчал? Давай сюда.
– Только это. Бабки бы… Я пацану из офиса обещал за его труды. Мы к нему последнее время каждую неделю обращаемся. Звоню ему чаще, чем предкам…
Я достал зажим для денег и вручил Тимуру все, что было внутри.
– Больше нет.
– Хм, – он зашуршал купюрами. – Маловато, походу…
– Тогда добавь свои, – разозлился я. – Ты же знаешь, я верну.
Пока Тимур вздыхал и сокрушался по этому поводу, я заглянул в распечатку. Она была скромной – за месяц не более 20 звонков. Присмотрелся и удивился еще больше. Абонентов, с которыми связывался таинственный владелец нигде не зарегистрированного номера, было только два. Первый – Сергей, ему звонили лишь однажды. В тот самый день, когда его якобы вызвали в офис. Второй – 11-значный номер сотового телефона в федеральном формате, который мне ни о чем не говорил. Список звонков заканчивался на звонке Сергею. После этого не было ни единого звонка.
– Только один номер. С этой симки звонили только на один чертов номер.
– Хозяин симки не большой любитель потрындеть, – прокомментировал Тимур. Сразу несколько орешков полетели из его рта и шмякнулись на пол. Тимур рассвирепел: – Да что это такое, чего я как свинья?!
– Тело свиньи по своему строению ближе всего к человеческому, так что не расстраивайся, все мы как свиньи, – утешил я друга. – Пробить номер можешь?
– Чего?
– Тимур, соберись. Этот номер, на который постоянно звонил хозяин или хозяйка нашей незарегистрированной сим-карты. Можешь его пробить?
– Как?
– Не зли меня, – рассердился я. – У тебя есть база всех сотовых номеров. Мы вместе ее сперли у того барыги в Чертаново. Подними задницу и пробей номер!
– Зачем задницу, я на компе не задницей работаю, – огрызнулся Тимур. Перехватив мой взгляд, поперхнулся орешком. Откашлялся, прослезившись до слез. И послушно уткнулся в монитор. Застучали клавиши. – Какой там номер?
Я продиктовал, каждую цифру. Тимур вбил номер в поле поиска, пощелкал мышкой. Озадаченно нахмурился.
– Баба.
– Где?
– Хозяйка номера – баба. Галина Олеговна Косникова. Дата рождения… Так, ей тридцать один год. Галина Косникова, знаешь такую?
Я задумался, силясь вспомнить. На имена и лица память у меня была очень хорошей, я заметил это еще в детстве. И сейчас я был уверен, что моя память меня не подводит. С этой женщиной я не пересекался никогда.
– Фотография есть?
– Явара, это база всех владельцев мобильников в Москве, а не паспортный стол. Только имя, дата рождения и адрес прописки.
– Тогда давай адрес.
Улица Широкая, Северное Медведково. Опять противоположный конец Москвы. А у меня не было денег. Как назло, поездки на транспортной карте метро тоже заканчивались – туда я добраться мог, а назад уже нет. Тимур наверняка хотел растерзать меня, когда я спросил денег в долг.
От метро пришлось идти довольно долго. Зато сам дом нашел сразу – торцевой стороной он смотрел непосредственно на улицу. Дверь в подъезд оказалась без домофона, но с кодовым замком. Я порылся в памяти, вспоминая самые распространенные комбинации из трех цифр. С третьей попытки подъезд открылся.
Я был в предвкушении. Наверное, так чувствует себя охотник. Я видел, что разгадка близка. Неприятности, о которых Сергей никому, кроме меня, не мог рассказать. Звонок неизвестно от кого, о котором брат был вынужден врать. Все это было здесь, рядом, только протяни руку.
Шорох за новой металлической квартирной дверью.
– Кто?
– Здравствуйте. Галина Косникова здесь живет?
Тишина. Чтобы не шокировать хозяйку раньше времени, я повернулся к глазку так, чтобы не были видны иероглифы на шее, и даже улыбнулся. Щелкнул замок. Дверь приоткрылась ровно наполовину. В дверях стояла женщина лет 35 или чуть старше. Среднего роста, с короткой стрижкой, круглолицая.
– Кто вы?
– Галина?
– Нет.
– Ну, а… Галину можно увидеть?
Женщина вздохнула.
– Ее больше нет.
– Она переехала? – догадался я. – Куда, не подскажете?
Круглолицая женщина посмотрела на меня с какой-то тоской в глазах, и внезапно я все понял. Еще до того, как она ответила:
– Ее совсем нет. Галя умерла.
Это было неожиданно. Вместо отгадки – новая смерть и новая загадка.
Нужно было читать не классику и книжки по философии и прочим совершенно непрактичным вещам, которые мне подсовывал Сергей, а детективы.
Не слишком ли много трупов становилось вокруг?
Чтобы женщина не закрыла дверь перед моим носом, я поспешно заговорил. Объяснил, почему я оказался на пороге этой квартиры. Я сомневался, что женщина позволит подробно расспросить ее о случившемся с Галиной. Но сомневался зря. Круглолицая даже отступила, жестом приглашая меня внутрь.
Квартира была однокомнатной, той же планировки, что и у Тимура. Но в остальном жилище приятеля не выдерживало никакого сравнения. Мертвая ныне Галина жила роскошно. Красивая современная отделка, дорогой ремонт, стильная мебель и новейшая бытовая техника. Моя собеседница прошла на кухню и предложила присесть. А потом заговорила. И я сразу понял, почему она решила пообщаться.
– Меня зовут Марина, – сказала круглолицая. – Я старшая сестра Гали.
– О. Соболезную.
– А я – вам.
– Мне пока рано. Сергей не мертв, а пропал, – Марина неопределенно кивнула. – Марина, получается, что нашим с вами близким звонил один и тот же человек. Моему брату он или она звонил один раз. Вскоре Сергей пропал. Вашей младшей сестре этот же человек звонил много раз. По сути, звонил только ей. Вы не подскажете, кто бы это мог быть?
– Номер покажите.
Я вручил ей свой сотовый с открытой телефонной книжкой. Марина нахмурилась, читая цифры. Затем достала свой телефон и принялась набирать этот же номер.
– Телефон отключен, – сообщил я.
– Если набрать и нажать вызов, то имя высветится, если этот номер у меня записан, – объяснила Марина. Я мог бы сказать, что не дурак и сразу все понял, но я промолчал.
Марина потыкала кнопки. Нажала кнопку вызова. И покачала головой.
– Среди моих знакомых таких нет.
– Жаль. Марина, чем Галина вообще занималась? Где работала?
– Нигде.
– То есть совсем? – я окинул взглядом кухню, обставленную стильным гарнитуром и современной техникой. – Неплохая квартира для безработной.
Марина обреченно вздохнула.
– У нее кто-то был. Ну, любовник, понимаете? Он и помогал деньгами. Галя была очень красивой. Стройная, подтянутая. Длинные волосы, большие глаза. Шпильки, гламур.
– Может быть, это телефон того самого любовника?
– Все может быть.
– А как его зовут?
– Откуда я знаю. Галя мне не рассказывала. Мы не говорили о ее личной жизни. У меня муж, ребенок. А Галю содержал какой-то папик. Я это не одобряла. Чтобы не ссориться, мы просто не говорили об этом.
– Понимаю. У нас с братом тоже так… бывает. Марина, а что случилось с Галей? Как она погибла?
– Авария, – вздохнула женщина и уставилась в окно. – Она была нетрезвая. За рулем. Ехала откуда-то. Понятия не имею, откуда. Не справилась с управлением. Машина улетела в обочину, перевернулась и врезалась в дерево. А потом еще и взорвалась… Все сгорело. Вообще все. То, что осталось от Гали… ее опознали только по зубам.
– Кошмар, – согласился я. – А где это было? В городе?
– Почти. Второе Успенское шоссе. Между Звенигородом и Одинцово. Знаете, где это?
– Я посмотрю по карте. А давно это случилось? Вы помните?
Марина ответила. Назвала число и месяц. И в этот момент я, изумленный, понял, что оказался здесь не просто так. Я был в правильном месте. Как раз там, где нужно.
Галина Косникова погибла в тот самый день, когда Сергею позвонили якобы из офиса «Гермеса», и он среди ночи сорвался, чтобы отправиться неизвестно куда. Момент, с которого все началось.
4
На район я вернулся, когда вечерело. Поэтому до утра, когда можно было двигаться дальше, я имел время, чтобы все хорошенько обдумать.
Хотелось позвонить Жене и поделиться новостями. Но я заставил себя пересилить желание. Звонить ей все равно придется – ведь она не чужая Сергею. Хотя теперь это было под вопросом. Но было лучше отложить звонок на потом, когда всплывет что-нибудь еще, и сообщить все разом, а не созваниваться каждый день.
А еще меня обескураживало, что я, проклиная самого себя и заставляя выкинуть Женю из головы, не мог подчиниться собственным мысленным приказам. Я продолжал думать о ней.
Поэтому утром я был счастлив выбраться из дома. Не особо напрягало даже то, что я шел к проклятому Дулкину. Опер из отдела по розыску пропавших встретил меня настороженно. А я вел себя подчеркнуто вежливо. Хотя звонить, как в прошлый раз, и ябедничать на меня – ох уж эти современные стражи порядка – было уже некому.
– Новостей нет, – буркнул он.
– Знаю. Я только с поезда.
– Эээ… С какого поезда?
– Езжу по стране. Ищу брата. Маленькая заминка возникла, потому что все эти дела отец не смог пережить. Пришлось возвращаться, чтобы похоронить его. Как только буду уверен, что мать вменяема после всего этого, поеду снова.
Дулкин долго смотрел на меня. То ли пораженный, то ли озадаченный.
– Ты серьезно?
– Никогда не шучу. Даже Петросяна в детстве не смотрел.
– Ну это, – Дулкин покряхтел. – Сочувствую, что ли. Нелегко, наверное.
– Спасибо. Вообще-то я пришел не узнать, как идут поиски. Я итак в курсе, что никак не идут. Я хотел поделиться своими новостями.
Вкратце я пересказал оперу то, что узнал за последнее время.
– То есть, за городом произошло ДТП. За рулем была женщина, Галина Косникова. Но она, скорее всего, была не одна. С ней был пассажир. Который не мог допустить, чтобы его имя всплыло в этой аварии. Может быть, он женат на какой-нибудь бизнес-вумен. Или он известная личность, и эта история могла его сильно… как это называется?
– Скомпрометировать, – не без труда выговорил Дулкин. – С чего ты взял?
– У него был номер, не зарегистрированный ни на кого. Зачем? Или он бандос или кидала, или он муж богатой жены, или он известный человек. Разве не так?
Дулкин поскреб затылок. Я заставлял его думать прямо с утра, это было жестоко.
– Продолжай.
– Есть вариант, что этот человек вообще сидел за рулем, и авария произошла по его вине. Труп своей любовницы он пересадил за руль. А чтобы скрыть все улики, поджог машину. А потом позвонил Сергею, чтобы тот помог ему добраться до города.
Дулкин внимательно слушал.
– Вилами на воде писано, Рогов.
– Коврик в машине брата, – напомнил я. – С кровью. Помните? Тот самый, который вы отказались принимать, когда я его принес?
Дулкин замялся. Я понял по его лицу, что ему досталось за ту историю после угона отцовской «Киа». Все-таки есть справедливость на белом свете. Даже в московской полиции.
– Кто старое помянет, тому глаз…
– То пятно крови – доказательство. Это кровь человека, который был с Косниковой. Она в ДТП погибла, а он выжил, но был ранен.
– Хм, – отозвался Дулкин. – Продолжай.
– Сергея все это тяготило. Он помог человеку скрыться с места аварии, тем более, аварии со смертельным исходом. Не знаю, почему он так поступил. Может быть, это какой-то его приятель. Может, у того человека был какой-то компромат на Сергея, и он просто заставил его помочь. Сергей подчинился. Но не находил себе места. Потом он пришел ко мне и сказал, что у него проблемы. А через неделю исчез. Выводы, в общем, напрашиваются сами собой. Как думаете?
Дулкин молчал.
– Валерий Николаевич, – не выдержав, горячо сказал я. – Здесь все не просто так, вы же видите. Это какой-то заговор. Или как у вас говорят? Умышленный сговор с целью сокрытия преступления. Так, кажется?
Дулкин как-то странно смотрел на меня. Смотрел долго.
– Ты не сдаешься, да?
– И не сдамся. Месяц назад в моей семье было четыре человека. Сейчас вдвое меньше. Я не могу смотреть на это и ничего не делать. Вы бы на моем месте – что делали?
Дулкин покивал – я так и не понял, своим мыслям или мне в ответ. Поколебавшись, он достал из ящика стола визитку и положил передо мной.
– Рогов, здесь мой рабочий и сотовый. Узнаешь что-нибудь важное – звони сразу. Помогу, чем смогу.
Визитку я сохранил, хотя номера Дулкина для подстраховки – мало ли, вдруг пригодятся – вбил в память своего телефона.
В тот же день новости появились и у Тимура.
– Я порыскал в инете, – провозгласил он, когда вечером мы встретились в родительском дворе. У меня на карманах не было ничего, Тимур об этом, видимо, забыл. Пришлось ему раскошеливаться на пиво для обоих. – По поводу этих твоих клофелинщиц из Самары.
– И что с ними?
– Самарские газеты вовсю пишут о них. Там, в общем, целая индустрия. Приезжим и попутчикам в поездах подсыпают в выпивку и вообще в какие-нибудь напитки – ну, типа кофе, или сок, а может, и в воду… Хотя в воде, наверное, сразу чел просечет привкус левый, как думаешь? Хм…
– Тимур, остывай, закипаешь, – традиционно прекратил я его словесный поток.
– А, ну да. Так вот, девки симпатичные работают приманкой. Шалавы, скорее всего, как тебе тот рыжий и сказал. Главная обязанность шалавы – подсыпать колеса в напиток. Если у него есть кредитка, то им нужно еще и раскрутить его так, чтобы он расплатился картой. Сама девка запоминает ПИН-код. Когда клиента совсем развозит, девка выводит его из бара подышать. А там его грузят в машину.
– В машину, – хмуро повторил я.
– Угу. Обчищают по полной, а потом клиента выкидывают на какой-нибудь улице. Без денег, без документов, без сознания. И тут самое интересное. Когда клиент приходит в себя, у него кратко… кратковременная, короче, потеря памяти. Вообще ничего не помнит: где был, с кем пил, что делал. Ноль. Врачи говорят, что у всех в крови были обнаружены следы нейролептиков.
– Что это?
– Препараты, блин.
– Догадался, что не аттракцион в парке. Что за препараты?
– Те самые, усыпляющие. Типа клофелина. Эти колеса вызывают, – Тимур почесал затылок, вспоминая формулировку, – гипоксию головного мозга. Из-за чего у многих наступает амнезия. Та самая. «Кто я?» и все такое. В газетах самарских пишут, что на счету этой банды уже человек 40 жертв. Большинство приезжие. – Тимур поколебался, прежде чем продолжить: – Из них трое померли. Еще человека четыре в коме из-за передозировки этими колесами. А у десяти человек – амнезия.
Я угрюмо кивнул.
– Это уже интересно.
– Еще бы! – Тимур щелкнул пальцами. – А что, если Серегу как раз так и поимели? Понимаешь? Он может быть жив. Но ничего не помнит. Вообще ничего. Поэтому и не может позвонить и вообще как-нибудь дать сигнал, что живой, что с ним все в порядке. Он просто не помнит, куда и кому нужно звонить.
Тимур только подтвердил то, что я уже знал. Самара – это след номер один, и мне следует как можно быстрее рвать туда. Правда, на пути дальнейших поисков стояли два препятствия. Первое – поминки отца, на которые я пообещал остаться. Второе – полное отсутствие денег.
Решать проблемы нужно по мере поступления. Сейчас самое время. Деньги я мог найти только по одному адресу. Туда я и отправился прямо с утра.
Приемная Щербакова в офисе компании «Гермес» была закрыта. Впрочем, часы показывали без четверти девять – я приехал слишком рано. Коротая время, обошел весь этаж, обнаружил курилку там, где она обычно и располагалась – на лестнице – и засел там, выглядывая в фойе с лифтами каждый раз, когда створки с характерным звуком открывались.
Щербаков показался минут через десять. В костюме, с портфелем в руках, он говорил по сотовому телефону. Я быстро вышвырнул окурок – попал в урну с трех метров, я никогда не промахиваюсь (практика наше всё) – и шагнул ему навстречу.
– Ладно, я попозже перезвоню, – нахмурился Щербаков. Отключившись, сунул сотовый во внутренний карман пиджака и вопросительно уставился на меня. – Доброе утро.
– Николай Андреевич, – кивнул я.
– Вы ко мне?
– Больше здесь я никого не знаю.
– Действительно. Что-то важное?
Я подумал, в какую бы форму облечь слова «дайте денег».
– Кажется, я напал на след.
Щербаков энергично кивнул.
– Идемте!
Мы расположились в кабинете. Щербаков поцокал языком, поминая недобрым словом опаздывающую секретаршу. Затем вспомнил о деле и дал мне слово. Я рассказал все. О клофелинщицах из Самары. О Галине Косниковой, погибшей в тот вечер, когда Сергей получил звонок «из офиса».
– Я подумал, вдруг вы знаете эту девушку, Галину.
– Я? – удивился Щербаков. – Почему я должен ее знать?
– Вдруг она когда-то работала в «Гермесе». Или была одним из ваших клиентов. Ее любовник, которого нам сейчас нужно найти, был небедным человеком. Раз обеспечил Косникову жильем, обставил квартиру и даже наверняка машину ей купил. На которой она и разбилась.
Щербаков задумался.
– Клиентов у нас не так много, как хотелось бы. Я бы запомнил. Вы уверены, что там ищете? Может, у Сережи были какие-то знакомые, о которых не знали вы? Такое возможно?
Я был вынужден признать, что да. В последние годы мы с Сергеем виделись не так часто, как хотелось бы. У брата – сначала институт, потом Женя, затем работа. А у меня – улица, со всеми вытекающими последствиями.
– Наверное, – нехотя согласился я.
Щербаков покачал головой.
– Но то, что вы узнали, не может не беспокоить. Здесь прослеживается злой умысел. Я начинаю думать, что вы с самого начала были правы. Может, поэтому Сергей и вызвался в командировку? Уехать подальше, хотя бы на время? Может быть, на него слишком давила вся эта история?
– Я тоже так думаю.
– Хорошо. Это уже что-то. Держите меня в курсе, если выясните что-то еще, договорились?
Я пообещал. Но не двинулся с места, хотя его последняя фраза была намеком на завершение разговора. Щербаков кашлянул.
– Что-нибудь еще?
– Мне очень неудобно, – сказал я.
– По поводу?
– Просить. Неудобно просить.
– Деньги, – осенило Щербакова.
– Последний раз. Я чувствую, что след в Самаре меня выведет туда, куда нужно. Но до Самары нужно добраться.
Щербаков встал и направился к лифту.
– Можете не продолжать.
Он порылся внутри внушительных размеров металлического ящика, зашуршали купюры. Подойдя к столу, Щербаков положил на него несколько пятитысячных купюр.
– Я могу написать расписку.
– Этого не нужно, – торжественно заверил Щербаков. – Найдите Сережу.
Когда я уже уходил, он добавил:
– Вы молодец, Алексей. Всем бы таких братьев. И наша жизнь, может быть, была бы чуточку лучше.
Я обернулся.
– Вы меня плохо знаете.
Матери не было, когда я вернулся. Оно и к лучшему. Я собрал рюкзак, запихав внутрь все необходимое для дороги: сменное белье и носки, кофта, запасные джинсы. Теперь я был готов.
Странное дело. Сидя в пустой квартире рядом с собранным и готовым для продолжения поисков рюкзаком, я смотрел на стены комнаты, в которой вырос. И вдруг со всей отчетливостью понял, что эта квартира больше не была моим домом.
Все происходило слишком незаметно, исподтишка. Сначала я снял съемную квартиру, оплачивал которую деньгами от нашего с Тимуром бизнеса – скупки и перепродажи краденого. Это была старая грязная однушка, в которой я просто ночевал, возвращаясь под утро после очередного вояжа по кабакам. Как правило, возвращался не один. Девушкам, с которыми я проводил время, было так же, как и мне, плевать, что квартира была грязная, старая и неуютная. Мне было важно знать, что существует место, в которое я могу в любой момент вернуться – один или в компании – и делать там то, что мне заблагорассудится. Но когда совсем прижимало, я шел в отчий дом.
А потом было СИЗО. Квартиры я за это время благополучно лишился. Родители встретили меня без энтузиазма и слез счастья на глазах. Слезы были, но другого характера – пропал брат. Временное пристанище я нашел у Тимура. Затем умер отец, и вот я снова, спустя почти семь месяцев, вроде как живу в родительской квартире. Но теперь это не было отчим домом, куда можно было вернуться в любой момент, когда тебя совсем прижмет. Да и от семьи здесь осталась только тающая мать. Время вымыло из этих стен членов моей семьи, а вместе с ними и меня самого. И теперь был здесь чужим.
Мне не терпелось отправиться в путь. Не только потому, что это давало надежду, что я найду Сергея. Но и потому, что я просто хотел покинуть эту квартиру. Мне было здесь неуютно. Она больше не была моим домом.
Тогда где мой дом?
Возможно, сейчас им стала железная дорога.
И снова на задворках сознания замаячил вопрос. А что будет, когда я найду Сергея? Где будет место, которое я смогу назвать домом? И будет ли вообще такое место?
Странно знать, что твоя жизнь прямо противоположна жизни большинства людей. Каждый из нас создает ячейки, следуя прошитому в генах сценарию: «найти работу – создать семью – завести жилье и обустраивать его». У меня работы не было уже очень и очень давно. Семьи тем более. С жильем вообще была катастрофа. Всегда меня это устраивало. Сейчас я видел, что сознательно шел наперекор всему, что люди думают о человеческом общежитии во всей широте этого термина.
Что будет – потом?
…На следующий день я увидел Женю. Она приехала сама, без звонка. Выйдя из подъезда, я обнаружил ее на скамейке. У меня перехватило дыхание. Женя чуть наклонила голову и смотрела в никуда, покачивая туфлей на пальцах ноги. Покосилась на меня, узнала и вздрогнула.
– Привет.
Я поздоровался в ответ. Проклятый голос почему-то звучал хрипло.
– Ты не звонишь, не пишешь, – сказала Женя. – Специально? Избегаешь меня?
– А ты как думаешь? Конечно, я тебя избегаю.
Женя вскинула брови. В ответ на дежурные слова она наверняка ждала такие же дежурные слова. Очередное правило игры, которому никто нас не учил, но которому все мы всегда следуем.
– Вот как?
Я глубоко вздохнул. Закурил. Посмотрел ей в глаза.
– Ты мне всегда нравилась. Сейчас еще больше. Я должен думать только о Сергее, а думаю о тебе. Это неправильно. Поэтому избегать тебя – не самая, если так разобраться, хреновая идея. Ты как думаешь?
Жена медленно вернулась на лавочку.
– Мда… Все сложно.
– Все просто, – возразил я. – Когда ты подросток, перед тобой вся жизнь, а ты вместо того чтобы чувствовать свободу и все эти великие возможности, сидишь и думаешь: «Черт, Ваське родители купили крутую мобилу, хочу такую же». И понеслось… А ведь можно просто жить. Делать то, что любишь. Быть честным. Наслаждаться жизнью, пока есть возможность. Каждой ее минутой. В мире все просто, Женя. Это тупые люди все усложняют. Вроде нас с тобой.
– Ты специально корчишь из себя такого холодного сукина сына? С сигаретой в зубах и сталью в голосе? Так проще делать вид, что тебе на все наплевать?
Тупая, а не дура. Я подумал и сел рядом.
– Да, наверное. Спорить не буду.
– Я посмотрела по картам.
– Таро или обычные?
– Смешно. Географические.
– О.
– Те города, где ты уже был, маленькие. Самара совсем другое дело. Город-миллионник. Там можно месяцами искать человека, но так и не найти. Ты готов к этому?
– У меня нет лимита. Сколько времени понадобится, столько и потрачу.
Женя поколебалась.
– А если случится чудо, и ты его найдешь? Ты ему расскажешь?
Я понял не сразу.
– О чем?
– О нас.
– А ты хочешь?
– Я первая спросила.
Я пожал плечами.
– Предпочитаю не думать об этом. Как карта ляжет.
– Ты ведь понимаешь, что от этого многое зависит?
– Например?
– Если ты расскажешь… мы не сможем быть с Сергеем. А если нет… В любом случае, я должна знать.
– А если нет, то что? – настоял я. – Ты будешь притворятся верной и любящей девушкой? Потому что он купил кольцо и захотел жениться? Плевать, что все начинается с обмана, зато муж будет?
Женя стиснула зубы, широкими глазами глядя на меня.
– А ты жестокий.
– Ты всегда это знала.
Она помолчала. И заговорила, глядя куда-то далеко. Или наоборот, в себя.
– Ты мне понравился очень, когда мы познакомились. Ты знал об этом? Такой необычный парень. Не похожий ни на кого из тех, кого я знала. Я даже подумала: «А вдруг это оно? Любовь с первого взгляда?». А потом ты решил просто затащить меня в койку по пьяни. Когда мечты разбиваются о реальность. А может быть, на самом деле в мире все просто, а мы заморачиваемся и представляем все не так, как оно обстоит на самом деле. Все усложняем…
Любовь с первого взгляда. Черт побери… Я не знал, что сказать. Но у меня была сигарета, и я мог сделать вид, что просто беззаботно курю.
– Я с Сергеем стала встречаться, чтобы… наверное, чтобы тебе показать что-то. Проверить, вдруг тебе не все равно. Вдруг ревновать будешь… Но Сергей оказался таким честным. Правильным. И он тоже не был похож на всех, кого я знала. У вас, наверное, это семейное.
– Талант не пропьешь, – ни к селу, ни к городу ляпнул я.
– Все как-то улеглось. Привыкла, что не вижу тебя. И даже получалось не думать о тебе. Сергей предлагал сто раз: «Давай Леху пригласим». Я была против. Всегда против. А что я могла сказать? «Я не хочу его видеть, потому что он мне нравится, и я не собираюсь смотреть на твоего брата и снова сходить с ума?»
– Б… дь, – в сердцах произнес я. Почему-то я задыхался. Сигарета дотлела, обожгла пальцы. Я вышвырнул окурок. – Женя, зачем ты мне это говоришь?
– Потому что мне тяжело. Все запуталось. Кому я еще могу об этом рассказать? – она в упор посмотрела на меня, ловя взгляд. Я нехотя подчинился. В ее глазах было что-то пронзительное и отчаянное. – Я должна знать. Если ты собираешься рассказать все брату… Я не стану умолять тебя не делать этого. Я буду последней дрянью в его глазах, но я постараюсь это пережить. А если нет… Я не знаю, что делать. Может быть, я тоже ничего не расскажу. Может, просто уйду. Я не знаю, Леш.
Я протяжно вздохнул. Какого черта я вообще вышел из квартиры? Сидел бы сейчас и пялился в потолок, как и все предыдущие сутки.
– Я тоже. Я тоже не знаю.
Она кивнула. Помолчала.
– Когда уезжаешь?
– Завтра поминки. Сразу же после этого я еду на вокзал. Билет уже куплен. Мне Щербаков помог деньгами. Опять.
Женя кивнула.
– Я в курсе. Звонила ему. Сказала «спасибо». И пообещала держать в курсе. Так что, если ты узнаешь что-нибудь – то звони. Хорошо? – Женя поколебалась. – Не узнаешь, тоже звони. Просто – звони…
На секунду она взяла мою руку, чуть сжала пальцы. Ее ладонь была мягкой и теплой. А от самой Жени пахло так, что мне немедленно захотелось либо обнять ее, прижав к себе так крепко, чтобы затрещали кости, либо пойти в ближайший кабак и нажраться там до беспамятства, чтобы вытравить из сознания этот образ.
Я не стал делать ничего. Лишь кивнул. Женя встала и ушла. Я обернулся и посмотрел ей вслед, чувствуя, как к горлу подползает противный мерзкий комок. Отвернулся. И снова закурил, чтобы хоть чем-то занять себя.