Это была стройка двух-подъездного жилого дома. Сколько этажей предполагалось построить, было неясно — рисунка-проекта будущего здания на заборе не было, а строители осилили только первые два этажа. Но на огороженной металлическим быстровозводимым забором территории стройки лежала гора кирпичей и высилась широкая неровная колонна бетонных плит высотой в два человеческих роста. В конце территории виднелся бытовой вагончик, около которого стояли две машины ППС. Туров направил машину туда, мельком глянув на кучку мужичков в строительных робах — они толпились в стороне, курили и пили воду из принесенных с собой бутылок — и с опаскойи любопытством косились на полицейских.

— Здорова, — поприветствовал Турова и Матвеева один из ППСников, Туров знал его в лицо, но не помнил имя.

— Где?

— Внутри, где еще. Мы накрыли его куском брезента.

— Там жесть, — добавил более молодой ППСник.

Туров заглянул в вагончик. Два лежака, стол, шкаф. И полный бардак. Содержимое шкафа и стола — посуда, кастрюли-ложки-кружки, бумаги, спецовки и прочее — было раскидано повсюду. Вагончик стоял на колесах, и Туров, не поднимаясь внутрь, заметил на полу пыльные следы от кроссовок.

— Не топтались на полу? — уточнил он у ППСников.

— Нет, конечно. Зашли бочком и все.

Туров осторожно поднялся, приставил ногу к одному из следов. Чуть больше, чем его.

— Сорок третий, — Туров обернулся. — Поставь тут что-нибудь, чтоб не затоптали. Кто труп нашел?

Молодой ППСник принес кирпич, но Туров забрал его и сам установил около следов от кроссовок.

— Агафонов Иван Трофимович, — ППСник, чье имя Туров не помнил, сверился с блокнотом. — Рабочий, который первым пришел.

— Размер обуви его посмотри.

ППСник кивнул и отправился к толпе мужичков в робе. Туров шагнул к трупу, накрытому брезентом. С предосторожностями внутрь взобрался и Матвеев. Быстро осмотрел вещи на полу, стол, принюхался.

— Пьянки не было.

Под брезентом Туров увидел труп. Мужчина лет 45–50, плотный, крепкий. На шее и груди ножевые ранения. Голова повернута боком, светлые волосы на затылке слиплись и почернели. Туров пощупал шею трупа.

— Холодный уже. Ночью или даже вечером.

— Что они искали? — вопросил Матвеев.

— А что они могли искать?

— На стройке? Золото-бриллианты.

— Голову проломили. Плюс ножевые.

— Опа.

Матвеев заметил что-то на полу. Склонился, достал ручку. Это была гильза. Он вдел ручку внутрь, поднял гильзу, осмотрел.

— Травматик.

Вернулся ППСник, заглянул внутрь.

— У Агафонова ботинки старые, 39 размер.

— Ясно. — Туров почти не надеялся, что нашедший труп и окажется мокрушником, хотя такая вероятность такая была в каждом новом случае. — Кто убитый?

— Начальник участка, Павлов. — ППСник снова сверился с блокнотом. — Иннокентий Геннадьевич, 47 лет.

***

— Ваш сосед, Огосян, знаете его?

— Чесс слово, лучше бы не знала.

— Жить мешает?

— Не то слово, — обрадовалась бабушка, которой слова Сечина буквально легли в струю. — От него весь подъезд стонет! Алкоголик недобитый, чесс слово.

Сечин обернулся на двух оперов из местного ОВД, которые топтались около машины, и присел с бабушкой на скамейку.

— Пьет, хулиганит, шумит?

— Если бы просто шумел… Он конченный, просто конченный алкаш, чесс слово вам говорю! Один раз соседи ремонт делали, ванную вынесли в подъезд… Ну, выкинуть чтобы.

— Ага, — подбадривал ее Сечин.

— Так эта… собака — не знаю как его еще называть! — спал там. Представляете? Люди утром на работу выходят, а он там спит. В луже чего-то… Боюсь даже подумать, чего, чесс слово.

Впечатлительная бабушка поежилась. Сечин хохотнул, но, чтобы не «отпускать» бабушку, тут же вместе с ней поохал и поахал. Бабушка закивала — да, мол, все именно так и есть («чесс слово!»). Пора было переходить к делу.

— Скажите, а позавчера вечером видели его?

— А что это у нас было?

— Воскресенье.

Бабушка крякнула, Сечин даже вздрогнул — но оказалось, это она так саркастически хмыкнула.

— Воскресенье! Ну конечно! У нас тут каждые выходные — ужас настоящий! Вся эта алкашня куролесит просто по-черному, чесс слово! И этот отличился. Весь день блукал по двору, искал компанию, с кем бы выпить. А вечером — что вы думаете?

— Что?

— Нашел, с кем выпить! Вон там вон, на детской площадке, — бабушка махнула палочкой вглубь двора, — Они там вечно околачиваются. Будто для них строили. Дети, тоже мне… Чем такие дети, лучше никаких, чесс слово.

— Ваша правда, бабуль. Значит, он там был? И как долго? Допоздна, наверное? Или потом ушел куда-то?

Она снова крякнула.

— Ушел, да куда он уйдет! Я уже спать ложилась, они там все пили пиво свое. В окно слышала их матюки. Животные, чесс слово, даже хуже. Животные хоть тупые, да хотя бы не пьют, правда?

— Не все, — согласился Сечин. — Это точно воскресенье было?

— Точно-точно. Мне Никитична рассказывала, она в окно видела, как часов в двенадцать ночи к ним милиция подъехала. Ну, не такие как вы, а эти, настоящие.

— Настоящей меня еще поискать надо, — оскорбился Сечин.

— В смысле, в форме. Подъехали, разогнали их. Так половина алкашей к этому Огосяну пошла и дома у него еще буянили часа два. Животные, чесс слово…

***

Работа на стройке продолжалась до обеда. Криминалисты сделали снимки и слепки следов предполагаемого убийцы в кроссовках. Следователь окунулся в работу по составлению протокола места преступления. Все это время рабочие кучковались в стороне — им не давали ни работать, ни расходиться. Затем Туров и Матвеев принялись за опрос ставших заложниками ситуации работяг.

— Ни с кем Геннадич не ругался, — упорствовал один. — Он нормальный мужик, давно у нас бригадиром. Он половину народа сюда и подтянул. Кто будет ругаться с тем, кто его кормит?

— Всякое бывает, — позже возражал другой. — Все люди. Один не придет, второй забухает… Как везде, понимаете? Но чтобы убивать…

— Павлов часто по вечерам задерживался?

— Редко. Только когда деньги привозили, он оставался…

— Деньги? — насторожился Туров.

— Ну да. Вы не знали?

— О чем?

— Так это… Нам сегодня зарплату должны были выдать. За месяц. Вчера Геннадич сказал, что заказчик расплатился за часть выполненных работ и что завтра, мол, мы получим свое.

Это было уже что-то. Оказалось, налицо банальное ограбление.

— А о какой сумме идет речь?

Об этом знал один из рабочих — именно он накануне ездил вместе с Павловым к заказчику за деньгами. С ним говорил Матвеев.

— Геннадич забрал у заказчика 587 тысяч. Сказал, пока мы ехали.

— То есть, вы знали, о какой сумме речь?

— Я? Ну да. Говорю же, мы вместе ездили за деньгами…

— Что вы вчера делали после работы?

— Я? — растерялся рабочий. — Так это… Домой поехал.

— Живете один?

— Я? — от растерянности рабочий постоянно переспрашивал. — С матерью и бабкой. Втроем живем.

— Во сколько домой приехали, помните?

— Часов в восемь, как обычно. — рабочий напрягся и побледнел. — Слушайте, я из дома не выходил никуда. Мать и бабка подтвердят. Я телек смотрел, сериал про врачей по этому, как его… Меня и соседи все видели! Я вечером за пивом выходил… — рабочий вдруг погрустнел. — Блин…

— Что?

— Занял вчера у соседа денег. До завтра, мол. До зарплаты. Вот блин…

— Кто из посторонних мог знать о дне выдачи зарплаты? — расспрашивал Туров другого рабочего, которого отрекомендовали как помощника убитого Павлова. Рабочий пожал плечами:

— Сложно сказать. Как бы… родственники у всех есть, соседи там. У меня даже в магазине около дома продавцы знают, в какие дни примерно нам деньги выдают.

— В магазине-то зачем?

Рабочий чуть смутился.

— В долг иногда беру.

Такими темпами далеко они не уедут. Туров покосился на часы — они допрашивали работяг больше часа.

— Хорошо. Среди работников на стройке есть судимые?

— Наверняка. Мы ж не налоговая какая-нибудь или таможня. Откровенных уркаганов, конечно, не возьмем, но ко всем если лезть с расспросами, сидел или нет — так работать некому будет…

— А уволенные? Или, может, скандалы какие-то были?

— Знаете, вот вы спросили — и я вспомнил, — напрягся помощник. — Мы две недели назад выперли одного кадра.

— Что за кадр?

— Да натуральный кадр.

— А поподробнее никак?

— Работать не работал толком. Пару раз пьяный приходил, весь день сидел только, курил и пиво тянул. Похмелялся он, зараза, понимаешь. Я ему замечание пару раз делал, Геннадич тоже. А потом у нас мешок цемента пропал.

— Украли?

Помощник кивнул:

— Мужики видели, что в конце дня к этому работничку, блин, друг какой-то приезжал. И они что-то в багажник грузили.

— И?

— Сами понимаете, такого придурка терпеть нафиг никому не нужно. Вызвали его, объяснили ситуацию и попросили.

— И как он, спокойно ушел?

— Побычил малость, но мы вдвоем с Геннадичем были. Я, как видите, не шуплый, да и Геннадич мужик крепкий… — помолчав, он сплюнул на пыльную заваленную строительным мусором землю и невесело добавил: — …Был.

***

Потеря появился дома ближе к пяти часам вечера. Когда он с пакетом в руках вышел из лифта и открыл дверь, опера во главе с Сечиным высыпали на лестницу. Потеря с воплем бросился внутрь, но захлопнуть дверь не сумел — Сечин наполовину воткнулся внутрь и застрял на пороге, ревя:

— Отпусти дверь, сука! Завалю же! Полиция!

Потеря пыхтел, давя дверь. На помощь пришли опера с земли и вдвоем распахнули дверь. Сечин ворвался внутрь. Потеря тут же шарахнулся назад, выставив руки:

— Ты не представился! А я испугался!

— Пугливый? — ревел Сечин. — Ты у меня до старости заикаться будешь, ушлепок!

Сечин замахнулся. Потеря был не из робкого десятка и в ответ только вытянул шею.

— Да за что?! Я чист!

— Это нам решать. Осмотритесь, — кивнул Сечин операм. Они шагнули внутрь и разошлись по комнатам. Потеря нервно завертел головой. — Что, потеря потерь, добегался?

— Я ни от кого не бегал.

— Правда? — Сечин выхватил пакет у него из руку. Внутри лежали несколько полных пивных банок. — Шикардос! А это на какие шиши?

— Пипец, так спрашиваете как будто там… не знаю, лимузин. Это пиво!

— На вопрос отвечай, — рявкнул Сечин.

— Я зарплату получаю.

— И где ты работаешь, потеря потерь?

— Хватит меня так называть. Грузчик я, в переездах помогаем людям.

— А потом их обчищаешь?

— Спросите у них! — возмутился Потеря. — Меня б выперли давно.

— Адрес работы и телефоны?

— Зачем?

Сечин угрожающе схватил его за грудки и вздернул:

— Ты у меня, б… дь, договоришься сегодня, в натуре.

— Ладно-ладно!

Потеря назвал адрес. Достав телефон, нашел номер и продиктовал. Сечин с угрожающим недобрым видом записал все. Вернулись опера:

— Все чисто вроде.

— А в чем дело вообще, мужики? — не выдержал Потеря. — Я могу вообще спросить? Вы имеете право так ко мне вламываться?

— Потеря потерь, ты на условке. А еще у тебя две ходки. Мы можем тут жить с тобой, если захотим, понял? Шикардос, правда? Хочешь жалобу писать — вперед — но тогда я тебе вообще не завидую.

— А сейчас завидуешь? — огрызнулся Потеря. И тут же пожалел об этом. Сечин схватил его за локоть и вывернул руку.

— Мужики, пакуем урода и в отдел.

***

— Ни за каких цыган я не знаю ничего, Викторович. Ты ж в курсах, наркота не моя тема.

Поигрывая ключами, Бэха словно в подтверждение сплюнул. У него была мерзкая привычка сплевывать сквозь зубы, с характерным цокающим звуком. Мимо них проползла старенькая «шестерка». Туров проводил ее глазами, пока машина не скрылась за поворотом в лабиринте гаражей.

— Бэха, придется напрячься. Мне нужны эти цыгане.

— Б… дь… Ну ладно, покалякаю кое с кем сегодня-завтра. Что они натворили?

— Может быть, ничего. Они толкают наркоту на Соплевке. Где-то между кольцом и Волгоградской.

— Курмыш большой.

— Был бы маленький, я бы тебе не звонил. А у тебя в Соплевке корешей много.

— Не так уж и много…

Туров хмыкнул.

— В натуре? Бэха, по ушам кому-нибудь другому проезжай, не мне. Я хоть и из убойного, а сводки почитываю. На Соплевке и вообще в той части Северного района автокраж больше всего. Хочешь сказать, эти пацаны не тебе товар несут?

Бэха повертел ключами, тоже ухмыльнулся.

— Ладно, Александр Викторович, не включай только свои мусорские штучки. Я пробью тему.

— Нужны имена и адреса. Кто толкает, что толкает, где именно, как его найти. Поговори со своими пацанами. Наверняка там каждый второй на игле.

Пока одни опера из группы по расследованию убийств отрабатывали подозреваемых, Туров занялся агентурой. Бэха был одним из самых продуктивных осведомителей. Он промышлял перекупкой краденого, специализируясь на автомобильных запчастях и аксессуарах — от аккумуляторов до шин и магнитол. С Бэхой Туров встречался, как правило, на окраине спального района, где обитал Бэха. Здесь располагались гаражные массивы, наземные открытые стоянки и кооперативы, а также сопутствующие точки по торговле запчастями, полулегальные автомастерские и прочие около-автомобильные объекты — для Бэхи это была родная стихия.

— Кстати, за наркоту, — сказал Бэха. — Сплетня по району ходит. Типа какие-то неместные, но блатные и крутые пацаны покупателя ищут. И базар идет о какой-то большой мазе. Может, килограмм, может, несколько.

— Поподробнее что-нибудь можешь узнать?

— А надо?

Эту информацию Туров мог передать в отдел наркотиков УВД или в Наркоконтроль. Но заставлять собственного агента добывать информацию, рискуя подставиться, ради чужих заслуг — дело неблагодарное. Поэтому Туров пожал плечами:

— Если что всплывет, цинкани мне. А спецом на эту тему шуршать не надо.

Бэха сплюнул на изрисованную граффити стену.

— Базара нет, Александр Викторович.

— И еще. Про «Вегас» знаешь что-нибудь?

— Типа город?

— Типа казино. Или игровые автоматы. Где-то на Соплевке или рядом с ней.

Бэха задумался.

— Есть пара бывших игровых залов, которые ваши прикрыли давно еще… Но в одном пивнуха сейчас, во втором магазин. Викторович, ты же знаешь, они осторожные сейчас. Где-нибудь на хате может даже играют. Вывески никто не вешает, вход только для своих. Но я про такой не слыхал даже. «Вегас», говоришь?

— Своих пацанов поспрашивай. Прямо сегодня. Придумай что-нибудь. Например, человечка ищешь, который тебе бабло должен, и слышал, что он в «Вегасе» иногда отирается… Не мне тебя учить.

***

— Я вам еще раз, блин, говорю, вечером в воскресенье я в кабаке был!

— Кучеряво живешь? По кабакам шарахаешься, потеря потерь?

— Хватит меня так называть.

Сечин выдохнул ему в лицо дым и повторил:

— Потеря, б… дь, потерь.

Потеря сжал зубы, но он был не в том положении, чтобы показывать характер. Он сидел в наручниках в камере для допросов, и не самая приятная в его жизни беседа с полицией продолжалась уже больше часа.

— Послушайте. Я в натуре говорю. Условку отмечал.

— Шикардос. Целых пять дней ждал? Типа выдержка или воздержание? Или что?

— Сказал же, работа у меня. Грузчик я. Конец недели, начиная со среды, у нас самые хлебные дни. Никто ж в понедельник не переезжает?

— А воскресенье?

— Ну вот я отработал — и вперед. В понедельник выходной. У нас по понедельникам обычно работы никакой, отдыхают все.

— С кем был?

— Говорил же уже, блин!

— Надо будет, будешь как попка-дурак повторять снова и снова, — рявкнул Сечин. Снова выдохнув дым в лицо Потере, он пододвинул ему лист бумаги и ручку. — Пиши всех, с кем квасил. Имена, фамилии, телефоны.

— Я что, телефоны наизусть помню? Я свой-то не знаю. Там 11 цифр, блин.

— Пиши, что помнишь, там разберемся.

— Слушайте, в кабаке камеры наблюдения есть. Сам видел. На входе, в зале одна висела. Около туалета вроде тоже. Проверьте по записям!

— Пиши.

— Мы часам к семи пришли туда и давай квасить, а выползли оттуда на рогах уже часа в два или три ночи, когда кабак закрывался…

— Пиши, — гаркнул Сечин. Потеря набычился и принялся заполнять бумаги неровными каракулями. Сечин докурил. Потеря попросил сигарету, но Сечин проигнорировал его — не в первый раз — и сделал заход с другой стороны:

— Самохина ты недолюбливал, да? Два раза тебя закрывал.

— Меня и следак закрывал, и опера, там много народу было, — огрызнулся Потеря. — И что теперь, мне мстить всем? Я пока с башкой дружу. Тем более, тут мне условку дали. На кой мне нужно нарываться на новую ж… пу, если меня отпустили?

В дверь постучали, и в допросную заглянул Матвеев. Сечин вышел в коридор. Потеря не догадывался, что двое оперов во время долгого допроса уже успели побывать в заведении.

— Алиби железное, — негромко поведал Матвеев. — Их персонал помнит, камеры их тоже записали. Сидели большой компанией. Потеря, еще трое мужиков и несколько баб. Танцевали, пили, ржали. Никто надолго не отлучался.

— А телефон его?

— Вечером в воскресенье пара звонков было. От каких-то баб. Больше ничего. Зацепиться не за что. Не он это, Мих. Порожняк.

— Шикардос, — вздохнул Сечин.

След был ложный, но просто так отказываться от версии не мог ни один уважающий себя опер. Вернувшись в допросную, Сечин расположился напротив Потери. Уголовник закончил писать и пододвинул бумажку Сечину.

— Вот. Проверяйте.

— Проверим, не волнуйся. А теперь скажи-ка мне, потеря потерь, вот что: кому ты заказал участкового?

Потеря обомлел.

***

Только по вечерам Туров мог посвятить полчаса себе. Даже не себе лично: Туров искал и распечатывал на рабочем принтере темы и рефераты для института. Он учился на заочном отделении на юридическом факультете. Вот и сейчас он занимался поиском нужного материала, когда в кабинет с пиджаком в руках вошел Кузьмин.

— Что с клиентами?

— Порожняк с обоими, Валерий Анатольевич, — отозвался Сечин. — Алиби.

— Что, у обоих?

— Самохин пропал в воскресенье вечером. Выходной, гуляй не хочу. Вот вся алкашня и гуляет. Так что не они это. Я потерю потерь припугнул напоследок, чтобы не расслаблялся, но…

— Ясно. Что с мокрухой на стройке?

— Один из рабочих, его уволили две недели назад, — Матвеев порыскал на столе и нашел нужную бумажку. — Вот. Петр Одарич.

— Это что за фамилия? — озадачился Сечин. Его почему-то всегда интересовали забавные фамилии.

— При увольнении поругался с начальством, в том числе с убитым Павловым, — продолжал Матвеев. — Плюс он знал про деньги. Я его по базам пробил, Валерий Анатольевич. Точно наш клиент. Судим за грабеж и побои.

— Адрес?

— Он в селе прописан, сейчас я жду звонка от тамошнего участкового.

— Занимайтесь. Туров, у тебя что?

— Да я к сессии готовлюсь. Помните, я говорил? Через неделю уже.

— Сколько?

— 12 дней.

Кузьмин поморщился — это было почти 2 недели, а значит, полмесяца.

— Ты на каком курсе?

— Второй. Впереди всего четыре, — оптимистично среагировал Туров и улыбнулся. Но Кузьмин не был расположен скалиться.

— Рапорт мне на стол утром. Быстренько мокруху на стройке отработайте и передавайте следаку материал, если будут хвосты — пусть местные подчищают. — поколебавшись, Кузьмин снова сухо посмотрел на Турова. — У Савченко телефон все еще отключен.

Туров мысленно выругался. Он пару раз в течение дня пытался дозвониться напарнику, но каждый раз его встречал голос робота-оператора.

— Да, я тоже звонил.

— Много выпили вчера?

— Я уехал, когда он почти отрубился, — признался Туров. — Валерий Анатольевич… у него сейчас период сложный.

— У него всегда сложный период, — сухо отрезал Кузьмин. Степенно натянув пиджак, он вышел. Матвеев и Сечин понимающе переглянулись, покосились на Турова.

— Он там в запой не ушел?

— Я откуда знаю, — огрызнулся Туров.

Он вышел в коридор, достал телефон. Туров, помятуя об утреннем разговоре, хотел сообщить Наташе, что скоро будет, и чтобы она не укладывала дочь — хоть один вечер в неделю Туров хотел провести с семьей. Позвонил на домашний. Трубку никто не брал. Удивленный, Туров покосился на часы — было почти девять — и перезвонил жене на сотовый.

— Домашний отключен? — спросил он, услышав «Да» из динамика.

— Мы не дома.

— Что?

— Мы не дома.

— А где вы? Время девять вечера.

— Забавно, что ты иногда на время все-таки обращаешь внимание, — голос Наташи был холоден. — Да, я знаю. У меня часы.

— И что это значит?

— Диана у матери сегодня переночует.

— Почему именно сегодня? Что за… — Туров вдруг насторожился. — Погоди. Диана? А ты нет?

— Я у подружки. Давно не виделись.

— Наташ, какого черта?

— А в чем проблема? — холодно парировала она. — Ты приходишь ночью…

— Не каждый же день!

— …А если вечером, то поздно. Помощи от тебя никакой, по дому я все делаю сама. Будто и не замужем вовсе. На тебя рассчитывать бесполезно. Вот я и не рассчитываю. Диана у бабушки, если хочешь — можешь ей позвонить.

— Я хотел сейчас подъехать и с вами побыть. Ты специально? Отомстить решила или как?

— Конечно, все вокруг только нашего Турова вертится, — съязвила Наташа. — Вот уж извини, что под тебя не подстраиваемся. Ты под нас, кстати, тоже никогда не подстраиваешься — и ничего, мы живые вполне себе.

— У какой ты подруги?

— А что?

— У какой? — рявкнул Туров.

Наташа выдержала долгую паузу — Туров даже сказал «Алло?», чтобы убедиться, что связь не обрубилась. Когда она заговорила снова, голос был еще более сухой.

— Во-первых, у Марины, если тебя так интересует. Во-вторых, не гаркай на меня больше.

Наташа отключилась.

Туров выругался. Марина его всегда недолюбливала, как и он ее. Марина считала его неудачником, он ее — стервой. Наташа наверняка решила поехать к ней, чтобы перемыть мужу кости… Черт, а что если она вообще не там? Мысли понеслись с дикой скоростью, скользя по самым паршивым вариантам, но в этот момент Турова окликнули.

— Сань?

В стороне, оказывается, стоял Матвеев с сочувствующим видом. Туров не слышал, как он подошел.

— Жена мозги парит?

— Чего? — буркнул Туров, пряча сотовый.

— Участковый позвонил. Одарич прописан в селе у родителей, но живет здесь у бабки. Есть адрес. Сгоняем?

***

— Кто там?

— Здрасте! А Петя дома?

— Нет его! — отрезал из-за двери голос старушки. — Уехал он!

— Как уехал? — Туров переглянулся с Матвеевым. — Мы же договаривались.

— Уехал! Идите отсюда! Нет его, все!

— Погодите! — Туров мысленно вздохнул. — Я ему деньги принес, вы не могли бы передать?

Это срабатывало даже с самой злобной старушкой. После паузы щелкнул замок. Матвеев с ухмылкой покачал головой. Открыв дверь, старушка недоверчиво покосилась на Турова и Матвеева.

— Какие деньги?

— Я занимал у него. До зарплаты, — улыбнулся Туров. — Ну, на стройке. А сегодня зарплату дали, я и занес. Может, позовете его?

— Да нету его! Смотри, какой непонятливый! Нерусский, что ли?

— А куда уехал, не подскажете?

— Откуда же я знаю? Сказал, на несколько дней. В другой город куда-то, а в какой не скажу. А вы со стройки что ли? Он же уволился вроде.

— Но долги-то надо отдавать, правильно? — Туров достал два полтинника, сунув между ними десятку, чтобы визуально казалось, что он держит в руках целую россыпь купюр. Но передавать их старушке не спешил. — Слушайте, бабуль, может телефончик его дадите, а я сам его наберу и отдам, когда он вернется?

— Не знаю я его номер, — бабушка Одарича смотрела на деньги. — У меня телефона нет, зачем мне его номер знать? Для общего развития что ли? Деньги-то передать ему или как?

Впускать их внутрь старушка явно не собиралась. Придется хитрить. Туров с широкой улыбкой сунул ей купюры так, чтобы они рассыпались по пути. Пара купюр залетела через порог. С извинениями Туров бросился собирать бумажки:

— Ой, простите! Весь день на стройке вкалывали, мешки-кирпичи таскали, руки не слушаются! Вы ногу не уберете?

Старушке пришлось посторониться. Она и сообразить ничего не успела, как пыхтящий и скрюченный в три погибели Туров, «собирающий деньги», уже оказался в прихожей. Старушка растерянно смотрела, как Туров возится около обуви, ища последнюю купюру.

— Эй, молодой человек, ты чего это?

Начинает напрягаться. Нам этого не нужно. Туров встал и вручил ей деньги.

— Еле собрал. Держите. Вы простите, бабуль. По пути по бутылке пива выпили, вот и развезло немного. После работы святое дело, правильно?

Но старушку уже интересовало совсем другое. Она разочарованно подняла глаза с денег на Турова.

— И это все? Стоило из-за 120 рублей огород городить?

— У нас думаете зарплаты большие? — Туров, все еще улыбаясь, пятился к двери. — Ну все, побежали мы. Петя вернется, привет ему передавайте от Сани с Пашей. Скажите, со стройки, — он поймет!

И Туров двинулся по лестнице вниз. Что-то ворча, старушка заперла за операми дверь. Матвеев двинулся следом.

— Ну что?

— В прихожке на полке ботинки мужские, — отозвался Туров. — Сорок третий размер. Это он.