1
С утра на разводе Грищенко насел на Кротова, требуя доложить, как продвигается розыск убийц Щербаковой. Помятуя о договоренностях с Хомичем, Кротов дал обстоятельный расклад по существу. Оговорил основные версии, среди которых первое место занимала возможная месть адвокату со стороны его клиентов — таких, как, например, Татул. Грищенко приказал составить дополнительный план мероприятий и к вечеру предоставить ему на ознакомление. Хомич еле заметно кивнул Кротову. Поэтому сразу после развода Кротов вернулся к делам, которых было много. Раздав задания своим операм, сам он сел за телефон и принялся звонить. Сначала был паспортный стол. Потом городское управление ФНС России. Затем компьютер и база данных РИЦ. Кротова интересовало досье Дьяченко. Константин Дьяченко был уроженцем Самары и всего лишь 4 года назад был прописан там — об этом Кротов знал еще от Чуркина из Госнаркоконтроля. Чуркин говорил, что в Самаре Дьяченко был судим условно за наркотики. Пришлось запрашивать информацию по Дьяченко из ИЦ Самары.
Тем временем Лазарев отправился в элитную новостройку, откуда была похищена Алла. Его интересовали соседи Щербакова. Потому что озвученную Аксеновой информацию о разборках у Щербаковых нужно было закрепить во что бы то ни стало — это был фундамент для всего остального.
Этажом ниже, непосредственно под квартирой Щербакова, обитала бизнес-вумен лет 40.
— Уголовный розыск, старший лейтенант Лазарев, — для подтверждения личности он махнул удостоверением перед носом соседки. — Я по поводу ваших соседей, Щербаковых…
— Это было ужасно, — охнула женщина. — Я как услышала… До сих пор не могу поверить. Ее похитили прямо здесь, невероятно!
— Не то слово. У меня вопрос по поводу самих Щербаковых. Они живут прямо над вами. Вы когда-нибудь слышали… ну не знаю, крики, грохот, шум? Скандалы?
— Вышла из дома, и в собственном дворе ее затолкали в машину…! Можете себе представить?
— Я стараюсь, — заверил Лазарев. — Так что насчет скандалов?
Соседка не горела желанием распространяться о соседях.
— Знаете, я бываю довольно редко дома.
— Но в эти редкие минуты — может что-то слышали?
— Здесь хорошая звукоизоляция, — натянуто улыбнулась соседка.
А вот с жителями соседней с Щербаковыми квартиры по лестничной площадке Лазареву повезло больше. В квартире оказались сразу двое хозяев, муж и жена. Учитывая, что был разгар рабочего дня, Лазарев недоумевал, как торчащие дома люди могут купить жилье в таком доме.
— Скандалы? — супруга покосилась на мужа. Тот помялся и покачал головой:
— Нет, что вы.
— А если подумать?
Супруга снова покосилась на муже и осторожно промолвила:
— Ну, вообще бывает всякое… Мы тоже иногда ссоримся…
— Но это же ни о чем не говорит, — подчеркнул муж.
— То есть, вы слышали? Часто они ругались?
— Не то чтобы часто… — замялся муж.
— …Но бывало, — закончила супруга, виновато косясь на него.
— Крики? Они оба кричали? А грохот? Знаете, звон посуды и все такое?
— Всякое бывало, — снова виновато покосившись на мужа, признала женщина.
— Вы никогда полицию вызвать не думали?
— Послушайте, — не выдержал хозяин. — Мы знаем, кто такой Щербаков. Видели, кто к нему заезжает… Думаете, мы такие дураки, чтобы портить отношения?
— Плюс Щербаков нам по-соседски недавно одним советом помог, — вставила соседка.
Не густо. Но главное — подтверждение того, что в семействе Щербаковых бушевали скандалы — получить удалось.
А Кротов все еще сидел на телефоне, на этот раз дозваниваясь в колонию, где в настоящее время мотал срок Татул.
— Привет операм. Я что звоню-то. У вас отдыхает некий Аркадий Пронин. Да, кличка Татул. За наркоту. Что у вас есть на него? — собеседник из оперчасти исправительной колонии поведал, что есть немного, но то что есть — только после официального запроса от имени УВД. — Не вопрос, пришлем мы вам бумажку. Только знаете, помимо его личного дела интересует еще один момент. Кто к нему приезжал на зону за эти пять месяцев, что он у вас загорает. Вы же ведете учет посетителей? Отлично.
Покончив с этим, Кротов отправился к Хомичу. Кратко ознакомил его с тем, что им удалось накопать благодаря гаринской пассии. Хомич нахмурился, перебирая бумаги.
— Это все копировала Щербакова?
— Убитая, — кивнул Кротов.
— Твою мать…
— Вот именно.
— Повезло так повезло, — Хомич не выдержал и грязно выругался.
— Так что делать со всем этим?
— Информацию в налоговой запросили?
Кротов снова кивнул.
— Налоговая и паспортный стол. Учредители — фиктивные лица. Это доказывается на раз-два.
— Твою мать, — в сердцах повторил Хомич. Побарабанив пальцами по столу, он вздохнул и встал. — Пошли.
— Куда?
— Догадайся… К Самому Лично.
— Товарищ полковник, речь идет о сети фиктивных предприятий. В налоговой подтвердили, что по половине этих ООО они проводили камеральные проверки. Как раз перед этим фиктивные фирмы либо закрывались, либо выводили деньги со счетов и банкротились. По этим случаям бумаги направлены в УБЭП, но вы знаете, как долго это делается.
Шевелев хмуро и нетерпеливо кивнул, приказав продолжать. Сам он тем временем просматривал бумаги. Кротов переглянулся с сидящим в стороне напряженным Хомичем и продолжил:
— В большинстве ООО учредителями выступают некто, — Кротов сверился со своими записями, — Парышев Иннокентий Геннадьевич и Смотров Василий Петрович. В первом случае речь идет о 78-летнем старике, который живет в Самородово в покосившейся хибаре и ну никак не похож на владельца нескольких фирм в областном центре.
— В поселок звонили?
— Так точно. Старик сейчас в больнице, он уже одной ногой в могиле. Участковый обещал позвонить, когда тот объявится.
— А второй учредитель?
— Смотров Василий Петрович. Наркоман, дважды судимый. Откинулся, простите, освободился из мест лишения свободы три года назад. Самое интересное, что, судя по документам, одну из фирм он зарегистрировал, пока тянул лямку на зоне. После откидки о нем никто ничего не знает. Просто испарился. Учитывая, что он конченный наркоман с гепатитом и туберкулезом, явно уже крякнул.
— Хм, — отозвался Сам Лично.
— И обратите внимание, он наркоман. Опять речь о наркотиках. Не исключено, что перед тем, как загреметь на зону в последний раз, Смотров отдал свой паспорт в залог какому-нибудь барыге. Одному из людей Татула. А они по его документам сделали его учредителем нескольких фирм.
— Это лирика, давай факты, — буркнул нетерпеливо Хомич.
— Хорошо. Вот факты. Одна из фирм, ООО «Васаби Плюс Маркет». Официально уже банкрот, материалы сейчас в УБЭПе. Перед тем, как прекратить деятельность, со счетов «Васаби» на счета других таких же фиктивных фирм перегналось больше 5 миллионов рублей. И это только одно ООО, — подчеркнул Кротов. — А всего их больше десяти.
— И… о каких деньгах идет речь? — спросил Шевелев.
— Только в тех документах, которые у нас есть, проходит больше 50 миллионов рублей. А это наверняка на все. Основные деньги приходят от ООО «Зебра Клин Сервис». Это ООО перечисляет другим огромные деньги каждый месяц, потом они прокручиваются, перегоняются со счета одного ООО на счет другого — и в итоге отмываются.
— Что это за «Зебра Клин Сервис»?
— По данным налоговой, обычная автомойка, — отозвался Кротов. — Но я никогда в жизни не встречал автомойки, которая имела бы оборот в десяток миллионов рублей в месяц.
— Нехило, — признал Шевелев. А затем, поколебавшись, он задал главный вопрос: — Ну и при чем здесь Щербаков?
— Во-первых, это не чьи-то, это именно его бумаги. Во-вторых, Щербаков — эксперт по финансовым вопросам. В том числе по всем уловкам, чтобы уйти от налогов. Это не секрет, он даже семинары на эту тему проводит. В колонии, где сидит Татул, сообщили, что за 5 месяцев Щербаков приезжал к Татулу три раза. Три, Егор Ильич. Тогда как кассационной жалобы на приговор нет, то есть, формально у него нет повода контактировать с бывшим клиентом. А Дьяченко, компаньон Татула по наркоторговле, частый гость офиса Щербакова. Я сам его видел. Мы считаем, что Щербаков консультирует эту ОПГ, которая занимается сбытом героина. Поэтому наркоконтроль не смог найти даже следа денег. Они отмываются через кучу фирм-однодневок благодаря консультациям Щербакова. И все эти деньги от наркоты — они чистые благодаря нашему адвокату. А он имеет с этого свою долю.
— Налицо сговор, — поддакнул Хомич.
— Алла во время очередного скандала могла не выдержать и пригрозить Щербакову. Например, что она пойдет в следственный комитет. Или полицию. Или ФСБ. Куда угодно. Но если она дала ему понять, что она в курсе его махинаций и хочет использовать это против его… Учитывая, что у Щербакова и наркобарыг общий бизнес, Щербакову ничего не стоило попросить своих компаньонов избавить его от жены. На кону слишком большие деньги.
Визит к Шевелеву не дал практически ничего. Если не считать факта, что теперь шеф УВД был в курсе того, что накопала «проклятая группа». Сам Лично буркнул, чтобы они продолжали работать — и держали его в курсе. Универсальная и одна из самых часто повторяемых фраз начальства во всем мире.
А Гарин отправился на автомойку. Несмотря на название ООО, двухэтажное здание автомойки имело лишь скромную вывеску «Мойка». Мини-предприятие располагалось на северо-западе города, почти на окраине, у гаражных массивов. Автомойка, отделанная синим и белым сайдингом, стояло на пригорке, обращая к улице фасадную сторону с тремя подъемными воротами помывочных боксов.
Очереди здесь не наблюдалось, и Гарин просто загнал свою «Тойоту» в открытые ворота. Крепкий парень в комбинезоне с тряпкой в руке критически осмотрел машину, которую Гарин мыл лишь три дня назад.
— Как моем?
— Полностью, — заверил Гарин. — Кузов, салон, багажник. Багажник особенно.
— Машина чистая вроде…
— Я люблю чистоту, у меня бзик прям, — отозвался Гарин. — Пока моете, я могу где-нибудь посидеть или мне на улицу?
— Комната отдыха для клиентов там.
Парень махнул в конец коридорчика, тянущегося за боксами вглубь здания. Пройдя по нему, Гарин наткнулся на заляпанную прозрачную перегородку, за которой увидел диванчик и телевизор. Но когда он зашел, оказалось, что это комната администратора. Девушка лет 25 сидела за столом и считала деньги.
— Я машину помыть… Могу я тут посидеть?
— Да, конечно, садитесь. Звук добавить?
Девушка кивнула на телевизор. Но Гарин смотрел на нее. Стройная, симпатичная. С татуировкой на плече. Гарин испытывал слабость к татуировкам.
— Не, спасибо.
Плюхнувшись на диван, он засучил рукава. Заметив покрытые узорами предплечья Гарина, девушка украдкой улыбнулась.
— Какую машину моем?
— Мою, — улыбнулся Гарин.
— Марка?
Гарин назвал марку и модель, улыбаясь девушке своей фирменной улыбкой. Записывая данные в потрепанную рабочую тетрадь, администраторша снова скользнула по Гарину взглядом — на этот раз гораздо более заинтересованно.
На такой поворот Гарин даже не рассчитывал.
Есть контакт.
Во второй половине дня Шевелеву позвонили из приемной Прокопова. Секретарша осведомилась, на месте ли начальник УВД, и уведомила, что скоро к нему подъедет Андрей Павлович.
Кто такой Андрей Павлович, объяснять Шевелеву было не нужно. Начальник штаба из городского УВД Андрей Прокопов. А по слухам — один из покровителей Грищенко, благодаря которым тот в своем возрасте уже был первым заместителем Шевелева по линии криминальной полиции. И если Прокопов звонил не лично, а передавал послание через секретаря — дело было дрянь.
Так и оказалось. Напирать Прокопов начал, едва перешагнув порог кабинета Шевелева.
— Ты можешь объяснить, что у вас тут творится? Почему мне звонят и жалуются на твоих людей?
— Смотря кто.
— А ты не знаешь? Щербаков, адвокат! Слышал о таком?
— На нас висит мокруха, убийство его жены.
— И это повод копать под самого Щербакова?
— Никто под него не копает, — буркнул Шевелев, мысленно проклиная Кротова и его оперов.
— Сам Щербаков так не считает! Он звонил мне и жаловался, что опера из округа совсем страх потеряли. У человека убили жену, понимаешь? У человека горе. У уважаемого человека, подчеркиваю! Который на короткой ноге с такими шишками, которых мы с тобой только раз в квартал на коллегии видим.
— Я понимаю, — поспешно кивнул Шевелев.
— И вот этот уважаемый человек узнает, что твои люди вместо того, чтобы искать этих отморозков, занимаются черт знает чем! Сначала они расспрашивают его о старых клиентах и старых делах, потом они опрашивают его соседей. Какого ему было узнать от соседей, что полицейские наводят справки, минуточку — не слышали ли они скандалов в семье Щербаковых! — Прокопов развел руками. — Охренеть не встать! У тебя так работа поставлена!
— Я поговорю со своим замом по розыску, с Грищенко, — отозвался Шевелев, сделав акцент на фамилии прокоповского протеже.
— Ты мне тут стрелки не переводи, я к тебе пришел и спрашиваю у тебя, а не у Грищенко! Тем более, как я понял, речь о каких-то заштатных разгильдяях, которых от нормальной оперативной работы отстранили давным-давно. Как такое получилось, можешь мне объяснить?
— После очередной жалобы Щербакова, — помедлив, сказал Шевелев. Давным-давно он усвоил себя, что лучший способ защиты — это нападение. Даже в общении с начальством. — Он настоял, чтобы я отстранил от работы по его делу лучших оперов, на которых, кстати, Грищенко ставку делал. Для потерпевшего Щербаков много жалуется, вам не кажется?
Лицо Прокопова покраснело от негодования.
— Мне кажется, что ты слишком беспечно ко всему относишься! Позволь напомнить, Егор — то, что тебе через год-два уже на пенсию — еще не повод забивать на службу. Кадровые выводы мы можем делать, невзирая на регалии, стаж и выслугу лет. Ты меня хорошо понимаешь?
Сукин сын, подумал Шевелев и кивнул:
— Так точно, товарищ полковник.
— Вот и хорошо. Этим олухам объявить выговор. И перебросить на другие дела. А к делу Щербакова подключить лучших сотрудников из угрозыска.
— Так точно, товарищ полковник, — повторил Шевелев.
Но после ухода Прокопова он не спешил броситься выполнять приказы. Сам Лично задумался. И чем больше он думал, тем больше понимал, что Кротов был прав. Опер из подвала разворошил осиное гнездо. А в качестве обратки в управление уже приезжают полковники из главка и дрючат его, Шевелева, как какого-то щенка из учебки.
Шевелев заглянул в кабинет к Хомичу. Тот с тревогой посмотрел на полковника.
— Ко мне из главка приезжали, в курсе?
— Конечно, — с тревогой отозвался Хомич. — Проблемы?
— Можно и так сказать… В общем, передай Кротову. От Щербакова отстать.
— Что?
— Что слышал. Материалы по похищению и убийству передать в убойный отдел. Работу будет контролировать лично Грищенко. А ты… У тебя и своих дел по горло, Вить.
— Так точно, — осунувшись, буркнул Хомич.
Шевелев редко позволял себе картинные, театральные жесты. Но в этот раз не мог удержаться. Он развернулся, чтобы выйти, но, не доходя до двери, обернулся и произнес:
— Приказ был отстать от Щербакова. Это не значит, что твоя группа не может вести разработку по автосервису и этому барыге, который там всем заправляет.
Хомич сначала выкатил на Самого Лично глаза. Но тут же взял себя в руки, улыбнулся и кивнул:
— Вас понял, Егор Ильич. Спасибо.
— Не люблю, когда меня носом тычут, как котенка, — признался Шевелев и вышел из кабинета.
Хомич тут же позвонил Кротову в подвал. Положив трубку, Кротов повернулся к своим операм.
— Клиент задергался. Начал связи задействовать. Значит, мы идем в правильном направлении.
— Ублюдок, — отозвался Лазарев.
— Антох, когда у тебя свиданка с очередной твоей жертвой?
— Ее зовут Валя, — ухмыльнулся Гарин, нажевывая бутерброд. — Заезжаю за ней через часа полтора.
— Между палками постарайся вытянуть из нее хоть что-то полезное, — иронично попросил Кротов и, подойдя к столу Гарина, положил перед ним несколько снимков. — Вот, это Дьяченко. Хозяин автомойки и барыга из Самары. Компаньон Татула.
— А эти двое?
Гарин кивнул на два других снимка. На обоих были изображены молодые и крепкие с виду парни с жесткими лицами.
— Руслан Абдрашитов и Денис Останин. Получили условку по одному с Дьяченко делу. За наркотики. Но парни крепкие, на торчков не похожи.
— При чем здесь они?
— Понимаешь, в чем фигня, Антон. Дьяченко приехал к нам в город четыре года назад. Внезапно стал богатым и купил автомойку. Которая приносит бабла больше, чем печатный станок. Хотя большого наплыва клиентов ты там, вроде бы, не заметил.
— Шаром покати, — подтвердил Гарин.
— Мы не вчера родились и понимаем, что Дьяченко барыжит героином и отмывает бабки через сеть компаний, которую для них с Татулом создал Щербаков. А потом Щербакову потребовалось по-хитрому убрать жену. Он обратился к Дьяченко. Кого тот мог подключить к работе? Явно не барыг, у них кишка тонка. А их клиентам-торчкам нормальный и серьезный человек такую работу не доверит, они бы лоханулись двадцать раз. Ему нужны были проверенные люди.
Кротов ткнул пальцем в фотографии.
— И я думаю, это они.
Кротов был прав, Щербаков занервничал. Но никто из оперов пока даже не представлял — насколько сильно занервничал адвокат.
Сегодня Анастасия Аксенова закрыла магазин в половине седьмого — на полчаса раньше положенного. Дело не в лени — опыт работы показал, что в этом районе пик наплыва покупателей — с обеда до 3–4 часов дня. После шести в галантерейный магазинчик заглядывают совсем уж заблудшие души, чтобы потолкаться среди витрин и уйти, ничего не купив. Аксенова привычно двинулась на остановку. Вспомнила, как нервничала, когда за ней следил тот парнишка-полицейский. Сейчас она лишь улыбнулась — с робкой надеждой, что все это было не зря. Аксенова понимала, что Аллу не вернуть, но в мире должно быть какое-то равновесие. Если скотину Щербакова накажут по заслугам — это будет тот самый момент, когда ты понимаешь, что мир еще не такое уж конченное место.
С этими мыслями она ехала в маршрутке. Сегодня она не смотрела в окно, зная, что никто за ней не следит.
Аксенова ошибалась.
Когда «Газель» подъезжала к остановке, старенькие «жигули» сползли к обочине в 20–30 метрах позади. Идущие сзади автомобили сигналили, возмущаясь такой наглости. Аксенова выпрыгнула из маршрутки и быстрым шагом направилась к пешеходному переходу, от которого до ее дома было рукой подать.
Когда Аксенова ступила на пешеходную зебру, привычно косясь по сторонам, «жигули» медленно тронулись.
Аксенова была на середине дороги, когда заметила, что прямо на нее летит старый белый автомобиль. Аксенова испуганно отскочила назад, готовясь обругать лихача. Но ей было не суждено это сделать: в последний момент, с каждым мигом набирая все более мощную скорость, ревущий «жигуленок» вильнул вправо — и на полном ходу сбил Аксенову, ломая ей ноги в коленных суставах.
Тело Аксеновой перелетело через лобовое стекло «жигулей», оставляя приличную вмятину, кувыркнулось в воздухе и плюхнулось на асфальт позади уносящейся машины. Аксенова упала на голову, ломая черепную коробку и позвоночник. Перекатившись несколько раз через себя, Аксенова застыла посреди дороги.
Визжали люди, кто-то кричал «Скорую!», «Звоните ментам!» и «Кто запомнил номер?!». Но Аксенова этого уже не слышала. Она была мертва.
2
Кротов уже собирался домой, когда узнал про Аксенову. Бросив все, он рванул на улицу Конституции, по пути позвонив Лазареву и велев ехать туда же.
Часть дороги вокруг накрытого куском ткани трупа Аксеновой была перекрыта полицейскими: инспектора ДПС и ППСники поставили свои машины квадратом, закрепив желтые ленты оцепления на боковых зеркалах заднего вида. Для движения были освобождены лишь две полосы — одна в сторону центра, одна в обратную. Выходя из своей «Киа», Кротов сразу заметил Рогова — тот топтался около только что прибывшего фургона «дежурной части» из местного ОВД. Кротов показал удостоверение инспектору ДПС и, зайдя за линию оцепления, направился к трупу. Приподнял кусок ткани.
Это была Аксенова.
— Твою мать…
Рогов тоже заметил Кротова и, нахмурившись, направился к нему.
— А ты какого хрена тут делаешь? — буркнул Рогов.
— Тот же вопрос к тебе.
— Я дежурю сегодня по округу.
Придется отвечать.
— Это Анастасия Аксенова. Подруга Щербаковой.
— Серьезно? — Рогов удивленно покосился на труп.
— Как это было, уже знаешь?
— Несколько человек остались до приезда ментов. Ее сбили. Белый «ВАЗ», но описания разнятся: кто-то говорит, что пятерка, кто-то — что шестерка. Она спокойно переходила через дорогу по переходу. Он сбил ее на полной скорости и ушел.
— «Перехват»?
— Пара человек запомнили часть номера. Гайцы уже узнали, что два часа назад в Восточном угнали белую «ВАЗ-2106». Цифры совпадают. Сукин сын угнал тачку, но сбил пешехода. Не в первый и не в последний раз.
Кротов мрачно вздохнул. У них с Роговым была давняя неприязнь, которая началась задолго до перевода Кротова в «проклятую группу».
— Коль… Это не ДТП, а умышленная мокруха.
— Что? — скривился Рогов. — Ты нажрался что ли?
— Послушай меня. Я серьезно. Щербакову похитили, чтобы убить. Выкуп им нахрен не был нужен. Поэтому они за ним тогда и не пришли. Ее подруга кое-что знала. Долго рассказывать. Но результат ты видишь сам — ее тоже замочили.
— Кротов, иди к Хомичу и ему свой бред неси, а, — не выдержал Рогов. — Ты че гонишь вообще, сам себя послушай! У тебя на фоне того, что Хомич по блату вытащил тебя из подвала, крыша потекла? Тут обычный угон, у нас раз в два-три месяца такая шляпа бывает!
— Ну да, конечно, — процедил Кротов. — Угонщик спер тачку, но сбил человека, испугался и ушел. И наверняка бросил тачку, да? Просто ее еще не нашли. А Щербакову похитили ради выкупа, а потом пришили ее, похерив выкуп. Тебе не кажется, что у тебя тупая логика?
Рогов готов был ему врезать.
— Кротов, вали отсюда. Иди к себе в подвал и лови своих драных гопников. Это у тебя хорошо получается. Лучше, чем серьезная работа.
— Иди в п…у — сплюнул Кротов, удаляясь.
Рогов рявкнул вслед:
— Только после тебя, г…н!
К этому времени на место ДТП на патрульной машине подъехал Лазарев. Кротов мрачно кивнул ему на свою «Киа» и плюхнулся за руль. Рогов, злобно сжав зубы, провожал их яростным взглядом, когда к нему подбежал Лапин:
— Коль, гайцы засекли тачку!
Гарин подъехал к автомойке в назначенное Вале время. Девушки нигде не было видно. Выйдя из машины, Гарин закурил. Осматривая мойку, он обратил внимание на окна второго этажа. Очевидно, там находился офис.
Зачем автомойке целый этаж под офис? Или у них там склад для тряпок?
В одном из окон мелькнула физиономия высокого черноволосого парня, он говорил по телефону. Гарин узнал в нем Дьяченко. На миг они встретились взглядами, но Гарин поспешил отвернуться. А затем из одного из боксов, ворота которого были подняты, вышла Валя.
— Привет. Давно ждешь?
— Да только вторую пачку начал, не парься, — ухмыльнулся Гарин.
— Ну, какие планы?
— Если хочешь, можем заехать в кино. А можем выпить где-нибудь. Я знаю кучу интересных мест в городе.
— Не сомневаюсь, — хмыкнула Валя.
— Ты где живешь?
— Полегче, ковбой. Я с матерью живу.
Гарин расхохотался.
— Да мне интересно, куда тебя отвезти потом. Но ход твоих мыслей мне нравится.
— Давай сначала посидим где-нибудь, а там посмотрим, — парировала с улыбкой Валя. — Может, и мне ход твоих мыслей понравится.
Когда они садились в машину, Гарин не удержался и обернулся на окна автомойку. Дьяченко продолжал говорить по телефону, не сводя с Гарина настороженного взгляда. Мысленно чертыхнувшись, Гарин уселся за руль и дал по газам.
Пока самый молодой член «проклятой группы» тренировался в работе под прикрытием, Кротов и Лазарев осели в ближайшей к месту убийства Аксеновой пивной. Кротову было необходимо выпить — он был в шоке.
— Ублюдок узнал, что мы говорим с его соседями и расспрашиваем про скандалы, — сказал Кротов, залпом проглотив кружку пива. — Он запрещал жене общаться с Аксеновой, но допер, откуда ноги растут.
— Сукин сын, — мрачно подтвердил Лазарев.
— Твою мать, Мих… Он ее убил только потому, что она могла нам что-то ляпнуть. А мы ее не защитили. Она нам доверилась. Хотя ведь боялась. Чувствовала, что будет.
— Сань, никто не мог знать, — буркнул Лазарев. — Только не начинай голову пеплом посыпать, ладно?
— Я просто в а… уе от всего этого, понимаешь? Одной рукой он натравливает на нас наше собственное, твою мать, ментовское начальство, а другой — посылает своих гавриков, чтобы мочить людей. А мы? Что мы можем? Ни хрена. По-хорошему — взять его за жабры, отвезти в отдел и подержать сутки в обезьяннике. Без жратвы и еды. А потом поколоть.
— Можно попробовать, — невесело хмыкнул Лазарев. — Все равно, я чувствую, для нас эта песня ничем хорошим не кончится.
Кротов лишь молча кивнул. И пошел заказывать себе еще кружку пива. Когда он вернулся за столик, Лазарев мрачно на него покосился.
— Сань, закругляйся. Тебе надо развеяться, отключиться от всего этого, передохнуть. А не нажираться. А утром мы что-нибудь придумаем.
— Например?
— Найти тех двоих. Исполнителей Дьяченко. Пробить, где живут. Может, их взять за жабры и потрясти. Они не Щербаков, с ними этот номер проканает.
Лазарев пожал плечами. А Кротов вдруг вспомнил, что именно на сегодняшний вечер он договорился об ужине с учительницей начальных классов Ольгой Величко.
Очень вовремя…
В это самое время несколько полицейских машин окружили гаражный массив в районе Загородного шоссе, где один из прочесывающих местность экипажей ДПС срисовал угнанную «шестерку». Когда полиция блокировала подступы, к месту выдвинулись Рогов и Лапин с одной стороны и двое оперов из местного ОВД с другой.
«Жигули» были брошены и пусты. Распахнутая водительская дверца указывала, что машину покидали в спешке. А покрытое паутиной трещин лобовое стекло — что это тот самый автомобиль, который они ищут.
Рогов убрал пистолет, буркнув Лапину:
— Звони в дежурку, пусть пришлют эвакуатор и криминалиста.
Кивнув, Лапин убежал. Бродя вокруг «шестерки», Рогов вдруг заметил лужицу около автомобиля, в метре от водительской дверцы. А в пятне окаймляющей лужицу подсыхающей грязи он разглядел след мужского ботинка.
— Что там? — к Рогову подошел один из оперов с «земли».
— Говнюк наследил немного.
Опер осторожно поднес к следу собственный ботинок, сравнивая.
— Сорок второй размер. Как у меня.
Рогов нахмурился. Мгновенно в памяти промелькнула такая же фраза — «сорок второй размер» — которую он услышал чуть меньше недели назад при похожих обстоятельствах. Брошенная угнанная машина. Только в тот раз женский труп был внутри.
Склонившись над следом, Рогов замер. Он видел слепки следов подозреваемого с места убийства Щербаковой. Рогов готов был поклясться — это та же самая обувь. Пораженный, он пробубнил себе под нос:
— Твою мать…
И только сейчас Рогов задумался над словами Кротова. А что, если он был прав?
Кротов заставил себя набрать номер Величко. Ольга радостным и взволнованным голосом сообщила, что волновалась, что он не позвонит. Они встретились около кафе «Диалог», где Кротов несколько раз ужинал когда-то — это было весьма приличное место, почти ресторан, тихое и без пьяного быдла. Ольга выглядела отлично, Кротов даже залюбовался: она накрасилась, соорудила прическу, надела платье, простенькое, но подчеркивающее фигуру. С легким смятением он вдруг сообразил, что Ольга настоящая красавица.
— Что-то не так? — робко осведомилась она, видя его взгляд.
— Наоборот. Вы… отлично выглядите.
— Спасибо. Можно на ты, наверное.
— Как скажете, — машинально ответил Кротов и улыбнулся.
Она заказала курицу под кисло-сладким соусом, Кротов предпочел картошку с говядиной в горшочке. Мясо было жестким и с жилами. Черт.
— Ты давно в полиции?
— Семнадцать лет.
— Ничего себе! Все время в уголовном розыске?
— Не совсем. Сначала пришлось четыре года в ППС работать. Это как те парни в форме, с одним из которых мы вашего соседа задерживали.
— Твоего соседа, — поправила она и улыбнулась. — Тринадцать лет большой срок. Может, нескромный вопрос, но я думала, за столько лет… ну…
— Люди в полиции делают карьеру и перестают выезжать на кражи вроде вашей? — догадался Кротов. Ольга застенчиво кивнула. — А я и делал карьеру. Но все кончилось два года назад. Два года и один месяц.
— Почему?
Вздохнув, Кротов решил все же рассказать — хотя что-то подсказывало ему, что для первого свидания это не самая лучшая история.
— Слышали когда-нибудь про палочную систему?
— Это когда бьют палками?
Кротов невольно рассмеялся.
— Почти. Но не совсем. Это когда о работе судят по показателям. Одно раскрытое преступление — одна палка. Это вроде жаргона.
— А, ну да, конечно. Когда-то слышала. Не помню где. И… и что?
— Ментов постоянно наказывают, если они не делают нужное количество палок. Официально это уже лет десять как в прошлом. Неофициально все осталось по-прежнему. Не сделал показатель — дурак. Сделал показатель — пока живи, но в следующем месяце будь добр сделать его снова. И не дай бог показатель будет меньше.
— Трудно, наверное.
— Многие занимаются приписками. Например, придумали с потолка преступление, какое-нибудь мелкое. Задержали какого-нибудь бомжа, уговорили его взять преступление на себя. Учитывая, что оно мелкое — его даже не задерживают. И все довольны. Хотя закон на это смотрит иначе. Так делать нельзя.
— Понимаю.
— Но загвоздка в том, что без фальсификаций очень сложно. Слишком много требуют от угрозыска.
— И вы… то есть, и ты тоже так делал?
Кротов невесело кивнул.
— Как и все. И как и все, я это делал по приказу начальства. Чтобы его не наказали. А когда это всплыло, крайним стал не начальник, а я. Но мы с начальником, скажем так, были приятелями. Поэтому меня не уволили с позором. А отправили в тот подвал. Ловить таких, как твой сосед.
— Мда… А остальные? В подвале?
— У них примерно такая же история. Один задержал не того, кого следовало. Задержанный оказался важным стукачом важной шишки наверху. Второй во время дежурства по приказу начальства скрыл заявление, чтобы не вешать глухарь на дежурную смену. Наш подвал — это ГУЛАГ для ментовских диссидентов.
Кротов рассмеялся, собственный эпитет ему понравился.
— А ты?
— После твоей истории я так, жду трамвая, — отмахнулась с улыбкой Ольга. — Всю жизнь хотела быть учителем. С детства. Сначала работала в средних классах… Но это был ужас. Ты же знаешь, что такое современные подростки?
— Лучше бы не знал, — согласился Кротов.
— Вот-вот. Поэтому я бросила все и ушла в начальную школу. Зарплата поменьше. А работы больше. Знаете, все эти кружки, дополнительные занятия… Зато спокойнее.
Она замолчала, потом испытующе посмотрела на Кротова.
— Ты… выпил перед тем, как приехать, да?
Кротов почувствовал себя неловко. И сразу же вспомнил лицо убитой Аксеновой, распластанной на проезжей части в луже собственной крови.
— Немного. У меня сейчас… трудное задание, скажем так.
— Расскажешь?
— Не думаю.
— Извини.
Ольга положила свою ладонь на руку Кротова, закусив губу и робко ожидая его реакцию. Зачем ей нужно все это, подумал Кротов. Но ответил на призыв и обхватил ее пальцы своими. Ольга улыбнулась.
Гарин зажигал с Валей в ночном клубе. В его кармане уже несколько дней было пусто, но ради сегодняшнего вечера Кротов разрешил ему запустить руку в «общак» группы, спрятанный в секретке сейфа Кротова. Поэтому, несмотря на выпитое спиртное и разгоряченное тело Вали, танцующей рядом на озаряемом светомузыкой танцполе, Гарин старался не забыть о деле. После очередного трека Гарин жестом — в клубе было слишком шумно, чтобы разговаривать — показал Вале, что хочет покурить. Она пошла с ним, по пути заскочив к барной стойке за парой коктейлей. Курилка клуба располагалась между раздевалкой, закрытой в летнее время, и туалетом. Здесь на нескольких диванчиках прохлаждалась молодежь из числа завсегдатаев. В основном девушки, но Гарин никого не знал — Валю он повел туда, где не боялся встретить знакомую пассию.
— Красивые тату, — Валя, закуривая, кивнула на руки Гарина.
— После армии сделал. С друзьями гуляли, на спор пошел и испортил руки. На следующий день конкретно охренел, когда увидел себя.
Валя рассмеялась. Гарин как бы между прочим осведомился:
— А ты давно на мойке работаешь?
— С полгода.
— Никогда не был на вашей мойке. Просто мимо сегодня ехал. Дай, думаю, заскочу. И не прогадал, — с намеком добавил он, улыбнувшись Вале. Валя, потягивая коктейль через соломинку, усмехнулась. — Вам там люди, кстати, не нужны?
— Хочешь устроиться? — рассмеялась Валя. — Продай свою тачку и купи собственную автомойку!
— Да не, я не себе. У меня приятель работу какую-нибудь ищет.
— Нам вроде никого не надо. У нас народ в три смены работает. Платят не очень, но и работы не особо. Ну ты сам видел, место у нас не самое удачное. Да еще и хозяин своих знакомых пристраивает, козел.
— Ну это как всегда, — хмыкнул Гарин. — Кто-то откроет свое дело, и все кореша тут же тут как тут.
Вале явно надоел этот разговор, поэтому Гарин перешел к заранее отрепетированной фразе:
— Для таких случаев знаешь, что надо делать? Если бы я открывал свой бизнес, реально, отвечаю — открыл бы его в другом городе.
— Ха, — фыркнула Валя. — Наш как раз из другого города, приколи.
— И его кореша сюда приперлись, чтобы работу найти? — Гарин рассмеялся. — Походу, пацанов конкретно приперло, а?
— Уроды, только в смене числятся и зарплату получают, а на работе не показываются. Придут к шефу, перетрут с ним свои дела и сваливают. Я бы так тоже работать не отказалась. Антох, расскажи лучше о себе. Чем занимаешься?
— Тобой, — улыбнулся он, притягивая ее к себе и целуя.
Приехав домой, Лазарев обнаружил, что Кати нет. А теща устроила очередную грандиозную стирку в ванной, обложив тазиками с мокрыми и чистыми и еще грязными вещами все, что можно. Она в упор не признавала стиральные машинки, почему-то свято веря, что они не отстирывают так, как надо.
— Валентина Сергеевна, вы надолго?
— Когда достираю. Видишь же, что я занята, интересный какой.
— Мне бы душ принять после работы…
— А мне что, в собственной квартире постирать нельзя?
Лазарев не выдержал.
— Елки-палки, Валентина Сергеевна, я прихожу вечером, вы все время дома. Вам днем, утром, да вообще в любое время кроме проклятого вечера — принципиально не стирается или как?
— Знаешь что, ты со мной так не разговаривай, — заворчала она сквозь зубы, отворачиваясь и запуская обе руки в тазик с водой. — Это не я к тебе пришла.
Лазарев, мысленно перечисляя весь список матных слов и словосочетаний из своего довольного богатого в этом отношении лексикона, быстро прошел в гостиную. Виталя делал уроки.
— Привет, па. Умойся на кухне.
— Я скоро начну тазики набирать и у нее в комнате банные вечеринки себе устраивать, — буркнул Лазарев, чем вызвал приступ смеха у сына. — А где мать?
— Она сегодня в ночь опять дежурит у себя в больнице, забыл?
Лазарев забыл. Вздохнув, он побрел на кухню за пивом.
С Ольгой ему было непривычно комфортно и легко. Она понимала его с полуслова. Когда они через несколько часов вышли из кафе, Ольга взяла его под руку. Они направились к его машине, припаркованной в сотне метров от кафе. Кротов, повернувшись к ней, ощутил запах от ее волос.
— Тебя домой?
Она посмотрела ему в глаза и улыбнулась.
— У меня в школе каникулы, забыл. Я не тороплюсь.
— У нас каникул не бывает.
Чтобы сказать следующую фразу, Ольга понадобилось набраться мужества. Но она все-таки сделала это.
— Тогда мы можем лечь… пораньше.
Поняв, что это тот самый момент, Кротов поцеловал ее.
По пути к Кротову они болтали о всякой всячине. В основном говорила Ольга: раскрепостившись, она выдавала одну школьную байку за другой. Кротову удалось отвлечься настолько, что он почти забыл о последних событиях.
Но события сами напомнили о себе.
Когда они заехали во двор и Кротов, открыв перед Ольгой пассажирскую дверцу, помог ей выйти из его старенькой «Киа», боковым зрением около своего подъезда Кротов заметил тень. Покосившись в сторону, различил в темноте мужской силуэт, топтавшийся в паре метров от дверей.
Фонари перед остальными подъездами горели.
— Фонарь кто-то выбил, скоты, — буркнул Кротов.
— Разбитые фонари — это как раз по твоей части, а? — сказав это, Ольга тут же сжала его руку, виновато улыбаясь: — Извини, не удержалась.
— Да, в точку, — хмыкнул он. — Фонари мой профиль. Я главный спец в городе по разбитым фонарям.
Они направились к подъезду. Обнимая Ольгу за плечи, Кротов обратил внимание на движение справа. По направлению к ним двигался парень. Свет фонаря, ярко сиявшего над козырьком соседнего подъезда, осветил его лицо, и Кротов оцепенел.
Это был Денис Останин. Подельник Дьяченко, получивший по старому приговору суда в Самаре условный срок.
Останин заходит справа. Перед подъездом наверняка второй — Абдрашитов. Они разбили фонарь. Не хотят мочить или не хотят свидетелей? Ствол. Ствол остался в сейфе. За последние два года (и один месяц, будь он неладен) Кротов отвык брать оружие не только домой, но и на задержания. Сейчас он готов был проклясть себя за это.
Лихорадочно соображая, Кротов остановился посреди двора, между окутывающей подъезд темнотой и собственной машиной, и обнял Ольгу — так, чтобы видеть и подъезд, и неспеша бредущего к ним Останина. Она, смеясь, ответила взаимностью, но Кротов тихо зашептал ей на ухо:
— Беги. Ничего не говори. Это очень серьезно. Сейчас я отпускаю тебя, и ты бежишь со всех ног на улицу. Туда, куда ты смотришь, не в другую сторону, только туда куда смотришь! На улице ты кричишь, зовешь на помощь, звонишь в полицию. Скажи, нападение на сотрудника. Все поняла?
Ольга, разинув рот и смертельно бледнея, посмотрела ему в лицо, чтобы убедиться, что Кротов не шутит. Одного взгляда было достаточно. Кротов не шутил.
— Давай!
И Ольга со всех ног бросилась наутек к выходу со двора. Останин сорвался с места и рванул к нему, замахиваясь рукой. В ней что-то блеснуло. Кастет! Выхватывая ключи, чтобы использовать самый большой из них, как нож, Кротов бросился наперерез.
Останин замахнулся, но Кротов успел увернуться — и тут же всадил ему ключ в ключицу. Останин взвыл от боли, шарахаясь назад. Кротов развернулся. Абдрашитов был в паре метров от него, замахиваясь бейсбольной битой. Бита!
Кротов инстинктивно, как учили его когда-то, бросился на него, выставляя вперед руки: замах биты оказался не такой огромный, и она лишь скользнула по руке. Кротов воткнул ключ ему в горло, остро чувствуя, как металл пробивает тонкие стенки горла. Другой рукой Кротов схватил биту и мощно дернул, одновременно выкручивая.
— Убью, сука, назад! — взревел он, вырывая биту. — Ааааа! Пожар!
Он орал, чтобы привлечь хоть чье-то внимание. Отталкивая Абдрашитова, Кротов резко обернулся, замахиваясь битой.
Но Останин не полез на рожон. Вместо этого он отскочил назад и выхватил другой оружие. Пистолет.
Выстрел прогремел, немедленно отозвавшись звоном в ушах Кротова — и адской болью в грудной клетке. Кротов рухнул на асфальт, чувствуя, как проваливается вникуда, лихорадочно хватая ртом кислород — удар пули и падение полностью лишили его способности дышать.
Выбегая на улицу, Ольга с перекошенным от ужаса лицом закричала что есть сил:
— Полиция! Помогите! Убивают! Кто-нибудь! Помогите, умоляю!
Мимо проезжала машина. Ольга по дороге бросилась к ней, продолжая кричать, но машина лишь увеличила скорость и через секунду, ревя двигателем, исчезла за углом. Скуля от ужаса, Ольга выхватила сотовый телефон. Трясущиеся пальцы сами набрали короткий номер из трех цифр.
— Помогите! Алло?! Помогите!
Останин, подбегая к Кротову, с яростным рыком всадил ногу ему в бок. Скрючившись от боли, молнией пронзившей все его тело, Кротов попытался заорать — но не мог. Он даже не мог дышать. Кротов отключался. А Останин, рыча и пыхтя от ярости, пинал Кротова куда придется: носки тяжелых ботинок разбивали его лицо, осушали мышцы рук, от ударов трещали стонущие ребра и внутренние органы. Сквозь мелькавшую в глазах адскую карусель Кротов услышал далекие уже вопли:
— Сука, падла, мусор! Завалю!
А потом Кротов отключился, провалившись в полный мрак.
Бита выкатилась из руки Кротова, стукнув об асфальт. Останин схватил ее и, замахнувшись, обрушил ее на грудь Кротова. Тело издало глухой звук, не пошевелившись.
— Мразь, чушка, завалю!
Останин замахнулся еще раз. И вдруг увидел Абдрашитова. Тот, хрипя и держась за горло, упал на одно колено. Лихорадочно пытаясь встать и издавая хрюкающие звуки, он рухнул на асфальт.
Останин изумленно бросился к нему.
— Братан, ты че? Братан!
Сквозь пальцы сочилась кровь. Она фонтаном била из рассеченного горла Абдрашитова. Останин выругался, прыгнул к Кротову и, ревя от ярости, нанес ему последний мощный удар битой.
В этот момент вдалеке завыли полицейские сирены.
Менты!
Абдрашитов тужился что-то сказать, барахтался, пытался встать. Матерясь на чем свет стоит, Останин прыгнул к нему и дернул вверх.
— Валим, твою мать, валим!
Останин поволок Абдрашитова к ряду припаркованных машин.
Ольга что есть сил махала руками и кричала приближающейся из глубины улицы машине, которая озаряла окрестности тоскливо-тревожным воем сирены и вспышками проблесковых маячков.
— Сюда! Сюда, быстрее! Мамочки! Сюда!
Со двора Кротова на полной скорости вылетела синяя иномарка. Ольга с криком ужаса бросилась к обочине и упала, перекатившись через бордюр. Иномарка сделала крюк, явно норовя сбить Ольгу, но с первого захода это не удалось — и, взревев двигателем на полную мощность, иномарка рванула прочь от приближающейся полицейской «канарейки».
Но когда полицейская машина была рядом, Ольга со всех ног, спотыкаясь и крича, бросилась к дому Кротова, указывая им дорогу.
3
Гарин примчался домой к Кротову так быстро, как только смог. Во дворе Кротова, озаряя темноту светом фар и вспышками мигалок, уже находились несколько полицейских машин. Около одной из них Лапин говорит с бледной Ольгой. Выскочив из «Тойоты», Гарин сразу узнал женщину и бросился к ней.
— Э, куда? — увидев Гарина, Лапин попытался отстранить его, но Гарин с силой оттолкнул опера в сторону. Лапину пришлось постараться, чтобы не упасть.
— Иди нахрен отсюда!
— Что?
— Вали нах…, сказал, г…н! — рявкнул Гарин и повернулся к Ольге. Она широкими глазами смотрела на него. — Вы меня помните? Вас ведь Ольга зовут, да? — она слабо кивнула. — Я друг Кротова. Мы виделись, когда вы заходили к нам на работу.
Кажется, Ольга узнала его. По ее бледному лицу была размазана косметика, платье было мятым и грязным.
— Что здесь было? Что произошло? Ольга?
— Мы… Мы были в кафе. А потом… Он сказал, чтобы я бежала.
— Здесь? Он кого-то увидел во дворе? — Ольга кивнула. — Кого-то узнал? Их было двое, трое? Сколько их было?
— Я не… — начала было Ольга, но осеклась. — Двое. Да, двое.
— Ладно, — Гарин лихорадочно соображал. — Вы главное успокойтесь, ага? Я вас отвезу домой потом. Все будет хорошо. Вы в безопасности, слышите?
Ольга снова слабо кивнула. Это было сейчас единственное, что у нее четко получалось. Учитель младших классов не готова к ночным приключениям такого рода. Никто не готов. Даже опер с 13-летним стажем.
Буравя Гарина глазами, Лапин отступил, когда Гарин проходил мимо. Антон направился к Рогову, который быстро говорил по сотовому:
— Все камеры в районе Липовой. У нас есть одна на Дзержинского, еще две на Театральной, так? Мы ищем синюю иномарку, которая передвигается на большой скорости. Она уходила от дома номер 8 в сторону центра. Возможно, регистрационный номер заляпан или снят. Других примет нет. Бросаем все и смотрим записи. Это срочно, нападение на сотрудника.
Отключившись, он хмуро посмотрел на Гарина.
— А ты здесь как оказался?
— Тебе письменно отчитаться или как? — огрызнулся горячо Гарин. — Рогов, слушай сюда. Их было двое, Кротов их узнал. Это были Константин Дьяченко, Руслан Абдрашитов или Денис Останин. Кто-то из них. Скорее всего, Абдрашитов и Останин, они исполнители.
— Кто они такие? — нахмурился Рогов. — Адрес знаешь?
— Жители Самары. Где обитают, хэ зэ. Но это были они, я отвечаю, слышишь?
— Успокойся, Гарин.
— От… сь ты от меня со своим успокойся, — взревел Гарин, — Сам успокойся, твою мать!
— Хлебало завали! — рявкнул Рогов. И тут же продолжил: — Я на вашей стороне, слышишь? Кротов мент, на него напали, это главное. Он один из нас. Шаришь, нет? Мы их найдем. Город на уши поставим, но найдем.
Гарин не ожидал этих слов. Удивленно взглянув на Рогова, он кивнул, заставляя себя остыть. Но тело не слушалось, давал о себе знать адреналин — Гарину надо было действовать.
— Гарин, Кротов был без ствола?
— Мы проклятая группа из подвала, нахрена нам стволы, — съязвил Гарин.
Помолчав, Рогов буркнул:
— Кротов ключами продырявил одного. Мы их нашли, в крови. Не знаю, как, воткнул ключ в глаз или еще куда-нибудь, но он сделал это. И это его спасло. Вместо того, чтобы добить Кротова, второй занялся своим корешем. Жильцы видели, как один затащил второго в машину.
— Номер видели?
— А сам-то как думаешь?
— Понятно…
— Как ты узнал?
— Лазарев, — нехотя отозвался Гарин. — Его жена в приемном покое работает. Туда Кротова привезли. Она сразу мужу позвонила, а он мне…
— Как Кротов?
— Да не знаю я ничего. А ты?
— ППСы, которые «скорую» вызвали, говорят, что обработали его конкретно. Соседи слышали выстрел, но огнестрельных нет. Скорее всего, травматик. Сейчас гильзу ищем.
— Б… дь, — нервно бросил Гарин. Отойдя к подъезду, он плюхнулся на скамейку и закурил. Рогов подошел следом, протянул руку к сигаретам. Поколебавшись, Гарин открыл перед ним пачку. Закурив, Рогов присел рядом.
— А теперь, Гарин, расскажи-ка мне все с самого начала.
«Перехват» результатов не дал. Но новости пришли из штаба, где операторы просматривали записи с камер наблюдения системы «Безопасный город». Оказалось, что движущаяся на большой скорости синяя «мазда» с нечитаемыми мониторами регистрационными номерами двигалась по улице Брестской и свернула на улицу Дружбы. На следующем перекрестке в этот момент дежурил экипаж вневедомственной охраны. Ребята с ОВО заверили, что мимо них «мазда» не проезжала — к этому времени информация о синей иномарке уже была передана по рации всем подразделениям — они бы ее не пропустили.
Поэтому данный сектор решено было прочесать как следует. Этим занялись наряд ППС, патрулирующий этот район, и два экипажа ДПС. Они объезжали все дворы. И уже через 20 минут двое инспекторов ДПС, ползущие по одному из тупиковых дворов, заметили на дворовой парковке среди прочих автомобилей синюю «мазду».
— Ну-ка тормозни. Смотри.
Инспектора вышли, осмотрелись. В темном дворе не было ни души — часы показывали час ночи. Один из инспекторов включил фонарь, осветил им автомобиль.
— Номера заляпаны.
Обойдя машину, он посветил в салон, но не обнаружил там ни следа беспорядка. Дернул дверную ручку — заперто.
— Вызывай народ, мы нашли ее.
Вскоре во двор подъехали остальные машины, которые прочесывали район. Очистив ботинком номер, инспектора ДПС передали его по рации диспетчеру и затребовали инструкций — никто не знал, что делать дальше.
Даже не представлял, что предпринимать теперь, и свидетель происходившего во дворе. Останин стоял у окна кухни на шестом этаже и через жалюзи тревожно наблюдал за полицейскими машинами, стоящими около их «мазды».
— Суки, — процедил он нервно.
Из комнаты донесся хрип. Зло сжав зубы, Останин прошел туда. На диване развалился бледный Абдрашитов, зажимая полотенце у горла. Когда они приехали на точку, Абдрашитов потерял много крови и был на грани отключки. А когда Останин попытался обеззаразить рану, полив ее водкой, Абдрашитов и вовсе отрубился. Все, что смог сделать Останин — обеззаразить и перевязать горло Абдрашитова тряпками — за неимением бинтов. Ближе к утру он хотел сходить в аптеку, но теперь было ясно, что светиться во дворе рисково.
Все оказалось не так страшно, говорить Адбрашитов мог, хоть и с трудом. Но рана, несмотря на перевязку, продолжала кровоточить, поэтому Адбрашитов постоянно давил на нее полотенцем. В медицине никто из них не понимал ничего. Что делать — тоже никто не представлял.
— Во дворе мусора, — Останин сел рядом. — Они нашли тачку.
— Как? — прохрипел Абдрашитов.
— А я е…у, как? — огрызнулся Останин.
— И че делать?
— Не знаю, б… дь. Я хотел в аптеку сходил. П…ц, сходил в аптеку. Выйдешь — тебя примут сразу. Там уже штук шесть-семь мусоров отирается. А будет еще больше.
Абдрашитов что-то прохрипел. Его чуть не вырвало, и он, сев, сплюнул на пол сгусток крови. Рана кровоточила и изнутри. Мрачно покосившись на него, Останин окончательно понял, что с корешем оставаться нельзя. Останин не виноват, что тот так тупо подставился. У него была бита, а он дал безоружному мусору едва не проткнуть себе глотку. И теперь медленно подыхает, потому что кровь продолжает идти.
— Короче, так, — буркнул Останин. — Я через крышу свалю в дальний подъезд. Оттуда выберусь как-нибудь, чтоб мусора не пропасли. Пока темно. Двину к Костяну.
— Нет, — прохрипел Абдрашитов.
— Не нет, а да, е… ный в рот, — нетерпеливо прорычал Останин. — Тебе надо к врачу, мля. А еще нам обоим надо валить. Как? Через окно? Летать умеешь? Я тоже. Надо идти к Костяну. Взять наши бабки и свалить, пока можно.
— А я буду один? — помедлив, захрипел Абдрашитов, стараясь не подать признаков сковывающего его страха. — А мусора? Если они придут?
— Как они придут? — рявкнул Останин. — Тачка твоя, моя? Нет! Хата твоя? Нет! Как они придут?
Абдрашитов попытался спорить, но его вырвало кровью. Останин, брезгливо морщась, отскочил в сторону. Пытаясь глубоко дышать, Абдрашитов прохрипел, морщась от боли при каждом слове:
— Ты не вернешься?
Конечно, нет.
— Еще как вернусь, — соврал Останин. Для убедительности он открыл ящик и достал спрятанный в глубине, среди принадлежащей хозяевам квартиры рухляди, старый «ТТ». Проверив обойму, положил его перед Абдрашитовым.
— На всякий случай. Но я вернусь, Руслик, понял? Утром. Мусора до утра не станут обходить квартиры и будить народ, а то сразу хай поднимется. Оно им не надо. А я утром вернусь и мы свалим отсюда, слышь?
Абдрашитов слабо кивнул, с болью сглатывая сочащуюся из раны в горле кровь. Поморщившись, Останин прошел на кухню, достал из холодильника бутылку водки и, вернувшись в комнату, положил ее на диван рядом со стволом.
— Чтоб веселее ждать было. Горло продезинфицируй, что ли. Хэ зэ, вдруг поможет. А я скоро.
Останин снова выглянул в окно. К трем ментовским машинам добавилась четвертая, но менты стояли кучкой около «мазды».
Самое время валить.
Кротов с трудом разлепил глаза — веки слипались, а взгляд никак не хотел фокусироваться. Тело ныло, словно по нему проехались бетономешалкой. Поморщившись, Кротов попытался вспомнить, что было. В голове беспорядочными вспышками мелькали обрывки воспоминаний. Перекошенная от ярости рожа Останина. Кастет. Бита. Ключи Кротова. Кровь. Кротов поднял свою правую руку и скосил глаза, потому что при попытке поднять голову спина и грудная клетка едва не взорвались от боли. Крови на руке не было.
— Живой?
Голос Лазарева. Кротов скосил глаза на звук. Крохотная палата — грязная, зато одиночная. За окном сумерки говорили о том, что скоро рассвет. Лазарев сидел рядом. Встревоженный, хмурый и прокуренный Лазарев.
— Я в больнице?
— Помнишь, что было?
— Лучше бы не помнил…
Кротов замолчал, вдруг осознав, что у него жутко болит челюсть — каждое слово давалось с огромным трудом, приходилось преодолевать саднящую боль.
— Что со мной?
— Ничего страшного. Сломано одно ребро, трещины еще в трех. И в левой руке, плечевая кость. Они не успели тебя забить, вовремя подъехали менты.
— А что с башкой?
— Сотрясение. Но без кровоизлияния. У тебя крепкая черепушка, чувак.
В памяти всплыло испуганное лицо Ольги и его, Кротова, собственный голос: «Сейчас я отпускаю тебя, и ты бежишь со всех ног на улицу. Туда, куда ты смотришь, не в другую сторону, только туда куда смотришь! На улице ты кричишь, зовешь на помощь, звонишь в полицию».
— Ольга?
— Все в порядке. Хотя на второе свидание я бы не рассчитывал. Кобель из тебя никудышный, Санек.
Кротов хмыкнул, и тут же его грудную клетку пронзила адская боль — такая, что он застонал. Левый бок. Сломанное ребро.
— Есть новости?
— Они были на синей «мазде». Гайцы нашли ее во дворе на улице Дружбы. Пробили номер. Догадайся, на кого оформлена тачка?
— Дьяченко?
— Почти, но не совсем. ООО «Клин Зебра» или как там. Короче, тачка оформлена на его мойку. Это хорошая новость. Плохая — Дьяченко час назад был в третьем ОВД. Подал заяву об угоне «мазды». Прикинь, какая рожа ох… евшая.
— Это хорошая новость, — слабо возразил Кротов. — Никакого угона не было. А Дьяченко повесил на себя еще одну статью за ложную заяву.
В палату вошел Рогов. Кротов нахмурился при его появлении. Рогов тоже помрачнел, видя покрытое огромными синяками и ссадинами лицо Кротова, распухшую челюсть и содранную об асфальт щеку.
— Мда… Вскрытия еще не делали?
— Очень смешно, — буркнул Кротов. — Чего тебе?
— Поговорить.
— О чем?
— Обо всем. Кротов, угомонись ты. Гарин мне все рассказал.
— Трепло, — бросил Кротов.
— Они поимели не только тебя, помнишь? Это я почти 12 часов проторчал в фургоне. Ждал, как последнее чмо, когда похитители придут за бабками. А их никто и не планировал забирать. Спектакль от начала до конца. Черт.
Кротов промолчал, косясь на Рогова и гадая, зачем ему это нужно. Или в нем вдруг проснулась профессиональная солидарность, или он просто хочет разделить лавры, чувствуя, что дело почти расколото. А может быть, есть и другая причина — его на самом деле разозлили.
— Кротов, ты видел тех, кто на тебя напали?
— Останин и Абдрашитов, — отозвался Кротов.
— Уверен?
— А ты как думаешь? Одному из них я ключом кадык чуть не отковырял. Теперь у чувачка есть жабры.
Лазарев лишь хмыкнул в ответ, а Рогов кивнул:
— Молоток. Но на будущее лучше носи с собой ствол. Инструкции разрешают.
— Пока меня не выперли из ментуры, учту.
— Кротов, они бросили тачку во дворе дома номер три на Дружбы. Узнаешь адресок?
— С Дружбы угнали «Ниву», на которой они же похитили Щербакову.
— А эти двое неместные, так? Я думаю, что они не просто бросили там тачку. Я думаю, они оставили ее у себя во дворе. А «Ниву» угнали через четыре дома оттуда. Просто потому, что они не ориентируются в городе, а этот курмыш успели изучить. Так что они снимают хаты где-то там.
— Я тоже так думаю, — согласился Кротов. — Надо прочесать дома. Особенно дом номер три. Я не видел их тачки. А они были на своей. Так что после дела они просто оставили ее во дворе.
— Я послал туда несколько оперов. Утром начнем обход квартир. Кротов, мы этих упырей обязательно найдем. Они замочили двух баб… А потом напали на опера… Пацаны явно попутались по жизни.
Кротов кивнул. Помедлив, он произнес:
— Они не хотели гасить меня во дворе. Они хотели вырубить меня на входе в подъезд. Кастетом и битой. А потом затащить на хату и как следует покалякать. Они ищут бумаги Щербакова.
— Пи… расы, — процедил Рогов. — Это, Кротов… Я хотел сказать, ты по поводу Аксеновой был прав. Не обессудь, я не поверил сразу… Короче, я послал Лапина к ней домой. Замок вскрыт. Внутри все вверх дном. Они искали документы там. Не нашли, запаниковали. А от своих паханов они знают, что официально в деле нет никаких документов. До Щербакова уже дошли бы слухи, с его-то связями. Поэтому они решили поработать с тобой.
Кротов на секунду закрыл глаза, поняв, что было бы с ним самим, не отбейся он от отморозков во дворе. Его пытали бы, и делали бы это максимально жестко. Например, заклеили рот скотчем и дали себе волю. Его едва не передернуло от ужаса, мелькнувшего в недрах избитого тела.
— Что от меня нужно? — спросил Рогов. — Как вам помочь?
Поколебавшись, Кротов ответил:
— Дьяченко.
4
Лапин на своей машине встал в сотне метрах от автомойки, у заезда в гаражный массив. Захватив с собой бинокль, он сидел и наблюдал за пустынным зданием. Иногда из одного из боксов выходили скучающие мойщики — покурить и потрепаться. В окне второго этажа что-то промелькнуло. Взяв бинокль, Лапин увидел в окулярах Дьяченко — тот с тревогой косился по сторонам, осматривая улицу, затем исчез за шторой.
Нервничает, сукин сын.
К зданию автомойки подошла симпатичная девица с татуировкой на плече. С ухмылкой заглядевшись на ее задницу, Лапин едва не пропустил человека, вышедшего из открытых ворот бокса — его силуэт мелькнул за попой девицы. Наведя на него бинокль, Лапин замер.
Это был Останин.
Все это время он находился здесь, на мойке!
Лапин завел двигатель, гадая, что делать. Схватив сотовый, позвонил Рогову.
— Коль, клиент на мойке, слышишь? Он здесь! Сейчас вышел, уходит куда-то.
— Дуй за ним, он на первом месте. Мы подтягиваемся!
Лапин включил передачу и, съехав с обочины, покатил к мойке. Останин шел по тротуару. Когда Лапин проехал мимо автомойки, Останин исчез в дверях продуктового магазина на углу. Выругавшись, Лапин проехал мимо, развернулся около перекрестка — благо, машин почти не было — и медленно пополз назад.
Останин вышел из магазина с парой пивной бутылок в одной руке. Другой рукой он засовывал в карман толстый кошелек. Лапин машинально покосился на магазин — около вывески висела табличка «Банкомат». Останин двинулся назад.
Лапин проехал мимо Останина и вернулся к гаражам. Съехав в обочину у заезда в гаражный массив, обернулся. Останин подходил к автомойке. Лапин снова набрал Рогова.
— Клиент вернулся. Ходил в магазин, снять бабки в банкомате. Отвечаю, он валить собирается, а для этого нужен налик.
— Следи, чтобы никто не свалил, мы уже рядом.
Через десять минут на улице возникло оживление. Сначала подъехала машина Рогова, в которой сидели Рогов и двое оперов из их группы — она остановилась, не доезжая десяти метров до автомойки. А затем из-за угла показалась «Тойота» Гарина. Она направилась прямо к зданию автомойки. Медленно заползла в средний бокс, ворота которого были подняты. Узнав машину и водителя за рулем, вчерашний парень-мойщик удивленно поднял брови:
— Опять мыть? Она чище меня, э!
Но он ошибался. Потому что из машины помимо Гарина выскочили Лазарев и двое оперов с заднего сиденья. На всех были бронежилеты, в руках оружие.
— К стене! Полиция! Не двигаться!
Один из оперов ткнул опешившего парня носом в стену, остальные рванули вглубь автомойки. Одновременно к зданию подлетела машина Рогова, и он с двумя операми в бронежилетах рванули к задним дверям.
Гарин и Лазарев ворвались в коморку администрации, где Валя пыталась разорвать рабочую тетрадь, куда записывает номера машин клиентов. При виде Гарина она остолбенела.
— Полиция! Дай сюда! Тетрадь, сказал!
Лазарев вырвал тетрадь у Вали, но она, даже не заметив этого, пораженно глазела на Гарина.
— Ты…?
Гарин отвел глаза.
Когда Рогов и его опера подбегали к задней двери, оттуда кубарем выкатился удирающий Останин. В его руке была монтировка. При виде оперов он швырнул монтировку в них и резко рванул в другую сторону.
Монтировка попала в лоб одному из оперов, от удара двухкилограммовым куском металла тот рухнул на землю. Рогов дважды выстрелил в воздух, проорав:
— ЛЕЖАТЬ!
Останин машинально пригнулся, прикрыв голову руками, и продолжил бежать. Но этого замешательства хватило Рогову и второму оперу, чтобы с разбегу прыгнуть на него и, повалив на землю, заломить руки.
— Мужики, я просто работаю здесь, — захрипел Останин, но получил мощный удар коленом в бок и захлебнулся воздухом.
Когда Лазарев и двое оперов ворвались в кабинет Дьяченко, в центре комнаты в пластиковой урне ярким пламенем полыхали документы. Лазарев ногой опрокинул урну и, схватив с вешалки кожаную куртку Дьяченко, принялся тушить огонь. Дьяченко же сразу вскинул руки и плюхнулся на колени:
— Я не сопротивляюсь, — процедил он.
Пока Останин хрипел, пытаясь восстановить дыхание, Рогов быстро обыскал его карманы. Толстый кошелек с кучей денег, которые едва умещались внутри, сотовый телефон и ключи от квартиры.
— От куда ключи?
Останин молчал. Схватив его за волосы, Рогов дернул голову на себя и рявкнул:
— От куда ключи? Хата на Дружбе?
По мелькнувшему на лице Останина смятению Рогов понял, что он прав.
Первый глоток водки прямо из горла обжег раненые ткани так, что Абдрашитов, сжав зубы, затрясся, колотя себя затылком по стене, а из глаз непроизвольно хлынули слезы. От боли он готов был разорвать собственную глотку на куски. Но спирт сделал свое дело, спиртное частично прижгло рану. Когда цунами огня в глотке стало затихать, Абдрашитов сделал еще пару глотков.
А потом он прикончил всю бутылку. Алкоголь заглушил боль. Глядя на свою шею в зеркале ванной, Абдрашитов видел, как струйки крови сочатся из узкой раны, напоминающей замочную скважину от ключа, вмонтированную прямо в его шею, но воспринимал это иначе. Как забавный фильм с 3D эффектом. Словно все это происходило не с ним. Абдрашитова шатало, и, выходя из ванной, он едва не грохнулся на пол.
— Стоять…
Добредя до окна, он выглянул на улицу.
Полицейских машин не было. Но он чувствовал — это плохая новость. Окинув мутным взглядом двор, Абдрашитов вычислил двоих мусоров в штатском, они топтались на детской площадке, косясь на дом, один говорил по телефону.
Опрос жильцов наверняка идет полным ходом. А значит, они скоро придут и сюда.
Взяв ствол, Абдрашитов сунул его за пояс. Вся футболка была в крови. Выматерившись, Абдрашитов нашел в ящике чистое полотенце. Окровавленное швырнул в лужу омерзительной красной рвоты на полу. В прихожей натянул куртку — так кровь на футболке будет малозаметной.
А потом нетвердым шагом он вышел из квартиры.
Двумя этажами ниже он слышал голоса. Различил мужской, который спрашивал:
— А вы не знаете, кто-нибудь из ваших соседей квартиру не сдает?
Мусора. Двумя этажами ниже! Совсем рядом.
Абдрашитов нажал кнопку лифта и припал к стене. Правой он зажимал полотенце у перевязанной тряпками шеи. Посмотрел на полотенце. Небольшое пятнышко крови уже было. Значит, кровь все еще идет. Сука… Когда открылся лифт, Абдрашитов буквально упал в него. Нажал кнопку верхнего этажа.
Когда лифт остановился, Абдрашитов выполз на лестничную площадку, прислушиваясь. Наверх никто не бежал. А сталь «ТТ» за поясом и спиртное внушали уверенность. Благодаря водке его не трясло, и сочащуюся из раны кровь, которая западала в горло, он сейчас мог спокойно сглатывать. Абдрашитов поплелся к ступенькам, ведущим на крышу.
Дверь была открыта — Останин вскрыл замок. Спасибо, сука, подумал Абдрашитов. Он не вернулся. Абдрашитов знал, что он не вернется. Крыса. Когда они встретятся снова, кому-то выпишут конкретную предъяву.
Абдрашитов, зажав полотенце у кровоточащей и саднящей раны на шее плечом и стараясь придерживаться за стену, зашагал наверх и выбрался на грязную, покрытую пометом крышу.
Останин хотел уходить через последний подъезд. Спотыкаясь, Абдрашитов побрел по крыше. В глазах двоилось. Вдруг Абдрашитов едва не отключился. Его занесло, и он упал, ударившись грудью о что-то твердое. Встряхнув головой, он в ужасе увидел под собой бездну. Абдрашитов валялся на краю крыши, свешиваясь с высоты в 12 этажей.
Откуда-то взялись силы. Отскочив, он быстро дошел до последней двери вниз. Замок был сломан. Спасибо еще раз, сука Останин.
В подъезде была тишина. Абдрашитов спустился на лифте на первый этаж. На полотенце уже было пятно крови размером с голову. Пока лифт, громыхая и трясясь, полз вниз, Абдрашитов сложил полотенце сухой стороной наружу и снова прижал к шее. Хотел сплюнуть кровь, но изо рта она просто вылилась. Матерясь себе под нос, Абдрашитов рукавом вытер окровавленный рот — и шагнул из лифта.
Около подъезда, спиной к двери, стоял хмырь, от которого за версту несло мусором, хоть он и был в гражданском. Завалить его? Прибегут другие. А у него всего 8 патронов…
А потом Абдрашитов увидел за своей спиной дверь в подвал. И, не поверив своему фарту, пьяно ухмыльнулся. По щеке поползла струйка крови изо рта, но он этого даже не заметил. Дернув дверь на себя, он шагнул в подвал.
Когда из подъезда донесся какой-то звук, опер из ОВД № 4 обернулся, а рука машинально потянулась к кобуре с табельным стволом. Никого. Прислушался — тишина. Сев на лавочку, он закурил. Когда опер убирал сигареты в карман, то уже забыл о странном звуке из подъезда.
Благодаря лучикам света, сочащимися в подвал из слуховых окон, здесь было почти светло. Абдрашитов направился к противоположной стене. Споткнувшись обо что-то, едва не рухнул. Машинально выставил обе руки перед собой. Полотенце упало на грязный, никогда не убиравшийся пол подвала. Матерясь, Абдрашитов кое-как вывернул его другой стороной наружу и опять прижал к горлу.
Одно из окон было прикрыто лишь фанерой. Абдрашитов дернул ее на себя. Фанера с треском отошла. Абдрашитов выглянул из окна и понял, что он добился своего. Перед ним был пустынный тротуар, а в 10 метрах впереди по дороге ехали, ни о чем не подозревая, резвые машины.
Нет, мусора, мы еще повоюем!
Выползающего из подвала типа в грязной одежде с пятнами крови и красной от крови тряпкой, обмотанной вокруг шеи, не видел никто. Пошатываясь, держа полотенце у раны правой рукой и периодически проверяя пистолет за поясом левой, Абдрашитов поковылял к проезжей части.
И снова ему повезло. Когда он вскинул руку, голосуя у обочины, перед ним почти сразу тормознуло такси. Водитель, с изумлением глядя на незнакомца, выдохнул:
— Парень, что с тобой такое?!
— В больницу, — прохрипел Абдрашитов, плюхаясь на заднее сиденье.
— Что? — на лице таксиста промелькнула тревога, когда он разглядел красную и мокрую от крови тряпку на его шее. — Парень, а ты того… тут не помрешь? Слушай, может, «скорую» тебе вызвать?
Пристрелить бы тебя, сука. Но это будет большой ошибкой.
Грязными пальцами Абдрашитов нащупал в кармане купюру и протянул водителю.
— В больницу.
Наглотавшись лекарств, Кротов почувствовал, как болеутоляющие постепенно растворяют боль, размывают ее. Теперь пораженные участки его тела чувствовались распухшими заплатками, которые мешались и ныли, но не вызывали такой адской боли, как раньше. А еще он, вспомнив свой первый перелом ребер 10 лет назад, научился дышать менее глубоко, но чаще. Поэтому Кротов заявил врачу, что ему нужны его вещи.
— Какие вещи? Я не могу вас выписать! Вам нужно поставить корсет, чтобы…
— Черт, мне просто нужны мои вещи. Телефон. Сигареты.
— Послушайте, как вас, — доктор сверился с карточкой, — Александр Николаевич. В больнице нельзя курить. А выходить на улицу я бы вам не советовал.
Черта с два, подумал Кротов.
Когда Рогов и Лазарев примчались к дому № 3 на улице Дружбы, местные опера заявили, что они обошли половину квартир дома. У каждого подъезда дежурят сотрудники, поэтому дом блокирован — подозреваемые или не появлялись здесь, или находятся внутри. Знать бы только, в какой квартире.
— Мы знаем, в какой они квартире, — буркнул Лазарев, двигаясь к пятому подъезду.
Спецназ появился через пять минут, когда лестничная площадка перед квартирой преступников была наводнена вооруженными операми в бронежилетах. Не таясь, группа бойцов в полной боевой выкладке рванула по лестнице на нужный этаж.
Дверь была железной, кувалда не поможет. Пришлось вскрывать замок по старинке, ломом. Металлической была только дверь, но не косяки и коробка, поэтому под натиском двух бойцов древесина с отчаянным хрустом треснула, разбрызгивая щепки в стороны.
— Готово!
Лазарев распахнул перед бойцами дверь, и те с автоматами наизготовку рванули внутрь.
— Чисто.
— Чисто.
— Чисто.
— Е… ные падлы, — прорычал Рогов, когда они с Лазаревым вошли внутрь. — Как он умудрился свалить с дыркой в глотке?
В гостиной Лазарев обнаружил подсыхающую лужу из крови и рвоты на полу, в ней валялось заляпанное кровью скомканное полотенце.
— Твою мать… Перегаром прет, чувствуете?
Выйдя он обнаружил дверь в другую комнату. Это была спальня. Лишь зайдя внутрь, Лазарев понял, где он находится.
Заклеенное газетой окно. Никакой мебели, лишь грязный матрац на полу. Рядом вонючее, смердящее ведро и заляпанная табуретка. На трубе, ведущей к батарее, висели наручники, пристегнутые одним браслетом. А в углу комнаты была кучка продуктового мусора — упаковки от чипсов, контейнеры от китайской лапши и прочее — вокруг которого вились мухи.
— Что здесь? — в комнату заглянул Рогов.
— Тюрьма, — подавленно буркнул Лазарев. — Видишь браслеты на трубе? Здесь держали Щербакову.
Рогов, мрачно осматривая комнату, грязно выругался.
— Табуретка. Это был ее стол. Ее даже кормили, суки.
— А ведро ее туалет, — хмуро добавил Лазарев. — Г. ны. А ведь она все это терпела. Надеялась, что ее отпустят…
А потом он увидел кое-что любопытное на подоконнике.
— Рогов, смотри.
Это был снимок Аллы Щербаковой. Улыбаясь, она позировала фотографу на фоне своего красивого красного «БМВ».
Кротов доковылял до приемного покоя. Если не горбиться, а выпрямить спину, то вся нагрузка пойдет на позвоночник — и тогда, с учетом болеутоляющих таблеток, Кротов чувствовал себя вполне сносно. В коридоре он встретил Катю Лазареву в белом халате, которая катила из перевязочной тележку с медицинскими инструментами.
— Ваши вещи я отдала Мише, еще ночью. Телефон, кошелек. Так что все в порядке.
— А сигареты?
— Кажется, не было никаких сигарет. Я не видела.
— Санитары из «скорой» вытащили, — Кротов был в ярости. — Вот молодцы, а!
— Фельдшеры, а не санитары.
— Как угодно. Слушайте, Кать, вы не можете мне купить…? Здесь где-нибудь есть магазин? Муж вам отдаст деньги. Раз мой лопатник у него.
— Вот сейчас все бросила и побежала за сигаретами, — раздраженно буркнула Катя. — Саша, я тут работаю, понимаете? И так разрываешься…
Словно в доказательство ее слов к Кате подбежала медсестра.
— Кать, парень пришел с проникающим в шею, большая потеря крови! Дуй в смотровую, я вызываю хирурга.
Медсестра побежала дальше. Катя, демонстративно посмотрев на Кротова — мол, вот видишь! — быстро двинулась по коридору, оставив тележку. Кротова, хмуро косящегося ей вслед, передернуло от жгучей боли в спине. Чтобы не упасть, он схватился за тележку и задержал дыхание.
Боль отпускала. Но это означало, что обезболивающее перестает действовать. Паршиво.
А потом Кротов, меняясь в лице, посмотрел туда, куда быстро ушла Лазарева. «Парень пришел с проникающим в шею, большая потеря крови». Проникающее ранение в шею. В голове короткой вспышкой мелькнули события прошлой ночи. Кротов со всей силы вонзает ключ в шею нападавшего, чувствуя, как полоска стали пробивает мягкие ткани горла…
Тележка. Кротов взялся за нее обеими руками, почти повиснув на ней — у него кружилась голова — и побрел по коридору вслед за исчезнувшей за одной из дверей Катей Лазаревой.
В нескольких метрах перед ним на стене был закреплен противопожарный щиток со смотанным в бухту рукавом и огнетушителем.
Бледный Абдрашитов сидел на кушетке крохотной комнаты, зажимая полотенцем рану на шее. Врач говорил по телефону, тревожно оглядываясь на него:
— Да, открытое проникающее… С повреждением сосудов, так что давайте заявочку в банк… Я могу провести первичную обработку раны по общим правилам, но восстановление целости за вами. Скорее всего, нужна будет гастростомия… Сергеев там? Может, пусть он подойдет, посмотрит?
— Быстрее уже сделайте что-нибудь, — простонал Абдрашитов, чувствуя, что скоро отключится. Его снова начинало мутить, а картинка перед глазами плыла и расплывалась.
Катя ножницами осторожно разрезала тряпку, которой была обмотана шея. Тут же из-под полотенца с новой силой хлынула кровь. Катя, вздрогнув от неожиданности, отскочила:
— Мама! Почему вы сразу скорую не вызвали?
Абдрашитов едва не рухнул с кушетки, но удержался на месте. При этом футболка задралась, обнажив рукоятку пистолета. Катя вскрикнула и тут же оцепенела, закрыв рот ладонью.
— Остановите кровь, пока я не помер прямо здесь, — прохрипел Абдрашитов, с трудом сглатывая сочащуюся из раны кровь. Катя попятилась назад. Увидев ее лицо, Абдрашитов сразу все понял — и выхватил пистолет, направив ее на Лазареву:
— Куда собралась? Стой. Эй, ты, в халате, трубку положи!
Кротов, держась за тележку, слышал это. Покосился по сторонам, борясь с болью. Вокруг только женщины: пожилая дама с пакетами для близкого, лежащего в больнице, бредущая мимо санитарка с ведром, мелькающая у поста медсестра.
Кротов снова посмотрел на щиток с огнетушителем.
В смотровой, бледнея при виде направленного на него пистолета, врач выполнил приказ вооруженного человека. Волна адреналина, хлынувшего в кровь, вселила в Абдрашитова второе дыхание.
— Молоток. А теперь заштопай меня по-быстрому! Не надо никого звать!
— Но я не хирург, — пролепетал врач.
— Мне по… ть, ты врач! Останови кровь! Ты, сучка, куда пятишься? Отошла от двери!
— Не стреляйте, мы все сделаем, — пролепетала Катя, отступая подальше от двери.
В этот момент дверь распахнулась, и в комнату ввалился потный от напряжения и боли Кротов, с трудом удерживая в руках огнетушитель. Абдрашитов, хрипя, наставил на него пистолет — и одновременно с выстрелом, который прогремел оглушительно в замкнутом пространстве, мощная струя пены из огнетушителя хлынула в лицо Абдрашитову.
— ОХРАНУ! — так громко, как мог, проорал — точнее, прохрипел — Кротов, и адская боль в грудной клетке заставила его скрючиться. Рыча от ярости, которая лишь подхлестывалась невыносимой болью, Кротов швырнул огнетушитель в залитого пеной хрипящего Абдрашитова. А затем прыгнул на него, сбивая с ног и издавая хрюкающий вой от раздирающей грудную клетку боли.
Визжащая Катя и спотыкающийся от волнения врач испарились из кабинета. Кротов так крепко, как мог, схватил руку Абдрашитова с пистолетом за запястье. Схватил обеими руками и отвел максимально от себя. Рука дергалась от каждого выстрела. А в глазах Кротова взрывались яркие вспышки, он был на грани отключки, Кротов даже не мог хрипеть. Все, что он чувствовал — адскую боль, пронизывающую его тело, такую, словно кто-то воткнул в него копье и проворачивал, наматывая внутренние органы на наконечник, и свои руки, сжимающие запястье Абдрашитова.
Абдрашитов стрелял, хрипя, что есть сил, барахтаясь и пытаясь спихнуть с себя Кротова. Пули разнесли окно и срезали штукатурку с потолка над ними, которая посыпала барахтающихся на полу людей. Выстрелы не считал никто.
Кротов получил удар коленом в бок. В тот самый бок, где в воспаленных тканях пылали обломки его ребра. Кротов взвыл и тут же вдруг понял, что сознание стремительно покидало его. Он отключится прямо сейчас! А тогда…
Собрав остаток сил, издав какой-то хлюпающий рык, Кротов обхватил правой рукой ствол пистолета. Ладонь закрыла выбрасыватель для гильзы в затворе «ТТ», и следующего выстрела просто не последовало.
А потом Кротов, уже не видя ничего перед собой, кроме накрывающей его тьмы, резко выкрутил пистолет, ломая зажатый в спусковой скобе указательный палец Абдрашитова. Что есть сил ударил Абдрашитова рукояткой «ТТ» — и отключился.
Когда в смотровую вбежали охранники с дубинками, Кротов, распластавшись на полу в луже мутной пены, был без сознания. А Абдрашитов бился в предсмертной агонии, издавая жуткие хрипы. Удар Кротова пришелся по ране, окончательно разрывая воспаленные и хрупкие после первой травмы ткани и сосуды. Кровь стремительно заполняла дыхательные пути, брызгала изо рта, из раны в горле, из носа. Абдрашитов, выкатив красные глаза, конвульсировал и хрипел, заливаясь кровью, еще несколько секунд — пока не затих.
5
Строить из себя крутого бандита, которому нипочем менты, Дьяченко не собирался. В свое время он провел два месяца в СИЗО, но от тюрьмы бог его миловал — по приговору он получил условный срок. Но двух месяцев в забитой зеками камере ему вполне хватило, чтобы понять, что на нары он хочет меньше всего в жизни.
— Мы можем договориться?
— Что ты предлагаешь?
— Я хочу условку. И тогда я скажу все.
— Ты и так скажешь все, — буркнул Лазарев. — А потом напишешь все. И, если тебе повезет, суд это учтет как смягчающее обстоятельство.
— Так не пойдет.
— Ты не в том состоянии, чел, чтобы условия ставить.
Дьяченко лихорадочно соображал.
— Послушайте… На мне нет крови. Понятно? Я просто вел свои дела. Работал с Щербаковым, который мне… Ну, типа консультировал меня.
— Как отмыть бабки. Мы в курсе. А ты в обмен вызвал для него двух корешей из Самары, чтобы они замочили его жену.
— Я не знал, для чего они нужны, — выпалил Дьяченко. — То есть я не тупой и… мог догадаться… но прямым текстом мне никто об этом не говорил.
— Так ты у нас белый и пушистый? Прям пекинес?
Дьяченко сжал зубы и на секунду закрыл глаза.
— Он сказал, что нужны люди для работы. Типа нужны правильные и надежные парни, которые не очканут и все сделают, как надо. И чтобы не наркоманы были, потому что шаровым доверять нельзя. Сказал, что хорошо заплатит им за работу. Я все сделал. Вызвал Руслика и Дэна из Самары.
— Абдрашитова и Останина?
Дьяченко кивнул.
— Я нашел им хату на Дружбе. Купил им телефоны. А потом дал их номер Щербакову. И потом они сами уже все мутили. Конечно… конечно, я узнал потом, для чего они понадобились, для какой работы… Но это было уже потом.
— Когда потом?
— Когда они сделали дело. Убили ее. Мне Дэн сказал.
— Допустим. Но когда прижало, они побежали к тебе, а не к Щербакову.
— Ясен хрен, ко мне! Щербаков их сразу послал. Сказал, вам типа Костян заплатит. А мы мол с ним потом по-свойски рассчитаемся. Он не хотел с ними видеться, оно ему надо? Он же адвокат. Вдруг у них микрофон уже под одеждой будет и все такое…
— Напасть на опера? Убить Аксенову и обыскать ее квартиру? Щербаков эти приказы тоже лично им отдавал?
Бледнея и теряясь, Дьяченко выкатил на Лазарева изумленные глаза.
— Напасть на… кого?
Гарин и Рогов кололи Останина. Тот избрал другую тактику. После условки за наркотики, которую они несколько лет назад, он уже успел отсидеть три года за кражу, и жуткого страха перед зоной у Останина не было. Узнав, что Абдрашитов мертв, Останин решил минимизировать свое участие в деле, свалив основную работу на подельника.
— Моя работа была маленькая. Я просто угонял тачки, чтобы Руслик мог сделать все остальное. Можете проверить, у меня срок за кражу мотора. Я в автосервисе работал несколько лет и в этих темах секу.
— Угнал — и все?
— Ну… типа ага.
— В похищении Щербаковой ты не принимал участие?
Останин помедлил с ответом, пытаясь как можно быстрее вспомнить, как все было на самом деле и что у ментов может быть в рукаве.
— Затаскивал ее в машину Руслик. Я был за рулем.
— А говоришь, просто угонял тачки.
— Так бабу забрать нам ее собственный муж сказал, — Останин изумленно развел руками, — потом мы должны были вернуть ее! И все дела!
— Почему же не вернули?
Снова заминка. Останин лихорадочно пытался вспомнить, на чей телефон поступила команда.
— Мне… эээ… Мне на трубу позвонил этот мужик. Адвокат.
— Щербаков?
— Ну да. Попросил к телефону Руслика. Они потом о чем-то педалили, я не слышал. Потом Руслик, как стемнело, вытащил бабу и потащил вниз, к тачке. Ну, рот ей заклеил, все дела, чтобы не орала… Я говорю — ты куда ее? А он такой — типы куда надо. Я только потом узнал, что он ее завалил.
— То есть, та «Нива» — это Абдрашитов загрузил туда женщину, вывез ее на окраину и перерезал ей глотку? Тебя там не было?
— Ага, а я че говорю?
Гарин и Рогов переглянулись. Рогов кивнул. Поднявшись, Гарин подошел к Останину.
— Обувь покажи.
— Че?
Не повторяя вопроса, Гарин быстро склонился, схватил за лодыжки правую ногу Останина и резко дернул вверх. С воплем Останин рухнул на пол и захрипел от боли. Гарин посмотрел на подошву его ботинка, показал его Рогову.
— Зацени.
— Сорок второй размер, — кивнул Рогов. — Рисунок тот же самый.
— Г…н, у тебя проблемы, — сплюнул Гарин, отшвыривая ногу барахтающегося на полу Останина.
Через час задержанный, у которого изъяли кроссовки и отправили на экспертизу в лабораторию, начал говорить все.
— Как Кротов?
— Делают операцию, Егор Ильич. Выжить-то выживет, тут вопросов никаких, а вот долго проваляется в больнице или нет, пока неизвестно.
Шевелев кивнул. Сидящий напротив Хомич, кашлянув, положил перед Самим Лично фото Щербаковой на фоне красного «БМВ», запечатанное в полиэтилен.
— Посмотрите, Егор Ильич.
— И что? — Шевелев непонимающе взглянул на фото. — Я уже видел этот снимок. Щербаков его нам привозил, когда его жену… когда был тот спектакль.
— Только это другая фотография, товарищ полковник. Ее нашли на съемной квартире у исполнителей. Да, это такой же снимок, как и тот, который нам дал сам Щербаков. И на этой фотографии его пальцы. Фото из семейного архива, так сказать. Видимо, ему этот кадр очень нравился. Так что… это лишняя доказуха на самого Щербакова.
Шевелев нахмурился. Не зная, о чем думает Сам Лично, Хомич добавил:
— Плюс десятки звонков между ним и исполнителями. Все звонки были сделаны со второго сотового телефона Щербакова. Он не говорил нам об этой трубе, когда мы ставили его телефоны на прослушку. И плюс показания организатора и исполнителя. Так что у нас полная доказуха, Егор Ильич.
— Твою мать, а… — буркнул Шевелев. — Теперь начнется. Хотя уже началось. Мне Прокопов сейчас звонил из главка. Требует срочного доклада.
— Вам есть, что докладывать.
— Да уж, есть, — снова буркнул Шевелев, всем своим тоном давая понять, что предпочел бы сказать «Лучше бы не было». — Щербаков поднимет все свои связи, чтобы отмыться.
— Связи помогают, когда ты в шоколаде, а не на нарах, — заметил Хомич.
— А мы с тобой в шоколаде, Вить?
— Думаю… Думаю, вполне себе так.
Хомич улыбнулся. Хмыкнув, Шевелев тут же вздохнул.
— Берите его. Только деликатно, без перегибов. Со следаком, чтоб потом ни к чему нельзя было подкопаться.
Шевелев не знал, что уже несколько часов группа оперов — сразу после того, как Лазарев по телефону доложил о найденном фото Щербаковой и об исчезновении Абдрашитова из их логова на улице Дружбы — следила за адвокатом. Утром он отправился в офис, но вскоре поспешно выехал оттуда и направился домой. А через два часа он с чемоданом и плотно набитой сумкой через плечо спустился во двор, где больше недели назад нанятые им молодчики похитили его жену, загрузил сумки в багажник и рванул в сторону Загородного шоссе. Когда его автомобиль миновал развязку и выехал на ведущую в сторону аэропорта трассу, следующие позади опера позвонили Хомичу.
— Виктор Борисович, он в аэропорт едет.
— Продолжайте. Я предупрежу линейщиков.
Когда Щербаков прибыл в находящийся почти в 20 километрах от города аэропорт, он свернул на платную стоянку. А затем с сумкой и чемоданом направился к зданию аэропорта, но не к центральному входу — Щербаков направлялся в бизнес-зал, имевший отдельный вход с площади перед аэровокзалом. Минимум досмотра и максимум комфорта.
Расположившись в уютном зале ожидания на мягком кожаном диване, Щербаков заказал кофе и коньяк. Проглотив 50 грамм коньяка, почувствовал, как тепло расплывается по телу, гася волнение, как это делает дождь с зарождающимся от брошенной кем-то спички пожаром. Отодвинув кофе, Щербаков заказал еще коньяк.
За билеты пришлось доплатить, но это того стоило — Щербаков попадал на ближайший рейс в Салоники. Оттуда трансфером можно было отправиться на Кипр, где Щербакова ждал его оффшорный счет. Последние четыре года на этом счету оседали все транши от Татула и Дьяченко — его доля от маленького бизнеса по торговле серым порошком.
Улыбчивая девушка из буфета бизнес-зала принесла коньячную рюмку и блюдце с лимоном. Щербаков, нервно оскалившись ей в ответ, только взялся за рюмку, когда в зал вошла группа людей.
Впереди шел Хомич, позади следователь СК в штатском, несколько оперов в бронежилетах и двое постовых из ЛОВД аэропорта. Один из оперов нес перед собой включенную видеокамеру, объектив которой был нацелен на Щербакова. Адвокат, цепенея, едва не выронил рюмку, но справился с собой и поставил ее на стол.
— Петр Иванович?
— Что вы здесь делаете?
— А вы сами как думаете?
Хомич кивнул операм, которые подошли к Щербакову и, взяв его под руки, заставили встать. Следователь СК тем временем отдавал приказы:
— Заверните его багаж, я пока подготовлю протокол об изъятии. Понятых уже нашли? — ведите.
Щербаков хотел до последнего держать марку и заявить во всеуслышанье, как менты пожалеют о том, что связались с ним, но слова застряли в горле.
После операции Кротов обнаружил, что ему вернули телефон. Но звонить кому-либо у него не было сил.
Кротов и врачи не были точно уверены, что послужило причиной новым переломам — падение на пол или удары Адбрашитова в корпус оперу. Но, когда бесчувственного Кротова доставили на рентген, отказалось, что у него сломаны уже три ребра. Осколок одного из них воткнулся в легкие, осколок другого — в мягкие ткани живота. Поэтому Кротова срочно отправили на операцию. Убрав кровотечения и сняв, насколько можно, воспаление, хирурги восстановили структуру грудной клетки, соединив осколки, как детали конструктора, после чего заштопали разрезы и наложили Кротову гипсовый корсет, чтобы зафиксировать хрупкие и норовящие развалиться осколки костей в нужном положении.
На вторые сутки Кротов начал вставать. Благодаря опоясывающему его ребра гипсу он мог пусть сдавленно, но дышать, но главное — Кротов был затруднен ровно в тех движениях, которые до операции вызывали у него боль. Поэтому, побродив по коридорам отделения, уже вечером Кротов предпринял мужественную попытку выбраться из здания.
Через несколько дней к нему заехали отец и сын Пешковы. Кротов спустился вниз и встретил их на лавочке аллеи перед отделением. Стас привез сигареты (наконец-то хоть кто-то сообразил!). Кротов курил осторожно и не затягивался, помня о заживающей ране в нижней части правого легкого.
— И сколько ребер у тебя сломаны?
— Три. Еще в трех трещины, — Кротов невесело усмехнулся. — Забавно, кстати. Та убитая, Щербакова. Ей в свое время тоже три ребра сломали.
— Карма, дядь Саш, — вставил Пешков-младший.
— Не знаю насчет убитой, а тебе нехрен было со всей дури на пол плюхаться, — отметил Пешков-старший.
— Тебе хорошо говорить. Ты если и плюхнешься, у тебя жировая прослойка в метр толщиной — ничего не почувствуешь.
Пешков был одной комплекции с Кротовым, но в их бытность напарниками Пешков раздобрел во время отпуска, и с тех пор Кротов заклеймил его толстяком. Зная об этом, Володя засмеялся.
— А ты чего, Вован? — Кротов покосился на его форму. — Как дела? Я смотрю, жетон прицепил. Никак в патруль вернули?
— Вернули, второй день сегодня, — довольно кивнул Володя.
— Поздравляю. Это тебе за твой подвиг?
— Какой там подвиг, — буркнул Пешков-старший. — Они там охренели все, уроды. Проверка еще идет. Думают, заводить на него дело или нет.
— Шутишь? Какое к черту дело?
— У них спроси. Хотят халатность пришить. Постовой должен быть бдительным. А при начале стрельбы сначала производить предупредительный выстрел, а только потом стрелять на поражение. Ты не знал?
— Хорошо, что у меня тогда ствола не было, — покачал головой Кротов. — Когда на меня напали. Уроды, ведь точно статью бы пришить попытались… Вован, ну ты держись, что ли.
Пешков-младший кивнул.
— Александр Николаич, если все-таки решат меня раком поставить и выпереть из полиции… Может, вы поможете? В смысле, возьмете к себе в группу? У вас же там… ну, отщепенцы одни как бы. В смысле официально. Ну вот будет четыре отщепенца, а не три.
Кротов засмеялся, но тут же закашлялся и застонал от боли в боку.
— Твою мать, как достало меня все это… Почему у них нет этой кнопочки с болеутоляющим, как в кино показывают? Я бы только на нее и нажимал все время.
— Вот поэтому и нет, — хмыкнул Пешков-старший. А Володя продолжал смотреть на Кротова, ожидая ответа. Кротов кивнул.
— Володь, если тебя из ППС попрут, я попробую забрать тебя в подвал, к нам. Если нас самих, конечно, к этому времени из ментуры не попрут.
— Вы же сделали все, чего от вас хотели, — возразил Стас.
— Я уже почти неделю здесь валяюсь. А от начальства полная тишина. Так что я не сильно обольщаюсь.
Лазарев тоже не обольщался. К ним в подвал никто сверху не заходил. Единственной приятной новостью на работе было то, что в столовой и коридорах окружного управления больше никто не хмыкал им вслед. И это немного льстило. Но опера хотели большего.
А вот дома у Лазарева все изменилось. После сцены с истекающим кровью Абдрашитовым, который целился ей в лицо, Катя была в глубоком шоке. Шок только усилился, когда она узнала, что этот человек был причастен к смерти двух женщин. Но ее спас болезненный и обессиленный Кротов. Это заставило Катю пересмотреть отношение не только к приятелям мужа, которых в душе презирала, но и к самому мужу, которого — чего греха таить — всегда считала тряпкой. Возможно, это был посттравматический синдром, который скоро сойдет на нет, но пока Лазарев был для Кати воплощением оплота и защиты.
— Дали, — буркнул Лазарев, вручая Кате деньги. — Как и обещали.
— А чего недовольный такой?
— Ты посмотри, сколько. Премия… Уж тогда назвали бы как-нибудь по-другому. Например, «на жвачку».
— Не расстраивайся.
— Так что борода твоей маме с балконом. А Витальке с рюкзаком.
— Зато мы можем потратить деньги на себя, — ободряюще улыбнулась она. — Может, сходим куда-нибудь?
— Что?
— Почему нет? Мы с тобой лет десять никуда не выбирались. Работа-дом, дом-работа… В ресторан или кафе, может, а?
— Тебя тот урод со стволом по голове не ударил случаем? — не удержался Лазарев.
Катя вспыхнула и уже готова была ответить ему недвусмысленной крепкой репликой, но сдержалась и заставила себя взять его за руку.
— Если не хочешь никуда идти, я могу попросить маму переночевать у подружки. А Виталя как раз у одноклассника остаться уже недели две собирается. А мы с тобой… Как думаешь?
Если это был результат удара по голове — Лазарев готов был колотить жену по макушке хоть ежедневно.
Получил премию и Гарин. Учитывая, что это были дополнительные деньги, он отдал их отцу, чтобы показать Гарину-старшему, что он иногда возвращает долги. На работе была смертная скука, если не считать ежедневные допросы гопников теперь уже Промышленного района, где после дня рождения местного наркомана какая-то неадекватная толпа снова побила фонари в местном парке. Третий случай за месяц — и опять в другом районе. Остальные новости на работе внушали Гарину только самые невеселые мысли. Потому что новостей не было. И Гарин ждал дня зарплаты, чтобы окунуться в среду, где привык забывать о своей тоскливой и в целом никчемной жизни подвального опера из «группы проклятых» — в ночную жизнь. А в клубах Гарин не был давно — для привыкшего кутить Антона это было даже слишком давно. Приняв душ и сунув в карман кошелек, он собрался выходить из дома, когда у него зазвонил сотовый. Ответив, Гарин с удивлением для себя услышал голос Веры.
— Привет. Узнаешь?
— Конечно.
— А ты чего пропал?
— Да… занят был, в общем. Ну знаешь, по работе.
Гарин вдруг вспомнил, что не собирался рвать с Верой, которая ему помогла и вообще оказалась интересной девушкой, не такой, как многие другие. Но после свидания с администраторшей автомойки Дьяченко и последовавших за этим событий Гарин понял, что звонить Вере причин нет. Ведь она сама за это время даже не попыталась с ним связаться.
— Я видела по телевизору. Там в новостях какой-то упырь в форме все эти фирмы называл, которые мы с тобой тогда обсуждали… Помнишь?
Упырь в форме. Пресс-секретарь УВД города действительно смахивал на упыря. Гарин усмехнулся.
— Было дело… Вер, ты извини. Там у друга проблемы были, поэтому я не звонил.
— Что делаешь? Хочешь встретиться?
— Да, почему бы и нет. За тобой куда заехать?
Гарин почему-то обрадовался. Для него это было в новинку, и он пока не хотел думать, что бы это значило. Но Гарин обрадовался.
В самом отвратительном состоянии была личная жизнь Кротова — потому что у него ее не было вовсе. Но что-то сдвинулось и здесь. Он узнал об этом, когда, услышав от медсестры, что к нему посетитель, спустился вниз. Там его ждала робкая Ольга.
— Вы?
— Мы на ты, забыл?
Кротов не забыл. Он не был уверен, что после «шедеврального» завершения их первого и последнего свидания какие-то договоренности еще действуют. Валяясь в больнице, Кротов часто вспоминал Ольгу. Но подумать не мог, что увидит ее так скоро.
— Что вы… ты здесь делаешь?
— Вот, передачку принесла.
Ольга сунула ему в руки пакет с дежурным набором из апельсинов, бананов и сока.
— Спасибо, — улыбнулся Кротов. — Постараюсь съесть. Меня выписывают через два дня. Сказали сегодня на обходе.
— Я заходила к тебе на работу. Там был тот молодой парень, с татуировками на руке. Он сказал, где ты лежишь… Я не знала, что… Вообще-то я думала, что ты… Ну, что тебя убили. Ты был в таком состоянии, когда тебя «скорая» увозила, что…
Она думала, что Кротова забили до смерти. Вот черт.
— В новостях сказали бы, если бы я помер, — мягко ответил Кротов. — Обычно у нас в случае смерти сотрудника спешат об этом сообщить. Считается, что широкое освещение информации об убийствах ментов — это хорошо и правильно. А вообще… Прости. Я должен был сообразить, чтобы кто-нибудь тебе позвонил и сказал. Но я… как бы это выразиться… Я не думал, что после того случая тебе это будет интересно, скажем так.
— Мне это интересно, — смелея, Ольга улыбнулась широко и тепло. — Можно спросить одну вещь?
— Конечно.
— Такое… часто случается?
Кротов невольно рассмеялся, представив себе, что может нарисовать ее фантазия. Приходящий домой Кротов, со скучающим обыденным видом стреляющий в шкаф, где как обычно засел очередной желающий прикончить опера недоумок с пистолетом.
— Нет. Честно говоря, в первый раз.
— Это радует. Только Саш, давай… в следующий раз будем ужинать у меня. Так безопаснее.
6
В понедельник Кротов отправился на работу. За выходные он освоился ходить, сидеть, существовать и вообще жить без корсета. Свою старенькую «Киа» ему удалось втиснуть в середине стоянки, около дорогущего джипа одного из замов Самого Лично. Уже неплохо. Когда Кротов вышел из машины, то услышал рев сирены. Из ворот УВД, ведущих во внутренний двор, вылетела, завывая и сверкая мигалками, машина дежурной группы, рванула направо и умчалась куда-то вдаль.
С возвращеньицем.
На входе стоял какой-то парнишка-сержант, которого Кротов никогда раньше не видел.
— Вы к кому?
— Свои, сержант.
Кротов показал удостоверение. Подозрительно покосившись на фото в «корочках» и на лицо Кротова, постовой кивнул — проходите.
Около дежурки топтались, о чем-то весело сплетничая, Рогов и Лапин. Заметив Кротова, они замолчали. Сделав своему оперу знак подождать, Рогов помедлил, но все же направился к Кротову.
— Здорова, Кротов. Дембельнулся из больнички?
— Голос из подвала вернулся, — иронично согласился Кротов, поддевая Рогова за его старую реплику на разводе у Грищенко. — И тебе привет.
— Как ты?
— К сдаче нормативов не готов, а в целом ничего. Что нового?
— По делу Щербакова?
— Вообще.
— Да все по-старому. — Рогов замялся, не зная, как сформулировать мысль. — Кротов… У нас тут слухи разные ходят… В общем, хрен знает, что там будет. Но если что, ты там… короче, не обессудь.
Кротов был приятно удивлен попыткой извиниться за былое, но вместе с тем насторожен словами о слухах.
— Какие еще слухи?
Рогов предпочел не отвечать. Неуклюже хлопнув Кротова по плечу, он поспешил к Лапину.
Нахмурившись, Кротов свернул в дверь, ведущую в подвал, и сразу окунулся в полумрак. Когда он был здесь последний раз, неподалеку от лестницы вниз горела тусклая лампочка. Сейчас перегорела и она. Кротову понадобилось несколько секунд, чтобы привыкнуть к полумраку. Когда глаза стали различать очертания ступенек, он осторожно двинулся вниз.
Напротив одной из подсобок, на двери которой висел мощный навесной замок, текли трубы — тонкая струйка журчала и лилась в подставленное кем-то ведро. Ведро давно было наполнено, но менять его руки ни у кого не дошли, поэтому вода просто выливалась, постепенно заливая весь коридор. Чтобы преодолеть лужу, Кротову понадобилось сделать два шага.
— Твою мать…
На двери в их кабинет уже не было импровизированной вывески в виде пожелтевшего от времени и сырости листа формата А4 с надписью «Оперуполномоченные». Были лишь узкие полоски — все, что осталось от кем-то сорванной бумажки.
— Красота, блин.
В кабинете был только Лазарев. При виде Кротова он, широко улыбаясь, отставил кофе и вскочил.
— Санек! Наконец-то. Дай тебя обнять. Вернулся, терминатор!
Лазарев сжал Кротова в объятиях. Ойкнув, Кротов оттолкнул его.
— В больницу меня опять упечь хочешь? Ребра только срослись, е-мое!
— Мда, извини.
— Ты один? Где Гарин?
— Мы недавно зарплату получили, так что… Сам понимаешь. Твои бабки кстати тебя ждут, можешь прямо сейчас идти в бухгалтерию. Там и премия, за Хрыча, помнишь?
Кротов помнил. Он включил компьютер. Привыкшая к бездействию железяка жалобно скрипнула, но лампочка в системном блоке все-таки загорелась.
— Пока меня не было, ты на разводы ходил? Что было?
Лазарев взялся за кофе, отхлебнул. Покосился на Кротова, думая, как сказать.
— Да тут такое дело, Сань… Не ходим мы больше на разводы.
— Что? Почему? — Кротов был поражен.
— А ты догадайся, — мрачно отозвался Лазарев. — Да и дел нам новых не передают. Только одно, опять какие-то чмыри фонари в парке побили. Задрали уже… А часть старых висяков забрали. Перекинули на участковых и на местные отделы.
Кротов медленно опустился в кресло. Этого он не ожидал.
— То есть… нас сливают?
— Похоже на то, — вздохнул Лазарев. — Никто не звонит, никто не заходит. На разводах мы больше не появляемся. Короче… слив по полной.
— Почему мне не сказали?
— А нафига тебя грузить лишний раз? Чтобы ты в больничке валялся и думал, где и какую работу искать?
Логично. Мысленно выругавшись, Кротов закурил.
— Весело.
— Ага. Весело… Мы с Гариным последнюю неделю каждый день ждем приказ. Или просто приглашение от кадровика. Писать рапорт по собственному. Но даже этого нет. Блин, такое ощущение, что о нашем существовании вообще все забыли.
— А Хомич?
— Он к тебе в больницу заезжал? — Кротов покачал головой. — Ну вот так. Раз у тебя не показался даже, что ему в нашем подвале тогда делать? Ботинки мочить?
— П…ц, — резюмировал Кротов.
А потом прозвенел рабочий телефон на столе Кротова. Привычным движением он взял трубку и буркнул:
— Кротов, слушаю.
— Привет, боец, — это был Хомич. — Мне дежурка сообщила, что ты подошел. Как дела, Сань?
— Твоими молитвами, — съязвил Кротов. — Уверен, что все это время они были длинными и вообще очень эмоциональными.
Он услышал, как Хомич усмехается.
— Сань, твои все на месте?
— Гарина пока нет, а что?
— Ну вот когда Гарин нарисуется, все трое ко мне.
Хомич отключился. Кротов медленно положил трубку, чувствуя, как Лазарев буквально сверлит его глазами.
— Хомич? Что ему надо?
— Покончить со всем этим, — тихо отозвался Кротов.
Чтобы не откладывать неприятный разговор с начальством в долгий ящик, а Кротов никогда не откладывал неприятные вещи на потом, опера позвонили Гарину и велели пошевеливаться. Через полчаса Гарин нарисовался на пороге комнаты. Перед тем, как отправиться наверх, Кротов осмотрел кабинет, словно в последний раз.
Увидев лица оперов, готовых стоически принять означавшую удар в спину новость, Хомич снова усмехнулся.
— Садитесь, мужики.
— Постоим, — проворчал Кротов.
Хомич не заметил его настроя — или сделал вид, что не заметил.
— А, ну как знаешь, — пожал плечами подполковник и начал: — Короче. Во-первых, Саш, рад, что ты вернулся. Извини, что не заезжал к тебе. Я хотел, но сначала было дел много. Мы тут отбивались от УСБшников. Щербаков написал заявление, обвинил тебя в незаконном преследовании. Намекнул, что показания с Дьяченко и Останина выбили силой и заставили их оговорить бедного адвоката. А вещдоки подбросили. Пришлось пободаться. А потом… А потом я не заезжал, потому что знал, что все выложу. А я хотел сделать… Ну, сюрприз, что ли.
Кротов, Лазарев и Гарин непонимающе смотрели на Хомича. Кротов и вовсе посчитал, что тот ведет себя, как неадекват.
— Какой, нафиг, сюрприз?
— Ну… — Хомич хмыкнул. — Вот этот. Это во-вторых. Приказ Сам Лично подписал неделю назад. Можешь ознакомиться.
Хомич протянул Кротову бумагу. Кротов бегло пробежал документ глазами. Сначала подумал, что понял все не так. Перечитал. Но не поверил своим глазам. Пришлось перечитывать в третий раз. Следя за его реакцией, Хомич усмехнулся.
— Теперь в уголовном розыске нашего УВД есть новое подразделение. Официально — оперативно-разыскная часть номер один. Группа по расследованию особо опасных преступлений общеуголовной направленности. Если назвать это особым отделом, то, мне кажется, это будет недалеко от правды.
Все еще не веря своим глазам, Кротов поднял глаза на Хомича.
— Оперчасть номер один?
— Надеюсь, все готовы вступить в нее?
Лазарев, Гарин и Кротов изумленно переглянулись. Гарин усмехнулся.
— Вы серьезно? Особая группа? Мы?
— Мне тоже нравится, — улыбнулся Хомич. — Сам Лично для приличия, конечно, поупирался. Но после дела Щербакова, на котором Грищенко откровенно об… рался, это было, по сути, дело решенное. ОРЧ номер один — это постоянно действующая оперативная группа, которая будет заниматься особо опасными и особо резонансными преступлениями. Подчиняться вы будете начальнику угрозыска, то есть лично мне. Грищенко в вашу работу лезть не будет. Можете вообще забыть о нем. Только вы трое и только я — это все.
Когда довольные опера выходили от Хомича, они все еще не могли поверить в случившееся. Вот почему их целую неделю освобождали от текущих материалов — «группа проклятых» ликвидировалась на самом деле. И вот почему их больше не звали на разводы к Грищенко — начальник криминальной полиции УВД округа подполковник Грищенко отныне был им не указ. Это был не конец — это было только начало.
А в голове Кротова все еще звучал довольный голос Хомича:
«Вы будете стоять особняком от остального угрозыска. Я уговорил шефа освободить ОРЧ номер один от дежурств и от исполнения текущих материалов. Только чистая оперативная работа, как она есть. Вы будете работать по делам, которые буду отбирать только я. Дела, о которых говорят по телевизору и пишут в газетах. Особо опасные преступления, громкие и резонансные».
Когда Кротов, Гарин и Лазарев спускались по лестнице, возбужденно обсуждая, что будет с ними теперь, мимо прошел Грищенко. Улыбнувшись ему, Кротов отчеканил:
— Здравия желаю, товарищ подполковник.
Скривившись, Грищенко не удостоил его даже взглядом и прошел мимо. Обернувшись, Гарин сделал очень эмоциональный и очень неприличный жест вслед уходящему подполковнику, выпалив:
— Выкуси, обсосок!
Грищенко этого уже не слышал. Но все трое оперов были в такой эйфории, что им на это было практически наплевать.
«Я обещаю вам всяческое прикрытие в обмен на быструю и качественную работу, — говорил операм Хомич. — Вы поможете мне раскалывать самые крутые дела, заработать очки перед главком и обскакать Грищенко в гонке за кресло Шевелева. Вы поможете мне стать начальником УВД округа. А я взамен буду прикрывать ваши задницы от Грищенко, от УСБшников, от проверяющих… Ото всех, мужики. По-настоящему особая группа!».
«И последние станут первыми и все такое?» — усмехнулся Кротов.
«Почему бы и нет?» — хмыкнул Хомич. — «Вы это заслужили. Я тебе два года и месяц…»
«…Уже два».
«Да хрен с ним, пусть два. Я тебе целых два года и два месяца обещал, что помогу. И, как видишь, я сдержал обещание. „Проклятая группа“ станет самым элитным подразделением в полиции города!»
Жалкий листок с надписью «Оперуполномоченные» сорвал, как оказалось, Хомич — сразу после того, как убедил Шевелева подписать приказ о создании нового подразделения в угрозыске округа. Хомич даже присмотрел кабинет на третьем этаже для своего нового личного «летучего отряда». Но Кротов отказался:
«Мы никуда не уйдем. Лично мне нравится наш подвал. Нам никто не мешает работать. Далеко от начальства и от всех этих сплетен. А еще нас никто не слышит. Если мы будем колоть какого-нибудь бандюгана, толстые стены подвала очень пригодятся, уж поверь мне».
Хомич согласился, что это не лишено логики. И пообещал сделать все, чтобы уже через неделю-две в подвале залатали, наконец, все трубы, и починили проводку — там должно быть нормальное освещение. Против этого Кротов возражать не стал.
А перед тем, как отпустить слегка пьяных от новостей оперов, Хомич вручил им табличку, которую уже успели соорудить тыловики — вывеску для двери.
Откопав среди прочего хлама в багажнике своей старенькой «Киа» отвертку, Кротов лично прикрутил ее. Это была прямоугольная, металлическая, с очень стильным матовым покрытием табличка, которая словно олицетворяла одним лишь своим видом все те перемены, которые произойдут в профессиональной жизни своих хозяев с ее появлением.
Вкручивая последний саморез в древесину дерева, Кротов вдруг понял, что наконец-то его счетчик обнулен. Больше нет никаких двух лет и двух месяцев.
Пошел новый отсчет.
День первый.
Табличка строго и внушительно гласила: «ОРЧ № 1».