Рассказ оказался лучшим на конкурсе миниатюр «Террор» в ноябре 2013 года. В конкурсе приняли участие 42 рассказа от 27 авторов.

Штабной вагон катил с апломбом, словно сам по себе. Облитый небесно-голубым цветом снаружи, одетый в белый атлас и стёганый штоф внутри, он точно стеснялся менее пышного соседства: паровоза, вагона-опочивальни, вагона-кухни, вагона-столовой и пассажирских вагонов. Над окнами, разделёнными большими простенками, восседали позолоченные двуглавые орлы.

Амбиций В. М., начальнику поезда (по совместительству владельцу), было не занимать. Об этом говорил сам факт открытия первой частной железной дороги. Чугунка, со времён царской России принадлежавшая исключительно государству, каким-то хитрым (а главное — затратным) образом пустила росток вне державной системы.

Факт первенства, видимо, вдохновил начальника поезда на создание не совсем обычного состава. Или совсем необычного, как считал сам В.М., не замечая жирную грань между новаторством и реконструкцией. Дизайнерский проект железнодорожного состава «Новое прошлое» (эти слова значились на комплекте проектно-сметной документации) удивительным образом напоминал роскошный поезд Николая I, на котором император в 1851 году открывал «железку» Санкт-Петербург — Москва.

Штабной вагон шили, разумеется, по мерке, взятой с императорского вагона.

Сидя в кабинете перед ноутбуком, начальник поезда отхлёбывал чай из изящного, с серебряными жилками стакана в позолоченном, с фигурной ручкой подстаканнике. Ретро-поезд летел вперёд, вперёд, вперёд, снег таял на котле паровоза, а предрождественский мороз бессильно покусывал окна. В штабном вагоне было тепло и уютно; В.М. нежился в этом комфорте, будто в ароматизированной сауне, млея и позёвывая, но не забывая про данное внучке обещание.

Внучка просила подарить ей на Рождество… стихотворение. Ну и странный народ, эти детки. Стихотворение! Не упаковку жвачек, не новую куклу, не поездку в деревню, а эфемерные буквы. В.М. не понимал этого и как начальник поезда, и как дедушка. Но — интернет в помощь; он пил чай и перебирал в «паутине» ноутбука стихотворения, искал вдохновение для создания подарка.

Мороз за окном был трескуч, как расходящийся по швам пиджак, почти крещенский, почти исконно-русский; начальник поезда помнил его щипки, от которых при посадке раскраснелись нос, щёки и уши. Розовые хлопья тумана копошились в стволах мохнатых сосен, проносящихся по обе стороны состава, а снежные парики горных вершин горели в ярких ухаживаниях январского солнца. Лошади на лесных тропах чуяли снег, крестьянин торжествовал, на экране ноутбука значились стихи Пушкина.

Стихотворение, стихотворение, стихотворение… гори оно синим пламенем! Маленькая террористка — горячо любимая, но от этого ещё более опасная в категоричности своих ультиматумов — требовала от деда рождественское стихотворение. Написанное лично им.

«Актом устрашения» стал безапелляционный отказ подняться на «борт» дедушкиного поезда, не говоря уже о совместном путешествии в штабном вагоне. А ведь В.М. купил этот поезд и эту дорогу для внучки… для неё и себя.

Начальник поезда любил поезда и свою маленькую террористку.

Внучка обожала стихи и своего деда, не верящего в волшебство рифмованных строк.

— Прокатимся после Рождества. И твоего стихотворения. Всё понял, деда?

В.М. вяло попытался вести переговоры, дабы смягчить требования, но проиграл. И теперь был вынужден приманивать чужой рифмой собственное вдохновение. Поисковики охотно сыпали снежинками сайтов.

«Не то, ах, не то…»

«Вот бы свершилось, — думал начальник поезда (он же любящий дедушка), — вот прямо сейчас, и стихотворение придумалось, впервые за семьдесят лет. Почему я не помню, сочинял ли стихи в детстве? Разве бывает так, чтобы человек не сочинил ни одного стишка?».

Дальше стихотворения пошли лучше, мелодичней, образней, в них чувствовался скрипучий снег, и синий иней, и волшебные звёзды, и чудеса, и мороз-морозец, и как хорошо, что всему этому находилось место за стенами штабного вагона, а не внутри.

«Что?..»

В.М. понял, что последнее четверостишье принадлежит ему, его голове — а не экрану компьютера или памяти.

Тут же в толстые стёкла ударила пощёчина вьюги, где-то в зимнем лесу перепрыгнула с ветки на ветку синичка, ткнулся клювом в мёрзлую кору дятел, а белка-хитровка взвилась на заснеженную крону. Небо превратилось в хрусталь, в который молоточком ударил паровозный гудок.

Стихи словно поменяли природу и мир за окном вагона…

Поезд остановился.

Кутаясь в шубу, начальник поезда вышел на входную площадку, взялся за ограждение и всмотрелся вдаль. Туда, где густеющие сумерки отливали красным и жёлтым. Холод проникал в старческие кости даже через толстые рукавицы.

— Государя-батюшку взорвать хотели! Сволочи!

Горизонт тлел. Голоса текли над насыпью: злые, испуганные, морозные.

— Кабы из Харькова раньше свитского не выехали… в последний момент ведь изменили, в последний… Сам Бог направил, вмешался…

— Выродки, ублюдки! На царя!..

— Как государь? Как царь-батюшка Александр?

— Хорошо, хорошо…

В.М. смотрел, как горит взорванный террористами свитский поезд, точнее, один вагон — далеко, в ночи, в позапрошлом веке. Он даже знал, кто совершил это дерзкое покушение на императора, но ошибся составом из-за смены порядка следования поездов в Москву, — В.М. любил историю России, крепко учил когда-то…

Но в голове крутилось другое:

Волшебство.

Чудо.

Стихи или наплывающее из тумана Рождество — кто виноват, кто знает? Жаль, что этого не видит внучка. Не горящий вагон, а звёздное небо конца 19 века.

Но он обязательно найдёт способ вернуться и рассказать ей о волшебном приключении.

После стихотворения.