Рассказ победил на конкурсе миниатюр «Секс» в апреле 2013 года. Всего в конкурсе принимало участие 24 автора с 45 рассказами.
Мороз кусал щеки, холодил легкие, но тревога царапала сердце совсем не из-за погоды.
— Как ты думаешь, всё будет хорошо? — спросила Пульша, прикрывая носик перчаткой. Я видел только её глаза. Голубые и чистые, как океан на Востоке.
— Надеюсь, — выдохнул я из легких стылый воздух, который выхолодил всё нутро.
— Фео, я боюсь, — призналась Пульша.
— Я тоже…
Узкий переулок закончился, открыв взору небольшую площадь, посреди которой высился белый храм.
Храм Единой Церкви Христовой.
Поднимаясь по мраморным ступеням, Пульша крепко держала меня под руку.
И я понимал, что совсем не из-за того, что боится оступиться на скользком камне.
В узкой комнате, похожей на монашескую келью, висел полумрак и пахло ладаном. У распятия горели свечи. Иисус смотрел на нас взглядом страстотерпца, и пальцы невольно складывались в щепотку, чтобы осенить себя крестным знамением.
— На всё воля Твоя, Господи, — прошептал я.
Пульша тоже истово крестилась, шепча молитвы.
Вдруг пламя свечей заметалось — словно ветерок пронесся через комнату, и перед распятием появилась проекция священника в белом праздничном облачении. Я сразу узнал его — это был отец Иеремей, духовник нашей семьи, который наставлял меня с самого рождения. Глаза и уши Бога. Человек, который знал обо мне больше, чем я сам. Ему ведомы были все мои грехи — даже те, о которых я не решался рассказывать на исповеди.
Отец Иеремей стоял у ног Спасителя и молча взирал на меня и Пульшу. Словно изучал. Его взгляд был тяжел, как камень, и мне хотелось потупить взор. Чего сейчас делать было нельзя. Как и первыми начинать разговор.
Наконец Иеремей, повернувшись лицом к распятию, величаво произнес, воздевая руки к Спасителю:
— Господи Иисусе! Благослови этих отроков!
Откуда-то слева на лик Иисуса упал луч света, и я вздрогнул, увидев измученный лик Спасителя и терновый венец на его челе. И глаза, что смотрели на меня, наполняя душу болью.
Болью всего мира, которая прошла через сердце Спасителя.
— Господи, благослови меня, грешного, — прошептал я, перекрестившись.
Рядом осеняла себя святым крестом Пульша.
Через мгновенье луч пропал, и лик Иисуса снова погрузился во мрак.
Отец Иеремей повернулся к нам лицом и сказал:
— Господь слышит вас, отроки!
Пальцы Пульши на миг коснулись моих — и тут же отдернулись, словно она обожглась. Девушка боялась, и пыталась найти у меня защиту — но сейчас я ничем не мог помочь ей. И не только потому, что боялся сам…
— Представьтесь, отроки! — нараспев произнес отец Иеремей.
Мой духовник, который теперь наверняка станет и Отцом для моей Пульши, конечно же, всё о нас знал, но сейчас мы держали ответ не перед ним, а перед самим Господом.
И благословит нас сам Господь.
Если, конечно, посчитает нас достойными благословения…
— Феоклит Рамджив, — назвался я.
— Пульхерия Хусаинова, — вторила мне моя избранница.
Снова темноту пронзил луч света, озарив лик Иисуса.
— Отроки Феоклит и Пульхерия! — услышали мы глас отца Иеремея. — Вы твердо решили просить благословения на Божественную близость у Господа Нашего Иисуса Христа?
— Да, — без колебаний ответил я.
— Да, — спустя несколько показавшихся мне очень долгими секунд услышал я тихий голосок Пульши.
Луч света сместился с лика Иисуса на лицо Иеремея.
— Не согрешили ли вы, отроки, перед Господом нашим, прелюбодеянием?
— Нет, — быстро ответили мы разом.
Да, мы были чисты и невинны перед нашими духовниками и Господом. Прелюбодеяние, то есть соитие без благословения, было страшным грехом. Гораздо страшнее, чем грех смертоубийства и грех воровства. Если воров и убийц сажали в холодный каземат на хлеб и воду, то прелюбодеев в наказание могли заточить в монастырь и наложить епитимью — молиться Спасителю несколько дней без еды и отдыха. Очень суровое наказание… Поэтому лучше не грешить даже в мыслях. А если такие мысли приходят, немедленно каяться своему духовнику и смиренно принимать наложенные им посты и молитвы.
Я и Пульша были знакомы почти год — работали вместе. Сразу как-то смогли найти общий язык, понравились друг другу — но должны были понять, что нас связывает: желание соединиться во Христе, или просто дружба. И когда поняли, что это желание соединиться, три месяца назад попросили благословения у наших духовников на поцелуй. Благословение было дано — на один братский поцелуй в лоб и один такой же братский в щеку. Всего один раз в неделю.
А два месяца назад нас благословили на прикосновения. Мы могли касаться друг друга пальцами рук. И даже недолго — всего на минуту — браться за руки. Но только тогда, когда этого никто не видел. И это было такая счастье — взять на одну короткую минуту ладошку Пульши в свою… Да, эта девушка-синеглазка мне очень нравилась, и я готов был просить благословения связать с нею всю жизнь, а она — рожать мне детей… Пора уже — нам обоим скоро исполнится двадцать девять…
— Отроки мои во Христе! — провозгласил Иеремей, и луч света снова озарил чело Спасителя. — Волею Божией, данной мне нашей Матерью Единой Церковью Христовой, благословляю вас на Божественную близость друг к другу. Вы можете быть близки ровно три раза в неделю по пять минут. И помните, что единение мужского и женского начала угодно Господу только для рождения новой жизни. Вступая в Божественную близость, вы должны молить Господа о потомстве. Да поможет вам Господь! Аминь!
После этих слов проекция Иеремея исчезла, оставив нас в полной темноте наедине со Спасителем, который сурово взирал на нас с распятья.
— Господи, благослови нас! — прошептал я.
Морозный воздух опять холодил нутро, но на душе было тепло и радостно. Нас благословили на Божественную близость! И теперь я и Пульша можем стать по-настоящему близкими людьми! Не ради забавы, как это было в темные времена, когда люди забыли Бога, а во имя рождения новой жизни!
И во имя Господа Нашего Иисуса Христа.
Это ли не настоящее счастье?
— Мы теперь всегда будем вместе, правда, Фео? — Пульша, опять закрывая от мороза нос перчаткой, радостно смотрела на меня. И её голубые глаза были как океаны… Теперь, получив благословение, я три раза в неделю мог без опаски быть обвиненным в грехе целовать эти глаза. Теперь мы могли уединяться на целых пять минут три раза в неделю! Теперь мы могли открыто говорить о нашей любви, не опасаясь попасть в отделение полиции нравов. Потому что мы получили благословение!
— Правда, — ответил я, подавляя желание обнять Пульшу прямо посреди улицы. Благословение благословением, а приличия еще никто не отменял.
Мы прибавили шагу — и не потому, что мороз кусал щёки, просто хотелось поскорее остаться вдвоём…
Хотя наш духовник наверняка не одобрил бы такой поспешности.