Олег, при виде невероятного зрелища застыл на краю парка соляным столбом, его челюсть упала чуть ли не на желудок, глаза стали круглыми и большими, как у ночных птиц.

Огромный, окутанный какой-то голубоватой, переходящей в сине-зелёную дымку сад, вмещал в себя все: прекрасные цветы, фантастических форм деревья, покрытые зелёными улыбками плюща, маленькие озерца, на которых плавали кувшинки и горделиво показывали свои прелести тысячелепестковые лотосы. Лениво шевеля хвостиками, струились рыбки — красавицы южных морей. И всё это освещалось каким-то совершенно непонятным радужно-сказочным светом. Разбросанные как бы невпопад башни-дома уютно вписывались в город-сад, на башнях виднелись десятки лёгких воздушных мостиков, они плавно переходили в ажурные невесомые балконы, а потом мостики вырастали снова и стремились вверх, улыбаясь солнечному ветру. Да, это было странное сияющее чудо. Олег, не выдержав наглости улыбающихся мостов, перил и колон, стукнул зубами. Но всё равно красиво, от их блистающего многоцветия рябило в глазах.

— Хаос, — пробормотал про себя.

Но какая-то непонятная гармония в этом хаосе всё-таки имелась, хотелось смотреть и смотреть на всё. Башни притягивали взгляды к себе и ещё с большой неохотой их отпускали. В другой стороне, километров за десять, плавало что-то в воздухе огромное и аморфное, напоминающее огромный остров, всё время меняющее форму. И если Олегу не показалось, вокруг этого чего-то без каких-либо летательных аппаратов, сами по себе, то с большой скоростью, по делам, ну а больше всего так, не спеша — семейные парочки со смешливыми детьми, и все летали. Он только вздохнул-выдохнул: видывал колдунов, но не в таком же количестве.

И вдруг опять всё померкло. «Опять мною швыряются», — мелькнуло в голове…

Столб синего света медленно разгорался в пространстве огромного зала. Несколько сотен тысяч зрителей затаили дыхание, ожидая пришествия чуда. И чудо снизошло: ветер пел сквозь серый туман, сквозь боль и горе, намекая, что где-то там впереди есть тихая надежда на любовь и счастье, на радость и свет, на осознание и понимание. Понемногу музыкальный ветер набирал силу, он дрался с затхлостью, с гнилью, с серостью, пробивая себе дорогу вперёд, туда, где ждала его надежда. Через мгновение всё стихло.

Внезапно подул лёгкий, бодрящий ветерок, шепча на уши слова любви и надежды, и, не спеша, хрустальные колокольчики отозвались ему, наполняя воздух нежным перезвоном и непонятно откуда взявшимся запахом земляники.

— Ну, немного ясно, ветряки, бубенцы… Х-м-м… Откедова? Ладно, посмотрю подальше, может, там тоже есть чтой-то поинтереснее.

Только световой столб чуть-чуть освещал зал, его свет мягкими волнами парил только в центре и где-то вверху. Но темнота недолго царила вокруг. Стайки разноцветных светлячков неожиданно появились непонятно откуда и заполонили собой всё пространство. Они медленно закружились в странном танце, выстраивая из собственных тел перетекающие друг в друга геометрические многомерные фигуры. А ветер усиливался, скоро он уже стонал и плакал: «За мной, в бурю!» Одна за другой в нарождающуюся мелодию вступали скрипки и арфы. Всё замолчало и… запели, какую-то совершенно фантастическую мелодию соловьи.

Мигнуло в глазах.

Олег оказался на полупрозрачной голубой дорожке метровой ширины. Вокруг было переплетение подобных дорожек, похожее на смятый бублик. Дорожки пересекались под дикими углами, перекручивались, смыкались в сфероиды и даже в ленты Мебиуса. Похоже, что с гравитацией на этой Земле вообще не считались и изменяли её как хотели. В самых неподходящих для того местах стояли, висели и летали столики. Лёгкая, почти неслышная музыка привлекла внимание Олега, когда он пошел в Зал отдыха. Он остановился, чем-то задела странная, влекущая вдаль мелодия. Она то накатывала, то стихала, то грохотала набатом. Музыка звучала всё громче и громче. Маленький шарообразный зальчик открылся неожиданно, он, казалось, был скрыт за какой-то пеленой. Люди играли на совершенно незнакомых музыкальных инструментах, не видя ничего вокруг. Серебряно-золотой ветер загремел внутри Олега, его посвисты закрыли собой мир, разноцветные световые и музыкальные потоки свивались в протуберанцы. Олегу показалось, что его мозг разрушается и возрождается новым и ясным, ему захотелось превратиться в соловья, чтобы петь песни влюблённым. Музыка была совершенной.

Олег стоял и слушал. Довольно долго стоял, ошеломлённый красотой и величием мелодии. Потом медленно, впервые в жизни, опустился на колени и молитвенно сложил руки перед лицом. Не знал, как по-другому выразить своё преклонение и восхищение. Такой музыки не могло быть, такая музыка слишком велика для души любого человека, она просто не помещалась там. Да и куда её вместить? Безумный ветер бури хлестал того, кто это слышал, и одновременно ласковый бриз обволакивал Олега. Он ничего не видел вокруг, только вместе с музыкой поднимался на недостижимые высоты и падал в глубочайшие пропасти.

Опять мигнуло.

Странные, сияющие башни на горизонте привлекли внимание Олега, и он восхищённо, с затаённой улыбкой, вздохнул. Да, всё, о чём он мечтал, всё, что видел в пугающих своей красотой снах, оказалось возможным. Он замотал головой: «Это так прекрасно, что не может существовать».

Дом, где поселился Олег, чем-то напоминал башню, но это не могло быть башней, она плавно и незаметно изменяла свою форму, а цвета… Он задумался, башня-замок очень смутно ему что-то ему напоминал, его внезапно осенило! Да это же огромные крылья бабочек, непонятно как скрепленные между собой, поэтому кажется, что башня дышит, а цвета — тоже как крылья бабочек, ведь при разном освещении меняется и цвет крыльев! Мыслено Олег приклонил колени перед гением зодчих, создавших такую красоту. Цвета постоянно менялись, как бы подыгрывая тихой, еле слышной, ненавязчивой музыке, которая звучала отовсюду и одновременно ниоткуда. Стены башни были выпуклыми и фигурными, они то покрывались волнистой рябью, то на них всплывали ажурные узоры. Всё это медленно перемещались по стенам, хотелось смотреть и смотреть на их движение, было что-то завораживающее в этом неутомимо-неспешном перемещении. Глаза отдыхали, сердце наполнялось тишиной и покоем. Внезапно по полуживой башне поползли алмазно-изумрудные всполохи. Олег от неожиданности вздрогнул, но заставил себя казаться невозмутимым. Шагнув в бирюзовый полумрак башни, он с интересом осмотрелся. Чёрное и красное, оранжевое и золотое, синее и цвета морской воды, выпуклый пурпур и тускло-коричневая охра, холод голубого мрамора и искрящийся золотыми блестками малахит. Воздушные лестницы с резными перилами, вырезанные из прозрачного горного хрусталя. Очень красиво, но совершенно непонятно, что это — жилище или подобие музея, наполненного картинами, скульптурами, масками и чем-то совершенно непонятным, но явно принадлежащее к каким-то загадочным произведениям искусства. Этажей не было, только десятки сияющих мягким золотистым цветом огромных шаров и полусфер, повисших прямо в воздухе.

Между ними протянулись широкие светло-серые дорожки, которые с разной скоростью перемещались по воздуху. Тихая мелодия, исполняемая невидимым оркестром, будила в душе что-то светлое и радостное, Олег сам не заметил, как заулыбался. Эта музыка казалась замирающим вдали отзвуком маленьких хрустальных колокольчиков, с запахом роз, звенящих где-то там, вдали, за горизонтом; она напоминала тёплое, лёгкое дуновение майского ветерка и майских жуков, в такт ветерку весело жужжащих от радости к жизни. Душа богоборца и мятежника наполнилась тупомудрой радостью и спокойствием. Стать пернатым и бездумным — ведь это и есть настоящее счастье!

«Останусь!» — мелькнуло в околдованной голове Олега.

Опять мигнуло. Олег оказался висящим в воздухе, он с удивлением хрюкнул, у него за спиной выросли крылья.

— Мечты, что ли, исполняются?

Прямо под Олегом метрах в ста пятидесяти раскинулось огромное дерево, оно казалось живым и разумным. Почему у Олега возникло такое ощущение, он сначала не понял, осознание пришло попозже. Для начала Олег решил понаслаждаться свободным, без всякой магии полётом, опробовать крылья в деле. Такой лёгкости, свежести и просто обычной радости он не ощущал уже давно, очень давно, ему показалось, что на него смотрят любимые глаза мамы и одновременно — первый поцелуй девушки. А что может быть прекрасней? Любовь к маме и первая, хоть и юношеская, но — любовь.

Он заухал, заверещал, засвистел по-мальчишески. Взмыл вверх и помчался наперегонки с тугими струями ветра. Недалеко парили несколько огромных орлов, они с недоумением посматривали на Олега.

— Какая-то странно большая стрекоза, интересно, какая она на вкус, может попробовать? — летающие хищники переглянулись.

Олег десятым чувством понял — сейчас схомячут. И рухнул вниз, орлы устремились за ним, но не догнали, зачем им ломать крылья? За пять метров от кроны он распрямил крылья и осторожно просочился сквозь листву. Тут-то он и понял, что он — дома.

Ветви дерева нежно обняли, листья делали высококачественный массаж, толстая, с человеческую руку ветка протянулась к нему, подала ему непонятный плод, как бы говоря, попробуй меня; он впился зубами, в рот полился сок вперемешку с мякотью, вкус напоминал смесь винограда с грушей. Олег мысленно обратился к дереву и ветки бережно и ласково опустили его на землю.

— Так это дерево — телепат! — охнул про себя Олег. — О чём бы его попросить? Так, для начала — мясо, желательно жареное, а к нему гречневую кашу с лучком и с чесночком. Так, что же ещё? Ага, какую-нибудь выпивку, да такую, какой я ещё никогда не пробовал.

То ли ему почудилось, или он на самом деле увидел добрую, чуть снисходительную улыбку. Крона огромного дерева, что чуть просматривалась через листву, слегка колыхнулась и перед его изумлённым взором появились различные плоды, свисающие с лиан разного цвета. Сначала Олег задумался, что попробовать первым, а потом махнул рукой и стал уминать всё подряд. Да-а-а, всё было так, как он и заказывал.

— И что делать дальше? — Олег задал сам себе идиотской вопрос. — Надо попросить, чтобы меня отвели к проводнику, а ещё лучше, чтобы проводник появился здесь сам.

Прошло совсем немного времени, чтобы сориентироваться; Олег считал удары своего сердца, досчитал до трёхсот шестидесяти четырёх. Слегка шевеля полупрозрачными крыльями, перед ним появился юноша. Олег от изумления присвистнул, если не обращать внимания на крылья, он был похож на Игоря-варяга, как брат-близнец.

— Надо будет приблизить к себе Игоря. А что? Честен, умён, отважен, силы неимоверной, а главное — как губка впитывает новые знания, отбрасывает автоматически всякую грязь и мерзость; правда горд не в меру, но это по молодости, пройдёт.

— Давай я покажу тебе наш город-дерево, — юноша улыбнулся, да так, что у Олега защемило сердце.

— Покажи, — Олег, как истинный посол, величаво наклонил голову.

— Полетели, — ещё раз улыбнулся юноша.

И они полетели, у Олега от неописуемого восторга мурашки побежали по всему телу. Они летели не спеша, Олег озирался с немалым удивлением.

Он увидел дома одно-, двух-, максимум трёхэтажные, но что это были за дома! Стены были сплетены из ветвей дерева, да так плотно, что было ясно: ни ветер, ни дождь этим домам не страшны. А крыши! Крыши были созданы из цветов, причём у каждой — свои цвета и оттенки. И везде, абсолютно везде, его встречали улыбающиеся, счастливые лица. Ему показалось, что в улыбке каждого, в выражении глаз видится участие, готовность при необходимости мгновенно придти на помощь, даже без его просьбы, но если он откажется, его поймут и не станут навязываться. Внезапно в его голове возникла крамольная мысль: «Технологии, техника развиты у них до невозможного, это я уже видел, убедился. Так может у них счастье искусственное, счастье под гипнозом, а?» — ехидно спросил Олег сам себя.

Юноша, он представился Крисом, как будто прочитал его мысли, глаза его стали серыми и очень серьёзными, и он медленно, без улыбки проговорил:

— Лети в сторону гор, там ты тоже увидишь кое-что интересное для тебя.

И Олег полетел. Для начала он опять взмыл вверх, наслаждаясь свободным полётом, поднялся до грозовых туч, что медленно ползли по небу, ликуя, заскочил в одну из них и как будто искупался в холодном горном ручье.

«Хоть голову помою, — внезапно подумалось скептически. — Ладно, вернемся к скучной реальности, что ж там в горах? Вперёд, к неведомому!»

Но в голове шевельнулась нехорошая мыслишка: «А может не стоит, может остановиться на том хорошем, что я увидел? И остаться жить в этом прекрасном хорошем? Ну уж нет, смотреть, так смотреть на всё, ведь мало только посмотреть, надо ещё и увидеть, и ещё даже думать и творить, творить будущее, вперёд, назло самому себе, ну а может даже друзьям и заодно врагам!»

И он, сложив крылья, бросился головой вниз. Перед самой кроной Олег с трудом, да так, что мышцы застонали, распрямил свои стрекозлячьи крылья, долетел до окраины дерева-дома и увидел вздымающийся к небу отвесный горный склон с зиявшей в нём пещерой; вход в неё обрамляли отёсанные явно не руками человека жёлто-белые столбы и перекрывала циновка, сплетённая из живых лиан. Интересно, пещера была жильём человеческим или храмом какого-то бога? Олег, рассматривая украшавшие завесу узоры в виде переплетённых змей, — да это же не лианы, это живые змеюки! — с омерзение сплюнул. Змей он не любил с тех пор, когда Перун подарил ему смертельную гадюку, ту, что он засунул в череп псевдоконя своего.

Справа, между четырьмя огромными деревьями с фиолетовыми листьями, похожие на родные и любимые дубовые, виднелся фасад просторного дома, стоящего на огромных резных пнях. Вдоль него тянулась веранда, на которую неспешно заползала ажурная лестница, а сверху парила полупрозрачная кровля, поддерживаемая витыми, в виде гигантских змей, подпорками. На одной из них, выдававшейся над крышей метра на полтора, полоскался флаг с изображением кольца, внутри кольца — спираль. В самом конце поляны, окруженной мощной зарослью желтовато-коричневых стволов, похожих на земной бамбук, виднелись кровли хижин, весьма просторных — не меньше, чем его терем на днепровском берегу, где после его смерти он был торжественно сожжен. Кое-где над крышами вился дымок, и чуткий нос Олега улавливал незнакомые, но вкусные запахи — там что-то жарилось, варилось и пеклось, и это «что-то» походило на пирожки с мясом и на медовые коврижки. Решив, что с голоду здесь не помрёшь, Олег не спеша полетел к возможному обеду.

Вокруг царила тишина, только какие-то птицы или зверьки попискивали в листве, слышался отдаленный мерный гул падающего и поющего только одному ему известную песню водопада. Из-за своей вечно требующей новых знаний головы Олег опустился рядом с пещерой.

Внезапно полог, скрывавший вход в пещеру, отодвинулся, змеи зашипели, и из глубины, озаренной неярким голубоватым светом, возникла высокая чёрная фигура, выше Олега примерно на две головы. И этот запах… Сильный, непривычный, но приятный… Запах мёда и горьковатых трав… Справа что-то хрустнуло, он резко обернулся.

Примерно в тридцати шагах, сбившись плотной кучкой, стояли три красавицы. Две, с растрепанными торчащими в разные стороны лохмами, были похожи друг на друга как сестры-близнецы, только одна была чёрная, а другая — белая. У третьей, что стояла впереди, на плече устроилась птица. Великолепная птица! Совсем небольшая, с воробья, однако невероятной красоты: алая, с бежевой грудкой и золотистым хохолком. Хвост её расходился, словно крошечный веер и блистал всеми оттенками утренней зари, и она ещё пела.

Вышедший из пещеры чёрный гигант сделал ему приглашающий жест. Олег громко сглотнул слюну и решил: «Отобедаю и разузнаю; хорошо, что прихватил с собой алкогольные плоды, может выпьем, а может и нет. Ох, и мысли мои, как тараканы разбегаются неведомо куда, то вдаль, то поперёк, и вообще…»

Выпили, закусили, Олегу показалось, что этот громила уже знает все вопросы, которые он хотел ему задать, даже приготовил ответы для Олега. Потом понял, это ощущение появилось у него после того, как лёгкий ветерок как бы прошелся по его княжьим мозгам. Помолчали. Чёрный встал, слегка поклонился:

— Меня зовут Лао, в честь древнего китайского мудреца, мы отказались от подарков техногенной цивилизации, нас здесь несколько тысяч человек. Мы пробуем жить по законам Лао, как он говорил нашим предкам:

«Высшая добродетель подобна воде. Вода приносит пользу всем существам и не борется с ними, она находится там, где люди не пожелали бы быть, поэтому она похожа на Дао.

Человек, обладающий высшей добродетелью, как и вода должен селиться ближе к земле; его сердце должно следовать внутренним побуждениям; в отношениях с людьми он должен быть дружелюбным, в словах — искренним; в управлении страной, если вождь или король, или президент, должен быть последовательным; в делах должен исходить из возможностей, в действиях — учитывать время, поскольку так же, как и вода он не борется с вещами и только тогда не совершает ошибок».

— А там, — он мотнул головой в сторону и вверх, — слишком поверили в могущество техники, в могущество знаний, в генную инженерию. Они не верят в свою суть, из-за этого у них очень много нервных срывов, не помогает даже их всесильная наука, а ведь половина из них, по-вашему, знахари, доктора. Они слишком далеко ушли от природы, ушли от себя, заменив свободное плавание по великой реке дао — протезами, наукой. Вместо того чтобы отдаться течению, они сколотили огромный корабль с дырявыми бортами и с гнилым днищем, скоро они потонут.

— Но вы им поможете? — с внезапно появившейся хрипотцой спросил Олег.

— Хотя лучшее деяние — это недеяние, а лучшая помощь — это не помощь, но мы им поможем.

Олег покопался в своей дырявой, полупропитой памяти и торжественно провозгласил:

— Совершенномудрый ничего не накапливает. Он всё делает для людей и всё отдает другим. Небесное Дао приносит всем существам пользу и не вредит. Дао совершенномудрого — это деяние без борьбы.

— Так ты знаешь учение Мастера? — несказанно удивился Лао.

— Да так, немного, — Олег скромно потупил свои зелёные очи.

В разговорах прошла вся ночь. Они обсуждали различные трактовки изречений Лао Цзы. Дошли до того, что в даосизме, как и в каббале, — семь зашифрованных слоёв. Воодушевлённый ночным разговором чернокожий гигант внезапно встал в позу просящего, так не подобающую ему, и каким-то странным, умиротворенным голосом пропел, растягивая слова:

— Олег, задержись у нас хоть на несколько дней…

Олег тяжело вздохнул, его глаза стали тёплыми и грустными, как у коровы после дойки, и тихо, чтобы не услышал Лао, пробормотал:

— Лучше бы ты поставил меня на четвереньки, да дал хорошего пинка в зад, чтобы я летел и радовался. Ему здесь хорошо, мне тоже было бы хорошо, так ведь нет же, надо опять назад, в грязь, пот и кровь.

А вслух громко, как подобает великому князю, со стальными интонациями:

— Прогуляюсь, подумаю, полетаю, а дальше — видно будет.

— Да осветит твой путь, великий странник, мудрость Дао!

В знак прощания и уважения чернокожий поднял вверх обе руки. Олег обернулся, в его зелёных глазах медленно гасло терпение и печаль.

— Вперед и в бой, покой нам только снится!

Тропинка шла через город-дерево, и шелест утренних звёзд постепенно растворился в разноголосом хоре птичьего народа. Особенно кто-то старался там, в кустах: «Корм! Корм!» А вот и он, негодник. Маленький пушистый комочек, как тебе удается так громко верещать? Удивительно, но Олегу раньше не приходило в голову: у всех птиц такие разные голоса, но ни один не вступает в диссонанс с общим хором, и всегда получается такая стройная симфония, которую не сможет воспроизвести никакой изощрённый оркестр.

— Даосец что ли так повлиял на меня, что я наловчился понимать птичьи песнопения? — сам себе удивился бывший великий князь, да к тому же ещё и вещий.

Солнце протянуло свои лучи между деревьями. Эта волшебная подсветка оживила объемную глубину и сочность красок, превратив лес в чудесную голограмму. Олег попросил у дерева плоды и что-нибудь вроде сумки. Через мгновение ему было всё выдано и подарено. Плоды, ох уж эти плоды, какие они издавали запахи, надо оказаться на базаре в Бухаре или в Багдаде, чтобы увидеть всю эту красоту, своим чувствительным, или не очень, носом всё пронюхать и возрадоваться. Олег напряг свои мышцы, рванул тонкую ткань сумки, не поддалась, даже не скрипнула. Вещий прогнулся в поясе, раскинул руки, как будущие вельможи Европы перед королями и благородными дамами, шаркнул ножкой и, играя интонациями, пробормотал:

— Спасибо тебе, о дерево-сад, о дерево-город!

Тропинка заботливо вывела его к морю. Изумрудные волны тихо перешёптывались с тёплым ветром. Берег казался бескрайним и пустынным, но он ощущал уют и спокойствие, как будто этот перенаселённый мир специально для него выделил укромный уголок.

Олег с наслаждением прыгнул в море как был, в одежде, и полностью отдался ласковым волнам. Они то подбрасывали его вверх, то пытались затянуть на самое дно, он резвился как молодой дельфин. Вспомнил, как Перун обучал его цеплять на себя защитный кокон, немного подумал, слегка изменил заклятие и получился у него прекрасный шлем водолаза из будущего (всё было просто, в ГУЛАГе с ним сидел командир подводной лодки, он рассказывал, чертил ночами эскизы лодок, подводных костюмчиков, батискафов и прочую глубоководную премудрость).

Слегка погонялся за мелкими рыбешками — подводными каплями радуги, они разбегались от него испуганными разноцветными стайками.

Лениво перебирая ногами, Олег потихоньку поплыл к коралловой скале, что торчала гнилым зубом посреди поляны красочных, светящихся нежно и заманчиво цветов-хищников.

Плывун счастливо улыбнулся — впереди шевелила щупальцами добыча поинтереснее, из подводного грота выглядывал среднего размера осьминог, две ноги были небольшие, метра по два, «Видно кто-то в борьбе за выживание оттяпал, — мелькнуло в голове, — а шесть щупальцев — метров по шесть-семь».

Он подобрал небольшой коралл, негоже на морского хищника совсем без оружия выходить, тихим сапом подкрался к пещере, но осьминог что-то заподозрил, был сытый или драться не хотел, плюнул чернилами и драпанул в свою пещеру.

Олег аж расстроился — мордобой не состоялся.

— Ладно, полетаю, а потом назад к своим благородным воинам в тёмные годы средневековья.

И вновь радостное ощущение свободы, радости; попробовал кувыркаться в воздухе так же, как только что кувыркался в море, к его восторгу это у него получилось.

— Ты ведёшь себя как щенок, — рядом с ним щурился Перун. — Ну как, насмотрелся? Понравилось, что-нибудь надумал?

— Конечно, намного лучше, чем мрачное будущее моей Земли.

Перун его перебил:

— Какой же ты всё-таки бестолковый, это тоже твоя Земля. Ну и какую из них ты выбираешь?

— Конечно же эту. Здесь конечно мне не всё нравится, но здесь человечней что ли, хотя… для вас, богов, эти понятия непостижимы. Богам наплевать на людей, вы играете в свои, непонятные для нас, смертных и тупых, игры…

Олег насупился и про себя подумал: «Кажется немного переборщил. Эх, дурак, расслабился, провёл время в отдыхе, да в расслабухе».

— Ну что ж, как говорите вы, люди, с богом, назад, в прошлое.