Президентская азбука

Буслов Антон

Не каждый правитель достоин того народа, которым правит. Да и не каждый народ заслуживает своего правителя. Можно ли преодолеть всенародную любовь к всенародному избраннику? Как выиграть войну? И что, чёрт возьми, делать с оппозицией? Это далеко не полный перечень вопросов, которые неизбежно возникают перед каждым демократическим диктатором любой страны вне зависимости от формы его правления.

«Президентская азбука» – это ответ!

Впервые в широком доступе настольная книга Пожизненных Президентов.

 

Антон Буслов

Президентская азбука

– Нет! Я такой истории своему народу не пожелаю! – возмутилась пожизненный Президент Первого Измерения Мифландия Вторая, в простонародье – Мифлуха.

– Ну-у-у, это лишь исторические миниатюры… зарисовки, так сказать… с картинками, – министр образования изворачивался изо всех сил.

– Ага, конечно, картинки! «В» – водка, «Г» – грибы, «М» – мак, «Э» – э-э-э… Это что?

– Э-э-э… Это – «Экстаз». В смысле, это опечатка, одна буква лишняя.

– Я в экстази, – мрачно констатировала Мифлуха, игнорируя напор министра. – Ничего сами сделать не могут! Вы же буквально вчера докладывали, что бюджет на историю завышен, за счёт математики. Ну, математика – ладно, она мне никогда не нравилась. Но ведь всё не так было! Я сама напишу. Вы же как дети. Не понимаете, что Государство… это у нас о-о-о-очень разные места. Давайте файл сюда.

– А-а-а… с информатикой у Вас как? – заосторожничал министр, хотя было общеизвестно, что Мифлуха любила под чужими никами побродить по просторам Интернета с целью вызнать мнение народа о себе.

– В объёме Word’а нормально, – состорожничала в ответ Мифлуха. – Сделаю азбуку. Тогда, может, и в бюджет уложимся.

 

А

– А это ещё что?! – возмутилась Мифлуха.

– А это, возможно, лучший из нас, – охотно пояснили знающие.

– И чего ж он тогда по уши в дерьме сидит?.. – усомнилась Президент.

– Занимается самобичеванием. Демонстрирует смирение. Страдает за других, – знающие всё знали, только и ждали, пока спросят.

– Ясно, – Президент вздохнула. – Пойдём, что ли, дальше…

А что делать? Пошли дальше.

– Ну, вы даёте! – восхитилась Мифлуха, глядя на следующего. – Как же это ему удаётся-то?!

– Да. Это не просто. Но он долго тренировался стоять на голове в кресле и делать записи. Теперь ему это почти что удаётся. Он даже так накорябал трактат «Как труден труд». Хотите почитать?

– Не-е-е-т… – протянула Президент. – Всё равно я так сесть не сумею. Зачем же тогда читать этот труд?.. А это у нас там кто?.. – глава Первого Измерения сощурилась, глядя в даль зала.

– Цветной? Этот – представитель меньшинств. Единственный, у кого в нашем Измерении кожа зелёная. К тому же он самый старый… воевал в Иррианскую… саму Карин Пинк лично знает!

– И что ж теперь?! Я тоже её знаю, – возразила Мифлуха.

– Прикажете выгнать? – с готовностью предложили знающие.

– Нет. Если за знакомство с Карин выгонять, то и меня придётся выгнать. Оставьте.

Пошли дальше…

– Вашу ж мать! – Мифлуха проморгалась. – Ну, а это-то, это страшилище как сюда попало?! Это же уже ни в какие ворота не лезет! Ужас же! Страх во мраке! Боже! Что он делает?!

– А, этот… это усреднённый представитель большинства, – вздохнули знающие. – Компьютер оценил всех наших граждан, усреднил их по всем параметрам… и выбрал того, кто больше всего подходит на роль представителя большинства. Ну и вот… это он.

– Понятно, – Мифлуха сморщилась, как от боли. – В принципе сойдёт. Нормальный парламент выбрали. Работать можно. Только у этого, у большинства, ногу изо рта выньте и помойте хоть чуть-чуть… воняет же. А так нормально. Не хуже, чем у соседей.

Свита Президента просеменила за ней к выходу из зала.

 

Б

– Бижутерии теперь не купить, – заявила Мифлуха, открывая заседание правительства, – а между тем бижутерия – это очень технологично.

– Вот именно, – сказал министр стулелитейной промышленности Стульчак и замолчал в тот самый момент, когда все министры да и Президент уставились на него, ожидая продолжения. Стульчак замялся. Посмотрел в глаза Мифландии Второй и, получив из них заряд энергии, продолжил. – Суки!

Правительство вздохнуло с облегчением.

– Я считаю, что надо развивать это направление, как приоритетное, – прочитала Мифлуха по бумажке. – Наше государство вполне может стать лидером по производству бижутерии в масштабах обитаемой Вселенной. Мне докладывали, не буду скрывать, вопрос родился не сегодня, так вот мне докладывали, что у нас есть некоторые наработки по бижутерии. Бижутерия для нас сейчас – это и медицина, и космос, и высокие технологии, и образование. Вложив сейчас в производство этой технологии, мы завтра проснемся в совсем новом мире. Каждый из министров должен серьёзно подумать или о применении бижутерии в своей отрасли, или об отставке.

Президент обвела собравшихся затихших министров суровым взглядом. Министры обильно потели.

– Мы готовы пересмотреть бюджет в соответствии с Вашим посланием, – наконец выдавил из себя премьер. – На бижутерию будут выделены дополнительные сто миллион… – премьер осёкся под суровым взглядом Президента, – двести миллиардов кредиток.

После этого министры отчитались по своим предложениям о применении бижутерии в своих отраслях. Предложения нашлись у всех. Выяснилось даже, что министр спорта и министр обороны уже давно предлагали наконец разобраться с проблемами в этой сфере, но их никто тогда не слушал.

А после заседания Карин Пинк выяснила, что «бижутерия» попала в доклад по ошибке: какая-то сволочь в секретариате ради шутки заменила контекстной заменой «нанотехнологии».

 

В

– Вот срам-то! – всплеснула руками уборщица и задёрнула занавес. – Ну и срамота!

Она спешно зашагала по сцене за кулисы, громыхая на ходу пустым ведром. Включили свет.

И тут же на середину сцены, к закрытому занавесу, из противоположной кулисы вышел молодой человек в очках. Приготовившись, он нервно поправил очки и, дождавшись, когда выключат свет, аккуратно, обеими руками, развёл занавес и выглянул в зал. В разрез он просунул только голову, но, посмотрев на происходящее в зале с минуту, так и не решился выйти на незащищённую матерчатой стеной часть сцены. Выждав ещё немного, отступил, отпустил занавес. Снова включился свет. Но бледный молодой человек, впав в ступор, всё стоял молча и занимал место, тратя чужое время… Тогда вышли ещё двое и под руки, деликатно, но настойчиво увели его за кулису.

На сцену вышла женщина, волоча за руку маленького мальчишку. Она остановилась посередине, осмотрела мальчика и отлаженным движением руки поправила взъерошенные волосы. Погас свет, и женщина отодвинула занавес, пропуская вперёд мальчишку. Мальчик засмеялся, показывая на что-то в зале пальцем. Но женщина всё так же отлаженно дала ему подзатыльник и втянула назад.

– Маленький, – с ужасом в голосе крикнула она в пустоту сцены, когда включили свет. – Совсем маленький… Ничего же не смыслит!

И, схватив расплакавшегося мальчугана в охапку, громко дыша, побежала со сцены.

* * *

В зале тем временем зрителям подали водку в охлаждённом графинчике и стаканы. У первого и единственного ряда стоял забранный красным бархатом стол. На нём в серебряной посуде стояла нехитрая закуска, в центре одиноко возвышался какой-то засохший цветок в пыльной вазе. Мифлуха наколола вилкой огурчик и, отпив немного из стакана, закусила.

– А чего они у вас все такие нервные? – поинтересовалась она у сидящего рядом министра госбезопасности. – Вроде ж встреча с избирателями, а не ночь перед Рождеством на хуторе близ Диканьки…

– Так мы ж их отбирали… – министр крутил в руке стакан, внимательно что-то в нём высматривая. – Вас абы кто выбрать не должен. Вас должны выбрать те, с кем уже проведены разъяснительные беседы. Кто созрел до понимания важности момента. Ваш избиратель голосует не только там умом или сердцем… он всем телом голосует за вас. Головой за вас голосует. И помнит об этом.

Министр загадочно улыбнулся.

– Да ты мне не разглагольствуй свои философии! – вспыхнула Мифлуха, повысив голос. – Ты мне толком скажи: они там все довольны мной?!

Довольны тем, как у нас тут с вами всё устроено? Жизнью нашей с вами довольны они?!

– Довольны! – закричали со всех сторон.

– Довольны, – уверил министр.

– Очень, очень довольны, – подтвердил официант.

– Довольны! – истошно и затравленно закричал со сцены очередной избиратель, седенький сгорбленный старичок в заношенном пальто.

– Ну вот… – заулыбалась Мифлуха. – Надо всё ж таки чаще встречаться с избирателями. А то так и забываю, бывает, что тут скрывать, забываю, ради кого всё время тружусь. А это неправильно. Надо видеть отдачу. Так что давайте продолжим… Только вот со второго акта, пожалуйста, где поздравительные речи трудовых коллективов. Мне кажется, это сейчас интересней.

Все сразу согласились, и встреча с избирателями потекла дальше своим чередом.

 

Г

– Где наша армия?! – Мифлуха была чрезвычайно зла, что неудивительно: только благодаря личному телохранителю Карин Пинк её успели вывезти из горящего Президентского дворца по системам военной эвакуации. Где-то далеко, уже и непонятно толком где, горела столица. Мифлуха смотрела на экран переносного Полевого пункта (ПП) управления вооружёнными силами и орала во всю глотку:

– Где?! ГДЕ НАША АРМИЯ?!

Её истерику можно было понять. ПП показывал, что её армия отбросила иррианцев и громит их малой кровью на чужой территории. Сама она, по мнению ПП, находится во Дворце, в том самом, что ещё три часа назад был разрушен корабельной артиллерией иррианской гвардии. Там, среди руин, в оплавленных стенах, среди горящего бетона и железа Мифлуха спокойно спит и видит сны, – так считает Пункт.

– Где… – Мифлуха сорвала голос. – Где армия…

Перед ней на стуле лежал иррианец Шпрухгтз. Негуманоидное тело, неприспособленное к стулу, свисало, прихваченное верёвкой в нескольких местах. Но все знали, что иррианец может диффундировать через неё без каких-либо проблем. Просто рядом стояла Карин Пинк с лучевым оружием. Она уже уничтожила здесь многих, а Шпрухгтза оставила. По каким-то ведомым только ей признакам она поняла, что он переводчик. И теперь Президент Первого Измерения Мифландия Вторая пыталась добиться от связанного пленного иррианца информации о реальном положении её армии на поле битвы.

– Наша армия наступала по линии Сизар – Земля. В составе флота тридцать малых кораблей класса «Волк» и три крейсера класса…

– Заткнись, идиот! – заорала из последних сил Мифлуха. – Сволочная твоя башка! Да чтоб я тебя родила, скотина ты поганая! Кого… Волнует… Твоя… Чёртова… Армия?! Да какое мне до неё дело?! Ей другие командуют… Ты скажи мне, скотина ты плюшевая, где м-о-о-о-я армия?! Ты будешь говорить, мерзавец?!

Иррианец не понимал, чего от него добиваются странные земляне. Четыре потока нелинейного мышления пытались найти ответ на вопрос. Иррианец начал формировать в своем теле ещё несколько нервных центров, чтобы активировать новые области мышления. Пока все потоки выдавали одинаковый результат: Президент врага сошла с ума от досады поражения и того, что её армия во время нападения праздновала какой-то местный праздник сбора урожая, а не находилась на боевых постах.

– Карин… – простонала Мифлуха. – Карин, давай его пытать… Эта сволочь запирается… Карин?..

– Нет, Мифлуха, он старается… я же вижу… к тому же он переводчик, через него можно будет обсуждать условия нашей сдачи в плен… – возразила Карин Пинк.

– Вас интересует не наша, а ваша армия? – иррианец наконец создал несколько дополнительных нервных центров.

– Да, кретин, да, инфузория ты туфелька, да!!! – заорала на него Мифлуха. К утру первого дня войны нервы у неё начали сдавать.

– Я понял ваши требования. Я не понял, зачем вам эти сведения. Но я отвечаю…

Мифлуха, взяв наконец себя в руки, положила на колени переносной Полевой пункт управления Вооружёнными силами и переключила его в режим калибровки. Из допроса иррианца выяснилось, что на момент начала войны часть пограничных кораблей были не на боевых постах, а в пути за водкой. Несколько бригад были с дружественным визитом у колхозников, линия обороны была на регламентных работах… ну и так далее по всем частям. Отмотав бегунок системы на время начала войны, Мифлуха быстро исправила позиции войск и их состояние на тот момент. Компьютер подгрузил изменившиеся краевые условия, проанализировал их с точки зрения военной доктрины, боеспособности и имеющегося в частях вооружения и запросил одну контрольную точку в текущий момент времени. Мифлуха грязно выматерилась.

– Введи своё положение, – сказала Карин, с интересом заглядывая через плечо.

Мифлуха посмотрела на систему навигации и ввела местоположение Главнокомандующего. Компьютер подумал ещё пару минут, и картина поля боевых действий качественно изменилась. Мало того что бои теперь шли уже в Первом Измерении, отразились ещё и высадка десантов иррианцев на Землю, и частичный выход линии обороны с регламентных работ, но главное – у ПП вновь появилась связь с частями. На пункт, весело попикивая, посыпались отложенные сообщения от командиров подразделений с докладами о боевой обстановке и запросами дальнейших действий.

– Ну вот, совсем другое дело… – Мифлуха радостно улыбнулась, оторвала из запаса наклейку «Калибровано: __.__.____ /__.__/ ___________» и наклеила её на корпус Полевого пункта управления. Проставив дату, время и расписавшись, Президент позволила себе чуть расслабиться и попросила Карин «приготовить чайку».

– Во-о-от, так воевать уже можно, – сказала она, глядя на экран, полный вражеских единиц. – Не грусти, чучело моё дурацкое, – обратилась Мифлуха к пленному иррианцу, – скоро уже победим.

 

Д

– Дурак какой-то, – констатировала Мифлуха, прищурившись и оглядывая скульптуру маленького лысого старичка, сидящего на топчане. Старик был одет в пиджак, из-под которого виднелась водолазка, в одной руке он держал бокал вина, выставив руку так, будто бы приглашал зрителей присесть к нему, а пальцы второй руки свернул в неприличный жест.

– Почему это «дурак»? – заспорила Карин. – Вот тут на постаменте написано: «Основателю нашего государства». У нас что же, основатель, по твоему разумению, – дурак?

Мифлуха огляделась по сторонам – на площади перед Дворцом текла обычная жизнь, люди вяло шатались без дела, в дальнем конце, у стены жалоб кто-то, одетый как Карин, клеил знакомый жёлтый плакат «Мифлуха храпит!». Президент резко обернулась к телохранительнице – та как ни в чём не бывало стояла рядом и играла в электронный тетрис.

– Ну, уж и не умный, коли основал наше государство, да так, что памятник ему водрузили тут ночью, впопыхах даже забыв подписать, как этого лысого развратника звали. Как вот его звали? А?

Карин пожала плечами. Мифлуха окриком остановила мужичка, перебегавшего площадь и старавшегося обойти Президента и её верную телохранительницу по большой дуге:

– Эй, плешивый, любезный мой гражданин-человек! Будь добр, подскажи, как вот этого, – Мифлуха кивнула на памятник, – звали?

– Может… Иван? – уточнил мужик.

– Иван… – глубоко вздохнула Президент и стала снова пристально рассматривать хитрое лицо, отлитое из тёмного металла. – Если это – Иван, то я должна быть Прасковьей…

Мифлуха вздохнула ещё раз.

– Карин, – обратилась она к своей спутнице, – в общем, так: выхода нет, его придётся объявить в розыск. Надо сделать такую бумажку, ну как «Пропал кот, разыскивается», и вознаграждение туда вписать. «Всех, кто что-то знает, просьба сообщить». Ну, ты поняла. Да?

– Хорошо, только я напишу: «Разыскивается особо опасный насильник». Фоторобот и приметы. И вознаграждение. Ты пойми, я знаю наших людей – просто ради денег они палец о палец не ударят, а вот если им светит помочь поймать особо опасного насильника…

– Ты права, – сразу согласилась Президент. – Тем более, глядя на него, я всё больше подозреваю, что ты права во всём. Но это не всё.

Карин в муке закатила глаза к небу.

– У нас будут выборы. Выборы Президента. С утра я начала чувствовать себя недостаточно легитимной, надо переизбраться на какой-то там срок.

– Может, это опять блохи завелись? – озабоченно спросила Карин. – Как в прошлый раз – потравим, вымоем, и всё будет нормально?

– Нет. Выборы! И надо подготовить всякую там компанию, речи, программу. Возьми себе в помощь Марию Стюарт, и вечером займитесь. Через пару дней, чтоб не тянуть, голосуем.

* * *

На утреннем заседании правительства планировалось объявить населению о назначении даты выборов, но Президент сорвала график, неожиданно объявив среди министров конкурс на то, кто лучше спародирует крик дрозда. И только тогда, когда все могли говорить только сорванными хриплыми голосами, порадовала своих специалистов новостью. Телевидение, не дождавшись этого момента, пустило новость обычным порядком, так что на неё никто особого внимания не обратил. Выборы проходили в стране достаточно часто, чтобы не делать из этого трагедии.

– Вот, а что я вам говорила? – уточнила Мифлуха, водя пальцем по жёлтой газете. – Астрологи пишут, что завтрашний день исключительно удачен для выборов нового Президента. Тут же и пометка, что для сельхозработ, отдыха, работы и других дел – день совершенно не пригоден. Я думаю, звёзды с нами. Что скажете?

– В каком плане «нового»? – поинтересовался министр по делам науки, народного просвещения и борьбы с заблуждениями, невысокий старикашка, взятый на государственную службу в первую очередь за седую бороду. Когда Мифлуха назначала министров, он ошивался за окном, собирая пустые банки на стеклотару. Президент заметила его и назначила министром, так как ей показалось, что человек, доживший до таких седин и не заработавший при этом ни гроша, идеально подходит для работы в сфере науки.

Президент подняла тяжёлый взгляд на министра печати:

– Действительно, в каком плане – «нового»?! Я что – набрала проходимцев, да не тех?! Выборы придётся перенести.

– Не надо ничего переносить, – Мария встала из-за стола. – Астролог ошибся, он имел в виду, что день отличный, чтобы переизбрать тебя. Всё, что нам надо – хоть немного явки, с учётом того, что ты наш единственный кандидат, а «против всех» мы запретили… Да ещё за криками дрозда с утра люди не узнали ничего о назначении выборов. Собрать их будет не так-то просто.

– Они что – не любят меня? – удивилась Президент.

– Не то чтобы… – задумчиво сказала премьер-министр. – Просто смущаются в этом признаться письменно.

– Ломаются, значит, – вздохнула Мифлуха, пододвинув к себе золотой глобус, служащий украшением её стола. – Как будто первый раз…

– Не первый, – согласилась Мария. – Но всё же надо дать им чего-то новое. Предлагаю выгнать этих прохиндеев, – премьер обвела взглядом состав правительства, подсунутого ей Мифлухой. – У меня есть настоящий эксперт, который нам позволит что-то спланировать.

– Не возражаю.

Министры с огромным облегчением начали подниматься со своих мест.

– Простите, – почти что пропищал глава Центральной избирательной комиссии, – я должен сделать важное заявление.

Все мрачно уставились на него, а министр науки даже наступил ему на ногу под столом, чтобы тот заткнулся.

– Дело в том, что мне только что поступил полный пакет документов от альтернативного кандидата. И вы знаете, я вынужден, просто вынужден его принять – потому что по ИнТэВэ уже во всю об этом рассказывают, а у нас всё в плане закона так написано, чтобы можно было избираться, – в зале повисла гробовая тишина. – И-и-и… Это не я придумал, это парламент пока ещё не отменил… – извинился глава избиркома.

– Кто? – спросила Президент.

– Вы… Ну, то есть мне кажется, что это вы… но… в купальнике.

На мониторах, расставленных на столе заседаний, загорелись две карточки выдвинутых кандидатов. Сомнений не оставалось – на первой Мифландия Вторая была представлена в каноническом образе в любимом платье со стразами, а на второй – Мифландия Вторая была в купальнике и тянула через соломинку коктейль. Остальные данные, включая место жительства, совпадали полностью.

– Выбирать из двух личностей Мифландии Второй – это и есть истинная демократия, – не отвлекаясь от тетриса, задумчиво сказала Карин Пинк.

* * *

– Так вот, – сказала бывшая государственная преступница Мария, – тут у нас человек-самородок, только не надо задавать ему вопросы. Просто давайте ему сведения, и он вам сам что-то об этом всём расскажет. А от вопросов он перевозбуждается.

– Хо-хо, – заулыбалась Мифлуха. Мария тяжело вздохнула и села за стол.

В зал быстрой походкой вошёл человек в очках и с аккуратно зачёсанными на бок светлыми волосами. Он поставил кейс, раскрыл его, вынул кипу бумаг, закрыл и сел.

– Добрый день, – аккуратно начала Мифлуха.

– День, чисто статистически, достаточно обычный, – парировал гость.

– Я сегодня ела солянку с маслинами, – возразила Президент.

– С косточкой или нарезкой? – уточнил гость и стал что-то рассматривать в своих бумагах.

– А какое это имеет значение? – удивилась Мифлуха, а Мария и Карин одновременно тяжело вздохнули.

– Как это «какое»?! – резко возбудился мужчина, – Те, что с косточкой, производят в Греции и Италии, там же консервируют, те, что резаные – это реэкспорт в другие регионы, сырье уходит на переработку за копейки, а потом за счёт удаления косточки цена увеличивается минимум в полтора раза, при том что снижается масса. Но когда мы говорим о логистике последующего…

– Стоп, стоп, стоп, – прервала гостя Мария. – У нас всё чуть проще: завтра будут выборы Президента.

– Кандидат один – действующий Президент, он пользуется поддержкой административного ресурса, выборы безальтернативны. Но, я думаю, тогда бы вы меня не позвали. Что, появился второй кандидат, самоубийца? Впрочем, тогда бы вы позвали не меня, а значит… У Президента Мифландии Второй серьёзная шизофрения, осложнённая синдромом множественной личности. На фоне диссоциативного расстройства идентичности её вторая личность втайне от первой выдвинула себя кандидатом в Президенты и начала активную избирательную кампанию с целью свержения первой личности. Знаково!

Карин и Мария внимательно посмотрели на Мифлуху, та из-за проявленного к ней повышенного интереса раскраснелась и улыбалась во весь рот, стараясь при этом придать лицу серьёзный вид.

– Активную избирательную кампанию… – не спросила, просто повторила Карин.

– Да-да! Иначе и быть не может, ведь ей нужна раскрутка – её никто не знает, ей надо отделить себя от иной Альтер-личности, обзавестись своими паттернами восприятия и самостоятельно взаимодействовать с окружающей средой.

Карин молча щёлкнула кнопкой пульта, включив телевизор на сверхпопулярном ИнТэВэ. На экране Мифландия Вторая в купальнике давала интервью журналистам.

– Моя оппонентка хочет только одного – оставаться жить во Дворце, вкусно есть и сладко спать. И за это она готова отправить на смерть миллионы невинных и сложить собственную голову! Она и сама не раз признавалась в этом публично.

– А чем вы отличаетесь от неё? – не унимался журналист.

– Мне нужно немного – я хочу оставаться жить во Дворце, вкусно есть и сладко спать – и я готова за это дать миллионам хлеб, работу или что там им ещё нужно, может быть, даже пожертвовать жизнью. И я не раз и не два уже говорила об этом публично.

– Я не очень понимаю…

– Поймите, что я хочу этим сказать, дорогуша, – опять начала Мифлуха в купальнике. – Правят не самые достойные, не самые умные и не самые любимые. Просто среди тех, кто правит, порой попадаются и те, и другие. Правят всегда те, кто хочет делать то, что он хочет, и не делать то, чего не хочет – но принципиально, без компромиссов. Вот я не хочу съезжать из Дворца, и она не хочет съезжать из Дворца. Но она не хочет этого так твёрдо, что готова голову положить ради того, чтобы жить там и дальше – и не только свою, замечу, и не столько свою… Но если для того, чтобы не испытывать проблем с жилплощадью, в будущем вдруг мне придётся дать людям хлеба и зрелищ, то я им дам и то и другое, чего бы мне это ни стоило. Или она, или я – завтра кто-то победит, и это никто не поставит под сомнение.

Карин выключила телевизор, повернулась к Марии и сказала:

– Хо-хо…

– А чего вы, собственно, хотите? – поинтересовался специалист. – В любом случае она будет жить во Дворце, альтернативность выборов повысит явку…

– Но выбирать будут… – начала Мария.

– О боже! – специалист вскочил на стол и заорал так, что на крик прибежал из приёмной Патриарх. – Выбирать будут то конституционное большинство мыслей в её голове, которое в будущем будет править страной!

* * *

Малый государственный совет заседал уже ночью. На нём, кроме Мифлухи, которую на всякий случай связали, присутствовала героиня Первой Иррианской войны Карин Пинк, премьер-министр, она же государственная преступница Мария Стюарт и заместитель главы госбезопасности в должности Патриарха.

– Нужна ли нам революция?! – поставила вопрос ребром Мария.

Мифлуха заулыбалась и, вынув сустав, выпутала первую лапу из надетых на неё Карин пут.

– К чему нам глубокая перестройка страны с одного идиотского пути, родившегося в больной голове, на другой, не менее идиотский, родившийся там же?!

Мифландия Вторая с непревзойдённым изяществом выпутала вторую лапу, затем развязала ноги и булавкой открыла замок наручников, крепивших её к тронному креслу. Потом вынула кляп и сказала:

– Ну, негодницы, после выборов я думаю серьёзно обновить правительство и взять курс на модернизацию!

Карин и Патриарх с двух сторон в прыжке кинулись к выпутавшемуся кандидату в Президенты и схватили её, убегающую, за ноги. После этого в очередной раз беглянку пришлось связывать и сажать на место.

– У неё феноменальная способность выпутываться, выкарабкиваться и сбегать, – констатировала Карин. – Это свойство всех мифлух… Куда её только черти несут?!

– На дебаты, – отплевываясь от кляпа, сообщила Мифлуха. – У нас с ней сейчас будут дебаты. Кто придёт – тот и победит, а мне ещё в купальник переодеться надо!

– Хм… А это мысль, – сказала Мария. – И доставьте уже сюда клетку!

Патриарх вышел в приёмную и вернулся с двумя записками.

– Так, девочки, у меня тут пара новостей… и даже не уверен, какую из них объявить хорошей. Да, Карин, Мифлуха выпуталась уже из наручников, придержи её. Так вот, ваш «основатель государства», Белобородых Иван… – Мифлуха, которой занялась Карин Пинк, громко икнула, – Соломонович. Урождён был в Одессе, бит жизнью и ею же выведен в люди. Привлекался по многим статьям. Будучи деловым человеком, давал взятки, будучи чиновником, брал взятки. Тем самым в жизни соблюдал баланс. Как отмечают доносчики, скульптуру с топчаном он заказал более чем полтораста лет назад с целью отомстить некой А., которая посмела отринуть его ухаживания. Скульптура стояла напротив балкона её дома в Одессе, пока несколько дней назад не была украдена неизвестными. Что же касается постамента… Карин, я умоляю тебя – закрой рот и держи же уже Мифлуху, ведь она почти переоделась в купальник! Так вот, что касается постамента, то он к гражданину Белобородых не имеет никакого отношения – его начали возводить, чтобы поставить памятник Мифландии Второй, но доделать ничего не успели – конец года, деньги на счетах заморозили.

– Так… А вторая новость? – поинтересовалась Мария.

– Вторая новость в том, что рейтинг пляжной версии нашей дорогой… гм… руководительницы растёт как на дрожжах. И наши эксперты полагают: ввиду того что «купальник» сейчас не выступает с интервью, основная причина роста её рейтинга – постоянное тиражирование в записи речей нашей старой доброй Мифлухи по телевидению. Работает старое золотое правило – «смолчи – за умного сойдёшь». «Купальник» молчит – и на фоне «говорящего платья» все начинают считать её умной.

– Дать слово оппозиционной Мифлухе, чтобы дискредитировать её её же предвыборными обещаниями! Гениально! – сказала в сердцах Мария. – Патриарх, даже не знаю, чем тебя отблагодарить!

– Деньгами, можно акциями. Но лучше деньгами, золотом, драгоценными камнями… Лучше всего чем-то, что подлежит свободному обмену с Иррианией… – начал монотонно по памяти перечислять Патриарх, но потом поднял глаза на Марию и осёкся.

* * *

На дебатах Мифландия Вторая сидела в одной клетке с памятником гражданину Белобородых. Дверь клетки была открыта специально, чтобы смутить Мифлуху. Она, привыкшая отпирать и выпутываться, никак не могла взять в толк, как можно сбежать из открытой клетки – в чём здесь обман. От этого непонимания кандидат в Президенты, облачённая в купальник, сильно страдала.

– Либеральная идея во мне жива, – обратилась она к Белобородых, – и ты сам видишь, что мы с тобой – простые основатели государства – сидим в клетке. Дверь её открыта – и, казалось бы, выходи, делай что хочешь! Но мыто знаем, всей своей головой знаем, что это обман. Ты сидишь тут из-за бабы, я сижу здесь за идею. Я, конечно, могла бы выйти… – Мифлуха с ненавистью посмотрела на открытую дверь, за которой толпились корреспонденты ведущих изданий и телеканалов, – но только если эти гады закроют наконец эту проклятую дверь!

 

Е

– Ещё давай, ху… – срывающийся на крик голос мужика с красной повязкой на рукаве телогрейки утонул в грохоте трактора.

Пятеро бойцов с пустыми погонами подняли на ломах ржавый рельс и начали править его на уже уложенные шпалы. Трактор надрывно завыл, выталкивая покрытую инеем железку на отстроенное полотно. Гусеницы громко зачавкали, сломав ледяную корочку, и провалились во влажную глину.

– Нет, война – дело грязное, – решительно сказала Мифлуха, забирая лапы поглубже в рукава пальто. – Какой чёрт погнал меня сюда?! Эй! Эй!!! Куда прёшь-то?! А ты, да, да – ты, сын грабли, лом держи ровнее!

– Мифлуха, ты же мне обещала! – с насыпи раздался властный и суровый голос Карин. – Ты мне обещала не вмешиваться в войну! Какого же чёрта ты здесь лезешь со своими советами?!

Карин в грязных сапогах, увязая в земле, начала аккуратно спускаться вниз – к Мифлухе.

– Работай, мальчик – не слушай её, – обратилась та к застывшему в ужасе солдату. – Вообще слушай только железнодорожников, коли строишь железную дорогу… Никого больше не слушай.

Лицо Карин было порядком обморожено, а от неё самой разило спиртом, под глазами свисали синие мешки. Вот уже пять дней она почти не спала и вообще очень мало отдыхала. Мифлухино командование «на передовой, в одном строю с простыми солдатами» обернулось позорнейшим окружением, и вот уже два дня как ожидалась не менее позорная капитуляция. Карин добрела до Мифлухи, чуть не провалившись в вязкую землю насыпи.

– Какого тебе рожна ещё надо?! – сил на крик и злость у Карин уже не осталось, и Мифлуха очень испугалась, увидев, что её телохранительница смогла только удивленно приподнять брови, тогда как всего пару дней назад её ругань металась по всему посёлку.

– А я почётный железнодорожник… – застенчиво сообщила Президент Первого Измерения. – Мне на юбилей звание присвоили. Ты что, не знала?..

Во взгляде Карин Мифлуха увидела только апатию, и ей стало совсем плохо. Уже пять дней как Карин запретила ей вмешиваться в командование чем бы то ни было в посёлке. К этому запрету сама Мифлуха отнеслась с пониманием: «Ты что, стратег? У тебя образование есть?! У тебя опыт есть?! Чего ты лезешь?!!». Во всей этой фразе изо дня в день менялась только профессия, которой Мифлуха не владела. Она не была поваром, врачом, строителем, стрелком, сапером, снайпером, водителем и многими другими профессионалами, которые были очень нужны здесь и сейчас. Но всех этих нужных людей уже убили и даже успели похоронить – и Мифлухе оставалось только тешить себя надеждой на то, что у неприятеля дела обстоят не лучше: из прессы она знала, что Президент Свободной Ирриании тоже отправился на передовую.

Карин посмотрела ей в глаза и с горечью плюнула на землю. Первые дни на вопрос «чего тебе ещё надо?» Мифлуха отвечала «шоколадную конфетку», но теперь даже она потеряла свой бодрый вид и просила «вывести из окружения». Последней банкой тушёнки Главнокомандующая накормила бродячую кошку, потому что «всем нам всё равно умирать – а у неё будут котята», с тех пор Карин перестала давать ей подзатыльники за провинности. Но сейчас Мифлуха обрадовалась бы даже подзатыльнику. Вместо этого Карин вдруг посмотрела на неё с какой-то странной тоской и сказала:

– Меня в плен брать не будут – сразу пристрелят, так как я для них весьма опасный и абсолютно бесполезный человек… А вот тебя захватят… и чёрт меня подери, я тебе не завидую! Впрочем, не я, а ты развязала эту войну.

– Я просто хотела пополнить наш зоопарк! – возразила Мифлуха и насупилась.

– А догадаться, как отнесутся иррианцы к заключению в клетку их посла, ты, конечно, не могла?! – Карин повысила голос, и Мифлуха, заметив, что та злится, решила подлить масла в огонь – ей захотелось растормошить свою защитницу.

– Есть люди, а есть животные. Иррианцы не люди – это так: у них щупальца, слюна капает, жижа какая-то… Нелюди должны быть представлены в экспозиции зоопарка. И вообще не критикуй меня, иначе не дам тушёнки, – Мифлуха ухмыльнулась.

– Тушёнки?.. – Карин в очередной раз плюнула на землю. – Ты, бродяга, заговариваешься! Ведь ещё позавчера ты скормила последнюю баночку кошке!

– Я выменяла ещё, – Мифлуха самодовольно улыбнулась и достала из кармана пальто плоскую жестяную банку с зелёной этикеткой.

Карин взяла банку в руки и внимательно осмотрела. Сомнений не было – тушёнка была иррианского производства, в саморазогревающейся банке негуманоидного образца. Карин не была грамотеем и понятия не имела, почему природа так пошутила, создав из одного набора белков столь разные формы жизни, как люди и иррианцы… в конечном счёте, мифлухи были похожи на иррианцев куда больше, чем на людей. Но факт оставался фактом – продукты и товары в Свободной Ирриании выпускали куда качественней, чем в Первом Измерении, что, впрочем, с избытком компенсировалось их негуманоидными упаковками, пультами управления и прочим сервисом. Тушёнка содержала на себе инструкцию по работе с банкой на иррианском языке. Из этого манускрипта, написанного снизу вверх и справа налево, следовало, что для вскрытия банки необходимо активировать электронную систему разблокировки крышки. При этом батарейка, зашитая в каждую банку, имела заряд только на время срока годности мяса – и по его истечении банку невозможно было открыть из-за севшей батарейки. Судя по индикаторам на верхней крышке, банка была просрочена.

Карин схватила Мифлуху и потащила за собой в сторону штаба, Мифлуха вяло сопротивлялась, путаясь в длинных полах пальто.

– Куда ты меня тащишь, дура? – возмущалась Главнокомандующая. – Давай лучше съедим её!

– Она просроченная! Я не могу вскрыть банку… нам нужен специалист по цифровым технологиям – и у нас есть такой человек в штабе, наш последний сержант.

Сержант Ивакура, молодая японка, сидела за монитором, когда Карин положила на стол банку. Девушка отвлеклась от столбцов цифр, которые, как она утверждала, были кодами управления иррианскими боевыми позициями в радиусе ста километров, и взяла банку двумя пальцами.

– Ивакура, посмотри – сможешь взломать иррианскую тушёнку?

Японка молча достала перочинный нож и аккуратно содрала пластиковую пломбу с банки и, подпаявшись к клеммам, подключила банку к компьютеру. На экране появились новые столбцы цифр.

– Да чего вы время тратите?! – начала возмущаться Мифлуха. – Я их ломом открываю – у меня их таких уже пяток есть, – но Ивакура подняла руку, призывая к тишине. Карин, уже поразившаяся простоте предложенного Мифлухой решения, замерла.

– Баночка-то военного производства, – сказала Ивакура, накручивая локон на палец.

– И? – осторожно спросила Карин, удивляясь сегодняшней разговорчивости обычно замкнутой японки.

– Стандартный микропроцессор, встроенная память… Всё стандартное для иррианских военных устройств. В общем, здесь в том числе прошиты коды «свой-чужой». Тому, кто достал эту банку целой – надо дать орден, – Мифлуха расправила грудь. – Думаю, мы прорвём блокаду сегодня же, а если успеем быстро передать данные в Генштаб, то исход войны тоже будет решён.

– А зачем иррианцы записали коды «свой-чужой» на банке?.. – с сомнением поинтересовалась Карин, у которой на лице появилась первая за много дней робкая улыбка.

– А у них всё не как у людей, – пожала плечами Ивакура.

* * *

Банкет по случаю капитуляции Свободной Ирриании был обставлен с особой торжественностью. И только в изрядном подпитии Мифландия Вторая рассказала узкому кругу лиц, собравшихся на торжество, историю того, как она ночью, сбежав от Карин по малой нужде, с голодухи поползла через линию фронта выменивать продовольствие. Пять банок тушёнки обошлись Мифлухе в значительную цену – карту расположения укрепрайона оборонявшихся во главе с Мифлухой солдат Первого Измерения. Впрочем, с учетом того, что никакого укрепрайона в реальности не было, – да и будь он, кто б доверил Мифлухе его карту?! – сделка с самого начала была нечестной.

– Чего же ты им подсунула?! – расхохоталась Карин.

– Зарисовку того укрепрайона, о котором ты бредила во сне… – ответила Мифлуха, протирая уголком скатерти свой новый орден.

 

Ё

– Ё!.. Я в недоумении, как можно шептаться за моей спиной и обсуждать, какая я дурочка, вместо того чтобы сказать это прямо здесь, мне в глаза?! Да, я не ангел, я за такое, да ещё в глаза, и расстрелять могу. Но разве это повод утаивать что-то от меня в моём родном государстве? Вы мои министры, мои красавчики… лапочки… заиньки, твари паршивые, недоросли болотные, да чтоб на вас трава не росла! Вот ты, ангелочек, министр чего?..

– Я, Мифландия, не министр, вы обознались, я канализацию чиню здесь…

– Понятно. А вот вы?

– Я, Мифландия, тоже не министр – я электрик…

– А вы? Уж ваша-то рожа мне хорошо знакома! Я помню, вас показывали по телевизору и вы ещё стояли за моей спиной…

– А я, Мифландия, ваш охранник!

– Вот и попался, козлик. Какой ты мне охранник, если моя охранница – Карин Пинк?! Сознавайся, гад, а то хуже будет… Укушу.

– Я, Президент, сам забыл… вроде и министр, а чего министр не помню.

– Н-е-е-е… Ну вы видали? Вот затейник. Забыл. А как зовут тебя помнишь. Я вот сейчас по спискам посмотрю, за что ты у нас в державе отвечаешь…

– Э-э-э… Я, Мифландия, тоже забыл… не помню.

– Будешь у меня премьер-министром, если немедля не покажешь пальцем на министра образования.

– А премьер-министр за что отвечает?..

– За всё. Он прокладка власти. Нельзя же, чтобы за всё отвечала я, то есть Президент. Вот он и проложен между мной и всеми остальными. Ну что, гнойный прыщ на теле государства, покажешь мне министра образования или премьер-министром назначить?!

– Вон он! За занавеской прячется!

– Выходи, мертвец, тебя сдали сослуживцы.

– Я…

– Ты. Ты министр образования. Вот объясни мне, что такое государство?.. Да не трясись ты так, правильно ответишь – награжу.

– Государство… это когда…

– Это не когда, это всегда…

– Государство – это я. То есть – вы. Государство это вы, Мифландия.

– Дурак. Как есть дурак. Ни одного проблеска мысли – начитался книжек, старый хрыч, и пытается меня ими лизнуть. Нет, нет и нет – говорю я вам. Государство – это такая система уравновешивания. Всегда в мире есть волки и есть бараны. А государство – это то, что следит, чтобы волки не съели всех баранов, а бараны не забодали бы волков. Их ещё иногда называют по ошибке быками и медведями. В разных моделях по-разному… Вот либералы хотят, чтобы бараны контролировали действия волков, а волки прислушивались к мнению баранов. Коммунисты хотят, чтобы волки мудро управляли баранами и учили их выть на Луну, не забывая, впрочем, иногда отстреливать барашков пожирнее. Фашисты хотят, чтобы все волки перебили всех баранов, сплотились в крепкую стаю и пошли есть баранов в чужих странах. В общем, сплошной зоопарк! А люди следят, голосуют, возмущаются… И только я создала государство баранов. Полное правительство баранов. А внизу, на улице, у нас народ, и они – волки. Понятно вам теперь, как вы несладко попали, дорогие мои. Когда народ захочет кушать, я отдам им вас. Поэтому вам лучше поработать, сильно поработать, чтобы за вами не пришли, мои кудрявые барашки!..

 

Ж

Жизнь в этот день не заладилась с самого утра. Мифлуха проснулась от оглушительного грохота, как будто кто-то надел ей на голову ведро, а потом ударил по нему со всей силы молотком. Продрав глаза, она ошарашено огляделась по сторонам. Никакого ведра не было, и тем более не было молотка. Это Президентская золотая корона, которая и без того постоянно сползала на нос, во время сна окончательно съехала и грохнулась о мраморный пол. Мифлуха было нагнулась за ней, чтобы нахлобучить на место, но передумала, потянулась на мягком бархатном покрывале, закрывавшем тронное кресло, и лениво почесала задней лапой за ухом. На лице её отобразилась тоска, граничащая с отчаяньем. Вокруг стояла тишина, которая бывает только в старых пустых замках. Мифлуха осмотрелась в поисках людей, но никого не заметила. «Все меня бросили» – с горечью подумала она, и протянула лапу к подносу, стоявшему на изящном столике. Там с вечера остался только чуть подпорченный персик. Покрутив подгнивший плод в лапах, Мифлуха бросила его обратно. Звонкий металлический звук сбитого подноса снова наполнил тишину зала.

– Куда вы все подевались?! – удивленно поинтересовалась Мифлуха. – Где еда?.. Почему нет вина?..

Она аккуратно спустила лапы вниз, в инкрустированные брильянтами туфли, которые с натугой растянулись, приняв её жирные ноги. Мифлуха поправила пятку и тяжело зашагала по залу.

В зеркалах плясали тысячи и сотни тысяч таких же усталых, так же обремененных заботами о народе и стране. Обычно Мифлуху окружали люди, не было ещё такого момента, чтобы они все ушли или исчезли. Мифлуха жила для людей в своём дворце, в центре страны, и страна жаждала её решений. Мифлуха отлично знала из донесений министров, что народ любит её, что она и именно она создаёт в стране те колоссальные богатства, ту радость, тот национальный дух, который так нравится её подданным. Она – заботливая мать, они – её маленькие дети.

– Чёртовы дети, куда они все запропастились?! – пробурчала себе под нос Мифлуха.

Мифлуха открыла за ручку большую деревянную дверь, украшенную золотыми завитками и ангелочками, и практически ввалилась в длинный слабоосвещённый коридор. Узкий проход, в стены которого были врезаны обитые дерматином двери, был застелен линолеумом. На каждой двери имелась табличка, и Мифлуха, собравшись с силами, начала их читать вслух.

– Министр церемоний, – дверь оказалась заперта, и Мифлуха вспомнила вертлявого старичка, который должен был бы, судя по табличке, сидеть за этой дверью.

– На виселицу, – констатировала она и, осторожно перебирая ногами, прошла дальше, брезгливо ставя туфли на носочек.

– Министр развлечений, – в его комнате было пусто, стоял грубый дубовый стол, на котором валялись в беспорядке несколько колод карт и, кажется, какие-то денежные купюры.

– На виселицу, – вздохнула Мифлуха и пошла дальше. И когда до двери министра фейерверков оставался шаг, она вдруг заметила дверь без таблички.

Это было странно, потому что все двери украшали или, вернее сказать, дополняли таблички, так как украшать там было решительно нечего. А на этой двери таблички не было, остался только серый пыльный след её существования. Мифлуха пошла напрямик к ней и, оттянув проволочную перетяжку обивки, вынула записку: «Ушла на 15 минут».

Повертев её и так и сяк, Мифлуха дёрнула дверь. Дверь не поддалась – оказалось, что её держал большой висячий замок, какому место было бы на конюшне или ферме, который был уродлив и угрюм даже для этой уродливой и угрюмой дерматиновой двери.

– Что ещё за секреты?.. – проворчала Мифлуха и, нагнувшись, пошарила под половиком, лежавшим перед дверью на грязном линолеуме.

Конечно же, ключ был там. Большой – под стать замку, но, вопреки ожиданиям, вовсе не ржавый, наоборот – блестящий, с солидным медным отливом. Мифлуха осмотрела ключ, полюбовалась в нём своим отражением, затем вставила в замок и провернула. Замок щёлкнул и подался вниз, отпуская дужку. Мифлуха удовлетворенно стянула его и навалилась на тяжёлую (ах, что ж они все такие тяжёлые!) дверь. В странном сером помещении не было даже окна. Там вообще ничего не было, кроме огромного серого шкафа, серого пола, серых стен… посреди комнаты на четырех ножках стоял телевизор. Напротив шкафа – деревянная табуретка, в углу красовались швабра и ведро, из которого украдкой выглядывал кусок тряпки. Мифлуха хотела уже закрыть дверь, но её заинтересовал шкаф.

Это был огромный железный шкаф, каких ей нигде ещё не доводилось видеть. Большая его часть была усеяна какими-то огоньками и кнопками, напротив табуретки красовалась красными огнями «бегущая строка», имелся также лоток для рулонов бумаги, а в небольшой нише располагались рычаги, тумблеры и другие странные устройства. Мифлуха затворила дверь и подошла к табуретке. Её взгляд упал на ручку, заляпанную какой-то жижей, как будто кто-то за неё хватался, не вымыв руки. Ручка была чёрного цвета, а внизу на алюминиевой табличке полустертыми буквами было написано «рычаг управления государством». Мифлухе понравилась эта надпись, ей захотелось, чтобы точно такая же висела на троне. Она осмотрелась в поисках чего-либо, чем можно было бы сорвать заманчивую табличку. Не найдя ничего подходящего, попыталась выломать рычаг, чтобы поддеть табличку, но у неё не вышло и этого. Она начала скрести по кнопкам, чтобы проверить, нельзя ли выломать их, но стройная система не поддавалась таким атакам. Утомлённая ходьбой и этим неповиновением техники, Мифлуха села на табуретку.

На бегущей строке, прямо напротив неё, проплыла странная надпись: «Запущена процедура повышения рождаемости». И лоток, в котором находился рулон бумаги, загрохотал. Через пару секунд из него вылезла длинная белая лента. Мифлуха инстинктивно потянулась к ней, вынула и прочитала: «Её Высокопревосходительство Мифландия Вторая… в целях улучшения демографической ситуации… всякая гражданка обязана добровольно… запретить аборты как безнравственные акты… нам, богобоязненным людям…». От чтения её отвлек телевизор, который вдруг заговорил отчетливо, даже как-то слишком громко: «В рамках борьбы с абортами были арестованы врачи-вредители, которые использовали своё знание против государства и Её Высокопревосходительства Мифландии Второй. Вредители сознались в желании подорвать устои государства путём нарочитого снижения численности граждан…»

Мифлуха потянулась к рычагу и чуть-чуть потянула на себя. Печатающая машинка загрохотала. Телевизор продолжал свою монотонную тираду: «…Однако наш милостивый Президент согласилась даровать им их жалкие жизни, если впредь они не будут совершать своих преступлений против государства, коими является не всякий аборт, а только совершенный по истечении 5 недель беременности…» Мифлуха уставилась на пульт, прочитала таблички и быстро нажав кнопку «расходы на образование», потянула рычаг вниз. Из печатного лотка выпала лента с заголовком «Секвестр бюджета», а телевизор в благожелательном тоне начал рассказывать о реформе образования, «затеянной мудрой Мифландией Второй по велению самого Бога».

«Внимание! Снижение образованности граждан ведёт к падению производительности труда!», – сообщила бегущая строка и через мгновение ожила снова, чтобы изречь новую бессмыслицу: «Осторожно! Падает производительность труда!». Справа в верхнем углу красным замигала надпись «Дефицит бюджета», а под ней начали быстро меняться какие-то цифры. Мифлуха дернула рычаг наверх. Бегущая строка снова ожила: «Внимание! Повышение уровня образования ведёт к снижению рождаемости и завышенным социальным амбициям!». Мифлуха нажала кнопку «Оборона» и потянула рычаг вверх. Сразу несколько надписей замигало, а печатающий аппарат изверг из себя целую пачку бумаги. «Изменение доктрины национальной безопасности в условиях агрессивных выпадов сопредельной…», – заверещал сзади телевизор. Мифлуха нажала пару кнопок наугад и потянула рычаг, – «…вызвало дефицит хлеба в южных областях страны». На бегущей строке появилась новая надпись: «Внимание! Низы не хотят жить по-старому!».

Мифлуха чертыхнулась, трижды пожалев, что вообще поднялась сегодня с трона. Она осмотрела пульт ещё раз и тут заметила небольшой тумблер «Реальные доходы населения». Она перевела его в крайнее верхнее положение и зафиксировала там медным ключом от входной двери. На строке пробежала надпись «Внимание! Верхи не могут управлять по-старому!». Мифлуха нажала кнопки расходов на внутреннюю безопасность и начала двигать рычаг управления государством, наблюдая краем глаза за ключом. Тумблер реальных доходов начал ползти вниз, но уперся в медную железяку и застыл. Мифлуха поднажала на безопасность, и тут замигали сразу десятки других табло, диаграмм, цифр. А в самом верху начала с пугающей быстротой меняться надпись, выведенная чёрной краской на корпусе шкафа «3,1415926535»… Сначала начали меняться цифры, стоявшие далеко от запятой, потом все ближе, ближе… из аппарата со звоном вылетел ключ. Кажется, он просто сломался. Но Мифлухе было уже не до этого, потому что со всех сторон загудела какая-то сирена, а бегущая строка сообщила: «Общий кризис управления! Внимание! Общий кризис управления!

Внимание!». Пошарив взглядом по пульту, Мифлуха нашла жирную красную кнопку, запрятанную на самом видном месте, под ней было написано: «Общий сброс. Восстановить параметры по умолчанию».

Мифлуха отшатнулась от пульта и уставилась на телевизор. Там передавали балет. В коридоре и где-то за стеной раздались пьяные крики матросов и топот кирзовых сапог по мраморному полу.

 

З

– Зайка, хочешь, я прижмусь к твоей щёчке своей попкой?.. – Мифлуха задумалась, подбирая более сочное продолжение.

Она уже второй час сидела в чате со своим министром молодёжной политики, прикидываясь созревшей раньше времени восьмиклассницей. Сомнений не было – министр оказался заскорузлым педофилом, но время «рубить концы», по мнению Президента Первого Измерения, ещё не настало.

– Я сижу дома одна, совсем голенькая… – наконец решилась на продолжение Мифлуха, когда у неё замигало соседнее окошко чата.

Писал её старый знакомый – Голубой Джонни – он же Герман Джонс, министр финансов. Он регулярно выходил в чат вечером, после работы – с ним следовало обсуждать фаллоимитаторы и смазку. Мифлуха недолюбливала этого пассивного человека с большим ртом на невыразительном лице, но ценила его профессионализм. К тому же он, как никто другой, умел договариваться о списании долгов с инопланетными партнёрами Первого Измерения.

– Привет, Джонни! – напечатала Мифлуха одной рукой, вторая была занята бутербродом.

Пришёл ответ от министра молодежной политики, пришлось переключиться: он, как и ожидалось, звал её покататься на своей супермашине.

«Какой предсказуемый!», – вздохнула Мифлуха и набрала ответ: «Мама скоро вернётся». Отправив сообщение, Мифландия почувствовала, что на том конце тоже вздохнули.

Требовательно замигало третье окошко.

– У меня в правительстве двадцать три человека одних только министров, – сообщила Мифлуха монитору и открыла сообщение.

Из недлинного неграмотного текста, набранного сплошь, без всяких пробелов и знаков препинания, можно было понять, что её министр экологии любил природу прямо в этот самый момент. Он был в зоопарке и набирал сообщение через планшет. Президент всегда удивлялась тому, как точно министр знал особенности ареалов обитания всевозможных экзотических видов… До тех пор, пока не познакомилась с ним в чате и не поняла, откуда брали своё начало его обширные познания. Ей даже пришлось спешно распорядиться, чтобы посла Ирриании, запертого в одном из вольеров зоопарка, переместили в закрытое на ключ помещение – иначе Третьей Иррианской было бы не избежать. Мифлуха подыскала смайлик, который, по её мнению, наиболее точно отражал гамму чувств, посетивших её при известии о близости министра с утконосом, когда ответил финансист.

Через некоторое время отписался и министр обороны. «Плётки и шарики», – прочитала Президент.

– И бенгальские огни, – тут же написала она по ассоциации и отправила, не задумываясь.

На том конце пришли в полный восторг.

Через некоторое время, когда Мифлуха уже сочла, что все министры созрели, она объединила чаты в единый поток, сменив имя на Мифландию Вторую.

– А теперь перейдём к повестке дня завтрашнего заседания правительства, – рубанула она. – Предлагаю полностью посвятить его борьбе за нравственность. Возражения есть?..

Возражений не было.

 

И

И, если уж честно, то картина, развернувшаяся на столе, совершенно точно была послебатальным полотном: остались одни объедки, а рыбина, общипанная до состояния скелетированной головы, пыталась показать несуществующий язык; пудинга не существовало, от вина же осталось только мокрое место на роскошной скатерти. Мифлуха грустно моргнула, закатила глаза и, вспомнив предбатальное убранство стола, сладко икнула. Слева от стола на сдвинутых стульях дрыхла личная телохранительница Мифлухи, героиня Первой Иррианской, Карин Пинк. Заметив, что Карин по-детски зажала в кулачке гранату, Мифлуха ещё раз икнула и решила не беспокоить защитницу понапрасну. Собственно, из-за этого своего решения Мифлуха попала в затруднение: ей всё же очень хотелось узнать, что здесь было вчера и по какому поводу был накрыт такой пышный стол.

– Какого ж чёрта мы тут… – шёпотом поинтересовалась Мифлуха у самой себя и постаралась как можно тише вылезти из-за стола. Но, разумеется, раритетное кресло заскрипело, а скатерть поехала за ним на пол вместе со всеми блюдами, с грохотом засыпавшими пол остатками вчерашних яств.

Карин не шелохнулась, продолжая сладко посапывать.

– Эх… Если бы все работали так, как она спит, – сказала Мифлуха в голос, уже ничего не страшась, – у нас было бы передовое государство!

Мифлуха, тяжело ступая по полу, обошла длинный стол и достала из массивного дубового шкафа свой ежедневник. Эта пухлая книга в жёстком переплёте, подарок Бумажного комбината № 1, ещё ни разу не требовалась Мифлухе. Но она вспомнила тучного вечно улыбающегося директора предприятия и его рекомендацию: «Чтобы ничего не забывать!», с которой он вручил в начале года эту книженцию, и прониклась к нему какой-то странной теплотой. Открыв наугад и пролистав несколько страниц, Мифлуха наткнулась на надпись, сделанную чьим-то незнакомым почерком. Восьмого октября в ежедневнике чьей-то нетвёрдой рукой поперёк страницы в «важные дела» был записан «Конец света». Не зная точно ни текущего числа, ни, тем более, дня недели – сомневаясь даже в месяце, Мифлуха вдруг твёрдо поняла, что восьмое октября было вчера и праздновали все именно его.

– Святые… – Мифлуха запнулась и с интересом перелистала ещё несколько страниц, – Затейники. Это что ж выходит? Выходит, вот ты какой, ад для дураков – всё уже было, причём вчера, причём уже вроде бы и не с тобой?..

Массивная дверь скрипнула, и в зал торопливой походкой зашла какая-то бабушка с ведром и шваброй. Всплеснув руками, она что-то буркнула себе под нос и принялась собирать раскатившиеся по залу столовые приборы. Деловито пройдясь по залу, она быстро начала приводить его в порядок – рыбные кости собрала в ведро, отобрала у Карин гранату, уложила посуду в скатерть и, завязав её в узел, собралась было уйти, но Мифлуха окликнула её:

– Бабушка, – её властный обычно голос в этот раз дрогнул, и вопрос вышел как-то просительно, – мы живы?

– Што ж с вами, с окаянными, сделается! – в сердцах крикнула бабуля и плюнула себе в ведро.

От хлопка закрывшейся двери Карин вскочила. И, быстро оценив оперативную обстановку, прямо спросила Мифлуху:

– Почему мы живы?!

Мифлуха лениво пожала плечами – медали, как грозди винограда, навешанные на её пышный наряд, весело зазвенели. Карин обратилась с тем же вопросом к кому-то под столом. Оттуда вылезли сразу несколько человек, которых Мифлуха сперва даже не заметила.

– Последнее, что я помню, – это пожарники, – твёрдо сказала Мария, счищая со своего элегантного платья следы салата. – Я помню, как они забежали сюда, никем не званные, доложить текущую обстановку, и ты, – Мария ткнула пальцем Мифлухе в грудь, – сказала им: «Вот вы пожарники, вы и разбирайтесь!». После этого они, по-моему, сразу ушли. Но, судя по всему, идея переложить ответственность с нас на них была вовсе не глупой – как ни странно, но мы живы.

Мария подошла к ржавому рукомойнику, вмонтированному в мраморную нишу, и открыла оба вентиля. Издав душераздирающий свист, кран расстарался только одной каплей и замолк.

– Вы только посмотрите – воду отключили, – Мария нахмурилась. – Слышь, ты, сокол, воды опять нет!

Мария в упор посмотрела на премьер-министра.

– А что я? – возмутился премьер. – Обратитесь к водопроводчикам…

– А лучше сразу к пожарникам, – предложила Карин. – Кстати, неплохо бы, в плане обмена опытом, узнать у этих сукиных детей, как они остановили конец света…

– Надо им позвонить и вызвать сюда с докладом, – решила наконец Мифлуха. – А ну, помогите мне привести в порядок кабинет. И сбегайте уже кто-нибудь за рассолом!

– Мне помидорный, – крикнула Карин вслед побежавшему к дверям премьеру.

Уже через полчаса ситуация устаканилась – на покрытый тёмно-красной бархатной скатертью стол поставили пластиковые цветы в графине, а под стол – две опустевшие трехлитровые банки из-под рассола. Ждать начальника пожарной охраны Первого Измерения тоже пришлось недолго. Этот хмурый, спешно выбритый человек очень хотел спать и пить. Поэтому Комиссия по анализу работы экстренных служб в день конца света заставила его докладывать стоя.

– Итак, господин Статски, вы говорите, что вчера явились сюда на доклад, – начала Мифлуха бархатным голосом, – однако собравшиеся здесь люди, которых вы вчера, без сомнения, видели, не могут припомнить, чтобы вы нам о чём-то доложили… Как вы это объясните?!

– Я… мы… Вам я сказал… – начал мямлить начальник пожарников.

– Не мямлите! – закричала с места Мария. – Вам поставили вопрос, ответьте на него. Неужели не понимаете, как это важно?!

– Ну что вы, Влад, себе же вредите… Говорите чётко, вы же ни в чём не виноваты, и нам просто хочется это доказать, – ласково проговорила Карин.

– Я прибыл сюда… Доложил. Госпожа Президент мне сказала, чтобы мы разбирались сами… – сумел выговорить пожарник, глядя на пол.

– То есть ты хочешь сказать, что Президент просто переложила на тебя ответственность! – заорал премьер.

– Я… – протянул Статски и быстро заморгал.

– Правильно говоришь, – подхватила Карин, – так ведь и было!

– Молодец, – поддержал премьер и подмигнул.

– Все вы, сволочи, меня оклеветать хотите, – лениво сообщила собравшимся Мифлуха. – Родной, расскажи нам лучше, что ты дальше делал?

– Я приехал в часть, вызвал заместителя… и сказал ему разбираться, потом я… – пожарник замялся.

– Достали бутылку водки и выпили?.. – спросила Карин.

– Не водки… коньяку… Я же начальник, – Статски улыбнулся и исподлобья посмотрел на Карин. – Потом не помню.

Заместитель начальника пил вино, причем дешёвое – поэтому у него сильно болела голова. Начальник отдела неожиданных бедствий пил водку, а прораб участка – палёную водку. В итоге комиссия выяснила, что разбираться с концом света послали свежеприбывшего стажёра. Он-то всё и сделал, а потом, к сожалению, погиб – но где и как никто к утру вспомнить уже не мог.

– Я думаю, этих всех следует наградить, – начала подводить итог Мифлуха. – Если бы не они, мы бы вряд ли отыскали и отправили в дело того парня… Стажёра этого я усыновляю посмертно – хоть из одного моего чада выйдет толк. То, что мы там трубили про конец света по телевизору, объявим шуткой – все ещё порадуются нашему остроумию. По мне лично, такая шутка куда лучше настоящего конца света… В следующий раз отдуваться за всех будут водопроводчики. Не думаю, что у пожарников ещё найдутся такие люди. Голосуем?..

Комиссия единогласно проголосовала.

 

Й

– Йокогама.

– Анадырь! На мягкий знак городов нет, я выиграла! – счастливо рассмеялась Мифлуха.

– Во-первых, столица Ирриании на «Ь», пора бы уже выучить, а во-вторых, всё равно уже подъезжаем.

Унылое здание некрашеного бетона длиной в квартал с фасада было украшено одиноким, запутавшимся в перевернутой люльке промышленным альпинистом, пытавшимся ещё с утра закрепить выцветший нечитаемый лозунг. Продавец самогонного ларька, приютившегося в двери под ним, давал унылые выцветшие советы о возможных путях выхода из сложившейся ситуации.

Традиционно возглавляемый и замыкаемый пожарниками кортеж без особого интереса проехал мимо. Головная машина прижалась к обочине у проходной, провалилась колесом в открытый люк, и кортеж припарковался у запыленной обочины. На входе в НИИ образовалась суматоха из встречающих лиц.

– Да, уже приехала! Ну!

– Сюда, в приёмную несите же скорее. Как это не пролезет? Я же в первый день, позавчера, приезжал – оно такое небольшое, голубое было… А, это я дверью тогда ошибся?

– Заворачивайте её сразу в цех! Сюда, налево! Я покажу! А-а-а-а….

– Интересно, куда ведёт этот люк? И кто это фальшпол разобрал? Ладно, проводим, тогда разберёмся. В цех не надо! Эй! Давайте в конференц-зал. Там всё уже готово. И выпивка, и закуска.

– Сказано же – никаких банкетов. Всё на этот раз серьёзно. Сначала посмотреть в действии! По программе и методикам испытаний. Куда его перекатили? На склад? Значит, ведите и её на склад!

На исцарапанном паркете приёмной директора, обитой вертикальным лакированным штапиком, напряжённо топталась куча разномастного народа. Мифландия взяла за локоток наименее суетливого из Госкомиссии:

– Куда всё-таки идти?

– Буфет на шестом этаже – ответил он с готовностью – в конце второго немаркированного коридора налево напротив шахты промышленного лифта и потом на пол-этажа обратно вниз. Там не сложно – единственная титановая дверь на этаже. Остальные у них из обычной нержавейки.

– А Изделие?

– Это вы лучше у представителей Заказчика поинтересуйтесь. Они во-он там, за секретаршей спрятались. Они проект все одиннадцать лет сопровождали – должны были разобраться.

Обнаруженный за вторым углом покрытого зеленым сукном стола представитель Заказчика с готовностью сунул в лицо Мифландии пачку бумаги.

– Ваша подпись утверждающая! В самом верху! Остальные уже подписали! Я покажу!!!

– Подождите. Это вообще что такое?

– Акты на списание!

– Как на списание? Мы же его ещё только принимать приехали. А протоколы? Сегодня же Государственные испытания.

– Зачем усложнять? – заныл представитель – Ну давайте сразу? А?

– Хватит! Где главный конструктор?

Главного выпихнули в первый ряд, и он утвердительно затряс всеми тремя подбородками.

– Смета в полном порядке! Я с главного бухгалтера глаз не спускал!

– Ну и куда идти смотреть?

– В бухгалтерию, конечно! Там для вас уже в чемоданчике… это… стоит. Как договаривались.

– С кем договаривались?

– Ну, когда дополнительные полтора миллиарда нам переводили… в связи с недостатком средств на озеленение территории… заходил от вас… такой… серенький, невысокий. Сказал, что откат, как обычно… Мы приготовили.

– Да я не про откат. Кстати, неплохо бы выяснить, кто этот серенький… Работу же ставили не как обычно, а на совесть – без всяких откатов… Я хочу на Изделие посмотреть! Кто, в конце концов, за него ответственный?

Неслаженное мычание было прервано гневным криком.

– Опять натоптали!!! Ну сколько ж можно! Одиннадцать лет никто не появлялся, а тут третий день и топчут, и топчут, и топчут, и топчут, сил моих больше нету! Знала бы – никогда бы сюда работать не пошла. Больничный бы взяла или отгул на сегодня – у меня ж переработки-то!

– Вы зама главного инженера по осмысленной деятельности не видали? – тихо шепнул на ухо уборщице Главный конструктор.

– Как не видать? Он сегодня под шумок смог-таки из комплектовщиц напильник выбить – я в очереди за получкой слышала. И спирт как раз вчера закончился. Так что уже, пожалуй, на Изделии – готовит к испытаниям.

– А где это?

– Так уже давно в совершенно секретной камере особой важности для служебного пользования № 23Б, в подвале, налево за спящими автоматчиками у вертушки.

Обширное бомбоубежище, в связи с катастрофической (на фоне атак арендаторов) нехваткой помещений переоборудованное в смесь безэховой камеры с аэродинамической трубой, вместило только половину комиссии.

– А это оно так и должно у вас тут? – глянула Мифландия вверх и начала бешено вымаргивать капнувшую оттуда гадость.

– Согласно ТЗ! – отрапортовал заместитель по приему комиссий.

– Да-а-а… Вот такое круглое? И синее?

– Нет, конечно. Должно было быть квадратное и белое, но на складе ни углов, ни краски… Денег же не хватает – так что пришлось дополнение выпустить. Ещё в том году, чтоб в срок уложиться. Если мне память не изменяет, числа 93 или 94 декабря.

– А так разве можно?

– Я добро у самих старцев-толкователей ГОСТа вымаливал! Так что можете не сомневаться. Может, всё-таки перейдем к актам, а? Буфет опять же, я слышал, готов… да и в конференц-зале уже точно накрыто…

После двух традиционных и третьего неожиданного тоста «Чтоб и дальше так летало!», провозглашенного затесавшимся в комиссию Патриархом, Мифландия осторожно разговорилась с заместителем по осмысленной части, которого нашли-таки где-то в подсобке, отмыли и милостиво допустили до стола.

– А вы всё-таки в действии его смогли попробовать?

– Ну… на этапе прототипирования… чтобы проверить гипотезу… помните, ещё в Первую Иррианскую у флагманского крейсера бак взорвался… так это вот как раз мы.

– Так это же было двенадцать лет назад! Я, помнится, подумала: «Как повезло-то! А вот бы нам такое оружие…» и приказала основать ваш институт для его разработки.

– Ну, и правильно. Поэтому разработку именно нам и поручили.

– А что ж оно щас-то в болото упало?

– Так главного разработчика буквально за месяц до литеры «О» под сокращение подписали. По недостижению минимально допустимого для лаборанта возраста. А он в отместку в инструкцию по эксплуатации внёс пункт «Предстартовая очистка магистрали гидроуправления от излишков рабочей жидкости». А рабочая жидкость там – спирт!..

 

К

– Крендия… Никогда ничего не просила у государства, ну и государство ей никогда ничего не давало – в этом смысле она гармоничная личность. Она… ну, она талантлива, безусловно. Но очень уж резкая, да и вас не любит. Сирота… её можно понять, – доложили Мифлухе компетентные органы.

– До сих пор сирота?! – ужаснулась Президент Первого Измерения и тут же, расчувствовавшись, удочерила Крендию.

Телеграммы правительственной связи об удочерении и назначении Министром обороны пришли к Крендии одновременно. Ей надлежало срочно покинуть насиженное место, к которому она уже так привыкла, место, где она написала уже с десяток теоретических трудов по стратегии и тактике космических боёв, и явиться к Верховному главнокомандующему. К Мифлухе. К той, критике чьей военной стратегии Крендия посвятила уже несколько десятков лет своей жизни.

– Доченька, как же я рада тебя видеть! – приветствовала её Мифлуха, как только Крендия по всей форме доложила о своём прибытии.

На словах «ну, обними мамочку» Карин больно пнула Мифлуху под столом, потому что по лицу Крендии стало ясно, что та сейчас развернётся и пойдёт дальше по пути критики бестолковой военной стратегии своей непутёвой мамаши.

После консультаций с новым министром обороны Мифлуха укатила на какое-то важное мероприятие в зоопарке, и следующей же ночью Свободная Ирриания и её сателлиты вторглись в священные рубежи Первого Измерения. Денщик, чьего имени Крендия даже ещё не успела выучить, разбудил её и сообщил траурным голосом, что Президент пленила посла Свободной Ирриании в зоопарке, и теперь на Земле десанты. Войска отброшены в неизвестном направлении, а Карин Пинк вытащила Мифлуху из горящего Президентского дворца и скрылась с ней в неизвестном направлении. Денщик, давно уже смирившийся с неизбежной смертью, был честным гражданином своей страны, поэтому в этой обстановке его интересовала только реакция Крендии на утренние новости. Он даже нагнулся, чтобы заглянуть в глаза министра обороны – ростом Крендия была ему по пояс.

– Надеюсь, Карин придушит Мифлуху… – мрачно повдумывала реальность Крендия и велела подать фуражку.

Это уже потом денщик узнал, что вечером после назначения Крендия успела разослать во все части шифропакеты, в которых описала пути отхода и новые районы обороны. Оказалось, что у этой лилипутки было хобби ещё с детского дома – раскладывать в уме апокалипсические варианты развития событий и искать из них выходы. Хорошо знавшие Крендию люди даже говорили, что та якобы устраивает сама некоторые апокалипсические ситуации, чтобы проверить свои выкладки. Впрочем, поймать её на этом так и не удалось, хотя вся её жизнь изобиловала такими ситуациями, нарушая все законы вероятности разом. Миниатюрная Крендия была мастером тактики малых ударов. Оказалось, что даже своё удочерение Президентом она предугадала заранее. В доказательство она показала денщику свои записи в дневнике, сделанные шесть лет назад. При этом она сперва просила его никому об этом не рассказывать, но уже через минуту после показа записей наказала его за то, что он рассказывал об увиденном сослуживцам.

– Она сказала мне, что предугадала, что я вам всё это расскажу! – возмущался потом денщик, выпивая с однокашниками. – Ну и что, стал бы я молчать, коли меня уже за это наказали?!

– Ну… Голова! Голова… – соглашались однокашники, восхищаясь Крендией и наливая ещё.

Но самой блестящей операцией Первой Иррианской войны, мастерски проведённой Крендией, была массовая сдача в плен иррианцам наименее боеспособных и наиболее бестолковых частей армии Первого Измерения. Избавившись от балласта, составляющего большую часть армии, переведя тяготы обеспечения этих частей продуктами и одеждой на плечи врага, Крендия, с одной стороны, освободила огромный ресурс для оставшихся солдат, а с другой – подложила огромную прожорливую свинью иррианцам. И когда уже Крендия собралась парой эффектных и кровопролитных атак переломить ход сражения, в штаб пришло сообщение об обнаружении Мифлухи и Карин, раздобывших откуда-то секретные опознавательные коды иррианцев.

Денщик говорил, что после этого Крендия заперлась и долго ходила из стороны в строну, выкрикивая: «Придушить… ведь это так просто, Карин!» и «Зачем я этой толпе идиотов, против них бессильны даже боги!».

Из-за невысокого роста место для орденов и медалей на груди министра обороны скоро закончилось, и, чуть поразмыслив, Мифлуха назвала её «Крендьюшкой» и приказала новые медали вешать на спину, что упростило жизнь подчинённых в Генштабе: о приближении Крендии все узнавали заранее – по звону орденов, раздававшемуся при её ходьбе.

За всю жизнь Крендия провалила только одну операцию… Когда война уже была выиграна, а банкет по этому случаю закончен, она записалась на аудиенцию к Мифлухе. И только там с ужасом осознала, что её надежды уйти в отставку до того, как Президент уволит её сама, а заодно и воссиротиться по новой, оказались тщетны.

– Перестать быть моим министром обороны – это ещё куда ни шло! Можешь вернуться в свой дом к писанию мемуаров. Но перестать быть моей дочерью?! Шиш! Мне нужны толковые дети, – заявила Мифлуха, приобретая вредную привычку к усыновлению талантливых людей, отчего очень скоро, ко всем своим прочим достоинствам, стала ещё и матерью-героиней.

 

Л

Левая половинка двери с грохотом открылась, и в неё тут же влетел министр церемоний. Захлопнув покрашенную белой краской дверь, он подпёр её спиною. Мифлуха оторвала взгляд от вечного двигателя второго рода, который ей пытались втюхать ушлые барыги и который, вопреки всем законам физики, уже неделю работал автономно.

– Идут! – истошно прошептал министр.

– Кто?.. – Мифлуха прищурила один глаз и начала перебирать в уме все возможные варианты. Больше всего походило на то, что иррианская армия без объявления войны вероломно вторглась в её Дворец и уже орудует в приёмной.

– Инвентаризация.

Голос министра упал, а в дверь настойчиво постучали.

– Не открывай, я не одета! – скороговоркой заявила Мифлуха, пытаясь собраться с мыслями, одновременно оборачиваясь в сторону запасного выхода.

– Откройте! – скомандовал властный голос за дверью. – Откройте, или мы выбьем дверь!

Министр икнул и посмотрел на Мифлуху со щенячьей надеждой. Президент Первого Измерения выматерилась и подняла трубку телефона спецсвязи. Гудков не было.

– Откройте! Даю вам минуту – и выбиваем дверь!

Министр церемоний начал отползать от двери в угол, продолжая испуганно смотреть на Мифлуху.

– Твою ж мать! А вот и здравствуйте! – без перерыва сказала Мифлуха, потому что пока она говорила, дверь отворилась и на порог взошли три человека самого солидного вида.

На первом, и, очевидно, главном из них, была тюбетейка, жёлтые лакированные штиблеты, брюки и смокинг на голое тело. Оставшиеся за его спиной верзилы, судя по одежде, были охраной.

– А мы с проверкой, – сразу сказал главный. – У вас в помещении примусà пользуют?..

Мифлуха в ужасе посмотрела на министра церемоний, слово «примус» ей знакомо не было. Министр изо всех сил начал мотать головой и отмахиваться руками. Когда она вернулась взглядом к вошедшим гостям, то обнаружила, что они все тоже уставились на министра церемоний.

– Значит, не пользуют?.. – с сомнением покачал головой главный инспектор. – Тогда проверим инвентарные номера на мебели.

Двое за его спиной как по команде разбрелись по кабинету и начали проверять номера, занося какие-то пометки в одинаковые блокноты. Главный же инспектор подошёл к столу и посмотрел на вечный двигатель.

– А это что?.. Да вы присаживайтесь, – обратился он к Мифлухе, заметив, что она всё ещё стоит. – В ногах правды нет. Это вам любой скажет.

Сзади с грохотом сел на пол министр церемоний. Мифлуха занервничала, но всё же села.

– Это – вечный двигатель второго рода, – ответила она и заглянула в глаза инспектора, надеясь найти там сочувствие.

– Значит, второго… – задумался инспектор. – А куда дели тот, что первого?.. А?

Мифлуха икнула. Осмотрелась по сторонам… Растерялась, замешкалась, а потом всё же собралась и соврала.

– Вот он, мистер, – указала она на портсигар.

– Ага… – сказал он, равнодушно перенеся это известие, взял портсигар, достал сигариллу и закурил. Осмотрел коробку и спросил, почему на ней нет инвентарного номера.

– А это вам… – ответила Мифлуха. – Это ваше…

– Ага… – смекнул инспектор и засунул портсигар во внутренний карман смокинга.

И он, и Мифлуха сочли этот момент какой-то знаковой, поворотной точкой в разговоре, поэтому одновременно вскочили на ноги.

– Но это всё не важно. Нужны министры для доклада о ситуации в стране.

– В стране?.. – растерянно переспросила Мифлуха.

– Ага… Там… – инспектор указал пальцем за окно. – Если быть совсем точным.

– Их всех? Или по очереди?..

– По очереди. Начнем, пожалуй, с него, – инспектор указал на сидящего на полу министра церемоний. Тот побледнел и икнул.

– Министр церемоний, – подсказала Мифлуха.

– Министр… – задумчиво протянул инспектор. – Церемоний… И как у нас с церемониями?.. А?

Министр вскочил с пола и, захлебываясь словами, выпалил:

– К восемнадцатому числу всё будет исправлено!

– Дурак, – констатировала Мифлуха, парируя вопрошающий взгляд главного инспектора.

– Да нет, я ничего… даже забавно… – инспектор снял тюбетейку, вынул из рукава платок и протер лысую голову.

– Где Президентский шут!? – завопила Мифлуха.

В кабинет вбежал здоровенный верзила лет тридцати в чёрном костюме и при галстуке.

– Он, – Президент указала на забившегося в угол министра церемоний, – ест твой хлеб! Дай ему по лбу.

– А ну выйдем… – пробасил шут и вышел из кабинета. Вслед за ним засеменил министр, явно почитая такое наказание за избавление.

– Шут не смешной… – раскритиковал начальник комиссии.

– Съедим, – пообещала Мифлуха.

Двое спутников инспектора закончили инвентаризацию и столпились за спиной у своего начальника.

– Как удои, смертность, урожай, промышленность, ответьте одним словом, – скороговоркой выпалил инспектор.

– Растут-падают-растут-растут, – ответила Мифлуха и аккуратно нажала на кнопку срочного вызова Карин Пинк, припрятанную в столе.

– Ну, а свиньи?..

– А что свиньи?.. – удивилась Мифлуха.

– Правило двух свиней… – пояснил ей гость.

– Что ещё за правило двух свиней? – со скепсисом поинтересовалась Мифлуха.

– Стоит человек, а по обеим сторонам от него стоят две розовые свиньи. Но человек способен посмотреть или направо – и увидеть одну свинью, или налево – и увидеть другую. Он не видит двух свиней вместе, а потому никогда не может быть уверен, что это на самом деле не одна свинья, которая просто быстро бегает вокруг него.

– Ну уж нет, – чувствуя приближение Карин Пинк, набралась решимости Мифлуха. – Всегда можно проверить, сколько вокруг тебя свиней!

– Как? – ехидно спросил инспектор.

– Можно убить одну свинью и посмотреть на вторую.

– Её не будет на месте…

– Ну вот! Значит, свинья была одна.

– Вовсе нет… Свиньи гораздо умнее, чем вы о них думаете. Неужели вторая свинья осталась бы рядом с вами, пока вы убивали первую? Она бы убежала и была бы права. Поэтому вы её и не увидели, – заключил инспектор. – Сколько у вас точно свиней в государстве? – строго спросил он. – Только отвечайте честно… Мы-то знаем настоящую правду.

Мифлуха достала монету с собственным тиснёным профилем.

– Орёл или решка, мистер? – спросила она.

– Хм… Чем же вам это поможет?.. – с сомнением спросил он. – Ну, положим, орёл.

Монета завертелась в воздухе.

– Вы, мистер, знаете правду… А я просто спросила у вас ответ. И вы ответили… Орёл, – Мифлуха убрала ладонь с монеты. – Значит у меня в коробке две свиньи.

В кабинет вбежала Карин Пинк с заряженным пистолетом. Один из верзил подошёл к ней и посмотрел инвентарный номер на стволе оружия.

– Что здесь происходит? – холодно осведомилась Карин, косясь на помощника инспектора.

– Да вот… – Президент кивнула на членов комиссии. – Шутки шутим… свиней считаем… Наводчик и два подельника.

– Так значит, свиней… – протянула Карин, переведя дуло оружия в направлении начальника комиссии.

– Да нет, конечно… Ну, то есть я точно, а этих двоих… – начальник оглянулся, но его спутников уже и след простыл. – Почти наверняка никто из нас не видел.

Он полез в карман, и Карин покачала головой, но, тем не менее, дала ему возможность аккуратно и медленно вынуть оттуда удостоверение. Он развернул его и медленно открыл.

«Председатель комиссии, архангел Иеремиил», – Карин прочитала вслух.

– Ах ты ж! – сказала Мифлуха и чуть не задохнулась от возмущения. – Ты ж тебя! Ну… значит! Не-е-ет!

– Гм… – прервала её Карин мрачно. – Ты его знаешь?..

– Да, Карин… Он мне третий день снится! Только там он в кепке был, я его без кепки не узнала. Сулил сказать при встрече что-то важное…

Мифлуха и Карин одновременно повернулись к архангелу, истаявшему в воздухе. Карин тяжело вздохнула, осмотрелась и спрятала пистолет.

– Ну, так он сказал что-то важное?..

– Да… – сказала Мифлуха, лихорадочно соображая. – Вроде как выходит, что пора нам шута съесть. А, ну да, и вот – вечный двигатель второго рода спёр, стервец.

– А может, оно и к лучшему, – Карин подмигнула Мифлухе и улыбнулась.

 

М

– М-да… Мы в опасности, – скучным голосом проговорила Мифлуха. – Что будем делать?.. Вот ваши предложения? Да, ваши! – Мифлуха посмотрела на невысокого полного мужичка в очках. Он бросил недовольный взгляд, но продолжил есть арбуз. Арбуз был сочным, ярким и аппетитно благоухал на весь кабинет правительства. Мужичок смачно проглотил последний кусок, выплюнул пару косточек на стол, неспешно вытер руки о скатерть и проворчал:

– Никогда нормально поесть не дадут!

Дальше Мифлуха поинтересовалась, что каждый из находящихся думает о режиме покойного Туркмен Баши. На что невысокая дама в возрасте удивленно спросила:

– Как, он умер?..

Разговора не получалось. Мифлуха занервничала.

– Ну, так кто-то будет всё-таки со мной говорить по повестке?! – возмутилась Президент и вскочила со стула.

Ответом ей была пара недовольных взглядов, оторвавшихся от книг, вязания и вышивания крестиком… Мужчина с арбузом тяжело вздохнул.

– Нет?! – Мифлуха села на стул. – Ну и ладно. Вам же хуже будет, когда сюда придут сами знаете кто… вы министры, вам и отвечать. А я прикинусь умалишённой… я Президент… какой с меня спрос?..

Президент достала карты из сумочки и начала раскладывать пасьянс «Кровавая Мэри». Пасьянс сложился.

– Никто не передумал? – Мифлуха вновь обвела зал заседаний правительства взглядом; мужчина принялся резать дыньку. – Нет?.. Сами виноваты.

Мифландия Вторая засунула колоду назад в сумочку и ушла из зала правительства, слямзив по пути казённый карандаш.

Через полчаса в зал пришли люди в респираторах и костюмах и с большими баллонами за спиной. Они разогнали правительство по домам и поморили наконец тараканов. «И стоило собираться из-за этого», – удивлялись потом министры, – «Мифлухе вечно делать нечего – занятых людей по мелочам дёргает». Кто именно додумался вызвать людей с химикалиями, так и осталось загадкой. Но главная проблема из повестки дня решилась сама собой, в очередной раз подкрепив веру правительства Первого Измерения в то, что, в конце концов, всё само как-то устраивается, а лишняя суета только мешает делу.

 

H

– Нет, ей-богу… порой вы меня удивляете больше, чем я вас! – возмущалась Мифлуха министру образования, размашисто шагая по коридору школы. – Да и вообще, по части детей я – профан. По части детей это Марию надо спрашивать, у неё-то опыт – во!

И Мифлуха руками показала министру какой, по её мнению, у государственной преступницы опыт в общении с детьми.

– А что, дети и правда талантливые? – вдруг спросила она, задумавшись.

– Ну-у… Дети… – сказал извиняющимся тоном министр и пожал плечами.

– Может быть, усыновить? – Мифлуха пожевала губами, сомневаясь. – А потом из этих талантливых детей получаются такие вот министры… Странно. Чёрт знает что творится. Может, мы их храним неправильно, а?

Мифлуха толкнула локтем семенящего рядом министра.

– Ну-у… – неопределённо протянул министр.

– И я так думаю. Пробраться бы в тот самый момент, когда из талантливого ребёнка получается заурядный взрослый, чтоб хоть рядом постоять. Правда же, интересно? Я бы на плёнку сняла.

– Ну-у… – опять протянул министр.

В таком состоянии задумчивости они и добрались до класса. Мифлуха зачем-то перекрестилась, толкнула дверь и вошла. Раздался грохот отодвигающихся стульев – дети встали. Президент обернулась и посмотрела на ввалившегося за ней министра, тот повернулся к классу и тонким голосом проблеял:

– Здравствуйте, дети, садитесь!

Опять застучали стулья.

Мифлуха оглядела класс – со стен на неё смотрели портреты гениальных людей, под ними, у дальней стены, стояли шеренгой посредственные учителя, а ещё ниже – за партами, сидели талантливые дети. Мифлуха покосилась на доску, над ней красовался её собственный портрет. «Художники – крайне мстительные люди», – подумала Президент, натужно пытаясь вспомнить, кто это мог так испохабить её божественный лик в бесплодной попытке передать его зрителям красками на холсте, – «Интересно, чему можно научить детей, если каждое утро на них смотрит такое похмельное лицо?». На доске крупными буквами мелом подхалимничала надпись: «Спасибо за счастливое детство!». Далее было написано ещё какое-то слово, но его стёрли грязной меловой тряпкой, и теперь там ничего нельзя было разобрать.

Мифлуха взяла в руки указку, и тут же откуда-то снизу всплыл её личный фотограф и сделал несколько снимков. Президент повертела указку в руках, попробовала стукнуть ею себя же по руке, взвизгнула от боли и положила бесполезную палку на место.

– Дорогие дети! – обратилась Мифлуха к залу, и под внимательными взглядами десятков глаз у неё тут же стало першить в горле. Она огляделась по сторонам, но ничего подходящего не нашлось, и она полезла за пазуху за фляжкой коньяку, которую всегда таскала с собой. Отхлебнув, она протянула фляжку учителю, сидевшему за столом рядом. Тот покачал головой и затравленно кивнул в сторону директора школы.

– А-а-а, – протянула Президент и спрятала фляжку обратно. – Так вот, дорогие мои дети! Я – Президент. Наша страна невероятно велика и богата. Но, тем не менее, у нас полным-полно проблем. Да и вообще, если начистоту, то…

Мифлуху понесло, и Карин мучительно начала потирать ладонью лоб.

– Запасов продовольствия практически не осталось, – продирались сквозь накатившую на Карин головную боль слова Мифлухи. – Иррианцы устраивают инциденты на границе, министры – бестолочи… А главное, конечно, что вся наша экономика рассыпается по кусочкам! Вот именно для решения проблем экономики, жизни нашей, мы и растим ваше поколение. Вы же талантливые дети!.. Вот эта и другие проблемы. Хм… Ладно… В конце концов, искусство, наука… спорт даже, – Мифлуха хмыкнула с сомнением. – Всё это должно дать нам ответ на главные вопросы бытия… Зачем мы живём…

– Чтобы трахаться. Мифлуху прервали на полуслове, когда она хотела продолжить длинный перечень вопросов, которые, как ей говорили, должны интересовать образованных и открытых миру людей.

– Что, простите?.. – Мифлуха растеряно посмотрела в класс. – Чтобы что?..

– Мы все живём, чтобы трахаться! – уверенно сказал белобрысый мальчик лет двенадцати во втором ряду.

Мифлуха приподняла брови и посмотрела на учителя. Он всем своим существом показал, что эта встреча вообще не его идея, и что он с самого начала был против. Мифлуха посмотрела на министра – этому несчастному крыть было нечем, и он начал потеть. В повисшей тишине стали слышны придушенные подвывания Карин Пинк.

– В каком смысле? – робко уточнила Мифлуха.

– В том смысле, что само наше появление на свет – это продукт соития двух начал, мужского и женского. И в дальнейшем вся жизнь человека – её темп, её ритм определяются половыми гормонами. Уже достигнув зрелости, всякий человек начинает метаться, даже и не осознавая этого, в поисках подходящей пары, чтобы создать семью и вырастить детей. И так поколение за поколением, шаг за шагом. Всю историю человечества. Так откуда же, в этом круговороте семени, возникают скептики, которые не видят, что самой жизнью нам предначертано трахаться, – мальчик выпалил всю эту длинную речь на одном дыхании.

– Мальчик… А у тебя родители кем работают? – заинтересовалась Мифлуха.

– Папа – философом, а мамы у меня нет… – ответил мальчик, глядя в парту.

– А-а-а… – протянула Мифлуха, вернувшись в благодушное состояние. – Тогда привет папе. Но я-то как раз вам хотела сказать о другом… Или как раз об этом?..

Мифлуха засомневалась и обернулась к Карин. Та махнула рукой – мол, делай что хочешь, и вернулась к переживанию собственной головной боли.

– Любите Родину, пусть не с пелёнок… Но хотя бы от школьной доски и до гробовой – любите. Потому что если вы её любить не будете, то больше никто точно любить не будет, – расчувствовавшись, Президент даже пустила скупую слезу.

Подняв глаза, Мифлуха осмотрела аудиторию на предмет произведенного эффекта. Со стен на неё смотрели равнодушные когда-то на что-то способные гениальные люди, под ними у стены стояли мало на что способные посредственные учителя, а ниже, за партами, сидели уже навсегда ни на что не способные заурядные ученики. Брови Мифлухи подскочили.

– А-а-а! – монотонно заверещала она, мучая несчастную Карин своим воплем, – Камера?! Кто-нибудь снимал на камеру?!!

 

О

– Опять сидишь?..

– Сижу… – Мифлуха подняла мрачный взгляд на Карин.

– Ничего не делаешь?..

– Ты сама мне запретила творить зло! – язвительно отозвалась Президент. – Что ж теперь удивляться, что я ничего не делаю?!

– Неужели ты не можешь сделать что-то доброе?.. – не унялась героиня Первой Иррианской войны.

– Я не могу?! – встрепенулась Мифлуха, – Я-то могу! Но люди погибнут! Люди! Об этом кто-то подумал?

Карин тяжко вздохнула.

– Слушай… а пошли в столовую?.. – предложила Мифлуха. – Пожрём. Только пошли в генштабовскую, наша мне обрыбла. Всё время рыба и клюквенный компот… Чего они хотят им от меня добиться?.. Тут жизнь вокруг кипит, а они кислятину мне суют. Пошли, а?.. Ну, чего молчишь?

Карин ещё раз тяжело вздохнула, но тут её посетила идея.

– Пойдём, но только если ты мне обещаешь сделать что-то доброе.

– До-о-о-б-рое-е-е, – протянула Президент. – Тогда позвони Марии и пригласи её в столовую с нами сходить.

– Зачем тебе Мария, чтобы делать что-то доброе? – с глубоким скепсисом поинтересовалась Карин.

– Чтобы делать что-то доброе, – передразнила её Мифлуха, поднялась со стула и отправилась на выход.

– Как приглашать?! – возмутилась вдогонку Карин. – Она же государственный преступник, разыскиваемый…

– Позвони ей. Просто позвони.

– Позвонить?! – Карин была в шоке от такой нелепости. – Просто позвонить разыскиваемому преступнику и пригласить покушать в столовой Генштаба?! Ты вообще бываешь в своём уме?

– Слушай… не жужжи. Весь мозг мне прожужжала. Ты что, номер из телефона стёрла, когда мы её государственной преступницей объявили?.. Напомнить?.. У меня остался… – Мифлуха полезла за мобильным телефоном, но Карин уже достала свой и набирала номер по памяти.

Разговор был недолгий, и когда Президент с телохранительницей подошли к дверям генштабовской столовой, Мария уже переминалась с ноги на ногу у входа: в зал её не пускали.

– О! Мария, девка… – обрадовалась Мифлуха, приветственно поднимая руки. – Пропустите, она с нами.

– Не положено, – отозвался вахтер. – Вход только по наградным билетам.

– Ну… – растерялась Мифлуха. – Её же награждали?.. Нет?.. Ещё в бытность Министром контрпропаганды.

– Мы её потом всех наград лишили, – напомнила Карин.

Мария глуповато улыбнулась и развела руками.

– Эх!.. Повернись спиной и нагнись, – скомандовала Мифлуха Марии и достала из кармана скомканный лист бумаги. – В туалет думала на обратном пути зайти, но коли уж такое дело!

Президент достала из-за уха ручку и начала писать, положив лист на спину государственной преступницы. Писать было неудобно, и от натуги Мифлуха проговаривала написанное вслух.

– Награждается… Мария-девка… ага… за… – Мифлуха крепко задумалась, – то, что не даёт нам расслабляться… орденом?..

Президент с сомнением посмотрела на Карин, та с сомнением покачала головой.

– Медалью… наградной: «Сто лет моей власти», – Мифлуха размашисто расписалась.

– Теперь проходите, – смилостивился вахтер.

В генштабовской столовой давали на выбор заливную рыбу, рябчиков, кабанчика, жаренного на вертеле, осетров, фрукты, разносолы, грибочки, икорочку, паштет из соловьиных язычков… Глаза у посетителей разбежались по огромному списку благоухающих блюд и снова собрались в точку на строке о клюквенном компоте.

– Другого нет, – отрезала толстая повариха на просительный взгляд Президента, – Нету, говорю. Радуйтесь, что хоть такой есть. Вчера вон воду отключили – и такого не было.

Набрав провианта, Президент, героиня Первой Иррианской войны и государственная преступница расположились за угловым столиком. На третье Мифлухе удалось выпросить стакан воды, но остальные две участницы обеда взяли клюквенный компот, чем ужасно раздражили Президента.

Расправившись с черепаховым супом, Мария не утерпела и спросила о причинах, по которым её позвали.

– Будем писать сказку, – сообщила Мифлуха. – Детскую. Добрую. И не надо, Мария, махать ресницами – не взлетишь. Земля не отпустит.

– Сказку?.. – с сомнением поинтересовалась Карин. – Это с Марией-то – добрую сказку?..

– Ну, а ты на что?.. – спросила Президент и положила на стол диктофон. – Писать будем вслух. По строчке. И не отвлекаться. До закрытия столовой ещё пятнадцать минут, так что сказка должна быть динамичная, добрая, детская. С залихватским концом. Главные герои – Белка, Ёж и Мячик. И имейте в виду, морально я – Белка, а за остальных сами разбирайтесь. Хоть глаз колите, хоть спичку тяните, хоть монетку бросайте. Итак, жила на свете Белочка в далёком Королевстве белочек. Была она красивая и умная. Правила она страной из Дворца рассудительно и твёрдо. Народ её любил трепетно.

– И только Ёж её ненавидел, – закричала Мария на всю столовую, чтобы успеть занять ежа до того, как опомнится Карин.

Все прочие посетители обернулись на них, но насупившаяся Карин предпочла не использовать подвернувшееся внимание аудитории.

– Чего молчишь, – приободрила её очень довольная собой государственная преступница. – Продолжай, Мячик.

– Мячики молчат, – злобно сообщила Карин.

– Зато их пинают, – радостно продолжила аналогию Мария.

– Девочки, не ссорьтесь! – вступилась за Мячик Мифлуха. – У нас добрая детская сказка. А страна у Белочки волшебная. Мячики в ней говорящие!

– Хорошо, – легко согласилась Карин. – Мячик, что жил неподалёку, тоже ненавидел Белочку.

Мифлуха удивлённо приподняла брови.

– Но и Ежа он ненавидел, желая учинить над ним кровавую расправу, – продолжила свою мысль Карин.

Мифлуха закашлялась, а Мария, которая с детства росла в стеснённых условиях и человеческую чёрствость переносила легко, только улыбнулась. Правда, какой-то нехорошей, злой улыбкой.

– Настало время выйти Белочке замуж, – продолжила Мифлуха, – и тогда она послала послов в Заморские земли, чтобы они отыскали ей Жениха. И стали съезжаться к прекрасной Белочке иностранные принцы.

– Первого из них Ёж подкараулил во время ночной стоянки в горах. Дурачок расположился у крутого обрыва и даже не успел проснуться. Ёж спровоцировал обвал. Принца и его свиту убило камнями.

– Второго принца выследил Мячик… Он неожиданно подкрался к нему сзади и заговорил с ним задушевным голосом. Принц понял, что страна, которой правит Белочка, в которой мячики разговаривают, а принцев не любят – не лучшее место, и повернул обратно!

– Но и его на обратном пути убил Ёж, – встряла вне очереди Мария.

– Стоять! – заорала Мифлуха. – Сволочи! Зачем вы их убили?!

Она была на взводе, было совершенно очевидно, что после такой печальной судьбы первых двух принцев последующие приезжающие могут быть только полными идиотами.

– Так, – сказала Президент, – Белочка отправилась к Мячику. Они долго сидели и пили коньяк. Белочка – и я прошу обратить внимание Мячика на этот момент – привезла с собой ящик хорошего коньяку из своих погребов. После третьей бутылки Белочка предложила Мячику пойти к ней на службу, чтобы изжить ненавистного всем Ежа.

Карин удовлетворенно кивнула – направление сказки ей стало нравиться больше.

– Мячик подумал о предложении Белочки, но за выпивку работать отказался.

– Тогда к Мячику пришёл Ёжик и предложил ему денег, – попробовала закинуть свою удочку Мария.

– Сколько? – спросила Карин.

– Ну… Не очень много, – ответила Мария. – Но это пока!.. Я ограбил всего-то двух принцев, если поедут другие – денег будет больше. Да и можно начать грабить замки, а?.. Как тебе это?

Карин задумалась. Мифлуха начала нервно стучать пальцем по столу. Мария откинулась на стуле и с улыбкой стала смотреть на Карин.

– Мячик хочет жениться на Белочке и, став королем, изгнать Ежа, – наконец решила Карин.

– Жениться… на… Белочке?! – Мифлуха произнесла это с придыханием и сильно покраснела. Увидев, какой эффект произвели на Президента её слова, Карин не на шутку перепугалась и тут же добавила:

– Но это фиктивный брак! Только чтобы править государством сообща. Мячик не будет искать общества Белочки, и она тоже не будет искать… – спешно заявила преданная телохранительница.

– Не будет?.. – разочарованно и подавленно произнесла Мифлуха.

Мария рассмеялась, потирая руки.

– Тогда Белочка оскорбилась и предложила руку и сердце Ежу! – мстительно ответила Мифлуха.

Мария расплылась в улыбке.

– Шлюха! Не смей! – закричала Карин Марии.

– Ой, ой, ой… – начала кривляться Мария. – Власть не пахнет.

Карин схватилась за голову.

– Ёжик согласился с предложением Белочки, но с условием: совместными усилиями схватить Мячика и устроить над ним зверскую расправу, – Мария захохотала.

– Белочка согласилась, – констатировала Мифлуха.

– Мифлуха, – Карин посмотрела на неё злобно, – это должна была быть добрая детская сказка! Добрая!

– Ах, добрая?.. – развела руками Мифлуха. – Ну, хорошо… Белочка обратилась к народу и рассказала о том, что Мячик всю жизнь был воплощением зла в её мирной стране, он отбирал у детей сладости и пугал принцев. А потому в конце добро его победило.

– А то, что Ёжик убил принцев?! – возмутилась Карин.

– Об этом Белочка ничего не сказала, – спокойно сообщила Мифлуха. – Она же, в конце концов, не дура – рушить своё семейное счастье.

– Сволочь, – сказала Карин Мифлухе. – Проститутка, – добавила она Марии.

– Ой-ой-ой, – ответили обе хором.

– Пошли вон отсюда! – начала выгонять сказочниц злая повариха. – Закрываемся! Сказочки! Чему детей учите?! Сказочники!

– Э-э-э… Жизни… – то ли спросила, то ли констатировала Карин.

 

П

– Почему, – Карин не спрашивала, она просто утверждала своё «почему». Это был тот вопрос, который в нынешних обстоятельствах мог бы запросто стать и восклицанием. Мифлуха, лениво развалясь на тронном кресле, смотрела на неё с сытым блеском в глазах.

– Вах, вах, вах… – протянула она вместо ответа.

Карин, усилием воли сдерживая себя, спросила ещё раз, вложив в свой голос максимум настойчивости:

– Почему?

– Ну а вот почему бы и нет?! – вспыхнула Мифлуха. – Я – Президент? Президент. Мне видней.

«Ах ты ж сука», – пробормотала Карин и аккуратно, чтобы не уронить пачку законов, перемахнула через стол, встав рядом с тронным креслом. Мифлуха боязливо отстранилась от своей телохранительницы: обычно Карин сдерживалась, но всё же Мифландия Вторая своим изобретательным законотворчеством порой провоцировала её на рукоприкладство.

– Оппозиция одобрила!

– Да? – Карин удивилась: запертый в чулане дворца оппозиционер Захар должен был только критиковать законы, независимо от их содержания. – Он что, не справился с работой?! И это здесь он не додумался, до чего можно докопаться?! С ума сошёл от пьянства? Где его резолюция на законе?

– Да вот, – Мифлуха протянула ей изрядно помятую бумажку. Внизу стояла резолюция, выведенная явно рукой Захара: «Бугага! Зачотно! Плюс один!». Карин повертела документ и даже посмотрела на свет.

Мифлуха, почувствовав, что бить её уже не будут, заулыбалась.

– Что я тебе говорила? Толковый закон. А, главное, очень логичный. Я запретила преступность, – Карин машинально кивнула, продолжая вертеть в руках листок с текстом закона. – А коли нет преступности, значит, можно распустить полицию. Если распускаем полицию, да и преступность запрещена, то глупо держать и тюрьмы с заключенными. Всех амнистируем. Затем можно очень большие деньги, что тратились раньше на безопасность, направить на что-то более полезное, например, на строительство памятников.

Карин опять машинально кивнула и положила законодательный акт назад в пачку бумаги.

– Слушай, Мифлуха, а ты не задумывалась о том, что будет, если закон твой не выполнят?.. – бархатным голосом поинтересовалась Карин Пинк.

– Так что ж его не выполнять-то?! – удивилась Президент. – Говорю ж – закон логичный.

– И ты уверена, что противников у закона не будет? – Карин уселась на угол стола.

– Почему не будет? Уже есть. Министр внутренних дел был против. Пришлось его уволить – я его, конечно, люблю, но нельзя же из-за своих шкурных интересов становиться на пути всеобщего счастья.

«Ну, хоть кто-то ещё не сошёл с ума», – подумала Карин, а потом вспомнила плюгавенького дурачка, служившего у Мифлухи министром, и загрустила от обретения такого сторонника.

– Ха! – Карин в голову пришла замечательная, как ей показалось, идея. – А что у нас по сводкам преступлений? Как у нас с преступностью после принятия твоего чудного закона?!

Карин тут же нажала на селекторе вызов министра внутренних дел, но, вспомнив о его увольнении, передумала и нажала кнопку министра госбезопасности.

– Мифлуха, едрить твою кочерыжку, какого чёрта тебе не спится? – возмутилась трубка.

– Плохо работаешь, – с удовольствием сказала Карин. – Это Карин говорит. Я у Мифлухи уже полчаса толкусь, а ты всё ещё не в курсе. А ещё «всезнающим» себя называешь.

– Да иди ты, – с чувством сказал министр. – Без тебя тут… Мифлуха закон вот приняла. Теперь все без работы останемся.

Карин напряглась в предвкушении интересной новости.

– Преступность запретила, старая стерва, оппозицию ещё раньше разогнала, досье на себя теперь сами граждане пишут… На ловле же иррианских шпионов особенно не разживёшься. Ну и как тут жить?

– Да? – Карин посмотрела на улыбающуюся Мифлуху. – И как закон выполняется?..

– С утра, как полицию распустили, ни одного преступления, естественно… Они как извещение об увольнении получили на руки, так работать и перестали.

– В смысле, не регистрируют теперь? – Карин никак не могла поверить в услышанное.

– Да ну, при чем тут это? Нарушать перестали. Раньше они утром, как в участок придут, делятся на две группы – те, что ловят, и те – ну, негодяи! – кого ловят. Бумажки из шапки тянули. И шли в город. Работали честно – рэкет, убийства, вымогательства, побои – полиция старалась. Чаще, конечно, рэкет и вымогательства… Ну, бывало, что как задержат «негодяев», так притащив в участок, немного помутузят. Те, конечно, терпят: а что делать – служба. Зато при деньгах, и на следующий день есть возможность другую бумажку вытянуть. Сложно, конечно, неблагодарная работа, но зато большую часть дня на свежем воздухе.

– А тех, кто «негодяи», потом же судили?.. – растерянно спросила Карин.

– Конечно, судили! Но судьи к полицейским благоволили, больших сроков не давали, всё больше условно. Все ж одна команда. Да и взятки давались. А то судьи бы и прокурорские без денег сидели. Хотя что, теперь все на улице – Мифлуха и тюрьмы даже закрыла, – с горечью вздохнул министр госбезопасности. – Сколько теперь народу без работы осталось. Разве ж всех их на строительстве памятников трудоустроишь?..

– Да… – протянула Карин. – Спасибо.

Она нажала кнопку отключения связи и внимательно посмотрела в наглые глаза Мифлухи.

– А за каким же ты чёртом их всех держала так долго?! – только и спросила Карин Пинк.

– Ты знаешь, – Мифлуха потянулась за чашечкой остывшего чая, – я всё никак не могла придумать, чем их всех занять после увольнения. А вчера вечером – прямо как молния в голове – памятники!

И Мифлуха с удовольствием стала отхлебывать остывший чай из чашки.

 

Р

– Ради всего святого, Господь всевидящий и всеблагой, мудрый и хорошенький – прости, – Мифлуха икнула. Со вчерашнего дня сильно болела голова и хотелось пить. – Позволь мне, рабе Твоей, Президенту Первого Измерения, покаяться о проделанной работе…

Мифлуха ещё раз икнула, а потом жестом подозвала героиню Первой Иррианской войны Карин Пинк. Карин закатила глаза, но всё же подошла и протянула своей подопечной толстый ежедневник в жёлтой обложке с мультяшной рожицей по центру.

– А также, поскольку времени у нас может потом не найтись, покаяться о работе предстоящей, согласно план-графику на сегодняшний день.

Мифлуха дотянулась до стакана воды, отхлебнула пару глотков, откашлялась и продолжила заунывным голосом.

– Перво-наперво, прошу простить меня, грешную, за ту болезную тетку с чётками, что пыталась попасть ко мне на приём и рассказать о том, как спасти этот грешный мир. Господь, Ты знаешь – я её не принимала. Я её не принимала трижды, потом ещё столько же, и делала это сознательно, а не потому, что не было времени – она же, скотина, ломилась каждый день. Господь, Ты как никто другой, ну разве что кроме Карин, знаешь, что я вместо этого предавалась праздному веселью с синим змием. И, Господь, это было неплохо. Однако с неделю назад эта старая прохиндейка обнаглела настолько, что явилась на приём ко мне, пока я спала, непосредственно в рамках картины сновидения, и начала полоскать мне мозг своими предсказаниями. Что ж Ты думаешь – стерва оказалась гадалкой с сильными экстрасенсорными способностями! По её мнению, мой распутный образ жизни подаёт кому-то плохой пример, а тот крейсер, что мы могли бы построить, но который я продала ещё в чертежах иррианцам, мог бы нас спасти в грядущей войне. Я сперва как могла отбивалась… Пыталась убедить её, что если победят иррианцы – это ещё не худший вариант. Но Ты, Господь, как никто другой знаешь, как я бываю вспыльчива! Особенно с Тобой, потому что Карин может и ударить…

Карин, услышав своё имя, оторвалась от электронной игрушки и сурово посмотрела на Президента.

– Так вот, – Мифландия Вторая набралась сил для признания, – она мне надоела, и я прямо во сне приказала её посадить. Дело сфабриковали быстро. Оказалось, что во сне мой прокурор работает даже лучше, чем в обычной жизни. Так вот, – Мифлуха прочитала заметку из ежедневника, – сидит она, голубушка, теперь по несуществующей статье, так как виновна в злонамеренном пародировании крика дрозда.

Прочитав это, Мифлуха сама удивилась и вопросительно посмотрела на Карин.

– Ты сама так надиктовала, – пожала плечами её верная телохранительница.

– Господь, эта женщина ко мне на приём ни во сне, ни в реальности больше не просилась, хотя прошло больше недели. И знаешь, я тут вот это сейчас прочитала… Пожалуй, даже не буду просить Тебя простить меня, вряд ли Ты настолько великодушен, а что я буду зазря унижаться?.. Традиционно и далеко не в первый раз прошу простить меня за запрет полётов на пегасах. Ты знаешь, как ненавидят меня за это любители сих полётов… Ну, так Ты им за это судья. А я лично думаю, что грешно терзать животных – пусть даже они и рвутся в небо и согласны на всё ради этого. Я – Президент и должна заботиться о благе всех подряд, даже если они сильно отбиваются. За это Ты вроде бы меня регулярно прощаешь без срывов. Так что перейду-ка лучше к программе план-графика на сегодняшний день.

Президент откашлялась.

– Сегодня по плану у меня посещение Музея современного искусства. Идём мы туда с Карин… Чтобы меня не побили по дороге. Лично я планирую приобщиться там к прекрасному, исправить свою грешную жизнь, открыть глаза на мир… Хочу стать лучше, добрее. Открыть для себя тот мир, что Ты создал. В общем, как видишь, грежу наяву и предаюсь инфантилизму. А после музея у нас банкет, но за него я буду просить прощения завтра, как проснусь.

Мифлуха захлопнула ежедневник.

– А, да, Господь, Ты, если тоже хочешь за что-то там извиниться или попросить что – обращайся, не стесняйся. Я всё-таки глава Твоей церкви на земле, и кроме того ещё и весьма влиятельна. Всё, что надо, достанем, всё, что захочешь, уверена, – сделаем. А то я каждый раз всё прошу да прошу… А у Тебя, если Ты, конечно, существуешь, тоже могут быть какие-то потребности. Так что Ты обращайся. А то, сколько ни предлагаю Тебе помощь, Ты всё молчишь – даже неудобно как-то. Ладно, Господь, бывай!

Мифлуха с трудом встала с колен, повернулась к Карин и сказала:

– С этим закончили, теперь пошли в Музей.

* * *

От Дворца до Музея современного искусства путь был недлинный – всего лишь перейти площадь. Но и там Президент вечно умудрялась втянуться в торговлю, посплетничать, учинить драку, дать совет и покомандовать. Поэтому Карин Пинк ненавидела такие путешествия, ей они казались совершенно избыточными, особенно с учётом того, что музей можно было бы при желании принести на дом.

– Сперва – Стена жалоб, – твёрдо решила Мифлуха.

Стена жалоб располагалось вдоль фасада дворца, и граждане имели право вешать на неё свои жалобы. Считалось, что стена обладает чудесными свойствами и что некоторые из наклеенных на неё жалоб потом доходят до адресата и берутся на заметку. По ночам стену убирали дворники, отдирая толстый слой наклеенных листов, оформленных в самом разнообразном стиле. В Первом Измерении, где жалобщиков всегда было много, Стена жалоб приобрела облик культа и обросла своими легендами. Например, считалось, что чем крупнее лист, на котором написана жалоба, тем вероятнее её заметят. Многие компании для написания жалоб нанимали дизайнеров и художников. Впрочем, на Стене хватало и совсем маленьких жалоб, написанных от руки на листочках, которые люди пытались запихнуть в щели между пазами Стены.

– Вот ведь опять! – Мифлуха кивнула на крупный жёлтый плакат, поверх которого уже успела появиться пара заметок поменьше. – Ну с чего они взяли, что я храплю?!

Плакаты «Мифлуха храпит!» появлялись на стене регулярно и всегда были крупными и хорошо оформленными. Кто-то регулярно вывешивал новые. Поэтому Карин Пинк точно знала, что Стена жалоб не действует – Президент упивалась храпом каждую ночь, а его булькающие раскаты будили весь Дворец. Президент твёрдой походкой направилась к стене, локтем откинула в сторону какую-то милую старушку, пытавшуюся наклеить свою жалобу, и сорвала плакат. Сидел он крепко, так что порвался, и в руках у Президента остался только клочок. Старушка полезла бить её клюкой, за что была тут же скручена Карин Пинк.

– Бабка, – Мифлуха посмотрела на неё пристально, – иди в жопу, не видишь, что ли, дело государственное?!

Карин отпустила старую негодницу и пошла вслед за Мифлухой.

– Покаяться, – задумчиво сказала Президент. – Запиши мне на завтра покаяться из-за старушки. Государственное дело или нет – всё равно стыдно. Должно быть стыдно: в такие-то годы оставаться такой прохиндейкой и мешать мне. А ведь она мой гражданин! Я должна за неё покаяться.

* * *

Больше происшествий по дороге в музей не случилось. Благополучно добравшись, Мифлуха и Карин начали осмотр экспозиции. Выставлялась новая коллекция картин и иных предметов, отнесённых организаторами к искусству. Чтобы некоторые из них не сильно смущали пришедших, искусство назвали современным, а из динамиков, развешанных по всему залу, монотонный механический голос вещал о том, что, если кто-то что-то из представленного не считает искусством, то только потому, что отстал от жизни, стар, закостенел в сознании, остановился в развитии и впал в маразм. Признаваться в таком никто из посетителей не хотел, так что все находили в экспозиции свои плюсы.

«Красный квадрат», – прочитала Мифлуха практически по слогам. На картине был изображен красный квадрат, написанный масляной краской. Мифлуха пристально посмотрела на полотно, подошла, лизнула его, сплюнула, заглянула на оборот картины. – Странно…

Президент обернулась, чтобы поделиться своими сомнениями с Карин, но заметила, что та смотрит на квадрат каким-то глубоким, понимающим взглядом. И ей стало не по себе от того, что её телохранительница всё поняла, а она – Президент – ничего не смогла найти в этом предмете искусства. «Может быть, я правда слишком стара?», – начала сомневаться Мифлуха. – «Карин-то девка молодая… Может быть, правы динамики, и я просто бесконечно отстала, не могу дотянуться и понять новое? А может быть, через те динамики со мной говорит сам Господь?».

И тут Президент наконец разглядела в глазах Карин Пинк какой-то ненормальный блеск, принюхалась и учуяла странный сладковатый запах, шедший от её верной помощницы. Внимательно оглядев зал, она заметила стойку автомата, какие обычно продают жевательные конфеты за брошенную в прорезь монетку. Мифландия Вторая подошла к автомату, он был почти такой, как автоматический бинокль на смотровой площадке, где они были недавно, и, оценив его конструкцию как знакомую, несильно ударила сбоку, одновременно отжав выходную дужку. Опыт не подвёл и на этот раз – в приёмный лоток выпала сигарета.

Президент взяла косяк и запалила его от автоматически выдвинувшейся зажигалки. Через пару затяжек смотреть на картину стало интересней.

Первое, что заметила Мифлуха: квадрат висит вверх ногами. То есть мазки красной краски не спускаются по полотну, как того следовало бы ожидать, а поднимаются вверх. «Значит, это огонь», – твёрдо решила Президент. Она снова посмотрела на квадрат и поняла, что он имеет перспективу: глядя в его центр, как бы идешь по дороге, вокруг которой вверх поднимается бушующее пламя.

– Тоннель, – неожиданного громко и внятно сказала Карин.

– Точно, и ведёт он из ада в ад, – констатировала Мифлуха.

– Ты не права. Не из ада в ад, а из нынешней жизни в ад.

– Тогда почему и здесь, и там одинаково? – усомнилась Президент.

– А вот это уже потому, что ты права, – отрезала Карин Пинк.

Они ещё несколько минут посмотрели на картину дороги между мирами, Мифлуха всплакнула, и они пошли дальше.

На следующей картине была развилка с тремя путями, а между ними на суку дерева висел шеей в петле дворовый кот. При этом он почему-то смотрел на зрителя открытыми добрыми глазами и улыбался. Мифлуха присмотрелась внимательней – на первый взгляд все три дороги выглядели совершенно одинаково, однако у правой стоял указатель «Центр, 2 км», у левой «Завод ЦБХ, 3 км», а табличка у центральной дороги была обращена к зрителю торцом, так что прочитать написанный на ней текст было невозможно. Все дороги были сильно разбиты и практически утопали в весенней грязи.

– Чего уставилась? Куда пойдёшь-то? – спросил кот.

– А вот если прямо, то там… что? – робко спросила Мифлуха.

– Прямо… – кот заулыбался, – одна грязь… потом автобусная остановка и опять одна грязь. И только в самом конце – афиша Элтона Джона. Даже две, но на одной уже кто-то ободрал его портрет.

– Если б знать наверняка, что Элтон Джон – это то, что мне сейчас нужно… – протянула Президент задумчиво, выпрашивая у кота подсказку.

– Алл ви нид из лав, – промурлыкал кот.

– Значит, Элтон Джон тут ни при чём, – сразу всё поняла Мифлуха, – Значит, завод ЦБХ!

– Верно, – радостно отозвался кот, снял с шеи петлю и убежал по левой дороге вдаль, меся своими лапами грязь весенней распутицы.

Следующая картина была о свободе слова. На ней какой-то человек стоял на митинге и читал газету, но газета была пустой. На плакатах митингующих тоже не было написано ни слова. К этой картине Мифлуха уже второй раз ограбила автомат, причём и для себя, и для Карин. Так что видя столпотворение людей, активно размахивающих пустыми плакатами, и через плечо заглядывая в девственно белую газету гражданина, среди гула толпы, в котором нельзя было разобрать ни слова, Президент почувствовала себя одной из них – участницей и даже почему-то причиной этого странного собрания.

– Карин, чего они хотят? – удивилась Мифлуха.

– Они хотят свободы слова…

– А разве у нас нет свободы слова? – растерялась Мифлуха.

– Есть. Свобода слова у нас по закону разрешена. Да и больше скажу, запрещается делать что бы то ни было, что ставит под угрозу право на свободу слова.

Мифлуха удовлетворенно кивнула. А потом снова посмотрела на полотно и тихо сказала:

– Я поняла. Они – смутьяны и провокаторы, и своими выступлениями в пользу свободы, которой и распорядиться-то не могут, вынуждают меня изъять право на неё из закона, тем самым они ставят право свободы слова под угрозу. А по закону ничто не должно ставить под угрозу право на свободу слова в нашей стране. Так что их надо бы и посадить…

– Если бы они не выступали, тебе бы не было никакого резона отбирать у них право на выступления. А значит, если выступают, то ставят под угрозу… Да. Один к одному. Надо будет ими заняться вечером… А вообще ты глянь: Президента страны можно выбрать, а народ страны выбрать нельзя. Так что придётся как-то с этим справляться.

– Я думаю, эта картина о несправедливости мира, – резюмировала Мифлуха.

– Несомненно, – отозвалась Карин.

* * *

Пройдя весь музей, подолгу останавливаясь и страстно обсуждая картины, Президент и её верная телохранительница Карин Пинк пропустили банкет. Покинув здание, глядя задурманенным и просветлённым взглядом на вечернюю площадь и Стену жалоб, на которой уже красовались новые плакаты «Мифлуха храпит!», Мифландия Вторая выдала свои распоряжения по итогам прошедших суток.

– Музей закрыть, у них не всё в порядке с пожарной сигнализацией, мне кажется. Кроме того часто и, я думаю, умышленно пародируют дроздов. У них входная дверь так скрипит. Но я не злодей, ты не подумай, я просто за порядок. Трудный был день, впредь таких допускать нельзя. И ещё, Карин, разбуди меня завтра пораньше, мне обязательно надо будет покаяться за музей. Хотя нет – забыла! – буди как обычно, мы же не были на банкете, так что сэкономили время для покаяния за музей.

А, да! Господи, я снова разрешу летать на пегасах… Но не высоко – не выше метра от земли. Они, я знаю, так летать всё равно не могут – так что я своей справедливостью не поставлю под угрозу безопасность бедных коняшек.

 

С

– Сюда, сюда, это здесь…

Мифлуха и министр церемоний шли по длинному коридору Дворца. Наконец министр забежал вперед и открыл одну из обитых дерматином дверей. Таблички на двери не было, так что Мифлуха, войдя в помещение и увидев целый ряд столов с кучами бумаги и престарелыми сотрудниками за ними, обернулась и вопросительно подняла брови.

– А здесь, здесь, здесь, здесь… – министр засуетился, отыскивая в своей папке нужный листик. – Здесь создают видимость работы…

Мифлухина бровь выгнулась ещё вопросительней.

– Методисты… – поправился министр, настороженно заглянул в свои бумаги и продолжил. – Методики… создания видимости работы… для министерств… разрабатывают…

Его голос к концу фразы упал, и он снова начал ворошить свои бумаги в папке.

– Хм… – сказала Президент и обратилась к старичкам. – Давно работаете, отцы?

Пожилые люди завозились, переглянулись, и самый старый ответил:

– Давно. Уже лет пятьдесят-шестьдесят трудимся. Мифлуха выразительно посмотрела на министра церемоний.

– И как платят-то?

– Платье у вас хорошее, – похвалил старик и заулыбался.

– Хм… – Мифлуха задумалась, как продолжить диалог так, чтобы не обидеть глуховатого собеседника. – Вы денег много получаете за работу?

– Ну, как… – ответил старик, чуть сконфузившись. – Может, и немного… но зато стабильно. И на том спасибо.

Мифлуха подсела к нему на табурет для посетителей. Министр церемоний вытянулся у неё за плечом по стойке «смирно».

– Слушай, отец… – Мифлуха чуть замялась. – А ты не помнишь случайно… зачем вас тут всех посадили?.. Лет пятьдесят назад?.. А?..

– Как не помнить – помню! – обрадовал Президента сотрудник отдела по разработке методик создания видимости работы. – Мы здесь делаем инновационную продукцию!

– Методика номер триста семьдесят семь дробь восемь, – прокомментировала старушка за соседним столом и что-то записала в тетрадь.

– Кроме того, занимаемся перспективными разработками в сфере космических систем…

– Сто тридцать один дробь восемь бис, – глухо отозвалась старуха.

– Востребованные во всём мире системы связи, передачи данных…

– Шестнадцать тире одиннадцать…

– Нанороботы и оборонные технологии…

– Сто пятьсот, – пронумеровала его мысль бабка.

– Так… – резко прервала его Мифлуха, у неё появилась надежда, что она упустила из виду огромное количество интересных разработок, которые её горе-министры похоронили в стенах этой каморки, – А где всё это?

– Где? – удивился старик. – Так вон же, – и махнул рукой в сторону окна.

Мифлуха вскочила с табурета. Ей не терпелось увидеть космические корабли, информационные системы, нанороботов и другие необходимые Первому Измерению вещи. Она кинулась к окну, чуть не споткнувшись о коробку с мелом, на которой лежали спеленатые газетами книги. Она обошла тумбу, на которой стоял осциллограф, прошла мимо доски, на которой рядом с тряпкой лежала логарифмическая линейка… Наконец она протолкнулась к окну, отодвинула занавеску и выглянула во двор.

Там была площадь… центральная площадь Первого Измерения, с памятником государственной преступнице Марии. Гуляли люди, светило Солнце… Всё было как обычно.

Мифлуха оглянулась на старика – уж не задумал ли старый хрыч над ней шутить.

– Во-он там, около гортензии, – крикнул тот. – На подоконнике!..

И тогда Мифлуха заметила аккуратно сложенные друг на друга папки, перевязанные тряпичными тесёмками. На верхней стоял гриф «совершенно секретно», а графа названия была заполнена каллиграфическим почерком от руки:

Мифлуха взяла толстенную папку в руки, развязала верёвочки и достала оттуда первый документ. Президент была ужасно разочарована. Ей очень хотелось, чтобы в её Первом Измерении были бы настоящие нанороботы и оборонные технологии. Она пролистнула обложку, пробежала глазами оглавление и в итоге открыла документ на первой попавшейся странице. Мифлуха уже хотела положить папку назад, но её взгляд зацепился за красиво оформленный график. Он отражал поставки нанороботов в войска – на нём был заметен существенный прирост за текущий и даже за следующий год. Президент не удержалась и начала читать. Текст давал надежду на лучшее. Он был выверен. Он был грамотен. Его было приятно хоть читать, хоть просто смотреть. Мифлуха пролистала отчёт до конца, чуть задержавшись на выводах, – читать выводы было особенно приятно. Президент достала из папки следующий документ и просмотрела его. Потом третий. Развернула какую-то огромную карту и стала рассматривать принятые обозначения. Наконец она оторвалась от этого дела и обратилась к министру церемоний.

– Милый мой, это же клад! – глаза её горели, – Это же боже ж ты мой! А и я не знала обо всём этом! Запиши, немедленно запиши… и включи в мою следующую речь – о том, что… – Она снова открыла один из документов и прочитала оттуда: «темпы прироста современных боевых нанороботов и систем вооружения превзошли в текущем году показатели прошлого года на сто и пятьсот процентов соответственно!».

– Методика сто пятьсот, – пробубнила бабка и снова что-то записала в тетрадь.

Мир в глазах Мифлухи потерял яркость. Она внимательно посмотрела на бабку, продолжавшую чиркать что-то в толстой тетрадке. Потом Мифлуха быстро сложила все документы в папку, туго завязала её тесёмки и пошла к выходу. У самой двери, которую уже успел открыть министр церемоний, она обернулась и сказала, не глядя ни на кого из присутствовавших в помещении людей:

– Вы гении. Но наградить вас или расстрелять за это… я пока не решила.

Дверь за Президентом захлопнулась, а старик, проживший уже очень много лет, усмехнулся, глядя в новый отчёт.

 

Т

Толкнув со скрипом открывающуюся дверь приёмной Президента Первого Измерения, Мифландия Вторая ленивой походкой вдвинулась в помещение. Она подошла к секретарше, лихорадочно вспоминая, как ту зовут, чтобы попросить её принести кофе.

– Анрига… – невнятно буркнула себе под нос Мифлуха и широко улыбнулась секретарше, – Принеси мне кофе, пожалуйста!

От такого приветствия секретарша даже вскочила со стула, открыла было рот, чтобы что-то ответить, но ответа задержавшаяся ещё на мгновение Мифлуха так и не дождалась. Оставив свою сотрудницу с открытым ртом, Мифландия Вторая открыла тяжёлую дверь кабинета и направилась к своему столу.

Как обычно, её встретила целая кипа законопроектов, уже просмотренных оппозицией. На всех них стояли разгромные характеристики, а на одном был нарисован мужской половой орган. Мифландия Вторая села и начала лениво перебирать стопку, думая, какую из бумаг стоит подписать первой. Подписав пару документов наугад, даже не читая, она посмотрела на большие настенные часы с золотым обрамлением и причудливыми стрелками. Карин Пинк безбожно опаздывала на службу, тем самым манкируя своими обязанностями телохранительницы первого лица государства. Мифлуха вздохнула от осознания того, какие никчёмные кадры посылает ей судьба. Ещё пятнадцать минут ничего не происходило, а потом в кабинет ввалился министр продовольствия. Он удивлённо посмотрел на Мифлуху, сел по её приглашению на стул и сделал краткий доклад о состоянии дел в министерстве. Оказалось, что ему очень нужен был закон, разрисованный оппозицией, и что он зашёл только узнать, не подписан ли он. Мифлуха уже подписала его, но решила помучить министра и попросила его подождать в приёмной, пока она закончит работу с текстом. Через час, который полностью ушёл на стрижку ногтей на ногах, Мифлуха вспомнила о законе и милостиво отдала его министру. Ещё через какое-то время в кабинет зашел министр церемоний и маляры, все они с опаской посмотрели на Мифлуху, а потом посоветовались с ней насчёт цвета обоев. Оказалось, что они за каким-то чёртом решили переклеить обои и покрасить лестницу. Потом министр отпустил маляров, помялся и всё же спросил о том, делать ли табличку на дверь «под серебро» или «под золото».

– Под серебро! – решила Мифлуха. – Раньше была под золото, но теперь у нас всё будет по-новому.

Министр, получив ответ, счёл за счастье как можно быстрее ретироваться.

После министра церемоний пришла секретарша с кофе, и Мифлуха вспомнила, что давно хотела её уволить за нерасторопность. Но, выпив кофе, снова подобрела и вернулась к рассмотрению пачки оставшихся законов. До обеда Карин Пинк так и не появилась, а Мифлуха успела сыграть в шахматы с оппозицией, призванной из заточения в шкафу, записала телеобращение к гражданам и заказала себе на обед пиццу в службе доставки. К обеду, как обычно, в кабинет ввалилась Мария Стюарт – её действующий премьер-министр.

– О! Мария-девка, – поприветствовала премьера Мифлуха, – Хочешь, анекдот расскажу?

Мария не успела ответить, как Мифлуха уже начала рассказывать анекдот. Он был ужасно пошлым, но реакция премьера на эти сальности удивила Мифлуху – Мария выслушала анекдот молча, с таким лицом, как будто ей зачитывали её смертный приговор. Чтобы развеять обстановку, Мифлуха рассказала анекдот про приговорённого к расстрелу. Но опять не добилась расположения премьера. «Может, у неё чувства юмора просто нет», – догадалась Мифлуха и расслабилась.

– Впрочем, хватит байки травить, – сказала она, чтобы заполнить неловкое молчание. – У меня тут к тебе множество дел. Во-первых, министр продовольствия утверждает, что еды осталось на три дня мне и на один день жителям. Во-вторых, обои у меня тут теперь будут голубыми, а табличка на двери – серебряной. В-третьих, оппозиция скучает и поэтому вместо рецензирования законов снова начала рисовать непристойности. Надо бы ему найти самочку…

Мария так и не сдвинулась с места, глядя на Мифлуху широко раскрытыми глазами.

– Запиши, – посоветовала ей Мифлуха. – Забудешь же, что надо сделать! Мария спешно присела на стул, достала блокнот и записала перечень поручений. После чего посмотрела ей в глаза и с какой-то плохо скрываемой обидой буркнула:

– Хорошо.

Поднялась и ушла из кабинета.

Вместе с разносчиком пиццы в кабинет вошла и секретарша – она принесла Мифлухе свежую подборку утренней прессы. Так что Мифлуха расположилась поудобней, взяла в одну руку кусок пиццы, а в другую – свежую газету и прочитала заголовок передовицы:

«Сенсация: Мифландия Вторая проиграла выборы Президента собственному премьер-министру Марии Стюарт!».

– Как неловко-то вышло! – пробормотала Мифлуха, взяла трубку телефона и позвонила министру государственной безопасности.

– Милок, с тобой говорит Президент Мифландия Вторая, – поставила Мифлуха в известность трубку. – А Мария Стюарт, похоже, государственная преступница… обманом и… ага. Молодец, всё правильно понял. Да, её надо объявить в розыск. Ну… что поделать. Не моя была идея ей идти на выборы. Ах, моя?.. А что мы перед этим пили? Ага… А потом? Ого… А где мы взяли анисовую? Ну, хорошо, что рассказал – рада была тебя услышать.

Мифлуха уже повесила трубку, когда дверь открылась и на пороге появилась Карин Пинк.

– На кой чёрт было табличку менять? – с порога удивилась Карин. – Золотая лучше гармонировала с твоими зубами.

– Так ты тоже после анисовой ничего не помнишь… – улыбнулась Мифлуха. – Дело в том, что вчера были выборы. И уже сегодня у нас всё по-новому!

 

У

– Удивительно вдохновенно!

– Ага, мне тоже нравится, – согласился министр госбезопасности.

– Скрипка стала звучать значительно лучше! Просто как подменили. И дирижёр… Просто как ненормальный, ей-богу. И это комплимент. Кроме того, мне нравится партия гобоя.

– Ну, мы старались…

– Никогда бы не подумала, что за одну ночь так можно сыграть наш разлаженный государственный симфонический оркестр!

Президент слушала второй фортепьянный концерт Рахманинова, сидя в ложе государственного театра с министром государственной безопасности и своим личным телохранителем Карин Пинк, которая, впрочем, как обычно, играла в электронный тетрис. Министр государственной безопасности скромно поклонился.

– Но вы меня, наверное, обманываете… – Мифлуха подмигнула министру. – Не бывает же так – чтобы за одну ночь! Признайтесь, вы всё-таки сменили состав?

– Нет, мой Президент, и даже практически не репетировали…

Мифлуха нахмурилась, пытаясь понять, как можно было добиться такого эффекта – ещё вчера слушать оркестр без содрогания было невозможно.

– А если по сути, то сколько вы всё-таки потратили на них времени? – уточнила Президент.

– Ну… – развёл руками министр. – Со всеми более-менее нормально – минут пять, не больше, а вот тимпаны пытались сбежать. Пришлось ловить – тут повозились минут пятнадцать. Плюс ещё от врача отбивался – кусался… Потом успокоился тоже.

Мифландия Вторая взяла театральный бинокль и внимательно осмотрела лица своих музыкантов. Все лица были напряжены, вдохновенны, свежи… Такими она их ещё не видела. В их движениях была страсть, была сила, была энергия. Вечные апатия, вялость и скука покинули её музыкантов, оставив место только лучшим чувствам.

– Они… – Мифлуха пристально посмотрела через бинокль на министра, – под наркотиками?

– Ну что мы – звери, что ли? – удивился и улыбнулся во весь рот этот пожилой всё повидавший человек. – Тем более от такого они бы играть не стали. Я их просто убил.

– УБИЛ?! – Мифлуха вскочила со стула, музыка прервалась, по рядам музыкантов прокатилась волна рыданий.

Но дирижёр с чувствовавшимся даже из Президентской ложи усилием постучал палочкой по нотам. И тихим сильным голосом обратился к своим сотрудникам:

– Это в последний раз, соберитесь… В последний раз.

И уже через минуту музыка вновь собралась и зазвучала с силой, накатив волной и заполнив всё здание пустого театра.

– Убил? – уже шёпотом уточнила Мифлуха, нащупав стул, который любезно подала Карин Пинк.

– Да нет, конечно, – в тон ей ответил министр. – Но они думают, что да. Мы укололи им перед концертом глюкозу. Автоматчики закрыли выходы… ещё ребята держали, врач колол. Ну, а я двинул, так сказать, речь. Что за разгильдяйство они все приговорены к смерти, что играть, мол, не умеете, только зря живёте. Что ничего в жизни не достигли – ни как люди, ни как профессионалы – так что сдохнете позорной кучей дерьма, которой и являетесь. Оркестром вам не быть. Они, надо отметить, особо не спорили – только вот тимпаны сбежать попытался через окно.

– А что ж они тогда играют?.. – удивилась Мифлуха.

– А это они мне и вам в рожи наши поганые плюют со смертного своего одра. Им врач сказал, что яд даёт им ещё час жизни – потом откажет сердце. Я сказал, что они могут делать всё, что им заблагорассудится… Ну, вот они засекли час – и наяривают второй фортепьянный концерт.

Министр заулыбался.

– Последний раз перед смертью играют, гады, – и как играют! Я сам готов был бы на тот свет отправиться, чтобы послушать. Но, по счастью, оказалось, можно отправить их.

Министр встал со стула, свесился в зал и заорал:

– Раньше, раньше скрипочки пилить надо было, олухи!

Мифлуха даже не услышала, а почувствовала всем телом, как оркестр вздохнул, но не сбился, а продолжил творить нечто такое, чего от него никто никогда не ждал.

Мифлуха пожевала губами, вздохнула, бросила ещё один взгляд на сцену, поднялась и вышла в коридор. За ней вышли Карин и министр.

– А что будет… когда час пройдёт? – уточнила Президент.

– Ну… – развел руками министр. – Я буду, конечно, негодовать. Застрелю врача – ему не привыкать. Удивлюсь… Выматерюсь. Может, даже стукну дирижёра. Но! Второй раз не казнят – придётся отпустить. Может, вакцина была бракованная, может, подменили её… может, врач халтурщик. В нашей-то стране… Чему удивляться? А может, музыка была так хороша, что смерть заслушалась и ушла ни с чем.

Министр подмигнул. Мифлуха ещё раз вздохнула.

– Карин, подойди, – Мифландия Вторая отняла у телохранительницы игрушку, – Дело государственное… В общем, так. Давайте-ка теперь все сядем и серьёзно подумаем, как нам распространить этот замечательный опыт на всю страну.

* * *

– Второй день уже бригада не едет! Провод искрит, дождь идёт, а им всем плевать! – возмущалась старушка, стоя под козырьком подъезда.

– Да это что, Семёновна! – подхватила вторая старушка, – Я на рынке вот покупала овощи – хорошие крепкие помидоры – пока до дому донесла, там труха какая-то! Пестициды кругом пихают, никакого страха на них нет.

– Никогда не знаешь, где её встретишь, – тихо вздохнула третья старушка. – Соседа-то, Кольку из тридцать шестой, слышали – чуть не застрелили. Говорят, ограбить хотели. Но я думаю, это всё из-за наркотиков. Он их, уверена, употреблял. Теперь в больнице лежит… А такой молодой – как ваш Ванька… Страшная жизнь такая, страшная стала…

Искрящий провод порывом ветра закинуло в распределительный шкаф, и уже через секунду оттуда посыпались искры. Освещение ближайшего рекламного щита, на котором Мифландия Вторая была изображена в любимом бальном платье с подписью «Вдохновляя людей на победы!» погасло, и двор со всеми его рытвинами теперь освещало только играющее в распределительной коробке пламя.

 

Ф

– Фашист! – закричала королева Виктория.

– Нет, что ты! Это просто разъездной кассир-билетёр. У него, честно сказать, и прав-то никаких нет. Минимум, что он может, – попросить тебя купить у него билет, а максимум – громко матом попросить купить у него билет. Он же совсем безвредный. Вот если увидишь мужиков в фуражках, тогда сигнализируй, побегаем между вагонами. Поняла?

– Ну что уж тут не понять, – королева сделала благосклонное лицо номер три.

– А про фашистов я тебе, кстати, тоже расскажу – был у меня один случай. Потом напомни. Да и вообще, наняла я как-то трех рыбаков работать на свиноферме. Доярками.

Королева смущенно прикрыла рот ладонью и улыбнулась. Мифлуха, одобрительно хмыкнув, продолжила:

– Потом они у меня в правительстве работали. Министром здравоохранения и ритуальных услуг, министром культуры, ну, и министром науки. Так вот, они у меня там уже пять лет работают! И что ты думаешь?.. – Мифлуха выдержала театральную паузу. – Зря я их взяла!

Королева удивленно приподняла брови.

– А вот когда я правила, мы выбирали министров исключительно из порядочных людей.

– Хых! Так те трое и были порядочными сволочами! Они и сейчас не поистрепались. Вот хоть возьми мою систему образования. Берём, значит, студента-голодранца за задницу и кидаем в козинак…

– Ах! – вздохнула королева.

– Ты дослушай! – сказала Мифлуха, поднимая лапу, а второй успевая разливать водку по пластиковым стаканчикам. Царственные особы чокнулись, а королева Виктория даже занюхала стопку рукавом.

– Вот и сидят они в этих сырых козинаках три года!..

– Сверьтесь со словарем, моя дорогая, может быть всё же «казематах»? – уточнила королева.

– Это ты своих сажай в казематы! Мои сидят в козинаках, – Мифлуха прищурилась, нагнулась к королеве и твёрдым шёпотом пояснила. – Потому что у меня не забалуешь!

Мифландия Вторая опять разлила водку по стаканчикам.

– Так вот, значит, сидят они в одиночках, а мы им даём передачки по специальности. Ну, там… медикам – трупы, скальпель и шприцы. И игральные карты с голыми бабами. Инженерам – гайки, керосин вёдрами и лопасти. Ну, и это… карты с голыми бабами. Художникам – мраморные бюсты, краски и стирательную резинку. Голых баб на картах сами нарисуют.

– А зачем им всем карты?

Мифлуха нахмурила лицо и серьёзно задумалась. Потом чокнулась с королевой, выпила и стала закусывать молодым чесноком. Соли с собой не взяли, потому что Мифлуха забыла её на кухне. Приходилось довольствоваться чем бог послал. Закусив, Мифлуха сощурила глаза, и в них промелькнула искорка хитрецы.

– Хм, э-э-э!.. То-то я думала: мы что-то лишнее им даём! Ты права! Лучше будем хоть чуть-чуть кормить! А то пока ни один не выпустился… Ну и, значит, делать им нечего, приходится браться за ум. Но, главное, это, конечно, экономика, – Мифлуха подняла палец, а королева согласно кивнула, по всему было видно, что ей уже хорошо, и что она теперь полностью за то, чтобы экономика была экономной. Мифландия Вторая помахала в воздухе пальцем, стараясь вернуть тем самым внимание королевы. – По выходе они готовы работать за еду!

– Но ведь это жестоко!

– Ну уж! – возразила Мифлуха, – Если это жестоко, то что сказать обо мне? Я до сих пор не могу себе назначить мать, выбрать себе ребёнка. Я за всё свое детство прочитала всего одну книгу. Автора помню, имя смешное, приметное – Маркиз де Сад. А вот названия не запомнила.

– Я тоже много читаю…

Мифлуха расплескала по стаканам остатки горькой. В вагон зашёл контролёр в фуражке. Королева Виктория, предупрежденная о возможности такого события заранее, начала деликатно кашлять.

– Билетики! Готовим би-илетики!

– Ишь, алкашня разоралась!.. – взвыла Мифлуха.

– Хамло, – вздохнула королева Виктория.

– А у вас что? – обратился к парочке контролёр.

– А у нас в правительстве такая история была, – ответила Мифлуха. – Открываю я, значит, заседание. Ну и по повестке выходит, что надо сократить расходы и их же оптимизировать. Первый докладчик – министр здравоохранения и ритуальных услуг. Ну, я вам о нём рассказывала…

Мифлуха подмигнула королеве Виктории.

– Мужчинка он красивый. Чернявый, с бородкой, глазёнки не крупные, но красные. А в последнее время заместо головного убора повадился рожки носить. Он в них такая лапка! Ну так вот, он первым и говорит: «Сельские больницы предлагаю закрыть. Пусть лечиться в города ездят – там оборудование лучше и доктора поумнее. Кроме того, я читал, что рожать в воде полезней. Так можно роддома с бассейнами совместить». Ну, естественно, покатилось обсуждение… министры – они ж как дети! Только кинь им кость… «Можно пожары не тушить, а сжигать в них твёрдые бытовые отходы», – предлагает один. «Можно вместо увеличения пенсионного возраста просто сразу по выходе на пенсию применять гуманную эвтаназию», – подхватывает второй. «Жестоко!», – одобрительно похлопывая его по плечу, восклицает министр труда.

Королева Виктория и контролер с недоумением переглянулись. Мифлуха, ободрившись производимым её речью эффектом, продолжила историю:

– «А мне кажется, что все эти яды надо бы приберечь для жителей территорий, которые мы планируем захватить», – возражает им министр туризма. «Это же фашизм!», – обрадовались новым возможностям министры.

«Необходимо поднять налоги!», «У нас угрожающе упала смертность!», «Сейчас был бы полезен голод!», «Я умею провоцировать землетрясения!», «Начнем преподавать религию в школах!», «Надо наконец-то покрасить забор в концлагере».

Мифлуха опять выдержала паузу, весело глядя на королеву Викторию, которой не терпелось услышать продолжение истории, но воспитание не позволяло торопить собеседника.

– В самый разгар дискуссии я взяла слово. «Ну что ж, друзья. Пофантазировали и будет. Пора делом заняться. Кто хочет высказаться по повестке?». Смотрю – приуныли мои министры, головёнки опустили, глазами на столе дырки сверлят. Не ожидали такого поворота.

– А и правда! Чёрт с ними, с билетами! – контролер нервно сглотнул и убежал из вагона.

Мифлуха с королевой чокнулись и выпили.

– Ишь, плут, какой быстрый! – улыбнулась Мифлуха. От умиления на её глазах выступили слёзы.

– Как же вам не совестно, Мифландия, вы же весь чеснок в одиночку съели! – королева достала из кармана луковицу и принялась чистить её в кулёк. Закончив дело, она смачно вгрызлась в её сочную плоть.

– Вот вы все барыни, а я – деревня, – сильно коверкая слова, обратилась к царственным особам бабка, сидевшая от них через проход, – У меня тоже случай был. Работала я киллером в колхозе «Красная заря». Моеной задачей было, чтоб ни один председатель больше месяца на месте не усидел. Мы так в книгу рекордов Гиннеса хотели попасть. А я тогда мо-о-олодая была, ветреная.

У бабки на её пожёваном жизнью лице появились слёзы. Она прервалась, вздохнула, смахнула слезу рукавом и продолжила свой рассказ:

– Влюбилась я в Захар Семёновича. Он мужчина статный был, на трактор, бывало, как сядет, так трактор по оси в землю уходит. Ну, и он ко мне благоговел. Когда его председателем избрали, ой, я горевала! Хотела дело бросить, но мне на собрании так и сказали – «Давай, Марь Петровна, ты у нас передовик, мы тебя вымпелом наградим». Пробралась я ночью в его хату, а он, дьявол такой, ня спит!.. «Правду» читает. Он только глаза на меня поднял, всё понял. «Кусай, говорит, кусай меня ядовитым зубом. Ради тебя я на всё готов». Сели мы с ним у окошка, а на крыльце луна в ведре отражается, тишина, да только кузнечики в траве стрекочут, и ветер по лугу волны гоняет. И так мене его жалко стало! Одним словом, отдалась я ему.

– А дальше что было? – заёрзала на месте Мифлуха.

– Вы поженились? – спросила королева Виктория.

– Да ну, – бабка всплеснула руками, – Куда там! Я его не убила, и нас соседний колхоз по показателю сменяемости на тридцать четыре процента обогнал и сам попал в книгу рекордов Гиннеса. Меня, конечно, из передовиков прогнали, да я и сама уже была не рада ничему. Из партии исключили, да ещё сказали обидное – что, мол, дура я.

– Ну а с мужчиной этим, Захаром Семёновичем, с ним-то что было? – не унималась королева Виктория.

– Да что было, что было… – бабка неожиданно обозлилась, – Ничего особого с ним не было. Убила я его за то, что он мне так жизнь испортил. Вот отсидела, сейчас домой возвращаюсь.

Бабка заёрзала на месте и отвернулась к стеклу, переживая что-то своё.

– Какая трагическая история! – удивилась королева.

– Да ну… Это ещё не трагическая. Вот я тебе сейчас другую расскажу. Как-то раз я инспектировала с министром культуры – это старый, ты его не знаешь, он не из рыбаков ещё был – театр. Он мне обещал шикарную комедийную постановку – долго хвастал, сколько бюджетных денег потратили на реквизит, декорации, на оплату актёров и оркестра. Но это он всё на бегу мне рассказывал, так как мы минут на двадцать уже опаздывали. И вот, когда мы забежали в тёмный зал, спектакль уже шёл.

Мифлуха начала собирать в пустой кулёк остатки продуктов, пустые бутылки и прочий мусор.

– Ну так что ты думаешь? Потом почти час какой-то полуголый мужик, одетый только в рваный мешок с прорезью для головы, рассказывал (талантливо, что уж там!) о том, какая у него была нелёгкая судьба и как он похоронил свою собаку. Ну, я тут, конечно, уже заволновалась: можно украсть деньги на реквизит и актёров, но не настолько же! Да и зачем, спрашивается, меня туда тащить, чтобы всю эту унылую нищету показывать? Мог бы просто подать докладную записку, что так и так, украл на спектакле «Весёлый волшебник» семь миллионов, ваша доля под половичком у двери. Вместо «Весёлого волшебника» будет «Нудный страдалец».

Королева снова позволила себе улыбнуться, прикрыв рот ладонью. Мифлуха уже собрала мусор, а королева натянула кружевные перчатки, так что они были почти приготовились к выходу.

– Ну, я начала тормошить министра, что, мол, ты у меня за каждую вложенную кредитку посмеёшься на этой комедии. Что, мол, упырюга, не хохочешь? Говорил же, что очень весёлая сказка! Ну, а в спектакле этот мужик в мешке дошёл до того, что в стране у них был голод… И он через пару дней передумал хоронить собаку, выкопал её и съел! Ну, тут уж я совсем, конечно, не выдержала – посмотрела министру своему прямо в глаза, да так посмотрела, что он захихикал. Потом и вовсе начал смеяться в голос, веселиться, хлопать… В зале тишина и только один со сцены ноет, как он свою любимую собаку ест, а второй из первого ряда в голос ржёт и кричит: «Бис!».

– А дальше-то что было?

– Ну, как что?.. А что тут может быть – врачи его забрали, конечно. На излечении находится. Деньги, кстати, он на этом деле не воровал. Я потом выяснила – театр большой, министр культуры в нём, естественно, первый раз был… Перепутал двери и в потёмках отвел меня на какой-то там драматический авторский моно-спектакль. Комедию, за которую миллионы плачены, в соседнем зале ставили и, говорят, там и правда было весело. Но я второй раз не пошла. У меня всё-таки нервы не железные.

* * *

Поезд начал тормозить, и вагон раскачало так, что Мифлуха чуть было не упала на королеву. Электричка подъезжала к Твери, и большая часть её пассажиров выстроилась на выход заблаговременно. Глядя на них, можно было подумать, что в Твери есть что делать, при чём делать срочно. Потом их ещё раз качнуло, а потом мир перевернулся – Мифландия Вторая проснулась и открыла глаза.

– Вставай, соня, – героиня Первой Иррианской войны Карин Пинк по-матерински нежно теребила Мифлуху за плечо. – Вставай, надо идти на заседание правительства…

Мифлуха потянулась в постели, зажмурилась, после чего поняла, насколько ей всё-таки не хочется сейчас вставать.

– Карин, найди сонник. Только достоверный. И отметь мне там, пожалуйста, закладками, к чему снится королева Виктория.

 

Х

– Хоть глаз коли… Нерешительность… Я нерешителен, ты нерешителен, она нерешительна, – ростовщик стянул бархатную скатерть с жирными пятнами, закрывавшую дубовый сундук. – Мы нерешительны, они нерешительны…

Пальцы начали путаться в общем-то небольшой связке ключей в поисках нужного. Тусклый свет свечей не сильно способствовал успешному завершению дела, а руки вспотели от волнения.

– Что там после «они»?.. Сукины дети… нерешительны, Святые Затейники… нерешительны… – ростовщик наконец нашёл нужный ключ, и провернув его в замке, откинул крышку сундука. На дне, в уютной тесноте, светился тремя огнями телефонный аппарат «Сони». Все огни были красные, и ростовщик, сглотнув пересохшим от страха горлом, потянулся к трубке. Дело сулило либо большие проблемы, либо большие барыши, но в любом случае уже гарантировало большие хлопоты.

* * *

Мифландия Вторая сидела на тронном диване, так как тронное кресло унесли на ремонт. Она пребывала в состоянии сытой задумчивости, этаком предфилософском состоянии, в котором ей хорошо удавалось сочинять пошлые анекдоты и законопроекты. Героиня Первой Иррианской войны Карин Пинк ушла за покупками, невыносимо шумной Марии ещё не было во Дворце. Мифлуха почти уже сдалась на милость победителя в борьбе с собственной дремотой, когда зазвонил «красный» телефон. До сего момента этот аппарат звонил трижды: когда иррианские армии пересекли границу Первого Измерения; когда Мифлуху предупредили о грядущем конце света; и, наконец, с десяток лет назад, когда его проверяли телефонисты. Пришлось подняться.

– Алло… Алло, я говорю! Вас слушают! – выпалила Мифлуха в трубку. – Ломбард?! Это не ломбард, сынок, это Дворец Президента! Ах, это ты из ломбарда… Так? Ну и что… Заложила что-то?.. Да уж… Ну ты это, сынок, приезжай сюда. Или за тобой послать? Хорошо, только как штаны сменишь, сразу сюда!

«Да что им не живётся!», – Мифландия Вторая в сердцах кинула трубку на рычаг и тут же потянулась к коммутатору. «Надо вызвать Карин, потом старикана из госбезопасности и… и кого бы ещё?»

Однако больше никто приглашён так и не был. Собравшиеся с хмурыми лицами сидели за большим овальным столом. Карин вопреки своей обычной манере не играла в тетрис, а сидела, угрюмо поджав губы. Министр госбезопасности сразу пришёл с какими-то пыльными папками, которые тут же неудачно обтёр о зеленую драпировку стола, ну а ростовщик попеременно бледнел, краснел и вытирал выступающие на толстых щеках капли пота. Мифлуха обвела всех тяжёлым, как ей хотелось думать, взглядом «из-под бровей».

– Я собрала вас, чтобы обсудить дело исключительной государственной важности, – начала она. – Я семь лет подозревала о том, что ответ «всё отлично» на мой вопрос министрам «как дела?» – это только отговорка. Вот этот человек, – Мифлуха кивнула в сторону ростовщика, – открыл мне глаза.

Карин и министр госбезопасности с ненавистью посмотрели в сторону сжавшегося в кресле и уже тысячу раз пожалевшего о своем звонке владельца ломбарда.

– Расскажи нам всё, сынок, – обратилась Мифлуха к ростовщику.

Тот сглотнул, поспешно схватил бутылку воды, налил в пластиковый стакан и жадно выпил. Больше всего его беспокоило то, что министр госбезопасности непрерывно делал какие-то пометки в блокноте, глядя на него недобрым взглядом. Ему почему-то показалось, что Карин настроена к нему гораздо лучше, что, возможно, он даже чем-то импонирует ей. Эта мысль придала ему немного сил. И только он открыл рот, чтобы начать рассказ, как министр госбезопасности вскочил со стула, ударил кулаком по папке и заорал на весь кабинет:

– Так ты будешь говорить или в молчанку играть будем?!

– Ну… – промямлил ростовщик, – я сидел, как обычно, в ломбарде.

– По улице Менял, дом сто одиннадцать, – добавил министр уже спокойным тоном, чуть скосив глаза в свои записи.

– Да, именно, господин министр. В одиннадцать часов примерно… Ко мне пришла девочка… Она попросила о сделке. По закону я не мог ей отказать.

– На самом деле девочка пришла в одиннадцать ноль шесть. И не лично к вам, а просто в ломбард. И отказать вы ей могли, как отказывали пану Вражеку на той неделе… – начал поправлять нарочито скучающим голосом министр госбезопасности.

– Виноват! – выпалил ростовщик и вскочил со стула по стойке смирно.

– Конечно, виноват, – улыбнулся Карин министр. – У нас невиновны только дети да птицы…

– А птицы-то что? – удивилась Мифлуха. – Ладно, дети – это была моя прихоть…

– Ну, не надо опять начинать, – устало попросила Карин. – Дети, птицы… птицы, дети, дете-птицы, птице-дети… Чёрт, давайте уже как-то к сути переходить!..

– В общем, она заложила мне душу, – ростовщик сел, не дожидаясь разрешения.

В зале повисла тишина.

– Стоп! – прервала тишину Карин. – То есть я правильно понимаю, что к вам пришла маленькая девочка, и вы позволили ей заложить душу?! Можно я его убью?!

– Карин, не трогай моих доносчиков, – возмутилась Мифлуха. – Своих – сколько угодно, а моих оставь, где сидят. Если бы не этот чудный человек, разве бы я узнала от вас, что у нас всех всё так плохо, что дети сдают свои бессмертные души в ломбарды. Когда их сдавали пьяницы, бизнесмены и политики – разве я вас вызывала? Нет. Но если этим занялись дети, то значит что-то неладно в нашем государстве. Это проблема государственная. Что мы о ней знаем?

Министр госбезопасности вынул одну из своих папок, раскрыл её на первой странице и прочитал заголовок:

– Досье… Кхм… Досье на Алису Ковальскую, уроженку Первого Измерения. Возраст на сегодняшний момент – восемь лет. Пол женский. Партийная принадлежность не присвоена. Так. Тут у нас автобиография в трех экземплярах, фотографии матовые четыре на шесть три штуки, анкета… отметка об ознакомлении с личным делом имеется. Характеристика из детского сада, две штуки. Характеристика из школы – пока одна. Та-а-ак… вот тут интересно… Донос: в возрасте трёх лет отобрала конфету у ребёнка.

– Дорогой мой, – обратилась Мифлуха к министру, – сознавайся, ты на кого работаешь? На государство так хорошо не работают. Значит, барыжишь информацией на стороне. Значит, можешь не признаваться, ты – человек Марии… Кругом предатели, – вздохнула Президент.

Карин сочувственно покивала головой. Министр смущённо ответил:

– Вы правы, мой Президент!..

– Ещё бы я была не права… Не такая уж я и полная дура. Я такая, какая есть… симпатичная… со всеми своими достоинствами. Ладно, неважно. Главное, Карин, тебе поручается разобраться со всем этим делом.

– Слушай, Мифлуха, я всё понимаю. Дело, конечно, премерзкое, но какая тут, к чертям, «государственная важность», что меня оторвали от отдыха.

– Существенная, – в дворцовую залу вошла особо разыскиваемая государственная преступница, злодейка и собутыльница Президента, Мария. – В своё время я тоже сделала такую же ошибку, как эта девочка…

– А мучается теперь всё Первое Измерение! – закончил её мысль министр госбезопасности.

* * *

– Мама, я дома! – с порога, разуваясь на ходу, крикнула Алиса.

– А что ты тащишь?.. – не отрываясь от телевизора, поинтересовалась мать девочки.

– Канделябр, может, даже золотой, и кассета Морден Толкинг!

– Где ты их взяла?..

– Выменяла!

– Какая ты у меня молодец! – восхитилась мать и засмеялась шутке телеведущей.

Алиса, аккуратно маневрируя с канделябром, вбежала вверх по лестнице. Влетев в комнату, она сразу спрятала свою добычу в нижнем ящике стола. Потом, почувствовав на спине чей-то холодный расчётливый взгляд, медленно обернулась.

На кровати, внимательно глядя на неё, сидела героиня Первой Иррианской войны, личная телохранительница Президента и национальная героиня Первого Измерения Карин Пинк. Рука Карин плотно держала за горло Роджера, любимого кролика семейства.

– Не шумим, – никто никогда не говорил с Алисой таким тоном. – Сядь на стул, руки держи на виду. И без глупостей, ты меня знаешь…

Девочка только кивнула.

– Старинный канделябр, может, даже золотой?.. Зачем он тебе, девочка?

– Для свечек…

– Хороший кролик… Как зовут? – Карин отвела взгляд от девочки и начала аккуратно гладить кроличью шкурку.

– Роджер…

– Роджер… Алиса, ты же не хочешь подставить кролика Роджера? И не будешь рассказывать мне, что заложила душу только для того, чтобы послушать Морден Толкинг при свечах?..

Девочка нерешительно оглянулась, но уже через мгновение гордо вздернула подбородок вверх.

– Этис, Атис, Аниматис…

– Девочка, ты чего? – Карин от удивления уронила Роджера.

– Этис, Атис, Аниматис… – лицо девочки стало неподвижно, и только губы продолжали шептать странные слова.

– Да вашу ж… – Карин потянулась к рации, но руки уже не слушались, они уже сами принимали решения. И в этот самый момент героине Первой Иррианской войны впервые в жизни стало страшно – не за себя, а за подрастающее поколение. Перед глазами Карин начали появляться и одна за другой исчезать картинки из её собственного детства. Открытая дверь дома и спина отца в проёме… Сломанная кукла Сьюзи – у неё была очень непрочная шея, такие куклы всегда ломались. А вот уже маленькая Карин роет для Сьюзи могилу в саду. Ей захотелось закричать, но горло тоже больше не слушалось…

– Этис, Атис, Аниматис, – продолжала добивать Алиса, и предметы, лежавшие в комнате без дела, начали взлетать в воздух. Карин успела увидеть, как прямо у неё над головой зависла большая красивая деревянная шкатулка, но уже через мгновение оказалась без сознания в маленькой детской кроватке…

* * *

– Карин, прекращай заливать, – устало попросила Мария. – Мы проверили эти слова – они ничего не значат, это вообще не латынь! Но из моего личного расположения к тебе мы проверили и другие языки. В общем, это вообще ничего не значит. Да и если бы значило, Карин, пойми – никаких заклинаний, никаких волшебников – ничего этого нет в природе. И если что меня и удивляет в этой истории, так это то, что я тебе – взрослому, в общем-то, человеку – вынуждена это повторять.

– Мария, ты меня не зли, у меня рука тяжёлая… – Карин с перевязанной головой сидела на больничной койке. – Ты что думаешь, девочка меня обезоружила, избила, а потом «вырубила» просто так?!

– Я так не думаю, – аккуратно подбирая слова, ответила Мария. – Я вообще не хочу думать на эту тему. Но девочка восьми лет, «вырубившая» вооружённую Карин Пинк и отдавшая душу за канделябр и кассету попсовой группы, разгуливающая где-то по Первому Измерению, меня не может не беспокоить. Я бы сказала, что все мы сейчас несколько обеспокоены.

Мария встала с кресла, подошла к окну и оттянула занавеску. На улице уже был вечер, синие и красные отблески от маячков неотложки играли на окнах здания.

– Мифлухе вообще не следовало давать так много гражданских прав маленьким детям.

– Ты же знаешь, их голоса были нужны ей на выборах, чтобы победить тебя… – возразила Карин.

– Ну вот и довыбирались… – Мария отошла от окна и достала из сумки зазвонивший телефон.

– Алло?.. Алиса? – Мария повернулась к Карин и приложила палец к губам, будто можно было подумать, что Карин сильно шумела. – Да, я внимательно тебя слушаю.

Одновременно Мария достала второй мобильный аппарат и начала что-то быстро набивать на нём. «Дурочка маленькая, сейчас тебя и накроют по пеленгу…», – с некоторой грустью подумала Карин.

– Нет, с чего ты взяла, что нас это волнует? Ну, сдала и сдала – твоё гражданское право, – голос Марии стал предельно ласковым, такой Марии ещё никто не видал. – Хорошо. Хорошо… Хорошо…

Мария убрала трубку от уха.

– Маленькая сучка, она ещё и прощения попросила! Это не переворот – это перфоманс! Декорации, мать её, сменить. «Убери людей!», – Мария ещё несколько минут ходила по палате кругами, извергая проклятия в воздух.

– Слушай, скажи уже что-нибудь по существу, – попросила Карин.

– Она попросила отвести людей от ломбарда, где я собиралась её брать, – опять набирая что-то на мобильнике, неохотно ответила Мария.

– У ломбарда? Зачем ей туда возвращаться? Она хотела выкрасть душу? – удивилась Карин.

– Ха… – без особой радости улыбнулась Мария. – Ты так ни черта и не поняла, медноголовая… Она собирается забрать назад свою душу и сдать канделябр и кассету. Из комнаты, где тебя подобрали, они, между прочим, исчезли вместе с девочкой.

– И на кой чёрт тогда она их вообще брала? – Карин в душе восхитилась смекалкой Марии и сразу же порадовалась за девочку, которая непонятно как переиграла саму Марию.

– Она сдавала её на хранение. Просто чтобы душа полежала в надёжном месте, пока она сделает свои маленькие делишки… И не её вина, что единственное заведение, которое по всем документам может принять душу, содержит Мифлухин осведомитель.

– То есть она сейчас всё вернёт, и всё станет как раньше? – с сомнением поинтересовалась Карин. – А что за «маленькие делишки»?..

Мария в тоске закатила глаза, давая Карин в очередной раз понять, что придерживается невысокого мнения о её талантах.

– Ну, а ты-то как думаешь?!

– Не имею понятия, – Карин уже встала с постели и пыталась найти в ящике комода одежду взамен больничной пижамы. – Я-то душу, в отличие от некоторых, при себе держу.

– Она просто проверяла, как оно живется без души в нашем Измерении… Выявила, что живётся неплохо, даже наоборот – хорошо и привольно. И вот теперь они с Мифлухой ищут юридические пути защиты духовности в нашем государстве, – Мария осмотрела палату и не найдя ничего подходящего, плюнула в фарфоровую вазу с цветами. – Теократия, мать её…

* * *

Чайный столик стоял на террасе Дворца, в тени разросшихся за последние годы пальм. За столом пили чай начальник пожарной охраны с причудливым шлемом на голове и один из ключевых министров кабинета – глава министерства стулелитейной промышленности. Последний настолько любил производство стульев, что ещё в свою бытность министром обороны получил нынешнюю кличку – Стульчак, а вслед за ней и новое назначение. Мифлуха же, окончательно сражённая своей дремотой, спала между ними на табуретке, всё время балансируя на грани падения.

– Вообще-то я совершенно против… – задумчиво продолжил вслух невысказанную мысль пожарник.

– А я – за! – с энтузиазмом возразил Стульчак.

– Но разгребать-то все последствия потом мне, а не тебе! – обиделся пожарник и налил себе ещё коньяку в зелёную чайную чашку.

– Ну зачем вы так всё с ног на голову ставите, – вмешалась в их перепалку Алиса. – Я же уже рассказала, что всё проверила сто тысяч раз. Человек без души ущербен!

– Положим, что и так, – кивнул пожарник, – но закреплять в Конституции право на душу! Нонсенс. Казус. Моветон. А если мне не хочется ею обладать, если она меня неволит?! Как быть с моим правом на свободу?!

– Свобода душе не помеха, – уверенно сказала Алиса.

– Или душа свободе не помеха? – переспросил Стульчак.

– Моей свободе помеха не душа, – сквозь сон буркнула Мифлуха. – Того и гляди, «души свободные порывы» разрешим.

– Кстати, а который сегодня час? – невпопад поинтересовался Стульчак.

– Не знаю… в моих часах сломался сперва фотоаппарат, а потом и телефон… Теперь я их выкинул, – пожал плечами пожарник, – и вроде бы счастлив…

– Налейте мне уже чаю, – попросила Мифлуха. – А то время сегодня такое, что вот-вот нагрянет Мария…

– О-о-о… – Стульчак полез за пазуху и достал оттуда жестяную банку из-под мармелада. – В Кронштадте мы называли его «балтийским чаем».

– У нас нет водки, – возразила Алиса.

– Пойдёт и коньяк, – лениво отозвался пожарник и аккуратно взяв чашку за ручку, сдул попавшего в неё жучка.

– Так что всё-таки делать с душой? – Стульчак ножом достал из банки сахар и высыпал в чашку.

– Давайте её легализуем, – сказала Алиса.

– Ну, твоё мнение мы уже слышали, – отмахнулся пожарник. – А тут вопрос государственный.

– Я думаю так, – сказала Мифлуха и наставительно подняла палец. – Если мы запишем душу в Конституцию, выходит, мы её признаем объективным фактом, а значит, нам придется её ограничить законодательно. А коли так, то придется её как минимум контролировать. Начнутся все эти митинги «Государство, не лезь мне в душу!» и прочая дребедень… Опять шумиха, опять назначения несогласных…

Мифландия Вторая потянулась к чашке и выпила её залпом.

– Подонок, и это вы называли в Кронштадте «балтийским чаем»?!

– Нет… но девочка права – у нас нет водки и есть сахар… – парировал Стульчак. – И мне вот кажется, что контролировать душу и можно, и нужно.

– Девочка просто плохо тебя знает. Возьмись ты контролировать души людей – выяснится, что сегодня у тебя нет водки, завтра – сахара, а послезавтра – государство наплевало, натоптало и грязно выматерилось в души граждан, – возразила Мифлуха.

– Или стулья свои вспомни! – в сердцах крикнул пожарник. – Я два года одними стульями пожары тушить вынужден был! Ты не видел глаза пожарников, идущих на смерть в огне со стульями в руках, а я видел – и мне, знаешь, хватило!

– Кто прошлое помянет… – Стульчак смутился и отвёл взгляд от сидящих за столом.

– Ну, вот и ладненько, – расплылась в улыбке Мифлуха. – А ты, Алиса, что скажешь?

– Хорошо, но ломбард тот закройте всё же… А душа пусть лучше остаётся свободной.

– Молодец, доченька… А сейчас сюда придут Карин с Марией, и им уже расскажешь о том, как ты «вырубила» первую и обошла агентуру второй. Ну? Что ротик-то открыла? – Мифлуха весело засмеялась. – Саечку за испуг! И беги уже в ломбард, пока я не передумала… А то мне лично и птиц по горло…

 

Ц

– Цель акции – насрать им на стол? – Президент Первого Измерения Мифландия Вторая задумчиво посмотрела на министра государственной безопасности, – Лучшее за этот вечер – отметь.

– Кроме этого, возможно, следовало бы рассмотреть возможность просто закрыть зал перед самой пресс-конференцией усилиями трех сотрудников пожарной инспекции, – предложил Министр здравоохранения и погребальных услуг.

Мифлуха нахмурилась, что-то прикинула в уме и отклонила этот вариант как слишком жёсткий: «Подобные меры противодействия в нашей стране ещё надо заслужить!».

Совещание правительства шло уже четвёртый час, Мифлуха запретила пить, и теперь творческие озарения сменились каким-то невнятным бредом.

– В конце концов, нам не надо выиграть мировую войну… Нам даже не надо сейчас ничего строить – а надо грамотно испортить! – возмущалась Президент, – Я, глядя на плоды вашего повседневного труда, была твёрдо уверена, что вы те самые люди, которые имеют природную склонность к разрушению… Я в этом, конечно, не ошиблась, просто мне кажется, что сегодня вы уже разрушили всё наше совещание по срыву пресс-конференции чёртовой оппозиции!

Президент встала и начала ходить взад-вперёд, громко ругаясь и жестикулируя. Так прошло минут пять, пока она не остановилась около роскошного громадного зеркала в золотой оправе. Посреди зеркала был криво наклеен листок бумаги.

– А это ещё что?! – возмутилась Мифлуха и сорвала лист.

– Это расклейщики, черти такие! – начал министр церемоний, – Мы их гоняем, гоняем… а они всё клеят и клеят свои чёртовы объявления. Ведь только перед совещанием зал очистили! Дайте мне его – я выброшу…

– Подожди, – сказала Мифлуха и, повысив голос, прочитала, – «Испорчу праздник, день рождения, свадьбу, вечеринку, похороны».

Министры переглянулись.

– Дармоеды, – квалифицировала их Президент, набирая телефонный номер, – Вычту из ваших зарплат!

– Джигурда у аппарата, – пробасила трубка. Мифлуха переключила аппарат на конференц-связь.

– У нас тут проблема… – Президент замялась, – Точнее пресс-конференция. Справитесь?

– Надо выступить или сорвать?

– Сорвать.

– Какая тематика?

– Какая разница?..

– Если бы вы были специалистом в этом деле, то не позвонили бы мне, а сделали сами. Значит, вы не специалист. Тогда какого чёрта вы задаёте мне какие-то вопросы, кроме цены?..

– Ну, вот этого не надо… основная идея у нас уже есть. Нужно только буквально немного творчески её осмыслить. Приезжайте – обсудим условия.

* * *

– Насрать им на стол?! – Джигурда прокричал это на весь зал, размахивая широкими руками, – Да вы тут что? С ума сошли?! Так не делают в современном мире. Это можно было года три назад, и все бы были довольны. Но не теперь. Нам нужен бюджет, нам нужны спецэффекты. Нам нужна голая натура, наконец!

Мифлуха вопросительно посмотрела на министра финансов, он злобно посмотрел на неё и провёл пальцем у горла.

– У нас нет больших средств на этот проект… – промямлила Мифлуха.

– У вас нет средств, но вы звоните Джигурде?! – он рассмеялся демоническим хохотом, – А мозги-то у вас есть в таком случае?

– Сам дурак, – обиделась Мифлуха.

Джигурда вскочил с места, в один рывок запрыгнул на стол и попытался снять штаны. Однако молния в застёжке заела и не поддалась его усилиям.

– Осечка, – с досадой сказал он, глядя Мифлухе в глаза, – Не в этот раз. Так вот и рушатся великие затеи великих людей. А вы – неудачники, вы ещё пожалеете. Вы все ещё заплачете.

Только после того как Джигурда ушёл, громко хлопнув дверью, Мифлуха нашла в себе силы завершить затянувшееся совещание:

– Чёрт с ней, с пресс-конференцией, чёрт с ней – с оппозицией. Не любить их – моя работа. Но что я – проклятая, что ли, на работе так уродоваться?! Баста. Все по домам. А мне коньяку бутылку. А лучше – две.

* * *

– Власть заслуживает одного – чтобы кто-то пришёл и насрал им на стол! – кричал Джигурда на пресс-конференции оппозиции, – Насрал! Снял штаны, сел и сделал это! Потому, что так устроен мир. Потому, что эти сволочи не платят по счетам! Поэтому пусть познают горечь, которую познал я. Где?! Где тут оппозиция?!

В тишине зала, разбавляемой только щелчками фотокамер и раскатистым голосом Джигурды, собравшиеся буквально вытолкнули вперед бледного человека в костюме и со смущённой улыбкой на лице.

– Это оппозиция?! – Джигурда расплылся в улыбке, – Я тоже оппозиция! Оппозиция всему на свете! Я пошёл в оппозицию из-за денег, а мне их не дали! И теперь я поддерживаю вас так, как никто не поддержит. Я сочинил для вас стих про вас. Вы заслушаетесь!

* * *

– А что за мужик сказал, что мудрец, покинувший нас, лучше примкнувшего к нам дурака?.. – вкрадчиво поинтересовалась Мифландия Вторая у своего министра госбезопасности, переключая телевизор с пресс-конференции оппозиции на музыкальный канал.

– Не знаю, – министр выпил и налил себе ещё. – Но я теперь буду всем говорить, что эту мудрость выдумал Джигурда.

 

Ч

– Чего они от меня хотят? – Мифлуха сидела нахмурившись и насупившись…

– Чтобы вы уничтожили планеты, – спокойно сказал министр госбезопасности.

– Ну, а ты-то что думаешь?..

Министр развел руками и заулыбался:

– Президент – вы.

– Да уж не головка испорченной радиолы! – рявкнула Мифлуха и сорвала трубку коммутатора. – Дайте штаб. Крендию.

После недолгого шороха трубка отозвалась голосом министра обороны.

– Какая обстановка с системой Памиры? – с ходу спросила Мифландия Вторая, даже не поздоровавшись с дочерью. Выслушав рапорт, она стала темнее тучи. Две планеты системы Памира были захвачены иррианцами в самом начале вторжения, с тех пор от них не было никаких вестей. Новости оттуда впервые поступили только вчера – к идущим на марше кораблям космической флотилии приблизилась спасательная капсула. Сперва в суматохе её чуть было не уничтожили, даже несмотря на то, что радиоконтакт удалось установить почти сразу. Потом разобрались и поняли, что это капсула крейсера Первого Измерения – с неё ответили люди… Флот, соблюдая огромную осторожность, заарканил неуправляемую консервную банку и тут же передал её госбезопасности: по старинной традиции их крейсера шли вторым эшелоном.

И уже после шлюзования, когда открыли переходные люки, на сотрудников госбезопасности кинулся экипаж капсулы – солдаты-десантники требовали немедленного уничтожения системы Памиры. Сначала их попытались успокоить, потом допросить… но в конце концов решили, что лучше сделать ментоскопирование и снять показания напрямую. Оказалось, что пять выживших человек в разбитой капсуле – это результат второй попытки столицы провинции спастись от иррианского нашествия. Первая попытка провалилась. Отчаянная атака планетарных подразделений для захвата энергетической установки и уничтожения планеты своими силами была остановлена орбитальной артиллерией Ирриании. Воспользовавшись этой суматохой, элитное десантное подразделение флота сумело захватить недостроенный крейсер и вывести его в космос. Их практически не преследовали – пустили вдогонку ракеты и успокоились. И теперь десантники с дрожащими губами требовали уничтожить планеты Памиры вместе с оставшимися на них людьми. Полностью. Срочно, как можно быстрее… Просмотреть ментограммы десантников от начала до конца никто так и не смог – от увиденного люди сходили с ума. Память десантников анализировали насчёт воздействия автоматикой иррианцев – результат удручил ещё больше: воспоминания были подлинными.

– Ну и что будем делать?.. – спросила Мифлуха у Крендии и, выслушав её, тут же бросила трубку с воплем. – Да знаю я, что я – Президент! Знаю! Мне уже доложили!!!

* * *

Через три часа был собран Совет министров. Сначала министр госбезопасности сделал краткое сообщение об обстановке вокруг Памиры. Потом собравшимся показали отдельные моменты воспоминаний десантников. Когда погас экран, все сидели молча, с поджатыми губами.

– Звери, – сказал министр культуры.

– Звери? Нет – звери куда менее изощрённы, – возразил министр экологии. – Кстати, с военными они поступают по всем соглашениям… А заключить соглашение о гражданских мы и не додумались.

Министр стулелитейной промышленности сидел крепко сжав кулаки и упёрши взгляд в давно потухший экран.

– Местные жители через прорвавшихся десантников требуют уничтожить планеты системы Памиры. У нас нет оснований считать, что это заговор, – констатировал министр госбезопасности.

– Ну и что нам скажет министр продовольствия?.. – спросила Мифлуха.

– А что я?! – вскинулся министр. – Я-то что?!

– А почему бы и нет? – спросила Мифлуха жёстким сухим голосом. – Если министр госбезопасности не отвечает, министр обороны молчит, то почему бы министру продовольствия, как человеку, тесно знающему нашу дорогую оппозицию в лице государственной преступницы, некой Марии, не высказать своё мнение?

Министр встал и официальным, дрожащим голосом сообщил:

– Министерство продовольствия не возражает.

– Против чего? Уничтожать? Или не уничтожать? – спросила Мифлуха зло. – Против чего вы не возражаете?

– Нам всё равно против чего не возражать. Как решите, так и решите. А мы не возражаем.

– Ах ты ж сука! – заорала Мифлуха, – В кинозал его – фильм ему! Фильм! Пусть смотрит круглосуточно! Скотина. «Не возражает»!

Министра схватили и спешно потащили из зала, он пытался вырваться и отчаянно брыкался.

– Есть ещё мнения? – спросила Мифлуха и обвела зал взглядом.

– А если штурмовать? – спросил кто-то.

– С марша? Самоубийство. Они же там укрепились… Там населения-то осталось… Мы больше солдат уложим при штурме. Да и никто им не помешает самим взорвать планеты, если мы сможем пробиться за первый эшелон обороны, – сказал министр госбезопасности.

– Армия готова выполнить любой приказ, – мрачно сказала Крендия.

– Угробить солдат, угробить заодно и жителей планет, зато с «ура!» на устах. Зато строем, с маршем, с флагами, с салютом победы. С награждёнными. С памятниками. С песнями. Ветеранами, венками. Речами. Обязательными годовщинами. С парадом. Ох, какие мы умеем делать парады!

– Мифлуха плюнула в пепельницу. – Или же угробить жителей планет. Очень тихо выпустить две ракеты… Вы знаете, о каких я ракетах. А я напьюсь и отдам этот приказ – пьяная и весёлая. Соберу всех шпионов в зал – и там объявлю. И пусть иррианцы видят нашу самую страшную силу, самый большой военный секрет – нам себя не жалко, ну а их и подавно. А потом всё равно – памятники. Кому? Да хоть тем, кто кнопку жать будет. Крендию наградим. Не кривись, душечка, наградим обязательно. Нас жители попросили. Так что салют! И вот мы мужественно собрались с силами… – Мифлуха сорвалась на фальцет – Знаете ли вы, суки трусливые, сколько надо мужества иметь – уничтожить две своих планеты?.. И годовщину…

Мифлуха замолчала и ещё раз осмотрела зал.

– Дайте мне монетку.

– Ну… Мифлуха… – впервые подала голос Карин, – разве так можно?..

– Орёл или решка, Карин? – спросила Мифлуха вкрадчиво, наклонившись к ней.

– Сама решай… – зло ответила Карин.

Мифлуха расхохоталась, подкинула монету, а потом хлопнула в ладоши, ловя её. Заглянула под ладонь и тут же спрятала монету в карман. Быстро что-то написала на листе бумаги, поставила подпись, перевернула лист и ногтём отправила его к Крендии. Та, поймав лист, быстро пробежала глазами, встала и вышла из зала через чёрный ход.

* * *

Когда из зала заседаний вышла Мифлуха, к ней кинулись сразу десятки дожидавшихся журналистов. Засверкали вспышки фотоаппаратов, Президента и столпившихся за ней министров осветили мощные прожекторы видеокамер. Сразу вытянулись длинные штанги микрофонов. Мифландия, щурясь, посмотрела в камеры. Вперед выскочил журналист самого пронырливого канала Первого Измерения, как обычно узнающего новости быстрее, чем их узнаёт правительство.

– Мифландия, подтвердите или опровергните то, что вы только что отдали приказ министру обороны об уничтожении двух планет системы Памира вместе с человеческим населением, остающимся на планетах? Вы уничтожили Памиру?

– Ага, конечно… – сказала Мифлуха язвительно, радостно и обречённо одновременно, с жутким облегчением. – Конечно…

И Карин Пинк быстро начала освобождать ей дорогу через плотные ряды журналистов.

– Карин, как это понимать? Вы уничтожаете планеты? Да или нет?! – напирали журналисты.

– Ага, конечно… – ответила Карин, отводя глаза.

Началось неистовство – со всех сторон кричали, ломились и кругом, в каждом кусочке воздуха, ставшего вдруг плотным, звучало: «Взорвали?!» – «Ага, конечно…».

 

Ш

– Шуты? – Мифлуха с сомнением посмотрела на министра госбезопасности.

– Ну… шуты, клоуны, куплетисты, сатирики там, мимы разные… идиоты, одним словом, – раздражённо пояснил он.

– Карин, – обратилась Президент к своей телохранительнице капризным голосом, – зачем меня разбудили по таким мелочам?.. Бунт шутов?.. Вы вообще-то понимаете, о чём сами же и говорите?..

Мифлуха начала подниматься с кресла, но Карин усадила её обратно.

– Мифлуха, это не шутки. Это вполне реальный бунт, – начала терпеливо объяснять Карин. – У нас много фактов. Во-первых, клоуны пародировали полицию на проспекте Святого Джонатана… в результате у нас есть раненые с обеих сторон. Во-вторых, работу твоей приёмной блокировал мим…

– Приёмной? – удивилась Президент. – У меня есть приёмная?..

– Да, у тебя есть приёмная… и там вечно сидят люди в ожидании твоего приёма. Но ты их не принимаешь…

– Стоп, стоп, стоп… Но я готова их принимать, зовите их сюда…

– Ты не понимаешь, – оборвала её Карин, а министр госбезопасности просто схватился в муке за голову. – Их нельзя принимать. Иначе они будут ходить к тебе вечно, по каждому пустяку. Так они сидят в очереди на приём, ну, час, ну, три… и уходят. А этот мим держится уже третьи сутки!

– Он полностью блокировал приёмную, – с горечью сказал министр госбезопасности. – Полностью! К тому же, по оперативным сведениям, к нему в ближайшее время присоединятся ещё несколько мимов.

Мифлуха удивленно приподняла брови и спросила:

– И это всё?.. Это же мелочи…

– Это не мелочи! – крикнул министр, не выдержав.

– Это государственный переворот, – пояснила Карин спокойно.

– Было бы что переворачивать, – проворчала Мифлуха и закуталась в плед. – Ну, ладно… клоуны, полиция, мимы в приёмной. Дальше-то что?

Министр взял со стола бумажку и начал зачитывать:

– Так… в столкновениях клоунов с полицией… А, это было… Мимы. Потом, вот – была взорвана хлопушка, из-за которой в больницу отправились пять полицейских. Они думали, что это бомба… ну, накрутили себя – в итоге нервный срыв. Затем… вот – интересно. На площади проходит несанкционированный митинг, который нельзя разогнать.

– Что ж это за митинг, если его нельзя разогнать? – удивилась Президент.

– Дело в том, что по закону митингом является собрание, на котором публично выражаются какие-то там идеи… имеются какие-либо лозунги или призывы, наконец, принимается резолюция. А эти… шуты… пришли с карикатурами. Ни единого призыва на них нет! Они оформили это как картинную галерею. А нет такого закона, чтобы разогнать картинную галерею. И мало того… – министр перешел на полушёпот, – они показывают там театральные сценки, порочащие государственную власть.

– Вот даже как, – Мифлуху забавляла начавшаяся суматоха.

– И ещё сатирики… – сказал министр с горечью.

– Сатирики? Эти-то сукины дети что натворили? – спросила Мифлуха с нескрываемым любопытством.

– Они стали массово выпускать на вас памфлеты… Люди смеются! – министр повысил голос. – И мы ничего не можем поделать: если их оставить на свободе, то они будут писать ещё больше, а если посадить в тюрьму, то многократно возрастёт популярность уже написанного. В результате у нас скованы руки.

– Ну, а если их, скажем, убить? – спросила Карин.

– Убить?!.. – министр с горечью взмахнул руками. – Убить?! Убить клоуна – значит обессмертить его в веках.

Карин поджала губы, а потом смачно выматерилась.

– Так, – сказала она, взяв себя в руки, – это, безусловно, заговор. И надо понять, куда ведут ниточки от этих марионеток.

– Может быть, военные? – с надеждой спросил министр госбезопасности. Его ведомство давно хотело найти повод заняться военными.

– Исключено, – заверил присутствующий аналитик управления. – У наших военных нет такого развитого чувства юмора.

– Да Мария-девка чудит… – весело сообщила Мифлуха, взяв копии карикатур, распространявшихся на площадях. – Ну точно она. Одного взгляда достаточно. Вот это, например, что? – Президент показала собравшимся собственное карикатурное изображение. – «Мифлуха горгона». И кто, кроме Марии, мог у нас в Первом Измерении подобное выдумать?..

Карин задумалась: в словах Мифлухи, несомненно, было рациональное зерно.

– Тогда чего же ты так спокойна, – спросила Карин злобно. – Вынесут тебя из твоего Дворца.

– Сколько у нас в Первом Измерении клоунов?.. – спокойно спросила Мифлуха.

Аналитики застучали по клавиатурам, разыскивая нужную информацию.

– Около пяти десятых процента населения, – наконец отозвался один из аналитиков. – Но это только состоящие на учёте. Ещё должно быть около двух процентов латентных комиков.

– Ну вот… Чего вы от меня добиваетесь? Чтобы я с моими малочисленными шутами воевала? Воевать с шутами – значит воевать против своего народа в самой гнусной форме. Ведь шуты только шутят – смеётся-то народ. Я не буду очернять себя в истории такой войной, лучше отдам власть Марии, – успела сказать Мифлуха, прежде чем открылась дверь зала заседаний.

На пороге стояла Мария – министр контрпропаганды Первого Измерения. За ней в проходе толклись какие-то люди, среди которых своим огромным пузом выделялся министр пропаганды.

– О-о-о, – расцвела Мифлуха, – Мария! Долго жить будешь, девка, только сейчас о тебе говорили!

– Добрый день, Президент. Добрый день, Карин, – выборочно обратилась Мария к собравшимся. Министр госбезопасности посмотрел на неё волком. Он давно задавался вопросом, зачем в Первом Измерении при наличии официальной оппозиции существует ещё и Министерство контрпропаганды. Президент неустанно объясняла ему, что оно существует для того, чтобы Министерство пропаганды не расслаблялось и вся государственная власть не теряла хватки. В ответ на это министр однажды язвительно поинтересовался, стоит ли в таком случае его контрразведчикам переключиться на борьбу с собственной разведкой вместо иррианской. За что и получил линейкой по руке.

– Кажется, в Первом Измерении кое-какие проблемы? – лучезарно улыбаясь, спросила Мария.

– Я предупреждал! – заорал из-за её спины министр пропаганды. – Я докладывал по команде! Да что там! Я даже просто так трепался об этом! Она – изменница. А вот сейчас, полюбуйтесь, с собой ещё и народ притащила!

Мифлуха оживилась, а Карин схватилась за голову. Президенту Первого Измерения Мифландии Второй вечно не хватало общения с народом. Народ старались от неё изолировать. В результате она периодически предпринимала соломоновские «хождения в народ» в переодетом виде, но насытиться этим скудным общением никогда не могла.

– Народ? Где народ? – заволновалась Мифлуха. – Пусть выйдет сюда. К нам. Не обидим.

Мария занервничала – долгий опыт общения с Её Высокопревосходительством Президентом Первого Измерения подсказывал ей, что блестяще спланированный и организованный государственный переворот на грани провала. Из-за её спины вышел немолодой мужичок, одетый предельно безвкусно. Он встал по центру зала, расставив руки в жесте «ну, вот я и пришёл», и стал тупо озираться по сторонам.

– Так вот, родной, – обратилась к нему Мифлуха, – теперь твоим Президентом будет девка Мария.

Мифлуха выкарабкалась из кресла и сняла с головы тяжеленную Президентскую корону. Мария и представитель народных масс тем временем с сомнением осмотрели друг друга.

– Мария, дорогая! Это, – экс-президент выделила местоимение интонацией, – теперь твой народ. Неси его с гордостью. Президента можно выбрать, сместить, назначить… Народ же какой есть, другого не будет. Ну, так на то ты и проститутка в прошлом… тебе не привыкать.

Мифлуха, тяжело ступая по полу, подошла к Марии и вручила ей корону.

– И ещё… у меня там, в чулане, Карин знает, сидит оппозиция. Её надо подкармливать. Далее, население очень недовольно отсутствием образования и медицинской помощи. Ну просто рвёт и мечет! – Мифлуха вздохнула и направилась к выходу из зала, – Да, ещё… Бюджет на этот год… Я его так и не сделала. Он в верхнем ящике стола. Надо принять… третий квартал всё ж таки идёт.

В полной тишине Мифлуха продолжила свой путь из зала. И уже открыв дверь, обернулась, посмотрела в глаза Марии и сказала:

– Да, и там у тебя в приёмной… мимы… займись. И мне, как минимум, неделю не звони, не упрашивай вернуться. Две недели точно возвращаться не буду. Да, и имей в виду: после моего возвращения ты – государственная преступница. Переворот – это не шутки. Бывай, девка!

 

Щ

– Ща, выдам тебе рецензию… – Мифлуха подняла взгляд на Карин от книги и небрежно бросила её на стол, – С одной стороны, книга неплохая. В ней есть интрига, есть какой-никакой смысл. Читать – можно. Но вот какого-то там сюжета я в ней не нашла. Так что зачем ты мне её так рекомендовала, я понять не могу.

Карин тяжело вздохнула и забрала книжку себе.

– И да, – опять заговорила Мифлуха, – Если автор твой знакомый, то передай ему ещё одно замечание… Что за название такое: «Конституция»?! Человек в здравом уме, желая почитать фантастику, за книгой с названием «Конституция Первого Измерения» не потянется… Что там у нас дальше на повестке?

– Конкурс. – Карин отдала Президенту стопку бумаг, – Конкурс на памятник. Ты объявила его месяц назад, вот результаты.

Мифлуха взяла в руки папку и начала перелистывать эскизы работ. На первом листе был изображен большой зелёный шар. Подписи не было. Следующая работа оказалась статуей врытой головой в землю, но держащей в руке поводок небольшой собачонки.

Мифлуха хмыкнула и перевернула сразу несколько страниц. На очередной странице был стул на двух ножках, расположенных наискосок.

– Карин, душа моя, – обратилась Президент к своей верной телохранительнице, – А не напомнишь, что-то теряюсь прямо, какую тему конкурса я тогда назначила? Память ни к чёрту…

– Памятник идиотскому решению. Ну, или идиотизму принимавших решение, в широком смысле. Помнишь, мы гуляли по городу? Так вот: ты упала в траншею, потому что вспоткнулась об ограждение этой траншеи. Ты как вылезла и обтёрлась от грязи, так и сказала мне – мол, надо устроить конкурс на идиотское решение. Я всё сделала, и тут выясняется, что ты уже ничего не помнишь…

– Нет, нет, нет – уже вспомнила! Всё вспомнила – прости. Тут нужно серьёзней подойти.

Президент стала листать работы и задумчиво в них всматриваться. На очередном листке была нарисована маленькая палочка.

– А это что за идиотизм? – удивилась Мифлуха, передавая картинку Карин.

– Да тут же с другой стороны подписано, – Карин перевернула лист и прочитала: «Стальной столбик забивается в землю так, чтобы над её поверхностью торчало не более трёх сантиметров. Для лучшего восприятия работу рекомендуется не подписывать, зрители, вспоткнувшись, сами поймут глубину идеи».

– Кто автор?

– Кстати, да – тебе будет интересно. Эту работу сочинил, сидя в тюрьме, подрядчик той траншеи, в которую ты ухнула. Ты ж, когда вылезла, сперва обтёрлась, потом распорядилась провести конкурс, а потом попросила меня посадить подрядчика…

– Сдаётся мне, что я погорячилась и запёрла в клетку лучшего современного художника нашей страны, – Мифлуха побарабанила пальцами по столу. – Неправильно это. Чутче надо быть. Смотреть по сторонам надо и видеть прекрасное. Думать! Думать, чёрт меня побери, надо! Выпустите творца – пусть идёт на все четыре стороны и творит. Дайте ему ещё подрядов. Какая же я всё-таки нечуткая – прямо вот самой за себя стыдно!

Мифлуха потянулась к папке. Взяла её и ещё пару раз пролистала содержимое.

– А это всё, – Президент помахала работами в воздухе, – реализуйте в разных частях страны. И не подписывайте. Он прав – зрители поймут всё сами.

 

Ъ

– «Ъ» сообщает, что из правительственных источников стало известно о работе Президента с документами, – Мифлуха с отвращением выдернула штепсель из розетки радио. На улице уже был глубокий вечер. Мифлуха тяжело вздохнула и наконец решила заняться делом. Спрятав кукол-марионеток в сундук, стоявший в углу Президентского кабинета, она направилась к креслу. Старые пружины панически взвизгнули, когда Президент навалилась на них всем своим весом.

– Нам пишут… – многозначительно сказала Мифлуха, с раздражением посмотрев на стопку бумаг на краешке стола.

Опасаясь подписать что-нибудь лишнее, Мифлуха была вынуждена читать законопроекты, которые подкидывал ей парламент. Сперва Президент, как обычно, хотела поручить эту работу своей личной телохранительнице, героине Первой Иррианской войны Карин Пинк, но та отказалась. Мифландия Вторая брезгливо подцепила какой-то закон двумя пальцами и положила в круг света настольной лампы.

– О марсианской программе… Лучше б о хлебе насущном подумали! Дармоеды…

Мифлуха раскрыла папку и дважды перечитав написанный текст, отметила про себя, что ничего не поняла. Впрочем, чтобы что-то понимать в законах, которые пачками сыпала на неё законодательная власть, у неё имелась своя собственная, карманная до неприличия оппозиция.

Мифлуха встала, тяжёло опершись на стол, взяла пачку бумаг и подошла к шикарному книжному шкафу, украшавшему кабинет своими начищенными стеклами. Из шкафа Президент вытянула книгу «Двадцать новых видов половых извращений», и шкаф-муляж с треском и хрустом повернулся вместе с ней.

Когда-то давно, когда Мифландия Вторая ещё не вступила на столь ответственный пост, она любила почитывать. В одной газетёнке, затрёпанной и помятой, она прочла строчку, которая каким-то страшным образом застряла в её пустой голове: «В каждом уважающем себя государстве должна быть сильная оппозиция». Она не раз позже удивлялась, ставя перед собой вопрос «Зачем?!», и вновь и вновь не находя ответа. В то же время Президент оказалась настолько осторожна, что саму фразу ставить под сомнение не решилась. После прихода к власти Мифлуха обнаружила, что оппозиция мешает ей так, как мешают бродячей собаке блохи: она ничему не вредила, но жить с ней было невыносимо. Однажды к ней в кабинет прокрался активист оппозиционной партии и, спрятавшись за гардиной, выскочил из укрытия с криком «Ай, яй, яй!» в тот самый момент, когда Мифлуха только надкусила бутерброд с чёрной икрой. После этого случая большинство оппозиционеров сгинуло в самых неприятных местах Первого Измерения, а перед Президентом вновь остро встал вопрос о том, тварь ли она дрожащая, или Президент уважающего себя государства.

Надо было решаться, и в итоге Мифлуха завела себе свою собственную сильную оппозицию.

Вакантную должность конструктивной оппозиции после искрометного выступления на митинге занял Захар – здоровенный мужик с голодным блеском в глазах. Перейдя на казенные харчи, он отъел солидное брюшко и сменил блеск в глазах на сытый. Щёки его залились здоровым румянцем. Жил Захар во Дворце Мифлухи, в потайной комнате – под постоянным присмотром Президента. Оппозиция в лице Захара и была главным специалистом по новым законам. Единственной задачей оппозиционера была лютая критика любого предлагаемого закона, который давала ему Мифлуха. Захар ненавидел «правые» законы, выступая с «ультралевых» позиций. Но столь же сильно его бесили и «левые» законы, перечащие его «правым» убеждениям. Оппозиция рвала и метала, не оставляла камня на камне, плевалась, ругалась, ехидничала. Уже сотню раз Захар был готов идти в парламент сам и бить там морды, почти каждый раз он долбил себя в грудь громадным кулачищем и кричал, что даже он напишет в сто раз лучше. Но Мифлуха не хотела променять такого видного оппозиционера на очередного законотворца – писать законы ему строжайше запрещалось.

От этого конструктивная оппозиция выходила из себя и ещё пуще прежнего брызгала слюной на потёртые бумаги, что приносила ей Мифлуха. Оппозиция была бескомпромиссна. Ела только за Мифлухин счёт. От безысходности Захар в своих рецензиях на законы начал цитировать классиков, отсылать к авторитетам, рисовать похабные картинки, раскрывающие суть принимаемых законов, и ужасно сквернословить. Мифлуха любила читать его отзывы – они были понятны, энергичны и западали в душу. Острые и меткие комментарии разбавляли сухой текст законов, и видя за своим оппозиционером огромный талант, Мифлуха уважала и побаивалась его, стараясь даже в тяжёлые времена иррианского вторжения обеспечивать его сладким. Уже несколько лет по специальному распоряжению Президента все принимаемые законы выходили в свет только с комментариями оппозиции.

Мифлуха гордилась своей демократической системой.

– Захар, приветствую!.. – Мифлуха как обычно вломилась без стука, так что сидевший к ней спиной мужик вскочил от неожиданности и только потом, опомнившись, подтянул изрядно поношенные семейные трусы.

– Добрый день, товарищ начальник! – ответил он, – Тут вот закон один… про полёты на пегасах… Я так не могу – честное слово! Вы же их то запрещаете, то разрешаете, то запрещаете, то разрешаете – ну как это можно конструктивно критиковать?! – Захар, изображая растерянность, широко расставил руки, в то же время ногой пытаясь запихнуть глянцевую обложку «взрослого журнала» под топчан. На его лице, как обычно, играла блудливая улыбка.

Мифлуха твёрдой походкой направилась к нему.

– Нет, я не пил! Товарищ начальник! Ну, только если чуть – самую малость… тоска же тут! – Захар отпрянул к стене и опасливо уставился на Президента. – Мне б это… того… женщину бы мне…

– Ты и так ни черта не делаешь! – Мифлуха решила проявить твёрдость. – До сих пор по пегасам нет рецензии, а я вот ещё принесла!

Она кинула папку с законом о марсианской программе на топчан.

– Товарищ начальник… – Захар опять развёл руками, всем видом демонстрируя чувство вины.

– Чтобы назавтра всё было! – гаркнула Мифлуха и быстро пошла к двери, пока оппозиционер не начал лезть со своими жалобами и извинениями. Внутри Президента всё кипело и бурлило – она уже месяц назад заметила, что Захар где-то достает спиртное. Но найти источник она не могла, а оппозиционер спивался всё сильнее и сильнее, что тут же сказывалось на его работе. «Надо привлечь Карин», – подумала Мифлуха, возвращаясь к своему книжному шкафу.

Президент потянула знакомый корешок «Половых извращений», когда вдруг ей пришла в голову неожиданная мысль «Новые»?.. Интересно, что новое можно придумать в этой давно заезженной теме…». Она потянула корешок на себя и вынула книгу.

– Там ничего интересного, я читал, – сказал звонкий басовитый голос из кабинета.

Мифлуха тут же оглянулась, рефлекторно пихнув книгу на место. Проход в тайник захлопнулся, и Президент смогла рассмотреть своего визитера: это был рослый могучий мужчина с густыми седыми бородой и усами. Он был одет в черный балахон и странную белую шапку, с длинными полами, на которых что-то было нарисовано золочёной краской. На лбу у него тоже висела какая-то золочёная бляха. Мужчина сидел за Мифлухиным столом, в её кресле – в руках он держал один из законов, явно взятый из пачки на углу стола.

– Ты кто такой?!

– Я смиренный брат твой – сын господа нашего, отца небесного, Святой угодник, – забасил мужик, в странной вычурной манере и протянул Мифлухе визитку. «Патриарх» – прочитала Мифлуха на визитке и, повертев её в руках, удивлённо уставилась на гостя.

– Садись, дитя моё, – пробасил Патриарх распевно, сильно выделяя интонацией гласные буквы, указывая на гостевой стул. – Господь всеблагой направил меня к тебе с поручением!

Мифлуха проглотила вставший в горле ком и аккуратно присела на краешек стула.

– Сестра, – заревел Патриарх, – когда приходит время покаяния, время праведной молитвы, то все живущие ныне должны сделать всё возможное… – Патриарх откашлялся и сплюнул в пепельницу. – Совсем уже горло посадил, – сообщил он доверительным тоном, без всякой распевности, и тут же вернулся к обычной своей манере. – Всё возможное для того, чтобы спасти свою бессмертную душу.

Святой угодник выжидательно заглянул Мифлухе в глаза. Она несколько раз кивнула головой, ожидая продолжения, но продолжения не последовало.

– Да, да – душу… – приободрила она святого отца.

– Свою, – выделил Патриарх обычным голосом, – душу. Я вижу, вы деловой человек, Президент. Мне с вами легко. Вы открыты для новых идей, а у меня есть такие идеи. Смотрите, – Патриарх поднял руки с раскрытыми ладонями на уровень Мифлухиных глаз, – у меня нет секретов. Вы умный правитель, сегодня – пятница, у меня странная шляпа, вы подпишите новый закон об образовании, и вечером можно пойти попить пивка…

Мифлуха четырежды кивнула и облизнулась.

– Вот и ладненько, – Патриарх протянул ей распечатку проекта закона. Мифлуха по привычке быстро пробежала его глазами: «Религиозное образование», «Проповеди в школах», «Основы религиозной культуры»… В её голове зародилось робкое сомнение, и она стянула со стола себе на колени толстый кондуит – Конституцию Первого Измерения, приготовленную для неё Карин. Учитывая патологическую лень Мифлухи и её полную неспособность запомнить даже основные законы, её верная телохранительница сделала для неё краткую иллюстрированную выжимку. К каждой статье Конституции, напечатанной большим шрифтом, она приложила картинку, иллюстрирующую основной принцип этой статьи – для ряда статей она положила записки о том, что они не важны. Кроме того, Мифлуха часто игнорировала статьи, к которым Карин не удалось подобрать картинки – но таких в Конституции было уже мало. Пролистав несколько страниц, Президент наткнулась на картинку «Религия яд – береги ребят!» с чёрной старухой, тянущей девочку от школы в сторону церкви. Мифлуха задумалась и, стараясь аккуратно подбирать слова, сказала:

– Святой угодник! Я такое не могу подписать… мне запрещают…

– Ну что за нытьё?! – взвыл распевным голосом Патриарх, – Что за сопли, на? Ты вообще Президент или говно какое? Запрещают ей… – Мифлуха попыталась возразить и сослаться на мнение Карин, но Патриарх пресёк это, как только Президент открыла рот. – Говно! Хочешь со мной поторговаться?! Да, на? Духовность, значит, не в чести, на?.. Душу свою, на, продать за бумажку готова, бюрократка хренова? Ну, давай, давай поторгуемся… Давай… Играем?! – взвыл Патриарх.

– Да, – только и пискнула Мифлуха. – Во что?..

– Ну, с тобой, – святейший ехидно улыбнулся, – явно не в шахматы. Вот, – он высыпал на стол три напёрстка и аккуратно положил небольшой металлический шарик. – Кручу, верчу, запутать хочу! Кто внимательный, толковый, отгадает, где шарик свинцовый, тот получит шляпу мою. Глаза следят – руки крутят-вертят! Раз, два – выбирай, да смотри не проморгай!

Он перестал водить руками и выставил перед Мифлухой три напёрстка.

– Этот, – Мифлуха тыкнула в правый напёрсток, и Патриарх со смехом поднял его.

– Ну что ж, – сказал он примирительно, – не угадала… Придётся всё-таки подписать закон, уговор дороже чести.

Мифлуха, опустив глаза и заранее предвкушая, какой скандал ей закатит Карин, подписала бумажку. Святой угодник тут же подхватил её двумя пальцами и положил в кейс.

– Это хорошо, что ты поддерживаешь нравственность и духовность у населения, – подбодрил Президента Патриарх. – Церковь – она же оплот духовности. Нравственная цитадель. Твердыня, которая хрен рухнет. Отдать мне, то есть церкви, деньги не грешно, а очень полезно для души. Мы же эти деньги потратим так, чтобы нас стало больше. Чем больше нас, тем больше у нас денег. А чем больше денег у нас, тем меньше их тратится на всякий там разврат и шатания…

– Но зачем церкви так много денег?.. – спросила робко Мифлуха.

– Ты что, против нравственности?! – заревел Патриарх и видя, как Президент сжалась на стуле, смилостивился:

– Может, хочешь отыграться? – небрежно спросил святой угодник, приподнимаясь в кресле. – Я ставлю шляпу и закончик, ну, а ты ещё одну мелочёвку подпишешь, если продуешь…

– Святой… угодник, а что за мелочёвку?.. – спросила Мифлуха робко.

– Да вот… – Патриарх толкнул к Мифлухе ещё один подготовленный законопроект.

«Отмена акцизных сборов на алкогольную и табачную продукцию, реализуемую на территории культовых учреждений», – Президент пробежала глазами текст, у неё зародилось сомнение:

– А… свечки там… всякие? – высказала она своё сомнение.

– Свечки? – святой угодник расплылся в улыбке и рукой разгладил свою пышную бороду. – На свечках капитал не сделаешь.

Мифлуха кивнула и стала читать дальше: «Изготовление и сбыт порнографической продукции, в том числе с участием малолетних прихожан». Мифландия Вторая икнула и снова полезла к кондуиту под осуждающим взглядом визитёра. Она долго листала его, ища картинку соответствующую затронутой теме, а когда нашла, скривилась, как от боли, и ошарашено посмотрела на Патриарха.

– А это, – слово «это» она сильно выделила голосом, – зачем?!

– Это, – Патриарх тоже выделил слово, передразнивая интонацию Мифлухи, – для внутреннего пользования. У нас, понимаешь ли, жизнь не сахар. Каждый развлекается, как может. На что горазд. А у нас есть братья, которые горазды на многое. Это естественно…

Мифлуха с сомнением покачала головой.

– Естественно, естественно… – подбодрил её Патриарх. – От бога. Он всеблагой, и наградил кого-то умом незаурядным, а кого-то страстью к мальчикам. Таков божий замысел. Вся власть от бога – не забывай. Бог дал, бог взял. Ну… Чего уставилась? Играем?

Мифлуха ещё раз посмотрела на фото в кондуите и захлопнула его. И тут ей пришла в голову мысль.

– А оппозиция… оппозиция тогда от кого? – Мифлуха вспомнила о Захаре, и ей захотелось, чтобы он пришёл и защитил её от этого наглого и хамливого старика.

– Оппозиция? – глаза у Патриарха округлились, он надулся и заревел как паровоз, сразу переходя на свой чудной говор. – И как светоч нравственности, духовности и святости, я говорю ныне – всякая оппозиция от дьявола! Ибо сказано, что всякий, кто согрешит против власти, согрешит против…

Он не успел договорить. Терпение Мифлухи кончилось, когда этот неприятный тип начал оскорблять Захара. Она дёрнула рукой и нажала на «тревожную кнопку» вызова Карин Пинк, размещенную на столе.

Патриарх смачно плюнул на стол, а дальше всё закрутилось в одно мгновение, Мифлуха только и могла, что безвольно уворачиваться от толчков и летящих предметов. Дверь открылась, и на порог молниеносно влетела Карин, но Патриарх уже успел вскочить и, схватив Мифлуху за горло, закрыться ею от телохранительницы. Он начал пятиться к окну спиной… Карин с мрачным лицом сопровождала захватчика и заложницу дулом пистолета. А потом святой угодник долбанул по стеклу своим кейсом, выпрыгнул на улицу – и был таков. Мифлуха осталась у разбитого окна, выглянула в него с опаской, потёрла рукой шею и быстро заговорила, обращаясь к Карин:

– Так… Этого проходимца надо срочно поймать. Он очень опасен. Он олицетворяет самое худшее, что есть в нашей стране, это самый страшный, бесчестный и гнусный мерзавец из всех, что мне довелось повидать… Это настоящий святой… – Мифлуха на секунду задумалась, – Затейник! И такой возглавляет какую-то там церковь! Эта церковь, наверное, большой соблазн… настоящие праведники обходят её стороной, и только самые гнусные типы ошиваются подле неё.

Всякий раз, когда Мифлуха называла очередное «достоинство» неведомой ей Церкви Святых Затейников, Карин коротко кивала, давая понять Президенту, что ей уже всё это давно известно. Но Мифлуха, желая выговориться, продолжала изливать своё волнение всё более и более высокопарными словами. Наконец она успокоилась, уселась за стол и перешла к конкретике:

– У меня здесь, – она показала на стол, – образец его слюны. Его сняли камеры наблюдения и, наверное, кто-то видел, как он убегал. Срочно поймайте.

– Кто ж его будет ловить?.. – мрачно спросила Карин, глядя на Мифлуху с несвойственным ей сочувствием.

– Как это «кто»? – возмутилась Мифлуха. – Госбезопасность!

– Да будет тебе известно, дорогая моя, что это и был зам министра госбезопасности, – оборвала Мифлуху, не дав ей разразиться очередной гневной тирадой, Карин.

– Да? – Мифлуха почесала затылок. – Даже так… – она встала и прошлась до окна и обратно. Повисла тяжёлая тишина. Мифлуха села за стол, снова скрипнув пружинами кресла. Карин всё это время внимательно смотрела за ней: гнев Президента постепенно сменялся милостью.

– Тогда ладно… – наконец решила она. – Но при случае передай ему, чтобы вернул ручку, которую у меня со стола притырил…

Карин коротко поклонилась и пошла на выход. А Мифлуха ещё долго сидела, прокручивая в памяти разговор с Патриархом, удивлённо приподнимала брови, хмыкала и чесалась.

 

Ы

– Ы-ы-ы… – выл министр церемоний, сидя на отвратительном неотёсанном стуле производства местного стулелитейного комбината. Всего неделю назад Мифлуха подписала приказ о том, чтобы пересадить всех чиновников на отечественные стулья, и вот через четыре дня последствия этого приказа добрались до Дворца, став предвестником ещё большей беды. Президент умирала. Её министры было собрались у постели умирающей, но она выгнала их грозным, срывающимся на крик, матом. Теперь они сидели под дверью на неотёсанных стульях и кляли судьбу, бога и смерть. Из-за двери периодически доносился страшный бас умирающей, которым она перечисляла богу его прегрешения перед ней.

– Гроб-то… гроб-то какой делать?.. Отечественный? – волновался министр стулелитейной промышленности Стульчак, дёргая за полу пиджака министра церемоний. – Ну, так отечественный сварганить?.. Иррианцы… они же это, тудыть её в качель, разве ж качество дают?.. А?..

Но министр церемоний только выл в ответ.

В спальне с умирающей остались одни писцы, которые спешно конспектировали её предсмертный бред. Предполагалось, что после смерти Президента знающие люди смогут выделить из него последнюю волю Мифлухи. Писцов прислала министр контрпропаганды Мария, разместившая свой походный лагерь в её приёмной. Все смотрели на Марию с большой опаской, разумно полагая, что теперь-то уж точно не время ссориться с наиболее вероятным преемником умирающей.

Только оппозиционер Захар не пытался найти расположения невероятно весёлой все эти дни Марии и просто постоянно плакал, причём не над судьбой умирающего Президента, а над своей собственной. Ему было очевидно, что новые власти не потерпят даже такую карманную оппозицию, как он.

Иногда к Мифлухе заходила Карин Пинк. Президент жаловалась своей телохранительнице на бога, врачей, пчёл и свою нелёгкую судьбу. А в один из дней даже рассказала жалостливым голосом, что к ней уже несколько раз приходила смерть. И, по мнению Президента, только неимоверными усилиями министра контрпропаганды Марии удавалось назначать костлявой столь неудобное время встречи, что она или опаздывала к приёму, или не являлась вовсе. После таких заявлений сомнений в том, что Мифлуха сильно больна, не оставалось.

Периодически Президент заявляла, что, прожив всю жизнь в окружении дураков, хотела бы хоть умереть рядом с умными людьми. Она требовала немедленно привести их – но никто в Первом Измерении не знал, где их взять. В результате просьбы списывали на бред и вымарывали из протоколов. Ночи тянулись вслед за днями, слившись в один монотонный серый поток.

В коридоре постоянно дежурили несколько придворных медиков, и лишь один раз в день приходила ежегодно назначаемая лучшим медиком Первого Измерения доктор Дракиня. Много лет назад эта колоритная человеконенавистница стала контролировать чёрный рынок донорских органов в Первом Измерении, чем и заслужила у всех репутацию предприимчивого человека. Трудно сказать, кто именно в правительстве решил, что для того, чтобы лечить людей, достаточно быть предприимчивым человеком, но, тем не менее, Дракиню заметили. Когда Дракиня приходила, стоны и жалобы Мифлухи становились особенно жалостливыми, по-видимому, она надеялась тем самым соблазнить «лучшего медика» наконец заняться её лечением. Но Дракиня только слушала туманный бред Мифлухи и хохотала над ним в голос.

Весь Дворец в эти дни наполнялся то стенаниями Мифлухи, то весёлым голосом Марии, то демоническим хохотом лучшего медика Первого Измерения.

– Лучше бы я сдохла раньше, чем перевешала всех толковых медиков за измену, – обратилась Президент к Карин на четвёртый день. – Ты видела, кто меня пытается навещать? Ведь если эти люди придут на похороны, то они своей компанией дискредитируют меня в глазах бога!

Эта догадка Мифлухи, не верящей, кроме себя, ни в каких богов, вызвала к жизни бурную деятельность.

– Карин! – зычным голосом позвала на пятый день Мифлуха. – Я приглашаю тебя на свои похороны! Приходи в жёлтом платье. Оно тебе к лицу… а то ты ходишь вечно как какая-то оборванка.

Для писцов настала жаркая пора – умирающая Президент энергично включилась в подготовку своих собственных похорон. Она составила списки приглашённых и лично начала подписывать и рассылать приглашения. Она занялась режиссурой, продумав, кто, где будет стоять и что говорить. Вести церемонию своего погребения она не доверила никому и решила заняться этим почётным делом самостоятельно. На шестой день телевидение уже снимало её обращения к гостям, колкие шутки и вводные грядущих конкурсов. На дворцовой площади начали складывать большой костёр, но выглянув в окно, Мифлуха исправила описку одного из писцов, и на месте бывшего потенциального кострища начали копать траншеи под фундамент костёла, в котором надлежало совершить панихиду. Состояние горячечного бреда, в котором больная пребывала во время планирования мероприятия, только способствовало его размаху, добавляя в сценарий невиданные доселе сценические приёмы.

На седьмой день розовощекая и невероятно жизнерадостная Мифлуха сообщила Карин, что в рамках похорон будут преждевременно вручены Нобелевские премии и статуэтки Оскара. Причём на большую часть номинаций премии киноакадемии уже претендует сама готовящаяся церемония.

К восьмому дню всё, кроме покойницы, было готово, и Мифлуха уже пыталась застрелиться, чтобы не испортились фрукты, заготовленные для угощения гостей торжества. Но Карин, выполняя обязанность телохранителя, предотвратила суицид. Все напряжённо ждали. Кавалеры разыскивали необходимые по протоколу смокинги, дамы завалили ателье заказами на пышные платья, приглашённый оркестр разучивал мелодии, которые ему предстояло исполнять для караоке.

Часть билетов на похороны была с успехом продана на чёрном рынке, что позволило окупить затраты на подготовку церемонии. И всё было хорошо, пока Дракиня в очередной из своих визитов не созналась в своей шутке. Оказалось, что Мифлуха не была отравлена ядом укусившей её редкой иррианской пчелы. Мало того что пчела была самая обыкновенная, так ещё оказалось, что у иррианцев и вовсе нет никаких пчёл. Просто Дракиню так раззадорили стенания Мифлухи, что она не нашла ничего лучше, как пошутить над Президентом, заявив, что та вот-вот умрёт от отравления.

Мифлуха перенесла известие о своей грядущей здоровой и счастливой жизни стоически.

– Однажды, – обратилась она к Дракине, – много лет назад я тоже вот так спланировала свой день рождения… а никто не пришёл. Какие люди сволочи!

Дракиня только развела руками в ответ: она тоже давно недолюбливала людей.

Чтобы добро не пропадало, Мифлуха всё-таки не стала отменять похороны.

– Если мы каждый год празднуем мой день рождения, – рассудила Мифлуха, – то мы каждый год должны праздновать и мой день смерти. Иначе как я могу родиться снова, если я уже родилась, но ещё не умерла?

В ходе церемонии Мифлуха лежала в отечественном гробу с записной книжкой и учитывала выявленные недостатки с целью их устранения в следующем году. По итогам церемонии Марию в очередной раз сняли с поста, а бесчеловечный указ об отечественных стульях отменили.

 

Ь

– «Ь» в конце слова «сволоч» пишется?.. – Мифлуха впилась взглядом в Карин. Та, хорошо зная Президента, резонно сочла вопрос риторическим и продолжила молча играться в тетрис. – Не пишется! – разрешилась от филологического ступора Президентским решением Мифландия Вторая. – Потому, что сволоч должна быть твёрдой, а не как этот… – Мифлуха смерила взглядом молодого человека в белом халате. – Ты-то, что ли, доктор? Я таких докторов сотнями в младенчестве душила. И вот результат – приходится иметь дело лично с тобой. Лечи, проходимец. Для начала… у меня, скажем… болит пятка.

– Но мне нужно знать, что болит у вас на самом деле.

– Нет, ты сперва расскажи, как будешь лечить больную пятку, а я там уж подумаю, стоит ли тебя допускать к чему-то более существенному.

– Я не специалист по пяткам. И вообще, мне ваша помощница сказала, что у вас простуда и кашель. Я как раз специалист по простуде и кашлю. Если у вас болит пятка – то вам нужно к хирургу.

– Вот за что люблю вас, мерзавцев, так вот за это – где один, там и тысяча. Шакалите по вечерам в поисках работы, круговая порука, бодай её в бок! Стоит заболеть плёвым кашлем, как тебя уже тащат к хирургу, и тот так и норовит тебе что-нибудь оттяпать. Нет. Ты мне совершенно не нравишься как специалист – я не чувствую в твоем взгляде цинизма. Врач должен быть циничным, подтянутым и мизантропичным. Если врач не мизантроп… то лично я к нему лечиться не пойду. Вот сам представь – врач-жизнелюб. Заходишь к нему с больным животом, а он улыбается. Тебе больно – а он лыбится, скотина распоследняя, прямо из-за своего стола, и спрашивает: на что жалуетесь?! Нет – такие врачи нам не нужны. Значительно лучше, когда есть взаимопонимание – ты заходишь к нему, садишься, а он начинает тебе жаловаться на то, как всё плохо. Сразу как-то на душе легче становится.

– Да, конечно, психологический контакт с пациентом важен… – замялся доктор, – Но всё же важно знать, что лично вас сейчас беспокоит.

– Многое. И я тебе скажу прямо – будь у тебя хоть капелька мозга, тебя бы тоже это всё беспокоило. Иррианцы на границах! Шутка ли. За ночь перебросили несколько крейсеров. Чего они этим всем хотят добиться, мне пока не ясно – и это беспокоит. Беспокоит Карин, девка уже не первой свежести, но никаких мыслей о семье и муже. Одни игрушки на уме. Учёные беспокоят – сидят все такие, с важным видом, и ничего не ясно, что они там делают. Ужасно же беспокоит такое. Вот вы – врачи, тоже беспокоите. Вот, например, вопрос – ты сам сказал, что занимаешься кашлем – чего же ты тогда в очках?! Нет, ну серьёзно, чего очки-то нацепил? Будь ты окулист – я бы не удивилась очкам, приди ты, терапевт, в наморднике медицинском – тоже бы гармонично смотрелось. А ты – терапевт-очкарик без намордника! Человек никогда не имеет такого интереса к чужой беде, как к своей собственной. Так что я в тебя, как в специалиста, не верю.

– Я бы предложил всё же…

– Доктор, давай поговорим, как человек с Президентом. Через сорок лет скитаний я вышла из запоя. Куда вышла?! Зачем?.. Не зевай, у меня создаётся опасное для тебя впечатление, что тебе неинтересно. Как я уже отмечала, иррианцы мутят на границе. Вот, кстати, за что люблю иррианцев, так за честность.

– Это какую такую честность?.. – робко поинтересовался доктор. – И поподробней про запой, если можно…

– Запой я тебе как-нибудь покажу. А иррианцы говорят, что ненавидят нас. И они полностью честны в этом. А вот Мария говорит, что любит и ценит нас, и чёрт меня раздери, если она говорит правду. Да… я ещё помню, иррианцы тогда нам заявили: «Мы убьём заложников». И убили, – Мифлуха вздохнула. – Всё было предельно честно.

– Ну… возможно, но я бы это любовью не назвала. Скорее уважение, – вмешалась Карин. – Да и Марию я, конечно, не люблю… но уважаю. Всё-таки мало таких, по– настоящему изворотливых людей. Это же всё-таки талант, а талант заслуживает уважения.

– Да. Был у меня один талантливый композитор, я его поставила министром культуры. И что думаешь? Начал воровать бюджетные деньги. Я тогда перед расстрелом у него спросила, на что тебе, дурашка, столько денег. Оказалось, он с детства хотел иметь яхту… Самое смешное, что он даже успел купить её.

– И на что ему, расстрелянному, яхта?.. – удивился доктор.

– Так вот и я так думаю. А у него – детская мечта сбылась, – возразила Мифлуха. – Карин, а вот о чём ты мечтала в детстве?

– Родиться сиротой.

– А почему?.. – Мифлуха растерянно посмотрела на неё.

– Да как тебе сказать… Трудное детство, отец-идиот…

– А-а-а… – подключился к разговору министр госбезопасности, – А мой отец, бывало, уходил на неделю куда-то в город, и всё – ищи-свищи… Чёрт знает, что он там делал. Но возвращался всегда пьяный и с деньгами. Мать его всегда ругала – ну, за то, что пьяный – а он злился и повторял: «Я деньги принёс, дура, деньги», – так он твердил. Тогда трудно было прожить – работы почти не было… Так что я и выжил, наверное, благодаря тем деньгам.

– А где он их брал? – спросила Карин.

– Знаешь… я, когда стал министром, тоже сперва хотел это узнать. Даже собрался копнуть архивы. А потом подумал – это ж мой папка, он деньги приносил. Что ж я, как дурак, сейчас стану выяснять. Ну, а если он их у старух немощных отнимал?.. Как я буду потом с этим жить?..

– Зная тебя, думаю, что икру на масло мазать не перестанешь, – саркастически заметила Мифлуха. Доктор испуганно посмотрел на министра.

– Не перестану, конечно… и аппетит тоже не испортится. Но я умею умерить своё любопытство, потому я и министр госбезопасности.

– Поэтому ты – это ты, Корбен, – согласилась Мифлуха. – Кстати, доктор, приглашаю вас на праздник.

– Праздник?! – хором удивились Карин и министр.

– Да. У нас будет праздник… обновления. Все министры должны доказать свою полезность. Кто не докажет, того расстреляем.

– Ха… – сказала Карин, – Много ты поймешь в полезности?.. Тебе скажут, что кто-то не покладая рук строгарировал балык – и много ты поймёшь о том, стоило ли этим вообще заниматься?.. Или вот министр спорта тебе скажет, что мариновал мясо для шашлыка – что будешь делать?

– Убью мерзавца!

– А если то же самое министр церемоний скажет?

– Награжу мерзавца!

– То-то же… Что б министр ни делал, никогда не поймёшь – к пользе это или ко вреду.

– Ладно… – смилостивилась Мифлуха, – Тогда просто буду увольнять. Дураков. У нас двадцать министров. Возьмем шляпу, сделаем там девять бумажек с крестом, остальные без креста. Кто вытянул с крестом – того уволим.

– Почему?

– А потому, что «дуракам и счастье». Коли повезло вытянуть с крестом, значит дураки.

– Но… позвольте… – вступился за коллег министр госбезопасности, – Если уволят, то какое уж тут счастье… Увольнять, выходит, надо тех, кто не вытянул…

– Хм… – Мифлуха задумалась, – а ты прав… Но если так… то надо снова увольнять тех, кто с крестом. А потом тех, кто без.

– Мифлуха, я не дам тебе распустить правительство… – сказала Карин строго.

– Давайте лучше премьер-министра сменим и это отпразднуем? – предложил министр госбезопасности.

– Давайте… а на кого?

– На Василия Варфаломеевича?.. – спросил доктор, и сам удивился своей смелости.

– Да хоть бы и на Василия. Варфаломеевича, – согласился министр.

– И что это за человек?.. – потребовала уточнить Мифлуха.

– Это… Это более чем человек. Он гениален, – заверил её министр.

– Как это?.. Что в нём такого гениального? Он гениальный художник?

– Ну… он рисует, да, ну… не то чтобы гениально, но рисует, – Корбен задумался. – Но он больше, чем художник, так как пишет стихи!

– То есть он гениальный поэт? – догадалась Мифлуха.

– Нет… стихи у него посредственные, но он всё же больше, чем поэт, потому что поёт.

– То есть он гениальный певец?

– Да не то чтобы гениальный, да ведь он всё же больше, чем певец, так как занимается наукой… – парировал министр.

– Гениально? – опять уточнила Мифлуха скептически.

– Умеренно… – согласился Корбен.

– Можешь не продолжать, я, кажется, поняла, почему этот тип более чем человек, – остановила министра госбезопасности Мифлуха. – Как раз из-за таких самородков, которых у нас в стране пруд пруди, толково гвоздь забить некому. Ну что, доктор, пойдёшь на праздник? Или, может, всё же меня вылечишь?

– А можно мне в туалет, – попросился доктор.

– Иди… Порхай пташкой, – легко согласилась Президент, – и скажи министрам, чтобы заходили. Коли вы против праздника, проведём всё по-будничному.

Через пару минут министры расселись за столами и посмотрели на больную с самого утра Мифлуху.

– Сперва – кадровый вопрос… Да, да – не хмурьтесь. Президентская монархия – это такая форма республики, при которой абсолютизм власти ничем разумным не ограничен, надо терпеть, – Мифлуха лениво обвела взглядом притихших министров.

– А неразумным – ограничен? – с сомнением спросила Карин, усевшаяся с министрами.

– Естественно. Не всякую глупость мы способны выдумать, по крайней мере, я. Они, – Мифлуха ещё раз осмотрела министров, – не уверена.

– Вот, ты, ты и ты, – Президент указала пальцем в зал, – уволены. А ты, и вон тот, – приговорены к расстрелу.

В наступившей тишине зала встала личная телохранительница Мифлухи Карин Пинк, которую Президент неосторожно приговорила к расстрелу. Все взгляды были прикованы к ней, и, выждав минутную паузу, Карин громогласно спросила:

– Чё?

– Ой, да ну тебя! Старая я стала, подслеповатая… не ты, конечно. Я же говорю: вон тот – в зелёном беретике вязанном. Да, да, с помпончиком. Иди сюда, лапуля. Страшно тебе?.. Не отвечай, вижу, что страшно. Это правильно… мы ж тебя сегодня расстреляем. Ну, чего ты плачешь, глупыш, все люди смертны. Кто-то раньше, кто-то позже. Ну, ну… ну не надо… Максимум, что я могу для тебя сделать – ты будешь расстрелян как герой, а не за растраты. Мы сочиним в твою честь песню, и всем правительством придём на твои похороны её петь! Забился в истерике… хм… странные вы, люди. Не понимаю я вас. Ладно, давайте быстренько, и это… уволенные, когда палачи закончат, унесите расстрелянных из зала. И давайте быстрее переходить к повестке дня..

Второй из приговоренных министров упал в обморок. После этого в зале опять повисла тишина.

– Ну и где наши палачи? Приговоренные так скоро сами передохнут. Кстати, кто из вас Василий Варфоломеевич?

Министры отодвинулись от притихшего обладателя зелёного берета, который было успокоился, заметив, что его пока никто не расстреливает.

– Ну, что скажешь?.. – обратилась к нему Мифлуха. Министр не смог ничего ответить, только негромко простонал, чувствуя, что на него вновь надвигается беда. – Мне-то говорили, что поёт – а он оказался немым, – Мифлуха вздохнула. – Ладно, беру больничный. За меня остаётся Корбен. Корбен, будь строг, но справедлив. Исполняй волю народа, не злоупотребляй ею в своих корыстных целях. Будь чуток, будь добр. Но не забывай, что справедливость иногда требует беспристрастности, цинизма и гадливости. Помогай людям. Переводи старушек через дорогу. Делай это не менее пятидесяти раз за плановый период. И в этом тоже будь добр, но не забывай, что власть должна быть с кулаками, уметь решить и выполнить, а не как размазня-картошка в нашей столовой. Корбен, ты чекист со стажем. Поэтому, я уверена, что за эти дни я много услышу о людях культуры и искусства. Ты знаешь – я их немного возвышаю… Уверена, ты найдешь способ их унизить. И смотри, чтобы после моего долгожданного возвращения последующий период хотя бы пару лет называли оттепелью. Я вас люблю. И вас. И тебя, в шапочке. Но прощайте, прощайте все – кого я больше не увижу, – договорив речь, Мифлуха почувствовала легкое головокружение и объявила себя умирающей.

 

Э

– Эээх! – Мифлуха, чуть было не выбив хлипкую дверь, ворвалась на заседание правительства Первого Измерения. Министры встретили её злыми неодобрительными взглядами, а те, кто сидел в дальних рядах, и вовсе тихо потянулись к запасному выходу. Но большая часть чиновников всё же осталась на местах, и их дыхание, кряхтение и сопение подчёркивало образовавшуюся тишину. В кабинете еле слышно скрипели спинки кресел, тёрлись о паркетный пол ножки стульев, капала из разболтанного умывальника вода. Министры молчали и смотрели на Президента.

– Я прошу тех, кто считает себя умным, встать, – обратилась к своему правительству Мифландия Вторая.

Влетевшая вслед за Мифлухой в кабинет верная телохранительница, героиня Первой Иррианской войны Карин Пинк, услышав призыв Мифлухи, практически камнем рухнула на ближайшее свободное кресло, отдышалась и достала электронный тетрис. По рядам прошёл шорох, все начали оглядываться по сторонам и мучительно гадать, кто же решится встать первым. Сперва большая часть взглядов обратилась к главе правительства, но премьер-министр Мария Стюарт сидела в меланхоличном состоянии и вставать явно не собиралась. Она даже достала глянцевый журнал и начала просматривать в нём картинки, всем видом демонстрируя, что призыв Мифлухи её не касается.

Тогда взгляды перешли на ту часть стола, за которой сидели вице-премьеры. Там чувствовалась борьба, потому что все четыре вице-премьера правительства числились в должности «первого вице-премьера». Они сидели, не двигаясь, по двое с каждой стороны стола, упирая взгляды в своего коллегу напротив, и даже не моргая. В силу комплекции и слабой подготовки вице-премьеров долго такая диспозиция сохраняться не могла, поэтому все напряжённо следили за ними, ожидая развязки. Через несколько минут один из вице-премьеров икнул, на что его коллега на другой стороне стола ответил лёгким кашлем, который спровоцировал следующего вице-премьера на громкий вздох. Четвёртый первый вице-премьер, не выдержав накала борьбы, неудачно оттолкнулся, не рассчитал своей устойчивости и плюхнулся вместе со стулом на пол.

– Самого дурного уже нашли, – одобрительно прокомментировала результат Мифлуха. – Но я просила встать тех, кто считает себя умными.

Потеряв надежду на начальство, министры погрузились в раздумья. «Зачем ей вообще умные?», – подумал министр церемоний. – «Наверное, хочет поручить какую-то работу, которую нельзя завалить… Ну её к черту». «Я решительно не могу быть умнее, чем первые вице-премьеры – мне же с ними потом как-то надо будет работать», – рассудил министр стулелитейной промышленности. «Надо не выбиваться из коллектива, незаменимых у нас быть не должно, а значит, и умным не место», – решил министр образования.

Внезапно со своего места вскочил министр контрпропаганды, но когда все уже хотели обрадоваться тому, что среди них нашелся решительный человек, министр затряс руками, мучительно завыл, достал из кармана свое удостоверение, с каким-то животным остервенением порвал его на куски. После этого странного демарша он бегом выскочил в дверь запасного выхода. Прождав ещё десять минут в полной тишине, разбавляемой только поскрипываниями и посапываниями старых стульев и тел, Мифлуха подвела итог увиденному:

– Значит, шоколадную медальку к Новому году никто не получит!

После этого Президент развернулась и зашагала к выходу. В дверях её догнала личная телохранительница Карин Пинк.

* * *

– Мария, девка, вот ты мне скажи, только честно, ты-то чего не встала? – недоумевала вечером Мифлуха, разливая красное креплёное вино по бокалам.

– Ну-у… – протянула Мария, послав воздушное приветствие бокалом Карин Пинк, – я не очень умна… Но я достаточно умна, чтобы понимать, что информация о том, что я достаточно умна, стоит больше, чем шоколадная медалька. А поскольку ты зашла в кабинет, держа её в руке…

Мария сделала большой глоток вина и, улыбнувшись, развела руками. Мифлуха нахмурилась и, поиграв вином в бокале, тоже сделала глоток.

– А как бы ты хотела, чтобы я компенсировала тебе потерю репутации, связанную с публичным признанием ума?..

– После такого репутацию сложно восстановить, – задумчиво сказала Мария. – А жить с такой репутаций в нашей стране просто невозможно. Поэтому если я и встану – то только перед смертью… Должно быть, так.

Мария налила себе ещё вина.

– До чего же ты традиционна! – ехидно заметила Президент Первого Измерения.

 

Ю

– Юркие все, как ужи, от ответа увиливают… А это что, говорите? – вопросила Мифлуха, – Ну вот это… с окошком, спереди. Ящик такой высокий. Некрасиво же.

– Это мобильное стойло.

Президент Первого Измерения внимательно посмотрела на конструктора новейшего сверхскоростного поезда.

– Стойло?.. Зачем в поезде, работающем по принципу магнитной левитации, стойло?.. Вы же говорили, что он управляется автоматически, и что машиниста тут не нужно? Да и вообще, как-то нехорошо… что ж вы так о машинистах: они не лошади, говорили бы «кабина управления». И, кстати, окно в ней как-то неудачно расположено, и шторка вот эта, – Мифлуха громыхнула металлической заслонкой, – им будет не очень-то удобна. Я, конечно, не специалист… Но все же выглядит странно. Может, всё же запишем в акт приёмки как замечание?..

– Этот узел переделать не удастся: иначе сено будет выдуваться из стойла набегающим потоком воздуха. Ведь поезд будет работать на скоростях до шестисот километров в час!

Президент подошла и по-отечески взяла конструктора за руку, аккуратно приобняла и усадила на стул.

– Слушай… Петрович… или как там тебя, неважно. Ты, мне кажется, чего-то не так говоришь. Какое сено? Какое стойло?.. Ты же инженер-конструктор. А это, – Мифлуха махнула в сторону железной махины на бетонной балке, – поезд. Да?.. Ну же, дурачок, повторяй: по-езд.

– Поезд… – конструктор Петрович вздохнул и опустил голову. А потом неожиданно вскочил на ноги, оттолкнул удивленную Мифлуху и затряс головой. Его щёки надулись, кожа раскраснелась, на лбу выступил пот: – Поезд! Да, да – именно поезд!

Конструктор топнул ногой, да так неуклюже, что чуть сам не упал на землю.

– А вы что такое ГОСТы, знаете?! Не знаете! А там, в номере шестьсот восемьдесят восьмом, в параграфе один, пункте четыре, что сказано? Ну вот что?! – конструктор сильно брызгал слюной, выкрикивая свои вопросы.

Мифлуха переглянулась со своей телохранительницей Карин Пинк, но та тоже не читала ГОСТы.

– Молчите?! – торжествующе воскликнул конструктор, – А там написано, что в транспортное средство должно быть запряжено не менее двух лошадей. Двух! Не менее! Молчите, я договорю! Так вот: я хотел, я даже настаивал на вашей государственной комиссии ещё до подписания техзадания, чтобы стойло было сзади поезда! Я говорил, что спереди оно смотрится комично! Но что, что мне ответили ваши представители заказчика? Что?! Они ответили: «Нельзя ставить поезд впереди лошади». Так-то. Вот и молчите. Если бы сделали, как я предлагал – сзади, то набегающий поток ветра не выдувал бы сено, и лошади могли бы спокойно есть – не нужны были бы эти стальные шторки! Но нет, у нас все консерваторы, никто не хочет рисковать, меняя конструкцию. Пришлось оставить их спереди. Идиоты!

Конструктор выговорился, отчего не только успокоился, но и даже как-то скис. Он вдруг понял, что накричал на Президента и что теперь его мучения не закончатся подписанием актов приёмки работы.

– Делайте что хотите, – он махнул рукой и выбросил акты на землю, где их тут же подхватил весенний ветер.

– Карин, душа моя, – Мифлуха заговорила первой, – Покажи мне на своём компьютере фотографию поезда предыдущей серии. Ага… Спасибо… Стойло. Кто бы мог подумать!

– Спереди, – констатировала Карин.

– Вот ещё раньше – тоже спереди: видишь, тележка на колесиках, поезд её как бы толкает. Так, вот и у трамвая такая же штука. Давай ещё раньше… Так, и здесь стойло. Как-то до сегодняшнего дня я даже не задумывалась об этой штуке спереди… Ой – а вот фотография…

– Загрузка сена в стойло электропоезда, – прочитала Карин.

– Вот! Вот – нашла! Смотри! – Мифлуха радостно начала тыкать в экран, – Вот же – там спереди раньше были лошади! Как раз две лошади. Просто когда изобрели двигатель, забыли поменять ГОСТ, и требование по ним осталось в документе. Дай мне ГОСТ, позови толкователя!

* * *

Через пятнадцать минут на полигон приехал толкователь ГОСТов и объяснил Президенту, что правило о двух лошадях ввели в 1817 году, чтобы дельцы не мучали лошадей, запрягая их в тяжелые повозки по одной. Толкователь рассказал, что потом, когда изобрели электрический двигатель, скорость вагонов ограничивали, чтобы лошади успевали перед ним бежать. Однако после нескольких несчастных случаев, в которых покалечили животных, лошадей стали размещать сперва на открытой, а потом и на закрытой площадке спереди вагона. Этот элемент конструкции назвали мобильным стойлом.

– А что, если убрать его? – рискнула спросить старца-толкователя ГОСТов Мифлуха.

– Ни в коем случае! – замахал руками старец, – В Первом Измерении сейчас более пятнадцати миллионов лошадей заняты в этой сфере, за ними ухаживают люди, у них есть семьи. Что они будут делать после увольнения? Придется переделывать конструкцию огромного числа транспортных средств – это колоссальные затраты. Кроме того, ссылки на мобильное стойло имеются в ста сорока прочих нормативных документах – и технических, и административных. На перевыпуск такого числа бумаг потребуется минимум семь лет и солидное число средств на научно-исследовательские работы.

Старца еле успокоили, – он всё рвался и дальше перечислять негативные эффекты, которые вызовет отказ от стойла. Ему налили коньяку, после чего он уснул, сидя на каком-то деревянном ящике.

– Карин, – обратилась Президент к своей верной телохранительнице, – Знаешь, что я тебе на всё это скажу… Думаю, нам надо аккуратно попробовать начать разработки в области создания кибернетических лошадей. Старик прав – надо двигаться в этом вопросе эволюционно. Потом, возможно, их удастся уменьшить и даже перенести назад. Главное тут – правильно выбрать вектор развития.

– Тогда давай поручим этот НИР Петровичу? Мне понравилась его дерзкая идея с переносом стойла в конец поезда! – обрадовалась Карин неожиданному разрешению проблемы.

– Давай, – легко согласилась Мифланлия Вторая, – Здесь как раз нужен будет бескомпромиссный новатор.

 

Я

– Я не надену это… Слишком приметно будет – побьют же… – Мифлуха крутилась перед зеркалом, а Карин Пинк вынимала из стенного шкафа всё новые наряды. Больше всего Президент Первого Измерения напоминала манекен, на который оформитель витрины перед уходом домой повесил всё то, что не успел распределить за день по другим фигурам.

– Карин! Фиолетовое вообще не бери – оно меня полнит! – крикнула Мифлуха и, вынув из пышного парика «а-ля Людовик» фиолетовую заколку, швырнула её в угол зала.

Тем временем Карин набрала ещё кучу всего и, подойдя к Президенту, начала пытаться собрать из них наилучшую комбинацию. Каждое её действие Мифлуха непременно язвительно комментировала. «Оранжевый очень идёт к моим глазам», «Я люблю очки с толстой оправой!», «Золотые серьги я сниму. Не доверяю я этой публике», «Если резиновые сапоги брать, то давай и шерстяные носки возьмём – на обратном пути на рыбалку заскочим». В итоге пришлось отказаться от всего золотого и позолоченного, потом от всего серебряного и серебристого, от фиолетового наотрез отказалась Мифлуха. Поэтому, в конце концов, она утвердилась в оранжевой спецовке со светоотражающими полосами, белом длинном шёлковом шарфе, красных резиновых сапогах на толстый шерстяной носок, защитных очках сварщика и парике, который в очередной раз пришлось облагораживать.

– Я не выгляжу подозрительно? – с сомнением уточнила Мифлуха. – Могут же всё-таки побить…

– Ничего, там собираются очень разные люди… Я уверена, что ты нормально вольёшься в их компанию. Теперь надо как-то замаскировать меня.

Президент и её верная телохранительница, будущая героиня даже ещё не планируемой Первой Иррианской войны, Карин Пинк поменялись местами, и Мифлуха стала задумчиво осматривать запасённое для такого случая барахло.

– Если мы оденем тебя по моему вкусу… ты будешь сопротивляться? – уточнила Мифландия Вторая.

– Нисколечко! Учитывая наши цели… я думаю, если я буду одета по твоему вкусу, вряд ли кто-то заподозрит во мне меня. По крайней мере, меня – в здравом рассудке. Так что не стесняй себя в выборе. Всё на благо дела.

– Тогда вот тебе свадебное платье, оно, заметь, белое – тренд сезона. И вот тебе оранжевые лосины – что тоже будет очень символично. И вот тебе фиолетовую барсетку, мне её наш Стульчак подарил на прошлом заседании, а то ты без неё как худышка смотришься! Волосы мы спрячем…

– В плавательной шапочке!

– Точно! В шапочке, вот она тут валялась где-то – натягивай. И надо что-то сделать с лицом…

Карин натянула зелёную шапочку и нервно ощупала свое лицо.

– Тонкую вуаль?

– Нет, давай уж толстую – за тонкой меня все узнают.

– Толстой вуали у нас нет, зато есть чачван, – сообщила Мифлуха, отделяя его от паранджи. – По мне, так очень подходящая модель. Сносу нет! И сапоги бери.

После таких приготовлений обе стали вертеться перед зеркалом и хихикать, как дуры.

– Ты смотри, Карин, конспирация конспирацией – но на всякий случай оружие ты возьми. Всё-таки не на дискотеку идём, а на митинг оппозиции. Да, и это… удочки не забудь! А то знаю я тебя…

* * *

Митинг оппозиции собрался на центральной площади страны – сперва администрация города хотела вынести его на задворки, к городской свалке, но Мифлуха настояла, чтобы он проходил у неё под окнами. «До городской свалки мне неудобно добираться – а тут вышел через чёрный ход, и ты на митинге – в партере!». Министерство государственной безопасности, правда, как обычно напутало, поэтому от чёрного входа Дворца до входа на митинг пришлось сделать практически полукруг по обширной площади. Но за это время Мифлуха успела обзавестись дуделкой, а Карин Пинк – радужным флагом. Так что когда они нырнули наконец в толпу митингующих, то по внешним признакам уже ничем не отличались от последних.

– Как у нас всё-таки бурно проходят митинги оппозиции! – порадовалась Мифлуха и смахнула выступившую слезу. Они с Карин обошли уже с четверть площади. – Всё-таки правительство так не умеет! А здесь – вон, смотри, – даже чай наливают. Танцуют все, очень смешные плакаты! Можно кричать в полный голос глупости – и ничего тебе за это не будет. Даже никто пальцем показывать не станет, что вот, мол, большой дядя орёт глупости и руками машет. Наоборот – все делают также. По-моему великолепно задумано!

Карин мрачно осмотрела окрестности в поисках чая, который анонсировала Мифлуха. Ей сквозь сетку чачвана было видно ещё хуже, чем Президенту через её очки сварщика. До сих пор Карин пыталась запоминать основные мысли, тексты на плакатах и лица людей, но теперь уже сдалась и просто хотела горячего чаю. Ей оставалось радоваться только тому, что к этому времени группка гомосексуалистов в напряженной борьбе уже отняла у неё радужный флаг.

– Карин, знаешь, они здесь все так мне симпатичны, а их требования я так поддерживаю, что даже захотелось им чем-то помочь!

Мифлуха сходила и для обеих взяла чай, после чего они расположились в относительно тихом месте – поставив стаканчики на постамент памятника основателю государства. К этому моменту Карин уже достала из рюкзака средство правительственной связи, на котором для маскировки заменили шильдик с символом государственной власти на эмблему крупного бренда бытовой электроники. Пока она за ним лазила, удочки упали, и пришлось тратить время, чтобы найти для них подобающее место.

– Значит, для начала надо бы послать им приветственные телеграммы, – утвердилась в своей мысли Мифлуха. – Не зря же мы поддерживаем по всей вселенной кучу несимпатичных людей во главе малоприятных правящих режимов. Эти несимпатичные люди за те дни, что идёт митинг, просто завалили меня своими словами поддержки – я себя с тех пор неуютно чувствую. Пусть они лучше для пользы дела выступят, наконец, в СМИ и поддержат нашу оппозицию. И дай мне бинокль, я хочу посмотреть на рожу Захара, когда ему принесут эти приободряющие телеграммы от наших карманных упырей.

Карин внесла текст в устройство, после чего достала из рюкзака бинокль и протянула Мифлухе. Президент забралась на пустующий постамент и по-командирски осмотрела поле предстоящей битвы. Вдалеке виднелась сцена, на которой пока играла музыка, но справа уже толпилась вся оппозиция Первого Измерения. В толпе особенно выделялся Захар – вечный заводила, критик и алкоголик, если верить докладам, чуть ли не больший, чем сама Мифландия Вторая. На площади собралось огромное количество весёлого населения, с шарами, цветами и хлопушками. Присутствующие в большей массе разбились на группы по интересам – в толпе слева от сцены были сразу заметны флаги любителей японских порномультфильмов, рядом с ними стоял огромный человекоподобный робот.

Правее разместились любители американской школы анимации, из которых минимум десяток пришёл в одинаковых костюмах мышонка. На водоразделе этих течений, как и обычно, торговали свежими газетами и кулебяками. В стороне, вокруг пегаса, голову которого, как было известно Карин, играл министр пропаганды, а зад – министр контрпропаганды, столпились любители полётов на пегасах. Они были очень агрессивно настроены, в их компании то и дело пытались разжечь фаеры, поэтому ответственных работников правительства послали именно к ним.

Мифлуха всмотрелась в группу организаторов: Захару принесли какие-то бумаги. Он осмотрел их, повертел в руках, показал соратникам. Они стали оживленно обсуждать увиденное и махать руками. После этого, чуть успокоившись, всё же пришли к единому мнению и делегировали Захара на сцену.

– Уважаемые друзья! Наш митинг ещё не начался, но у меня уже есть для вас приятное известие! – усилили и разнесли над толпой речь Захара динамики. – На нашу сторону встал президент Енсон – сейчас СМИ опубликовали его приветственную телеграмму! Я понимаю, что человек он… не то чтобы приятный… но, как мы все понимаем, такие-то как раз и становятся на сторону сильной стороны, реагируя как флюгеры. Так что сила за нами, а дни Мифлухи сочтены! Мы скоро начнем наш митинг, осталось совсем немного. Так что, друзья, ещё чуть-чуть терпения и послушайте музыку!

– Так, вот теперь, Карин, можно отправлять телевидение – пусть берут интервью у всех и каждого, на тему поддержки Енсона. Кстати, Карин, вот ты как считаешь – ведь он по образованию патологоанатом, а по занимаемой должности сейчас президент… Выходит, он президент-любитель? Или всё же патологоанатом-любитель?

– Если правда то, что я о нём слышала, – вздохнула Карин, – то он стремится стать профессионалом в обеих областях.

– Неважно, мне вот кажется, что среди организаторов мало наших людей.

Карин, услышав это заявление, поперхнулась чаем.

– То есть как это «мало»?! Два из трёх – наши, а их всего там – двенадцать!

– Вот только не надо со мной спорить. Пошлите кого-нибудь из правительства… Стульчака пошлите – пусть он их поддержит. Мне лично каждый раз не по себе делается, когда он поддерживает меня на заседаниях… Пусть теперь их поподдерживает. Кроме того, не смотря на то, что все ярко оделись и весело шутят, всё равно как-то пока не хватает атмосферы праздника. Мне нужны здесь артисты и певцы. Ещё нужно немного спортсменов… И да, шоумены. Нужны шоумены – например, телекомментаторы или ведущие. Те, кого знают в лицо.

– И куда мне их прикажешь девать? – удивилась Карин.

– Пусть пока к сцене подъезжают. Захар как раз митинг открывать полез.

Захар тем временем действительно вышел к микрофону, чтобы открыть очередной день бессрочного митинга протеста против узурпации власти Мифлухой. Толпа встретила его радостными аплодисментами.

– Так, – сказала Мифлуха и поставила пустой стаканчик на постамент, – кажется, пора. Карин, пошли в сторону сцены.

Карин Пинк только и могла что выматериться, взять на руки суперсовременный портативный прибор связи и выматериться под его весом ещё раз. Здесь-то и обнаружилось, что удочек на подобающем месте уже не оказалось. Карин выматерилась в третий раз и поплелась за Мифлухой, прокладывающей себе дорогу через толпу зычными: «Дорогу! Отойди, а то затопчу!». При этом Мифлуха не забывала успевать поделиться с Карин своими наблюдениями, она перекрикивала гул толпы, оборачиваясь к ней: «Мало идиотов на сцене, уже второй по делу говорит! Где сменяемость лиц? Почему нет идиотов?!».

– Не волнуйся, сейчас кто-нибудь из них вылезет… Ну вот – я же говорила, посмотри – какой яркий пришёл! Чего их «выпускать», они же сами рвутся в бой.

К выступлению министра Стульчака тонкая грань между риторикой выступающих со сцены и риторикой выступлений в зале правительства стёрлась окончательно. А к входу на митинг подкатились несколько автобусов с артистами цирка и танцовщицами из кабаре.

Таким порядком Мифлуха с Карин добрались до закуточка, отгораживающего ложе прессы и организаторов от остальных участников митинга. В закутке царило огромное воодушевление: митинг проходил гораздо динамичней, чем в прошлые дни. Люди, считавшие себя его организаторами, радовались. Тем более число его участников постоянно увеличивалось, а государственное телевидение уже час как вело с него прямую трансляцию. Мифлуха и Карин предъявили удостоверения скучавшему на входе полицейскому и, не задерживаясь понапрасну, прошли к лесенке, ведущей на сцену. Дождавшись окончания творческого номера артистов Государственного театра кукол, Мифлуха вышла на сцену, на ходу снимая с себя парик вместе со сварочными очками, и взяла микрофон из рук обомлевшего ведущего.

– Привет! Первое Измерение! – заревела она в микрофон. Толпа отозвалась радостным воем, и только некоторые люди в первых рядах из тех, кто смотрел на сцену, начали удивлённо что-то переспрашивать друг у друга. – Мы продолжаем наш митинг-карнавал! Сегодня перед вами уже выступили многие исполнители! А выступят и другие – так что не расходитесь!

В этот момент на сцену как раз вышла примадонна эстрады Первого Измерения – несравненная Эльвира, толпа встретила её общим криком восторга.

– Но прежде чем концерт продолжится, я хотела бы сообщить вам, что правительство и лично я, Мифландия Вторая, приняли решение сделать этот митинг-карнавал ежемесячным!

Толпа ответила радостным воем.

– Но и это ещё не всё – в программе следующего митинга-карнавала мы устраиваем конкурсы на самый оригинальный костюм и самый смешной плакат! Победители в этих номинациях получат памятные призы и подарки от организаторов и наших спонсоров. А сейчас несравненная Эльвира исполнит свой главный хит этого года – песню «Лагеря!».

Мифлуха передала микрофон певице и, аплодируя, спиной отошла к выходу со сцены. Там её уже ждала Карин.

– Лидеры оппозиции арестованы.

– Отлично. Внесистемная оппозиция обречена на провал ввиду полной бессистемности поступков, а системная – в силу того, что твёрдо знает свое место в системе. Ну, наши две трети-то где?

– Их, естественно, промурыжат и отпустят. А что делать с Захаром?

– О, да… Захар… Пусть посидит, а через пару месяцев я предложу ему одну интересную непыльную работу. Думаю, после сегодняшнего он на неё согласится.

– А с ними что? – Карин кивнула в сторону площади.

– А им чай не забывайте подвозить, – Мифлуха пристально всмотрелась в толпу. – И полёты на пегасах, пожалуй, разрешим. Но чтобы не выше метра от земли. И только по предварительной заявке в муниципалитет.

«Лагеря, лагеря, лагеря!», – закончила свою песню Эльвира, и приплясывающая толпа разразилась одобрительным гулом.

 

Карин, лучшая подруга Пожизненного Президента Первого Измерения Мифландии Второй, откровенно скучала. Только поэтому Мифлухе, хоть и с большим трудом, но удалось уговорить её «как можно быстрее, а то все заждались» отвезти рукопись свеженаписанной Азбуки в издательство. Выйдя из дворца, Карин всей спиной ощутила пристальный взгляд Мифлухи и, нехорошо улыбнувшись, двинулась через площадь к трамвайной остановке. В общем-то, идея выбрать самый медленный транспорт была неплоха, но как только Карин смогла угнездиться на изделии стулелитейного комбината, мироздание ухмыльнулось в ответ – сломался тетрис.

Карин огляделась по сторонам и встретилась взглядом с бабкой, которую перед этим согнала с сиденья. Выбраться из трамвая без членовредительства не представлялось возможным, проще было застрелиться. Осталась единственная, правда весьма сомнительная альтернатива: заняться изучением Азбуки.

Карин вздохнула и выбрала жизнь. По большей части она не читала, а скорее проглядывала рукопись, но, судя по репликам, некоторые страницы явно привлекали её внимание:

– Ну, спасибо тебе!

– Хотя да, тебе – спасибо.

– Да уж, спасибо тебе огромное!

Тем временем трамвай дополз до конечной – проходной Бумажного комбината № 1, по совместительству исполняющего обязанности издательства. Из привычно угрюмой толпы ожидающих трамвая своей верноподданностью резко выделялась физиономия директора комбината.

Карин закрыла рукопись и задумчиво прошептала:

– Да. Да, но ведь… у нас была всего одна война с иррианцами?!..