– «Ъ» сообщает, что из правительственных источников стало известно о работе Президента с документами, – Мифлуха с отвращением выдернула штепсель из розетки радио. На улице уже был глубокий вечер. Мифлуха тяжело вздохнула и наконец решила заняться делом. Спрятав кукол-марионеток в сундук, стоявший в углу Президентского кабинета, она направилась к креслу. Старые пружины панически взвизгнули, когда Президент навалилась на них всем своим весом.

– Нам пишут… – многозначительно сказала Мифлуха, с раздражением посмотрев на стопку бумаг на краешке стола.

Опасаясь подписать что-нибудь лишнее, Мифлуха была вынуждена читать законопроекты, которые подкидывал ей парламент. Сперва Президент, как обычно, хотела поручить эту работу своей личной телохранительнице, героине Первой Иррианской войны Карин Пинк, но та отказалась. Мифландия Вторая брезгливо подцепила какой-то закон двумя пальцами и положила в круг света настольной лампы.

– О марсианской программе… Лучше б о хлебе насущном подумали! Дармоеды…

Мифлуха раскрыла папку и дважды перечитав написанный текст, отметила про себя, что ничего не поняла. Впрочем, чтобы что-то понимать в законах, которые пачками сыпала на неё законодательная власть, у неё имелась своя собственная, карманная до неприличия оппозиция.

Мифлуха встала, тяжёло опершись на стол, взяла пачку бумаг и подошла к шикарному книжному шкафу, украшавшему кабинет своими начищенными стеклами. Из шкафа Президент вытянула книгу «Двадцать новых видов половых извращений», и шкаф-муляж с треском и хрустом повернулся вместе с ней.

Когда-то давно, когда Мифландия Вторая ещё не вступила на столь ответственный пост, она любила почитывать. В одной газетёнке, затрёпанной и помятой, она прочла строчку, которая каким-то страшным образом застряла в её пустой голове: «В каждом уважающем себя государстве должна быть сильная оппозиция». Она не раз позже удивлялась, ставя перед собой вопрос «Зачем?!», и вновь и вновь не находя ответа. В то же время Президент оказалась настолько осторожна, что саму фразу ставить под сомнение не решилась. После прихода к власти Мифлуха обнаружила, что оппозиция мешает ей так, как мешают бродячей собаке блохи: она ничему не вредила, но жить с ней было невыносимо. Однажды к ней в кабинет прокрался активист оппозиционной партии и, спрятавшись за гардиной, выскочил из укрытия с криком «Ай, яй, яй!» в тот самый момент, когда Мифлуха только надкусила бутерброд с чёрной икрой. После этого случая большинство оппозиционеров сгинуло в самых неприятных местах Первого Измерения, а перед Президентом вновь остро встал вопрос о том, тварь ли она дрожащая, или Президент уважающего себя государства.

Надо было решаться, и в итоге Мифлуха завела себе свою собственную сильную оппозицию.

Вакантную должность конструктивной оппозиции после искрометного выступления на митинге занял Захар – здоровенный мужик с голодным блеском в глазах. Перейдя на казенные харчи, он отъел солидное брюшко и сменил блеск в глазах на сытый. Щёки его залились здоровым румянцем. Жил Захар во Дворце Мифлухи, в потайной комнате – под постоянным присмотром Президента. Оппозиция в лице Захара и была главным специалистом по новым законам. Единственной задачей оппозиционера была лютая критика любого предлагаемого закона, который давала ему Мифлуха. Захар ненавидел «правые» законы, выступая с «ультралевых» позиций. Но столь же сильно его бесили и «левые» законы, перечащие его «правым» убеждениям. Оппозиция рвала и метала, не оставляла камня на камне, плевалась, ругалась, ехидничала. Уже сотню раз Захар был готов идти в парламент сам и бить там морды, почти каждый раз он долбил себя в грудь громадным кулачищем и кричал, что даже он напишет в сто раз лучше. Но Мифлуха не хотела променять такого видного оппозиционера на очередного законотворца – писать законы ему строжайше запрещалось.

От этого конструктивная оппозиция выходила из себя и ещё пуще прежнего брызгала слюной на потёртые бумаги, что приносила ей Мифлуха. Оппозиция была бескомпромиссна. Ела только за Мифлухин счёт. От безысходности Захар в своих рецензиях на законы начал цитировать классиков, отсылать к авторитетам, рисовать похабные картинки, раскрывающие суть принимаемых законов, и ужасно сквернословить. Мифлуха любила читать его отзывы – они были понятны, энергичны и западали в душу. Острые и меткие комментарии разбавляли сухой текст законов, и видя за своим оппозиционером огромный талант, Мифлуха уважала и побаивалась его, стараясь даже в тяжёлые времена иррианского вторжения обеспечивать его сладким. Уже несколько лет по специальному распоряжению Президента все принимаемые законы выходили в свет только с комментариями оппозиции.

Мифлуха гордилась своей демократической системой.

– Захар, приветствую!.. – Мифлуха как обычно вломилась без стука, так что сидевший к ней спиной мужик вскочил от неожиданности и только потом, опомнившись, подтянул изрядно поношенные семейные трусы.

– Добрый день, товарищ начальник! – ответил он, – Тут вот закон один… про полёты на пегасах… Я так не могу – честное слово! Вы же их то запрещаете, то разрешаете, то запрещаете, то разрешаете – ну как это можно конструктивно критиковать?! – Захар, изображая растерянность, широко расставил руки, в то же время ногой пытаясь запихнуть глянцевую обложку «взрослого журнала» под топчан. На его лице, как обычно, играла блудливая улыбка.

Мифлуха твёрдой походкой направилась к нему.

– Нет, я не пил! Товарищ начальник! Ну, только если чуть – самую малость… тоска же тут! – Захар отпрянул к стене и опасливо уставился на Президента. – Мне б это… того… женщину бы мне…

– Ты и так ни черта не делаешь! – Мифлуха решила проявить твёрдость. – До сих пор по пегасам нет рецензии, а я вот ещё принесла!

Она кинула папку с законом о марсианской программе на топчан.

– Товарищ начальник… – Захар опять развёл руками, всем видом демонстрируя чувство вины.

– Чтобы назавтра всё было! – гаркнула Мифлуха и быстро пошла к двери, пока оппозиционер не начал лезть со своими жалобами и извинениями. Внутри Президента всё кипело и бурлило – она уже месяц назад заметила, что Захар где-то достает спиртное. Но найти источник она не могла, а оппозиционер спивался всё сильнее и сильнее, что тут же сказывалось на его работе. «Надо привлечь Карин», – подумала Мифлуха, возвращаясь к своему книжному шкафу.

Президент потянула знакомый корешок «Половых извращений», когда вдруг ей пришла в голову неожиданная мысль «Новые»?.. Интересно, что новое можно придумать в этой давно заезженной теме…». Она потянула корешок на себя и вынула книгу.

– Там ничего интересного, я читал, – сказал звонкий басовитый голос из кабинета.

Мифлуха тут же оглянулась, рефлекторно пихнув книгу на место. Проход в тайник захлопнулся, и Президент смогла рассмотреть своего визитера: это был рослый могучий мужчина с густыми седыми бородой и усами. Он был одет в черный балахон и странную белую шапку, с длинными полами, на которых что-то было нарисовано золочёной краской. На лбу у него тоже висела какая-то золочёная бляха. Мужчина сидел за Мифлухиным столом, в её кресле – в руках он держал один из законов, явно взятый из пачки на углу стола.

– Ты кто такой?!

– Я смиренный брат твой – сын господа нашего, отца небесного, Святой угодник, – забасил мужик, в странной вычурной манере и протянул Мифлухе визитку. «Патриарх» – прочитала Мифлуха на визитке и, повертев её в руках, удивлённо уставилась на гостя.

– Садись, дитя моё, – пробасил Патриарх распевно, сильно выделяя интонацией гласные буквы, указывая на гостевой стул. – Господь всеблагой направил меня к тебе с поручением!

Мифлуха проглотила вставший в горле ком и аккуратно присела на краешек стула.

– Сестра, – заревел Патриарх, – когда приходит время покаяния, время праведной молитвы, то все живущие ныне должны сделать всё возможное… – Патриарх откашлялся и сплюнул в пепельницу. – Совсем уже горло посадил, – сообщил он доверительным тоном, без всякой распевности, и тут же вернулся к обычной своей манере. – Всё возможное для того, чтобы спасти свою бессмертную душу.

Святой угодник выжидательно заглянул Мифлухе в глаза. Она несколько раз кивнула головой, ожидая продолжения, но продолжения не последовало.

– Да, да – душу… – приободрила она святого отца.

– Свою, – выделил Патриарх обычным голосом, – душу. Я вижу, вы деловой человек, Президент. Мне с вами легко. Вы открыты для новых идей, а у меня есть такие идеи. Смотрите, – Патриарх поднял руки с раскрытыми ладонями на уровень Мифлухиных глаз, – у меня нет секретов. Вы умный правитель, сегодня – пятница, у меня странная шляпа, вы подпишите новый закон об образовании, и вечером можно пойти попить пивка…

Мифлуха четырежды кивнула и облизнулась.

– Вот и ладненько, – Патриарх протянул ей распечатку проекта закона. Мифлуха по привычке быстро пробежала его глазами: «Религиозное образование», «Проповеди в школах», «Основы религиозной культуры»… В её голове зародилось робкое сомнение, и она стянула со стола себе на колени толстый кондуит – Конституцию Первого Измерения, приготовленную для неё Карин. Учитывая патологическую лень Мифлухи и её полную неспособность запомнить даже основные законы, её верная телохранительница сделала для неё краткую иллюстрированную выжимку. К каждой статье Конституции, напечатанной большим шрифтом, она приложила картинку, иллюстрирующую основной принцип этой статьи – для ряда статей она положила записки о том, что они не важны. Кроме того, Мифлуха часто игнорировала статьи, к которым Карин не удалось подобрать картинки – но таких в Конституции было уже мало. Пролистав несколько страниц, Президент наткнулась на картинку «Религия яд – береги ребят!» с чёрной старухой, тянущей девочку от школы в сторону церкви. Мифлуха задумалась и, стараясь аккуратно подбирать слова, сказала:

– Святой угодник! Я такое не могу подписать… мне запрещают…

– Ну что за нытьё?! – взвыл распевным голосом Патриарх, – Что за сопли, на? Ты вообще Президент или говно какое? Запрещают ей… – Мифлуха попыталась возразить и сослаться на мнение Карин, но Патриарх пресёк это, как только Президент открыла рот. – Говно! Хочешь со мной поторговаться?! Да, на? Духовность, значит, не в чести, на?.. Душу свою, на, продать за бумажку готова, бюрократка хренова? Ну, давай, давай поторгуемся… Давай… Играем?! – взвыл Патриарх.

– Да, – только и пискнула Мифлуха. – Во что?..

– Ну, с тобой, – святейший ехидно улыбнулся, – явно не в шахматы. Вот, – он высыпал на стол три напёрстка и аккуратно положил небольшой металлический шарик. – Кручу, верчу, запутать хочу! Кто внимательный, толковый, отгадает, где шарик свинцовый, тот получит шляпу мою. Глаза следят – руки крутят-вертят! Раз, два – выбирай, да смотри не проморгай!

Он перестал водить руками и выставил перед Мифлухой три напёрстка.

– Этот, – Мифлуха тыкнула в правый напёрсток, и Патриарх со смехом поднял его.

– Ну что ж, – сказал он примирительно, – не угадала… Придётся всё-таки подписать закон, уговор дороже чести.

Мифлуха, опустив глаза и заранее предвкушая, какой скандал ей закатит Карин, подписала бумажку. Святой угодник тут же подхватил её двумя пальцами и положил в кейс.

– Это хорошо, что ты поддерживаешь нравственность и духовность у населения, – подбодрил Президента Патриарх. – Церковь – она же оплот духовности. Нравственная цитадель. Твердыня, которая хрен рухнет. Отдать мне, то есть церкви, деньги не грешно, а очень полезно для души. Мы же эти деньги потратим так, чтобы нас стало больше. Чем больше нас, тем больше у нас денег. А чем больше денег у нас, тем меньше их тратится на всякий там разврат и шатания…

– Но зачем церкви так много денег?.. – спросила робко Мифлуха.

– Ты что, против нравственности?! – заревел Патриарх и видя, как Президент сжалась на стуле, смилостивился:

– Может, хочешь отыграться? – небрежно спросил святой угодник, приподнимаясь в кресле. – Я ставлю шляпу и закончик, ну, а ты ещё одну мелочёвку подпишешь, если продуешь…

– Святой… угодник, а что за мелочёвку?.. – спросила Мифлуха робко.

– Да вот… – Патриарх толкнул к Мифлухе ещё один подготовленный законопроект.

«Отмена акцизных сборов на алкогольную и табачную продукцию, реализуемую на территории культовых учреждений», – Президент пробежала глазами текст, у неё зародилось сомнение:

– А… свечки там… всякие? – высказала она своё сомнение.

– Свечки? – святой угодник расплылся в улыбке и рукой разгладил свою пышную бороду. – На свечках капитал не сделаешь.

Мифлуха кивнула и стала читать дальше: «Изготовление и сбыт порнографической продукции, в том числе с участием малолетних прихожан». Мифландия Вторая икнула и снова полезла к кондуиту под осуждающим взглядом визитёра. Она долго листала его, ища картинку соответствующую затронутой теме, а когда нашла, скривилась, как от боли, и ошарашено посмотрела на Патриарха.

– А это, – слово «это» она сильно выделила голосом, – зачем?!

– Это, – Патриарх тоже выделил слово, передразнивая интонацию Мифлухи, – для внутреннего пользования. У нас, понимаешь ли, жизнь не сахар. Каждый развлекается, как может. На что горазд. А у нас есть братья, которые горазды на многое. Это естественно…

Мифлуха с сомнением покачала головой.

– Естественно, естественно… – подбодрил её Патриарх. – От бога. Он всеблагой, и наградил кого-то умом незаурядным, а кого-то страстью к мальчикам. Таков божий замысел. Вся власть от бога – не забывай. Бог дал, бог взял. Ну… Чего уставилась? Играем?

Мифлуха ещё раз посмотрела на фото в кондуите и захлопнула его. И тут ей пришла в голову мысль.

– А оппозиция… оппозиция тогда от кого? – Мифлуха вспомнила о Захаре, и ей захотелось, чтобы он пришёл и защитил её от этого наглого и хамливого старика.

– Оппозиция? – глаза у Патриарха округлились, он надулся и заревел как паровоз, сразу переходя на свой чудной говор. – И как светоч нравственности, духовности и святости, я говорю ныне – всякая оппозиция от дьявола! Ибо сказано, что всякий, кто согрешит против власти, согрешит против…

Он не успел договорить. Терпение Мифлухи кончилось, когда этот неприятный тип начал оскорблять Захара. Она дёрнула рукой и нажала на «тревожную кнопку» вызова Карин Пинк, размещенную на столе.

Патриарх смачно плюнул на стол, а дальше всё закрутилось в одно мгновение, Мифлуха только и могла, что безвольно уворачиваться от толчков и летящих предметов. Дверь открылась, и на порог молниеносно влетела Карин, но Патриарх уже успел вскочить и, схватив Мифлуху за горло, закрыться ею от телохранительницы. Он начал пятиться к окну спиной… Карин с мрачным лицом сопровождала захватчика и заложницу дулом пистолета. А потом святой угодник долбанул по стеклу своим кейсом, выпрыгнул на улицу – и был таков. Мифлуха осталась у разбитого окна, выглянула в него с опаской, потёрла рукой шею и быстро заговорила, обращаясь к Карин:

– Так… Этого проходимца надо срочно поймать. Он очень опасен. Он олицетворяет самое худшее, что есть в нашей стране, это самый страшный, бесчестный и гнусный мерзавец из всех, что мне довелось повидать… Это настоящий святой… – Мифлуха на секунду задумалась, – Затейник! И такой возглавляет какую-то там церковь! Эта церковь, наверное, большой соблазн… настоящие праведники обходят её стороной, и только самые гнусные типы ошиваются подле неё.

Всякий раз, когда Мифлуха называла очередное «достоинство» неведомой ей Церкви Святых Затейников, Карин коротко кивала, давая понять Президенту, что ей уже всё это давно известно. Но Мифлуха, желая выговориться, продолжала изливать своё волнение всё более и более высокопарными словами. Наконец она успокоилась, уселась за стол и перешла к конкретике:

– У меня здесь, – она показала на стол, – образец его слюны. Его сняли камеры наблюдения и, наверное, кто-то видел, как он убегал. Срочно поймайте.

– Кто ж его будет ловить?.. – мрачно спросила Карин, глядя на Мифлуху с несвойственным ей сочувствием.

– Как это «кто»? – возмутилась Мифлуха. – Госбезопасность!

– Да будет тебе известно, дорогая моя, что это и был зам министра госбезопасности, – оборвала Мифлуху, не дав ей разразиться очередной гневной тирадой, Карин.

– Да? – Мифлуха почесала затылок. – Даже так… – она встала и прошлась до окна и обратно. Повисла тяжёлая тишина. Мифлуха села за стол, снова скрипнув пружинами кресла. Карин всё это время внимательно смотрела за ней: гнев Президента постепенно сменялся милостью.

– Тогда ладно… – наконец решила она. – Но при случае передай ему, чтобы вернул ручку, которую у меня со стола притырил…

Карин коротко поклонилась и пошла на выход. А Мифлуха ещё долго сидела, прокручивая в памяти разговор с Патриархом, удивлённо приподнимала брови, хмыкала и чесалась.