– Ы-ы-ы… – выл министр церемоний, сидя на отвратительном неотёсанном стуле производства местного стулелитейного комбината. Всего неделю назад Мифлуха подписала приказ о том, чтобы пересадить всех чиновников на отечественные стулья, и вот через четыре дня последствия этого приказа добрались до Дворца, став предвестником ещё большей беды. Президент умирала. Её министры было собрались у постели умирающей, но она выгнала их грозным, срывающимся на крик, матом. Теперь они сидели под дверью на неотёсанных стульях и кляли судьбу, бога и смерть. Из-за двери периодически доносился страшный бас умирающей, которым она перечисляла богу его прегрешения перед ней.

– Гроб-то… гроб-то какой делать?.. Отечественный? – волновался министр стулелитейной промышленности Стульчак, дёргая за полу пиджака министра церемоний. – Ну, так отечественный сварганить?.. Иррианцы… они же это, тудыть её в качель, разве ж качество дают?.. А?..

Но министр церемоний только выл в ответ.

В спальне с умирающей остались одни писцы, которые спешно конспектировали её предсмертный бред. Предполагалось, что после смерти Президента знающие люди смогут выделить из него последнюю волю Мифлухи. Писцов прислала министр контрпропаганды Мария, разместившая свой походный лагерь в её приёмной. Все смотрели на Марию с большой опаской, разумно полагая, что теперь-то уж точно не время ссориться с наиболее вероятным преемником умирающей.

Только оппозиционер Захар не пытался найти расположения невероятно весёлой все эти дни Марии и просто постоянно плакал, причём не над судьбой умирающего Президента, а над своей собственной. Ему было очевидно, что новые власти не потерпят даже такую карманную оппозицию, как он.

Иногда к Мифлухе заходила Карин Пинк. Президент жаловалась своей телохранительнице на бога, врачей, пчёл и свою нелёгкую судьбу. А в один из дней даже рассказала жалостливым голосом, что к ней уже несколько раз приходила смерть. И, по мнению Президента, только неимоверными усилиями министра контрпропаганды Марии удавалось назначать костлявой столь неудобное время встречи, что она или опаздывала к приёму, или не являлась вовсе. После таких заявлений сомнений в том, что Мифлуха сильно больна, не оставалось.

Периодически Президент заявляла, что, прожив всю жизнь в окружении дураков, хотела бы хоть умереть рядом с умными людьми. Она требовала немедленно привести их – но никто в Первом Измерении не знал, где их взять. В результате просьбы списывали на бред и вымарывали из протоколов. Ночи тянулись вслед за днями, слившись в один монотонный серый поток.

В коридоре постоянно дежурили несколько придворных медиков, и лишь один раз в день приходила ежегодно назначаемая лучшим медиком Первого Измерения доктор Дракиня. Много лет назад эта колоритная человеконенавистница стала контролировать чёрный рынок донорских органов в Первом Измерении, чем и заслужила у всех репутацию предприимчивого человека. Трудно сказать, кто именно в правительстве решил, что для того, чтобы лечить людей, достаточно быть предприимчивым человеком, но, тем не менее, Дракиню заметили. Когда Дракиня приходила, стоны и жалобы Мифлухи становились особенно жалостливыми, по-видимому, она надеялась тем самым соблазнить «лучшего медика» наконец заняться её лечением. Но Дракиня только слушала туманный бред Мифлухи и хохотала над ним в голос.

Весь Дворец в эти дни наполнялся то стенаниями Мифлухи, то весёлым голосом Марии, то демоническим хохотом лучшего медика Первого Измерения.

– Лучше бы я сдохла раньше, чем перевешала всех толковых медиков за измену, – обратилась Президент к Карин на четвёртый день. – Ты видела, кто меня пытается навещать? Ведь если эти люди придут на похороны, то они своей компанией дискредитируют меня в глазах бога!

Эта догадка Мифлухи, не верящей, кроме себя, ни в каких богов, вызвала к жизни бурную деятельность.

– Карин! – зычным голосом позвала на пятый день Мифлуха. – Я приглашаю тебя на свои похороны! Приходи в жёлтом платье. Оно тебе к лицу… а то ты ходишь вечно как какая-то оборванка.

Для писцов настала жаркая пора – умирающая Президент энергично включилась в подготовку своих собственных похорон. Она составила списки приглашённых и лично начала подписывать и рассылать приглашения. Она занялась режиссурой, продумав, кто, где будет стоять и что говорить. Вести церемонию своего погребения она не доверила никому и решила заняться этим почётным делом самостоятельно. На шестой день телевидение уже снимало её обращения к гостям, колкие шутки и вводные грядущих конкурсов. На дворцовой площади начали складывать большой костёр, но выглянув в окно, Мифлуха исправила описку одного из писцов, и на месте бывшего потенциального кострища начали копать траншеи под фундамент костёла, в котором надлежало совершить панихиду. Состояние горячечного бреда, в котором больная пребывала во время планирования мероприятия, только способствовало его размаху, добавляя в сценарий невиданные доселе сценические приёмы.

На седьмой день розовощекая и невероятно жизнерадостная Мифлуха сообщила Карин, что в рамках похорон будут преждевременно вручены Нобелевские премии и статуэтки Оскара. Причём на большую часть номинаций премии киноакадемии уже претендует сама готовящаяся церемония.

К восьмому дню всё, кроме покойницы, было готово, и Мифлуха уже пыталась застрелиться, чтобы не испортились фрукты, заготовленные для угощения гостей торжества. Но Карин, выполняя обязанность телохранителя, предотвратила суицид. Все напряжённо ждали. Кавалеры разыскивали необходимые по протоколу смокинги, дамы завалили ателье заказами на пышные платья, приглашённый оркестр разучивал мелодии, которые ему предстояло исполнять для караоке.

Часть билетов на похороны была с успехом продана на чёрном рынке, что позволило окупить затраты на подготовку церемонии. И всё было хорошо, пока Дракиня в очередной из своих визитов не созналась в своей шутке. Оказалось, что Мифлуха не была отравлена ядом укусившей её редкой иррианской пчелы. Мало того что пчела была самая обыкновенная, так ещё оказалось, что у иррианцев и вовсе нет никаких пчёл. Просто Дракиню так раззадорили стенания Мифлухи, что она не нашла ничего лучше, как пошутить над Президентом, заявив, что та вот-вот умрёт от отравления.

Мифлуха перенесла известие о своей грядущей здоровой и счастливой жизни стоически.

– Однажды, – обратилась она к Дракине, – много лет назад я тоже вот так спланировала свой день рождения… а никто не пришёл. Какие люди сволочи!

Дракиня только развела руками в ответ: она тоже давно недолюбливала людей.

Чтобы добро не пропадало, Мифлуха всё-таки не стала отменять похороны.

– Если мы каждый год празднуем мой день рождения, – рассудила Мифлуха, – то мы каждый год должны праздновать и мой день смерти. Иначе как я могу родиться снова, если я уже родилась, но ещё не умерла?

В ходе церемонии Мифлуха лежала в отечественном гробу с записной книжкой и учитывала выявленные недостатки с целью их устранения в следующем году. По итогам церемонии Марию в очередной раз сняли с поста, а бесчеловечный указ об отечественных стульях отменили.