После пожара. — Труп лошади. — Где он? — Победа и сборы в путь. — Бессребреник умирает со смеху. — Бессребреник упускает случай сделаться главарем разбойничьей шапки. — Снеговик, Пиф и Паф. — Каким образом Бессребреник не изжарился живьем.

Пожар в степи… Нельзя себе представить ничего страшнее этого огненного моря, опаляющего и сжигающего все, что попадается на пути.

Когда трава невысока и редка, а пространство, охваченное пламенем, не очень велико, через него можно проскакать на лошади, только слегка опалившись. Но когда трава в метр или больше высотой, степной пожар поистине ужасен. Пламя взвивается вверх на пять-шесть метров; над всей равниной, задерживая солнечные лучи, стоит густое облако едкого и удушливого дыма. Немало времени проходит, пока сгорят все эти тесно стоящие длинные стебли, внизу они обугливаются и долгое время тлеют…

Если путник, преследуемый таким огненным потоком, не успевает уйти, он прибегает к следующему средству: зажигает траву перед собой под ветром; она сгорает, и образуется свободное пространство, род острова, где можно укрыться, не опасаясь быть настигнутым пламенем.

Бессребреник, к несчастью, не мог воспользоваться этим простым и действенным способом самозащиты. Читатели, вероятно, помнят, что ковбои, пользуясь его сном, зажгли травяную равнину кругом так, чтобы не было возможности бежать. В восторге от своей жестокой, коварной выдумки они шумно ликовали, полагая, что хорошенько проучили неженку, зеленого, вздумавшего тягаться с цветом ковбоев Дакоты и Колорадо. «Теперь он изжарится, как колбаса, этот умник, этот силач»… — приговаривали «герои» и терпеливо ждали, пока почва остынет, чтобы взглянуть на уничтоженного врага. Наконец, эта минута, казалось, наступила; однако кто-то заметил, что земля все-таки местами еще очень горяча и может испортить копыта лошадей.

— Ну что же? Оставим лошадей с кем-нибудь и пойдем пешком.

Сказано — сделано. Отправились.

Тлеющий пепел распространял сильный жар. От него не спасали даже толстые кожаные сапоги. Скоро пот градом покатился по покрасневшим лицам ковбоев, а сухая мелкая пыль вызывала у них неудержимый кашель. Поначалу среди нависшего дыма, стлавшегося по почерневшей земле, нельзя было ничего рассмотреть. Досадуя, ковбои рассеялись в поисках трупов человека и лошади.

Так продолжалось с полчаса, пока один из них не испустил крик: на тонком слое сгоревшей травы виднелась обуглившаяся масса.

— Лошадь!.. Это лошадь!.. Где же он сам?

Снова принялись за поиски и ничего не нашли, кроме полусгоревшего седла, железных пряжек и кольца от лассо. Ни самого Бессребреника, ни его карабина, ни ножа…

Лошадь еще могла бы прорваться через огненное море; но раз она погибла, куда же девался проклятый незнакомец? Казалось, он улетел, взмыл в небо! Снова в адрес Бессребреника посыпались брань и проклятия.

Между тем ковбой, оставленный для присмотра за лошадьми, с высоты седла следил за непонятным для него передвижением товарищей; шум, раздавшийся сзади, и толчок чуть не вышибли его из седла. Две железные руки сжали горло. У ковбоя потемнело в глазах, затрещали позвонки, и, теряя сознание, он, как в ужасном кошмаре, заметил Бессребреника — с опаленными волосами, с волдырями ожогов на руках, в лохмотьях вместо одежды.

Ковбой упал, задушенный, как цыпленок.

Бессребреник, не церемонясь, принялся снимать с него платье, обувь и в минуту надел все на себя. Затем выбрал из числа лошадей ту, которая показалась ему сильнее прочих, и взнуздал ее. После — подрезал подпруги у всех седел, сделал то же с уздечками, взял из сумок все запасные патроны и, наконец, отвинтил замки у карабинов. На все потребовалось не больше десяти минут.

А ковбои продолжали свои бесплодные поиски.

Бессребреник, сидя в полном вооружении на лошади, думал:

«Что теперь делать? Перестрелять их одного за другим из карабина? Это нетрудно, и я вправе поступить так после шутки, которую они сыграли со мной… Но убивать!.. Постоянно убивать!.. Нет, главное сейчас — отыскать миссис Клавдию».

И джентльмен отправился в путь шагом. Не будь у него опалены волосы, борода, не будь на руках волдыри, никому бы и в голову не пришло, что он столько времени пробыл среди пожара, опустошившего несколько тысяч гектаров прерии и еще до сих пор не вполне прекратившегося.

Лошади стояли неподвижно, смотря вслед удалявшемуся всаднику. Он же не прибавлял шагу, интересуясь тем, что будут делать противники. Те чертыхаясь, что нашли только полуобгорелый труп коня, чувствуя сильное утомление после прогулки по горячему пеплу, решили вернуться к своим лошадям.

— Куда ты?.. Подожди!.. Поедем вместе! — кричали они издали переодетому джентльмену, принимая его за своего товарища.

Бессребреник, отъехавший на триста или четыреста метров, остановился. Головорезы подбежали тем временем к лошадям и при виде задушенного, совершенно раздетого собрата разразились яростными проклятиями.

Тогда джентльмен, которого все это забавляло, сложил руки рупором и громко крикнул:

— Колорадские ковбои для меня мальчишки! Попадетесь мне еще раз в руки, отшлепаю по задницам. Гуд бай!

При этих словах незадачливые преследователи, узнав врага, вскочили на коней; и тут Бессребреник буквально покатился со смеху: все подпруги лопнули в одно мгновение, все седла перевернулись как по команде — ковбои полетели, кто на спину, кто на бок, в самых комичных позах. Испуганные лошади начали отчаянно брыкаться и еще больше увеличивали смятение. Но этого мало. Всадники, выпав из стремян, пытались, схватившись за узду, опять вскочить на лошадей, но все уздечки перервались, как веревочки, лошади с развевающимися гривами понеслись, опьяненные свободой, и через две минуты скрылись из виду!

Бессребреник продолжал, держась за бока, хохотать неудержимым смехом. Взбешенные ковбои, с пеной у рта проклинали его, не зная, что предпринять. По крайней мере, у них еще остались карабины. Все, как один, бросились к ним, прицелились, раздался короткий звук курков, и… выстрелов не последовало. Карабины оказались безобидными, как поленья.

Нет!.. Это было уже слишком!

Пристыженные, сконфуженные, ковбои признали себя побежденными, и один из них, высказывая мысль прочих, воскликнул:

— Это сам дьявол!.. Если он захочет взять меня с собой забавляться в прерии, я охотно пойду за ним.

— И я!.. И я!..

Но Бессребреник, не зная перемены их настроения, уже натянул поводья и, объезжая пожарище, выискивал след экипажа, в котором увезли миссис Клавдию.

Вдруг отдаленные, но приближающиеся крики и выстрелы заставили его встрепенуться.

— Опять! — вздохнул он.

Скоро на горизонте обрисовалась группа скакавших во весь опор всадников. Среди криков Бессребренику послышалось его имя.

— Мистер Бессребреник!.. Постойте… Подождите!

— И впрямь зовут меня, — решил он, заряжая карабин.

Всадники все приближались, стреляя в воздух, по-видимому, чтобы привлечь к себе внимание.

Их было трое, и можно было уже рассмотреть их костюмы. На двух были сюртуки и высокие шляпы.

— Должно быть, какому-нибудь шерифу вздумалось повидаться со мной,

— проговорил Бессребреник. — Но я отмечусь выстрелами.

На третьем всаднике был костюм ковбоя, весь с иголочки. Когда порывом ветра с седока снесло шляпу, Бессребреник разразился новым припадком неудержимого смеха, увидав изумленную черную как уголь физиономию.

— Снеговик!.. Мистер Паф и мистер Пиф!

— К вашим услугам! — отвечали сыщики, поднося руку к шляпе, по-военному.

— Право, странная, но вместе с тем очень приятная встреча! — весело воскликнул Бессребреник. — Где это вы пропадали?.. У меня за это время было столько приключений!

— Мы искали вас, — отвечал Паф, и лицо его растянулось широкой улыбкой.

— И, наконец, нашли, — вывел логичное заключение Пиф, — нашли по вашим следам.

— И скакали же вы! — снова заметил Паф.

Изумленный Снеговик ничего не говорил, но вращал белками своих глаз и сверкал зубами аллигатора.

— Наконец, мы опять вместе, — продолжал Бессребреник.

— Да, благодаря указаниям ковбоев. Хорошо вы с ними расправились.

— Они вздумали было изжарить меня живьем.

— И до сих пор в себя не могут прийти от изумления, что вы живы. Каким чудом вы избегли огня?

— Дело объясняется просто.

— Расскажите, пожалуйста!

— В двух словах. При случае можете воспользоваться моим изобретением. Увидав себя окруженным пламенем, я понял, что пропал. Бежать не было возможности. Лошадь металась в ужасе. Я видел, как круг пламени все более стягивается. И тут блеснула безумная мысль. Я вытащил нож и вонзил его в спину лошади между первыми позвонками. Животное упало. Не теряя ни одной секунды, распорол ему грудь и брюхо, вытащил трепещущие внутренности и бросил на землю. Пламя приближалось… дышать было нечем. Не медля, я вполз в пустоту, образовавшуюся на месте вынутых внутренностей, и, сжавшись там, закрыл отверстие, через которое вошел.

— Как же вы не задохнулись? — спросил мистер Паф.

— Пришлось поднять кусок кишки и, дуя в нее, наполнить воздухом.

— Удивительно! — воскликнул длинный мистер Пиф.

— Да, образовался воздушный резервуар… Не скажу, чтобы воздух в нем был особенно чистый… но выбора не было!.. Едва я успел укрыться в своем убежище, как пламя с шумом охватило нас. Мне стало нестерпимо жарко. Казалось, я изжарюсь заживо в собственном соку или в соку лошади. Все вокруг трещало, лопалось, текло!.. Я задыхался, несмотря на свой маленький запас воздуха. Так прошло не знаю сколько времени — десять, двадцать минут, показавшихся мне часами… Наконец, удалось выбраться из своего убежища, не обратив внимания ковбоев, и добыть новое платье.

— В самом деле, поразительно, — заметил мистер Паф с почтением в голосе. — Вы достойны быть американцем, если принадлежите к другой национальности.

Джентльмен, улыбаясь, поблагодарил поклоном мистера Пафа за высокое мнение.

— Можете сообщить серебряному королю, что я добросовестно выполнил условие нашего пари…

— Непременно сообщим.

— А теперь потрудитесь следовать за мной, чтобы убедиться, что и дальше я буду продолжать в том же духе.

— Ол райт! — с готовностью выпалил мистер Пиф.

— Марш! — скомандовал мистер Паф.

И небольшой отряд поскакал по прерии.