— Одиннадцать тысяч восемьсот восемьдесят шестой!… — громовым голосом воскликнул Синтез, услышав это поражающее число. — У нас идет теперь 11866 г. и я жив еще! Неужели же я спал целых десять тысяч лет?! Думалось ли мне, прожив почти столетие, пережить свое время и явиться в виде последнего следа старого мира? Зачем, как, каким чудом я один уцелел из всех современников?
Пораженный Синтез принялся ломать голову над разрешением этих вопросов. Ничто не мешало ему предаваться своим думам: вокруг него была совершенная пустыня. Таинственные существа, испуганные громкими звуками его голоса, исчезли, и он без помехи мог углубиться в себя и собраться с мыслями.
Прежде всего Синтезу было ясно, что его воскресение — действительный, неоспоримый факт, а не игра воображения. Все, — и сердце, бившееся нормально, и мозг, мысливший логически, и мускулы, владевшие обычною эластичностью, — подтверждало это. Но признать этот факт чудом ученому препятствовали здравый смысл и наука. Оставалось предположить сохранение у него жизни, благодаря каким-то биологическим условиям, — явление, которое он не мог еще объяснить себе и которое не мог приписать одному сильному холоду.
Если бы еще дело шло о животных или растениях, то странный факт, будучи необыкновенным, по крайней мере, был бы возможен, так как многочисленные опыты авторитетов науки дают живое доказательство, что у этих организмов жизнь, в скрытом состоянии, может продолжаться очень долго.
Так, в 1853 г. Рудольфи в Флорентийском египетском музее в одной мумии нашел хлебный колос с вполне сохранившимися зернами, которые лежали тут около 3000 лет!
Спалланцани в 1707 г. одиннадцать раз возвращал к жизни высушенных червей, только смачивая их чистою водою, а недавно Дойер оживлял тихоходов, подвергнутых температуре в 150», и потом 4 недели продержанных в пустоте.
Конечно, все это еще ничего не доказывает, в виду того громадного расстояния, которое отделяет простейшие организмы от человека. Но, поднимаясь по животной лестнице, мы несколько раз наталкиваемся на подобные же факты.
Мухи, очевидно, утонувшие в бочках мадеры, прибывши в Европу после долгого переезда, оживали. Реомюр держал в таком состоянии очевидной смерти куколок бабочек в продолжении многих лет, а Вальбиани, продержав майских жуков неделю под водою и после этого высушив их на солнце, мог еще возвратить им жизнь. Вульпиан, знаменитый физиолог, отравлял ядом кураре или никотином пауков, саламандр, лягушек и оживлял их спустя целую неделю после их явной смерти.
Холод производит еще более поразительные явления.
Спалланцани, изучавший этот интересный вопрос с необыкновенным терпением, в продолжении двух лет сохранял лягушек в снегу. Они делались сухими, вялыми и не имели, казалось, никакого признака жизни. Но достаточно было положить их в умеренную теплоту, чтобы возвратить им все физиологические отправления. На глазах Моцертюи и Дюмериля щуки и саламандры, превращенные от холода в куски льда, через несколько времени снова возвращались к жизни. Наконец, обыденная практика северных народов дает еще более характерные факты. Северяне замораживают рыбу так, что она превращается в камень, перевозят ее на далекие расстояния и потом легко оживляют, продержав лишь несколько минут в воде обыкновенной температуры.
Этот повседневный опыт подал известному английскому физиологу Гунтеру мысль о возможности продолжать человеческую жизнь на неопределенное время посредством последовательного замораживания. К несчастью, Гунтер умер как раз в то время, когда его смелое предположение, начинало сбываться.
Рассмотрев всесторонне занимавший его вопрос, столь обширный и столь малопонятный, Синтез мало-помалу перестал удивляться своему воскресению.
— Черт возьми, — сказал он, — я хорошо знаю, что жизнь может сохраняться долгое время, даже и помимо действия холода! Мой старый друг Кришна несколько раз позволял зарывать себя в землю, вызвав у себя летаргию, имевшую все признаки смерти. В последний раз, как сейчас помню, это происходило в Венаресе; его завернули в мешок, мешок положили в набитый шерстью ящик, заколотили последний гвоздями и закопали в землю на глубину 10 футов. Потом на могиле посеяли ячмень, который взошел, заколосился и созрел. Английские часовые все время стерегли могилу. По истечении 10 месяцев, в присутствии английских властей и ученых, индуса вырыли; к всеобщему удивлению он казался как бы уснувшим. Мало-помалу к нему стала возвращаться жизнь; прошло два часа, и он встал на ноги. Почему бы этот опыт, продолжавшийся несколько недель, не мог продолжаться и несколько лет? Несколько лет… да! На десять тысяч лет!.. Однако, раз в принципе дело возможно, то вопрос о количестве отходит на второй план. Если можно пробыть в состоянии летаргии один год, то почему нельзя несколько лет, десять… сто, даже тысячу!.. А сибирский мамонт?! Кто может вычислить громадный промежуток времени, протекший с того момента, как гигантское толстокожее замерзло в полярных льдах, до того, когда тунгусский моряк нашел его, в 1799 г., на огромной льдине близь устьев реки Лены? — Наверное, этот период нужно считать миллионами лет. Однако, мамонт сохранился настолько хорошо, что соседние якуты могли долго пользоваться его мясом и кормить им своих собак, а значительная часть его была ободрана раньше волками и медведями. Кто докажет, что это доисторическое животное совершенно нельзя было оживить, подобно лягушкам Спалланцани или замороженным рыбам северян? Кто поручится, что если бы, вместо пожирания, его стали бы постепенно оттаивать, он не пробудился бы от своего продолжительного сна? — Я же, ведь, живу! — это неоспоримый факт! Почему, — это я узнаю позже. Мне кажется, что мой особый образ жизни и питание самыми простыми элементами, в соединении с сильным холодом, воспрепятствовали разрушению тела. Для чего, — пока неизвестно: поживем — увидим.
— Ну, что, чужестранец, — прозвучал мелодичный голос, — оправились ли вы, наконец, от своего удивления, очень естественного, однако, выраженного так бурно, что мы все разбежались со страху?
— Простите мне, почтенный старец, но я все время забываю о вашей чудесной впечатлительности. Впредь я употреблю все мои усилия, чтобы помнить об этом, так как мне самому крайне неприятно платить злом за вашу доброту ко мне.
— О, мы вполне понимаем и охотно извиняем вам незнание наших обычаев! Когда спят 10000 лет, то, очевидно, просыпаются в мире, совершенно преобразованном…
— Скажите — перевернутом вверх дном, так что у меня до сих пор не выходит из головы сомнение, действительно ли я нахожусь на той же планете,
— отвечал Синтез тихим голосом человеку в очках, который дружески уселся рядом с ним на шкуре лани. — Но на будущее время, какие бы чудесные вещи я ни увидел, обещаюсь не удивляться, чтобы не терять драгоценного времени.
— Если вы позволите, я с удовольствием готов объяснить все, что наша эпоха может иметь для вас таинственного и неожиданного. Мой возраст еще более, чем мои знания, дает мне известную опытность, и я буду не менее счастлив показать вам настоящее, как и узнать от вас о прошедшем.
— Очень благодарен вам. Со своей стороны я весь к вашим услугам.
— Прежде всего я ваш покорнейший слуга.
— Еще раз благодарю. Итак приступим… Объясните мне, пожалуйста, как я очутился на западном берегу Африки, которой вы даете имя Западного Китая?
— Очень охотно. Вы просто приехали к нам на огромной льдине.
— Как! Лед в такой широте!
— Явление очень обыкновенное весною.
— И эта льдина не растаяла, пройдя такое громадное расстояние?
— Расстояние не так велико, как вы думаете.
— Но скажите мне, ужели граница вечных льдов, как говорилось в наше время, спустилась до 68».
— Почти! Она теперь немного не доходит до 50».
— Широта Парижа! — вскричал Синтез, вскочив с места.
— Парижа?! Мне не известно такое географическое место.
— Ах, я все забываю, что вы представители другой эпохи! — пробормотал Синтез. — Но обитаемый пояс у вас очень сужен, если и с юга лед так же близко подходит?
— О, для нас земли довольно! Вы сами убедитесь в том, когда узнаете очертания наших материков. Знайте, что земли, расположенные над 48», еще обитаемы; чтобы увидеть население, нужно спуститься к 40».
— Широта Неаполя и Мадрида!.. Итак, — горестно продолжал Синтез, — Англия, называвшаяся британским колоссом, Германия с ее страшною военною силою, Россия, простиравшаяся на два полушария, Франция, с ее просвещением, Италия, Испания, — все исчезло! Сила, могущество, громадная величина, науки, — все это погребено под льдом. От всей Европы осталось одно воспоминание, одно имя!
— Да, очертания нашей планеты давно уже сильно изменились… Но возвратимся, с вашего позволения, к рассказу о вашем появлении среди нас. Огромная льдина, отколовшаяся от сплошных льдов, которые тянутся до 50», натолкнулась вчера на наш берег. В этой льдине нашли совершенно покрытого толстою ледяною корою человека. Его бережно перенесли на берег и возвратили к жизни. Этот человек были вы. Вы говорите, что умерли десять тысяч лет тому назад. Факт, конечно, очень странный, тем не менее вполне реальный, так как вы находитесь теперь среди нас, и мы сами видели вас во льду. Что же касается вашего продолжительного сна, то он не представляет ничего невероятного: вы были совершенно заморожены, и лед хорошо предохранил ваше тело от разрушения.
— Мне хотелось бы знать, какое средство вы употребляли, чтобы возвратить замерзшему телу его жизненную энергию, его ум, словом, чтобы превратить мертвую материю в живое существо, которое вас видит, слушает и понимает?
— Средство очень простое. Нужно заметить, что в момент вашего прибытия я председательствовал в национальной Томбуктийской академии…
— Вы говорите: национальная академия. Это название указывает на республику?
— Всеобщую республику… существующую уже более 4000 лет.
— И все человеческие расы довольны этою формою правления?
— Без сомнения. Впрочем, теперь на земле существуют только две расы, наша и другая, о которой вы узнаете сейчас.
— Но расстояние Томбукту от морского берега очень значительно… Я думаю, около 1500 километров.
— Что такое километр, — я не знаю; могу только уверить вас, что переезд занял всего несколько мгновений: пространства для нас не существует. Мы осторожно извлекли вас из льда, освободили от одежд и положили на куске хрустального стекла.
— Потом?
— Потом дюжина самых здоровых молодых людей расположились вокруг вас и протянули к вашему безжизненному телу свои руки, так чтобы они касались одна другой. Затем они стали изливать на вас токи жидкости…
— Как все это чудесно, Та-Лао-Йе (Почтенный Старец)! В мое время этим средством пользовались для столоверчения.
— Странное занятие для серьезных людей, позвольте вам заметить, Шин-Чунг («Древний Человек»)… Итак, вы пользовались естественными токами для столовращения, мы же употребляем их для оживления мертвых. Прогресс, не правда ли?
— Правда, и я верю тем более охотно, что сам — живое доказательство ваших слов, — медленно отвечал Синтез.
— Под влиянием этого естественного или животного тока, у вас появилась мало-помалу жизнь.
— И вы не употребляли никакого другого средства, кроме накладывания рук? Я не был подвергнут действию теплоты? Вы не прибегали ни к растираниям, ни к искусственному дыханию, ни к электричеству?..
— Зачем?! Излитие жизненной энергии, которою мы владеем, вполне заменяет все эти средства, представляющие притом опасности, без особенных гарантий успеха. Наша же жидкость, Шин-Чунг, настолько сильна, что служит нам для теплоты, движения, электричества, жизни; словом, она заменяет нам все и делает нас действительно царями земли.
— В самом деле, я чувствовал странное, неопределенное ощущение, по мере того, как пробуждался от своей необыкновенной летаргии. Мне казалось, что каждая жилка моего организма начинает приходить в дрожание. Я не знаю, какая таинственная, неодолимая, благодетельная сила разлилась по всему моему телу. Невыразимое блаженство охватило мою душу. Потом я пробудился и пришел в сознание, но мне показалось, что я все еще лежу на своей льдине, у полюса. Только ваше появление дало моим мыслям иной оборот. Ваш странный вид, не имеющий ничего общего с наружностью прежних обитателей земли, ваше летание по воздуху, ваши поступки, — все сразу показало мне, что я попал в чуждую среду, окружило вас в моих глазах таинственным ореолом и задало моему уму неразрешимую задачу.
— Мы прямые потомки, происшедшие от медленного и продолжительного слияния двух рас, которые с далеких времен доказали свою чудесную жизненность, — рас черной и желтой. Вы сейчас узнаете, что сделало нас такими, каким вы видите меня теперь. Вам известно, конечно, что органическая жизнь постоянно развивается: первоначально организм представлял из себя простую клетку, затем, развиваясь мало-помалу, он дошел до человека, самого совершенного существа. Этот прогресс органической жизни никогда не останавливается. И какой орган выигрывает от него? Конечно, мозг! Судите же о степени его развития со времени появления на земле первого организма до человека и от ваших современников до нас! Очевидно, что у нас мозг, так сказать, поглотил все и развился до колоссальных размеров, как вы можете заметить по объему наших черепов. Отсюда вполне справедливо будет, если я выражусь, что в 11886 году земля населена, по большей части, «мозговыми людьми».
— Вы говорите: по большей части, — следовательно, есть еще другой народ, кроме вашего?
— Да, вы сейчас увидите этих людей. Они обратились в животных. Это Мао-Чин («волосатые люди»), по виду очень похожие на вас.