Наступила прелестная ночь. Ни одного облачка, ни одной струйки дыма. Атмосфера прозрачнее самого чистого стекла. На земле погасли все огни, и только слабое мерцание звезд, блиставших на темно-синем небосклоне, освещало картину заснувшей природы. Настоящая ночь поэтов и астрономов!

Синтез, горя нетерпением как можно скорее пуститься в путь, наскоро закусил простыми веществами, как это он делывал за 10000 лет, и стал торопить своих товарищей.

— Подождите, Шин-Чунг, — в десятый раз повторял ему Та-Лао-Йе. — Вы знаете ведь быстроту нашего полета, к чему же торопиться? Теперь еще рано. Покамест поболтаем о чем-нибудь!

— Пусть будет по-вашему, — поболтаем! Но прежде позвольте обратить ваше внимание, Та-Лао-Йе, на одну особенность вашей жизни, которая мне бросилась в глаза с самого начала. Я только что осмотрел столицу Западного Китая, Томбукту, но, — какая странная вещь, — в этом населенном и богатом городе не видел и следа торговли или промышленности!

— Да для чего нам заниматься спекуляциями, торговлею или ремеслами, когда к этому нет никакой нужды?.. Наши материальные потребности сведены до минимума, а роскошь, чревоугодие и подобные пороки у нас неизвестны. Например, одежда. Она не меняется по временам года, так как в нашем умеренном климате не ощущается никаких перемен.

— Но ведь все-таки и такие простые одежды, как у вас, нужно же где-нибудь приготовлять, точно также и пищу?

— В этом отношении нам помогают Мао-Чин: они ткут наши одежды. Что касается питания, то для нас достаточно нескольких лабораторий, где добываются пищевые продукты на всех «мозговых» людей.

— Но в ином месте нельзя бывает вовсе найти питательных веществ, — ведь нельзя же иметь бесчисленное множество лабораторий?!

— Это ничего не значит: мы можем постоянно летать в лаборатории; расстояние для нас не имеет значения.

— Справедливо! Я и позабыл о вашей чудесной способности, настоящем даре вездесущия!

— Мы не имеем, следовательно, никакой нужды в путях сообщения, по которым нам доставляли бы пищевые продукты. Для наших предков они были животрепещущим вопросом, для нас же они потеряли всякое значение. Теперь, вместо того, чтобы подвозить к себе съестные припасы, мы сами ездим за ними. С другой стороны, обитаемая нами площадь земли представляет круговой пояс с одинаковым климатом, так что мы во всяком месте можем добыть себе пищу.

— А что, Та-Лао-Йе, много вы работаете мозгами?

— Много. Мы, так сказать, живем мышлением… Оно одно дает нам радости… Однако, не думайте, пожалуйста, что мы замкнулись в себе, что мы углубились во внутреннее созерцание, подобно иллюминатам. Напротив, у нас мозг постоянно работает: наши мысли, наши идеи постоянно меняются. Поэтому мы всецело посвятили себя науке, которая у нас идет быстрыми шагами. Вы сами видели, что мы потеряли уже много грубого, материального в своем организме. Если дело пойдет так же успешно, то, — кто знает? — быть может, через несколько сотен тысяч лет мы сделаемся совершенными духами.

— Какие вы счастливцы, Та-Лао-Йе! — воскликнул восхищенный Синтез. — Жизнь, так устроенная, как у вас, должна доставлять истинное счастье. Кстати, о вашем общественном устройстве. Скажите мне, пожалуйста, как понимаете вы семью? Я видел ваших детей в школе и, правду сказать, очарован вашим методом преподавания. А их матери, ваши жены?.. В каком положении они находятся у вас?

— Положение женщин у нас определено с давних пор. По нашим законам, женщина во всем равна мужчине. Она пользуется всеми нашими правами и преимуществами, зато несет и ту же ответственность за свои поступки, как мужчина.

Однако, я должен сказать, что это уравнение прав женщин не обошлось-таки без борьбы. История говорит нам, что одно время, когда благодаря разным причинам наши мозги уже значительно развились, женщины, не довольствуясь равенством с мужчинами, изъявляли притязания на полное господство.

Вот тогда человечеству грозила настоящая гибель.

Внутренний мир был нарушен. Семейная жизнь стала чистым адом. Мужья не знали, что делать со своими расходившимися половинами, на которых не действовали ни увещания, ни наказания. Тогда законодатели прибегли к решительным мерам: они постановили законом — насильно задерживать развитие мозга женщин. С этою целью у всех детей женского пола с самого раннего возраста стали методически сжимать мозговую коробку.

— Как?! Вы хотите всех своих женщин сделать микроцефалами, идиотками?

— Так что же? Пусть они будут лучше идиотками, чем тиранами своих мужей, доводимых ими до бешенства.

— Сжимать голову, чтобы задержать развитие мышления. Вот это совсем по-китайски! — с усмешкой проговорил Синтез. — Кстати, эта мера, которой я не могу отказать в оригинальности, практиковалась еще задолго раньше до владычества монгольской расы. Вам, вероятно, небезызвестно, что ваши предки точно также сжимали до невозможности ноги своих девочек, с тою целью, чтобы они, ставши женщинами, чаще сидели дома.

— Знаю. Вероятно, этот именно обычай и подал мысль задерживать развитие мозговой системы у женщин.

— Ну, и средство подействовало?

— Превосходно! Женщины смирились и признали над собою власть мужчин. В семьях снова водворился желанный мир! Через несколько поколений, когда мужчины уже далеко ушли вперед в своем развитии, стеснительное для женщин запрещение было снято. Но они уже не могли нагнать мужчин и навсегда остались менее развитыми. Так окончилось это восстание женщин, грозившее не только рабством мужчин, но и вырождением человечества… Однако, Шин-Чунг, мы заболтались с вами. Пора и ехать. Мы направимся к тому месту, где происходит теперь сообщение между Марсом и Землею. Я нарочно дождался ночи, чтобы спокойнее было ехать, так как в темноте вам будет не так жутко лететь…

— Ну-с, друзья, — обратился потом старец с очками к своим соплеменникам. — Сгруппируйтесь по-прежнему около нашего гостя… Готово? Вперед!

— Где это мы? — спросил Синтез, вдруг почувствовав легкое стеснение в груди и боль в висках.

— На довольно большой высоте от земли. Я хочу показать вам общий вид сношений между планетами.

— А! Здесь воздух реже, значит! Вот отчего я чувствую стеснение в груди.

— Вам больно? Не хотите ли немного спуститься? Что касается нас, то мы настолько привыкли к таким экскурсиям, что не замечаем никакого неудобства.

— Благодарю! Я попрошу вас об этом тогда, когда одышка сделается невыносимой.

— Как вам угодно! Ну, что вы теперь видите под собою?

— Благодаря лунному свету, я различаю под ногами какую-то огромную белую равнину, словно покрытую снегом.

— Иллюзия, действительно, полная… Однако, это не снег, а белая оболочка.

— Что?! Оболочка, покрывающая пространства?

— Да!

— Я недоумеваю…

— Вот еще одна! Вы увидите их много… Ну, еще что видно вам?

— Свет, довольно сильный, но, по-моему, все-таки недостаточный для междупланетных сигналов.

— Далее?

— Вот так странно! — вскричал в ответ Синтез. — Белая равнина исчезла, вместо нее явилось черное пятно… Пятно исчезло… Опять появился свет…

— Хорошо! Сообщения с Марсом, значит, начались! У наших астрономов, как видите, очень хорошие оптические инструменты!

— Так мы около астрономической обсерватории? — произнес Синтез.

— Да, и эта обсерватория — самая лучшая на земле!

— Я бы хотел посетить ее!

— Сейчас, но прежде обратите внимание на тот простой маневр, который применяется при наших сношениях с другими планетами.

Скрывание и появление света на земле между тем повторялись с известной правильностью. Земля делалась то белой, то черной.

Синтез мгновенно понял сущность способа.

— Да это простой оптический телеграф! — вскричал он.

— Простой, если вы хотите, по своей идее, но особенный по своим элементам.

— Объясните, пожалуйста, когда так, устройство его, — попросил заинтересованный Синтез.

— А вот мы спустимся на землю, — тогда вы сразу поймете все, не нуждаясь в объяснениях.

Группа воздушных путешественников стала быстро скользить вниз по отвесному направлению. При этом черное пятно, видимое Синтезом, быстро увеличивалось и вскоре достигло громадных размеров. Наконец, Синтез и его товарищи коснулись земли.

— Там, — продолжал Та-Лао-Йе, указывая на пятно, — находится колоссальная армия, насчитывающая в своих рядах от 150 до 500 тысяч людей.

— Мао-Чин? — с живостью заметил Синтез.

— Нет, Шин-Чунг! Мао-Чин недостойны работать здесь, когда дело идет о нашей научной жизни. Все, которых вы видите теперь перед своими глазами, принадлежат к нашей расе. Приближайтесь… не бойтесь, вы не помешаете!

Следуя любезному приглашению, Синтез медленно приблизился к месту сношений и увидел, действительно, крайне интересное зрелище.

Перед ним, на пространстве сотни квадратных сажень, расстилалась по земле ткань. С одной стороны она была укреплена на земле при помощи двух кольев, с другой — ее держали за концы два человека. Сбоку такого куска ткани находился другой, подобный первому, потом третий, четвертый и т.д., до бесконечного числа. Направо от Синтеза возвышалась большая башня, с вершины которой блистал яркий свет, — при помощи его, вместе с тканью, и производились все сигналы. Дело в том, что одна сторона всех кусков была снежно-белого цвета, а другая — черного, как уголь. «Мозговые» люди, державшие куски ткани за углы, переворачивали их около прикрепленного кольями края то белой, то черной стороной, что производилось с необыкновенной быстротой. В тот момент, когда ткани ложились на землю черною стороною вверх, свет на башне погасал, а когда ткани поворачивались белою стороною, снова появлялся.

Эти маневры повторялись разом тысячами людей в продолжение целого часа. Потом «мозговые» люди вдруг остановились.

— Кончено! — произнес Та-Лао-Йе. — Жители Марса поняли наши сигналы. Теперь нашим астрономам нужно тщательно следить за ответными сигналами и не пропустить ни одного исчезновения света на планете.

— Как, разве жители Марса не приняли вашей системы сигналов при помощи тканей?

— Нет. Конечно, и нам было бы лучше всего пользоваться только одними световыми сигналами, которыми гораздо легче управлять, но наше положение, по отношению к солнцу, не позволяет нам употреблять исключительно этот способ.

— Ах, да, конечно!.. Земля, находясь между Марсом и Солнцем, ведь как бы тонет в солнечном свете. Поэтому никакой искусственный свет, как бы он силен не был, не будет замечен жителями Марса, несмотря на все совершенство их инструментов.

— Понятно… Сигналы с Марса были замечены уже давно нашими предками. Давно уже было доказано, что там периодически появляется и исчезает какой-то искусственный свет. Тогда пробовали было отвечать тем же с земли, но как ни усиливали источники света, — там, очевидно, не замечали их. Вы совершенно правы, что они и не могли быть замечены, так как, относительно Марса, мы стоим к Солнцу как бы спиною.

— Это ясно, как день. Представим себе свет на Марсе, Земле и Венере. С Земли увидят тогда свет Марса, с Венеры свет Земли, но с Марса света Земли не увидят, точно также и с Земли не будет виден свет Венеры.

— Очевидно… Видя всю тщетность усилий, один древний астроном вздумал воспользоваться одним средством, на которое его натолкнуло наблюдение Марса. Заметив, что белые пятна, образованные на полюсах нашего соседа, изменяются сообразно временам года, он вывел отсюда, что можно привлечь внимание его обитателей, изменяя в правильные промежутки времени, какую-нибудь белую поверхность Земли. Теперь эта мысль широко развита у нас. Однако, нужно было много веков, чтобы добиться хороших результатов. Медленно, шаг за шагом, развивалась идея, и то благодаря лишь самоотверженным труженикам, посвятившим ей всю свою жизнь.

— Я и не сомневаюсь в том, что система современных междупланетных сношений не могла явиться сразу…

— Особенно трудно было добиться, чтобы жители Марса поняли наши сигналы.

— Это было действительно трудно.

— Прежде всего нужно было выбрать ровное место, покрытое белым песком. Потом «мозговые» люди, назначенные для опытов, были разделены на группы и снабжены широкими кусками материи, с одной стороны выкрашенной в яркий белый цвет, с другой — в черный. Несмотря на несовершенство снарядов и неопытность первых экспериментаторов, наблюдательные жители Марса заметили сигналы и отвечали тем же. Можете вообразить себе нашу радость, когда мы узнали об этом.

— Очевидно, — прервал Синтез своего собеседника, — обитатели Марса, планеты гораздо более древней и гораздо дальше ушедшей вперед в своем развитии, чем Земля, — давно уже пробовали сноситься с нами. Так думали и в мое время. Я охотно допускаю, что они выставляли нам множество сигналов, которых мы не могли ни видеть, ни истолковать, как следует, вследствие несовершенства наших инструментов.

— Ваша правда. Их попытки восходят к самым отдаленным временам, как это они дали нам знать, когда наши сношения вполне установились.

— Я так и полагал. По моему, жители Марса владели хорошими оптическими инструментами еще в 19 веке. Вероятно, они знали о всех изменениях, которые претерпела Земля, о всех мировых событиях, историю которых вы сообщили мне. Исчезновение стран, разрушение целых городов, иссушение морей, — все это прошло у них на глазах.

— С тех пор, как жители Марса заметили наши сигналы, — продолжал Та-Лао-Йе, — мы постарались прежде всего усовершенствовать свои приборы. С этой целью сначала обширное пространство земли в известном месте было выровнено и сделано горизонтальным; затем заставили Мао-Чин соткать большие, но легкие покрывала; наконец, увеличили число людей, держащих ткани, и начали обучать их новому занятию. А это было нелегко, уверяю вас; заставить четыреста или пятьсот тысяч людей действовать одновременно, по данному сигналу, — это требовало большого навыка. К счастью, высокое развитие «мозговых» людей преодолело все затруднения. Психическая сила позволяет моим соплеменникам перемещаться с быстротою мысли и мгновенно поворачивать с одной стороны на другую свои покрывала. Конечно, люди, организованные подобно вам, не могли бы делать того же самого с такою ловкостью. Вообще все устроилось хорошо, мы успешно подавали свои сигналы, и с Марса нам отвечали тем же. Но тут недоставало одного: нас не понимали. Тогда наши ученые ухитрились найти такую систему нумерации, которая вместе с простою, соединяла в себе все условия совершенства. Эта система состоит из небольшого числа элементарных знаков, расположенных в известном порядке, по правилам размещения. Для примера, я ограничусь только тремя знаками, которые можно нарисовать на песке. Если промежутки между ними считать пропорциональными продолжительности исчезновений белой поверхности, то получим следующее: ……

Точки обозначают здесь: одна — простое затемнение; две — двойное; три — тройное, и т. д.

— Эта система, как вы видите, может продолжаться до бесконечности и таким образом представить множество чисел. Жители Марса сразу поняли ее и отвечали на наши правильные затемнения белой поверхности последовательным появлением и исчезновением света. Таков способ междупланетной телеграфии. Скоро наша метода счисления была усвоена обеими сторонами, после чего приступили к установлению точных сношений. Посредством целой серии чисел, математики нашли возможным строить плоские геометрические фигуры. Обитатели Марса, очевидно, развитые еще более нас, сразу сообразили, в чем дело, и стали быстро переводить наши правильные затемнения в соответствующие числа, а потом в геометрические фигуры.

Синтез, не выказывая ни малейшего признака нетерпения, внимательно слушал это длинное и не совсем понятное объяснение.

— Вы поняли, Шин-Чунг? — спросил его Та-Лао-Йе, кончив свою речь.

— Понял, почтеннейший, и откровенно сознаюсь вам, что этот способ, без сомнения очень замысловатый, все-таки мне кажется, не соответствует вашей цивилизации.

— Конечно, я не решусь сказать, что это самый лучший из всех способов, но зато это наименее худший из всех, практиковавшихся до настоящего времени, и мы довольствуемся пока им.

— Но он должен быть ужасно утомителен.

— Без сомнения, хотя мы давно уже ввели значительные сокращения. К этой медленности, вытекающей из несовершенства нашей системы, следует прибавить еще сравнительно большой промежуток времени, — около 3 минут, — необходимый для того, чтобы наш сигнал был замечен на Марсе, даже когда эта планета находится в ближайшем расстоянии к Земле. Вы понимаете, почему это, Шин-Чунг?

— За кого вы принимаете меня, Та-Лао-Йе, — за ребенка или за Мао-Чин 11880 года? Да, я хорошо знаю, что орбиты, которые описывают Марс и Земля вокруг Солнца, эллипсоидны, так что их оси неравны между собою: наибольшая ось равняется 76000000 верст, а меньшая — около 56000000. Следовательно, свет, пробегающий до 300000 верст в секунду, дойдет до Марса, в первом случае, через 4 минуты 13 секунд, а во втором через 3 мин. 5 сек. Но несколько миллионов верст более или менее, — это не важно! Ах, если бы я некогда имел в своем распоряжении миллиард «мозговых» людей, населяющих теперь землю! Наша планета стала бы тогда владычицею вселенной. И я думал было, что это возможно…

Синтез печально поник головою. Произошла длинная пауза.

— Э! — вдруг проговорил он. — К чему вспоминать о том, что уже навсегда потеряно для меня?! Скажите лучше мне, Та-Лао-Йе, можно ли мне просмотреть отчет о ваших сношениях с Марсом?

— С полным удовольствием, когда только вам будет угодно. Вы можете даже, если вам покажется это приятным, сами заняться наблюдением над ближайшими планетами: мы дадим вам все инструменты, нужные для этого.