Ледяной ад

Буссенар Луи Анри

Часть третья

«ЗОЛОТОЕ МОРЕ»

 

 

ГЛАВА 1

Жалобы репортера. — Восход и закат. — Пятиминутный день. — 45° ниже нуля. — Только не флиртовать! — Выстрел из карабина. — Триумфальное возвращение Жана. — Великий охотник. — Грот. — В дорогу! — В стране холода. — Горькое разочарование.

— Что показывает термометр?

— Сорок пять ниже нуля.

— Только сорок пять?

— Да, только.

— Потеплело, вчера было сорок восемь.

— Потеплело, что и говорить.

— Все-таки на три градуса выше!

— Ну, в отношении мороза я придерживаюсь известной формулы: нет большой разницы между просто плохо и очень плохо.

— Браво, дорогой Поль!

— Браво? Что именно?

— Раз шутишь, значит, не так уж ты замерз.

— Бедный, бедный Редон! Это я — бедный Редон, человек хрупкого здоровья, который чихает при виде мороженого! И вот, упакованный, как эскимос, в меха и шерсть, топчусь на снегу в ожидании восхода солнца. Да я ли это?

— И еще при сорока пяти ниже нуля! Но зачем же ты вылез из теплого спального мешка?

— Потому что уже одиннадцать утра, потому что проспал двадцать четыре часа… потому что надоедает даже сон, а солнце — все же иллюзия тепла и света… Но как оно долго не встает!

— Наберись терпения, все ждут!

В десяти шагах стояла большая, присыпанная снегом палатка, из нее вышли две фигуры в меховой одежде. Понять, мужчины это или женщины, было невозможно. Их освещал пурпурный свет, обычно предварявший появление солнца. Редон и Фортэн склонились в поклоне.

— Здравствуйте, мадемуазель Жанна, — любезно поздоровался Поль.

— Добрый день, мадемуазель Марта, ведь это вы, я не ошибся? — Леон протянул огромную круглую руку в перчатке и меховой рукавице.

— Угадали! Это чудовище действительно я. — Звонкий смех и вправду принадлежал мадемуазель Грандье.

Она тоже протянула закутанную в перчатку и рукавицу руку. Круглые, как шары, ладони молодых людей сблизились в полярном «рукопожатии», напоминавшем приветственный жест боксеров. Поль Редон и Жанна Дюшато здоровались тем же манером. Леон запротестовал против «чудовища».

— Нет, нет, именно чудовище, — прервала молодая девушка. — Мы все напоминаем четверку вставших на задние лапы медведей. Нас почти невозможно отличить в этой одежде — меховые воротники до глаз, шапки до бровей, синие очки…

В это время репортер с поистине медвежьей грацией предложил прелестной канадке согнутую в локте руку:

— Не желаете ли пройтись, мадемуазель, слегка размять ноги?

— Охотно, сударь, блестящий наст так и зовет на прогулку, но лучше бы надеть лыжи.

— Я к ним не привык и боюсь упасть.

— Не бойтесь, падения здесь опасны только для самолюбия, но уж я-то не буду смеяться. Хотите покажу, как ходить на лыжах? Вам понравится, вот увидите. Без них здесь не обойтись.

Девушка говорила с такой заботой и таким участием, что наш репортер чуть не прослезился от умиления.

Марта тем временем оперлась на руку молодого ученого, и обе пары стали медленно ходить по кругу, образованному нагруженными санями и неподвижно сидящими собаками. Так они прогуливались каждое утро. И каждый раз забавлялись одной и той же игрой — узнать друг друга в этой бесформенной меховой оболочке. Ошибки были нередки, что смешило всех четверых и делало еще более веселыми прогулки в разгоравшихся утренних сумерках.

Ветер стих. Из-за горизонта выплыла долька солнечного диска темно-вишневого цвета. Огромное солнце медленно поднялось над розовыми снегами. Красный диск минуту или две оставался неподвижен, затем начал склоняться к горизонту и… скрылся. Это внезапное исчезновение светила, хотя оно повторялось ежедневно, вызвало у зрителей ощущение почти физического дискомфорта. Ах, эти долгие зимние сумерки и еще более длинная зимняя ночь. Казалось, что с уходом солнца жизнь замирала…

— Все! — вздохнул Леон.

— Вот и день прошел, — взгрустнул Поль. — Жди теперь следующего восхода двадцать три часа пятьдесят пять минут. Сейчас вернемся в палатку, скинем кое-что из одежды, приготовим завтрак, погреемся у керосиновой печки, зададим корм собакам, а тем временем мороз усилится, и будешь дрожать уже везде — на улице, в палатке, у печки, в постели… Б-р-р-р! Нелегко достаются сокровища в царстве холода!

— Грех жаловаться. Мы уже добыли золота на сто двадцать тысяч долларов. У каждого в банках Доусон-Сити лежит по сто тысяч франков. Разве не замечательно? — возразил своему другу Фортэн.

— Как посмотреть. По-моему, дело движется слишком медленно.

— Имей же терпение! Дела идут совсем неплохо.

— Ты, как всегда, всем доволен.

— Это потому, что я счастлив. — Леон бросил нежный взгляд на Марту, опиравшуюся на его руку.

— Да, конечно. Но, на мой взгляд, холодновато для счастья. Мои губы покрыты ледяной коркой, а когда я высовываю из палатки нос, он превращается в мороженую картошку и с него слезает шкура. Того и гляди, отвалится. Мадемуазель Жанна, давайте еще походим. Я уже превратился в сосульку.

— Ваш язык чувствует себя превосходно, месье Поль, — засмеялась девушка. — Не в обиду будет сказано, но говорите вы без остановки.

Все четверо расхохотались.

— Вы правы, я болтаю как попугай, которого угостили пирожным с вином. Но, увы, манкирую многими моими обязанностями, — заметил Редон с обычной шутливостью, составлявшей одну из притягательных черт его характера.

— Обязанностями? Какими же? — все еще смеясь, спросила Жанна.

— Веду себя с вами как настоящий эскимос. Вы прелестны, я таю от восторга, но, закутанный до глаз во все эти меховые тряпки, не могу поухаживать как подобает.

— Вы только посмотрите на этого сердцееда!

— Однако для ледышки ты проявляешь слишком большой пыл, — съязвил Леон. — Поздравляю, рад за тебя!

— Но это прекрасно! — возразила хорошенькая канадка. — Значит, в Ледяном аду, как вы называете этот край, живут веселые грешники!

Так, перебрасываясь шутками, компания отошла от лагеря метров на шестьсот.

— Что-то брата долго нет, — озабоченно заговорила молчавшая Марта. — Он слишком молод для столь продолжительных вылазок.

— Не беспокойтесь, — тут же принялась успокаивать ее Жанна. — Он крепкий, смелый, выносливый. В этом возрасте канадские юноши одни уходят в экспедиции, и надолго…

В этот момент из-за низких холмов, цепочкой уходящих на восток, раздался оружейный выстрел.

— Его винчестер! — радостно воскликнула канадка. — И даже вроде бы вижу дымок от выстрела.

— Ну и зрение! — поразился репортер. — Я ничего не вижу. И как это вы отличаете звук карабина юного Грандье от карабинов вашего отца или папаши Лестанга?

— Во-первых, у каждого ружья есть свои особенности, а следовательно, его «голос», как и голос человека, неповторим. Во-вторых, папа и Лестанг вернутся не раньше, чем через два дня. До индейца, который должен отвести нас на Золотую гору, путь неблизкий.

— Я очарован и покорен! — воскликнул Поль. — У вас есть ответ на все вопросы.

Через несколько минут не только Жанна, но и все остальные увидели нашего отважного юношу, спешившего им навстречу. По тому, с какой легкостью он скользил по крепкому насту и с какой непринужденностью носил свой полярный костюм, было видно, что здешние морозы, как, впрочем, и все остальное, не доставляют ему особых хлопот. Лицо молодого человека дышало здоровьем и силой, глаза, не закрытые темными стеклами очков, глядели прямо и твердо: шестнадцатилетний лицеист превратился в смелого и решительного мужчину.

Подъехав, Жан пожал друзьям руки и обнял сестру.

— Ну как охота? — спросил его Леон.

— Прекрасно, сударь, в моем рюкзаке два полярных зайца. Свежее мясо очень кстати, верно?

— Жаркое «под Полярным кругом»! Отнюдь не банальное блюдо! — потирая руки и плотоядно улыбаясь, воскликнул репортер.

— А еще, — продолжал Жан, — у меня роскошный окорок, ливров на двадцать. Думаю, что это был уапити. Он величиной с жеребенка и с большими рогами.

— Вы убили уапити, месье Жан? — удивилась Жанна. — Поздравляю! Самые опытные охотники страшно гордятся, если удается его подстрелить.

— Честное слово, — закричал Редон, — героизм этого юного джентльмена достоин быть воспетым в стихах! Двадцать часов плутать среди снегов, без компаса, только по звездам, пройти столько, сколько и Вечному Жиду не снилось, стрелять из карабина почище героев Купера, спать под чистым небом, когда и белые медведи дрожат от холода…

— Простите, месье Поль, но ночь мне удалось провести в чудесном песчаном гроте, там было вполне терпимо. Я туда перетащил разрубленного на части уапити, заложил вход снегом и теперь хочу на санях привезти всю тушу.

— Вы нашли грот? Это для нас большая удача, — заметил Леон. — Сложим там продукты, а иногда даже будем жить во время поисков «Золотого моря».

— Пещера, как мне показалось, большая. Она находится в склоне высокого холма.

— Далеко отсюда?

— Примерно семь часов хорошего хода на лыжах.

— Значит, на собаках и со всем скарбом мы доберемся туда часов за двенадцать. Что вы об этом думаете, господа?

— Надо скорее туда перебираться, — решительно заявила Марта.

— Да-да, как можно скорее, — поддержала Жанна. — В пещере будет гораздо теплее.

— Ну что же, как только Жан отдохнет, отправимся в путь, — заключил Леон.

— Можно прямо сейчас. — Юноша, казалось, не знал усталости. — Хотя я чертовски проголодался.

— Ну хорошо, тогда перекусим — и за дело, — подытожил Поль.

После плотного завтрака палатка была убрана, вещи упакованы и привязаны к саням. Впрягли собак, и процессия, состоящая из пяти нарт, тронулась в путь.

Первыми нартами управляла Жанна. Остальные, с карабинами через плечо, шли рядом с другими нартами, иногда помогая собакам в трудных местах. Никто не разговаривал, потому что холод был просто отчаянный. Время от времени молодая канадка останавливала свою упряжку, кто-нибудь из мужчин брал короткую лопатку, насыпал горку снега высотой сантиметров пятьдесят, и путь продолжался. Эти холмики должны были послужить вехами для Дюшато и Лестанга, когда они вернутся и пойдут на поиски новой стоянки. Оставался, конечно, санный след, но мог пойти снег. Поэтому прибегли к этому простому и надежному способу.

Путешествие длилось уже несколько часов. Местность понемногу становилась более холмистой. Наступила долгая полярная ночь.

Причудливые тени деревьев исказили лощину, по которой ехали наши друзья, до неузнаваемости. Но Жан с уверенностью бывалого охотника указывал путь. И вскоре в склоне одного из холмов открылся черный зев пещеры.

— Здесь! — Жан остановился.

С радостными возгласами все бросились расчищать вход в пещеру.

Потом быстро распрягли собак, сани расположили полукругом перед входом в пещеру и перенесли в новое жилище предметы первой необходимости. Каждый мечтал лишь о кружке горячего чая и о спальном мешке. Но прежде, конечно, надо было осмотреться.

Узкая на входе, не более полуметра в ширину и метра в высоту, пещера начиналась довольно длинным коридором, который затем расширялся в просторную комнату. Здесь было достаточно тепло, чтобы почувствовать тяжесть меховых одежд. Даже ледышка-Редон, беспрестанно жаловавшийся на холод, заявил, что лучшего и желать нельзя. Остальные же были в полном восторге. А уж заткнув вход меховой шкурой или просто тряпками, здесь можно будет по-настоящему блаженствовать. Тотчас были зажжены керосиновые лампы и печка, и через несколько минут на ней стояла и пускала пар миска со снегом.

Пока готовился чай, Леон по привычке вытащил свой «золотой компас». До сих пор еще ни разу в этих краях стрелка не оставалась неподвижной — настолько чуток был прекрасный инструмент, сделанный руками талантливого ученого. Но здесь Леон впервые, к своему изумлению, увидел, что стрелка не движется. Напрасно он наклонял коробочку в разные стороны, поднимал и опускал, стучал по стеклу, надеясь, что стрелка где-то зацепилась, она оставалась неподвижной. Взволнованный, он решил проверить драгоценный прибор, на котором зиждилось их материальное благополучие. Вынув из мешочка самородок величиной с орех, он поднес его к компасу. Обычно в таком случае стрелка делала резкий скачок и, как приклеенная, следовала за золотым зернышком. Однако сейчас она осталась неподвижной. Неслыханно! Холодный пот выступил на лбу Фортэна. Леониум потерял свое исключительное качество — он стал равнодушен к золоту!

 

ГЛАВА 2

Фанатики золота. — Секрет индейца. — Отъезд. — Караван. — В путь! — Ожидание. — Сопротивление журналиста. — Первая победа. — Подвиги лицеиста. — Жан и Портос. — Пир. — Кошмарное пробуждение. — Смертельная опасность.

Все золотоискатели Клондайка одержимы мечтой найти «Золотое море», богатейший «карман», который, по оптимистическим подсчетам, должен содержать драгоценного металла не менее чем на миллиард долларов.

О «Золотом море» у индейцев существует целая легенда, она стара как мир. Европейцы в нее верят. Многие пытались найти волшебные залежи, долгие годы вынося мучения Ледяного ада. Но тщетно! Настойчивые поиски кончались гибелью смельчаков. И сегодня еще неуемные души едут в эти ледяные пустыни, в одиночку пытаясь вырвать у них манящую тайну. Именно им мы обязаны открытием богатых месторождений золота. Но эти находки, которые сотрясают Золотую Биржу, мало что значат для одержимых, вечно страждущих настичь химеру, имя которой «Золотое море».

Одним из таких фанатиков был Пьер Лестанг. Он посвятил жизнь поискам золотой мечты и, странное дело, действительно мог рассчитывать на успех. И вот почему.

Долгие годы старый Пьер провел среди индейцев племени атна, может быть, наиболее недоверчивых и осторожных по отношению к белым среди всех краснокожих племен. Прожив с ними длительное время, Лестанг добился их товарищеского расположения, но — увы — не доверия. Однако он интуитивно чувствовал, что индейцы скрывают какую-то тайну. Но попробуйте что-нибудь вытянуть из этих людей с медными лицами, если их первая заповедь — держать рот на замке! Так было до предыдущего года, когда Лестангу случилось спасти жизнь вождю племени. Индеец доказал, что люди его расы умеют быть благодарными. Он сделал белого своим другом и открыл ему душу. Зная, что тот всю жизнь бьется в поисках золотого клада, он однажды сказал ему:

«Хочешь найти желтое железо?»

Надо отметить, что слово «железо» обозначает у индейцев металл как таковой, в их словаре нет специальных слов для обозначения различных видов металла: желтое железо — это золото, белое железо — серебро, серое железо — свинец и т. д.

Итак, индеец сказал:

«Хочешь желтого железа? Я отведу тебя в такое место, где его очень много, целые скалы».

Сердце старика забилось. Краснокожий дал понять, что это место очень далеко, добраться до него трудно и опасно, но возможно.

«Это “Золотое море”, конечно, конечно… — бормотал старик золотоискатель. — Нужно немедленно туда отправляться, немедленно».

«Если мой брат хочет, я повинуюсь, идем», — коротко ответил вождь.

Была зима, стояли пятидесятиградусные морозы. Они долго шли, претерпели множество лишений и все же не добрались до заветной цели. Выжили только потому, что ели сначала собак, потом кожаные ремни от нарт, затем мездру меховых одежд. В стойбище вернулись еле живыми. Лестанг понял, что нужна мощная экипировка, чтобы добраться до мечты всей его жизни.

Он покинул индейцев, вернулся на Юкон, нанялся землекопом и стал отчаянно экономить, чтобы снарядить настоящую экспедицию. Случай свел его с нашими компаньонами. Они дружески к нему отнеслись, сделали членом своей маленькой коммуны, а когда их с Дюшато засыпало землей, ухаживали, как за родным, и старый золотоискатель полюбил их всей душой. Чтобы отплатить добром за добро, Пьер Лестанг рассказал все, что знал о «Золотом море», и обещал помощь индейского вождя. Предприятие было по силам этим неунывающим людям. Услышав о возможности добраться до «золотого кармана» Юкона, новые друзья, как и он в свое время, заторопились. К этому подталкивали и обстоятельства.

Хорошо начав, наши друзья оказались перед рядом проблем: во-первых, потеря «золотой корзины», во-вторых, ужасное происшествие в шахте, когда оба канадца едва не распростились с жизнью; затем неожиданное и несправедливое трехмесячное заточение и тысячи франков штрафа. Так были потеряны месяцы летних и осенних работ. Пока Дюшато с Лестангом лежали, перевязанные, в постелях, а Поль с Леоном томились в тюрьме, девушки и Жан ухаживали за больными и старались короткими свиданиями скрасить молодым людям тягостное пребывание под замком. Наконец одних освободили, другие выздоровели, но началась ранняя и очень суровая зима.

С одной стороны, это было удобное время для земляных работ. Но с другой, наши золотодобытчики не чувствовали особого вкуса к такого рода упражнениям. А самое, пожалуй, главное заключалось в том, что окружающие стали питать к ним открытую неприязнь.

Субъекты, в которых молодые французы упорно продолжали видеть Фрэнсиса Бернета и Боба Вилсона, восстановили против них общественное мнение города. Сами же пользовались все возраставшим авторитетом. Клиенты валили толпой, игра не прекращалась ни на час, доходы росли и росли. Случалось, что Фортэн, Редон, Лестанг, Дюшато и Тоби подвергались публичным оскорблениям, перед ними закрылись двери домов, и они никак не могли набрать рабочих к себе на участок.

Нашим друзьям стало ясно, что далее оставаться в Доусон-Сити невозможно. Поэтому они с сожалением продали свои права на участок, выручив за него сто двадцать тысяч долларов. Они были довольны, хотя на самом деле эта концессия стоила вчетверо больше. Развязав себе руки, неустрашимая шестерка под водительством старого золотоискателя решила ринуться на поиски легендарного «моря».

К тяжелому походу нужно было хорошо подготовиться, что они и сделали, быстро, но с умом. Продуктов запасли вдоволь, в одежде и инструментах также не было недостатка, оружие, горючее для печки и ламп, динамит — ничего не забыли. Весь скарб погрузили на шесть нарт, причем каждые сани везли ровно одну шестую всех припасов — необходимая мера предосторожности: в случае гибели одних саней экспедиция не лишалась совсем какого-либо вида груза.

В середине ноября, в очень морозный день экспедиция выступила в путь.

Каждые нарты должна была тянуть упряжка из пяти собак. Но опытный Лестанг решил, чтобы сохранить силы собак, начало пути проделать на лошадях. Один из перевозчиков согласился за тройную плату отвезти груз на расстояние восьмидесяти миль от Доусона. В каждые нарты впрягли лошадь, и караван выступил по толстому, двадцатисантиметровому льду. Сани везли только поклажу, люди же шли пешком — дело нелегкое, требующее силы и привычки. Восемьдесят миль преодолели за шесть дней. Перевозчик с лошадьми вернулся в город. Дальше путешествовали на собаках. Впереди смельчаков ждало много трудностей, но четверо мужчин, две девушки и юноша твердо решили не отступать.

Предполагался следующий план: Лестанг приведет караван как можно ближе к тому месту, где они с индейцем остановились прошлой весной. Там выберут площадку для стоянки. Лестанг и Дюшато на одних нартах направятся в индейскую деревню, где Лестанг отыщет своего друга-вождя. Остальные будут ждать их возвращения. Когда все вновь соберутся вместе, путешествие продолжится под руководством индейца, который и приведет их к «Золотому морю» Юкона.

После пяти недель сверхутомительных усилий первая часть плана была выполнена. Теперь молодые люди и их бесстрашные подруги ждали возвращения старших товарищей, после ухода которых прошло уже две недели. Молодежь жила в палатке, один день сменял другой, не принося с собой никаких событий.

Неподвижность в арктических экспедициях грозит здоровью большими осложнениями. Чтобы их избежать, необходимо как можно больше двигаться. Леон и Марта уходили на длительные прогулки. Они шагали рядышком, под ледяным свинцовым небом, рассказывая друг другу о своем прошлом и вместе строя планы на будущее. Этот, ставший уже традиционным tête à tête при сорока пяти градусах ниже нуля, по всей видимости, приносил им полное удовлетворение.

Поль Редон предпочитал оставаться в палатке около горячей печки, в окружении меховых одеял и сопротивлялся всем попыткам вытащить его на мороз. Понадобились изобретательность и упорство Жанны, чтобы заставить репортера изменить опасный для здоровья образ жизни.

— Месье Поль, — уговаривала она Редона, — вы же не оставите меня бродить одну. Пойдемте, ну немножко мужества.

— Завтра, умоляю, отложим на завтра, — нехотя отвечал из своей берлоги репортер. — Я промерз до костей. На улице, мне кажется, дышишь не воздухом, а иголками.

— Пойдемте, а то мне придется гулять одной.

— Леон и мадемуазель Марта составят вам компанию.

— Они сегодня дежурят и занимаются хозяйством.

— Тогда Жан.

— Жан на охоте.

— Опять?! Да он из железа, что ли, этот мальчишка!

— А вот вы из ваты.

— Да, из ваты, из пеньки, из хлебного мякиша и тому подобное… Вы очень находчивы в нелестных сравнениях, мадемуазель. Оставьте, я не могу и не хочу двигаться. Мне холодно, неужели не видите?

— Я хорошо понимаю, как такой образ жизни вредит здоровью, но если вы этого хотите…

Жанна, которая уже было надела лыжи, снимала их и, вздохнув, устраивалась рядом с Полем.

— Вы не идете? — удивлялся тот.

— Конечно. Я мешаю?

— Ах, что вы, мадемуазель! Мне так хорошо подле вас, ведь вы — единственный луч света в этом царстве холода и мрака.

— Именно поэтому мне отказано в удовольствии пройтись вместе с вами и подышать свежим воздухом?

— Да, я ужасное существо, я вас не стою.

— Не дурачьтесь, месье Поль. Мы же с вами друзья. Не так ли? Поэтому я решила, что, пусть даже во вред своему здоровью, буду сидеть здесь у печки, стану, как и вы, мерзлячкой, начну чихать и кашлять от малейшего ветерка и…

— Ах нет, этого я не позволю!

— Значит, вам неприятна моя компания.

— Ну как можно говорить такое! Просто я не хочу, чтобы вы из-за меня заболели.

— Что же делать? Мое здоровье в ваших руках. — Тон девушки был непривычно серьезен и решителен.

— Только чудовище может принять такую жертву! — воскликнул Поль. — Пойдемте, побежим вдыхать ледяной ветер… Я сделаю все, что захотите!

Это была первая победа мадемуазель Дюшато. Журналист, вызволенный ею из своего добровольного заточения, понемногу привык дышать холодным воздухом и чувствовал себя великолепно. Правда, иногда Редон снова начинал хандрить, но благодаря Жанне он быстро приходил в бодрое расположение духа, и хандра отступала.

Если Поль с трудом привыкал к новым условиям жизни, то юный Грандье, казалось, был рожден для покорения Севера. Он на удивление легко переносил холод и даже, желая испытать себя, пренебрегал необходимыми предосторожностями. Надев легкие меховые лыжи, повесив через плечо ружье, Жан отправлялся на охоту, которая в этих местах была изумительна. Бесконечные снега, морозный колющий воздух и свобода, свобода как крылья несли его по бескрайним равнинам.

Отважный юноша всегда отправлялся на охоту лишь в сопровождении Портоса, ставшего его единственным компаньоном. Двое неразлучных, как их называли, скитались в долгих полярных сумерках, а когда уставали или становилось слишком темно, валились в снег и спали, прижавшись друг к другу. Так изнеженный парижский лицеист превратился в настоящего мужчину и бесстрашного охотника; среди его трофеев были и медведи, и уапити, и даже карибу (этот олень известен тем, что, будучи ранен, он поворачивается мордой к охотнику и распарывает ему живот своими острыми рогами).

Но вернемся к нашим друзьям. Итак, во время одной из своих вылазок Жан набрел на пещеру, которая в условиях суровой зимы была во всех отношениях лучше палатки, ведь каменные стены надежно защищали не только от лютых вьюг, но и от непрошеных гостей, будь то люди или медведи. А если добавить, что в пещере ртутный столбик термометра никогда не опускался ниже 3° (в палатке температура была не выше —15°), то можно себе представить радость бедняги Редона, промерзшего до костей во время пути к новому месту стоянки. Не прошло и часа, как Поль стал скидывать свои меховые одежды одну за другой и с важным видом требовать соломенную шляпу, чесучовый пиджак и легкие туфли…

Пещера тянулась далеко в глубь холмов. Она разветвлялась на три довольно узких коридора, образуя нечто вроде гусиной лапки, глубоко проникавшей в песчаную почву, но друзья решили повременить с изучением темных коридоров, рассудив, что разумнее будет это сделать после того, как они устроятся с полным комфортом в своем новом жилище.

Накормив собак, расположившихся на мелком чистом песке у входа в пещеру, молодые люди решили отпраздновать новоселье; гвоздем программы стал приготовленный на керосиновой печке жареный окорок добытого Жаном уапити. Соблазнительные запахи, источаемые столь изысканной едой, проникли во все уголки пещеры и еще долго после обеда витали в воздухе.

После сытной и вкусной трапезы и веселых разговоров все крепко уснули. Проспав несколько часов, Поль, который лежал в глубине зала, проснулся как от кошмарного сна: что-то невыносимо давило ему на грудь. Он хотел закричать, но не смог издать ни звука, хотел пошевелиться, но тщетно; сердце его стучало как молот, в ушах звенело… Редон с трудом открыл глаза. Невероятно! Быть может, это сон?! Нет, увы, кошмар оказался явью. Из горла журналиста вырвался крик, в ответ прозвучало леденящее душу рычание.

 

ГЛАВА 3

Серый медведь. — Прерванный сон. — Вторжение в спальню. — Выстрелы. — Холодное оружие. — Леон и Жан. — Редон — поле битвы. — Еще один враг. — Героиня. — Хладнокровие. — Смерть гризли.

Серый медведь считается самым большим, самым сильным и агрессивным животным Нового Света. Проворством он не уступает пантере, превосходит в силе бизона, постоянно готов к нападению, бросается со слепой яростью на всякое препятствие. Серого медведя боятся и люди и звери. Случалось, что, буквально изрешеченный пулями, истекая кровью, он догонял скачущую галопом лошадь, убивал ее ударом лапы и в клочья разрывал всадника.

Сила серого медведя безгранична, а живучесть легендарна; пули отскакивают от железных мускулов и толстой шкуры, словно от брони, и убить этого монстра можно, лишь попав в глаз, в ухо или прямо в сердце. При этом охотник должен ухитриться избежать предсмертных «объятий» исполина, поистине страшного в своей агонии. Индеец, которому удалось выскользнуть из его железных лап, с гордостью потом показывает на плечах и груди следы смертельной схватки. К счастью, серый медведь, или гризли, как его называют в этих краях, достаточно редок.

По невероятному совпадению, удобная пещера, в которой с таким комфортом расположилась наша компания, уже была облюбована парой гризли. Они, должно быть, не так давно устроились в одном из коридоров пещеры и приготовились к зимней спячке. Гризли спят зимой чутко и легко выходят из своего полусна. Тепло от печки и аппетитные запахи жареного мяса добрались-таки до медвежьей «спальни» и разбудили их. Не исключено, что обоняние гигантов было также раздражено запахом человека, ведь многие гризли не прочь полакомиться человеческим мясом. Как бы то ни было, один из них поднялся и посреди ночи очутился в лагере.

Весьма возможно, медведь был удивлен изменением обстановки в своем жилище и обилием разных непонятных вещей. Ему явно захотелось познакомиться поближе со всей этой утварью (надо сказать, многие звери чрезвычайно любопытны, а полярные в особенности). Гигант наклонился над одним из живых свертков, закутанных, как и он, в шкуру, и стал трясти, перекатывая его на манер полицейского, который старается разбудить уснувшего пьяницу. Спавший, а это был Редон, проснулся с криком: «Медведь! На помощь!»

Леон одним прыжком выскочил из спального мешка и бросился к ружью. Жан последовал его примеру. Но, увидев, что объектом внимания гризли стал Поль, оба в ужасе закричали. Проснувшись от криков и не понимая в полумраке, что происходит, девушки принялись визжать, да так, что оглушили не только несколько опешивших от неожиданности мужчин, но и ночного посетителя: зверь растерялся и оставил на время свою жертву. Юный Грандье схватил винчестер и взял животное на мушку. Фортэну под руку попался большой и острый нож, которым разделывают туши. С ним он было ринулся на страшного противника, но Жанна, к которой вернулось ее прежнее хладнокровие, воскликнула:

— Остановитесь! Не стреляйте!

Но поздно. Выстрел уже прозвучал, и пещеру затянуло сизым дымом. Жанна увеличила в лампе огонь, чтобы мужчины в полумраке не поранили друг друга. Жан был метким стрелком, пуля попала в голову зверя и раздробила ему челюсть. Однако положение стало еще серьезнее. Разъяренное выстрелом животное с ревом мотало покалеченной головой, из раны хлестала кровь. Стоя на задних лапах, медведь «месил» передними воздух, готовясь к нападению.

Леон бросился к гиганту, одной рукой обхватил его поперек туловища, а другой со всей силой ударил ножом прямо в сердце. Не зная этого, он действовал точь-в-точь как индейцы, когда они, хотя и очень редко, решаются на рукопашную схватку с гризли. Храбрец напряг всю свою недюжинную силу, стараясь удержать навалившуюся на него тушу. Свидетели страшного поединка от неожиданности застыли на месте: тяжелое дыхание, хрип и даже, казалось, треск костей были единственным «музыкальным» сопровождением этой ужасной сцены. И вдруг раздался стон репортера:

— Сжальтесь… нет сил выбраться из мешка… ох!.. вы сейчас меня раздавите… я как поле битвы…

Черный юмор, — а в сложившейся ситуации шутки Редона иначе не назовешь, — вывел из оцепенения юного Грандье. Жан снова выстрелил в упор. Пуля снесла полчерепа чудовища, выбила глаз, подпалила мех. Одновременно с выстрелом Леон ударил ножом в низ живота медведя и резким движением вспорол брюхо. Гризли разжал объятия и покачнулся. Казалось, с опасностью покончено. Девушки, наблюдавшие за драмой с бессильным ужасом, перевели дух. Жан отбросил карабин и кинулся к Леону — помочь выбраться из-под качающейся туши. Редон, запутавшись в спальном мешке, продолжал барахтаться в ногах сражавшихся.

Казалось бы, победа была очевидной, но вдруг как раз тогда, когда с первым гризли бой уже подходил к концу, появился второй.

— Ой! — закричала Марта. — Еще один! Господи, помоги!

Второй гигант оказался еще грандиознее, чем первый. Видимо, это был самец. Шум, выстрелы и вой подруги разъярили его, и он явился к месту схватки, сотрясая своды своим рычанием. Вытянувшись во весь громадный рост, сверкая горящими угольками глаз, раскрыв красную пасть, зверь лапами бил по воздуху и изрыгал звуки, от которых волосы становились дыбом. Когти, длиной не менее десяти сантиметров, несли смерть любому, кто посмеет приблизиться.

Мужчины продолжали бороться с первым агонизирующим монстром, и появившееся чудище осталось один на один с девушками, которых хорошо освещала ярко горевшая лампа. Нервы Марты не были готовы к такому испытанию, от ужаса она почти потеряла сознание. Несколько иначе дела обстояли с Жанной, она была дочерью охотника и с детства привыкла лицом к лицу встречать опасности, которыми изобилует кочевая жизнь. В таких случаях ее смелость и хладнокровие только возрастали, но сейчас под рукой у нее не оказалось оружия. Что же делать?

В это время первый медведь покачнулся в последний раз и рухнул, увлекая за собой Жана и Леона. Падение подруги привлекло внимание второго хищника. Он наклонился и принялся ощупывать ее тело когтистыми лапами, стараясь мордой поднять неподвижную тушу. С редким присутствием духа Жанна использовала дарованную небом передышку. На полу лежали бамбуковые шесты высотой в два с половиной метра, служившие остовом для палатки. Девушка схватила один из них и быстро обмотала конец сушившимся у печки полотенцем. Так же быстро она повернула кран бака с керосином и обильно намочила полотенце горючей жидкостью. Все вместе заняло не больше минуты.

Медведь, между тем опустившийся на четыре лапы, оставил свою неподвижную товарку и вновь повернулся к девушкам. Ближе к нему стояла Марта. Гризли разинул огромную пасть с исполинскими зубами и, рыча, двинулся к ней. Полумертвая от ужаса, девушка упала на колени, ноги ее не держали. Жанна торопливо зажгла свой импровизированный факел; пламя ослепило медведя, но вместо того, чтобы отступить, он еще громче зарычал и шагнул вперед. Канадка тоже сделала движение навстречу и изо всех сил сунула факел в разверстую пасть. Зверь взревел от страшной боли. Шерсть на морде задымилась; нёбо, горло, глотка и даже бронхи были не просто опалены, они горели, трещали, полыхали. Исполин дышал огнем и изрыгал пламя. Девушка вытащила шест из его пасти, но полотенце там застряло и продолжало гореть. Гризли катался по земле, извивался, скреб лапами морду, поднимался и снова падал, выл и кашлял. Пытка продолжалась не более минуты. Медведь еще раз дернулся и затих. Смертельная опасность миновала.

Леон, залитый кровью заколотого медведя, выбрался наконец из-под туши. Жану тоже удалось освободиться. На них не оказалось ни царапины. Марта была счастлива увидеть брата и дорогого ее сердцу Леона невредимыми. Услышав слабый голос Редона и поняв, что все чудом остались живы, девушка со слезами бросилась в объятия подруги.

— Дорогая, вы нас спасли. — Голос Марты прерывался от рыданий. — Без вас мы погибли бы.

Молодые люди в пылу борьбы даже не заметили появления еще одного гризли. Марта в нескольких словах описала вторую часть драмы. Жанна улыбалась, пожимала протянутые ей руки и не могла скрыть радости от своего удачного вмешательства в бурные события.

— Делала что могла. А как вы, месье Поль? — обратилась она к репортеру.

— Ах, не спрашивайте, — слабо отозвался страдалец. — У меня такое чувство, что по мне прошлись катком и я стал плоский, как камбала. К сожалению, этим и ограничилась моя роль в «битве богов».

Два мохнатых исполинских тела еще сотрясали конвульсии.

— Мне и не думалось, что существуют такие гиганты. — Жан был поражен размерами убитых животных.

— Здесь больше десяти центнеров мяса, — заметил Леон, — так что о еде можно не думать до весны. А какие превосходные шкуры!

Жан поежился:

— Только сейчас я понимаю, как нам крупно повезло. Подумать только — ни одной царапины. Невероятно!

Редон ходил взад и вперед по пещере, растирая помятые грудь и плечи. Похоже, он в первый раз забыл о холоде.

— Мы словно коллекционируем невероятные истории, — говорил он, разводя руками. — От первого появления «Красной Звезды» и до этого последнего события мы участвовали в веренице самых удивительных приключений.

При словах «Красная Звезда» Леон вздрогнул. Помолчав, он сказал:

— Конечно, история с гризли ужасна. Но я сотню раз предпочел бы иметь дело с ними, чем с кавалерами Красной Звезды.

— Не думаю, что эти бандиты теперь для нас опасны, — возразил Поль. — В Доусоне им подвернулось свое «золотое море». Они о нас и не помышляют.

— Поживем — увидим, — задумчиво покачал головой Леон.

 

ГЛАВА 4

Возвращение. — Краснокожий брат. — Ожерелье великого охотника. — Беседа за грогом. — Не зная усталости. — В дороге. — Ожог холодом. — Стрелка снова движется. — Сомнения. — Противоположное направление. — Кто прав? — Здесь! — говорит индеец.

Прошло четыре дня или, скорее, четыре ночи по двадцать три часа пятьдесят пять минут. Новые жители пещеры чувствовали себя неплохо. Единственным, что угнетало их тела и души, были вечные сумерки, в которых все живое напоминает тени царства мертвых, а голос тонет в снежной вате.

Сияние звезд, восходы и закаты мало разнообразят тягостную тьму. Необходимо противостоять этому наваждению, двигаться, стряхнуть одуряющий мертвый покой, но он цепко охватывает вашу душу, ввергая в опасное сонливое забытье. Единственное развлечение здесь — краткое путешествие солнца по небу, но даже и оно должно было вскоре прекратиться. Дневное светило все быстрее катилось по небосводу, а ночь становилась все длиннее.

Итак, прошло четыре дня после сражения с гризли. Их освежеванные туши, разрубленные на четыре части, успели заморозиться в камень и были аккуратно сложены в «прихожей». Здесь им не грозило ни тепло очага, ни случайный хищный гость.

Обитатели пещеры спали, когда снаружи послышались голоса и лай собак. Все проснулись и с радостными криками бросились навстречу прибывшим. Объятия, возгласы, расспросы… Только Портос рычал, давая понять, что в доме чужой. И действительно, Дюшато и Лестанг, а это были они, вернулись с гостем.

Быстро распрягли собак, поставили сани, и новоприбывшие медленно, чтобы с непривычки не задохнуться от тепла, вошли в натопленную «комнату». Объятия возобновились с еще большим жаром, вопросы сыпались градом.

— Всему свое время, — отбивался Дюшато. — А сейчас позвольте представить вам нашего друга, Серого Медведя. Он знает секрет «Золотого моря» и согласен им поделиться.

— Смотри-ка! Серый Медведь, вот совпадение! — воскликнул Редон.

Это был истинный краснокожий, с орлиным профилем, медным лицом, черными и блестящими узкими глазами и железными мышцами. Он был одет очень легко — в охотничью блузу, брюки с характерной бахромой по низу и тонкий плащ, застегнутый впереди, как на пуговицу, на кусок отполированной кости.

— Черт возьми, не скажешь, что мерзляк, — хмыкнул журналист. В этот момент он заметил на шее у гостя великолепное ожерелье из медвежьих когтей. — Ожерелье победителя! — с уважением произнес он. — Впрочем, мы сами здесь сплошь герои. Недавно убили двух серых медведей.

— Это меня не удивляет, вы храбрые молодцы, — отозвался Лестанг. — Расскажите-ка!

Жанна и Марта в это время подавали дымящийся грог. Индеец, немало поживший с канадскими охотниками, немного понимал по-французски. При словах Редона он выпрямился и воскликнул гортанным голосом:

— О, мой белый брат убил двух медведей?! Мой белый брат великий охотник!

— Господи, да он и впрямь говорит как герои Купера и Майн Рида! — в восхищении воскликнул журналист. — О нет, дорогой друг, этот подвиг, увы, совершил не я. Герои — мадемуазель Дюшато, мой друг Леон Фортэн (прекрасный галльский воин, к тому же ученый и медик) и вот этот блестящий юноша, охотник и победитель.

Индеец важно кивал головой. Храбрец заслужил свое прозвище, уложив один на один серого хищника, когти которого теперь украшали его шею. Он проникся уважением и симпатией к белым и особенно к девушкам, совершившим немалый подвиг. Он поинтересовался подробностями и, пока Редон рассказывал, издавал гортанные возгласы, выражая восхищение. Затем заговорили о приключениях вообще, ну и, естественно, вспомнили о золоте. Индеец, язык которого мало-помалу развязался, а обычная сдержанность растопилась грогом и теплом дружеской встречи, охотно поддержал эту тему.

— О, желтое железо… Его там много, целые горы… — Он поднял руку на полметра от пола. — Вот столько и еще больше… Братья увидят сами.

Оба пожилых канадца радовались как дети.

— Просто слов не нахожу… То самое «Золотое море»! — восклицал Лестанг. — Сколько я его искал… Но на этот раз оно от меня не уйдет!

— И все это золотишко будет наше! — потирал руки Дюшато.

— Еще нужно проверить, — качал головой Фортэн.

Но индеец был так убедителен, а все настолько увлеклись сверкающей мечтой, что на предостережения Леона никто не обратил внимания. Слушая восторженные речи своих друзей, молодой ученый думал: «Чтобы золото залегало вот так, массивом… что-то сомнительно, по крайней мере, из ряда вон… Но, однако, бывают чудеса… Во всяком случае, если стрелка компаса пробудится, мне будет интересно, на каком расстоянии этот золотой склад на нее подействует. Покуда он действует на головы моих друзей и, похоже, на мою собственную».

Журналист спросил у индейца, далеко ли сокровище. Узнав, что «Золотое море» находится в пятнадцати днях пути, потребовал уточнить, о каких днях идет речь — о зимних, пятиминутных, или летних, когда солнце месяцами почти не покидает небосклон. Индеец улыбнулся, что означало у него высшую степень веселья, и ответил:

— Ни длинные, ни короткие.

— Значит, средние дни?! — обрадовался репортер. — Немедленно выступаем! Такая жизнь мне уже надоела, сыт по горло! И раз уж беготня по снегу на морозе непременно приведет нас к неслыханным богатствам, пусть это будет поскорее.

По-прежнему невозмутимый индеец, грог которого становился все крепче благодаря подливаемому виски, спокойно согласился выступить немедленно, если бледнолицый так желает.

— Но вы, возможно, устали, — высказал предположение Редон.

В первый раз индеец расхохотался так, будто журналист чрезвычайно удачно сострил.

— А вы, месье Дюшато? Вы, папаша Лестанг?

— Никогда! — гордо крикнули хором железные люди, по бородам которых еще стекали капли от растаявших сосулек.

— И не пожалеете о теплой и уютной пещере, о сытой и спокойной жизни?

— Ни в коем случае! «Золотое море»! Вы шутите? Да одна мысль о нем жжет нам пятки.

— А вы, милые дамы? Согласны ехать немедленно или хотите повременить?

— Думаю, чем скорее, тем лучше. — Голос Марты был тверд.

— Я тоже так считаю, — эхом отозвалась Жанна.

Поскольку Леон с Жаном поддержали общее настроение, сборы решили не откладывать. Путешествовать собирались не больше месяца, поэтому часть вещей, закопав в песок, оставили в пещере, а куски медвежьих туш, чтобы было чем перекусить по возвращении, погребли под кучами снега. Затем были надеты эскимосские одежды, собаки впряжены в нарты, и компания пустилась в путь, рассчитывая не более чем через месяц вернуться доживать зиму в своей пещере.

Наст потрескивал под лыжами и нартами, собаки весело бежали, свернув хвосты бубликами. Мороз был трескучий, и Редон спрашивал себя, не опасна ли для жизни такая прогулка. Несмотря на быструю ходьбу и множество одежд, казалось, что кровь от холода вот-вот остановится, а сердце перестанет биться. Посмотрев на термометр, привязанный к передним нартам, журналист с ужасом увидел, что он показывает 50° ниже нуля. Бедняга совсем пал духом.

— Да не смотрите на него! — в сердцах воскликнул папаша Лестанг. — Вы замерзаете от одних цифр. Поглядите лучше, что индеец вытворяет!

— Но это же самоубийство! — ужаснувшись увиденному, воскликнул Редон.

Серый Медведь действительно предавался странному занятию. Отойдя из стыдливости на несколько десятков метров, индеец скинул свою легкую одежду и остался совершенно голым. Его силуэт слабо вырисовывался в густых сумерках. Вдруг он принялся кататься по снегу, с наслаждением закапываясь в него, барахтаясь, ныряя, как в воду, и выныривая… И это в трескучий мороз, который сковывает реки толстым панцирем льда и раскалывает деревья и камни. «Купанье» длилось целых две минуты! Редон не мог поверить своим глазам. Взбодренный снежной ванной, индеец между тем натянул на себя одежду, догнал караван и снова занял свое место во главе процессии. Он тяжело дышал, от него шел пар.

— Ну как? — спросил, клацая зубами, журналист.

— Теперь слишком жарко, — серьезно ответил краснокожий.

Итак, путешествие продолжалось. Озабоченный странным поведением компаса, Леон захотел проверить его еще раз. Аппаратик на никелевой цепочке был спрятан во внутреннем кармане, застегнутом на пуговицу. Пришлось снять рукавицу и обе пары перчаток, но температура воздуха резко остудила извлеченную из-под одежд металлическую коробочку, и Фортэн получил настоящий ожог; кожа на подушечках пальцев сморщилась, как от прикосновения к раскаленному утюгу. Он быстро надел перчатки и с любопытством уставился на стрелку. Она колебалась и, похоже, вернула себе утраченные способности. Леон подумал, что все это весьма странно, хотя и обрадовался пробуждению компаса. Колебания стрелки были незначительными, и она сразу возвращалась в исходное положение. Леон попытался несколько раз повернуть компас, чтобы заставить стрелку сильнее отклониться, но безуспешно. Она миллиметра на два уходила в сторону, затем возвращалась в прежнюю позицию, делала несколько горизонтальных движений и замирала. Верная коробочка, которая до сих пор ни разу не подводила своего хозяина, упорно показывала туда, откуда шла экспедиция, — на Медвежью пещеру!

Леон спрятал компас и догнал свои нарты. Что-то здесь было не так. Куда ведет их этот уверенный в себе индеец? Можно ли на него полагаться? Не заведет ли он их в ловушку, чтобы захватить сани и снаряжение, которые для него в сто раз соблазнительнее, чем все золото мира? Бесспорно одно — в регионе присутствует большая золотая масса. Но кто прав — хитрый краснокожий или маленький аппаратик, такой хрупкий, но надежный?

Размышляя таким образом, Фортэн подумал о старой дружбе индейского охотника и папаши Лестанга. Нет, индеец не может обманывать. Ведь он не знал заранее о приходе старого приятеля и об их экспедиции. Но все-таки откуда у стрелки это упорство, почему она неумолимо показывает на место, от которого они удаляются с каждым шагом? Ученый решил, что после непонятной поломки в пещере компас заработал в «обратном смысле», показывая противоположное направление, как это бывает с обычными магнитными компасами после сильной бури.

Несколько часов изнурительной ходьбы заставили наконец экспедицию остановиться на отдых позади большой снежной гряды. Собак распрягли. Тем, что шли в первой упряжке, перебинтовали израненные лапы. Быстро поставили шелковую палатку и разожгли печку. Сраженные усталостью, едва отстегнув лыжи, путешественники повалились на спальные мешки. Конечно, все были голодны, но больше всего хотелось пить.

Блажен, кто не знает иссушающей жажды полярных широт! Она еще губительнее жажды песчаных пустынь, потому что на каждом шагу предлагает средство для ее утоления — снег. И горе не сумевшему совладать с собой! Поначалу испытываешь блаженство, но этот миг краток. На смену ему приходит ощущение жара во рту, горло немилосердно жжет, трескается язык. Невыносимые муки! Никто из компании не поддался искушению: все с нетерпением ждали горячего грога, который утолит жажду и восстановит силы. Потом путники поели консервов. Но какого труда стоило вскрыть и опорожнить окаменевшие банки, сварить замерзшую сушеную картошку и овощи…

В палатке вскоре стало вполне терпимо, светила лампа, и члены экспедиции, усевшись в кружок на спальных мешках, ели и вполголоса разговаривали. Все очень устали, страшно хотелось спать. Даже шутки Редона, пытавшегося взбодрить спутников, не вызывали обычного смеха. Пар от дыхания людей собирался под крышей палатки и постепенно осаждался на ткани в виде капель, которые быстро застывали, превращаясь в блестящие сосульки, бахромой покрывая потолок. Очень красиво при свете лампы, но что за украшение для спальни? Тем не менее каждый зарылся в меховой мешок, свернулся калачиком, чтобы сохранить тепло, и все заснули.

Печка была заряжена на двадцать четыре часа горения. Ее пламя и маленькая лампа смутно освещали лежащих. Снаружи спали собаки, сбившись в кучу в глубоком снегу, иногда повизгивая во сне и кусая соседа. Индеец, которому не по нутру был запах керосина, устроился прямо на снегу рядом с собаками. Он уступил просьбам и согласился завернуться в медвежью шкуру, но она его стесняла, и время от времени Серый Медведь вставал, чтобы освежиться. После восьмичасового сна индеец тихонько разбудил Лестанга и Дюшато. Те поднесли ему «рюмочку» и стали готовить завтрак. Процедура оказалась весьма шумной, так что сони стали один за другим потягиваться в своих спальных мешках. «Добрый день!», «Доброе утро!» — слышалось со всех сторон.

— Но послушай, Марта, может быть, лучше сказать «добрый вечер»? Мы ведь действительно не знаем, утро сейчас или ночь, — смеялся юный Грандье.

— Куда ты, братик?

— На улицу, обтереться снегом, как краснокожий. Пойдете со мной, месье Поль?

— Нет, этот мальчишка точно хочет моей смерти! Дорогой мой, я бы сейчас охотно согласился занять место на костре святого Лаврентия. Прекрасная вещь — раскаленные угли!

Через несколько минут Жан вернулся: грудь, плечи, руки горели огнем. Серый Медведь смотрел на юношу с уважением и крепко пожал ему руку:

— Мой молодой друг очень храбр, он не боится холода. Кто не боится мороза, тот не боится ничего. Он станет великим вождем.

Жана распирало от гордости, он по праву чувствовал себя героем.

Сели завтракать. Глядя на то, с каким усердием Поль расправляется с завтраком, Леон, сидевший рядом, со смехом заметил, что побаивается за свою жизнь.

— Этот мороз вылечит любое несварение, — парировал с полным ртом репортер. — В Париже мой бедный желудок был испорчен ужинами, аперитивами, тонизирующими таблетками и разными снадобьями. Я не ел, я щипал, клевал… медикаменты меня неминуемо угробили бы. А теперь у вашего покорного слуги волчий аппетит. Жаль только, что лекарство такое невозможно холодное!

Все хохотали; действительно, жалобная мина, которую Поль состроил, не переставая жевать, была уморительна.

Покончив с едой, снова нагрузили и запрягли нарты.

— Вперед! — раздался клич предводителя, и поезд тронулся.

Один час походил на другой, одна стоянка на другую, каждый день повторял предыдущие. Та же белая плоская равнина, те же тени и то же великое безмолвие. Три, четыре, пять дней протекли в густых сумерках, иссушающих душу и разрушающих волю и тело. Путники механически переставляли ноги. Шли, потому что опасно останавливаться, потому что уже невозможно вернуться, потому что нужно бороться с холодом, который коварно забирается под одежду и кусает кожу.

Леон снова вытащил компас. Стрелка по-прежнему указывала назад, на Медвежью пещеру, ни на йоту не поворачиваясь вперед, куда вел краснокожий вождь.

На шестой день, не выдержав, Фортэн поделился сомнениями с Мартой, попросив сохранить тайну. Девушка удивилась, затем обеспокоилась и заподозрила индейца в нечестной игре. В это время процессия проходила по местности, сплошь усеянной большими камнями, среди которых приходилось с трудом протискиваться. Марта заметила, что это было идеальное место для западни. Но поскольку нападения не последовало, молодые люди решили, что врет все же компас, а не Серый Медведь.

Прошло еще два дня. Препятствия на пути умножились. Приходилось взбираться на холмы и скалы, спускаться, сворачивать то вправо, то влево. Сани застревали на подъемах, стремглав летели на спусках, цеплялись на поворотах. Приходилось тащить, толкать, выбиваться из сил, помогая бедным собакам. Вскоре пошли настоящие горы. Канадцы ни на секунду не усомнились в своем проводнике. Индеец подбадривал отстающих и, как всегда, был уверен в себе. Наконец дорога привела в огромный тупик. Путь преграждала каменная стена, дальше двигаться было некуда. Индеец остановился, выпрямился во весь свой немалый рост и вытянул руку.

— Белые братья! Я выполнил свой долг, — торжественно произнес он. — Посмотрите, здесь страна желтого металла.

Северная заря, разгораясь, бросила на утесы кровавые блики. Фантастическая картина, представшая взору путников, накладывала на уста печать молчания. Однако через несколько минут все зашевелились.

— Фейерверк, пожалуйста, чтобы отметить г-р-р-рандиозный успех! — пробормотал верный себе Редон.

— «Золотое море», — благоговейно прошептал Дюшато.

— Я искал его двадцать лет! — Папаша Лестанг вытирал счастливые слезы.

— Богатство… наше счастье… свобода… — шептала Марта, прижимаясь к Леону.

И только ученый, который никак не мог забыть о стрелке, неколебимо указывавшей назад, покачал головой:

— Кто знает!

 

ГЛАВА 5

Опять золотая лихорадка. — Безумие. — Предвкушение. — Взрыв. — Разлетевшаяся скала. — Изумление. — Разочарование. — Медь! — Легенда об Эльдорадо.

Во второй раз за время пребывания на Севере всех охватила золотая лихорадка. Кроме, пожалуй, индейца, для которого ценность металла определялась только тем, что из него можно изготовить, а также Леона Фортэна, ученого и интеллектуала. Первый оставался равнодушен, потому что не знал ничего, второй — потому что знал слишком много. Остальных подхватил ветер золотого безумия. Все было разом забыто — усталость, опасности, лишения, даже ежеминутная пытка холодом. Полярная заря продолжала разгораться, и под ее пурпурными лучами в каменной стене поблескивал желтый металл, слой которого достигал полуметра. Словно дразня разгоряченное воображение, он ярко светился и казался очень чистым. Индеец говорил правду. Это была настоящая металлическая волна, застывшая здесь когда-то. Феноменальное явление! Залежи уходили метра на три вглубь и в настоящий момент были недоступны.

Папаша Лестанг подпрыгивал и вертелся от нетерпения. Дюшато тоже потерял голову. Он попробовал взобраться на стену, сорвался и топтался на месте, выкрикивая бессвязные фразы.

Жан и Поль, натуры более утонченные, предавались восторгу иначе. Юноша схватил винчестер и расстрелял в воздух все патроны. Когда они кончились, Жан, отбросив ружье, взялся с журналистом за руки, и они закружились на снегу. Один затянул тирольскую песню, а другой кричал во все горло: «Да здравствует Америка! Да здравствует золото! Да здравствуют все! Да здравствуем мы!»

— Совсем взбесились, — грустно шепнул Леон Марте, наблюдая общее помешательство.

— Естественно в такой момент, разве нет? — возразила девушка. Она сама была взволнована, и ей с трудом удавалось держать себя в руках. — А вы, дорогой, разве остались равнодушны?

— Эта груда металла меня совершенно не трогает.

— Ах, посмотрите, как они скачут, хватаются за руки… Настоящие медведи в экстазе! — смеялась мадемуазель Грандье. — А вот этот — мудрец. — И она показала на прислонившегося к скале индейца.

Надо сказать, что в горячке ликования никто не подумал поблагодарить вольного охотника. Тем временем заря стала гаснуть, яркие блики больше не золотили металл, на небе снова зажглись звезды. К людям вернулся разум, и журналист вытер лоб:

— Уф, как жарко! То ли от радости, то ли от плясок, но я не чувствую больше мороза.

— Давайте подумаем, как нам отбить кусочек золота. — Навязчивая идея не покидала Дюшато.

— Да-да, — подхватил старик, — давайте, я хочу подержать его в руках, погладить!

— Но как?

— Инструментом здесь ничего не сделаешь, этот гранит тверже наших ломов.

— Я бы изгрыз его зубами, ногтями расцарапал бы…

— Бесполезно, — отрезал Фортэн. — А вот динамитный заряд отколет от утеса изрядный кусок.

Все засуетились. Вообще-то мысль была не нова. На Клондайке часто прибегают к этому средству, когда больше невмоготу копаться с киркой и лопатой, поэтому наши друзья захватили с собой все необходимое для работ с динамитом.

Стали согревать под одеждой патроны. Дюшато и старый канадец принялись искать у подножия скалы расщелину, чтобы использовать ее для зарядов. Леон разложил их в намеченных местах, подвел бикфордов шнур и скомандовал убрать нарты и собак. В мгновение ока пространство было очищено, все отошли на безопасное расстояние, и Фортэн, не торопясь, поджег пять шнуров, ведшие к пяти патронам. Удостоверившись, что все пять горят как надо, ученый неспешно присоединился к зрителям.

Прошло четыре минуты. Все затаили дыхание. Вдруг земля дрогнула и покачнулась под снегом, в глубине тупика взметнулся столб белого дыма, раздались один за другим несколько взрывов. В стороны брызнули осколки, собаки в ужасе завыли и бросились бежать. Люди, напротив, кинулись к месту взрыва. Динамит поработал на славу; часть утеса обвалилась, его черные и дымящиеся обломки усыпали снег. Металлический слой был нарушен, и булыжники из металла лежали на земле, желтея изломами. Индеец не верил своим глазам. Оглушенный, что-то бормоча, он смотрел на хаос, сотворенный его новыми друзьями. Все бросились к особенно крупному блоку. Безумие готово было возобновиться, но холодный тон Леона и сказанные им несколько слов остановили изъявления восторга. Ученый наклонился, подобрал кусок величиной с орех и внимательно его рассмотрел.

— Цвет не тот и выглядит не так, — заключил он.

Вокруг него сжались кулаки, забились в тревоге сердца. Леон сильно потер металл о свою меховую парку, чтобы разогреть его, и понюхал:

— Не тот запах!

У папаши Лестанга задрожали руки.

— Месье Леон, что же это? Не пугайте меня… Ведь перед нами «Золотое море», правда? Ну, пожалуйста, скажите… — умолял он, заикаясь.

— Увы, мой бедный друг, — вздохнул Леон, — боюсь, я всех разочарую. Это не золото, это медь.

Старый канадец был вне себя.

— А ведь это самое крупное месторождение меди в мире, я полагаю, — продолжал ученый. Поведение стрелки подготовило его к сюрпризам.

— Медь! — закричал Дюшато. — Но тогда этот индеец просто негодяй и обманщик! Он что, посмеялся над нами?

— Но ты уверен, что не ошибаешься? — Репортер тоже был удручен. — Смотри, как металл блестит, какой чистый у него цвет, гораздо ярче, чем у «корзины с апельсинами». Докажи нам, что это не золото.

— Пожалуйста. Знаешь, что такое «пробный камень»?

— Смутно.

— Это очень крепкий базальт, на котором проверяют истинность золота. Подозрительный металл трут о камень, на нем остается легкий желтый след. На след капают хлоргидритом. Если это действительно золото, след остается, если, например, медь, след исчезает, потому что она растворяется в кислоте. Хлоргидрит у нас есть, сейчас попробуем.

— Не беспокойтесь, месье Леон, — вмешался папаша Лестанг, — я двадцать лет ищу золото и вижу теперь, что вы абсолютно правы. Это медь, стоит только попробовать на вкус. И вообще, как можно было спутать ее с золотом?! В первый момент, — продолжал старик, — я старался убедить себя, что мы нашли «Золотое море». Ведь я так долго за ним ходил, почти четверть века…

— Вина индейца! — продолжал настаивать Дюшато, которому нужно было выплеснуть на кого-нибудь свое разочарование.

Он повернулся к ничего не понимавшему Серому Медведю и закричал на него:

— Ты, обманщик, обещал золото, а подсунул медь?!

— Золото?.. Медь?.. Не понимаю, — качал головой индеец. — Я сказал Лестангу, что знаю место, где много желтого металла. Это металл? Металл. Желтый? Желтый. Его много!

— Но один стоит полторы тысячи за ливр, а другой пятьдесят су, — втолковывал канадец.

— Не в этом дело, — упорствовал индеец. — Сдержал я слово привести моих белых друзей в место, где много желтого металла? Отвечай!

— Сдержал, — нехотя признал Дюшато.

— Тогда на что ты жалуешься?

— Да пойми, то золото, а то медь. Один металл драгоценный, а другой нет.

— Для меня между желтыми металлами нет разницы. Медь! Золото! Не понимаю.

— И из-за этого мы вытерпели столько мучений! — Лестанг все еще не мог прийти в себя. — Однако легенда о «Золотом море» существует, и в ней правда!

— Боюсь, дружище, что эта легенда так же врет, как сотни других, — мягко сказал Леон. — «Золотое море», Эльдорадо ледяных пустынь… Мираж, мечта… Эльдорадо… Вы не знаете, что это значит? Я расскажу, но только коротко, потому что здесь, скажем прямо, холодновато.

Все приготовились слушать.

— Около экватора, в Кайенне…

— Там, по крайней мере, тепло, — перебил журналист.

— Даже слишком. Так вот, по легенде, в Кайенне находился таинственный дворец — El Dorado — золотой дворец одного вождя. Дворец был из массивного золота: стены, мебель, украшения… все было золотое, включая статуи в человеческий рост. Его искали веками, легенда об Эльдорадо унесла много жизней. Однажды нашли, но что? Просторный грот, своды покоились на многочисленных сталактитах. Все блистало, как золото, но золота в пещере не было; стены, колонны, даже люди были покрыты алюмосиликатным порошком. Слышите? Никакого золота! Весь блеск Эльдорадо не стоил и тысячи франков. «El Dorado», «Mer de l’or» — легенда экваториального юга, легенда Заполярья… Здесь медь, там алюминий, но везде разочарование.

Редон ворчливо подытожил:

— Да, невесело. Мечты на ветер. Раз «Золотого моря» нет, так и гнаться вроде не за чем.

— Лучше всего о нем больше не думать, — как всегда разумно решила Марта. — Забудем, согласны?

— Конечно, — поддержала ее подруга. — Забудем о прошлом и заглянем в будущее.

— Ты права, моя девочка, — вздохнул Дюшато, — твои слова возвращают меня к действительности. Я совсем с ума сошел, обвинив индейца в обмане. Ему обещано вознаграждение, нельзя нарушать слово, не так ли?

Все поддержали. Тогда Дюшато, повернувшись к неподвижному, как изваяние, краснокожему, сказал:

— Брат, ты сдержал слово. Не твоя вина, если мы не поняли друг друга. Видишь эти сани с собаками, провизией и инструментами? Они твои, ты их заслужил.

Подобный подарок в Заполярье, такие богатства! Для индейцев, у которых почти нет собственности, это было неслыханно. Нагруженные нарты делали его самым богатым во всех окрестных стойбищах, эдаким арктическим Ротшильдом! Серый Медведь был потрясен. Минуту постояв неподвижно, он бросился к собакам, стал их ласкать, приподнял сани и обернулся к кучке людей, наблюдавших за ним с дружескими улыбками:

— О добрые белые… Серый Медведь никогда не забудет… Краснокожий друг белого… Прощайте!

Не медля и минуты, индеец прикрикнул на собак и скрылся в темноте.

— А что нам делать? — вздохнул Редон.

— Как можно скорее вернуться в Медвежью пещеру, — ответили все разом.

 

ГЛАВА 6

Стая волков. — Бой. — Резня. — Редон греет себе пальцы. — Отступление. — Страшный пир. — Новое нападение. — Катастрофа. — Тягловая сила. — В Медвежьей пещере. — Пропавшие.

Возвращение внушало страх. Мороз держался не менее 50°, ясное небо не предвещало потепления. Надежда и возбуждение, поддерживавшие силы друзей на пути к «Золотому морю», улетучились. Все, даже неутомимые канадцы почувствовали усталость и страшный холод. Люди угрюмо плелись по белой равнине, как разбитая армия после тяжелого поражения. Казалось, сама природа ополчилась против них: еще одним испытанием на прочность по дороге назад стало нападение волков.

Арктические волки занимают особое место в зверином царстве. Быстрые как ветер, жестокие и злые, всегда голодные, они обладают удивительным чутьем и улавливают запахи живого на расстоянии нескольких километров.

В темноте, окружавшей путников, послышался хриплый вой, прерываемый коротким лаем.

— К оружию! — услышав грозные голоса, воскликнул испуганно Дюшато, а он был неробкого десятка.

На Севере не расстаются с ружьем, носят его заряженным через плечо. Так что мужчины были готовы к бою. Ружья девушек лежали на нартах на расстоянии вытянутой руки. Собаки, услышав вой, сразу остановились и сбились в кучу за нартами. Снова раздался голос канадца, призывавшего беречь патроны.

В сумерках появились движущиеся тени, вспыхивали раскаленные угольки глаз. Волков было много, не менее двухсот. Издав охотничий клич, они бросились на людей. Мужчины и девушки расположились полукругом, наставив на нападающих скорострельные ружья с боем на пятьдесят метров. Выстрел Дюшато свалил первого волка. Затем одновременно заговорили несколько ружей, и полдюжины матерых хищников ткнулись головами в снег. Грохот выстрелов и огонь, вырывавшийся из дул, напугали стаю, она в нерешительности остановилась.

Воспользовавшись минутной заминкой, стрелки́ перезарядили оружие. Взвыв еще громче, волки снова ринулись в атаку. Стрельба возобновилась. Выстрелы в винчестере так быстро следуют один за другим, что пули летят кучно и одновременно поражают несколько мишеней. Благодаря этому замечательному скорострельному оружию защищавшимся удавалось пробивать изрядные бреши в рядах нападающих. Другими ружьями справиться с волками было бы невозможно. Некоторые волки прорывались так близко к осажденным, что те чувствовали на лице горячее дыхание зверя, а его разъяренные глаза горели на расстоянии вытянутой руки.

Но вот все патроны расстреляны. Ружья опять требовали перезарядки, а на это нужно время. Волки между тем не отступали. Как быть? Вдруг раздался голос Редона:

— Кому нужен заряженный винчестер?

Леон отдал журналисту пустое ружье и схватил готовое к бою. В следующую минуту Редон еще кому-то передал полный карабин. Работая с необыкновенной быстротой и ловкостью, журналист обеспечивал остальных заряженными винчестерами, так что стрельба не прекращалась ни на минуту. Уже отбиты две атаки. Половина врагов лежали, поверженные, на земле, многие из оставшихся были ранены. После минутного затишья раздался хруст костей и чавканье — живые пожирали мертвых.

Марте стало дурно.

— Честно говоря, я уже решила, что это конец, — призналась Жанна, обнимая подругу.

— А я, кажется, отморозил правую руку. — Жан, морщась, колотил рукой по бедру.

Чтобы стрелять, все стащили с правой руки теплую меховую рукавицу и только теперь почувствовали, что рука онемела от холода.

— А у меня правая теплая, как из печки, — похвастался Редон.

Никто не поверил.

— Попробуйте приложить руку к вашим карабинам — обожжетесь.

— Вот хитрец!

— Заряжая ваши ружья, я только и делал, что грел себе пальцы. Нашел выгодную работу! Да, а что делают эти?

— Пожирают друг друга.

— А как же пословица?

— Плевать они хотели на пословицы.

— Самое время смыться по-английски, пока они пируют. Теперь эти шакалы два дня будут сыты, а за два дня мы уже доберемся до дома.

Собаки, до смерти напуганные канонадой, огнем и близостью волков, только и ждали, чтобы рвануть прочь. Экспедиция немедленно тронулась в путь.

Дорога была безрадостной. Разочарование, усталость и невеселые мысли занимали головы, в то время как ноги, обутые в короткие широкие лыжи, механически отмеряли километры. Выбившись из сил, сделали привал, разожгли печку, вскипятили снег и приготовили еду. Нужно было также накормить и привязать собак, которые, чуя близость волков, выли и стремились разбежаться. Уйти далеко от страшного пиршества не удалось, так что спали вполглаза. К счастью, ночь прошла спокойно. Отдыхали часов десять, затем снова погрузили вещи на нарты и пошли дальше. На следующий день опять те же хлопоты — собрать и разобрать палатку, разгрузить и вновь погрузить вещи, пища, собаки…

Волки больше не показывались, поэтому все приободрились. Но оба канадца хорошо знали злобный нрав и упорство этих животных, а также их ненасытность и торопили молодежь. Через тридцать шесть часов после схватки волки показались снова. Они догоняли экспедицию небольшой стаей голов в двадцать. Опустив нос к земле, звери бежали размашистой рысью.

В пятидесяти метрах волки остановились, помня о вчерашнем бое, легли и дальше двинулись ползком. Благодаря светящимся глазам, они являли собой превосходную мишень. Жан выстрелил первым, за ним последовал выстрел канадца. Два волка упали. Как бы забавляясь, Жан и Дюшато стали стрелять по очереди, при каждом выстреле еще одна тяжелая голова утыкалась в снег, так что через каких-нибудь две минуты на снегу валялось больше дюжины трупов.

Остальные волки перестали наступать, но назад не повернули. После минутного замешательства они легли на снег и, как в прошлый раз, принялись пожирать убитых. А наши герои вновь направили свои лыжи к Медвежьей пещере, где можно спрятаться и от полярного холода, и от диких зверей.

Но радоваться было рано: волки, гонимые неуемным голодом, снова начали преследовать маленький караван. Они изменили тактику и стали появляться небольшими группами по четыре-пять голов, пытаясь напасть то справа, то слева, то спереди, то сзади и прячась при малейшей опасности. Время массовых избиений прошло. Убивать зверей приходилось поодиночке, что было под силу только хорошим стрелкам — Жану, Дюшато и его дочери. Остальные ма́зали. Собаки нервничали все больше. Наконец на шестой день разразилась катастрофа.

Цель путешествия была уже совсем близко, на расстоянии двух переходов. Пока хозяева спали мертвым сном, сваленные тяжелой ходьбой и непрестанными сражениями, собаки перегрызли постромки и разбежались. Портос, конечно, за ними не последовал. Волки, бродившие неподалеку, громко взвыли и устремились на лакомую добычу. Их была целая стая. Вой, лай, хрипы стали удаляться и вскоре затихли.

Не обнаружив собак, наши друзья сначала впали в отчаяние. Но предаваться горю было некогда. Пришлось самим впрягаться в тяжелые нарты, другого выхода не было. Леон, Поль и Дюшато впряглись в сани, а девушки, Жан и Лестанг толкали их сзади. Но сначала дело не пошло. Короткие северные лыжи очень удобны для ходьбы по снегу. Когда же человек, таща такую тяжесть, изо всех сил упирается ногами, ставя носок и пятку под совсем другим углом, лыжи мешают. Но без них не обойтись, провалишься по пояс. Нужны умение и сноровка, чтобы справиться с этой задачей. Дюшато, бывавший в разных переделках, пошел легко, но Поль и Леон все время падали лицом в снег. Сначала это показалось смешным. Потом падения участились и стали очень болезненными. Молодые люди вынуждены были остановиться. Жанна и Лестанг давно уже предлагали их заменить.

— Месье Поль, поверьте, я сделаю гораздо больше, затратив значительно меньше сил. Я умею, — уговаривала девушка журналиста. — В экспедициях женщины всегда делят с мужчинами всю работу. Вы же едва держитесь на ногах! Пустите меня на свое место, я настаиваю!

— Только последний негодяй позволит женщине надеть лямку. Быть может, мне для полного счастья забраться на нарты? — упорствовал журналист.

— Уступите, месье Поль, и мы снова двинемся вперед, — увещевала канадка. — И месье Леон должен уступить свое место папаше Лестангу. Здесь нечего стыдиться.

Наконец все утряслось. Дюшато, Жанна и Лестанг тянули нарты, а Поль, Леон и брат с сестрой толкали сани сзади. Останавливались часто, но, по крайней мере, никто больше не падал, и кости были целы. Теперь, когда их жизнь зависела от них самих, предаваться унынию стало некогда. Все постарались встряхнуться. Оба канадца в такт шагам распевали старые французские песни, переходившие из поколения в поколение с героических времен, когда французский флаг гордо реял над цитаделями Квебека и Монреаля.

Подвигались медленно, идти было трудно, но усилия вознаграждались тем, что драгоценные сани с поклажей — а здесь были и провизия, и инструменты, и палатки, и одежда — остались в целости и сохранности.

Измученная, изнуренная экспедиция подошла наконец к Медвежьей пещере. Последний переход был особенно труден. Канадцы совсем выбились из сил, и их по очереди заменяли Поль, Леон, Марта и Жан. Постоянно падая, они упорно тянули груженые сани и смогли испустить только радостный стон, завидев родную пещеру.

Из последних сил разгрузили сани, разожгли печку и рухнули на спальные мешки. Никто уже не был способен приготовить еду. Через несколько минут все спали мертвым сном. Вдруг раздалось глухое ворчание Портоса, пес явно чем-то обеспокоился и даже был раздражен. Шерсть на нем поднялась дыбом. Жан сквозь сон услышал лай своего четвероногого друга. Поняв, что происходит нечто серьезное, юноша усилием воли открыл глаза и на четвереньках пополз за терьером. Добравшись до выхода, он яростно растер лицо снегом, окончательно проснулся и огляделся. Портос продолжал рычать. Жан ухватил пса за ошейник, в этот момент собака рванулась, потащив за собой хозяина, и оба скрылись в темноте.

Остальные продолжали спать.

 

ГЛАВА 7

После пробуждения. — Динамит! — Еще один враг. — Возможно, это «Красная Звезда». — Поиски выхода. — Золото. — Наконец-то «Золотое море». — Снова золотая лихорадка. — Возбуждение улеглось. — Неужели погибать?

Трудно сказать, сколько времени длился этот почти летаргический сон. Ясно, что не один час. Жан и Портос не возвращались, но никто не знал об их исчезновении. Вдруг земля вздрогнула и покачнулась. Пещера затрещала, как будто готовясь развалиться на части. В тот же момент раздался оглушительный взрыв, и с потолка посыпался град камней и обломков. Спящие проснулись. Вокруг стояла пыль, и все рушилось.

Чтобы понять, что происходит, необходимо было зажечь свет. Заботами месье Дюшато у каждого был необходимый «джентльменский набор»: зажигалка, трут, спички и свеча, уложенные в небольшой ящичек. Канадец первым зажег свою свечу и огляделся: спальные мешки Жана и обеих девушек оказались пустыми и холодными. Непонятное исчезновенье части экспедиции испугало оставшихся и почти заставило забыть о взрыве. Между тем последствия его были ужасны. Огромные камни устилали пол пещеры. Люди только чудом избежали гибели. Мужчины пробрались ко входу, где их ждала большая неприятность — он был завален, входная арка рухнула. Ни одной щели, даже палец не просунешь! Они оказались замурованы в пещере.

— Черт возьми, что, в конце концов, происходит?! — Журналист был не столько встревожен, сколько раздражен.

Лестанг растерянно глядел на товарищей. Дюшато был совершенно сражен исчезновением дочери. Леон тоже не знал, что думать. Редон высказал предположение, что все это нелепая случайность.

— Что-то сдвинулось в земле, — говорил он, — и произошел обвал. У нас есть инструменты, быстро разберем завал, выйдем на свободу, а там…

— Да ты принюхайся к дыму, — перебил Леон, — это же запах динамита.

— Наверное, несколько наших патронов сами взорвались.

— Поль, дружище, я тебя не узнаю. Ты славишься своим удивительным полицейским нюхом, за километр чуешь преступление, а тут как ослеп.

— По-твоему, на нашу жизнь покушались, здесь, в снежной пустыне, где и человека-то за месяц не встретишь?

— Конечно, вход в пещеру был взорван.

— Но кем?

— Тем, кто украл наши сани с ценным грузом и увел, пока мы спали, девушек и Жана.

— Разве нарты тоже исчезли? — Поль огляделся. — Действительно, нас обокрали… А потом заперли.

— Скажи лучше, хотели убить. Мы только чудом уцелели.

— Ваша правда, месье Леон, — сказал Дюшато, — воры и убийцы — одни и те же люди. Они и увели наших детей.

— Я был готов к любым неожиданностям, — не мог успокоиться репортер. — Вторжение серых медведей, нападение волков, потеря собак — на Севере все это возможно, даже естественно. Но бандиты… Неужели снова кавалеры Красной Звезды?.. И все же давайте кирками и лопатами разберем завал.

— Да они все забрали, разве не видишь? — воскликнул Леон. — У нас не осталось ни провизии, ни оружия, ни инструментов!

— Поищем другой выход, — вмешался в перепалку Лестанг. — В пещере жили серые медведи, возможно, у них был еще один выход.

Идея показалась разумной. Дюшато, который уже взял себя в руки, возглавил шествие. Гуськом вступили в первый коридор, ответвлявшийся от центральной залы. Вначале широкий и высокий, он потом резко сужался, а потолок нависал над самой головой. Шли медленно, задевая плечами о стены. Воздух стал теплым и влажным, было душно. Маленькая группа продвигалась около четверти часа, никто не разговаривал. Временами приходилось ползти.

Внезапно коридор вывел в помещение круглой формы типа ротонды, шести-семи метров в диаметре. Здесь можно было стоять во весь рост. Пол из тонкого сухого песка был устлан мхом, там и сям валялись полуобглоданные кости. Но не было и намека на другой выход.

— Медвежья спальня, — вполголоса заговорил Лестанг, словно боясь потревожить грозных хозяев. — Эти звери любят удобство, мягкую постель; они живут семьей и заботятся, чтобы всегда была пища.

Потолок пещеры в одном месте был сложен из песка. Репортер машинально поскреб его ногтями и заметил:

— Будь у нас медвежьи когти, мы могли бы проковырять в потолке лаз.

— Здесь нам нечего делать, — сказал Леон. — Надо осмотреть другой коридор, может быть, повезет больше.

Скользя и оступаясь, мужчины отправились на обследование второго коридора. Для этого пришлось вернуться в центральную пещеру. Увидев, как близко от их постелей пролетели каменные блоки, они еще раз подивились тому, что остались живы.

Второй рукав, расположенный ближе к месту взрыва, чем первый, пострадал больше. Вход в него был полузавален и грозил рухнуть. Было решено сначала обрушить наиболее сомнительные блоки. Дюшато поднял свечу повыше, а Леон стал раскачивать огромный камень, неплотно прижатый к своим соседям. По сигналу ученого его спутники отскочили на безопасное расстояние. Леон в последний раз толкнул камень, и тот с грохотом упал, увлекая за собой часть свода. Когда пыль рассеялась, взору присутствующих открылась поистине невероятная картина; среди обрушившихся камней валялись металлические, тусклого желтого цвета без блеска, слитки, их было много, некоторые достигали размеров человеческой головы, а может, и больше.

«Золотое море»! Это была не медь, нет, это было золото! Лестанг бросился к крупному самородку и прижался к нему своим худым телом, будто прикосновение камня исцеляло все недуги старого искателя, дарило награду за несчастья, лишения и разочарования.

Остальные, несмотря на всю опасность положения, почувствовали, что против воли их снова охватывает золотая лихорадка. Им тоже захотелось поближе посмотреть на золото. Поль и Леон разом вытащили свечи, зажгли и прилепили к одному из слитков.

— Оригинальный подсвечник из массивного золота, — натянуто хохотнул журналист.

Четыре пары глаз жадно уставились на самородок. Жалкая человеческая природа! Эти люди были, бесспорно, лучшими из лучших — мужественные, добрые, бескорыстные… Но даже они при виде такого количества золота забыли обо всем! Забыли и о своем заточении, и о смерти, которой чудом избежали, и, что самое страшное, о пропавших, чья судьба, возможно, была еще трагичнее их собственной! Обладание золотом раскрывало перед мысленными взорами наших героев непостижимые горизонты… удовлетворение желаний… достижение мечты…

Первым вышел из оцепенения Лестанг.

— Оно упало оттуда. Может, там есть еще? — жадно глядя на свод, сказал он.

Ему было недостаточно тысяч килограммов, лежавших у его ног, ему хотелось больше. Все взглянули наверх. В развороченном своде, отражая свет свечей, поблескивали огромные самородки. Золото повсюду, и оно принадлежит только им! Крик восторга вырвался из четырех глоток. Загипнотизированные желтыми бликами металла, Леон, Поль, Дюшато и Лестанг стояли неподвижно, воздев руки, будто молясь золотому богу.

Но вот канадец и молодые люди стряхнули с себя наваждение. Как можно было забыть о пропавших?! Слезы горя и раскаяния навернулись на глаза.

— Им стало бы стыдно за нас в эту минуту, — с горечью сказал журналист.

— Мы заперты здесь, словно лиса в капкане. — Дюшато взмахнул рукой. — Надо продумать, как вырваться отсюда, иначе мы здесь умрем с голоду.

— Умрем? Как можно умереть, когда мы нашли «Золотое море»?! — Папаша Лестанг так вцепился в самородок, что его невозможно было оторвать. — Оно наконец передо мной, и я ничего другого не хочу.

Не слушая причитаний старика, который, казалось, сходил с ума, Леон думал о том, что стрелка вела себя совершенно правильно, и его вина, если он сначала не понял, а потом не поверил ей. Скольких несчастий можно было избежать!

«Как я мог так ошибиться? Как мог подумать, что мой компас сломался, — размышлял ученый. — Ведь когда мы бросились по ложному следу, стрелка упорно показывала назад, туда, где были истинные сокровища».

В этом месте размышления Леона были прерваны криками папаши Лестанга; желая рассказать всему миру о «Золотом море», старик рванулся к выходу, споткнулся и упал, разбив в кровь лицо.

— Ну слава Всевышнему, а то я стал думать, что это сон, — проворчал Лестанг, наконец-таки приходя в себя. — Да, но как нам выбраться отсюда? Новый выход из пещеры пока не нашелся. Инструментов, чтобы раскопать старый, нет. Кстати, и перекусить не мешало бы, но чем? — Старик развел руками.

Посовещавшись, решили оставить гореть лишь одну свечу, ведь запасы были более чем скромные. Поскольку коридор, в котором они стояли, был завален, вернулись в центральную пещеру и вновь приступили к осмотру того, что раньше было входом, а теперь представляло огромную пробку из камня и земли, сплавленных взрывом в монолит. Никакой надежды пробиться!

— То, что сделал динамит, можно исправить только динамитом, — вздохнул Леон. — А его у нас нет. Сами мы не выберемся. Спасти нас можно лишь снаружи…

— На сто миль кругом ни души, зима в разгаре… Годы пройдут, пока кто-нибудь сюда забредет… — вздохнул Дюшато.

После долгого молчания папаша Лестанг встрепенулся:

— Но ведь есть же мадемуазель Марта, и мадемуазель Жанна, и еще Жан, настоящий молоде́ц! Они снаружи и как-нибудь нас вызволят.

— Бедные дети! — Сердце Дюшато разрывалось от горя. — Им самим нужна помощь и, возможно, больше, чем нам. Боже, сохрани нас всех!

— Хотелось бы, чтобы Бог вас услышал, — усмехнулся Леон. — Потому что, если он не поможет, жить нам осталось не больше сорока восьми часов.

 

ГЛАВА 8

Приключения лицеиста. — Завидное мужество. — Человек и собака. — След. — В палатке. — Бандиты и жертвы. — Пьяные в стельку. — Жизнь и смерть. — Новые подвиги Жана. — Не ждали.

Как мы помним, Жан был разбужен рычанием пса. Выйдя из пещеры и окончательно проснувшись, он сумел успокоить Портоса, который теперь послушно шел у его ноги. Юноша решил посмотреть, что привело собаку в беспокойство. Отойдя от пещеры метров на сто и впервые подумав, что у него с собой нет оружия, а рядом вполне могут бродить волки, Жан решил вернуться в пещеру. Но в этот момент Портос яростно залаял, вырвался из рук и скрылся в темноте. Через несколько секунд раздался голос:

— Уберите собаку, мы друзья.

Жан удивился, обрадовался и стал звать терьера к себе. Пес нехотя вернулся, продолжая ворчать, а следом за ним появилась группа людей, закутанных в меховую одежду, с лыжами на ногах. Один из них заговорил по-французски с сильным английским акцентом:

— Мы золотоискатели, идем в Доусон-Сити, оставили нарты с собаками позади и ищем место для стоянки.

Юноше показался неприятно знакомым этот грубый и резкий голос. Тем не менее он доброжелательно ответил:

— Здесь недалеко пещера, там мои товарищи, я провожу вас.

Жан хотел броситься назад, к пещере, и поднять спящих. Но не успел он оглянуться, как оказался окружен со всех сторон, и тот же голос произнес:

— Да это же братец! Скорее прикончите волчонка!

В ту же секунду страшный удар по голове сбил юношу с ног и повалил в снег.

— Ну вот, один готов! — Грубый смех разорвал тишину.

Портос не мог перенести нападения на друга. Он бросился на обидчика и чуть не вцепился ему в горло. Сильнейший удар перехватил пса на лету и поверг наземь, рядом с неподвижным телом хозяина.

— Парень мертв? — спросил тот же голос.

— Попробовал бы он уцелеть после такого угощения, — хвастливо ответил другой.

— А теперь в пещеру! Управимся, пока они спят.

Лыжи заскрипели по насту, и группа направилась к стоянке наших друзей, оставив на снегу тела юноши и собаки.

Однако, против ожиданий, терьер остался жив. Эти громадные псы исключительно выносливы. Через некоторое время он пришел в себя и встал. Увидев хозяина, неподвижно лежащего в двух шагах, собака принялась облизывать ему лицо, затем, раскопав снег, улеглась, тесно прижавшись, рядом. Прошло немало времени, но Портос не сдавался; повизгивая, он звал хозяина и, пытаясь привести его в чувство, облизывал бедняге лицо. Вдруг раздался сильнейший взрыв. Земля вздрогнула и, казалось, качнула Жана. Юноша застонал. Пес услышал, понял, что хозяин жив, и, превозмогая боль, запрыгал вокруг. Настойчивость собаки, молодость, жизненная сила и воля юноши сделали свое дело. Жан пришел в себя. Он все вспомнил и задрожал от тревоги за жизнь друзей. Скорее встать, бежать туда, помочь! Слабость не давала подняться. Чувствуя свою беспомощность, Жан чуть не заплакал.

Одержимый лишь одной мыслью — быть рядом со своими, вместе сразиться или умереть, — юный Грандье с трудом сумел приподняться и обхватить руками шею верного Портоса. Пес уперся могучими лапами и, пятясь, вытащил своего хозяина из обледенелой ямы. Жан сильно страдал. Немыслимо болела голова, в ушах шумело и звенело, глаза почти не видели. Острая боль пронзала грудь, а нижняя одежда была пропитана чем-то липким. Мучительная жажда сушила горло, но, зная о последствиях, юноша удержался от глотка снега.

Послышался шорох лыж. Пес глухо заворчал. Юноша приказал собаке молчать, затем одной рукой зажал ей пасть. Послышались голоса. Кроме грубых мужских, Жан услышал умоляющие женские и понял, что бандиты захватили и уводят Жанну и Марту. Девушки плакали и отбивались. Эти рыдания разрывали сердце юному Грандье, но сила воли, стремление защитить, помочь близким ему людям сделали чудо — он встал и, держась за верного Портоса, с трудом переставляя ноги, двинулся следом за похитителями.

Умный пес понял, что нужно сохранять тишину. Он перестал рычать и только тяжело дышал, принюхиваясь к запахам шедших впереди людей. Жан брел, качаясь, падая на колени, на четвереньки, казалось, он больше не поднимется, но мысль о сестре и ее подруге снова толкала его вперед.

Голоса бандитов вскоре значительно удалились, но терьер держал след и не сбился с дороги. Через некоторое время впереди на снегу появилось большое темное пятно. Похоже, это нарты, а за ними палатка. Бандиты привели девушек к себе! Зажимая Портосу пасть, Жан осторожно подобрался к палатке и приложил ухо к шелковой стенке. Юноше казалось, что удары его сердца слышны внутри легкого жилища. Вместе с запахами спирта из палатки доносились хриплые голоса. Слышно было прекрасно.

— Ну же, курочки, выпейте пунша, — говорил грубый голос. — Очень бодрит, особенно на таком морозе.

— Пейте же с нами. Твое здоровье, Боб!

— Твое здоровье, Фрэнсис!

Послышался стук стаканов и снова рыдания.

— У меня нежное сердце, не выношу женских слез. Ха-ха-ха!!!

— Негодяи! Что вы хотите с нами сделать?

Жан задрожал, услышав голос сестры.

— Взять вас в жены, мои горлицы. Мы с моим другом Бобом имеем вполне пристойную внешность, присмотритесь-ка внимательнее. Будь здоров, Боб!

— Будь здоров, Фрэнсис! — Голоса становились все пьянее и разнузданнее. — И потом, красавицы, я вот что скажу — выбросьте из головы ваших дружков. Вы им больше не интересны!

— Вы их убили?!

— А что нам оставалось делать? Они и впрямь стали уж слишком настырны.

— Будьте вы прокляты! О, будьте прокляты! — Рыдания мешали девушкам говорить.

— Пустое! Жизнь прекрасна, выпейте-ка стаканчик и убедитесь сами. — Боб захохотал и громко икнул.

— Да, ваши дружки нам сильно мешали, — продолжал между тем Фрэнсис. — Сейчас расскажу одну историю. Ведь мы поженимся, так что нужно ввести вас в курс дела. За нами, видите ли, водятся кое-какие грешки, но богатство просто в руки не дается, верно? Так вот, чтобы добиться своего, мы организовали ассоциацию «Красная Звезда»…

— Так это вы… те бандиты… убийцы…

Жан с трудом узнал голос сестры.

— Вот именно! Конечно, мы. В чем дело? Разве мы не джентльмены, разве не корректно себя ведем? Уф, как хочется пить! — Послышалось бульканье жидкости и звяканье бутылки о стакан. — Продолжаю. Вот ведь невезенье! Мы неплохо взялись за дело, но эти ребята встали нам поперек горла, как рыбья кость. Из-за них нам пришлось удирать из Европы с полицейским на хвосте. Да и совсем недавно в игорном доме они нас чуть не заложили. Что ж, признаемся, это мы стибрили вашу «корзину с апельсинами» и поджарили двух копов. В их форму мы и были одеты… Да, о чем это я?.. Черт, пунш ударил в голову! Похоже, я совсем пьян… Эй, вы! Спите, что ли? — Ответом был храп.

— Продолжай, Фрэнсис. — Голос Боба с каждым словом становился пьянее. — Ты мастер рассказывать…

— Ну, так продолжим ваше образование, цыпочки. Мы тогда вывернулись, хотя ваши покойные дружки неплохо поработали. Но от этих грязных историй всегда что-то остается, прилипает… Так и тут. Вроде мы чисты, а вроде и нет… Пришлось удирать из Доусона. Но недаром же мы за вами шпионили! У хижин стенки тонкие. Вот мы и узнали все про удивительный компас, с которым вы надеялись найти «Золотое море». Мы решили дать вам поработать, а урожай снять самим. Видите, я ничего не утаиваю, говорю как на духу. Вы поехали искать «море», а мы потопали за вами, да так ловко, что никто ничего и не заметил. Черт, как хочется пить! «Море» ведь нашлось, верно?.. Не хотите говорить? Заставим! Да ладно, мы теперь никого не боимся, всех ваших задавило в пещере, динамит хорошая игрушка… Вы плачете?.. — Бандит икнул. — Жаль… у меня мягкое сердце… но вы скоро утешитесь… Я… — Негодяй, сраженный алкоголем, упал головой на стол и захрапел.

Прошло несколько минут. Бандиты храпели на разные голоса. До ушей пленниц долетел легкий шорох.

— Марта, ты слышишь? — встрепенулась Жанна.

— Словно ткань рвут или режут ножом, — взволнованно прошептала Марта.

При свете лампы подруги увидели, как острое лезвие проткнуло шелковую стенку палатки и легко разрезало ее снизу доверху. Еще мгновение, и девушки закричали бы от радости, но мужской голос едва слышно приказал им молчать. В разрезе палатки показалась белая фигура. Покрытая густым инеем, она напоминала статую Командора. Вслед за ней в палатку проскользнула, тоже вся в инее, громадная собака. Человек держал в руке охотничий нож. Изумленная Марта узнала в грозном незнакомце младшего брата, и с ее уст слетело легкое восклицание. Жан — а это был он — сердито цыкнул на сестру.

Юноша, который только что истекал кровью, полз, теряя последние силы, по следам бандитов, который был на грани обморока и, казалось, чудом цеплялся за жизнь, неузнаваемо преобразился: перед пленницами предстал безжалостный мститель.

Решительным шагом направился он к спавшим бандитам. Наклонившись над первым, он схватил его за бороду и хладнокровно, одним движением, перерезал ему горло от уха до уха. Послышался хрип, брызнула кровь, и все было кончено.

Глубоко вздохнув, Жан подошел ко второму врагу и сделал еще один короткий взмах рукой. Блеск стали, хрип, струя крови… Оставалось еще трое.

— Хватит ли у меня сил? — прошептал Жан.

Снова глоток морозного воздуха, и следующие два бандита разделили судьбу своих сообщников. Теперь последний. Им был Фрэнсис Бернет.

Но Жан чувствовал, как силы покидают его. Все же, весь в крови, он на коленях пополз к последнему врагу и занес руку с ножом. Но нож лишь скользнул по горлу преступника. Тот проснулся и бросился на юношу. Неравный бой! Бандит подмял Жана под себя, перехватил нож…

В этот момент раздался громкий голос Марты, звавший на помощь брату Портоса. Собака, до этого момента охранявшая девушек, сорвалась с места и одним прыжком оказалась на груди Фрэнсиса Бернета. Страшные челюсти сомкнулись на горле убийцы. Справедливость восторжествовала!

И вдруг снаружи послышались шум, лай, голоса и громкий призыв:

— Сюда! Сюда! Они здесь! Они не уйдут!

Три человека с револьверами в руках ворвались в палатку.

— Сдавайтесь, или мы убьем вас! — Марта узнала голос верного и бескорыстного друга.

— Мистер Тоби! Слава Богу, мы спасены! Мистер Тоби, скорее сюда, надо помочь Жану! — в два голоса кричали девушки.

— Как, вы здесь, дорогие мои? — Удивлению сыщика не было предела.

С помощью спутников Тоби перерезал путы на ногах и руках пленниц.

— Мы пришли слишком поздно! — вздохнул сыщик, глядя, казалось, на бездыханное тело юного Грандье.

Но не таков был наш юный Геракл, чтобы уступить в схватке со смертью! Жестокий холод привел Жана в чувство, он медленно сел и огляделся. Увидев освобожденных девушек и Тоби, услышав родные голоса, юноша понял, что опасность миновала.

А в это время Тоби восхищенно говорил:

— Мистер Жан, о мистер Жан, вы герой!

 

ГЛАВА 9

Жан-головорез. — Раны. — Возвращение в пещеру. — Живы! — Снова динамит. — Свобода! — Рассказ Тоби. — «Красная Звезда». — Новая находка. — Возвращение в Доусон. — На родину! — Секреты раскрываются. — Снежный рай.

Тоби пожал руку мужественному юноше и повернулся к спутникам:

— Господа, только представьте себе, этому бесстрашному бойцу, который в одиночку справился с бандитами «Красной Звезды», всего шестнадцать лет! Настоящий мужчина! Во всем Британском королевстве нелегко найти смельчака, способного повторить его подвиг.

Марта бросилась на шею брату и расцеловала его.

— Но, дорогой мой, ты ранен! — ужаснулась она. — Нужно срочно перевязать. Помогите мне. Мистер Тоби, здесь ужасно холодно, нельзя ли чем-нибудь закрыть эту дыру?

— Разве что меховой шкурой, мадемуазель.

— И потом… всюду кровь, трупы…

— Сейчас же выкинем вон эту падаль.

Детектив и его помощники стали вытаскивать тела, а девушки занялись раненым.

— Ничего серьезного, — беззаботно улыбался Жан, — немного тяжелая голова, но скоро пройдет. Боль в груди больше не чувствуется. Рана, видно, закрылась, а кровь приклеила к ней рубашку, так что получилась как бы повязка. Заживет!

— Но, дорогой, ты только что был при смерти!

— Нервы сдали от этой резни. А раны… Без них не обойдешься, если хочешь приключений!

— Да ты просто головорез, мой маленький братик!

Вернулся Тоби с помощниками.

— Дорогой мистер Тоби, — обратился к нему Жан, — если вы закончили, скорее едем в пещеру. Оставим все как есть, возьмем одни нарты с грузом, ведь бандиты оттуда все вывезли.

Ах, этот юноша! Он уже распоряжался, как настоящий начальник отряда!

— Но есть еще наши нарты, мистер Жан.

— Хорошо, возьмем и их, лишними не будут.

Быстро собравшись, отправились к Медвежьей пещере, снедаемые тревогой и нетерпением. Девушки и Жан никак не хотели верить в смерть своих друзей. И хотя они сами слышали взрыв, их не оставляла вера в чудо.

Когда прибыли на место, там стояла гробовая тишина. Тоби схватил лом и изо всех сил стал долбить спекшуюся массу. И вдруг — о радость! — изнутри ответили стуком и даже вроде послышались голоса.

— Живы, они живы!

— Дорогой отец! Месье Поль!

— Леон, дорогой мой!..

— Это мы, мужайтесь!

— Мы вызволим вас!

Все разом заговорили, перебивая друг друга.

— Быстро! — прервал радостные восклицания Жан. — Заряд! Скорее!

— Земля промерзла, ее ничто не возьмет, — усомнился сыщик.

— Только динамит. Давайте заряды.

— Осторожно, мистер Жан, пожалуйста, осторожно! Дайте я расположу взрывчатку зигзагом. Как бы взрывом не раздавить тех, кто внутри.

Тоби пристроил заряды как можно выше, чтобы избежать обвала, и, прежде чем зажечь, крикнул пленникам:

— Господа! Отойдите в глубь пещеры, мы будем взрывать.

Грохнул взрыв. В завале зияла брешь. Изнутри ответило громкое «ура!». Пленники были живы, здоровы и через пролом вылезли на белый свет. Последним, как капитан, покидающий тонущий корабль, шел Леон Фортэн.

Восклицания, поцелуи, объятия, смех и слезы не прекращались добрых полчаса. Затем посыпались вопросы. Кто-то спрашивал, кто-то отвечал, никто не слушал, снова и снова бросаясь друг к другу в объятия.

Конец излияниям положил сыщик. Он представил своих спутников, которые скромно ждали в стороне.

— Мистер Паскаль Робин, мистер Франсуа Жюно, канадцы французского происхождения и доблестные полицейские, мои неустрашимые помощники.

— Земляки! — Дюшато с жаром протягивал обе руки новым друзьям и рассыпался в благодарностях.

Тоби предложил войти в пещеру, потому что стоял трескучий мороз и все были голодны.

— Минутку, — вмешался Леон. — Дорогой мистер Тоби и вы, господа! Я выступаю сейчас от своего имени и от имени моих друзей. Вы спасли нам жизнь, наша признательность беспредельна, и хотелось бы хоть как-то отблагодарить вас. Мистера Тоби мы просим принять от нас миллион франков. Вас, господа, просим принять по пятидесяти тысяч. И пожалуйста, не нужно благодарности. Мы ваши должники до конца жизни. А теперь — за обед у пылающего очага, и пусть он будет праздничный, с грогом и со всем прочим!

Благодарственная речь Леона сопровождалась одобрительными возгласами его друзей. После нее смущенные сыщики и благодарные хозяева пошли в пещеру и весело занялись обедом.

Когда первый голод был утолен, первая жажда залита горячим грогом и холод растоплен теплом полыхавшей печки, все попросили Тоби рассказать подробности чудесного спасения.

Англичанин уселся поудобнее и начал свой рассказ:

— Я человек злопамятный, зла не прощаю…

— Как и не забываете добро, — перебил Редон.

— Мне также не чуждо самолюбие, — поклонившись репортеру, продолжал Тоби. — Эти два чувства упорно толкали меня к разгадыванию тайны наших врагов, из-за которых нас осудили на три месяца тюрьмы.

— Да, загадочная история с Джоем Нортоном и Ребеном Смитом мне тоже порядком попортила кровь, — согласился репортер. — И вы преуспели?

— Преуспел! — Лицо сыщика осветила торжествующая улыбка. — Было непросто, пришлось вести наблюдение и днем и ночью, переодеваться и следить, следить… Понадобилось немало терпения, чтобы установить, что Джой Нортон и Ребен Смит не являются, как мы полагали, Бобом Вилсоном и Фрэнсисом Бернетом.

— Значит, судья поступил по справедливости? — изумился Леон.

— И да, и нет.

— Как понять?

— Все очень просто, именно на этом тонком моменте и строился весь план бандитов. Джой Нортон и Ребен Смит — двойники Вилсона и Бернета. Эти пары походят друг на друга, как близнецы, и все их путают, особенно если воспользоваться легким гримом, подобрать каблуки и подогнать прически.

— Вы их схватили? — Жан горел от нетерпения.

— Не торопитесь, дружок, — лукаво улыбнулся детектив. — Итак, те же черты, тот же рост, даже голоса похожи! Именно это и использовала «Красная Звезда» в своих авантюрах. Бандитов никогда не могли схватить, потому что они всегда имели железное алиби.

В тот день, когда я понял, в чем дело, успех был обеспечен. Но как убедить правосудие? Я знал, что если сделать серию фотографий, то все станет на свои места, — лицо Джоя Нортона очень похоже на лицо Боба Вилсона, но все-таки это другое лицо. То же самое — Фрэнсис Бернет и Ребен Смит, у каждого свои особенности, и даже весьма значительные. В жизни они незаметны, потому что двойники никогда не появлялись вместе и никто их не сравнивал, но пленка выявит все расхождения.

— Тоби, вы король сыска, я всегда это утверждал, а сейчас более, чем когда-либо. — Журналист сделал в сторону англичанина почтительный поклон.

— Таким образом, — продолжал явно польщенный детектив, — у меня в руках были доказательства, что мы имеем дело с четырьмя мошенниками, которые выдают себя за двоих. Оставалось только убедить судью, и это оказалось, пожалуй, самым трудным, потому что судейские терпеть не могут признаваться в ошибках. Мне повезло. Во время расследования я познакомился с двумя бравыми канадскими полицейскими. Вы их видите — это уважаемые Паскаль Робин и Франсуа Жюно. Один из них в родстве, а другой близко знаком с полицейскими, ставшими жертвами преступления Бернета и Вилсона. Им можно было открыть правду, так у меня появилось два верных и бесстрашных помощника.

Перед судьей были раскрыты все тайные пружины этого дела. Однако он отнесся к доказательствам холодно, попросил оставить ему документы и на этом кончил разговор. Поняв, что здесь многого не добиться, я бросился к начальнику полиции, но тот принял меня из рук вон плохо и даже хотел арестовать. Тогда я ему заявил, что он либо дурак, либо сообщник и что у меня на руках документы, которые доставят много неприятностей, если со мной что-нибудь случится.

Я решил идти ва-банк. В тот же вечер написал резкую статью, в которой обвинял четверых бандитов, судью и начальника полиции. Одна газета ее приняла и срочно напечатала. Представляете, какой разразился скандал! Тут же была сделана попытка арестовать преступников, но те, предупрежденные начальником полиции, скрылись, захватив с собой и крупье. Этот человек, продавший душу дьяволу, не только был в курсе их дел, но и помогал им.

Ясно, что общественное мнение сделало резкий поворот в нашу сторону, и мы вторично стали героями дня. В городе заговорили о суде Линча, но преступники были уже далеко. Их попытались было преследовать, но безуспешно. Я разослал во все концы телеграммы с описанием бандитов, а также ордера́ на их арест. Пути отступления были перекрыты, поэтому им пришлось бежать в ледяную пустыню. Это было единственное их спасение. Злодеи, опытные гангстеры, всегда держали наготове нарты, инструменты, еду и собак. Они сразу выехали и значительно нас опередили. Тогда я решился на то, на что вряд ли кто согласился бы, кроме моих верных помощников, — выехать по следу на трех легких санях, с малым запасом пищи и инструментов.

— Трое против пятерых — рискованное дело, — заметил Леон.

— У нас было важное преимущество — они не знали, что мы их преследуем, к тому же в эскимосских одеждах при встрече меня трудно было узнать. Пришлось идти днем и ночью. Но однажды их след смешался с другим. Это мог быть только ваш след, и вот тут мне впервые стало страшно. Мы совсем перестали делать остановки, и все же я едва не опоздал. Если бы не беспримерное мужество месье Жана, несчастья избежать бы не удалось.

Тут со всех сторон раздались крики:

— Браво, Жан!

— Браво, Тоби!

— Но что сталось с «Красной Звездой»?

— Ваш интерес понятен, — кивнул головой Тоби, — пойдемте.

Все толпой повалили из пещеры. Тоби предложил захватить свечи, добавив, что у него с собой бидон с керосином и он хочет поставить последнюю точку в этой кровавой истории.

Все гурьбой направились к палатке, где развернулся последний акт драмы.

Когда до палатки оставалось каких-нибудь пятьдесят шагов, Тоби забежал вперед, вылил из бидона керосин и поджег. Взметнулся столб пламени и ярко осветил равнину. Все ахнули. На белом снегу лежало пять трупов, залитых кровью. То ли случайно, то ли преднамеренно, они были расположены головами к центру, как пять лучей звезды.

В наступившей тишине торжествующе зазвенел голос английского детектива:

— Вот она, «Красная Звезда»!

 

ЭПИЛОГ

Наши герои оказались перед выбором — зимовать в Медвежьей пещере или вернуться в Доусон-Сити. Колебаний почти не было: в столице Клондайка их ждали комфорт и теплый прием жителей. За несколько дней Жан восстановил силы. В это время мужчины извлекли из свода самые крупные самородки и погрузили их на нарты, оставшиеся от бандитов. Всего набралось приблизительно три тысячи килограммов, на сумму примерно в девять миллионов франков. Старик Лестанг сумел расчистить вход во второй коридор и вернулся бледный, дрожащий от волнения:

— Там, внутри, сплошь одно золото, наверное, больше, чем на сотню миллионов. Нет, это слишком, я не выдержу…

— Не выдумывайте, папаша! — махнул рукой репортер.

— Пойдемте, покажу.

Они углубились в подземелье и оказались в небольшом гроте, потолок и стены которого сверкали золотым блеском. Тысяча и одна ночь! Но очередная находка не вызвала бурной реакции. Страдания, лишения и опыт притушили лихорадку, иссушающую сердца начинающих золотоискателей.

Всем не терпелось поскорее оказаться в обжитом городе, среди людей, бежать от одиночества Ледяного ада. Из новой кладовой наспех извлекли несколько самородков, каждый из которых представлял собой небольшое состояние, погрузили в сани и двинулись в Доусон-Сити.

Возвращение прошло без приключений. Доусон восторженно приветствовал наших друзей. Заслуженный прием! Совесть этих людей была чиста, а доставшиеся им сокровища добыты честным трудом.

Шумиха, интервью, расспросы любопытных вскоре стали невыносимы. И друзья решили как можно скорее ехать на родину! Во Францию вернуться хотели все, кроме папаши Лестанга. Он привык к стране золота, где провел чуть ли не половину своей жизни.

— Я и умру здесь, — говорил он. — А потом, кому как не мне разрабатывать «Золотое море»? Да и вам без доверенного в Доусон-Сити не обойтись.

Дюшато и его дочь были в восторге от предстоящей поездки. Мечта каждого французского канадца — увидеть и узнать свою старую родину. Большую роль в этом решении сыграли также теплые чувства, связавшие всех участников экспедиции. Мысль о разлуке с молодой канадкой показалась журналисту такой невыносимой, что он серьезно задумался. Внезапно Поль понял то, что уже давно было очевидно для окружающих, — жизнь без Жанны просто не имела смысла!

Девушка, в свою очередь, тоже не представляла существования без друга, которого послала ей судьба в минуты суровых испытаний и чьи благородство, верность, доброе сердце и веселый нрав нередко приводили ее в восхищение.

Поль поведал о своих чувствах Леону, который ласково улыбнулся.

— Я давно уже знаю ваш секрет, дорогой. Вы созданы друг для друга. Эта история должна закончиться свадьбой, как и полагается в романах.

— Я только об этом и мечтаю. Но ты, наверное, хотел сказать — свадьбами, ведь вы с мадемуазель Мартой…

— Поженимся, как только вернемся во Францию.

— Замечательно!

— Благословим же эту суровую страну, которая подарила нам счастье. Помнишь, ты называл ее Ледяным адом.

— Я ошибался. Отныне она будет зваться Снежным раем!