ЛУИ СИМОНЕН

Такой же проницательный, одаренный, неустрашимый, как англичанин Диксон, наш выдающийся соотечественник Луи Симонен опубликовал интересные, обстоятельные и поразительные обзоры по Северной Америке, отмеченные необычайной оригинальностью. Видный инженер, он принимал участие в рекогносцировочных работах, предваряющих строительство Тихоокеанской железной дороги, затем посетил золотые россыпи, прошел континент во всех направлениях и кончил тем, что так ассимилировался в Америке, что его называли, впрочем, в наилучшем значении слова: «Американский марселец».

Как и Диксон, он заинтересовался индейцами и также предсказал их быстрое исчезновение в результате уничтожения или ассимиляции, за что янки не любят говорить о нем.

Его рассказ слишком хорошо дополняет то, что рассказал Диксон, чтобы мы отказали себе в удовольствии опубликовать его, не меняя ни единого слова, считая своим долгом сохранить всю его сочность.

«Итак, приговор индейцам вынесен, — сообщает он в своей прекрасной работе “Великий Запад США”. — Они должны исчезнуть, чтобы уступить место белым. В Вашингтоне есть администрация, которая не имеет аналога ни в одной стране мира: Бюро по делам индейцев. Функционеры этого бюро осуществляют все связи с индейскими племенами. Здесь объявляется война, готовятся законы для краснокожих, отсюда руководят операциями по выселению, благодаря которым скрупулезные американцы обогатили английский язык гармоничным и почти ласковым словом removals, то есть перемещения.

Каждый год правительство посылает комиссаров с поручением договориться с краснокожими и положить конец войне на уничтожение. Некоторые из этих диких племен, делавары, чироки, семинолы, огазы, крики, чартозы, которые прежде жили во Флориде, Каролине, Алабаме, Джорджии и других штатах вблизи Атлантики и Миссисипи, кончили тем, что согласились поселиться в резервациях, называемых «Индейская территория».

Эта территория, владение которой гарантировано индейцам договорами, расположена к западу от штатов Миссури и Арканзас и к югу от Канзаса. Она занимает площадь в 44 154 240 акров и заселена примерно 60 000 жителей. Одни занимаются сельским хозяйством, другие, оставшиеся в первобытном состоянии, промышляют только охотой. У этих индейцев есть школьные учителя, пасторы, врачи, мельники, кузнецы, присланные правительством Соединенных Штатов, и живут они в крытых домах. Чироки и крики имеют даже верхнюю и нижнюю палаты. У них есть также газеты и книги, написанные на их языке.

Среди краснокожих Индейской территории сегодня многие умеют читать и писать; некоторые получили высшее образование и стали настоящими джентльменами. Многие к тому же являются богатыми собственниками земельных участков, располагают солидными площадями возделанной земли или большим поголовьем скота, которым позавидуют большинство наших аграриев. Таким образом, постепенно стабильная жизнь смогла приобщить краснокожего к цивилизации, хотя второе поколение не теряет надежду объявить отдельным штатом то, что все еще называется Индейской территорией.

Племена, живущие в прериях: апачи, кайова, команчи, чейены, арапахо, объединенные под названием “пять народов Юга”, были вытеснены на новую территорию, на берега Ред-Ривер. Но северные племена, особенно те, которые своим слиянием составили большую нацию сиу, не хотели принять условий белых».

Во время путешествия Луи Симонена в Форт-Ларами в штате Дакота как раз шли переговоры. Наш соотечественник, присутствовавший при переговорах индейцев-воронов с функционерами Бюро по делам индейцев, сообщает чрезвычайно любопытные подробности церемонии.

«Начало этого длинного и утомительного действа было назначено на десять часов утра. Индейцы, которые вообще никогда не торопятся, а время определяют только по солнцу, заставили себя немного подождать. Наконец они появились, наряженные в самые красивые одеяния, некоторые верхом. Одни перешли вброд реку Ларами, пока другие, сопровождаемые скво и паппусами (детьми), которые тоже хотели присутствовать на конференции, прибывали по мосту. Жена Медвежьего Зуба, одного из главных ораторов, восседала на лошади, как и ее муж, которого она никогда не оставляла. Индианки сидят на лошади по-мужски. Великий вождь Черная Нога, спустившись на землю, сделал знак воинам встать в один ряд. Костюмы у всех были разные: на одних — бизонья шкура поверх полотняной рубашки; на других — шерстяное покрывало и куртка из оленьей шкуры, украшенная бахромой, но без украшений из волос, которыми индейцы никогда не осмеливались хвастаться перед белыми.

В этот день скальпы остались дома. На одном — офицерский мундир, но не было штанов. К счастью, полы мундира были достаточно длинными. На головах у многих — черные войлочные шляпы на манер генеральских. Тулья шляпы на всю высоту украшена многоцветными лентами. У некоторых вождей на ногах красовались чулки и кожаные мокасины.

На шеях — ожерелья, в ушах — серьги, сделанные из раковин и зубов животных. Не довольствуясь этими украшениями, один ворон добавил к своей шевелюре огромный шиньон, похожий на хвост, идущий от затылка до подошвы. Этот хвост не был разноцветным, как у великого вождя горелых (брюле), но зато был усеян круглыми серебряными пластинками небольшой толщины, полученными терпеливым обтачиванием американских долларов или других монет небольшого достоинства. Кружки шли, постепенно уменьшаясь в диаметре от головы до ног, и можно было догадаться по великой гордости вождя, носителя этого дорогого украшения, что он не отдал бы его и за большое царство.

Длинноволосый вождь был не единственным, кто приковывал к себе взгляды.

Один ворон с гордостью носил большую медаль, полученную в свое время в Вашингтоне из рук президента. Другой, за неимением официальной медали, повесил на себя мексиканский пиастр. В свою очередь, Белая Лошадь не забыл серебряную верховую, в честь которой он получил имя и изображение которой повесил на грудь. Туда же он присоединил не очень чистый квадратный серый полотняный мешочек, в котором бережно хранил зеркало. Как большинство краснокожих, он очень заботился о своем туалете и внешнем виде. Рядом с ним шагали Конец Кола Хижины, Человек Раненный Из Ружья В Лицо, Птица В Своем Гнезде — три знатных вождя, или воина народа воронов. Большинство лиц расписаны ярко-красной, желтой, синей красками.

Выстроившись в ряд, вожди запели торжественную песню (каждый своего племени), к которой примешивались несогласованные крики и иногда пронзительные вопли. Басы, баритоны и теноры не соблюдали в этом хоре никакого порядка, но тем не менее примитивная дикая музыка очень гармонировала с типами певцов и с их окружением. Вожди статно выступили на одну линию, не обращая внимания на толпу, окружавшую их. Помещение, где проходило совещание, было большого размера, оно могло легко вместить 250–300 человек. Вожди воронов, рассевшись по рангу все вместе на скамьи, и комиссары, каждый из них — на отдельном сиденье, образовали круг; совершенная цивилизация предстала перед лицом совершенного варварства. В центре этого круга находился оратор. С одной стороны расположились переводчики и представители индейцев, с другой — стенографист, секретарь комиссии, репортеры из газет и т. п. Вошли жены и дети вождей и несколько женщин, среди прочих престарелые матроны, уселись на те же скамейки, что и вожди. Там были Бегущая Вода, Желтая Кобыла и Женщина Убившая Медведя. Паппусы (дети), совсем маленькие и даже грудные, часто возмущали криками и плачем спокойствие ассамблеи, но никто не обращал на них внимания, особенно вороны.

Когда установилось молчание, доктор Маттеу, представитель правительства США у воронов, поднялся и сказал по-английски:

— Я имею честь представить комиссию по примирению с вождями народа воронов.

Потом, повернувшись к вождям, он произнес:

— Вот комиссары, посланные из Вашингтона, чтобы установить с вами мир. Слушайте то, что вам скажут, и вы узнаете, была ли ложь в моих словах.

Пока происходило это двойное представление, вороны издавали глухой крик «А’гоу!», который служил у индейцев прерий приветствием и знаком одобрения. В это время курительная трубка шла по кругу от одного к другому, а неподвижные, молчаливые вожди казались безучастными ко всему происходящему.

Тогда среди глубокой тишины председатель Тейлор поднялся и произнес речь:

— Меня прислал, — сказал он, — Великий Отец, который находится в Вашингтоне, чтобы договориться с великим народом воронов об ограничении территории, где белые никогда не могут обосноваться и где народ воронов и его дети смогут жить в мире.

Он добавляет, что помыслы его правительства самые чистые и вороны получат лошадей, скот, одежду и все, что им будет нужно, чтобы стать такими же счастливыми, как белые.

Затем слово дали Медвежьему Зубу, тот пожал руку каждому из комиссаров и поблагодарил их за то, что те прибыли повидаться с его народом, а потом сказал, что вороны бедны и утомлены; в пути они страдали от холода, голода, недостатка воды, их лошади почти ослепли, пожаловался на бледнолицых, которые разъезжали по стране, опустошали деревни, убивали животных; подчеркнул, что его народ никогда не причинял вреда бледнолицым и даже много раз отказывался воевать против них в союзе с другими народами; в завершение добавил, что не хочет отказываться от кочевой жизни, и закончил, предложив свои мокасины президенту Тейлору, чтобы тот держал ноги в тепле.

Медвежий Зуб уступил место Черной Ноге, другому красноречивому оратору воронов.

— Когда у воронов нет стрел, они их делают при помощи куска железа; когда у них нет огня, они трут один о другой два кремня и поджигают таким образом дерево, чтобы согреться; когда им надо разрезать на куски мясо, они используют каменные ножи и при их помощи разделывают убитых на охоте животных. Все это вороны умеют хорошо делать; но если они отправятся в резервации, которые им укажут белые, они погибнут, поскольку не умеют ни управлять быками, ни пахать землю плугом. Поэтому им не нравится, когда говорят такие вещи. Пусть лучше их белые отцы дадут им лошадей и ружья, чтобы охотиться на бизонов, — и все будет хорошо. Великий Дух создал мужчину и женщину, чтобы они жили вместе: мужчину, чтобы охотиться, и женщину, чтобы работать. Мы ничего не хотим менять в этом положении.

Черная Нога одобрил затем то, что сказал Медвежий Зуб, и попросил комиссаров удовлетворить их просьбы.

После множества других речей, в которых индейские ораторы все как один требовали ухода белых, в договор о мире внесли изменения и предложили вождям поставить под ним свои подписи, но никто не хотел подписываться без одобрения отсутствующих сиу. Предметом ожесточенных споров явились еще и дорога и форты на реке Паудер, которые индейцы желали оставить за собой. Медвежий Зуб добавил, что не все вожди воронов присутствуют на собрании и сидящим здесь не известны их намерения. Короче, провал был полный, и комиссии пришлось отложить переговоры до более благоприятного момента».

С Индейской территории, которую белые все больше урезали с бесцеремонностью, характерной для пионеров Дикого Запада, Луи Симонен вместе с одним тупицей-янки перебрался в Калифорнию и надолго остался там. В эпоху, когда он посетил этот красивый штат, во всех отношениях так счастливо одаренный природой: климатом, теплом, плодородностью, рудниками, золотая лихорадка свирепствовала еще достаточно сильно. Он обосновался на золотых приисках и смог на месте изучить это существование в атмосфере зависти, мрачной безнадежности, неслыханных лишений, неистовых оргий.

Но прежде чем мысленно последовать за Симоненом на участок, где суетится золотоискатель, обследуем вместе с ним Калифорнию с научной точки зрения. Потом посмотрим на ее красоты, и мы ничего не потеряем.

Новая, или Верхняя Калифорния граничит на севере с Орегоном, на востоке — с Аризоной и Невадой, на юге — с Нижней Калифорнией, с запада омывается Тихим океаном. На ее территории две горные цепи: Калифорнийские Кордильеры, или Береговые хребты, и на западе — Сьерра-Невада, которая, как указывает ее испанское название, представляет собой цепь крутых гор, покрытых снегом. Между этими горными массивами развернулась прекрасная широкая долина, самой природой предназначенная, чтобы по ней текли многоводные реки. Самая замечательная из них — река Сакраменто, которая течет с севера почти параллельно побережью и служит водосбросом для нескольких озер и второстепенных рек. Ее глубина такова, что самые большие корабли могут подниматься по ней на расстояние до 300 км. Именно на этой прекрасной реке маневрируют пароходы, не имеющие соперников во всем мире по красоте, технической оснащенности и комфорту, которыми не без основания гордятся янки.

Эта чудесная провинция Соединенных Штатов отличается, как мы говорили, едва ли не самым благоприятным климатом в мире. Шесть месяцев в году — с конца апреля до конца октября — всегда чистое, без единого облачка небо. Воздух удивительно прозрачен, ночи ясны. «Дышать в этом краю, — утверждает Луи Симонен, — истинное наслаждение. Чужестранцу не надо приспосабливаться к климатическим изменениям, обычно таким вредным для здоровья».

Тем не менее с десяти часов утра до пяти вечера морской бриз приносит достаточно холодный воздух на берег, на песчаные дюны, окаймляющие берег. Этот ветер периодически вызывает похолодание, поэтому можно сказать, что, в сущности, на океанском побережье нет летнего сезона. Зима, или, если хотите, осень, здесь — самое приятное время года, поскольку именно в этот период ветер меньше всего дает себя знать.

Если жаркого лета на побережье не бывает, то во внутренних областях Калифорнии в течение трех или четырех месяцев, с июня по сентябрь, нередко термометр показывает в тени, особенно с полудня до трех часов вечера 40° Цельсия.

Раскаленная атмосфера освежается утренним и вечерним бризами, и ночью жара спадает до 25 и даже 22° Цельсия. Эти изменения происходят медленно, в некотором роде как часовые колебания барометра в экваториальных странах, и тело от них почти не страдает; но в разгар дня жара непереносима, особенно на юге страны, и ее воздействие имеет самое различное выражение.

Мебель трескается, обложки книг коробятся, как от огня. Самая легкая одежда стесняет. Вода приобретает в сосудах температуру, близкую к точке кипения; свечи плавятся; металлические предметы в жилищах, камни, лежащие на солнце, буквально обжигают руки при прикосновении. Зато ночью не бывает туманов, роса не выпадает, и все лето можно спать на открытом воздухе без опасения намокнуть.

К началу или к середине ноября внезапно приходят периодические дожди; таким образом, год делится на два сезона: сухой и дождливый, каждый из которых длится примерно по шесть месяцев. Дожди идут с ноября до конца апреля; они не такие сильные и непрерывные, как тропические, и после многодневного ливня нередко стоит хорошая погода с таким же чистым небом, как летом, и с умеренной температурой. Поля, опустошенные сильной жарой, начинают зеленеть. Март и апрель — это время цветов, и естественные луга, где трава поднимается почти в человеческий рост, насыщают ароматом воздух и радуют глаз. Это самое лучшее врем года в Калифорнии, так как к концу мая зеленый ковер начинает исчезать.

Именно такому чередованию жары и влажности обязана Калифорния своим чудесным плодородием, которое удивляет и очаровывает впервые попавшего сюда путешественника. Что будет, когда эта прекрасная земля станет полностью освоена! Какой прекрасный источник богатства! Ведь на возвышенностях земли освоены еще далеко не полностью. В этих горных районах встречаются лишь огороды и фруктовые сады вблизи поселков и рудников и несколько ферм, где собирают урожай злаковых культур. В долинах, наоборот, сельское хозяйство очень развито и совершенно. Все, что земля может дать в жарких и даже тропических странах, растет на юге; сельскохозяйственные культуры стран с умеренным климатом можно найти в центре и на севере.

Изобилие и размер фруктов поражает воображение. Так груша, называемая Дюшес, достигает невероятного веса в три-четыре фунта, требуя половину меньше забот, чем во Франции.

Кустарник, называемый мансанилья, покрывает еще нераспаханные земли и чередуется с вереском, и вместе они заполняют оставшиеся свободными пространства между густо растущими, дикими каштанами. Мансанилья дает мелкие кисловатые плоды, используемые индейцами для приготовления путем ферментации сорта сидра, потребляемого за неимением такой любимой и медленно убивающей их водки.

Вперемешку с вереском и каштанами там и тут растут сосны и дубы, используемые, особенно дуб, для отопления. В некоторых местах, главным образом на песчаных равнинах и необработанных плато, растет мыльная трава, по виду настоящий дикий лук, луковицы ее образуют в воде пену, как мыло.

Наконец, среди дубов и на склонах гор появляется опасный кустарник йедра. Это ядовитое растение, оказывающее странное действие на организм при прикосновении к нему. Кожа краснеет, взбухает и даже покрывается прыщами. Взятый в рот лист йедры может отравить насмерть. Иногда ветер далеко разносит испарения этого вредного кустарника, и тогда целые города поражаются эпидемией неизвестного рода.

На некоторой высоте эта флора исчезает, и на самых высоких вершинах, на высокогорных плато появляются лиственницы, кедры, красные и белые ели. Последние используют в качестве строевого и мачтового леса. Среди них также попадаются гигантские секвойи. Эти деревья, самые высокие в мире, свидетельствуют о потрясающей древности того, что называют Новым Светом.

В прекрасной долине реки Йосемит сохранился лес, состоящий из этих колоссов растительного мира. По количеству годовых колец на пне одного из них, упавшего от старости или поваленного бурей, смогли определить, что исполин дожил до почтенного возраста — четырех тысяч лет.

Луи Симонен посетил этот лес и сам убедился, что деревья действительно таковы, как их представляют янки, эти мастера дутой рекламы и преувеличений…

«Вскарабкавшись за два часа по извилистым тропинкам, мы пришли, — пишет он, — на вершину, где росли эти большие деревья. Невозможно представить зрелище, открывшееся перед нашими глазами; я стоял пораженный. Мы выглядели пигмеями рядом с этими гигантами: наши даже самые величественные дубы, самые высокие ели Альп и Пиренеев, эвкалиптовые деревья Австралии кажутся карликами, сидящими на корточках в их тени.

Их там шестьсот двенадцать штук, возвышающихся как гигантские колонны стометровой высоты. Когда их видишь, приходишь в восхищение! Но здесь хочется просто привести некоторые цифры, которые недавно опубликовала ученая комиссия, посланная администрацией штата, чтобы обмерить эти деревья. Гриззли — самое красивое, диаметром одиннадцать метров и сто десять метров в высоту. Первая ветвь на высоте семидесяти метров от земли. Все остальные деревья вокруг имеют примерно такие же размеры!

Но подумайте, сто десять метров! Это две высоты башни Святого Жака, которая возвышается на пятьдесят четыре метра над землей. Это выше, чем купол Дома инвалидов с его высотой сто метров семьдесят сантиметров, а башни Нотр-Дам с их пятьюдесятью четырьмя метрами могли бы укрыться под первыми ветвями.

Одиннадцать метров в диаметре, это, если я не ошибаюсь, величина лучшего танцевального зала в Париже. Тогда представьте себе круглый салон, тридцать три метра в окружности, вырезанный в стволе одного дерева, и паркет этого салона сделан из единого куска! Удивительно, не правда ли? Мы долго ходили вокруг невероятного дерева, достойного эпохи титанов. К несчастью, индейцы прежде разбивали здесь свой лагерь, и их костры, зажженные у подножия многих деревьев, оставили на толстой коре широкие обугленные пласты. Большинство этих королей растительного мира, вечных, как их вечная зелень, выстояли против лет и пожаров. Однако некоторые упали; по одному из них мы прошлись вчетвером в ряд по всей длине и насчитали шестьдесят восемь метров до первой ветки. Другое было охвачено огнем спустя некоторое время после падения; сердцевина дерева выгорела, тогда как кора толщиной в несколько футов, шишковатая и пропитанная влагой, осталась нетронутой. Мы въехали на лошадях в этот деревянный тоннель; у нас были рослые кони, да и сами мы люди высокого роста, но, подняв руки, не смогли коснуться свода над нами. Представьте себе четырех всадников в этой огромной бочке!..

Американцы окрестили эти деревья мамонтовыми. Да и действительно, эти колоссы в растительном царстве — то же, что исчезнувшие сегодня мамонты для животного мира. Гиганты имеют довольно странные клички: Мать и Дочь, Три Сестры, Муж и Жена, Старый Холостяк, Хижина Рудокопа, и т. п.

Один спекулянт совершил настоящее варварство, погубив самое замечательное из этих чудесных растений. В течение примерно месяца пятеро рабочих, вооруженных огромными сверлами, проделали множество отверстий вокруг основания и таким образом убили гиганта, можно сказать, уколом булавки. Этот способ обычно применяется в Калифорнии для валки елей. Калифорнийское законодательство, к счастью, приняло энергичные меры, чтобы помешать повторению преступления против природы: лес был объявлен национальным достоянием.

Рядом с этим чудом находится другое, не менее необычайное и уникальное — каскад реки Йосемит, низвергающейся отвесно тремя следующими одна за другой ступенями с высоты восьмисот метров. Ниагарский водопад насчитывает только триста метров в ширину, а высота не превышает пятидесяти. Объем сбрасываемой воды также не поддается сравнению, и именно это создает неповторимый эффект.

Каскад Йосемит занимает одно из первых мест среди природных достопримечательностей Америки.

Как видим, путешествия Луи Симонена по Америке были не просто деловыми поездками. Изучая страну с точки зрения промышленника и коммерсанта, он не упускал интересные подробности и вел записи, демонстрируя тем самым замечательную наблюдательность, позволяющую ему одновременно заниматься двумя совершенно разными вещами — искусством и техникой, и одно никогда не причиняло ущерба другому.

Эта способность, такая ценная у путешественника, видна также в той части его книги, в которой рассматриваются проблемы, связанные с золотом.

Как мы уже сказали, считается, что в Калифорнии золото было открыто только в 1848 году, и обязана она этим капитану Суттеру, или, скорее, одному из его рабочих, американцу по имени Маршалл.

В 1830 году Суттер был офицером королевской гвардии Карла X. Видя, что революция сломала его карьеру, он отправился в Америку и после различных бесплодных попыток прибыл в долину Сакраменто, где, получив от мексиканского правительства концессию на тридцать квадратных лье, занялся выращиванием скота; его дело, очевидно, стало довольно процветающим, поскольку в 1842 году у него уже было тысяча лошадей и три тысячи голов скота.

Он продолжал свое занятие и не искал другого, когда в эпоху великого исхода мормонов, выдворенных из США в качестве врагов нации, два человека по имени Маршалл и Веннетт, простые рабочие-строители, обессилев, нанялись к капитану Суттеру для строительства механической лесопильни. Лесопильня приводилась в действие течением маленького ручья, впадавшего в Саут-Американ-Ривер, протекавшую в местности, поросшей дубами, соснами, кедрами, где проживали несколько бедных индейских племен. Именно в этом ручье было найдено золото.

Об этом событии рассказывают по-разному. Одни считают, что во время первого спуска воды в только что вырытый канал изумленным глазам Маршалла предстал самородок, но рассказ, который лежит у меня перед глазами и принадлежит будто бы самому Маршаллу, повествует несколько иначе о появлении самородка. По словам почтенного мормона, с открытием, которым должны бы были воспользоваться его единоверцы, произошла вот какая история.

«Поскольку у нас была привычка сливать каждый вечер воду из лесопильни в отводной канал, я обычно спускался утром, чтобы посмотреть, не произошло ли за ночь какого-нибудь повреждения. К половине восьмого, по-моему, 19 января 1848 года, не помню точно, какой был день, но где-то между 18-м и 20-м, я, как обычно закрыв вентиль, спустился в отводной канал, ближе к его нижнему концу. Там, на скале, примерно на шесть дюймов ниже уровня, до которого обычно доходит вода, я обнаружил золото.

В этот момент я был совершенно один. Отколов пару образцов, я внимательно осмотрел их. У меня в руках был минерал, который мог быть пиритом или золотом. Они очень похожи, но первый очень блестящий и хрупкий, а второй — блестящий и ковкий. Положив образец на один камень, я стал бить по нему другим, минерал менял форму. Это было золото.

Четыре дня спустя я собрал около трех унций золота и мы вместе с капитаном Суттером проверили его азотной кислотой. Затем в присутствии капитана я сделал еще одну пробу: взял три серебряных доллара и уравновесил их на весах золотым порошком. Затем обе чаши весов опустил в воду, и этот простой опыт помог определить нам удельный вес и стоимость находки».

«Этот отрывок, — добавляет Л. Симонен, — который я перевел целиком и близко к тексту, является введением в “Пособие для золотодобытчиков”, маленькую брошюру, отпечатанную в Сан-Франциско в 1858 году. Рассказ, открывающий эту книгу, показался мне достоверным, и я без колебания признал за Маршаллом авторство строк, которые вы только что прочитали. Могут сказать, что он рассуждает о своем открытии, как человек с институтским образованием, и что его опыт с весами напоминает знаменитый опыт Архимеда. Но подобные факты неудивительны у американцев, людей здравого смысла и практической хватки. Как бы то ни было, несомненно, что именно Маршаллу Калифорния обязана открытием на ее земле золота. И возблагодарим святого того памятного дня за это счастливое событие, которое, впрочем, как мы это увидели, есть не что иное, как воля случая».

Несмотря на то, что капитан Суттер и Маршалл хотели сохранить открытие в тайне, им это не удалось. Последствия были неслыханными. Землю капитана Суттера захватила алчная, сильная толпа, которая, пренебрегая правом первого владельца, вскоре вытеснила его.

Как собственник капитан Суттер был разорен. Золото, находившееся у него под ногами и часть которого принадлежала ему, обогатило бы его, если бы, смирясь с обстоятельствами, он оставил скотоводство и земледелие и поддался горячке золотоискательства, поскольку находился в лучшем положении, чем другие. Но капитан не сделал этого и вскоре был вынужден оставить землю, которую сделал плодородной.

Рудничное законодательство Калифорнии — одно из самых простых и самых оперативных, и именно благодаря ему она смогла стать за несколько лет классическим штатом, занятым промывкой золота и добычей его из кварцевых жил.

Конгресс постановил, что золотоносные земли принадлежат всему американскому народу и запрещены любые концессии, не отвечающие законам управления золотыми приисками, установленными самими золотодобытчиками. Закон, касающийся права владения, может применяться только к общественным землям с сельскохозяйственными угодьями и пастбищами, и никак не к землям, содержащим ценные металлы; они остаются в общем пользовании.

Золотоискатель, с киркой и лопатой на плече, с деревянным лотком для промывки золота в руках, ножом и пистолетом за поясом, отправляется на разведку участка, обследуя еще не разработанные земли и пески, богатые самородками. Найдя место, которое ему кажется подходящим, он отмечает свой участок и объявляет обществу запиской на английском языке, прибитой к врытому в землю столбу, что начиная от этой точки до другой соответствующей точки, расположенной на расстоянии ста пятидесяти футов, он намеревается начать разработку. Если в течение трех дней не последует никакой претензии, золотоискатель немедленно приступает к работе.

Сначала он роет яму, сухой колодец, в который кладет инструменты, чтобы не брать их обратно вечером, если на заявке еще не поставлена палатка. Инструменты оставляют, чтобы предупредить «джемпера». Так называют золотоискателя, который, набредая на заброшенную заявку, продолжает за свой собственный счет и вполне законно прекращенные когда-то работы. Колодец, всегда имеющий около двух метров в диаметре, квадратный или чаще круглый, занимает обычно почти всю площадь, так как запрещается выбрасывать извлеченную землю за пределы участка. Эксплуатация ископаемых богатств также предоставлена всему обществу, и земля никогда не должна быть в простое. Выигрывает тот, кто сумеет сделать лучше и быстрее.

Сначала земля захватывалась с полным произволом, и не было юридической власти, защищающей старателя. Однако существовал главенствующий повсюду общий принцип.

Так, всегда провозглашалось право личной собственности, которое, надо сказать честно, часто нарушалось; существовало право неприкосновенности границ, свободы действий, но без покушения на права соседа. Существовали обязанности перед обществом и взаимные обязательства, которые не позволялось нарушать даже тайком и без свидетелей.

Например, в глубоких подземных выработках право общности владений сохранялось и никогда не разрешалась горизонтальная проходка по золотой жиле под участком соседа, позже приступившего к рытью колодца. Грубая сила и хитрость, без сомнения, нарушали эти правила; часто именно они решали споры, да и не могло быть иначе при наличии такой ненадежной власти, как власть шерифа, осуществляющего свои полномочия только с одобрения масс, почти постоянно собирающихся на митинги.

Больше всех от нарушений страдали иностранцы. В некоторых местах американские граждане их едва терпели. Лучше всего относились к французам: они были более сильными и симпатичными. Но китайцы, чилийцы и мексиканцы испытывали жестокую несправедливость. Если они позволяли себе какую-нибудь слишком богатую находку, им намекали, что в шахтах, как в любом другом месте, судьба иногда продает очень дорого то, что, казалось, дала бесплатно.

Чтобы уравнять права всех тружеников, было решено ввести налог на иностранцев. Этот закон не нанес ущерба золотоискателям или мелким объединениям, но он стал обременительным для компаний, объединяющих только капиталы, а не рабочие руки.

В Калифорнии золотодобытчиками называли всех рабочих — и тех, кто промывал золото на россыпях, и тех, кто добывал в кварцевых шахтах руду с использованием пороха. Однако существовала разница, и довольно существенная, между работой первых и вторых, являющихся настоящими шахтерами в подлинном значении слова.

Золотые россыпи представляют собой песчаные отложения, наносные земли, где золото, принесенное водными потоками, находится в большем или меньшем количестве, и его достаточно вымыть. Кварцевые шахты, напротив, это — рудное месторождение, где драгоценный металл вкраплен в твердую скалистую породу.

Самородные отложения золота находятся в Сьерра-Неваде, внутри кварцевых жил, где характер его вкраплений не оставляет сомнений в одновременности их образования в результате извержений вулкана, которые в незапамятные времена выбросили его из недр земли.

Трудно узнать, повторялись ли эти геологические катастрофы несколько раз; но металл несет на себе явные следы плавления, как сама страна — след вулканических потрясений. Геологи считают, что, с одной стороны, скалы Калифорнии состоят из мягкой и рыхлой породы и не могут сопротивляться атмосферным воздействиям; с течением времени горы, оседая под собственной тяжестью, дробят скалы, и металл высвобождается.

Как бы то ни было, но после работы вулканов или оседания пород следующую задачу выполнили текучие воды, захватывавшие и разносившие это золото по долинам, образуя таким образом россыпные месторождения. Металл скатывался под действием вулканических толчков, сотрясающих землю. Он задерживался перед препятствиями, лежащими на его пути, или под действием законов тяготения перемещался вниз. Из-за своей тяжести золото, вкрапленное в породу или в самородках, даже после измельчения оставалось очень близко от места зарождения, тогда как более легкие, блестящие и тонкие чешуйки постоянно уносились потоками вод.

Обыденный и упрощенный промысел золотодобычи — промывание земли и песка; дробление кварца — это уже крупная индустрия. Два главных принципа добычи заключаются в том, чтобы копать и промывать, все остальное — производное от них. Промывка производится индивидуально или маленькими артелями вручную с помощью только простейших инструментов; дробление кварца требует больших капиталов для приобретения механизмов и оплаты наемных рабочих.

В принципе промывка была как раз работой для дикарей, которые использовали первые попавшиеся инструменты. Самым первым приспособлением было батте.

Батте — это нечто вроде большого таза из кованого железа или дерева, в который насыпают подлежащий промывке песок. Держат батте двумя руками, опускают в воду и покачивают. Легкие примеси уходят вместе с водой, и только чешуйки золота остаются на дне приспособления.

Батте было родоначальником люльки, или лотка. Оно состояло из трех частей, одной верхней, называемой сито, другой нижней — фартука, сделанной из простого куска полотна, прибитого к раме. Третья часть — корпус устройства — ящик с колодками снизу, в который входят две предыдущие. Мойщик держит одной рукой люльку, а другой рукой поливает водой камни и песок, насыпанные на сетку. Вода уносит землю, и золото остается на фартуке.

Повторив операцию по промывке несколько раз, дно люльки, где застревают наиболее тяжелые частицы, очищают и пересыпают этот золотоносный песок в новый сосуд вместе с песком, собравшимся в батте. Затем вечером под пологом на жарком огне его поджаривают на сковороде, как кофейные зерна; земля и прилипшие к металлу частицы отделяются и превращаются в пыль.

Именно тогда становится видимым блеск золотых частиц. Эту смесь из пыли и металла провеивают, слегка дуя поверху, сор улетает, а песок, состоящий из магнитного железа и золота, остается лежать неподвижно. При помощи магнита убирают железо или вылавливают золото при помощи ртути.

По результатам этой операции подводился итог дня золотоискателя. Радость или грусть будет царить сегодня под пологом?

По берегам рек люльку заменил «Длинный Том», который получил свое название от американца по имени Том и его роста. Это было нечто вроде гроба двухметровой длины; один его конец представлял собой сито, а другой конец погружался в воду. Большими лопатами непрерывно бросали песок и воду на сито, расположенное над большим чаном с тремя отсеками. Первый останавливал наиболее крупные частицы металла, а те, что из него ускользнули, падали во второй; третий захватывал самые легкие с помощью ртути или без. Эту работу могли выполнять только пять или шесть человек, особенно когда за золотоносной землей надо было ходить подальше. Вместо того чтобы носить ее в мешках, использовали двухколесную тележку, в которую впрягали лошадь, и таким образом значительно экономили человеческие силы. «Длинный Том» позволял промывать большее количество земли, чем люльки или лотки, и вскоре стал таким же распространенным, как вышеназванные примитивные приспособления.

На ручьях использовалось также другое устройство, называемое рудопромывочным желобом, который представлял собой череду деревянных каналов, через которые пускали воды ручья, вместо того чтобы дать им течь по их прихоти в скалах и песках. Затем в это искусственное русло бросали землю и щебень, и поток сам промывал породу, захватывая только отслоившиеся частицы, остальное медленно скользило, и постепенно задерживались все более тяжелые частицы металла, а в конце самые чистые смешивались с ртутью.

Таким, конечно, несовершенным способом, но достаточно быстро промывали большое количество земли. Для подобного устройства, которое изготавливают на месте в не обделенных лесом краях при помощи топора, пилы и нескольких гвоздей, не требуется капитала.

Калифорнийцы изобрели еще один способ разработки золотоносных пород: они используют струи воды колоссальной мощности. Длинные трубы из листового металла, герметично соединенные одна с другой, подсоединяют к резервуару, в который вода поступает от источника, подводят воду к подножию разрабатываемой горы. Вес воды выталкивает породу с огромной силой относительно узкой струей; под ее сильным напором глыбы земли обрушиваются и измельчаются, а через несколько мгновений, как сахар, тают холмы, для раскопки которых потребовалось бы сто человек и десять дней работы. Желоб, выкопанный заранее, вымощенный крупной галькой и залитый на всем протяжении толстым слоем ртути, принимающей на себя массу желтоватой грязной воды со склонов горы; по пути в несколько сотен метров чешуйки золота оседают, поглощаются ртутью и перемешиваются с ней, тогда как бесполезные частицы гравия, щебня, глины быстро уносятся искусственным потоком. Раз в месяц закрывается шлюз резервуара, замирают струи воды, поток прекращается, собирают насыщенную золотом ртуть и отправляют в лабораторию, где ртуть выпаривают, а чистое золото остается.

Итак, вода всегда является принципом и средством разработки золотоносных земель. Но как быть летом и особенно на золотых россыпях, где нет воды? Возникают многочисленные предприятия, которые, вместо того чтобы искать золото, начинают заниматься изобретениями и производством орудий труда для шахтеров.

Искусство организации и заключается в том, чтобы одновременно дать достаточно воды тому, кому ее недоставало, и забрать ее у того, кто имел ее в избытке. Большая группа промышленников, объединившись, завладела высокогорными источниками и направила их воды по искусственным руслам. По существу, это лишь только применение принципа, провозглашенного одним инженером: реки созданы, чтобы питать каналы.

Другие при помощи насосов поднимают речные воды, чтобы сбросить их в каналы, подобные тем, по которым под небольшим наклоном спускают воды горных источников, часто находящихся на очень удаленных высотах. Но ничто не останавливает деревянные акведуки на сваях; они преодолевают долины и вместе с проложенными в горах широкими желобами, хорошо сработанными из гончарной глины, дополняют систему каналов.

По этим искусственным руслам, покрывающим пространство во многие мили, по желобам или отводным трубам подается вода на золотые россыпи на всех уровнях. Каждый золотодобытчик делает свой водоотвод, естественный или с жестяными трубами, за свой счет или за счет водопроводной компании, и платит поденно по объему израсходованной воды. Одна и та же вода, которую бережно расходуют, часто используется неоднократно и быстро восстанавливает свою чистоту.

Чтобы заниматься водоснабжением, необходимо прежде всего иметь большие капиталы, которые идут на ежедневную оплату рабочих рук землекопов, лесорубов, строителей. Благо, дерево стоило лишь затрат на то, чтобы срубить и обтесать его. Только богатые могли позволить затраты на работы, требующие много времени, которые плохая погода прерывала, а часто и разрушала сделанное. Но законченные и пущенные в эксплуатацию сооружения давали огромную, просто невероятную прибыль.

Рядом с обычной разработкой золота путем промывания почвы существует более прибыльная и трудоемкая добыча из кварцевых жил.

Самородное золото, то, которое, не будучи подвергнуто вулканическому плавлению и размельчению, не было перенесено в золотоносный слой почвы в долинах или не просочилось в россыпи, покоится в кварцевых жилах в виде вкраплений мелких зерен. Именно это золото ищут в недрах земли, и именно оно стоит постоянной и регулярной добычи.

Необходимы большие геологоразведочные работы в виде бурения шурфов и рытья больших тоннелей, чтобы удостовериться в наличии жил; как мы уже говорили, это под силу только крупным объединенным силам и капиталам: ведь необходимо двадцать — тридцать человек только для того, чтобы произвести изыскания.

После добычи кварцевой руды — процесса, иногда очень трудоемкого, кварц необходимо дробить. В принципе на некоторых шахтах использовали силу падающей воды для вращения мельничных жерновов. Но если зимой воды много, то летом ее недостаточно, а это и приводило к дорогостоящим сезонным потерям там, где жизнь и рабочие руки были чрезвычайно дороги. Следовательно, пришла пора обзаводиться паровыми машинами. Не было угля, но дров было всегда и везде в достатке. И теперь уже только паровые машины размалывали, превращали в пыль золотоносные породы.

Но не всем золотодобытчикам, извлекающим золото из кварца, по средствам иметь эти машины; да и тем, кто их имеет, не всегда удается открыть хорошую жилу, организовать бригады, достаточно мощные, чтобы пробурить колодцы и тоннели. И тогда владельцы механизмов предлагают свои услуги тем, у кого есть что молоть. Мельницы становятся центральными заводами: они производят мельничные работы для всех тех, кто им доставляет породу. Транспорт, конечно, дорого обходится тем, кто ведет добычу на удаленных разработках; но если жила богатая, она щедро оплатит деревянные дороги, проложенные от рудника до мельницы.

Чтобы закончить, приведем некоторые цифры, относящиеся к добыче золота в Калифорнии. Официальные публикации значительно занизили действительные цифры. Так, вместо трехсот миллионов франков, вырученных в 1858 году, из этих документов следует, что добыча золота и серебра принесла только сто сорок пять миллионов франков в 1871 году.

Добавив девяносто пять миллионов франков золотых и серебряных монет, отчеканенных в том же году Монетным двором Сан-Франциско, получим цифру двести тридцать девять миллионов франков.

Но если учитывать последние открытия очень богатых золотых и серебряных рудников, усовершенствованные средства, применяемые в настоящее время для их эксплуатации, многочисленные капиталы, инвестированные в горную промышленность, то цифра четыреста миллионов, представляющая современную доходность рудников Калифорнии, не будет преувеличена.

Пусть даже двести тридцать девять миллионов, разве это не превосходно для страны, которая не только обеспечивает себя всем необходимым, но и экспортирует большую часть даров своей земли? Можно ли это сравнить с той порой, когда шахты давали ей триста миллионов, которые надо было обменивать на предметы первой необходимости?