Порядок в Петропавловской крепости, хотя и не без труда, наконец восстановлен.

Однако смутное беспокойство царит в гарнизоне, вполне, впрочем, оправданное после столь небывалой истории, так как ни у кого нет и тени сомнения, что эти невероятные, фантастические, одним словом, ошеломляющие события действительно имели место.

Офицер действительно получил звонкую пощечину. И прежде чем началась всеобщая безумная драка, его подчиненные были избиты, сбиты с ног и одурачены какой-то таинственной, могущественной силой. С какой целью? Каким образом? Кто сделал это?

Все вопросы, однако, остаются без сколько-нибудь приемлемого ответа, все попытки найти ответ, впрочем, лишь усложняют, а не объясняют ситуацию.

И простоватые люди с их вековыми предрассудками находят лишь одно возможное объяснение: тут, ей-богу, вмешались сверхъестественные силы.

Больше нет никаких сомнений! В старую крепость, в мрачную государственную тюрьму проникли злые духи, единственное занятие которых — сыграть с бедными людьми какую-нибудь коварную шутку.

Итак, все ясно. Но это никого не успокаивает. И даже наоборот! Суровые, мрачные люди, те самые, что не моргнув глазом выполняют самые жестокие приказы, пребывают в полной растерянности и даже начинают дрожать при мысли о том, что они в любую минуту могут стать жертвами этой непонятной и опасной силы.

Однако день проходит спокойно.

Заключенный в темницу профессор Лобанов не был подвергнут допросу. В России судопроизводство ведется на редкость медленно и заключенные порой ждут годами, чтобы предстать перед судом.

Жандарм приносит пленнику еду с обязательным чаем. Вечером та же еда и та же церемония.

Вот только проход жандарма по коридору и его появление в камере не обходятся без осложнений. Сперва у жандарма возникает совершенно явное ощущение, что кто-то преследует его по пятам, да и натренированное ухо улавливает легкое дыхание. Ему тут же приходит на ум: «Злой дух! Это злой дух!» Испуганный жандарм инстинктивно оборачивается и, естественно, за спиной никого не обнаруживает. Или, вернее, он никого не видит, но тут же получает довольно сильный удар — шлеп, а затем трах-тарарах… звон упавших вилки, ложки и разбитой посуды.

— Ах! Великий Боже! — восклицает бедолага.

Злоключения жандарма рассмешили часовых, которых радует подобное развлечение, и один из них завистливо шепчет:

— Мужик, видать, выпил, и я тоже не прочь был бы пропустить стаканчик.

Жандарм слышит их слова и думает со страхом, что его могут обвинить в пьянстве. А это очень серьезно! Десять дней карцера, запись в личном деле, а может быть, даже увольнение из жандармерии — начальство здесь шутить не любит.

Он встает, подходит к часовому, дышит ему прямо в лицо и говорит чуть слышно:

— Я ничего не пил, понюхай сам… Я думаю, это все злые духи.

Затем, нахмурив брови, он направляется снова на кухню и, прислушиваясь к каждому шороху, возвращается с новой порцией пищи. Держа в левой руке корзину со специальными отделениями, он правой рукой широко распахивает дверь.

И тут же быстро входит в камеру, и уже собирается закрыть дверь, как вдруг ощущает совсем рядом легкое, но совершенно явное шуршание, словно кто-то вошел вместе с ним. Дрожа всем телом, жандарм смотрит на профессора, но тот даже бровью не ведет. Совершенно спокойно ученый сидит на массивном стуле, который вместе с железной кроватью и деревянным некрашеным столом составляет всю обстановку камеры.

Жандарм, которому все больше становится не по себе, не произносит ни слова. Он хочет как можно скорее покинуть камеру, ловко ставит обед на стол, быстро выбегает, закрывает за собой дверь и, оказавшись в коридоре, с облегчением переводит дух. Он счастлив, что так легко отделался и, бесшумно ступая по обитому циновками полу, удаляется. Но ему ни на минуту не приходит в голову мысль предупредить начальство. В уставе такие случаи не предусмотрены. В нем говорится лишь о живых, материальных, видимых существах, но там нет ни слова о призраках, привидениях и других злых духах. А потом, начальник ведь тоже скажет, что ему все померещилось, что во всем виновата выпивка.

Вдруг короткий свист заставляет жандарма остановиться. Боже… что еще? Часовой, неподвижно стоящий у дверей камеры, подает ему в отчаянии знаки. Жандарм буквально бегом возвращается и видит, что солдат, бледный как полотно, дрожа всем телом, опирается на свое ружье.

В невыразимом ужасе часовой указывает на дверь.

Жандарм приближается, тоже бледнеет и начинает трястись от страха…

В каменной темнице, где профессор находится один, совершенно один, слышатся голоса!

Один из этих голосов, звонкий, благозвучный, можно сразу узнать. Это голос узника.

Другой же, приглушенный, низкий, странный, сиплый, мрачный, одним словом, какой-то жуткий, обоим не знаком.

Жандарм прислушивается, от страха клацая зубами, и шепчет:

— Я же тебе говорил, тут не обошлось без нечистой силы.

А часовой растерянно отвечает:

— Это голос с того света.

Узник же в камере спрашивает:

— Так, значит, ты появился… Интересно, что ты намереваешься со мной сделать?

Сиплый голос отвечает с иронией:

— Ну, вы останетесь здесь, пока не согласитесь…

— На что?

— Вернуть мне мой прежний облик и отдать мне в жены Надю, которую я люблю.

— Ты!.. Ты любишь Надю?

— Да, я хочу, чтобы она принадлежала мне!

— Несчастный! Твои преступления вызывают у нее отвращение!

— Все это пустые слова. То, что вы называете преступлениями, для меня — священная миссия, освобождение народов… вот почему я согласился стать невидимым!

— Но ведь ты хочешь вернуть себе свой прежний облик?

— В момент, который я сам выберу, в час, который я назначу… но очень скоро, когда моя миссия будет выполнена! Сегодня же я требую от вас обещания отдать за меня Надю.

— Нет!

— Это ваше последнее слово?

— Да, это мое последнее слово!

— Тогда берегитесь, моя месть будет ужасной.

— Я не боюсь тебя!.. Только мы с Надей знаем формулу гранул и сыворотки, которые поддерживают в тебе жизнь… Ты не можешь прожить больше десяти дней, не получив новой порции… А последнюю порцию ты принял позавчера…

— Значит, в моем распоряжении всего лишь неделя… Но такому человеку, как я, вполне хватит и одной недели. Итак, я чуть было не убил царя, но это всего лишь отложенная партия, я убил генерала Борисова и уничтожил все досье на нигилистов. Теперь, когда я оказался в крепости, я сумею взорвать арсенал, потом я уничтожу великих князей, министров… генерал-фельдмаршалов, посею повсюду ужас и смерть! И я не забуду нашу дорогую Надю, которая будет принадлежать либо мне, либо могиле.

— Разбойник! Я не боюсь тебя!

— Вы… вы всего лишь жалкий фанфарон… и вы дрожите при мысли о том, что можете потерять свою дочь, свое дорогое сокровище… радость и гордость всей вашей жизни, о которой вы не можете больше заботиться! Так знайте, это я заставил бросить вас сюда, это по моему доносу вас отправили в тюрьму, откуда никто никогда не выходит… я сделал это, чтоб освободиться от вас, чтоб заставить вас стать более сговорчивым и вынудить капитулировать.

— И что же ты решил?

— Что вы будете просто счастливы отдать мне Надю!

— Нет!

— Ну что ж, ваш отказ — это ее смертный приговор!..

— Болван! — презрительно засмеялся профессор. — Как?.. Ты угрожаешь мне и забываешь, что оказался таким же пленником, как и я, в этих сорока квадратных футах. Тебя нельзя увидеть, но ты материален, стоит мне только позвать, как сюда сразу же прибегут, я дам через дверь необходимые указания, и тебя схватят, как самого заурядного преступника. Можешь мне поверить, поимка невидимого человека поможет узнику Лобанову выйти на свободу.

— Да! Если у вас хватит времени, — пробурчал негодяй.

В полной растерянности, затаив дыхание, дрожа от страха, жандарм и часовой слушают этот странный диалог.

Они не совсем хорошо понимают смысл торопливого, бурного и не очень ясного спора, добрую половину которого не могут расслышать: говорящие проглатывают в гневе слова, к тому же звуки приглушаются дверью. Вдруг отчетливый шум борьбы прерывает диалог.

Затем солдат с жандармом слышат, как что-то тяжело падает на пол и в ту же минуту раздается отчаянный крик заключенного, который хрипит и задыхается:

— На помощь!.. Помогите!.. Убивают!..

При такой совершенно ясной ситуации, когда существует вполне ощутимая и реальная опасность, к обоим стражникам понемногу возвращается хладнокровие. К тому же в камере происходит драка… Необходимо вмешаться, таков приказ…

Рукой, дрожащей, словно лист на ветру, жандарм вставляет ключ в замочную скважину. Он дважды его поворачивает, и дверь открывается.

Избитый, полузадушенный Лобанов отбивается от кого-то на полу камеры.

— Но он здесь один… — шепчет жандарм.

Узник поднимается, шатаясь, опирается о стол и кричит сдавленным голосом:

— Хватайте его!.. Да задержите же его… он убежит… Хватайте его!

Обоим стражникам кажется, что у заключенного начался приступ сумасшествия. Впрочем, у них нет времени долго раздумывать. События развиваются с необычайной быстротой. Жандарм всем своим могучим телом загораживает дверь. Он уже готов войти в камеру… Как вдруг получает страшный удар в живот. Он отступает на два шага и валится навзничь, изрыгая проклятия.

Бледный, с выпученными глазами, в разорванной одежде, профессор делает над собой огромное усилие и бросается к выходу.

Но существует устав… а главное в этой жизни — устав.

Часовой преграждает ученому путь, он даже чуть касается его груди острием штыка и говорит безапелляционным тоном:

— Выход запрещен, папаша, или же я убью вас.

— Болван! Это ему следовало бы проткнуть живот, — кричит Лобанов в отчаянии, потом добавляет уже более уверенно: — Тревога! Закройте все двери, выходы!.. Не оставляйте ни одной щели!.. Ружья наперевес! Сомкните ряды, создайте стену из солдат!.. Чтоб не осталось ни одного отверстия, чтоб не могла проскочить даже мышь!

Жандарму скорее страшно, чем больно. Он поднимается, его покачивает; позабыв о дисциплине и правилах, требующих соблюдать тишину, он орет во весь голос:

— Люди!.. Злой дух ударил меня!.. Вы слышите, злой дух ударил меня! Клянусь святым Сергием, моим небесным покровителем… я от этого умру.

— Эх ты, дурья голова, это не злой дух! — взрывается профессор.

— А кто? Кто же тогда?

— Черт побери!.. Это он…

— Но кто? Скажите!

— Это Ничто! Ничто! Господин Ничто! Господин Ничто!

— Ах, господин Ничто!.. Понимаю… — бормочет жандарм.

Как противоречива человеческая натура. Эти загадочные слова узника должны были бы еще больше запутать дело.

Но нет! Наоборот, жандарм испытывает даже некоторое чувство удовлетворения… Почему? А потому, что слова указывают на непонятное явление, дают ему название. Поскольку это таинственное, неуловимое, невидимое существо называется господин Ничто, оно сразу превращается во что-то.

И этого вполне достаточно, чтоб немного успокоить жандарма.

Однако крики профессора Лобанова были услышаны и, более того, приняты к исполнению. Приказ есть приказ!

И солдаты, привыкшие повиноваться, решив, что приказ отдан каким-то начальником, безоговорочно выполняют его. Тотчас в коридоре формируются группы. Плотная человеческая стена ощетинивается штыками.

Проходит минута напряженного, тягостного ожидания. Затем кто-то наносит грубый удар, ряды стражей смешиваются, слышатся глухие проклятия. Один из солдат, схваченный за ноги, падает на пол: он даже не заподозрил приближения человека-невидимки.

И в то же время у него из рук с нечеловеческой силой вырывают ружье, а затем это ружье, которое, кажется, никто и не держит в руках, само собой совершает в воздухе странные, быстрые и несущие смерть движения.

Упражнения со штыком! Вперед… раз… два… и вот грудь одного из солдат проколота насквозь, словно бурдюк… крики агонии… и человек оказывается на земле в луже крови!

Перепуганные соседи расступаются, возникает невообразимая толчея, затем раздается еще один крик! И еще один человек падает на пол, удар нанесен ему в спину между лопатками…

Человеческая стена разрушена! Да, господин Ничто пробил брешь! Можно не сомневаться, брешь осталась позади, так как ружье с окровавленным штыком отступает, отступает… оно продолжает угрожать, это ружье в странной пустоте…

— Цельтесь!.. — кричит сержант.

Но прежде чем он успевает крикнуть «Огонь!», ружье, нацеленное на группу солдат, стреляет.

Паф! Раздается сухой щелчок, за которым следуют пять вспышек, ослепительных, мгновенных, смертоносных.

Громкий голос прерывает исступленные крики и предсмертные стоны.

— Ко мне! Я держу его! На помощь!

Это один из жандармов бесстрашно борется с невидимкой. Ружье, ставшее бесполезным, упало на циновку. Жандарм, который, кажется, борется с пустотой, не отступает.

…Его товарищи спешат на помощь! Слишком поздно! Несчастный откидывает голову назад и падает со стоном:

— Ах, негодяй… я ослеп.

Безжалостно выставив вперед, как вилку, два пальца, которые его противник не мог увидеть, невидимка почти выколол бедняге глаза.

Но жандарм все же судорожно отбивается и в сжатой руке чувствует что-то невидимое, напоминающее шерсть, словно пучок волос.

Он в ужасе вопит:

— Я чувствую его запах, это животное… собака… волк… медведь… он покрыт шерстью, от него пахнет диким животным!

В конце коридора открывается дверь. Человек, зверь, призрак, покрытый шерстью, скрылся…

Никаких следов… нет больше запаха… преследовать его невозможно.

Петропавловская крепость — это целый мир, здесь расположены Монетный двор, Артиллерийский музей, госпиталь, тюрьма, собор. Там всегда очень много народу. И нет ничего странного, что эта удивительная цепь событий приводит всех в неописуемое волнение.

Офицеры, солидные государственные служащие, сторожа, священнослужители, мелкие чиновники, семинаристы, рабочие комментируют — каждый на свой лад — эти поразительные события, и каждый находит им объяснения еще более невероятные, чем то, что происходило в действительности.

В то же время телефонные аппараты, которые берутся буквально приступом, звонят не переставая. Совершенно невероятными сообщениями обмениваются генеральный штаб, высшее военное командование, министр и сам император.

Итак, эта страшная и странная история действительно имела место! Царь и вся его семья не были в Зимнем дворце жертвами галлюцинаций! Господин Ничто и впрямь хотел убить главу государства!

Значит, где-то в столице могучей державы существует некое существо, невидимое и на редкость жестокое, которое из-за этой невидимости особенно опасно.

Следовательно, следует принять срочные меры, отдать самые строгие приказы. Поскольку чудовище находится в крепости, надо сделать так, чтоб оно там и осталось. Оно ни в коем случае не должно ее покинуть. Срочно вызываются полки, которые образуют тройной непрерывный кордон. Все ворота заперты на замок и охраняются целыми взводами солдат. Приводят ищеек и обещают сто тысяч рублей тому, кто схватит господина Ничто живым или мертвым.

Но можно подумать, что господин Ничто и в грош не ставит строгие приказы, собак, полки и сто тысяч рублей. Словно этот лабиринт улиц, дворов, площадей, галерей и переходов ему давно хорошо знаком. Он идет, обходя людей, преодолевая все препятствия, и никто не может даже догадаться, что он рядом.

К тому же, как и всегда в подобных случаях, приказы приходят слишком поздно. И господин Ничто уже успел добраться до арсенала. Он проводит там чуть меньше часа, этого ему вполне достаточно, чтобы оставить после себя страшный след.

В то время как прибывшие со всех сторон солдаты пытаются запереть невидимку, над крепостью, словно из кратера вулкана, поднимается к небу столб дыма. Одновременно вверх взлетает стена пламени, и вслед за этим раздается страшный взрыв.

Старая крепость сотрясается до основания, бесчисленные обломки вихрем поднимаются в воздух и затем покрывают площадь. Крики ужаса вырываются из груди всех присутствующих.

Арсенал взорван!

Вслед за этим взрывом следуют другие, что мешает предотвратить полный разгром. Господин Ничто не откладывая осуществил угрозу, о которой говорил профессору Лобанову, и тот теперь, вероятно, с ужасом спрашивает себя: «Когда же он совершит все остальное?»

Чтобы никто не посмел усомниться в том, что именно невидимка стал причиной всех катастроф, он начертал на уцелевшей стене почерневших от взрыва развалин свой страшный девиз:

Е NIHILO VITA

И под ним с жестокой иронией поставил свои инициалы, что еще больше усиливало впечатление от этой жуткой картины.