СЕНЕГАЛ
Андре Брю. — Миссия Галлиени. — Полковник Борньи-Деборд. — Карон в Томбукту.
Наши отважные нормандские моряки, не ведающие преград, уже в XIV веке вели торговлю с Сенегалом, откуда привозили перец, золото и слоновую кость. Они разведывали торговые пути до самой Гвинеи, а плодами их изысканий потихоньку пользовалась географическая наука. После многих опытов нормандцы пришли к выводу, что лучшее место для фактории — устье реки, и ограничили исследования бассейном Сенегала.
Впрочем, прежде них там побывали португальские мореплаватели (лишь мимоходом) и португальские капуцины. Сколько времени провели там миссионеры, сказать точно невозможно. В конце концов, не выдержав местных климатических условий, они в мучениях скончались, а их проповедь разбилась о равнодушие туземцев, всецело преданных языческим обрядам.
В XVI веке моряки из Дьеппа и Руана основали фактории, достигшие впоследствии процветания. Мы располагаем списком управляющих этими факториями (главная из них — Сен-Луи на острове в устье Сенегала) начиная с 1626 года.
Но все это были мелкие предприятия, основанные, как правило, на недостаточные капиталы; им не хватало единства действий. Положение было исправлено могучей рукой Кольбера. Желая дать мощный толчок французской торговле, Кольбер повсюду создавал большие компании, часто, соответственно суровой и прямой натуре, прибегая к авторитарным методам, и, конечно, не забыл о Сенегале.
Впрочем, нельзя сказать, чтобы все там шло отлично. Так, «город» Сен-Луи насчитывал в те времена двести жителей! В нем был форт с тридцатью пушками, но ни капли питьевой воды. Кольбер умер в 1683 году. Компания еще некоторое время кое-как прозябала — и зачахла. В 1693 году вместо нее была создана другая, известная под именем Парижской компании, во главе со знаменитым Андре Брю. Предписание, в котором Брю давалась безраздельная власть над подчиненными, ссылается на его военный и коммерческий опыт. Где он воевал, неизвестно, торговал же долгое время в Триполи и сообщил много ценных сведений о Триполитании. Кроме того, он обладал — хотя в предписании не сказано — глубоким знанием людей. Вступив в должность, он навел в компании дисциплину и железной рукой управлял народцем мелких торговцев и служащих, привыкших делать, что им вздумается. Со своей стороны, он не жалел ни времени, ни усилий, чтобы расширить и укрепить связи компании. Ради этого он сам возглавил ее экспедиции и отважно искал пути в варварские страны, окружавшие фактории. Он несколько раз поднялся вверх по Сенегалу, чтобы добиться от туземцев права открывать новые фактории. Андре Брю дошел до Бакеля, затем до водопадов Фелу и собрал ценные сведения о дороге от Сенегала до Томбукту. Близ устья реки Фалеме он поставил форт Сен-Пьер, на побережье и вдоль Гамбии — форты Герегес, Биссак, Бутрам, Портанди, Арген, Альбареда, Жоаль и мечтал связать Сенегал с Нигером цепью укрепленных постов.
К несчастью, в действиях своих Брю был не вполне свободен. Подчиненные, конечно, целиком находились в его власти, и даже самые ответственные решения Андре мог принимать, ни с кем не советуясь, — но каждый служащий всегда мог ослушаться управляющего, поступать по собственному капризу, обвинять его во всех грехах и писать доносы. Компания не поощряла больших исследований и запретила различные завоевания. К тому же общественное мнение не интересовалось предприятием, выгоду от которого получали только акционеры, и не требовало отправки в Сенегал королевских войск…
Так или иначе, Брю открыл эру неведомого дотоле процветания. Этому благоприятствовали его энергия, работоспособность, знание людей и выдающееся умение применяться к обстоятельствам вкупе с качествами дипломата.
Андре можно упрекнуть в том, что он сделал важным орудием колонизации водку. Чтобы завязать с неграми торговые сношения, он в изобилии поставлял крепкие напитки и превратил этот товар в очень ценный предмет торговли. Конечно, это не лучшая сторона его деятельности, но он был лишь робким предшественником современных проповедников, которые при помощи тафии пытаются заставить паству хотя бы более или менее тихо сидеть во время проповеди и службы. Да и чем водка Брю безнравственней опиума, которым англичане отравили Дальний Восток, или виски, при помощи которого американцы понемногу уничтожают краснокожих?
Независимо от названного способа колонизации, который поныне в ходу, и даже больше, чем прежде, Андре Брю был выдающимся человеком и организатором. Двадцать семь лет он провел в Сенегале и, покидая его, мог гордиться, что собрал колонию из лоскутков.
К несчастью, затем в течение ста двадцати с лишним лет дело Брю запустили до такой степени, что Сенегал превратился в обузу для метрополии.
В 1758 году, во время Семилетней войны, англичане завладели страной. В 1770 году Сенегал вернул герцог де Лозен. В 1787 году дамель Кайора уступил нам Зеленый мыс и Дакар. С 1784 года колония стала государственным владением и управляется губернатором, назначаемым королем. В 1809 году англичане отобрали у нас Сенегал, в 1817-м — вернули.
С 1817 по 1854 год в Сенегале сменилось тридцать семь генеральных и временных губернаторов — всего лишь по одному в год! Разумеется, в такой чехарде дела шли все хуже и хуже. Несмотря на необычайное плодородие и замечательные продукты, земля была словно проклята. Торговцы приезжали туда, чтобы нажиться и сразу уехать; чиновники не чувствовали себя в безопасности и всеми силами добивались перевода на другое место. Впрочем, по совести говоря, положение этих людей — в большинстве образованных, воспитанных, из хорошего общества — было плачевно. За исключением Сен-Луи, Бакеля, Сенудибу и Горе, мы нигде не числились в хозяевах — да и государем острова, на котором стоит Сен-Луи, считался ничтожный сорский царек. Мавры обирали и презирали нас; негры считали нас людоедами (!!!) и ненавидели. И те и другие пользовались любым случаем выразить ненависть, поощряемые непостижимым нашим долготерпением.
Да и не просто долготерпением: ни один из губернаторов, беспрерывно сменявших друг друга в метрополии, и понятия, кажется, не имел о положении вещей, отчего и не протестовал против ежедневных оскорблений, наносивших урон чести нашего флага.
В частности, Франция платила под видом подарков самую настоящую дань своре чернокожих — законным и незаконным вождям, их прихлебателям и даже рабам! И эта дань, вначале назначаемая туземцам как милость, мало-помалу стала постоянной, санкционированной особыми законами! Пусть хотя бы эти ничтожества имели властный вид! Так нет же — всей одежды-то перья да веревочка, на которой болтается грязный лоскут! Губернаторы разговаривали, как равные с равными, со смехотворными созданиями без достоинства, ума, чести, которым вы бы не доверили чистить башмаки, в то время как наши купцы были вынуждены подчиняться самым нелепым капризам царьков! Тщетно старались относиться к туземцам все добрей и снисходительней — они, упорно пользуясь нашей мягкотелостью, не останавливались перед грабежом и насилием.
Например, французы вообще не имели права плавать вверх по Сенегалу, за исключением жителей Сен-Луи. Но и те, останавливаясь у какой-нибудь деревни, должны были платить «обычные» деньги. Будут они здесь торговать или нет — не имеет значения; сперва надобно уплатить налог. А если от этого пытались уклониться, суда под нашим флагом немедленно арестовывались, а товары конфисковывались. Да и сами «таможенные пошлины», на ходу установленные по прихоти очередного князька, в соответствии с «благорасположением» и алчностью его величества могли быть всегда увеличены вдвое, вчетверо, вдесятеро…
А мы все терпим, с непостижимой кротостью снося каждодневные оскорбления, постоянное хамство, непрестанные угрозы изгнать нас, когда довольно было стукнуть кулаком и провести военную операцию силами четырех солдат морской пехоты с капралом во главе!
Так продолжалось до 1854 года. В тот год марабут Хадж Омар с тукулёрами захватил Бамбук, угрожая французским торговым заведениям. Тукулёры, происходящие от пёль белой расы и негров из тех же мест, в 1802 году основали империю Сокото. Это были противники иного сорта, чем всякие там бамбара, мандинго и йолофы. Требовалось действовать без промедления и губернатор Проте послал в Бакель капитана Фэдерба с лейтенантом Коке. Офицер, ставший позднее одним из героев национальной обороны, привел форт в должный порядок и принудил марабута отступить.
Два месяца спустя Фэдерба назначили командиром саперного батальона и губернатором Сенегала. Под управлением славного воина, обладавшего гражданскими добродетелями и прекрасными душевными качествами, Сенегал поистине стал частью французской земли, любезным и достойным уголком метрополии.
Вот несколько дат, чтобы напомнить важнейшие деяния, предпринятые во время губернаторства Фэдерба, после чего мы перейдем собственно к исследованию Сенегала, подготовленному завоеванием и с ним сопряженному. В 1855 году Фэдерб с пятьюстами человек разбил армию Хадж-Омара, желавшего основать мусульманскую державу и поглотить нашу колонию. В 1858 году губернатор отобрал левый берег Сенегала у мавров трарза; в том же году майор Фарон и капитан-лейтенант Об взяли штурмом форт Гему; в 1859 году Фэдерб аннексировал Бооль, Сине, Салум, Казаманс и возобновил военные действия со старым неприятелем — марабутом; в 1860 году он отбросил этого фанатика в Сегу и завершил покорением тукулёров — пусть временным — борьбу, от исхода которой зависела жизнь и смерть нашей колонии. В 1861 году, в результате похода против кайорского царя Фэдерб покорил его прибрежные земли и аннексировал провинцию Диандер.
В то же время губернатор строил дороги, мосты, телеграфные линии, школы, казармы, форты, проводил опытные посевы индиго и хлопчатника, создал банк, музей, типографию, журнал, короче говоря — могучим дыханием вдохнул в старую колонию новую жизнь.
Одновременно Фэдерб — столь же ловкий дипломат, как храбрый солдат и несравненный администратор, — благоразумно решил завязать отношения с укрывшимся в Сегу Хадж-Омаром: оттуда марабут ничем не мог вредить, но иметь о нем сведения было полезно. Для этого Фэдерб отправил к мятежнику с миссией капитан-лейтенанта Мажа и доктора Кентена. Они отправились в Сегу из Медине 25 ноября 1863 года. Перед самым их прибытием старый марабут при таинственных обстоятельствах скончался. Сын его Ахмаду, позднее доставивший нам столько неприятностей, принял посланников довольно любезно, но с присущим африканцам упорством несколько месяцев не отпускал обратно. Ленивое лукавство этих людей нервирует европейцев и постепенно вовсе выводит из равновесия…
Отважным путешественникам не удалось заключить договора, но они собрали поразительный урожай важных сведений. Результаты их трудов опубликованы в сочинении под заглавием «Путешествие в Восточный Судан», удостоенном большой золотой медали Географического общества.
Любопытные подробности об Ахмаду и окружении, которые сообщают посланники из Сегу, заслуживают права быть воспроизведенными. С первого взгляда господин Маж дал Ахмаду лет девятнадцать — двадцать, хотя на самом деле ему было уже тридцать. Роста он высокого, имел умное выражение лица, но говорил тихо и медленно, слегка заикаясь. Несмотря на высокий лоб и не слишком крупные ноздри, общий тип лица из-за толстых губ и скошенного подбородка был негритянский. Носил он синюю феску и очень свободное бубу с весьма обширным гиба (карманом), надетое поверх белой рубахи тончайшего полотна. В руках держал четки и в паузах среди разговора перебирал их, шепча молитвы. На козьей шкуре перед ним лежали арабская книга, сандалии и турецкая сабля.
За время долгого, по милости Ахмаду, пребывания в Сегу Маж и Кентен смогли убедиться, сколь иллюзорна, вопреки внешней видимости, власть султана в государстве. Последующие события доказали, что они весьма проницательно разобрались в обстановке. Вместо сильного султаната марабут Хадж-Омар построил воздушный замок. После его смерти тукулёрские отряды погрязли в беспрестанных распрях, а их вожди, непримиримые сепаратисты, разорвали вассальные присяги и провозгласили независимость. Верной осталась лишь армия государства Сегу, но в ней было от силы тысяч десять человек и никакой организации. Братья султана оказались отрезанными восставшими белудегу, а буре перешли на нашу сторону. Воцарилась анархия, вероятным исходом которой оказалась скорая гибель и самая банальная аннексия.
С 1865 по 1878 год не произошло ничего примечательного. Губернаторы вновь сменяли один другого. Несомненно, господа Жорегиберри, Пине-Лапрад, Вальер, Бриер де Лиль делали все, что было в их силах, но до заслуг славного предшественника им было далеко. Следует, однако, отметить аннексию Рио-Нуньес в 1867-м и Понго в 1876 году, победу над кайорским царем в 1875-м, договор с Эли, царем трарза, в 1877-м и блистательную экспедицию Поля Солейе в Сегу в 1878-м. Упомянем еще экспедицию Байоля и Нуаро в Фута-Джаллон (1880) — и перейдем наконец к путешествию Галлиени, намного превосходящему прежние по значению.
Морской министр адмирал Жорегиберри, бывший губернатор Сенегала, был поражен, с каким трудом осуществляется провоз наших товаров и вообще все наши дела в Судане. У него родилась идея завязать отношения с неграми Верхнего Нигера, чтобы при случае, пользуясь замечательным путем, проникнуть в центр Африки. Организацию подобной экспедиции, требовавшую такта, изобретательности и энергии, поручили губернатору Бриеру де Лилю, который остановил выбор на капитане Галлиени. Этого человека рекомендовали крупные заслуги по службе, выдающаяся способность переносить африканский климат и вообще долгий опыт жизни в Африке. Под его команду поступили лейтенант Пьетри из морской артиллерии, лейтенант Вальер из морской пехоты и военно-морской врач доктор Тотен. Все трое были достойны отважного начальника.
С экспедицией отправился и доктор Байоль, но дошел лишь до Бамако, где Галлиени должен был оставить его в качестве резидента и представителя французского протектората на Нигере.
Экспедиция, носившая совершенно мирный характер, имела многочисленные подарки (в Африке это «sine qua non» для любых соглашений), нагруженные на двести пятьдесят ослов и двенадцать мулов. Охрану послов французского правительства к негритянским вождям составляли около тридцати туземных солдат, стрелков и сенегальских спаги. Невинные дети природы невероятно чувствительны ко всяким почестям, и психологически необходимо, чтобы в моменты официальных встреч наши представители являлись с пышностью, указывающей, что в своей стране это знатные и почтенные люди. Кроме того, капитан (ныне полковник) Галлиени прекрасно знал опасности, грозящие подобной экспедиции по Черному континенту. Из осторожности, которая должна быть свойственна всякому, кто отвечает за живых людей, он спрятал на дне ящиков четыреста — пятьсот упаковок патронов. Последующие события показали: эта мудрая предосторожность спасла экспедицию от той катастрофы, которая постигла небольшую миссию Флаттерса.
Миссия Галлиени отправилась из Сен-Луи 30 января и 26 февраля была в Бакеле, главном городе наших владений на Верхнем Сенегале. Там она пополнила ряды и 7 марта выступила в дальнейший путь. 20 числа она пришла в Кита, где Галлиени сразу добился блестящего успеха. Вождь макадиамбугу по имени Токута, самый богатый и влиятельный человек тех мест, беспрекословно подписал договор, по которому нам предоставлялось право в любой момент устроить важное военное и торговое поселение. Этот замечательный человек, в отличие от сородичей, хотел как можно скорее принять наши войска — несомненно, из страха перед Ахмаду, претендовавшим на земли, утраченные его отцом, хотя на них власть султана признавали все меньше и меньше.
Достигнутый успех в Кита без единого выстрела имел первостепенное значение, поскольку и географическое положение этой страны первостепенно. Кита находится в точке, откуда дороги расходятся во все стороны — на Бафулабе и наши фактории на Верхнем Сенегале, на Ниоро и к мавританским рынкам Сахары, на Нигер и Бамако, наконец, на Мургулу и долину Бахой, а оттуда к Буре и золотоносным землям.
Главная миссия, в которую входили Галлиени, Байоль и Тотен, 27 апреля направилась к Бангасси. Перед ней в авангарде шел лейтенант Пьетри с отрядом стрелков; его задачей было вести разведку на дороге и готовить трудные участки пути для вьючных животных. Тем временем лейтенант Вальер, которого, чтобы не возбуждать подозрений мусульманского коменданта, сопровождало всего несколько солдат и переводчик, должен был попытаться пройти к Нигеру через долину Бахой, производя съемку дороги и выспрашивая у местных племен, насколько возможно, самые подробные сведения о добыче золота. Миссия шла быстро, намереваясь успеть до сезона дождей попасть в Бамако — первый пункт, где отважные офицеры, не ведавшие ни голода, ни усталости, хотели видеть развевающийся французский флаг. К несчастью, вскоре отношение жителей Белудегу к путешественникам переменилось без всяких видимых причин — по крайней мере, на взгляд европейцев, которые не всегда могут уловить побудительные мотивы действий этих больших, наивных, легкомысленных и извращенных детей.
Десятого мая экспедиция остановилась в деревне Дио за восемьдесят километров от великой реки. На другой день утром она отправилась дальше. Вдруг, когда проходили через лес масличных пальм, на наших соотечественников без всякого повода со всех сторон накинулись невесть откуда взявшиеся полчища бамбара. Разделенному пополам отряду — Галлиени и Байоль с одной половиной стрелков шли впереди, Тотен с другой — позади — пришлось завязать с неприятелем ожесточенный бой, длившийся не менее часа. Стрелки и спаги показали чудеса храбрости. Они были спокойны, подчинялись командирам, неустрашимо сплотились вокруг них, заняв круговую оборону против ревущей толпы, и, неся огромные потери, открыли мощный ружейный огонь. Как же они тогда радовались предусмотрительности капитана, спрятавшего в ящики запасные патроны! Тридцать храбрецов, почти все раненные, не прекратили беглого огня, поразившего сто пятьдесят бамбара, не считая раненых. Нападавшие, испугавшиеся эффективного огня скорострельного оружия, поняли, что им не справиться с отважным маленьким войском, недвижно стоявшим в клубах дыма, откуда вырывались стремительные разящие молнии, и скрылись в чаще леса. Освободившись, капитан Галлиени тут же поспешил на помощь доктору Тотену. Окруженный пятью сотнями бамбара, тот также вел героическую оборону и потерял почти всех стрелков арьергарда.
В полдень, в изнурительную жару, экспедиция двинулась дальше к Нигеру. Четырнадцать человек из отряда было убито, еще столько же ранено! Весь обоз пропал, почти все животные, кроме нескольких мулов, разбежались. Этих мулов Галлиени велел развьючить и вместо поклажи погрузить на них раненых. Он проследил, чтобы никто из смелых и верных солдат не остался на поле боя.
Экспедиция попала в страшное положение, но никто и на секунду не помыслил об отступлении. Это окончательно смутило и привело в отчаяние бамбара. В ярости они смотрели, как французский отряд направляется к Нигеру, где царствует извечный враг этих негров — султан Ахмаду. А кто знает, оставили бы они в покое экспедицию в случае отступления? Позволю себе усомниться…
Боеспособные солдаты с тридцатью «Шаспо» окружили раненых, уложенных на оставшихся мулов, и направились на восток.
Путь лежал через заросли кустарника и гигантских трав — ни следа, ни тропинки, проводников нет… Местность для похода тяжелейшая, бамбара, прячась за кустами и корнями деревьев, преследовали колонну, беспрерывно беспокоили, стреляли из-за укрытий, и каждый в нашем отряде ожидал: вот сейчас будет последняя, страшная засада…
Тогда капитан Галлиени приказал остановиться: раненые, истощенные потерей крови, не могли больше выносить переход; здоровые утомились, стерли ноги о корни с камнями, шли с большим трудом. Некоторые даже утонули в глубоком илистом ручье, через который пришлось переходить в темноте. Нельзя было определять путь и по звездам — они спрятались за тучами. Чтобы не попасть в ловушку, пришлось остановиться на поляне и ждать, пока тучи разойдутся. Вы представляете себе, что чувствовал начальник миссии, не зная, где он находится, как его встретят в Бамако, что сталось с отправленными вперед лейтенантами Пьетри и Вальером!
Двенадцатого мая в три часа ночи Галлиени отправился дальше, хотя уставшие туземные солдаты говорили: им легче умереть, чем вновь терпеть тяготы и подвергаться опасностям. На пути оказалось обрывистое плато, взобраться на которое стоило неслыханных усилий. За плато началась необъятная долина; над ней плавали клочки тумана, указывая, что где-то невдалеке течет большая река. Пройдя через нее, выбившийся из сил отряд попал в овраг, который, вероятно, вел к Нигеру. Сколько было мук, страданий, опасностей! И вот показалась деревушка, окруженная глинобитной стеной. Увидев белых людей, жители все вышли навстречу с оружием в руках и встали перед калиткой в ограде. Из задних рядов меж тем доносили: бамбара подходят, они полны решимости не упустить добычу. Неужели экспедиция окажется меж двух огней?
Неустрашимый капитан Галлиени один отправился к защитникам деревни. Увидев, что белый человек так смело и доверчиво идет к ним навстречу, туземцы застыли. Офицер рассказал, что случилось накануне — как коварно поступили бамбара с ним, другом Бамако, посланным с дарами и миром. Тогда негры рассказали ему, что он находится во владениях Бамако и они отведут его в город, и отрядили к бамбара глашатая объявить: впредь до новых распоряжений белые находятся под их защитой. Пока не дождутся ответа от вождей Бамако, которые решат, что сделать с пришельцами, их ни в коем случае нельзя трогать.
В восемь часов под охраной десятка деревенских юношей экспедиция двинулась дальше. Перевалив по тяжелейшим дорогам через горы, около часа пополудни пришли в Бамако, где капитан рассчитывал найти заслуженный отдых для раненых, четыре дня и четыре ночи не знавших покоя. К несчастью, жители и особенно военачальники в городе встретили экспедицию как нельзя более прохладно. Они уже знали о том, в каком печальном положении находится ограбленная миссия, и больше всего опасались прогневать бамбара. Таким образом, не только не удалось оставить доктора Байоля резидентом, но и на ночлег пришлось устраиваться в полном отчаянии — на другом берегу Нигера, в Нафадие.
Положение было самое тяжкое, но отважный капитан решился в любом случае выполнить задачу. Он отправил доктора Байоля обратно в Сен-Луи, чтобы с ним вернулись домой сопровождавшие миссию туземцы, поручив также как можно скорей попросить у губернатора подмоги, а сам отправился в резиденцию Ахмаду. В Нанго Галлиени пришлось остановиться и ожидать султанского благорасположения, пришедшего через десять месяцев, протекших в тяжких лишениях и муках. Папаша Ахмаду не любил торопиться! Но терпение храброго офицера было вознаграждено, и 10 марта Ахмаду согласился подписать договор, передающий часть Нигера под французский протекторат.
Двадцать первого марта миссия покинула Нанго и отправилась в обратный путь. С восхищением и изумлением приветствовала она французский флаг над Кита, а 12 мая 1881 года возвратилась в Сен-Луи.
Когда капитан Галлиени разведал ценность пункта Кита — перекрестка пяти дорог, полковнику Борньи-Деборду поручили взять эту область под наш контроль. Кроме того, он должен был разведать возможность проведения железной дороги от Медине (где кончается судоходство по Сенегалу) до Бамако, Манабугу или Дины. С небольшим экспедиционным корпусом из четырехсот двадцати четырех человек полковник выступил в путь 9 января 1881 года. Туземцы племени губоко стали сопротивляться, оскорбляли и попытались помешать построить форт в Кита. В кровавом бою полковник нанес поражение неграм и без дальнейшего сопротивления установил протекторат от Бафулабе до Кита.
После успеха первой кампании полковник Борньи-Деборд в 1881–1882 годах предпринял вторую экспедицию, чтобы продолжить линию фортом в Бадумбе и начать тянуть железную дорогу от Каеса до Кита. 26 декабря 1881 года он с тремястами пятьюдесятью воинами пришел в Бафулабе и сразу же столкнулся с пресловутым Самори. Этот страшный вождь буквально опустошал окрестности, жег деревни, избивал и угонял в рабство жителей. Когда комендант форта Кита отправил ему через одного офицера-туземца протест, Самори арестовал посла, которому, по счастью, удалось бежать. Полковник Борньи-Деборд решил отомстить за оскорбление: безнаказанность могли отнести на счет нашей слабости, что нанесло бы тяжкий ущерб престижу Франции в Судане и, возможно, задержало нас на пути к Нигеру. Хотя у альмами (султана) Самори было две тысячи человек, а у полковника во много раз меньше, негры получили жестокий урок. К сожалению, они его забыли слишком быстро.
Третья экспедиция полковника Борньи-Деборда была намного тяжелей прочих, но и намного плодотворней. Ненасытное честолюбие Самори, дерзкого альмами Уасулу, вновь угрожало нашей безопасности. Решено было жестоко покарать непокорного. 7 января 1883 года экспедиционная колонна выступила из Кита в Бамако. В ней числилось пятьсот сорок два человека под ружьем и семьсот при обозе. Полковник Борньи-Деборд сразу овладел сильной крепостью Мургула, после чего капитан Пьетри отправился с авангардом, готовя дорогу, добывая провиант и пытаясь привлечь на нашу сторону вождей беледугу, три года назад ограбивших миссию Галлиени.
Старый Ноба, вождь деревни Доба, был тогда главным подстрекателем к грабежу. Надменный и несговорчивый старик отклонил мирные предложения капитана Пьетри, надеясь задержать колонну в пути и перебить. Заблуждение длилось недолго и обошлось туземцам дорого. 12 января полковник Борньи-Деборд получил донесение, что старый Доба готовится к войне, и без колебаний решил покарать мятежника раз и навсегда.
Селение Доба расположено в долине и обнесено четырехугольной стеной; дома его — настоящие крепостные казематы — также были соединены между собой глинобитными стенами. Для прохода оставались лишь узкие извилистые улочки, некоторые меньше метра шириной. Полковник занял позицию на открытой местности, выстроил войска к бою в двухстах пятидесяти метрах от села и приказал легкой горной артиллерии открыть огонь.
Перед сражением было слышно, как затворившиеся в Доба гриоты (колдуны) вопили пронзительными голосами песнопения и надсадно кричали, словно петухи. При первом залпе голоса их задрожали и стали потише. После второго наступила тишина. Бамбара дрогнули, но не сдались. Отверстия, пробитые в стенах нашими артиллеристами, служили им бойницами: едва снаряд пробивал дыру, как из нее показывалось черное лицо и ружейный ствол. Наши маленькие горные пушечки сосредоточили огонь — и вот уже открылась брешь шириной девять или десять метров. В четверть одиннадцатого в бой вступила штурмовая колонна: впереди шли стрелки при поддержке морской пехоты. Капитан Комб, командовавший колонной, первый вошел в пролом с отвагой человека, которому ничего не грозит, — и каким-то чудом не получил ни царапины! Защитники, отступившие на миг под нашими ядрами, вновь бросились вперед, открыв убийственный огонь, задержавший, но не остановивший штурм. Колонна пробилась внутрь деревни и закрепилась там. Но каждый дом обратился в крепость, которую приходилось брать приступом. Пули градом свистели вокруг капитана Комба, но он под свирепым огнем четким почерком, свидетельствовавшим о совершенном присутствии духа, писал полковнику записочки, чтобы держать командира в курсе происходящего. Несколько человек взобрались на самые высокие крыши и открыли огонь по местам скопления защитников деревни. Полковник ввел в бой еще одну роту морской пехоты, оставив при себе лишь роту стрелков и батарею артиллеристов. От улицы к улице, от дома к дому — и вот наконец в полдень пройдена вся деревня. Доба наша!
Три недели спустя полковник Борньи-Деборд присутствовал при закладке форта Бамако: несмотря на попытки Самори разрушить наше предприятие, форт начал строиться. Полковник сказал на церемонии товарищам: «Сейчас прозвучит одиннадцать пушечных залпов в ознаменование того, что отныне и навсегда на берегах Нигера развевается французский флаг. Звук наших маленьких орудий не долетит даже до окрестных гор, но эхо его разнесется значительно дальше Сенегала!»
Впрочем, и Самори вскоре убедился, насколько белые сильны, отважны, с ужасным оружием, и, прекратив бесплодную борьбу, сдался на милость победителя. Он признал протекторат Франции и подписал договор, вследствие которого французское влияние распространилось на прекрасные и богатые страны Западного Судана и на весь водный путь по Верхнему Нигеру.
Напомним в двух словах еще об одном важнейшем событии истории французских исследований в Судане. В 1888 году капитан-лейтенант Карон на канонерке «Нигер» достиг знаменитого порта Томбукту! Жители — преимущественно туареги — встречали его негостеприимно, хотя и без открытой враждебности. Они приглашали Карона на берег, но тот, чтобы не попасть в засаду, подобно Флаттерсу, не сходил с корабля. Впрочем, Риайя, глава здешнего государства, под давлением мавританских купцов объявил капитану, что страна закрыта для иностранцев и французам здесь делать нечего. Надо сказать, права этого вождя очень спорны: настоящая власть принадлежит Алимсару, великому вождю туарегов, который со всех товаров, проходящих через Томбукту, берет десять процентов пошлины. Карон вступил в переговоры и с ним, но также без большого успеха.
Великолепная экспедиция капитана Карона заложила основы для создания карты Нигера и географического изучения Западного Судана. Карон продолжил труды первых исследователей этой реки: Мунго Парка (1795), Рене Кайе (1828), Генриха Барта (1853) и капитан-лейтенанта Мажа (1866). Но точные и подробные съемки реки до Карона и не начинались. Даже положение Томбукту с присущей морякам точностью определил именно Карон!