МАЙОР СЕРПА-ПИНТУ [157]

От Бенгелы до Замбези. — Неприятности. — В огненном кольце. — Приступ. — Измена. — Спасение. — Переход через Африку.

Мало того, что англичане, злоупотребляя силой, украли у португальцев часть их колониальных владений — они еще давно пытаются опорочить их.

Кто все время с чисто англосаксонским упорством распространяет ложные слухи о работорговле португальцами? Англичане! Кто смеет утверждать, что этот гнусный промысел в заморских португальских владениях терпим правительством и ведется непосредственно под сенью лузитанского флага? Опять англичане!

А почему? Какова цель гнусной клеветы?

Да очень просто. Под лицемерным предлогом гуманности Англия стала во главе движения за отмену работорговли (малоприятное занятие арабов). Под этим предлогом Лондон претендует на право осмотра подозрительных судов, берегов, при необходимости — и временного захвата гаваней, где будто бы находят убежище или устраивают склады торговцы людьми.

Какое, собственно, дело англичанам до африканских невольников? Ведь у них под боком есть «братский остров» — Ирландия, и там довольно, казалось бы, белых рабов, на которых английское правительство могло бы упражняться в человеколюбии…

На деле британцы желают — лицемерно скрывая истинные помыслы под благовидным предлогом — завладеть всеми или почти всеми берегами Африки от тропика до тропика, вредить неанглийской торговле, занимать земли временно — и остаться там навсегда, как в деле с Египтом.

Разумеется, благородные, сохранившие рыцарские понятия португальцы с негодованием протестовали против лицемерной клеветы британских торгашей. Этот протест послужил причиной замечательной экспедиции по Африке майора Серпа-Пинту.

В начале 1877 года по предложению г-на Жуана ди Андроди Корву португальский парламент одобрил кредит в 169 тысяч франков на исследовательскую экспедицию. Ее цели законодатели определили следующим образом: разведка стран, находящихся между Анголой и Мозамбиком; выяснение географических связей Заира и Замбези; поиск легчайших и надежнейших торговых путей от океана до океана; упразднение работорговли.

Декретом от 11 мая 1877 года начальником экспедиции был назначен командир 4-го егерского батальона королевской армии Алберту ди Роша Серпа-Пинту, помощниками — моряки лейтенант Бриту Капелу и младший лейтенант Роберту Ивенш.

Серпа-Пинту тогда исполнился тридцать один год; он родился в 1846 году в городе Синфайнш на левом берегу реки Дору. Как мы убедимся, невозможно было вверить экспедицию более достойному и отважному человеку.

Начало похода обескураживало. Португальские офицеры, кое-как наняв носильщиков, 12 ноября 1877 года вышли из Бенгелы. Из-за половодья они шли южнее, чем некогда Камерон. 12 декабря экспедиция прибыла в Килленгиш, а 1 января должна была выйти в Каконду.

И вот совсем еще недалеко от Бенгелы — причем на территории, прямо подчиненной Португалии, — неприятность следует за неприятностью. Носильщиков не найти. Серпа-Пинту в одиночку отправился в деревню Нисети на правом берегу Кунене и попытался сторговаться с вождем по имени Дуарти Бандейра, который прекрасно встретил майора и за бочонок водки пообещал сто двадцать носильщиков. Серпа-Пинту уже готов отправиться в путь — и вдруг в последний момент Бандейра отказывается от обещания.

Между тем майор получил письмо от Капелу с Ивеншем, оставшихся позади со всем багажом; помощники объявили, что не могут больше следовать за ним, и предлагали оставить ему треть груза.

Не находя оправданий такому поразительному решению, которое могло быть вызвано лишь неким прискорбным недоразумением, Серпа-Пинту хладнокровно посмотрел правде в глаза. Он находился во враждебной стране; туземцы только потому не трогали его после выхода из Каконды, что принимали маленький отряд за авангард большого экспедиционного корпуса. Старый купец Силва Порту в этих местах выдержал много тяжких боев — что же будет с ним, когда узнают, что у него лишь десять человек!

До Каконды всего три дня пути, а до Бие, где условия для путешественников все равно не бог весть какие — двадцать переходов. Что же: внять голосу разума и вернуться в Бенгелу?

Серпа-Пинту выбрал себе девиз древних римлян, с незапамятных времен сопровождающий землепроходцев: «Audaces fortuna juvat!»

Он решился раз и навсегда, будь что будет — надо идти вперед.

Серпа-Пинту отправился к вождю страны Нану, головорезу Капоку, разбойничавшему в окрестностях. Тот нашел для него сорок носильщиков, которых должно хватить, чтобы тащить часть груза, переданную при разделе Капелу и Ивеншем.

Двадцать первого февраля Серпа-Пинту двинулся дальше в Бие. В тот же день его чуть было не растоптал разъяренный буйвол. Вечером майор вышел пострелять себе дичи на ужин. Внезапно огромный зверь, выставив рога, без всякой видимой причины набросился на него. Серпа-Пинту был очень храбр и прекрасный стрелок; он спокойно подпустил зверя и уже взял ружье у оруженосца негритенка Пепеки, как вдруг вспомнил: ружье заряжено дробью! Он уже расстался в мыслях с жизнью, но все же выстрелил дуплетом и постарался спрятаться за дымовой завесой. И тут, вопреки опасениям, случилось невероятное: буйвол перепугался и бросился без оглядки в лес. Путешественник был спасен!

Тогда же майор узнал, что Капелу и Ивенш направились, опережая его, в Бие, желая, вероятно, идти в глубь Черного континента своим путем.

На другой день у Серпа-Пинту украли ружье, козу и барана. 23 числа в Думбу ему пришлось с револьвером в руке защищать от туземных грабителей свой запас водки. Если бы не негр Верисиму Гонсалвиш, который еще столько раз докажет свою преданность, путешественника наверняка бы зарезали.

Серпа-Пинту определил линию водораздела Кунене и Кубанго между горами Домбу высотой 1700 метров и Бурунда высотой 1585 метров, под 10° восточной долготы. 5 марта, выйдя из одной деревни племени ламонпа, он миновал водораздел бассейнов Кубанго и Кванзы.

Ночью, в страшную бурю, путешественник вышел на берег Куквеймы. Там его скрутил страшный приступ ревматизма и лихорадки. Идти он не может — его несут в гамаке. Река вышла из берегов и катила свирепые волны, неся множество обломков. Серпа-Пинту хочет переправиться во что бы то ни стало; он добыл себе скверную пирогу, вмещающую лишь двух человек, и сел в нее вместе с гребцом. На середине реки кое-как сколоченная, замшелая лодка протекла и стала тонуть. Гребец, чтобы спасти ее, прыгнул в воду, но это не помогло. Лодка накренилась на один борт, на другой и пошла ко дну. Вмиг майор оказался посреди бушующих волн; одной рукой он греб, другой — держал над головой хронометр.

От такого шока он тут же выздоровел: ни ревматизма, ни лихорадки как не бывало. Но зато, обсохнув, Серпа-Пинту получил такой солнечный удар, что чуть не умер на месте.

Невероятным усилием воли майор добрался до фактории Бельмонте, принадлежавшей Силва Порту, и там слег. За ним усердно ухаживали бывшие его товарищи, Капелу и Ивенш; они также пришли в Бельмонте, а оттуда собирались пересечь континент. Серпа-Пинту был так плох, что Ивенш даже предложил отвезти майора обратно в Бенгелу, прежде чем они сами пойдут дальше. Но тот категорически отказался и остался в Бельмонте один со славным негром Верисиму и белой козочкой Корой. Эта Кора была при нем с самого начала пути; теперь она становилась копытцами на постель к больному, ласково блеяла, лизала в лицо и просила погладить.

Двадцать седьмого марта Серпа-Пинту почувствовал себя лучше, а к середине апреля силы стали прибывать с каждым днем. Не теряя времени, путешественник во всех подробностях изучил дорогу на Зумбо, Тете и Сена, по которой собирался идти, составил карту Бие, привел в порядок записи в дневнике и начал готовиться к походу.

Места впереди лежали опасные — не вооружив людей, идти было нельзя. У Серпа-Пинту было лишь десять карабинов Снайдера да десятка два кремневых ружей. Эти старые мушкеты он починил, заготовил боеприпасы, упаковал все и 6 июня отправился в поход.

Больше всех он доверял Верисиму Гонсалвишу и начальнику носильщиков Аугошту — бенгельскому негру геркулесовского сложения, храброму, сильному, честному, преданному. У него была, однако, удивительная мания: он непрестанно женился. Аугошту оставил жену в Бенгеле, другую взял в Домбу, третью — в Киллингише, четвертую — в Каконде, пятую — в Уамбу, а за время болезни хозяина то ли пять, то ли шесть раз сочетался браком в Бие.

«В конце концов, — пишет Серпа-Пинту, — претензии всех его шумных супруг мне надоели. Я вызвал Аугошту, сурово отчитал и пригрозил уволить, если он не исправится. Негр ревел белугой, валялся у меня в ногах, всячески обещал исправиться и наконец сказал так: если только я дам ему штуку материи для жен, чтобы заткнуть им рот, он больше не будет иметь с ними никаких дел. Я дал ему требуемое, но в ту же ночь меня разбудил необычайный шум на другом конце деревни: песни, хохот, одним словом, настоящее веселье. Я послал спросить, что происходит; вернувшись, мой человек доложил, что это празднуют свадьбу Аугошту с девицей из деревни Жамба!»

Шестого июля Серпа-Пинту нашел несколько носильщиков и отправился на восток. 14 числа он пересек Кванзу — часть экспедиции на купленной в Лондоне лодке конструкции Макинтоша, часть на пирогах, одолженных у «со́ва» (вождя) Ливики. Серпа-Пинту пришел в землю кимбанди и послал подарки сова по имени Маванда. Тот подарки принял и попросил еще вдобавок… рубашку! Он также просил у Серпа-Пинту помощи против вражеского племени. Путешественник отказался вмешаться в распри туземцев и остался ожидать носильщиков. Тщетно! Сова все обещал их и не присылал. Впрочем, Маванда — ростом истинный колосс — не сердился на майора за отказ в помощи и подарил португальцу огромного быка, и они расстались как лучшие друзья.

Все свободное от трудов время путешественник перекладывал багаж так, чтобы тюков было как можно меньше. Лодка занимает два тюка, а бросить ее жалко. На обмен почти ничего не осталось: только мешок каури и стекляшек. Увидев, что состояние его более чем скромно, он всерьез готовился к самому худшему.

Двадцать четвертого июня Серпа-Пинту переправился через Уду, красивую реку пятнадцатиметровой ширины, поросшую по берегам дивными древовидными папоротниками. На другой день явились наконец носильщики. Он ожидал тридцать человек — а пришло четверо! Не важно! Дело за тем не станет. Двое понесут лодку, двое — самые тяжелые тюки.

Из земли кимбанди он попал к лучази, живущим в междуречье притоков Замбези — Кониту и Лунгвенбунгу. 1 июля, только что переправившись через Кониту, майор повстречал трех негров, гнавших рабынь на продажу. Задержав негодяев и освободив женщин, Серпа-Пинту предложил им свою защиту и покровительство. Каково было его удивление, когда женщины дружно ответили, что им ничего не надо и зачем помешали идти своей дорогой!

Серпа-Пинту двинулся дальше через Бембе, Ньун-Гоавиранду и 5 июля вышел к подножию хребта Карсара-Кайера высотой 1614 метров над уровнем моря и 137 метров от места стоянки. Лагерь разбили на берегу речушки Карисампоа, впадающей в Лунгвенбунгу.

Десятого июля майор убил леопарда и сделал себе из его шкуры подстилку. Затем он вышел к реке Квандо, крупному болотистому притоку Замбези, а вскоре — Кубанги, очень красивой реке, кишащей крокодилами.

Вместе с двумя негритятами путешественник поплыл вниз по ней на лодке Макинтоша. В пяти километрах ниже Кангумбы он увидел трех антилоп неизвестной породы. Серпа-Пинту вскинул ружье, но антилопы проворно кинулись с головой в воду и пропали из виду.

Позже путешественник еще не раз встречал этих удивительных животных и изучил их. Они невероятно проворно плавают и ныряют, выставив на поверхность только кончики рогов; жители Бие называют их кишобу, а амбвела — бонзи. Взрослая антилопа всего с годовалого теленка ростом. Шерсть у нее темно-серая и на редкость гладкая, достигающая в длину от шести до двенадцати сантиметров. На голове шерсть короче; морду на уровне ноздрей пересекает белая полоса. Рога у антилоп вытягиваются сантиметров на шестьдесят; в сечении у основания они полукруглые, торчат почти прямо и закручены штопором.

На суше антилопы малоподвижны: копыта у них вытянутые, как у барана, и загнутые наподобие коньков. Они всегда живут в воде — только на ночь выходят попастись. В воде они и спят, и отдыхают, ныряют не хуже гиппопотамов. Часто для туземцев они становятся легкой добычей, но охотятся на них больше ради превосходных шкур, чем из-за мяса.

Двадцать пятого июня поднялась тревога: майор увидел, что не все люди были на месте. Отправившись на поиски, он обнаружил беглецов в лесу — последние даром тратили патроны, стреляя рыбу и кишобу. Завидев начальника, все разбежались, кроме двоих: один на коленях просил прощения, другой схватил топор и ринулся к майору. Серпа-Пинту бросился на него, обезоружил и сильным ударом в голову опрокинул на землю. «Я думал, что убил нападавшего, — пишет он, — но и случись такая беда — она огорчила бы меня меньше, чем этот первый случай неповиновения в отряде. Вокруг меня собрались люди, которым я велел отнести раненого в лагерь. Они тут же исполнили приказание. При виде крови, струившейся из безобразной раны, все стали молчаливы и покорны.

Я осмотрел рану и убедился, что жизнь человека вне опасности, а если от раны в голову сразу не умирают, заживает она быстро. Насколько хватало моих скромных знаний, я помог раненому, а потом собрал на совет всех туземцев — решить, какого наказания заслуживает его преступление. Большинство высказывалось за казнь, меньшинство — исколотить палками до полусмерти. Я ограничился устным выговором и отпустил виновного на волю.

Мое милосердие покорило всех присутствующих, хотя сначала они никак не хотели принимать мои слова всерьез».

Двадцать девятого июля экспедиция, уже почти без провианта, пришла в деревню Кагвегове, расположенную под 17°50′ к востоку от Парижа и 14°30′ к югу от экватора — резиденцию вождя кушиби.

У Серпа-Пинту кончился не только провиант, но, что еще хуже, подошла к концу материя на обмен: оставалось всего несколько штук. Однако местный со́ва принял его весьма любезно. Это был чистокровный амбвела с почти что орлиным профилем; женщины племени также очень красивы.

Амбвела живут на Верхней Квандо, там, где в нее впадают Кембо, Кубанги, Кушиби и Шикулуи. Вдоль Кубанги жители ставят дома на сваях либо на островках, которыми усеяно русло реки, либо прямо в воде. Лодок здесь ни у кого, кроме них, нет, и они спокойно спят в надводных жилищах, не опасаясь внезапных нападений.

Более чем радушное гостеприимство со́ва Моэне из Кагвегове иногда даже смущало майора, которому стоило большого труда избавиться от некоторых любезностей — несомненно, лестных, но все-таки слишком фривольных, подходивших разве что неутомимому жениху Аугошту.

Серпа-Пинту прожил у этих славных людей — простых и гостеприимных, как все земледельческие племена, — до 4 августа, затем переправился вброд через реку, ширина которой здесь доходила до девяноста метров.

Далее португалец перешел притоки Квандо — Кочова, Кушиби и Катогу. Проводник, шедший с майором через земли старика Моэне, на прощанье дал такой совет:

— Вы сейчас пойдете по дороге на Лиамбаи. Я-то эти места знаю, всю жизнь там провел. Так я скажу: всегда держите под рукой самый лучший карабин. Не зевайте по дороге в джунглях — здесь множество хищных зверей. Особенно остерегайтесь буйволов в долине Нинда. Вы встретите могилы многих людей, которых они затоптали; среди них есть даже белые. Так что будьте начеку!

И действительно — Серпа-Пинту повстречал могилу купца Луиша Албину, убитого буйволом. Удивительное совпадение: любимый негр Албину, старик Пунгу Адугу, был в караване майора.

Нинда сливается с Луати и образует Ньенго, впадающую в Замбези несколько южнее пятнадцатой параллели. Чуть ниже слияния Нинды с Луати близ маленького поста Калумбеу начинается земля баротсе, где Серпа-Пинту и остановился.

Шестнадцатого августа он увидел, что в лагерь бесцеремонно вошел негр с женой и тремя мальчиками. Путешественника поразили его энергичное лицо, живой взгляд и смелое поведение.

— Кто ты? — спросил майор.

Негр ответил:

— Я Кайумбука; я пришел к тебе.

Майор с живейшей радостью услышал это имя. Кайумбуку, старого спутника Силвы Порту, знали повсюду — от Ньянгове до озера Нгами. Когда Серпа-Пинту уходил из Бельмонте, сам Силва Порту сказал ему:

— Если вы встретите Кайумбуку и наймете к себе на службу, у вас будет самый лучший помощник, какого можно сыскать на юге Центральной Африки.

С тех пор майор повсюду безуспешно его разыскивал — и вот Кайумбука пришел сам. Они проговорили около часа; майор передал негру письмо от Силвы Порту и подарки. Поздно вечером договор был заключен, и Серпа-Пинту представил Кайумбуку спутникам как своего заместителя.

С 17 по 20 августа у путешественников почти не было еды. Увидев, как его люди умирают с голоду, а местные крестьяне не желают ничего продавать, хотя кладовые ломились от провизии, майор собрал всех своих людей и произвел набег на ближайшую деревню. Он взял силой ровно столько, сколько было нужно, чтобы накормить спутников, а стоимость реквизированного возместил жемчугом и порохом. Негры поразились — они не ожидали от победителей такой щедрости — и пообещали впредь продавать еду.

Двадцать четвертого августа Серпа-Пинту вышел к Замбези, пересек ее и прибыл в Лиалуи, столицу повелителя баротсе Лобоси.

Молодой монарх — ему было лет двадцать — радушно принял путешественника и как будто очень заинтересовался его миссией: казалось, он понимает культурное и торговое значение экспедиции. Но, узнав, что матабеле всем племенем пошли на него войной, Лобоси испугался, разозлился и стал вымещать зло на майоре — мелочно, по любому поводу и так чувствительно, что Серпа-Пинту понял: дело скверно.

Тем временем негры, сопровождавшие путешественника из Бие, испугались, что им придется вмешиваться в распрю баротсе с матабеле, и испросили разрешения уйти. В маленьком отряде осталось пятьдесят семь человек.

Король вдруг сбросил маску и даже не пытался больше скрыть свое природное вероломство. 2 сентября он приказал Серпа-Пинту сдать все оружие с запасами пороха, немедленно оставить его владения и возвращаться в Бенгелу. Майор, разумеется, решительно отказался и заявил, что пойдет дальше на восток.

В ночь на 4 сентября путешественник узнал от одного из министров Лобоси, старого слуги Ливингстона по имени Мачуана (рисковавшего жизнью из-за одной любви к белым людям), о готовящемся на него убийстве.

И действительно, несколько часов спустя Серпа-Пинту еле уклонился от брошенного в упор в темноте копья — оно чуть было не пронзило майора насквозь. В ответ он выстрелил из револьвера, ранил и захватил убийцу. Но этого злодея — несомненно, нанятого Лобоси — вскоре похитили, чтобы его показания не скомпрометировали гнусного царька.

На другую ночь одна негритянка, очень преданная Серпа-Пинту, сказала, что опасности еще не миновали. Она тайком пробралась к нему в палатку и поспешно прошептала:

— Берегись: Кайумбука тебе изменил, люди Силвы Порту тебе изменили, хотят убить тебя. Смотри за ними хорошо: они такие злые, такие злые…

Шестого сентября на рассвете Серпа-Пинту допросил Верисиму Гонсалвиша, которому всегда доверял, пригрозил, что в случае чего бенгельский губернатор велит посадить в тюрьму его жену и детей, вообще всячески запугал — и добился-таки правды. Негритянка все сказала совершенно точно. Более того: коварный Лобоси хотел дать Серпа-Пинту охрану якобы до Мозамбика, которая должна была убить путешественника, чтобы завладеть ружьями и порохом.

В результате надо было скорей бежать, но даже самые лихорадочные сборы требовали не менее двенадцати часов. К ночи приготовили, а наутро назначили выступление. Пусть майор теперь сам расскажет об этом драматическом эпизоде:

«Ночь была ясная и прохладная; я сидел у дверей хижины, погруженный в грезы о родине, о семье, о судьбе экспедиции, находившейся в столь серьезной опасности. Вдруг мое внимание привлекли какие-то блики, мелькавшие в воздухе вокруг лагеря. Я выбежал за ограду — и все понял.

Это было ужасно: сотни людей, окружив лагерь, метали на крыши из сена горящие головни. Еще минута, и порыв сильного восточного ветра разнесет огонь по всем кровлям. Люди кимбаре потеряли голову и в панике разбежались, бенгельцы во главе с Аугошту поспешно собрались вокруг меня.

Опасность грозила страшная, но я сохранял спокойствие и думал только об одном: надо непременно выстоять в этой переделке и победить. Из горящей хижины я поспешно вытащил ящики с инструментами, бумаги, записи, порох и вместе со спутниками поспешно сложили вещи на площадке посреди лагеря. Пожар уничтожал жилища одно за другим, но сюда добраться не мог. Верисиму, который был рядом со мной, я сказал:

— Здесь я продержусь еще долго. Любой ценой выберись отсюда и беги к Лобоси в Лиалуи; скажи, что его люди напали на меня. Еще найди Мачуану и тоже все расскажи.

Верисиму метнулся между горящими остовами хижин и скрылся. В это время на нас обрушился страшный град дротиков; многие мои люди были тяжело ранены. Мы отвечали огнем из карабинов, но остановить туземцев не удавалось: они ворвались в лагерь. Спрятаться за домами было невозможно: все сгорело дотла. Я стоял посреди лагеря, защищая португальское знамя; люди кимбаре вновь обрели отвагу и встали вокруг меня, отстреливаясь вкруговую. Только все ли они там были? Нет! Не хватало одного человека, который должен был встать здесь первым, Кайумбуки, заместителя начальника экспедиции.

Когда пожар стал гаснуть, я понял, насколько безнадежно положение: врагов было в сто раз больше, чем нас! Увидев, как множество здоровенных негров скачет вокруг огней, можно было подумать, что мы находимся в настоящем аду. Прикрывшись щитами, туземцы с нечеловеческими воплями мчались и мчались вперед, потрясая страшными дротиками…

Бой был ужасен, но огонь скорострельных карабинов пока еще держал орду дикарей на расстоянии. Но нет, подумал я, надолго это не затянется: наши патроны таяли на глазах… С самого начала у меня было не более четырех тысяч патронов к карабину Снайдерса, а всем известно, как быстро тают боеприпасы в ночном бою против превосходящего противника. Чтобы нас не перебили, необходимо было вести непрерывный огонь.

Аугошту дрался как лев, но вот он в смятении подбежал ко мне и показал свое разорванное ружье. Я велел негритенку Пепеке передать ему мой карабин для охоты на слонов и патроны к нему. С новым оружием Аугошту вновь бросился в первый ряд и почти в упор выстрелил в самую гущу врагов. После этого выстрела дьявольские вопли приняли другой тон: негры с криками ужаса стремглав бросились наутек.

На другой день я понял, почему они так разбежались: карабин был заряжен разрывными нитроглицериновыми пулями. Попадает в тебя такая — сразу сносит голову или разрывает в клочья. Так что первые же выстрелы привели туземцев в панику, а нас спасли».

Седьмого сентября в девять часов утра экспедиция выступила в путь почти без всяких припасов, захватив с собой раненых.

Десятого числа она остановилась в густом лесу в двадцати четырех километрах от места, где перенесла столько опасностей. Как ни спешил майор дальше, ему пришлось остаться там на целые сутки — люди изнемогали от тяжелого перехода и нуждались в отдыхе. Он сам падал с ног — ведь у него не было ни минуты передышки — и крепко заснул, приказав Аугошту зорко стоять на страже. Но и тот на мгновенье поддался усталости. В полночь он разбудил начальника воплем:

— Измена, хозяин! Наши люди разбежались и унесли все, что осталось.

Увы, ужасная весть подтвердилась. Из многочисленного хорошо вооруженного отряда вместе с Серпа-Пинту осталось лишь восемь человек: Верисиму, Аугошту, Камотомбу, Катрайю, Муеру, Пепека и две женщины — жены молодых негров.

Украли все — оружие, боеприпасы, провизию, — все, кроме бумаг путешественника, его одежды и личного оружия. У него оставалось лишь тридцать патронов со стальными пулями для карабина Лепажа и двадцать пять дробовых патронов к мушкету Девима…

Отважный офицер не согнулся под ударами ополчившихся на него бедствий: он счел долгом продолжать борьбу наперекор всему и, спасаясь самому, уберечь и тех немногих, кто остался верен ему.

Серпа-Пинту был изобретателен, как и подобает путешественнику: все у него шло в дело, любой подвернувшийся под руку предмет становился полезен. Он вспомнил, что в тюке, который служил ему вместо подушки, в особом отделении лежал двуствольный карабин — подарок португальского короля; там же было пятьсот запасных гильз, а секстант был обложен двумя упаковками мелкого пороха по килограмму каждая. Но где же взять пули? Неслыханное везение: на деревьях осталась висеть сеть, которой в экспедиции ловили рыбу. Итак, пули можно отлить из свинцовых грузил сети, а форма для литья нашлась там же — рядом с королевским карабином.

Целый день Серпа-Пинту отвешивал порох, лил пули, делал патроны — и к вечеру у него было уже триста зарядов, не считая патронов к ружью Девима. Это были все боеприпасы для защиты и добычи еды.

Лобоси согласился дать майору лодки (видимо, на него произвела впечатление энергия Серпа-Пинту), на которых путешественник отправился по Верхней Замбези или, иначе, Лиамбаи.

В деревнях Налоло, Муангана, Итуфа ему приходилось высаживаться на берег, чтобы лодки не разбили гиппопотамы (в целях экономии патронов майор не хотел в них стрелять). 3 октября он убил огромного льва, а 4-го подошел к водопаду Гонье, прерывающему водный путь. Отсюда начинается сплошная цепь порогов и водопадов: водопады Кате, Момбуэ и Катима-Мориро, пороги Бобуэ и Луссо.

Двенадцатого октября, в день рождения жены, Серпа-Питу чуть не умер от приступа лихорадки. Чувствуя приближение смерти, он продиктовал Верисиму и Аугошту завещание и наказал передать его бумаги и записи любому встречному миссионеру. Но после усиленных подкожных инъекций хинина лихорадка, сверх всяких ожиданий, прошла. 13 числа, будучи еще ужасно слабым, Серпа-Пинту отправился на лодке в Катонго, а 17-го прибыл в деревню Эмбарья у слияния Замбези и Квандо.

Эта часть путешествия отважного португальского офицера имеет важное значение для географии. Он определил координаты истоков притоков Кубанго и Квандо, нанес на карту течение Кубанги, Кушиби, а также весьма извилистое течение Верхней Замбези от Лиалуи до Эмбарья, доказал, что Кубанго не сообщается с Квандо, что эта последняя река удобна для торговли, ибо судоходна на протяжении трех тысяч километров, как и Замбези с притоками Либа и Лунгвенбунгу. Наконец, он разобрался в хитросплетениях рек, питающих Кунене, Конго и Замбези, и заменил на картах фантастические данные, которые некоторые географы предпочитали белым пятнам, другими, ясными и точными.

После многих лишений, злоключений и недоразумений с носильщиками и царьком Эмбарья Серпа-Пинту пересек Квандо и пришел на стоянку английского натуралиста доктора Брэдшоу, у которого прогостил четыре дня. Оттуда майор направился в крааль французского миссионера Куайяра, радушно принявшего португальца. От переутомления Серпа-Пинту тяжело заболел и поправился благодаря лишь заботливому уходу доктора Брэдшоу, госпожи Куайяр и ее племянницы.

Тринадцатого ноября он вместе с семьей миссионера — эти достойнейшие люди стали друзьями и попутчиками — оставил крааль Луксума. Через два дня они приехали в другой, по имени Говеджума, в пятидесяти пяти километрах к югу. 2 декабря спутники отправились через Калахари, о которой мы уже рассказывали при описании путешествий Ливингстона. Португалец нанес на свою путевую карту северную часть пустыни и назвал ее именем английского путешественника Томаса Бейнса.

Мы уже говорили, что Калахари — огромная равнина, пересеченная то здесь, то там руслами пересохших рек. В сезон дождей там растет высокая трава и прочая зелень, кусты покрыты цветами, деревья — листьями. В пустыне много и всевозможной дичи, особенно близ рек и озер, которые, как и в Центральной Австралии, крохотные и в жару пересыхают. Впрочем, почти все они солоноваты и непригодны для питья, так что по Калахари можно путешествовать только в сезон дождей. В это время здесь много сочной травы, без которой не обойтись быкам, запрягаемым в тяжелые местные фургоны — настоящие дома на колесах.

Время было как раз благоприятное; Серпа-Пинту нанял такой фургон и за месяц добрался от Даки до Шошонга. По дороге он установил течение Наты, Симоане и Литублы. Берега этих рек, покрытые — если можно так выразиться — беспорядочной растительностью, во время дождей привлекают миллионы птиц, покрывающих землю толстым слоем гуано.

Все три реки впадают в большое соленое озеро Макарикари (туземцы называют его «соленой сковородкой»), к которому майор вышел 20 декабря. Во время дождей притоки несут в озеро воды с западных склонов земли матебеле. Туда же течет и река Ботлете из озера Нгами; по мнению майора, она является продолжением Кубанго. Когда же в Макарикари вода поднимается, Ботлете течет на запад — в озеро Нгами.

Несмотря на такую странную особенность Ботлете — периодически менять направление течения, — удалось, как пишет господин Анри Дювейрье, установить, что малые притоки не оказывают на озеро почти никакого влияния: таким образом, Макарикари образовано разливами Кубанго, к системе которой принадлежит и оно, и Нгами, и все лежащие между ними лагуны.

Мы не будем следовать за неустрашимым путешественником по этим местам: они уже хорошо изучены экспедициями Бейнса, Болдуина, Ливингстона и многих других исследователей Южной Африки. 21 декабря майор оставил берега Макарикари, а 31-го прибыл в Шошонг, где две недели наслаждался заслуженным отдыхом.

Пятнадцатого января Серпа-Пинту распрощался со славной семьей Куайяров, а 15 марта, через четыреста восемьдесят три дня после выхода из Бенгелы, пришел в Порт-Наталь. Он пересек Африку с запада на юго-восток и около четырех тысяч километров прошел по неисследованным землям.

В заключение представим мнение об отважном португальце одного из славнейших наших путешественников, господина д’Аббади:

«Таких путешественников, как Серпа-Пинту, к сожалению, слишком мало, а его путешествие — одно из лучших за все времена. Он сделал важные наблюдения; записи его безупречно четки. Это образованный и очень умный исследователь. Он сделал важный шаг в развитии географических знаний, и географические общества Парижа и Лондона по всей справедливости наградили майора большими золотыми медалями.