ГЛАВА 1

Страна роз. — Караван. — Хорошо охраняемая застава. — Из Болгарии в Македонию. — Опять взятки. — Тревога. — Два погонщика. — На заводе. — Содержимое корзин. — Под розами. — Винтовки. — Тайник. — Странная новость.

Мрачная зима долго свирепствовала на Балканах и наконец закончилась. Лишь на отдельных горных вершинах еще лежал снег, но в долинах уже радовалась и радовала людей весна. Она сверкала и переливалась всем многоцветьем, наполняла воздух нежнейшим ароматом. Развеселый птичий гомон, лихой полет бабочек и повсюду, насколько хватало глаз, неописуемые плантации роз.

В этом благословенном солнечном крае разведение роз — целая индустрия, весьма прибыльное дело. Из благоухающих лепестков получают очень ценный продукт — розовое масло, каждая капля его ценится на вес золота. Сбор урожая был в самом разгаре. Крепкие загорелые люди с просветленными счастливыми лицами ловко вершили свое дело. Напевая, они переходили от куста к кусту, собирали прекрасные нежно-розовые лепестки — на них еще блестели капельки росы — и складывали в корзины. Труд явно доставлял им удовольствие. Слышались смех, шутки.

Неподалеку в ожидании стояли серые ослики, их использовали для перевозки ценного груза. К седлу животного с обеих сторон прикрепляли большие глубокие корзины с плоским дном.

Когда плетенки сборщиков наполнялись до краев, их опоражнивали в эти емкости. При этом каждый норовил дружески похлопать серого симпатягу по спине, а те, поддаваясь всеобщему веселому возбуждению, отзывались громкими радостными криками.

Нагрузив всех осликов, их выстраивали цепочкой и отправляли одних — домой к хозяину, если он сам производил розовое масло, других — на ближайший перегонный завод, где у сборщиков закупали продукцию.

Платят за работу не много, но скромным людям, привыкшим жить экономно, этого хватает. А в качестве справки добавим, что для производства одного килограмма эфирного масла требуется не менее трех килограммов и двухсот граммов лепестков роз.

Итак, в то прекрасное майское утро, о котором мы ведем речь, а именно 15 мая 1903 года, недалеко от македонской границы сформировался довольно длинный караван из таких осликов, навьюченных тяжелыми корзинами. Они шли гуськом, размеренным шагом. Впереди всех, гордо позвякивая колокольчиками, выступала красивая ослица белой масти.

Поля, где уже был собран урожай, находились ниже местечка Гавасева, расположенного на самой окраине болгарской территории, вблизи дороги, ведущей от Костандила в Болгарии до Куманова в Македонии. Патриоты, теснимые турками, прорвались с помощью взрыва на болгарскую сторону примерно в километре от Гавасева.

Вместо того чтобы направиться на перегонные заводы Костандила, караван с цветочным грузом поднялся вверх по дороге, повернул налево и решительно зашагал в сторону македонской границы. Рядом с белой ослицей тяжело ступал пожилой человек весьма преклонного возраста. Грязные лохмотья, перепачканное лицо, седая нечесаная борода, глубоко натянутая на уши меховая шапка.

В середине колонны шел молодой симпатичный паренек, тоже грязный и бедно одетый. На шее у него висел кнут. Оба молчали. Было видно, что и людям и животным дорога эта хорошо знакома.

Вскоре караван приблизился к заставе, пропускному пункту, окруженному высоким забором. Раздался окрик: «Стой! Кто идет?» Но ответа не последовало. Объявились двое турецких часовых, албанцы высокого роста, с ружьями наперевес.

— Да это старый Тимош, грязная тупая скотина, и с ним Андрейно.

— Позови капитана!

С начала зимы турки установили здесь заставу, охраняемую ротой пехоты. Построили два редута. В километре от этого места соорудили форт, охраняемый второй пехотной ротой, в распоряжении ее было шесть пушек. Командовал всем турецкий полковник. Теперь свободно ходить по дороге не разрешалось, во всяком случае, не вступив в переговоры с пограничниками.

Наконец появился капитан. Голубой мундир, на голове феска. Он был явно в плохом настроении и нетерпеливо пощелкивал хлыстом.

Еще издали признав обоих погонщиков, офицер недовольно пробурчал себе под нос: «Опять эти грязные болгарские свиньи со своими ослами, нагруженными розами! До чего же мне все надоело! Две недели уже ходят туда и обратно через границу, а ты проверяй! Что за дурацкая работа!»

Вначале караван тщательно осматривали. Проверяли содержимое корзин и даже переворачивали их, высыпая нежные цветы прямо на землю. При этом солдаты очень веселились, глядя, как погонщики часами подбирали потом цветочные лепестки, смешанные с гравием и ослиным навозом.

Ничего подозрительного таможенники не обнаруживали. Впрочем, при одном взгляде на этих грязных оборванных крестьян, с глупыми лицами и всегда молчаливых, сама мысль о контрабанде казалась невозможной.

Однако грубые и не дающие результатов обыски сильно портили товар, и хозяин перегонного завода в Эгри-Паланке предпочел избежать досмотров.

Для этого существовало лишь одно, хорошо известное средство — дать взятку начальнику заставы. Получив солидную сумму, полковник смягчился и стал менее придирчив. Контроль груза производился, но более спокойно и аккуратно. Солдаты наугад проверяли несколько корзин, и на этом все заканчивалось. Но товар был настолько нежным, что даже такая умеренная проверка наносила существенный вред его качеству. Следовало добиться того, чтобы к цветам никто не прикасался. Поэтому капитан пограничников тоже получил свое от хозяина завода. Пришлось уплатить также младшим офицерам и солдатам.

В результате вот уже два дня, как цветочный поезд беспрепятственно следовал туда и обратно лишь под взглядами бдительных стражей.

Не заметив ничего необычного, офицер небрежно бросил: «Ладно. Проходите!» — и, то ли из-за плохого своего настроения, то ли просто так, из глупой бравады, сильно стегнул хлыстом белую ослицу. От неожиданности и боли животное вскинулось и резко дернулось назад. В корзине под розовыми лепестками что-то звякнуло. Пожилой погонщик смутился. Он бегло взглянул на своего спутника. Однако тут же его лицо приобрело прежнее безразлично-идиотское выражение.

— Что это? — живо отреагировал капитан.

— Ничего особенного, обычная военная контрабанда…

Погонщик спокойно подошел к корзине и приподнял крышку, как бы приглашая офицера заглянуть внутрь. Тот засунул руку в пахучие лепестки и нащупал маленький железный сундучок. Турок вытащил его и с интересом открыл. Шкатулка была наполовину заполнена золотыми цехинами.

При виде воистину королевского подарка, какой посылал ему его величество случай, капитан расплылся в широкой улыбке. Пожилой погонщик жестом предложил офицеру встряхнуть железную коробку. Раздался металлический звон монет. Сам он стоял рядом с безразличным видом, не говоря ни слова, в ожидании разрешения следовать дальше. Казалось, золото совсем не занимало его, да и вряд ли этот бестолковый крестьянин знал ему истинную цену.

Капитан был несколько смущен. «Такая сумма может предназначаться лишь полковнику, — подумал он. — А впрочем, какое мое дело? Кто нашел, тот и хозяин, — тут же решил турок. — Пусть старый Тимош сам выпутывается. Плевал я на эти тонкости!» Он поднял руку и крикнул:

— Отправляйтесь!

Дорога на Македонию была свободна. Тимош присвистнул, и успокоенная ослица тронулась в путь, позванивая колокольчиками, а за ней двинулся весь караван. Впереди был довольно крутой спуск.

Так они прошли около километра. Потом молодой погонщик, которого турки называли Андрейно, догнал пожилого и вопросительно взглянул на него. Тот тихо, словно боясь быть услышанным, произнес:

— Они недостаточно надежно упакованы! Мы были близко от беды. Хорошо, что мне пришла в голову мысль о золоте! А теперь надо уходить. Как бы они не стали преследовать нас!

Он снова резко свистнул, подгоняя животных, и пошел рядом легким шагом, что было удивительно для человека его возраста.

Караван двигался теперь значительно быстрее, и то из одной, то из другой корзины явственно доносилось металлическое позвякивание.

Молча прошли еще около пяти километров. До Эгри-Паланки оставалось не больше мили. Непосредственная опасность миновала. Теперь, соблюдая осторожность, надо сбросить скорость, чтобы не походить на беглецов и не вызвать подозрений.

По эту сторону границы картина была совсем иной. Ни розовых плантаций, ни радостных лиц, ни уютных домиков, утопающих в цветах, ни колосящихся под ветром хлебных нив. Повсюду пустые неприветливые поля, поросшие чертополохом, разрушенные жилища с обугленными стенами, угрюмые люди в черной траурной одежде.

Здесь прокатилась широкая волна резни и погромов. Настоящая кровавая оргия. В одном лишь вилайете Приштина сожгли двести деревень, разрушили около тысячи домов, убили шестнадцать тысяч ни в чем не повинных людей! Шестьдесят тысяч оказались накануне зимы без крова и куска хлеба.

Соседние вилайеты Монастир и Салоники пострадали не меньше. Вся часть Оттоманской империи, куда входила Македония, напоминала мрачный погост на выжженной пустынной земле. Нищета, голод, разруха. Мирный трудолюбивый народ, попранный и раздавленный грубым сапогом турецкого захватчика, находился в состоянии агонии.

Власти мобилизовали триста тысяч солдат и офицеров, разместив их по всей территории Македонии. Все расходы по содержанию армии ложились на плечи мирных жителей. Семьдесят тысяч стояли в Андринополе, сто двадцать — в Салониках, пятьдесят — в Монастире, сорок пять — в Приштине и пятнадцать — в Ускубе.

Призвали всех албанцев, курдов и башибузуков Малой Азии. И эта орда беззастенчиво грабила, жгла, насиловала и убивала в свое удовольствие.

Подлинным хозяином и вдохновителем всех беззаконий был Марко. Он пользовался неограниченной властью и полным доверием его величества падишаха. За проявленное усердие и верную службу албанцу пожаловали самые высокие чины, звания и титулы. Но особенно оценил Марко-бей щедрость султана, когда тот даровал ему крупную дотацию в миллион пиастров, что по местному денежному курсу составляло более двух миллионов.

Казна была пуста, но Марко это не пугало. Он соберет нужную сумму со своих подданных. Более того, вместо разрешенных двух миллионов он вырвет у них четыре. Излишек средств пойдет на взятки и подкуп нужных людей. Те из христиан, кому удалось уцелеть, еще получат свое!

Со всех сторон шли известия о новых грабежах, насилиях и массовых убийствах. При полном бездействии и преступном попустительстве властей в этом не было ничего удивительного.

Случаи творящихся в Македонии бесчинств стали приобретать все более широкую известность. По всей Европе поднялась волна протеста. Активно подключилась пресса, призывая цивилизованный мир к состраданию несчастным жертвам террора и к милосердию. Возникло некоторое движение и на правительственном уровне. По дипломатическим каналам предприняли несколько робких попыток обратить внимание султана на происходящее и даже потребовать от него проведения некоторых реформ. Тот, естественно, обещал подумать и заняться этой проблемой. Но Восток, как известно, понимает лишь язык силы, поэтому турецкий правитель только посмеялся над жалостливыми европейцами и дал разрешение на новые погромы. Ждали лишь повода, подходящего случая, чтобы начать новую кровавую бойню.

Наконец усталый караван прибыл в Эгри-Паланку. Перегонный завод находился на окраине. Несколько зданий под черепичными крышами, окруженные крепким каменным забором. Высокая труба. При шуме приближающегося цветочного поезда тяжелая дубовая дверь открылась и пропустила осликов во двор. Сразу прибежали человек двадцать крепких мужчин в одних рубашках, вероятно, рабочих завода. Радостными восклицаниями они приветствовали прибывших:

— Ну, наконец-то!

— Какое счастье!

— Целы и невредимы!

— Слава Богу!

Старый Тимош неожиданно преобразился. Он как бы расправил плечи, стал выше ростом, вскинул голову, в глазах появился живой блеск.

Не отвечая на радостные приветствия и даже не пожав протянутые руки, он коротко и сухо приказал:

— Тревога! Нельзя терять ни минуты. За нами может быть погоня, я это чувствую. Проклятый капитан явно что-то заподозрил.

Энтузиазм встречи сразу погас. Мужчины бросились к спокойно стоящим осликам, сняли тяжелые корзины и тут же во дворе, без всяких предосторожностей, вывалили их содержимое прямо на землю. После тряской перевозки и подобного бесцеремонного обращения нежные розовые лепестки имели весьма плачевный вид. Однако странных перегонщиков розового масла это, казалось, нисколько не волновало.

В каждой корзине оказались спрятанными по два карабина с патронами! Вновь раздались восклицания:

— Здорово! Манлихеры мелкого калибра.

— Какие славные игрушки! А какова дальность стрельбы?

— Более пятисот метров! — серьезно ответил Тимош.

— И сколько их?

— По два в каждой корзине. А всего сто двадцать штук. Отличное оружие с прекрасными качествами: дальность, прицельность, поражающая способность!

— И такие удобные, легкие!

— Штыки есть!

— А патронов сколько?

— Двести на каждый карабин.

— Ух как много! Тяжело, наверное, было бедной скотине?

— Нормально. Сто штук патронов весят около двух килограммов.

Вся группа деловито направилась к большому зданию. Внутри помещение было заполнено баками, медными чанами с отводными трубками, бутылями различной формы, откуда исходил приторный до тошноты розовый аромат.

На полу в углу стояла большущая бродильная емкость, наполненная кипящей жидкостью. Оттуда поднимался белый пар. Все остановились в ожидании. Тимош достал из кармана нож, раскрыл его и просунул лезвие между двух плит. Под легким нажимом одна из плит поднялась, под ней оказалось пустое пространство, в глубине которого находилось массивное железное кольцо. Тимош с силой потянул за него. Подчиняясь какой-то неведомой силе, емкость дрогнула и начала медленно смещаться в сторону, обнаружив вход в глубокий колодец, куда круто уходила вниз деревянная лестница.

Мужчины по очереди спустились туда, сложив груз, и отправились за новой частью оружия и боеприпасов. Действовали они быстро и споро, и через десять минут все было кончено.

— Уф! Успели! — облегченно вздохнул Тимош. Потянув опять за кольцо, он вернул тяжелый чан на место, наглухо закрыв вход в колодец. Плиту опустили. Ничто больше не говорило постороннему глазу о существовании превосходного тайника. Люди как ни в чем не бывало разошлись по своим рабочим местам. Здесь производили не только эфирное масло, но и розовую воду. Процесс был сложный, требовалось много разных операций.

Тимош тем временем свистнул, открыл входную дверь и выпустил сбежавшихся на привычный сигнал осликов пастись на луг. Со времени прибытия каравана прошло пятнадцать минут.

Оба погонщика отправились в другое помещение, где жил персонал. Странная вещь, здесь находились всего две или три женщины и совсем не было детей. Тут пришедших тоже встретили улыбками.

— Я бы не прочь привести себя немного в порядок, — обратился Андрейно к своему спутнику. — Помыться как следует и надеть более пристойный наряд.

— Имеешь право, — улыбнулся Тимош. — Впрочем, ты мне и такой нравишься! Потерпи еще немного. Давай сначала поднимемся к телеграфу. Мне кажется, там нас ждет какой-нибудь сюрприз.

Погонщики поднялись наверх. Толкнув дверь, они оказались в темном коридоре, в конце которого находилась лестница, ведущая еще выше. Она заканчивалась люком. Приподняв крышку, оба оказались на чердаке, разделенном перегородками на множество отсеков, заваленных всяким хламом. Пробравшись через кучи мусора, мужчина и мальчик ползком пролезли через узкое отверстие и проникли в маленькую клетушку, где едва могли поместиться четыре человека. Чуланчик, похожий на голубятню, освещался через крохотное окошко шириной с ладонь. Вся мебель состояла из стола, за ним сидел мужчина, сосредоточенно занятый своим делом.

— Здравствуй, Рислог! Здравствуй, дружище!

Человек за столом был еще молодой, лет тридцати пяти, черноволосый бородач с красивыми серыми глазами. Увидев их, он улыбнулся.

— А, друзья! Рад вас видеть! Все хорошо?

— Да, удалось перевезти оружие прямо под носом у турок. Это наша последняя поездка. Конец Тимошу и Андрейно, пора становиться самими собой!

— Молодцы! А теперь тихо, не мешайте мне. Я тут установил связь с самим Марко-разбойником!

И человек у телеграфного аппарата вновь принялся ловко орудовать передаточным ключом, выстукивая по азбуке Морзе точки и тире. Аппарат был небольшой, удобный для переноски. Он легко помещался в небольшой чемодан или солдатский вещмешок. В сторону отходил изолированный провод, выведенный через окно наружу.

— Ну и что же сообщает этот негодяй? — поинтересовался Тимош.

— Весьма интересные вещи, — не отрываясь от работы, ответил телеграфист. — Сейчас закончу и прочту вам.

— Но о чем идет речь?

— В настоящий момент его мысли занимает этот смельчак Жоаннес, наш командир, и его очаровательная и такая же бесстрашная жена Никея.

— А еще что?

— Да вот, смотри сам. Я только что переписал его предыдущие депеши, адресованные другому бандиту, его другу, полковнику Али. Он командует фортом и пограничными войсками, охраняющими пропускной пункт из Болгарии в Македонию.

Внимательно слушая собеседника, Тимош встал и подошел к окошку. На дороге, ведущей от границы, все было спокойно.

— Турок пока не видно, — задумчиво проговорил он. — Это дает нам некоторую передышку.

Потом посмотрел на телеграфиста и улыбнулся.

— Должен сказать, что твоя идея подключиться к этому проводу просто гениальна!

— Пустяки, — смутился тот. — Видишь ли, с самого начала работ по организации пропускного пункта на границе Марко велел протянуть вдоль дороги телеграфную связь между фортом и Приштиной. Линия связи пересекала Эгри-Паланку, и по случайному совпадению одной из опор для нее послужила крыша моего перегонного завода. Поскольку мне было страшно любопытно узнать, о чем это главный правитель переговаривается со своими подчиненными, я вспомнил, что был когда-то телеграфистом, и разместил здесь промежуточную релейную станцию, то есть установил приемник и телеграфный ключ, подключенные к этой линии. Теперь все передаваемые сообщения поступают сначала на мой аппарат, а потом, предварительно ознакомившись с ними, я передаю их дальше по назначению. Все очень просто!

— Не скромничай! Ты молодец! — ответил Тимош, не отрываясь от чтения телеграмм. — Вот, послушай: «Главный правитель полковнику Али. Очень срочно. Строго охранять границу. Официально запретить проход через пропускной пункт цветочным караванам, направляющимся на перегонные заводы. Имею сведения, что их используют для перевозки оружия. Верный агент сообщил, что на перегонном заводе Рислога в Эгри-Паланке работают люди из банды Жоаннеса. Под прикрытием изготовления розового масла они производят бомбы и динамит». Тысяча чертей! Нас предали! — возмутился Тимош. — Посмотрим, что там дальше. «…По получении настоящего приказа захватить этот перегонный завод, тщательнейшим образом все осмотреть и, если найдется хоть что-нибудь подозрительное, разрушить до основания…» И ты собираешься передавать этот приказ?

— Он принят сегодня ночью. Я и так задержал его на восемь часов. В Приштине, наверное, ничего не могут понять! Они обязательно пошлют эмиссара. У нас в запасе всего едва ли полсуток!

— Да, это серьезно. Надо подумать и принять решение. Прочти-ка последнюю телеграмму.

— «Стало известно, что Жоаннес жив. Его чудом исцелил болгарский врач Апостоло из Софии. На время Жоаннес исчез вместе с женой. Местонахождение пока не известно. Немедленно арестовать двух погонщиков, Тимоша и Андрейно, которые подозреваются…»

Чтение прервал Андрейно, он, стоя у окна, следил за дорогой:

— Турки! Турки!

 

ГЛАВА 2

Враг приближается. — Предупреждение. — Закрытая дверь. — Вход свободен. — Вторжение. — Через окно. — Жоаннес!.. Никея!.. — Яростный отпор. — Бомбы. — Побоище. — Последняя телеграмма. — Бандит Марко. — Приготовления. — Завод в огне.

Когда раздался возглас Андрейно: «Турки!», Тимош и Рислог и глазом не моргнули. Они уже привыкли ко всяким волнениям и были готовы к любым неожиданностям. Тимош лишь спокойно спросил:

— Далеко?

— Километра полтора будет.

— Ладно. Значит, в нашем распоряжении около двадцати минут. И много их?

— Человек тридцать.

— Всего лишь?! Нам повезло!

— Если они совершат глупость и войдут сюда, надо, чтобы никто не убрался живым.

— Увы! Придется так и сделать, — сказал Рислог.

— Почему «Увы!»?

— Потому что это одновременно будет означать неизбежную гибель нашего перегонного предприятия со всеми его хитростями, тайниками, подземельями, скрытыми ходами. Надо отдать должное нашему заводу, он был настоящим форпостом революции!

— Согласен и разделяю твои сожаления, но на войне надо уметь жертвовать. Ты же помнишь, что говорилось в телеграмме: «Данный завод вызывает подозрения…» Турки захотят овладеть им, разместить здесь свой гарнизон, и тогда мы потеряем все: оружие, боеприпасы, бомбы, запас динамита.

— Ты прав, прав во всех отношениях.

— Тогда я пойду! — задорно воскликнул Андрейно.

— Куда это?

— Привести себя наконец в порядок и умыться. Предстоит бой. Меня могут убить, и мне, по крайней мере, хочется быть чистым.

— Я, пожалуй, сделаю то же самое, — согласился Тимош. — Эти лохмотья и пуды грязи прямо-таки давят на меня.

— Остальных предупредить? — спросил Рислог.

— Не стоит. Мы все сделаем втроем.

— Ладно. А пока вы занимаетесь своим туалетом, я, пожалуй, продолжу общение с Марко, чтобы не терять даром времени.

Телеграфист опять погрузился в работу, а Тимош и Андрейно пошли к себе на второй этаж.

Двадцать минут истекли. Внешне на заводе все оставалось спокойно, в цехах по обыкновению трудились. Но вот снаружи послышались голоса, шум, и толстенная дверь сотряслась от ударов. Кто-то повелительно крикнул:

— Именем султана, откройте!

Внутри стояла тишина и не было никакого движения. Стук повторился, более грубо и настойчиво. Никакой реакции. Раздраженный голос снаружи принялся угрожать:

— Пятьдесят палок хозяину и по двадцать пять всем остальным! Немедленно откройте!

Ответа не последовало. Слышно было только тяжелое уханье паровой машины.

— Ну что же, — продолжал голос, — я думал договориться с вами по-человечески, но вы сами не захотели этого! Теперь я велю вас всех расстрелять! Ломайте дверь!

Снаружи предпринимали отчаянные усилия и даже достали топоры, но крепкая, толстая дубовая дверь плохо поддавалась. Но вот обе створки ее широко распахнулись.

— Вперед! — крикнул офицер. — Крушите и уничтожайте все и всех!

Турки, раздраженные задержкой и сопротивлением, со штыками наперевес быстро заполнили двор. Входная дверь, приведенная в движение невидимым механизмом, тихо закрылась за ними так, что в общей суматохе никто этого сначала даже не заметил.

Осмотревшись, турки увидели: двор пуст, а сами они зажаты в замкнутом пространстве, и путь к отступлению отрезан. Солдат охватил безотчетный страх, и они стали роптать.

Одно из окон на втором этаже распахнулось, и оттуда спросили:

— Что вам нужно?

Потрясая саблей, офицер закричал:

— Для начала вы должны выдать нам двух негодяев, этих вшивых голодранцев Тимоша и Андрейно, которые прячутся здесь!

Раздался дружный смех.

— Тимоша и Андрейно? Ну что ж, так и быть. Получайте! Вот вам Тимош… А вот Андрейно!..

За этими словами из окна полетели два комплекта грязных старых лохмотьев: штаны, куртки, рубашки, стоптанные башмаки. Ничто не было забыто — ни палка старого погонщика, ни кнут его молодого спутника.

Турки были совершенно ошеломлены, когда им на голову посыпалось это тряпье. Насмешки привели их в ярость.

— Мерзавцы! Подлые лгуны и обманщики! Христианские собаки! Трусы! Спрятались и боитесь высунуться!

— Нет! Не боимся!

В тот же момент в окне появились двое. Молодой мужчина с гордым красивым лицом и взглядом, полным достоинства и отваги, и столь же прекрасная молодая женщина.

Капитан от изумления застыл в нелепой позе, открыв рот и вытаращив глаза. Он узнал этих двоих в лицо и по одежде: одинаковые серые куртки, обшитые черной тесьмой, патронташи, перекрещивающиеся на груди… Да, это были Жоаннес и Никея, солдаты армии независимости! Это они выступали под видом погонщиков Тимоша и Андрейно. Подумать только, целых две недели они искусно водили всех за нос!

— Как видишь, капитан Саид, ты оказался в дураках! — Жоаннес засмеялся.

— Наглая скотина! Издеваться надо мной! Ну, погоди!

— Не шуми! И ты, и твои солдаты у нас в руках.

А молодая женщина с достоинством добавила:

— Капитан Саид, ты приговорен к смерти, и поэтому мы прощаем твои оскорбления!

— Огонь! — завопил турок. Но Жоаннес и Никея внимательно следили за его действиями и успели скрыться еще до того, как грянул залп.

Град выпущенных пуль повредил оконный переплет, однако никого не задел. Раздосадованные неудачей, солдаты быстро перезаряжали ружья. Но тут из окна во двор упал круглый металлический предмет. Ужас поразил турок.

— Бомба!.. Бомба!.. Спасайся кто может!

Но как? Бежать было некуда!

Раздался взрыв, во все стороны полетело множество губительных осколков. Один из них угодил капитану в висок. Турок зашатался, выронил саблю, ткнулся лицом в землю. Рядом с ним упали еще несколько человек. Остальные метались по двору, тщетно ища спасения.

Вторая бомба, описав короткую кривую, шипя, покатилась по земле, потом третья и четвертая. Один за другим ахнули еще три взрыва, грохот их разнесся по всей округе и гулким эхом отозвался в горах.

Картина была ужасная. Убитые, искалеченные, некоторых сильной взрывной волной бросило прямо на стены. Крики, хрипы, стоны.

Разорвались еще две бомбы. Над двором плыл тяжелый молочного цвета дым… Через несколько минут стало тихо. Турецкого отряда больше не существовало…

Жоаннес, Никея и Рислог медленно спустились во двор. Все трое молчали, потрясенные. По щекам женщины текли слезы, а губы шептали:

— Боже милостивый! Прости и им и нам прегрешения. Они жестоко казнили моего отца, уничтожили моих близких, искалечили и унизили нашу родину! Они пришли сюда, чтобы убить нас и отнять то, что дороже самой жизни, — свободу! Мы защищались, но руки наши обагрены кровью… Прости нас, Господи!

Жоаннес тихо обнял ее и отвел в сторону. Сам он тоже был глубоко взволнован. Да, они сражаются за правое дело, чтобы не сказать больше, — святое дело. Они не могли поступить иначе. Освобождение родины — благородная миссия, и ради этой высокой цели им придется еще не раз проливать кровь. Но вид человеческих мучений был отвратителен, и нежная любящая душа молодого человека жестоко страдала.

Все трое направились к зданию завода. Только сейчас Жоаннес заметил, что Рислог уже уложил телеграфный аппарат в вещевой мешок.

— Я все свернул. Мы ведь уходим, командир?

— Да. Через четверть часа придется поджечь завод. Теперь ты разорен, брат!

— Ничего. Чуть раньше, чуть позже. И потом, какая разница, кто это сделает: турки или мы сами? Я с самого начала знал, на что шел, когда присоединился к вам.

— Так через четверть часа!

— Да, у нас мало времени.

— Взрывы были слышны во всей округе. Сейчас сюда сбегутся и солдаты с пропускного пункта, и ближайшие гарнизоны.

— Само собой, но есть еще одна важная новость. Ты подскочишь от удивления, когда узнаешь…

— Что еще? Ну, говори же, не тяни!

— В последнем сообщении, которое мне удалось перехватить, говорится о прибытии Марко!

— Как! Марко едет сюда? Слава Богу, наконец-то мы снова встретимся с ним лицом к лицу! А ты ничего не напутал?

— Ну что ты, как можно! В телеграмме говорится, что, по мнению Марко, дела здесь идут из рук вон плохо, телеграф функционирует как-то странно, офицеры погрязли во взятках, солдаты берут с них пример, погонщики караванов занимаются перевозкой оружия, местные заводы служат арсеналами для повстанцев. Вот Марко и направляется сюда в сопровождении албанского батальона, чтобы произвести инспекцию и поднять моральный дух войск.

— Ну да, а на самом деле это означает, что он едет грабить, поджигать и убивать! И когда же он объявится?

— Через тридцать часов он отбывает из Приштины по железной дороге специальным составом. Поездка до Куманова займет у него часов семь-восемь.

— Ну что ж, будем с нетерпением ждать. На этот раз ему не уйти! Я неоднократно даровал ему жизнь. Мне мало было просто убить его. Я хотел взять его в плен и казнить, чтобы он умер той же смертью, что и несчастный отец Никеи. Это была какая-то навязчивая идея. Сейчас я понимаю, что был неправ. При первой же возможности надо уничтожить этого дикого взбесившегося зверя! Любой ценой и любыми средствами! Он — само исчадие ада, несчастье и позор нашей земли! Такой человек не должен жить среди людей!

— Я, кажется, придумал! Можно заминировать железную дорогу… несколько отборных петард на шпалы… в нужный момент электрическая искра… и все взлетит на воздух… Однако, — спохватился Рислог, — мы тут болтаем, как сороки, а время не ждет. Пора мне поджигать свой заводик!

Вошли в помещение. Когда во дворе стали рваться бомбы, рабочие оставили дела и за несколько минут превратились в воинов. Человек двадцать с патронташами через плечо и карабинами в руках, спокойные и решительные, ждали приказаний. Среди них было три женщины, тоже вооруженные.

Рислог сразу направился к паровому генератору и дал несколько свистков. Делал он это по определенной системе и в определенном ритме, чередуя длинные и короткие звуки. Этот условный сигнал разносился на значительное расстояние. Сразу, словно из-под земли, стали появляться люди. Они шли со стороны горы, к которой примыкал завод, от маленьких хижин, спрятанных в зарослях кустарника, из ближайшей деревни. Двор быстро заполнился. Патриоты обменивались приветствиями, пожимали друг другу руки. Всех будоражила мысль о предстоящем сражении. Прибывающим выдавали оружие, боеприпасы. Из тайников появились также лопатки с короткими ручками, вещевые мешки, одеяла, веревки, съестные припасы. Все это распределялось между повстанцами. Приготовления шли полным ходом. Наконец все необходимое для похода было уложено, оружие проверено. Кроме того, каждый боец получил еще по три бомбы. Эти самодельные снаряды, начиненные динамитом, пользовались особым уважением у патриотов и наводили ужас на турок.

Всего по сигналу тревоги собралось сто двадцать человек. Это был отборный батальон, созданный Жоаннесом еще ранней весной, когда только начал таять снег. Оправившись от тяжелого ранения, молодой военачальник вновь вернулся к борьбе. Он привлек на свою сторону много новых людей, преданных делу освобождения и готовых сражаться.

Кроме того, сформировали еще три вооруженных отряда. Двумя из них командовали верные друзья Жоаннеса — Михаил и Паница. По численности все три группы были примерно равны: двести человек у Михаила, столько же у Паницы и двести пятьдесят в третьем отряде. В целом около восьмисот человек. Набралось также около двух тысяч волонтеров, горячо желавших сражаться и ждавших лишь оружия и сигнала к выступлению.

Жоаннес прикрепил к поясу великолепную саблю, щедрый подарок болгарских друзей и единственный знак его командирского отличия. Он горячо поблагодарил тех, кто оказал ему эту честь, ведь тем самым болгары продемонстрировали свою поддержку патриотов в их борьбе за независимость Македонии. Застегивая пояс, молодой человек решительно произнес: «Вот этой саблей я и зарублю Марко!»

Все построились. Началась перекличка. Списка не было. Командир повстанцев знал всех своих людей. Для каждого находил он добрую улыбку и приветливое слово. В ответ слышалось твердое: «Здесь!» Даже женщины в строю ничем не отличались от мужчин.

Пока шла подготовка и построение, Рислог занимался своим делом. Убедившись, что генератор находится под давлением, он перекрыл клапаны. Затем облил бензином деревянные конструкции и спокойно поджег. Через несколько секунд все было охвачено пламенем. Удовлетворенный результатом, бывший хозяин подошел к Жоаннесу, который как раз заканчивал перекличку.

Подняв с земли свой тяжелый мешок, телеграфист наклонился и тихо шепнул командиру на ухо:

— Я устроил так, что под развалинами завода все подземные помещения останутся нетронутыми вместе с запасами оружия, динамита, продовольствия. Но только никто не должен об этом знать. Проявим осторожность. Нельзя забывать, что среди нас есть предатель, соглядатай Марко. Когда генератор рванет, сделаем вид, что это взорвался динамит, который якобы полностью все уничтожил.

Теперь огонь бушевал уже повсюду. Трещали деревянные перекрытия. Еще немного, и все здание рухнет. Надо скорей уходить. Выхватив саблю из ножен, Жоаннес скомандовал:

— Вперед, друзья! Вперед!

 

ГЛАВА 3

Бесплодие и изобилие. — В ожидании Марко. — Электрический детонатор. — Динамит на железной дороге. — Путеводная нить. — Поезд. — Взрыв. — Катастрофа. — Второй поезд. — На паровозе. — В топке. — Прыжок. — Марко. — Реванш. — Два смертоносных залпа. — Вперед!

Долина зажата с двух сторон отрогами горного хребта. Справа и слева, насколько хватает глаз, тянутся горы. Покинутая, не дающая всходов земля. Изредка попадается какая-нибудь полуразвалившаяся лачуга, крытая соломой. Жители либо убиты, либо бежали.

Небольшая речушка на протяжении двенадцати километров течет в этой местности вдоль железной дороги, соединяющей Париж с Константинополем через Вену, Белград и Салоники. По ней ходят шикарные поезда под названием «Восточный экспресс».

Лишь вдоль линии железной дороги еще ощущается какая-то жизнь. Станции и прилегающие к ним участки напоминают зеленые оазисы среди пустыни. Цветущие сады, великолепные фруктовые деревья, буйство огородов, предлагающих взору всевозможные овощи, — все говорит о несравненном плодородии почвы.

Если бы только здесь господствовали мир и спокойствие! Если бы жизни, свободе, безопасности местных жителей, крестьян-тружеников, не угрожала каждую минуту смертельная угроза, каким радостным и изобильным мог бы стать сей благословенный край!

На берегу реки, укрывшись в прибрежном кустарнике, отдыхали патриоты.

— Еще час, — вполголоса сказал Жоаннес, взглянув на стрелки.

— Уф! Как приятно немного передохнуть! — отозвался Рислог, присевший возле мешка с телеграфным аппаратом. — Мы порядочно отмахали с тех пор, как вышли из Эгри-Паланки!

— Почти шестьдесят километров не останавливаясь.

— А последняя деревня, мимо которой мы прошли, была Табанова?

— Да. Обугленные остовы домов, грязные лужи, где гниют и разлагаются трупы животных и людей, — вот все, что осталось от этой некогда такой симпатичной деревеньки! Марко уничтожил там пятьсот человек!

— Бандит! Кровожадный зверь! — зашумели вокруг. — Когда же мы, наконец, покончим с ним? Никаких сил нет больше терпеть!

— Спокойно, друзья! Через час мы установим мины, на них подорвется поезд, где едет Марко со своими головорезами! И если ему каким-либо чудом все-таки удастся остаться в живых после взрыва, то мы здесь для того, чтобы довершить дело.

Потом, повернувшись к Рислогу, Жоаннес спросил:

— Батарейка хорошо действует?

— Батарейки, — поправил его телеграфист, — потому что их две. Прекрасные штучки, должен тебе сказать. Самые лучшие из того, что сейчас есть, уж я в этом разбираюсь, поверь! Такие действуют безотказно. Мне бы побольше подрывных шашек, и я вообще бы мог взорвать одним махом весь железнодорожный путь от самой сербской границы до Константинополя!

— Отлично. Значит, будет возможность сработать по-крупному и взорвать метров сто пути. Выходит, и электричество на нашей стороне!

При подобных операциях электричество действительно необходимо. Ведь чтобы взорвать динамит в таких специфических условиях, простой фитиль ненадежен. Он тлеет или слишком медленно, или чересчур быстро, и рассчитать время его сгорания пропорционально скорости мчащегося поезда невероятно сложно. В восьми случаях из десяти взрыв произойдет или раньше, чем нужно, или запоздает. В то время как электрический разряд срабатывает моментально, с точностью до секунды, по воле человека и в нужный момент.

Именно поэтому детонатор, вводимый в снаряд, начиненный динамитом, претерпевает существенную модификацию. Вместо фитиля, призванного, сгорая, воспламенить гремучую ртуть, имеется специальный запал, он представляет собой контактный винт из очень тонкой проволоки, соединяющийся с небольшим количеством пироксилина, взрывчатого вещества. Это сооружение помещается в детонатор на то место, где должен быть фитиль. Когда электрический ток проходит по винту, проволока разогревается и воспламеняет пироксилин, отчего взрывается капсюль, а тотчас же вслед за этим и весь снаряд.

…Солнце медленно клонилось к закату. Оно, казалось, увеличивалось в размерах, приобретая багровый оттенок, и наконец исчезло за горизонтом. Тени сгустились, контуры предметов стали расплывчатыми.

— Пора, — произнес Жоаннес.

— Я готов, — коротко и решительно отозвался Рислог и встал.

Убедившись, что вокруг все спокойно, они взвалили на спину по тяжелому мешку и направились в сторону железной дороги.

Прибыв на место, мужчины деловито и не спеша принялись за работу. Жоаннес вытащил из мешка мину и осторожно прикрепил к одной из шпал у основания рельса с внутренней стороны. Рислог присыпал все сверху песком.

— Будем ставить по одной на каждую шпалу? — спросил он.

— Да, нельзя медлить ни минуты.

— Тебе не кажется, что шпалы находятся достаточно далеко друг от друга?

— Ты боишься, что взрыв одной мины не сдетонирует взрыв соседних? — насторожился командир.

— Вот именно.

— Не может быть. Расстояние между ними не больше метра… Действуй, я за все отвечаю.

Так они передвигались от шпалы к шпале. Работали молча и сосредоточенно. Поставив десятую мину, устало разогнулись.

— Достаточно, — сказал Жоаннес. — Теперь запал и провод!

Проделав отверстие в оловянной оболочке снаряда, Рислог ввел внутрь электрический детонатор. Когда с этим было покончено, он достал бобину с намотанной на нее тонкой медной проволокой, слегка подкопал землю и протянул под рельсом кусок провода, соединив его с детонатором. Вся процедура заняла у него не больше десяти минут.

Жоаннес в это время тоже не бездействовал. Подошвой тяжелого ботинка он вырыл перпендикулярно железнодорожному полотну прямую глубокую бороздку метра три длиной. Пока Рислог занимался миной, юноша, разматывая катушку, двигался вдоль углубления в земле, укладывая туда провод. Затем засыпал его землей и утоптал сверху, чтобы предохранить провод от возможных повреждений.

Пошли назад. Жоаннес нес катушку, продолжая разматывать провод.

Вот и их товарищи, сидящие в засаде.

— Привести провод в контакт с батарейкой? — спросил Рислог командира.

— Чуть позже, когда услышим шум поезда.

— Так ты уверен, что расстояние не помешает последовательному взрыву мин?

— Абсолютно. Передача взрывной энергии происходит в пропорции сто граммов взрывчатого вещества на семьдесят сантиметров.

— Я думал, что только на тридцать.

— На рыхлой мягкой почве — да. Но для ровной и прочной поверхности это расстояние увеличивается до семидесяти. Кроме того, в наших минах не сто, а двести граммов взрывчатки. Поэтому я уверен, что сила взрывной волны окажется достаточной, чтобы сдетонировали все остальные мины.

— Хорошо бы!

— Так и будет, вот увидишь. Постой!.. Кажется, поезд идет!

Все притихли, стали напряженно прислушиваться и вглядываться в даль…

Следует сказать, что теория взрывчатых веществ была разработана известным французским химиком Пьером Бертло. В очень кратком и простом изложении суть теории состоит в том, что при взрыве образуется два типа волн: непосредственно взрывная волна, связанная с выделением тепловой энергии при преобразовании химических веществ, и вторичная, ударная волна, возникающая за счет колебаний воздуха. Сила ударной волны зависит от количества взрывчатого вещества и оказывает влияние на соседние тела, в частности, на находящуюся вблизи центра взрыва массу другого взрывчатого вещества. Воздействие ударной волны способствует повышению его температуры, что, в свою очередь, приводит к новому взрыву.

Таким образом, закладывая подряд несколько мин и устанавливая взрыватель лишь на одной, Жоаннес рассчитывал на то, что остальные сдетонируют от воздействия ударной волны. Он уже использовал этот принцип в гроте, когда подрывал каменную скалу, преграждавшую патриотам путь к спасению…

Стук колес становился все явственней. Вскоре показался и дымок паровоза.

— Контакт! — спокойно произнес Жоаннес, обращаясь к Рислогу.

Тот сделал несколько быстрых, почти неуловимых движений.

— Готово! Тебе остается только нажать в нужный момент.

Чувствуя приближение ответственной минуты, все как-то внутренне сжались и напряженно молчали. Слышалось лишь тяжелое прерывистое дыхание. Люди не могли оторвать взгляд от надвигающегося на них с грохотом и лязгом огромного металлического чудища, сверкавшего всеми своими огнями, и лишь крепче сжимали в руках карабины. Беспокоило: не промедлил бы Жоаннес! А вдруг мина не сработает!

Но командир сохранял хладнокровие. Сердце его билось спокойно, глаза четко измеряли расстояние, рука была тверда.

Как только локомотив оказался в непосредственной близости от заложенных мин, он резко нажал на контактную кнопку. Тут же темноту ночи прорезала ослепительная вспышка света и грянул оглушительный удар. За ним последовал тяжелый грохот сталкивающихся вагонов, звон разбитого стекла, крики отчаяния, ужаса, боли, стоны пострадавших в этой мясорубке людей.

По инерции паровоз пробежал еще несколько метров, затем сошел с рельсов, ткнулся носом в землю и завалился набок, обнажив огромную пробоину в своем механическом чреве, оттуда вырывались пар, горящие угли, кипяток.

Состав вез двадцать пять вагонов, где ехали турецкие солдаты. В результате крушения пятьсот или шестьсот человек оказались серьезно покалеченными. Но у патриотов не оставалось жалости. Страшные воспоминания о своих сожженных и разоренных домах, убитых и замученные близких: отцах, матерях, женах, детях, поруганной родине делали партизан бесчувственными к ужасу катастрофы, свершившейся по их воле.

Перед ними на земле корчились и кричали от боли не просто люди, а жестокие беспощадные бандиты, гнусность их преступлений переполняла чашу народного терпения. Они готовы были без колебаний исполнить любой, самый дикий приказ своего верховного начальника, этого бандита из бандитов, Марко! Поэтому у патриотов вырвался только крик ненависти и мщения. Они рвались в бой и ждали сигнала.

Но в этот момент вновь послышался шум состава. Взглянув в ту сторону, Жоаннес воскликнул:

— Проклятие! Второй поезд!

Действительно, метрах в двухстах, может быть даже меньше, показались сверкающие огни паровоза.

Командир все понял. Два воинских эшелона следовали один за другим, до отказа набитые войсками и военной техникой. Первый, пущенный ими под откос, как бы пролагал дорогу второму, и Марко наверняка ехал во втором.

Сейчас поезд остановится, оттуда высыпят солдаты… Что делать? Может быть, отступить под прикрытием темноты? Еще не поздно…

— Марко! Мне нужен Марко! — бормотал Жоаннес. — Я должен свести с ним счеты во что бы то ни стало! Даже если это будет стоить мне жизни!

И тут у него созрел рискованный и удивительный по смелости план.

— Оставайтесь на месте! Не двигаться! Ждите меня! — громко крикнул он.

Несмотря на всеобщее возбуждение, бойцы сразу затихли. Приказам командира подчинялись беспрекословно.

Окунувшись в ночь, Жоаннес побежал навстречу второму эшелону. Он оказался рядом с паровозом как раз в тот момент, когда машинист и кочегар, увидев впереди взорванный состав, резко остановили поезд. Раздался скрежет колес. Через секунду машины могли дать задний ход. Юноша ловко взобрался на паровоз. Появление его было столь неожиданным, что оба железнодорожника вскрикнули.

Не дав им опомниться, Жоаннес быстро обхватил машиниста, приподнял и выбросил наружу. Кочегар замахнулся, пытаясь оказать сопротивление, но сильным ударом кулака в лицо командир отправил его туда же.

Оставшись один, не теряя ни минуты, он открыл дверцу добела раскаленной топки и, порывшись в мешке, прихваченном с собой, достал две бомбы, швырнул их в топку и в ту же секунду кинулся вниз, стараясь отпрыгнуть как можно дальше от паровоза.

Едва его ноги коснулись земли, рвануло. Локомотив содрогнулся и словно взвился на дыбы, как норовистая лошадь. Топку и паровой котел разнесло на куски. Во все стороны брызнули струи кипящей воды и пара. Дождем посыпались огненные кусочки угля, высвечивающие в темном небе красные пунктирные линии.

Операция была опасная, юноша чудом остался жив. Он получил несколько ожогов, его сильно оглушило. Но по сравнению с тем, что могло случиться, это было уже не страшно. Жоаннес пригнулся и насколько мог быстро побежал прочь.

По всему поезду с шумом начали распахиваться двери, солдаты выскакивали наружу, пытаясь понять, что произошло. Они были взволнованы, испуганы, кричали, махали руками, переспрашивали друг друга, ругались и негодовали. Вдруг над всей этой суетой и неразберихой разнесся громкий, уверенный, повелительный голос:

— Тихо! Стройся! Зарядить ружья! Примкнуть штыки!

Это был голос Марко. Жоаннес не ошибся. Главный бандит ехал во втором эшелоне.

Следуя приказу, албанцы сгруппировались вокруг своего предводителя. Их было около семисот человек дисциплинированных, крепких, смелых воинов, готовых идти за Марко в огонь и в воду.

Со стороны поезда, потерпевшего крушение, доносились истошные вопли. Горели вагоны. Заваленные, раздавленные под обломками люди тщетно взывали о помощи. Те, кто остался в живых, сами перепуганные, бегали вокруг, суетились, не зная, как организовать спасение раненых.

Пока войска из второго эшелона строились, принимая боевой порядок, Марко, взяв с собой роту солдат, отправился на место катастрофы. Увиденное потрясло его и привело в состояние неописуемого гнева. Вздыбленные рельсы, развороченное железнодорожное полотно, глубокая воронка, на ее дне догорали обугленные обломки и валялись трупы. Сомнений быть не могло. Все это были результаты мощного взрыва с использованием динамита.

— Ах, мерзавцы! Негодяи! — вскричал разъяренный бей. — Осмелились напасть на меня! Уничтожили пятьсот моих людей, целый батальон! Но я страшно отомщу! Я пролью потоки их грязной христианской крови! Сожгу двести деревень, убью десять тысяч крестьян! Они еще пожалеют об этом!

Резкий свист, донесшийся откуда-то справа, из темноты, прервал его страстный монолог. По горизонтали сверкнуло несколько ярких вспышек, раздались выстрелы. Пули рассекали воздух. Марко чувствовал, как они пролетают мимо, ощущал их смертоносное дыхание. Привычным ухом он определил, что стреляют из манлихеров, малокалиберных карабинов. Это было хорошее оружие.

Его албанцы падали под неожиданно обрушившимся на них ливнем пуль. Возникла паника. Огонь вели по большому скоплению людей на путях. Было уже больше ста убитых.

Раздался второй сигнал, и где-то совсем рядом прозвучала энергичная команда: «Цельтесь ниже!» Последовал второй залп — сто двадцать выстрелов. Еще более сотни остались лежать на земле. Треть батальона была выведена из строя.

Марко, высокий, заметный, стоял среди солдат. Ни одна пуля, как ни странно, не задела его. И на этот раз хладнокровие не покинуло бея. Быстро оценив ситуацию, он все понял. Взрыв был устроен людьми Жоаннеса, они организовали засаду. Их много, но численное преимущество на его стороне. Если стрельба еще продолжится, македонцы уничтожат весь его батальон. Надо срочно что-то делать.

Решение, принятое беем, отвечало его железной воле, бурному темпераменту и неукротимой отваге.

Атака! Только это сейчас годится. Яростно, напористо атаковать противника, и он не выдержит, дрогнет!

Выхватив саблю и даже не взглянув, следуют ли за ним его солдаты, Марко бросился в ту сторону, откуда летели пули, крича на ходу:

— Вперед! За мной!

Надо действительно обладать смелостью, чтобы вот так, в полной темноте, броситься на хорошо вооруженного и к тому же невидимого противника, бежать, не зная, куда ставишь ногу, атаковать в полный рост, не представляя как следует всю меру опасности, какой подвергаешься. Но албанцы, сущие дьяволы, не раздумывая устремились вслед за военачальником. С ружьями наперевес, подхватывая и перекатывая его крик: «Вперед!»

На этот раз со стороны патриотов прозвучало два свистка, но выстрелов не последовало. Тихо. Возможно, это сигнал к отступлению. Казалось, там, откуда только что обрушивался град пуль, нет ни души. Албанцы в порыве атаки пробежали уже около ста пятидесяти метров, но никого не встретили на пути. Тем не менее они все продолжали бежать вперед за своим главарем.

Марко, в ком смелость нерасторжимо сочеталась с осторожностью, инстинктивно чувствовал, что их подстерегает какая-то опасность. Он не понимал, какая именно, и это еще больше настораживало его. Бей предпочел бы видеть и слышать, а не теряться в догадках. Он был как слепец, сражающийся в кромешной темноте неизвестно с кем.

Своей хитрой натурой хищника албанец понимал, что это странное исчезновение противника, эта подозрительная тишина обманчивы, что здесь скорее всего ловушка. Но отступать не в его правилах. На глаза как бы опустилась кровавая пелена. Он был словно зверь на охоте, он жаждал добычи.

 

ГЛАВА 4

Ночная атака. — Идея Жоаннеса. — Проволока. — Опять бомбы. — Оскорбления. — Сопротивление. — Лицом к лицу. — Перемирие. — Дуэль. — Прямая сабля против кривой. — Два типа фехтования. — Рубить сплеча. — Отступательный маневр. — Марко предчувствует поражение. — Страшный шум. — К оружию!

Албанцы во главе с Марко продолжали движение. Впереди блеснула узкая полоска реки. Вдруг первые ряды бежавших натолкнулись на какое-то невидимое препятствие. По всей вероятности, это крепко натянутая на уровне земли проволока.

Зацепившись о нее с разбега, солдаты падали, задние спотыкались о передних и тоже валились с ног. Крики, шум, неразбериха. В других условиях все это могло выглядеть забавно. Но в ту же секунду прямо посреди этой кучи-малы шарахнул взрыв. Потом еще и еще… Те, кто пытался подняться, так и остались лежать на земле. Кругом сразу появилось много убитых, раненых. «Бомбы! Бомбы!» Непонятно было, что делать, куда бежать. Ночь. Незримый враг. Смертельная опасность.

— Держись, ребята! — крикнул неуязвимый Марко, пытаясь ободрить своих солдат.

Да, это бомбы. Их взорвалось уже не меньше сотни. Но самым странным было то, что даже при вспышках пламени нельзя различить ни одного человека на стороне противника. Значит, бомбы бросали не вручную. Албанцы подвергались неслыханному испытанию, а солдаты независимости находились в безопасности!

Это была еще одна из выдумок Жоаннеса. Мысль удивительная в своей простоте. Заключалась она в следующем.

Придя на берег реки, командир решил в первую очередь повалить несколько телеграфных столбов и снять с них провода, чтобы использовать то и другое при сооружении защитного бруствера для своей группы, что будет кидать петарды, начиненные динамитом.

Опасаясь лобовой атаки, он велел протянуть на расстоянии двадцати сантиметров от земли, перед естественной траншеей, образованной берегом реки, тонкую проволоку.

Следует сказать, что это великолепное оборонительное средство при отражении ночной атаки, и в современной военной практике его часто и плодотворно используют.

Потом ему в голову, всегда полную всяческих идей, пришла мысль: «Траншеи обычно защищает артиллерия. У меня есть снаряды, но нет пушек. Вот если бы я мог сделать наши бомбы автоматическими, чтобы они сами взрывались!»

Взяв бомбу одной рукой, он оттянул проволоку, а потом резко отпустил ее, как тетиву лука.

Разумное зерно постепенно вызревало и приобретало отчетливые контуры.

— Нашел! — закричал он. — Это будет сюрприз для тебя, Марко, если ты не погибнешь при крушении поезда!

Уверенный в успехе, юноша просто привязал бомбу к проволоке бечевочкой, воспламеняющей фитиль в момент ручного броска. Осторожно положив бомбу на землю, он обратился к товарищам, с интересом наблюдавшим за его действиями.

— Делайте как я! Привяжите каждый по бомбе к этой проволоке на расстоянии метров десяти одна от другой. Соблюдайте осторожность! Так, отлично! А теперь подумайте, что будет, если бегущие в темноте люди наткнутся на такую преграду?

— А! Понятно! От резкого удара по проволоке веревка выдернет фитиль, и все бомбы одновременно взорвутся.

Мы уже видели, что именно так и произошло. Если бы патриотов в отряде было побольше! Если бы у них имелось укрытие понадежнее! Тогда ни одному бандиту не суждено было бы уйти! Но Жоаннес понимал, что ему надо отступать, чтобы не растерять преимущество победы, моральные последствия которой имели большое значение.

Однако Марко не желал мириться с поражением. Он не видел своего заклятого врага, но чувствовал, что тот где-то здесь, совсем рядом. Стоя посреди остатков своего поредевшего войска, бей в неистовстве кричал:

— Трус! Бежишь?! Убийца! Ты не смеешь встретиться со мной лицом к лицу! Бьешь исподтишка, устраиваешь ловушки! Подлая христианская собака! Трус из трусов! Ты боишься меня!

Вагоны на путях горели. Там полыхал огромный костер. Высокий силуэт атамана резко выделялся на этом трагическом фоне. В тот момент Марко походил на героя из древних легенд. Его переполняли ярость и отчаяние. Потрясая саблей, он смело стоял под пулями, грозя кулаком невидимому противнику, обрушивая на него свое презрение, изрыгая проклятия, бросая ему вызов!

— Ответь мне! Покажись! Трусливый мужик, вообразивший себя солдатом! Я раздавлю тебя, как гниду, носком моего сапога! Ты никакой не борец за свободу, не патриот! Ты всего лишь жалкий трус!

— В твоих словах нет ни слова правды! — раздался молодой звонкий голос, полный возмущения.

В ту же минуту из-за бруствера на той стороне мелкой речушки метнулась тень. Из мглы на освещенное пространство выступил молодой человек в болгарском головном уборе, одетый в серое. Через плечо его был переброшен карабин, на поясе висела сабля. Спокойный и уверенный, он сделал несколько шагов по направлению к Марко. Тот сразу узнал его.

— Жоаннес!

— Да, Марко, это я! Ты, кажется, хотел встретиться со мной?

Албанцы по достоинству оценили смелый поступок юноши, храбрость всегда вызывала в них восхищение. Марко, в невероятном возбуждении, тоже смотрел на противника не отрываясь. Он не мог поверить своим глазам.

— Ты! Крестьянское отродье! Грязная скотина! Ты осмеливаешься держать себя со мной, беем Косова, на равных!

Албанец кипел от злобы и негодования. Жоаннес в ответ лишь пожал плечами и холодно ответил:

— Хватит лаяться, как собака! Угомонись! Предлагаю тебе поединок.

— Я только этого и жду! Мне давно не терпится сойтись с тобой лицом к лицу, с саблей в руке. Давай же, иди сюда!

— Встретимся на нейтральной территории. Я пройду половину расстояния между нами. Готов ли ты сделать то же самое?

— Да, если ты поклянешься, что твои голодранцы не устроят какого-нибудь предательства.

— Мои братья по оружию знают, что такое честь. Даю тебе слово.

Потом, обернувшись к своему невидимому войску, крикнул:

— Друзья! Временное перемирие. Прошу вас, более того, приказываю, не вмешиваться и ничего не предпринимать, пока не окончится моя дуэль с Марко-разбойником! Это ведь дуэль, Марко? Я правильно сказал?

— Да, дуэль, не на жизнь, а на смерть! Со своей стороны, обещаю, что мои солдаты также останутся нейтральны, пока мы будем драться. Оружие к ноге! — приказал бандит своим людям. — Чтобы никто пальцем не смел тронуть моего противника! Я требую соблюдать перемирие!

С этими словами Марко выбросил из-за пояса револьверы и кинжал и двинулся вперед, помахивая кривой турецкой саблей.

Жоаннес тоже положил на землю карабин и снял широкий кожаный пояс, чтобы не стеснял движения. Затем, вооруженный кавалерийской шашкой, спокойно двинулся навстречу рослому сопернику.

Вскоре они сошлись. Вид у Марко был воинственный. Он устрашающе вертел в руках грозное оружие и яростно выкрикивал:

— Наконец-то я до тебя добрался! Никогда не думал, что можно так ненавидеть и так желать чьей-нибудь смерти!

Однако все это, казалось, не производило на Жоаннеса, сохранявшего выдержку и хладнокровие, ни малейшего впечатления. На злобную тираду бея юноша лишь опять пожал плечами и сказал:

— Пожалуй, в первый раз я с тобой согласен и испытываю те же чувства. Вот только чья кровь прольется?

— Твоя, конечно!

— Как знать.

— Я убью тебя! Предчувствие никогда еще не обманывало меня. И мне кажется, что, убивая тебя, я как бы одновременно уничтожаю всех проклятых христиан, заклятых врагов нашего султана и нашего бога Аллаха!

— Признаться, я тоже испытываю страстное желание убить тебя и освободить наконец мою родину от бандита Марко, настоящего чудовища, в котором воплощаются для меня все жестокие и фанатичные мусульмане, безжалостные палачи нашего народа и нашей святой веры!

— Тогда защищайся!

— Я готов!

С детства приученный фехтовать на саблях, Марко предпринял яростную атаку. Он не принимал всерьез противника — тот был ниже его на целую голову — и пренебрегал даже самой элементарной предосторожностью. Бей был абсолютно уверен в своей победе.

Жоаннес, напротив, весь внутренне собрался, руку держал высоко, как положено в первой позиции. Это нельзя было назвать ни стойкой саблиста, ни стойкой шпажиста, принимая во внимание приподнятое положение острия. Скорее, странная смесь обоих видов фехтования, но она позволяла парировать удары сплеча и одновременно атаковать и отбивать удары острым концом. Однако такой способ требовал твердого тренированного запястья, исключительной ловкости и глубокого знания приемов как при схватке на саблях, так и на шпагах.

Сабля юноши была совершенно прямая. Гибкая и одновременно очень прочная, легкая, хорошо уравновешенная, с удобным эфесом, плотно сидящим в руке. Она могла колоть, как иголка, и резать, как бритва. Это было прекрасное оружие, носящее имя полковника Дерюе, великолепного французского фехтовальщика.

Отличный саблист, Марко любил срубать головы. В этом он был необыкновенно ловок, и даже профессиональные палачи завидовали ему. Множество людей обезглавлены им. Бей любил показать свое умение. В этом был даже оттенок самолюбования и кокетства. Действовал он напористо и с поразительной быстротой, чем сразу подавлял соперника, а потом наносил свой знаменитый удар, делая, как он цинично говорил, из одного человека два куска.

Град молниеносных ударов обрушился на Жоаннеса. Широкое кривое лезвие со свистом мелькало у македонца перед глазами.

— Вот тебе! Получи! — вскричал Марко с какой-то дикой радостью.

И в тот же момент последовал страшный удар, который благодаря необыкновенной силе албанца всегда бывал смертельным. Жоаннес предвидел его. Не дрогнув, крепко стоя на ногах, он наклонил клинок вбок, слегка опустив его, и одновременно приподнял запястье. Четким выверенным движением он как бы рассек эту летящую на него стальную молнию. Раздался скрежет металла, сталь с силой ударилась о сталь, посыпались искры.

Отклоненная ловким движением, сабля бея соскользнула вдоль встречного лезвия, не причинив юноше никакого вреда.

Марко, чей коронный удар не достиг цели, был в бешенстве. В свою очередь, Жоаннес, сделав выпад, резко выбросил руку вперед.

В бою на шпагах парировать прямой удар просто. Для этого существуют определенные приемы. Но когда лезвие искривленное, сделать это становится очень трудно, почти невозможно.

Албанец понял, что не в состоянии отбить удар, острие клинка соперника было устремлено ему прямо в грудь. Он инстинктивно откинулся назад, но почувствовал укол и сильную боль. Однако еще сильнее кольнуло его чувство уязвленной гордости.

Марко непобедимый, Марко — король сабли ранен тем, кого он презирал и не считал достойным себя!

— Проклятый недоносок!

— Не надо оскорблений, Марко, а не то я приколю тебе язык к гортани!

— Это мы еще посмотрим! Ты застал меня врасплох. Но подожди! Я еще возьму свое!

— Не в этом дело. Я подготовил этот удар и нанес его туда, куда хотел.

— Врешь, обманщик!

— Ты прекрасно знаешь, что я никогда не лгу! Удар пришелся в патронташ, и только это спасло тебя. Впрочем, я предлагаю продолжить.

— Защищайся!

Противники вновь скрестили оружие. Глаза их горели неукротимым огнем, ноздри раздувались, зубы были стиснуты. Они воплощали собой ярость и ненависть.

Вдали послышался шум колес, людские голоса, выстрелы. Патриоты, скрытые темнотой, забеспокоились. Албанцы тоже посматривали в ту сторону и нервничали.

— Тише! — прикрикнул на них Марко.

Он вновь бросился в атаку, призвав в этот раз на помощь всю свою силу и ловкость. Ему было ясно, что время пустых оскорблений и фанфаронства прошло. Теперь бей дрался на пределе своих возможностей. Но все его головокружительные броски, всевозможные уловки ни к чему не приводили. Жоаннес стоял как скала. Повсюду широкий закругленный клинок натыкался на прямое тонкое лезвие с блестящим острием. Молодой человек не делал лишних движений. Но любая самая яростная атака бея тут же прерывалась короткими и точными контрударами, нанесенными очень выверенно и с поразительным хладнокровием.

Марко был обескуражен. Он не понимал источника этой мощи и лишь рычал в бессилии, как привязанная собака в наморднике, что видит, но не может схватить добычу.

Ожесточенный поединок длился уже довольно долго. Во второй раз, увидев, что Марко открылся, Жоаннес нанес ему сильный прямой удар. В прыжке бей вынужден был опять отскочить назад. Ему, не привыкшему ни перед кем отступать, это было невыносимо. Он хотел снова броситься в атаку, но не успел. Юноша, как бы предупреждая его порыв, вновь сделал резкий выпад вперед и, вытянув до предела руку, нанес новый, еще более сильный прямой укол. Марко нечего было противопоставить, он смог только отступить. Это было нестерпимо унизительно!

После очередного прыжка назад, чтобы избежать смерти, нацеленной в грудь, у грозного бея на висках выступил пот, а из глаз брызнули слезы ярости и отчаяния. Он впервые испугался своего бессилия.

Жоаннес, напротив, был невозмутимо спокоен, словно в классе на уроке фехтования. Заметив состояние противника, предводитель восставших слегка опустил оружие. Язвительная усмешка тронула его губы, в голосе зазвучала оскорбительная ирония:

— Куда же вы, сеньор Марко? Гордый бей Косова, властитель гор… Вы уже покидаете нас?

— Замолчи, ублюдок! Мы еще встретимся с тобой!

— Но, сеньор Марко! По-моему, лучший способ встретиться — это не расставаться. Не продолжить ли наши упражнения?

— Хватит, говорю тебе! Не смей издеваться! Я швырну тебе под ноги десять тысяч отрубленных голов твоих вшивых крестьян!

— Если останешься жив!

Но тут их голоса заглушил шум, донесшийся с железной дороги. Это был еще один эшелон. Из окон и дверей показались дула винтовок. Поднялась стрельба. Какие-то люди устремились к поезду. Цепляясь за что попало, они старались забраться на крышу и в вагоны. Осаждавшие бросали бомбы, кругом творилась страшная суматоха. Взрывы, крики, пальба. Со всех сторон неслось: «К оружию! К оружию!»

 

ГЛАВА 5

Бой. — Герой и героиня. — Узники. — Те, кого нельзя купить. — Записка Жоаннеса. — Обрученные со смертью. — Убитые. — Последний поцелуй. — Ответ Жоаннесу. — Клятва мести. — Возвращение. — Расстрел.

Во внезапном появлении третьего эшелона было что-то фантастическое. Длинный состав, набитый солдатами, пыхтя и пуская клубы пара, медленно приближался к тому месту, где полыхал огромный костер из искореженных обгоревших вагонов. Издали эшелон походил на диковинного железного змея, возле которого суетилось целое полчище муравьев. Каждый вагон представлял собой ощетинившуюся крепость. Однако нападавшие, проявляя удивительную смелость и ловкость, набрасывались на монстра, карабкались вверх, выдергивали ружья, торчавшие из окон, бросали бомбы, стреляли. Шел настоящий бой. В красных отблесках пламени все это выглядело особенно впечатляюще.

Представшая перед ними картина ожесточенной схватки вынудила поединщиков — Жоаннеса и Марко — вложить оружие в ножны. Трудно было сперва понять, кто же атаковал поезд с албанцами, пока Жоаннеса не осенило: «Это Михаил со своим отрядом!»

Машинист остановил наконец состав. Ошеломленные неожиданным нападением, разгоряченные солдаты из войска бея бросились на партизан, и бой продолжился уже на земле, еще более кровавый, чем прежде. Ни те, ни другие, казалось, не подозревали о находящихся здесь отрядах Марко и Жоаннеса.

Но, конечно, албанцы и патриоты, присутствовавшие при дуэли своих военачальников, увидев неожиданное сражение, не устояли на месте. С обеих сторон послышались крики: «К оружию!» — и краткое перемирие оказалось нарушенным. Поединок прервался сам собой, противники разошлись.

Уходя, Марко погрозил Жоаннесу кулаком:

— Мы еще встретимся. Не вздумай вообразить, что ты одержал победу!

— Замолчи, фанфарон! А встретимся мы обязательно, обещаю тебе, но это будет последний день в твоей жизни!

Обе группы ринулись к железной дороге, где продолжалась борьба. Тотчас же оттуда послышались крики, радостные восклицания. То с той, то с другой стороны раздавался боевой клич:

— Держитесь, албанцы!.. Это Марко!.. Да здравствует Марко!.. Смелее, горцы!.. Вперед!

— Да здравствует свободная Македония!.. Это Жоаннес!.. Ура, Жоаннес!.. Держись, Михаил!.. Вперед, патриоты!

Подоспевшее подкрепление было как нельзя более кстати, рукопашный бой разгорелся с новой силой.

Люди Жоаннеса, долгое время находившиеся в бездействии, дрались с полной самоотдачей. Среди них не было никого, кто не хотел бы отомстить за близких: зарезанного отца, сгоревшую заживо мать, поруганную честь сестры, потерянную навсегда невесту. После всего, что им пришлось пережить, они не знали жалости к захватчикам.

Теперь, когда соединились два отряда, число патриотов составляло примерно триста пятьдесят человек, включая женщин, они сражались наравне с мужчинами.

Михаил и Елена находились рядом в самом центре схватки. После ранения девушка преданно ухаживала за ним. Молодые люди полюбили друг друга. Они должны были вскоре пожениться. Став невестой Михаила, Елена последовала за ним в повстанческий отряд.

Жоаннес и Никея тоже боролись рука об руку. В какой-то момент все четверо оказались вместе.

— Браво, Михаил!.. Молодец, Елена!

— Жоаннес!.. Я не знал, что ты здесь!.. Вот это рубка!

— Никея, ты просто великолепна!

— Я чуть было не убил Марко! Но теперь их слишком много, более тысячи! — сказал Жоаннес с беспокойством.

— Ничего страшного! Будем бить направо и налево, и станет меньше!

Бой продолжался. Но в пылу сражения патриоты забыли об осторожности. В какой-то момент Жоаннес понял, что их могут окружить. Он вложил пальцы в рот и пронзительно свистнул, чтобы привлечь к себе внимание.

— Бросайте бомбы! — крикнул он.

У каждого из его людей их должно было остаться еще штуки по две. Бомбы, брошенные им и Никеей, разорвались в гуще албанцев, образовав брешь в рядах противника, постепенно сжимавшего кольцо вокруг храбро дерущихся повстанцев.

Марко не мог смириться со своим поражением. Не обращая внимания на рвущиеся вокруг снаряды, бей искал глазами своего более удачливого соперника.

— Жоаннес! Где же ты? Мы можем возобновить наш поединок. Я требую реванша!

Все клокотало в албанце при мысли, что какой-то мальчишка, наглый выскочка, заставил его отступить, да еще на глазах у всех! Только пролив его кровь, вали мог смыть оскорбление. Наконец в одной из групп бей издали приметил молодого человека в болгарской шапке, с саблей в руке. Бок о бок с ним сражалась красивая девушка. Марко показалось, что он узнал Никею.

— Это они! — закричал он и, нанося удары направо и налево, стал прорываться в их сторону. — Дорогу, черт возьми! Дайте дорогу!

Однако это оказалось не так-то просто, и в первую очередь из-за его же солдат. В азарте боя они ничего не видели и не слышали, ослепленные ненавистью к противнику. Отчаявшись пробиться сам, Марко закричал:

— Кошелек золота за мужчину и женщину, что бьются рядом!

Фразу тотчас услышали, стали передавать из уст в уста. Вдохновленные обещанием крупной награды, несколько человек, наиболее крепких и смелых, бросились исполнять желание начальника.

Марко наблюдал за их маневром. Албанцы действовали смело и решительно. Постепенно сужая кольцо вокруг группы повстанцев, им удалось отсечь от остальных человек пять-шесть. Те бились геройски, но ничего не могли сделать. Всех убили, а мужчину и женщину, раненных, в изорванной одежде, схватили. Увидев это, Марко возликовал:

— Наконец-то они снова у меня в руках!

Бой подходил к концу. Опять раздался свист, потом прозвучало еще несколько выстрелов, два или три взрыва, и все смолкло. Патриоты отступили и как-то сразу незаметно исчезли. Они потеряли пятьдесят человек убитыми, не считая раненых, которых забрали с собой.

Албанцы понесли значительно бо́льший урон — несколько сотен убитых и раненых. Однако Марко это мало волновало. Чтобы держать железную дорогу под наблюдением, он отвел людей к вагонам, велел перезарядить ружья, расставил часовых, одним словом, приготовился к отражению новой атаки, которую, впрочем, полагал маловероятной.

Начинало светать. Покончив с первоочередными делами, бей послал за пленниками.

Гордые, несломленные, с высоко поднятой головой, мужчина и женщина предстали перед пашой. В ожидании пока их приведут, Марко заранее улыбался, предвкушая месть. Но, едва увидев пару, представшую перед ним, он вскочил, словно у него под ногами разорвалась бомба.

— Тысяча чертей! Это не они!.. Где Жоаннес? Где Никея? — накинулся албанец на молодых людей.

— К счастью, в безопасности, — твердо ответил парень, глядя врагу прямо в глаза.

— Негодяй! Мошенник! Тогда ты мне за него заплатишь!

— Я не негодяй и не мошенник! Я патриот своей страны, который борется за ее независимость. Как пленные, захваченные в бою, мы имеем право на должное обращение, конечно, если вы настоящие солдаты и цивилизованные люди.

— Неужели?! Смотрите-ка! — усмехнулся Марко, пораженный тем не менее проявлением такого достоинства и такой выдержки. — И как же прикажешь себя называть, господин борец за независимость, требующий уважения?

— Михаил Кегович.

— А кто эта женщина?

— Елена Санвико, моя невеста.

— Как ты сказал? Санвико? По-моему, мы двоюродные родственники, — удивленно произнес паша, вглядываясь в девушку.

Та выдержала его взгляд и смело ответила:

— Вполне возможно. Но это было давно, когда твои христианские предки сражались рядом с моими, мусульманин. Сегодня же между нами не может быть кровного родства, потому что ты стал турецким бандитом, уничтожающим моих единоверцев!

— Подумать только! — Марко расхохотался. — Эта пигалица еще и рассуждает! Должен сказать, Михаил Кегович, что вы плохо воспитываете ваших женщин. Мне жалко тебя, бедняга! Ты никогда не будешь хозяином в собственном доме!

— А какое тебе до этого дело? — возразил Михаил.

— Мне это не безразлично, более того, меня это огорчает. Я, видишь ли, очень добрый человек и не могу спокойно видеть, как страдают другие. Я не хочу, чтобы ты стал несчастным мужем, находящимся под каблуком у своей жены, чтобы она вертела тобой и тиранила с утра до вечера! Я должен помешать этому.

— Помешать нам любить, принадлежать друг другу?! — воскликнула девушка, обнимая жениха. — Много берешь на себя. Одна только смерть способна разлучить влюбленных. Для этого тебе придется убить нас!

— Ну что ж, я не только добр, но еще и хорошо воспитан. Желание женщины — для меня закон! Но я не стану разлучать вас, дети мои. Зачем? Никогда не следует стараться сделать людей счастливыми против их воли. Раз уж вы помолвлены, оставайтесь женихом и невестой!

— Что же ты собираешься с нами сделать? — прервал его Михаил, которого начинала пугать эта жестокая игра.

— Всего лишь исполнить то, чего вы сами хотите. Соединить навеки два столь страстно любящих сердца, — зловеще засмеялся бей. — Вам уже недолго осталось ждать!

Взошло солнце. Вдалеке послышались голоса, окрики часовых. Со стороны гор пришли двое, одетых в униформу регулярных частей Марко. Их привели к паше.

— Кто такие? Откуда?

— Солдаты вашего превосходительства. Мы попали в плен к повстанцам. А потом их предводитель Жоаннес отпустил нас, чтобы мы доставили вашей светлости его послание.

— Так эти голодранцы взяли вас в плен! Вас, настоящих горцев из моего клана! — посуровел Марко. — Мы еще разберемся в этом. Давайте сюда бумагу!

Солдаты были напуганы таким приемом. Один из них дрожащей рукой достал из кармана записку Жоаннеса — несколько неровных строк, начертанных карандашом на вырванном из блокнота листке. В ней говорилось:

«Марко, в твоих руках находится мой лучший друг и его невеста. Я захватил в бою тридцать твоих солдат. Готов без всяких условий обменять их всех на двух моих людей.

Жоаннес».

— Подумать только! — раздраженно произнес паша, прочитав вслух письмо. — Сначала этот желторотый юнец осмеливается брать в плен моих солдат, а потом у него хватает наглости предлагать мне какие-то обмены!

Михаил и Елена слышали содержание записки. Зная, в какие руки попали, они ни на что не надеялись. Но, оказывается, командир не забыл их и предпринимает все возможные усилия, чтобы освободить пленников любой ценой! Он готов отдать в обмен на них тридцать албанцев! Взгляды юноши и девушки встретились, в глазах вновь вспыхнула надежда.

Оба давно и по собственной воле решили посвятить себя борьбе за независимость родины и, если потребуется, умереть за справедливое дело. Но это вовсе не значило, что они не хотели жить и не дорожили той особой нежностью, которую подарила им едва расцветшая любовь.

Марко, весь, казалось, поглощенный чтением, успел перехватить этот взгляд. Покачав головой, он улыбнулся.

— Представьте, Жоаннес предлагает мне за вас тридцать человек! По-моему, это слишком мало. Вы стоите больше. И тем не менее я готов согласиться… на определенных условиях, конечно.

— Если эти условия не расходятся с долгом, я охотно подпишусь под ними, — с достоинством ответил Михаил.

— Когда обручен со смертью, что заглядывает тебе в глаза, и жить осталось всего несколько минут… тогда понятие долга сильно меняется.

— Ты в этом уверен?

— Ну, это тебе решать. Речь ведь идет о твоей жизни. В обмен на нее ты сообщишь мне пароль, укажешь, где находятся склады оружия и боеприпасов, места производства динамита. Только и всего… И после этого я отпущу вас обоих на все четыре стороны. Согласен?

— То, что ты предлагаешь мне, подлое предательство!

— О! Все это пустые слова, поверь мне!

— И ты полагаешь, что, совершив такую гнусность, мы сможем как ни в чем не бывало вернуться к своим товарищам и радоваться жизни, купленной подобной ценой?!

— Более того, я охотно прибавлю к этому еще сто тысяч золотых монет, чтобы смягчить терзания твоей больной совести. Располагая столь приличной суммой, можно неплохо устроиться.

— А как мы будем смотреть в глаза нашим детям? — прервал его Михаил. — Как объясним им, когда они подрастут, что такое любовь к родине, если сами предадим ее смертельным врагам?

— Родина? Но ведь и мы любим ее и сражаемся за нее! Только мы иначе все понимаем.

— Старики проклянут нас, мужчины плюнут нам в лицо, дети станут швырять камни вслед. Потомство наше будет обесчещено.

— Ну, если уж у тебя такая нежная душа, поезжай в другую страну!

— Нет, душа христианина и жителя Македонии не ведает страха. Просто это наша земля, и жить мы должны там, где жили, любили и страдали наши отцы!

— Итак, ты предпочитаешь умереть, вместо того чтобы дать мне несколько простых сведений? Ведь за них я дарю тебе жизнь и обещаю по-царски вознаградить?!

— Ты правильно понял меня, паша. Я не способен на предательство!

— Предательство, святотатство, подлость! Пустые слова, и только!

— Возможно, но именно они определяют такие понятия, как честь и совесть, от чего, в конце концов, зависит жизнь народа!

— А ты, сестричка, тоже отказываешься от предложения? Подумай хорошенько! Ведь ты сможешь жить богато и счастливо рядом с любимым человеком!

Елена едва держалась на ногах. Когда Марко обратился к ней, она подняла голову.

— На обещанное тобой золото, паша, можно купить почти все… кроме чести. А как жить, если не только другие, но и сам ты себя не уважаешь?! Нет настоящей жизни без чести и достоинства! Поэтому и я отказываюсь от твоего предложения.

Ответ молодых людей прозвучал для Марко как пощечина. Он едва сдерживался, чтобы не взорваться.

До самой последней минуты он надеялся уговорить влюбленных, сломить их волю посулами и угрозами и получить необходимые сведения, что помогли бы ему подавить повстанческое движение в стране. Не подействовало! Они посмели отказаться от его золота! А ведь он предложил очень большую сумму! Упрямые глупцы!

Не в силах больше владеть собой, Марко выхватил из-за пояса кинжал и взмахнул им. На секунду рука замерла в воздухе, словно не зная, кого ударить первым, чтобы доставить другому больше страданий.

При виде занесенного кинжала Михаил инстинктивно привлек девушку к груди и обнял, загородив ее от Марко. В тот же момент длинный кинжал паши по самую рукоять вошел юноше в спину, пронзив сразу оба трепетных сердца. Раздался лишь приглушенный вскрик, хриплый вздох, и оба безжизненных тела, все так же обнявшись, мягко упали на траву.

— Не хотите жить, умрите вместе! — вскричал Марко.

Не вынимая кинжала, бей снял плащ и накрыл им убитых. Потом позвал тех двоих, с кем было отправлено письмо.

— Возьмите носилки, положите на них трупы и отнесите вашему Жоаннесу. Скажите, что это мой ответ! Исполняйте!

Глядя им вслед, бей бормотал:

— Хотел бы я видеть его лицо в этот момент! Клянусь, он тотчас велит уничтожить всех пленных. Я бы, во всяком случае, не упустил такой возможности!

…Время шло. Солдаты Марко прилагали невероятные усилия, чтобы расчистить и восстановить железнодорожное полотно. Работа заняла более восемнадцати часов. Люди вконец измотались. Сознание, что противник, возможно, где-то поблизости, еще больше усугубляло общую напряженную обстановку.

К пяти часам часовые на дальних подступах подали сигнал тревоги, пропустив в расположение войск небольшую группу безоружных людей, она сразу направилась к лагерю Марко. Их узнавали и приветствовали радостными возгласами.

— Что там такое? — спросил паша тоном, от которого даже самым отчаянным стало не по себе.

Сержант, побежавший разузнать, в чем дело, сообщил:

— Ваше превосходительство! Вернулись тридцать наших солдат, попавших в плен к патриотам, и с ними те двое, кого вы отправили доставить им трупы убитых мужчины и женщины.

— Не может быть! Повстанцы коварны и кровожадны. Они безжалостно убивают всех, кто сдается им в плен. И правильно делают, так как это всего лишь жалкие трусы, недостойные другой участи!

Турецкие власти специально распространяли подобные измышления, чтобы настроить своих солдат против борцов за независимость.

— И тем не менее это они, ваше превосходительство, живые и невредимые! — возразил сержант.

— Ладно. Пусть их приведут! — велел паша.

Лица недавних пленников, вновь обретших свободу, сияли от радости. Они были вне себя от счастья, что снова вернулись к своим.

— Вам удалось бежать? — резко обратился к ним Марко, еще надеясь получить на этот вопрос утвердительный ответ.

— Никак нет, ваше превосходительство, — выступил вперед один.

— Тогда каким же образом вы оказались здесь?

— Жоаннес, их командир, освободил нас без всяких условий.

— Даже так! Ну что ж, его великодушие достойно восхищения. Но я не таков! И что он сказал, даруя вам свободу?

— Когда он увидел трупы мужчины и женщины, которые принесли на носилках наши люди, он вдруг стал белый как полотно, потом упал возле них на колени, погрузил свою правую руку в кровь, вытекшую из их ран, и осенил себя крестным знамением, как это обычно делают христиане, так что у него на лбу, груди и плечах остался кровавый след, и произнес: «Спите спокойно, мы отомстим за вас!» Затем повернулся к нам и сказал: «Это не ваша вина, и я не хочу, чтобы вы искупали ценой своей жизни преступления другого человека. Я отпускаю вас, можете возвращаться к себе!» И вот мы здесь и готовы вновь служить вашему превосходительству!

— Так, значит, он помиловал своих пленников, моих нерадивых солдат?! — злобно прервал его Марко. — Зато я приговариваю вас к смерти! И так будет с каждым трусом, который посмеет сдаться в плен! Капитан Ахмед! — крикнул вали. — Свяжите этих негодяев, постройте роту, и пусть их расстреляют, чтобы другим впредь неповадно было!

Пять минут спустя раздались залпы…

 

ГЛАВА 6

Волна освободительного движения. — Кровавые замыслы. — Необходимо подавить восстание. — Двадцать пять тысяч мобилизованных. — После похорон. — Надо убить Марко. — Гуськом. — Как достать лошадей. — Схватка. — Превращение в кавалеристов. — Тревога. — Преследование. — Марко и эскадрон.

До настоящего времени Марко относился к действиям патриотов с высокомерным презрением. Этот бунт, охвативший вначале лишь несколько деревень в различных частях вилайета, скорее забавлял его, чем беспокоил. Смешно сказать, темные, забитые крестьяне претендуют на то, чтобы изменить порядок в стране, а вернее, веками укоренившийся в ней беспорядок! Стадо баранов вознамерилось съесть волка!

Человек практичный, Марко сумел извлечь из происходящего наибольшую выгоду для себя. Сначала он удесятерил налог и выжал из подвластного вилайета все соки. Удовлетворив свою чуть ли не легендарную алчность, албанец установил в районе режим террора. Дотла разорив крестьян, он принялся методично, с полной безнаказанностью, уничтожать их, что принесло ему новые почести и новые богатства. Постепенно этот опереточный князек, а на деле просто-напросто настоящий бандит с большой дороги, стал одним из высших должностных лиц огромной империи зла и насилия. Марко-разбойник превратился в Марко-пашу, носящего титул его превосходительства. Это льстило тщеславной натуре бея, и жизнь казалась бы прекрасной, но при одном условии — чтобы мятеж не разрастался по всему вилайету, как масляное, а вернее, кровавое пятно.

И тут возникла реальная угроза превращения разрозненных крестьянских бунтов в настоящую революцию! Отдельные случаи неповиновения учащались, очаги сопротивления множились, охватывали все новые районы.

Если раньше патриоты действовали небольшими группами и отваживались лишь на смелые вылазки, подвергая нападению малочисленные посты и заставы, то теперь их крупные и хорошо вооруженные отряды все чаще вступали в открытый бой с отборными частями, находящимися под командой самого паши.

Марко чувствовал, что это не стихийный процесс. Во всем угадывалась четкая организация, чья-то направляющая рука. У нарастающего освободительного движения явно был свой лидер, человек умный, смелый, волевой, имеющий опыт в военных делах. Наконец бей Косова понял, что это не кто иной, как Жоаннес!

Можно было сколько угодно подсмеиваться, пожимать недоуменно плечами, всячески принижать реальные достоинства своего соперника, но это, безусловно, был он. Ему всегда удавалось ускользнуть из расставленной ловушки, он физически был силен, Марко сам имел возможность убедиться в этом. Саблей юноша владел превосходно. При одном воспоминании об их поединке у бея на лбу выступал холодный пот. При этом Жоаннес умен, образован, хитер, прекрасно владеет тактикой борьбы…

Располагая минимальными средствами, он пускал под откос воинские эшелоны, смело вступал в бой с превосходящими силами противника и часто выходил победителем. Молва о его подвигах передавалась из уст в уста, слава и популярность народного героя росла день ото дня.

Со всех сторон к предводителю повстанцев стекались люди, отвечая на его призыв. Численность бойцов армии независимости неудержимо росла.

Паша сознавал, что, если не положить этому конец, процесс может стать необратимым, а тут уже была прямая угроза турецко-мусульманскому владычеству.

Мысль о возможной утрате своей неограниченной власти над вилайетом приводила Марко в бешенство. Не раз он твердил: «Ну нет, этому не бывать! Не будь я Марко, бей Косова! Надо немедленно, любой ценой покончить и с восстанием, и с его вдохновителем!»

Сейчас, потерпев очередное поражение, албанец заявил:

«Я поставлю под ружье дополнительно еще двадцать пять тысяч человек, и через неделю мне приволокут этого наглеца связанным по рукам и ногам! Клянусь, я добьюсь этого!»

Когда Марко шел к своей цели, для него все средства были хороши. Он немедленно разослал во все концы несколько приказов, отдал необходимые распоряжения. Телеграф работал без передышки. Проводили дополнительную мобилизацию, формировали новые пехотные и кавалерийские части, подтягивали артиллерию. Людей набирали столько, словно сражаться предстояло с целой регулярной армией.

Десять тысяч должны прибыть из Ускуба, пятнадцать тысяч — из Приштины. Первым предстояло сосредоточиться возле болгарской границы, вторым — возле сербской. Частям предписывалось оцепить район, занять все переходы, взять под наблюдение горные тропы, расставить посты в каждой деревне, то есть сделать так, чтобы, как говорилось в приказе, «и мышь не проскочила».

Войска пройдут маршем с востока на запад, жестоко подавляя на своем пути все очаги сопротивления по линии Приштина — Ускуб, где предполагалось сосредоточить значительные силы. Командирам частей и подразделений снизу доверху приказано безжалостно убивать любого, у кого найдут оружие, и уничтожать их жилища.

Все смерти надлежало подробно фиксировать, а соответствующие данные передавать вышестоящему начальству. В случае невозможности установить личность убитого следовало отрубать голову и отправлять ее в главный город вилайета. За это обещалось вознаграждение.

Таким образом, если патриотам удалось бы все-таки проникнуть сквозь такой двойной заслон, в опустошенных деревнях они нашли бы только фанатично настроенных мусульман, те сразу выдали бы их властям, тем более что и это хорошо оплачивалось.

Гонимые отовсюду, обложенные со всех сторон, мятежники оказались бы в безвыходном положении. Для паши, обладавшего неограниченными возможностями, их скорое поражение являлось уже почти свершившимся фактом. Это был лишь вопрос времени. Задуманное выполнялось быстро и четко. Марко-бей умел заставить людей повиноваться. Он, как всегда, широко пользовался двумя проверенными средствами, которые никогда не подводили его: подкуп и террор!

Войска оповестили о том, что офицер, унтер-офицер или солдат, отпустивший вооруженного мятежника, будет тотчас же повешен.

Зато схвативший патриота с оружием получал немалое вознаграждение. Если это сделал рядовой солдат, то его непосредственный начальник получал такую же сумму.

Нетрудно догадаться, какое воздействие оказывали на жадных и жестоких людей подобные предписания.

Однако вернемся к Жоаннесу.

Только что с глубокой скорбью он простился со своими друзьями, так рано ушедшими из жизни. Тела обрученных со смертью положили в одну из расселин. Прочитали молитву. Взорванная часть скалы погребла их под своими обломками. На лицах у всех была невыразимая печаль. Жоаннес кинжалом выцарапал на камне имена влюбленных: Михаил — Елена, а сверху крест. Раздались возгласы: «Отомстим! Смерть Марко!»

— Да, друзья мои, ваше требование справедливо, — сказал Жоаннес, глядя на боевых товарищей и нервно сжимая в руках карабин. — Марко — воплощение жестокости и фанатизма мусульман. Такому бандиту нет места среди людей! Я сам приведу приговор в исполнение.

— А как же мы?

— А вам на время придется исчезнуть, зарыться в землю!

— Послушай, как же так?! Мы тоже хотим драться и отомстить за товарищей! — возразил за всех озадаченный Рислог.

— Терпение, друзья! Очень скоро так и будет. Но сегодня вы должны стать невидимками. Нужна предельная осторожность. Это приказ. Во имя родины, во имя будущего нашей революции, во имя победы! Вы солдаты и должны уметь повиноваться!

— Мы исполним твой приказ, как бы горько это ни было. Но скажи нам, что ты собираешься делать.

— Отправиться в Приштину, взяв с собой небольшой отряд человек в двадцать, дождаться появления Марко, выследить его и убить! Извините, друзья, но времени на разговоры больше нет. Рислог, ты примешь командование вместо Михаила! Идите как можно скорее на соединение с отрядом Паницы и вместе укройтесь в пещерах Кара-Дага. Провизии у вас будет месяца на три, впрочем, я рассчитываю, что вы останетесь там не больше двух недель. Употребите это время на производство бомб и снарядов. Уходите немедленно. У меня предчувствие большой беды, нависшей над нами.

Отдав последние распоряжения и отобрав с собой два десятка лучших воинов, Жоаннес углубился вместе с ними по тропинке в горы.

Через пять минут остальная часть отряда тоже тронулась в путь, но в другом направлении.

Наступила ночь. Турки ревностно исполняли распоряжения Марко. Сверху хорошо было видно, как то тут, то там в долине вспыхивали подожженные крестьянские дома. В темноте это выглядело особенно зловеще.

Жоаннес, как всегда в такие минуты, когда он чувствовал себя бессильным, не имея возможности немедленно прийти на помощь, стиснул зубы.

— Ну, Марко! Это тоже войдет в твой счет, по которому ты мне вскоре дорого заплатишь!

Однако в полной мере картина происходящего предстала перед ним лишь на следующий день. Чутье военного человека подсказало юноше, что у противника происходит крупное движение войск. Словно страшный смертоносный вал катился от самой границы, сметая все на своем пути, сея повсюду огонь и смерть, оставляя за собой лишь обугленные остатки жилищ и исковерканные трупы.

Между тем патриоты так быстро, как только это было возможно, продвигались по направлению к Приштине. Они шли, не слишком скрываясь, избегая скопления воинских частей, следуя по крутым горным тропинкам и никого не встречая на своем пути.

Их было, как сказано, двадцать, включая Жоаннеса и Никею. У каждого в вещевом мешке лежало по четыре бомбы и четыре динамитные шашки. На голове у всех были красные фески с черными кисточками — маленькая хитрость предусмотрительного командира македонцев. В своих полуцивильных, полувоенных костюмах, с такими головными уборами македонцев вполне могли принять за солдат резерва Марко.

На первый взгляд решение Жоаннеса идти в Приштину, буквально наводненную турецкими солдатами и полицией, было чистым безумием. Но не стоит забывать, что у борцов за независимость повсюду имелись верные, преданные общему делу друзья. Они могли бы оказать в случае необходимости действенную помощь и дать надежное укрытие.

Главная трудность — добраться до места. Предстояло проделать пешком километров шестьдесят. Привыкшие к ходьбе, они рассчитывали пройти это расстояние за двенадцать — пятнадцать часов, если не случится ничего непредвиденного.

Бо́льшую часть пути преодолели спокойно, без происшествий, как вдруг недалеко от Жаньеро, прямо в горах, натолкнулись на довольно многочисленный воинский отряд.

Солимана выслали вперед в качестве разведчика. Он вернулся очень взволнованный.

— Албанцы! — тихо сказал он Жоаннесу. — Плохая встреча, командир.

— Сколько их?

— Сотни две, не меньше, и все отлично вооружены. Отборные солдаты паши.

— Они тебя не видели?

— Нет, капитан. Они ни о чем не догадываются.

— Хорошо. Нужно сделать крюк влево и выйти поближе к железной дороге.

Гуськом, стараясь ничем себя не обнаружить, спустились в овраг и, укрывшись под густыми кронами карликовых каштанов, переждали с четверть часа. Все было спокойно. Затем снова тронулись в путь.

В трех километрах от этого места начиналась долина Косова. Издали уже виднелась Приштина. Минареты ее мечетей сверкали на солнце.

Сквозь заросли кустарника патриоты внимательно осматривали местность. Идти дальше по открытому пространству нельзя. На всех направлениях выставлены посты. Чуть ли не метрах в двадцати — тридцати от них в засаде сидели несколько часовых.

Жоаннес озабоченно покачал головой.

— Их тут, пожалуй, сотни три. А пройти совершенно необходимо! Никак нельзя задерживаться здесь, нас в любую минуту могут обнаружить! Вот если бы у нас были лошади!

— Можно поискать, — серьезно сказал Солиман. — Хотите, я попробую?

— Иди, но будь предельно осторожен.

Оставив карабин, чтобы не мешал, и зажав в зубах кинжал, парень, быстро передвигаясь по-пластунски, исчез из виду. Остальные затаились.

В томительном ожидании прошло полчаса. Все уже начинали отчаиваться, как вдруг послышался легкий шелест, и появилась голова Солимана. Лицо изодрано колючками, руки кровоточили.

— Ну как, удалось? — тревожно спросил Жоаннес.

— Да, капитан. Вернее, я знаю, где лошади, но их еще нужно отбить.

— Это уже не так трудно. Веди!

— Следуйте за мной!

Начали спускаться. Двигались друг за другом в полном молчании, стараясь не шуметь. Наконец вышли к небольшому плато, где стояло домов пятьдесят.

Невдалеке они заметили около тридцати лошадей под седлом, но разнузданных! Животные отдыхали и жадно жевали траву. Кони находились под охраной четверых. Солдаты развалились на траве, кое-кто похрапывал, рядом лежали остатки пищи.

А в домах хлопали двери, распахивались окна, с криками выскакивали люди. Ошалевшая скотина бросалась наутек, ее догоняли солдаты в красных мундирах…

Жоаннес не сдержался:

— Албанцы! Опять эти бандиты занимаются грабежом! Забирают скот у крестьян на свои нужды. Когда это только кончится?!

Все сгрудились вокруг командира.

— Действовать надо быстро, чтобы не успели опомниться. Стрелять нельзя! Применять только холодное оружие. Готовы?

— Да.

— Тогда вперед!

Через несколько секунд все было кончено. Никто из четырех охранников даже вскрикнуть не успел.

Солдаты возле домов заметили партизан, но приняли за своих. Да и кому бы пришло в голову заподозрить присутствие повстанческого отряда в самом центре расположения турецкой дивизии?!

Обстановка между тем все больше накалялась. Крестьяне сопротивлялись, не желали отдавать скот. Уже пролилась кровь, пылало несколько домов.

Здоровенный солдат занес саблю над седым стариком. Но в этот момент клинок Жоаннеса пронзил его грудь.

— Все, бандит! Больше ты уже никого не убьешь! — произнес молодой человек удовлетворенно.

Завязалась рукопашная. За последние дни патриотам столько раз приходилось наблюдать, не имея возможности вмешаться, картины грабежа, насилия, людского горя, что сейчас они дрались с особым ожесточением, словно хотели выместить на этих солдатах весь накопившийся гнев. Враги же, застигнутые врасплох и подавленные столь бурным натиском, не смогли оказать должного сопротивления. Сверкали штыки, мелькали кинжалы…

Операция прошла удачно, без всякого шума. Но только Жоаннес с облегчением подумал об этом, как со стороны ближнего дома грянул выстрел, и один из повстанцев упал с раздробленным черепом. Кто-то из недобитых албанцев, собрав последние силы, сумел-таки дотянуться до револьвера.

Жоаннес вскрикнул от огорчения и досады. Еще один боевой товарищ убит! Выстрел, конечно, услышат и дадут сигнал тревоги. Прибудут новые части. Надо немедленно уходить!

— По коням! — крикнул он.

Тут ему в голову пришла спасительная мысль.

— Возьмите каждый по плащу!

Все облачились в широкие красные накидки — принадлежность униформы албанских бойцов — и вскочили в седла. Никея была отличной наездницей и восседала на лошади не хуже мужчин. Жоаннес оглядел свое воинство. Да, он был прав, эти плащи и фески будут им хорошей маскировкой.

— Вперед!

И отряд, уменьшившись на одного воина, галопом помчался по Косовской долине.

Злополучный выстрел действительно услышали. Наблюдатели на аванпостах подняли тревогу. Пехотные и кавалерийские подразделения моментально привели в состояние боевой готовности и ждали только приказа.

Вдалеке показался конный отряд в красных плащах, развевающихся по ветру… Албанцы напряженно вглядывались, стараясь получше разглядеть всадников.

— У них нет сабель! — крикнул кто-то.

Это вызывало беспокойство. Тут же послышались командные окрики: «Стой! Стой! Остановиться!» Заиграли горны, запели фанфары, подавая тот же сигнал. Слыша привычные звуки, лошади стали сбиваться с ритма, делая попытку замедлить ход. Но всадники резко пришпорили и вновь понеслись вперед. Вслед зазвучали выстрелы, но отряд был уже слишком далеко.

В это время к месту событий прибыл верхом высокий человек в пышных одеждах. Сбоку бежал ручной леопард, сзади ехала свита.

Раздались приветственные возгласы: «Да здравствует паша! Да здравствует Марко!»

Бей сразу обратил внимание на удалявшихся во весь опор всадников. Что-то в том, как были наброшены плащи, показалось ему подозрительным. Он и сам не смог бы объяснить, что именно.

«Без причины так не удирают! — подумалось ему. — А что, если это он!..» И, не раздумывая больше ни секунды, паша скомандовал:

— Эскадрон! За мной! Вперед! Во что бы то ни стало надо догнать беглецов. Мы должны их взять живыми или мертвыми.

 

ГЛАВА 7

Река. — Раненый. — Повторение. — Брод. — Яростное преследование. — Окружение. — Героическое самоубийство. — Спешиться! — По дороге к крепости. — Логово врага. — Железная дверь. — «Песня о Косове!» — Посланница Пророка. — В крепости. — Марко у двери. — Смирился? — Нет!

Жоаннес намеревался сначала пересечь с юга на север долину Косова, а затем, добравшись до Приштины, уйти в горы, окружавшие поселение. Благодаря связям, которыми он располагал там, сделать это было бы нетрудно.

Однако преследование, организованное Марко, сбило все его планы. Войска, поднятые по тревоге, перекрыли северное направление.

— Скачем на запад! — приказал Жоаннес.

Галопом проскакали еще полчаса. Железная дорога была совсем рядом, уже виднелись телеграфные столбы вдоль нее.

— Проклятие! — воскликнул Солиман. — Пехотинцы!

Из кювета торчали красные фески. Пути дальше не было.

— Сворачиваем направо! Скорее! — скомандовал Жоаннес.

Сзади послышались крики, конское ржание, несколько выстрелов. Их догонял эскадрон Марко. К счастью, пехотинцы, не разобравшись в ситуации, пока не стреляли.

— Вперед! Вперед! — кричал Жоаннес. — Погоняйте лошадей!

Скачка продолжалась еще минут пятнадцать. Наконец показалась река.

— Это Ситница! Там есть брод! Во что бы то ни стало надо добраться до него!

Само Провидение вновь свело двух смертельных врагов в том месте, где за год до этого чуть не погиб Жоаннес. Тот же брод, окруженный глубокими ямами, откуда юноша выбрался благодаря своей изобретательности и хладнокровию. Именно здесь Никея с помутившимся от горя рассудком пела гимн героического Косова.

Вновь послышались выстрелы, засвистели пули. Один из всадников вскрикнул.

— Что случилось? Кто ранен? — с беспокойством спросил командир.

— Это я, Дарниа. Ничего страшного. Руку задело.

— Вперед! Вперед! Не останавливаться!

Преследователи шли уже по пятам. Но вот и река. На воде поперек течения проступала светлая дорожка — брод.

— Пусти меня вперед, — обратилась Никея к мужу, — я тут каждый камень знаю.

— Хорошо, — согласился Жоаннес. — Следуйте за ней! — крикнул он остальным. — Шаг в шаг! Никуда не отклоняйтесь! Будьте осторожны! Иначе можно провалиться.

Направляя коня твердой рукой, женщина подбадривала и успокаивала его. Животное нервно всхрапывало и подрагивало всем телом. Все внимательно следили за движениями всадницы и старались не отставать от нее. Последним вошел в воду Жоаннес.

Погоня приближалась. Отчетливо слышался топот лошадей. Но в рядах преследователей случилась некоторая заминка. Когда пересекали железнодорожные пути, несколько передних лошадей, поскользнувшись на рельсах, упали, сбросив всадников. Задние вынуждены были остановиться. На этом патриоты выиграли несколько минут.

Марко злился и на чем свет стоит ругал нерадивых наездников.

Один из командиров подъехал к паше и, почтительно отдав честь, обратился к нему:

— Ваше превосходительство, расстояние позволяет. Мы могли бы открыть огонь. Уверяю вас, ни один не уйдет!

— Умерьте свой пыл, капитан. Стрелять запрещаю! К сожалению, я слишком хорошо знаю это место и опасаюсь трупов, которые легко могут уплыть от нас по течению.

— Река слишком глубока. Вряд ли кто сумеет выбраться!

— Много ты понимаешь! Тот, кто ведет этот отряд, выбрался отсюда со связанными руками и ногами, прямо под моим носом! Теперь тебе ясно?

Когда эскадрон во главе с Марко подошел к броду, патриоты, успев уже выбраться из воды, вновь пустили лошадей в галоп. Отдохнув на переправе, кони неслись как ветер. Расстояние между отрядами увеличивалось с каждой минутой, но Марко это не особенно беспокоило. Он не сомневался в успехе. С ним было двести отборных, что бы он там ни говорил в приступе раздражения, кавалеристов. Опытные наездники, они умели выжать из лошади максимум скорости, как можно меньше утомляя ее.

Вдруг бей заметил, что беглецы резко повернули в сторону долины.

— Ну, нет! Только не это! — закричал он. — Отрезать им путь! Пятьдесят человек направо, пятьдесят — налево, остальные — в центре! Их надо загнать в горы! Я хочу силой привести гостей к себе, мы окажем им соответствующий прием, не так ли, Хадж?

Услышав свое имя, леопард зарычал, словно по достоинству оценил шутку хозяина.

Юноша заметил маневр противника и понял, что отряду в долину не прорваться. Албанцы превосходили их в скорости.

— Негодяй! — воскликнул он. — Это было нашим спасением! Скачите к горам, будь что будет!

Действие разворачивалось в том же месте и почти в тех же условиях, что и в прошлом году, когда Жоаннес, Михаил и Паница верхом на лошадях, отбитых у турецких жандармов, уходили от погони по дороге к родовому гнезду Марко-разбойника, скрытому среди неприступных скал.

— Пусть мы даже загоним коней, зато оторвемся от албанцев, — подгонял Жоаннес.

Впереди оказалось высохшее русло горного потока. Отряд углубился в него, не снижая скорости.

Шагов через пятьдесят один из всадников резко качнулся в седле и едва не упал. Это был Дарниа. Парень потерял много крови и сильно ослаб. До сих пор он еще крепился, но теперь силы оставили его. Падение было бы неизбежным, если бы кто-то из товарищей не подхватил раненого. Бег коней замедлился.

— Оставьте меня! — простонал Дарниа. — Спасайтесь! Я вам только помеха!

— Не смей так говорить! — возразил подоспевший на помощь. — Я буду поддерживать тебя.

— Нельзя, чтобы вы все погибли из-за меня! Уходите, прошу! Вы должны жить и бороться за наше общее дело!

В тот же момент быстро, ни слова больше не говоря, раненый выхватил здоровой рукой револьвер и с возгласом «Да здравствует свободная Македония!» выстрелил себе в висок… Еще несколько секунд товарищ поддерживал в седле его труп, потом с рыданиями в голосе произнес:

— Бедный Дарниа!.. Он пожертвовал собой ради нас.

Но у живых не было времени скорбеть о мертвых. Со всей энергией они стремились уйти от преследования. А это с каждой минутой становилось все труднее и опаснее.

Дорога круто забирала вверх. Скоро скачка станет невозможной, придется переходить на рысь, а потом и на шаг. К счастью, им все-таки удалось оторваться от эскадрона Марко.

Наконец Жоаннес понял, что быстрее продвигаться своим ходом, и приказал спешиться. Он знал, людям Марко тоже придется пойти на это. Другого выхода не оставалось.

— Что же делать дальше, когда доберемся туда? — обратился Жоаннес к Никее, разглядывая крепость на вершине горы. В голосе его слышалась озабоченность.

— Прежде всего не надо терять надежду! — ободряюще и как-то таинственно улыбнулась девушка.

— Надеяться мы можем только на себя. Будем отчаянно сопротивляться, стоять насмерть, до последнего патрона. Уложим этих бандитов, сколько сумеем!

— Их слишком много, а боеприпасов у нас чересчур мало, нам долго не продержаться.

— У тебя есть предложение?

— Если бы мы могли проникнуть в эту проклятую неприступную крепость, укрыться за ее прочными стенами!..

Юноша оживился.

— А почему бы, собственно, нет? Пожалуй, ты права!

Отряд продолжал карабкаться по скалистой тропинке вверх. Они уходили все дальше.

Марко видел это, но был спокоен.

— Ничего. Перед железной дверью им все равно придется остановиться, и тогда мы посмеемся от души.

Помогая Никее в особо трудных местах, Жоаннес продолжал начатый разговор:

— Ты знаешь, после того, как мы там побывали, этот разбойник бей еще основательней укрепил свое логово. Вон, посмотри! Над первой линией каменных глыб, окружающих крепость, он водрузил еще один такой ряд. Высота сооружения теперь не меньше тридцати метров. Ни взобраться туда, ни пушкой прошибить!

— Я еще вижу входную дверь, обитую массивным железом. Ей тоже никакие снаряды не страшны.

— Там-то нам и придется драться, между двух огней, и, скорее всего, умереть. Но они дорого заплатят за наши жизни!

На лице женщины опять появилась загадочная улыбка:

— Как знать.

Жоаннес не мог понять поведения жены.

— Послушай, Никея, умоляю тебя, скажи наконец, что дает тебе надежду в такой безвыходной ситуации? Я чувствую, ты пытаешься внушить мне, что спасти отряд возможно! Но как?

— Скоро увидишь.

Дорога в последний раз круто завернула и вывела на довольно обширное ровное пространство прямо под стены крепости. На серых камнях ярким пятном вырисовывалась железная дверь, окрашенная в красный цвет.

Никея быстро сбросила накидку, обернула ее вокруг талии и закрепила с помощью нашейной серебряной цепочки. Получилось нечто вроде длинной юбки. Затем она сняла феску и рассыпала по плечам длинные белокурые волосы.

Все в недоумении смотрели на нее. Девушка выглядела в своем новом пурпурном облачении, мягкими складками ниспадавшем к ногам, весьма впечатляюще.

Подобрав ружье, она медленно направилась к двери и несколько раз громко и требовательно стукнула в нее прикладом. Однако с той стороны никакой реакции не последовало.

Выждав немного, Никея постучала еще и еще. Дверь все так же оставалась замкнутой, но в ней приоткрылось смотровое окошечко.

Тогда в напряженной тишине зазвучал чудный голос девушки. Она запела героический гимн Косова, что всегда оказывало сильное впечатление на патриотические чувства славян. Люди, уставшие от тяжелейшего перехода, сразу приободрились и, замерев, внимали завораживающему пению.

Наконец за дверью послышалось движение, и старческий надломленный голос спросил:

— Женщина! Кто ты, если так проникновенно поешь о несчастиях нашей порабощенной родины?

— Посмотри как следует! Разве не узнаешь меня? Я та, кто год назад здесь в крепости потребовала жизни и свободы для троих мужчин, кого Марко собирался расстрелять. Я та, кому свыше даровано право приказывать, потому что ангел тьмы коснулся меня своим крылом… Посмотри на меня! Я Никея!

— Безумная Никея! Посланница Пророка! Теперь я узнал тебя! Что ты хочешь, женщина?

Чтобы не выйти из роли, девушка намеренно помедлила, словно не слышала вопроса. Она вновь запела. За дверью слушали, потом тот же голос переспросил:

— Так чего же ты хочешь?

Снизу все отчетливее доносились крики преследователей. Шум погони приближался. Через несколько минут они будут здесь. От ответа Никеи, от поведения невидимого стража зависело спасение. Молодая женщина с восхитительным спокойствием продолжала:

— Под угрозой самых страшных несчастий я требую, чтобы открыли эту дверь! Я хочу убежища для меня и моих спутников! Слышишь? Ты должен выполнить мое желание, или я прокляну вас всех!

— Будь по-твоему, и пусть Бог простит меня, если я поступаю плохо!

В ту же минуту послышался лязг отодвигаемых засовов, тяжелая дверь заскрипела и медленно, словно нехотя, открылась, пропуская пришельцев.

Последней зашла Никея, и в этот же момент на площадку перед крепостью с шумом ворвались албанцы во главе с Марко. Женщина с силой толкнула за собой дверь, та с грохотом захлопнулась перед самым носом у разгоряченных погоней бандитов.

Задвинув все запоры, девушка обернулась. Перед ней стоял высокий, седой, слегка ссутулившийся старик. В молодости это был отчаянный разбойник, проливший немало крови, не знавший ни страха, ни жалости.

Но сейчас в его тусклых глазах, устремленных на девушку, виделось выражение суеверного ужаса, он набожно протягивал к ней свои узловатые руки с синими прожилками вен. Никея, желая еще усилить впечатление, посмотрела на него долгим гипнотизирующим взглядом провидицы.

Патриоты тем временем в полном молчании, чтобы не нарушить общей возвышенной атмосферы, быстро расположились вдоль стены и приготовились к отражению атаки.

Им показалось странным, что крепость выглядела почти пустой, во всяком случае, на первый взгляд. Явились еще несколько стариков, женщин и детей, они с удивлением взирали на непрошеных гостей. Вероятно, все мужчины этого клана, способные носить оружие, последовали за Марко и сражались в его войсках.

Тишина продолжалась недолго. С той стороны принялись нетерпеливо колотить в дверь, и властный голос бея потребовал:

— Открывай! Ты слышишь меня, старик? Где ты? Немедленно открой дверь!

— Я запрещаю тебе делать это! — произнесла Никея тихим свистящим шепотом, словно заклинание, испепеляя растерянного привратника взглядом.

Стук усилился. Марко в бешенстве сыпал угрозами и проклятиями.

— Эйуб, если ты не послушаешь меня, я изжарю твой старый скелет на медленном огне! Сию же минуту открывай! Ты меня знаешь, я приказов не повторяю!

— Она не позволяет этого, сеньор бей!.. В нее вселилась душа Пророка, Аллах говорит ее устами. Я ничего не могу поделать, она этого не хочет!.. — бормотал, заикаясь, старик.

— Да ты просто спятил, старый черт! Гром и молния! Открывай, говорю тебе, или, клянусь бородой отца, я вырежу всю твою семью!

— Уходи!.. Исчезни!.. Возвращайся в свое жилище!.. — тихо, но настойчиво повторяла Никея, слегка подталкивая незадачливого стража в спину. — Иди!.. Так говорит мне ангел… Иди!.. Я так хочу. Отныне только я приказываю здесь. Бей бессилен против меня… против тебя… против кого бы то ни было… Его воля должна отступить перед моей… Иди!..

Пятясь, устремив в пространство затуманенный взгляд, старик удалился, а двое патриотов тут же встали на часах возле двери.

Другие обитатели крепости тоже узнали девушку. Послышались испуганные возгласы: «Это она! Посланница Бога!» Никея улыбнулась им, что-то ласково сказала, стараясь успокоить.

Несмотря на свою обычную сдержанность, Жоаннес был поражен странным ходом событий. Остальные тоже пребывали в состоянии крайнего удивления.

— Ну что же, пока мы, кажется, в полной безопасности, — отметил командир, переводя дух.

— Действительно, просто чудо! — заметил один из стоявших рядом. — Мы теперь полные хозяева неприступной цитадели. И если только здесь нет потайного лаза, связывающего крепость с внешним миром, мы сможем выдержать длительную осаду.

— Хорошо, что ты заговорил об этом, Деметр. Я как раз вспомнил. Ведь в прошлый раз мы с Паницей и Михаилом проникли сюда именно через подземный ход. Он начинался где-то недалеко от дороги, ведущей к крепости, а выходил совсем рядом с центральной площадкой. Пойдем-ка поищем!

Никея все еще стояла в окружении женщин и детей, смотревших на нее со смешанным чувством поклонения и страха и робко отвечавших на ее вопросы.

«Да, это правда. Мужчины присоединились к паше. Он осыпает их почестями и богатством… В крепости остались лишь старики да женщины. Впрочем, что касается последних, то многие из них тоже отправились в город… Время от времени мужчины ненадолго возвращаются, оставляют золото и награбленное, устраивают шумные пирушки, а потом снова уезжают…»

Продолжая тихо беседовать, молодая женщина повела всех за собой в большое квадратное строение, где когда-то ее держали узницей. Крепкая дверь, на окнах железные решетки. Настоящая тюрьма.

Женщины доверчиво вошли внутрь. Их было много, смелых, сильных Они могли иметь оружие. Поэтому Никея, пропустив их вперед, не колеблясь, закрыла дверь и трижды повернула ключ в замке.

Между тем стук и крики прекратились. Через дверной глазок часовые никого не увидели. Вблизи крепости сделалось тихо и спокойно.

Неужели Марко-разбойник смирился с поражением и увел своих людей?

Нет!

 

ГЛАВА 8

Подземный ход. — Кинжал и затяжные петли. — Молниеносная смерть. — В ловушке. — Человек и зверь. — Круг. — Последний бой. — Без пощады. — Прямые удары. — Глаза, которые не увидят больше света. — Ярость и отчаяние. — Изувеченный. — Прощение. — Вперед!.. За свободную Македонию!

Жоаннес и Деметр тщательнейше обследовали западную часть крепости, но ничего не обнаружили.

— Странно! — проговорил раздосадованный командир. — Мне казалось, я точно запомнил, где это.

— Возможно, они вывели ход в другое место, — рассудительно заметил спутник. — А может быть, посадили вокруг кустарник для маскировки.

— Пожалуй, ты прав! Участок, что тянется вдоль оврага, раньше выглядел голым, никаких деревьев не было, я абсолютно уверен. А сегодня здесь растут карликовые каштаны и молодые дубки. Давай подойдем поближе!

И мужчины стали карабкаться на крутой склон.

Между тем Никея в сопровождении нескольких вооруженных человек осматривала крепость. Чтобы лучше представить обстановку, девушка взбиралась на уступы, находящиеся почти вровень с оборонительными стенами, откуда хорошо просматривалась вся местность.

Внизу, на равнине, она заметила лошадей, их патриоты вынуждены были оставить, перед тем как начать подъем по горным кручам. Рядом мирно паслись кони из эскадрона Марко. Но ни одного всадника не видно. Это тревожило. Паша и его албанцы исчезли бесследно!

Обеспокоенная, Никея быстро спустилась вниз, чтобы доложить Жоаннесу об увиденном. Она застала его за странным занятием.

Деметр штыком придерживал нависающий над скалой куст, а ее муж, не обращая внимания на колючки, стоял на коленях, приложив ухо к камню. Увидев жену, он сделал знак остановиться и приложил палец к губам. Девушка замерла на месте, пока он продолжал внимательно слушать. Затем Жоаннес встал и подошел к ней.

— Подземный ход здесь! Лаз очень узкий, одновременно в отверстие может проникнуть только один человек. Какая удача! Не найди мы его, отряду грозила бы неминуемая гибель!

— Еще бы! Бандиты тайком проникли бы сюда и всех нас перерезали!

— Они готовят атаку, я уверен.

— Что ты думаешь делать?

— Взять пять человек, вооружиться веревками и кинжалами с коротким лезвием… Только действовать надо очень осторожно. Малейший шум — и все пропало!

— А не лучше завалить вход тяжелыми камнями?

— Я уже думал об этом, но я непременно хочу схватить Марко, взять живым, а для этого необходимо во что бы то ни стало выманить его оттуда! Приведи поскорее людей и не волнуйся, дорогая. У меня превосходный план, я ничуть не сомневаюсь в успехе.

Несколько минут спустя Никея вернулась в сопровождении пятерых. Босиком, с кинжалами и веревками наготове, они вопросительно смотрели на командира. Тот жестами показал, чтобы воины следовали за ним.

Взобравшись на узкий карниз, нависавший над пропастью, а затем под углом уходивший к эспланаде, повстанцы заметили вырубленное в гранитной скале небольшое отверстие, похожее на лаз, плотно прикрытое валуном. По доносящемуся оттуда глухому шуму можно было понять, что там кто-то есть.

— Это Марко и его люди! — едва слышно прошептал Жоаннес. — Не двигайтесь! Держите наготове веревки и ждите моего сигнала.

В полной тишине прошло с четверть часа. Потом послышался скрипящий звук. Тяжелый камень, что закрывал вход в подземелье, сдвинулся с места, и в проеме показалась голова бородача в феске. Прижавшись к скале, стараясь не дышать, патриоты не шевелились.

Опираясь руками о край, человек высунулся и огляделся. Не заметив ничего подозрительного, он обернулся назад и тихо сказал:

— Все спокойно. Кругом ни души. Они ни о чем не догадываются.

Лазутчик стал медленно выбираться. В тот же момент Жоаннес, лежа плашмя как раз над самым отверстием, резко взмахнул рукой с зажатым кинжалом. Удар пришелся по затылку, в том месте, где шея переходит в позвоночник. Смерть наступила мгновенно. Бандит не издал ни звука и даже не дернулся. Подхватив его за руки, патриоты втащили уже мертвое тело на карниз, а затем, без лишних церемоний, сбросили в пропасть.

Для тех же, кто находился под землей, все выглядело совершенно нормально. Вслед за первым появился второй. Он тоже огляделся и прислушался. Ничто не вызывало беспокойства.

— Все нормально, — отметил он. — Ахмед, должно быть, уже внизу.

Затем повторилось то же самое. И второй труп оказался в пропасти.

Патриоты действовали так быстро и четко, что у бандитов не возникло и тени сомнения в успехе своего предприятия. Послышался командный голос Марко:

— Давайте поторапливайтесь! Бесшумно спускайтесь вниз и прячьтесь в кустарнике. Сначала вы, двадцать человек, потом мы с Хаджем. Главное — тихо! Если вас обнаружат раньше времени, дело сорвется!

Бей напутствовал своих людей, которые уходили один за другим, не подозревая, что они тут же бесследно исчезнут навсегда. Это походило на жуткий конвейер смерти, где каждый в каком-то холодном оцепенении выполнял свою часть работы.

И внизу и наверху считали… Семнадцать!.. Восемнадцать!.. Девятнадцать!.. Двадцать!..

— Все! Теперь наша очередь, Хадж! Осторожно, не спеши, мой мальчик, ты пойдешь за мной. А, ты уже чуешь добычу! Потерпи! Для тебя я приберегу самый лакомый кусочек, красавицу Никею!

Наконец в проеме появилась голова Марко. Он с трудом протиснул сквозь узкое отверстие могучие плечи. Раздался смешок:

— Я, никак, толстею!

Произнося эту фразу, бей неожиданно поперхнулся и захрипел… Петля, ловко наброшенная юношей, плотно сдавила горло бандита, в то время как двое помощников, подхватив ничего не соображавшего пашу под руки, с силой потащили его наверх.

В ужасе оттого, что так глупо попался в ловушку, красный от натуги, задыхаясь от ярости, Марко отчаянно сопротивлялся, пытаясь вырваться, хотел подать сигнал тревоги, крикнуть на помощь, но мог испустить лишь сдавленный беспомощный хрип. Жоаннес еще сильнее затянул веревку. Глаза бея выкатились из орбит, язык вывалился, он почти потерял сознание.

Учуяв, что с хозяином происходит что-то неладное, леопард ринулся за ним. На краю, у самого выхода, хищник на секунду замер, ослепленный ярким светом. Глаза его плохо видели, он скреб когтями по граниту и глухо рычал.

В этот момент Деметр бесшумно, выверенным движением, набросил другую петлю зверю на голову и изо всей силы потянул. Леопард повис на веревке. Но дикий зверь обладал фантастической жизненной силой. Он перехватывал веревку зубами, подтягивался на ней, рычал, извивался. Казалось, еще немного, и он рухнет в пропасть и утащит за собой Деметра.

— Держи крепче! — крикнул парню Жоаннес и добавил, обращаясь к остальным: — Не медлите ни секунды, бросайте бомбы!

Боясь не справиться с леопардом, Деметр зацепил свой конец веревки за выступ скалы.

Из подземного хода доносились крики, бряцание оружия. Албанцы, догадавшись в чем дело, готовились к атаке. Но они уже были обречены. В отверстие входа полетели бомбы.

Сильные взрывы следовали один за другим. Гора содрогнулась.

Всякое движение внутри прекратилось. Все затихло. Вряд ли кто-нибудь остался в живых после такой массированной бомбовой атаки, но Жоаннес на всякий случай хотел подстраховаться.

— Еще две динамитные шашки, — коротко приказал он, — чтобы разом покончить со всем! Нужно взорвать скалу и навсегда замуровать проклятое подземелье.

Прозвучали еще два взрыва, и на сей раз действительно все было кончено.

— Ну вот! — Жоаннес облегченно вздохнул. — Теперь нам ничто не угрожает, и мы можем наконец свести наши счеты! Не так ли, Марко?

Но бей ничего не ответил, он лежал без сознания. Тем не менее командир посчитал нелишним связать его. Руки и ноги паши стянули веревками, а петлю с шеи сняли. Точно так же поступили и с леопардом.

Хадж изнемог в яростной борьбе. Он не двигался, язык вывалился.

Глядя на двух страшных хищников, лежавших неподвижно у их ног, патриоты глазам своим не верили. Неужели это правда он, Марко-разбойник, гроза всей Македонии?!

Подошли те, кто лишь издали с волнением наблюдал за происходящим. Взвалив обмякшее тело паши на плечи, они отнесли его на площадку в центре крепости.

— А что делать с леопардом? Может быть, сбросить в пропасть?

— Нет! — Жоаннес покачал головой. Потом, помолчав немного, добавил: — Пусть оба кровожадных разбойника до конца не расстаются. Отнесите его вместе с Марко.

Человека и зверя — они все еще не пришли в себя — положили в центре эспланады. Из узких окон домов на них смотрели потрясенные старики, женщины, дети.

Жоаннес пронзительно свистнул. Так он обычно давал сигнал к общему сбору. Патриоты начали строиться.

В это время Марко зашевелился. Он шумно, прерывисто вздохнул и открыл глаза. Сделал попытку подняться, еще не осознавая реальности, но не смог. Наконец бей понял, что лежит на спине, крепко связанный.

— Над ним простиралась чистая бездонная голубизна неба, величественно возвышались горы. Их белые вершины тонули в ярком солнечном свете. В вышине с пронзительными радостными криками носились ласточки. На деревьях дрожали молодые зеленые листочки…

Никогда еще окружающий мир не казался беспощадному албанцу столь прекрасным, а воздух родных гор столь упоительным!.. Но тут его взгляд уловил блеск сверкавших на солнце штыков.

Паша увидел строй патриотов, их суровые, непреклонные лица и понял, что судьба его решена, пощады не будет. Рушился пьедестал, куда он вознесся благодаря своей смелости и где так долго держался ценою жестокости.

Отыскав глазами злейшего врага, того, кто теперь мог торжествовать победу, бей крикнул:

— Жоаннес! Повстанцы! Я проиграл! Вы оказались сильнее. Убивайте же меня!

— Да, Марко, ты проиграл, и ничто уже не может спасти тебя. Но мы борцы за справедливость, а не палачи!

— Опять пустые громкие слова! Зачем все эти разговоры? Убейте меня, и дело с концом! На твоем месте я бы именно так и поступил. К чему столько ненужных церемоний?!

— Ты хочешь казаться смелым, Марко-бей, а ведь в тебе говорит прежде всего страх. Ты боишься, боишься медленной смерти, изощренных пыток, одним словом, всего того, чему ты сам всегда подвергал свои несчастные жертвы!

Жоаннес был прав, Марко-разбойник, кровавый Марко, безжалостный палач, мучитель и убийца, действительно трепетал при мысли о боли и физических страданиях.

Видя, что юноша угадал его мысли, он изменился в лице, напрягся всем телом, будто надеялся разорвать веревки, дерзко и вызывающе посмотрел на Жоаннеса и с высокомерной грубостью произнес:

— Лжешь, деревенщина! Бей Косова ничего не боится! Никто и никогда не сумеет похвастаться, что заставил его дрожать от страха!

В ответ юноша пожал плечами и спокойно ответил:

— Ты сам только что заметил, что все это лишь слова! Нет, паша, мы будем судить тебя!

Услышав это, Марко нервно расхохотался ему в лицо.

— Вы? Судить меня?.. Какая славная шутка перед смертью! Но всего за минуту до этого, если мне не изменяет память, ты утверждал, что участь моя решена и ничто уже не может спасти меня! Если я заранее приговорен, тогда казните меня! И нечего возмущаться, когда я называю вас убийцами! Ведь меня же вы считаете палачом, потому что я бросал десять, двадцать человек против одного! Пусть так! Я согласен и даже горжусь этим. Да, я убийца! Марко-разбойник! Однако сегодня, сдается, мы поменялись ролями! Теперь вас — двадцать, а я — один. И вы собираетесь все вместе уничтожить одного безоружного человека. Только вы не хотите признаться себе в этом! Вам гораздо приятнее считать себя поборниками справедливости! Лицемеры! Лжехрабрецы! Мерзавцы! Хотите совершать гнусности и слыть при этом за честных и благородных людей?! Так знайте же, что вы ни то и ни другое. Вы всего-навсего обычные бандиты!

За все время этого страстного монолога Жоаннес оставался сдержан, решителен и тверд.

— Нет, Марко, это ты лжешь, как всегда, пытаясь оправдать собственную слабость и жестокость, — холодно заметил он. — И сейчас я докажу тебе это! Деметр, будь любезен, развяжи нашего знатного пленника!

Парень недоуменно посмотрел на командира, но быстро исполнил приказание.

— Поднимайся, Марко! — обратился юноша к бею.

Ничего толком не понимая, паша встал, потянулся, чтобы размять затекшие члены, и машинально тронул рукой саблю, висевшую на боку.

— Ты правильно подумал… — продолжал Жоаннес. — Я даю тебе возможность сразиться со мной один на один, как мужчина с мужчиной! Я согласен еще раз поставить свою жизнь против твоей. Это будет смертельная схватка, символизирующая борьбу двух наших религий и стран — христианин против мусульманина, Македония против Турции! Защищайся, Марко! Друзья, образуйте круг для нашего поединка!

Патриоты, стоявшие в строю, быстро рассредоточились направо и налево, получилось нечто вроде арены, метров двенадцать в диаметре.

Противники встали в центре друг против друга. Оружие у каждого оказалось то же самое, как и в прошлом поединке, том, который им не удалось закончить. Не было произнесено ни слова.

Побледневшая Никея взглядом, полным восхищения и тревоги, смотрела на мужа. Жоаннес нежно улыбнулся ей, словно хотел сказать: «Ничего не бойся. Все будет хорошо. Я выйду победителем!»

Потом он весь напрягся, настраиваясь на яростную атаку бея, тому уже нечего было терять.

Клинки со звоном скрестились, и Марко, забыв всякую осторожность, бросился на молодого соперника. Удары с обеих сторон наносились с такой силой, что сабли иногда соприкасались даже рукоятями. Тогда противники на какой-то момент сходились почти лицом к лицу.

— Я заставлю тебя! Ты отступишь передо мной! — выкрикивал Марко.

— Да, но только для того, чтобы лучше нанести ответный удар! — спокойно парировал юноша.

Слегка отскочив в сторону под бурным натиском бея, Жоаннес распрямил руку и, сделав неожиданный выпад вперед, резко выбросил острие своей сабли прямо в лицо паши.

Марко страшно вскрикнул, отшатнулся и поднес руку к глазам. Сквозь пальцы сочилась кровь.

В этот момент он был совершенно открыт, и молодому человеку ничего не стоило прикончить его. Но Жоаннес, опустив клинок, выжидал.

— Защищайся, Марко! — во второй раз крикнул он.

— Ты демон! — взревел от ярости и боли бей, отрывая руку от лица.

Все вздрогнули. Правое веко паши было рассечено ударом сабли, а на месте живого глаза зияла страшная пустая глазница!

Борьба возобновилась. Теперь атаковал юноша. Последовала целая серия прямых, самых опасных при фехтовании на саблях ударов. Тяжелое ранение делало Марко более уязвимым для соперника. А грешную душу его охватил страх, великий страх за прошлые злодеяния. Он чувствовал, что расплата близка.

Тем не менее бей предпринимал отчаянные усилия, стремясь избежать постоянно нацеленного на него грозного острия. Но опять не успел. Жоаннес произвел сначала ложный выпад, а потом сильный прямой удар в лицо.

Марко слишком поздно разгадал маневр противника. Раздался вопль, еще страшнее первого: с меткостью пули стальной клинок вонзился бею прямо в левый глаз!

Выронив саблю, воя от боли и задыхаясь, паша упал на землю, закрыв лицо руками. В приступе ярости, граничащей с помешательством, он бился в истерике и кричал нечеловеческим голосом:

— Я ничего не вижу! Я слепой! Ты лишил меня глаз! Будь ты проклят!

Жоаннес молча вложил саблю в ножны. Вид поверженного врага не вызывал в нем ни ликования, ни чувства удовлетворенной мести. Он был грустен и серьезен.

— Прекрати проклинать других, Марко! Я вполне мог бы убить тебя, если бы захотел, но не сделал этого. Я просто лишил злодея возможности творить зло. Дарую тебе жизнь и вместе с ней оставляю путь к раскаянию! Прощай! Ты пролил море христианской крови, исковеркал наши души и судьбы. Ты был палачом нашей земли, но мы прощаем тебя! И пусть Марко-слепой заставит людей забыть о Марко-разбойнике!

К Хаджу тоже вернулось сознание. Первое, что он увидел, был его непривычно тихий хозяин с пустыми глазницами, откуда сочилась кровь. И в этот момент в душе дикого зверя впервые шевельнулось неведомое дотоле чувство — сострадание к единственному существу, которое он любил.

Хадж рванулся к нему, но не смог подняться и жалобно завыл.

Жоаннес подошел к леопарду и молча разрезал веревки на его лапах. Затем вернулся к своим товарищам и отдал команду:

— Братья! Уходим! Нам нечего здесь больше делать. У нашей родины еще много врагов, и нам предстоит продолжить нелегкую борьбу, чтобы спасти ее. Вперед, друзья!

Ему ответил стройный хор голосов: «Да здравствует свободная Македония!»

Построившись, отряд покинул разбойничье логово. Уже на выходе Жоаннес обернулся.

Марко сидел неподвижно на земле под палящими лучами солнца, которое ему не дано отныне увидеть, а Хадж, стоя рядом, осторожно вылизывал его безжизненные глаза. Из них медленно текли две красные струйки, кровавые слезы, первые, пролитые в жизни Марко-разбойника слезы!

Конец