Стюарт, ну хоть что-то должно быть в этом чертовом компьютере, – говорил Джепсон. – Для этого он здесь и стоит – чтобы давать правильные ответы. Вы получили миллионы фунтов как победитель соревнования «Мастермайнд». Все, что вам теперь нужно, – это найти Гасконского Хакера, который задаст единственно правильный вопрос.

Обычно Джепсону нравилось следить за тем, как продвигается расследование. Тогда он чувствовал себя участником процесса, а не просто кабинетным начальником с кучей медяшек на униформе. И иногда Тэлби обнаруживал, что разговор с Джепсоном может представить все дело в ином свете. Но не сегодня утром. Этим воскресным утром не обнаруживалось вообще никакого света, даже от свечей в виде фаллосов. Читать рапорты о ночном происшествии в карьере было тяжело и грустно. Пострадали три человека, в том числе офицер полиции. А преступники появились и исчезли, как шквал опавших листьев на ветру, растворившись в просторах пустоши раньше, чем констебль Тейлор сумел выкарабкаться из грязи.

– Гасконский Хакер никогда не участвовал в «Мастермайнде», – устало сказал Тэлби. – Да и «Мастермайнд» уже несколько лет как не показывают.

– И что? Выберите другую викторину. Какая разница?!

– В наши дни участники викторин делают звонок другу или спрашивают зрителей.

– Ну, мы не можем спросить наших зрителей, – сказал Джепсон. – Если мы признаем, что знаем их всех, они накинутся на нас как стервятники.

– И друзей у нас все равно нет, так?

– Верно, – тяжело вздохнул Джепсон.

Тэлби листал дела Дженни Уэстон и Мегги Крю. Он знал их практически наизусть, но все равно переворачивал страницу за страницей.

В деле Уэстон был рапорт полицейского, который первым ответил на звонок смотрителей. Звонок поступил с поста дорожной полиции в Брэдвэлле – не прямо от Марка Рупера, не от Оуэна Фокса из смотрительского центра на Партридж-кросс. Возможно, это была стандартная процедура, но стоило проверить. Целые страницы были исписаны подробными показаниями самого Рупера и не менее подробными – менеджера центра проката велосипедов Дона Марсдена и фермерского работника Виктора Макколи, который, похоже, был последним, кто видел Дженни Уэстон живой. Никто не заявлял, что встретил ее после того, как она добралась до пустоши.

Огромное количество собранных судебных материалов скорее сбивало с толку, чем помогало. Даже трусики Дженни и ее велосипедные шорты, найденные криминалистами в карьере, не навели на какой-либо след. Единственным отсутствовавшим до сих пор предметом была поясная сумка, которую она брала с собой, когда ехала на велосипеде.

– Избиение Бевингтона наводит на мысль о наказании за изнасилование, – сказал Джепсон. – Но Дженни Уэстон никто не насиловал.

– Нет ни доказательств сексуальной связи, ни телесных выделений или следов ДНК. Компьютер характеризует убийцу как «неорганизованного киллера», а для этого типа преступника убийство само по себе является сексуальным актом. Основаниями для такой характеристики служат внезапность нападения и отсутствие попыток спрятать тело – напротив, оно, похоже, было выставлено напоказ. Кстати, этим объясняется и то, что нижняя половина тела полностью обнажена, – символический сексуальный акт.

– Стюарт, твои рассуждения слишком академичны и недоступны пониманию тех, кто просто решил отомстить.

– Я знаю, – вздохнул Тэлби.

– Правда, у Бевингтона есть прошлое. Он мог быть связан с Уэстон?

– Судя по всему, Бевингтон написал свое имя на земле в каменном круге. Но это могло произойти несколькими днями раньше. Это ничего не значит.

– А что с Роз Дэниелс?

– О, она наверняка уже давно покинула район. Такой человек может оказаться где угодно. Да и имя у нее теперь, скорее всего, другое.

– Вы так думаете?

– Конечно, – уверенно ответил Тэлби. – Вспомните, последний раз ее видели в нашем районе за шесть недель до того, как убили Дженни Уэстон.

– Еще есть один неизвестный человек, которого видели шатавшимся вокруг дома Уэстон и здания, где она работала. Кто-то звонил ей, представившись офицером полиции.

– Мы исключили из списка подозреваемых ее бывшего мужа, Мартина Стаффорда. Все старые бойфренды из ее записной книжки вне подозрений. Если у нее кто-то появился совсем недавно, значит, она не потрудилась записать его телефонный номер. Хотя это на нее не похоже. Она была довольно организованным человеком. И еще есть записка, которую мы нашли в ее доме. «Купи несколько фруктововкусовых», – говорится в ней. Конечно, это записка от ее бойфренда.

– Может быть и такое, что человек, которого видели соседи, искал не Дженни Уэстон, а Роз Дэниелс, – размышлял Джепсон. – А она к тому времени уже исчезла.

– Кем бы ни был убийца, он дерзок, – произнес Тэлби. – И весьма удачлив.

На прошлой неделе в средствах массовой информации делалось довольно много обращений к публике. Но никто не заявил, что видел человека на пустоши в нужное время.

– У нас есть частичный отпечаток ноги и капля пота с рамы велосипеда. Еще форма лезвия ножа. Но по большому счету это ничто. Ничто – без доказательств нахождения подозреваемого в месте преступления.

Тэлби помолчал, словно испытывая неуверенность в том, как примут его следующее заявление. Заметив его смущение, Джепсон вонзил в старшего инспектора взгляд своих голубых глаз.

– Стюарт, вы что-то еще хотите сообщить мне? И это что-то, о чем я не хочу слышать?

– Может быть.

Джепсон снова вздохнул.

– На самом деле я уже сомневаюсь, что может быть что-то хуже. Но продолжайте.

– Если не возражаете, – сказал Тэлби, – я хотел бы дождаться, пока к нам не присоединятся Пол Хитченс и Диана Фрай.

Диана Фрай, хромая, поднялась по ступенькам в диспетчерскую. Она только что закончила составлять рапорт о вчерашнем нападении на Келвина Лоренса и Саймона Бевингтона, и в голове все еще теснились картины разгрома, оставшегося после того, как озверевшая толпа рассыпалась по карьеру. Мысленно она видела место происшествия, которое осветил фарами подъехавший констебль Тейлор: выхваченные двумя лучами света и блестевшие, как ножи, струи дождя, светлые неровные дыры в окнах фургона и стены карьера, черные там, где на них не падал свет. И еще полуголый Страйд, распластанный в грязи лицом вниз. Из него торчал окровавленный черенок метлы, а тело корчилось, как разрезанный на куски червяк.

Задание восстановить ночные события Диана находила болезненным и унизительным. К этому чувству примешивалась и боль в поврежденном колене. Но она не считала ее оправданием. На лестничной площадке она буквально столкнулась с Беном Купером, внезапно выросшим перед ней. Из всех людей Диана хотела видеть этого человека меньше всего: ведь именно из-за Купера и его дурацких идей она вообще оказалась в карьере – пришла послушать бредни двух бродяг. Но избегнуть встречи с ним не было никакой возможности. Он шел прямо на нее, влезая в ее личное пространство.

– Диана, ты сделала все, что могла, – сказал он, по своему доводившему до бешенства обыкновению, прочитав ее мысли.

– Ну да, конечно.

Диана резко отвернулась от него. Больное колено не выдержало, и нога соскользнула со ступеньки. Купер схватил ее за куртку, стараясь удержать, и притянул к себе. Фрай вдруг обнаружила, что стоит с ним нос к носу. Она чувствовала его дыхание на своем лице и видела его глаза, большие, карие и взволнованные, совсем как глаза одной из коров Уоррена Лича.

– Купер, что ты себе позволяешь? Немедленно убери от меня руки!

– Послушай, я знаю, что ты чувствуешь, – сказал он.

– Ну откуда ты можешь знать?

– Диана… даже тебе было не справиться со всеми ними.

– Они вывели меня из ситуации буквально через несколько секунд, – сказала она. – Как только я попыталась вмешаться.

Фрай никак не могла простить себе, что она даже не вытащила свою дубинку, которая так и осталась лежать в чехле, совсем под рукой.

Купер удерживал Диану чуть дольше, чем было нужно. Она чувствовала сквозь одежду его руку у себя на спине. Пальцы нежно, но настойчиво касались ее позвоночника в области маленького нерва, по которому сигналы шли вниз живота. На мгновение ей даже показалось, что боль в ноге немного утихла.

Затем Фрай рывком высвободилась и поправила куртку.

– Разве у тебя сегодня не выходной?

– Выходной.

– Так что ты забыл в отделении? У тебя что, нет занятий поинтересней?

При этих словах Купер стушевался и покраснел. Он был единственным знакомым Диане детективом, который краснел, когда с ним говорили резко.

– Конечно есть, – ответил Купер.

– Тогда получай удовольствие от жизни. А я иду на встречу с мистером Тэлби и мистером Джепсоном.

В кабинете Джепсон, положив ладони на стол, переводил взгляд с одного офицера на другого.

– Начните же кто-нибудь! Избавьте меня от мучений. Объясните мне, что все это значит!

Как и предполагала Диана Фрай, быка за рога взял инспектор Хитченс.

– Шеф, в случае с Уэстон нам точно известно фактически только про одного человека: в момент преступления он находился где-то поблизости от того места.

– А, старая история, – сказал Джепсон. – Первый человек, на которого всегда падают подозрения, – тот, кто нашел тело. Так?

Диана Фрай подалась вперед.

– Марк Рупер, – сказала она. – Но он был там.

Чувствуя на себе внимательные взгляды начальства, Фрай продолжила. Боль в ноге словно пришпоривала ее.

– У него было достаточно времени, чтобы убить Дженни Уэстон и сделать все, что он хотел, и только затем сообщить об обнаружении тела. И сначала он обошел район на вполне законных основаниях, так что мог не беспокоиться, что его обнаружат.

– Это очевидно, – сказал Джепсон. – Но каковы мотивы?

– Ну, тут мы не можем сказать ничего очевидного, – подтвердила Фрай. – Но мы осторожно навели кое-какие справки о прошлом его семьи.

– В самом деле? – Джепсон поднял брови. Он посмотрел на Хитченса, затем на Тэлби, но Фрай решила отвлечь его внимание на себя.

– Три года назад старший брат Марка погиб, и его отец сошел с рельс. Он начал пить, впал в депрессию и потерял работу. В конечном счете Фрэнк Рупер ушел из семьи, когда обнаружил, что его жена завела любовника. По словам соседей, с того времени его там не видели. Миссис Рупер сразу привела в дом своего приятеля, и Марк с тех пор живет с ними. Но он был очень привязан к отцу.

– Фрай, таких историй тысячи. Что вы пытаетесь мне сказать? Что Марк Рупер недолюбливает женщин?

– Мы слышали и о куда более неправдоподобных мотивах, – вмешался Хитченс. – Но это просто сведения о прошлом Рупера на данный момент.

– Хорошо. Тогда оружие. Что он сделал с ножом?

– Мы не знаем, – покачала головой Фрай. – Но он очень дружен со старшим смотрителем Оуэном Фоксом. По всем данным, он стал ему в каком-то смысле суррогатным отцом. Фокс мог его покрывать. Они могли вместе состряпать свой рассказ.

Джепсон выглядел все более и более расстроенным.

– У нас прекрасные отношения со смотрительской службой. Прекрасные.

– Мне самому все это не нравится, – сказал Тэлби. – Но мы не можем игнорировать факты. Нам нужно снять с него подозрения.

– Хорошо, хорошо, – произнес Джепсон. – Мог ли Рупер быть тем человеком, о котором сообщили соседи Дженни? Тогда откуда он узнал, где она живет?

– О, это как раз просто, – ответила Фрай. – Данные Уэстон записаны в журнале центра проката велосипедов. Смотрители постоянно туда заходят. Любой из них мог без проблем взять ее адрес.

– Ладно.

– Не говоря уж о соответствиях, которые подбросил компьютер. Если бы это был кто-то еще…

– Да, я знаю.

– Если бы мы смогли отыскать несоответствия в рассказах двух смотрителей, это было бы как раз то открытие, которое нам нужно.

– Вы не думаете, Фрай, что немного увлеклись? – мягко поинтересовался Джепсон. – А что с Мегги Крю? Вы про нее забыли? Кроме того, смотрители нам помогали. И вдруг вы предполагаете, что они – враг народа номер один.

– Но Рупер был там. Если только есть что-то…

– Стюарт, вы говорили в последнее время с Алистером Принсом?

– Да, сэр, – ответил Тэлби. – Он посоветовал пересмотреть дело.

– Но там никого не было. У вас нет свидетелей. В том месте было безлюдно.

– Суперинтендант Принс говорит, что в центральном Дербишире это работает очень хорошо.

Джепсон поджал губы.

– Вот, значит, как. Вы думаете, Стюарт, что в противном случае нам придется признать поражение?

– Честно говоря, у меня нет особых надежд, сэр. Мы думали, что нам повезло с Дарреном Хаусли. Но с ним ничего не вышло.

Джепсон сложил пальцы домиком и какое-то время смотрел в потолок. Остальные выжидающе молчали. Фрай хорошо знала одно: их версия трудная, очень спорная и деликатная.

– Тогда пусть кто-нибудь из вас поговорит с инспектором Армстронг, – сказал Джепсон.

Фрай моргнула и бросила взгляд на Хитченса, который только пожал плечами. Он такого тоже не ожидал.

– Зачем? – спросил он. – Ким Армстронг занята расследованием дела педофилов. Они почти готовы произвести несколько арестов, разве нет?

Пока они ждали ответа, Джепсон постучал ручкой по столу и печально посмотрел на ее разбитый кончик, словно человек, созерцающий что-то на редкость неприятное.

– Пойдите и поговорите с ней, – сказал он. – И передайте ей, что я сказал: ей надо обязательно вникнуть в эту ситуацию.

Бен Купер особенно любил узенькие проулки и галереи в самой старой части Эдендейла, между Эйр-стрит и Маркет-сквер. Там находились магазинчики, где продавали расписных деревянных слонов и пеналы для карандашей, сосновую мебель, шоколад и солодовый виски; там были итальянский ресторан и несколько кофейных магазинов. А на крутой улочке, отходившей от Маркет-сквер, находилась витрина Ларкина, традиционная пекарня. Днем витрина была полна кондитерских изделий и сыров – абрикосового белого «стилтона», домашних пирожков, пирогов с яблоками и огромных румяных пирогов со свининой. Купер ходил к Ларкину на ланч так часто, как только мог, когда бывал в городе. Он обожал стоять в очереди с туристами и слушать, как гиды в который раз объясняют, почему бэйкуэллские пироги должны называться бэйкуэллскими пудингами.

Но сегодня витрина Ларкина была абсолютно пуста. И с равным успехом можно было предположить, что здесь торгуют рамами для картин, как в соседнем магазине. Все магазины были убраны и перекрашены, и каменную брусчатку заменили на пешеходные дорожки, пока строились новые галереи там, где когда-то был складской двор. Теперь кофейные магазины продавали экзотический кофе – «джамайкан блю маунтин», «муссон малабар майсор» и «джемени мокко исмаили».

На самой Маркет-сквер располагался магазин Ферриса – мясника, торговавшего также и лицензионной дичью. Обычно в витрине болталась пара длиннохвостых фазанов, привязанных бечевкой за растянутые шеи. Иногда выставлялись голуби или горный заяц. Туристы хорошо знали, как выразить протест: они врывались в магазин с обвинениями в жестокости по отношению к животным и непристойности.

Бен Купер ухватился за возможность в свободный день повести Хелен Милнер на ланч. Во время еды Хелен говорила немного. Она поинтересовалась, как поживает его мать, и все расспрашивала о Мэтте, Кейт и девочках. Но он никак не мог избавиться от мысли, что она проявляет интерес к чему угодно, кроме него. Хелен ни разу не спросила, чем он занят сейчас на работе. Она не желала касаться этой темы. Во всяком случае не сегодня.

За ланчем Купер почти не ел. Пока Хелен говорила, он не сводил взгляда с ее волос, вспоминая, как был зачарован их медным отливом в лучах летнего солнца и как начал надеяться, что этот блеск символизирует лучик света, вошедший в его жизнь. Более того, как раз этого ему и не хватало, когда казалось, что все идет не так – мать постепенно и безвозвратно соскальзывала в шизофрению и на сцене появилась Диана Фрай, осложнявшая его жизнь, словно заросли терновника, которые он никак не мог выдрать с корнем. Он надеялся, что Хелен станет ответом и решением всех этих проблем.

Но теперь август выглядел таким далеким. Листья на деревьях в лесу Эден окрасились в медные, золотые и желто-солнечные цвета. А затем они опали.

После ланча Бен и Хелен пошли к реке. На боковых улицах дома прижались друг к другу, как маленькие группки сплетничающих людей. Они глазели друг на друга окнами и знали, кто чем живет. Омытые дождем ступеньки из йоркширского камня, спускавшиеся к реке Эден, стали гораздо ярче – коричневыми, красными и зелеными. Они были шероховатыми и немного скользкими от листьев. Внизу листья забили водосток, и грязная вода заливала дорогу.

Хелен рассказывала Куперу о школе, об учениках в ее классе. Бену было достаточно просто слушать, как она говорит. Он хотел возместить ей несостоявшееся в прошлое воскресенье свидание, когда, задержавшись в регби-клубе, он попросту забыл о ней. К тому же отсутствие необходимости участвовать в разговоре позволяло ему думать о чем угодно. Он мысленно вернулся к рапортам о нападении на Кела и Страйда накануне вечером. Сами по себе подробности ужасали, но его воображение способно было нарисовать и намного худшее. Кел и Страйд стали типичными жертвами – пара невиновных, оказавшихся не в том месте не в то время. Он видел, что это так, и не сумел ничего сделать, чтобы защитить их.

А сейчас его заботила и другая проблема: надо было решать, что делать с Марком Рупером и Оуэном Фоксом. Подозрения Марка представлялись Куперу необоснованными, но доложить о них было необходимо. По каким-то необъяснимым причинам ему хотелось обсудить это с Дианой Фрай. И еще ему хотелось стать членом следственной группы, которая занималась выяснением личностей «борцов за нравственность», напавших на Диану. Полиция располагала рапортами Фрай и констебля Тейлора, с самими Келом и Страйдом тоже поговорили. Но на месте преступления творилось нечто невообразимое – дождь превратил его в сплошное болото. К нападению на офицера полиции требовалось подойти серьезно, но все, чего достигли на данный момент, – еще больше рассредоточили ресурсы отделения. Этого было достаточно, чтобы Купер чувствовал вину за то, что находится не на работе. Но деньги, отпущенные на оплату сверхурочных, в бюджете отделения закончились.

Хелен извлекла из сумочки на плече пачку фотографий. Купер недоуменно посмотрел на них.

– Фотографии моих учеников, – сказала она.

– Ах да.

В воскресные дни по берегу реки всегда гуляло множество семей, кормивших уток. С ведущей к реке тропинки поверхность воды напоминала шевелящийся ковер: дикие утки и лысухи беспокойно сновали у самого берега, набрасываясь на лакомые куски. Над ними кружились и резко кричали стайки шумных и злых черноголовых чаек, пикировавших к воде и снова взлетавших вверх.

Купер и Хелен сели на скамейку рядом с пожилой парой. Все фотографии были плохо скомпонованы и сняты в странном ракурсе, при смешении искусственного света и вспышки.

– Это моя маленькая любимица, Карли, – сказала Хелен, показывая на девочку лет шести со светлыми, неровно подстриженными на лбу волосами и зубами с такими промежутками, что они походили на полуразрушенную стену. – Она просто прелесть. Она любит рисовать и всегда дарит мне свои рисунки. Вот посмотри!

Картинка, которую она показала Куперу, была нарисована цветными карандашами старательно, но неумело. На ней были изображены маленькие дети в разноцветной одежде. Их руки напоминали ветки. И еще была фигура человека с белой бородой и в красной шубе. Он гладил детей по голове и раздавал им яркие подарки. Рисунок был подписан: «Дет Мароз».

– Немного рановато для Деда Мороза, как по-твоему? Только что прошла Ночь Гая Фокса.

– Да, они иногда путают, – засмеялась Хелен.

Но в чем-то картинка выглядела неправильно. Что-то не то было с костюмом Деда Мороза. Он выглядел как один из тех Санта-Клаусов в эдендейлских магазинах во время рождественских распродаж – в самодельных костюмах и с отставшими ватными бородами. Большинство из них напугали бы детей до смерти, если бы подошли слишком близко. Но в наши дни тесного контакта никому не дозволялось, даже Сантам. Никаких «подойди и посиди у меня на коленях, малышка».

Куперу вспомнились мальчики Уоррена Лича, их отстраненное выражение лица и инстинктивная осторожность с чужими. Жилище Лича не очень располагало к наивности. Купер многое отдал бы за то, чтобы узнать, что такого видели или испытали эти два мальчика, что заставляло их так Нервничать в присутствии гостей.

Он снова посмотрел на рисунок в руке. Нет, не красная шуба делала рисунок неправильным. Это были брюки. Даже ребенок знает, что брюки у Санты красные – такие же, как шуба. Но Карли сменила карандаши, наполовину нарисовав Деда Мороза и его подарки. Она тщательно выбирала свой новый цвет, и он оказался не из тех цветов, которые обычно выбирают шестилетние дети. Этот цвет не был достаточно ярким или бросавшимся в глаза; он был слишком скучным и каким-то взрослым.

Да, каждый знал, что Санта одевается в красное. Но у этого Санты были серые брюки.

Дом находился на склоне холма, ниже уровня дороги. К его входной двери вели крутые, узкие каменные ступеньки, вдоль которых стояли деревянные кадки и горшки с увядшим душистым горошком, заключенные в клетку отвесных стен и запертых окон. Остатки мертвых растений стелились до двери, оставляя на ступеньках пятна темной плесени и слизи, предательские пятна, из-за которых неосторожный почтальон мог приземлиться на пятую точку. В комнатном окне, выходившем на дорогу, виднелась одинокая цветущая герань, чьи красные цветы светились на фоне серых занавесок.

Когда Оуэн Фокс открыл дверь, казалось, он стоит на краю глубокой норы. Он выглядел так, словно только что встал с постели, – полуодетый, с заспанными глазами и всклокоченными бородой и волосами. Увидев стоявшую перед ним Диану Фрай, он запахнул на груди халат.

– Вам нужна помощь? – спросил он. – Наверное, опять понадобилось мое знание местности?

Оуэн попробовал прикрыть за собой дверь, стараясь оставаться на ступеньках вместе с представителем власти, словно отстраняясь от своей собственной жизни. В футболке, халате и тапочках он выглядел довольно смешно.

– Это по поводу Кела и Страйда? – снова спросил он. – Подождите минутку, и я выйду к вам. Нет проблем.

Подняв взгляд, Оуэн увидел стоявшего у края дороги инспектора Хитченса и что-то прочитал в выражении его лица. Он пристально смотрел на Хитченса, словно человек, задумавший в последний раз подняться на Эверест и отдающий себе отчет, что этого никогда не произойдет, – слишком много требуется усилий. Оуэн Фокс превратился в маленького человечка на дне темной ямы. Он стоял вне света, вне мира, покинутый и одинокий. Солнце, которое падало на его растения в горшках, не доставало до порога.

– Не трудитесь запирать дверь, – произнес Хитченс. – У нас есть ордер на обыск.