Крохотные косточки выглядели жалко на фоне выхода породы. Темный торф высох и осыпался со скелета, после чего его аккуратно собрали и положили в пакет для вещественных улик. Некоторые кости были раздавлены или сломаны в тех местах, где старший сержант Джон Мейсон сбросил на них крыло «Милого Дядюшки Виктора».

– Если б не череп, то все это вполне можно было бы принять за мертвого ягненка, – сказала патологоанатом Джулиана ван Дун. – В таком возрасте скелет еще практически не сформировался.

– В каком возрасте? – уточнила Диана Фрай.

– Ну-у-у, может быть, недели две. Надо будет поговорить со специалистом по судебной антропологии. Все повреждения, которые я вижу, были получены уже после смерти.

– Черт бы побрал этих кадетов!

– Они в этом не виноваты. – Небольшим металлическим предметом патологоанатом убрала какое-то насекомое, которое впало в зимнюю спячку прямо на челюсти трупа, и поместила его в отдельный пакет. – Читала в газетах, что вы ищете младенца. «А вы видели малышку Хлою?»

– Вы угадали, – ответила Фрай.

– Что ж, я ничего не могу сказать о поле данного младенца, но в одном я совершенно уверена – это не малышка Хлоя. Этот младенец мертв уже несколько лет.

Диана кивнула. Она посмотрела на пакеты с вещественными доказательствами, в которых лежала розовая шапочка и вязаная белая кофточка, найденные вместе с костями.

– А с другой стороны, – заметила она, – ее вещи абсолютно новые…

***

К утру пятницы констеблю Гэвину Марфину так и не удалось разыскать в списках пропавших без вести человека, который соответствовал бы описанию Снеговика, и у него появились пораженческие настроения. В базе данных исчезнувших были только обычные люди. Например, немолодые мужчины, которые, будучи в кризисе среднего возраста, сбежали от своих надоевших жен, или тинейджеры, для которых этот кризис наступил слишком рано и которые решили сбежать от реальной жизни. Не говоря уже обо всех остальных.

Проблема была в том, что ни один из них не походил на владельца дорогой одежды и обуви. Самым удивительным было то, что опрос соседей семейства Лукаш на Вудленд-кресент позволил установить, что мужчина, которого видела Грейс Лукаш, не заходил больше ни в один дом.

– Придется вызвать миссис Лукаш сюда и взять у нее официальные показания, – сообщила Диана Фрай, вернувшись с совещания с руководством Управления. – Где-то должен быть ключ к личности этого человека и к тому, что ему надо было на Вудленд-кресент.

Выяснение личности Снеговика и охота за подельниками Эдди Кемпа истощали человеческие ресурсы Управления Е. А ведь им еще надо было найти пропавшего ребенка, и это сейчас казалось самым главным. Тем временем на их столах копилась информация о других преступлениях и незаконченных расследованиях. Королевская служба уголовного преследования пинала их за то, что они не передавали дела в суд, а им приходилось откладывать эти дела на потом.

С утра Бен Купер должен был заниматься Снеговиком. Ему надо было посетить несколько адресов в Идендейле и съездить в гостиницу на Змеином перевале, чтобы еще раз поговорить с ее сотрудниками.

– Кстати, Эдди Кемпа, видимо, придется допросить еще раз, – заметила Фрай.

– А что, эксперты нашли что-то в его машине? – поинтересовался Купер.

– Пока ничего определенного. Но нам просто необходимо кого-то допросить. Правда, кто примет такое решение, я не знаю. Может быть, мистер Тэйлби, а может, мистер Кессен. У нас слишком много начальников и совсем нет исполнителей.

– А нам когда-нибудь подбросят помощь или как?..

– Очень сильно на это надеюсь. Но вот кто этим всем займется…

– Картина ясна.

Диана стала смотреть, как ее коллега копается в бумагах на своем столе.

– А ты уже нашел себе квартиру, Бен?

– Ты знаешь, да. Смотрел ее вчера вечером. Это на Уэлбек-стрит, рядом с центром города. Принадлежит она тетке Лоренса Дейли.

– Чьей тетке?

– Лоренса Дейли. Он владелец «Иден-Вэлли букс». Помнишь, где Мари Теннент покупала себе книги?

– А, ну да. Так ты, значит, обделывал свои делишки, пока был там, так, Бен?

– Ну, я бы так не сказал.

– Если я правильно помню, ты и книжек там себе прикупил.

– Это заняло у меня не больше двух минут.

– Придется тебе это сегодня отработать. Дел у нас выше головы.

– А ты знаешь, что дело Мари Теннент все еще не открыто? – спросил Купер.

– Миссис ван Дун еще не добралась до нее, так что в ближайшие дни дело и не откроют. Здесь вопрос приоритетов. Нам нужен прорыв по Снеговику. Необходимо его опознать. А женщина может подождать.

– Значит, по поводу останков – это ложная тревога? Это не малышка Хлоя?

– Нет, труп старый.

– Бедняжка. И что ты сама думаешь по этому поводу? Нежеланный ребенок? Мать-тинейджер?

– Забудь про тинейджеров. В наши дни они спокойно рожают и в десять лет.

– Но одежда…

– Подождем, что скажут эксперты, – предложила Фрай. – Но одежда действительно новая. О находке сообщили в вечерних новостях, и с тех пор нам обрывают телефоны по поводу пропавших детей.

– Но, как я понимаю, ничего от тех, у кого сейчас находится малышка?

– Нет.

– Если окажется, что одежда принадлежит ребенку Мари…

– Запомни, что Хлоя у нас все еще в приоритете. Вчера мы обошли соседей, после того как они вернулись с работы. Никто из них ничего не знает о ребенке. Сегодня дом Теннент обыщут еще раз – так, на всякий случай. И сегодня же прилетит мать Мари. Она живет в Фалкирке и сообщила, что в последний раз видела дочь почти сразу после рождения Хлои. Мари собиралась приехать к ней в Шотландию весной, а пока, по словам матери, они общались только по телефону. Может быть, когда она появится, нам удастся узнать что-то новенькое.

– Так, значит, Мари действительно родила?

– А почему ты в этом сомневаешься, Бен?

– Но она могла присматривать и за чужим ребенком. Может быть, за ребенком подруги. А может, вообще работала нянькой без соответствующей регистрации. Или относилась к тем женщинам, которые так страстно хотят ребенка, что готовы его украсть… Здесь масса вариантов.

– Бабушка с этим не согласна. В любом случае если б ты меньше времени проводил в книжных магазинах, а больше занимался делами, Бен, то ты знал бы, что лечащий врач Мари положил конец всем этим спекуляциям.

На самом деле Купер в этом и не сомневался. Дом Мари говорил сам за себя. Это был дом, в котором жила мать с младенцем, а теперь младенец находился где-то, куда они еще не догадались заглянуть.

– А сад? – спросил Бен.

Фрай вздохнула. Несмотря на все, что она сказала, они с Купером думали одинаково.

– Патрульным уже раздали лопаты, – ответила она.

***

Миссис Лорну Теннент привезли назад на Уэст-стрит, после того как она опознала свою дочь в больничном морге. Ей приготовили чай и устроили в комнате для допросов. Она поплакала, пока ее глаза не покраснели и не опухли, а потом начала рассказывать о своей дочери и о ребенке, малышке Хлое.

– Конечно, я была с ней, когда родилась девочка, – сказала она. – Я провела с Мари неделю, а потом возвратилась на работу в Фалкирк.

– И с ней все было в порядке? – спросила Фрай. – У вас не возникло сомнений, что она справится с ребенком?

– Она вся была в Хлое. Но Мари была не слишком практичным человеком. Я хотела, чтобы она вместе со мной вернулась в Шотландию, чтобы я могла помочь ей ухаживать за малышкой. Однако она не согласилась. Она хотела остаться с дочкой одна и не желала, чтобы бабушка путалась у нее под ногами. Она, по-моему, даже не заметила кофточку, которую я связала для малышки.

– Кофточку? А какого цвета?

– Белую.

– А вы сможете ее опознать?

– Ну конечно. А вы что, нашли ее?

– Вполне возможно.

– Мари не хотела, чтобы Хлоя ее носила, – печально покачала головой Лорна. – Она считала, что я вмешиваюсь в их жизнь. Думаю, вы правы – для нее настали трудные времена, но от помощи она отказывалась. С первым ребенком почти всегда бывает сложно.

– Но ведь у Мари это был не первый ребенок, миссис Теннент, не так ли? – спросила Диана после паузы.

Женщина уставилась на нее, а потом, когда до нее дошел смысл слов сержанта, по ее щекам вновь потекли слезы.

– А я все время сомневалась, – всхлипнула она. – Мари ничего мне не говорила, но я вполне могла бы догадаться сама. Тогда она месяцами не виделась со мной из-за каких-то выдуманных причин, а когда мы встречались, она выглядела больной.

– И когда это было?

– Больше двух лет назад. Она переехала сюда жить, потому что влюблена в эту местность. Мы каждый год приезжали в Идендейл, когда она была девочкой… – Миссис Теннент помолчала. – А я-то думала, что она сделала аборт! И не хочет мне говорить, потому что мы католики. Я вырастила Мари в католической вере.

– Нет, мы не думаем, что Мари делала аборт, – сказала Фрай. – Она родила.

– Но…

Диана протянула женщине вырезку из утренней газеты.

– Мы полагаем, что речь здесь идет о первом ребенке Мари. И там же мы нашли кофточку, которую я хочу, чтобы вы опознали.

Лорна дважды прочитала заметку.

– А вы знаете, как умер этот ребенок? – спросила она.

– Пока нет. И, скорее всего, никогда не узнаем.

– Мари говорила, что у нее новая работа в магазине одежды и что она слишком занята, чтобы приехать ко мне или чтобы пригласить меня в гости, – голос матери звучал неуверенно. – Мне надо было прислушаться к своим инстинктам – тогда я смогла бы что-то изменить. Наверное, ни одна живая душа не знала, что у нее появился ребенок.

– Боюсь, что вы правы.

Но, как и сама Диана, миссис Теннент старалась следовать логике.

– Бедная малышка Хлоя, – сказала она. – Даже думать о том, что с ней могло случиться, просто ужасно. Хотя Мари не могла намеренно причинить ей зло – в этом я абсолютно уверена.

– Ее врач говорит, что что-то ее сильно беспокоило еще до того, как родилась девочка.

– Знаю-знаю. Но ведь это не значит, что она хотела причинить зло младенцу, правильно? Я думала, что ее жизнь изменится, когда она избавится от своего старого возлюбленного – если только его можно так назвать. Естественно, он был женат. И вернулся к жене буквально через несколько месяцев, предварительно несколько раз поколотив Мари. Она всегда плохо разбиралась в мужчинах.

Фрай с интересом наклонилась вперед.

– И кто же был этот возлюбленный?

Лорна была уже готова опять расплакаться, но ухватилась за этот новый вопрос.

– Я не уставала повторять ей, что она достойна гораздо большего, а Мари говорила, что у него свой бизнес. В результате он оказался простым мойщиком окон.

***

Количество людей, с которыми необходимо было поговорить, росло в геометрической прогрессии, а вот количество тех, кто мог это сделать, почти не увеличивалось. Хотя несколько человек из соседних управлений они все-таки получили. Бен Купер без всякой пользы стучал в двери домов, держа в руках бланки опросов, пока не обнаружил, что находится всего в полумиле от Андербэнка. Ему пришло в голову взглянуть, не вернули ли Эдди Кемпу его машину. Без нее Кемп не мог работать.

Вместо того чтобы взбираться по скользким булыжникам, которые все еще не очистили от снега, со стороны Баттеркросс, Бен решил подъехать к Андербэнку с другой стороны. Он добрался до улицы, на которой жил Эдди, и увидел, что на бетонной площадке «Исудзу» нет.

У него оставалось около получаса до следующей встречи, которая должна была состояться в гостинице возле перевала. Там он должен был опросить сотрудников, запротоколировать их показания и попытаться расшевелить их память о машинах, которые проезжали мимо гостиницы в понедельник вечером, уже после того, как шоссе было закрыто из-за снегопада. Мысль о том, что эти полчаса он может провести в уютном пабе, перед горящим камином за пинтой пива, показалась полицейскому очень привлекательной. А потом раздался звонок его мобильного. Это звонила Диана Фрай.

– Бен? Я знаю, что ты занят, но нам надо встретиться возле дома Эдди Кемпа на Били-стрит через полчаса, – заявила она.

– Полчаса?

– Ты успеешь?

– Конечно, но…

– Мы только что закончили допрос матери Мари Теннент, – пояснила Фрай. – Угадай, кто был возлюбленным Мари, пока не вернулся к жене?

– Неужели Эдди?

– Вот именно. Кажется, что эта женщина потеряла рассудок от одиночества.

– А может быть, у него есть какие-то скрытые положительные качества?

– Ну да, и ее он поразил величиной своего валика для мытья окон.

– И ты думаешь, что ребенок у него? Вот было бы здорово!

– Ты так считаешь? По мне, так он не очень похож на идеального отца.

– Конечно, нет, – согласился Купер, – но это все-таки лучше, чем некоторые другие альтернативы. – Он посмотрел на улицу, на которой припарковался. Дом Кемпа был прямо за углом. – Так ты говоришь, через полчаса, Диана?

– Мне сначала надо показаться на брифинге, так что быстрее не получится. Как ты?

– Да без проблем.

Когда Купер разъединился, он проверил адрес в своей записной книжке и развернул машину. Бывший рядовой спасательной службы Королевских ВВС Уолтер Роланд жил всего в двух улицах от дома Эдди Кемпа вниз по склону холма, в одном из домов, построенных на террасах, которые висели над антикварными магазинами Баттеркросс, как птицы на ветках.

В дом Роланда вела одна из двух узких дверей, которые выходили на деревянный портик, украшенный резьбой. Каменная подставка для посадки на лошадь, которая раньше украшала один из постоялых дворов, теперь стояла перед коттеджами среди остатков петуний, потемневших от холода. В конце ряда домов стояла современная церковь Евангелистов, а еще дальше, на углу Харрингтон-стрит, была еще одна церковь, принадлежность которой Купер не смог определить.

Он взглянул на коттедж Уолтера. Окна на первом этаже состояли из небольших стеклянных панелей, таких грязных и черных, что Бену сразу стало ясно, что ни Эдди Кемп, ни его коллеги по цеху за последнее время не притрагивались к ним своими щетками и лестницами. С оконных рам сыпалась замазка, а наличники были сильно изношены в тех местах, где дожди и ветры проделали глубокие борозды в мягком золотистом песчанике.

Судя по внешнему виду, жилым в доме был только первый этаж. На подоконниках окон, перед тюлевыми занавесками, стояли дешевые бронзовые поделки, похожие на экспонаты, выставленные в антикварных магазинах, цветы в горшках и фарфоровые фигурки. Это были традиционные баррикады: ими жители защищались от нескромных взглядов туристов, которые в летние месяцы заполняли улицы и проходили совсем рядом с частной жизнью тех, кто жил здесь круглый год.

***

Уолтеру Роланду было за семьдесят, и выглядел он как мужчина, который привык все делать своими руками, хотя сейчас это давалось ему все труднее и труднее. У него были изуродованные артритом пальцы, сухожилия на которых изредка дергались, и эти движения были хорошо видны под почти прозрачной кожей. Бен Купер обнаружил, что эти дергания отвлекают его внимание от лица Роланда и от его слов.

– Конечно, заходите, – пригласил его старик. – Я не знаю, что вам нужно, но гости бывают у меня нечасто.

В коттедже было четыре чистых и ухоженных комнаты – две внизу и две наверху. На первом этаже располагалась гостиная, соединенная со столовой, окна которой выходили на улицу, а у задней стены дома находилась кухня. Хозяин провел Купера через переднюю комнату, которую почти всю занимали сосновый стол и черный металлический камин с нелепой газовой горелкой. Впрочем, эта горелка, тем не менее, грела достаточно хорошо, чтобы можно было забыть о холоде на улице. На кухне Бен заметил открытую заднюю дверь, которая вела не прямо на улицу, а в небольшую мастерскую, пристроенную к дому. В мастерской же он увидел верстак, начищенный до блеска токарный станок и инструменты, аккуратно развешанные по стенам. Пол покрывали старые деревянные стружки, а на столе стояло несколько незаконченных деревянных предметов.

Роланд закрыл дверь в мастерскую. Сделал он это очень неловко, нажав на нее плечом, вместо того чтобы воспользоваться руками. Даже не спросив, хочет ли его гость чаю, он включил чайник. Купер заметил, что кожа на его лице так же прозрачна, как и на руках, – на висках выступали вены, а уши просвечивал падавший из окна свет.

– Конечно, я помню катастрофу с «Ланкастером», – сказал Уолтер. – Я помню все катастрофы, на которых побывал, и тела всех мертвых или раненых летчиков, которые вынес с гор. Такие вещи не забываются. А падение «Ланкастера» было, пожалуй, самым страшным.

– А помните вы шум о том канадском летчике, который исчез?

– О том, который ушел с места аварии, – уточнил Роланд. – Пилот. Его звали Мактиг. Это было простое и ничем не прикрытое убийство, говорю я вам. Он оставил четверых членов экипажа мертвыми, а пятого умирающим, и просто ушел. Его их судьба совсем не волновала, а?

– А может быть, это все от шока? В такой ситуации люди иногда ведут себя очень странно. Он ведь мог вообще не догадываться, где он и что с ним произошло.

– Вы послушайте, что я вам скажу! – фыркнул Уолтер. – Иногда у нас в госпитале оказывались люди, которые просыпались и не могли понять, почему они там оказались, не говоря уже о том, чтобы помнить саму катастрофу. Такое точно случается. Но в тот раз все было по-другому.

– Почему?

Роланд вернулся в переднюю комнату и сел за стол. Купер прошел за ним, с содроганием наблюдая, как медленно и болезненно движется старик.

– Думаю, что сейчас он уже умер, – произнес Уолтер.

– Не знаю.

– Грех плохо говорить о мертвых. Я бы не хотел, чтобы обо мне говорили плохо, когда я умру. Теперь уже скоро, вот я и стал об этом задумываться.

– Помимо Мактига, катастрофу пережил еще только один человек, – напомнил Бен старику. – А он хоть что-нибудь про него сказал?

– Нет. И это я называю лояльностью. Капитан не может быть не прав. Вот какие это были люди.

– Вы правы, – согласился полицейский. – Таких мало осталось.

– Я всегда считал, что его быстро отыщут, – продолжил Роланд. – Но, говорят, он добрался до дороги, а там остановил попутку. Припрятал где-то свою летную форму и сделал ноги.

– Был водитель грузовика, который подтвердил, что подобрал на А-6 военного через пару часов после катастрофы и довез его до Дерби, – заметил Купер. – Он сказал, что этот военный молчал всю дорогу. Если это был Мактиг, то никто так и не выяснил, как он добрался от Харропа до А-6.

– Для людей в наших краях подвезти служивого в те годы было обычным делом, – ответил Роланд. – Так все эти парни добирались до дома, когда получали увольнительные, а потом возвращались на базы. Все это делали. И никому в голову не пришло бы задавать вопросы.

– Это я понимаю. И водитель грузовика услышал все о происшествии с самолетом только потому, что оказался местным. Но Мактиг был дезертиром. Его же должны были искать!

– Дезертиром? Может быть. Но он был один из многих сотен, – сказал Уолтер. – Многие парни дезертировали, и очень часто. Просто об этом старались как можно меньше говорить, чтобы публика не подумала, что наши герои боятся летать.

– Совсем другое время было, – кивнул констебль. – Другая страна.

Роланд тоже кивнул, понимая, что он имеет в виду.

– С прошлым всегда так, даже если ты и жил в то время.

Купер помолчал, позволив старику погрузиться в воспоминания. Сам он хорошо понимал, что это такое – воспоминания о далеком прошлом: необъятное море, которое приближается с приливом, а потом отступает, едва коснувшись берега и оставив влажный след на берегу.

– Мактиг, – задумчиво повторил Уолтер. – Он сказал экипажу, что поможет, но предпочел спасти свою собственную шкуру. Вот если б он умер сам, а остальные спаслись, тогда бы я сказал, что справедливость победила. За то, что он сделал, ему нет прощения. Никакого. Я только надеюсь, что эти четверо мертвецов не давали ему покоя всю оставшуюся жизнь.

– Может быть, так оно и было. – Бен постарался сдержать улыбку. Быстро же старик нарушил свое собственное обещание не говорить плохо о мертвых!

– Двое из экипажа были поляками, правильно? – спросил Роланд.

– Так точно.

– Вот это были смелые ребята. Может быть, не слишком дружелюбные, но вояки отличные. Они яростно ненавидели немцев. Так же как, кстати, и русских. Эти польские парни умеют ненавидеть. У них была своя вера, и они не отступали от нее. Их невозможно было ни в чем убедить. Вот они никогда не дезертировали.

– Просто они воевали за нечто более конкретное – им хотелось вернуться в свои дома и семьи в Польше. Ничего другое их не интересовало.

– Но многие из них в Польшу не вернулись, – возразил Уолтер. – Так и остались здесь. Но это все из-за русских. Их совсем не привлекала коммунистическая Польша.

– А еще они женились на наших девушках и обзавелись хозяйством.

– Тоже верно. И винить их тут не в чем. Помню, местным девчонками они даже нравились. Они были такие немного шикарные, загадочные и… романтичные. А девчонкам такие нравятся, правда?

– Но, наверное, английским солдатам это иногда не нравилось?

– Может быть. Но в любом случае поляки были лучше, чем эти чертовы янки. Если б мне пришлось выбирать – только поляки. И я был рад, что они на нашей стороне. Не хотел бы я иметь таких противников.

– Это точно, – согласился Купер. – Боюсь только, что у них очень долгая память.

Роланд молча смотрел куда-то ему за плечо. Руки старика медленно двигались по столу навстречу друг другу, как будто хотели своими прикосновениями облегчить боль. Бен услышал, как на кухне кипит электрический чайник. Потом чайник выключился, но хозяин дома даже не пошевелился.

– Вы же ничего этого не знаете, – сказал старик. – Вас в то время еще не было, а я там был. Вам не пришлось собирать ошметки их тел, а их было очень много, этих ошметков. Поляк, его звали Зигмунд… так вот нам удалось его спасти. А вот его кузен умер.

– Клемент Вах, – подсказал полицейский.

– Вот именно. А вы уже говорили со стариной Зигмундом?

– Нет еще.

– Он вам ничего не расскажет. Не такой это человек. Он вам не расскажет, что, когда мы его нашли, он прижимал к себе своего кузена, как мать прижимает ребенка. Не скажет, что рука его кузена была оторвана по самое плечо, а он все пытался приладить ее на место, и кровь заливала все вокруг. Его комбинезон был мокрым от крови. Когда мы их нашли, то не сомневались, что это два трупа, но он все-таки был еле жив. А кровь была кровью его кузена. Вы можете подумать, что я плохо думаю об этом лейтенанте. Но представьте себе, что должен думать о нем старина Зигмунд! И тем не менее все эти годы он ничего не говорил о случившемся. А такие вещи грызут человека изнутри. Он ведь ничего не забыл и не простил. Поверьте мне, все эти годы он мечтал найти этого Мактига. И правильно – на его месте я мечтал бы о том же.

– Скажите, мистер Роланд, а с вами кто-то еще разговаривал об этом?

– Кто, например?

– Я имел в виду канадку по имени Элисон Моррисси.

– Ах, вот вы о ком!

– Так она была у вас?

– Нет, но ко мне приходил парень по фамилии Бэйн. Журналист. Он был здесь и упоминал об этой канадке. Говорил, что она какая-то родственница Мактига.

– Она его внучка.

– Я не знаю, чего он хотел, чтобы я ей рассказал, – заявил Роланд. – Я все равно не могу сказать больше, чем сказал сейчас вам. А мне кажется, что она не это хочет услышать, как думаете?

– Думаю, что не это.

– Ну, вот видите! А я не собираюсь врать женщине. Поэтому какой смысл ей здесь появляться? Ей не понравится то, что я могу рассказать. Я так Бэйну и сказал. И знаете, что он мне ответил?

– Даже не представляю.

– Он сказал, что, может быть, у меня все-таки проблемы с памятью. Вы можете себе такое представить? Проблемы с памятью… Ничего не понимаю. Он что, хотел, чтобы я соврал?

– Но ведь вы можете помнить только то, что видели и слышали, – заметил Купер.

Пока Роланд смотрел на гостя, его рот автоматически сложился в привычную гримасу боли.

– А вы что, считаете, что я должен с ней поговорить? – спросил он. – Вы за этим сюда пришли?

– Все зависит только от вас, – ответил Бен, – и я не имею к этому никакого отношения.

– Правда?

Уолтер попытался положить руки на колени, но все никак не мог найти удобного положения. Он нетерпеливо задвигался на стуле, как бы намекая Куперу, что ему пора идти.

– После падения там, должно быть, побывала масса людей, – предположил детектив. – Спасатели, местная полиция, дознаватели из Королевских ВВС…

– Ну да, а еще эти, из местной самообороны, – продолжил его собеседник. – Вы помните отряды местной самообороны?

– Мистер Роланд, я просто не могу этого помнить.

– А, ну да. Вы же еще слишком молоды. Нынче этого уже никто не помнит. В отряды самообороны входили ребята, которых не могли призвать по возрасту или по болезни. А еще там были те, у кого была бронь, – фермеры, шахтеры и так далее. Так что в оцепление вокруг места аварии поставили именно местную самооборону, но они с этим никак не справились.

– А кто-то из них еще жив? – спросил Купер.

– Да нет, все давно поумирали. Это же было пятьдесят семь лет назад! Таких, как я, осталось совсем мало, тех, что в войну были совсем мальчишками. Остальные уже давно кормят червей. Катастрофу помню только я, этот поляк Зигмунд да Джордж Малкин.

– А вы знаете Малкина?

– Конечно, я помню обоих братьев. Тогда они были совсем детьми – жили на ферме по другую сторону Блэбрукского водохранилища, сразу же за торфяной пустошью. Я помню, как они ошивались возле Айронтонга. Нам даже пару раз пришлось отгонять их от обломков. В конце концов за ними пришел отец и увел их домой. Они такими и были – любопытные, рисковые ребята.

– Что ж, если ты мальчишка, то падение самолета может стать для тебя настоящим приключением.

– Да, эти Малкины, – повторил Роланд. – Они совали свой нос повсюду. Их отец научил их быть самостоятельными, и им в голову не приходило, что они не смогут сами за себя постоять. Сейчас детей этому не учат – я говорю о самостоятельности, – Роланд покачал головой. – Если хотите знать, они этим наносят ущерб целому поколению.

Вопрос Бена, казалось, разбудил Уолтера. Глаза его уставились куда-то вдаль – так обычно смотрят люди, которые вспоминают времена, когда страна нуждалась в их услугах, а не отвергала их.

– А эти поляки, – неожиданно произнес он. – Вы знаете, как они стали называть Британию, когда появились здесь? Я имею в виду тех, кто переправился из Франции, чтобы продолжать драться с фашистами?

– Ни малейшего представления, – покачал головой Купер.

– Они же знали, что после Британии им некуда больше отступать, – пояснил Роланд. – И негде больше бороться с Гитлером. Поэтому Британию они называли ОСТРОВ ПОСЛЕДНЕЙ НАДЕЖДЫ.