Купер позвонил Диане Фрай на мобильный. Он не знал, чем она занимается по вечерам, когда не находится на службе, кроме того, что она иногда ездила в Шеффилд. Однажды Фрай рассказала ему, что пытается найти свою сестру, но вот уже много месяцев она ничего об этом не говорила. По мнению констебля, его коллега была слишком скрытной и себе на уме.
– Бен? Удивительно, что ты позвонил! – сказала сержант, сняв трубку. – А у меня есть новости.
– Правда?
– Ты оказался прав насчет Мари Теннент. Она – внучка сержанта Дика Эббота. Странно, правда? Две внучки членов экипажа «Ланкастера» проявились в одно и то же время – одна мертвая, а другая живее всех живых.
– Годовщина катастрофы, – напомнил девушке Купер. – А годовщина – это всегда важно. Так что обе они чувствовали, что обязаны не забывать об этом.
– Правда, это не объясняет, почему одна из них мертва.
– Согласен.
– А еще, Бен, мы получили предварительные результаты вскрытия.
– Мари Теннент?
– Ну да, – голос Фрай был мрачным.
– Что, так плохо, Диана?
– Боюсь, что да. Она пострадала не только от холода. Ее избили. Сильные кровоподтеки и синяки на корпусе и на лице. Такие удары можно было нанести кулаком. Похоже на то, что незадолго до смерти она с кем-то отчаянно дралась.
– Черт! – Бену стало не по себе. Несмотря на всю работу по Снеговику и на все время, которое он посвящал Дэнни Мактигу и аварии «Милого Дядюшки Виктора», каждое утро Купер просыпался с мыслями о Мари Теннент. Она всегда присутствовала где-то на периферии его мыслей – печальный и холодный холмик, лежащий на склоне холма в ожидании того, что кто-то разберется, что же с ним произошло.
– Мы совсем про нее забыли, Диана, – сказал детектив. – А надо бы узнать, где она была перед смертью, с кем встречалась…
– Завтра мы опять будем допрашивать Эдди Кемпа, – сказала Фрай. – Но если он вернулся к жене уже шесть месяцев назад, то не исключу, что после него там был еще один ухажер.
– Которому не очень нравилось наличие ребенка…
– Вот именно.
– Не забывай о брате Эдди, – продолжил Купер. – Кажется, его зовут Грэм. О нем говорил тот мужик в авиационном музее.
– Да, ты прав. Мы допросили Грэма по поводу двойного нападения. Никаких улик против него у нас нет, хотя запись наружной камеры может помочь установить личности нападавших. Встреча с представителями полиции Министерства обороны назначена на завтра.
– Будем надеяться, что сержант Кодвелл объяснит нам, чем ее так заинтересовали Мари Теннент и «Милый Дядюшка Виктор».
Он услышал, как Фрай издала звук, похожий то ли на пренебрежительное фырканье, то ли на вздох смирения.
– Нам обещали, что они поделятся своей информацией, – сказала сержант. – Идиотизм держать детали расследования в тайне от нас. Из-за них мы работаем в полной темноте.
– Но неплохо было бы разжиться своими собственными данными перед этой встречей, как думаешь?
– Что ты имеешь в виду, Бен? – спросила Диана, помолчав.
– Хорошо бы получить улики против стервятников.
– Стервятников?
– Так их называет Зигмунд Лукаш – это люди, которые таскают всякие вещи с мест авиационных катастроф. А ты сейчас где?
– Все еще на Уэст-стрит.
– Опять работаешь сверхурочно? Думаю, что мы можем получить эти улики. Пожалуй, вдвоем нам это удастся.
– Что? Бен, ты что, просишь меня о помощи?
– Здесь может сработать неожиданный подход. Нам полезно будет еще раз встретиться с Джорджем Малкиным.
– По какому поводу?
– По поводу денег.
– Каких денег?
– На зарплату служащим трех авиационных баз, которые были в «Ланкастере» в ночь аварии. Деньги пропали, и их так никогда и не нашли. Так вот, мне кажется, что у Малкина может быть хотя бы часть этих денег. Возможно, его отец был в доле с двумя служащими сил самообороны, которых подозревали в краже. Они могли умыкнуть деньги и спрятать их в «Заросшей лощине», чтобы потом поделить. Ну, я не знаю… Но сейчас у Малкина их нет. Кажется, он продал все авиационные сувениры, которые у него были, оставив себе только старые часы, и меня интересует, кто покупал у него все это барахло. И еще, Диана, меня очень интересует, что же произошло с деньгами.
– Будем надеяться, что это не очередной никчемный полет твоей фантазии, – сказала Фрай. – Я буду ждать тебя у центрального входа.
***
Когда они добрались до Харропа, стояла уже полная темнота, а когда вошли в дом Джорджа Малкина, Бен заметил, как Диана уже сняла было пальто, но потом передумала, задрожав от холода. Она поплотнее закуталась в него и покрепче завязала шарф.
– А я действительно становлюсь популярной фигурой, – сказал Малкин. – Живу в самом центре светской жизни…
– Нам жаль, что пришлось вас опять побеспокоить, сэр, – вздохнул констебль.
– Ну конечно, а как же иначе?
Гостиная выглядела так же, как и раньше, когда Купер был здесь в первый раз. Старый фермер так и не научился задергивать шторы на ночь. Да и смысла в этом никакого не было – в округе не было других домов, а по дороге не ездил никто, кроме его друга, Рода Уитакера, который отсюда управлял своим логистическим бизнесом и держал овец на близлежащем поле. На одном из подоконников стояла коллекция пустых стеклянных банок. Все они были похожи на те, в которых обычно продают клубничный джем или мармелад, но этикетки с них были содраны, и они были чисто вымыты для какой-то давно забытой цели. И вот теперь банки стояли и собирали на себя пыль и грязь. На дне одной из них, находившейся ближе всего к Бену, лежали несколько мертвых, высохших пауков. Тонкие, хрупкие лапы, толщиной не больше человеческого волоса, были прижаты к их тушкам. Было видно, что пауки безропотно приняли смерть в своей малопонятной тюрьме.
– Сколько времени вы уже живете в одиночестве? – спросил Купер.
– Уже почти три года, как Флоренс переехала в дом престарелых, – сказал Джордж.
– Такое время тянется долго, когда живешь совсем один.
– Точно, особенно если не привык к этому. Мы поженились тридцать восемь лет назад. Когда после такого периода остаешься один, то начинаешь себя странно вести. И сам не замечаешь этого, если только тебе никто не скажет.
– Например, живешь без центрального отопления… – предположил Бен.
Малкин рассмеялся. Звук его смеха напоминал шум гальки, пересыпаемой из бака в бак. В уголке рта у него собралась слюна.
– А оно не нужно, – сказал он. – Я имею в виду, мне самому. И я не собираюсь разжигать огонь, когда у меня появляются гости вроде вас. Вы ведь, наверное, живете в городе, нет?
Купер уже почти сказал «нет», но вспомнил, что он действительно живет теперь в городе. Начиная с прошлой субботы. Констебля тронула забота Малкина о его комфорте, но обидело сравнение с городским жителем.
– У вас ведь в городе погода совсем другая, – продолжил Джордж. – Так что если ты такая неженка, парень, то надевай еще один свитер, когда выходишь на улицу. Так нам всегда говорила наша Ма.
Детектив никогда не думал о себе как о «неженке», который слишком боится холода. Этот термин в ироническом смысле применялся к приезжим с юга, когда местные хотели их немного поддразнить. Но он-то не был «южанином» – он был местным! А вот «неженки» – это точно про городских жителей.
Хотя Купер видел, что его образ жизни отличался от образа жизни Джорджа Малкина в лучшую сторону, – его уровень комфорта был на несколько делений термостата центрального отопления выше, и он хуже переносил бытовые лишения и неудобства. Так что, может быть, он действительно был неженкой в глазах Джорджей Малкинов этого мира. Может быть, он утерял ту связь с этими людьми, которая у него когда-то была. Ведь, в конце концов, эта связь была не генетической, а социальной и могла порваться, если ее натянуть слишком сильно.
– Думаю, Флоренс было бы стыдно за то, как я сейчас живу, если б она об этом узнала, – сказал Малкин.
Бен ощутил прилив симпатии. Он видел перед собой человека, отрезанного от той основы, которая поддерживала его в нормальной жизни. И его собственная жизнь в одиночестве легко могла превратиться в жизнь, которая будет казаться ненормальной всем окружающим.
– Детектив-констебль Купер вчера вечером долго общался с мистером Уолтером Роландом, – вмешалась в разговор Фрай. – Он у нас специалист по выуживанию информации у других людей. Они, кажется, ему доверяют.
Старик перевел глаза с Дианы на Бена и задержал на нем взгляд. Купер неловко засуетился.
– Все знают, что вы и ваша семья давно занимаетесь коллекционированием вещей, связанных с самолетами, – продолжила девушка. – Это так?
– Наверное, можно и так сказать, – кивнул Джордж. – За эти годы через наши руки прошла масса вещей. Должен признаться, что у отца была к ним настоящая страсть. И мы с братом заразились этим от него. Так что я тоже в свое время пособирал такие сувениры.
– И не ограничились только сломанными часами?
– Я не говорю, что сохранил их все. Я не коллекционер – не вижу в этом никакого смысла. Но некоторые люди, знаете ли, готовы платить за эту ерунду наличными.
– Да, мы об этом слышали.
Купер задумался, являлись ли такие сувениры постоянным источником дохода для Малкина все эти годы. Но этих денег вряд ли было бы достаточно, чтобы оплатить лечение Флоренс в частной клинике. Может быть, она просто слышала, как муж говорит с кем-то об этом своем приработке, и неправильно оценила его потенциальные возможности? Бедняжка, муж не оправдал ее надежды…
– Но нас интересуют не просто несколько сувениров, – сказала Фрай.
– В самолете были деньги, – вставил Бен. – Зарплата для авиационной базы Бенсон.
И тогда Малкин в первый раз снял свою шапку. Это было настолько удивительно, что лучше, чем что-либо, показало, насколько он разволновался. У него были густые, хотя и начавшие седеть, волосы.
– Бедняга Уолтер Роланд, – сказал он, – ему, должно быть, сейчас совсем не сладко. Последний раз, когда я его видел, он был совсем больной.
– Вы правы, он не в лучшей форме.
– Если Уолтер действительно знал об этих деньгах, то это значит, что он молчал целых пятьдесят семь лет. Интересно, что заставило его разговориться именно сейчас?
– Да он и не разговорился. То есть не напрямую… – сказал Купер.
– Ах вот как…
– Значит, вы признаете, что украли деньги, которые были на борту «Ланкастера»? – уточнила Фрай.
Малкин перевел свое внимание на девушку.
– А у вас хорошая интуиция, ребята. Знаете, когда задавать ваши вопросы. Но представьте, сейчас мне все это до лампочки. Абсолютно. Так что могу вам все рассказать.
– Продолжайте, сэр.
– Действительно, деньги взяли мы с моим братом Тедом. В те времена мы были детьми. Мне было всего восемь лет, поэтому я не совсем понимал, что делаю. Хотя сейчас об этом, скорее всего, не стоит говорить.
– Думаю, что вам не будут предъявлять обвинения после того, как прошло столько лет, – пояснила Диана. – И уж точно не за то, что вы совершили в возрасте восьми лет.
– Уже неплохо, – произнес Джордж, – хотя это и не важно.
– Там ведь была куча денег, – напомнил ему Купер. – Мы хотели бы знать, что вы с ними сделали. На что потратили?
На лице старика появилась глуповатая смущенная улыбка.
– Вы мне не поверите.
– А вы все-таки попробуйте. Мы слышали, на что люди обычно тратят свои деньги. Отдых за границей? Женщины? Или вы их проиграли?
– Ни то, ни другое, ни третье…
– На что же тогда?
– Я их вообще не истратил. Они все еще у меня.
– Шутите! – уставился на него Бен.
– Я же сказал, что вы мне не поверите.
– Вы неожиданно стали владельцем целого состояния и хотите уверить нас в том, что просто положили его в банк на черный день? И ничего не истратили?
– Нет, не истратил. Но в банк я их тоже не клал.
– Вы говорите бессмысленные вещи.
– Я вам их сейчас продемонстрирую, – ответил Малкин.
С этими словами он повел Купера и Фрай в сад, из которого они вышли через ворота, после чего пересекли занесенный снегом загон для скота. Для того чтобы иметь возможность продвигаться вперед, им приходилось наклоняться навстречу ветру и высоко поднимать ноги, чтобы не увязнуть в снегу. Казалось, что Джордж не замечает этих неудобств. Он шел через загон, как тягловая лошадь, опустив голову и приподняв плечи, чтобы защититься от ветра.
В дальнем конце загона были ступеньки, выбитые в стене. Осторожно спустившись по ним, все трое оказались по пояс в сугробе, нанесенном ветром с другой стороны стены. Им пришлось приложить усилия, чтобы выбраться из него, и у них сбилось дыхание. Прямо перед ними оказалось еще одно поле, которое с незаметным уклоном переходило в скалистое основание холма. Последние несколько ярдов фермер и его спутники прошли по почти чистой от снега поверхности.
Только оказавшись прямо перед основанием холма, полицейские поняли, что подошли к входу в старую шахту. Он был не очень широким и казался не более чем расселиной на поверхности скалы. Например, Малкину, с его плечами, было трудно протиснуться в него и пришлось повернуться боком. Ветер надул в этот проход тонкий слой снега, но через пару футов пол стал влажным и заблестел в свете старой велосипедной фары, которую старик извлек из кармана.
– Надо было захватить фонарь из машины, – посетовала Фрай. – Я почти ничего не вижу.
– Разберемся, – сказал Малкин. – Мы же не читать сюда пришли.
Как и все пещеры или шахты, даже самые маленькие и незначительные, эта была полна непонятных шумов и шорохов, которые эхом отражались от ее самых темных углов. Скальные выступы в тени неожиданно принимали вид темных сжатых кулаков. Запах мокрого песка и влажность, висевшая в воздухе, накрывали шахту толстым одеялом, и спустившимся туда людям показалось, что они с головой опустились ниже поверхности воды.
С помощью дрожащего луча велосипедной фары Джордж Малкин нашел глубокую щель в стене. Он отодвинул от нее футовый булыжник и стал шарить рукой внутри, пока не вытащил кусок упаковочного шпагата. Этот шпагат был ярко-синим, и казалось, что это единственное цветное пятно в окружающем их полумраке. Сначала детективам казалось, что на нем ничего нет, но потом они заметили веревку, привязанную к его концу.
– Вы не поможете мне потянуть? – обратился к ним Малкин.
Купер взялся за веревку, и они с Джорджем вместе стали тянуть ее, а Диана в это время держала над ними фару. В какой-то момент свет пропал, и они оказались в полной темноте, пока девушка не встряхнула фару и не восстановила проржавевший контакт. Бен слышал, как что-то медленно двигается глубоко внутри скалы. Тянули они под углом в сорок пять градусов.
– Это какой-то кожаный мешок, – сказала Фрай, заглядывая в дыру поверх плеч мужчин. – Хотя нет – два мешка. К первому привязан еще один.
– Их и должно быть два, – подтвердил Малкин, когда мешки показались над краем скалы. – Тогда каждый из нас тащил по мешку. И это было нелегко. В те дни я был мальчиком, который вполне мог пролезть в эту дыру. Там внизу находится плоская поверхность, похожая на полку. Тед послал меня вниз и передал мне мешки. Я помню, как сначала мне показалось, что мешки заблокировали проход, да еще они были очень тяжелые. Я испугался, что не смогу выбраться. Но рядом был Тед. Я знал, что если застряну, то он вызволит меня.
Джордж схватился за кожаную лямку, пока Купер держал весь груз на весу.
– Там внизу темнота хоть глаз выколи, – продолжал рассказывать Малкин. – А я всегда ненавидел темноту. Еще когда был совсем крохой, я здорово ее испугался. Больше всего на свете меня пугают темнота и глубокая вода. Мне постоянно снятся кошмары, что я где-то застрял, а вода все прибывает и прибывает. Кажется, что когда вырастешь, то все это прекратится. Но в моем случае, после смерти Теда, все стало только хуже. Наверное, потому, что я знал, что его уже никогда не будет рядом, чтобы помочь мне.
Они с Беном поставили мешки на пол. Фрай наклонилась к ним с фарой, которую ей приходилось постоянно трясти, чтобы она не гасла.
– Действительно, надо было захватить с собой свет, – повторила она. – Это просто смешно.
– Давай посмотрим по-быстрому, а потом отнесем их в дом, – предложил Купер.
– Да на что здесь смотреть? – сказал Малкин. Он стоял над полицейскими, и его голос прозвучал неестественно отдаленно и раскатисто, как будто он все еще находился в дыре, в которую его брат послал его, когда он был еще ребенком.
Бен был в перчатках, а завязки на первом мешке подмерзли и ломались, так что он с трудом вытащил их из пряжек. Наконец откидной клапан открылся, и он понял, что мешок напоминает седельную сумку, вроде тех, что были у наездников в вестернах. Внутри мешка лежало что-то белое и твердое. Констебль не мог поверить в то, что видел у себя перед глазами.
– Поднесите свет поближе, – попросил он.
Стоявшая рядом Диана тоже наклонилась над мешком. Купер слышал, как она дышит ему прямо в ухо, и видел облако ее дыхания, плывущего в луче света от велосипедной фары. Бен тряхнул содержимое мешка, и ему в руки вывалилась белая масса. Она оказалась совсем не монолитной, а состояла из плотных упаковок, которые слиплись от проникшей в кожаный мешок влаги.
Констебль еще больше наклонил его, и на пол вывалились бумажные упаковки. Они походили на пласты снега, которые выпадали из мешка и распадались на грязноватые кристаллические прямоугольники. И хотя Бен раньше никогда не видел таких бумажек, он понял, что это такое.
– Банкноты, – сказал полицейский.
– Этого не может быть! – произнесла Фрай.
– Думаю, что сейчас ты в это поверишь.
– Но они белые… Они что, выцвели? Или это иностранные деньги?
– Нет, – ответил Купер. – Это английские фунты стерлингов.
Он поднял голову. Невозмутимое лицо Джорджа Малкина едва можно было разглядеть. Было удивительно, как такой крупный человек смог практически раствориться в тенях, начинавшихся за кругом света, падавшего от фары.
– Мистер Малкин, а вы что скажете? – обратился к нему Бен.
– Вы правы, – ответил старик. – Хотя неудивительно, что вы никогда их не видели. Вы оба еще слишком молоды.
– Я о них слышал, – сказал Купер. – Это ведь пятифунтовые банкноты. Их вывели из оборота лет пятьдесят назад.
– Именно так. Это так называемые белые пятерки. Ими выплачивалась зарплата на авиабазе Бенсон.
***
Все вместе они перенесли мешки в дом. Лежавшие на столе в гостиной банкноты смотрелись абсолютно на своем месте, словно вернулись назад, в свое время. Все выглядело так, как будто какая-то часть жизни Малкина осталась в 1945 году и никогда после этого не изменялась.
– Сначала мы подумали, что это сбили немецкий самолет, – продолжил свой рассказ хозяин дома. – Ходили слухи, что как раз перед этим один из «Юнкерсов» сбили над Манчестером. Поэтому мы и решили, что нет ничего такого в том, что мы заберем мешки.
– Но ведь позже вы узнали, что самолет английский… – заметил Бен.
– …но было уже слишком поздно. Мы знали, что не можем никому рассказать о деньгах. Тед под страхом смерти запретил мне говорить о них. Но меня и не надо было об этом предупреждать. Я всегда знал: Тед сам решит, что делать с этими деньгами. Был уверен, что у него есть план. Он мне о нем никогда не рассказывал, потому что для него я был просто занудой – младшим братом, а я и не интересовался, что он там придумал. Когда его призвали на службу, я решил, что деньгами мы займемся после того, как он вернется. Я думал, что тогда он поделится со мной своими планами, потому что мне будет уже семнадцать и я стану достаточно взрослым. Но, к сожалению, Тед так и не вернулся.
– А что с ним случилось?
– Брата призвали, когда ему исполнилось восемнадцать, и послали в Малайзию. Когда он умер, ему не исполнилось даже девятнадцати – его застрелил китайский повстанец-коммунист, когда их поезд попал в засаду.
– А ваши родители знали хоть что-то об этих мешках? – спросил Купер. Он увидел, как в ответ Малкин только отрицательно покачал головой. – Как же, черт возьми, вам удавалось хранить этот секрет все это время?
– Я так и держал их в старой выработке в шахте, куда мы их положили. Иногда, когда я еще был мальчишкой, я ходил туда, вооружившись фонарем, и смотрел на эти деньги. Я не знал, что с ними делать, но был уверен, что что-то я с ними в один прекрасный день сделаю. Поэтому я ощущал себя не таким, как все остальные дети. Я был уверен, что я тайный миллионер. И это здорово помогало мне в тяжелые времена. Эти деньги были для меня навроде друзей, всегда готовых прийти на помощь. Даже после смерти Ма и Па я не перенес их в дом. Они никогда не слышали о них, пока были живы, и мне казалось неправильным вытаскивать деньги на свет божий после их смерти.
– Значит, вы никогда их не перепрятывали? – кивнул Купер.
– Только один раз. Однажды я увидел, как в шахту вошли любители полазать по пещерам. Вошли с веревками, шлемами и лампами – все как положено. Я ничего не мог сделать, пока они были внутри, но пришел в ужас от того, что они могут найти мешки – мои мешки. Я представлял себе, как один из них посветит на трещину и всему придет конец – всем этим долгим годам ожидания. Я даже решил устроить камнепад, чтобы заблокировать главный ход, чтобы они все там померли. Тогда это казалось мне единственным выходом. Ведь в этом случае деньги, по крайней мере, не достались бы никому.
Малкин замолчал, потрясенный этими воспоминаниями, и лишь через некоторое время продолжил:
– Но потом они вместе со своими веревками снова вышли наружу и исчезли. А мешки остались там, где я их спрятал. Я вытащил их и приволок в дом. Но потом я испугался, что их может найти Флоренс, и оттащил их на старое место.
Констебль смотрел на пачки денег. Те, что лежали в середине, выглядели такими же чистыми и нетронутыми, как и в тот момент, когда их напечатали.
– Я мало знаю о деньгах, – начал он, – но у меня такое чувство…
– Я понимаю, о чем вы, – сказал Джордж. – Эти банкноты были выведены из оборота в пятьдесят седьмом. Мне надо было бы истратить их, когда мне было тридцать, когда я мог найти им хорошее применение и устроить с их помощью свою жизнь. – Он стал засовывать упаковки назад в мешки. – Помню тот день, когда прочитал в газете, что пятифунтовками нельзя больше законно расплачиваться в магазинах. У меня было такое ощущение, как будто все мои мечты переехало трактором. Ведь я считал эти деньги своим состоянием. Это все равно что сорвать банк в Национальной лотерее, а потом потерять выигрышный билет. А теперь они вообще перестали быть какой-то тайной, правильно?
– Но почему же вы не истратили их, когда вам было тридцать? – спросила Фрай, глядя на Малкина в полном замешательстве.
– Это может показаться вам глупым, – пожал плечами старик. – Да, наверное, это и было глупо. Но я никогда не был за границей. Я был слишком молод, чтобы попасть на войну, и слишком стар для того, чтобы проводить каникулы за рубежом, как это делает сейчас молодежь. И я, честно, не знал, что делать с такими деньгами. Я подумал, что если принесу их в банк, то там сразу поймут, что деньги краденые, и арестуют меня. Поэтому я боялся их как-то использовать. Мне казалось, что будет лучше, если они останутся моей тайной. Было гораздо безопаснее сидеть дома и мечтать, что я могу с ними сделать. Так я ничем не рисковал.
– И ваша жена тоже ничего не знала об этих деньгах? – спросил Купер, вспомнив постоянные вопросы Флоренс о лечении в частной клинике.
– Мы встретились с ней за три года до женитьбы и все эти годы копили деньги на свадьбу. Глупо, но я однажды дал ей понять, что у меня есть кое-какие сбережения. И, в общем-то, они у меня действительно были. А потом я узнал, что белые пятифунтовки выводят из обращения. Без Теда я не знал, что мне делать. Через пару дней после этого мне удалось пробраться в шахту и в последний раз взглянуть на деньги. Я должен был быть уверен, что у меня лежат именно те купюры, о которых я и думал. И они все действительно оказались белыми пятифунтовками. Я понимал, что не могу отнести их все в банк для обмена – это будет выглядеть слишком подозрительно и привлечет внимание полиции. Я не мог так рисковать, особенно накануне свадьбы. Так что оказалось, что денег у меня никаких нет, в чем я всегда пытался убедить Флоренс.
– А что случилось со всеми сувенирами, которые у вас были, мистер Малкин? – спросил Бен, поднимая мешок. – Кому вы их продали?
– Единственный человек в округе, который занимается подобного рода делами, – это букинист из Идендейла, Лоренс Дейли. Если хотите полюбопытствовать, то попросите его показать вам верхнюю комнату.
Полицейские обменялись взглядами.
– Мы это обязательно сделаем, – сказала Диана.
Джордж посмотрел на мешок в руках у Купера.
– Меня волнует только одна вещь, – сказал он. – Теперь это дело прошлое, но я не перестану об этом думать, пока не сыграю в ящик…
– О чем вы? – спросил Бен.
– Я просто думаю: не лучше ли было истратить часть этих денег на лечение Флоренс? Как вы думаете, это ей помогло бы? Вы считаете, что я мог использовать эти деньги на то, чтобы спасти ее жизнь?
– Но, мистер Малкин, – сказал Купер, – ваша жена находится в доме для престарелых «Олд скул»…
– Уже нет. Они позвонили мне как раз перед вашим приходом. Моя старушка умерла часа два назад.