Диана Фрай выехала с парковки у здания Управления и пристроилась вслед за патрульной машиной, которая ехала по Уэст-стрит с включенными проблесковыми огнями. Над крышами Идендейла медленно поднималось солнце. Рядом с ней сидел бледный и вконец измученный Бен. Ему надо было бы лежать дома в постели, но он отказался оставить ее одну.

– Нам надо было настоять на осмотре всех комнат, когда мы были там в первый раз, – заметил он.

– А на каком основании? У нас же не было ордера на обыск, – напомнила ему сержант. – И оснований для ареста у нас тоже не было. По крайней мере, тогда.

– Наверху было больше комнат, чем он нам показал. Он ведь и жил там, в комнатах на чердаке. Раньше это были спальни слуг.

– Скоро мы все узнаем.

Фрай видела, что констебль чувствует себя не в своей тарелке. Он возился с пряжкой своего ремня безопасности, как неугомонный ребенок. Но, по крайней мере, ее машина останется чистой. Сегодня она решила отказаться от услуг Гэвина Марфина.

– Я обязан был догадаться, что с Фрэнком Бэйном что-то не так, – сказал Купер. – В том, что он рассказывал Элисон, было столько дырок! Он ничего не сказал ей о Джордже Малкине и не позволил ей посмотреть книги по авиакатастрофам. Уолтер Роланд, может быть, и хотел с ней встретиться, но Бэйн его отговорил…

– Наверное, так все и было.

– Ну и, конечно, Фрэнк Бэйн наврал Элисон, что семья Дика Эббота эмигрировала из страны. Ведь Мари Теннент жила прямо здесь, в Идендейле. Они должны были встретиться друг с другом. Для них бы это значило очень много.

– Думаю, что да.

– И можно было бы говорить о каком-то примирении, – продолжал Купер.

– Да, Бен.

Проехав по окружной дороге, Фрай поднялась вверх по Халли-роуд до самого светофора. Ехала она за патрульной машиной из-за того, что не знала точно, как добраться до Подъема Зудящей Задницы, где располагался магазин «Иден-Вэлли букс».

– Мне бы надо было догадаться, что он манипулирует Элисон, – вздохнул констебль. – Она была слишком непреклонна в своем решении приехать, так что помешать ей он не мог. Но Бэйн постоянно находился рядом с ней, чтобы точно знать, что она собирается делать. Вот он и подталкивал ее в выгодном для себя направлении и успешно ограждал от истины. Естественно, что Бэйн успел встретиться со всеми еще до ее приезда и сумел всех настроить против Элисон, да так, что они и разговаривать-то с ней боялись. И забеспокоился он, только когда понял, что я беседую не с теми людьми.

– То есть когда он понял, что ты не будешь делать то, к чему тебя упорно подталкивают? – взглянула Диана на своего коллегу.

– Он увидел меня у Лукашей, – продолжил тот, не обращая внимания на ее замечание. – А потом у Уолтера Роланда. И тогда же понял, что я был и в книжном магазине.

– Причем несколько раз, – заметила Фрай. – Правда, он не догадывался, что ты просто покупаешь там книжки.

– Книжки об авиационных катастрофах, – уточнил Купер. – И Лоренс наверняка ему об этом рассказал. И именно Фрэнк попытался вывести меня из игры в ту ночь, а не Эдди Кемп. Правильно?

– Думаю, что да, но мы все еще ждем результатов анализа ДНК.

Патрульная машина повернула на узенькую улочку, которая шла в сторону от Эйр-стрит, и сержант повернула вслед за ней. Они затряслись по брусчатке и сильно сбросили скорость, когда подъехали к паутине переулков между Эйр-стрит и рыночной площадью. Остановились они перед мостом через реку, где полицейский в форме не позволял людям проходить дальше того места, чем находилась булочная Ларкина.

– Сегодня попозже мне придется рассказать все это Элисон, – закончил констебль.

Диана выключила двигатель и несколько мгновений сидела, глядя на книжный магазин и слушая рев реки Иден под мостом. Она не знала, что сказать Бену.

Перед входом в «Иден-Вэлли букс» двое полицейских-мотоциклистов расстегивали свои белые шлемы. Впрочем, когда они сняли шлемы, в их внешности мало что изменилось. Их абсолютно лысые черепа были такими же гладкими и белыми.

***

Бен Купер распахнул входную дверь и пошел вдоль книжных полок. Без Лоренса магазин больше походил на мавзолей, и детектив-констебль чувствовал себя так, словно шел по декорациям к телевизионной костюмированной драме. В небольшой кухоньке в тыльной части здания он увидел открытое окно. В помещение надуло немного снега, и теперь он таял на сушилке для посуды. Снег виднелся и на днище перевернутой кофейной кружки.

Пока Фрай говорила по рации, Бен поднялся наверх и медленно пошел по комнатам. В магазине было так тихо, что он нехотя открывал те двери, к которым подходил, боясь того, что может увидеть за ними.

Самой большой комнатой на верхнем этаже была та, где они с Дианой уже были и где находились авиационные раритеты. Еще одна комната на этом же этаже была переделана в подобие кабинета, где негромко гудели два компьютера. Неудивительно, что в коридоре было столько книг – их вынесли туда именно из этих комнат.

А потом Купер нашел то, что искал, – между двумя стопками книг находилась слегка приподнятая над полом дверь, которая открывалась не в комнату, а еще на одну лестницу, узкую и без ковра. Именно там, на самом верху здания, расположились комнаты, в которых Лоренс жил. Здесь находилась неубранная гостиная, ванная комната и большая спальня с громадной металлической кроватью. Бен искал следы присутствия в этих комнатах Мари Теннент, когда услышал какие-то звуки у себя над головой. Это были ясно слышные звуки, которые говорили о присутствии в доме крыс. Они так шумели на ничем не прикрытых досках, что казалось, будто на лапах у них были ботинки, подбитые гвоздями. Вместе с их шагами раздавался еще какой-то специфический звук, словно по полу что-то тянули, – от этого звука сразу же возникала ясная картина волочащегося за ними хвоста.

Диана Фрай молча наблюдала за Купером с порога спальни. Он увидел, как у нее передернулись плечи, когда она услышала звуки у себя над головой.

– Нам только что звонили из больницы, – сказала сержант.

– Лоренс? – уточнил ее коллега.

– Боюсь, что да.

Купер неожиданно сел на кровать, которая протестующе застонала.

– Ты сделал все, что мог, Бен, – сказала Фрай. – Никто на твоем месте не смог бы сделать большего.

– Я мог догадаться обо всем гораздо раньше. Ведь закладку из его магазина я увидел в книгах у Мари почти неделю назад. Я же знал, что она здесь бывала. Читала она все без разбору, а не только Даниэлу Стил. Книги были у нее дома на всех полках. И она покупала все больше и больше книг, выкладывала большие суммы, хотя и не могла позволить себе такие траты. Естественно, Лоренс Дейли подходил ей гораздо больше, чем Эдди Кемп. Кроме того, она следовала совету матери и пыталась найти для себя хорошего мужчину. И когда Мари сказала матери, что у отца ребенка свой собственный бизнес, она совсем не имела в виду, что он моет окна.

– Ничего большего мы сделать не могли, Бен.

– Нет, могли, – возразил Купер. – Мы могли бы найти ребенка.

Диане пришлось отступить в сторону, чтобы позволить ему протиснуться мимо нее. Спустившись по узкой лестнице, констебль прошел в большую комнату с авиационными экспонатами. Куртка-бомбер, кислородная маска, личные вещи, принадлежавшие давно умершим летчикам, выглядели довольно мерзко теперь, когда их хозяин сам умер, и Купер почувствовал, что ему становится душно в атмосфере комнаты. Он распахнул дверь на улицу и вышел на площадку пожарной лестницы, позволив холодному воздуху заполнить помещение и пошевелить паутину в углах комнаты.

Внизу, под собой, он увидел все еще не тронутый двор, в котором валялись разные предметы непонятной формы, покрытые свежевыпавшим снегом.

Переулок, проходивший за домом, был полон полицейских машин с работающими двигателями. Раздался громкий хлопок и звук разрыва – один из членов вспомогательной команды сорвал висевший на воротах замок с помощью лома. Но легче от этого не стало – ворота нельзя было открыть под тяжестью лежавшего на них снега. Чем больше люди давили и ругались, тем плотнее и тверже становился снег, превращаясь в подобие кирпичной стены.

– Несите лопаты, – приказал сержант. – Придется все это раскапывать.

Купер спустился по пожарной лестнице. Ступеньки были опасно скользкими, а его руки оставляли следы на снегу, намерзшем на перила. Под этим снегом скрывался лед, так что Бену казалось, что его рука двигается по наждачной бумаге.

В самом низу он остановился и еще раз оглядел двор. Там еще лежал снег, выпавший неделю назад, – сюда никогда не проникали солнечные лучи. Двор был окружен задними стенами зданий, которые были так высоки, что солнце не могло светить поверх них в это время года. За крышами домов на востоке небо приобрело розоватый оттенок, но из-за этого двор стал еще мрачнее, а тени от предметов, лежавших под снегом, – длиннее. Эти тени походили на стариков, собравшихся во дворе, чтобы обсудить свои секреты.

Может быть, они даже спрашивали друг друга: «А вы не видели малышку Хлою?»

Черные цельнометаллические водосточные трубы создали на задних стенах зданий целую паутину, и значительная часть скворцов Идендейла расположилась на краях этих труб, громко обсуждая восход солнца.

Купер пошел по свежим следам кошачьих лап, которые пересекали двор. Они шли поверх птичьих следов и нигде не задерживались – скорее всего, птицы улетали задолго до появления кошки. Скворцов нельзя назвать светочами разума, но даже они понимали, что надо убираться, если рядом появилась кошка. Следы пересекали почти весь двор, а потом поворачивали и подходили к одному из покрытых снегом предметов, лежавших во дворе. Бен стряхнул с него снег. Это оказалось колесо с частью подвески шасси. Полицейский почувствовал резкий запах.

На основании колеса виднелось желтое пятно в окружении множества дырочек в снегу – кошка явно пометила здесь свою территорию. Потом животное перешло к следующему предмету и какое-то время кружило вокруг него, прежде чем прыгнуть на его вершину, оттуда на стену и исчезнуть в соседнем дворе.

Этот предмет определить было гораздо легче. Два ржавых ствола пулеметов «Виккерс» торчали сквозь снег из полукруглого сооружения, похожего на гигантскую каску. Это была авиационная стрелковая башня. Купер дотронулся до одного из стволов и заметил, что он слегка двигается на турели – несколько дюймов снега упали с него на смотровую щель, закрытую оргстеклом. Через очищенный от снега люцит Бен смог разглядеть кресло стрелка с наброшенным на него чем-то черным.

У него за спиной продолжали возиться с воротами члены вспомогательной команды. Они подъехали к входу во двор на «Лендровере», развернули его задом к воротам и теперь доставали из него лопаты, чтобы разгрести снег. Двор стал наполняться запахом выхлопных газов, который перебивал прохладный чистый аромат девственного снега.

Купер не мог ждать, пока начнутся планомерные поиски. Он хотел узнать, что находится в стрелковой башне, что за предметы могли остаться внутри душегубки, похожей на ту, в которой нашел свою смерть Дик Эббот на борту «Милого Дядюшки Виктора». Может быть, там лежит еще одна куртка-бомбер, похожая на ту, что детектив видел в большой комнате; может быть, это сложенный парашют, или летный шлем, или часть личного имущества летчика, которую он сможет подержать в руках, в надежде, что она что-то расскажет ему о своем хозяине… О летчике, который жил, сражался и, может быть, погиб в этом крохотном пространстве. Часть оргстекла, которую Бен очистил от снега, была недостаточно большой, чтобы заглянуть глубже внутрь. Купер смахнул еще один пласт снега со смотровой щели башни, который упал ему прямо на ботинки с чуть слышным шуршанием и потрескиванием. Какое-то время он ничего не видел, потому что на люците образовалась водяная пленка, но потом вода стекла с изогнутой поверхности и закапала на снег. Тихий стук водяных капель настолько завладел вниманием Бена, что все остальные звуки, такие как шум офицеров у него за спиной и рев работающего двигателя «Лендровера», отдалились от него и превратились в едва слышные шумы где-то на границе его сознания. Ему пришлось заставить себя оторваться от звука капели и сосредоточиться на расчищенной части оргстекла.

И только тогда констебль увидел глаза.

***

Грейс Лукаш положила облатку в рот и, зажмурившись, сделала глоток вина. Тело Христа лежало у нее на языке. Его кровь смачивала ее губы. Иисус отдал свою жизнь, добровольно пожертвовав собой. Но Грейс не забыла также и историю козла отпущения из Ветхого Завета, на которого повесили грехи всего племени, а потом изгнали в пустыню. Так что не все жертвы приносятся добровольно.

Эндрю всегда был горяч и упрям – настоящий осколок старого мира, как говорили старики. Он был больше похож на Зигмунда, чем на Питера. Такая же челюсть упрямца, такие же голубые глаза и такая же узколобость. Но у Эндрю была одна отличительная черта – он всегда любил деньги. И Грейс наконец-то поняла это. Она поняла, что, говоря о стервятниках, ее свекор имел в виду как раз Эндрю. Питер был поставлен перед выбором – и выбрал Зигмунда, отдав предпочтение своему прошлому, а не будущему.

Миссис Лукаш понимала, что ей надо заставить себя почувствовать от этого радость. Иначе этого просто не пережить. Сейчас время для прощения и примирения. Жертва была принесена, и теперь в семье наступит мир. Сегодня утром, например, Питер выглядел вполне удовлетворенным. Не счастливым, но менее загнанным. Грейс всегда обвиняли в том, что она живет прошлым. Но ей было далеко до польских семей, до польских стариков, которые не могут расстаться со своими военными воспоминаниями и изо всех сил держатся своими шишковатыми, заскорузлыми руками за те времена, когда они были необходимы, когда у каждого из них была своя роль в жизни. Когда у них был единый враг, с которым надо было бороться.

Грейс знала, что где-то сзади в церкви сидит детектив-констебль Купер. Он не стал подходить к алтарю для исповеди, а остался наблюдать в последних рядах. Выглядел полицейский как мальчик, которому вера могла бы помочь, если бы только он согласился раскрыть свою душу Христу. Ему было, вероятно, столько же лет, сколько и Эндрю… Женщина почувствовала, как в уголках глаз у нее скапливаются слезы, и она поискала салфетку в карманах юбки. В наши дни молодых людей не интересует ничего, кроме их собственных проблем. Они так и не научились ценить перспективу и думают только лишь о краткосрочных личных интересах. И не понимают, что небольшая жертва сейчас может обернуться успехом в будущем.

Миссис Лукаш выехала из-за спинки церковной скамьи и повернула в проход. Скрип колес по ковровой дорожке оказался очень громким. Члены конгрегации повернули головы в ее сторону и проследили, как она добралась до боковой двери и по пандусу выехала в церковный двор.

***

Бен Купер чувствовал на себе взгляды людей, которые наблюдали за тем, как Грейс покидает церковный зал. Он подождал, пока они все вновь не повернутся к священнику, а потом тоже выскользнул из помещения, с величайшей осторожностью закрыв за собой дверь. Полицейский был рад выйти на улицу. Воздух был чист и прозрачен и гораздо больше отвечал его пониманию чего-то священного и величественного. Он заметил, что Грейс Лукаш не успела уехать слишком далеко. Ее коляска двигалась по тропинке между надгробиями в ту сторону, где во внешней стене была вырублена гигантская фигура черной Мадонны с младенцем.

Миссис Лукаш не повернула головы, но услышала, как констебль догоняет ее.

– Вы не отвезете меня домой? – попросила она. – За мной должен приехать Питер, но его придется ждать.

– Ну конечно.

Куперу уже приходилось обращаться с инвалидной коляской. Он помог Грейс занять удобную позицию возле задней двери и крепко держал коляску, пока она забиралась в салон. Бен заметил, что ее ноги совсем не шевелятся. Ей пришлось руками переставить их в машину после того, как она уселась. Когда женщина устроилась, он сложил коляску и положил ее в багажник «Тойоты».

– Наверное, вам интересно знать… – заметила миссис Лукаш. – Это была автомобильная авария. За рулем был Эндрю.

– Еще до того, как он уехал в Лондон? – уточнил детектив.

– Да. Тогда мы все были очень близки. Но после этой аварии он никак не мог справиться с чувством вины. Не мог день за днем видеть меня в инвалидном кресле. Так что можно сказать, что это я заставила его уехать из дома.

Купер не знал, что сказать. Чувство вины, как и другие эмоции, имело мало общего с логикой.

– Но невозможно вечно жить вне семьи, – продолжила Грейс. – И в конце концов он вернулся.

– А почему он вернулся?

– Эндрю стало одиноко в Лондоне. Одиноко без семьи, без общины, в которой он вырос. Через пару лет после отъезда он стал жалеть, что так резко порвал с нами.

– Это он сам вам сказал?

– Да, когда приехал в этот раз. Знаете, он ведь помнил все истории, которые Зигмунд рассказывал о Королевских ВВС и падении «Ланкастера». Ну и, конечно, о своем кузене Клементе, который тогда погиб.

Бен сел за руль и застегнул ремень безопасности.

– Нам кажется, что Эндрю занялся коллекционированием авиационных реликвий времен Второй мировой войны, – сказал он.

– Правильно, но готова поспорить, что все они были как-то связаны с Польшей. Знаете, наши связи с этой страной слишком крепки. И дети воспитываются таким образом, что им нелегко разорвать их.

– Так, значит, вот как он наткнулся на этот портсигар… Он купил его через сайт в Интернете, которым управляли Фрэнк Бэйн и Лоренс Дейли. Он был их клиентом.

– С этого все началось, – подтвердила Грейс. – А потом настал момент примирения.

Купер включил скорость и направился в сторону Вудленд-кресент.

– Этого я не совсем понимаю.

– В конце концов мне удалось добиться этого у Питера и Зигмунда, – пояснила миссис Лукаш. – Мне кажется, что им обоим очень стыдно. О Питере и говорить нечего, а вот Зигмунд… О нем я мало что знаю…

– Но при чем здесь примирение?

– Мне кажется, что когда Эндрю услышал, что Зигмунду осталось не так долго жить, он решил, что пора примириться с ним. Он сам провел расследование насчет того, откуда берутся все эти сувениры и реликвии и кто за всем этим стоит. Именно так он и познакомился с Лоренсом Дейли и Фрэнком Бэйном. Дейли ему доверял, и вскоре Эндрю выяснил, что речь идет не только о реликвиях времен Второй мировой войны. Тогда он связался с полицией ВВС и рассказал им обо всем.

– И таким образом оказался на очень опасной территории, – рассудил констебль. – А он это понимал?

– Мне кажется, что да. Но он всегда был узколобым. Таким же упрямым, как его отец и дед. Он зациклился на облатках. На том, что они – символ примирения. Поэтому Эндрю появился здесь, чтобы рассказать деду, что он собирается сделать с людьми, которых тот называет стервятниками. Он думал, что дед будет им гордиться.

Они свернули за угол, и Бен сбросил скорость. Ему хотелось, чтобы Грейс закончила свой рассказ до того, как они приедут к ее дому.

– Но Зигмунду этого показалось мало, – продолжала женщина. – Мне кажется, он высмеял Эндрю за его намерение сообщить все полиции. Наверное, Зигмунд сказал, что Эндрю должен сам выяснить все имена, и спросил внука, куда подевалась его смелость.

Купер припарковался у тротуара и затянул ручной тормоз. Несколько мгновений он сидел молча. Как и рассчитывал Бен, миссис Лукаш продолжала говорить. Все выглядело так, словно причастие привело ее в исповедальное настроение. Правда, сейчас она говорила о грехах других людей, которые нуждались в их отпущении.

– Ну а когда Зигмунд увидел портсигар, то здорово разозлился, – сказала она. – Они сильно заспорили. Я не все разобрала, но уверена, что причина именно в этом. А потом Эндрю ушел.

– И вы не знаете куда?

– Все, что я знаю, – тут Грейс отрицательно покачала головой, – так это то, что Эндрю решил продемонстрировать деду, каков он есть на самом деле, показать, что он достоин прощения. И решил не дожидаться своего разговора с полицейским. Вот все, что мне известно.

– Понятно.

Женщина устало повернула голову и посмотрела на детектива.

– Эндрю попал в беду, так?

– Давайте зайдем в дом, – предложил детектив.

Но Грейс не пошевелилась.

– Зигмунд любил рассуждать еще об одной вещи, – сказала она, – о жертвенности…

***

Следуя указаниям миссис Лукаш, Бен открыл боковые ворота и провез ее коляску мимо гаража к заднему входу в бунгало. По пути он увидел в оранжерее Зигмунда. Освещение там было странным, потому что на стеклянной крыше все еще лежал снег, который придавал лучам солнца голубоватый оттенок. И тем не менее полицейскому показалось, что старик молится.

Бывший летчик сидел перед большой свечой, которая ярко горела в замкнутом пространстве. В свете, прошедшем сквозь слой снега, его седые волосы сияли необычной чистотой, как будто их только что вымыли с отбеливателем. За ним можно было рассмотреть и других членов семьи Лукаш. Здесь были Питер, Ричард, Кристина и даже самая младшая, Алиса. Купер почувствовал смущение, и ему захотелось спрятаться за углом, прежде чем они его заметят. Но Грейс без колебаний постучала в стекло, и ее муж открыл дверь, внимательно глядя на детектива.

– Никак не ожидал, что ты появишься так рано, – сказал Питер жене.

– Мне этого хватило. Кроме того, детектив Купер хочет с тобой поговорить, – ответила та.

– Простите, что надоедаю, сэр… – пробормотал полицейский.

– Думаю, вам лучше войти, – пригласил его Лукаш.

На кухне Кристина резала небольшим ножом морковь и пастернак, а в миске на столе размораживался в холодной воде цыпленок. В гостиной Питер Лукаш автоматически взял в руки пульт от телевизора и стал играть с его кнопками.

– Что вы хотите? – поинтересовался он у Бена.

– Вы уже слышали что-то от вашего сына? – спросил констебль.

– Нет. Но уверен, что скоро услышим.

Купер покачал головой. Было странно вновь стоять в доме Лукашей. Чуть больше недели назад он арестовал в кафе «Старлайт» Эдди Кемпа. На тот момент Бен вообще никогда не слышал о Лукашах, а оказалось, что Кемп замешан в убийстве их сына. В тот снежный рассвет на улицы города пролилась кровь. А теперь кровью был покрыт Айронтонг-хилл.

– Мистер Лукаш, – произнес детектив, – мне нужно, чтобы вы еще раз приехали в морг на опознание.

Каждый из членов семьи Лукаш замер на месте. Грейс развернула кресло так, чтобы видеть лицо полицейского, Питер положил пульт, а Кристина застыла с поднятым вверх ножом. Купер повернулся и посмотрел в сторону оранжереи. Оставшийся там Зигмунд не отводил от него голубых, все понимающих глаз. Старик поднял голову и сжал челюсти, как будто увидел в действиях Бена вызов. Рядом с его креслом сидела собака, в пасти была резиновая игрушка в виде розового печенья, которую она возила по полу. Игрушка была грязной, но на ней все еще можно было рассмотреть рисунок – там была изображена сцена рождения Спасителя. Констебль понял, что этот рисунок похож на рисунок на вафлях-облатках.

– Животных вы тоже прощаете? – поинтересовался он.

И тогда Зигмунд Лукаш впервые в его присутствии заговорил по-английски.

– Конечно, – произнес он. – Когда родился Иисус, в хлеву были и животные.

– Все это правильно, – согласился с ним детектив. – Да и прощать их гораздо легче.

***

Бен Купер еще никогда не был в соседнем доме, где жила сама миссис Шелли. Он встречался с ней только в своей квартире в доме № 8. Естественно, десятый дом выглядел его полным близнецом, только на дверях у него был всего один звонок.

– Она немного не в себе, – предупредил констебль стоявшую рядом Диану. – Так что сначала может не понять, о чем идет речь.

– Тогда нам сильно повезло, что она еще узнает тебя, – заметила Фрай.

– В этом я как раз не уверен. Мне кажется, она не ассоциирует меня с полицией. Я для нее молодой человек, который присматривает за кошкой.

– Наконец-то ты получил повышение, Бен!

Купер повернулся к коллеге, возмущенный этой издевкой, но увидел, что та уже сама жалеет о том, что сказала.

– Если не возражаешь, после этого я хочу съездить в отель «Кавендиш» и встретиться с Элисон Моррисси, – сказал он.

Теперь уже наступила очередь Дианы отводить глаза.

– Она уехала, – сказала сержант. – Сегодня утром, в Торонто.

– Что?

– Мне очень жаль, Бен, но мы решили, что так будет лучше.

– Кто эти мы?

– Вчера вечером, после ареста Фрэнка Бэйна я с ней говорила. Кроме того, я видела, как ты подвозил ее к гостинице. Так что я думаю, что с тобой она уже попрощалась.

Купер почувствовал, как у него отвалилась челюсть и его накрыло волной гнева. Но, прежде чем он смог потребовать объяснений, дверь дома № 10 открылась и на пороге появилась Дороти Шелли. На ее лице было написано удивление.

– Чем я могу вам помочь?

Из глубины дома раздавался лай джек-рассел-терьера. Даже в прихожей это гавканье оглушало, и Бен еще раз порадовался, что каменные стены в обоих этих зданиях такие толстые, что звуки совсем не доходят из одного дома в другой. Это напомнило ему о стенах коттеджей в том месте, где жила Мари Теннент. Они были такими же толстыми – он тогда еще подумал, что соседи Мари ни за что не услышали бы плач ребенка.

Видя, что Купер потерял дар речи, Фрай взяла дело в свои руки.

– Миссис Шелли, нам надо поговорить с вами о Лоренсе Дейли.

– О Лоренсе?

– Да. О вашем племяннике.

– А что, что-то произошло? Неужели в магазине был пожар? Я всегда говорила ему, что он сидит на пороховой бочке! Все эти книги – достаточно, чтобы какой-нибудь безмозглый человек уронил окурок или спичку, и все это взовьется под облака. Я это ему всегда говорила.

– Ничего подобного не случилось, миссис Шелли. Мы можем войти на секунду? – попросила Диана. – Так будет лучше, чем разговаривать на крыльце.

– Ну конечно. Хотите чаю? – предложила Дороти.

– Неплохая мысль. Но чайник мы поставим сами.

– Это еще с какой стати? Я сама вполне способна поставить чайник!

– Боюсь, что вы можете оказаться в шоке.

Дороти уставилась на полицейских. Ее рот слегка приоткрылся, пока она пыталась понять, что они ей говорят. Купер был уверен, что она вот-вот спросит про кошку.

– Но он просто не мог умереть, – произнесла наконец хозяйка дома. – Это невозможно. Ни он, ни она.

– Ни он, ни она? – переспросила Фрай.

– Что «ни он, ни она»? – повторила за ней Шелли.

– Я приготовлю чай, – вызвался Купер.

Он обрадовался, увидев, что собака на заднем дворе, а не в кухне. Ее тявканье было капризным и требовательным. Бен уже начал привыкать к тому, что много времени проводит на чужих кухнях – на кухне Мари Теннент, полной пеленок и бутылок со стерилизационной жидкостью, на кухне Уолтера Роланда, большой и непритязательной, на крошечной кухоньке Лоренса в книжном магазине и даже на своей собственной кухне в соседнем доме № 8, к которой он все еще не привык.

Кухня миссис Шелли напомнила ему именно о кухне в его новом доме – у них была одна и та же планировка, и их окна выходили на заросшие сады. Но из всех кухонь, на которых ему довелось побывать за последнее время, кухня Дороти больше всего походила на кухню Мари Теннент. И он достаточно быстро понял почему.

В самом конце кухни, в алькове, в котором на кухне Бена размещался новый морозильник, стоял совершенно нелепый предмет мебели. На кухне ему явно было не место, но при этом он хорошо сочетался с запахами, которые, как констебль теперь понимал, сразу же сделали эту кухню похожей на кухню мисс Теннент. Эти запахи немедленно перенесли его на Дам-стрит в то время, когда он открыл дверь и вошел в прихожую Мари почти неделю назад. Шутка памяти, своеобразное дежавю.

Хотя сейчас полицейский видел перед собой одну вещь, которой явно не хватало на кухне у Теннент.

– И что же мне теперь с ней делать? – прозвучал жалобный голос хозяйки, которая вошла на кухню вслед за ним. – Джаспер так ревнует меня к ней, что лает просто не переставая! А если Лоренс умер, то он теперь за ней не вернется, правильно?

– Правильно, миссис Шелли. И я подозреваю, что ее мать тоже за ней не придет, – сказал Бен.

Он смотрел на детскую кроватку. Глаза крошечной девочки были открыты, но ручки она сжала в кулачки, а личико ее было ярко-красного цвета. Она лежала совершенно неподвижно. Зрачки ее глаз двигались из стороны в сторону, как будто младенец пытался разглядеть что-то за горизонтом, а лобик его покрылся морщинками от напряжения.

Наконец глаза ребенка остановились на лице Купера. И малышка Хлоя заулыбалась.