– Ты молодец, – произнес Гасион, продолжая сжимать меня в объятиях. Он взял мое лицо в руки и пристально посмотрел на меня. Из-за этого вечного удивления на лице всегда казалось, что он видит меня в первый раз, но сейчас он больше не боялся того, что я иллюзия, он казался почти прежним, самоуверенным и смелым, тем, на кого оборачивались все в центре поддержки. – Если бы ты не отвернула камеру, у меня бы ничего не вышло.

– Где ты спрятался? – ошеломленно поинтересовалась я.

– В кабинете Агареса. Он уехал, и это единственное место, которое бы совершенно точно не стали обыскивать.

– Как ты туда проник? – восхитилась я.

– Вырубил охранника и снял его браслет, – ответил Гасион. Анни провела жесткий инструктаж на тему того, как подключать эту штуку.

– Полезный навык, – хмыкнула я, вспоминая того верзилу, который теперь обзавелся моим будущим. Да вообще-то и не жалко, в конце концов, я и так не особенно много о нем знала. Тут я увидела на полу пистолеты. Он успел забрать их из прачечной. Если бы он «вырубил» охранника, тот бы уже пришел в себя и растрезвонил бы всем, что Бал все еще в центре…

– Если бы не ты, ничего бы не вышло. Камера бы меня засекла, – повторил Гасион.

Он обнял меня и провел рукой по спине. Вдруг стало неловко от того, что сейчас в моей комнате Гасион. «Штатный киллер». Стала выпутываться из объятий. Бал сделал шаг назад, осторожно отбросил прядь моих волос с лица и стал внимательно рассматривать. Захотелось исчезнуть с лица земли. Я резко откинула волосы назад и сказала, что мне срочно требуется в душ.

Скрывшись от Гасиона за дверью, я бережно сняла сломанный браслет Линча и положила его на раковину. Работающие браслеты можно как угодно бить, мочить и пытать температурами. Он выключится только со смертью человека, но браслет Линча был тем немногим, что напоминало о нем, а значит, эту, самую бесполезную в мире вещь, нужно было оберегать всеми правдами и неправдами. Забинтованное запястье отчаянно ныло и продолжало кровоточить. Я с опасением посмотрела в зеркало. Рыжие, окончательно перепутавшиеся волосы, ярко-зеленые глаза, мягкие черты лица, неправдоподобно острые ключицы. Наверное, меня можно было назвать красивой, если бы не отчаяние и страх во взгляде.

Горячая вода способна смыть любые тревоги. Вода послушно расслабляла мышцы и отпускала мысли в свободное плавание. Они сами меня приведут туда, куда нужно. Все равно нельзя уже ничего изменить. Вода автоматически выключилась, и пришлось все-таки натянуть футболку. Гасион стоял за дверью. Он укутал меня одеялом и отнес на мою кровать.

– Морган, ты стопроцентная сумасшедшая, – задумчиво проговорил он, вглядываясь в темноту за стеклом и крепче прижимая меня к себе.

– Не удивил, – пробормотала я. Он осторожно притянул к себе мою ладонь и провел по кровоточащему бинту на запястье.

– Что случилось?

– Должна же я была на что-то купить оружие, – хмыкнула я, – Андрас же просил. А как, по-твоему, я должна была его добыть?

– То есть у тебя нет браслета, – заключил Гасион, осторожно проводя пальцами по руке. – А тот, что был на тебе?

– Линча, – ответила я. Голос предательски дрогнул. Мысли о нем больно резанули по памяти. Даже не знаю, жив ли он сейчас. Да и вряд ли бы он захотел меня видеть, если бы был жив. Я ведь не спасла Астрею. Даже не попыталась.

– Ты поражаешь, – разозлился Гасион, – Ты до сих пор скучаешь по своему сумасшедшему приятелю?

– Он не сумасшедший…

– Неважно, Морган. Он ни разу за все время с тобой даже не заговорил, я же видел, как ты переживаешь. Ну да, это против правил, но ему-то как раз все законы были до фонаря. Астрея Ситри все мозги вышибла. Сама подумай. Они мило замышляют побег, прихватив какую-то там информацию. И вдруг вспоминают о тебе. Не думала, зачем ты им понадобилась? – Гасион был в бешенстве. Я с тревогой наблюдала за ним, а Гасион продолжал. – Он первым делом сообщил, что ты во всем виновата, я же присутствовал при этом.

– Тебя разыскивают по всей стране, и несколько часов назад ты пытался меня убить, – в тон ему ответила я. Да, Гасион был прав, но Линч в Тортуре, а он здесь. Я не желала больше терпеть все это и резко вскочила с кровати. – Не смей о нем говорить!

– Ты будешь спать на полу? – хмыкнул Гасион. Он тут же успокоился и стал с интересом наблюдать за мной.

– Совесть не позволяет выгнать тебя, поэтому да, – ответила я.

– Ну, можно было меня на пол отправить, – предложил он. – Послушай, ты правда хочешь довести все до конца?

– Да, – твердо ответила я.

– Ты не обязана, Ника. Это опасно, слишком опасно для тебя, – в очередной раз повторил Гасион.

– Я не смогу, – тихо ответила я. – Не смогу похоронить у себя в памяти еще три десятка лиц, которым не смогла помочь. Сейчас в этом темном углу памяти только Макс и Астрея. Если не попытаюсь, в памяти поместиться целая галерея.

На сон оставалось несколько часов. Если честно, не помню, как вырубилась. Скорее всего, все так же на полу. Проснулась я уже на кровати. Гасион спал на полу, прислонившись к бортику кровати и крепко прижав к себе мою руку.

Первые лучи весеннего солнца разбудили нас задолго до сирены.

– Ты такая красивая, – хриплым спросонья голосом сообщил Гасион. Точно издевается. Я вырвала у него свою руку, застонала и накрыла лицо подушкой. Мой организм в последние пару суток держался на волшебном кофе поведенческого сектора и силе воли. Так себе, надо сказать, держался. Немного падал. Вылазка на третий уровень, в буквальном смысле лишившая будущего, пробежка с грязной иглой возле шеи, шестнадцать часов неведения, сыворотка правды и постоянная угроза жизни. Короче говоря, я еще пару дней назад стала бояться зеркала.

– Да что случилось?! – возмутился он.

– Ничего, просто комплименты нужно говорить так, чтобы в них можно было поверить, – пробормотала я, все также закрывая лицо руками. Гасион поднялся с пола и навис надо мной. Он бережно отвел мои ладони от лица и заглянул в глаза. Я зажмурилась, ибо это был очевидный акт насилия над личностью.

– Ника, ты самая красивая. Для меня. Навсегда, – прошептал он. Я со всей силы ударила его под дых.

– Сволочь, тебе жить осталось три месяца, – прошипела я.

– Зато не соврал, – простонал Гасион, давясь то ли от смеха, то ли от боли.

Я посмотрела на часы. До сирены оставалось двадцать минут. Самый сумасшедший и, скорее всего, последний день моей жизни начинался.