1859 год. Долина Напа

Генри Дана остался погостить на ранчо Джорджа Юнта на несколько дней. Старый фермер казался ему настоящим кладезем историй о великих путешественниках. Биография Гласса, которую Юнт умело переплетал с тысячей других историй, и вовсе завораживала. Моряк, пират, индеец… Эта история вполне могла посоревноваться с биографией легендарного Джона Колтера, которую вот уже несколько десятилетий подряд не уставали пересказывать во всех бара Дикого Запада.

В первый же день Юнт повел писателя знакомить со своими угодьями. Всего за несколько лет Джордж Юнт умудрился превратить никому не нужные земли в настоящий город. Здесь исправно работала лесопилка, на которой трудилось несколько десятков человек. В другой части долины работал завод по переработке зерна. Огромная территория была отдана под виноградные угодья. Причем на урожай, судя по всему, владелец ранчо не жаловался. Во всяком случае по приезде жена Юнта угощала его молодым вином, явно собственного приготовления. Оставалось загадкой одно: как этот прирожденный фермер умудрился много лет скитаться по диким землям?

– В те годы все считали, что трапперство – отличный способ разбогатеть. Единственно возможный, – пояснил Джордж Юнт. – Вернее, я стал охотником на исходе этой моды, как и Гласс.

Первопоселенец долины Напа вновь пустился в воспоминания. История пушного промысла началась с основания небольшого города Сент-Луис. Отсюда началась знаменитая экспедиция Льюиса и Кларка. Впоследствии именно здесь обосновался обосновались Мануэль Лиза, основатель «Пушной компании Миссури» и Джон Астор, знаменитый британский выскочка сумевший благодаря своей «Американской пушной компании» вскоре стать одним из богатейших людей Штатов.

 

Глава 1. Сент-Луис

Сент-Луис в те годы служил прибежищем для самого разного сброда. Поначалу здешняя публика казалась очень похожей на людей с острова Галвестон, да и на Филадельфию времен детства Гласса тоже. Здесь было очень много беглых рабов, недавно переквалифицировавшихся в трапперов. Не меньше было и тех, кто с радостью доставит рабов их законным владельцам, за что получит хорошую награду. Причем доставить раба хозяину мог точно такой же беглый раб. Не меньше тут было и беглых преступников. В те годы тюрьмы охранялись плохо, и бежал оттуда чуть ли не каждый второй. Пересечение границ штатов автоматически снимало все обвинения.

Городом в полном смысле этого слова Сент-Луис можно было назвать с большой натяжкой. Местное население в первой четверти девятнадцатого века едва ли превышало тысячу человек. В те годы жив был еще основатель города Огюст Шуто – политик, бизнесмен, один из самых прославленных в истории торговцев мехом. В конце XVIII века, с большим трудом добившись разрешения на торговлю с коренным населением, то есть с индейцами, он вместе со своим другом организовал на берегах Миссури свое предприятие, а рядом с ним небольшое поселение для рабочих.

Выгодное географическое положение привлекало в Сент-Луис все новых людей. Город был основан на берегу Миссисипи, рядом с местом ее слияния с рекой Миссури. Именно здесь процветал бобровый промысел, поэтому поселение постепенно превращалось в город. Небольшой и не самый процветающий городишко имел важное стратегическое значение, поэтому привлек к себе внимание англичан. Вместе с другими добровольцами Шуто принимал активное участие в защите города, за что и заслужил особое расположение властей, а вскоре после 1816 года отошел на покой. Жена и дети уговаривали его переехать из этой глуши в более подобающее их финансовому положению место, но Шуто всем сердцем любил эти хмурые пейзажи Великих Равнин, поэтому наотрез отказался переезжать отсюда.

По-настоящему разросся город всего за несколько лет до того, как сюда прибыл Гласс. Случилось это в 1803 году, когда в город приехали Мэриуэзер Льюис и Уильям Кларк. Именно отсюда началась знаменитая экспедиция Льюиса и Кларка, спустя двадцать лет превратившаяся в легенду о храбром Джоне Колтере и кучке других безумцев, бросивших вызов Дикому Западу Америки.

В 1803 году по приказу третьего президента США Томаса Джефферсона личный секретарь президента Мэриуэзер Льюис бросил клич о начале самой крупной экспедиции за всю историю. Основной ее целью было освоение диких территорий, поиск торгового пути к Тихому океану. То есть по факту целью Льюиса было узнать, что же все-таки принадлежит Штатам после покупки Луизианы. Территории эти вызывали массу политических разногласий, хотя никто и понятия не имел о том, что это за земли, да и стоят ли они всех этих проблем с Испанией и Великобританией. Вполне могло оказаться, что не стоят. Эти земли принадлежали коренному населению США – индейцам, а далеко не все они были настроены вступать в переговоры с неизвестно откуда взявшимися здесь белыми людьми. Даже более того, большинство из них были настроены на войну, меньшинство рассчитывало обокрасть белых и пустить их нагишом до самого Тихого океана, как и заказывали.

Впрочем, все эти глобальные цели мало кого могли вдохновить на несколько лет скитаний по землям, куда еще не ступала нога белого человека. Да и инвесторов на подобное предприятие найти было бы сложновато. Просто открывать новые земли – дело, конечно, благородное, но совершенно не прибыльное. А вот пушной промысел тогда только зарождался. Бобровые шкурки были на вес золота, если не дороже.

Именно возможность подзаработать на пушнине привлекла целый отряд искателей приключений. Сорок три добровольца приехали в Сент-Луис в 1803–1804 годах. Местные жители по большей части подсмеивались над ними или же попросту крутили пальцем у виска. В конце концов, можно было бы и более легкий способ самоубийства найти. Они ведь даже не знали, что их ждет. Никакой карты начиная с реки Платт просто не было, туда никто не ходил, рисовать карты было некому. Ходили слухи о том, что ровно середину пути экспедиции перерезают гигантские горы, через которые просто невозможно пройти, но так ли это на самом деле или это страшные сказки индейцев, никто не знал.

14 мая 1804 года началась история покорения Дикого Запада. Великий мечтатель двадцати девяти лет, личный секретарь президента Мэриуэзер Льюис, отчаянный искатель приключений и сослуживец Льюиса тридцатичетырехлетний Уильям Кларк со своим верным чернокожим рабом Йорком, доставшимся ему в наследство еще в детстве, стали сердцем этой экспедиции. Практически все сорок три члена экспедиции были членами армии США, поэтому Кларку пришлось приврать насчет своего звания, чтобы его тоже почитали за главного. Сержанты Чарльз Флойд и Джон Ордуэй, рядовые Джон Коллинз, Хью Холл, Александр Уиллард, Мозес Рид, Джордж Шеннон и пр. Перед самым началом похода в экспедицию попросился рейнджер Джон Колтер. Веселый и совершенно не понимающий того, что его ждет на пути к Тихому океану, он все-таки умудрился убедить Льюиса записать его в корпус Открытий (так Льюис назвал свой отряд).

Подготовка шла долго и тщательно. Поскольку их ждали неизведанные земли, неясно было и что нужно брать с собой. С одной стороны, багаж должен быть минимальным, с другой – нужно было собрать достаточно провизии, оружия, исследовательского материала и подарков для индейцев. Также президент распорядился изготовить для экспедиции специальные медали мира, которые предполагалось дарить вождям дружественных племен индейцев.

Наконец две баржи и несколько каноэ были загружены до предела, и сорок три человека во главе с Льюисом и Кларком отправились в путь. Первой остановкой стал форт Сент-Чарльз. Здесь корпус Открытий пробыл чуть меньше недели, после чего отправился вверх по Миссури. Поначалу этот великий поход больше напоминал веселое приключение, нежели великое путешествие. Они прошли реки Осейдж, Канзас, Платт и в июле 1804 года вскоре должны были ступить на землю опасных и суровых индейцев сиу.

Оставшись на ночлег, корпус Открытий вконец расслабился. Льюис хотел побыть в одиночестве и ушел вглубь леса, а остальные достали невесть откуда взявшийся алкоголь. Моментально выпив все, что хотя бы теоретически могло гореть, люди корпуса пришли в добродушное и миролюбивое состояние. Тяготы походной жизни уже не казались им такими уж страшными, а перспектива доплыть до Тихого океана почему-то стала вполне реальной. К сожалению, алкоголь далеко не на всех действует одинаково. Сержант Джон Ордуэй выпил лишнего и стал говорить всем все, что он о них думает. Колтера он недолюбливал с самого начала их пути. Он казался каким-то скользким типом. Да и к тому же всего лишь какой-то там рейнджер.

Когда Мэриуэзер Льюис вернулся к лагерю, то застал чудную картину: Колтер и Ордуэй дрались не на жизнь, а на смерть, остальные радостно глазели на происходящее, а Кларк мирно спал в лодке.

Организатор экспедиции пришел в бешенство. От его криков все немного протрезвели. Инцидент вроде бы был исчерпан, но Колтер и Ордуэй навсегда впали под опалу Льюиса.

Поскольку, несмотря на рейнджерство, Колтер совершенно не умел стрелять и к охоте был не приспособлен, его стали засылать на разведку. В его задачи входил поиск удачных мест для охоты и переговоры с индейцами. Вот что-что, а договариваться он умел. Пару раз этот его талант спас весь корпус от неминуемой гибели.

Вплоть до середины осени они двигались согласно заранее намеченному маршруту. Не считая нескольких незначительных стычек с индейцами, особенных неприятностей не наблюдалось. Разве что члены экспедиции все больше разочаровывались в самом мероприятии. Льюис день за днем говорил свои пламенные речи о том, какое значение имеет их поход для правительства Штатов, что они обязаны найти водный путь к побережью Тихого океана, ибо только так Штаты победят в этом вечном противостоянии между Испанией и Великобританией, и прочее. О возможностях подзаработать он говорил все реже, а это настораживало.

Индейцы в основном относились к корпусу миролюбиво. Во-первых, потому, что у корпуса было полно оружия, а значит, преимущество было не на стороне индейцев, а во– вторых, потому, что Льюис дарил всем индейцам самые разнообразные подарки и торжественно вручал медали мира.

В сентябре они добрались до земель индейцев Лакота. Вождь племени пустил всех своих воинов защищать земли. Уильям Кларк отправился на переговоры с вождем, взяв с собой человека, кое-как разговаривающего на одном из языков индейцев. Знаний переводчика оказалось явно недостаточно. Он понимал лишь незначительную часть слов вождя. Тем не менее переговоры увенчались относительным успехом. Индейцы потребовали огромное количество пороха, провизии и других товаров за возможность корпуса отправиться по отрезку реки, принадлежащего индейцам Лакота. Ночью индейцы напали на корпус. Атаку удалось отразить, но на следующий день сумма, требуемая вождем, возросла втрое.

Эта тихая война продолжалась чуть более недели, но закончилась безоговорочной победой корпуса Открытий.

Постепенно они приближались к неизведанным землям. По словам индейцев, вскоре они должны были достигнуть Скалистых гор, преодолеть которые человеку не под силу. Даже оптимистично настроенный Льюис понимал, что в чем-то они правы. Приближалась зима. Они не знали, куда идти. Впереди их ждали незнакомые земли, племена, которые говорили на незнакомых языках и настроены были совсем не дружелюбно, неизвестное количество дней пути. С таким раскладом, пожалуй, преодолеть Скалистые горы действительно не под силу даже корпусу Открытий.

Вскоре после пересечения владений племени Лакота корпус вошел на земли племен Хидатса и Манданов. Оба племени отнеслись к туземцам более чем дружелюбно. Манданы даже предложили остаться у них в лагере на какое-то время.

Льюис отправил отсюда вести в Сент-Луис и задумался над тем, что ему делать дальше. Зима обещала быть холодной, а его люди уже изрядно подустали от походной жизни. Несколько человек мучились от сыпи неизвестного происхождения, месяц назад умер его давний товарищ Чарльз Флойд. Умер он от перитонита, образовавшегося на базе воспаления аппендикса, спасти бы его вряд ли удалось, но дух команды это сильно подорвало.

– Вы можете остаться здесь на зиму, – спокойно и величественно заявил вождь манданов. Мнения Льюиса, кажется, уже даже никто не спрашивал. Все были счастливы хоть пару месяцев пожить в относительно человеческих условиях. Хотя уклад жизни манданов был мало похож на жизнь в Сент-Луисе, все-таки здесь были теплые земляные дома, вдоволь еды и воды.

Льюис поселился в доме вождя. Здесь же ему выделили отдельную комнату для работы. Здесь он по несколько часов в день вел записи в своем дневнике. Президент просил узнать и записать о землях Дикого Запада как можно больше. Причем интересовало его все: какие здесь обитают животные, какая растительность, почва, есть ли плодородные земли и прочее.

– Можно к вам? – поинтересовался уже вошедший в комнату человек. Льюис нехотя оторвался от своих записей и уставился на гостя. Это был европеец, причем очень неприятного вида. Одутловатое лицо выдавало в нем любителя выпить, грузная фигура говорила о том, что посетитель значительно старше Льюиса. Сильно заношенный сюртук делал его похожим на старую, больную луговую собачку, коих здесь водилось великое множество. В своих дневниках Льюис обозвал этих животных тявкающими белками, но суть от этого не менялась.

– Переводчик Туссен Шарбонно к вашим услугам, – насмешливо поклонился гость. – Вы не будете отрицать, что для продолжения пути вам понадобиться переводчик?

– Не буду, – настороженно ответил Льюис.

– В таком случае у меня есть для вас предложение, от которого вы просто не имеете права отказаться, – весьма самонадеянно заявил Шарбонно. – Я знаю несколько наречий индейцев и готов с вами сотрудничать. Более того, волею судьбы я выиграл у хидатса себе жену, она из шошонов, знает несколько наречий, утверждает, что она дочь вождя шошонов, но вы не обращайте на этот бред особенного внимания. За скромное жалованье в тысячу долларов, а также небольшое имение по возвращении в Сент-Луис, мы готовы сопровождать вас в пути.

– Пятьсот, – достаточно резко ответил Льюис. Шарбонно был прав, его услуги были жизненно необходимы корпусу Открытий, но вид Туссена был столь отвратителен, что вежливо разговаривать с ним не хотелось. – Пятьсот, и я хочу познакомиться с твоей женой.

Шарбонно попытался поторговаться, но, увидев, что ничего не выйдет, согласился на пятьсот долларов и обещал на следующий день привести с собой жену. Обещание он свое выполнил. Наутро явился с новой женой.

В комнату вошла совсем юная девушка лет шестнадцати со скорбным и решительным выражением лица. Свободное платье девушки не смогло скрыть сильно выпирающего живота.

– А ничего, что она беременна? – весьма бесцеремонно спросил Льюис. Его настолько поразил вид столь юной и прекрасной особы рядом с этим отвратительным типом, которому, судя по всему, было глубоко плевать на ее жизнь.

– Ну, так и родит скоро. Думаете, у меня она одна такая? Да их тут как грязи, если что, еще найду, – противно расхохотался Шарбонно.

– Сакагавея, – тихо и величественно представилась девушка.

«4 ноября 1804 года. К нам заходил француз по имени Шарбонно, который говорит на языке большебрюхих, он хотел наняться и сообщил, что его две скво были из индейского племени шошонов, мы наняли его, чтобы он пошел с нами и взял одну из своих жен для перевода с шошонского» (Мэриуэзер Льюис).

Уильям Кларк вместе со своим верным рабом Йорком поселился в соседнем доме. Узнав о том, что у них появится свой переводчик, да еще с женой из числа шошонов, он пришел в полный восторг и тут же вознамерился познакомиться со странной парой. Юная Сакагавея очаровала его, а Шарбонно привел в ярость. Туссена совершенно не волновало, что у него скоро родится сын, равно как его не волновало и состояние здоровья Сакагавеи.

Несколько месяцев в поселении манданов Кларк и Сакагавея постоянно общались. День ото дня девушка восхищала его все больше. Когда родился ребенок, он первым рвался его увидеть и впоследствии при любой возможности старался помочь Сакагавее с сыном. Девушка, правда, любую помощь воспринимала как угрозу нападения. Об этом Льюис подробно написал в своих дневниках.

Раб Кларка Йорк за эти несколько месяцев превратился в истинного мандана. Все индейцы с особым интересом относились к появлению темнокожего Йорка, нередко его принимали за индейца. Члены корпуса Открытий считали его своим, но все же именно у манданов Йорк в полной мере ощутил, что значит быть свободным человеком. Джон Колтер тем временем заскучал. Ему виделось, что путешествие будет диким и опасным, и вот они сидят в теплом доме, возле уютно потрескивающего костра, и рассказывают страшные истории, пока на улице бушуют дикие морозы. В ту зиму температура опускалась до немыслимых в здешних краях минус тридцати градусов по Цельсию.

Все рано или поздно приходит к концу; отступили и холода. Уже в начале марта погода стала вполне приемлемой для продолжения пути. Льюис, который не меньше Колтера изнывал от скуки и бездействия, тут же объявил дату отправления в путь – 13 марта.

В назначенный день все сорок два члена экспедиции, а также Туссен Шарбонно и Сакагавея, собрались возле двух пирог и нескольких каноэ. Путь предстоял неизведанный, тяжелый и опасный. Миссури в этих местах извивалась, словно змея перед тем, как ужалить, пороги здесь были огромные, а течение быстрое. И все же путь нужно было продолжать по воде, ведь именно в этом и состояла их главная задача.

«13 марта 1805 года. Наша флотилия состоит из шести каноэ и двух больших пирог. Это не флот Колумба, но на него поместилось все, что нам нужно. Мы наняли француза Шарбонно и одну из его жен – индианку Сакагавею из племени Шошона – совсем девочку. Она несет в мешке за спиной своего двухмесячного сына Жана-Батиста. Команда прозвала его Помпа. Кларк питает к нему особую слабость. Надеюсь, Сакагавея будет нашим переводчиком. Все люди здоровы и рвутся вперед, хотя даже воображение не может нарисовать картин будущего. Ведь мы входим в мир, куда не ступала нога цивилизованного человека. Этот момент отплытия в неизвестное – счастливейший момент моей жизни» (Мэриуэзер Льюис).

Никакие уговоры не могли заставить Сакагавею отдать своего ребенка нести кому-то еще, хотя Уильям Кларк то и дело порывался помочь девушке. Туссен Шарбонно не одобрял такого поведения и даже несколько раз подходил к Кларку и высказывал ему:

– Ты относишься к ней, как человеку, а они этого не понимают. Уж поверь мне. Они созданы, чтобы помогать нам, как коровы, козы там… – говорил он. Порой цинизм в его речах поражал даже бывалых трапперов.

Сакагавея мужественно переносила все невзгоды и по большей части молчала. Остальные члены корпуса явно приободрились. Земля здесь была живописная, а пушного зверя водилось невиданное количество. Чуть ли не каждый день они охотились то на бобра, то на лося. Это увлечение не сошло им с рук. Несколько раз члены экспедиции нарывались здесь на медведя, но, завидев величественного зверя, они тут же ретировались подальше. Несколько удачных охот и опыт жизни с индейцами воодушевил отряд настолько, что они решились на опасное и глупое развлечение – охоту на медведя. Выследив медведя гризли пегой окраски (Льюис в своих дневниках обозвал его «белым медведем»), они решили подкрасться к нему и расстрелять, подобно тому, как индейцы закалывают крупного зверя своими копьями или расстреливают из лука.

Один из членов экспедиции, обычно тихий и незаметный Хью Макнил, оказался на расстоянии вытянутой руки от медведя. Гризли заметил его, и раздался один из самых опасных звуков в мире – рык медведя. От страха Макнил попятился и свалился в реку. Он тут же отчаянно задвигал руками и ногами, желая уплыть от медведя, но гризли плавал значительно лучше незадачливого траппера.

Все остальные члены отряда на минуту впали в оцепенение. Наконец один из трапперов, веселый и незадачливый Джон Колтер, сообразил перезарядить винтовку и выстрелить в медведя. Он попал точно в цель, что с такого расстояния, казалось бы, практически невозможно.

Раздался робкий хлопок, и уже через секунду все аплодировали Колтеру.

«5 мая 1805 года. Мы проходим мимо лесистых берегов, на которых охотится, судя по рассказам, слышанным нами в Мендене, злобное племя Осинибоинз. Но пока наш единственный враг – Миссури. Что за река? На ней через каждую милю пороги, и она несется, подмывая высокие песчаные берега, которые иногда обрушиваются прямо перед нашими лодками вместе с прибрежными деревьями. Нечего и думать отправлять кого-то назад. Да и люди здесь нужны все до одного. Все они с утра до ночи живут в мокрой одежде, гребут иногда под снегом, который идет, несмотря на май месяц. Но они хотя бы не голодны. Река кишит бобрами, а прибрежные леса полны дичи. Лоси, олени. А недавно мы решились подстрелить чудовищного медведя. Охотились на него, как индейцы – группой» (Мэриуэзер Льюис).

Спустя несколько дней случился еще один инцидент, связанный с неудачной охотой. Отряд остановился на берегу Миссури, и несколько человек отправились на охоту. Мэриуэзер Льюис не пошел с остальными. Спустя пару часов он решил отлучиться по личной надобности.

Чья-то тень промелькнула в кустах, и охотник принял ее за лося в кустах. Прицелившись, траппер выстрелил. Слава Богу, стрелок из охотника был паршивый. Пуля прошла насквозь, оставив небольшую царапину на ноге Льюиса.

После этого инцидента Льюис стал запрещать своим людям охотиться. Запреты эти особенного эффекта не имели. Люди продолжали выслеживать бобров, лосей и бизонов; медведей, правда, все-таки обходили стороной.

Встреченные на пути племена индейцев при виде Сакагавеи тут же расплывались в улыбке. Даже самые осторожные и враждебно настроенные к белым индейцы при виде краснокожей девушки с ребенком разрешали корпусу Открытий пройти по их землям.

Всем дарили медали мира, которые должны были свидетельствовать о том, что индейцы поддерживают власть Штатов в этом регионе. Названия племен Льюис добросовестно вписывал в дневник. Впоследствии именно по этим записям определяли дружественные к Штатам народы, что естественно, было ошибкой. Индейцы хорошо относились к Сакагавее, терпели отряд Льюиса и Кларка, но это вовсе не значило, что они так же отнесутся и к другим белым людям на их землях.

«10 мая 1805 года. Страна по обоим берегам райски красива. Это холмистые луга, покрытые таким количеством цветущих трав, каких я не видел за всю свою жизнь. Они простираются, насколько хватает глаз. И, насколько хватает глаз, не видно, до самого горизонта, ни куста, ни дерева. Но равнина эта таит опасность. Уже чуть отдалившись от реки, ты теряешь представление о времени и пространстве. И одиночество твое безмерно» (Мэриуэзер Льюис).

Туссен Шарбонно хуже всех переносил тяготы походной жизни. Он был уже слишком стар и слишком любил вкусную еду и удобства. В отряде он по большей части служил поваром. Готовка его увлекала, а вот необходимость грести по Миссури он считал чудовищной несправедливостью. Он ведь переводчиком нанимался, а не гребцом. Тем вечером они не заметили приближения грозы. Все произошло слишком быстро, чтобы успеть среагировать. Буквально в одну минуту небо над ними почернело, а река взметнулась новым, особенно крутым порогом. Туссен Шарбонно, Сакагавея с Жан-Батистом за спиной и еще двое членов экспедиции плыли в небольшом каноэ. Порог они прошли, но впереди замаячила новая, еще более крутая ступень. Вдобавок ко всему подул резкий ветер и с неба хлынула вода. Дождем это было нельзя назвать: ливень буквально выстроил стену между каноэ и другими лодками отряда. Они быстро потеряли всех из вида. Все вокруг что-то кричали. Туссен неосторожно махнул веслом, и каноэ накренилось под опасным углом. Сакагавея решительно встала, не обращая внимания на маленького Жан-Батиста за спиной, и с силой оттолкнуло Шарбонно. Девушка выхватила весло из рук мужа и с удивительной ловкостью выправила каноэ. Она гребла ровно до тех пор, пока ливень не закончился и вдалеке не показались уже успевшие встать на мель лодки других членов отряда.

Поступок Сакагавеи члены экспедиции сочли за подвиг. Естественно, единственным человеком, который не оценил поступок девушки, был ее муж. Туссен отвел ее в сторону и с силой ударил у всех на глазах. Он считал, что ее надо проучить за неподобающее отношение к мужу. Уильям Кларк такого уже допустить не смог. Он накинулся на Туссена с кулаками и избил его. Верный Йорк сумел растащить двух сцепившихся мужчин. Отдышавшись, Туссен вдруг встал и сказал:

– С меня хватит, разбирайтесь дальше сами. Сакагавея, за мной, – сказал он и решительно направился вглубь леса, окаймлявшего берега Миссури. Девушка тяжело поднялась и со скорбным видом побрела вслед за мужем. Несколько минут все молчали, а потом Уильям Кларк решительно зашагал в ту же сторону, куда удалились Туссен с женой.

Льюис опешил от такого поведения друга. Ничего не оставалось, нужно было сделать привал. Ночь они провели в тревожном ожидании Кларка. Более всего переживали Льюис и Йорк. Когда хмурые берега Миссури осветил рассвет, Йорк поднялся и сказал, что должен найти и привести Кларка. Льюис не стал спорить.

Их не было два дня. Мэриуэзер уже было собирался продолжить экспедицию, хотя даже малейшего представления не имел о том, куда ему идти. Наконец все пятеро показались из леса: Сакагавея с Жан-Батистом, Туссен Шарбонно, Уильям Кларк и Йорк.

Шарбонно мрачно оглядел всех, извинился за произошедшее. В качестве примирительного жеста он взялся приготовить свое фирменное блюдо – колбасу из мяса бизона. Благо мяса этого у отряда было предостаточно.

Дни бежали подобно реке Миссури – слишком быстро для жизни. Вдали замаячили пугающие очертания Скалистых гор. Льюис и Кларк были поражены их величием. Острые пики гор буквально пронзали небо. Казалось, человеку не под силу покорить их. Во всяком случае, с таким количеством снеди это сделать было невозможно. Без лошадей к тому же.

Пейзажи тут сменились. Причем эти изменения не были так уж заметны невооруженным глазом, а вот опытным охотникам было ясно – долго они здесь не протянут. Тут водилось очень мало дичи, а съестные запасы у отряда были уже на исходе. Люди стали слабеть и болеть. Тяжелее всех приходилось Сакагавее. Девушка так и не оправилась от грозы и пары ночевок в лесу. Она заболела и день ото дня чувствовала себя все хуже. Уже через неделю она не могла даже подняться. Льюис стал всерьез опасаться за ее жизнь. А ведь именно от нее зависела судьба всех участников экспедиции. Чтобы преодолеть Скалистые горы, им необходимо было добыть лошадей. Сделать они это могли только у племени шошонов, только вот где эти шошоны живут, знала одна Сакагавея. И только она могла договориться с индейцами могущественного племени.

– Нужна настойка из опиума, – со знанием дела заявил Йорк, когда дела были уже совсем плохи. Спорить никто не решился. Отряд остановился на привал, и в течение трех дней Йорк и Уильям Кларк боролись за жизнь девушки всеми доступными им способами. В своем дневнике Уильям Кларк во всех подробностях описал то, как лечил девушку. То ли помогла настойка, то ли просто Сакагавея слишком нужна была экспедиции, чтобы умереть здесь, в местах, знакомых ей с детства.

Девушка пошла на поправку, и отряд двинулся в путь. Спустя пару дней они достигли места, где Миссури распадалась на три рукава. Все участники экспедиции в недоумении стали оборачиваться в сторону каноэ с Льюисом, Кларком, Сакагавеей, Жан-Батистом и Шарбонно. Те никак не реагировали. Наконец Льюис махнул рукой в сторону берега. Решили сделать привал.

– Ты знаешь, куда нам идти? – как можно более мягко поинтересовался Уильям Кларк у девушки.

– Я помню эти места, я была здесь в детстве, – чересчур решительно ответила девушка и замолчала. Она пристально вглядывалась в каждый из протоков Миссури. Это гнетущее молчание длилось минут пятнадцать, пока, наконец, девушка не указала рукой на самый дальний от них рукав реки.

Льюис сомневался в том, действительно ли Сакагавея вспомнила это место, а не просто ткнула пальцем в небо, вернее, в реку. В любом случае выбора не было. Она была единственным человеком, который имел хоть малейшее представление о здешних местах.

«18 июля 1805 года. Горы, которые мы видим впереди, явно тот самый водораздел, за которым реки уже текут в Тихий океан. Но Миссури, кажется, никогда не кончится. Она вьется и вьется в бесконечных каньонах и никаких следов шошонов. Я тревожусь, что мы не перейдем горы до зимы. Люди наши болеют. От жары, от усталости. Их ноги изрезаны ядовитым терном, кожа покрыта сыпью. Вчера река разделилась на три одинаковых рукава. Мы пошли по тому, который указала Сакагавея. Не ошиблась ли она? В последний раз она была здесь ребенком. Если мы не найдем шошонов и не купим у них лошадей – мы погибли.

9 августа. Вчера около полудня Сакагавея вдруг вскрикнула, затанцевала, засмеялась, начала посасывать пальцы в знак радости и указывать мне на один из утесов над рекой. Я взглянул и увидел индейского война на коне. Шошон! Я три раза взмахнул пледом в знак мира и стал выкрикивать слово, выученное у Сакагавеи, – табабоне! табабоне! Что значит: белый человек. Воин постоял минуту, повернул коня и скрылся. Завтра беру троих человек и иду по его следу. Я должен найти шошонов, иначе нам конец» (Мэриуэзер Льюис).

Почти три недели тревожного ожидания лишили Льюиса столь необходимой здесь осторожности, а заодно и выбили из головы те несколько слов на языке шошонов, которые его заставила выучить Сакагавея. «Табабоне» на языке этого народа означало не «белый человек», а «чужой», то есть «враг».

По вполне понятным причинам индеец, которого они увидели, скрылся из виду. На следующий день Мэриуэзер Льюис, Туссен Шарбонно, Сакагавея с ребенком и Уильям Кларк отправились на поиски шошонов. Остальные члены экспедиции остались ждать их на берегу.

Поиски продолжались где-то неделю. Наконец они набрели на отряд охотников-шошонов, которые были готовы к нашествию белых людей на их землю. Они уже нацелили на них луки и готовы были ринуться в бой. Шарбонно несколько раз порывался сбежать, но Кларк цепко держал его за плечо.

Когда они приблизились вплотную, воцарилось какое-то гнетущее молчание, которое вдруг прервалось диким радостным визгом Сакагавеи. Она буквально повисла на шее индейца. Вождь шошонов оказался братом Сакагавеи. Та сцена произвела на Льюиса сильное впечатление.

«17 августа 1805 года. Встреча этих людей была по-настоящему трогательна, особенно между Сакагавеей и индианкой, которая попала в плен в одно время с ней, потом бежала от миннетари и вернулась к своему народу» (Мэриуэзер Льюис).

Естественно, шошоны с распростертыми объятиями приняли у себя всех членов экспедиции Льюиса и Кларка. Они накормили их, дали ночлег и согласились продать столько лошадей, сколько потребуется. Вдобавок ко всему Сакагавея поклялась, что прекрасно помнит все здешние места.

Время поджимало, идти через горы зимой было бы величайшей глупостью, поэтому очень скоро пришлось вновь отправляться в путь. Дорога через Скалистые горы чуть не убила их. Вместо недели пути, на которую рассчитывал Кларк, и трех дней, на которые надеялся Льюис, они долгие недели шли по узким, скользким тропам. Ширина иных дорог едва превышала десяток сантиметров. С одной стороны – скала, с другой – обрыв. А слишком рано начавшиеся дожди превращали дорогу в настоящий грязевой каток.

И все-таки они преодолели этот путь. Спустя год пути они все-таки достигли побережья Тихого океана. Льюис был восхищен и поражен. Более прагматичный Кларк понимал, что, несмотря на то, что они благополучно добрались до океана, своей задачи они не выполнили. Никакого водного пути к океану просто нет. Торговлю наладить будет невозможно, а значит, и все их мучения гроша ломаного не стоят.

«19 ноября 1805 года. Мы дошли до западного океана. У меня духу не хватает назвать его Тихим. За все наше пребывание вблизи него мы не видели ни одного тихого дня. Его пенные воды налетают на камни и скалы с такой яростью, что, кажется, вот-вот разобьют их вдребезги. Тихий? Бушующий и ужасный!» (Мэриуэзер Льюис)

Экспедиция добралась до реки Колумбия, и Уильям Кларк решил отправить нескольких особенно ловких трапперов на разведку. В числе небольшой группы был и Колтер, выбранный не столько по причине ловкости и скорости, сколько из-за того, что Льюис на дух его не переносил. Несмотря на все заслуги Колтера в экспедиции – а тот не раз и не два помогал им договариваться с племенами и даже вручал медали мира, – Льюис не переваривал вида этого человека. Джон Колтер отправился на исследование местности, которая сегодня относится к штатам Орегон и Вашингтон.

Сакагавея не подвела и на этот раз. Обратный путь пролегал по другим тропам. Несколько раз именно она указывала нужные пути через Скалистые горы. По дороге они встречали уже другие племена индейцев. Более всего Льюиса впечатлили плоскоголовые. Люди этого народа имели особую, вытянутую форму черепа, которой они добивались с помощью чудовищной пытки: детей клали меж двух досок, зажимали голову и давили, благодаря чему у них изменялась форма черепа. Эти люди считали, что таким образом люди становятся по-настоящему достойными членами общества: умными, смелыми и решительными.

По дороге обратно оказалось, что Сакагавея беременна вторым ребенком. Поговаривали, что его отцом был не Шарбонно, а Кларк. Последние месяцы пути дались девушке особенно тяжело.

За неделю пути до ставшего им родным селения манданов их догнали Джон Колтер с двумя приятелями, исследовавшими побережье Тихого океана. Команда была рада встрече старых товарищей. Они стали радостно приветствовать их, обниматься и подшучивать друг над другом. Когда на стоянку вернулся Льюис, исследовавший здешние места, все замолчали. Трапперы сразу же начали рыться в карманах и доставать клочки бумажек. Льюис непонимающе смотрел на это священнодействие. Охотники стали распаковывать личные вещи. Папки со скомканными, заполненными второпях бумагами прояснили ситуацию. Карты, короткие записи о почве, растительности и животных, населявших вверенную трапперам территорию, буквально заполонили все вокруг. Мэриуэзер Льюис с горящими глазами стал одну за другой хватать бумаги. Он требовал подробностей и уточнений к каждой бумаге. В итоге они просидели чуть ли не до утра. Каждый раз, когда Льюису попадалась карта, составленная Колтером, Мэриуэзер недоверчиво поднимал глаза и спрашивал:

– Ты хочешь сказать, что здесь действительно обрыв? Да не может этого быть, тут озеро.…Опять нашел каких-нибудь индейцев и проторчал у них все дни, а потом нарисовал картинки из головы?

С легкой подачи Льюиса сведениям Колтера доверять было не принято. Джон всегда предельно точно рассказывал о том, что важно, но не упускал возможности приукрасить события, которые уже не имели принципиального значения для отряда. Поэтому истории у него всегда были такими, что в них просто невозможно было поверить.

На сей раз Колтер обиделся не на шутку. Он убил на это чертов месяц, а в результате ничего, кроме насмешек в свой адрес, не получил, даже обещаний о прибавке к жалованью не было. Только пламенные речи о судьбах Америки, как и всегда.

Спустя неделю пути они добрались до селения манданов. Сакагавея была безумно рада вновь увидеть брата. На сей раз, правда, радость эту омрачал тот факт, что с братом ей вскоре придется расстаться, и теперь уже навсегда. Шарбонно не собирался оставлять жену здесь.

Когда первые восторги от появления трапперов поутихли, Льюис заметил в толпе два новых лица. Он опешил от неожиданности: это были два белых человека, судя по всему, трапперы. Во всяком случае, одеты они были соответствующе.

– Откуда вы? – опешив, поинтересовался Кларк.

– С фронтира, на пушного зверя охотимся, – пожал плечами тот, что выглядел постарше.

Это были трапперы Форест Хэнкок и Джозеф Диксон. Они вот уже пару лет как занимались добычей пушного зверя. За это время они успели сколотить небольшое состояние и подумывали открыть свое дело. Для этого требовалось лишь несколько удачных сделок и удача в охоте. Колтер моментально нашел общий язык с трапперами и ко времени отправления из селения манданов твердо решил, что не пойдет с остальными в Сент-Луис. Он им не нужен, а они – ему.

Диксону и Хэнкоку было по пути с корпусом Открытий, и выдвинулись они вместе. Приблизительно к середине августа они дошли до селения хидатса, где и решили задержаться.

– Дальше пойду с ними, хоть подзаработаю на пушнине немного, – сообщил Колтер Льюису. Мэриуэзер неожиданно серьезно кивнул. У хидатса корпус пробыл пару дней и двинулся дальше, оставив трех вольных трапперов позади.

На этом история великого Джона Колтера только начиналась. Вместе с Диксоном и Хэнкоком он исходил множество троп, но верховья Миссури казались Хэнкоку слишком опасными. Вдобавок ко всему Колтер привык охотиться в одиночку, и наличие двух вечно мешающих и попадающихся под руку людей нестерпимо раздражало. Абсолютное нежелание подчиняться раздражало Хэнкока. В конце концов Колтер и Хэнкок подрались. Такие потасовки случались с ними регулярно, ничего в этом страшного не было, но Колтер больше не намерен был спускать Хэнкоку с рук его откровенно хамское отношение. Тем более дело происходило как раз на стоянке, где Миссури разделялась на три рукава. Колтер помнил эту дорогу и, хоть и приблизительно, знал, как отсюда добраться до Сент-Луиса. Хэнкок и Диксон собирались исследовать берега третьего, пока неизвестного им притока великой реки. Колтер сказал, что с него хватит и дальше он пойдет один. Все равно Диксон и Хэнкок только мешают и в охоте, и по жизни.

Плюнув напоследок, Колтер собрал свои вещи и добытые шкурки и двинулся в путь. Уже через неделю одиноких скитаний он горько пожалел о своем решении. Один в поле, может, и охотник, но уж точно не жилец. Его то враждебно настроенные индейцы засекали, то от медведя приходилось прятаться. Спать он стал очень плохо. Без дозорного сон превращался в бесконечный разговор со страхом и разумом.

Завидев на дороге отряд белых людей, Джон был вне себя от радости. Он стал махать им руками, но в ответ люди только перезарядили ружья и настороженно наставили на него. Побежать не получилось. Пришлось подходить к ним медленно и с поднятыми руками.

– Колтер?! – раздался знакомый голос откуда-то из-за спины невысокого и слишком старого для походов человека, возглавлявшего отряд.

– Поттс? – не веря своим глазам, воскликнул Колтер.

Джон Поттс был участником экспедиции Льюиса и Кларка. Он вместе с остальными покинул тогда селение хидатса и отправился в Сент-Луис. Вскоре после этого корпус Открытий столкнулся с отрядом Лиза, и Поттс тоже решил не возвращаться в Сент-Луис. По его словам, он просто с трудом себе представлял, как сможет жить в большом шумном городе после нескольких лет скитаний по местам, куда не ступала нога белого человека.

Поняв, что Колтер не представляет опасности, охотники тут же опустили ружья, и Мануэль Лиза, командир отряда охотников, принял решение сделать привал. Лиза долго расспрашивал Колтера о том, почему тот решил повернуть обратно и как смог выжить в одиночку в здешних весьма опасных местах. Колтер не очень понимал сути вопросов. Скучно и страшно – это да, опасно – отчего? Не опаснее, чем везде на Диком Западе.

Оказалось, что тут неподалеку живут воинственно настроенные индейцы, скальпировавшие уже изрядное количества людей Мануэля Лиза. После допроса об одинокой жизни Лиза перешел к вопросам о побережье Тихого океана. Он уже слышал многое из того, что сообщил Колтер (Поттс рассказывал), но все-таки были и новые сведения. В те времена, как, впрочем, и всегда, информация могла стоить дороже любых денег, просто потому, что ценные сведения способны были спасти тебе жизнь, а вот деньги – далеко не всегда. Если уж совсем честно, то они здесь и нужны-то не были. Индейцы торговали только бартером: меняли свои товары на ружья и ножи, ну а больше здесь платить было некому.

– Мы идем к Йеллоустону, собираемся строить форт вблизи слияния с Бигхорном. Будем рады, если такой охотник присоединится к нам, – сказал Колтеру Мануэль Лиза.

Джон согласился. Идти в Сент-Луис он, по большому счету, не хотел, просто выхода другого тогда не было.

Колтер и Поттс за несколько лет экспедиции превратились в первоклассных охотников, поэтому путь до Йеллоустона не показался таким уж трудным. Недостатка в еде они не испытывали. Пеший путь по Миссури, а затем и Йеллоустону таил в себе куда меньше опасностей, чем опасные пороги буйных вод Миссури. Спустя пару месяцев они добрались до пункта назначения и приступили к строительству форта Реймонд. Лиза умудрился наладить торговые связи с местными индейцами. К зиме было уже построено несколько небольших домов, в которых вполне можно было перезимовать.

Холодные месяцы жизни в форте дались Колтеру тяжело. Порой он просто не знал, куда себя деть. Лиза много всего слышал о том, что здесь неподалеку живут индейцы кроу, но ни разу их не встречал. Тот факт, что на стройку несколько раз нападали и даже однажды подожгли, говорил о том, что кроу знают о приходе белых людей, а вот Лиза о кроу не знал ничего.

С наступлением марта Колтер вызвался отправиться на поиски кроу. Лиза не возражал. Несмотря на свою любовь к путешествиям в одиночку, Колтер удивительным образом умел находить общий язык с индейцами. Правда, благоразумный Лиза приставил к Колтеру в напарники Поттса. Не желая портить отношения с одним из крупнейших в стране торговцев пушниной, Колтер согласился.

Кроу были кочевниками, славящимися своей любовью к лошадям. Люди большой вороны (так переводится название племени) умели мастерски маскироваться благодаря своим шапкам с чучелом вороны на голове. Шли недели. Иногда Колтеру казалось, что он видел тень гигантской вороны, но им так ни разу и не удалось встретить кроу.

Лишь спустя полтора месяца они вышли на лагерь кроу. Расположен он был на берегу реки Йеллоустон, на очень приличном расстоянии от форта Лиза. Индейцы приняли Колтера и Поттса достаточно гостеприимно. Они выслушали рассказ о строящемся форте, который даст возможность индейцам увеличить свою торговлю во много раз, и пообещали больше не чинить препятствий его строительству. Вождь племени, правда, упомянул, что кроу миролюбивый народ, а вот черноногие точно форту покоя не дадут.

Прожив в лагере кроу чуть больше месяца, Колтер и Поттс покинули его лучшими друзьями индейцев. Небольшие типи из бизоньих шкур и табуны лошадей остались позади. Нужно было возвращаться в Реймонд. Помимо прочего кроу рассказали Колтеру о местах к северу от реки Йеллоустон. Там, по их словам, водилось огромное количество бобров и другой живности. Лелея мечту о богатстве, Колтер вознамерился исследовать эти места. В худшем случае он потом все равно сможет подзаработать проводником по тем местам.

Вернувшись в уже почти построенный форт, Колтер сообщил о своем намерении Мануэлю Лиза. Тот покрутил пальцем у виска, а потом посоветовал хотя бы весны дождаться. Колтер ждать не собирался. Поттс слишком устал от их поисков кроу, поэтому идти с ним отказался.

Джон Колтер пересек американский континентальный водораздел, вышел к озеру Диксон. Здесь действительно водилось много пушного зверя. Бобровые норы были буквально на каждом шагу. Воодушевившись, Колтер продолжил путь через Титон-Пасс… Он преодолел дикое расстояние, пересек современные границы штатов Вайоминг и Айдахо и вышел к величественному озеру Йеллоустон, о существовании которого никто и не подозревал. Зима в том году началась рано. Снег плотным покрывалом укрыл все дороги. Метели продолжались несколько недель. Температура редко поднималась выше минус тридцати. Колтер потерял всякое представление о том, где он сейчас находится. Ему повезло встретить отряд индейцев, выбравшихся на охоту. Те спасли Колтера от гибели и привезли в свой лагерь. Там он пробыл до тех пор, пока температура воздуха не показалась ему пригодной для жизни. Индейцы подсказали ему дорогу, предупредив про загадочную землю дьявола, куда нельзя ступать человеку.

Колтер вышел к реке Шошона на территории современного Вайоминга и побрел по берегу. Холода немного отступили, но для жизни погода явно не подходила. Тем более с учетом того, что ночевать приходилось на голой земле. Поначалу Колтер не заметил перемен в пейзаже. Лишь ступив на неожиданно мягкую, дымящуюся и какую-то бурлящую землю, он осознал свою ошибку. Вот она – земля дьявола. Будто в подтверждение мыслей Колтера земля выплюнула первую струю кипятка. Колтер стал судорожно оглядываться по сторонам, но повсюду был лишь пар от горячей воды, то и дело вырывающейся из адского жерла.

Неизвестно, каким чудом, но Колтер все-таки смог преодолеть фумарольную зону на реке Шошона. Весной 1808 года он, едва живой, добрался до форта Реймонд. Мануэль Лиза уже мысленно похоронил Колтера, поэтому был несказанно удивлен, увидев его возле ворот форта. Он искренне не понимал, почему нельзя было начать опасное путешествие хотя бы весной, а не осенью.

Первые дни в форте Колтер наслаждался достижениями цивилизации и залечивал раны. Он с наслаждением спал на кровати, ел за столом и пил очень много виски. Друзья, желавшие послушать его легендарные байки, не скупились не бесплатную выпивку.

– То есть ты хочешь сказать, что там вход в ад? Земля дымится и струи кипятка из-под ног вырываются? – ехидно интересовались у него друзья, подливая очередную порцию виски.

– Да, я хочу сказать именно это, – твердо заявлял Колтер, со стуком ударяя стаканом о поверхность стола.

Все покатывались со смеху. Мануэль Лиза потребовал по свежей памяти нарисовать карты местности, что Колтер и выполнил. Рассказы о вратах в ад у Лиза тоже вызвали сомнения. Сейчас Колтер казался нормальным, но мало ли что может выкинуть разум человека, который в тридцатиградусный холод многие месяцы брел по берегу реки?

Торговля с кроу потихоньку налаживалась, но все карты путали черноногие, не желавшие признавать белых людей на своей территории.

Однажды Мануэль Лиза объявил о том, что хочет купить у кроу крупную партию лошадей, а для этого желает лично побеседовать с вождем племени. Колтер вызвался отправиться к кроу с этой новостью.

– А с тебя не хватит? – с сомнением поинтересовался Мануэль Лиза

– Я похож на человека, с которого хватит? – усмехнулся Джон Колтер

– Нет, ты похож на придурка, которому мало, – хмыкнул Мануэль Лиза.

До кроу Джон Колтер и Поттс добрались без приключений. Назад они ехали в сопровождении нескольких кроу, в том числе и первого помощника вождя. Неожиданно на них напали черноногие. Бой разгорелся так быстро, что Колтер и Поттс просто не поняли, что произошло, пока Колтера не ранили в ногу. Им удалось скрыться в кустах. Поттс получил легкое ранение в руку, а вот Колтер истекал кровью. До форта оставалось не больше часа пешего пути, но оба они понимали, что Колтер вряд ли успеет добраться, прежде чем истечет кровью.

Поттс крепко-накрепко перевязал рану, и им все-таки удалось дойти до форта. Когда ворота Реймонда открылись, Колтер потерял сознание от боли и облегчения. На несколько месяцев атака черноногих отбила у Колтера всякое желание покидать стены форта. Черноногие вознамерились выжить белых людей со своей территории и предпринимали все новые атаки. Винтовки и пушки пугали индейцев, поэтому к форту подойти они не решались, но практически все, кто выезжал на охоту, либо спасались от индейцев бегством, либо прятались. К весне ситуация немного улучшилась. Нога Колтера зажила, и он уже даже перестал хромать.

Провести жизнь за стенами форта Колтер был не намерен, поэтому с марта 1808 года он стал выезжать на охоту и потихоньку оправлялся от страха перед черноногими.

В мае 1808 года Джон Поттс и Колтер отправились на охоту. Путь их пролегал по реке Джефферсон. На сей раз они заметили неожиданный треск веток со стороны леса.

– Черноногие, – успел шепнуть Колтер Поттсу, и те тут же высыпали на поляну. Один из индейцев повалил Колтера на землю и замахнулся на него ножом. Колтер успел остановить руку индейца и скинуть его с себя. Двое других напали на Джона Поттса. Тот умело справился с одним, а вот со вторым драка затянулась. Когда Колтер обернулся, Поттс уже выхватил нож из рук индейца. Джон со всей силы ударил ножом черноногого, и тот бессильно упал на землю. К этому времени подоспели остальные. Новый виток драки выиграли черноногие. Джон Поттс был убит. Колтер поднял руки вверх и начал пятиться. Индейцы решили не убивать его, а доставить к главе их отряда. Они связали Колтеру руки и потащили за собой, словно барана на веревке. Тело Поттса погрузили на шкуры бизонов и тоже потащили к главе отряда.

Глава отряда велел доставить тело Поттса и еще живого Колтера в лагерь. Там у Колтера на глазах индейцы расчленили тело лучшего друга Джона. Самого Колтера привязали к столбу. Спустя несколько минут к нему подошел вождь. Внимательно осмотрев его, тот поинтересовался о чем-то у своего помощника, кивнул и велел развязать Колтера.

Ничего не понимающий Джон Колтер, морщась, потер запястья и уставился на вождя племени. Тот жестом показал на одежду Колтера. Джон непонимающе изобразил, что снимает одежду. Вождь кивнул. Джон пожал плечами и снял рубаху. За ней последовали штаны и белье. Неловко прикрывая причинные места, Колтер во все глаза уставился на вождя. Индеец кивнул кому-то из своих людей, и мальчик лет двенадцати на ломаном английском объяснил, что Колтеру решили дать шанс на жизнь. Если убежит от черноногих, то будет жить.

Шансов выжить не было никаких. Это была своего рода издевка от вождя, не больше. Но и сдаваться Колтер был не намерен. Вождь сосчитал до трех и ударил о землю своим посохом. Джон Колтер побежал что было силы.

Он бежал за пределом человеческих возможностей. Так продолжалось минуту, две, час… За траппером гнался отряд из пяти лучших бегунов племени черноногих. Он был на достаточно большом расстоянии от индейцев, но те уже начали сокращать разделявшее их расстояние. Неожиданно Колтер вспомнил о том, что недавно получил ранение в ногу, и рефлекторно нога подвернулась. Он захромал. Индейцы сбавили скорость. Они были уверены, что Колтер сам сейчас упадет и начнет умолять о том, чтобы его прибили. Дыхание траппера выровнялось, а мысли очистились. Когда индейцы уже были в десятке метров от него, Колтер побежал быстрее прежнего. Вскоре двое черноногих все-таки начали догонять Джона Колтера.

Позади было уже много километров пути. Организм Колтера не был подготовлен к таким нагрузкам, но разум его отчаянно желал жить. От нагрузки сосуды лопнули, и у Джона потекла кровь из носа. На абсолютно голом теле ярко-алые струи крови стали отчетливо видны. Индеец уже прицелился в него копьем, как вдруг заметил искаженное злостью лицо Колтера. Все тело траппера покрывали сейчас тонкие потеки крови, а глаза были больше похожи на глаза дьявола, а не человека. Испугавшись, индеец промахнулся на пару сантиметров. Копье воткнулось в землю в полуметре от Колтера. Джон ухватился за ручку. Та неожиданно легко поддалась, и тут Колтер заметил, что наконечник копья остался в земле. Он успел выдернуть его и сжать в кулаке, как индеец настиг его. Собрав последние силы в кулак, Джон ударил индейца в висок. Наконечник копья помог Колтеру. Индеец упал на землю. К Колтеру подоспел второй индеец, но вид окровавленного лица Колтера и товарища, которого Джон убил одним ударом, сделали свое дело. Индеец вдруг попятился назад, а затем и вовсе развернулся и побежал в противоположную сторону. Колтер подошел к лежащему замертво индейцу и снял с него одеяло, служащее черноногим чем-то вроде верхней одежды.

Бег Колтера продолжился. Лишь спустя час позади не было видно индейцев. Колтер заметил справа от себя овраг и буквально рухнул в него. Вскоре послышались голоса черноногих. Те поняли, что Колтер решил где-то спрятаться, и начали ходить по поляне. Когда рука индейца уже потянулась, чтобы раздвинуть ветви кустарника, Колтер вскочил и побежал снова. Впереди замаячила река. Шансы на жизнь таяли с каждой секундой. Джон добежал до берега. У него была фора минут в пять, не больше. Тяжело дыша, он пытался сфокусировать свой взгляд на реке. Тут уставший разум заметил характерную дыру на берегу. Бобровая нора. Колтеру каким-то чудом удалось влезть в нору, как вдруг он понял, что если он с головой спрячется в норе, которая под водой, дышать ему будет нечем. Если закидать нос водорослями, то черноногие рано или поздно его заметят. Буквально в последнюю секунду Колтер увидел какую-то ветку. На деле это оказалось уже встречавшееся ему растение с полым внутри стволом. Названия его он не помнил. С помощью него он мог дышать под водой.

Когда индейцы подошли к реке, Колтер уже успел спрятаться в бобровой норе. Там он провел несколько часов. Когда стало понятно, что индейцы больше не рыщут по берегу реки, еле живой Колтер переплыл небольшую реку и буквально упал на берегу. Еще через несколько часов он нашел в себе силы встать. Поморщившись от боли в содранных до крови ступнях, он осторожно побрел в сторону ближайшего форта. Спустя одиннадцать дней обернутый в одно лишь одеяло Колтер постучался в ворота форта Литтл-Бигхорн.

Вид Колтера настолько впечатлил всех обитателей форта, что уже через час о подвиге Колтера знал весь форт. А через месяц слухи о легендарном беге Колтера доползли до Сент-Луиса.

Даже это не отвратило Колтера от пустынных земель Дикого Запада. Он вернулся в форт Реймонд, затем отправился на строительство нового форта, где-то в Монтане, и лишь в 1810 году, когда нападения черноногих вновь участились, Колтер решил, что с него хватит. Пора было возвращаться домой. Где он, дом? Только сейчас Колтер четко осознал, что его место в Сент-Луисе.

Прибыв в город трапперов спустя четыре года после окончания экспедиции Льюиса и Кларка, Колтер с удивлением обнаружил, что его имя здесь стало нарицательным. Он стал здесь звездой номер один. Решив выяснить, как поживают другие члены великой экспедиции, Колтер с удивлением узнал о том, что Сакагавея умерла. Туссен Шарбонно женился сразу на двух девочках индейского происхождения, обеим не исполнилось и четырнадцати лет, когда он их купил у кого-то. Детей Сакагавеи он отдал в приют. Об этом быстро стало известно Уильяму Кларку. Тот был в бешенстве. На следующий же день он приехал в сиротский приют и забрал детей Сакагавеи на воспитание. Кларк по окончании экспедиции получил почетную должность суперинтенданта по делам индейцев, это сделало его одним из самых высокопоставленных людей Сент-Луиса, а благодарность президента за успешную экспедицию – еще и самым богатым. А вот Мэриуэзер Льюис так и не нашел своего места в жизни. По окончании путешествия его назначили губернатором Луизианы. Великий мечтатель и путешественник, он всегда хотел совершить что-то великое и запомниться людям. Тяга к путешествиям сжигала его, но ему хотелось пройти дальше и увидеть больше. Что может быть дальше, чем экспедиция через весь материк? Он уже видел шумные воды Тихого океана, он побывал на краю земли, а дальше-то куда? Только за край… Льюис не смог справится с постом губернатора. Он стал все чаще прикладываться к бутылке, вскоре он попросту перестал трезветь. Люди так и не оценили его достижений. Торговый путь так и не нашли, ну а то, что все вернулись живыми и здоровыми… Молодцы, конечно, но какой от этого прок? Льюиса обвинили в растрате государственных денег, а этого пережить он уже не мог. В 1809 году он застрелился. Джон Колтер был поражен, когда увидел карты, составленные Льюисом. Мэриуэзер учел все детали планов и карт, составленных Колтером во время его путешествия по побережью Тихого океана. А ведь тогда он даже не поверил, что Колтер и правда там был.

За время отсутствия Колтера Сент-Луис вырос и стал еще многолюднее. Впрочем, все равно городом в полном смысле этого слова его назвать было сложно. Пара факторий по выделке меха, установленных на берегах Миссури, покосившиеся дома, в которых жили рабочие, ночлежки и мотели для трапперов – вот и весь город. Лишь несколько домов богатых торговцев, не желавших уединяться на своих ранчо, украшали город. Ну и, конечно, с десяток совершенно непотребного вида баров, в которых всегда было многолюдно. Здесь экспедицию Льюиса и Кларка так и не смогли понять. Она больше напоминала дешевый сериал, нежели суровый поход: люди влюблялись, женились, рожали, болели, богатели, стрелялись… А зачем? Два года дороги ради того, чтобы раздать медали мира индейцам? Не многовато ли сил и времени ушло на это? Мэриуэзер Льюис стал для трапперов посмешищем, особенно после того, как провалился на посту губернатора и застрелился в номере отеля. Уильяма Кларка все же уважали, но не так, как Джона Колтера, сумевшего убежать от черноногих.

Оказавшись в положении знаменитости, Колтер пару раз заходил в бар и, устав слушать небылицы о себе, эффектно вставал и представлялся. Люди начинали забрасывать его вопросами, чествовать и покупать выпивку. Потом этот трюк Колтеру надоел. Он нашел милую девушку, на которой и женился. Поселился на небольшой ферме на отшибе и стал лишь изредка заходить в бары Сент-Луиса. Он с любопытством слушал истории о себе и разглядывал лица уставших и потерявшихся в жизни трапперов. Колтеру так и не удалось осуществить мечту своей жизни – он так и не разбогател, в конце жизни довольствуясь скромным доходом от фермы.

Никто не знает даты смерти Джона Колтера. По неподтвержденным данным, он умер 7 мая 1812 года.

В тот год, когда Хью Гласс прибыл сюда с делегацией индейцев пауни, Джона Колтера уже давно не было в живых. Вопреки множеству красивых рассказов и повестей начала и середины ХХ века, Гласс и Колтер никогда не встречались.

 

Глава 2. Меховая компания Скалистых гор

Хью Гласс остался в Сент-Луисе на несколько лет. По выражению исследователей его жизни, он «предпочел удалиться от мира людей, полностью оборвав все социальные связи».

У Гласса просто не осталось больше никаких связей. Он стал траппером-одиночкой. Многие недели он проводил на охоте в лесах Миссури, из раза в раз приходя в Сент-Луис с отличной добычей. Этого полуиндейца частенько видели в здешних барах. Он так и не стал пауни, не стал пиратом и давно перестал быть моряком и торговцем. На время он просто перестал существовать. По воспоминаниям жителей Сент-Луиса, он ходил в индейской рубахе из кожи оленя, высокой шапке и кожаных штанах, которые на голени были оторочены мехом. Он отрастил длинную бороду и вскоре сам стал напоминать зверя.

«Гласс оборвал все связи с цивилизованным миром. Искал опасностей в дикой и опасной жизни траппера. Такие люди находили свое счастье не в человеческой любви, но в ежеминутном риске, в смертельной опасности. Гласс никогда не жил, он лишь выживал. Опасность была его единственной страстью» (Вильгельм фон Вреде).

В Сент-Луисе было много жителей подобного вида. В трапперы шли люди, так и не нашедшие себе применения в городе или бежавшие от чего-то. Беглые рабы, беглые преступники, разорившиеся бизнесмены и искатели приключений – трапперы, мечтающие разбогатеть на торговле пушниной. Суровая жизнь и плохие условия закаляли их. Лица большинства жителей Сент-Луиса были неправдоподобно старыми. Ведь не возраст старит человека, но опыт. Так или иначе, на лице отражается все пережитое. Дикие условия жизни, необходимость неделями жить в непроходимых лесах и на ногах переносить все болезни и ранения делали из тридцатилетних мужчин вековых старцев с пустыми глазами. Очень скоро мечта разбогатеть превращалась в стремление выжить и скопить хоть какой-то капитал на покупку фермы. Даже это удавалось единицам, просто потому, что большинство так и не доживали до счастливого момента покупки фермы, а были и те, кто плевал на трапперство и уезжал отсюда. Немногие, уехав из Сент-Луиса, находили себе место в жизни.

Хью Гласс все больше времени проводил наедине с собой и с природой здешних мест, все реже его можно было встретить в дешевых барах Сент-Луиса. Той зимой 1823 года Гласса несколько раз встречали в городе. Даже для здешних мест он выглядел слишком необычно. Самые смелые искатели приключений практически никогда не ходили на охоту в одиночку. Чаще они собирались в небольшие торговые компании или же хотя бы выходили отрядом по три-четыре человека. Глассу не нужны были напарники. Он прекрасно ориентировался на берегах Миссури, знал все местные племена индейцев, иногда даже останавливался у них, но никогда не брал с собой напарников. В Сент-Луисе об этом знали: тот странный тип, одетый больше как индеец, чем как охотник, чаще всего пьющий в одном из самых грязных и дешевых баров, – это и есть Гласс.

В те годы сюда наведывались старые знакомые Гласса: Жан Лафит, Питалешаро и другие люди, сыгравшие в жизни траппера значительную роль. Лафит, в те годы еще глава Галвестона, частенько слышал о странном траппере-одиночке с каменным лицом. Иногда его посещали догадки, что это может оказаться его старый знакомый – чертов Гласс, но он быстро забывал об этих предположениях. Мало ли странных трапперов было в Сент-Луисе 1820-х годов? Да больше половины. И все-таки их столкнула судьба. Лафит недавно всерьез решил обосноваться в Сент-Луисе. Ни семьи, ни своего государства у него больше не было, так почему не сменить и имя с документами? Зайдя в местный бар, насквозь пропахший табаком и запахом самого паршивого алкоголя в мире, он увидел «траппера с каменным лицом» и остановившимся взглядом. Чертов Гласс хмуро смотрел на стакан с виски и не шевелился. Волосы у него отросли настолько, что стали до боли напоминать лохмы индейцев. Вдобавок ко всему он отрастил бороду, которая, правда, не скрывала резких, словно шрамы, морщин на впалых щеках.

– Приветствую старых знакомых, – преувеличенно весело сообщил Лафит, усаживаясь за столик Гласса.

– Ты? – непонимающе уставился на него траппер. Он узнал Лафита, но, казалось, не мог поверить, что тот здесь. Как его сюда занесло?

– Я поначалу хотел тебя убить, – весело продолжал Лафит. – Года два, наверное. Потом как-то забыл, новых врагов поприбавилось. Сейчас вот вижу – и правильно, что не убил, ты сам себя наказал на всю катушку, – непринужденно продолжал пират.

Гласс так и не понял, за что его возненавидел пират. Он не сделал тому ничего плохого. Всегда презирал его людей за подлость, мелочность и воровство, но не Лафита. Пират был частью природы Дикого времени. Неизбежное зло, волей-неволей иногда совершающее благо. Не повод все это для ненависти. Лафит в ту встречу повторил свой диагноз: Гласс казался ему слишком опасным, ну а возненавидел он его просто потому, что никому нельзя убегать от Лафита. Это подает дурной пример остальным. Очень дурной… Ну а сейчас Лафит видел, что Гласс больше не опасен. Если он кому и может навредить, то только самому себе. Посему пират торжественно отпустил трапперу все грехи и купил в знак примирения бутылку приличного виски, каким-то чудом завалявшуюся в этом наипаршивейшем заведении.

Были и еще встречи, но не столь интересные и важные для дальнейшей судьбы траппера. Исключение составила лишь одна случайная встреча с человеком из прошлого. В очередной свой приезд прославленный вождь скиди Питалешаро вновь посетил Сент-Луис. На груди у него красовалась медаль мира, подаренная ему самим президентом Штатов, за ту спасенную когда-то девочку. Индейцев здесь останавливалось достаточно много, поэтому на Питалешаро никто не обратил особенного внимания. Заметив в баре Гласса, индеец просто вышел из себя. Он ринулся к грязному деревянному столу, за которым задумчиво сидел Гласс, и прошипел, глядя тому в глаза:

– Тебе пора идти дальше, хотя бы ради моей сестры!

Взгляд траппера чуть прояснился. Узнав Питалешаро, Гласс хотел было предложить ему выпить, когда, наконец, смысл слов индейца дошел до сознания траппера. Гласс схватил индейца за шею и повалил на стол. Завязалась драка, победителей в которой не было.

Питалешаро и Гласс больше никогда не разговаривали. Смысл слов индейца, словно яд, постепенно начал разъедать мысли Гласса.

Весной 1823 года весь Сент-Луис говорил об объявлении в «Бюллетене Миссури», появившемся несколько дней назад. Оно гласило, что какой-то сумасшедший решил повторить подвиг Льюиса и Кларка и отправиться вверх по Миссури. Строго говоря, такое предприятие было запрещено законом, по которому белые люди обязаны были покупать меха у индейцев, а охотиться в тех местах было запрещено. Исключением в этом законе был Мануэль Лиза и несколько его фортов, благополучно существующих в верховьях опасной реки. Ну, так он такой был один. Никому другому такое не дозволено. Даже Льюис и Кларк со своим корпусом Открытий путешествовали из исследовательского интереса, а не с целью торговли мехом. Мануэль Лиза, бессменный владелец «Меховой компании Миссури», умер пару лет назад. Все его экспедиции последних лет хоть и приносили прибыль, но по-настоящему успешными их было не назвать. Лиза так и не смог договориться с черноногими, и те уничтожали большую часть товаров всех последних походов, организованных торговцем. «Меховая компания Миссури» перешла во владение Джонса Пилчера, а двое других торговца из числа соратников Лиза решили организовать свою меховую компанию.

Трапперы продолжали охотиться и продавать свою добычу местным торговцам, но они не заходили на территории враждебно настроенных арикара, не испытывали судьбу с сиу и так далее. Не предприятие, а настоящее безумие, да еще под финансированием правительства Штатов.

В тот день какой-то мальчишка лет шестнадцати на вид распахнул ворота салуна и стал голосить:

– Объявление для молодых и предприимчивых людей. Всем, кто желает быстро разбогатеть. Начиная с сегодняшнего дня сам Уильям Генри Эшли будет проводить набор в новую экспедицию «Меховой компании Скалистых гор»… – голосил юноша. Он говорил еще долго, каждая следующая его фраза была оптимистичнее и зазывнее другой, пока, наконец, оптимизм не пересек опасную грань и мальчишка не осознал, что на него смотрят как на идиота. Он тут же замолчал и оставил несколько экземпляров «Бюллетеня Миссури» на стойке бара.

Хью Гласс заказал себе еще одну порцию виски и из чистого любопытства подтянул к себе газету. Там значилось:

ОБЪЯВЛЕНИЕ ДЛЯ МОЛОДЫХ

И ПРЕДПРИИМЧИВЫХ ЛЮДЕЙ

Проводится набор ста предприимчивых юношей для того, чтобы подняться вверх по Миссури, к истокам реки. Предприятие займет два-три года. За всеми подробностями обращаться к Эндрю Генри (Свинцовые рудники в графстве Вашингтон), майор также является участником экспедиции и наберет свою команду, или же к Уильяму Генри Эшли (Сент-Луис).

Хью Глассу пора было продолжить свой путь. Чуть меньше трех лет он пребывал в ступоре. При всем желании он просто не смог бы вспомнить, чем занимался все это время. Только несколько мгновений остались в его памяти. Испуганные глаза оленя за секунду перед выстрелом, последний вздох индейца арикара, убитого Глассом в честном бою, драка с Питалешаро… Изредка до него доходили новости о знакомых. В основном это были слухи о безвременной кончине. Экспедиция в Скалистые горы – это как раз то, что ему было нужно. Нечто более рискованное и опасное было бы сложно придумать, но только так он мог доказать себе, что все еще жив.

Набор проводился в приемной Уильяма Кларка. По дороге Гласс встретил несколько человек, явно тоже собиравшихся пройти собеседование у Эшли. Всем им было от силы по двадцать лет. Гласс среди них выглядел вековым старцем. Дополняли все экзотические одежды, в которых тот заявился в приемную Кларка. Он был одет так, будто только что вернулся с охоты.

В приемной ему выдали листок с анкетой. Гласс пожал плечами, уселся за стол и стал добросовестно заполнять все пункты. Воцарилась абсолютная тишина. Никто и предположить не мог, что этот странный маунтинмен умеет писать.

Уильям Эшли даже чуть приоткрыл рот при виде Хью Гласса на пороге приемной. Опомнившись, Эшли кивнул Глассу и указал тому на стул. Гласс протянул заполненную анкету и сел.

Судя по данным, которые указал Гласс, маунтинмен был на пять лет моложе Эшли. Также он знал языки пауни, немного сиу, много лет был траппером на берегах Миссури, жил несколько лет со скиди… Ну и, судя по самой анкете, заполненной аккуратным почерком отличника Гарварда, он был прекрасно образован.

– В объявлении было сказано о молодых и предприимчивых людях… – медленно протянул Генри Эшли, – Вы знаете, почему мне нужны именно молодые люди?

– Да, – кивнул Гласс. – У них нет семей, они не боятся умереть и все еще мечтают о богатстве.

– Отчаянные, но не отчаявшиеся, – кивнул Эшли. Гласс посмотрел на него долгим ничего не выражающим взглядом, от которого Генри Эшли стало не по себе.

– Мне больше некого терять, – сказал наконец Гласс.

– Добро пожаловать в «Меховую компанию Скалистых гор», – развел руками Генри Эшли.

* * *

Вскоре вице-губернатор штата Миссури Уильям Генри Эшли набрал сто отчаянных молодых человек для своей новой меховой компании. Надо признать, что в отношении подбора кадров Эшли равных не было. Из сотни трапперов, собравшихся в экспедицию, добрая половина навсегда вписала свои имена в историю покорения Дикого Запада.

Момент для начала экспедиции был выбран не случайно. «Меховая компания Миссури», созданная еще Огюстом Шуто и Мануэлем Лиза, в числе соучредителей которой были Уильям Кларк, Эндрю Генри и брат Мэриуэзера Льюиса, переживала не лучшие времена. Долгое время именно «Меховая компания Миссури» была чуть ли не монополистом в области торговли пушниной на территории Миссури и Йелоустона. Черноногие спутали все карты. Этот народ не желал видеть на своей земле белых людей, и уж тем более они были не рады тому, что белые люди устанавливают на их землях ловушки для бобров. Индейцы достаточно успешно портили нервы торговцам и уничтожали товар, также они то и дело устраивали засады на отряды охотников.

В 1809–1810 годах Эндрю Генри провел несколько успешных кампаний, благодаря чему бизнес Лиза пошел в гору. К 1819 году Лиза стал единоличным владельцем меховой компании, инвесторы у него сменились. Бизнес терпел убытки из-за постоянных набегов черноногих. В 1820 году Лиза вернулся из своей последней более или менее успешной экспедиции и неожиданно умер. Бизнес унаследовал Джошуа Пилчер. Поначалу все шло хорошо, но в 1822 году он отправил экспедицию во главе с Робертом Джонсом. Они должны были провести переговоры с черноногими относительно почты у водопадов Грейт-Фолс на Миссури. Поначалу индейцы восприняли предложения Джонса благосклонно, но спустя несколько дней изменили свое отношение к экспедиции Джонса. Черноногие напали на трапперов поздней ночью и перебили чуть ли не всех членов экспедиции. Убытки Пилчера были такими, что ему пришлось закрыть «Меховую компанию Миссури».

Увидев, что у детища Лиза серьезные проблемы, торговцы моментально начали искать возможности для открытия своего бизнеса. Ниша пустовала недолго. В тот же момент была открыта «Американская меховая компания» во главе с Джоном Джейкобом Астором и «Меховая компания Скалистых гор».

Уильям Кларк, к тому моменту вот уже много лет выполнявший обязанности суперинтеданта по делам индейцев, заручился перед правительством за «Меховую компанию Скалистых гор» и помог начать подбор кандидатов.

Генри Эшли, худощавый мужчина в строгом костюме со строгим взглядом и густыми усами, напоминал скорее клерка, нежели главу меховой компании. Вид его поначалу насторожил и Уильяма Кларка, и Эндрю Генри, но вскоре Эшли доказал свои организаторские способности. Отбор кандидатов продолжался достаточно долго. В первую очередь из-за неопределенных требований самого Эшли. С одной стороны, ему нужны были молодые люди, еще не растерявшие больших надежд, с другой – требовались опытные трапперы, переводчики, люди, знающие дороги Миссури и умеющие разговаривать с индейцами. Естественно, молодых людей с опытом работы найти было сложно. Впрочем, нескольких таких людей он все-таки нашел. Это были дети от смешанных браков между индейцами и белыми людьми. Эшли считал таких кандидатов большой удачей. В отношении возраста бизнесмен был принципиален. Исключением стал лишь Хью Гласс, которому у Эшли просто не хватило духу отказать. Все остальные участники сотни Эшли были моложе тридцати. Лиц старых трапперов, коих в Сент-Луисе было великое множество, он просто не мог терпеть. Таких, как Эндрю Генри или хотя бы этот Гласс, были единицы. В основном же вольные трапперы очень быстро превращались в людей со стертыми лицами и весьма размытыми понятиями о честности. Торговля пушниной привлекала все больше людей, желающих разбогатеть, а удавалось это все меньшему количеству людей. Нищета толкала на самые разные авантюры, в результате которых страдали крупные торговцы. Вдобавок ко всему земли Дикого Запада таили в себе массу опасностей. Риск для жизни таился на каждом шагу. С течением времени Эшли пришел к выводу, что справедливость далеко не всегда торжествует, а выживают далеко не самые смелые и честные. Скорее, наоборот, такие умирают первыми, а вот подлые и лживые люди легко находят обходные пути. Экспедиции такие были не нужны. Уж лучше наивные мечтатели с дневниками Льюиса и Кларка подмышкой, вроде недавно записавшегося Джедедайи Смита. Этот молодой человек удивил Эшли не меньше Гласса, правда, если Гласс скорее напугал, то Смит просто рассмешил. Прилежный юноша двадцати четырех лет выглядел хорошо если на восемнадцать, его кудрявые волосы были уложены в затейливую прическу, изъяснялся он лучше любого законника, а в руках трепетно сжимал издание дневников Льюиса и Кларка. Эшли подозревал, что молодой человек пришел сюда скорее не для того, чтобы записаться в экспедицию, а для того, чтобы получить возможность лично познакомиться с самим Уильямом Кларком. Еще одним сомнительным персонажем казался Джейми Бриджер. Тот и вовсе выглядел лет на четырнадцать, хотя клялся, что ему уже девятнадцать. Его прогоняли из приемной раз пять, прежде чем тот сумел пробиться к Эшли. Отказ Бриджера ничуть не смутил. Наоборот. Тот вызвался ходить по салунам и приглашать на собеседование трапперов. Уж в этом ему не могли отказать. Бриджер прибегал в приемную раз по пять в день и вскоре добился своего – его записали в члены экспедиции. Недавно записавшийся Джон Фицджеральд внушал доверие. Он был достаточно молод для экспедиции, но выглядел благоразумным смельчаком. Его не пугали предстоящие сложности, а интересовало в основном обещанное вознаграждение. Фицджеральд обладал ясным, острым умом и отличным чувством юмора, которое и продемонстрировал на собеседовании. Тот факт, что Фицджеральд с трудом умеет подписываться и вряд ли хотя бы пару раз в жизни посещал воскресную школу, Эшли не смутил. Образование в походе вряд ли пригодится. Из сомнительных персонажей Эшли мог вспомнить, пожалуй, разве что Джеймса Бекуорта. Повзрослевший трудный ребенок Сент-Луиса, о котором Эшли тут же выложили всю подноготную, Бекуорт переехал сюда с семьей в 1809 году. Мальчику тогда едва исполнилось десять лет. Он пошел в школу, но тут же показал свой строптивый характер. Он проучился не дольше месяца, когда его в первый раз отчислили. Мать мальчика умерла, а отцу за сыном следить было некогда. Поэтому Бекуорт стал настоящим проклятием Сент-Луиса. Чтобы как-то угомонить хулигана, Джеймса отдали в обучение к кузнецу. Впрочем, помогло это мало. Эшли не хотел брать Бекуорта в сотню, но роль сыграло происхождение молодого человека. Тот был сыном английского аристократа и чернокожей рабыни. Бекуорт был очень смуглым и внешне напоминал индейца. Увидев его, Уильям Кларк лично записал его в члены экспедиции. Протесты Эшли он пропустил мимо ушей.

Когда Бекуорт вышел, Кларк объяснил свое поведение:

– Йорка все индейцы принимали за своего. Пока не появилась Сакагавея, он был нашим единственным спасением. Тебе нужен кто-то, кто хотя бы походит на индейца.

Раб Уильяма Кларка Йорк, пропавший без вести через несколько лет после экспедиции, стал настоящей легендой среди индейцев. Цвет его кожи вызывал какой-то нездоровый интерес со стороны индейцев. Верный слуга Кларка в итоге насмерть поссорился со своим хозяином. За пару лет до начала экспедиции Йорк влюбился в чернокожую девушку, также принадлежавшую Кларку. По неизвестным причинам Кларк продал девушку, и ту увезли за многие мили от Йорка. С тех пор раб бредил мыслями о том, чтобы найти ту девушку. Йорк мечтал о свободе, которую ему обещали по окончании экспедиции. Уильям Кларк не хотел расставаться с другом детства. Он все медлил и медлил. Через несколько лет после окончания экспедиции Йорк просто сбежал к своей возлюбленной. Все это были дела десятилетней давности. Кларк в последнее время полюбил ударяться в воспоминания. В конце концов Эшли все-таки согласился с логикой Кларка и записал Бекуорта в сотню.

* * *

В мае 1823 года началась экспедиция «Меховой компании Скалистых гор». Отправной точкой послужил только что построенный форт Кайова. На тот момент форт представлял собой очень небольшую крепость с несколькими бревенчатыми домами, жилищем основателя форта Жозефа Бразо и зданием администрации внутри.

Хью Гласс пришел на место общего сбора раньше остальных и молча встал в стороне. Рядом маячил мальчишка Джейми. Гласс узнал в нем того самого парня, который жизнерадостно голосил о наборе в сотню Эшли на пороге бара.

Всего здесь собралось чуть больше сотни человек. Помимо трапперов в путь отправлялось несколько переводчиков и переговорщиков. С одним из них, двадцатипятилетним Эдвардом Роузом, Гласс разговорился о пауни. Роуз тоже несколько лет провел у индейцев пауни, правда, не у скиди, но все же у них нашлось много общих знакомых. Роуз говорил на нескольких диалектах, благодаря чему ему положили просто огромное жалованье. Тот буквально предвкушал, как вернется в Сент-Луис богатым человеком.

Два торговых судна, «Йелоустон Пэкет» и «Рокки-Маунтин», вместили в себя весь экипаж «Меховой компании». Путь экспедиции пролегал по маршруту Льюиса и Кларка, поэтому Генри Эшли взял за ориентир дневники Льюиса и рассказы Кларка. Когда торговые суда отбыли с причала Сент-Луиса, Эшли бесцеремонно отобрал у Джедедайи Смита его томик дневников и стал в очередной раз перечитывать нужные места. Он писал о том, что чуть ниже Сент-Чарльза ему довелось познакомиться с индейцами арикара. Величественный и достойный народ с уважением отнесся к почетной миссии экспедиции. Как пишет Льюис, они даже раскурили трубку мира и несколько дней провели у арикара. Перед отправлением Льюис подарил вождю племени медаль мира и предложил продать ему несколько лошадей. Арикара согласились на сделку.

– Арикара можно доверять? – поинтересовался перед отправлением Эшли.

– Они воинственнее манданов, но в высшей степени достойные люди, – ответил Кларк. – Несколько лет назад, правда, вождь арикара отправился на встречу со мной и по дороге его убили. Кто и как – никто не знает, но арикара решили, что это происки белых людей. Отношения испортились, но Мануэль Лиза до последнего дня своей жизни с ними сотрудничал. Да и сейчас «Меховая компания Миссури» ведет с ними торговлю, – ответил Кларк.

Это успокоило Эшли, который планировал купить у индейцев лошадей. Эндрю Генри, знакомый с арикара лично, был не столь оптимистично настроен. Да, в годы экспедиции Льюиса и Кларка они показали себя дружественным народом, но после того убийства вождя негодование по отношению к деятельности трапперов накапливалось у них, как снежный ком. В последние пару лет арикара старались не иметь больше дел с белыми людьми, предпочитая торговать с соседними народами, в том числе с пауни, сиу и хидатса.

Через пару дней пути два торговых судна прибыли в порт Сент-Чарльза. За это время экипаж успел разделиться на две категории: моряки и охотники. Первые хорошо выполняли приказы, гребли, держали штурвал, ориентировались в картах. Вторых было меньшинство, они сразу же прослыли элитой сотни Эшли. От них зависело не только то, что сотня будет есть на ужин, но также и то, сколько пушнины они добудут, способны ли они будут в случае чего отразить атаку индейцев. Минусом охотников было только одно качество: они напрочь отказывались подчиняться каким бы то ни было правилам и законам. Даже приказы Эшли и Генри они пропускали мимо ушей. Гласса даже спрашивать никто не решился, все и так понимали, что он охотник.

Первый помощник Эшли, Джеймс Климан, был против этого стихийного разделения людей. Он считал, что все должны грести и охотиться, так как оба этих навыка пригодятся за два года экспедиции. Он приставил Джейми Бриджера к Глассу, приказав Хью обучить мальчишку хотя бы азам трапперства. Гласс кивнул и продолжил заниматься своими делами.

Как ни странно, Гласс нашел общий язык с переводчиком Эдвардом Роузом, трапперами Аароном Стивенсом и Джоном Гарднером. Эшли и предположить не мог, что диковатый траппер окажется в столь странной компании, он предполагал, что Гласс сорганизуется с Фицджеральдом и начнет устанавливать свои правила. На деле же Гласс и Фицджеральд с первой минуты невзлюбили друг друга. За спиной обоих был большой жизненный опыт, оба имели все задатки лидера, и обоим эти задатки были не нужны. Они не доверяли людям, предпочитая одиночество любому общению.

В Сент-Чарльзе сотня Эшли провела всего пару дней. Эшли велел особенно не расслабляться, так как вскоре предстояло вновь отправляться в путь. Естественно, все члены экспедиции восприняли приказ наоборот: раз скоро отправляться, нужно повеселиться напоследок.

Аарон Стивенс и Эвард Роуз тут же пошли на поиски местных баров и публичных домов. Джейми Бриджер хотел было увязаться с ними, но Аарон сказал, что с ним их даже на порог не пустят, скажут, что с детьми не пускают. Джейми обиделся и побрел назад.

После Сент-Чарльза сотня Эшли отправилась дальше, вверх по Миссури. Ежедневно охотники уходили на разведку здешних земель. Эндрю Генри несколько раз предупреждал Эшли о том, что так дела не делают и нужно отпускать не два десятка трапперов рыскать по лесу, а небольшие группы по пять-шесть человек. Вскоре Эшли убедился в верности предсказаний полковника Генри.

Первые вылазки охотников сошли сотне с рук. Затем двух охотников местные индейцы взяли в плен. Эшли пришлось отправить полковника Генри и двух охотников, в том числе и Гласса, на переговоры. Оказалось, что индейцы не просто так захватили людей Эшли.

– Забирайте, и чтобы духу вашего не было на нашей территории, – поморщился вождь племени при виде спасателей. Двое горе-охотников попытались своровать добычу индейцев, за что и были схвачены.

Эшли пришлось срочно сниматься с якоря и отправляться в путь. Дальше по курсу начинались земли арикара. Здесь река Миссури разделялась на несколько рукавов. Они, как и экспедиция Льюиса и Кларка в свое время, выбрали самый невзрачный на вид рукав реки. На берегу его располагалось две больших деревни арикара.

Когда вдалеке замаячили типи арикара, представляющие собой конусообразные палатки, обтянутые шкурами бизонов, Эшли приказал остановиться. Сотня Эшли наотрез отказалась в тот вечер тащиться на переговоры, сказав, что сделает это завтра утром. Роуз знал эти селения, поэтому собирался в ту ночь отправиться туда. С ним собралось еще несколько человек, но полковник Генри заметил их, когда те уже спускались на берег. Эндрю Генри наотрез отказался пускать их к арикара, никак не объяснив своей позиции. На следующий день Эндрю Генри и Генри Эшли в сопровождении переводчика Эдварда Роуза и нескольких трапперов торжественно спустились на берег и отправились в селение арикара. По дороге им встретился отряд из нескольких охотников, которые как раз шли к торговым судам, чтобы узнать о намерениях белых людей.

– Мы хотим купить у вас лошадей и пушнину, – миролюбиво ответил Генри Эшли. Охотники немного успокоились, а затем один из них вдруг сказал:

– Не вовремя вы появились…

– Почему? – удивился полковник Генри.

– Две недели назад на Кедровом ручье люди Мануэля Лиза убили нескольких наших воинов, в том числе и сына вождя, – пояснил индеец.

Для Генри Эшли эта информация стала настоящим ударом. Мануэль Лиза умер пару лет назад, меховая компания уже давно приказала долго жить, но несколько выживших в последней экспедиции вполне могли сейчас проходить по этим тропам. Что там случилось и кто виноват в том сражении, определить было уже нельзя. Индеец прав, неподходящее время.

В деревне арикара к делегации отнеслись благосклонно. Они поговорили с арикара и договорились завтра обсудить условия сделки. Вождь Серые Глаза вел себя чрезвычайно гостеприимно и даже разрешил переночевать у них. Эшли и Генри вежливо отказались, сославшись на то, что сейчас им нужно идти в соседнюю деревню. Серые Глаза внимательно посмотрел на них и пожал плечами. Уже на выходе из деревни к делегации подбежал кто-то из числа помощников вождя. Молодой индеец окликнул Роуза. Переводчик остановился и вопросительно посмотрел на индейца.

– Наши женщины будут рады скрасить досуг благородным белым трапперам, – чересчур высокопарно сообщил индеец. Роузу пришлось сильно напрячься, чтобы понять смысл торжественной фразы. Затем он понимающе улыбнулся и пообещал прийти сюда вечером с друзьями.

Во второй деревне арикара вождь по имени Маленький Солдат отказался встречаться с делегацией. Именно его сын недавно погиб в сражении с трапперами «Меховой компании Миссури». После долгих переговоров вождь все-таки согласился прийти завтра на встречу.

Утром следующего дня Маленький Солдат и Серые Глаза в сопровождении лучших своих воинов прибыли на встречу с Генри и Эшли. Для них организовали торжественную встречу и огромное количество подарков. Все знали, что индейцы высоко ценят подобные жесты.

Переговоры выдались сложными. Серые Глаза заламывал цену, а Маленький Солдат не хотел ничего слышать, он просто требовал, чтобы белые немедленно покинули его территорию, иначе война будет неизбежна. Наконец Эшли сдался и согласился на требования вождя по имени Серые Глаза. 25 мушкетов, несколько бочек пороха, ножи и другие боеприпасы в обмен на 19 лошадей и 200 бизоньих шкур. Необоснованно дорого, но ничего не попишешь. Роуз и несколько трапперов, в том числе Аарон Стивенс, Джон Гарднер, Джон Фицджеральд, Хью Гласс и увязавшийся за ним Джейми Бриджер, отправились в деревню вождя Серые Глаза, чтобы забрать лошадей и шкуры. На прощание гостеприимный вождь подмигнул трапперам и сказал, что здесь их всегда примут как почетных гостей. Роуз согласно закивал и чуть позже объяснил завуалированное предложение вождя. Все, за исключением Гласса и Фицджеральда, загорелись желанием отправиться сюда ближе к вечеру.

Лошадей привязали на берегу рядом с торговыми судами. Эшли и Генри оставили пару человек следить за лошадьми. Меняться решили каждые четыре часа. Ничего плохого не предвиделось, погода стояла теплая, поэтому от вахт никто не отлынивал.

Осень потихоньку вступала в свои владения, поэтому стемнело в тот вечер быстро. Даже слишком быстро. Вдалеке показалась группа из трех человек. Дозорные напряглись и взвели курки. Когда группа приблизилась, стало ясно – это Маленький солдат, вождь несговорчивой деревни арикара. Заметив дозорных, тот поднял руки вверх, демонстрируя свои мирные намерения. Трапперы и так уже опустили оружие. Если бы планировалось нападение, то вождь бы явно не пришел.

– Хочу поговорить с Эшли, – сообщил вождь на своем наречии. Трапперы не знали языка арикара, но по упомянутой фамилии «Эшли» и без переводчика все поняли. Один из дозорных поднялся на корабль и вывел Генри Эшли в сопровождении переводчика Роуза. Руководитель экспедиции выглядел усталым и нестандартно растрепанным.

– Я знаю, что вы купили этих лошадей у наших соседей. Я не желаю больше иметь дела с белыми людьми, но считаю, что любой бой должен быть честным, поэтому вы должны знать: наши соседи готовят нападение, – сообщил вождь арикара.

Генри Эшли поблагодарил вождя и поднялся на судно. Сообщение сильно встревожило его, но, с другой стороны, может, это хитрость индейца, желающего прогнать белых людей со своей земли? Не зная, как лучше поступить, Эшли созвал всех трапперов и отрядил сорок человек из числа охотников, чтобы те охраняли купленных лошадей. Вскоре они должны были покинуть земли арикара. Может, все и обойдется.

В числе сорока трапперов, естественно, оказался и Хью Гласс. Один из лучших охотников. Каким образом там оказались Джон Гарднер и Джейми Бриджер, неизвестно. Все они мирно расположились по берегу Миссури и стали травить байки о прошлых подвигах. Поскольку для большинства это была первая крупная экспедиция, а люди, которым есть что рассказать, обычно предпочитают помалкивать, истории создавались прямо по ходу разговора. Вспоминались старые всем известные истории про Колтера и товарищей, только имена ставились другие. Те, что посмелее, вписывали в эти истории свои имена.

Вечером следующего дня даже Эшли уже ослабил бдительность. Он решил, что все это хитрости вождя, не более того. С наступлением ночи Эдварду Роузу и Аарону Стивенсу все-таки удалось потихоньку улизнуть в деревню арикара.

«Некоторые из наших людей без разрешения пошли к деревне арикара, в том числе и наш переводчик Эдвард Роуз. Около полуночи Роуз прибежал и сообщил, что Стивенс убит. Индейцы всерьез решили объявить войну» (Джеймс Климан, один из трапперов «Меховой компании Скалистых гор»).

Путь до деревни индейцев они прошли не больше чем за пятнадцать минут и очень радовались тому, что никто из сорока человек на берегу не заметил того, как они покинули корабль.

Когда они подошли к воротам деревни, им стало не по себе. Неестественная тишина, окутавшая деревню, внушала подозрения. Их пригласили повеселиться, а тут тихо, как на кладбище. Не успели они озвучить свои подозрения, как массивные ворота деревни отворились, и на них побежал целый отряд отлично вооруженных индейцев. Они так орали, что на мгновение Роуз просто оглох. Инстинктивно он прижал руки к ушам и упал на землю. Это спасло молодого переводчика. Ровно в эту секунду двое воинов арикара настигли их, размахивая массивными ножами. Стивенсу повело меньше, чем Роузу. Индеец размахнулся и ударил ножом ровно по голове несчастного. Каким-то неуловимым образом воин успел другой рукой подхватить скальп молодого человека. Окровавленное тело свалилось на землю, словно мешок муки. Роуз откатился в сторону и с ужасом наблюдал за происходящим. Индейцы потеряли к нему всякий интерес, все они устремились в сторону реки, на которой стояли два корабля Эшли.

Роуз вскочил, в последний раз оглянулся на погибшего товарища и что есть мочи побежал к реке. Обезглавленное тело Аарона Стивенса осталось лежать на непокоренных землях Дикого Запада.

Трапперы, сторожившие лошадей, буквально на лету поймали Роуза. Молодой человек не мог говорить, он задыхался, заикался и все время показывал на голову.

– Стивенс где? – поинтересовался Гласс.

Роуз стал усиленнее показывать на голову. Гласс понял, что произошло с другом переводчика. Тут Роуз стал нервно озираться по сторонам. Казалось, отряд арикара буквально растворился в воздухе. До деревни вождя Серые Глаза идти было минут пятнадцать. На лошадях и того быстрее. Так почему здесь все спокойно стоят в дозоре и даже ухом не ведут? Никто не слышал тех ужасных криков? Или они просто привиделись воспаленному избытком адреналина сознанию Роуза?

– Они хотят пробраться на корабль, – догадался переводчик.

Встрепенувшиеся трапперы не знали, что делать.

– Эшли где сейчас? – поинтересовался кто-то из охотников.

– На «Рокки-Маунтин», как обычно, – ответили ему.

Гласс, Фицджеральд, братья Саблетт и еще несколько человек побежали в сторону корабля, на котором сейчас должен был быть Эшли. За ними хотел увязаться Джейми Бриджер, но Гласс остановил его, приказав отогнать пока лошадей в сторону.

На «Рокки-Маунтин» чувствовалось какое-то нехарактерное движение, но арикара нигде не было видно. Трапперы побежали на верхнюю палубу и сразу же заметили одного из индейцев.

В каюте Эшли оказалось еще двое воинов, которые уже связали Генри Эшли. Судя по всему, они собирались взять его в плен.

Завязался бой, в котором у индейцев не было шансов на победу. Двое из них были убиты, одному удалось сбежать. Эшли развязали, и тот велел немедленно собраться всем на «Рокки-Маунтин».

Первым прибежал Эндрю Генри. Они с Эшли отошли в сторону и достаточно долго о чем-то говорили, затем Эшли вышел к остальным и сказал, что с утра они отправляются подальше отсюда. Гласс решил вернуться на стоянку с лошадьми. Он предчувствовал, что одним покушением на Эшли они не отделаются, а там остались совсем ничего не смыслившие в оружии ребята, в том числе Джон Гарднер и Джейми, за которых Гласс чувствовал себя в ответе.

В ту ночь арикара больше не давали о себе знать. Все, кроме разве что Эдварда Роуза, немного успокоились. На и без того черном небе сгустились тяжелые облака, раздались раскаты грома и начался дикий ливень. Гроза продолжалась несколько часов. Когда солнце стало робко пробиваться сквозь мрачные облака ночи, вновь воцарилась неестественная тишина. Спустя несколько минут послышались какое-то шевеление со стороны кустов.

На трапперов, стороживших лошадей, надвигался отряд отлично вооруженных воинов арикара. Через пару мгновений охотников со всех сторон окружили индейцы. Не успели они опомниться, как раздались выстрелы. Со всех сторон. Дым и запах пороха лишили возможности что-то различать в этой бойне. Единственной защитой стали лошади. За их трупами можно было спрятаться от пуль. Завязался бой. Возле кораблей наблюдалось какое-то движение. Эшли и Генри были в тот момент на «Рокки-Маунтин», «Йеллоустон Пэкет» остался без капитана.

– Причалить к берегу! – закричал Эндрю Генри, силясь перекричать оглушительные звуки выстрелов. Несколько молодых трапперов нерешительно двинулись к штурвалу.

– Так мы все погибнем! – закричал Эшли. Он просто озвучил мысли каждого охотника на судне. Арикара отлично спланировали нападение, у них было полно оружия, идти на помощь сейчас – самоубийство. Эндрю Генри не решился спорить с Эшли. Все-таки именно он отвечал за сотню трапперов. Генри не имел права вести людей на верную смерть.

Пока на «Рокки-Маунтин» велись отчаянные споры, к штурвалу «Йеллоустон Пэкет» подскочил Джедедайя Смит. Он отдал приказ сняться с якоря и стал яростно крутить руль в сторону берега. В тот момент судно нуждалось в капитане, и никто даже не попытался спорить с человеком, взявшим на себя такую ответственность. Видимо, он знал, что делает.

Джедедайе Смиту не удалось довести задуманное до конца. Его судно неожиданно встало на мель. До берега оставалось несколько десятков метров, которые вполне можно было переплыть, но не с оружием же. Все это происходило в считанные минуты. Весь бой с арикара длился не дольше часа. Самым ужасным было не то, что судно встало на мель, а то, что все трапперы благополучно попрятались, кто где мог, и совершенно не собирались идти на помощь своим товарищам. Смит был в диком возмущении.

– В экспедиции Льюиса и Кларка и не такое случалось! Только помогая друг другу, мы можем выжить! – заорал он на трапперов. Пламенная речь возымела свое действие. Хотя, возможно, молодые люди просто заметили, что арикара решили отступить.

Джейми Бриджер, Гласс, Роуз, Гарднер и еще три десятка трапперов и переводчиков оказались в тот день на берегу. На Джейми Бриджера сзади напал какой-то индеец и уже собирался перерезать ему горло, когда Гласс успел выбить из рук арикара нож. Индеец продолжил драку с Глассом, а Бриджер успел скрыться из виду. Гласс быстро расправился с индейцем и стал озираться по сторонам. В этот момент кто-то воткнул нож ему в ногу. Траппер взвыл от боли, но успел схватить за руку нападавшего. Им оказался индеец немногим старше Бриджера. Гласс с отвращением отбросил того в сторону. В этот момент он заметил, что на Джона Гарднера напало сразу двое вооруженных арикара. Молодой человек пытался перезарядить мушкет и не заметил нападавших. Через секунду он уже упал на землю. Гласс поспешил к нему на помощь.

Бой продолжался до тех пор, пока, наконец, преимущество не перекочевало к трапперам. Как только исход драки стал понятен, раздался знакомый голос вождя Серые Глаза, и арикара стали отступать.

Спустя час Генри Эшли с совершенно отсутствующим выражением лица бродил по поляне. Еще сутки назад все они были полны радужных надежд. Сейчас живописная поляна со свежей весенней травой была обагрена кровью. Десятки людей стонали и матерились. Кого-то уже успели перетащить на «Рокки-Маунтин» и «Йеллоустон Пэкет», кого-то нет. Раненые были вынуждены лежать и ждать помощи в окружении трупов своих товарищей. Итогом нападения арикара стали десять тяжело раненных и двенадцать убитых. К такому никто готов не был. Ни бинтов, ни достаточного количества медикаментов у них не было.

Джедедайя Смит и Эндрю Генри стали руководить процессом. Каким-то удивительным образом в считанные минуты один из самых молодых трапперов сумел стать лидером. Он распорядился нарвать из одежды и других подручных тканей бинты и стал судорожно вспоминать все свои познания в медицине.

Хью Гласс и Джейми Бриджер попытались перетащить тяжело раненного Джона Гарднера на «Йеллоустон Пэкет», но увидели, насколько серьезно положение молодого траппера. Это были последние часы его жизни.

Гласс и Джейми сидели возле тяжело хрипящего Гарднера и молчали. Говорить ободряющие слова сил не было, да и придумать их в такой ситуации было тяжело.

Сотня Эшли не могла себе позволить роскоши переправить трупы своих товарищей в Сент-Луис. Они вырыли для них могилы и похоронили на поляне.

– Гласс, мы отправляемся, – сказал подошедший к ним Эшли. Траппер непонимающе посмотрел на него, затем поднялся и отвел Генри Эшли в сторону.

– Он умирает, – сказал Гласс, указывая на Гарднера.

– Я понимаю, но мы отправляемся, – как можно спокойнее ответил Эшли.

– Вы хотите, чтобы я пристрелил его, чтобы мы побыстрее сбежали отсюда? – язвительно поинтересовался Гласс. Эшли устало махнул рукой и пошел в сторону реки.

– Сообщи моим родителям, – проскрежетал Джон Гарднер, когда Гласс вернулся. Траппер скупо кивнул. Увидев, что его просьбе вняли, Гарднер больше не сопротивлялся своей агонии. Он в последний раз выдохнул. Его мучения закончились.

Несколько минут Гласс не желал признавать очевидного, но затем все-таки проверил пульс Гарднера. Тот был мертв. Джейми осторожно закрыл глаза Джону и побрел за лопатами. Они начали копать вдвоем, но вскоре к ним присоединился Джедедайя Смит. Гласс никак не ожидал такого поступка от восторженного юноши с дневниками Льюиса и Кларка подмышкой. Вскоре к ним присоединилось еще несколько трапперов.

Вечером того же дня два торговых судна отправились вниз по течению. Вырулив на развилку, они свернули на реку Шайенн. Там располагался ближайший форт с белыми людьми. Добрались они сюда за сутки. Это был очень маленький форт, в котором ничего, напоминающего больницу, не было. Только медпункт с одним-единственным врачом, который с ног сбился, пытаясь помочь всем раненым.

Генри Эшли договорился о том, чтобы приготовили судно для отправки раненных в форт Аткинсон, а заодно решил доложить о произошедшем нападении в Сент-Луис. Что делать дальше, ни он, ни Эндрю Генри не представляли.

«Молодые и предприимчивые люди» были в ужасе от произошедшего. Они не так представляли покорение Дикого Запада. Да, может, они не настолько и предприимчивые? Во всяком случае, они слишком молоды, чтобы распрощаться со своей жизнью. Большинство хотело немедленно вернуться в Сент-Луис. Эшли видел, какие настроения царят в его команде, но не предполагал, что все настолько серьезно.

– Мы собираемся отправиться в форт Аткинсон, вы с нами? – поинтересовался подошедший к Джейми и Глассу молодой траппер, имени которого ни Бриджер, ни Гласс не знали. Джейми не решался ответить, пока свое слово не скажет Гласс. Повисла неловкая пауза, которую прервал хриплый голос старого траппера:

– Я не привык возвращаться, – заключил он. Бриджер медленно кивнул, соглашаясь с Глассом.

Эшли отправил с донесением о произошедшем двоих: Эндрю Генри и Джедедайю Смита. Вечером того дня Гласс подошел к Смиту и попросил отвезти вещи Гарднера его родителям.

– Конечно, – ответил Джедедайя Смит. Гласс протянул ему немногочисленные пожитки и мушкет Гарднера, затем задумался и попросил:

– Подожди, я напишу им письмо.

«Сэр!

Моей горькой обязанностью стала необходимость сообщить Вам о смерти Вашего сына, которая настигла его от рук индейцев ранним утром 2 июня. Он жил после этого какое-то время и просил меня сообщить вам о его печальной судьбе. Мистер Смит, молодой мужчина из нашей команды, согласился выполнить мою просьбу и сделать большой крюк по дороге, чтобы передать Вам это письмо. Я уверен, что Джон умер с миром. Его тело похоронили и сделали пометку в журнале о местонахождении могилы. Его вещи мы передаем вам. Дикари очень коварны. Мы торговали с ними, принимая за друзей, но после великой бури, на рассвете, они пришли к нам. Многие были ранены. Мистер Эшли, я и другие члены нашей группы вынуждены остаться поблизости этих мест, чтобы отомстить им.

Хью Гласс».

Через две недели «Рокки-Маунтин» достиг форта Аткинсон. Завидев торговое судно со знакомой эмблемой «Меховой компании Скалистых гор», народ стал собираться на берегу. Это возвращение не предвещало ничего хорошего. Эндрю Генри вызвался сопроводить трапперов до Аткинсона и сообщить местным властям обо всем произошедшем. Генри первым сошел с корабля и стал руководить транспортировкой раненных. Последним выгрузили труп молодого человека, которого так и не успели доставить до больницы в Аткинсоне. Еще один был так плох, что едва ли имел шансы на жизнь, остальные имели не такие серьезные ранения. Еще четыре десятка горе-трапперов решили вернуться в Сент-Луис. Удерживать их никто не собирался. Они не рабы. Вернее, в сотню Эшли затесалось по меньшей мере пятнадцать беглых рабов, но среди трапперов не принято было расспрашивать о прошлой жизни. Ни цвет кожи, ни происхождение, ни прошлые заслуги здесь были не важны. Важно было то, как человек ведет себя на деле, а эти люди добровольно решили сбежать, зачем проверять их в деле, если они сами решили сдаться. Такие все равно не выживают в подобных экспедициях.

«На восходе солнца индейцы начали тяжелый, хорошо направленный огонь. Лодочники были в панике и пошли вниз по течению. К моему великому удивлению и разочарованию, большинство людей сказали, что ни при каких обстоятельствах не будут продолжать путь. Я призвал добровольцев. Осталось тридцать мужчин. Мои потери составили 12 погибших и 10 раненых. Всего 23 дееспособных траппера» (Эндрю Генри).

«Если наше правительство не пошлет войска в здешние места и до самой реки Йеллоустон, американцы должны отказаться от торговли здесь. Индейцы становятся опаснее день ото дня» (из письма Генри Эшли).

В тот же день Эндрю Генри доложил полковнику Генри Ливенворту о произошедшем. Узнав о нападении арикара, тот рвал и метал.

– Это нельзя так просто оставить, мы отомстим! – кричал он. Далее следовали высокопарные речи, которые Эндрю Генри предпочитал пропускать мимо ушей, слишком уж много их произносил Ливенворт.

– Полагаю, нужно сообщить суперинтенданту по делам индейцев, – чересчур спокойно заявил Генри. Ливенворт отрешенно согласился и отправил посыльного за Бенджаменом О’Фаллоном, представлявшим здесь интересы индейцев. Спустя некоторое время в кабинет Ливенворта вошел немолодой мужчина в строгом костюме, представившийся Бенджаменом О’Фаллоном. Выслушав рассказ Генри, тот какое-то время молчал.

– Сиу выступят на вашей стороне, они вечно враждуют с арикара и будут рады хорошей драке. Я поговорю с их вождем, – сказал он наконец.

Вести о случившемся слишком быстро достигли ушей инвесторов меховой компании. Тут же начались разговоры о том, что экспедицию нужно немедленно сворачивать. Нескольким компаньонам Эшли и Генри пришлось приложить немыслимые усилия, чтобы уговорить инвесторов продолжить поход.

Тем временем в форте Аткинсон полным ходом велась подготовка к военному походу на арикара. Ливенворт, казалось, был настроен решительно. Впрочем, где-то спустя неделю настрой полковника резко переменился. Он все еще негодовал по поводу поведения вождя Серые Глаза, но вот устраивать кровавую битву уже не собирался, надеясь на удачный исход мирных переговоров. Как сочетаются месть и мирные переговоры, Эндрю Генри понять не мог.

Через десять дней после того, как «Рокки-Маунтин» достиг форта Аткинсон, Ливенворт объявил о начале военной операции. На подмогу Генри Эшли выдвинулись несколько военных кораблей с двумя сотнями американских солдат. Вдобавок ко всему О’Фаллон обещал, что сиу придут на подмогу Эшли, ну и Эндрю Генри с немногочисленными трапперами сотни отправился назад. В день отправления пришли новости о том, что «Меховая компания Миссури» собирается их поддержать и высылает 50 трапперов на подмогу. Они были как раз из числа тех, кто убил сына вождя по имени Маленький Солдат.

Хью Гласс недооценил ножевую рану, которую ему нанес индеец арикара. Боли поначалу не беспокоили Гласса, поэтому он легкомысленно перевязал рану и даже попытался отправиться на охоту вместе с Джейми. На середине пути он понял, что мероприятие затеял провальное. Вместо оленя или бизона обратно Джейми пришлось тащить Гласса. Доктор, оставшийся в форте без дела, осмотрел рану и заключил, что еще где-то месяц лучше ногу поберечь. Эскулап перевязал ногу Гласса и отправил восвояси.

Пару недель в форте на реке Шайенн Гласс в основном занимался обучением Бриджера. Сначала были теоретические уроки, а затем Гласс все-таки стал ходить на охоту. Бриджер схватывал все на лету. То глубокое уважение, граничащее с восхищением, которое проявлял к нему Бриджер, льстило Глассу. Постепенно он привязывался к мальчишке и все чаще думал о том, что таким мог быть его сын, которому так и не суждено было прожить свою жизнь.

750 воинов сиу, пришедших раньше армии Ливенворта, не обрадовали Гласса. Несколько лет с пауни выработали в нем патологическую ненависть к вороватым индейцам, то и дело пытавшимся то стащить что-нибудь плохо лежащее, то поджечь, раз уж своровать не удалось. Конечно, он понимал, что это личная война пауни и сиу. Скиди не реже сиу устраивали набеги на враждебные народы, но все же Гласс привык считать сиу врагами.

Спустя пару дней прибыла армия Ливенворта, и все они выдвинулись к деревням арикара. Относительно узкая в том месте река просто не могла вместить того количества военных судов, которое туда пришло. И это не говоря уж о сиу, пришедших сюда по земле. Несчастные деревни арикара не имели даже малейшего шанса на спасение. Ливенворт, правда, нападать не спешил. Памятуя о рассказе, как после той утренней бойни у Эшли даже не было бинтов, чтобы перевязать раненых, не говоря уж о медикаментах, Ливенворт отдал приказ заготовить достаточное количество бинтов. Занял он этим сотню своих солдат и нескольких вызвавшихся помогать трапперов. Гласс недоверчиво посмотрел на полковника, отдавшего столь странный приказ, затем пожал плечами и принялся рвать ненужные рубахи и простыни на бинты.

Несколько увидевших это сиу подошли к Эшли и поинтересовались, чем это столько людей заняты.

– Бинты готовим, – неуверенно ответил Генри Эшли.

– Вы планируете такое крупное сражение? – поинтересовался один из сиу, опасливо поглядывая на две многотонные пушки, нацеленные на деревни арикара.

– Видимо, да, – подтвердил глава экспедиции.

Все сиу по очереди стали приходить и смотреть на это священнодействие. Они были восхищены техникой белых людей, но это не шло ни в какое сравнение с решимостью драться, которое демонстрировал полковник Ливенворт. Гласс рвал ткани на бинты и понимал: что-то идет не так. Глупость какая-то…

На следующий день воины сиу подошли к флотилии Ливенворта, готовые начать сражение. Полковник вышел к ним и заявил, что на сегодня они не планируют устраивать бойню.

– Прошу остаться только тех, кто верхом. Вы будете патрулировать все стороны леса, чтобы арикара не удалось сбежать, – попросил полковник. Он производил впечатление человека, который знает, что делает, поэтому вождь сиу кивнул и приказал выполнить приказ Ливенворта. Отряд конных сиу рассеялся вокруг деревня арикара и стал ждать дальнейших действий белых людей. Прошел час, затем второй. В конце концов сиу надоело ждать, и они атаковали деревню арикара. Началось сражение возле стен деревни вождя Серые Глаза. В той схватке сиу потеряли лишь двух своих воинов, тогда как индейцев арикара было убито больше десятка.

Вечером трапперы подняли бунт. Они не привыкли кому бы то ни было подчиняться. Гласс сделал пару шагов и вплотную приблизился к полковнику Ливенворту. Гул голосов стих.

– Мы пришли мстить, и мы хотим драться за наших товарищей, которые здесь похоронены. Если вы не хотите нам помогать, то не мешайте. Подчиняться вам я не намерен, – с холодной яростью в голосе произнес он.

Трапперы и несколько подошедших сиу согласно закивали.

– Завтра выступаем, – устало махнул рукой Ливенворт.

На следующий день армия Ливенворта вместе с трапперами и сиу приблизилась к стенам деревень арикара. Индейцы стояли насмерть. Пришлось пустить в ход пушку, буквально разрушившую одним выстрелом несколько хлипких домов арикара. Стены деревни рухнули. Начался бой. Трапперы, в отличие от военных, никогда не испытывали ненависти к индейцам. Все они по долгу службы вынуждены были общаться с индейцами и знали, что это обычные люди, просто по-другому воспитанные. Они не хотели убивать всех арикара поголовно, как изначально декларировал Ливенворт. Они хотели убить подлого вождя, заставившего продать ему оружие, из которого на следующий день стали убивать продавцов.

Трапперы нашли вождя и жестоко убили его. Они хотели скальпировать его, в дань традициям, так сказать, но кто-то остановил их, воззвав к человечности.

Воины арикара, понимая безысходность своего положения, шли напролом. Группа арикара стала преследовать отряд солдат Ливенворта. Эту погоню в общем запале никто даже не заметил. Индейцам удалось ранить двоих и, что самое главное, обезоружить группу солдат. Военные подбежали к пришвартованной пироге и запрыгнули в нее. К ним подскочило еще двое военных, желающих побыстрее удрать отсюда. Семеро человек стали изо всех сил работать веслами. Естественно, индейцы их преследовать не стали. Они совершенно безумно хохотали, глядя на улепетывающих солдат. Сиу тоже заметили их и тоже начали смеяться. Пирога благополучно вырулила в шумные воды Миссури и… затонула. Никто из тех семерых не выжил. Имена этих солдат посчитали первыми жертвами в войне с индейцами.

К вечеру армия Ливенворта отступила. Дальнейшее Гласса больше не интересовало. Он выполнил свой долг. Вождь Серые Глаза, по милости которого умерли Аарон Стивенс и Джон Гарднер, был убит.

Поздней ночью к флотилии подошли несколько индейцев, представившихся посыльными Маленького Солдата, и попросили о переговорах.

– Нам тоже не нужна война, – кивнул Ливенворт. – Завтра с утра ждем вашу делегацию.

Вождь сиу, присутствовавший при этом, не выдержал и сказал:

– Мы больше не на вашей стороне. Все равно не понимаем ваших методов. С такой техникой трусливо бояться развязать войну? Не понимаю… – старый сиу устало махнул рукой и велел своим солдатам заняться сбором урожая арикара. Не умрут, так хоть от голода помучаются.

Гласс встретил Маленького Солдата сдержанной улыбкой. Он уважал этого невзрачного мужчину, который был слишком мудрым и честным для этой войны. Вождь приветственно кивнул Эшли, Генри и Глассу. Организаторы экспедиции удалились вместе с вождем, полковником Ливенвортом и переводчиком. Переговоры длились несколько часов, затем полковник Ливенворт и вождь арикара вышли, и полковник заговорил:

– Нам не нужна война. Арикара совершили ошибку, за которую уже поплатились. Мы должны быть достаточно великодушны, чтобы простить их, если они вернут все награбленное и отдадут лошадей в счет тех, что они убили, – самодовольно заключил полковник Ливенворт. Раздались недовольные голоса, пока еще тихие, из уважения к вождю арикара. Однако речь Ливенворта удивила не только армию, но и самого вождя арикара. Маленький Солдат в недоумении воззрился на полковника.

– Не я продавал им лошадей, не мне и расплачиваться, – заявил он. Переводчик быстро воспроизвел фразу на английском, и теперь уже возмущение грозило пересечь опасный рубеж. Ливенворт и вождь арикара поспешили скрыться за дверьми переговорной.

В конце концов, вождь арикара ушел от Ливенворта в крайнем возмущении, дальнейшие переговоры были уже невозможны. Ливенворт велел начать наступление на следующее же утро. Впрочем, этот приказ не суждено было исполнить.

Арикара успели уйти в леса, оставив свои дома и практически все имущество. Как свидетельствуют документы, утром 14 августа армия Ливенворта обнаружила только одного живого человека в селениях арикара – это была полуслепая мать вождя Серые Глаза.

Ливенворт не стал преследовать индейцев, чем в очередной раз несказанно удивил своих подчиненных.

Индейцы арикара отправились искать помощи у своих единственных на тот момент союзников – скиди и их вождя Питалешаро. Полковник Генри Ливенворт тем временем писал:

«Кровь наших сограждан благородно отмщена – арикара покорены таким образом, каковой научит их и прочие индейские племена уважать американский род и характер».

Никому не известно, какими мотивами руководствовался полковник Ливенворт, так и не решившись напасть на арикара. Возможно, кто-то из близких полковника находился в тот момент в деревне арикара, возможно, его связывали какие-то деловые отношения с вождями деревень. Так или иначе, чуть больше тысячи человек, вооруженных по последнему слову техники, так и не смогли победить несколько сотен индейцев арикара. Это произвело неизгладимое впечатление на сиу, для которых отныне белый человек был синонимом посмешища и труса.

– Одного не пойму. Рубашки-то зачем было рвать? – насмешливо сказал вождь сиу, прощаясь с полковником Ливенвортом. С тех пор все индейцы, слыша о том, что белые перешли в наступления, вспоминали уморительную историю о том, как сотня белых солдат рвала рубашки на бинты.

Лишь после того, как арикара убежали и пришла пора возвращаться в форт Аткинсон, выяснилось, что трапперы «Меховой компании Миссури» украли часть товара «Меховой компании Скалистых гор». Нечистоплотные охотники на пушного зверя умудрились воспользоваться ситуацией. Это обстоятельство еще сильнее подорвало боевой дух в команде.

Генри Эшли и Эндрю Генри пора было решать, что делать дальше. Эшли выступал за то, чтобы повременить с дальнейшей экспедицией, так как людей катастрофически не хватало, но Эндрю Генри принял волевое решение идти дальше. Эшли предлагал пересмотреть изначальный план и обратить внимание на западные склоны Скалистых гор – территории дикие и доселе никем не изведанные. Эндрю Генри намеревался пойти по заранее намеченному маршруту к реке Йеллоустон.

В итоге Генри Эшли решил разделить экспедицию на несколько групп. Первую возглавил Эндрю Генри, а вторую… Джедедайя Смит. Этот восторженный молодой человек с томиком дневников Льюиса и Кларка показал себя настоящим лидером. Еще одну группу возглавил ничем не примечательный бывший военный. В задачу Смита и его группы входило исследование новых территорий на западе Скалистых гор, а две другие группы должны были отправиться по более или менее известным маршрутам.

Уильям Эшли должен был вернуться в Сент-Луис, чтобы уладить уйму бюрократических вопросов, которые возникли в связи с экспедицией. Поэтому он принял волевое решение и предложил Джедедайе Смиту возглавить поход на запад Скалистых гор. Естественно, Смит согласился. В его отряде оказалось намного больше людей, чем в отряде Генри. В том числе вместе с ним пошли Джеймс Бекуорт, Томас Фитцпатрик и несколько других трапперов, прославившихся покорением Дикого Запада.

 

Глава 3. Поход

Гласс не раздумывая вступил в отряд Генри. Тот внушал куда большее уважение, чем этот политикан Эшли или искатель приключений Джедедайя Смит. Гласс вспоминал, как Эшли попытался сбежать во время сражения с арикара, а затем хотел отправиться в путь, так и не похоронив Джона Гарднера, и не мог ему этого простить. Эшли собрал эту экспедицию, набрал молодых, ничего не смысливших в охоте людей и должен был нести за них ответственность. По крайней мере, позаботиться о том, чтобы их достойно хоронили, а об их кончине извещали родителей. Человеку нельзя прощать малодушие. В здешних местах оно смертельно. Такие не выживают. Да и не должны бы, по мнению Гласса.

Мотивов Джедедайи Смита Гласс просто не понимал. Зачем молодому человеку с хорошим образованием и внешностью законника отправляться в дикие земли к индейцам? Зачем? Кому и что он хочет доказать? Эндрю Генри был куда понятнее, к тому же он был участником нескольких экспедиции «Меховой компании Миссури», основал несколько фортов и производил впечатление человека исключительно порядочного.

Помимо Гласса в отряд Генри вступило еще двенадцать или пятнадцать человек. Точное число трапперов неизвестно. Они выдвинулись вверх по Миссури. Дни потянулись один за другим. Периодически Гласс учил Джейми азам охоты, но все-таки по большей части предпочитал уходить на охоту в одиночку. Ему мешали посторонние люди. Они ни черта не знали, слишком шумели и то и дело спугивали добычу. Гласс привык охотиться один. Это было сопряжено с великим множеством дополнительных рисков, но искупалось удовольствием самой охоты. Медленного, вдумчивого погружения в себя. На несколько часов он становился частью самой природы, со всеми ее величественными склонами и витиеватыми узорами ручьев. Почувствовать такое, охотясь в группе, просто невозможно.

Гласс неизменно возвращался с неплохой добычей. Летом в здешних местах можно было рассчитывать в основном на куниц. Гризли представляли особую опасность. Охотиться на них могло прийти в голову только сумасшедшему. Медведи встречались достаточно часто. Впрочем, ни одно животное не будет первым нападать на человека, если от этого не зависит его жизнь. Поэтому все прекрасно знали, что при встрече с медведем лучше просто не шевелиться. Слиться с пейзажем. Возможно, гризли и подойдет поближе, чтобы обнюхать, но, не заметив угрозы со стороны человека, нападать не будет. Несколько раз члены экспедиции натыкались на гризли, то и дело замечали их на другой стороне реки, но всякий раз трапперы отделывались легким испугом.

Однажды Гласс все-таки взял с собой на охоту Джейми. В тот раз они долго не могли выследить достойную добычу. Вдруг Джейми услышал хруст веток и заметил тень справа от себя. Гласс собирался остановить его, но передумал. Джейми инстинктивно повернулся, перезарядил ружье и выстрелил. Заряд попал в цель. Раздвинув ветки, Гласс увидел раненного в ногу лося. Животное отчаянно билось в агонии. Старый траппер перезарядил свое ружье и безжалостно выстрелил в глаз животного.

– Раненого зверя не оставляют, – пояснил он. – Либо лечи, либо убивай.

Постепенно отряд стал для Гласса своего рода семьей. Возвращаясь с охоты, он даже рад был видеть хмурые лица членов экспедиции. Такой способ жизни его полностью устраивал. Необходимость все время терпеть выходки трапперов искупалась ощущением жизни, которое неизменно рождалось в присутствии людей.

Гласса здесь все уважали за опыт, умение охотиться и, в конце концов, возраст. Эндрю Генри был рад тому, что Гласс пошел с ним. Траппер производил впечатление умного, честного и образованного человека, к тому же в отряде он стал своего рода негласным лидером. Правда, сам охотник был не рад, что так сложилось. Ему не нужны были последователи, он просто жил так, как привык. Годы жизни с индейцами не прошли даром. Гласс не только научился охотиться у индейцев, но и изучил местную флору. Конечно, до шаманов ему было далековато, но все основные растения и травы он знал. Чему и обучил весь отряд. Теперь те, кто прослыл плохим охотником, стали уходить на поиски трав и ягод. Тоже неплохо, в конце концов. Проблема, правда, заключалась в том, что те, кто плохо охотился, ягоды собирали с тем же успехом. Отправляясь в экспедицию для того, чтобы быстро разбогатеть, мало кто из трапперов удосуживался изучить такие мелочи. Исключение составляли Джейми Бриджер, Джон Фицджеральд и братья Саблетт. Все они пришли на то собеседование в «Сотню Эшли» не по причине желания стать миллионерами, а просто потому, что больше им некуда было идти.

Спустя несколько дней пути отряд Генри вступил на территории манданов, индейцев из числа сиу. После оглушительного провала Ливенворта никто не знал, как теперь они отнесутся к белым людям. Повезет, если они посмеются и пропустят их, а если нет?

Эндрю Генри приказал вести себя здесь максимально тихо и далеко от лагеря не отходить. На охоту теперь стали посылать только самых опытных и проверенных людей. В их числе оказались Джон Фицджеральд и Хью Гласс.

– Я охочусь один, – отрезал Гласс.

– Тоже не привык к компании, – усмехнулся Фицджеральд.

Эндрю Генри понял, что здесь коса нашла на камень. Эти двое не привыкли кому-то подчиняться и идти на компромисс. Генри они терпели просто потому, что таковы были правила игры изначально, но терпеть выводящего из себя напарника они не желали.

– Гнилой человек, – поморщившись, сообщил напоследок Гласс, собираясь на охоту. Генри был с ним согласен. Впрочем, кто еще пойдет в трапперы? Такие, как Гласс да Фицджеральд, – не нашедшие себе места среди нормальных людей, а уж по какой причине они не смогли прижиться, это другой вопрос. По большому счету, Генри было плевать на то, гнилой человек или нет. Фицджеральд знал свое дело, и ладно. Хотят эти двое рисковать своей жизнью из-за глупой гордости – пускай. За такое он уже не несет ответственности.

Охота удалась. В здешних местах водилось много живности, а лес оказался совсем не таким густым, как казалось вначале. Гласс подстрелил несколько куниц, как вдруг услышал нехарактерные для леса звуки. Он уже был в такой ситуации. Много лет назад, когда бежал от Лафита. Сейчас ему показалось, что он вернулся на семь лет назад, настолько был похож пейзаж. Та же поляна. Вот здесь стояли они с Джоном, когда сзади на них поскакало двое воинов пауни. Глассу повезло. Инстинкты его не подвели, а в кармане оказалась киноварь. Сейчас «волшебной крови дракона» не было. Гласс стал озираться по сторонам и вовремя увидел заросли кустарника, в которых можно было укрыться. Через минуту сюда вышло несколько индейцев. Они разговаривали на наречии сиу. Гласс понимал их язык с трудом. Траппер всегда терпеть не мог изучение языков.

Манданы услышали выстрел и шли на его звук. Впрочем, внимательными индейцев назвать было нельзя. Один из них прошел буквально в паре метров от него и не заметил Гласса.

Индейцы вполне мирно говорили о недавних событиях возле деревень арикара. Один из них рассказывал о тысячах белых людей, не сумевших справиться с великим вождем Серые Глаза. Арикара пришлось уйти с обжитых мест.

– …Они отправились к реке Гранд, собираются искать поддержки у пауни, – заключил тот невнимательный индеец. Дальнейших слов Гласс разобрать уже не мог. Индейцы ушли дальше, к берегу Миссури. Как успеть предупредить отряд? Куда бежать?

Пока Гласс пытался просчитать все варианты, в другой стороне леса раздался спасительный выстрел. Видимо, Фицджеральд подстрелил кого-то. Теперь можно было не сомневаться – манданы опять пойдут на звук выстрела, уже подальше от реки.

Вечером Гласс рассказал об увиденном и услышанном. Эндрю Генри принял решение больше не охотиться в здешних местах. Слишком много шума и внимания они привлекают. Дозорным было приказано смотреть в оба.

Кто был в ту ночь в дозоре, неизвестно, но этот человек явно плохо справился с возложенной на него миссией. Ближе к четырем часа утра, когда все видели свой десятый сон, на лагерь обрушился град стрел индейцев. Трапперы тут же повскакивали и стали искать укрытие.

Манданы окружили их. Бой был неизбежен. Спросонья люди просто не могли сообразить, что нужно делать. У них было оружие и численное преимущество. На стороне манданов – лишь внезапность и дисциплина. Нескольким трапперам удалось бежать, другие продолжали драться. Глассу удалось ранить одного из нападавших, но тот со всей силы ударил его по больной ноге и успел убежать. Гласс скривился от уже подзабытой боли в ноге.

Двое членов отряда Генри были тяжело ранены, остальные отделались царапинами и синяками. Оставаться на месте было нельзя. Земли манданов заканчивались лишь в устье реки Гранд-ривер, правого притока Миссури. До него оставалось всего два дня пути.

– Погрузите раненых на носилки и соберите вещи. Отправляемся, – приказал он.

Раненые были безнадежны. Одному стрела попала прямо в солнечное сплетение. Каким чудом Огюст О’Нил был еще жив, оставалось загадкой. Второй, Джеймс Андерсон, выглядел получше. Его ударили ножом, и на вид рана не казалась столь угрожающей.

В скорбном молчании отряд Генри продолжил путь к реке Гранд. Никто не хотел признаваться себе в том, что ждет смерти товарища. Впрочем, своя жизнь всегда дороже. Первая заповедь траппера: ты обязан помогать товарищу ровно до тех пор, пока это не угрожает твоей собственной жизни.

Один из раненных не дожил и до полудня, а второй, Джеймс Андерсон, умирал в агонии. Он протянул до следующего утра. Могилы рыли всем отрядом. Генри помечал в журнале места захоронения, хотя все понимали, что родственники вряд ли найдут место последнего приюта молодых трапперов. Сотня Эшли теряла своих участников слишком быстро. Теперь уже даже самые смелые участники экспедиции стали подумывать о том, чтобы повернуть назад. Невозможность развести полноценный костер, отсутствие свежего мяса, постоянная угроза нападения индейцев, – все это озлобило трапперов. Два десятка изнуренных молодых мужчин то и дело спорили о каких-то мелочах. Спор моментально перерастал в драку, которую разнимали все с меньшим энтузиазмом.

Наконец они вышли на финишную прямую. Гранд-Ривер уже виднелась вдалеке. Яркое солнце августа уже выжгло половину листвы. Пологие берега шумной реки с обоих берегов были усеяны густой растительностью. Сдержанные краски суровой природы Дикого Запада с новой силой очаровали трапперов. В конце концов, именно ради таких мгновений стоит жить. Они все-таки дошли. Эта маленькая победа воодушевила всех, включая Эндрю Генри. Они простились с Миссури и свернули к Гранд-Ривер. Первое, что отряд увидел, оказавшись на берегу, был гигантский пологий холм. Он выглядел абсолютно неестественно для здешних мест. Казалось, сумасшедший географ заигрался и все перепутал: поставил вместо леса гору. Конечно, местность здесь была совсем не пустынной. Встречались на их пути и холмы, и овраги, но не столь гигантские. Впрочем, возвышенность удивляла не столько своей выстой, сколько странной, почти идеальной формой.

– Холм грома, – возвестил всех Эндрю Генри, разглядывая маячивший впереди холм.

– Откуда это название? – поинтересовался Гласс.

– От индейцев, – хмыкнул нагнавший их Джон Фицджеральд, – как и все здесь, Гласс. Добро пожаловать в дикие земли. Где-то здесь ходила Сакагавея со своим детским садом и бегал Колтер, – эту часть фразы Фицджеральд произнес чересчур восторженно, подражая манере Джедедайи Смита.

– Не знаешь, не говори, – поморщился Эндрю Генри, – до тех мест хорошо если месяц пути. Название холму дали индейцы ларами, для них он святыня, а для нас – ориентир. С любой точки Гранда его видно, – пояснил Генри Глассу.

– Я ж говорил – индейцы, – пожал плечами Фицджеральд и поспешил двинуться дальше.

Здесь, по слухам, селений индейцев было много. Ларами вроде бы считались дружественным народом, но мало ли, как дело обернется. Во времена Льюиса и Кларка и арикара были дружелюбным народом, а сейчас они превратились в главных врагов. Эндрю Генри сильно обеспокоил рассказ Гласса о встреченных арикара. Никому не известно, насколько они оказались быстрее и где те селения пауни, к которым пошли побежденные арикара. Одно было ясно точно: здесь нужно вести себя особенно осторожно. Поэтому Эндрю Генри сообщил, что запрет на охоту продолжается. В памяти были свежи воспоминания о недавней атаке манданов, поэтому спорить с Генри никто и не собирался.

 

Глава 4. Схватка с медведем

Несколько дней пути отряд Генри наслаждался видами Гранд-Ривер. Постепенно воспоминания о нападении манданов выветривал вольный воздух Дикого Запада. Очень скоро они доберутся до реки Йеллоустон, где и проведут зиму. Там Генри собирался построить новый форт. Как рассказывал руководитель экспедиции, те места были намного красивее Гранд-Ривер. Туда еще не ступала нога белого человека. Ощущение того, что они стоят на пороге новых открытий и великих свершений, оказалось заразительно. Конечно, не обходилось без насмешек и ехидных замечаний в адрес Джедедайи Смита, но даже они постепенно подрастеряли былой яд.

Хью Гласс, Джейми Бриджер и Джон Фицджеральд ходили на сбор ягод и съедобных растений. Мальчишка все схватывал на лету. Фицджеральд собирался немного поохотиться и добыть нормальной еды. Он еще не решил, что будет более правильным: подстрелить какую-нибудь куницу, зажарить и съесть ее втихаря, а потом рассказать, что хотел отвести отряд индейцев от реки. Или же поохотиться вдоволь и порадовать членов отряда свежим мясом. Генри будет зол за то, что его ослушались, но зато можно будет поднять свой авторитет в лагере.

Джим Бриджер и Хью Гласс разделились. Гласс пошел вверх по реке, а Бриджер решил собрать ягоды в глубине леса. Если кому-то из них потребовалась бы помощь, то нужно было выстрелить, и остальные поспешили бы к нему.

Гласс уже собрал достаточно ягод, когда вдруг набрел на заросли дикой малины. Кустарник рос по всему пологому склону. Внизу была небольшая поляна, напоминающая гигантскую ступень к реке. Поляна начиналась приблизительно на высоте в десять метров от берега Гранд-Ривер. Дальше по склону – непролазные леса. Где-то там сейчас Бриджер. Гласс занялся сбором ягод на склоне, постепенно спускаясь вниз к поляне. Кропотливое занятие погружало в самые недра мыслей. Ступив на поляну, Гласс поднял глаза и увидел гризли.

Такое уже бывало. Нужно глубоко вздохнуть и застыть, что он и сделал. Медленно, чтобы не разозлить зверя, он потянулся за винтовкой. Гигантское животное изучающее рассматривало неведомое ей существо. Маленькие блестящие глаза не выражали пока ничего, кроме любопытства. Гласс заметил какое-то движение возле медведя и опустил взгляд. Возле гризли копошилось два маленьких медвежонка. Вот это уже плохо. Очень плохо. Медведица всегда будет защищать своих детей, от всего. Она никуда не побежит и не пойдет своим следом, как обычно бывало. Сам Гласс видел несколько раз гризли, но тогда он был на противоположном берегу реки. Индейцы, выжившие после встречи с медведем, говорили, что нужно либо застыть, либо оглушительно орать. Сейчас все варианты означали смерть. Взобраться на дерево он тоже не мог. Вокруг был один кустарник с дикой малиной. На него не вскарабкаешься.

Изучающий медвежат взгляд Гласса медведица восприняла как сигнал к действию. Траппер взвел курок ровно в тот момент, когда гризли угрожающе зарычала, обнажив гигантские желтые клыки.

Осечка лишила Гласса шансов на жизнь. В отчаянии он достал нож и стал орать. Резкий звук оказался мучителен для животного. Все ее существо желало убежать подальше, но нужно было защитить своих детенышей. Гризли в один прыжок преодолела расстояние, разделявшее ее и Гласса. Животное поднялось на задние лапы и нависло над траппером. У него было одно мгновение, чтобы ударить. Глаз охотника его не подвел. Траппер вонзил нож в сердце гризли. В агонии животное взревело еще громче Гласса и бессильно опустило лапу с десятисантиметровыми когтями. Раздались выстрелы выбежавших на поляну охотников. Последнее усилие животного – и когти вонзились в тело Гласса, разрывая правую половину тела на мелкие куски. Адреналин в крови имеет свойство обезболивать, поэтому Гласс ощутил лишь то, как трехсоткилограммовая туша падает на него, ломая параллельно все кости.

Джим и Джон выскочили на поляну с разных ее сторон. Моментально сориентировавшись, они выстрелили в бившееся в агонии животное. Когда туша медведя обмякла, Бриджер и Фицджеральд поспешили к Глассу. С трудом они все-таки стащили тушу с траппера.

Согласно поэме Нейхардта и рассказу Генри Дана, лицо, шея и грудь Гласса были изодраны когтями гризли. Фредерик Манфред в исторической повести «Лорд Гризли», а затем и Майкл Панке в своем романе «Возвращенец» описывают то, как горло Гласса пузырилось красными волдырями, пропуская воздух. Остальные биографы не столь красочно описывают ранения Гласса. Так или иначе, всю правую половину тела Гласса, а также часть спины покрывали следы когтей гризли. Джеймс Климан, член отряда Эндрю Генри, описал это событие так:

«Среди этой партии был человек по имени Хью Гласс. Он был несдержан и не умел подчиняться приказам. В один прекрасный день он повстречал медведя гризли, который напал на него. Обычное дело в здешних местах. Гласс хотел залезть на дерево, но медведь смел его в сторону, параллельно нанося ему смертельные увечья. К этому времени ему на подмогу подоспело несколько человек, но они поначалу боялись стрелять из-за возможности попасть в Гласса. Наконец выдался удачный момент, и две пули попали в медведя. Зверь взревел, нанося Глассу все новые раны. Когда медведь вновь попытался атаковать Гласса, в него всадили еще несколько пуль, и мертвая туша упала на Гласса» (Джеймс Климан).

Бриджер побежал за Эндрю Генри. Выслушав сбивчивый рассказ мальчишки, Генри тяжело выдохнул и велел собрать все медикаменты, что есть. Ему тут же всучили все необходимое.

– Братья Саблетт, за мной, – приказал Генри.

Он был уверен, что, когда они придут, Гласса уже не будет в живых. Это была по-настоящему ужасная новость. Гласс был единственным человеком, которому Генри безоговорочно доверял. Спокойный и уверенный, старый траппер всегда знал, что делать. Вдобавок ко всему он знал язык пауни, умел охотиться, разбирался в растениях… По дороге к зарослям малинника Генри мысленно перечислял все достоинства погибшего траппера.

– Как он? – поинтересовался Эндрю Генри при виде Фицджеральда, сосредоточенно разглядывающего распластавшееся на земле тело. Понять, жив еще Гласс или нет, было сложно.

– Жив, – коротко отрапортовал траппер.

Братья Саблетт распаковали все, что у них было из медикаментов, и принялись оказывать первую помощь. Бриджер помогал. Он стал хорошо разбираться в растениях, поэтому быстро притащил все, что могло пригодиться для заживления ран. Самые глубокие следы когтей зашили грубыми стежками. Все тело Гласса было изломано и искромсано. Как он все еще продолжает дышать, было неясно.

Тушу медведя освежевали. Развели костер на той же поляне и принялись пировать. Все присутствующие мысленно благодарили Гласса за такой ужин. Да и еще за многие недели отличного вяленого мяса тоже. Вслух никто этого, естественно, не произносил. Трапперы стыдились собственных мыслей. С другой стороны, каждый ведь сам за себя. Они не в ответе за чужие жизни.

Эндрю Генри, равно как и остальные члены отряда, был уверен в том, что Гласс не переживет этой ночи. Когда наутро оказалось, что Гласс еще жив, Генри пришлось судорожно решать, что делать дальше. Мысль о том, чтобы ждать смерти Гласса еще один день, он отмел сразу. Оставить его здесь? Генри вспомнилось, как Гласс говорил о малодушии. Такие не выживают на Диком Западе. Нужно жить по человеческим законам, иначе все завтра каннибалами станут. Это уже даже не про хищников, про насекомых каких-то…

– Погрузите его на шкуру медведя, укройте, и двое человек будут его тащить. Будете сменяться каждый час, – заключил Генри.

Несколько дней пути по пересеченной местности Гласс, к удивлению всех, пережил. Раны начали гноиться, его бил то жар, то озноб, он не мог говорить, да и шевелиться, но он продолжал дышать, а сердце его стучало еще быстрее, чем раньше.

Если поначалу решение Генри все восприняли как должное, то через пару дней число недовольных перевалило за половину.

– Мы не в ответе за жизни других. Он знал, на что идет. Такое могло случиться с каждым, и это не значит, что нас всех нужно похоронить рядом с Глассом, – говорили трапперы.

В чем-то они были правы, но оставить еще живого человека умирать означало подорвать дух отряда. Это убило бы их быстрее, чем необходимость тащить за собой Гласса.

– Еще не сдох? – ехидно интересовались трапперы, нагибаясь над Глассом. Тот мотал головой. Трапперы горестно вздыхали и принимали эстафету по переноске мертвого груза. Если шкуру медведя хотя бы продать можно, то что делать со шкурой Гласса? Примерно такие настроения царили в отряде. Цинизм стал перерастать в раздражение и ненависть. Какого черта, в конце концов? Все это усиливалось отсутствием возможности поохотиться, страхом перед индейцами и осознанием того, что они безнадежно опаздывают. Если они продолжат в таком же режиме, до Йеллоустона они не успеют добраться. А зимовать здесь – самоубийство. Они не Колтеры, чтобы выживать в тридцатиградусный мороз.

На четвертый день Эндрю Генри оказался перед необходимостью сделать выбор. Отряд должен был переправиться на противоположный берег реки, а с Глассом это сделать было невозможно. Они решили заночевать здесь. В четыре утра дозорные разбудили Генри. Кто-то услышал голоса индейцев.

– Мы не подписывались умирать за Гласса, – отрезал Джон Фицджеральд. Голосов индейцев слышно больше не было, но все члены отряда были настроены решительно.

– Можете сами его тащить, если уж так охота трупы перетаскивать, – заявил кто-то из трапперов Эндрю Генри.

Глава экспедиции сделал пару шагов вперед и стал внимательно всматриваться в озлобленные лица двадцатилетних людей. Трапперство быстро меняло лица. Пережитое отражалось в них, как в зеркале. Усталость и страх превратили искателей приключений в жестоких и циничных вольных трапперов, коих полным-полно в барах Сент-Луиса.

– Каждый человек достоин того, чтобы его предали земле и похоронили со всеми почестями, – медленно проговорил Эндрю Генри. – Мы не можем ждать смерти Гласса. Добивать его мы тоже не будем. Надеюсь, таких желающих нет? – на всякий случай поинтересовался он. Услышав напряженное сопение, Генри понял, что желающие добить товарища все же есть. – Двое останутся с Глассом, похоронят его и запишут координаты могилы, после чего нагонят нас, – заключил Генри.

– Я останусь, – вызвался Джейми. Он чувствовал свою ответственность за произошедшее. Это он виноват в том, что не успел вовремя помочь. Он же слышал крик, но не успел сообразить, что к чему… Малодушие – худший из пороков…

– Джон Фицджеральд, ты тоже остаешься, – заявил Генри.

Здесь стоит отметить, что доподлинно неизвестно, кто из трапперов остался с Глассом. Практически все исследователи его жизни ссылаются на то, что одним из них был Бриджер. Так читают Нейхардт, Манфред, Юнт, Брюс Брэдли, Джон Коулман, а также Майкл Панке и Роджер Желязны. Учитывая тот факт, что Гласс учил мальчишку Джейми охотиться, а впоследствии чудом выживший траппер попытался убить Бриджера, это звучит вполне логично. А вот относительно Джона Фицджеральда все не так очевидно. Логичнее всего было бы оставить с Джейми именно его. Мошенник и негодяй, Фицджеральд был мастером в науке выживания. Он бы не позволил Джейми умереть на диких землях. В пользу Джона Фицджеральда также говорит и тот факт, что сохранились документальные свидетельства того, как Гласс при встрече с Фицджеральдом попытался ударить его. Впрочем, он всех членов отряда пытался ударить, так что аргумент сомнительный. Никаких документальных свидетельств того, что вторым траппером был Джон Фицджеральд, нет, но по каким-то причинам именно его имя называют в числе наиболее вероятных.

 

Глава 5. 300 километров

Глассу становилось все хуже. Раны его гноились, нога была изогнута под неестественным углом, ребра сломаны, следы от когтей даже не собирались срастаться. Фицджеральд и Бриджер уложили Гласса на шкуру медведя и стали ждать. Каждые четыре часа они сменялись. Джон Фицджеральд обдумывал то, как бы побыстрее прикончить Гласса, желательно не вызвав подозрений Бриджера. Джону было категорически нельзя возвращаться в Сент-Луис, да и в форт Аткинсон, и Кайову, и… Практически в каждом городе и форте, в котором побывал Фицджеральд, его ждали кредиторы. Джон был мошенником до мозга костей. Сам он ничего плохого в этом не видел. Склад ума такой. Игроку по натуре, Фицджеральду доставляло удовольствие обводить всех вокруг пальца. Здесь дело было даже не столько в деньгах, сколько в том сладостном ощущении власти над игрой. Ему нравился риск быть раскрытым.

Поскольку на игру нужны были деньги, Фицджеральд то и дело у кого-нибудь одалживался. Суммы брал всегда небольшие, чтобы потом не убили, ибо отдавать он, конечно, не собирался. При любом выпавшем за покером раскладе. Однако несколько кредиторов все-таки решили пойти на принцип. Их обидела не сумма, взятая в долг, а сам факт мошенничества. От них и бежал Фицджеральд, записавшись в сотню. Экспедиция – отличный повод исчезнуть на пару лет, а затем можно будет еще и вернуться с триумфом и кучей денег.

Джейми Бриджер куда более ответственно относился к необходимости ухаживать за умирающим. Признаваться самому себе в том, что ждет смерти Гласса, он не хотел. Поэтому Джейми промывал раны Гласса, кормил его, перевязывал насквозь мокрыми и грязными бинтами раны.

По очереди они с Фицджеральдом ходили на охоту. Вернее, так они по привычке называли процесс сбора ягод. Медвежьего мяса Генри им оставил предостаточно. Они завялили его на солнце, и теперь у них было более чем достаточно съестных припасов, а вот патронов было мало. То и дело Джейми казалось, что кто-то притаился в кустах. Он хватал винтовку и шел на осмотр территории. Еще ни разу такие обходы не принесли результата. Однако Гласс вряд ли врал про тот подслушанный разговор. Арикара поблизости, и вряд ли они хорошо отнесутся к встреченным трапперам из отряда Эшли. Спрятаться, учитывая еще живого Гласса, тоже не представлялось возможным. Каждый час возле умирающего превращался в настоящее испытание для нервов. Фицджеральд норовил все чаще уходить в лес. Его раздражал не только Гласс, но и Джейми. Второй даже больше. Джон слишком привык действовать в одиночку, и сейчас ему приходилось буквально каждую минуту сдерживать себя.

– Зачем ты его кормишь, а? – разозлился однажды Фицджеральд, увидев, как Джейми подносит ко рту Гласса какой-то дымящийся отвар.

– Люди должны есть, – пожал плечами Джейми.

– Угу, чтобы жить. А чтобы умереть, им есть не нужно. Ты продлишь его жизнь и наши мучения, понимаешь? Это не милосердие, а издевательство.

Доля правды в словах Фицджеральда была. С другой стороны, Джейми знал, что поступает правильно. Или нет?..

Спустя три дня наконец случилось то, чего так боялся Бриджер. Вдалеке заслышались нехарактерные для леса шорохи. Фицджеральд и Бриджер были рядом с Глассом. Джон приложил палец к губам и показал на заросли в десятке метров от них. Бриджер кивнул и двинулся к Глассу. Фицджеральд успел схватить Джейми за шиворот и буквально швырнул в нужную сторону. Бриджеру хватило ума не произнести ни звука. Опасливо оглянувшись, он все-таки полез в заросли.

Несколько индейцев арикара прошествовали мимо них. Предводитель отряда остановился при виде Гласса. Он внимательно изучил ранения, покачал головой и двинулся дальше. Фицджеральд не смог скрыть досады. Он надеялся, что хоть у индейцев хватит духу пристрелить их с Джейми подопечного.

Когда индейцы скрылись из виду, Джон резко вскочил на ноги и двинулся в сторону берега реки.

– Ты куда? – оторопел Джейми.

– Я больше не намерен ждать, Бриджер. Ни один человек не стоит того, чтобы я отдавал за него жизнь. Он мне не сын и не отец, чего ради?

– Приказ… – не нашел ничего лучше ответить Джейми. – Мы должны похоронить Гласса и нагнать свой отряд, – напомнил он.

– Ну так давай похороним, – пожал плечами Джон. Внимательно посмотрев на Джейми, он немного смягчился. – Давай хоть могилу заранее выроем, чтобы времени не терять.

Это было разумное предложение. Бриджер и Фицджеральд рыли могилу целую вечность. Земля здесь была слишком твердая и насквозь усеянная сеткой корней деревьев и кустарников. Бриджер был рад этому занятию. Оно все-таки отвлекало от тягостной миссии, плюс к тому давало отсрочку для принятия решения.

Наконец неглубокая яма была готова. Гласс был все еще жив.

– Бриджер, я тебе не указ. Хочешь – оставайся, а я пошел, – заявил Фицджеральд.

– Я тоже, – твердо заявил Бриджер. Фицджеральд усмехнулся:

– Тогда собери его вещи.

– Зачем?

– Мы же должны доказать Генри, что выполнили миссию. Без винтовки и ножа Гласса нам точно не поверят, – пригрозил Фицджеральд.

Когда они уже собирались уходить, Бриджер заявил, что Гласс, как любой другой человек, достоин быть похоронен в могиле. Фицджеральд молча пожал плечами и подхватил Гласса за руки. Верхние конечности у него были хотя бы без такого количества кровоточащих ран.

Бриджер кинул шкуру медведя на дно импровизированной могилы и помог Джону уложить туда еще дышащего Гласса. Затем они решили закидать тело палой листвой и дерном, чтобы была хоть какая-то отметка о месте захоронения. Закапывать Джон посчитал ненужной и неприятной тратой времени. Перед отправкой Джейми осторожно подошел к куче трепещущих на ветру палых листьев и начал тихо молиться.

– Ты сейчас молишься перед могилой человека, которого ты похоронил заживо? – саркастически поинтересовался Фицджеральд.

– Да, – с вызовом ответил Джейми. Джон пожал плечами и отправился собирать все, что могло понадобиться в дороге. Когда Джейми закончил с молитвой, Фицджеральд подошел к куче листвы и пробормотал:

– Лучше бы тебе не просыпаться, Гласс.

Два траппера быстрее, чем это было необходимо, отправились к реке. Они без препятствий перешли ее вброд и, не оборачиваясь, отправились в сторону Йеллоустона. Во всяком случае, Эндрю Генри со своими ребятами шел именно по этой дороге.

Гласс остался лежать в могиле, на шкуре убитого им животного. Фицджеральд основательно изучил личные вещи Гласса, выкинул из кожаного вещевого мешка все, что показалось ему бесполезным, положил туда нож Гласса с витиеватыми узорами на ручке и зашнуровал. На свободное плечо повесил знаменитую винтовку траппера. Поговаривали, что она чуть ли не волшебная и что ее изготовили в мастерской самого Жана Лафита.

Хью Гласс точно осознавал одно: ему здесь не место. Какое-то время он провел без сознания. Падающая с листьев роса позволяла не мучиться от жажды, но она же и промочила все тканые участки одежды, а также бинты и обувь. От этого озноб усилился троекратно. Он не хотел чувствовать этот холод. Даже если это последние минуты его жизни. Лучше он будет смотреть на солнце, чем умирать от промозглого холода. Неимоверным усилием воли он все-таки заставил себя приподняться на локтях и выползти из могилы. Как только он заметил солнечные лучи перед собой, силы покинули Гласса.

Траппер вот уже несколько часов лежал без сознания. Он лишь наполовину выбрался из собственной могилы. Гласс лежал на спине, а ноги его все еще находились в «заботливо» выкопанной Бриджером яме. Отряд убитого вождя арикара прошел мимо него. Один из индейцев остановился и стал задумчиво разглядывать раны белого мужчины. С удивлением поняв, что тот еще жив, индеец решил воззвать к духам и попросить их позаботиться о Глассе. Каждый человек заслуживает достойной смерти, тем более человек, на теле которого столько боевых ран. Индеец исполнил обряд и двинулся дальше.

Неизвестно, сколько прошло времени, прежде чем Гласс вновь пришел в сознание. Первое, что он почувствовал, было жжение его ран. Казалось, кто-то специально, сантиметр за сантиметром, расковыривает их. Каждое прикосновение приносило мучительный укол боли, но затем отчего-то становилось легче. Гласс попытался поднять глаза. Оказалось, что это не так-то просто. Веки были словно свинцовые. Прищурившись, траппер заметил, что чья-то тень загораживает его от холодных лучей уже стоящего высоко солнца. Присмотревшись, он понял, что это волк. Инстинкты сработали первыми. Гласс, как мог, сгруппировался и откатился в сторону. Поскольку берег был пологим, неудивительно, что траппер свалился прямо в бурную реку.

Ледяная вода моментально вернула траппера в реальность. Слишком яркие дневные краски резали глаза, а раны, казалось, кипели от боли. Волк задумчиво посмотрел на траппера и решил побежать прочь. Спустя несколько часов Гласс горько сожалел о том, что не убил зверя. Сейчас же Гласс благодарил посланное небом животное. Волк не просто вернул его из беспамятства. Осмотрев себя, Гласс понял, что животное вылизывало его загноившиеся раны от червей и личинок. Все пропитанные кровью раны буквально кишели насекомыми. Благодаря «заботе» Бриджера вместо того, чтобы греться на солнце, Гласс был надежно укрыт мокрой листвой и ветками. Тело его промокло, раны еще сильнее нагноились, а насекомые приняли его за труп. Ладно, когда люди списывают тебя со счетов, но насекомые – это уже перебор. Траппер усмехнулся собственным мыслям и принялся сдирать с себя одежду и грязные бинты, сделанные из разорванных рубашек.

Шумные воды реки промыли раны. Несмотря на самое начало сентября, вода здесь была ледяной. Это было очень кстати. Тело тут же онемело, и ноющая боль исчезла. Правда, течение начало сносить его в сторону, подальше от могилы. Дальше по курсу показался высокий порог, который в своем нынешнем состоянии траппер просто бы не пережил. Гласс начал отчаянно цепляться за берега, но, как ни старался, не мог выбраться из воды. Ухватиться за берег оказалось просто невозможно. Буквально в метре от порога, уводившего воды притока Гранд вниз на добрый метр, Гласс ухватился за корягу и кое-как выбрался на берег. После чего он вновь потерял сознание. Очнулся лишь вечером от дикого озноба.

Кое-как траппер дополз до ямы, в которой пролежал неизвестно сколько, и стал осматривать ее. Ни винтовки, ни ножа, ни сумки для личных вещей и добытых шкур не было. Только шкура медведя. Хоть что-то. Гласс начал вытаскивать многокилограммовую шкуру выпотрошенного животного. Шкура была в том же состоянии, что и сам Гласс. То есть в стадии катастрофы. Траппер разложил ее на траве и решил, что за следующий день она немного подсохнет и ею станет возможно укрываться. Одежда уже была в полном порядке. Трапперы одевались почти так же, как и индейцы, так как условия их жизни были примерно одинаковыми. Одежда должна была укрывать от холода и спасать от жары. Штаны и рубаха были как раз из таких. Учитывая наличие шкуры медведя, можно было надеяться на то, что он хотя бы не умрет от холода. От голода, ран, гангрены, но не от холода.

На дне могилы остался лишь ворох листвы и дерна. Гласс стал ворошить яму веткой. Ничего полезного он не находил, как вдруг в листве что-то блеснуло. Этот латунный, сдержанный блеск сложно было с чем-то перепутать. Увеличительное стекло, понял Гласс. Фицджеральду оно действительно было ни к чему, вот тот и выбросил безделушку. Хью Гласс носил это стекло больше в память о годах пиратства, чем из необходимости, но сейчас оно действительно могло пригодиться. Вернее, днем, когда солнце будет высоко и можно будет направить его лучи к цели. Есть надежда на то, что удастся развести костер. Уже что-то.

Вот уже много дней, как он ничего не ел. Да и не хотелось ему сейчас есть. Правда, если он хотел выжить, ему нужны были силы. Гласс огляделся по сторонам. Волк убежал, а ведь можно было тогда его схватить, и сейчас бы проблемы еды не возникало. Наконец он заметил траву, которую употребляли в пищу пауни, и подполз к ней. Гадость была несусветная, но ни на охоту, ни на рыбалку рассчитывать не приходилось. Все силы Гласса уходили на то, чтобы удерживать себя в сознании.

– Еще не сдох? – попеременно наклонялись то Бриджер, то Фицджеральд, то Генри, то остальные трапперы из сотни Эшли. Гласс вздрагивал и просыпался. Увидев тот же мрачный пейзаж, он понимал: еще нет.

На следующий день шкура медведя немного подсохла. Теперь ею можно было укрываться. Нужно было подумать о том, что делать дальше. Он жив, но что с того? Еще день или два, и старуха с косой все-таки посетит его. Он умрет от голода, заражения крови, холода, лихорадки, диких зверей… Вариантов было много. Самым реальным из всех был голод.

Вдалеке краснели гроздья буйволиных ягод – так в здешних местах называли шефердию, ягоду, напоминающую по вкусу смородину. В начале сентября все берега Гранд-Ривер и ее притоков были буквально усеяны этими ягодами. Вот только на поляне, возле Гласса, она не росла.

Оглядев все свое имущество в виде шкуры медведя и увеличительного стекла, Гласс решил все-таки доползти до кустарника. По крайней мере, умрет не с голоду.

Траппер накинул на себя шкуру медведя и стал медленно подтягиваться на руках вперед. Одна нога совсем не желала слушаться, когда он пошевелил второй, та отозвалась такой болью, что Гласс едва удержался в сознании. Волочить ноги по земле тоже было не особенно приятно, но такую боль еще можно было стерпеть.

Он прополз добрую сотню метров, но до кустарника было еще далеко. Он передохнул и пополз дальше. Вскоре спасительные ягоды оказались прямо над его головой. Траппер жадно рвал гроздья буйволиных ягод и запихивал их в рот. Чуть не поперхнувшись, траппер понял, что пострадал еще серьезнее, чем думал. Через все лицо и шею шли свежие следы когтей гризли. Гласс стал ощупывать незнакомые раны на своем лице, шее и спине. Коснувшись плеча, он почувствовал новый взрыв боли и отдернул руку. Посмотрев на ладонь, он понял, что дела обстоят куда хуже, чем казалось раньше. На руке вновь были следы гноя, в котором копошилась новая партия личинок. Выдохнув, он вновь посмотрел на кустарник с ягодами.

– У меня нет права на страх, – сказал себе он, голос его звучал неестественно. От многодневного молчания и ран он охрип. Неприятный звук его речи будто нарушил гармонию окружающей его природы.

Нижние ветки кустарника опустели, а подтянуться чуть повыше он не мог. Дальше по курсу был еще один куст с ягодами. На сей раз он дополз побыстрее. Потом ситуация повторилась. Периодически он отключался, но очень скоро сознание вновь возвращалось к нему. А вместе с мыслями приходил и голод, который ягоды, казалось, только подстегивали.

Когда стало темнеть, Гласс решился оглянуться и посмотреть, сколько он успел проползти. Чуть больше километра. Единственный форт с белыми людьми, до которого Гласс знал, как добраться, располагался в 200 милях отсюда (350 километров. – Прим. ред.). Форт Кайова, откуда и началось его путешествие с Эндрю Генри. То есть в лучшем случае за год доползет, если с пути не собьется. Хотя, если удастся выйти на Гранд, будет проще, там же этот холм Грома.

Проснулся он от того, что в глаза его стало нещадно бить солнце. День был в самом разгаре, а он не прополз и метра. Решив, что на сегодня он сделает себе выходной, Гласс начал осматривать раны. Сейчас он мог более или менее трезво оценивать все происходящее вокруг. Это и плохо. Старая рана, полученная в сражении с арикара, вновь открылась. Спину и правую половину тела покрывали следы когтей. Они выглядели уже чуть лучше, но затягиваться даже не собирались. Лодыжка на одной ноге вывихнута. Несколько ребер сломано. Каждый вздох сопровождался болью в горле, груди и животе. Левая нога была сломана, причем перелом выглядел угрожающе. Берцовая кость начала срастаться под явно неестественным углом. Гласс вновь посмотрел на высоко стоящее солнце. Он собирается умереть, сражаясь до последнего? Или он умрет ради того, чтобы жить? Солнце весело скользило по начавшей желтеть листве. Гласс достал увеличительное стекло и повертел его в руках. Ненужная безделушка радостно отразила лучи света. Он будет жить, хотя бы ради того, чтобы избавить мир от твари, похоронившей его заживо. Злость буквально обожгла ему горло. Он ненавидел Бриджера. Малодушие непростительно на Диком Западе.

– Еще не сдох? – зазвенели в ушах голоса других трапперов из отряда Генри. Они даже не удосужились шину на ногу сделать, настолько были уверены в том, что Гласс умрет. Они хотели, чтобы он умер и перестал быть для них обузой. Фицджеральд хотя бы никогда не старался изобразить благородство. Он никогда не скрывал того, что сам по себе. Все знали, что он гнилой человек. И все же Генри оставил с ним именно его. И Джейми. Мальчишку, которого Гласс чуть ли не усыновил, спасал от арикара и учил охотиться. Гласс несчетное количество времени потратил на обучение Бриджера и тысячу раз помогал ему. Джейми похоронил его заживо и даже молитву напоследок прочитал. Молодец, ничего не скажешь. Злость, будто целебный отвар, прибавила ему сил. Гласс пополз осматривать окрестности. Он нашел хворост на растопку, несколько бревен и несколько палок для того, чтобы сделать шину. Палки требовались максимально сухие, но при этом прочные и ровные. Поиск занял несколько часов, пока, наконец, Гласс не подполз к самому берегу реки. Возле воды покоилось несколько почти совсем ровных палок. Для обвязки он решил воспользоваться старыми бинтами.

Огонь никак не хотел разгораться. Лафиту бы не составило труда сделать этот трюк, а вот Гласс основательно подзабыл каперское искусство. Наконец несколько веток все-таки задымилось.

Костер уже горел. Палки для шины на ногу высохли, но Гласс никак не мог решиться на то, что должен был сделать. Он будет жить. Хотя бы ради того, чтобы очистить мир от Бриджера. Повторил он себе.

Со всей силы Гласс ударил по истерзанной ноге. Раздался жалобный хруст. Еще одно усилие, и кость вновь разломилась. В глазах потемнело, но роскоши впасть в беспамятство тот себе позволить не мог. Как можно быстрее он поставил палки параллельно ноге и наспех затянул их старыми бинтами. На большее сил не хватило. Он бросил на себя шкуру медведя и отключился на сутки.

Первым, что он увидел, придя в сознание, стали гигантские клыки гризли. Ему почудилось, что все сейчас повторится заново. Лишь через пару мгновений он понял, что это всего лишь шкура медведя. Странно, что трапперы не выломали гризли зубы. Отличные сувениры для подтверждения небылиц.

Нога выглядела заметно лучше. Вывих он вправил еще пару дней назад и сейчас уже мог почти безболезненно шевелить второй ногой. Шина надежно защищала сломанную ногу от лишних движений. Он заново перетянул шину и попытался встать. Попытка в буквальном смысле с треском провалилась. Пришлось вновь ползти за буйволиными ягодами. По дороге к кустарнику он сорвал несколько съедобных грибов. Сентябрь был в самом разгаре, и в лесу было чем поживиться. Ягоды, грибы, стебли растений…

На следующий день он вновь пополз вперед. По его расчетам, через пару километров он должен был увидеть Гранд. Там уже должно быть проще… Возможно, кто-то из индейцев или трапперов встретится…

Успокаивая себя подобными мыслями, он полз дальше. Гранд все не появлялась. Не увидел он ее и на следующий день. Один и тот же чертов пейзаж. Ярко-голубое небо, сквозь которое проглядывают очертания деревьев, пожелтевшее полотно травы, посередине которого шумная и быстрая река. Лишь течение вносило какое-то разнообразие в пейзаж. Оно изгибалось, бурлило, изменялось, воды реки то темнели, то светлели. В солнечный полдень река радостно искрилась и пенилась, по ночам приобретала вид тягучей смолы.

Однажды он привычно собирал ягоды возле реки, как вдруг землю стал сотрясать дикий грохот. Вскоре к нему стали примешиваться и другие звуки. Топот. Гласс вдруг понял, что под ним бежит стадо бизонов. Он пополз от берега. Поляна здесь обрывалась. Дальше шел обрыв метров в пять. Тысячи голов бизонов виднелись внизу. Стадо стремительно неслось вперед. Постепенно поголовье начало редеть. Сейчас должны будут появиться молодые особи и больные животные. На них есть надежда. Подняв глаза, Гласс встретился взглядом с еще одним существом, у которого были виды на молодого бизона. Волк. Вожак стаи. Он быстро потерял интерес к Глассу и стал высматривать себе жертву. Если бы он был один, то это даже не стоило бы внимания, но с ним рядом Гласс насчитал девять молодых волков. Все они были увлечены выслеживанием добычи. Гласс огляделся по сторонам и увидел достаточно острую палку. Прицелившись, он бросил ее в голову молодого бизона. Он почти попал в цель. Палка угодила чуть выше передней лапы бизона. Животное стало спотыкаться. Стая волков сориентировалась моментально. Гласс хотел было спуститься вниз, но увидел, что это бессмысленно. Волки уже будут обгладывать кости, пока Гласс доберется до бизона. Как отогнать волков?

Траппер начал метать в стаю камни. Те ловко уворачивались, даже не выпуская из зубов вверенные им части бизона. В одного все-таки удалось попасть, но это тоже не сильно ранило зверя. Все волки боятся огня. Человек тем и отличен от животного, что сумел приручить самую опасную из стихий. Стекло Лафита помогло распалить ветку ивы. Гласс метнул ею, словно факелом. Ветка упала слишком далеко. Волки испугались, но не отступили. Тогда Гласс повторил трюк еще раз. На третьей ветке стая все-таки решила отступить. Уже изрядно обглоданная туша бизона осталась ждать Гласса. Он тут же начал судорожно пробираться вниз.

Не сумев сдержаться, Гласс стал запихивать оторванные куски мяса в рот. Сырое мясо даже полезно. Пауни ели его от всех болезней. И всегда, что удивительно, помогало. Только в отношении оспы этот рецепт оказался бесполезен.

Гласс отрывал куски поменьше и вертел мясо над тлеющими ветками ивы. Голод постепенно отступал. Впервые за все это время он чувствовал приятную тяжесть в желудке. На фоне ноющих ран это показалось мелочью, недостойной внимания. Он ел и ел, пока, наконец, не выдохся. Попытавшись отдышаться, Гласс понял, что что-то не так. Последние куски комом встали в истерзанном горле, а желудок скрутила выворачивающая наизнанку боль.

Свернувшись калачиком, он пролежал рядом с тушей несколько часов. В глазах потемнело. Организм еще не привык к новому виду боли. Туша бизона рядом отчего-то вызвала улыбку. Гласс захохотал. Черт возьми. Победить гризли, вылезти из собственной могилы и проползти столько километров, чтобы умереть от отравления пойманным голыми руками бизоном. Это и правда казалось дико смешным.

Боль в желудке унялась ближе к вечеру, но еще несколько дней он так и не мог прийти в себя. Ослабленный организм из последних сил боролся с отравлением. Еле добравшись до воды, он выпил столько, сколько смог, и уснул на берегу. Через силу он заставлял себя пить, но лучше, казалось, уже не станет никогда.

Все когда-нибудь заканчивается. На третий день он проснулся все еще обессиленным, но уже готовым продолжить путь. С бизонами Гласс решил больше не рисковать.

Гласс нашел палку подлиннее и распустил один из бинтов на тонкие концы. Благо служба моряком научила его плести их из любой рухляди. Приманку нашел быстро. Рыбы здесь водилось много, но самодельная удочка не позволяла развернуться. Несколько часов понадобилось на то, чтобы поймать дохлого вида рыбешку.

Рыба несла хоть какое-то разнообразие в ягодно-травяной рацион. Поев, он пополз дальше. Теперь он старался передвигаться и днем, и ночью. Иногда он засыпал, а очнувшись, понимал, что тело его продолжало двигаться, пока мозг отдыхал. Впрочем, отдыхом эти воспаленные и искривленные злостью видения сложно было назвать. Иногда он впадал в бред наяву. Он почти слышал голоса трапперов из отряда Генри, видел их глаза, когда тот войдет в грязный бар, в котором они наперебой будут рассказывать истории о том, как тащили на себе истерзанного гризли друга.

Гласс моргал и понимал, что это лишь игры его сознания. Наконец вдалеке показалась Гранд. Широкая река выглядела здесь куда спокойнее своего шумного притока. Воды ее будто бы демонстрировали великое равнодушие ко всему в этом мире.

Гласс долго вглядывался вдаль. Тихий, утробный шум воды успокаивал и вдохновлял. Вдалеке виднелся гордый пик холма Грома. Ориентир есть, теперь он точно знал, что двигается в верном направлении.

Для того чтобы жить, нужно хотя бы попытаться встать. Гласс медленно притянул к себе сломанную ногу и осторожно установил на землю. Боль резко осадила его пыл. Теперь он попытался поставить на землю здоровую ногу. Он как можно глубже вдавил ее в глинистую землю, схватил первую попавшуюся корягу и оперся на нее. Получилось. Он стоял. Первый шаг чуть не выключил его, но второй разбудил уснувшую было злость. Она помогла вытерпеть еще шагов десять. Потом пришлось отдыхать несколько часов. Так продолжалось до тех пор, пока нога не стала выдерживать приемлемое количество времени.

Пороги на реке все еще были слишком высокими, но Гласс точно помнил, что совсем скоро Гранд должна успокоиться. Всего несколько километров и можно будет построить плот. Да и люди здесь могут встретиться. Впрочем, на людей он уповал куда меньше. Его друзья «заботливо» вырыли для него могилу, с какой стати ему помогут незнакомцы? Воспоминания о людях искажались все больше. Это слишком абстрагтное для памяти понятие. Сознание Гласса подбрасывало более конкретные образы. Лицо погибшей жены, нерожденного сына, смутный лик Питалешаро и его отца… Их вспоминать было больно, а вот лица его «друзей» из отряда Генри обжигали такой яростью, в какой он нуждался.

«Еще нет. Жив», – зло повторял он.

Берег реки поднимался вверх. По окаемке тянулись непроходимые заросли. Чтобы продолжить путь нужно было немного отклониться от русла реки. Впрочем, пик Грома, было видно со всех сторон.

Он начал путь еще до рассвета. Пробираться сквозб заросли оказалось куда сложнее, чем двигаться строго по руслу реки. Страшнее всего было то, что пик Грома теперьотдалялся. Чтобы его увидеть, нужно было обернуться, а это приносило невыносимую боль. Без ориентира Глассу становилось не по себе. С первыми лучами солнца Гласс заметил что-то странное. Голоса людей. Настоящие, а не те, из мрачных лабиринтов памяти. Голоса звучали все отчетливее.

Вдалеке он увидел нескольких индейцев. Нужно было понять, кто они. Если арикара или сиу, лучше не высовываться, а вот если пауни или лакота, можно рискнуть. Гласс застыл и стал прислушиваться.

Наречие было незнакомым, но и не язык арикара. Уже хорошо. Гласс стал обдумывать, как лучше и безопаснее к ним подобраться. Как попросить о помощи? Да еще к тому же не зная языка? Пока он обдумывал это, в зарослях началось какое-то шевеление. Дозорные индейцы насторожились. Остальные только начинали просыпаться.

Вдруг из кустов с разных сторон послышалась стрельба. Весь лагерь индейцев заволокло дымом. Выскочило несколько всадников. Гласс успел заметить на них трапперские рубахи. Это были белые люди.

Несколько охотников из числа белых людей буквально за несколько секунд уничтожили отряд индейцев. Это очень напоминало то, как в начале путешествия с отрядом Генри на них напали манданы. Невесть откуда взявшуюся в отряде женщину привязали к поводьям и стали волочить по земле. Та извивалась и орала до тех пор, пока не ударилась о дерево. Даже в этом хаосе звуков Гласс различил ужасный хруст, с каким женщина ударилась о ствол клена. Признаков жизни она больше не подавала.

Нескольким индейцам все же удалось убежать, большую часть убили. Охотники похватали все, что посчитали ценным, и поспешили сбежать вместе с прихваченными лошадьми. Если обратиться за помощью к индейцам Гласс еще мог, то к этим, с позволения сказать, охотникам – уже не имело смысла. Слабо верилось в то, что они решат помочь умирающему. Просто прихватят еще и шкуру медведя, да и все. Возможно, если Гласс очень попросит, пристрелят его. Траппера этот вариант не устраивал. Он слишком сильно хотел выжить.

Вскоре место, где еще недавно была стоянка индейцев, опустела. Теперь на ее месте было пепелище. Когда голоса людей стихли, Гласс все же подполз к месту разгромленного лагеря. Для охотников тут больше не осталось ничего ценного, а вот для Гласса, может, и найдется. Он оказался прав. Небольшой нож, несколько полосок вяленого мяса и тряпки. Ему пригодится все.

Собрав все в небольшой мешок, Гласс поспешил убраться отсюда подальше. Больше людей ему не встречалось. К вечеру он заметил небольшой холм, внутри которого виднелось углубление наподобие пещеры. Размером яма была не больше могилы Гласса, но в ней можно было укрыться от приближающейся грозы. На входе в импровизированную пещеру ему удалось развести костер. Тепло быстро расслабило уставшие мышцы, а заодно и заставило напомнить о гноящихся ранах. Кое-как он попытался обработать их, но вскоре силы окончательно покинули его. Впервые за долгое время он уснул безо всяких сновидений, просто провалившись в беспросветно-черную бездну.

На следующий день глас вновь вышел к реке. Вдалеке виднелась вершина холма Грома, которая стала для него попутчиком и собеседником. Каждый раз, когда Гласс злился и начинал сыпать проклятиями, он бросал взгляд на холм. Тот высился вдалеке. Иногда с насмешкой, иронией, равнодушием или даже упреком. Где бы Гласс ни был, с ним всегда был гордый пик священного у индейцев холма. Интересно, почему его назвали холмом Грома?

Через пару дней Глассу выпала возможность узнать, почему холм получил такое название. Ближе к ночи тучи начали сгущаться, а деревья неожиданно зашумели. Небо заискрилось от молний, а воздух стали сотрясать раскаты грома. Гласс тут же попытался спрятаться под шкурой медведя. Бросив взгляд на холм, он застыл в оцепенении. Казалось, что холм поражает одна молния за другой, а в ответ на эти удары холм подпрыгивает и сотрясает все вокруг. Это же не может быть началом конца света? Если так, то Гласс может действительно назвать себя «везунчиком» – он первым увидит начало Апокалипсиса.

Дождь продолжался до раннего утра. Шкура медведя промокла, но воздух казался таким отчаянно холодным, что Гласс не рискнул выползать из-под шкуры гризли. Он привязал какой-то веревкой шкуру медведя себе к спине и решил обдумать дальнейший план действий.

Воды Гранд стали менее бурными, а значит, можно было подумать о плоте. По воде он будет передвигаться куда быстрее. Конечно, любой индеец посчитает своим долгом подстрелить легкую мишень, но это лучше, чем делать гордые десять шагов, после которых он падал без сил. Если уж честно, Гласс все еще надеялся на встречу с индейцами, ждал ее. Коренное население Америки всегда с уважением относилась к людям, прослывшим хорошими воинами, возможно, они его примут к себе. Хотя бы на пару дней…

Гласс стал продвигаться дальше с четкой целью. Ему нужны были доски для плота. Поиски материалов заняли несколько дней. Теперь он тратил слишком много сил, а еды становилось все меньше. Голодные боли буквально скручивали желудок. Только пойманная рыба немного примиряла его с жизнью. Рыбак, правда, из него всегда был так себе. Около недели он мастерил плот.

Наконец небольшая посудина стала держаться на воде. Гласс осторожно присел на нее, и та выдержала. Если бы не истерзанное горло, он бы заорал от радости.

«Еще не сдох?» – раздались в голове голоса отряда Генри.

«Нет…» – раздался разочарованный голос Джейми.

«Нет! Он жив, черт подери», – раздался звук его собственных мыслей. Он еще всех их переживет и отомстит всем, кто похоронил его заживо.

Он привычно поправил на спине медвежью шкуру, поморщился от боли в спине, схватил импровизированные весла, сел на плот и оттолкнулся от берега. Плот послушно поплыл по течению. Километров через двести будет форт Кайова. По идее, были здесь и еще форты с белыми людьми, поближе, но Гласс не знал, где они располагаются. А для того, чтобы ветер стал попутным, нужно очень точно знать, куда идти.

Река послушно несла его в нужную сторону. Казалось, что холм Грома приближается все быстрее. Впереди не было видно никаких резких порогов. Гласс счастливо откинулся на спину и стал вглядываться в очертания слишком яркого для сентября неба.

На ночь он подходил к берегу, затаскивал плот, некоторое время разрабатывал ногу и засыпал. Когда удавалось поймать рыбу, разводил костер. Утром шел добывать себе еду в лес. Пару раз срабатывали примитивные ловушки на мелкого зверя. Впрочем, луговые собачки – не самое вкусное в мире блюдо, даже в жареном виде.

Проснувшись утром, он не поверил своим ушам. Гласс сейчас отчетливо слышал человеческую речь. Языка он не понимал. Индейцы. Но ведь люди. Они должны ему помочь. Обязаны.

– Эй… – захрипел Гласс. Он сел и стал оглядываться по сторонам. Отряд индейцев уже скрылся из виду. Лишь смутные очертания пары людей и все еще звучащий здесь разговор двух индейцев в конце колонны служили доказательством того, что здесь все-таки живут люди.

– Эй, остановитесь!.. – закричал Гласс. Вместо крика получилась смесь булькающе-хрипящих звуков. Даже сам бы он толком не понял, что сказал. Тут один из индейцев обернулся и встретился глазами с Глассом. Траппер продолжать пытаться заорать.

Индеец испугался вида ползущей на него шкуры медведя, шипящей, словно змея. Он дернул за руку приятеля. Тот тоже обернулся, а через секунду они оба поспешили скрыться в толпе индейцев. Больше никто не оборачивался. Гласс больше часа ждал, что кто-нибудь за ним все-таки вернется. Наконец пришлось признать, что надежда на сострадание индейцев была глупой и бесполезной. Как всякая надежда в этом мире. Гласс с укором взглянул на скрывшийся в утреннем тумане пик холма Грома. Ничего не поделаешь, пришлось двигаться дальше. Похоже, форт Кайова – его единственный шанс. Учитывая, сколько до него километров, шанс весьма сомнительный.

На плоту передвигаться Гласс стал куда быстрее. Очень скоро он стал узнавать местность. Здесь уже нужно было быть начеку. Сиу и арикара могли встретиться на каждом шагу. Гласс кстати уже почти спокойно шел. Конечно, с помощью костылей, но это уже были не болезненные десять шагов, а вполне приличные расстояния.

Самую большую опасность представляли сейчас арикара. Если кто-то из них встретится, тут же убьет. Здесь могли встретиться лишь отчего-то задержавшиеся индейцы из деревни вождя Серые Глаза.

В тот день Гласс оставил плот и пошел вглубь леса. Здесь он собирал ягоды, когда вдруг раздались чьи-то шаги. На секунду траппер оцепенел, а затем все-таки нашел в себе силы обернуться. Метрах в ста от него были индейцы арикара. Их прически он никогда бы ни с чем не перепутал. Арикара заметили Гласса, но Хью среагировал первым. Что есть силы он побежал в чащу леса. Сломанная нога жалобно хрустнула, но желание жить было превыше любой боли.

Колтер бежал десятки километров, но не со сломанной же ногой! Гласс понимал, что это последние мгновения его жизни.

Кто-то подхватил его за шиворот. Видимо, Гласс не заметил всадника арикара, а тот нагнал его и решил лихо скальпировать голову. Как когда-то пауни убили Джона…

Вопреки ожиданиям, всадник чуть сбавил ход и умудрился закинуть Гласса на лошадь. Тот опомнился, лишь когда понял, что висит кулем, позади индейца. Его не собирались скальпировать. Пока. Траппер попытался усесться на лошадь, но из-за ноги ничего не вышло. Припомнив наречие арикара, Гласс спросил, откуда тот. Индеец ответил на языке сиу, наречии манданов. Как он здесь оказался? Хотя они же уже встречали манданов… Гласс вспомнил, как на отряд Генри напали манданы. Жестоко убили двоих и еще двоих тяжело ранили. Трапперы не были тогда уверены, что удалось хоть одного мандана подстрелить. Возможно, индеец, который его везет, как раз один из тех, кто на них тогда напал.

Пока Гласс соображал, они уже приехали. Арикара остались далеко позади. Перед ними же был частокол укреплений селения манданов. Ворота с трудом отворились, и индеец ввел лошадь с болтающимся на ней Глассом в деревню.

Воин манданов свалил на землю Гласса. Тот упал бесформенной кучей. Индеец стал изучать раны траппера. С каждой минутой на лице его проступало все большее удивление. Заметив на спине Гласса шкуру медведя, воин взял кусок шкуры в руки и внимательно изучил мех. Недоверчиво взглянув на Гласса, он молча удалился. Вернулся он минут через двадцать. Рядом с ним стоял маленький, тщедушного вида индеец. Шаман.

Траппера отнесли в шатер шамана. Здесь его уложили в центре комнаты, оставив лежать прямо на шкуре гризли. Помещение было уставлено лавками, повсюду были ткани, чучела животных и самые разные предметы, о назначении которых Гласс предпочел бы не думать.

В комнате появилось две девушки. Одна из них с грохотом поставила на пол ведро теплой воды и обернулась к стоящему возле входа шаману. Тот кивнул.

Гласса перевернули на живот и начали медленно снимать шкуру медведя. А зря. Гласс уже давно не снимал ее. С тех пор, как наутро после дождя он понял, что шкура медведя прилипла к гноящимся ранам. Мех гризли, казалось, препятствовал появлению личинок и гноя, успокаивал кожу и дарил тепло. Иногда Глассу начинало казаться, что он постепенно превращается в медведя.

Сейчас с него пытались содрать шкуру гризли. Он заорал, вернее, зашипел и закашлял от боли. Девушки начали сдирать шкуру при помощи воды, снадобий и ножей. В помещении вдруг зажгли благовония, от которых стало клонить в сон. Несмотря на все болезненные манипуляции, Гласс впал в забытье. Шаман же попросил всех удалиться из комнаты и начал обрабатывать раны траппера. Следы когтей теперь не гноились. Кожа вокруг них почернела и отмерла. Вполне вероятно, что, если бы Гласс не встретил бы в тот день сиу, он умер бы от заражения крови.

Волшебные снадобья усыпили Гласса на несколько суток. Он то и дело просыпался, но вновь и вновь падал в объятия совершенно пустых снов.

Придя в себя, он начал расспрашивать индейцев о том, как добраться до форта Кайова. Оказалось, что манданы никогда о таком не слышали. Форт они знают. Небольшой такой, в паре часов отсюда. Форт Тэлбот. Отчаявшись добиться от индейцев точных координат своего месторасположения, Гласс просто попросил отвезти его в форт Тэлбот.

Индейцы исполнили просьбу человека, победившего гризли. Небольшая крепость на реке Шайенн выглядела совсем не примечательно. Здесь жило от силы человек десять. Вид Гласса говорил о себе красноречивее любого рассказа. Изголодавшись по новостям, люди обступили его и стали допрашивать. Гласс совершенно забыл, как порой неприятно общество людей. Хозяин форта очень разочаровался, узнав о том, что у Гласса нет ни денег, ни бобровых шкур. Захватывающие рассказы – очень сомнительная валюта, да и говорить этот дикий человек не желал.

– Мне нужны нож, винтовка и патроны. Уйду отсюда сегодня же, – процедил сквозь зубы Гласс, заметив разочарованную физиономию хозяина форта.

Отказать ему никто не решился. В конце концов, законы Дикого Запада никто не отменял. В такой ситуации может оказаться каждый. Нужно помогать. Написав расписку о получении товаров, Гласс попрощался с хозяином форта и в тот же вечер вновь отправился в путь.

С винтовкой и ножом он чувствовал себя куда увереннее. Хоть то был и не нож вождя скиди, все-таки вещь полезная. На третий день пути Гласс очнулся от ощущения пристального взгляда на себе. Открыв глаза, он увидел волка. Ему показалось, того самого, что вылизывал личинок на его теле, когда Гласс впервые очнулся после того, как Фицджеральд и Бриджер оставили его умирать. Присмотревшись, Гласс понял, что это всего лишь дикая собака. Почему-то вместо того, чтобы убежать, он продолжала выжидающе смотреть на Гласса. Тот уже схватил винтовку, перезарядил ее и собирался выстрелить, как вдруг увидел, что лапа собаки поранена. Точно так же, как и у него. Отчего-то к горлу подступила злость. Он сам вытаскивал себя из могилы, нечего жалеть глупое животное.

Гласс попытался прогнать собаку, но та не желала уходить. Чертыхаясь, Гласс притянул ее к себе и стал изучать рану. Она оказалась не тяжелой, но очень неприятной. Он перевязал собаке лапу и стал ждать, когда та уйдет, но псина нагло улеглась у еще тлеющих угольев костра. Плюнув, Гласс стал собираться в путь. Собака пошла следом.

Поначалу она раздражала, но потом Гласс перестал понимать, как раньше обходился без верного друга и помощника.

Тридцать восемь дней они шли до форта Кайова. Снег уже плотным полотном укрыл Великие Равнины, когда Гласс увидел вдалеке знакомые очертания форта. Собака к тому времени полностью поправилась, но отходить от хозяина хотя бы на шаг не собиралась. Завидев форт, она почему-то стала жаться к ногам Гласса. Тот не понимал, в чем дело.

Наконец они преодолели последний отрезок пути и оказались перед воротами форта Кайова. Их вышли встречать трое дозорных, поначалу принявших Гласса за индейца. Обмотанный в шкуру медведя, с густой бородой и собакой, он мало чем отличался от вождя племени манданов. Глубокие шрамы, изуродовавшие правую половину тела, лишь дополняли образ.

– Хью Гласс из сотни Эшли, – представился он дозорным. Собака возле его ног заскулила и стала пятиться назад. Дозорные посторонились и пропустили Гласса внутрь. Хью обернулся и увидел, что собака его бежит прочь от людей. Гнаться за ней было бессмысленно. Гласс минуту смотрел, как растворяется в сумраке его верный друг, а затем повернулся и зашагал в сторону знакомого бара.

 

Глава 6. Форт Кайова

Форт Кайова был построен на берегу Миссури всего за год до того, как началась знаменитая экспедиция сотни Эшли. Собственно говоря, именно сотня и стала первой крупной экспедицией, начавшей свой путь из этого форта.

Жозеф Бразо начал строительство еще в 1820 году. Основным инвестором в крупный проект был Огюст Шуто, уже отошедший к тому времени от дел основатель Сент-Луиса. Как раз тогда правительство приняло несколько новых законов, которые буквально связывали руки крупным торговцам. Особенно плохо пришлось меховым компаниям. Во-первых, была запрещена торговля американцев с индейцами, во-вторых, белым людям запретили продавать алкоголь индейцам. Коренное население от этого не так уж и пострадало, они продолжали торговать друг с другом и чувствовали себя совсем не так уж плохо, а вот белым людям пришлось искать новые способы.

Все народы мира всегда находили возможность расширить свое сознание и уйти за пределы реального мира. Коренное население Америки предпочитало для этих целей пейотль. Алкоголь, привезенный сюда белыми людьми, впечатлил индейцев. Бутылка хорошего виски значительно упрощала жизнь торговцам, переговоры велись быстрее и успешнее. Запрет на его продажу был просто ножом в спину. Спасали лишь трапперы. Проследить за их действиями было невозможно, поэтому они продолжали торговать с индейцами, покупали у них меха, продавали им алкоголь. Охотники на пушного зверя служили в те времена связующим звеном между индейцами и белыми людьми. Очень скоро трапперы начали одеваться как индейцы, стали перенимать их традиции и жениться на коренных американках. Все бы хорошо, но трапперство приносило все меньше денег, и в связи с новыми законами продавать меха стало просто негде.

Первым шагом для восстановления баланса стало строительство фортов. Для возведения небольших крепостей выбирались все более дальние, малоизученные точки на карте Америки. Строительство форта Кайова было принципиально важным шагом на пути к расширению торговых связей. Жозеф Бразо вложил в этот форт все, что у него было. Несколько раз кроу и сиу поджигали недостроенные здания. Огюсту Шуто пришлось вновь раскошелиться, а Жозеф Бразо залез в долги. Спустя пару лет форт Кайова был одним из крупнейших на всей Миссури.

Жозеф Бразо, узнав о странном человеке, который пришел неизвестно откуда, твердо вознамерился с ним познакомиться. Особенный интерес у Жозефа вызвала информация о том, что незнакомец пришел со шкурой медведя на плечах.

Глассу подсказали, где здесь салун, а по совместительству и отель. Когда он вошел внутрь, там его уже ждал Жозеф Бразо.

– Я бы хотел арендовать комнату и получить походное снаряжение… в кредит, – с порога заявил Гласс.

– Позвольте поинтересоваться, кто вы и откуда, – подчеркнуто вежливо ответил Жозеф.

– Хью Гласс из сотни Эшли.

Жозеф пристально посмотрел на Гласса и стал смутно припоминать его в составе экспедиции Эшли.

– А что с вами… произошло? – спросил наконец Жозеф Бразо.

– Напал медведь.

– Не обижайтесь, но это заметно, я хотел бы услышать рассказ поподробнее, – деликатно уточнил Жозеф.

– Так я могу рассчитывать на комнату? – потерял терпение Гласс. Жозеф Бразо изобразил смущение и велел проводить гостя в апартаменты.

Оказавшись в номере, Гласс выдохнул. Сказывались два месяца скитаний по Дикому Западу. Он совершенно потерял связь с людьми.

В форте Кайова Гласс провел чуть больше недели. В первый же день Жозеф Бразо продолжил пытать Гласса на тему его схватки с медведем. Дело в том, что в те дни в форте гостило несколько журналистов, и Жозеф не мог упустить случая быть упомянутым в «Бюллетене Миссури».

Нелюдимый и мрачный Гласс был плохим рассказчиком. Журналист, заинтересовавшийся той историей, выслушал рассказ Гласса и попросил разрешения посмотреть на настоящую шкуру медведя. Хью пожал плечами и разрешил. Пусть и изрядно потрепанная, шкура медведя все равно произвела на журналиста сильное впечатление. Куда более сильное, нежели сам Гласс. Попытки расспросить Гласса о произошедшем окончательно провалились, поэтому автор «Бюллетеня Миссури» вскоре отправил весьма своеобразную статью о пожелавшем остаться безвестным траппере из числа сотни Эшли, который голыми руками победил медведя. Это было первое упоминание истории Гласса в прессе. Впрочем, статься вышла лишь через несколько месяцев после описываемых событий.

В дни пребывания Гласса в форте Кайова туда приехал еще один член сотни Эшли – Томас Фицпатрик. Он был из отряда Джедедайи Смита, поэтому ничего не знал о схватке с медведем. За несколько месяцев на Диком Западе он постарел лет на десять. Его лицо приобрело нехарактерную жесткость, кожа загрубела и потрескалась. Только горящие азартом глаза выдавали в того молодого человека, который слушал речь Эшли в Сент-Луисе. Фицпатрик держал путь в Сент-Луис, а затем собирался отправиться в Маккинон.

– Эшли все-таки собирается провести то рандеву? – усмехнулся Гласс, смутно припоминая рассказы Эшли о том, что тот собирается устраивать ежегодные съезды маунтинменов.

– Да, собирается, – пожал плечами Фицпатрик, – учитывая то, что там запрещена будет продажа алкоголя, а индейцам и вовсе собираются запретить там находиться, я вообще не очень понимаю смысла такого сбора.

Тот разговор вскоре перешел к реке Норт-Платт. Траппер собирался добраться до Маккинона по этой не изученной белыми людьми реке. До сих пор это не удавалось никому.

Жозеф Бразо пообещал предоставить Глассу снаряжение в счет долга Эшли, но день за днем говорил о том, что пока не время, нужно подождать еще. В форте Глассу делать было совершенно нечего. Можно было, конечно, начать искать здесь бобровые плотины, чтобы продать Жозефу шкурки и не одалживаться, но на это у траппера не было сейчас сил. Сломанные ребра напоминали о себе при каждом шаге, он продолжал прихрамывать, а пара следов от когтей на груди все еще гноились. Он шел на поправку, но не так быстро, как хотелось бы.

«Еще не сдох?» – с интересом спрашивали члены отряда Генри.

«Нет еще», – все разочарованней звучал голос Джейми.

Эти образы преследовали Гласса каждую ночь. Он уже тысячи раз рисовал себе самые разные сценарии встречи с членами отряда. Миллион раз он застрелил Бриджера и Фицджеральда и не меньшее количество раз избивал Эндрю Генри. Их поведение вполне можно было объяснить и оправдать. Особенно решение Генри оставить его с двумя трапперами. Как еще он мог поступить в той ситуации? Как могли повести себя Джейми и Джон? Как угодно, но только не хоронить еще живого человека. Бриджеру не перед кем было играть в благородство. Они с Фицджеральдом сочли, что никто никогда не узнает об этом. Какой смысл в подвиге, о котором никто не узнает? Лучше уж трусливо спасти свою шкуру от объявивших войну арикара. О трусости тоже никто не узнает, а в живых они останутся. Гласс всегда знал о главном правиле траппера: каждый сам за себя. Он сам не раз о нем напоминал остальным, но одно дело спасать свою шкуру, а другое – заживо хоронить и красть все, что способно было бы спасти Глассу жизнь.

Эти мысли сводили с ума и буквально гнали в путь. Он должен был добраться до Йеллоустона и посмотреть в глаза Бриджера. Сказать всем, что он жив. Доказать.

Наконец Жозеф Бразо сам нашел Гласса, который сидел за грязным столом салуна и мрачно разглядывал темно-коричневую жидкость в стакане.

– Я нашел вам компанию, – радостно объявил он.

– Я ее не искал, – ответил Гласс.

– В одиночку вы не дойдете до Йеллоустона. Туда собирается делегация из пяти человек. Плюс поедет один переводчик: старый Туссен Шарбонно, он еще с Льюисом и Кларком ходил. Им требуется хороший охотник, а вы доказали свою квалификацию, – усмехнулся Бразо, указав на шрамы от когтей гризли. – В любом случае выбора у вас все равно нет, – слишком добродушно подытожил он.

Они выдвинулись в путь спустя несколько дней, после того как Бразо оповестил Гласса о том, что он «прошел собеседование». Гласса волновало лишь снаряжение, а Бразо выделил его предостаточно. Делегация отправлялась с дипломатической миссией. Они хотели наладить торговлю с индейцами близлежащих районов, а для Бразо это было важнее, чем для кого бы то ни было. Зимние вещи, оружие, провизия, большая пирога – все было к их услугам. Общество тяготило Гласса, но в чем-то Бразо был действительно прав. Что бы там ни было, в одиночку этот путь займет слишком много времени.

Туссен Шарбонно, невысокий пожилой мужчина с маленькими, бегающими глазками, не нравился Глассу более всего. Переводчик знал несколько наречий индейцев и понимал практически все языки, которые могли им встретиться на пути, поэтому Шарбонно был им необходим, как никто. Поскольку с индейцами в первые дни путешествия общаться не приходилось, единственной пользой от Шарбонно были его удивительные кулинарные умения. Он был способен из чего угодно приготовить праздничный ужин. Его рецепт колбасы из мяса бизона и вовсе вошел в историю благодаря канадской экспедиции трапперов, в которой он участвовал несколько лет назад. На этом достоинства переводчика заканчивались.

Шарбонно намеревался взять в поход одну из своих индейских «жен», но Бразо категорически запретил ему думать об этом. Шестнадцатилетние девушки были беременны и совершенно точно не перенесли бы такого путешествия. Шарбонно не понимал, в чем проблема. Переживут, не переживут… Да какая разница. Индейская жена в здешних местах – гарантия безопасности, вот что важно.

– Тебя наняли переводчиком, заплатили аванс, выполняй условия контракта, – отрезал Бразо, когда Шарбонно в очередной раз начал упрашивать его.

Шарбонно смирился, но с первого же дня начал изводить всех рассказами о своих двух женах. Подробности его личной жизни становились день ото дня все откровеннее и противнее. Его просили помолчать, но Шарбонно просто физически не мог молчать дольше нескольких минут.

На ночь они устраивались возле берегов реки. Они старались привлекать как можно меньше внимания и ночевать прямо возле воды, размещая лагерь так, чтобы в случае нападения индейцев можно было быстро погрузить вещи на пирогу и сбежать. Шарбонно однажды предложил сходить на разведку и переговорить с индейцами по поводу покупки у них товаров. Нужные экспедиции народы жили в нескольких днях пути отсюда, но лишние торговые связи еще никому не вредили.

Гласс по ночам обычно отправлялся на охоту. В тот день он, как и всегда, молча повесил на плечо винтовку и отправился в глубь леса. Шарбонно предложил сходить к кроу, поселения которых располагалось неподалеку от места стоянки. Переводчик обещал вернуться через пару часов, но не пришел и через шесть. Он так и не появился. Официально считается, что ему удалось скрыться у дружественных кроу в день, когда на лагерь напали арикара. Существует также мнение, что сам Шарбонно подговорил арикара либо рассказал координаты лагеря в обмен на свою жизнь.

Арикара напали внезапно. Приблизительно в четыре утра, когда все пятеро мужчин благополучно храпели в лагере, разбитом возле своей пироги, воздух разрезал десяток стрел. Небольшой отряд индейцев уступал и в подготовке, и в качестве оружия; их единственным преимуществом могла стать лишь внезапность. Ею они и не преминули воспользоваться. Стрелы смертельно ранили двоих участников похода. Остальные проснулись и стали ошарашено оглядываться по сторонам, силясь понять, что происходит. Зимнее солнце еще даже и не думало подниматься, вокруг была совершенно непроглядная ночь. Трое членов экспедиции похватали свои вещи и прыгнули в пирогу. Им даже удалось отплыть на приличное расстояние, но арикара не собирались их отпускать. Лучники преследовали их по берегу, а несколько индейцев бросились в воду и стали нагонять пирогу по воде.

Гласс удачно поохотился вечером и решил переночевать подальше от лагеря. Он частенько так делал. Таким нехитрым образом можно было позволить себе несколько часов отдыха от людей. Эта его привычка всегда вызывала недоумение и раздражение со стороны товарищей. В этот раз она спасла ему жизнь.

Когда Гласс пришел к месту, где был разбит их лагерь, он сразу почуял неладное. Все ветки вокруг были поломаны, личные вещи ребят разбросаны по всему берегу. Подойдя чуть ближе к реке, он увидел трупы двоих участников похода. Гласс стал озираться по сторонам. Пироги нигде не было видно. Пройдя чуть дальше по берегу, он увидел трупы еще троих спутников. Они были свалены в неприглядного вида кучу из рук и ног. Никто не выжил в том сражении.

Все оружие и более или менее ценные вещи индейцы забрали с собой. Гласс очень долго искал хоть что-то, из чего можно было бы сделать подобие лопаты. Наконец ему удалось найти поддон, которым вычерпывали из пироги воду. Им Гласс и начал копать могилы.

Промерзлая земля не поддавалась. Гласс не обращал внимания ни на проступившие на руках мозоли, ни на боль в уже начавших заживать следах от когтей медведя. Этот неравный бой продолжался несколько часов, пока наконец Гласс все-таки не признал свое поражение. С отвращением он отбросил поддон и стал искать ветки для костра. Он практически ни с кем из членов отряда не общался, ему они были по большей части отвратительны. Туссен Шарбонно, чье тело Гласс так и не нашел, и вовсе побаивался Гласса. Переводчик всегда следовал принципам шакала: он подобострастно слушал тех, кто сильнее или богаче его. Если же человек был бесполезен Шарбонно, переводчик говорил с ним с плохо скрываемым отвращением. Гласс пользы не приносил, но и с отвращением Шарбонно на него коситься опасался. Остальные члены отряда тоже побаивались траппера.

Тем не менее, никто не заслуживает такой смерти. Никого нельзя оставлять гнить на берегу реки.

Попрощавшись со своими товарищами, Гласс еще раз осмотрел место недавнего боя с индейцами, собрал все ценное, что удалось найти, и отправился дальше. Он даже привык идти один. Сейчас это стало казаться ему более естественным, чем те бесконечные дни в пироге.

Путь Гласса пролегал через Скалистые горы. Форт Генри на реке Йеллоустон располагался в нескольких неделях пешего пути по местам, где ступала разве что нога легендарного Джона Колтера, да и то вряд ли. Гласс так и не вышел к гигантскому озеру Йеллоустон и не нашел Ад Колтера.

Наконец он дошел до места слияния трех рек: Джефферсон, Мэдисон и Галлантин. Эти три притока впадали здесь в бурную и непокорную реку Миссури. Отсюда до форта Генри, построенного Эндрю Генри пятнадцатью годами ранее, оставалось не больше дня пути. Форт этот построили в свое время Эндрю Генри, Друяр, Поттс, Менар и Джон Колтер.

На протяжении многих лет форт приносил стабильный доход. Неподалеку тут было очень много плотин, на которых водились бобры. Единственной проблемой оставались черноногие, до сих пор лелеявшие надежду стереть чертов форт с лица земли.

Уже на подходе к форту Генри Гласс почуял неладное. Все здесь казалось пустым и застывшим. Ощущение было таким же, как когда он вернулся с охоты и увидел, что арикара не оставили в живых никого из его отряда.

Предчувствие Гласса не подвело. В форте не было ни одного человека. Главная башня явно пострадала от пожара, а ограждение отчего-то было пробито пушечным ядром.

Куда идти дальше, Гласс не имел представления. Он зашел внутрь форта и стал бродить по руинам. С ужасом он представлял, как увидит сейчас труп Джейми. Что тогда? Куда тогда идти?

Никого, кроме старого индейца, здесь не было. Гласс поинтересовался у него, куда делись все обитатели форта. Оказалось, что мужчина не понимает никакого из известных Глассу наречий. Старик долго и внимательно слушал Гласса. Траппер на разные лады повторял имя «Эндрю Генри». Наконец индеец просиял, повторил имя и махнул в строну Скалистых гор.

По дороге Глассу встретились несколько трапперов. Он еще раз поинтересовался о судьбе отряда Генри, ему ответили, что они переместились в форт дальше по реке.

– А почему ты один? – задал вполне логичный вопрос один из охотников.

Гласс вкратце рассказал о случившемся. Один из трапперов горько усмехнулся и сказал:

– Да не было там никогда кроу, это арикара. Они объявили открытую войну белым после убийства вождя Серые Глаза. Все тепеь знают, что с арикара ни о чем нельзя договориться, вот они и притворяются другими народами. Для нас-то все их перья да наречия все равно похожи, – пояснил траппер. После чего он подробно нарисовал Глассу карту местности и показал расположение форта, в котором сейчас должен быть отряд Генри.

 

Глава 7. Месть

«Ту экспедицию то и дело преследовали одни несчастья. После сражения с арикара мы присоединились к отряду Эндрю Генри. Спустя несколько дней пути на нас напали манданы. Затем одного из трапперов, отправившихся за ягодами, разорвал гризли» (Даниэль Мур).

Оставив Гласса, Джон Фицджеральд и Джейми быстро нагнали отряд Генри. Путь до форта никакими особенными происшествиями отмечен не был. Впрочем, и мест для охоты как-то не находилось.

Двое раненных в той схватке с манданами чувствовали себя все хуже и хуже. Еды отчаянно не хватало. Сырая земля и холод лишали всяких надежд. В месте, где отряд Генри должен был встретиться с отрядом полковника Вебера, оказалось, что у тех украли практически всех лошадей. Это означало, что даже при самом удачном исходе экспедиция выйдет, мягко говоря, убыточным предприятием.

Оказавшись в форте Генри, трапперы немного повеселели. Здесь было полным-полно бобров. И жители форта ежедневно ходили на охоту, каждый раз неизменно возвращаясь с неплохой добычей.

Гласса здесь вспоминали чаще прежнего.

– Нелюдимый он какой-то был, всегда в одиночку норовил охотиться, – говорил Мозес Харрис.

– Сам знал, на что подписывался, – пожимал плечами Джон Фицджеральд.

– Может, оно и к лучшему. В его-то возрасте бродить по дорогам Дикого Запада… Смешно. Неудачник по жизни. Хотя бы смерть получил достойную. Все-таки медведя убил, – говорил кто-то из братьев Саблетт.

– Строго говоря, медведя завалили мы с Джейми, – уточнял Фицджеральд, вспоминая несколько пуль, выпущенных в гризли, а затем и в медвежат неподалеку.

– Тащили его черт-те сколько, он того не заслуживал. Надо было застрелить его сразу же, да и все, – говорил кто-то еще.

Каждый раз, когда разговор заходил о Глассе, отряд Генри приходил во все большее негодование. Старый траппер вспоминался все более неприятным и нелюдимым человеком. Джейми искренне сочувствовали, когда вспоминали, что тот учился у Гласса охотиться. Постепенно все приходили к выводу, что и охотник Гласс так себе, ведь не нажил же себе состояния на трапперстве…

«У Хью была страсть к путешествиям в одиночку. Он никогда не был расположен к своим товарищам. Мог уходить на многие мили от отряда и спать где-то в одиночестве. Он часто уходил на неделю или на две» (Воспоминания траппера из отряда Генри, пожелавшего остаться неизвестным. Дневники Джорджа Юнта).

«Гласс не любил подчиняться приказам и всегда упорно продолжал свой путь в одиночку. Тогда сказали: посмотрите на этого парня, Гласс должен был научить вас подчиняться приказам и так глупо не подвергать свою жизнь опасности. Он исчез в зарослях дикого кустарника, и вскоре послышался дикий крик. Он продолжался полчаса, не меньше. Двое охотников поспешили к нему на помощь и обнаружили огромную медведицу гризли с двумя медвежатами. Охотники добили гризли и ее детей. Трапперы подготовили удобные носилки из шкуры медведя и продолжили путь. Изо дня в день они служили его нуждам. Так продолжалось шесть (зачеркнуто) восемь (зачеркнуто) много дней подряд» (Джеймс Климан).

Постепенно все приходили к выводу, что это Гласс виноват в невезении отряда. Дух его мстит им за то, что его не похоронили. А ведь он никогда и никому ничего не прощал и не забывал. От всех этих разговоров Джейми становилось не по себе. Вскоре к ним должен был присоединиться отряд Джедедайи Смита, и Джейми буквально считал дни до того благословенного момента, когда можно будет примкнуть к Смиту.

Поскольку здесь повсюду были селения черноногих, в свое время вынудивших Генри покинуть форт, на ночь здесь выставляли дозорных. Черноногие, прозванные так за цвет обуви, которую они носили, то и дело пытались устроить осаду форта. Поначалу они попытались заманить трапперов в ловушку, предложив продать трапперам несколько лошадей. Эндрю Генри слишком хорошо помнил о том, как ненавидят белых эти индейцы, чтобы попасться на эту удочку. Тогда черноногие попросту напали на форт. Атаку удалось быстро отразить, но охрану с тех пор решили выставлять усиленную. Однажды это сыграло с ними злую шутку. Мозес Харрис увидел вдалеке фигуру, одетую в какие-то лохмотья, сильно напоминающие одежду индейцев. Не успев как следует разглядеть, кто это, он выстрелил. Пуля попала точно в цель. Человек упал, но, вопреки ожиданиям, за ним не показалось других индейцев. Заподозрив неладное, дозорные вышли посмотреть, кто это. Это оказался один из членов отряда. Убитый траппер сейчас казался не старше Джейми Бриджера. Один из дозорных подозвал на подмогу Эндрю Генри.

– Похороните его, – устало приказал Генри. Сказать больше было нечего. Ничьей вины здесь не было. Просто неосторожность и глупость. Слишком опасное для здешних мест сочетание. Впрямую осуждать и без того ошеломленного Харриса никто не решился, но и дел иметь с ним больше никто не хотел. Мало ли. Застрелит еще ненароком.

Форт Генри им пришлось покинуть по собственной глупости. Трапперы в тот вечер напились до поросячьего визга и стали громить все на своем пути, под конец кто-то из охотников решил выстрелить из пушки. Стены форта рухнули, начался пожар.

Джон Фицджеральд и Мозес Харрис в той попойке не участвовали.

– Надоело это все, – пробормотал Джон Фицджеральд, с отвращением наблюдая за пьяными товарищами.

– Не то слово. Жду не дождусь, когда убраться отсюда можно будет, – согласился Харрис.

– Кто-то не пускает? – саркастически поинтересовался Фицджеральд.

– Контракт, – развел руками Харрис. – Ведь не заплатят же, если сбежать.

– Мы оба знаем, где склад расположен, – хмыкнул Джон Фицджеральд.

Они решили вскрыть склад и взять все, что им полагается. Увидев горы бобровых шкур, они передумали и решили взять столько, сколько планировали заработать в экспедиции. Естественно, по самым оптимистичным прогнозам.

Пока отряд Генри крушил все на своем пути, Фицджеральд и Харрис перетащили мешки с бобровыми шкурами в каноэ, затем сбегали за запасами еды и прочей снедью. Под утро они отплыли из уже пылающего форта. Им было глубоко плевать, что там натворили трапперы. Они считали, что поступили правильно. Просто устали и решили сбежать, захватив все, что и так заработали. Тело Харриса вскоре обнаружили трапперы «Американской меховой компании». Кто-то застрелил траппера. Украденных бобровых шкур, естественно, никто не нашел, хотя искали.

Отряд Генри переместился в форт на берегу реки Бигхорн. Здесь к ним присоединился отряд Джедедайи Смита. Когда Джейми увидел Смита, он онемел от ужаса. Заметив взгляд Бриджера, Смит поправил длинные волосы, закрыв ими половину лица.

– Что случилось? – бесцеремонно поинтересовался Бриджер.

– Догадайся, – зло ответил Смит и поспешил скрыться из виду.

Прическа Джедедайи Смита теперь была в высшей степени экстравагантной, особенно для трапперов начала XIX века. Кудрявые волосы отросли. Смит подстригал волосы лишь с одной стороны, а с другой всеми силами отращивал. Поэтому теперь кудрявые волосы Смита доходили до плеч. Видно было, что они чем-то приглажены так, чтобы закрывать половину лица. Смит неустанно следил за тем, чтобы волосы лежали как надо. И все же в те моменты, когда траппер отвлекался, становились видны безобразные шрамы, изуродовавшие половину его лица. Через несколько месяцев после случая с Глассом Смиту также пришлось сразиться с медведем. Он также победил и выжил.

За несколько месяцев до этого он приехал с несколькими товарищами в форт Генри, а затем отправился к кроу, чтобы купить лошадей. Их было трое, когда они вышли к реке Шайенн. Бывший портной Джим Клаймен, охотник Калеб Гринвуд и Смит. Бекуорт и Клаймен остались в лагере, а Смит решил пройтись.

Он отошел всего на несколько сотен метров от лагеря, когда вдруг увидел огромного медведя гризли. Никаких деревьев поблизости не было. Медведь, судя по всему, был зол и голоден. Он заметил Смита, открыл пасть и угрожающе зарычал. Смит начал орать что было сил. Гризли взвыл так, будто его пытали. Звук человеческого крика был ему невыносим. Медведь поднялся на задние лапы и нанес свой первый удар. Смит взвыл от боли, но ни на секунду не прекратил орать. Клаймен и Гринвуд похватали ружья и бросились на поиски источника крика.

Медведь нанес один удар. Когти его вонзились в лоб Джедедайи и провели несколько глубоких борозд до самого живота. Затем последовал новый удар. Послышался хруст когтей. Третий… Когда Клаймен и Гринвуд прибежали, гризли уже пятился от орущего существа, распластавшегося на земле. Куски кожи буквально свисали с головы Смита.

Что делать, ни Клаймен, ни Бекуорт не знали.

– Ты заслуживаешь достойной смерти. Только скажи, я выпущу тебе пулю в лоб, – сказал Калеб Гринвуд, наблюдая за мучениями Джедедайи.

– Очень мило с твоей стороны, но мне пока рано, – сквозь зубы процедил Смит. Орать он уже не мог. – Клаймен, сбегай за нитками и пришей все как было, – приказал Смит. Молодой человек непонимающе воззрился на Смита, а затем в ужасе замотал головой. Смит чуть ли не больше часа уговаривал Клаймена зашить раны, нанесенные медведем. Клаймен твердил, что он не врач и понятия не имеет, как и что нужно делать. Смит вполне обоснованно говорил о том, что хуже все равно тот не сделает. В конце концов Клаймен все-таки согласился и зашил все раны Смита. До поселения кроу оставалось всего несколько часов верхом, и вскоре Джедедайя Смит уже лежал в хижине шамана.

Джейми подумал, что и это насмешка судьбы. Так или иначе, призрак Гласса будет преследовать его всю жизнь. Или в разговорах, или в лице Смита, или в чем-нибудь еще. Везде Джейми будет видеть свидетельства своего малодушия и трусости.

Вместе со Смитом он несколько раз ездил на разведку в район Йеллоустона. Из очередного такого похода Джейми возвращался вконец выдохшимся. Когда на его пути показалась фигура с медвежьей шкурой на плечах, тот подумал, что у него началась лихорадка. Мертвые не оживают. Говорят, кое-кто из индейских шаманов умеет воскрешать людей и превращать их в зомби, но это же… бред?

Гласс стащил Джейми с лошади и начал наносить удары, один за другим. Несколько раз он нацеливал на мальчишку винтовку, но так и не решался выстрелить. Останавливать Гласса никто не хотел. Мальчишка сам виноват. За трусость и малодушие нужно платить.

Злость иссякла. Вместо облегчения пришли пустота и разочарование. Он выжил. В тот момент, когда собака убежала от него возле ворот форта Кайова. Все это время он отчаянно желал доказать, что жив. Напоследок Гласс забрал у Бриджера свой нож с витиеватыми узорами. Последнее, что осталось у него от пауни, жены и нерожденного сына.

Бриджера отнесли в дом кого-то из постоянных жителей форта. Глассу было совершенно плевать на Бриджера. Эндрю Генри распорядился, чтобы Гласса накормили и дали выпить как следует. Траппер зашел в бар и сел за стол. Никто не решался к нему подойти. Нечасто ведь встретишь привидение.

Через несколько дней Гласс вновь был в том же баре. В дверях показалась совсем юная девушка, которая долго высматривала Гласса. Увидев его, она подбежала и стала колотить его и кричать, что он убил Джейми.

Оказалось, что Гласс действительно очень сильно избил мальчишку. Тот мучился в лихорадке все это время. Сейчас ему было, судя по всему, совсем плохо. Гласс мрачно посмотрел на еле живого Бриджера и спросил:

– А врач-то где?

– Здесь нет никаких врачей, только шаман у кроу, а они далеко, – всхлипнула девушка.

Ничего не говоря, Гласс вышел из комнаты. Он взял пару бутылок виски в подарок кроу и лошадь. Деревня кроу, людей-ворон, как их называли в форте, оказалась не так уж далеко. Кроу приняли его настороженно, но Гласс знал: эти люди честны и порядочны. Тот переводчик, что всех упрашивал пойти повеселиться к арикара в самом начале экспедиции, был воспитан женщиной из числа индейцев кроу. Роуз частенько рассказывал об обычаях людей-ворон. Гласс поинтересовался у стоящего на вахте индейца, как ему можно пройти к шаману.

– Хью Гласс? – ошеломленно поинтересовался молодой человек. Приглядевшись, Гласс узнал в нем Роуза.

– Ты-то что здесь делаешь? – так же ошеломленно поинтересовался Гласс.

– Живу, – пожал плечами Роуз. – Женился, – чуть помедлив, добавил он. Гласс подивился тому, как он все это успел за то время, что они не виделись. Ведь меньше года прошло. Роуз вновь пожал плечами и стал рассказывать о последних месяцах своей жизни. Оказавшись в форте, Роуз отправился к кроу, чтобы купить у них лошадей, и повстречал девушку своей мечты. Лошадей он купил, привел в форт и попрощался с отрядом Генри. Опомнившись, Роуз все-таки поинтересовался, зачем Глассу шаман и как, собственно, он умудрился выжить. Гласс отмахнулся и сказал, что шаман нужен Джейми. Роуз кивнул и провел Гласса к шаману. Благодаря переводчику они обо всем быстро договорились.

Вернулся он на следующий день, привезя с собой шамана. Старик с шапкой в виде вороны доверия не внушал. По крайней мере, Глассу. Впрочем, это все, что Гласс мог сделать для Джейми.

Как ни странно, шаман помог. Какие-то травы, мази и молитвы сделали свое дело. Джейми пришел в себя, на радость девушке, что набросилась с кулаками на выжившего траппера.

– Добро пожаловать в сотню Эшли, Гласс, – сказал подошедший к нему Эндрю Генри.

Гласс долго смотрел на неудачливого Генри. Траппер и правда не знал, что ему делать дальше. Ну не на поиски же украденной винтовки пускаться. Это глупо и не стоит того. Ни разбогатеть, ни осесть где-нибудь на ранчо Гласс никогда не хотел. Даже не задумывался над этим. Он согласился на предложение Генри. Больше просто ничего не оставалось.