Илья насчитал один час и двадцать две минуты с того момента, как попал в камеру. Дед, прислонившись к стойке нар, замолчал. Наверное, обдумывал, как лучше продолжить рассказ. Лёха повернулся к стене, уставившись на зеленую краску, которая будто пародировала летнюю листву. Молчание неприлично затянулось. Илья привстал, посмотрел на Никитича, а тот безвольно опустил голову, закрыл глаза, слышалось только его ритмичное шипение-дыхание.

— Вот гад, захрапел на полуслове! Ну, куда они его привели? В пансионат какой определили бы, что ли, — пробормотал Кизименко.

Лёха обернулся, увидел, как старик клюет носом, да еще что-то там воркует, словно дикий голубь, махнул рукой, мол, что с него взять.

Мирное посапывание принесло в холодную камеру домашнее тепло. Казалось, что самый пожилой член семьи уснул, а его двое сыновей, чтобы не тревожить отца, ходят на цыпочках и укрывают его клетчатым пледом. Илья и Лёха действительно старались не шуметь. Они поместились в капсулы своих воспоминаний, которые унесли их из грязного и вонючего СИЗО в космос прошлого, в до боли знакомые места. Туда, где находились их души, где они не раз блуждали по дорожкам: один — просторного Донбасса, а второй — горного Дагестана.

— Товарищ лейтенант, слева, с ущелья, открыт по нам огонь, — к Илье обратился худощавый сержант под аккомпанемент резких и громких выстрелов.

— Да слышу, блин, не глухой. А в БТР есть кто? — спросил он подчиненного.

А тот только испуганно отрицательно покачал головой. Молодой еще, необстрелянный.

Пограничный пост расположился недалеко от села Метрада, на развилке трех дорог. Именно туда переехал офицерский состав пограничников. Здание поста — бетонное помещение с бойницами с каждой стороны дороги. Там же находились шлагбаумы и бетонные будки, обложенные мешками с песком. Справа от поста — АГС-7. Буквально позавчера сержант делал профилактику оружия, стрельнул с АГС — граната отскочила от провода ЛЭП и ранила рядового. Хорошо, что ранение осколочное, немного задело плечо. Считай, боец успел только в штаны наложить. Обошлось капитальной стиркой и несколькими пластырями. Но теперь дело принимало гораздо худший оборот.

Кизименко служил на заставе уже девятый месяц, и это был тринадцатый обстрел. В четырех километрах от поста находилось селение Эчеда, в котором проживали ваххабиты. Бывает, приедет туда патруль, пройдется по селу. Да разве поймешь по лицам, какие в головах у жителей мысли бродят? Тут они дружелюбно улыбаются, а через день разглядывают твою физиономию через оптический прицел винтовки. Так и сейчас: кто-то тренировался и обстреливал заставу короткими очередями.

— Отправь кого-то в БТР, задави огневую точку, — приказал Илья.

Перед постом врыт в землю БТР, только одна башня торчала. Частенько боевая машина простаивала, и место водителя занимал кот Похрен. На заставе было полным-полно полевых мышей, они до такой степени обнаглели, что ползали даже по командирскому столу, заваленному картами местности и всякими бумагами. Причем мыши на яд не очень-то и реагировали — оставляли пропитанные отравой кусочки еды нетронутыми. И вот к посту прибился котяра — длинная шерсть висела лохмотьями, правое ухо было откушено, а второе, постоянно согнутое, указывало влево. Солдаты гоготали, что, мол, его радар всегда готов увести кота «налево», поэтому и сканирует местность. В общем, прибытию животного были рады, поэтому в первый же вечер оставили его в командирской комнате, надеясь, что кот разберется с мышами по-хозяйски. На следующее утро Илья с сержантом открыл дверь в комнату и увидел такую картину: на полу, на армейской фуражке (видно, стащил ее со стола), возлежал кот. Свернувшись клубочком, он подложил хвост под морду и сладко дремал, а в это время мыши устраивали бега наперегонки, мотались перед ним, как ошалелые, чуть ли не кувыркаясь через ленивое животное.

— Ты смотри, а коту похрен, — озадаченно произнес сержант.

С тех пор к котяре и приклеилась эта кличка — Похрен. Выгонять странное животное никто не хотел: кот символизировал домашний очаг. К тому же он имел одну препаскуднейшую привычку: как только увидит человека, да еще почувствует, что тот умиляется им, поднимет большие грустные глазки и сделает такой просящий взгляд — и ни у кого не поднималась рука выкинуть его вон. Так и остался кот на заставе. И частенько его можно было найти именно в БТР. С чем это связано, никто не знал. Может быть, животное чувствовало себя в этом месте защищенным или он привык, что его там подкармливали — кидали еду в люк боевой машины.

— Пошли кого-то в машину. Да с котом там поосторожнее, — скомандовал лейтенант.

Через минуту раздался глухой лай 14-мм пулемета КПВТ, который словно отгавкивался в сторону засевших боевиков.

— Ах, мать твою, левее бери, — смотрел в бинокль лейтенант и бурчал себе под нос.

Крупнокалиберное оружие успокоило ваххабитов (или, как их называли бойцы, «вахов»). Стрельба с гор прекратилась. Люк БТР распахнулся, как ларец, оттуда быстрее пули выскочил Похрен и устремился в здание поста, срочно меняя дислокацию.

На следующий день Илья поехал искать место, откуда велась стрельба. Напротив заставы как раз расположились пологие скалы с грудой камней, впадинами, углублениями, откуда можно было стрелять.

— Блин, сволочь, отсюда шмолял, — сказал он сержанту, собиравшему гильзы, и посмотрел на него укоризненно:

— Брось эту гадость, ты что, в солдатики собрался играть?

Сержант опешил и выпустил гильзы из рук. Они с резким и высоким звоном упали на камни, так, что, казалось, отзвук от железяк еще долго скатывался по коричневой туше широкой горы.

— Я только хотел доказательства собрать, — пролепетал он.

— Не переживай, за тебя уже Аллах собрал все доказательства, — попытался грубо пошутить начальник заставы.

Он и еще пара бойцов осмотрели местность, нашли самую лучшую точку для обстрела поста и установили там противопехотные мины.

— А теперь, сержант, давай отсчитывать дни до взрыва, — произнес лейтенант и пошлепал вниз по узкой и корявой горной тропе.

Через два дня Илья стоял у шлагбаума, где пограничники проверяли документы: все неместные не могли проехать дальше, к следующему посту, находящемуся прямо у грузинской границы, без первоначального осмотра здесь, на перекрестке трех дорог. Из побитой синей «нивы» вылезли двое мужиков, по виду чеченцы. Сержант, ознакомившись с их паспортами, подозвал Кизименко, чтобы тот удостоверился, что все в порядке. Лейтенант посмотрел документы, подошел к путешественникам.

— Добрый день. Куда едете? — спросил он.

— Да добрий, йедим в гости, к другу, да, — моментально ответил чеченец.

Только лейтенант хотел задать уточняющие вопросы, как слева, в горах, раздались два глухих и коротких взрыва. От неожиданности чеченцы бросились в машину, развернулись и поехали назад. Бойцы пригнулись и посеменили к дотам, а лейтенант вглядывался в горную коричневую даль, прищурив глаза, и осматривал далекие клубы дыма, пеленой покрывшие скалы. Через минуту ветер разделал невесомую тушку дыма на части и разбросал среди камней. Небо вновь стало чистым и гладким. На лице лейтенанта пробежала довольная улыбка.

Потянулись нудные и вязкие будни. Туман все чаще окутывал местность в мутную белизну. Не видно ни зги, только понимаешь, что там, вдалеке, — темные контуры гор. Да еще дождь шел непрестанно, словно пытаясь затопить землю водой. Плоскость неба проржавела и протекала тяжелыми прозрачными каплями. Ветер завывал, как голодный волк. Рядом с постом находились казармы, куда начальник заставы переехал после того, как некоторое время пожил в Метраде. Планировка была нехитрой: отдельная комната для офицеров, дальше общая — для солдат. Недавно ему прислали нового заместителя заставы — выпускника московского погранинститута, высокого и стройного малого. Просил называть себя ни много ни мало — Иваном Федоровичем. Профессиональный бегун, пару раз занимал призовые места от вуза, да и теперь иногда бегал на длинные дистанции по краю видимости поста.

— Иван Федорович, вы уже совершили свой пробег? Что нового на охотничьих тропах? — деликатно спрашивал Илья и усмехался.

— Новое — это старое, поданное с неожиданной стороны, — философски замечал заместитель.

Тягучесть времени давала о себе знать. Каждый наполнял свой день, как умел или мог. Офицер-минометчик, сорокадвухлетний мужлан с чуть непропорциональным лицом и большой лысиной, ростом ниже среднего, плотно сбитый в плечах, составлял свой дневной распорядок очень просто: спал, играл на компе или бухал. А вот срочников гонял, как сидоровых коз — боялись и водочную пробку понюхать.

Илья вернулся к книгам. Читал их запоем. Окно у стола в его кабинете всегда было открыто, и солнечные лучи в ясные дни стекали широкими полосами на страницы очередного произведения. Он частенько думал, что занесло его на край света, как любил повторять сержант, в «жопу мира», и не мог пояснить, зачем он здесь. Может, и не нужна революция? Худо-бедно страна существует. Путин, конечно, тиран, но разве не тираны начинали самые большие войны? Империя — это всегда величие. А что, если он зря так вцепился в идею переворота? В голову лезли дурные мысли, а развеять их было нечем.

Однажды, когда уже было совсем нечего делать, самому опытному, а следовательно, самому развращенному пришла в голову мысль поехать в Махачкалу в сауну.

— Поедем, блин, к проституткам, — выпалил офицер-минометчик и мечтательно закатил глаза.

— Боязно че-то, — пробурчал Кизименко.

— Молодой ты еще, потому и трусишь, — ответил офицер, который был уже два дня как с бодуна.

— Э, ты, сука, место свое забыл, ща пойдешь по горам с минометом на горбу искать «вахов». На неделю пошлю, там ты уже не потрусишь, — поставил его на место командир.

Сидевшие в комнате сержант и Иван Федорович помалкивали. Офицер обиделся, замолчал. Но плоть брала свое: в голове у лейтенанта в белесом паре сауны, как в тумане, проплывали оголенные женские тела, соблазнительно выпуклые груди, пышные бедра. Мысли танцевали, как голые девушки в стрип-баре, показывая все прелести путешествия в город.

— А-а, была не была! Поехали! — махнул рукой Илья.

Радость осветила лица присутствующих, словно наступил самый светлый день в их жизни.

— Это ты… молодец… Это… правильно, — засуетился офицер и закружился на месте, как пес за своим хвостом.

— Десять минут на сборы, пока не стемнело. Хорошо, «жигули» недавно отжали. В штатском поедем, — отдал приказ лейтенант.

В ту же секунду подчиненных как ветром сдуло. Ровно через семь с половиной минут четверка вывалила из дверей здания поста и направилась к старенькой машине. Весело переговариваясь, они подошли к шлагбауму, офицер-минометчик, словно дворовой кот по весне, чуть не подпрыгивал от нетерпения. Когда до автомобиля осталось два метра, над ними просвистела автоматная очередь.

— О, бляха-муха! — заверещал как резаный минометчик и плюхнулся на землю.

Остальные тоже пытались спасти свои задницы. Илья спрятался за бетонной плитой, сержант пополз по-пластунски к БТРу. И только Иван Федорович лег неподвижно на том месте, где стоял.

— Е… твою мать, бегом к АГС, — кричал офицер, сжавшийся в комок.

Спустя полминуты затявкал миномет, изрыгающий снаряды в сторону горного стрелка. Вдалеке раздались взрывы. Стрельба прекратилась. Кизименко огляделся. Вроде все целы. Привстал.

— Ну, сволочи, натрахались? — кинул он словесную гранату в гоп-компанию.

— Кто как, а я удовлетворился. Пойду, подгузники поменяю, — мрачно улыбаясь, ответил офицер.

Сержант выглянул из-за корпуса БТРа, рядовые выскакивали из казармы, как школьники на перемену. Лейтенант встал во весь рост, подошел к машине, хотел осмотреть ее на наличие повреждений и только сейчас заметил, что Федорович все так же лежит на земле.

— Хорош прикалываться, Вань, — то ли скомандовал, то ли попросил Илья.

А когда через секунду подошел к своему заму, увидел кровавую дыру у него на лбу. Небольшое отверстие с рваными краями, глубоко уходящее внутрь черепной коробки. Заместитель заставы лежал и смотрел в небо остекленевшим взглядом. Да и был ли теперь этот сгусток умерших клеток заместителем Ильи? Что такое человек? Разве тело с работающим сердцем живо? Нет, человек есть сознание, в нем обитающее. Некая метафизическая сущность, которую нельзя воспроизвести ни нулями, ни единицами. Как нельзя сформировать личность, написав законы, правила, аксиомы ее создания. Как невозможно воспроизвести такого же Ивана Федоровича в искусственных условиях, запрограммировать. А значит, лежал на дагестанской каменистой почве уникальный умерший человек.

— Сука, бегом в машину, кидай миномет, трое за мной, — отдал приказ начальник заставы.

Три минуты — и в багажник машины уже грузили минометное орудие. Бойцы в полном вооружении, бронежилетах и с овчаркой готовились к поездке. Определили, откуда велась стрельба. Поехали. На расстоянии 300 метров обнаружили выступ в скале, заваленный гильзами. Собака взяла след. Часть солдат устремилась по тропам, часть поехала в машине. Грунтовая дорога вела к селу Хушет. Когда тропа опустилась в равнину, пес повел их к плоским жилым домам, как будто прижатым давящим с гор воздухом. На краю села, чуть поодаль от всех зданий, возвышалась хибарка, куда вел след «ваха».

Машина остановилась у пригорка, группа рассредоточилась, а лейтенант приказал установить миномет. Сержант сделал пару предупредительных выстрелов в сторону дома — послышался звон битого стекла и ответная короткая автоматная очередь.

— Дом нежилой, помню, недавно туда заходили. Давай заряжай, — скомандовал офицер.

«Жигуленок» поехал за подкреплением и боеприпасами, а в воздух полетела первая мина и разорвалась около дома. Затем следующая. И еще. Всего 24 штуки. Последняя мина легла в тот момент, когда обрушилась крыша дома, а пыль вместе с клубами дыма поднялась над жилищем, как ядерный гриб. Местные жители, заслышав выстрелы, попрятались по домам. Но когда минометный обстрел закончился и в округе все стихло, на улице замелькали одинокие фигуры. Илья приказал разобрать завал и найти труп боевика. Сержант взял троих человек, чтобы откопать мертвеца. А еще двое пограничников охраняли периметр. Работа кипела, кирпичи со шлакоблоками разлетались в стороны, а тела видно не было. Хушетовцы выбирались из хат, проявляли интерес, разглядывали из-за забора солдат, но подходить боялись. Только один седой старик Загид с любопытством осмотрел развалины и направился к Илье.

— Ти старший? — спросил он.

— Я, а что? — ответил лейтенант.

— Да, ничего, ничего, — сразу замахал руками Загид и потом добавил: — Гад этот — паршивый человек, раз поднял оружие в мирное время.

Илья оглядел деда, поинтересовался, не хочет ли он поговорить в стороне от чужих глаз.

— Пачему бы с харощим человеком не пагаварить, — сказал тот.

Через два дня они повстречались в зубчатом ущелье, подальше от села. Солнечный свет, как жидкое золото, падал на край впадины, в темноту, и там смешивался с черной краской, превращался в серые тени. В глубине ущелья иногда срывались капли, а потом все смолкало.

Слово за слово разговорились. Оказалось, что Загид — родственник личного пилота грузинского президента Михаила Саакашвили.

— А ты как раз тот, кто мне нужен, — заинтересовался лейтенант, а собеседник одобрительно закивал головой.

Кизименко задумал спецоперацию — послать деда в Грузию, чтобы тот разузнал в приграничных селах о постах, офицерах-разведчиках на заставах, а потом установил дружеские связи в Тбилиси. Несколько раз они еще встречались, лейтенант проверял дагестанца, общался с ним, пока не предложил заняться делом. Дед согласился, но взамен попросил об одной услуге.

— Какой? — задал вопрос лейтенант.

Старик подошел к Илье поближе и шепотом произнес пару фраз. Гулкое эхо расщелины, повторявшее каждое сказанное слово и усиливавшее звуки, вдруг замолчало, не сумев расслышать, что промолвил старик. Но после сказанного оба ударили по рукам. Дед пошел готовиться в непростой путь, а Илья еще немного постоял среди голых камней, а потом развернулся и медленно побрел к заставе. Только эхо, как одичавшая собака, шастало по ущелью, вынюхивая остатки звуков, недослышанных фраз, а не найдя ничего, отчаянно и бесполезно металось по углам наглухо запертой клетки тишины.