Поздно вечером я читала книгу. Многого понять не удавалось, казалось, я плаваю в океане фактов и знаний на маленькой лодочке, а чтобы отправиться за приключениями — нужен фрегат опыта.

Я уставилась в потолок, положив прочитанную книгу под голову. Теперь я знала в теории, как вызывать элементы стихий, к примеру, шар огня в руке, но без практики грош цена была моим знаниям, тем более что Бенедикт, скорее всего, давал книги для самостоятельных тренировок и занятий.

Решив для эксперимента попробовать, я сосредоточилась и представила себе огонь, мысленно сохраняя этот образ, сконцентрировалась на своём внутреннем «я». Минуту спустя по телу, как и описывалось в книге, прошла горячая волна. Я вытянула руку, по идее на ладони должен был вспыхнуть огонь, но ничего не произошло.

Я пожала плечами и проделала весь процесс ещё раз. Затем ещё и ещё. Но результат был всё тот же, а вот сил ощутимо убавилось, как физических, так и духовных: на лбу выступили капельки пота от напряжения. Я опустила дрожащие руки и подумала, что для первого раза всё идёт нормально, поэтому решила просто попробовать коснуться огня, при этом умудрившись не обжечься.

Если в прошлый раз надо было просто сконцентрироваться на образе, расслабиться и пустить импульс в руку, процесс был сродни медитации, то сейчас целью было максимально замкнуть сознание и чётко обозначить границы тела. Контролируя себя, можно контролировать боль, а контролируя тело, можно контролировать его повреждения.

Я зажгла свечу, потёрла ладони друг о друга и закрыла глаза. Сосредоточиться было сложно, посторонние мысли постоянно отвлекали, но я продолжала переключать ощущения с одной части тела на другую, пока не превратилась в один сплошной нерв. Затем протянула руку, чувствуя напряжение и работу каждой мышцы, и коснулась огня. Первым позывом было отдёрнуть руку из-за вспыхнувшей боли, но я не остановилась, заставляя себя терпеть. Стало жарко.

Я очнулась, когда свеча убавила в росте наполовину. Ладонь, замершая над фитилём, едва заметно дрожала в такт пульсации крови, по телу разливалось тепло. И никаких ожогов. То, чего я достигла, описывалось в конце книги, как совершенный контроль духа над телом, но я не помнила, как его достигла, а стоило мне очнуться, как жар огня вновь напомнил о себе.

Чтобы немного ослабить впечатление от содеянного, я немного попрактиковалась в телепортации яблока со стола на кровать и обратно, затем помедитировала, с чувством выполненного долга свернулась под одеялом и уснула.

Зато утром меня ждало скверное настроение и боль во всех мышцах. Обычно я спасалась противопоказанными мне мандаринами и шоколадом. И хотя от такого сочетания двух аллергенов я мгновенно покрывалась сыпью и становилась похожей на нечто среднее между леопардом и жирафом, начинала чесаться, как стадо диких обезьян и уже никоим образом не напоминала образованного и культурного человека, зато настроение в этот момент было просто потрясающе хорошим.

После тренировки я уютно устроилась в кресле-качалке, вспоминая, как случайно заехала по носу Вадиму, и как по-философски спокойно он к этому отнёсся, зажимая кровоточащий нос и отмахиваясь от моих бесконечных извинений. Был бы на его месте Дан, последствия я бы даже предсказывать не решилась. Впрочем, он и без этого успевал портить мне кровь неусыпным контролем питания и едкими придирками.

Шоколада хотелось всё сильнее, я решила презреть все правила, и совместить приятное с полезным. Проще говоря, мысль заключалась в тренировке телепортации сладостей, совесть можно было успокоить тем, что я развиваю свои необычные способности.

Я перечитала главу о телепортации. В целом, всё сводилось к концентрации, освобождению сознания и вере, поэтому я уселась в позу лотоса на кровати, закрыла глаза и затаила дыхание. В лёгких кончился воздух, и мне пришлось ослабить концентрацию, чтобы вдохнуть. От старания со лба скатилась капелька пота.

Я опять задержала дыхание, внутренне сжимаясь. Наконец почувствовав волну энергии, я крепко зажмурилась и послала её на телепортацию. Выброс силы отдался болью в глазах, пусть кратковременной, но зрение померкло на минуту, да и по телу разлилась свинцовая тяжесть. Неужели мы сейчас находимся в такой дремучей глуши, что даже перемещение мелких предметов вызывает трату огромных сил?

Я сосредоточилась на повторной телепортации. Заныли виски, но я не теряла концентрации. И пару минут спустя могла быть на седьмом небе от счастья, исполняя ритуальные танцы радости, если бы не сильная головная боль из-за потраченной энергии. Две шоколадки я получила, но и заплатила за них немало.

Я отставила самодельный горшок с посаженными семенами кактуса с подоконника и открыла окно. Вдыхая холодный воздух, я почувствовала, как боль чуть стихла, поэтому закрыла окно и вернула горшочек на подоконник.

— Полить бы, — я принесла бутылку с водой и осторожно покапала на землю, а потом с удивлением заметила, как песчинки чуть сдвинулись, показывая нежные росточки из семян. — Ура! — завопила я от радости. — Проклюнулись! — От радости я исполнила несколько танцевальных па, кружась с горшком по комнате, потом осторожно вернула его на подоконник. Теперь нужно было постоянно следить за его ростом, сейчас самое интересное происходит: из двух нежных и мясистых листочков вырастет круглый игольчатый шарик.

Время, положенное на отдых после тренировки слишком быстро подошло к концу, я мельком заметила, переодеваясь в джинсы и рубашку, что снег возле замка и не думал таять, быстрым шагом отправилась к Бенедикту в приподнятом расположении духа после успешного осуществления планов. Да и по учителю, как оказалось, я тоже могла скучать, общество мебели в последнее время начало угнетать: с парнями я почти не разговаривала, а Бенедикт был единственный, с кем я вступала в диалог.

Когда я вошла в его кабинет, он как раз занимался тем, что ворошил угли в камине, не глядя на меня, а потом произнёс.

— Сегодня мы будем летать.

— И как же в такой холод? — я недоверчиво улыбнулась, надеясь, что меня не телепортируют на крышу и в порыве нетрадиционного эксперимента не столкнут с крыши, решив таким образом проверить мою готовность.

— Идём. Увидишь, — учитель подошёл ко мне, протягивая руку с одобрительной полуулыбкой. Я заметила в его глазах усталость и пару лишних морщинок в уголках рта, со вздохом коснулась его ладони.

— Держись! — предостерёг он возгласом, когда в голубоватом вихре я почувствовала, что рука Бенедикта выскальзывает из моих пальцев, и вцепилась в неё изо всех сил второй рукой. В следующий миг в глазах потемнело, воздух выжало из груди. Было такое ощущение, что меня протащили сквозь бесконечно узкую воронку песочных часов, через всю Вселенную…

Я жадно глотнула холодный влажный воздух и открыла глаза.

— Как ты? — Бенедикт заботливо придерживал меня за плечи, однако на меня не смотрел.

— Нормально, — с трудом заставляя голос звучать не так сипло, как у заядлого алкоголика, и с сарказмом выдавила, стараясь дышать ровнее. — Но отныне предпочитаю путешествия пешком.

— Сложно было бы попасть сюда пешком, — обронил Бенедикт, по-прежнему на меня не глядя, изучая окружающую местность, к слову сказать, довольно красочную. — Это другой мир.

— А? — я ошарашено оглянулась, начиная не на шутку нервничать. — А почему именно здесь?

— В нашем мире не спокойно, — кратко пояснил учитель, но я всё равно мало что поняла. Может, такие тренировки надо проводить на открытой местности, а у нас вне замка холодно, а покидать его пределы — смерть?

Не получая больше никаких дополнений, я оправила на себе одежду и оглянулась. Я думала, что Бенедикт пошутил, ровно до того момента, пока не взошла вторая луна, до этого же природа ничем не отличалась.

Пока я изучала обстановку, Бенедикт отошёл в сторону, где был обрыв, я не раздумывая, последовала за ним и задохнулась от восторга. Огромный водопад, сравнимый с Ниагарским, низвергался в серебристых бликах, далеко внизу поблёскивала вода, от которой поднимались тёмные сапфировые брызги, доносился едва слышный гул. Что-то странное здесь было с воздухом и звуком, он казался приглушённым, я даже не расслышала слов Бенедикта, пока наслаждалась дыханием реки.

— У нас мало времени. Выращивай крылья, — повторил учитель.

Я прикусила губу, немного постояла, потирая лоб, затем начала выполнять его задание, стараясь не терять сосредоточенности. Когда всё было закончено, учитель кивнул на обрыв.

Я поколебалась на краю, потом поглубже вдохнула, разбежалась и прыгнула. Пощёчиной ударил ветер, на глаза навернулись слёзы, в животе росло щемящее чувство адреналина. Я уже прыгала с парашютом, но тогда это было свободное падение, сейчас же я могла лететь.

С губ помимо воли сорвался крик восторга, волосы трепало, забрасывало назад, а я всё не спешила делать первый взмах, наслаждаясь падением. Высота здесь была огромная, река уже приближалась и я знала, что в последний момент смогу остановиться. Сколько длиться полет? Минуту? Секунду? Вечность? Неважно, главное, чтобы это не останавливалось. Волны, пар, брызги. Я уже чувствовала воду на своём лице, в ту же секунду поняла, что моё падение замедляется, и крылья против воли раскрываются. Падение перешло в свободное планирование. Я невольно очнулась, понимая, что мой восторг зашёл слишком далеко, и встретилась взглядом с Бенедиктов, парящим рядом.

— Ой, — пробормотала я виновато, начиная усиленно работать под его насмешливым взглядом. Интенсивное размахивание новоприобретёнными крыльями никак не отражалось на мыслительном процессе, поэтому сразу же в голову пришла идея. Мне давно хотелось совершить что-нибудь безумное, поэтому я, паря в воздухе, провела трансформацию, как учил Бенедикт, и наложила на себя образ другой птицы. Крылья удлинились, заострились, тело ещё больше потеряло в объёмах, я не могла больше парить, зато могла развивать достаточно большую скорость, что использовала на практике не медля.

Где-то внизу мелькнуло удивлённое лицо Бенедикта, смазанная скоростью зелёная трава и крутой обрыв, но я не обращала ни на что внимания: в сознании было только ослепительное чувство полёта, настоящего, не парения, не падения, — полёта.

Время я перестала чувствовать, хотелось только больше лёгкости, скорости, эйфории. Я потеряла голову и совершила недопустимое. Я довела трансформацию до конца.

Я не заметила момента окончательного превращения: ни зрения в монохромных цветах, ни своего размера, меньше голубя, ни однобокости своих мыслей, основанных на одних инстинктах. Позднее, когда я размышляла о своём полете, я сравнила его для себя с приёмом наркотика: нирвана и потеря собственного «я».

И лишь позднее я поняла, что за тень нависла надо мной, когда я, заигравшаяся и опьянённая высотой, описывала в небе немыслимые круги. Это был хищник, судя по загнутому клюву и острым когтям, наметившихся в мою спину.

Сработали инстинкты — я рванула в сторону от опасности, лавируя из стороны в сторону, в мыслях было только одно желание — выжить, во что бы то ни стало. Преследователь, явно записавший меня в графу «обед», своих позиций не сдавал. Чувствуя нависшую тень, я ворвалась в гущу леса, уклоняясь от веток и листьев, не успела заметить момента того, как меня схватили крепкие мужские руки.

Птица, преследовавшая меня, описала несколько кругов над головой человека, продолжавшего удерживать меня в руках, и, отдав свою добычу более сильному хищнику на её взгляд, улетела. Я чувствовала, как колотится сердце, очень сильно и очень часто, я хотела вырваться прочь из жестоких, твёрдых рук, обречённо трепыхалась, царапая пальцы.

— Тише, глупая, — голос человека меня оглушил, но отчего-то я успокоилась. — Превратиться назад уже не можешь? — Я с вниманием смотрела на человека то одним глазом, то другим, пытаясь освободиться.

А человек разжал руки и отпустил меня на землю. Я с восторгом попыталась взлететь, обратно в небо к беззаботному существованию, но не смогла. Зрение изменилось, я ощущала себя по-другому, а инстинкты ничего не подсказывали. Потом я вытянула крыло, но на его месте была странная конечность без перьев, я вскрикнула и попыталась взлететь, размахивая тем, что осталось от моих крыльев.

Ткань, опустившаяся на плечи, натолкнула меня на мысль, что что-то не так. Затем пришёл стыд, я завернулась в некое подобие тоги, стараясь прикрыть наготу, потом пришло осознание того, что я человек, а не птица. Ещё через минуту, я вспомнила, кто я на самом деле.

— Ты понимаешь, что ты сделала? — голос Бенедикта был сух.

— Извини, я не знала, что… — воздуха в груди не хватило, я продолжала всё ещё дышать часто, как птица, и замолчала, не смея поднимать на учителя глаз.

— Не знала она… — устало сказал он. — Я ведь предупреждал об этом. И кое-кто поступил очень глупо. Возвращаемся.

* * *

Утром следующего дня я с чистой совестью отдыхала. После тренировки Бенедикта, сил у меня совершенно не осталось, да и окончательно в себя я так и не пришла, учитель сказал, что на это понадобится теперь некоторое время. Кроме того, всю ночь мне пришлось не спать — меня укусила муза творчества, и я провела всё время возле мольберта, работая над второй картиной.

Она вышла отличной от первой, после урока на природе я знала, что хочу написать: низвергающийся вниз бесшумный поток воды, невероятно синее и чистое небо, бриллиантовые брызги и лунные блики на воде. И маленькая фигурка крылатого человечка. Мой первый полет, исполнение мечты. Картина получилась такой реалистичной, словно была мокрая, я старалась всю ночь, испытывая странное возбуждение, которое обычно предшествовало рождению чего-то невероятного — это были те моменты, когда мне удавалось прыгнуть выше обычной планки. И опять получилось невообразимое, словно картину писала не я, она не была шедевром, но цепляла чем-то, тянула, будто я вложила в холст частичку своей души, всю эйфорию и восторг исполнения невозможного.

Работу я оставила досыхать в одиночестве, позже она украсила бы стену над кроватью, с этими планами я и уснула, но всего на несколько часов.

Дан застал меня лежащей на кровати с листком бумаги и карандашом: я снова рисовала.

— Чего делаешь? — он, с видом интервента критически оглядел мои владения. На мой взгляд, задавать подобный вопрос было верхом глупости — он и так прекрасно видел, чем я занимаюсь.

— Волосы отращиваю, — дала я не менее глупый ответ на его вопрос, не отрываясь от своего занятия.

— Раз уж ты сегодня не идёшь на тренировку, — он немного сердито щёлкнул пальцами, в руке у него появилась тетрадка, — вот.

— Что это? — я, недоумевая, села.

— Нельзя отдыхать, а то совсем расслабишься, — на лице Дана появилась улыбка, но какая-то жестокая, не предвещающая ничего хорошего. — Терпение — тоже важная составляющая нашей жизни, и его тоже необходимо тренировать. Внимание, задание. — Он, продолжая улыбаться, взял одной рукой тетрадь так, чтобы она раскрылась. — В каждой клетке тетради поставить точку. Не требует никаких особых сил, поэтому не страшимся перенапряжения.

Примерно представляя, чем это чревато, я угрюмо кивнула, теребя себя за ухо, и тихо пробурчала.

— Садист… Сатрап…

— Что ты сказала? — подозрительно прислушался Дан, собравшийся уходить. Тетрадку он оставил на столе и теперь, прищурившись, смотрел мне в глаза.

— Радист. Я сказала радист, — я мигом сориентировалась, отвечая ему невинным взглядом, но по невнимательности не успела сообразить и построить логичную легенду, с чего ради я вспоминаю радистов.

— Чего? Радист? — Дан чётко дал понять лицом, что он сомневается в моей вменяемости, да так, что мне самой захотелось проверить лоб на признаки лихорадки.

— Ну да, радисты… Это такие люди… Ну, с рациями, — замялась я, стараясь сохранять ангельский вид. По спине бегали иголочки, так и подмывало сказать какую-нибудь жуткую гадость, я из последних сил держала на лице невозмутимое спокойствие.

— Я знаю, кто такие радисты. Всё, удачи, не опаздывай на лекции, — ему похоже наскучило со мной общаться, напоследок он брезгливо оглядел беспорядок на столе и стопку книг на полу у окна, поморщился, и спешно покинул мою комнату. — Вот блондинка! — Уничижительно донеслось из коридора.

Мне неудержимо хотелось расхохотаться над нашим диалогом, когда я осталась одна, но мою радость, скорее беспричинную, немного омрачало то, что из-за задания побездельничать теперь не получится.

— Я отомщу. И мстя моя будет страшна, — пробормотала я не предвещавшим добра голосом, улыбаясь скверною улыбкой и пряча рисунок со своим последним сном в папку. Это ещё не холодная война, скорее попытки испортить мне настроение, чем отравить существование, но я нашла свой способ отвечать на задания Дана. Весьма своеобразный и очень глупый, он состоял в том, что все задания я нарушала перевыполнением. Я понимала, что подобным образом я самой себе оказываю медвежью услугу, но это пока единственное нарушение, которое я могла себе позволить.

Поэтому я оставила двенадцатилистовую тетрадь Дана на столе нетронутой, взяла свою, случайно оказавшуюся в одном из отделов сумки тетрадь в восемнадцать страниц, и уселась за стол.

Оставшееся время до лекции Бенедикта стремительно таяло, я работала над последними страницами, в глазах уже рябило от точек, но я удовлетворённо кивнула, и, закончив, посмотрела на часы.

Почесав нос, я устало откинулась на стул и прикинула, простят ли мне пятиминутное опоздание, понадеялась на их гуманность, и, захватив блокнотик с лекциями, выскочила из комнаты. Путь мой лежал в столовую.

По коридору я бежала, по лестнице прыгала вниз по ступенькам через одну и, зайдя на кухню за зелёным яблоком, побежала обратно. В коридоре перед дверью я едва не столкнулась с флегматичным Вадимом, судя по траектории движения, пока я его не сбила, направляющимся в сторону комнат, и, возможно, за мной.

— Привет, — я потёрла ушибленное о его грудь плечо. — Ты прямо как железный.

— Ты где была? — Вадим вздохнул и откинул назад рассыпавшиеся по плечам полосы. — Бенедикт уже подумал, что ты потерялась.

— Немного, — я улыбнулась с видом партизана, легко хлопнув его по плечу. — Перепутала столовую и кабинет. — И продемонстрировала ему яблоко. — Будешь?

— Буду, — внезапно согласился он, тоже улыбнувшись, чем поверг меня в немалый шок, я ведь уже думала, что он совсем не улыбается. Он взмахнул ножом, извлечённым из ножен на поясе, и рассёк яблоко на две аккуратные половинки.

— Сделаем вид, что мы всё ещё идём с твоей комнаты. — Вадим облизнул кончик ножа и критически его оглядел.

— Ага, — кивнула я, и, кусая яблоко, отметила, что Вадим скорее всего левша.

— Я слышал, ты вчера вечером учудила, — он вытер нож платком и убрал его в чехол, жуя наконец яблоко.

— Дан болтает? — я покривилась, сочно хрустя плодом.

— Не, — он покачал головой. — Бенедикт, когда меня тренировал, проговорился.

— А он тебя тренирует отдельно? — я не скрывала удивления, даже яблоко чуть не уронила.

— Бенедикт потрясающий мечник. — Вадим уже доел фрукт. — Мне до него ещё далеко.

— А я и не знала. — Вадим на мои слова хмыкнул.

— Ещё бы, он же тебя не тренирует. Погоди, я подтяну тебя до своего уровня, он над нами двоими тогда работать будет.

— А Дан?

— Он знает всё, что нужно для самообороны, просто бережёт руки, — видимо, моё лицо было слишком удивлённым, Вадим пояснил. — У него сила другая, это я мечник, а он — хрономер. — Я поперхнулась последним куском яблока.

— А хрономер, это… — откашлялась я.

— Управляет временем, — успел сказать Вадим, как дверь распахнулась, и появился Дан, едва не врезавшись в нас.

— А мы как раз подошли. — Вадим невозмутимо кивнул мне, а когда Дан не смотрел на него, подмигнул. — Пошли на лекцию?

— Ага, — с улыбкой подтвердила я и сунула Дану тетрадку. — Пошли. — Он ничего не сказал, только глянул странно, одобрительно или нет, я не сообразила; мы вернулись в кабинет.

Лекции я слушала вполуха, сосредоточившись больше на полученной информации. Значит, венефы не универсалы — они так же, как и люди, имеют какой-то талант, что-то, что получается только у них.

— На сегодня всё. Задание выполнить до захода солнца, — как сквозь вату услышала голос учителя и вскинула на него глаза, мысленно чертыхнувшись — я прослушала задание.

— Артефакт. Мы сегодня говорили об артефактах. А задание — создать стимулятор выработки энергии. Как ты помнишь, его надо создавать на открытом воздухе, — повторил Бенедикт, глаза его искрились весельем, мне стало интересно, не в курсе ли он всего случившегося возле двери.

— Конечно-конечно, — быстро сказала я. — Будет артефакт. Спасибо за урок. — Я слегка поклонилась и повернулась к выходу.

— К завтрашнему утру, — уточнил учитель. Я улыбнулась — видимо от него не укрылось отсутствие моего разумного начала на лекции, и присутствие только физической оболочки.

Я кивнула ему, махнула рукой ребятам (от чего Дан скривился, как от зубной боли, а Вадим едва заметно улыбнулся) и вернулась в комнату, чтобы выспаться.

Проснулась я в четыре утра бодрая и достаточно жизнеспособная. С ужасом вспомнив о задании, я примерно прикинула оставшееся до начала занятий время и нагоняй, который, скорее всего, мне светит, и решила сделать его сейчас, пока ещё не поздно.

За окном было темно, в комнате царила немая тишина, тихий шорох постельного белья казался нестерпимо громким, когда я вставала. Сладко потянувшись, я оделась, зевая, нашла в подсобке первый попавшийся предмет, который сгодился бы для создания артефакта — металлический стержень примерно сантиметр в диаметре, и двадцать в длину, приплюснутый на конце и спиралевидной нарезкой. Вероятно, он служил для чего-то более прозаичного, чем его будущая роль волшебной палочки.

Прихватив плитку шоколада, я высунула голову из-за двери и осторожно огляделась на предмет наличия Дана или любой другой живой души. Его персоны, как ни странно, нигде не наблюдалось, что, несомненно, радовало. Однако факт того, как я с сарказмом отметила про себя, что он сейчас мирно спит с чувством выполненного долга, а я в суматохе штурмую выход, определённо огорчал.

Я попрыгала по ступенькам, окончательно натягивая куртку на ходу, сунула в задний карман джинсов наработку, а верхний её конец закрепила за ремнём, и вышла во двор. Утро встретило меня неласковым ветром и морозом, с первых секунд пробравших до костей.

По заданию надо было для работы найти свободное пространство. При тусклом свете луны приходилось ориентироваться только по смутным очертаниям тёмных деревьев за рвом. Его, десятиметрового по ширине, пересекал подъёмный мост, сейчас опущенный, вода во рву замёрзла: я свесилась с моста и потрогала лёд рукой. Металлическая палочка вывалилась из кармана и едва не упала вниз, но я успела подхватить её кончиками пальцев.

— Балда! — в сердцах сказала я. — И как бы ты её из-под моста доставала? Вода-то замёрзла, но твоего веса лёд бы не выдержал!

— Она же не упала, — буркнула я самой себе, сжимая обжигающий на холоде металл.

Путь от моста пролегал по сугробам которые успело намести, видимо, через ров мало кто ходил, тропинки не было. Далеко впереди были деревья, я хотела поискать полянку между ними — мне отчего-то не хотелось начинать работу возле рва, хотя там и было пустое пространство.

Идя по колено в снегу и сражаясь с сильным ветром, я каждые пять минут чертыхалась, разозлённая на саму себя. Ведь ничто мне не мешало сделать всё вовремя, но нет, победила в нашем вечном сражении природная ленивость.

— Ну почему я не эльф и не умею ходить по снегу, не проваливаясь? — тоскливо произнесла я, глубоко засунув руки в карманы и шмыгая носом. Я занесла ногу для очередного шага и врезалась во что-то твёрдое.

В полной прострации я потёрла лоб и потрогала твёрдую и прозрачную стену, догадываясь, что это защитный купол, что окружает замок. Может раньше он и защищал от погодных явлений, сейчас же ветер для этой стены помехой не был, судя по горстям снежинок, то и дело дружно старающихся заползти мне за шиворот.

Я отошла в сторону, как раз приметив чистую полянку недалеко, и когда я её наконец достигла, со стороны мой силуэт напоминал снеговика.

— Б-р-р, — поёжилась я, подпрыгивая на одном месте. — Внимание всем зрителям, сейчас в исполнении Ангела будет воспроизведён ритуальный танец племени тумба-юмба. — Продекламировала я, отряхиваясь, а потом подумала и уточнила. — С целью утоптать снег.

Зрители промолчали и ничем не выдали своего присутствия. В процессе утрамбовывания сугробов в радиусе двух метров, я успела согреться, возможно, ещё и потому, что стало теплее, только снег пошёл сильнее, превратившись из сухой крупы в большие и важные хлопья, парочку из которых я тут же случайно вдохнула ртом и закашлялась.

— Линка на севере, — прокомментировала я, оценивая содеянное. Смысла стараться примять сугробы больше не было — снегопад был такой, что чернота ночи уступила серой мгле. — Всё, отныне моя одежда — это шапка-ушанка, валенки и шуба. — Я вздохнула, чувствуя голод, достала шоколад и откусила ледяной кусочек. Ветер опять усилился, снег превратился в сухую крупу.

Примерно оценив оставшееся время, я зябко потянулась и извлекла стержень из кармана, держа шоколадную плитку в зубах, села прямо на снег, и, сосредоточенно уничтожив от неё половину и убрав её в карман, крепко зажмурилась. Я мысленно собралась, достигла нужного состояния отрешённости, виски заломило, но я только зажмурилась ещё крепче, стискивая зубы. Собирая по крупицам всю ту золотую сущность, которая была внутри меня, и, не представляя конечного результата, совершенно о нём забывая, я сжала ту силу до размеров атома…

А потом произошёл взрыв. Это было как рождение новой Вселенной, как гибель звезды или рождение чёрной дыры, это было что-то такое, чего не описать словами. Ладонь потеплела, это немного вернуло меня в реальность, я ощутила, что мысленных стен, что я возвела внутри своего сознания, больше нет, что вся моя воля подавлена чем-то страшным, что весь процесс создания я перестала контролировать. Всё происходящее было словно в последней стадии опьянения, некоторые промежутки времени выпадали, исчезали сразу же, волнами накатывала слабость и тошнота, мир вокруг кружился в бешеной пляске.

И тогда я испугалась, но страх был не полным, все чувства заморозились, исчезли. Всё пошло не так.

Было жарко, и одновременно холодно, казалось, я тону, или падаю, в памяти всплыли черные руны, мои губы сами выговорили сложные сочетания букв, а по поверхности металла стержня тут же побежали строчки этих рун, живые, страшные, они утонули под поверхностью, засветились зловещим красным…

Я поняла, что лежу на влажной земле, а снежинки падают и тают на лице, резко села и оглянулась. Снег на полянке растопило по идеальному кругу, контраст был разительный.

Поднявшись на колени, с трясущимися руками, я увидела небольшой, с виду металлический, гладко отполированный стержень около тридцати сантиметров. Левую ладонь неприятно сверлило, она была горячая и мокрая — длинный порез перечёркивал линию судьбы и переходил в окровавленный знак Солнца. Кровь капала на землю.

Странно, но боли я не чувствовала, только неприятную пульсацию. Звуков тоже не было, словно я оглохла.

— Та ещё ситуёвинка, — произнесла я вслух, лишь бы не слушать звенящую тишину.

— Что это было? — мне словно ответили, я резко оглянулась, но никого рядом не было. Взгляд остановился на стержне. Я с опаской тронула его, ничего не произошло, осмелев, взяла его в руки и пристально изучила: да, его создала я. Руны, что ползли на его поверхности, будили в памяти их прообразы и чувство старого ужаса.

Я осторожно собрала комок своей силы и, сконцентрировавшись, мысленно сделав воронку на конце жезла, бросила её туда. Руны вспыхнули, и ещё сильнее замелькали по поверхности, меняя формы, переходя в иероглифы, затем становясь похожими на клинопись, снова возвращаясь в руническую систему письма, кружились, пока постепенно не высветлели и не исчезли.

Я с боязливым интересом покрутила стержень перед собой, ничего не случилось, тогда я закрыла глаза и осторожно оглядела его мысленно, а затем зачерпнула оттуда свою вложенную силу и вернула её себе.

— Как батарейка, — нахмурилась я. — А надо же было сделать что-то другое.

— Верно подмечено. Ты хоть поняла, что ты сделала? — голос опять возник рядом, я почувствовала себя сумасшедшей, понимая, что голос звучит только в моей голове, и я разговариваю сама с собой, как с чужим человеком. Никогда бы не подумала, что могу страдать психическими расстройствами.

— Железный жезл, — осторожно произнесла я, стараясь вспомнить всё, что знала о шизофрении, но потом решила, что всё происходящее, возможно, лишь побочный эффект создания артефакта.

— Бинго! — непонятно откуда взявшийся собеседник в моей голове неизвестно отчего развеселился. — Вложить часть сознания, поделиться кровью, отдать свои мысли, создать его без солнца на небе и говорить: «железный жезл»! Всё отлично! Железный… — Я уловила панику в голосе и поняла, что какая-то часть меня отнюдь не весела, наоборот, она в истерике.

— А что такое? — я непонимающе смотрела на артефакт в своих руках.

— Ничего не понятно? — я почувствовала, как начинаю истерично смеяться, при этом испытывая неприятное ощущение, что моим телом кто-то управляет. — Железо! Помнишь, что Бенедикт говорил про него?

— Оно противоположно нашей силе, — тихо произнесла я.

— Да! В том то и дело! Совмещая несовместимое, мы призываем в этом мир недобрые силы. Мало того, что при создании можно было умереть, так ещё теперь жди неприятностей. Хорошо хоть, что артефакт связан кровью.

— Кровью? — я чувствовала, как сердце опять неприятно колет.

— Он создан не под солнцем, а луной, уж тебе должны были объяснить, что венефы дети солнца. Но он связан и не сможет причинить тебе вред. Получилась пластичная волшебная палочка сугубо для личного пользования.

— Пластичная, — я задумчиво смотрела на стержень, а потом так же задумчиво оглядела себя, философски оценивая собственное одеяние: одежда на мне превратилась в лохмотья. Полянку, почти выжженную, стало вновь заносить снегом. — Она может менять внешний вид?

— Может, — я пожала плечами, опять ощущая себя марионеткой, крепко сжала жезл в руках, пробуя его изменить силой воли. Получалось плохо, я не совсем представляла, что делать, как вдруг, неожиданно пришла помощь от той части сознания, о которой я до нынешнего момента не подозревала. Это было как всю жить в тёмной комнате, а потом включить свет и увидеть все уголки. Сила, пришедшая на помощь была иная, чужеродная, особенно когда я почувствовала её выброс — она была совершенно другая, кардинально противоположная, как электрон и позитрон, странно, что от их соприкосновения ничего не происходило.

Я открыл глаза: на коленях лежал меч. Он был красивый, изящная крестовина на стыке лезвия и рукояти, от которой тянулась продолжение, в виде плавной буквы «S», защищала руку. Лезвие, на стыке с рукоятью словно выходившее из полумесяца, плавно закруглялось на кончике.

— Почему меч? — я ошарашено оторвалась от созерцания, ожидая разъясняющего ответа.

— Можно было бы сказать, что это твои скрытые желания, но сейчас сама увидишь, раз не чувствуешь ничего, — язвительно и мрачно отозвалось в голове.

— Что мне делать с мечом, он же для меня бесполезен? — заорала я, всеми клеточками тела ощущая приближающуюся опасность.

— Лучше наверх посмотри, — я быстро откинула непослушные пряди волос, вспоминая все фильмы, где герои пропадали именно потому, что смотрели только по сторонам, забывая поглядывать наверх.

— Змеи с крыльями?! — широко раскрыв глаза от ужаса, я замерла на месте.

— Драконы! — моё более истеричное начало заставило тело броситься прочь с выжженной полянки, не теряя времени на вопли. Попытка бегства из-за стремительно приближающихся в мою сторону двух черных фигур была обречена на провал. Этому способствовали и сугробы, в которых я увязла выше колена. Наверное, умной мыслью было зарыться в снег, но что-то мне подсказывало, что эти мифологические существа откопают меня ещё до марта месяца и таяния сугробов.

Сотрясение земли сбило меня с ног, тяжело пытаясь дышать, я спиной чувствовала горячую опасность, резко бросилась в соседний сугроб, и вовремя: там, где я только что была, пролетел вал огня, снег на мне и подо мной слегка подтопило, но этим он спас меня от ожогов.

Я не шевелилась, глядя на существо, что тоже замерло в метрах пяти от меня.

— Беги! — приказал внутренний голос в панике, и хорошо, что я подчинилась. Второй дракон спикировал почти прямо на меня и сразу выдохнул огонь.

— Куда дальше? — я завопила в полный голос, зигзагами убегая от полянки, прячась за деревьями, забывая, что меня услышат и ответят и без тренировки голосовых связок.

— Нужно его убить!

— Это же не гуманно, — растерялась я, не забывая бежать. — А вдруг это вымирающий вид, занесённый в Красную книгу?

— Сейчас этот вымирающий вид прекрасно перекусит.

Я бросилась в снег и поползла между сугробами. Меч мешал, я даже хотела его бросить, но передумала. Хотя и драконов уже не было слышно — деревья мешали им расправить крылья и маневрировать, на земле они были достаточно неуклюжими, я знала, что, скорее всего, мне придётся изобразить из себя рыцаря в джинсах.

Хотелось спрятаться хоть куда-нибудь, но до замка оставалось ещё далеко. И сотрясение земли опять оповестило о приземлении дракона.

Я поползла в сторону, а потом подскочила, сжав меч как дубинку. Оказавшись перед рептилией, я зажмурилась и, что было силы, заехала ему по голове.

— Да рубить же надо было, — простонал голос, когда меч отскочил от головы дракона, как от гранитной стены. — Бей ещё, пока не поздно! — Надрывался он, я успела недовольно подумать, что моё «второе я» слишком кровожадное, перед тем, как в очередной раз нырнуть в снег, спасаясь от шквала огня. Не похоже было, что дракон был в растерянности, зато я пребывала в состоянии крайнего шока. Мало того, что за мной гнались два дракона, как в дурацком малобюджетном фильме без сюжета, так ещё и меч в руке светился красным, словно я адепт тёмной стороны Силы из «Звёздных войн».

Выбираясь из снега, я сосредоточилась на первом драконе, явно чувствовавшим себя неуютно на земле, второй кружил в тёмном небе над нами, меня это спасало. Я очень быстро, сама себя удивляя, отскочила в сторону, пока дракон разворачивался, цепляясь крыльями за деревья, покрепче схватила рукоять и, надеясь, что не уничтожаю редкий и ценный вид, резко подалась вперёд, к его змеевидной голове. Воспользовавшись секундным замешательством дракона, потерявшего цель, я нанесла сильный удар.

Меч едва не отскочил мне в лоб, отдача от рукояти в руки заставила выронить клинок, и я только с ужасом смотрела, как ко мне разворачивается голова дракона, а хвост угрожающе раскачивается в метре от меня.

— Хоть бы это был сон. Хоть бы это был сон, — билось в голове. — Но что за…

Я заворожено смотрела на каменную текстуру драконьей кожи, внезапно понимая, что это то, что я считала статуей у входа. В голове мгновенно всплыло, что каменные драконы охраняли от инкантар, но ведь я инкантаром не была.

— Я венеф, ящерица ты крылатая! — крикнула я, зажмурившись и ожидая своей участи. Больше ничего я сделать не могла, меч его не брал, да и меча самого уже не было, оставалось только ждать, в каком виде меня предпочтёт откушать рептилия.

Но прошла секунда, минута, а всё ещё ничего не происходило. Я рискованно приподняла веки, рядом, почти нос к носу была изучающая морда с янтарными, почти святящимися глазами.

Унимая дрожь и страх, я ответила ему твёрдым взглядом.

Казалось, прошла вечность, прежде чем дракон пошевелился, а затем тяжело повернулся в сторону замка, взмахнул огромными крыльями и поднялся ко второму дракону, кружившему среди облаков.

Следя за их грациозным полётом, я упала на колени на расплавленную землю. Шок постепенно отходил, я, почти смирившись с мыслью, что мне пришёл конец, теперь заново расставляла жизненные приоритеты.

Наконец, я поднялась, сжимая меч, поплелась к замку, с каждым шагом увеличивая скорость, пока не побежала так быстро, как ни разу в жизни ещё не бегала.

Влетев в дверь, я постаралась не смотреть наверх, где в арочном проёме уже чернели две статуи огромных, переплетающихся драконов, мгновенно взобралась по винтовой лестнице и, оказавшись в своей комнате, тяжело дыша, захлопнула дверь и задёрнула шторы.

Поборов желание спрятаться под одеяло, я стянула обгорелую и растрёпанную на лоскутки одежду и уселась на пол в центре комнаты, качая головой.

Надо скрыть как-то мою вылазку и горе-битву, если не засмеют, то точно отругают.

— И что ты хочешь сделать? — ехидно осведомился внутренний голос. Я вздрогнула, про него я уже и думать забыла.

— У меня нет вариантов, — вздохнула я, отстранённо воспринимая очередной шок.

— Есть один способ, — потянула моя вторая личность. — Правда этот способ не для слабонервных и, вообще-то, нарушает ещё несколько правил.

— Чему быть, тому не миновать, — философски вздохнула я. Если весь мир переворачивается вверх тормашками, как любила выражаться моя подруга Лиса, надо вовремя успеть встать на голову.

— Вызови метель. Она скроет все следы, — следом за фразой я поняла, как это сделать.

— Замётано, — устало кивнула я. — А что с этим? — Я кивнула на меч, до сих пор зажатый в руке.

— Сосредоточится и обратно превратить в жезл. Кстати, он сам себя, судя по рунам, считает состоящим из четырёх стихий.

— Значит я и буду звать его мечом Четырёх Стихий, — отмахнулась я, пытаясь уменьшить клинок. Получилось с трудом, медленно, но всё-таки получалось. Подъём на тренировку был где-то через пару часов, и лучше было хоть немного поспать. Тем более что за окном уютно запела метель.

* * *

После тренировки с Бенедиктом и Вадимом, я вернулась в комнату досыпать, а когда подошло время, подхватив жезл, побежала на лекцию.

У самой двери я почти лоб в лоб столкнулась с Даном, как раз выходящим из кабинета. Тот подозрительно смерил меня взглядом, когда я попыталась протиснуться мимо него в дверной проём, и приказал.

— Стой, — я заметила в глубине кабинета лёгкое свечение, понимая, что от телепортации.

— Чего тебе? — невольно спросила я, сразу прикидывая, на сколько минут могу опоздать.

— Бенедикта сегодня не будет. И лекции тоже, — произнёс он, выталкивая меня из кабинета и закрывая дверь. А потом прищурился, заметив в моей руке жезл. — Что это?

— Домашнее задание, — поморщившись, ответила я, пряча руку за спиной. Меньше всего на свете хотелось, чтобы после всех усилий у меня его забрали.

— Давай сюда. — Дан, я удивилась его ловкости, выхватил жезл и вскоре скрылся за поворотом. До меня запоздало донеслись его слова. — Задание считай зачтённым, а жезл я оставлю себе.

— Чтоб тебя бешеный сумчатый дьявол укусил! — в сердцах стукнула я по ни в чём не повинной стене, когда поняла, что меня оставили без детища, причём нагло и без права возвращения. — Ну погоди, я верну его обратно, — бессильно стукнув стену, я опустилась на пол, закусив губу и пытаясь придумать, что теперь делать.

— Даниэль, скорее всего, в своей комнате бросит его валяться. А ночью он спит как медведь в зимней спячке, — заметил знакомый голос. Я нервно подскочила, увидев Вадима, выходящего из кабинета Бенедикта. Похоже, он стал невольным свидетелем разыгравшейся здесь драмы, и даже дал ценный совет насчёт дальнейших действий. — И в следующий раз будь осторожнее с драконами.

— Спасибо… — немного растерянно пробормотала я его удаляющейся фигуре, а он лишь махнул рукой и скрылся. Видимо, Вадим был в курсе моих ночных похождений, но никак по этому поводу не высказался.

— Вот тебе, бабушка, и эпическая сила, — невнятно буркнула я, угрюмо отправляясь в свою комнату, отдохнуть после бессонной и тревожной ночи, чтобы затем последовать совету Вадима.

Я проснулась часам к двенадцати ночи от кошмара, когда за окном в непроглядной мгле холодный северный ветер кружил горсти снега и бросал их в стекло. Под одеялом было тепло и уютно, но сон уже прошёл, на его место приходила жажда деятельности. Позволив понежиться себе ещё около часа и обдумывая план дальнейших действий, я наконец встала, оделась и, стараясь не попасться никому на глаза, совершила полуночный набег на столовую в поисках подкрепления, там же, не удержавшись от соблазна, закусила несколькими мандаринками, за что, спустя ещё час поплатилась аллергической сыпью.

Пребывая в скверном расположении духа, раздражённо почёсывая зудящую кожу, я расхаживала по комнате, отчаянно злясь на Дана за его выходки и не зная, как поступить, последовать ли намёку Вадима и навестить комнату похитителя, или оставить всё как есть и смириться, ибо последствия возвращения жезла могут быть непредсказуемыми.

— Ангидрит твою перекись марганца! — наконец не выдержала я напряжённого размышления о встающих передо мной перспективах и махнула рукой. — Пройдусь тихонечко по второму этажу, ненароком заглядывая во все комнаты — повезёт — найду комнату Дана, а там, как фишка ляжет. Удача — найду жезл, неудача — жизнь определённо хуже не станет. — Вслух подумала я. По ощущениям, было уже около трёх утра, если взять за основу то, что ближе к утру сон самый крепкий, то выдвигаться стоило часам к пяти, поэтому я, наведя крепкий горячий чай, уселась за стол рисовать, чтобы хоть как-то отвлечь себя от нервных мыслей.

Лишь закончив эскиз и почувствовав себя внутренне собранной, я размялась, а потом тихо прокралась к двери, открыла и выскользнула в коридор. Тихо двигаясь вдоль стены в полной тишине, я просматривала попадающиеся у меня на пути двери и надеялась, что у Даниэля нет привычки закрываться на ночь на замок.

Искомая комната обнаружилась после шестой попытки, и то по чистой случайности, когда я уже отчаялась закончить поиски.

Тёмное, но явно обжитое помещение, встречало творческим беспорядком и тихим сопением его обитателя. Я не была уверена, что это комната Даниэля, лишь интуиция кричала о правильности сделанного выбора, но попытка была не пыткой, поэтому я тихо, прокралась в комнату. Кровать со спящим человеком была справа от окна, стол, заваленный ворохом бумаг, был далеко слева, а путь до него был завален книгами и другими предметами, мало различимыми в темноте.

Стараясь ни на что не наступить, двигаясь в полусогнутом состоянии, я пробралась к тёмной громаде письменного стола: всё та же интуиция подсказывала мне, что жезл находится там, он словно манил к себе.

Шестое чувство не подвело, моё детище действительно находилось на столе, слабо светясь серебристо-красноватым цветом. Схватив его, я почти ползком вылезла из комнаты Дана, под его размеренное дыхание, позволила себе с минуту успокоиться и отдышаться в коридоре, а потом помчалась в свою комнату, припрятать жезл в «тайной комнате».

До подъёма оставался час, я привела себя в относительный порядок и спустилась вниз, завтракать. До тренировки оставалось ещё много времени, и поэтому я наслаждалась одиночеством, правда, недолго.

— Утренний променад? — язвительно спросил Дан, появляясь в столовой. К тому времени я успела убрать все продукты, чтобы он на меня не набросился с упрёками о несоблюдении диеты, и пила лишь чай. Промычав в ответ что-то невразумительное, которое при желании можно расценить и как да, и как нет, я попыталась удалиться от греха подальше, но в столовой в этот момент появился ещё и Вадим.

— Бенедикта сегодня не будет, — сообщил он, присаживаясь на стул, который я только что освободила.

— Отлично. Меня тогда сегодня тоже не будет, — кивнул Дан, захватил пару фруктов из вазы и ушёл, оставив нас одних. Судя по неяркому свечению за поворотом, он телепортировал.

— Что собираешься делать? — Вадим откинулся на стуле, покачиваясь, тёмные длинные волосы в беспорядке рассыпались по плечам.

— На тренировку идти, — удивилась я, замирая в дверях, не зная, уходить или остаться.

— У меня настроения нет тебя сегодня гонять, — он хитровато прищурился. — Да и твои утренние похождения вполне сойдут за тренировку.

— Всё знаешь, да? — я присела рядом с ним, покрутила в руках апельсин, но всё же положила его на место. Аллергия — дело суровое.

— О многом догадываюсь. Да и драконы не молчали, — он бросил на меня непонятный взгляд, я поёжилось.

— Наябедничали! — в сердцах ругнулась я, понимая, что все мои горе-вылазки известны. — Что ещё знаешь?

— Ты лучше свой жезл покажи, мне кажется, он может быть занятным. — Вадим взялся за приготовление завтрака, я косо на него глянула, взяла зелёное яблоко, подкинула и откусила.

— Покажу. Только обещай не отбирать в личную коллекцию, — наконец согласилась я. Вадим относился ко мне неплохо, даже помогал, вряд ли он держит на уме что-то плохое.

— Обещаю. Мне интересно взглянуть на меч, в который он превращается, — он принялся за завтрак, а я чуть не уронила яблоко.

— Интересно, о чём же ты не знаешь, — риторически заметила я, надеясь, что Вадим будет молчать о своих знаниях.

— Не переживай. Мне просто любопытно.

— Тогда зайдёшь после того, как позавтракаешь, ко мне в комнату, — я захватила с собой ещё одно яблоко и вернулась в свою обитель, оставив Вадима одного.

Явился он как раз в тот момент, когда я, устранив в комнате лёгкий беспорядок, сидела за столом и изучала движущиеся руны на поверхности жезла. Как только он вошёл, я заставила жезл вытянуться в меч, радуясь, что у меня получается совершать маленькие чудеса, противоречащие обычной логике.

— А ты, оказывается, художник, — заметил он, разглядывая картину над кроватью, которую я успела повесить. Откуда Вадиму было известно, что её автором являюсь я, даже догадок не было.

— Наверное, — согласилась я, протягивая ему меч, но он не стал его брать, разглядывал на расстоянии. Спросив, почему он так себя ведёт, я получила интересный ответ.

— Ты, скорее всего, не заметила, но этот артефакт для личного пользования. Твоего пользования. Как он поведёт себя у меня в руках, я предсказывать не берусь.

— Откуда такая уверенность?

— Можешь попробовать надрезать палец? — ответил вопросом на вопрос Вадим, присаживаясь на свободный стул.

— Зачем? — немного испуганно покосилась я на острое как бритва лезвие.

— А ты просто попробуй, — обхватив колено, предложил он, внимательно следя за моими действиями.

Я вздохнула и осторожно провела по безымянному пальцу лезвием, затем надавила ещё сильнее, но меч, на глаз казавшийся острейшим, на ощупь был совершенно затупленными.

— А теперь лист. — Вадим с лёгкой улыбкой подбросил в воздух бумажный самолётик, который успел сложить. Поймав его на лезвие, я с лёгкостью срезала крыло.

— Это как? — ошарашено присев рядом с потерпевшим крушение самолётиком, спросила я.

— Эффект привыкания. Этот меч не причинит тебе никакого вреда, зато всем остальным не особо поздоровится. Я бы на твоём месте попытался бы расшифровать руны на его поверхности, чтобы понять, что он означает.

— В ближайшее время займусь, — пообещала я, осторожно положив меч на стол, подняла с пола самолётик. — Что ещё интересного можешь сказать насчёт него?

— Пока не знаю. — Вадим задумчиво почти коснулся меча, неопределённо хмыкнул, — мне очень интересно, как у тебя вышло сделать его таким…

Я хотела спросить каким, но вспомнив момент создания и всем телом ощутив пульсирующую боль от пореза в руке, промолчала. Вместо этого поинтересовалось:

— А ты увлекаешься артефактами?

— Скорее оружием. Ещё когда я почувствовал используемую тобой силу, я заинтересовался тем, что ты создала, а когда узнал, что у полученного жезла есть вторая сущность меча, решил посмотреть. Я сначала думал, что произошло что-то опасное, но теперь вижу, что с домашним заданием ты справилась, немного необычно, конечно. Ты делаешь успехи.

— А кому нужны наши успехи? Для чего нас готовят? — замиранием задала я давно волновавший меня вопрос, даже дыхание затаила, не ожидая, что смогу зайти так далеко.

— Всему своё время. — Вадим покачал головой. В его интонации прорезалась сталь, было понятно, что на эту тему он разговаривать не хочет. Пришлось прятать своё любопытство в дебри подсознания.

— А твоя катана тоже артефакт? — поспешила я сменить тему, вспомнив свой первый день здесь.

— Не совсем. Для венефов — обычный меч, для инкантар — смертельное оружие. Он противоположен их сущности.

— Сам его создавал? — поинтересовалась я, разглядывая руны на своём мече. Они беспрестанно менялись, иногда превращались в иероглифы, иногда — во что-то похожее на клинопись, иногда мелькали греческие буквы, но они быстро исчезали.

— Достался по наследству.

— Наверное, спрашивать от кого бесполезно? — я улыбнулась, не ожидая ответа.

— Почему же. — Вадим пожал плечами. — Никакой тайны, достался от д… — тут он споткнулся, внимательно глянул на меня, и быстро произнёс, — хотя ты права, спрашивать бесполезно, ты всё равно их не знаешь.

Я открыла было рот, чтобы задать очередной вопрос, но не стала. Похоже, с тайнами мадридского двора делиться никто не желал даже под страхом смертной казни. А значит, если уж мне так любопытно, придётся разведывать всё самой. Кажется, Вадима посетили те же мысли, но запрещать он мне ничего не стал, лишь предложил.

— Хочешь взглянуть?

— Была бы не против.

В комнате у Вадима я была впервые, и впечатления получила противоречивые. Место постоянного проживания она мало напоминала, скорее Оружейную палату, внушительные коллекции колюще-режущих предметов украшали стены, были и доспехи, но скорее всего японские, периода сёгуната Токугава.

На почётном месте была и искомая катана, как раз возле доспехов. Как потом сказал Вадим, ей было больше трёхсот лет, и эта реликвия раньше принадлежала настоящему самураю, впоследствии оказалась в Европе, совершила почти кругосветное путешествие, переходя из рук в руки, пока не оказалась у того, кто передал её Вадиму. Он рассказал и про другое оружие, у всех были занимательные истории, иногда кровавые и страшные, иногда даже весёлые, я просидела у него в комнате допоздна, получая тонны новой и интересной информации. Вадим был настоящим ценителем культуры Востока, особенно традиционной Японии, и оказался поистине кладезем сведений, от которых захватывало дух. И хотя с момента нашего знакомства прошло немного времени, я могу с уверенностью сказать, что мы подружились.

* * *

Утром же, как выяснилась, Бенедикт не вернулся, зато Дан, пребывающий в благодушном расположении, появился на утреннем занятии.

— Бенедикта нет, — сообщил он очевидное, мне не оставалось ничего, кроме как кивнуть, ожидая его дальнейших приказаний. — Поэтому тренировку сегодня провожу я. — Ехидно продолжил тот.

— А-а-а, — потянула я, прикидывая, чем это может вылиться, а Дан лишь улыбнулся и чуть коснулся моего плеча. Перед глазами всё поплыло, и я лишь успела подумать, что приближаются очередные приключения.

И правильно. Я сфокусировала взгляд. Светило солнце.

— Это другой материк. А точнее, Северная Америка, — заметил Дан, не щурясь глядя на солнце. Я тихо охнула. — Я буду ждать тебя через тридцать километров отсюда. Здесь не потеряешься, если пойдёшь по главной дороге, никуда не сворачивая. На весь период — пять часов. Проверка выносливости, посмотрим, что дали каждодневные тренировки. — Он хмыкнул, окинул взглядом прилагающийся пейзаж и растаял в воздухе. Несколько минут я ошарашено смотрела на то место, где он только что был, потом до меня дошёл юмор ситуации. Была ли это месть за похищенный жезл или очередная своеобразная шутка, я не знала, оставалось лишь следовать глупым, на мой взгляд, требованиям.

В безвольной злости топнув ногой по гладкому асфальту, я двинулась вперёд. Сначала я думала, что Дан пошутил, но глядя на солнце, клонившееся к закату, в то время как только что было утро, я получила неумолимое подтверждение того, что это другой материк. Даже на закате солнце по-прежнему палило, невидимые насекомые стрекотали в траве, было пыльно и хотелось пить. Пятнадцать километров я прошла, сверяясь с указателями, часов, чтобы узнать время, с собой не было, поэтому я на всякий случай шагала с максимальной скоростью, чтобы не опоздать, в грязь лицом ударить совершенно не хотелось.

Прошло, скорее всего, часа три, когда я, обливаясь потом, устроила привал, прикорнув под тенистым деревом, недалеко от дороги. На уголках сознания всё больше шевелился страх, что я потеряюсь, или про меня забудут, или не смогут найти, или с моей везучестью я попаду в очередную беду. Я старалась не думать, будет ли действительно ждать меня Дан на тридцатом километре моего путешествия, и не будет ли он ждать всего пятнадцать минут, а потом исчезнет, но неприятные холодные мурашки, несмотря на тёплую погоду, отправившиеся в разведку по моей спине, заставили вскочить и поспешить дальше по дороге. Нет уж, я хочу в долгожители, и теряться здесь я не собираюсь, у меня ещё имеются планы на будущее. Использовав остатки сил, я телепортировала яблоко из Канады, на мою радость, она находилась на том же материке, что и я, поэтому это было незатруднительно.

Немного подкрепившись, я продолжила свой путь, завершить который мне предстояло не скоро.

Дана я заметила издалека, он сидел на обочине, читая книгу, подсвеченную фонариком, на моё приближение никак не реагируя, я же, едва передвигая ноги, подошла к нему и села.

— Зря сидишь, вставай, — пробормотал он, не отрывая глаз от текста. — Пойдём ещё пройдёмся. Я здесь давно не был.

Я хотела возмутиться, сказать, что и так устала, но в то же время понимала, что моего мнения здесь никто слушать не будет, этому, не тратя сил, поплелась за ним, разглядывая чужие звезды. За последнее время я стала так выматываться, что я уже не успевала думать о чём-то грустном, жалеть себя и находится в пессимистическом настроении.

Когда Дан остановился, я уже почти спала на ходу, даже сил злиться на него не оставалось. Он ничего не сказал, лишь взял за плечо и вернул нас в замок.

Ноги гудели, когда я поднималась к себе в комнату, на каждой ступеньке приходилось останавливаться отдохнуть, и, когда я наконец-то оказалась в своей обители, рухнула на кровать и больше не шевелилась, погрузившись в глубокий сон.

Опять кошмар.

Огромный зал с высокими потолками, вход в него теряется в темноте. Я чувствую, что позади меня кто-то есть, но мне до жути не хочется оборачиваться, с каждой секундой становится всё невыносимей, и я просыпаюсь.

Отдышавшись от ужаса, я уснула вновь.

Лишь поздним вечером я, с ноющими ногами, выбрала очередную книгу из стопки и начала читать. И Провидению было угодно, чтобы я взяла именно тот том, в котором подробно описывался ритуал, как взламывать купола защиты!

Через час я уже знала всё. Какие руны чертить, какие предметы понадобятся, что нужно делать. Оставалось лишь основательно подготовиться, и морально, и физически для давно задуманного побега.

На следующий день занятия с учителем возобновились.

— А вы можете воскрешать мёртвых? — это мой вопрос Бенедикту. Он вернулся утром, уставший и недовольный, однако это не помешало ему сразу же собрать нас на занятия. Сегодня он рассказывал нам о мироустройстве с точки зрения венефов и торопился, словно его кто-то подгонял. Он поведал, а другого слова и не подобрать, о том, что существует параллельный мир, близнец или отражение, подобный нашему, но населяют его инкантары. А между нашими мирами, соединёнными в одной бесконечной точке, узким канальцем огромных песочных часов, находится Ничто, пустыня, которая именуется Смертью в обоих мирах. За печатями, скрывающими это место, находится серые пески, куда уходят души умерших, и легендарный Храм Ристалищ, точнее будет, если назвать его лабиринтом, пройти который удавалось лишь единицам. Существует предание, что храм этот был построен Богами, и если дойти до самого сердца лабиринта, Sancta Sanctorum, и помолиться, то желание молящего будет исполнено.

Бенедикт рассказывал ещё много чего, Даниэль и Вадим тихо шушукались, обсуждая услышанное, но почему я задала именно этот вопрос, затрудняюсь ответить.

— Нет, я не умею, и ни один из венефов не может этого делать. Некроманты… ты о них подумала? — Бенедикт задумчиво смотрел на огонь, разожжённый в камине, не оглядываясь на нас. — Инкантар считают тёмными, злыми, именно потому, что только их земли рождают следующих тропой Смерти. Но дар этот редкий. Когда живое существо умирает, печать на Вратах начинает светиться, и свет её горит, пока душа не пройдёт дорогой смерти, некроманты же могут приостановить её свечение, могут поймать и поработить душу, облечь её себе на служение, могут использовать оставленные жизнью тела в своих целях, восстановив облик, портрет умершего.

Но заставить Врата отпустить живое, вернуть дух в тело способны лишь очень сильные некроманты, и цена за воскрешение может быть очень высока. Всегда существует вероятность, что неосторожный инкантар сломает печать, и вход в пустыню Смерти останется открытым, выпуская в оба мира преображённые души умерших.

— А сильный венеф не сможет сделать так же? Воскресить и запечатать? — появление в деле личного интереса заставило задавать неосторожные вопросы, но соблазн был слишком велик.

— Мы используем силу в ином направлении. — Бенедикт внимательно на меня посмотрел. — И никому не под силу вернуть тех, кто умер давно. Некроманты получили силу управления печатью в обмен на свой дух, в результате сложного обряда, который навсегда лишает их возможности вернуться в привычный круговорот жизненной энергии.

— Но ведь Вратам всё равно, какую жизнь она получает. Всегда можно произвести обмен. Свою жизнь на чужую. Если всё вовремя сделать, — тихо сказала я, потирая ноющий висок.

— Кто тебе сказал об этом? — учитель остановился напротив меня и уже не скрывал насторожённости. Я же, чувствуя его вопросительный взгляд, очнулась от размышлений, в ушах стоял ещё звук собственного голоса, но о чём я спросила, уже не помнила.

— Что? Я что-то сказала? Прости, я задумалась, — покаялась я, невольно ёжась от направленных на меня взглядов.

— Хорошо, — он всё ещё задумчиво смотрел на меня, потом прошёлся по кабинету. — Что ж… — И он продолжил нам рассказывать о разнице между миром венефов и инкантар.

Закончив лекцию, мы ещё немного потренировались в полете и выращивании крыльев. Было занимательно смотреть на Дана, ангельская внешность которого дополнялась парой белоснежных крыльев, но качество полёта оставалось на уровне камикадзе-профессионала. У меня получалось немногим лучше, пусть и на мой субъективный взгляд. Остальное время мы провели, занимаясь отдельно, так как Бенедикт в очередной раз исчез, решая срочные дела.

Целый день мне не давала покоя одна мысль. Сегодня утром в кабинете Бенедикта я заметила над камином маленький кинжал с рунами, идеально подходивший для обряда, о котором я прочитала накануне. Ещё тогда мне в голову пришла идея одолжить его на время, а затем вернуть, как только я сама вернусь. Размышляя над морально-этической стороной своего замысла, я ходила по комнате и напевала какой-то прилипчивый мотивчик. Раньше нужно было дождаться очередной отлучки Бенедикта, единственная проблема была в кинжале, ну а теперь, когда пробный экземпляр был найден, оставалось только его позаимствовать. Можно было бы попросить у владельца, но, не сомневаюсь, моя просьба вызвала бы град вопросов, а рисковать я не могла, поэтому, честно говоря, я собралась украсть кинжал. Я попыталась было его телепортировать, но мои паранормальные силы в этот раз дали сбой, хотя я пыталась несколько раз. А раз гора не идёт к Магомету, то Магомет должен отправится к ней сам.

Я дождалась ночи, раз уж кражи заведено совершать именно в это время суток, коротая время в библиотеке и загружая мозг любой информацией, могущей пригодиться в будущем деле.

Я захватила большие песочные часы, найденные на нижних уровнях замка, и, когда было уже за три ночи, решила, что время пришло. Стараясь воспроизводить как можно меньше звуков, я спустилась на второй этаж, миновала свою комнату и тихо прошмыгнула в кабинет своего учителя, пробираясь сразу к камину.

Стоило мне только взять кинжал в руки, как по коридору раздались чьи-то приближающиеся шаги, поэтому пришлось оставить его на месте и заметаться в поисках места, где можно было спрятаться. Зажимая себе рот обеими руками, чтобы не закричать, я забралась под рабочий стол Бенедикта, сжавшись в комочек.

В кабинет зашли двое, и один из них был Бенедикт, а второй… Его учитель называл Кристианом. Они говорили о чём-то, озабоченно, как говорят о давно наболевшем и близящемся к развязке, Кристиан шептал быстро, отрывисто, из его слов я мало что слышала, что-то про духов и другой мир, что-то про школу, которую стоит закрыть и об этом нужно сообщить Ванде. Бенедикт отвечал размеренно и скупо, обдумывая свои ответы, говорил, что замки ещё сдерживают кого-то, и паниковать раньше времени не стоит, что скоро придут на подмогу, и их задача укрепиться, насколько это возможно. Они спорили о состоянии Кристиана, и я с ужасом поняла, что его недавно ранили и это произошло, когда Бенедикт вёл первое занятие по трансформации. Так вот, что тогда произошло!

От прозрения мне так нестерпимо захотелось чихнуть, что всё оставшееся время я просидела с зажатым носом, пропустив всё, о чём они говорили дальше. На моё счастье они вскоре оба вышли. Посидев под столом ещё минут пять для надёжности, всё ещё зажимая нос, я выбралась из своего укрытия и затаилась, прислушиваясь к шорохам.

Во всём замке царила мёртвая тишина. Стараясь не шуршать, я встала на цыпочки, подтянулась и подцепила кинжал кончиками пальцев, а он выскочил между ними и рухнул на полочку над камином, где стояли разные безделушки — видимо, даже Бенедикт бывает временами сентиментален.

Кинжал упал на пол со звоном, утянув за собой небольшую картину в рамке и железную статуэтку, грохот был такой, что от страха сердце гулко забилось пятках. Но на шум никто не прибежал, хотя я и замерла как мраморная колонна на месте преступления, поэтому я быстро подхватила с пола статуэтку и картину, водрузила их на место и лишь потом заметила, что картина упала неудачно — рамка раскололась и сама картина вывалилась из подрамника. А вместе с ней выскользнула маленькая фотография.

Я подняла её с пола. Пригляделась к изображённому. А потом засунула фотографию обратно под картину, подоткнула стыки рамки, чтобы рама с картиной казалась целой и, подхватив кинжал, поспешила вон, унося с собой мрачные мысли.

На фотографии была я и моя мама.

* * *

План разведки был разработан уже давно. Я выучила, как чертятся нужные руны, кинжал я достала, компас был добыт, все приготовления были завершены. Оставалось лишь собраться с духом, ибо то, что я собиралась совершить в рамки примерного поведения не входит и по голове меня за содеянное не погладят. Правда, для этого им нужно об этом узнать, но всё было разработано в достаточной мере хорошо, поэтому я не сомневалась, что предприятие завершится успехом. Даже день недели был выбран неспроста, ночь субботы, ибо в воскресенье меня не сразу хватятся, а значит, будет время и для того, чтобы вернуться.

Примерно в час ночи я начала действовать. Не известно, спят ли обитатели замка, но они должны твёрдо считать, что сплю я. Поэтому свет был давно погашен, подушки в кровати уложила так художественно точно напоминающими фигуру человека, что мне самой постоянно мерещилось, что в моей постели кто-то есть.

Сумку в поход и одежду я давно приготовила загодя, поэтому сейчас просто отрастила себе пару лишних конечностей в виде крыльев, рюкзачок надела не как обычно на спину, а на живот, чтобы не мешал крыльями, распахнула окно и кое-как взобралась на подоконник. Рост у меня сейчас был как у шестилетнего ребёнка, а это было сопряжено с некоторыми трудностями. Холодный ветер ударил в лицо, я взглянула тёмной ночи в глаза, зажмурилась и выбросилась из окна. Секунда — и за спиной, как парашют, расправились крылья, а грудь наполнило кричащим чувством эйфории.

Холода я не чувствовала, сказывалось учащённое сердцебиение, поэтому без особых проблем достигла того места, где купол защиты сходился с землёй. Там я снизилась и перешла на обычный способ передвижения, чувствуя, как в ботинки, ставшие мне большими, забился снег, а из прорезанных в куртке дыр для крыльев заползает холод. Руки, вытянутые вперёд, натолкнулись на что-то упругое, я остановилась. На этом этапе начинается всё самое серьёзное.

Тот обряд, который я изучила, был одномоментный. То есть у меня есть мгновение после того, как я сделаю дверь в куполе на то, чтобы успеть проскочить наружу. После этого дверь исчезнет, чтобы попасть обратно придётся всё проделывать заново. Такой взлом будет проделан достаточно легко по причине того, что я венеф, а защита рассчитана на инкантар, во всяком случае, я на это надеялась.

Наконец, собравшись с духом, я вытащила заготовленный кинжал и начертила на нём странную закорючку, похожую на иероглиф, такую же начертила на прозрачной стене перед собой, для этого пришлось уколоть палец и рисовать кровью, затем закрыла глаза и погрузилась в транс. Для успешного результата необходимо до мельчайших подробностей представить, как в идеальном, без трещинки, куполе прорезается дверь, мысленно ухватиться за её края и раздвигать, пока туда не сможет протиснуться всё тело, когда же это будет закончено, здесь, в реальности, как можно быстрее прорезать кинжалом дыру, что была образована на духовном уровне, и выскочить наружу.

Всё это было проделано очень быстро, поэтому ничего ощутить особого не удалось, секунда — и я на свободе. Позади стянулась краями дверь, я счастливо улыбнулась, хотя от напряжения тряслись руки.

Следующим этапом был компас и выяснение пути. Как-то Дан обмолвился, что мой город находится примерно на две сотни километров южнее, а скорость моего полёта была аномально быстрой для моего роста, около ста километров в час, это было неудобно, но тело и в особенности глаза, были приспособлены к такому перемещению. На всякий случай я густо намазала жиром открытые участки кожи, натянула горнолыжные очки, накануне материализованные прямо из дома, и, сделав разгон, полетела в сторону цивилизации.

Полет пришлось запоминать в мельчайших подробностях, не обращая внимания на холод, разглядывать пустоши вырубок, маленькие болотца, видные лишь по черным остовам мёртвых деревьев, вьющиеся дороги и ползущие по ним маленькие букашки — автомобили. Нужно было знать дорогу назад.

Дан не обманул, две сотни километров позади — и внизу запылали огни города. Сделав поправку на ветер, я опустилась в Центральном парке: оставалось теперь только убрать крылья, переодеться и ехать домой. Через пять минут я ловила такси, хорошо хоть, что взяла кошелёк с собой, по времени было уже почти пять утра.

Через пятнадцать минут я была возле своего дома, ещё в машине достала связку ключей, где их было больше десяти. По старой примете я их никогда не выбрасывала. Теперь ещё чуть-чуть — и я дома.

Но квартира встретила тишиной, не было даже кошки. Вещи были как и прежде, на своих местах, было понятно, что мама опять в командировке.

— Чёртова работа! — выругалась я, пнув ни в чём не повинную стену. Уже в который раз я убедилась в собственной невезучести, но опускать руки не престало. Друзей, наверное, не стоит навещать, значит, надо оставить записку, сообщить, что со мной всё в порядке, чем я и занялась. Ещё, нашла наручные часы на столе, застегнула их на руке и сунула в карман запасные батарейки. Хотя бы время теперь буду знать. Затем порылась в документах, ища все свои рекомендации по поводу болезни, рецепты на лекарства, но вместо этого наткнулась на потрёпанную больничную карту.

— Странно, — пробормотала я, поднимаясь с колен и отходя от документов, разбросанных по полу. — Она же должна храниться в регистратуре? — Я заглянула на последние страницы, карта была моя, но заканчивалась пятилетнем возрасте. Зато в самом начале были пометки о беременности мамы. Оказалось, роды были тяжёлыми, я об этом знала, мама рассказывала, что я родилась без признаков жизни и долго лежала в детской реанимации, чем сильно испугала родителей. А из следующих страниц вывалились сложенные документы об удочерении. Меня. Моим папой.

Руки задрожали, карта вывалилась из рук. Схватившись за голову, я осела на пол, хватая ртом воздух, на глаза наворачивались слезы, невыносимо хотелось закричать и что-нибудь сломать.

— Хватит, — шёпотом приказала я сама себе. — То, что папа мне не родной, не означает, что он не папа. — Я глубоко-глубоко вздохнула, и долго не выдыхала, пока голова не очистилась от лишних мыслей. Затем убрала все документы, оставив лишь пару рецептов.

На маминой кровати я оставила листок бумаги, сложенный вдвое, где рассказала, что со мной всё в порядке, обрисовала свою учёбу и попросила передать приветы друзьям.

В шесть я вышла из квартиры. За спиной, в рюкзаке, были упакованы некоторые нужные вещи. Оставалось только два пути — походить по городу и магазинам или лететь домой.

Выбрав первый вариант, я пешком отправилась в круглосуточные магазины, где приобрела большей частью аллергены — шоколад и мандарины, и отправилась обратно.

Взлетела я из Центрального парка в седьмом часу утра, к девяти я должна была быть у замка.

Единственное, что меня стало напрягать к концу полёта, это отсутствие каких-либо признаков замка в округе. Было уже девять утра, уже рассвело, но ни купола защиты, ни замка, не было видно, хотя место было то, потому как я очень хорошо запомнила небольшое замёрзшее озеро рядом.

Поднявшись выше, чтобы захватить как можно больше местности взглядом, я провела в воздухе ещё около получаса, пока наконец окончательно не уверилась, что потерялась. Скорее всего, купол защиты делает невидимым замок, и нужно точно знать, куда идти, чтобы туда попасть.

Я спустилась вниз, побродила по снегу среди деревьев. Волнами накатывала паника, но движение впереди заставило спрятаться за дерево.

Дан. Он меня не замечал, зато я отлично его видела, спрятавшись за деревьями и сложив крылья. Даниэль только что телепортировал, и, сам того не ведая, спас меня от глупой и ужасной ситуации. Он как раз занимался тем, что вскрывал защиту замка, оказывается, я не добралась до него всего несколько сотен метров.

Когда он прошёл, я выждала ещё десять минут, вслушиваясь в тишину леса, затем добежала до места, где заканчивались следы Дана, и совершила ритуал. До замка я долетела в рекордные сроки, отсчитав нужное окно, я зацепилась за карниз и толкнула незапертое окно. В комнате было студёно, я убрала крылья и залезла в тёплую ванну, чтобы напряжённое полётом и трансформациями тело отдохнуло. Там я и уснула.

Разбудила меня вода, ставшая холодной. Тряся мокрой рукой, чтобы стряхнуть капли, я потянулась к часам. Обед. А значит, чтобы не вызывать подозрений, мне надо спуститься к завтраку, а потом уже можно возвращаться в комнату и досыпать.

Я убрала рюкзак в потайную комнату и спустилась вниз. В коридорах, да и в самом замке было подозрительно тихо. Сначала мне показалось, что на кухне никого было, но потом я едва не ударилась об шкаф. Дан, хмурый, как осеннее солнце, стоял в цветастом фартуке и что-то готовил. Я хотела было рассмеяться, но внезапно поняла, что за весь тот сервис и меню, что, казалось, предоставляли домовые, отвечал Дан. Увидев меня, он сморщился, как от зубной боли.

— Чего стоишь? Ничего не готово ещё, — он отвернулся, помешивая что-то булькающее. По его напряжённым плечам было видно, что он очень не рад, что я застала его за подобным занятием.

— Ничего-ничего, — быстро пробормотала я, хватая кружку. — Я только чайку попью и уйду. — Намешав крепкий зелёный чай, я ссыпала в него сахар из сахарницы, практически затылком чувствуя, как меня осуждают за подобное кощунство. Залпом выпив содержимое кружки, я её быстро помыла и, схватив зелёное яблоко и пару бананов, умчалась в свою комнату.

— Вот эльф-трудяга, — пробормотала я, жуя попеременно то яблоко, то банан, то шоколад, прихваченный из города. Вид работающего Дана поверг меня в шок, я даже подумала, что надо ему помогать, всё-таки вместе живём.

Он видимо думал так же. Потому что с понедельника я стала посудомойкой, а спустя ещё пару дней — стала готовить. По очереди с Даном и Вадимом. Так что жалеть его больше не приходилось. Было некогда. На меня стали грузить разную работу, вроде сортировки книг в библиотеке или уборки нежилых помещений, магия по этой специализации была не в ходу, особенно у меня, поэтому приходилось работать вручную. Для меня это даже было лучше, я находила интересные вещи порой — я молчу про сушёные куриные лапки, спрятанные под одним ковром и носящие следы кошачьих зубов.

Бенедикт наконец-то стал присутствовать не только на лекциях, но и на вечерних и утренних тренировках. Учитель давал полезные советы, показывал приёмы и продолжал со странным усердием учить нас трансформировать собственные тела. Лучше всего, конечно, получалось у Вадима, с его упорством трудоголика. Хуже получалось у меня, безобразно — у Дана. Первый во всём, что касалось использования дара, он значительно отставал только в одном — в полете. У него всё получалось до момента, когда надо было взлетать. Я втихомолку над ним посмеивалась, летать у меня получалось порой даже лучше Вадима, Дан же напоминал в воздухе неуклюжую курицу, что его раздражало и неминуемо приводило к тому, что после тренировок он срывался на мне, как единственной, кто не мог дать ему отпор.

Задумываться о смысле жизни я стала реже, ещё реже думать о том, что здесь делаю и зачем, перестала думать о друзьях и матери. Только тревожащие сны стали сниться всё чаще.

Выбраться из этой вязкой тины однообразных дней помог один случай.

Спустя почти две недели после вылазки в город, я разбирала книги в библиотеке. Не знаю, что заставило заглянуть меня в тот фолиант, но перелистывая его, я нашла небольшую зарисовку, которая перевернула все представления о том, что я здесь делаю. В ней был зарисован тот камень, обнаруженный после Нового года и повлёкший череду странных событий, вылившихся в моё пребывание здесь. Узнала я его скорее по оправе из серебра, чем по самому камню. Книга содержала перечень когда-либо созданных артефактов, в самом начале упоминалось, что список далеко не полный и некоторые сведения могут быть ошибочными, или недостаточно подробными, где-то в районе начала я и нашла изображение того камня. Этот артефакт назывался Арий, и его свойства не были изучены, так как он был постоянно вне поля зрения составителей книги. Его постоянные перемещения давали понять, что Арий часто менял своих обладателей, некоторые данные давали предположения, что он имеет связь с орденом Девяти.

— Опять эти девять. Артур и рыцари «Круглого стола» какие-то. И духов Хаоса каких-то охраняют, — пробурчала я, недовольная отсутствием информации. — И как тогда он у меня оказался? Или это не он? — Я полистала книгу, но ничего знакомого в ней больше не было, поэтому я убрала её на полку, на всякий случай запомнив месторасположение.

— А если он? — я замерла с очередной книгой в руках, которую можно было водрузить на полку.

— Значит надо проверить, — задумчиво прислонившись к полке ответила сама себе. — А сегодня пятница. И в воскресенье не моя очередь готовить еду… — Настукивая по дереву полки какую-то мелодию, я напряжённо размышляла. В этом камне — ключ к отгадке вопроса, зачем я здесь нахожусь. И не стоит откладывать на потом все попытки это выяснить. А значит решено. Я отправляюсь за Арием.

* * *

Поздно вечером я сидела на кровати, болтала ногами и жевала шоколад, насвистывая «В лесу родилась ёлочка». На столе стояла большая банка с краской, это была очередная предосторожность. Через час я собиралась лететь в город, а краску разлить возле купола защиты, чтобы найти дорогу назад. В рюкзак я уже упаковала нужные вещи, долго смотрела на жезл, который сотворила, а потом со вздохом тоже положила его в рюкзак. Если камень окажется Арием, значит, защита мне не помешает, может за ним кто и охотится. То, что охотиться могут за мной, мне и в голову не приходило.

Вскоре я уже была в городе, а ещё через некоторое время — дома. Ничего не изменилось, квартира встретила меня тишиной, кошки не было, матери тоже. Даже письмо, которое я ей писала, так и лежало на кровати, даже успело покрыться пылью. За родителя я не волновалась. Длительные командировки — это в её стиле. Часто я месяцами оставалась одна дома, за мной приглядывала благодушная старушка-соседка, хорошая мамина знакомая, иногда дарившая мне вязаные шерстяные носки и постоянно угощавшая конфетами. Её внуки были в постоянных разъездах, редко навещали, и поэтому свою нерастраченную бабушкину любовь она дарила мне.

Собственно в своей комнате я и начала поиски того, зачем я сюда явилась. Камня.

Я помнила, что последний раз, когда я его видела, он лежал на тумбочке. Но в этот раз там его не оказалось, пришлось перерыть всё, даже залезть под кровать в бесплодной надежде его найти. Но поиски были безрезультатны.

— Если бы я была мамой, куда бы я убрала бы камень? — вслух задумалась я. Тишина не отозвалась, тогда я открыла шкатулку с украшениями и высыпала содержимое на пол. Среди серёжек и браслетов лежало золотое обручальное кольцо бабушки, кельтское трискеле и серебряная крестообразная подвеска, которую мне подарили на четырнадцатилетние. Эта подвеска уже много лет передавалась из поколения в поколение, в крестообразной оправе в центре был великолепный изумруд, и моя бабушка считала, что он приносит удачу. Но на мне, видимо как на худшей представительнице женской линии нашей семьи, изумруд где-то потерялся, в шкатулке теперь сиротливо лежала только оправа.

Там же, среди запутавшихся цепочек, лежал и Арий. В этом сомневаться не приходилось, простые камни вряд ли тёплые и пульсируют, да и оплетение было точь-в-точь как на зарисовке из книги. Единственное, что настораживало, в день нашей первой встречи камень был голубой, сейчас же он был цвета свежей крови. Я отнесла это в счёт неизученных свойств камня и легкомысленно повесила его на шею.

Больше находиться в квартире не имело смысла, поэтому я захватила большой фотоальбом и отправилась на дорогу, ведущую к выезду из города. Сегодня было ясная ночь, я не решилась лететь из центра, боялась, что меня могут заметить, подумала, что пешком выйти из города будет надёжнее.

Я минула уже последние остановки, чему была несказанно рада: было холодно, а я хотела уйти подальше, когда рядом затормозил старенький автомобиль.

— Подвезти? — из опущенного окна высунулся старичок.

— Нет, спасибо, я пешком, — я мило улыбнулась и поправила рюкзак, продолжая идти.

— Желание девушки — закон, — двусмысленно хихикнул старичок и нажал на газ, скрываясь из виду.

Я рассмеялась, уж очень весёлым мне показался водитель. Но через полчаса мне было не до смеха. Вовремя не остановившись, я очень замёрзла и теперь не могла совершить трансформацию. А машин, как на зло, рядом не было, надо было соглашаться и ехать с тем старичком…

Я вытянула в сторону дороги собой руку, когда мимо меня проезжала неопределённого вида машина, и на моё счастье она затормозила. Я мигом оказалась возле неё, прося добросить до дачного посёлка в нескольких километрах отсюда.

— Садись, — кивнул парень лет двадцати пяти. Видимо мой синий нос мог заставить посочувствовать кого угодно. — Хорошо гулять ночью? — Спросил он, глядя на моё отражение в зеркале, и трогаясь с места.

— О, конечно, особенно зимой, — не смогла сдержаться я от сарказма, дрожа и растирая окоченевшие руки. Парень включил обогрев на максимум.

— А не боишься? — спросил он с какой-то непонятной улыбкой. Я мысленно чертыхнулась, опять вспоминая старичка на потрёпанной машине. Он бы хотя бы приставать не стал.

— А мне надо вас бояться? — спросила я в лоб, вспоминая про жезл в сумке, который при желании мог стать и мечом. Только в фехтовании я так и не продвинулась.

— Нет, вроде, — ответил парень, открыто улыбаясь, однако почему-то натягивая на пальцы, лежащие на руле, рукава. Его поведение мне казалось всё более странным.

— Это хорошо, вроде — попыталась улыбнуться я. Улыбка получилась немного напряжённая.

Мимо пролетела на страшной скорости машина, ослепив нас обоих фарами. Мельком я успела заметить, что отразившись во всех зеркалах, свет не отразился лишь в глазах этого парня. Я не придала этому значения, оглядела в салон, поразившись обилию хвойных освежителей воздуха.

На периферии зрения заметила, как рукав слегка сполз с правой руки парня, открывая страшные ожоги на запястьях, выглядящие, мягко говоря, неприятно. Парень увидел, что я с неприкрытым ужасом смотрю на его руки.

— Производственная травма, — натянуто произнёс он, натягивая рукава на место.

— А-а… — ответила я, стараясь больше не глядеть на водителя, от которого так и веяло напряжением.

Я расстегнула куртку, но избавиться от странного ощущения в районе груди не могла, даже подумала, что Арий может жечь.

— Эй, что такое у тебя? — спросил внезапно парень, глядя на камень, словно недавно прозрел.

— Где? — я состроила по возможности недоуменное лицо, прикидывая, не стоит ли мне попросить его остановить машину и бежать как можно дальше.

— Камень, — он даже управление машиной бросил, так уставился на Арий. Я уже подумывала над тем, чтобы открыть дверь и выпрыгнуть из машины на полном ходу, сугробы должны спасти от травм.

— Даже и не думай, — произнёс парень, разгоняя машину.

— О чём мне не думать? — холодея, я вжалась кресло, стараясь смотреть удивлённо на него, хотя в голове уже метались мысли об инкантарах.

— Выпрыгивать из машины, — он всё наращивал скорость, не глядя на знаки и дорогу.

— Я и не собиралась, — солгала я, внутренне закрываясь, чтобы оградить своё сознание от проникновения извне. Если это инкантар, один из тех, кто охотился за мной, и сейчас он попытается меня похитить? Что мне делать?

— Отдай мне камень. И я отпущу тебя, — он протянул в мою сторону руку, а я с ужасом смотрела на ожоги, расползшиеся по всей коже. Я не могла дышать от страха, лишь спасительная мысль о мече, который в виде жезла лежал в сумке, не давала мне сдаться.

— А если я не отдам? — осторожно спросила я, обнимая рюкзак и пытаясь сообразить, в каком месте находится жезл.

— Грань между жизнью и смертью порой так незаметна, — вкрадчиво сказал парень с едва заметной угрозой, оставив руль и протягивая ко мне руки.

Я не выдержала и закричала, разворачиваясь спиной к дверце и высвобождая ноги, изо всех сил ударяя его в грудь. Точнее я туда целила, но попала по протянутым рукам. Рукой я шарила по дверце, пытаясь её открыть. Парень завыл и дёрнулся в сторону, ударяясь головой о стекло и тут же нажимая на тормоза. Я была пристёгнута, это спасло меня от полёта в лобовое стекло, но ремень сдавил грудь так, что я долго не могла вздохнуть, да ещё эта жертва пожара оперлась на меня рукой, шаря в складках одежды в поисках Ария. Пытаясь дышать, я заехала куда-то кулаком, а другой рукой наконец-то нащупала ручку двери и освободилась от ремня, вываливаясь спиной на снег. Сипло вдохнув, забыв о мече, о рюкзаке и всех боевых приёмах, которым учил Вадим, как каракатица, я попыталась отползти в сторону. Я уже не надеялась на помощь, когда меня сшибли на обочину, заставив наглотаться снега, и когда душили, а я пыталась отбиваться, царапая его лицо и руки.

От моих ударов кожа с него слезала, и сладковатый запах гниения распространялся в морозном воздухе. В темнеющем сознании всплывали лекции Бенедикта, о том, что существуют не-люди, ходячие мертвецы, которых призывают к жизни некроманты. И стоит мертвецу вдохнуть вновь запахи жизни, как его преследует отныне и навсегда неотступное желание стать настоящим, живым. Если оживлена была только плоть — они поступают как все зомби из фильмов — пытаются насытить себя плотью живого, если же к телу была прикреплена чужая душа, то тело следовало её амбициями. И такие мертвецы были опаснее всех других, их сложно отличить от живых, лишь свет покажет истину, не отразившись в зрачках мертвеца…

Я не могла сопротивляться его звериной силе, не могла ничего сделать, полузадушенная, когда он добрался до камня и, схватив его, расплылся в улыбке. На мгновение, в его глазах промелькнул ужас, он хотел что-то сказать, но рассыпался прямо на меня холодным пеплом.

Кашляя и потирая сдавленное горло, я нашла в кучке праха свой камень. Он оплавил оправу и цепочку и слегка закоптился, но больше не пострадал.

Я огляделась. Ветер раскачивал деревья, машина недалеко урчала мотором, на снегу и на мне был пепел, ещё минуту назад двигавшийся и разговаривающий. Я почувствовала тошноту и отползла к обочине. Освободив желудок, я вытерла слезы, отряхнулась и побрела к сумке. Больше меня здесь ничего не задерживало.

Лишь когда я была уже далеко, шок от пережитого вылился в истерику. Я летела вперёд, не обращая внимания на хлещущий ветер и замёрзшие руки.

У самого замка камень повёл себя странно. Он нагрелся, и я даже через одежду чувствовала его пульсацию, а потом увидела внизу купол защиты. И если учесть, что я раньше его не видела — значит, это Арий помог мне сделать это.

Я засыпала снегом алые отметки краски возле купола, когда немного не рассчитала и толкнула локтём стену защиты. Обычно она упруго меня бы оттолкнула, но в этот раз камень в кармане раскалился, и защита просто меня пропустила, без ритуала.

Стоя на территории замка, я вытащила Арий. В этот раз он ничем не отличался от обычной гальки, не светился, не пульсировал, только был тёплым, как и прежде.

— Ключ, — я взвесила камень на ладони. — Похоже вот твоё скрытое свойство.

Когда я оказалась в комнате, я потратила лишние полчаса, чтобы вставить Камень в крестообразную серебряную оправу от изумруда, которую захватила с собой из дома. Он был немного больше крепления, но загнув зубчики, я заметила, что всё пришлось впору, будто на заказ. Похоже, Арию пришёлся по душе талисман удачи моих предков.

* * *

Бенедикт с сегодняшнего дня устраивал практику вместо теории, а я, как на зло, не выспалась, листая всю ночь книги в поисках информации об Арии.

Сегодня учитель давал инструкции по созданию защиты, и первым примером было создание обычного круга защиты. Всё было очень просто: нужно было лишь начертить мелом или ещё каким-либо образом круг, встать в его центре и, в воздухе начертив знак света, на последнем взмахе проговорить: «Veto!». Особой функцией такой защиты было сдерживание инкантар: наша используемая сила венефов была противоположна их силе, поэтому им было сложно сломать такую защиту, правда она страдала одним большим минусом. Несомненно, спрятаться под такую защиту было неплохо, но использовать силу за её пределы было невозможно, так же как и, заманив инкантара в такую ловушку, нельзя причинить ему вред, находясь вне её защиты. Разорвать такой круг можно лишь самому, по неосторожности нарушив границу или выйдя за его пределы.

Идеальная защита была сложнее, её изучением мы и занимались последние полчаса, после, Бенедикт рассказал о куполе, которая стоит на замке и способов его взлома. Описал он и ритуал, что использовала я, даже продемонстрировал и попросил повторить. Несомненно, у меня получилось неплохо, из-за тренировок на этом поприще.

Наконец, учитель нас отпустил, и, за неимением лучшего, я отправилась в комнату, впрочем, скоро оказавшись на улице, чтобы потренироваться в полете. Летала я уже достаточно неплохо, освоившись со свободным планированием и долгими перелётами, лишь фигуры высшего пилотажа оставались для меня тёмной наукой, собственно ради этого я выждала потепление до нуля градусов.

Я как раз выписывала крутой вираж около одной из башен, когда заметила внизу Дана, что-то кричавшего и размахивающего руками.

Я снизилась неудачно, обдав его потоками воздуха и столкнув на землю, взметнув лёгкие снежинки в лицо, с ответом он не замедлил. Крылья подломились, и я рухнула в рыхлый сугроб.

— Ты что творишь?! — взвыла от боли я. — Это было нечаянно!

— Считай, что я тоже нечаянно! — завопил он в ответ, потрясая кулаком. — Я, между прочим, едва руку не сломал!

— А я могла шею сломать! — кричала я, выбираясь из сугроба и мечтая выбить из него всю дурь. — Что за привычка отвечать ударом на удар? Чего хотел-то? — Я уже успокоилась, потирая ноющую поясницу, но Дан, похоже, распалялся всё больше.

— Рядом с тобой вечно какие-то неприятности! Смотри, что делаешь!

— Ну и не стой тогда рядом, а то вдруг кирпич с неба прилетит, — раздражённо буркнула я. — Что я тебе такого сделала, что ты с первого дня стараешься отравить мне жизнь? — Я уже устала от его бесконечных придирок и решила раз и навсегда расставить все точки над «ё» и все галочки над «й».

— За то, что ты появилась здесь, — с ненавистью прошептал он. Похоже, это тихое поведение было самым страшным проявлением его гнева.

— Ну извините, — разочарованно потянула я: эта причина была самой глупой. — Я сюда и не стремилась. Что, считаешь меня выскочкой, решившей занять твоё насиженное место?

— Я вообще не понимаю, что такая бездарная личность как ты, могла вообще попасть в… — Дан запнулся и замолчал, лишь с буравя меня сверкающим взглядом.

— Куда? — но он не ответил, я со злостью топнула ногой, зная, что это выглядит по-детски. — Да что за тайны?! Нельзя сказать всё просто? — Глубоко вздохнув, я заставила себя успокоиться. Гнев плохой помощник в споре. — Раз считаешь меня бездарной, давай проверим, кто из нас чего стоит. — Неестественно спокойным голосом предложила я. Друзья знали, что обычно за таким тоном ничего хорошего не следует, но Дан не заметил. В его глазах заплескалась откровенная насмешка.

— И что ты предлагаешь? Вязать крючком? У кого лучше получится?

— Думаю, ты знаешь, кто такие анимы, — тихо сказала я, усмешка сползла с его губ. — Давай вызовем одного. Они не умеют лгать, у него и спросим, кто чего стоит.

Он растерянно смотрел на меня, словно подозревая в измене, потом тряхнул головой.

— Я-то знаю, а тебе откуда о них известно?

— Ты сам заставил меня перебрать половину библиотеки. И теперь я знаю кто они и как их вызывать, — я немного лукавила: на самом деле я не знала, кто такие анимы, в книге ритуалов призыва они значились, как самые опасные духи.

— Хорошо, — кивнул Даниэль с видом аристократа, дающего милостыню нищему, — сегодня ночью.

— Договорились, — подвела итог я, отгоняя плохое предчувствие.

День закончился тихо и мирно. Я вообще, презрев все свои привычки, поужинала до шести и отправилась спать, благо Бенедикт опять куда-то пропал.

Поздней ночью, когда я рисовала, напевая, чтобы успокоиться, в дверь постучал Дан.

— Я всё приготовил, — он улыбнулся, изо всех сил демонстрируя дружелюбие.

— Молодец! Родина тебя не забудет — ехидно ответила я, не обманутая его внешним видом.

Мы минули второй и первый этаж, спустились вниз, в подвальные помещения. Оказывается, нижние уровни замка насчитывали тоже три этажа. Пока Дан рисовал на полу и потолке сложного рисунка круг, я расставляла в строго симметричном порядке свечи и зажигала их, рисовала такие же символы, что и на круге, на своих руках, по внешнему контуру защиты насыпала соль и разложила четыре меча по сторонам света. На этом приготовления к ритуалу были закончены и мы встали друг напротив друга.

Как договорились заранее, руководить процессом будет Дан, я же буду предоставлять ему силы, то есть играть роль батарейки, что немало меня обидело, однако я решила не противоречить хоть раз.

Сам процесс вызова я постаралась не запоминать — было очень неприятно, словно из зуба удаляли нерв без обезболивающего, хотелось лишь, чтобы поскорее всё закончилось.

Последние минуты я стояла с зажмуренными глазами, так было легче терпеть, поняла, что всё закончилось, когда огоньки на свечах на несколько секунд погасли и вновь зажглись, и лишь тогда я позволила себе тихо застонать.

Дан напротив меня опустил руки и смотрел в центр круга, где медленно сгущалось облако чего-то тёмного, непроницаемого для света. Воцарилась мёртвая тишина, я слышала биение только своего сердца, и это облако в круге, похоже, тоже его слышало. Оно метнулось в одну сторону, другую, там, где она соприкасалась с кругом, начинал светиться и дрожать меч, колыхаться пламя свечей, но ничего более — круг держал духа. Символы на руках начинали зудеть, по залу пронёсся едва уловимый порыв ветра.

Тень в круге сжалась до песчинки, закружилась вокруг своей оси и внезапно развернулась в некое подобие человеческой фигуры, накрытой с головой покрывалом и двинулась вдоль линии круга, пытаясь отыскать нарушение или неточность, чтобы выскользнуть, но таковой не нашла и остановилась в центре, едва видимо колышась, словно находясь в воде.

Я постаралась спрятать страх поглубже и шагнула вплотную к черте, поглядывая на тёмную фигуру. Потом страх пропал окончательно, и хотя я чувствовала исходящую угрозу, видела, что я в безопасности.

— Это дух Хаоса? — спросила я Дана, с интересом разглядывая смазывающееся пятно тени.

— Его чистая суть, — брезгливо ответил он, тоже подходя к черте и разглядывая существо за ним.

Я взглянула на странное существо и внезапно придумала вопрос, на который оно не могло не ответить.

— Кем мы являемся?

— Орденом, — был ответ. Тень замерла в центре круга. Произнесённое было её словами, но это не было человеческим голосом, ответ доносился от неё и из ниоткуда.

— Как… — начала я второй вопрос, но меня вдруг резко толкнул Дан.

— Нельзя задавать больше одного вопроса! Иначе она потребует дать ей имя! — он презрительно покосился в её сторону, а я пожала плечами.

— Что тогда дальше, Холмс? — насмешливо спросила я. — Анима вызвали, никто не струсил, а насчёт того, что с ним делать не договорились. Отправим его домой или у тебя есть какой-нибудь план?

— Погоди, — он повернулся к тени и спросил. — Кто убил мою мать?

— Тот же, кто убил твоего отца, — снова бесплотный голос лился словно отовсюду. Услышав ответ, я подумала, что вопросы надо было формулировать точнее, аним вроде бы и давал ответы, но так кратко, что ответ в полной мере ответом не являлся.

— Пожалуй отправим его назад, — задумчиво глядя на духа, ответил Дан, отходя и беря в руки книгу. Видимо, ответ ему ничего не дал. Внезапно тень в круге подняла некое подобие рук, и порыв ветра в полной тишине загасил все свечи.

— Зажги свет! — вопль Дана заставил меня содрогнуться от ужаса, я поспешно выудила из брюк зажигалку и чиркнула колёсико.

Я стояла у самой черты, боясь поднять глаза на тёмную фигуру, а круг из соли у моих ног словно несомый маленькими букашками, разбегался во все стороны. Я всё же подняла глаза и лоб в лоб, на расстоянии всего нескольких сантиметров была голова этого существа. Я испуганно попробовала попятиться назад, чувствуя, как давит на виски, пыталась закрыть сознание, но не смогла шевельнуться, как зачарованная, глядя в то место, где должны быть глаза.

Ещё один порыв ветра словно сорвал покрывало с фигуры, облёк её плотью: передо мной был нагой человек с развевающимися длинными волосами и черным символом на груди, одним из тех, что мы рисовали на полу.

Но я ничего этого не замечала, глядя в нечеловеческие, жёлтые глаза, зрачок которых был опущен на нижний край радужки. В эти золотистые глаза можно было смотреть бесконечно, кружилась голова, а зрачки медленно расширялись…

— Не смотри ему в глаза! — крикнул Дан, пытавшийся зажечь свечи, не успевший ничего сообразить, он бросился ко мне, опоздав лишь на секунду.

Такие глаза… поразительного золотого цвета, затягивали, словно омут, подавляли волю, чувства…

Я бессознательно шагнула вперёд и упала на руки этому существу, нарушив круг, а рядом запоздало зачерпнула рука Дана.

Я смогла избавиться от гипнотизирующих чар только тогда, когда Дан с криком схватил с пола меч, один из образовывавших круг, и проткнул фигуру, из-за чего она отшвырнула меня в сторону и шагнула к нему.

Удар о камни вышиб из меня весь воздух, но помог прийти в себя, я села, чувствуя ожоги на плече, запястьях и лбу, куда касались руки анима, и странный упадок сил.

Горело лишь несколько свечей, я слабо различала мечущиеся из стороны в сторону тени, поэтому, я мысленно дотянулась до малого огонька ближней свечи, раздула его до размеров футбольного мяча и кинула под потолок.

Дан дрался с анимом, сначала используя меч, а потом, когда он от очередного удара расплавился, стал использовать силу. Он исчезал на глазах, появлялся в другом месте, атаковал волнами энергии, снова исчезал, но тень вытянула руку и выхватила его из воздуха в тот момент, когда он телепортировал, и бросила в стену. Он ударился головой, я увидела кровь и вскрикнула, Дан больше не шевелился, а дух шагнул ко мне. Я попыталась подняться, материализовав в руках меч Четырёх Стихий, который был указующим на север в защитном круге, но ноги не слушались, а аним неуловимо, тая в воздухе и появляясь снова в другом месте, двигался ко мне, неумолимо, как смерть.

Я закусила губу до крови, заставила себя с криком броситься на духа, но тот лишь повёл рукой, и я ударилась о потолок, а потом рухнула на пол, кажется, ломая себе ребро. Я со всхлипом втягивала воздух, когда увидела его в метре, и Дана, который, распахнув рот, наверное, в крике, я звуков не слышала, заставил вспыхнуть, как сухой хворост, анима.

Я пошевелилась на полу, изо рта и ушей шла кровь, сквозь слезы боли и бессилия, попыталась увидеть меч, нащупала его возле ноги. Тень была в столбе огня, лицо Дана — бледным как мел, а вокруг меня была защита-алмаз. Как ему удавалось использовать столько силы, мне оставалось неизвестным, но это изматывало его, как открытая рана. Ещё немного и дух закружился вокруг своей оси, потушив огонь, схватил за горло Дана. Я даже сквозь черные мельтешащие точки перед глазами видела, как желтеет и худеет его лицо, дух высасывал его энергию, алмаз защиты рухнул.

Я не знаю, как я это сделала. Но время остановилось, воздух стал вязким и острым, я выставила ладонь перед собой и встала, не дыша, потому что каждый вдох нёс слишком много боли; в руку словно вонзилась тысяча ножей, она окрасилась красным, и в стороны разлетались шарики-капельки моей крови, а я толкала воздух перед собой и шла вперёд, зажимая меч в левой руке.

Сорвав Арий с шеи, в полете обматывая его на цепочке вокруг запястья, я послала лезвие в грудь тени, перед самым ударом меч вспыхнул, как камень, ярко-алым. Лезвие вошло как в масло, до эфеса, и вместе с мечом я толкнула духа в круг, хватая кровоточащей рукой руку упавшего Дана и сжимая её так сильно, что ногти впились в его ладонь и выступила кровь.

Тут моё время перестало быть медленным, и всё смазалось от скорости перед глазами. Дан схватился за горло и кашлял, а тень взялась за лезвие моего меча и выдёргивала его из груди, а другой рукой сжала горло. Я почувствовала, как ноги оторвались от земли, волной накрыла апатия и сонливость. Но моя рука продолжала цеплять Дана за ладонь, он пришёл в себя быстрее, чем я ожидала, или время для меня бежало слишком быстро, но он толкнул огненным копьём анима, тот выпустил меня, и я бесформенным мешком рухнула на пол. Дан произносил слова обратного вызова, и тень замерла в круге, тот слабо, но удерживал его, зажглись свечи, круг из соли вернулся на место, я чувствовала как из меня уходят последние силы, перед глазами расплывались красные круги, а тень наконец исчезла, железный меч брякнулся о пол. В последнюю секунду мне показалось, что невидимый дух пронёсся мимо нас, сжимая мой меч, и я потеряла сознание.

Очнувшись, я по-настоящему ощутила себя живой. Болело всё, но эта боль даже обрадовала. Где-то совсем рядом раздался стон.

Я хотела подняться, но охнула и схватилась за рёбра и лишь немного приподнялась, опираясь правой частью тела об пол, так как левая превратилась в что-то чужеродное, полыхающее то жаром, то холодом, пополам с болью. Чтобы не потерять сознание я заставила себя вспомнить всю таблицу умножения, немного вдохнула, медленно, чтобы не тревожить рёбра, и пошарила рукой возле себя. После того, как я потеряла сознание, шар из огня погас, и сейчас было так темно, что я не видела ладонь, даже поднеся её к самым глазам.

Я дышала часто и не глубоко, стараясь понять, закончилось ли всё или мы ещё в опасности. Я помнила, что перед тем, как потерять сознание, Дан вроде бы возвращал духа Хаоса обратно, но не знала наверняка, удалось ли это ему окончательно. Логично было предположить, что раз мы ещё живы, то анима больше нет, но последнее ощущение того, что дух пронёсся мимо меня, не давало покоя. Тем более что я видела у него в руках свой меч, поэтому использовала последние силы, чтобы найти его. Тёплую рукоять я нашла по едва видимому свечению, рядом с ним, прилипнув к острию, нашёлся Арий. Меч, едва оказавшись в руках, начал светить как карманный фонарик, и в его свете я легко нашла Дана. Он дышал очень тяжело, надрывно, со всхлипами, но главное, был жив, я с облегчением вздохнула поглубже, за что мгновенно поплатилась сумасшедшей болью в груди. Сердце сильно закололо, затем там словно что-то оборвалось, я упала на пол, снова теряя сознание.

Однако, едва коснувшись холодного пола, пришла в себя. Запястью левой руки было очень тепло, я чувствовала что-то липкое, поняла, что это кровь по запаху, а она была везде. С трудом подавляя панику, я попыталась позвать Дана, но из горла вырвался лишь хрип, крупная дрожь пробила всё тело, то отступая, то накатываясь вновь.

— Дан! — снова попыталась позвать я, но получился едва различимый шёпот. Тогда я нащупала его руку и тихонько потянула на себя. Он застонал и медленно открыл глаза.

— Лина? — он произнёс моё имя стоном. Я медленно кивнула, облизнув запёкшиеся в крови губы.

— Слаба Богу, ты жив, — прошептала я, проваливаясь в темноту, но уже с облегчением выполненной миссии.

* * *

Я очнулась в своей кровати, чувствуя дискомфорт в груди, более того, тело было какое-то ватное, болела голова, открыть глаза было целым подвигом. Я осторожно повернула голову, чтобы разобраться, в чём дело.

— Тебе лучше не шевелиться, — остановил меня сухой голос. Я замерла. Этот голос мог принадлежать только одному человеку.

Это Бенедикт. А что он делает в моей комнате?

Тут меня словно окатило холодной водой. Я вспомнила наш уговор с Даном, вспомнила ритуал вызова, вспомнила анима, жуткую боль, Дана… Если Бенедикт здесь, он точно всё знает.

— Учитель, вы… — попыталась сказать я, но наждачная сухость во рту не позволила больше издать ни звука. Бенедикт мгновенно протянул мне стакан с чем-то горьковатым и с запахом лекарства и помог напиться.

Стало гораздо легче, боль почти ушла, в голове прочистилось. Я смотрела на учителя, впервые замечая, какие у него усталые глаза, сколько седины в волосах, поняв, слишком долго его разглядывала, я смутилась и отвела взгляд. Интересно, что он знает? Наверняка Дан рассказал об истории с духом Хаоса. Но как он её рассказал?

— Я знаю всё, — негромко сказал Бенедикт, соединяя кончики пальцев. Я знала, что он всегда так делает, когда крепко задумывается. — Мне не обязательно следить за вами, чтобы знать, что вы в данный момент делаете. И мне совсем необязательно расспрашивать об этом кого-то.

— Это хорошо, что ты знаешь. Или тебе важно услышать мою версию?

— Судя по тому, как Даниэль во всём сознался и взял вину на себя, мне бы хотелось услышать и твои слова, — учитель покачал головой. Я сначала хотела спросить, кто такой Даниэль, а потом сообразила, что это полное имя Дана.

— Это я виновата! — я даже приподнялась в кровати вне себя от удивления. То, что Дан взял всю вину на себя, было шоком.

— Всё ясно. — Он едва заметно усмехнулся, вставая. — Раз твоя жизнь вне опасности, я думаю, что мне сейчас лучше уйти. Возле двери уже несколько часов караулят, думая, что я не замечаю, некая пара.

— И это всё? — я села, не обращая внимания на протестующую боль во всём теле. — Не будете ругать, не запрёте в комнате, не запретите использовать силу?

— Есть ли смысл? — прищурился Бенедикт. — Тем более, я полагаю, вы уже достаточно взрослые и самостоятельные, чтобы отвечать за свои поступки перед самими собой. — Он переставил на тумбочку рядом со мной графин с янтарной жидкостью и стаканом. — Единственная просьба — ты должна это выпить. — Учитель на мгновение коснулся моей головы и вышел.

А минутой позже в комнату ворвались Даниэль с Вадимом. Первый сразу же подлетел ко мне и начал трясти за руку.

— Ты как? — бледный, с кровоподтёком под глазом, уже переходящим в синеву, он выглядел бы комично, если бы не сложившаяся ситуация.

— Нормально будет, если прекратишь меня трясти, — морщась, тихо одёрнула я его. — Сам-то как?

— Жить буду, — он поспешно отпустил мою руку, смущённо потоптался на месте и осторожно примостился на краешек кровати. Вадим налил из графина в два бокала, один протянул мне, другой — ему.

— Не помешает, — буркнул он, замирая в кресле, где то этого сидел Бенедикт.

— Что случилось после того, как я потеряла сознание в очередной раз? — буднично спросила я, в паузах булькая в стакан.

— Я очнулся, увидел тебя. Растерялся. — Дан теребил край покрывала. Я впервые видела его таким подавленным. Даже не так, раздавленным. — Вместо того, чтобы помочь тебе, начал звать на помощь, меня услышал Вадим.

— А я первым делом вызвал Бенедикта. Он прямо на месте начал лечить ваши раны, но если у Дана они были механического характера и поддались лечению, то твои были очень странными. Не похоже, чтобы тебя сильно ранили, но кровь не останавливалась. Пока Бенедикт не принёс тебя сюда и не напоил самым обыкновенным настоем ромашки и крапивы, тебе легче не стало. Было такое ощущение, словно кто-то тянул твою энергию, словно кто-то находился внутри тебя.

— Потом Вий, — заметив мой недоуменный взгляд, Дан пояснил, — это подпольное прозвище Бенедикта, но только между нами. В общем, он нас выгнал, чтобы мы не видели, что он делает. Насколько я смог почувствовать, он занимался обрядом очищения, потом изгонял что-то, по-моему, остатки дыхания духа, это тебя сильно истощило, поэтому он отдал тебе часть своих сил. Всё остальное — слишком сложно для моего понимания и для моих знаний. Поэтому подробнее рассказать не смогу. — Продолжил Дан, разглядывая руки. — Потом он вернулся к нам. И мы узнали о друг друге много нового.

— Он что, во всём обвинил вас? — я хлопнула стакан об кровать, расплескав немного жидкости. — Он что, ничего не понял?

— Ну почему же. Бенедикт действительно знает всё, что происходит. — Вадим забрал у меня стакан и водрузил его на тумбочку.

— Почему же тогда не вмешался? Почему не остановил нас? — я в раздражении смотрела, как он доливает настоя и протягивает мне.

— А вот об этом он не знал. Он был в другом мире, а это, знаешь ли, расходует энергию. Поэтому он не мог следить за нашей безопасностью, в его отсутствие этим занимался я. — Вадим немного нервно поправил волосы. — Ты заставила нас поволноваться.

— Я должен был подумать о последствиях, — покаялся Дан. — Решил, для острастки не помешает, да ошибся.

— Я всё объясню Бенедикту, — я в порыве чувств попыталась встать, но режущая боль в груди заставила охнуть.

— Вот уж кто-кто, а ты будешь ближайшие два дня соблюдать постельный режим и питаться бульончиком, — как курица-наседка пробурчал Даниэль.

— Тебя это тоже касается, — сверкнул на него взглядом Вадим. — А что насчёт Бенедикта, я думаю, ему не до наших шалостей. — Я непонимающе посмотрела на него. — Он немного помолчал, прислушиваясь к себе. — Его уже даже в замке нет.

— Как так? — только и могла произнести я.

— Нам всем сейчас грозит опасность. Поэтому он убедился, что критическое состояние миновало, и снова отправился решать одну большую проблему.

— Какую?

— Всему своё время. Тебе сейчас лучше отдохнуть. Да и я спать пойду. Вы со своими предсмертными воплями выдернули меня из кровати.

— Спокойной ночи, — тихо пожелала я, обдумывая всё, что он сказал.

— Спокойной, — согласился Вадим и вышел. Дан недолго потоптался рядом и выскользнул вслед за ним, погасив свет.

Утром меня действительно разбудили куриным бульончиком и не позволили встать до вечера, однако разрешили читать книги. Даниэль целыми днями крутился возле моей комнаты, словно хотел сказать что-то, но не решался, а я решила пока его не торопить.

Созрел он к следующему дню, когда я выбралась из кроватных заточений и спустилась к завтраку. Бенедикт по-прежнему отсутствовал, Вадим в последнее время был слишком занят и постоянно отмахивался и уходил от разговоров, поэтому внизу был только Дан. Он напряжённо разглядывал ножки стола, пока я, кряхтя от боли, взбиралась на табурет и завтракала.

Пока он мучительно подбирал фразу для начала разговора, я не выдержала и отодвинула чашку с бульоном.

— Хочешь о чём-то спросить?

— Что? — он удивлённо поднял на меня глаза, словно в этот момент его мысли были далеко от нашего мира.

— Прости, показалось, — я поспешно взялась за ложку и уткнулась в чашку, краем глаза заметив взбирающуюся на вазу с фруктами белую крысу. Дан поделился с ней кусочком яблока, которое грыз в задумчивости, а потом неожиданно произнёс.

— Мы смешали кровь. Теперь ты моя сестра.

— Что? — не расслышала, да и не поняла я, слишком уж быстро он это сказал.

— Кровь. Теперь во мне есть твоя кровь, а в тебе моя, — он напряжённо отодвинул жующего Мыша в сторону и уставился на меня.

— И мы теперь вроде как родственники? — уж не знаю, какая гамма чувств отразилась на моём лице, но Дан стал мрачным.

— Не забывай тот факт, что мы друг другу обязаны жизнью.

— Ну, это ты утрируешь. Я тебе жизнь не спасала, любой бы сражался на моём месте, если бы я не помогала тебе, сама бы погибла, — я не совсем понимала, к чему он клонит. В моей жизни, точнее в той стороне реальности, что я до недавнего времени обитала, смешение крови использовали в обрядах панибратства и свадьбы, но я не воспринимала их в такой степени серьёзно.

— Ты наверное не знаешь, но кровь имеет очень большое значение. Так же как и смертельные схватки. Наши судьбы теперь связаны, даже не так, они слились в одну, — он смотрел в одну точку, не замечая крысу, упорно лезущую ему на плечо.

— Тебе это неприятно? — я пыталась понять, в чём дело, но видимо я потеряла слишком много крови во время битвы, что не могла быстро и продуктивно соображать.

— Я хочу закончить ритуал, — тихо, но твёрдо ответил Даниэль. Не давая мне вставить ни слова, он продолжил. — Раз уж мы всё равно теперь связаны, давай закрепим это. Так мы станем сильнее.

— Прямо сейчас? — я не верила своим ушам. Такого поворота событий я не ожидала.

— Зачем тянуть? — вопросом на вопрос ответил он. — Если мы этого не сделаем, мы ослабнем, и надолго.

— И как это сделать? — безнадёжно спросила я, потирая левое запястье, где невидимый сейчас, был знак Солнца.

— Просто. Нужно ещё немного крови, — он пожал плечами, словно это было проще простого, протягивая мне материализованный маленький нож с голубой финифтью. Морщась, я надрезала указательный палец, глядя, как каплями выступает кровь. Дан порезал свой.

Как только наши руки соприкоснулись, на моём запястье ожогом выступил солярный знак, на запястье Даниэля появился такой же, неизвестно откуда взявшийся ветер взъерошил волосы, пока я вслушивалась в тишину, Дан обвёл знак на моём запястье своей кровью, кивнул мне, чтобы я проделала тоже самое. Как только я закончила, алая как краска кровь словно впиталась в кожу. На мгновение знак приобрёл красный цвет и медленно осветлел, исчезая.

Я смотрела на Дана, ожидая каких либо изменений, но ничего не чувствовала. Лишь потом поняла, что больше не чувствую боли от сломанных рёбер и от ушибов, откуда-то узнав, что он разделил со мной мои страдания.

— Вы идиоты, — я оглянулась и увидела Вадима. Он стоял в дверях, прислонившись к косяку и, видимо, наблюдал за всем ритуалом. На лице его отражалась лишь бесконечная усталость. — Ещё не хватало, чтобы Вий об этом узнал. — Он покачал головой и ушёл.

— Чего это с ним? — я проводила его взглядом.

— Он не особо рад, что в одном ордене… — Дан глянул на меня и замолчал. — Вадим думал, что я сделаю по-другому.

— Где? Как? — я разглядывала его руку, всё ещё сжимающую моё запястье. Он проследил направление и тут же меня выпустил.

— Уже не важно, — пробормотал он, не встречаясь со мной взглядом.

— Дан? — потянула я его имя, но он ушёл, не оглядываясь.