Это был сон. Давно я уже не появлялась в тронном зале с высокими потолками. Всё было привычно, но что-то неуловимо изменилось, страх сковал всё тело. Я стояла спиной к трону, впервые тьма наверху была пронизана лёгкой предрассветной дымкой. Я облизнула сухие губы и оглянулась. На троне кто-то сидел.

Я закричала и проснулась. Кошка недовольно спрыгнула с груди на пол.

В голове зудел Зов. Звали из Резиденции, звали в панике. Я потёрла глаза, чтобы проснуться, быстро оделась и, сосредоточившись, телепортировала.

Моя комната встретила мёртвой тишиной. Я выскочила в коридор, каменный пол холодил голые ступни, но я, не замечая, добежала до кабинета Бенедикта. Именно туда вёл Зов.

— Что случилось? — переводя дыхание спросила я, но мне никто не ответил. — Что-то с Бенедиктом?

— Да… — Алиса нервно теребила край рубашки, но взглянуть на меня не решилась. Филипп тоже прятал глаза, Марк отсутствующе глядел в сторону. Среди всех не присутствовал лишь Вадим. Майя тихо плакала, Варвара, бледная, с остекленевшим взглядом, держала её за руку.

— Бенедикт ранен. — нашёл в себе силы сообщить Дан. Я круто повернулась и бросилась в кабинет. — Лина, но… — Он попытался меня остановить, но заметив мой взгляд, отшатнулся.

— Лучше молчи сейчас, Даниэль. — тихо сказала я, глядя в его глаза. Чем дольше я смотрела, тем больше ужаса появлялось в них: он понял, что у меня есть сила, способная сломать его волю. Выдержав секунду, я повернулась, больше никто не пытался меня остановить.

Зажмурившись, я толкнула дверь внутреннего кабинета. Она распахнулась бесшумно, но Вадим поднял голову. Задержав на мне затуманенный взгляд, он продолжил прерванное занятие. Бенедикт как обычно проницательно следил, если бы не алая кровь, пятнами проступающая сквозь повязку, которую накладывал Вадим, я бы не поняла даже, что он, возможно, смертельно ранен, настолько спокойным было его лицо. Никаких признаков страха, боли, только виски серебрились в свете разожжённого камина: в Резиденции всегда было холодно.

Вадим закончил с повязкой, Бенедикт кивком попросил его выйти, он оглянулся на меня и молча, стараясь не делать лишних движений, вышел.

— Я могу… — шёпотом начала я, но Бенедикт качнул головой, попытался вздохнуть, но, видимо, почувствовал боль, на повязке расплылись пятна. Он поджал губы и ненадолго прикрыл глаза.

— Девочка моя, мне уже не помочь. Я умираю. — спокойно, хотя и тихо, сказал он, словно говорил обыденную вещь. У меня внутри похолодело, с головы до ног окатила ледяная волна, я облизнула сухие губы, пытаясь собраться с мыслями. — Успокойся, я сейчас хочу поговорить о другом. Я очень долго скрывал это, пора рассказать.

— Традиция открывать тайны на смертном одре. — горько заметила я. — Я всё знаю. Я знаю, что ты мой отец.

Он замолчал. Огонь мирно потрескивал, гудел в трубе воздух. Я опустилась на колени подле ног отца и, не нарушая тишины, взяла его руку.

— Давно? — наконец спросил он. В его потемневших глазах плескалась усталость и боль.

— Почти с самого начала догадывалась. А потом мама рассказала, что она инкантар, а мой отец был венефом. И нашла фотографию меня с мамой. — я кивнула на картину, всё ещё занимающую место на камине. — А ещё я видела вас с мамой в прошлом. — Собственные мысли кружили в голове, как стая ворон.

— А вот это я упустил. — глядя на картину, он попытался улыбнуться, но вдруг закашлялся кровью. — Ты сняла с меня груз. Я думал, ты меня ненавидишь, за то, что я вас бросил. — Я прижалась к нему, едва сдерживая слёзы.

— У меня нет на это права. — повязка набухла от крови, я потянулась, чтобы её заменить, но Бенедикт отрицательно качнул головой.

— Уже поздно. — как отрезал он, я вздрогнула и отпрянула.

— Но ещё можно помочь, я же вижу, ты справишься, нужно лишь…

— Я слишком устал. — вздохнул он. — Слишком длинная жизнь, я хочу отдохнуть. Это мой выбор.

— Ты хочешь, чтобы я тебя ненавидела за это? — я подскочила и волком глянула на него.

— Не утрируй. — Бенедикт поморщился, повязка ещё сильнее окрасилась кровью.

— Это больно! — сквозь обиду, горечь и злость бросила я.

— Мне пора. — его голос был как потрескивание огня в камине.

— Нет! — меня на полпути рвануло назад: Вадим крепко держал за локти. Он оттолкнул меня в угол, перед лицом тут же засеребрился алмаз защиты.

— Лина, все умирают и жизнь продолжается. Возьми это, оно поможет тебе понять то, что скрыто. На тебе непосильный груз, неси его с поднятой головой, как нёс его я. Как несла его Нонна.

— Бенедикт! — в этот момент защита прорвалась, я бросилась к дивану, но он уже был пуст, лишь неизменный синий плащ в крови остался недвижимым. В складках что-то блестело — я потянула за ткань, по полу покатилось, звеня, кольцо, в форме змеи, кусающей собственный хвост. С плаща медленно исчезала кровь.

Я держала тяжёлую, плотную ткань, ещё хранившую тепло его тела, слёзы замерли, внутри сжалось от осознания. Я сжала кольцо в кулаке и потеряла сознание.

Но это не помогла найти покоя. Я отключилась от тела, но горе не дало забыться.

Я стояла в полумраке в сырой темнице, звонко шлёпались капли, где-то вдали кто-то рыдал, звуки становились всё громче.

— Тебе плохо. — полуутвердительно сказал кто-то, я оглянулась, но никого рядом не было. — Я тут.

Рядом из-за двери показалась фигура. Кривая усмешка исказила губы: на встречу шла я сама.

— Решила поиздеваться? — я была спокойна, помня опыт прошлого раза, контролировала каждое её-своё движение.

— Почему же. — не думала, что могу так неприятно улыбаться. — Может, хочу посочувствовать.

— Иди к чёрту со своим сочувствием. — рявкнула я, но тут же взяла себя в руки. — Это пройдёт, не стоит беспокоиться.

— Ну как же, второй папочка умер, кому, как не мне, помнить, как ты страдала, тогда. А ведь он был тебе не родным.

— Он был родным. Есть не только кровное родство. — спокойно ответила я, всеми силами пытаясь успокоиться, видя, как на её-моём лице расплывается довольная улыбка.

— Да ладно. — рассмеялась моё отражение. — Родной, не родной, всё одно. Второй папочка приказал долго жить. Можно, конечно, сказать, что он теперь в лучшем мире, но, ты же знаешь, рая нет. И жизни после смерти тоже.

— Замолчи.

— Голос совести не заткнёшь. — она хмыкнула, наклонив голову вбок и одаривая ироничным взглядом. — Бедняжка, ты столько хотела ему сказать, спросить, а он ушёл, бросив тебя. А ведь он мог бы и дальше жить, просто не захотел.

— Замолчи! Не лезь не в своё дело! — я сорвалась, и она этим мгновенно воспользовалась, нашла брешь в защите.

— Все тебя бросают. Ты никому не нужна. Это, кстати, ты там рыдаешь.

— Отстань! — не выдержала я.

— Молодец… молодец… — зашелестели и начали отдаляться слова. Я попыталась выбраться из липкой паутины бреда, рыдания приближались, звенели в ушах, и я вынырнула на поверхность реальности.

Плакала я. Дан держал меня за плечи, я оттолкнула его, пол под догами дрогнул, откуда-то со дна нижних уровней донёсся рокот.

— Лина, Ангел, успокойся. — однако я слышала, но не слушала. Ярость на весь мир перехлёстывала сознание, я отшвырнула Даниэля от себя как раз в тот момент, когда в кабинет вбежали остальные. Дан ударился головой о стену и не шевелился. В этот момент начал рушиться потолок.

Балка с сухим треском надломилась и рухнула между мной и остальными, отрезав меня от двери. Алиса дёрнулась было ко мне, но, заметив звериную ярость в моих глазах, отпрянула.

— Лина! Прекрати! — Филипп всё же бросился ко мне, перепрыгнул через балку, но в это мгновение пола не стало, и парень исчез вместе с ним. Вместе с адским грохотом обвалилась часть потолка. Марго и Алиса выбежали в коридор, только Вадим и Марк подхватили Дана и телепортировали. У самой двери Майя остановилась, бросила на меня полный страха взгляд и тоже исчезла.

«Бросили. Бросили. — Бились едкие мысли в голове. — Тебя все бросают».

Я хотела остановить свою дикую вторую половину, но бушующее пламя было не потушить, а злые, уязвляющие в самую душу мысли разрывали сознание. Всё горело, я, мир, сознание, всё перемешалось и бесконечно подало в бездну.

Рядом опустилась на колени дрожащая Варвара.

— Что стоишь? Беги следом за остальными! — зло бросила я, вырывая из её рук ладонь.

— Нет. — у неё тряслись губы, но с места не сдвинулась, напротив, хотя она и знала, что я как атомная бомба перед взрывом, обняла.

— Вам не понять, как мне плохо! Нечего и жалеть! — я попыталась вырваться из её объятий, но это оказалось не так то просто.

— Думаешь, хуже ни у кого не было? Хочешь расскажу, как я попала в орден? — я мотнула головой, но она продолжила, не обращая внимания на горящий кабинет и едкий дым. — Мой отец был богат, занимал видное место в политике, мама же была из простой семьи, из небольшого города, но её красота была знаменита, как в сказках. — Я попыталась вырваться, но она крепко держала, продолжая говорить. Волей-неволей я прислушалась. — Я жила в достатке до двенадцати лет. А затем стала замечать, как на глазах изменяется мама. Она стала задумчивой, часто плакала. Потом увидела, как папа избивает маму. Он хотел наследника, а родилась я, вторые роды оказались бы для мамы смертельными, но отец настаивал. Это потом я узнала, что она была беременна, и врачи сказали, что будет девочка. И отец взбесился. А потом мама умерла. Как объяснили — несчастный случай, но я то знала, что моя маленькая сестрёнка оказалась слишком тяжёлым счастьем. Это папа убил её. Они ругались, он требовал аборта, я подглядывала в щёлку в двери и всё слышала. Отец ударил её, она упала, неудачно, виском о низкий столик. Его даже не посадили, дело удалось замять. А потом он вспомнил обо мне. Теперь я знаю, что я не его дочь, слава Богу. Но я была похожа на маму. Отдалённо, но похожа. Он стал чаще заглядывать в мою комнату, подолгу смотрел. А когда мне было тринадцать, он меня изнасиловал. Это было не столько больно, сколько мерзко. Потом он на коленях просил прощения, забрасывал подарками, но это повторилось, затем ещё. А после он уже не просил прощения. Он подсадил меня на наркотики, чтобы я никому не рассказала, подставил всё так, словно я после смерти матери стала психически неуравновешенной. И я действительно сходила с ума. Я сбегала, но меня возвращали, пыталась найти поддержку, но от меня все отвернулись. Я ненавидела этого ублюдка всей душой, но, видимо, этого было мало, чтобы освободиться. И тогда я решила отомстить за всё. Я сходила на кухню, взяла столовый нож и хладнокровно перерезала ему глотку. Потом я ничего не помню — потеряла сознание. Когда я очнулась в чужой крови, я начала смеяться, смеяться, смеяться…

Охранники, когда они нашли нас, меня застрелили. В голову. Но — чудо — я осталась жива, пуля прошла лишь по кости, не задев мозг.

И после всего этого мне доверили охранять мир. Мне, убийце. И благодаря тебе я поняла, что даже я могу жить. Несмотря на всю черноту своей души.

Она замолчала, сжимая мою руку, потом потянула, заставляя встать на ноги, и телепортировала в мою комнату.

— Я приберу там. — фраза вышла у неё неловкой. — Ломать всегда просто. Но и строить, при желании, можно быстро. И найду остальных. А ты постарайся поспать. Сон всегда лечит.

Я не ответила, я чувствовала себя… пустой.

Очнулась я в своей кровати. На мгновение мне показалось, что всё случившееся лишь дурной сон, и даже позволила себе еле слышный облегчённый вздох. Но встретившись взглядом с Даниэлем, я осознала жестокую реальность. Сердце рухнуло с огромной высоты и не разбилось лишь потому, что у пропасти не было дна.

— Лина… — прошептал Дан и протянул ко мне руку, но я ё отбросила.

— Молчи. Не надо ничего говорить. — я опустилась на подушки, пытаясь совладать с собой. После моей истерики, я даже не думала, что ко мне будут относится по прежнему, но, похоже, меня ещё и жалели.

— Ты чего-нибудь хочешь? — Дан отличался не меньшим упрямством, чем я.

— Оставь меня в покое. — он вздохнул и тихо вышел.

После испытаний у дверей Хаоса, я думала, что могу смириться с потерей близких людей, но всё оказалось сложнее. Одна часть меня холодно и рассудочно пыталась принять всё как данность, взывая к голосу совести и долга, вторая истерично давила на все болевые точки, пытаясь вывести из равновесия, поэтому мне ничего не оставалось, кроме как заставить застыть собственные чувства.

Казалось, мне просто нужно было время, чтобы принять всё и начать жить дальше. Но время шло, а навалившаяся апатия давила лишь сильнее. Я смотрела в потолок, а сумерки постепенно заполняли комнату. Зажглись звезды, показалась луна, и вот уже короткая летняя ночь на исходе. Рассвет.

Ко мне никто не заходил, так же тихо прошёл второй день. Медленно взошла бледная луна, со временем принимая золотистый цвет.

Когда в комнату заглянули первые лучи рассвета, меня наконец прорвало. Бесновавшиеся в душе эмоции вылились в бессильные слёзы.

— Хватит ныть. — от неожиданности я вздрогнула. Оглянувшись, я увидела в дверях Василису. За ней стоял Дан. Она прошла ко мне и грубо заставила сесть. — Что опять?

— Вася, папа умер. — впервые за всё время на её лице отразилась растерянность.

— Папа умер полгода назад. Хватит об этом переживать. — Василиса перевела непонимающий взгляд на такого же удивлённого Дана.

— Ты не понимаешь. — в моём жалобном голосе звенели слёзы. — Мой настоящий папа. — Дан побледнел.

— Бенедикт твой отец? — он беспомощно оглянулся, словно искал Вадима.

— Да не важно! Жизнь продолжается! — Вася, не обращая внимания на Дана, встряхнула меня за плечи. — Ангел, все умирают рано или поздно! Когда же ты уже это поймёшь?

— Вася. — я поморщилась. — Ты никого не теряла.

Пару секунд Василиса смотрела на меня, побелевшая, со сжатыми в нитку губами. А потом размахнулась и влепила мне звонкую пощёчину.

— Мне надоело терять друзей! Сначала Вик, потом ты, потом все остальные! И я не буду сидеть и смотреть, как ты себя гробишь!

Я потрясённо хватала ртом воздух, пощёчина ещё звенела в ушах, но вместе со звоном затихал ядовитый голос моей второй половины. Впервые я почувствовала, как на секунду я выбралась из отравляющей разум трясины.

— Дан, где то, что я просила? — Василиса резко развернулась, дёрнув меня за собой.

— Он там. — Дан посторонился, указывая на соседнюю с моей комнату, которая была всегда закрыта. Василиса выволокла меня следом за собой и распахнула дверь. В глубине комнаты стоял рояль.

— И что это значит? — я высвободилась.

— Давай, я знаю, ты умеешь играть. — Вася была непреклонна. Я села за рояль и начала играть «Memento». — Нет, не эту. Придумай новую. Вылей свою боль в музыку, как ты делала раньше.

С минуту я смотрела на неё ничего не выражающим взглядом, но потом поняла, что она от меня хочет.

Я опустила руки на клавиши, пробуя и вспоминая, звуки, пока робкие и хаотичные, неуверенно метались по комнате, слишком громкие для такого маленького помещения.

Я не знаю, сколько времени прошло, пока в сознании не появился «скелет» будущей мелодии. А потом я только поворачивала её из стороны в сторону, добавляя или убавляя, заставляла звучать на разные лады. Нестройные звуки медленно шлифовались, рождалась музыка, не похожая на «Memento». Если та было полна невыразимой печали, скорби, то эта была полна ярости и тоски.

Я играла, и мелодия гремела громом, заставляла замолчать шепотки безумия в голове, где-то за краем сознания бесновалось что-то враждебное, то, что заставляло меня предаваться апатии и отчаянию.

Я играла, всей душой впитывая звуки, чувствуя, как они резонируют, проходят сквозь тело.

Я играла.

Я не остановилась, когда носом хлынула кровь, пятная снежно-белые клавиши, странно гармонируя, заливая воротник и тут же медленно исчезая. Алые капли стекали по пальцам, оставляли отпечатки, создавая сюрреалистичное впечатление. Как первый робкий весенний дождь, на секунду переходящий в мокрый снег, капали слёзы, застилая пеленой глаза, но руки знали каждую клавишу, и не было нужды следить. Я смотрела лишь вглубь себя, безжалостно вырывая из души остатки безумия, уничтожая чувства, привыкая к новой грани боли в сердце.

— Достаточно. — рука мягко опустилась на плечо.

— Когда ты сказала, что тебе надоело терять друзей. Ты сказала, что потеряла Вика. Он?.. — я не отрываясь смотрела на свои тонкие пальцы на клавишах.

— Его больше нет. — Васе слова дались непросто, но она продолжила. — Покончил с собой.

— Вот как. — я прислушалась к себе, но не нашла никакого отклика в душе. — Как остальные?

— Мы больше не команда, как раньше. После того, что сделал Вик, после суда, после твоего исчезновения, мы… Но я надеюсь, что со временем всё вернётся. Время лечит раны. Друзья всегда тянутся к друг к другу, и я вижу, что с тобой теперь рядом те люди, которые никогда не бросят тебя в беде. Просто доверяй им больше.

— Как я могу теперь доверять, если человек, которому я не раз доверяла свою жизнь, убил моего отца?

— Да забудь ты о Вике! — в сердцах воскликнула Василиса, а Дан, стоящий в дверях, ощутимо напрягся.

— А я и не о Вике. — Дан вздрогнул, а Вася непонимающе подняла брови, но я не стала пояснять, мне самой ещё предстояло во всём разобраться. — Вась, спасибо. Ты в очередной раз умудряешься вытащить из такой глубокой задницы, что я сама удивляюсь, как смогла туда забраться.

— Да всегда пожалуйста. — она растерянно похлопала меня по плечу. — Благодари Дана, это он меня вызвал. Сначала кошку забрал, потом меня. Алёнка в шоке. — Вася попыталась пошутить, чувствуя нарастающее напряжение.

— Ты знаешь, кто убил Бенедикта? — Даниэль не стал дожидаться апогея, Вася рассерженно зашипела, как сдуваемый воздушные шар, но слова уже были произнесены.

— Догадываюсь. — мои пальцы вновь забегали по клавишам. — Пожалуй, мне стоит сейчас побыть одной.

* * *

— Да это бред! — Даниэль в бешенстве расхаживал по комнате.

— Не сомневалась, что ты так скажешь. — в пику ему я была спокойна, как пообедавший удав. С минуту назад я сообщила ему, что хочу устроить прощание, достойное учителя.

— Сейчас нет для этого времени! — можно было догадаться, что моя фраза не привела его в восторг. Я знала, что теперь на меня взвалилась куча формальностей по поводу передачи прав, весь документооборот школы, но заниматься всем этим было выше моих сил. Казалось, от потери страдала лишь я.

— Сейчас как раз самое время хоронить своих мёртвых. Это потом мы не будем даже оплакивать. — я погладила складки синего плаща. — Много времени это всё равно не займёт.

— Я сдаюсь. — Дан покачал головой, от его бешенства не осталось и следа. — Я уже не знаю, как с тобой бороться. Делай, что хочешь. — Наверное, последняя фраза была отчаянной попыткой надавить на совесть, но моя совесть давно молчала.

— Хорошо. Сегодня в девять вечера я хочу, чтобы вы собрались внизу. Передай остальным, пожалуйста. — Я была сама вежливость, но на Дана было страшно смотреть: каждое слово было для него очередным гвоздём в крышку гроба. Он знал уже, что я задумала, он слишком хорошо изучил меня, чтобы понять, к чему всё приведёт.

Когда было без пяти минут, я накинула на плечи плащ Бенедикта и спустилась вниз, кивнула собравшимся и направилась через ров к небольшой дубовой роще.

Я не оглядываясь знала, что ребята идут за мной, переглядываются, в поисках ответа. Я всегда была для них чистой доской, они оставляли на мне свои настроения и эмоции, я была тем звеном, которое связывало их вместе. Теперь же они меня попросту не чувствовали.

Когда я остановилась, они рассыпались полукругом, а я осторожно опустила на землю плащ и села на колени рядом, сцепив руки.

— Вместе с Бенедиктом ушёл весь орден. Мы потеряли не только Бенедикта, мы потеряли всех наших наставников, близких, любимых. И нам предстоит ещё много кого потерять. И я вас позвала, чтобы вы стали свидетелями того, что мы не забудем. — я коснулась земли, посылая давно готовящийся заряд энергии. Ощутимо лишь для меня, потоки направились к тонким молодым дубкам, на глазах они стали прибавлять в росте. Я замкнула энергию, отсекая себя от процесса, и занялась следующим этапом. Я долго думала, правильно ли я сделаю, но в последний момент решилась. Небольшой храм-мемориал из такого же серого, тёсаного камня, как Резиденция, но отполированного до блеска. Он представлял собой ротонду, с тонкими колоннами ионического ордера, по форме очень напоминая памятники эпохи античного классицизма. Его проницаемость для света и ветра, пористость архитектоники, и должна была нести некий элемент единения с природой, с которой мы настолько связаны, что растворяемся в ней и духовно, и физически сразу после смерти.

Дубы ещё набирали в росте, а мемориал уже вознёсся тонкими колоннами в затянутое плотной пеленой облаков небо.

Я чувствовала, что отпущенной мне энергии едва хватило завершить процесс, накатила слабость, как после обильного кровопускания, но я всё равно поднялась на ноги и по очереди встретилась со всеми взглядом.

— Я позвала вас быть свидетелями того, что мы будем помнить всегда. И отомстим за каждую смерть.

Я повернулась, не глядя ни на кого, и зашагала в Резиденцию.

Фил подарил свёрток, наказав развернуть его, когда будет совсем плохо. Внутри оказалась бутылка рома и лекарство для ликвидации последствий его приёма. В этот вечер я впервые в жизни сознательно напилась до беспамятства.

* * *

— Ешь, ешь. — Фил горстями заставлял пить то самое лекарство. — Напилась — так веди себя прилично, и позволь доброму дяде помочь тебе. Дурные вы, что ты, что Дан, чуть какая трагедия — так всё, напиться в хлам и друзей споить.

— Засранец. — остатки вежливости улетучились уже давно. Меня мутило, я оттолкнула коктейль из яиц и совершенно не сочетающихся с ними других ингредиентов по какому-то особому рецепту и направилась в душ.

Скинув одежду, я повернула кран на холодную воду, и с воплем окатилась. От головной боли и разбитости не осталось и следа, но я помучила себя ещё по меньшей мере минуть пять. Растираясь полотенцем, я выглянула в комнату: Фил спал на кровати, обхватив опасно накренившийся бокал с коктейлем. Я убрала бокал и заботливо накрыла парня одеялом. Я прекрасно слышала, что он караулил всю ночь у двери, на случай, если мне станет плохо. Остальные тоже не спали, прислушивались к своим чувствам и моим, сейчас же, когда опасность миновала, погрузились в глубокий сон.

Я подобрала с пола жезл, куда швырнула в припадке бессильной ярости, заколола волосы и отправилась на тренировку.

В зале никого не было, где-то в беспорядке валялись спортивные снаряды, я размялась, разогрела мышцы и, стараясь заглушать любые возникающие мысли, сосредоточилась на луке и мишени.

Лук был олимпийский, для натяжения тетивы приходилось прилагать много сил, поэтому вскоре забились мышцы рук. Интуитивно находя правильную стойку я раз за разом пускала стрелы в мишень и промахивалась. Не понятно, каким образом у меня вообще получилось стрелять из трансформированного жезла. Отложив лук в сторону, я попросила пластичный материал принять форму лука поменьше, но всё равно, тренируясь, рассекла кожу даже сквозь защиту. За попыткой забинтовать горящий огнём палец меня и застала Варвара.

Оглядев моё незамысловатое вооружение, она вздохнула и ушла. Я продолжила тренироваться, но она вскоре вернулась, неся коробку, в которой оказалась первоклассная кожаная защита для стрельбы из лука.

— Постарайся всегда носить её при себе. — посоветовала она, помогая застегнуть краги и протягивая перчатки.

— Спасибо. — я с неподдельной благодарностью примерила перчатки: сидели как влитые.

— Может, попробуешь использовать лук-компаунд? — Варвара, поджав губы, ткнула в лук. — От этого мало толку.

— Варь, я же не Вадим, чтобы знать названия всех видов оружия. Я понятия не имею, что такое лук-компаунд и как его использовать. — Я попыталась улыбнуться, но улыбка вышла кривоватая.

— Наверное, Вадим бы лучше объяснил. — она в сомнении обняла себя руками. — В общем, это современное поколение луков, с блочным механизмом для перераспределения нагрузки тетивы. Если не заморачиваться, достаточно только знать, что нужно меньше сил, чтобы выпустить стрелу, но дальность стрельбы и её точность увеличивается.

— Хм. — я задумчиво посмотрела на пластичный материал жезла. — А если подробнее и с чертежом? Сможешь?

Варвара вздохнула, немного помедлив, кивнула.

— Мне понадобится некоторое время чтобы собрать информацию и сделать ёмкий чертёж. Но есть же готовые, тебе так необходимо понимать сам процесс работы?

— Нет. Я хочу сделать свой. — я коснулась серебристой поверхности лука, возвращая его в изначальное состояние жезла. — Мне нужно понимать механизм, чтобы сотворить свой. И, по возможности, разработать индивидуальный тип оружия. — Глаза Варвары расширились, когда она увидела превращение. Ментально ощутив всю степень её заинтересованности, я поспешила продолжить. — При одном неудачном эксперименте я создала артефакт, способный менять форму по моему желанию. Мне нужно только представлять конечный результат.

— Можно потрогать? — любопытство Вари было почти осязаемо.

— Думаю, не стоит. — я с опаской покосилась на жезл. — Все свойства я ещё не изучила, а Вадим высказала предположение, что материал получился сугубо для личного пользования.

— Класс. — выдохнула она, восхищённо и даже вожделенно глядя на артефакт. Моё предостережение лишь больше её заинтересовало. — Ты пока тренируйся, а я займусь созданием чертежа. — Больше ни слова не говоря, она умчалась.

С сомнением глядя ей в след, я продолжила тренировку.

Вернулась она ближе к полуночи с кипой листов, покрытых закорючками и размазанными чертежами со следами кофе. Почерк Вари не отличался аккуратностью.

Я быстро завершила начатую уборку, расчистила место на столе, приготовила печенье и заварила чай.

— Я не хочу забивать тебе голову лишним. Гляди. — Варвара угостилась печеньем и пододвинула ко мне единственный лист с чёткими чертёжными буквами и столь же чётким и аккуратным рисунком, изображавшим разобранный механизм. Стрелочками были подписаны силы, заставляющие его действовать, столбик формул. — Я не знаю свойств материала твоего жезла, сможет ли он настолько изменяться, потому что в блочном луке используется дерево, пластик, металл, резина и другое. Но в любом случае мы попробуем. — она подняла на меня горящие энтузиазмом глаза. — Итог — данный лук, весом два килограмма вместе с навесными приспособлениями, длина восемьдесят один сантиметр. Рефлексивного типа, с небольшим размером базы, усилие натяжения семьдесят пять фунтов, с возможностью регулировки. Длину растяжки отрегулируешь сама. Эксцентрики клювовидной формы, — она ткнула в блок, — дают быстрый разгон стрелы сразу после выстрела. Полочка с усиком для стрельбы тонкими стрелами, для разных стрел устанавливаются разные усики. Вот эти отверстия для улучшения парусности, чтобы лук не мотало из стороны в сторону, для этих же целей вот эта палка — стабилизатор. Ну и прицел, само собой, пип-сайт, и…

— Воу, воу, полегче. — я подняла обе руки. — Мне это всё надо стазу запомнить? Я же ничего не поняла.

— Пока нет, я просто ввожу тебя в курс дела. — Варвара постучала по рисунку. Механизм слишком сложный, учитывая твои желания, я разработала агрессивный, достаточно скорострельный лук, лёгкий, но стрелять из него одно удовольствие. Позже мы с тобой разберём все составляющие и решим что с ними делать. У тебя, вероятно, не получится расщепить материал жезла на две составляющие, поэтому релиз, спусковое устройство, будет отдельное. — Варвара сделала пометку в записях и, не глядя, протянула мне нечто, напоминающее коготок и пистолет одновременно.

— А обойтись без него можно?

— Можно, но лучше с ним. — отрезала она. — И петелька на тетиве тоже, всё это влияет на точность стрельбы.

К утру голова гудела от тонн информации. Варвара обстоятельно объясняла каждую мелочь, для чего нужен был тот или иной предмет, принципы его работы и свойства материала, из которого он изготовлен.

Материал артефакта справился с изменением первоклассно, но, выпустив пару пробных стрел, я отправила Варвару спать. Предстояло ещё переварить информацию, внести поправки, а это дело не одного дня.

Уютно устроившись в кровати, я приготовилась окунуться в отдых, но в голове крутились колёсики, плавали формулы и решения задач. Мне не давала покоя лёгкость, с которой материал жезла перенимал свойства других.

Около семи утра сон прошёл окончательно. Мысль не уходила, поэтому я решила проверить догадки, раз уж мне не спалось. Одевшись, я телепортировала в Резиденцию.

Та поляна, где я создала жезл. Меня настораживала странная пластичность, способность привыкнуть к владельцу и смешение двух абсолютно разных энергий. Я чувствовала, что при создании что-то произошло.

Я пробиралась среди деревьев, пытаясь вспомнить, где же то место, немного взяла правее и тут я её увидела.

Это было пустое, словно выжженное место, по идеальному кругу не росла трава, кривились черные остовы кустов. Я уже видела такое, когда работал инкантар: вся энергия оказывалась высосанной и долго ещё не возвращалась Я потеряла дыхание, словно очутилась на месте своего преступления. Впрочем, так оно и было: именно здесь я впервые использовала ту силу, что находится под запретом. Именно поэтому знак Солнца на запястье так долго кровоточил.

Мне стало жутко, я попятилась и телепортировала, стараясь изгнать из памяти то, что увидела.

* * *

Тренировками и самоконтролем я немного отодвинула в сторону мысли о смерти Бенедикта, но стоило мне обрести равновесие, как меня стала неотступно преследовать размышления об его убийце.

Наверное, догадывались только я и Вадим, потому что только мы видели последние мгновения жизни учителя. И видели, каким оружием нанесена рана. Вадим, может быть, понял гораздо больше меня, он ведь специалист по оружию, но и я смогла почувствовать силу инкантара и меч Некроманта. И я знала только одного, кто беспрепятственно им пользовался. Сразу вспоминались все намёки и шутки, и раз он считал, что старый орден мне мешает, то вполне мог, разумеется, исходя из своих извращённо-благородных побуждений, убить Бенедикта. Я догадывалась, что именно так переходила передача власти в их ордене, но не представляла, что он окажется способным вмешаться в ход нашей истории.

Поначалу, мысль казалась смешной и наивной, но Север не выходил на связь, ни ментально, ни физически, ни по телефону, который он мне оставил. Вспоминая и анализируя наш последний разговор, я всё больше убеждалась в правоте своих домыслов.

А ведь он прекрасно знал, что Бенедикт мой отец.

Я дала себе и ему неделю. Я ждала, что он объявится, объяснит всё, успокоит и развеет все мрачные мысли, но дни проходили, а ситуация яснее не становилась. Я продолжала упорно тренироваться со всем оружием, до которого могла добраться. Пропадала в спортивном зале, что даже Вадим сделал мне замечание. Я возвращала свои силы, медленно, но уверенно, проходила реабилитацию, к концу недели оставаясь наедине с одной-единственной мыслью о мести. Я дала клятву, и все из ордена были её свидетелями. Я становилась сильнее, не просто потому, что от меня требовал этого статус. Я тренировалась с упорством, исходящим из отчаяния: Север был сильнее меня даже в то время, когда на мне не было ограничителей. А я не хотела участвовать в сражении, которое закончится моей гибелью.

Неделя подходила к концу, я засыпала, просыпалась, тренировалась, выполняла поручения Даниэля, разбиралась с бумажной волокитой в школе, снова засыпала. Мне перестали сниться сны. Не только о троне, загадочной зале, своей смерти, мне вообще перестали сниться что-либо. Говорят, когда душа темна, видишь только тёмные сны. А если совсем тёмная — то и вовсе никаких. Наверное, запретив себе испытывать какие-либо чувства, я окончательно испортила своё психическое состояние.

О данном самой себе сроке никто не знал, все связывали моё погружение в работу с попыткой забыться, догадывалась, возможно, лишь Василиса, но она негласно меня поддерживала. Она заменяла защиту, когда это требовалось, иногда я находила у себя на столе очередное её изобретение: то стрелы, то тетиву. Она поставляла мне материалы, давая понять, то одобряет мой замысел, поощряла самосовершенствование.

Вечер последнего дня я провела в тщательной подготовке. Написала несколько писем на случай, если со мной что-то случится, подготовила амулет для передачи дара, тщательно оттёрла ментальный фон жезла от негативных мыслей. Вымылась и заплела волосы, чтобы не мешались, надела чистую одежду и заранее вычищенные ботинки.

Из зеркала на меня смотрела незнакомая девушка. Простая и удобная одежда, напоминающая военную, короткое светлые волосы уложены сияющей серебром короной, овал лица заострился, исчезла детская пухлость, от чего глаза казались нереально большими. Если всё это было узнаваемым, привычным, то взгляд и выражение лица пугали своей чуждостью. В глазах притаился огонёк безумия и первородная тьма Хаоса, губы застыли в насмешке, ироничной и презрительной. Из-за браслетов утяжелителей я не могла стоять неподвижно, движения постоянно перетекали одно в другое, и в них скрывалось что-то пугающее, как в раскачивании готовой к броску кобры. Тускло мерцающие артефакты-браслеты на бледной, давно не видевшей солнца коже, пара ножей на широком поясе: передо мной был человек, которого я не узнавала.

Бросив последний взгляд в зеркало, запечатлевая образ, я трансформировала тело, выращивая крылья. Благодаря тренировкам, я почти не теряла в размере, только в весе, и полёты давались легче.

Я распахнула окно и встала на подоконник, касаясь Ария. Впервые мне приходилось открывать портал в другой мир осознанно и с помощью артефакта, но всё прошло гладко: нырок в теплоту летней ночи в свободном падении, порыв воздуха, неуловимое изменение и я оказалось в мире инкантар.

Солнце только село, по небу плыли потрясающей красоты облака, а я летела, рассекая воздух к темной громаде замка. Уже отсюда я чувствовала присутствие Севера, в звуках приближающейся ночи, в волнах прохлады, игре света и тени. Это был его мир.

Я опустилась на землю и сложила крылья. Обратная трансформация заняла удивительно мало времени, я сделала шаг вперёд, как путь мне преградила гибкая тень. Жезл в руке едва заметно засветился.

— Зачем ты здесь? — тень, ещё секунду назад бывшая тигром, распрямилась нагим человекам.

— Не мешай мне, Кис. — в руке уже был не жезл, а рукоятка меча.

— Ты пришла к Северу? — Кис заметно нервничал.

— Да. — я кивнула. — Пришла его спросить. И если понадобится, убить.

— Убить?! — он резко сел, трансформируясь в прыжке, я чуть отступила, смещаясь с траектории и хлестнула по затылку. Огромная кошка рухнула, не завершив прыжок, мягко перекатилась и зарычала. Меч в руке полыхал рунами, но я вонзила его в землю и отпрыгнула в сторону: пока я не знала всей правды, Киса калечить не хотелось.

Секунду спустя, пока он ещё готовился к прыжку, я просто развела руки в стороны, создавая энергетический вакуум, и тут же выпустила бушующую силу, сметающую всё на пути. Кот встретил удар грудью, неловко перекувыркнулся и упал, больше не поднявшись. Я выдернула меч и развернулась к замку. Воздух, холодный, ночной, едва ощутимо колыхался, в такт одинокому огоньку в окне. Я знала. Север там.

Больше на пути мимо старинных портретов и брошенных комнат мне никто не встретился. Возле двери, сквозь которую пробивалась узкая полоска света, я остановилась в лёгкой нерешительности.

— Я знал, что ты придёшь. — голос заставил меня вздрогнуть и толкнуть дверь. Север сидел в кресле, обхватив колено, и бесстрастно смотрел мне в глаза.

— Знал… — эхом повторила я, вглядываясь в его лицо. В нём было что-то неправильное: исчезла жемчужная прядка, не видно было Ириса, да и взгляд тёмных, как смоль, глаз, был на грани сумасшествия.

— Бенедикт мёртв? — спросил он. При свете свечей его лицо казалось застывшей маской. Вздёрнутые манжеты его рубашки позволяли видеть его смуглые, мускулистые руки, а расстёгнутый воротник — грудь и шею, казавшиеся почти черными в играющем тенями свете. Пламя свечи в глазах не отражалось.

— Мёртв. — тихо подтвердила я, прищурившись и ожидая его реакции. Если бы не его лёгкая удовлетворённая улыбка, может я и не подалась бы вперёд и не увидела бы меч Некроманта. И новой темнеющей засечки, означающей, что меч совсем недавно унёс жизнь. Дыхание остановилось. — Кто может пользоваться этим мечом?

— Только гравис. — появившаяся странная кривая усмешка подтвердила всё окончательно.

Когда умер Бенедикт, я не справилась с эмоциями, и по какой-то причине они превратились в смертельное оружие. Ярость, печаль, насмешка, нетерпение, страх, истерика, спокойствие. Чувства сменяли друг друга, словно по щелчку, разлетались пулемётной очередью. Воздух вибрировал, каждая новая смена настроения была как пощёчина. Вылетающие наружу от взрыва окна, звон битого стекла, сеть трещин, покрывающая пол, гул металлических частей мебели и резонанс меча в руке. За всё это время Север не сдвинулся с места, казалось, жили лишь его глаза, да волосы, что трепал ветер.

На ощущении спокойствия я отвела руку с мечом в сторону и рванула к Севу. Звон столкнувшегося металла был как писк прибора, показывающего остановку сердца. Обратного пути больше не было.

Мы отпрыгнули в разные стороны и на мгновение остановились, приглядываясь друг к другу.

Он был Тьмой. Абсолютной, без просвета. Я не понимала, как раньше не замечала этого: у него не было ничего святого, его не сдерживала ни мораль, ни совесть. На эту секунду я стала им, догадалась о всём, что им движет, поняла, но не приняла.

Новая смена настроения, теперь уже это холодный расчёт, осколки на полу непрерывно звенели, я снова атаковала, но когда тёмное лезвие резануло по щеке, с ног до головы окатила ярость берсерка.

Я пыталась загнать её обратно, успокоиться, даже остановилась посреди боя, но тщетно. Голова раскалывалась от боли, мелькали смутные образы, как в бреду, бросало то в жар, то в холод, и с каждой секундой становилось всё хуже: хрупкая телесная оболочка не выдерживала бушующей бури двух противоположностей. Как невовремя…

Последним рывком сил я распахнула глаза, Север стоял на коленях, отчаянно сопротивляясь тому аду, что творился вокруг.

Хаос лишь усиливался, на мгновение, в точке затишья, я поверила, что всё кончилось, но браслеты-ограничители на руках брызнули осколками. Ветер взревел, от количества энергии потрескивал воздух, секунда остановки перед штормом, и браслеты на ногах стекли расплавленным воском. Щёлкнул артефакт Ясара, распадаясь на две половики, змеёй соскользнул Атэр вместе с Арием.

Это была свобода. Полная без ограничений.

И в этой свободе ненависть была главным чувством. Я шагнула вперёд, безумие, творящееся снаружи, не шло ни к какое сравнение с тем, что творилось внутри. Отвела клинок над склонившимся, тяжело дышащим Севером, и с чувством сладкой мести вонзила меч в сердце.

— Нет! — от крика сорвало связки.

— Да! — руки провернули меч, оттолкнувшись ногой, я рывком вытащила меч и встряхнула. Тёмные капли сорвались вниз, секунды растянулись в вечность.

Теперь ярость и ненависть были направлены на саму себя. Никогда я ещё так не хотела отсечь часть себя и растоптать, сжечь, уничтожить, чтобы ни кусочка не осталось, ни атома. Липкий ужас от сотворённого, я разрывалась на две части, а Север, в последние мгновения своей жизни не сдался, его не остановила ни выплёскивающаяся толчками кровь, ни покидающие вместе с ней силы.

Меня отшвырнуло в стену, за спиной что-то хрустнуло, в затылок вломилась каменная стена. Бушующий ад на мгновение прекратился, Север, бледный и окровавленный, без выражения встретил мой взгляд, и медленно повалился.

— Сев… — я протянула у нему руку, когда темнота, потихоньку, от кончиков пальцев, подобралась к голове. — Не смей умирать…

Пустота…

Остаётся лишь она, когда отбирают самое главное, самое ценное, что было у меня, — память…

Это последняя мысль, перед тем, как забыть всё…