1

Дорога и дома дышат жаром.

Изнывающий от зноя курортный городок встречает его недвижимостью чисто выметенных улиц, вонью с ближайшей помойки и провинциальной аляповатостью магазинных вывесок и реклам.

Но он здесь ненадолго — все это терпимо.

А если выйти из машины и обойти главную улицу, то можно увидеть манившее его еще с трассы своими синими, сверкающими проблесками за полями и редким подлеском море.

И вот оно.

Необъятное, огромное, как небо. Неспокойное, с заметными издалека пенящимися бурунами, что с такого расстояния кажутся почти ласковыми, но он знает, что если спуститься на берег, то волны окажутся сильными, способными в прибое сбить с ног даже его. А уж унести ребенка им — ничего не стоит.

Бен возвращается к машине, забирает с пассажирского сиденья портфель с документами и направляется вниз по улице, туда, где, если верить навигатору, находится столовая, в которой его уже ждет По.

Жара. Нестерпимая жара. Он уже тоскует по прохладе родного края, по его тенистым хвойным лесам, по дождливому лету.

Походя, Бен осматривается по сторонам, обращая внимание на то, как все устроено, и на людей.

Южане никогда не вызывали у него симпатии и тем более доверия. Шумные, наглые, медлительные и до чертиков ушлые.

И По не исключение.

Такой же хитро щурящийся по одному ему ведомой причине, разваливающийся на сиденье, будто ему тяжело держаться прямо, и без умолку болтающий обо всем, кроме дела, смуглый, чернявый наглец. Не говоря уже о том, что он выторговал у их фирмы самые лучшие условия для договора. Черт бы драл его безупречно подвешенный язык.

— Мне нужно завизировать все в офисе. Он в городе. Завтра скатаюсь, и к вечеру он будет уже у тебя.

— А сегодня никак? — разочарованно спрашивает Бен. Он-то надеялся, что не будет задерживаться здесь на ночь.

— Нет, — По усмехается своей ослепительной белозубой улыбкой. — Прости, брат. Сегодня у дяди юбилей — такие события не пропускают. А ты что, без жилья?

Его, как всегда, коробит это фамильярное «брат», и он сдержанно кивает, убирая ручку и не понадобившиеся бумаги.

Посетители приходят и уходят, и одной из них оказывается девушка — загорелая, выше среднего, она невольно приковывает к себе взгляд. Да и весь ее вид заставляет обратить на себя внимание.

Может, тут это дело обычное, но ее волосы, скрученные в узелок на затылке, мокрые — только пряди вокруг лба, ушей и шеи, высохшие уже и выбившиеся из прически, мягкими завитками обрамляют лицо. На ней короткие джинсовые шорты, линялые и рваные явно не в угоду моде, и полосатый топ, оголяющий мягко сияющую кожу плеч и аккуратный пупок на подобранном животе. А еще она босая, и капельки воды не успели высохнуть на ее тонких щиколотках и высоких, очерченных икрах.

— Так останавливайся у нас! Мы найдем уж какой-нибудь свободный угол! Погуляешь на празднике — родня не будет против!

— Нет, — ответ вырывается прежде, чем Бен умудряется подумать или хотя бы сочинить какую-нибудь отговорку.

Не надо ему этого южного гостеприимства.

Девушка с осторожным, но неподдельным любопытством оглядывает столовую и, чуть помедлив, встает в очередь на раздаче.

Смотреть на нее приятно. Такое бывает, когда человек (женщина ли, мужчина) так ладно скроен, и все в нем радует глаз: и здоровый, ровный цвет кожи, и идеальность пропорций, и хорошо, но не чрезмерно развитая мускулатура, и естественная плавность движений, — что, кажется, взор отдыхает.

И в его интересе действительно нет ничего нескромного. Пока девушка не поворачивается в профиль, оглядывая очередь, и он не замечает выступающий сквозь тонкую ткань сосок на ее высокой, маленькой груди.

Ощутив волнение и беспокойство, Бен торопится отвести взгляд.

— Нет, — повторяет он, откашлявшись. — Я что-нибудь найду. Не хочу вас стеснять.

По пожимает плечами. Он еще возится с договором, что-то сверяет и перечитывает, звонит начальству с уточняющими вопросами, несколько раз разговаривает и с родственниками и один раз флиртует с женщинами за соседним столиком.

Но Бен не возражает — он продолжает украдкой наблюдать за девушкой у раздачи, стараясь больше не опускать взгляд ниже ее лица (к чему понапрасну заводиться?) или смотреть на нее в общем, не акцентируя внимание ни на чем конкретном.

Это оказывается забавно. Она заставляет свой поднос всевозможными тарелками с салатами и горячими блюдами, взгромоздив одно на другое. Иногда она заглядывает через плечо впереди стоящего мужчины и берет то же самое, что и он.

Ее настроение явно улучшается при виде еды. Взгляд сияет, и она улыбается сама себе.

Правда, радость длится недолго — стоит кассиру с суровым лицом посчитать все и назвать цену. Девушка растерянно что-то отвечает, ей непреклонно возражают, и все заканчивается тем, что, оставив поднос со всем содержимым и расстроенно нахмурившись, она выходит наружу.

Бен оборачивается ей вслед, раздосадованный увиденным.

— Так где ты остановишься? — спрашивает По, сгребя договор и сунув небрежно смятые бумаги в свою папку.

— Найду, — коротко отвечает он, пресекая любые попытки вернуть разговор в это русло.

Возможно, он просто заночует в машине.

— И, это… — По скребет затылок. — Осторожнее при купании. Недавно было штормовое предупреждение, а пляжи все равно полные. И вот уже два утопленника.

— Я не собираюсь купаться.

Закончится эта встреча когда-нибудь? Он должен быть сдержанным.

— Совсем? — По неподдельно удивляется. — Сходи хоть ноги помочи. Когда еще раз побываешь на юге!

— Надеюсь, нескоро.

Что ж, не вышло.

Хотя тому все нипочем.

— Ну ладно, — По быстро собирается. И как ему удается сохранять доброжелательность? — Завтра утром наберу. До встречи!

Бен прощается кивком головы и не смотрит ему вслед.

 

2

После обеда он прогуливается по городу.

Все, как обычно заведено в подобных местах, никаких приятных или неприятных сюрпризов: множество лоточников по дороге к общественному пляжу, отдыхающие в купальных костюмах, дети, надувные круги, дешевые кафешки, запах еды, пропитавший улицы, и соленое дыхание моря, дарующее прохладу.

Ветер дует сильнее, когда он проходит мимо улочки, ведущей к воде. Та похожа на узкую горловину между песчаных холмов с редкой порослью безжизненного кустарника, и ветер задувает в нее, как в воронку, подметая песок у ног проходящих сквозь нее.

Но сам Бен не сворачивает туда.

Время тянется нестерпимо медленно. Возможно, зря он вызвался ехать в эту командировку. Тогда это казалось разумной идеей. Но это место… Если бы он только знал, что оно из себя представляет, если бы только догадывался, какие чувства всколыхнутся в нем при виде морской синевы, — отмалчивался бы перед начальством до последнего. И те ни за что не посмели бы отправить его сюда. Не в эти выходные точно.

Но…

Ближе к вечеру, когда он решает пораньше поужинать, чтобы сразу на закате лечь спать, и находит одно-единственное на всю округу приличного вида кафе, ему звонит мать.

Он обреченно вздыхает, но не ответить не может.

— Да, мам.

— Бен? — спрашивает она таким тоном, что сразу ясно: вся извелась, лишь бы он не сглупил.

— Да, мам, — терпеливо повторяет он.

— Как твоя поездка? — еще один не менее напряженный вопрос, хоть она и пытается выдать его за обыкновенное любопытство.

— Все хорошо, — а что еще сказать? — Здесь жарко.

И он молит Бога, чтобы она не вздумала говорить вслух то, что он и так прекрасно читает между строк.

— Знаешь, я подумала, что так даже лучше. То, что ты решил уехать. Возможно, в этот день тебе лучше быть подальше, — и вновь этот упавший серьезный голос, который он слышит так часто уже второй год. — Я съезжу на кладбище. Проведаю…

— Мам, я в порядке. Мне пора. Пока.

Он кладет трубку, не дождавшись ее прощания.

На самом деле, он уехал не от воспоминаний, а ото всех этих разговоров.

Но звонки на этом не заканчиваются.

Следующим оказывается По. Кайло торопится ответить, надеясь, что каким-то чудесным образом все деловые вопросы разрешились уже сегодня, и, если так, он сможет уже через час ехать за рулем своей машины навстречу ночному шоссе.

— Да.

— Хей, брат! Как дела? — голос По веселее прежнего, а на фоне играет музыка и раздаются чьи-то голоса.

— Да.

— Знаешь, у меня сестра с мужем сдают на лето домик со всеми удобствами — он тут, в километре от нашего дома. Отличное место, и до моря меньше сотни метров…

— Я уже нашел, где заночевать.

— Да я не о том. Вы приезжайте всей семьей следующим летом — они вам скидку по знакомству сделают. Я тут обратил внимание еще при встрече…

— Извини, не могу говорить.

Бен вновь кладет трубку, но эта его болтовня…

Он заказывает еду. Ему приносят в подарок бокал вина. Он с задумчивостью смотрит на него.

Вечереет, и Бен вновь от нечего делать гуляет вдоль одной-единственной центральной, а потому и оживленной улицы, которая в сумерках начинает преображаться, и там, где днем было пусто и безжизненно, теперь все горит и сверкает, музыка делается громче, а народ с охотой спешит развлечься.

Его тоже зазывают попробовать мяса, выпить местного вина.

А у одного из киосков с мороженым ему вновь попадается девушка, та самая, босая, из столовой.

Мороженщик — молодой парень — уже закрывается, и она, заложив руки за спину, о чем-то толкует с ним. Точнее, просит. Как просят хорошего приятеля.

Парень сомневается, отшучивается, но потом все же достает вафельный рожок и накладывает туда три шарика мороженого: клубничный, ванильный и шоколадный.

Девушка, с заигравшими на щеках от ослепительной, но не фальшивой улыбки ямочками, принимает рожок, машет на прощание рукой, а потом идет дальше по улице, прочь от мороженщика и от него самого, застывшего в нескольких десятках метров от этой сцены.

И немного погодя Бен, сам не очень понимая, зачем оно ему надо, начинает идти за ней.

В конце концов, ему совершенно нечем здесь заняться.

Девушка прогуливается неспешно и с явным интересом глядит по сторонам. Кажется, ей, в отличие от него, нравится все, что она видит. И еще ей нравится мороженое. Очень. А когда то заканчивается, она выпрашивает в другом киоске хот-дог.

И еще одна прекрасная улыбка в награду.

Бен чувствует себя немного зачарованным, наблюдая издалека за тем, как мило и в то же время наивно она уже второй раз проворачивает этот трюк.

И он понимает, что она совершенно точно ни с кем из них не знакома. Как бездомная кошка, которая побирается по улице.

Она продолжает идти и есть на ходу, бесстрашно ступая по любой грязи, которую можно встретить на здешних улицах: ее не смущают ни бычки от сигарет, ни сомнительного происхождения мокрые пятна.

Она идет на пляж.

 

3

Бен наблюдает за ней с тревогой — уж не собирается ли она сейчас купаться?

Но девушка безмятежно продолжает свой путь прямехонько к пляжу. Поэтому то, что он ускоряет шаг в попытке сократить расстояние между ними, вызвано уже не праздным любопытством, а легким беспокойством. По ведь предупреждал, что в воде нужно быть осторожным даже днем, а уж ночью…

Они оказываются на проходе к пляжу, и когда их минуют те редкие отдыхающие, что еще здесь прогуливаются, и больше никого вокруг нет, он решается:

— Эй! Ты же не полезешь в воду?

Девушка резко оборачивается и с расстояния долго вглядывается в него. Вокруг темно — наверное, он ее пугает.

— Кто здесь?

И он не придумывает ничего лучше:

— Это Бен.

Девушка сначала молчит, но потом раздается смешок.

— Хорошо, Бен. Пойдешь со мной?

— Куда? — спрашивает он, оторопев.

— На пляж, конечно же. Проследишь, чтобы я в воду не полезла, — и вроде бы есть в этом легкая насмешка, но все же сказанное звучит на удивление искренне.

Ах, ну раз так…

— Хорошо, — соглашается он осторожно.

Бен догоняет ее, и они продолжают идти рядом друг с другом. В этом нет ничего необычного, но он все равно начинает волноваться.

Что бы такого спросить?

— Я тебя сегодня видел, — начинает он невпопад. — Днем, в столовой.

— В какой именно? — беззаботно уточняет она.

— А сколько ты обошла?

— Все, — звучит довольный ответ. — Ты знаешь, что можно куриное мясо в бекон заворачивать и запекать?

— Что? — не понимает он.

— Это называется рулеты.

— А, ну да, наверное…

— Очень вкусные. Тебе бы такое понравилось?

— Не знаю, — признается он. — Вряд ли. Я не люблю бекон.

Они добираются до пляжа. На подходе, в самой узкой части тропинки между песчаными наносами, ветер дул так сильно, что немного песка умудрилось попасть ему в глаза и в рот.

— Ух! Смотри!

Они останавливаются перед длинным пологим спуском по сыпучему песку к линии пляжа, и она указывает вперед и вниз, где даже в свете неполной луны, скрывающейся то и дело за набегающими облаками, можно увидеть яростно разбивающуюся у прибоя и широко разливающуюся по берегу волну.

Ветер неистово треплет их волосы и шумит в ушах. Теперь, чтобы слышать друг друга, они почти кричат.

— Пошли вдоль! — предлагает он, указывая на деревянную дорожку, наколоченную вдоль наносов, параллельно линии пляжа. Ему не хочется приближаться к воде, даже чтобы помочить ноги. Лучше уж так, не снимая ботинок.

И они идут: она впереди, он за ней, стараясь не отставать, но и не дышать в затылок. Общаться так невозможно, но она словно и не собирается с ним заговаривать. Просто гуляет сама по себе. А он — ее безмолвный преследователь.

Они уходят достаточно далеко от центрального пляжа, когда Бен различает вдалеке огонь и слышит спорящую с ветром громкую музыку.

Молодые люди: парни и девушки, — некоторые, кажется, моложе его лет на десять, — смеются, стоя и даже танцуя вокруг огня.

— Эй, иди к нам! — зовет один из них его спутницу, первую попавшую в отсвет костра.

Впрочем, и его появление совершенно не заботит компанию. Их тут человек двадцать пять — есть, где затеряться.

Девушка с удовольствием берет в руку предложенное ей пиво, и он тоже послушно принимает свою бутылку.

Их никто ни о чем не спрашивает, будто это в порядке вещей, и они просто окунаются в чужое тепло и веселье.

Рей нравится пиво — она пьет короткими, но частыми глотками, с радостью впитывая в себя любой смех, раздающийся поблизости, любую улыбку, несдержанный пьяный вскрик или откровенный танец, затеянный самыми нетрезвыми.

Бен, будто ее угрюмое отражение, как обратная сторона луны — темная и безрадостная, молча тянет свое пиво, пряча все эмоции, не воодушевляясь ничем из увиденного.

Его заботит только то, как девушка начинает льнуть к его плечу по мере того, как испаряется пиво из ее бутылки.

Сначала она просто склоняет голову, будто хочет взглянуть на все под другим углом. Потом упирается виском ему в плечо. Затем он чувствует, как она переносит на него вес своего тела, взявшись для равновесия за предплечье. И в конце концов одной рукой она обхватывает его за талию и прижимается крепче, отчасти повиснув на нем.

Его рука тут же обнимает ее за плечи — это кажется таким привычным, будто он сотню раз проделывал такое именно с ней.

На них никто не обращает внимания. Никто не видит, как он старается не шевельнуться лишний раз — ведь тогда она может решить, что ему неудобно, и отстраниться. Никто не обращает внимания на его частое дыхание. И уж совершенно точно никто не слышит, как громко стучит в груди сердце, будто собирается сейчас вовсе оставить его.

Их легко принять за пару, вдруг думает Бен. Они пришли вместе, и они обнимаются, как и другие парочки здесь. И девушка так запросто жмется к нему…

А потом она приподнимается на цыпочки и шепчет ему на ухо: так близко и так горячо, что он чувствительной к таким вещам ушной раковиной ловит прикосновение ее влажного дыхания и легкие, случайные касания губ, когда те произносят:

— Пошли в воду.

Он тут же опускает взгляд, чтобы увидеть ее лицо. Она смотрит на него осоловело и с улыбкой.

— Ты пьяна! — кричит он ей в ухо, изо всех сил противясь тому, чтобы припадать к ее коже и шептать.

Она еще раз поднимается и, к его полному смятению, оставляет на его щеке мягкий, влажный поцелуй. А потом разрывает объятья, ставит свою пустую бутылку на песок у ног и, ничего не говоря, будто забыв про него, идет к прибою.

Из всколыхнувшегося секундами ранее возбуждения его бросает в объятья беспокойства и смутного страха.

Сначала он медлит — смотрит ей в спину, пытаясь убедить себя, что это шутка и ей хватит ума не лезть в воду. На трезвую голову хорошему пловцу такое еще может сойти с рук, но не ей и не в состоянии пусть и легкого алкогольного опьянения.

Поэтому чуть погодя Бен кидается за ней, уже успевшей скрыться от света костра и оказаться в нескольких метрах от лижущей песок волны. Та, разбившись вдалеке, раскатывается как можно дальше, будто сожалея, что не может затопить собой весь песчаный берег.

Кричать бесполезно — он спешит, намереваясь схватить ее за руку, но тут она оборачивается и с улыбкой и легким прищуром поджидает, пока он приблизится.

— Так ты пойдешь со мной?

Бен качает головой и берет ее за запястье, надеясь удержать. Но вместо того, чтобы вырваться и продолжить путь к воде, она приближается к нему, обнимает и целует в шею.

— Прошу, искупаемся!

— Пошли отсюда, — говорит он, но ничего не предпринимает, оставаясь недвижимым. Эти поцелуи такие трепетные и знакомые, и он скован ими.

Море дышит так близко, что соленые брызги оседают на его лице.

— Прошу…

Она отстраняется и тянет его за руку, и мольба в ее взгляде и голосе заставляет его уверенность растаять. Ему хочется обрадовать ее. И они могут не заходить глубоко. Лишь ровно настолько, чтобы волны накрывали их по пояс, не выше. Так еще можно будет выстоять.

— Обещай, что не скроешься из виду. Что я тебя не потеряю.

— Конечно! — обернувшись, кричит она и сильнее тянет его вперед.

У того места, где песок становится мокрым, Бен останавливается, скидывает обувь и одной рукой загибает штаны, второй продолжая держаться за нее. Он почему-то боится отпустить ее ладонь.

И вот еще несколько шагов, и накатившая прохладная вода лижет ступни, а потом спешит убраться, чтобы через несколько секунд разлиться по новой.

Бен в тревоге останавливается.

— Я не пойду! — кричит он.

Она оборачивается, смотрит на него с хмурым упреком во взгляде, словно он ее подвел. Потом бросает его руку и широким уверенным шагом спешит вперед, будто наперекор ему.

— Стой!

Он не двигается с места, вода вымывает песок вокруг его ног, заставляя те увязать в нем.

— Если не хочешь, я пойду одна! — доносится до него с ветром.

Разбивающаяся волна кипит уже у ее колен, еще несколько шагов — и другая толкает в грудь, заставляя остановиться и выровняться. Потом она поворачивается к морю спиной, к нему — лицом, делает еще несколько шагов назад, глядя ему в глаза, и третья волна, поднявшаяся выше прежнего, накрывает ее с головой, и она исчезает.

Бен вздрагивает, в ужасе выдыхает и сам кидается вперед. Волны толкают его назад, обратное течение, напротив, влечет в море. Пена щедрыми горстями бросается в лицо, когда он ступает все глубже и рыщет руками в накатившей по грудь волне. Следующая волна бьет прямо в лицо.

Вдруг сразу несколько рук подхватывают его под мышки сзади и тянут обратно.

— Совсем сдурел! — ревет мужской голос над ухом. — Жить надоело?!

— Достали идиота?! — раздается женский голос с берега.

Его бросают на песок, и, утерев ладонью лицо, он садится и указывает обреченно на море:

— Там… девушку унесло…

— Что? — переспрашивает один из тех, кто его тащил.

Бен неуверенно поднимается; он весь мокрый, и его трясет на сильном ветру. Как от холода, так и от потрясения. Он оглядывает своих спасителей. Это те самые ребята, которые угостили их пивом. Двое парней стоят перед ним, их девушки смотрят на него издалека, испуганно и недовольно.

— Девушку унесло, — глухо повторяет он.

— Ты видел? — с недоверием спрашивает один из них.

— Да. Ту, которая со мной была.

— Оставьте его! — кричит одна из девушек. — Он напился!

И, ничего не ответив, молодые люди уходят прочь.

— Не лезь больше в воду! — кричат они ему через несколько метров.

Бен тяжело дышит, бросает один взгляд на них, а потом оборачивается и смотрит на продолжающие атаковать берег волны.

И ее нигде нет.

А ведь она обещала.

 

4

Он больше не подходит к воде.

Всю ночь он бродит вдоль пляжа, глядя на волны. Эти странные часы до раннего рассвета наполнены апатией, глубокой тоской и рвущим изнутри чувством пустоты.

Сегодня тот самый день.

Солнце, ласковое поутру и не слепящее пока что глаз, поднимается из-за моря, широкой золотой полосой расплескивая свой свет над горизонтом.

Он находит ее на одном из песчаных холмов, присевшей возле одиноко растущего куста с мелкими бледно-зелеными листьями.

Одежда на ней влажная, а мокрые волосы распущены и подставлены первым солнечным лучам.

Она не удивляется ему, и Бен молча поднимается по наносу и усаживается рядом, потирая усталое лицо.

При свете дня они ясно видят друг друга, и он замечает брошенный ею на его руки взгляд. Но она ничего не говорит, даже если и понимает.

— Это нечестно, — говорит он опустошенным голосом.

— О чем ты?

— Ты обещала, что я тебя не потеряю.

— Конечно, нечестно, — просто соглашается она, с удовольствием подставляя лицо еще таким робким солнечным лучам.

В тишине и молчании они встречают этот рассвет.

— Скажи мне, Бен, — вдруг говорит она. — Чем ты занимаешься? Что важного у тебя в жизни?

Он берет некоторое время на раздумье. Не рассказывать же ей о работе или о том, как сходит с ума его родня, каждый по-своему? А если о важном…

— В основном, пытаюсь избавиться от прошлого.

Он чувствует, как его руку, упирающуюся в песок, накрывает ее ладонь.

— Я помогу, — произносит она торжественно и с тихой радостью в голосе, и он может только смотреть в искрящиеся внутренним светом ореховые глаза и безоговорочно верить каждому ее слову.

Да. Она всегда помогала.

Поэтому он поднимается и дрожащими пальцами начинает расстегивать рубашку, с решимостью глядя на убегающую по синей воде к горизонту дорожку веселых солнечных бликов.

* * *

По возвращается из офиса ближе к обеду. Он постарался все сделать побыстрее, чтобы не задерживать своего угрюмого делового товарища. Хотя на самом деле тот ему даже понравился: такой собранный, хоть и изрядно задумчивый.

Ему надо было взять жену в эту поездку — вот что По хотел сказать ему вчера по телефону. Раз уж его отправили в командировку к морю, да еще и на выходные. Ведь он заметил обручальное кольцо при их вчерашней встрече.

Однако По начинает немного беспокоиться, когда на подъезде к родному городку пытается дозвониться до Бена и тот не берет трубку. Ни в первый, ни в пятый, ни в десятый раз. От такого исполнительного и серьезного человека не ждешь подобного, особенно, когда сам он так торопился поскорее уехать.

По не знает, где тот остановился, и не знает, на какой машине приехал, чтобы хотя бы повысматривать ту на улицах и решить, уехал он уже или нет.

По даже не может сказать, почему ему делается так тревожно. Наверное, было в парне что-то, что насторожило его еще вчера. Поэтому он и предложил ему остановиться у себя.

Повторив попытку дозвониться до него и вновь оставшись ни с чем, он останавливается у той самой столовой, где они встречались вчера, и раздумывает, что делать дальше.

Единственная их связь — через руководителя фирмы, но, наверное, он только переполошит людей понапрасну. Да и каким дураком он себя выставит, если скажет, что потерял их сотрудника, а потом окажется, что тот, например, просто потерял телефон?

Поэтому По принимает другие меры.

Он начинает расспрашивать о Бене на центральной улице. Это проще простого: тут все его знают, а Бен — он человек незаурядный, такой не пройдет мимо незамеченным, и тем более он совсем не похож на отдыхающего.

Вскоре ему удается кое-что выяснить, и По все больше начинает мрачнеть, по мере того как распутывает несложный клубок вчерашних похождений своего делового партнера.

Его видели некоторые лоточники прогуливающимся днем, официантка одного из кафе вспоминает, как он ужинал у них и что он выпил бутылку вина, парень, торгующий мороженым, рассказывает, как кто-то очень похожий на Бена проходил мимо него по направлению к пляжу, это же подтверждает и продавец хот-догов.

По продолжает не терять надежды на лучшее, но когда молодые ребята, организующие экскурсионные поездки в горы, подходят к нему, заслышав, о чем он расспрашивает спасателя на пляже, и говорят, что видели ночью у моря одного «бессмертного», решившего ночью поплавать, его сердце падает.

Он еще раз расспрашивает парней и девушек, и признает во встреченном ими мужчине Бена.

Он набрел на них уже после заката, они угостили его пивом. Он был угрюм, но не буен и пил молча. А чуть позже они заметили, как он исчез. Кто-то из компании видел, что ушел он по направлению к воде. И тогда они вовремя спохватились, чтобы вытащить его.

По в сердцах накричал на молодежь. Нельзя было оставлять его одного в таком состоянии. Они должны были проводить его хоть до какого-нибудь хостела!

Те ничего ему не отвечают, лишь, потупившись, пожимают плечами.

Сорвавшись, а затем остыв, По нервно приглаживает волосы и смотрит на сверкающее под ясным небом море. Оно наконец-то успокоилось.

* * *

— Да, мам.

— Бен! Почему я не могла до тебя дозвониться все утро?

— Я забыл телефон в машине. И он был на беззвучке.

— Ты так неумело врешь.

— Это правда.

— Где ты?

— Уже часа два в дороге.

— Все дела сделал?

— Не совсем. Не стал дожидаться готовности договора. Позвоню из дома. Попрошу переслать почтой.

— Понятно. Как море? Удалось искупаться?

— Да. Знаешь… я, на самом деле, отлично поплавал. И мне…

— Что, Бен?

— Мне вроде как легче. По-настоящему легче.

— Ох, мальчик мой… А мы с Ханом с утра были на кладбище. Рей бы не понравилось, — она бы, пожалуй, яблочному пирогу больше обрадовалась, — но отец все равно притащился с цветами. Так что, если потом пойдешь на могилу, лилии — это от нас.

— Ладно, мам. Я кладу трубку. Через пять часов буду дома.