…вступление Герральдия в воду

Описываемые здесь события происходят в нынешние времена, когда человек уже разьединился, но еще не ужаснулся. Однако все идет своим чередом. Стрелки Герральдия совершают полный оборот и останавливаются именно здесь – в этом месте, где туман рассеивается, проглядывает солнце и становятся ощутимы все цвета, запахи и звуки:

– …уауауау! – выплывает из тишины вереница черно-белых хвостиков, приоткрывая завесу неясности.

Следом катится исполинское семицветное колесо радуги и, с мягким шипением, останавливается у самого края обрыва. Эхолов ставит свой высокомерый сапог на внутреннюю часть кольца, сосредоточенно всматривается в расплывчатый пейзаж и сквозь потрясающее обрамление наблюдает полноценную картину проистекающего действия. Верхние потоки событий обрушиваются вниз, поднимая фонтаны брызг над линией горизонта и сияющим облаком воспаряют к началам круговерти – туда, откуда берут свои силы водопады большой мойки, вколачивающие пыль сомнений в бездонную чашу терпения.

В этой оживленной кутерьме почти неслышно раздается звон обнажаемого клинка:

– Вж-ж-жик!

Наступает тишина, движение замирает, Герральдий входит в рассеченную воду, река смыкается, течение возобновляется и уносит его вниз по скале. Над согретой утренними лучами долиной разносится множество крохотных разноцветных герральдиев.

Сферы отворяются:

– Ятебялюблю!

Близится час откровения…

 

…доброе утро

Верика открывает глаза.

Копошится в нагретой постели и извлекает из-под подушки теплую тянучку. Кровать выгибается пружинистым мостиком во всю свою железную стать и издает свежевыжатый восторженный симфонический клич – олицетворение подьема нового витка времени на небывалую высоту.

Лист календаря испуганно вздрагивает, отрывается и соскальзывает по стене прямо в окно, с карниза на крышу и дальше вниз на подпись. Следом раздается сигнал утреннего подьема. Звучит кукольный марш со свистульками, и на столике у кровати самым обстоятельным образом разворачивает свое чтение утренняя книга:

– Раз, раз, раз. Хэмм!.. Доброе утро, уважаемые читатели. Сегодня для естественного пробуждения мы рекомендуем вам утешающие, безмятежные, сладкоголосые песнопения пастельных тонов в духе раннего импрессионизма…

– Вы там ничего не напутали? По-моему, это вечернее наставление, – поправляет Верика.

Из книги доносятся бубнеж, шушуканье, препирания и, наконец, смущенные голоса:

– Так оно и есть! Так оно и есть! Мы опять опростоволосились. Записывай ход. Первая сверху – на третью снизу: «Звонкие бодрые горны…» и так далее. Который раз на одни и те же грабли. Спасибо за подсказочку!

. . .

Тем временем происходит далееследующее в нижеизложенной последовательности: бодрение, умывание, одевание. В дело вступают вериканские мастера-рукомойщики, еженоги-полоскуны, распутывальщики и светлопевцы, конечно же.

Верика берет книгу в руки. Книга совсем легкая, свежая, пахнущая травяными и земляными красками, дрожащая от переполненности чувств и представляющая собой кленовую ладошку в потертом переплете с визой Хопнессы. Сегодня она пылает ярко-желтыми чернилами. Книга демонстративно покрывается мурашками и притягивает к себе салфетку.

– Чей ход? – возникает закономерный вопрос.

Его грозно раскачивающийся ус спиралевидным профилем нависает над съежившейся страницей. Галдеж возобновляется:

– Наш, наш! Давай, двигай на вторую сверху, а то у нее уже косы начинают заплетаться!

Слышен шум передвигаемой писанины и зычные команды.

Всеша называет это «рукопашной живописью». Она учится житию-бытию в настоящей школе, и там один раз в день разбираются в особенностях литературной самодеятельности.

Близится час почтенного собрания…

 

…повседневные чудеса

Волосы Верики сплетаются в тугой собор. Завершающие детали головного сооружения украшаются фрагментами растительных узоров. На полюсе макушки пробивается коронный элемент – поющий фонтан.

– Ух ты! – слышен из приоткрытой книги возглас довериков.

– Ах ты! – вторят им недоверики.

В эти короткие минуты согласия они непроизвольно забывают о межредакторских распрях.

Пока Верика спускается по лестнице, ее перламутровая кожа приобретает смугловатый оттенок. По ходу дела сосредоточенно изучается утренняя подборка воротничков, и к тому моменту, когда правая нога ступает на коврик рядом со следом левой ноги, Верика уже поправляет кружевные манжеты.

– Э-э-эх! – раздается праздничный выстрел Герральдия.

Часы бьют один раз. В мировом господстве есть много чудесного. Например, утро воскресенья.

. . .

Верика трапезничает с домочадцами. Она делает длинный пуфф и отодвигает от себя обеспудренный творожный кекс:

– Куфно!

Книга читает вслух назидательно:

«Блины из воздухорослей и вотерброды – это очень полезная и питательная пища…»

– А моя снежная пудра еще и вкусная! – уточняет Верика, поглаживая живот и добавляя с некоторой долей раскаяния: – Сладость – моя слабость.

В книге внеочередное замешательство. Птица с хохолком подзадоривает летописцев:

– Строчите, строчите – остроперы!

Доверики и недоверики пишут эту книгу давно и непрерывно, но, пока не найдут согласия, вынуждены постоянно переписывать ее. В этой книге все меняется, но все остается. Иногда кажется, что книга пишется сама собой, но, судя по шуму внутри, там просто что-то переставляется. Часто на порог обложки выносятся корзины с сором, который куда-то бесследно улетучивается. Птица Очевидия в таких случаях обычайно пожимает плечами, дескать:

– Отбросы общества, что с них взять?

В книге тем временем нарастает явное возмущение.

– Будете галдеть, закрою книгу! – напоминает Верика.

Бормотание плавно перетекает в шуршащую возню. Затворившиеся рукописцы, стиснув зубы, с хрустом разминают затекшие кончики перьев.

Близится час перемены обстоятельств…

 

…осениил осеняющий

Чтобы не было слишком холодно, Верика добавляет золотистый цвет. Чтобы не было слишком жарко, Верика использует небесный цвет. Чтобы не было слишком грязно, Верика применяет чистый цвет. А чтобы было ярче, Верика берет свежую краску.

Но сегодня не требуется ничего поправлять. Сегодня желтое не палит, а голубое не студит. Сегодня день несмешивающихся пигментов, день независимости всех цветов радуги. Белая дуга в небе символизирует единство происхождения.

– Буйствуете? – жизнерадостно спрашивает Верика. – Передавайте поклон водородителям.

В воздухе пахнет сырыми плодоносами, хлебом и свежестью осеннего брода.

Верика дочитывает книгу и неохотно взрослеет. Это ей быстро наскучивает, и вот она уже мчится на прогулку, увлекая за собой погруженную в самосозерцание Евсению. Вынырнутая Всеша жадно хватает ртом воздух на ходу.

В саду под сенью груш, облепленных кудрявыми улитками, восседает взъерошенный Геогриф и непрерывно вертит головой с перьями в волосах. Вокруг него, пыхтя и подпрыгивая, носится игрушечный поезд:

– Ту-ту!

– Ту-ту! – отзывается Геогриф.

В кабине локомотива орудуют Всеша с Верикой и приветственно машут руками.

Близится час везения…

. . .

– Все приготовились? – осведомляется светло-красный кругляшок.

Паровоз медленно трогается. Пузатые бока вздрагивают от щекотливого шипения. Большое сердце набирает обороты:

«Чууух – чууух! Чух-х-х помедленнее-е-е!»

Верика, Всеша и Геогриф едут к водопадам, смотрят в открытое окно и болтают о том о сем:

– А вы видели когда-нибудь огнепады? – возбужденно вопрошает Геогриф.

– Нет! – в унисон отвечают Всеша с Верикой.

– Их нужно смотреть стоя на голове!

– Не лучше ли просто смотреть на огонь, не переворачивая все с ног на голову?

– А ледопады? – не унимается Геогриф. – Замораживающее зрелище!

Прибившийся ветер хватает слова на лету и треплет их с игривым урчанием. Растрепанные буквы улетают в топку паровозика, а из трубы вылетают пончики, бублики и сушки. Верика ловит сушку, бублик и пончик. Пончик вручает Геогрифу, бублик – Всеше, а сушку ест сама. В дороге почему-то всегда веселей с чем нибудь теплым, аппетитным и обязательно круглым. Наверное, потому, что дорога стелется скатертью.

Всеша с бубликом спешивается у взлетной полосы. У нее сегодня факультативные занятия по преодолению незримых препятствий.

Воздухореографика, одним словом.

. . .

Дело в том, что у Геогрифа проклевываются крылья. Сейчас они похожи на ростки карликовой цветной капусты в теплице. Повсюду на спине переплетены миниатюрные стропы и разнокалиберные растяжки. Судя по истерзанной прическе, Геогриф ломает голову над тем, как справиться в походных условиях с возложенной хрупкой ношей. Верика предлагает убрать всю эту путаницу. Достает заячьи ножницы и чик-чикает все эти ниточки с узелками.

Геогриф непроизвольно хлопает высвобожденными крылышками:

– Мне нужен наставник.

– У тебя есть наставник.

Геогриф уже не впервые за это утро потрясен. Его бездонные глаза смотрят на Верику преданным взглядом:

– Неужели?!

– Это не я, – уточняет она, ловко балансируя на поверхности взора.

Неминуемо надвигается сотрясение воздуха. Слезы слепят Геогрифа, он раскатисто чихает:

– То-о-чно! – разносится эхом в горах.

. . .

Сверху заметно, как в некоторых местах земная поверхность сморщилась. «То ли кисло ей, то ли горько?» – размышляет Геогриф. Кое-где в зарослях малютиков виднеются оттиски гигантских чудищ. Вот рядом с остовом головотяпа отпечаталась фигура чернозавра. Они оживленно беседуют, двигая челюстями, отчего сыпучая почва вокруг периодически шевелится.

Верика показывает рукой в сторону высокогорного пика. Там по склону взбираются наверх огромные лохматые пихты. Не доходя до середины, некоторые из них сползают, вяло цепляясь мягкими лапами за лавирующий снег.

– Там-то скоро и состоится моя первая персональная выставка!

– …!!! Выставка чего? – пытается передопонять огорошенный Геогриф.

– Выставка льдин! Видишь то изваяние?

Изумленный Геогриф прослеживает в обзорную раковину за прозрачной пакетообразной глыбой, пытающейся взгромоздиться на подиум с ироническими капителями под сосулистым сводом. Эти места носят звание «градов невозмутимости».

Верика протягивает Геогрифу очки-контрослезы:

– Отличное подснежное приспособление. Когда попадаешь в сияющее облако, глазам своим не веришь.

– Точно, точно, точно… – катится сверху гостеприимное эхо.

Геогриф едва успевает нацепить специальные антиобвальные бд , как снежный ком сгребает его в свои обьятья.

. . .

Повсюду сверкают кристаллические деревья и сахарные эдельвейсы. В волнах хрустального моря застыло отраженное небо. Замерзшие рыбы безмолвно взирают на скованные одним льдом звезды. Пахнет вечномерзлотными цитрусами.

Верика выбирается из снега и показывает на рукаве ледышку:

– А вот это само ко мне прилипло.

Фигурка напоминает пузатую ящерицу с распростертыми лапками. Верика зажимает ее в ладошке. Мелкая рептилия оттаивает и, щелкая ресницами, принимается безмолвно ликовать.

– Что он хочет этим сказать? – спрашивает Геогриф, насупленно торча из сугроба.

Верика сурдопереводит:

– Говорит, что он нездешний.

– Довольно необычное имя для крокодильчика.

Верика представляется незнакомцу:

– Будем знакомы, меня зовут Верика.

Геогриф ревностно вперивается в неознакомца снегозащитными окулярами. Его низкоутробный голос деловито чревовещает:

– Двадцать девять минут пятьдесят девять секунд до обеда.

Вжжжик! Сигнал принят, Геогриф втягивает металлические перья, недолго демонстрируя свой чеканный профиль на фоне отвесного края скалы. Ему, несомненно, есть чем покрасоваться. Ни единой условности, ни единой зацепки. Верика любуется безупречностью силуэта: «Ну надо-же! Очень натуралистичен, даже ухо чешет по-птичьи. Только вот хвост какой-то несуразный, черепаший что ли?»

Из тоннеля в сугробе просачивается знакомый паровозный гундок, с легким насморочным акцентом:

– Ду-ду!

И не слышен стук колес, только сердце бьется и поет.

 

…плоды своего времени

Любая прогулка приносит свои плоды. Утренняя прогулка принесла потенциальные шедевры ваяния. Свалила их в мокрое полотенце и оставила в углу мастерской. Назревающие скульптурности безроптствуют в ожидании прикосновения уверенной хозяйской руки.

. . .

Верика обеими руками работает с глиной. Глина не сопротивляется, но и не поддается. То скользит, то вырывается, то ломается. В общем, ведет себя как капризный ребенок.

– Может, тебе чего-то не хватает?

Верика поливает мнущуюся кучку водой и продолжает усердствовать. Комок наконец становится более сговорчивым, послушным и податливым.

– Ну вот! Давно бы так.

Глина вытягивается в стройный сосуд, из которого тотчас доносится гулкий керамический голос Геогрифа:

– Слушаю и повинуюсь, о моя благолепная повелительница!

– Не торопись, это пока еще разминка. – Верика разгоняет ногой гончарный круг.

Слышен улюлюкающий клич Геогрифа, уносимого центробежными силами в сушилку.

Верика одним махом сминает кувшин и некоторое время сидит неподвижно, запустив пальцы в мягкую массу. Затем снова принимается отрабатывать пластику. Ласково поглаживает и старательно тискает скользкую мнительную лепешку.

. . .

Чья-то невидимая рука раскручивает тяжелый жернов и Верика пытается удержать на поверхности бесформенное брение, крепко сжимая ладони. Скульптурное изделие выскальзывает, круг замедляется, постепенно останавливаясь, и на каменной столешнице замирает винтообразная ваза в позе бессмертного йога. Стоит и отдышаться не может от такой круговерти:

– Ох, голова кружится! – Ваза держится за края, продолжая покачиваться.

Верика с энтузиазмом размешивает глазурь:

– Шоколадная подойдет?

Ваза смиренно кивает.

Близится час предобжиговой просушки…

. . .

Верика решительно заглядывает к Евсении в дневную комнату. Это единственное место, где наверняка можно обнаружить изморозь на стеклах. Вообще-то, ей нужны сосульки, но пока можно обойтись и наскабливанием инея. Верика подходит к витражному стеклу и выбирает бесцветный участок, покрытый холодным ворсом. Видит нежнейшие снежинки, видит искрящегося многокрыла, видит женщину в белом, с белым лицом и светлыми очами.

Кристаллики, обрамляющие голову женщины, принимаются поблескивать и распевать острыми тонюсенькими голосками хвалебную песнь, будто ледяным смычком прикосновенно водя по струнам замерзших струек. Верика приближается к заиндевевшему стеклу и наблюдает образовавшееся бледное пятнышко, которое плавно увеличивается, и Верика, по инерции сведя глаза в кучку, видит размытую немногоцветную овальную картинку, представляющую собой теплую норку, где обстоит такая тишина, что светло-белые облака стекают к подножию и возносятся к ореолу из пушистых перьев, взбиваясь и укладываясь в арку небесного свода. На плоскости стекла остаются три крохотные мерцающие звездочки, две из которых располагаются на левом и правом плечах белоснежной женщины, а одна – на темно-белом платке, покрывающем ее голову. Полотно дополняется просеивающимися лучами звезды по имени Солнце.

У Верики начинают слезиться глаза от яркого света. И она видит то, о чем так скоро предстоит поведать своеглавому Герральдию.

Но пока что она видит неведомое…

. . .

Первое слово, которое самостоятельно прочла Верика, оказалось неожиданностью для одного известного художника. Сегодня утром она заглянула через правое плечо Хопнессы и разборчиво произнесла:

– Б-р-р-р!

Хопнесса, конечно же, подумала, что Верика озябла и попросила Герральдия разжечь огонь в очаге. В ответ на это Герральдий поинтересовался у Хопнессы о внутреннем содержании книги, которую она просматривает. Верика отчетливо повторила:

– Бррр! Б-р-ррэйгель!

С того момента Верика усвоила для себя два обязательных правила. Первое – не заглядывать через плечо. Второе – выбирать нужные слова.

Для того чтобы находить правильные слова, нужно знать, как выглядят правильные буквы.

– Проще простого! Это как грибы собирать, – заявляет Геогриф, и, видя, что его внимательно слушают, продолжает докладческим тоном: – Зная местность, можно определить, где и какие грибы растут. В бору водятся боровики, во мху – моховики, под березой – подберезовики…

Поразмыслив недолго, добавляет:

– …Опять же, опята на пеньках.

Верика согласно кивает головой:

– А где грузди водятся?

Геогриф одевает непроницаемые очки и отвечает:

– В лесу.

Верика, не моргнув глазом, уточняет:

– Но ведь в лесу должны водиться лесовики!

– Лесички, – поправляет Геогриф.

Верика живо представляет себе, как грибы играют в прятки. Кто в траве прячется, кто на дереве, кто под землей. А Геогриф с корзинкой ходит и кричит водящимся в этой местности грибам: «Кто не спрятался – я не виноват!»

– Только вот при чем здесь буквы? А!

Сейчас Верика проходит букву «А». И не абы как, а насквозь – под перекладиной, чтобы лучше с ней ознакомиться. Буква «А» – не согласная, но открытая, потому что гласная. Еще эту букву можно преодолевать, как горный перевал. Верика скатывается с вершины, запечатлевает себя на фоне буквы номер один и подписывает открытку для близких:

«Мысленно с вами. Мы – это „А” и я. Место. Подпись. Дата».

 

…блуждающие огни

Верика разглядывает шкатулку с драгоценностями. Интересно, что в них такого ценного? Гладит пальцем гранатовое сердце. Оно печально вздыхает и смущенно рдеет. Верика присаживается у ног Хопнессы:

– Это клад?

– Нет, ведь никто зарока не давал.

– Не жалко такую красоту?

– Кто же камни жалеет в наше время!

– Потому-то они и холодные такие.

– Когда они чувствуют на себе внимание настоящих ценителей, они оживают. Смотри! – Хопнесса указывает спицей в сторону окна, открывающего панораму ночного города.

Над каменной подоконной плитой воцаряется букет из мерцающих игольчатых астр – изумрудных, фиолетовых, пурпурных. Маленький фейерверк на фоне постылых огней казенного города.

. . .

Теперь у Верики есть настоящий дракончик из породы двукрылых единохвостов. Имя, которое ему присвоил Геогриф, не прижилось, поэтому домашние по привычке называют его Нездешнием. Нездешния решено кормить положительными эмоциями:

– Сегодня мы угостим тебя скоморошковыми шариками.

Видимо, это правильный рацион, поскольку ладошечник незамедлительно залоснился и пошел вширь. Живет он в эмоционариуме, где преимущественно спит, ссылаясь на врожденную мечтательность. Но даже во сне он непременно улыбается. Общается Нездешний исключительно жестами и мимикой, так что Верика его отлично понимает.

Эти небольшие создания предназначены для прогулок на природе. Они незаменимы в лесу, на озере, в горах. Ладошечные драконы являются недалекими родственниками средиземноморских коньков, обитающих в мажорных течениях шестого семиводья еженедельной большой мойки.

Теперь Верике остается обзавестись золотой рыбкой, маленьким цветиком-семицветиком и настоящей декоративной гигиеновой собакой.

Хопнесса утверждает, что фея чистоты может запросто осуществить любую мечту. Верика старательно моет ладони себе и Нездешнию. По всей рукомоечной летают радужные мыльные шары. В каждом из них отражено какое-нибудь пожелание.

. . .

Близится час противостояния смятению.

Верика взглядом проникает в сердцевину пламени. Чувствуется яркое недовольство в поведении огня. Он переминается, ворочается и вздыхает так, будто что-то притесняет его.

«Может, дрова мешают?» – выдвигает пробную версию Верика.

Но что-то неуловимо-неугомонно-суетливое мечется между огнем и дымом, на грани светлого с темным:

– Нет никакой грани, – утверждает Верика и поправляет кованой палочкой горящую линию.

Языки пламени успокаиваются и вытягиваются в стройный ряд узких кисточек-куполов. Огнегрив горит ровно. Верика собирается отправиться за красками.

– Ты обещала приглядывать за мной! – безукоризненно напоминает огонь.

– Да, да, да.

Приходится краскам самостоятельно спускаться к Верике. Им не впервой, но возникает пресловутый вопрос очередности, отчего вновь разгорается диспут на тему: «С чего начинается радуга?».

Из книги подсказывают вкрадчивым шепотом:

– Что-то такое, с фазаном связанное…

Птица Очевидия строго стучит указкой по разделочной доске:

– Без намеков, пожалуйста!

. . .

Когда Верика изображает портреты многокрылов, она привязывает к кончикам кисточек легкие бумажные колокольчики. Бумажные – для того, чтобы не шуметь, а колокольчики – чтобы сделать движения более плавными. Таким образом, линии крыльев вырисовываются настолько филигранно, что фактически не соприкасаются с холстом. Герральдий утверждает, что эти картины написаны по воздуху. Самая настоящая галерея витающих образов.

 

…птица бдения

Верика очень неравнодушна к различной живности. В особенности к насекомым. Поэтому, когда в окрестностях появляются гигиеновые собаки, она обязательно потчует их конфетами. Собаки в конечном счете удаляются несолоно хлебавши, облепленные фантиками и близкие к состоянию недоумения. Но Верика по-прежнему не теряет надежды найти среди них родственную душу, поскольку все собаки попадают в рай.

Есть еще дикие наскальные коты, но они настолько отбились от рук, что совсем перестали спускаться в долину. Тела их покрылись непромокаемым воздухооталкивающим слоем пуха, а сами они прыгают с дерева на дерево, расправив хвосты, не касаясь земли.

– Того и гляди, вот-вот полетят, – рассказывает птица Очевидия, – и кричат как-то странно: «Йяу, йяу».

. . .

Птицу Очевидию преподнесла Верике Хопнесса, связав ее из пряжи стопроцентного вибрирующего пуха, собранного на перевале «градов невозмутимости». В связи с этим у Очевидии крайне чувствительный хохолок, ведущий вполне самостоятельный образ жизни. Он либо есть, либо его нет. В зависимости от наэлектризованности окружающей обстановки.

«Па-ра-докс!» – разводит крыльями птица Очевидия. Звучит как «пааокх».

– Паравоз? – переспрашивает Верика, открыто хохоча.

– Па-а-окх!

– Я не понимаю, что ты говоришь.

Птица Очевидия выплевывает шарики:

– Это не я, это говорящие шарики.

Сама Очевидия категорически отказывается признавать за собой каверзную птичью болезнь, но отвар из скоморошки не отвергает, и, судя по распушившемуся хохолку, такое снадобье ей на пользу. Она впадает в состояние дремы и инстинктивно курлычет старинную перелетную песню. В этой песне всегда одни и те же слова: «Мчится птица-паровоз, над землею крылья хлопают…»

. . .

У Верики есть специальные штаны-вездеходы, которые по ходу дела фиксируют события и схему местности. Когда они функционируют в действующем режиме, они производят характерный звук: «Вжжжик, вжжжик, вжжжик!». Эти штаны помнят многие уголки мира, в которых побывала Верика со своими похождениями. И в Чопле, и в Ойване, и на мысе Сокровения, и в районе архипелага Благих Намерений, и в Странглии, и в Неспании, и в Виталии, и даже на одиночной планете.

. . .

Верика держит в руках кормящую тарелку с эмоциональными шариками. Лопает сама и подкармливает Нездешния.

– А! На ловца и зверь бежит, – свешивается над ними с потолка восклицательным знаком птица-озорница.

– Мы не звери, – дублирует Верика дракончика, – и на головах, как некоторые, не ходим.

– Шарики? – переключает передачу птица.

У нее очередной непредвиденный отлив чувств. Она изнывает без хохолка и нуждается в позитивных эмоциях.

– Да, ведь очевидно же, что это не кубики, – подтверждает Верика.

Очевидия сокрушенно качает головой, имея в виду, что она так и думала. Дракончик улыбается и без тени смущения протягивает лапу помощи.

Когда эмоционарики иссякают, наступает прилив чувств и уносит птицу на поиски бесшабашного хохолка.

– Кстати, – бросает Верика вслед улетающей птице, – насчет негатива. Есть проверенный способ. Нужно закрыть на все глаза и картина ненадолго инвертируется. Такое вот свойство зрительной памяти.

Близится час бессловесной фауны…

 

…именное мини-солнце с именинными небопродуктами

У Верики сегодня праздник – день имени. Поэтому она желает сделать что-нибудь особенно интересное и полезное. На столе стоит огромная коробка с бантом. Верика оттягивает ленту, приподнимает картонку и заглядывает внутрь. Раздается нежданный хлопок:

– Снято!

Когда рассеивается легкий дымок над тортом, в клубничном сиропе обнаруживается незадачливый воздухоплаватель со слипшимися усами и перепачканный цветочной пыльцой. На съемочной площадке, перенесенной с шоколадных гор в глазуревую долину, среди прочих подарков слышны возгласы одобрения и радостные хлопушки ассистентки режиссера. Весь съемочный процесс поздравляет Верику.

– Сегодня мне даруется жизнь. А разве может быть лучший подарок?! – благодарит в ответ Верика.

– Даешь хоровод! – верещит в первых рядах птица с хохолком.

В заряженном воздухе распространяется явный признак разгула.

Близится час неотвратимой потехи…

. . .

– А у меня тоже есть для тебя подарок!

Всеша достает из портфеля пеструю шкатулочку. На крышке шевелящимися крыльями стрекоз и бабочек выложены вензельные буквы: «В», «Е», «Р», «И», «К» и «А».

Верика берет презент в руки:

– О, дивный ларь!

– Чудная вещица! – подтверждает Евсения.

Крышка плавно приподнимается, и из-под нее выпархивает крохотное облачко. Белое, пушистое, всклокоченное и с точечкой на лбу.

– Я назову тебя Клочком!

– Но это еще не все, – Всеша подает таинственный знак глазами.

Клочок зависает над тортом, задирает свою облачную лапу и проливается дождиком на взбитую сливочную поляну с клубникой. Тут и там выпрыгивают бисквитные грибы. Следом выглядывает мини-солнце и звонким голосом запевает:

– Каравай, каравай!

В даровитой шкатулке происходит всеобщее оживление. Приходит в движение вода, журчит ручей. Верика достает гребешок и расчесывает волнистые распущенные локоны водопада. Игривые струйки непрерывно вертятся, Верика сплетает их в косички, укладывает в ватрушку и старательно объясняет:

– Сегодня праздник, и вам надлежит утихомириться ненадолго. А потом будете брызгаться, сколько захотите!

Укрощенная сухой логикой, водица успокаивается, с интересом разглядывая себя в собственном зеркальце. Мини-солнце закатывается в коробочку. Верика закрывает крышечку:

– Ну, ничего. Скоро увидимся снова! – утешает она себя.

. . .

Верика пытается накормить подаренную золотую рыбку обещаниями:

– Интересно! Черточки тонут, а кругляшки всплывают.

Рыбка молча глотает размокшие знаки препинания, идущие на дно, словно обломки корабля. Верика вылавливает сохранившиеся буквы и просушивает их на подоконнике в произвольном порядке:

– Какое слово высохнет быстрее, то желание и будет первым.

Первой высыхает «с» и бодро выкатывается к началу строчки. За ней – «о», затем «е» и еще три слипшихся знака.

– Ну хорошо! Пусть всегда будет солнце.

Рыбка выпускает подводный радужный пузырь. Пузырь задумчиво лопается. Морское солнце неоднократно отражается в золотистых чешуйках.

 

…самозвучные глаголы

Верика говорит так, будто читает наизусть. Без пауз:

– Ятебялюблю.

Часы задумчиво повторяют двенадцать раз: «Бомм-боммбоммбоммбоммбоммбоммбоммбоммбоммбомм-бом».

Колокол замедляется, большое сердце останавливается.

Верика стоит перед вопросом, внимательно разглядывая его в зеркале собственных глаз. Наконец осмеливается и входит в образ. Это пространство называется воображением. У входа сидит ответ, держа в левой руке открытую книгу и демонстрирует Верике содержимое разворота. Верика послушно всматривается в символы. Грудь ответа вздымается сверкающими доспехами.

Так или иначе, Верика решается на ответственный шаг:

– Могу ли я осмелиться попросить вашего соизволения разобраться в одном деле?

– .

– Значит, я могу полюбопытствовать?

– .

– Правда ли, что Дед Мороз является вашим родственником?

– .

– Благодарю вас!

Но ответ не закрывает книгу и не отворачивает ее от Верики. У Верики начинают слезиться глаза. Она опускает веки и читает насквозь. Рассеянный свет заполняет комнату, растворяя в себе предметы, очертания и ощущения. В приоткрытую дверь заглядывает Хопнесса со словами, обреченными утонуть в глубине величественного отсвета.

. . .

Верика осваивает разнообразные приемы восприятия происходящей действительности. Такое занятие требует особой усидчивости, поэтому она сидит в центре сосредоточенности и смотрит на салют за окном. Салюта не видно, но слышны хлопки из-за соседнего здания, на фронтоне которого расположена лестница с уступами, где вдоль измалеваной стены вмонтированы скульптуры алебастровых мальчиков, обменивающихся рукопожатиями после каждого залпа.

Верика размышляет о мятежности подросткового возраста.

Близится час разумения…

 

…купание в семиводьях

Обычно происходит купание в водах семи морей цвета, где первым делом Верика ныряет в волны Красного моря, а выныривает уже в Фиолетовом, оставляя за собой Синее, Голубое, Зеленое, Желтое и Оранжевое.

Затем следуют моря звука – от «до» до «си».

Порой Верика плещется в семидневных морях.

Верика наблюдает за плавучими берегами, сидя по плечи в теплой воде где-то между Странглией и Мямликой. Ей приходится ненадолго отвлечься для разведения во времени скопившихся мореходных кораблей.

– К сведению мореходов! Прямо по курсу находится небезызвестный остров Сокровения.

Хопнесса переключает внушительную рукоять стихий на положение с прерывающимися струйками. На гладкой поверхности образуются концентрические кружки.

. . .

Время купания Верики истекает в гипнотическую воронку. Смывается морская пена, и на теле начинают проявляться еле заметные водяные знаки.

Внутри у Верики происходит свечение. И на левом ее плече, как на микронезийском папирусном экране, отображаются всевозможные фрагменты всемирности, движения смысла и траектории света.

 

…поле зрения

Каждый день, где бы это ни происходило, к моменту появления Верики в поле зрения, сюда стекается различная живность со всех окраин. Из Гектополя – мятнокрылые чайки, с Ниафрагмы – крошки еженоты, от Приснопей – летучие безизьяны.

– Есть кто-нибудь из середины? – обьявляет Верика в рупор.

– Йяу, йяу! – отзываются дикие наскальные коты, пролетая над многотварным собранием.

К полудню все поле зрения усеяно копошащимися странниками, а к послеполудню вся эта веселая ватага, созрев для более тесного общения, отправляется к водопадам большой мойки.

Ближе к закату солнечного круга пестрая компания расползается, разбредается, разлетается и расплывается по своим привычным местам.

Совершенно секретные совы окапываются на антресолях.

. . .

Сегодня перед сном в зале с видом на полночь звучат знаменитые «Карты Событий» в оригинальном изложении Верики. Трогательные истории верхних и нижних течений, больших и малых потоков. Обычно это происходит в комнате с плетеным потолком, но сегодня необычный вечер. Зрители бесшумно занимают места, жёлтое освещение сменяется синим, и под осью симметрии звучит совершеннейший семибратский хор со своим выдающимся спиралевидным диапазоном. Достигнув апогея, оратория упирается в ноту «си» седьмой сферы и обмякшей партитурой стекает в партер. Первые белые мухи беззвучно липнут к обратной стороне мокрого нотного стана.

Начинается убаюкивающее зрелище. Изображение проявляется с разной степенью выразительности, пока не становится заметным мерцание бесчисленных огоньков. И если перевести взгляд от плоскости внутрителесных свечений чуть ближе, то нетрудно ощутить теплоту целого неизмеримого пространства, где недосягаемо глубоко колышется спокойное, как небо, дыхание. Это и есть целый мир Верики. Это ее воздух и огонь, земли и воды, планеты и галактики. Ее скромный уютный уголок в состоянии неделимости. Верика засыпает, но воздушный океан продолжает плавно покачиваться и светиться.

Сама Верика легко уживается с этим простым, но просторным мирозданием, где все движения плавны и бесшумны, равномерны и непрерывисты.

Верика закрывает глаза и предает себя волнам золотого океана.

Близится час помилования…

 

…утро грядущего

Герральдию снится враждебный сон. Он пытается оградить себя от всякого зла, но для этого требуются дополнительные ресурсы. Герральдий вынужден черпать недостающее время авансом из предстоящих рождественских каникул, под свою личную ответственность. «Ох уж мне эти игры!» – с явной неохотой успевает подумать обезсилевший в ветре. Сонная охота продолжается.

И вот, прямо перед ним, на поле, разворачиваются самокатные установки, больше похожие на гигантские передвижные мясорубки, вывернутые наружу. Треск стоит нестерпимый, в разные стороны со свистом разлетаются обломки изуродованных бензокриков – крючья и ножи, тросы и траки. Вверх – вниз, влево – вправо, снизу – вверх, справа – налево. Атмосфера насквозь пропитана взвесью древесного сока и запахом перцедоловой смолы. Одна из привидевшихся очумевших махин прется прямо на Герральдия. А Герральдий то ли остолбенел, то ли обессилел вконец, только с места не двигается, хотя и пытается. И уже в последний момент, когда винт смертоносного пропеллера слизывает с Герральдиевого носа капельку пота, он немыслимым усилием воли обращается в пар и чувствует, как холодный воздух сковывает его движения на недосягаемо безопасной высоте птичьего полета. Скованный Герральдий видит перед собой вставшее дыбом золотое море, волны которого раскачивают на руках младенца, и врезается в плещущуюся колыбель.

Близится час восстания…

. . .

Герральдий отклеивается от постели. Недремлющая книга начинает свое традиционное кропотливое чтение:

– Лето! Глава третья…

«Опять что-то напутали!» – думает Герральдий и вглядывается в окно, ожидая увидеть зиму. Но за окном сквозь плотные кружева акации заговорщически подмигивает крупное краснощекое ярило.

– Все равно напутали, потому что третья глава будет следующей.

– Так, так, так! Минуточку! Ну надо же?! Так оно и есть. Да, что тут у нас происходит? – слышатся возмущенные голоса недовериков, роющихся в скомканной второй главе.

Герральдий выныривает из волн одеяла и, шурша поясом халата, спускается в ванную комнату, по ходу стряхивая с себя налипшие щепки. Принимает контрдуш, умывается перед самим собой и внимательно изучает сегодняшнего Герральдия: «Тэк-с! Брови на месте, ушки на макушке…» Герральдий отработанным движением разводит брови по местам влево-вправо, прочесывает шевелюру и оценивает результат:

– Три балла!

Очень уж нелегко быть обьективным в такие интимные моменты: с глазу на глаз. Зеркало подстрекает на кривляние. Герральдий выполняет несколько классических гримас.

У теперешнего Герральдия на правом плече обнаруживается рисунок весьма загадочного происхождения. Первое, что приходит ему на ум, – это искреннее удивление. Зачем ломать себе голову спозаранку из-за всяких пустяков?

. . .

– Кофе? – с готовностью обращается Хопнесса к Герральдию.

– Светлогорькосладкокрепкий! – отстреливается умеющий распоряжаться временем Герральдий.

Между блинами продольными и блинами поперечными успевает втиснуться взмыленная рекогносцировка. Герральдий обстоятельно изучает ситуацию на втором правоверхнем и принимает кратчайший план действий:

– Допустим, так!

Вжжжик! За окном падает разрубленная веревка, мелькает крыло с дудкой и, наконец, слышится ржание трофейного коня.

– Твой кофе, как просил. Двойной с хреном.

– Благодарю! – молниеносный Герральдий скидывает амуницию, складывает под стол электрическую стрелу и двигает к стойлу кормушку с рукоплещущими ржаными хлопьями. Трофейный конь умолкает.

– Вы только полюбуйтесь на это зрелище! – Герральдий указывает на удаляющуюся вслед за Верикой процессию выпечных изделий, крадущихся гуськом из кухни. На полу остаются треугольные мучные следы. Птица Очевидия, склонив хохолок, подозрительно наблюдает за ними одним только глазком, в то время как другим она поглядывает в сторону Герральдия, надеясь уловить суть происходящего.

А суть происходящего в том, что близится час наслаждения…

 

…Летуил летующий

Храп Герральдия необычно инертен и настигает слух домочадцев, как правило, уже после завтрака тягучим эхом скрипящей палубы корабля, когда Герральдий заканчивает есть лимон с корочкой.

Сонный корабль вплывает через двери столовой, проплывает над столом, выплывает в распахнутое окно наружу и возвращается только под утро в спальную комнату Герральдия на втором этаже, так же невозмутимо следуя за идущим умываться хозяином.

Храп-призрак всегда немного запаздывает, но на редкость неудержим. Его не удается остановить никому – ни упорным сетям Хопнессы, ни даже малярийным пиратам со скоморошкового болота. Ни-ко-му! Этот корабль знаменует собой живой пример настоящего снотворного фантома.

Но стоит отдать должное – крепкий ажурный силуэт корабля неплохо смотрится на круглом экране расплавленного заходящего солнца. Черное на красном.

. . .

Бесценные часы с Верикой хранятся в кабинете Герральдия. И скоро станет понятно почему.

Иногда их называют чудесятами, которыми каждый раз приходится неподдельно восхищаться: «Ну надо же! Бывает же такое?!» А они отвечают, дружно кивая светлыми макушками: «Бывает, бывает! На то оно и бытие таковое».

Мы живем, а оно бывает себе. Себе и всем остальным на удивление. Вперемежку с житием. Как кекс с изюмом. Следует не забывать, что в кексе немаловажную роль играет пудра.

– Точно, точно! – подтверждают деятели от книги, эпизодически посыпая головы сахаром.

Современное искусство не требует жертв. Оно требует хлеба и зрелищ.

– Минуточку, мы фиксируем! – живо реагируют рукописцы.

Герральдий в очередной раз описывает, как однажды прошел сквозь огонь, воду и медные трубы.

– Не надо описывать, просто излагайте, – подсказывают доверики с недовериками. – Ну-ну, и как там?

– Сначала жарко, потом мокро, а в завершение торжественная музыка играет.

– Как в бане?

– Так точно, как в бане.

 

…табло круговерти

У Герральдия есть необыкновенный хронометр, особенно памятный ему. Часы неуправляемые, с самонаводящимися стрелками системы «Земля > Воздух > Вода > Огонь» и с серебряной крышечкой, на внутренней стороне которой выгравирована надпись: «Герральдию на память». Подарены самим собой самому себе по поводу воссоединения.

В центре циферблата, напоминающего медленно вращающуюся арену цирка, сидят крепкие лучники в трико и посылают свои стрелы в стороны расширения времени. Летящие стрелы обращаются в молнии, солнечные лучи, дождевые струи и ледяные посохи и сортируются по секторам:

> Осень > Зима > Весна > Лето >.

Каждые триста шестьдесят минут положенного времени раздвигаются иллюминационные проемы:

> Утро > День > Вечер > Ночь >,

откуда выпускаются почтовые мятные чайки, направляющиеся в разные концы света:

> Запад > Север > Восток > Юг >.

В бесшумно движущейся системе механизма, под хрустальным униграфическим стеклом, можно отчетливо разглядеть, как пересыпается песок, переливается вода, перекатываются калейдоскопические сверкающие камни, перемешиваются теплые с холодными потоки воздуха, подогреваемые и остужаемые красными с синими языками пламени. Герральдий заглядывает в маленькое оконце и удостоверивается, что Всеша мчится с занятий домой, на всех парах обгоняя младшеклассных мчишей.

Так выглядит текущая картина времени. И конечно же, никакого тиканья. Никакого трезвона. Чинно и бесшумно катится табло круговерти. Все идет своим чередом. Замечательный хронометр, геометрически точный, небьющийся, проницательный. Настоящее мастерское искусство, шедевр своего времени, абсолютно неуловимый ход.

. . .

В кабинете Герральдия нет ничего вымышленного. На стенах развешено большое количество часов в градообразующей последовательности. По взаимосвязанным стрелочным комбинациям можно определить любое точное время, в том числе – время происхождения различных событий. К примеру, в Чочо сейчас только начинают варить кофе на камнях, а в Стое уже происходит завершающий этап очередного кубка миротворения.

Часы в кабинете Герральдия цифрально повсюду. Можно даже сказать, что его кабинет состоит из всевозможных часов и напоминает срез руды под микроскопом, как Млечный Путь при ближайшем рассмотрении. Сами же часы заслуживают отдельного упоминания. Центр композиции – резной стол – является образцом классических деревянных ходиков с маятником в виде качелей и с выдвигающимися ящичками. Шкафы библиотеки вдоль стен также представляют собой огромные стоячие часы с развесистыми гирьками. Края рам на зеркалах отделаны будильниками. Рядом со столом стоит астроскоп с вмонтированным прозрачным циферблатом и крупный глобус в виде немыслимых шарообразных курантов.

Часы в набалдашниках тростей, в пуговицах, в моноклях, в портсигарах, в чайном сервизе и столовом серебре, в заколках для галстуков и в запонках, в доспехах, в носовых платках, в ножнах шпаги и даже в трубке мира. И тем более в орденах. Жизнь Герральдия носит неразмеренный характер потому, что несоизмерима с умеренностью действительности. На стенах кабинета красуются дипломы о незаконченных нижнем, среднем и высшем образованиях. На нижнем сидит нахохлившаяся птица Очевидия и мирно посапывает. Любое образование производит на нее успокаивающее действие.

 

…визит часоеда

– Там, – Хопнесса указывает спицей вниз, – снова пришли пузотеры. Точнее сказать – один из них. Говорит, что ватзахеллы отобрали и съели у них все елочные игрушки, что ты им подарил.

– Я ведь дал им с собой предугадатель.

– Они его потеряли.

– А отвратитель?

– Отвратитель ватзахеллы тоже проглотили.

– Ну надо же! Может, это и к лучшему. – Герральдий призадумывается. – А ну-ка позови-ка его сюда-ка, пожалуйста!

– Не забудь, что они реагируют только на определенные комбинации звуков.

Перед Герральдием как из-под земли появляется пытливое голопузое создание. Герральдий последовательно хлопает в ладоши, топает ногами и приветствующе свистит. Голыш как по команде начинает срывать со стен часы, радостно хохоча и пробуя их на вкус.

Герральдий мимоходом предусмотрительно снимает алебарды с настенного ковра. Видимо, железо и время в крови у триллипутов, поэтому гость без раздумий впивается в содержимое чернильницы и, растерев синеву под носом, кидается к камину и петардой вылетает через дымоход на улицу.

В дозорную трубу хорошо видна траектория его приземления.

Герральдий чихает, и до него доносится отдаленный смысл происшедшего.

. . .

Из цилиндрического скворечника над входной дверью в кабинет выныривает птица Очевидия в накрыльниках:

– К вам, смущенный молодой человек!

Входит давешний раскрасневшийся триллипут, озаглавленный цилиндром, наряженный в малиновый фрак, но без штанов. Герральдий настраивает астроскоп, в упор разглядывая посетителя:

– Да вы, батенька, пижон, как я погляжу! Тем не менее милости просим. Вы что же это, решили облечь себя в одежду общего мнения? Ну, выкладывайте, с чем пожаловали.

Карапуз начинает выгребать из карманов всякую мелочь – шишки, фантики, пуговицы, кофейные зерна, сушеные грибы, бусы из ракушек, желуди, листья. Герральдий вертит в руках безделушечные сувениры:

– Любопытно, любопытно. А это что? – Герральдий разворачивает кусок исцарапанной бересты. С одной стороны, на древнетриллипутском языке увековечен старинный рецепт утерянного секрета блинопечения, а с другой стороны – до боли знакомый чертеж какого-то Майновира. Таким именем называют триллипуты реку-молнию.

– Поделитесь, пожалуйста, рецептиком для вечернего приложения, – клянчат спецкоры из раздела о вкусной и здоровой пище.

А весь секрет заключается в особой муке, собираемой триллипутами под подушками с крупой, на которых спят младенцы.

 

…практика ломки оснований

Хопнесса с удивлением смотрит на стены герральдиевского кабинета, останавливая взгляд на одиноком белом циферблате без единой стрелки. Кругом, даже на потолке вокруг дымохода от очага, разбросаны мелкокалиберные чумазые следы чьей-то активной деятельности. Отпечатки босых ног, перепачканных рук и даже голых ягодиц. Герральдий пожинает плоды ответственности:

– Все разобрали. Очень уж им тиканье приглянулось.

Хопнесса продолжает смотреть в белую пустоту циферблата. Герральдий подтверждает:

– Да, да, да! Ближе к центру время движется незаметно медленно, а на периферии – неуловимо быстро, несмотря на то что мгновения там растянуты до необъятности.

Хопнесса тем же временем кому-то кивает в окно.

. . .

Символ мудрости – молчание, а молчание дается нелегко. Поэтому Герральдий старается находить пользу в общении с глухонемыми слепцами. У изувеченных он научился перекрещиваться взглядом и перерасполагать пространства.

Можно сколько угодно болтать с глухими, вдоволь слушать немых и видеть невидимое вместе со слепыми, если владеешь языком мысли. Умение мыслить – это самое большое достижение человечества после изобретения защиты от паразитов.

Рисунок на правом плече представляет собой точную увеличенную копию фрагмента микропленки, хранящей в памяти схему невиданных доселе Герральдием сходящихся и расходящихся рек. Сколько он ни пытался отыскать что-то подобное на поверхности земной коры, ни одна из виденных им рек не совпадала по конфигурации с изображением на плече. Он тщетное время силился узнать имена рек, пока не выяснилось, что это одна и та же река. Река-молния, река, похожая на вырванное с корнями дерево, летящее по воздуху. И настоящее имя ей дано там, откуда она родом. В народе называют ее Воя, но она на этот зов не откликается. Эта река неуловимо подвижна и пронизывает собой все сверху донизу, оставляя остро пахнущий след невидимого огня.

 

…сон в руку

Герральдий достает склянку с надписью «Глубокое вдохновение» и одним махом впитывает в себя содержимое. Самый пьянящий сон происходит зимним днем при ярком солнечном свете. Слышно, как не унимаются робкие возгласы корреспондентов:

– Позвольте, позвольте! Зима будет в третьей главе!

Но никаких возражений – это уже не явь. Герральдий спит и дышит свежим морозным воздухом. Из ноздрей его рьяно вырываются две коловоротных струи пара, а в голове клокочет бурлящая железом кровь:

– Свифть-свифть! Ту-ту!

Книга спешно закрывается:

– Из огня да в полымя!

На заиндевевшей обложке прибалтывается вывеска:

«Берегите тепло!»

. . .

И вот лежит Герральдий и видит, как снится ему многолетний сон, в котором он лично лежит на лавке под простыней, а Хопнесса настойчиво взывает к нему:

– Герральдий! Сын Орьендиров! Любезнейший, очнись спасения ради!

А Герральдий, как только заслышит свою фамилию, так сразу оживает при любых обстоятельствах. Герральдий снимает с себя саван, встает, отряхивает пепел, просыпается и видит себя стоящим ночью в глухом лесу, по колено в снегу, со сторожевой колотушкой, прямиком промежду ватзахеллами и гигиеновыми собаками. И в этой образовавшейся напряженной тишине, Герральдий нехотя спросонья ударяет в колотушку:

– Тук!!!

И стук этот, как сорвавшийся выстрел, разносится по опушке, перетекая в визг и захлебывающееся рычание. А Герральдий отходит от красного снега и ложится в белый снег. И с него происходит мгновенное испарение всего этого ужаса, отчего кровь в нем стынет. Он лежит лицом вниз, вплавившись в ледяную подушку, и наблюдает за черно-белыми грибами, пока не начинает задыхаться. Лед раскалывается от колоколоидального голоса Хопнессы:

– Герральдий! Сын Орьендиров! Любезный! Ты просил разбудить тебя к приближению Вои.

Герральдий опять просыпается:

– Это невозможно! Она не перемещается.

– Она вырвалась из замкнутого круга.

Герральдий разжимает занемевшую ладонь, на пол что-то падает:

– Тук.

Близится час доразумения…

 

…совершеннонелетняя русалка

Герральдий разглядывает незыблемое отражение ротондообразной беседки в зеркальной глади паркового пруда, покрытого сусальным льдом. Заодно поправляет свои залихватские усы, вертикализируя кончики. Тем временем поплавок ныряет в прибрежную прорубь, натягивая заброшенную нить рассуждений.

Герральдий резко дергает, нить обрывается. Из парящей лунки выныривает ручейковая русалка в миникольчуге от водяного, на рыбьем меху, и заспанно спрашивает:

– Как обычно?

Герральдий кивает, деворыба исчезает на мгновение и выныривает с запотевшим бокалом ледяной воды:

– Что-нибудь еще?

– Бутерброд с икрой!

Официантка поправляет белоснежный фартук и холодно произносит:

– У нас только лицензионная продукция! Ваше последнее желание?

– Вы танцуете?

– Я на службе, но для постоянных клиентов у нас имеется специальная дополнительная услуга.

Русалочка складывает пухлые губы трубочкой, издает сигнал сирены, и в то же мгновение звучит музыка, вспыхивает подводное освещение и на лед выкатываются пресноводные коньки со «снегурками» на валенках.

Начинается так называемое снежное ревю.

– Меню и резюме, пожалуйста.

Выдерживая музыкальную паузу и мотая головой по ходу дела, Герральдий пьет истекающую по усам животворную влагу:

– Выражаясь фигурально, если всю нашу неизрасходованную энергию запустить в космос, то cолнце светило бы круглосуточно!

– Так точно, – подтверждают со вздохом поникшие усы.

– Отставить шевеления в строю! – рявкает Герральдий, вне себя от возмущения.

Со стороны голос выглядит более неубедительно:

– И запомните впредь, никаких телодвижений без моей команды.

Правый ус левому завязывает узелок на память.

 

…сердцевидность

В пору своего романтического юношества Герральдий был парнем хоть куда. Бродил туда-сюда по светлому и по темному, пока не уткнулся в кряжистый скалистый массив Балалайских гор, где нашел себе пристанище в мимолетной компании заплутавших переселенцев. Молодой Герральдий научился у них ходить по макушкам деревьев и пить воду с гребня волны. Они же вразумили Герральдия, как добывать и заготавливать манны небесные. А он надоумил скитальцев изготовлять самотканную одежду, поскольку любливал частенько скатиться по каменистому склону на берег шустрой горной речушки. Его толстенные штаны из чешуи хвойных шишек были не по зубам даже злым облепиховым мушкеткам.

Позднее, истосковавшись по углекислому газуару цивилизации, Герральдий покинул горные вершины и поселился в заброшенном житейском батоническом заповеднике, где произрастала различная хлебная продукция фирмы «Каравай-Сарай».

. . .

Теперь – все, что касается сливы в виде кулона.

Это романтическая история, потому что сопряжена с любовными переживаниями, хотя речь в ней идет о косточке сливы в форме сердечка. Герральдий подскользнулся без всякой осечки, что позволило ему взглянуть на окружающую действительность снизу вверх в высоком безостановочном темпе. Такой строптивый поворот головы был обоснован явлением, заставившим Герральдия не смотреть под ноги, рассеянно разинув рот, а сосредоточить свое внимание на том мгновении, когда в без минуты полдень центральная арка ажурного свода Любезных Ворот выдохнула с последним облаком утренней свежести наивнейшее наиневиннейшее создание. Наи-наисоздание, опустившись на землю, заботливо поинтересовалось у растерянного Герральдия, все ли в порядке. Герральдий поспешно навел в порядке ревизию и произрек незнакомке вечную жизнь.

Он это сделал потому, что за свои мысли, как и за слова, надо отвечать. Вот он и ответил:

– Ятебялюблю!

В такие ответственные моменты за Герральдия говорит эхо. Это позволяет детальнее расслышать уверенный отзвук своего собственного голоса.

 

…простота восприятия

Герральдий частенько упоминает о человеке, которому все и всегда безоговорочно верили. Не разинув рты или столбенея солью, а просто – без единого сомнения. Сам же он был настолько доверчив, что готов был обменять собственный галстук на заколку от него.

Так случилось, что этому человеку в наследство досталась большая коробка с открытками, среди которых были разнообразные виды природы, курортные места и прочие позитивы. Но больше всего его поразили портреты предшественников. На карточках были изображены люди невообразимой красоты. Лысые девочки, отроки с бесстрашными взорами, дородные господа и женщины с иконопланетными лицами. И все они не мигая глядели на него с картинок и говорили: «Иди же скорее к нам! Чего ты до сих пор ждешь?» И так ему стало стыдно перед всей этой родней, что он действительно ушел к ним.

И теперь непонятно, верить ему или нет после всего этого? Герральдий склонен думать, что такому человеку можно верить, как и любому другому, изведавшему неведомое.

– Одиноко ему было, вот что я вам скажу, – подводит итог Хопнесса, – все-таки ближе, чем Господь, у нас никого нет. Он настолько близок, что мы даже не в состоянии Его разглядеть.

Герральдий принимает от Всеши краткое изложение рассказа, делает корректорские пометки, отправляет в печать, а потом в мусорную корзину, которую выставляет из комнаты.

Подобные истории Герральдий рассказывает всякий раз, как только Хопнесса впадает в глубокие раздумья. В его повествованиях обязательно присутствует некоторая вымуштрованность, которая лишает любое произведение элементарной живости. Ему искренне хочется приободрить своими пресными байками безутешные воспоминания Хопнессы. Иногда это выходит неуклюже, но трогательно. Многое из того, что с ним в жизни случается, – в конце концов оказывается забавным. Он неудержимо пытается выдавать желаемое за действительное. Иногда ему это удается:

– Есть желание посодействовать? – спрашивает он у Очевидии, подвернувшейся под руку.

– Никак нет, – субтоном отвечает дудочка с хохолком.

Герральдий разворачивает трубочку из птицы и задумчиво комкает. Получается кораблик.

– Ту-ту! – Пароход снимается с якоря и, маневрируя, уходит вразвалочку. На кормовой части гордо раскачивается девиз – «SМS».

А следом виднеется предосвещающий отблеск близящегося часа космоозарения.

И вот уже Герральдий намереваетcя совершить очередное открытие. Поднимает взор к куполу обсерватории и рассеянно всматривается в карту беззвездного неба:

– О!

Он обводит кружочком белое пятно и втыкает в него маленький булавчатый флажок с литерой «G». Пятно дергается и возмущенно оборачивается:

– Как вы смеете!

– Пардон. Я полагал, что здесь вакантно.

– Это смотря с какой стороны.

Герральдий поразмысливает и находит местечко, похожее на заброшенную резервацию, в близлежащей атмосфере которой царит колючий космический морозец.

Теперь ему еще предстоит придумать подходящее название для неосвоенной частички воздушного пространства. Пусть она пока будет называться «Aerra-Inkogtina». Уж очень она когтистая да царапучая.

. . .

Рассудительный Герральдий обращается к импульсивному Герральдию с призывом об окончательном отказе от плевка во внешний мир:

– Из окружающего нас мира необходимо брать самое лучшее. А из себя выпускать в мир также самое полезное. А все плохое в себе необходимо преобразовывать, прежде чем выпускать на волю…

Придирчивый, но предусмотрительный Герральдий уже потеет, чтобы не терять времени. И похоже, не собирается опровергать доводы напутствующего Герральдия. Выныривает из парилки и, отдуваясь, салютует веником сопарнику.

– С легким паром! – сообщает сам себе Герральдий и закругляет нравоучительную лекцию. Лекция откатывается в сторону и загромождает собой выход из бани, откуда доносятся возмущенные возгласы впечатлительного Герральдия:

– Хорошо, хорошо! Я не буду плеваться в мир.

Грядет банкетный час торжества справедливости…

. . .

Стекая свободной половиной часа на дно сферического аквариума с каплеобразной золотой рыбкой, Герральдий раскачивается перед задумчивостью Хопнессы. Синхронные волны убаюкивают Герральдия.

Хопнесса обвязывает Герральдия дымонепроницаемым коконом:

– Что-нибудь выяснил?

– Яслно одлно, врлемя безлмерлно! – доносится булькающий голос.

– Ясно одно – время безмерно, – связывает Хопнесса прозвучавшие слова.

Пух-х-х! – в специальном отверстии исчезает трубка Герральдия.

«Посмотрим, что уготовано нам в следующем часе…» – ехидно фыркают недоверики.

– Посмотрим, что уготовано нам в следующем часе! – старательно поскрипывают перьями радивые доверики.

 

…огнегрив

Беззаботная оранжевая точка начинает увеличиваться, раздваиваться, растраиваться и, наконец, все эти множественные части растаскиваются цепкими коготками в разные стороны. Получается паутинка. Она растягивается, растет и поглащает Герральдия своими огненными сетями. Вместо паука – вертикальный черный глаз, на фоне которого золотистая паутина с Герральдием внутри опять кажется маленьким огоньком. Огонек угасает и рассеивается едким дымком. В воздухе пахнет паленым.

Ватзахеллы к сильным и здоровым не заявляются. Пора звать на подмогу Геогрифа. Где эта его пресловутая громогласная раковина?

. . .

Самое время рассказать продолжение истории о человеке, которому все безоглядно верили. В частности, о том, как однажды он стал невидимым.

Человек этот был простым неизбалованным мужем, когда взялся выполнять ежедневные утренние и вечерние упования. Затем – раннеутренние, позднеутренние, полуденные, послеполуденные, дневные, ранневечерние и поздневечерние. Когда он усвоил упования, он начал чаять близости родных, соседства близких, родства знакомых, бытия живых и мертвых, жизни смертных и бессмертных. И наконец, когда все его мелкие и крупные пожелания слились в единый непрекращающийся поток стремлений, человек этот исчез из поля всеобщего зрения. Перед исчезновением он сообщил, что очистился и не может воспринимать в себя ничего – даже воздуха. Далее обнаружилось, что его неутомимый голос разносится вблизи дорог дальнего следования в разных уголках планеты, периодически извещая о мире, полном чудес и распахивающем свои гостеприимные объятия всем страждущим. Теперь его официальное прибежище базируется на пересечении первой и второй биссектрис Унимерианского треугольника.

. . .

Герральдий непроизвольно утрачивает всяческий покой, как только ощущает толику мощи, превращающей обыденность в загадочность. Когда же ему удается совладать с собой и обрести душевное равновесие, начинают происходить удивительные вещи. Герральдий обнаруживает простую закономерность всякий раз, как только глаза открываются сами собой, – он оказывается в мире, полном чудес. «Может, и вовсе не закрывать глаза?» – озадачивается естествоиспытатель.

Однако пора в поход. Герральдий трубит полный сбор:

– Так! Слушай мою команду. Лаптям, телогрейке и вжикающим штанам – вольно. Остальным объявляется готовность номер один плюс-минус пять минут.

Перед Герральдием выстраивается шеренга сверкающей обуви:

– На-пррравый-левый-рррасчитайсь! – рявкает крайний ботинок с круглым красным носом.

– Отставить! Я надену вот эти, – Герральдий указывает на пару неразлучных сапог. – Два шага вперед, ать-два! Всем отбой.

Ни разу не надеванные штиблеты вяло расползаются по сушилкам, отбивая чечетку.

 

…«4П»

Герральдий сидит на подоконнике, поджав ноги, как большая птица на яичной кладке. Сверху за ним внимательно наблюдает Хопнесса.

Герральдий отчитывает собственную тень:

– А почему вы все время смотрите в сторону, когда я с вами разговариваю?

– Потому, что свет падает сбоку.

– А как он должен падать, чтобы вы смотрели на меня?

– Свет должен быть направлен мне в затылок.

Четыре «п» – это принцип перспективы птичьего полета.

Геральдий одним вдохом втягивает ноздрями генеральный план местности. Теперь он видит и слышит окружающее глазами и ушами знакомого города. Ему ведомы чувства каменного организма:

– Дышите, не дышите. Вам требуется приток свежего воздуха, желательно морского.

– Скажите «а-а-а». Вам необходим дополнительный курс интенсивной инсоляции…

Наконец-то появляется Верика и обращается к Хопнессе с разряжающим обстановку вопрошением:

– Что делает Герральдий?

– Иногда он радуется, иногда вздыхает, но обычно просто молчит. Это называется градоконсультацией. Весьма трудоемкое занятие, требующее уйму времени и терпения. Что-то навроде игры в бисер. В данном случае это планировочная сетка и набор дагоценностей естественного происхождения, которые впоследствии будут отшлифованы или обрастут грязью, в зависимости от рода жизнедеятельности населенного пункта.

 

…мыслимые предвидимости творческого пути

Близится час самосовершенствования. Герральдий засучивает рукава, затачивает большое страусиновое перо и обмакивает в чернильницу. Ляп! На чистом листе возникает развалившаяся в собственной самоуверенности жирная клякса:

– С чего начнем?

– В каком смысле? – пытается сообразить Герральдий.

– Смысл прост. Поскольку это мультик, то вы теперь мультиклепатор. А я главное действующее лицо, то бишь продуцер. Я вам сгенерировал идею, а вы теперь воплотите ее в жизнь. Действуйте!

– Допустим, вот так! – Герральдий берет любимую пипетку, втягивает кляксу и водворяет обратно в чернильницу. Клякса шлепается в чернила под дружные язвительные аплодисменты:

– Добро пожаловать в родные шпинаты! – злорадствуют осевшие на дне сливки каллиграфического общества. – Не удалась голливудская карьера?

Из чернильницы доносится злорадный булькающий хохот. Герральдий прикрывает этот кипящий брызгающийся фиолетовый бульон бронзовой крышкой с надписью «Конец фильмам». Неужели же это конец?

– Да нет же, нет! – возмущаются доверики с недовериками, закатывая рукава и затачивая перья.

. . .

Герральдий смотрит в лицо смерти.

– Где-то я уже видел это лицо. Мы случайно не встречались раньше?

Смерть ухмыляется Герральдию в глаза. Ох, нехорошая это усмешка. Неизвестно, кто кого пересмотрит, но Герральдию пора возвращаться. Стрелки уже соединились, и он слышит голос Верики:

– Уауау-а-у-а-уа-уауа… – Пролетает вереница черно-белых хвостиков.

. . .

Герральдий неспешно пропускает титульный лист с заглавием и приступает к разработке. Титульный лист с заглавием, продолжая вальяжно беседовать, занимают почетные места в первой папке.

Далее следует подробное описание причин, оправдывающих отсутствие замысла, среди которых перечислены – литературная блажь, послание к неведомым потомкам и прочие отвлекающие уловки.

В конце следуют два истертых до дыр предложения, которые смог бы прочесть любой мальчишка, читавший в детстве рассказы про сыщиков, пользовавшихся для отвода глаз кипяченым молоком в своих тайнописях. Итак…

Рокочущая ванна наполняется теплым пористым шоколадом. Быстро мелькают заглавные титры, но музыка обуздывает их соответствующим плавному ритму темпом и деликатно расставляет по своим местам. Герральдий смотрит завороженно. Это, безусловно, натуральный «graficuum mobile» – из яшмы, малахита, мрамора и серпентинита, изготовленный заботливыми и добросовестными руками Всеши и Верики. Причудливо движущиеся картины перетекают из одной в другую, удивительным образом оставаясь на месте. Стена бассейнового зала приобретает сангиновый оттенок. Наброски лошадиных и человеческих фигур, части тел, чертежи, растительные узоры, папирусные крылья. На экране высвечивается рельефный торс обнаженного по пояс мужчины с фамильярной наколкой периода возрождения: «Viva Leo!». Герральдий начинает ощущать некоторое смущение:

– Минуточку! Это еще что такое?

Мозаичное панно застывает в кадре.

На подходе час пропесочивания птицы с неугомонным хохолком…

. . .

Когда Герральдий молчит, Верика чувствует на себе пик атмосферного давления. Ей не нравится, когда на ней заостряют внимание. Поэтому Герральдий терпеливо ждет. Время еще пока есть. Верика сбрасывает с себя груз нависшего молчания, поднимается к потолку и взирает на Герральдия чуть свысока:

– А что значит управлять временем?

– Это значит не обращать внимания на часы.

– Зачем же ты окружаешь себя таким количеством циферблатов и стрелок?

– Чтобы целенаправленность происходила с ювелирной точностью. Порой мгновения притираются так плотно, что между ними не просочится даже дух времени.

«Бомм!», пауза, «бомм» и еще раз – «бомм».

– Слышишь! А теперь?

«Боммбоммбоммбоммбоммбоммбоммбоммбомм…»

Большое сердце теряет очертания.

 

…неуместная и несвоевременная брань

Герральдий снимает безуголку и выбирает самую удобную в своем положении позицию. Он ложится между небом и землей.

И вот что он отсюда может набдюдать. Поверхности сегодня не видно, и это к лучшему. Левая часть круглого окна плотно закрыта курчавыми серо-голубыми портьерами, а правая половина чистеет прозрачной голубизной, по которой проплывает бледный полумесяц, рожками вниз.

– Целых полмесяца! – изумляется Герральдий.

В облаках появляются просветы, но их ловко заштопывает ветер-невидимка. Герральдий видит нарядное платье вселенской невесты. Белое, пышное, вьющееся в невесомости. Фата продлевается далеко за вертикант. Тишина. Правое и левое полушария безмолвствуют.

. . .

Поверхность оперативно приближается.

– Надо вызывать Герральдия!

– Но он вот он – спит!

– Это значит, что он где-то далеко. Нам надо его разбудить!

Аэрофаг приближается к земле. Верика безмолвной улыбкой извлекает погрузившегося в сон Герральдия на белый свет. Герральдий смотрит в лобовое стекло. Перед ним карта незнакомой местности. Он сильно втягивает воздух и берется за самую большую рукоятку:

– Б-р-р! Бр-р! Бр-р-рось…

Картинка на экране затуманивается, затем рассеивается, и Верика видит, как мимо проносятся стога сена, роща, птицеферма. Герральдий прехватывает рычаг поменьше:

– Щ-щ-щ! Щ-щ-щас…

Герральдий легонько нажимает мизинцем на маленькую аккуратненькую перламутровую кнопочку розового цвета:

– С-с-с! С-с-стоп.

Происходит сильный резкий толчок, и все переворачивается с ног на голову.

. . .

– Выпустите нас отсюда немедленно!

– По инструкции необходимо дождаться полной остановки самолета! – строго крякает репродуктор.

– По инструкции это уже не самолет.

Террофаг останавливается в пыли кукурузного поля.

Таким образом, назрел час агрокультуры…

Стоя на обычном краю, Герральдий с удивлением обнаруживает то, что он искал так долго и так далеко отсюда. Река Воя вертится у него под ногами. Он совмещает проекцию зрительной карты с подножной. Так оно и есть. Задумчивый Герральдий долгое время сидит под струями падающей воды и приходит к выводу, что он не в силах постичь закона естественного слияния. Это намного проще и совершеннее человеческого. Вот уже несколько часов он наблюдает за огоньком свечи, сидя на кончике секундной стрелки, подрагивающей с каждым щелчком, и наконец видит ореол явленного отсвета. Это как застывший светящийся туман с тончайшими кристаллическими иголочками.

У Герральдия начинает пощипывать глаза от шипяще-искрящихся слез. Он со свистом чихает, словно разболтанная бутылка с сидром.

Облако рассеивается. Герральдий поспешно затыкает нос, но прежний отсвет безвозвратен. Такова природа сияния.

 

…очень тонкая материя

Герральдий иногда рассказывает истории о таких персонажах, которые просто не могли не повлиять на ход событий. Например, он вспоминает одну из совершенствовательниц своего времени, облагораживавшую собой целые пространства. Все специалисты в один голос подтверждают: «Да, да, да! Помним, помним! Как же, как же».

Речь идет об одной давней знакомой, которая из простого любопытства однажды преобразила свою внешность. Затем решила изменить одежду, мебель, квартиру, парадное, улицу, город, и вдруг ей пришла мысль усовершенствовать внутреннюю сторону своей жизни. То есть взглянуть на нее с неизведанной стороны. И ей удалось это. Далее ей предстояло осуществить что-нибудь поистине грандиозное или, как выражается Хопнесса, – встряхнуть космическую пыль.

И вот недавно Герральдию поступило сообщение в форме долгожданного известия, что мир наконец-то изменился. Мир изменился!

– А почему бы ему, собственно, не измениться, если он делает это ежемгновенно? – звучит язвительная реплика из книги.

Птица Очевидия с готовностью кивает хохолком:

– Вот то-то и оно. Глазом моргнуть не успеваешь! – Она попеременно хлопает глазами: одним быстро, другим медленно.

. . .

Сколько Герральдий ни пытается, он не может усмирить даже бурю в стакане. Разгонит водоворот, а остановить не может. Сколько кораблей затонуло в этом море! Герральдий печально вздыхает.

Наступает традиционный час неторопливой чайной ложки.

Герральдий молча наблюдает движение круговерти. Перед ним проносятся горы, долины, моря, песочные берега.

– О чем ты думаешь? – интересуется Верика.

– Ни о чем.

– Как можно думать ни о чем?

– Никак. Я хотел выразиться, что не думаю ни о чем.

– Разве можно не думать ни о чем, глядя на это! – Верика указывает на карусель происходящего.

Герральдий озадачен и поэтому вынужден воспользоваться художественной паузой. Картины мелькают с такой скоростью, что его относит назад. А там северный ветер сдувает все без разбору. Герральдий машинально хватается за хвост жуженота, а тот, хотя и маленький, но все же вытягивает его обратно на тихую орбиту. Герральдий поправляет взъерошенный мустаж:

«Любопытно, как они там с трехсотлетними бурями управляются?»

 

…час генеральной уборки первоисточников

В воздухе витает космическая пыль. Близится час выноса сора из избы.

– Не пора ли взяться за дело? – горланит Герральдий, перекрывая грохот падающих шкафов.

Кабинет вздрагивает. Герральдий, облаченный в уборочное кимоно, расшитое огурцами последнего урожая, стробоскопически быстро приближается к отражению в зеркале и задорно тюкает себя по носу. Раздается приглушенный матовый звон:

– Чистейший фарфор! – констатирует птица Очевидия, сдувая пыль с потустороннего Герральдия.

Сегодня уборка по первому разряду. Герральдий обкуривает благовониями исполинский стол на резных ножках, натирает его поверхность сушеным воском и обмахивает шелковым поясом.

В единственном заколоченном ящике стола обнаруживается подшивка газет столетней давности. Герральдий запускает руку в бумажную кипу и наугад выуживает первое попавшееся известие:

– Вот, пожалуйте, газета Инфробремя – «Житейский колдун из балаллайской пещеры сообщает своим ученикам о том, что мир изменился». Ну надо же!

Герральдий уточняет дату выпуска:

– Одно и то же, из века в век! Даже рисунки есть.

Далее в ассортименте: программа передач капустоведения, прогноз погоды на завтра (с ветром и без), реклама скороспелых эмптей, кроссворд, состав редакции, адрес.

– Ни здрасьте ни до свидания, – Герральдий вытряхивает содержимое ящика в камин.

– Дорогой, ты не мог бы подобрать пару отголосков прошлого для традиционного замеса? – доносится озабоченный голос Хопнессы, тонущий в бурном потоке шкворчащих звуков. В воздухе пахнет жареным.

– Раз, два, три, четыре, пять! – считает Верика, и в этом она безусловно права.

Герральдий выковыривает из золы уцелевший кусочек необгоревшей бересты с триллипутской инструкцией по блинопечению.

Отвлеченный ароматом лепешек и голосами, необремененными информацией, Герральдий направляется в столовую. На тыльной стороне кимоно нестрогим наклонным шрифтом вышита надпись: «Мир изменился!».

– А почему бы ему действительно не измениться?- игриво мурлыкает себе под нос Герральдий.

 

…стихийные тишины

– Герральдий, а ты еще не утратил сноровку складывать стихи? – неспроста спрашивает Хопнесса.

Герральдий накладывает в тарелку блины неровной стопкой:

– «Вот идет бегемот, – кривляется Герральдий, заталкивая в рот лепешку, – у него большой живот, очень трудно бегемоту продвигаться по болоту».

Лепешка застывает на полпути, отвлеченная проплывающим мимо бегемотом, который вопреки вышесказанному двигается энергичным брассом.

– Это ты сочиняешь на ходу, а вот так, чтобы погрузить свой мысленный взор в пространство и извлечь строки о любви?

– Позвольте мне, сударыня, сейчас не выплескивать свои теплые сокровенные чувства на постылый чугун бытия!

– О, это уже лучше! Но это проза. Не вынуждайте даму просить. Смилостивьтесь! – призывает Хопнесса.

Герральдий тянет паузу. Распахивает окно. Задумчиво смотрит вдаль, взмахом блюдца призывая ветер стихнуть. Наконец оборачивается и убаюкивающим тоном произносит нараспев:

На девичьем теле тончайшая кожа

Сосуды похожи на молниереки

Сверкают собой освещая дорогу

Идущему вслед громогласному эху

Таинственным следом подобного сверху

Везде рассыпающим звездную пудру

Неистребимым небесным восторгом

Неиссякаемым солнечным смехом…

В распахнутые створы большого окна столовой вваливается беспардонный плавучий герральдиевский храп, бороздя своей седой бородой тонкие занавески. Герральдий вздрагивает и открывает глаза. Хопнесса закрывает окно.

Ветер усиливается, близя миг признания в своем отечестве…

. . .

– Эх-хэ-хе! – облегченно вздыхает Герральдий, и это означает, что он где-то наглотался усталости.

«Никогда не выдыхай постороннюю гадость в доме!» – гласит неукоснительное правило Хопнессы. Герральдий распахивает окна, выворачивает гостиную наизнанку, протряхивает капитально и делает так:

– Фь-ь-ь…

Щелк! И на небосводе вспыхивает новая звездочка.

Герральдий пытается затащить убранство комнаты обратно в окно. Интерьер упирается, сетуя на пропахшие дымом ковры и закопченные стенки камина. Герральдий упирает ноги в подоконник с надписью «№198» и со скрипом втягивает внутренности на место. Освежившаяся комната похорошела. Некоторые вещи поменяли привычный стиль: кресла посветлели, стол слегка округлился, стулья похудели, а в углу за потолок зацепилась приблудившаяся раскидистая пальма – символ юга и надежды.

– Неплохой улов! – подводит итог Герральдий. С потолка на пол падает остекленевшая от космического холода малюсенькая звездочка величиной с искринку. Герральдий разгадывает ее желание и укладывает звездочку в коробочку из-под заколки для галстука. Там уже расположились несколько других звездочек и, по-свойски развалясь на бархате, угощаются снежной пудрой:

– Ой, смотрите-ка – новенькая. Добро пожаловать на фабрику звезд!

Герральдий их собирает к праздничному концерту для исполнения первой части «Рождественской оратории» Иоганна Себастьяна Баха. Единственное, что его смущает, – это полная непросвещенность небосводных див в области житейского классического репертуара. Более того, они считают фамилию выдающегося композитора недостаточно благозвучной:

– Вы бы еще Брамса выбрали! И вообще, нас сюда не ораторить пригласили. Давайте мы вам исполним настоящую звездную музыку астра-класса!

В кабинете воцаряется такая тишина, что у Герральдия в голове начинается перезвон.

Больше всего их, конечно же, раздражает непрерывное брутальное тиканье и бомканье в кабинете Герральдия, но они весь этот шум с легкостью переносят в межзвездное пространство.

Хопнесса утверждает, что они еще несовершенновечные.

 

…растяжимое понятие жизни

Герральдий отклоняется от чертежей, заваливших его стол, и, не откладывая в долгий ящик, идет совершать какой-нибудь подвиг. Не в том смысле, что он сейчас знает, что его ждет, а в том смысле, что он неминуемо готов даже к тому, на что он вовсе не способен. А повод для свершения всегда найдется. С невероятной самоотдачей продвигаясь вперед, Герральдий мужественно распахивает дверь ванной комнаты. «Что ни шаг, все событие для ленивого человека», – рассуждает смекалистый стратег, наматывая зубную пасту на щетку.

Герральдий зевает и мечтательно произносит:

– Если будет угодно наступить завтрашнему дню, то у меня появится еще один шанс усовершенствоваться.

В кабинете раздается скрип мачты плавучего призрака, запоздало нагоняющего закатившееся светило. Слышен убаюкивающий плеск парусов и скрежет днища о грунт. Корабль садится на мель. Какое увлекательное начало сна.

Близится час разновидений…

. . .

– Видишь этот маятник? – Герральдий указывает в темноте на раскачивающийся диск. – Влево, вправо. Влево, вправо. Чем левее, тем правее. Чем правее, тем левее…

В полночь, находясь на левом конце маятника, Герральдий чувствует обволакивающий шорох Хопнессы и включает световой сигнал:

– Где мы?

– Справа.

Луч прожектора плавно скользит вниз по стене.

Близится смена караула. В проеме входа появляется знакомый профиль.

– Какая следующая обстановка? – уточняет сонный Герральдий для проверки бдительности.

– Наша, – подтверждает Геогриф, почему-то входя боком.

На двери, расписанной под металл, мигает надпись «Выход».

– Будьте уверены! – Герральдий решительно дергает ручку на себя.

– Охторогно, двери закрываютхя, – шамкает репродуктор нерегулируемым голосом птицы Очевидии.

Двери закрываются. С обратной стороны надпись – «Заход».

 

…ее утро

Наступает час пробуждения.

Евсения предусмотрительно кладет руку на пробудильник. Утренняя книга с белым узорчатым листом поскрипывает буквами в неразмятых валенках. Начало зимы, глава первая.

– Да что же это такое? Почему первая-то? – явное замешательство среди недовериков.

– Ну, это теперь первая, а раньше была третья, – подмешиваются доверики. – Вы бы начинали утро с чего-нибудь приятного вместо набившего оскомину возмущения. Доверчивее нужно быть к «постфактумам»!

На фоне завязавшейся утренней перепалки между самописцами Евсения ловко собирает головоломку из умывания, переодевания, завтракания и отбывания в необходимом порядке, предварительно осуществив ритуал настройки на нужный лад. Она подходит к раннеутренней партитуре и начинает бормотать строчки. Из воскового обрамления, не имеющего определенных размеров, на нее взирает недремлющий дирижер, который отвечает холодным приветствием и предупреждающе качает указательным перстом в красной рукавице, обозначая темп. Евсения сообразительно поправляется и читает нараспев. Разогревшийся метроном одобрительно застывает, выдыхая со свистом длинное облако пара. Этого достаточно, чтобы Всеша выпорхнула прямо в окно. Так ближе.

. . .

Евсения является наиближайшей подругой Верики. Верика называет Всешу «светлоголовой». Они не могут друг без друга ни дня и, расставаясь, каждый раз обмениваются какими-нибудь подарками, которые обязательно пригождаются в дороге. Это есть обязательное условие девичьего ритуала.

Всеша обладает редким умением не загромождать собой пространство, поэтому имеет ценное дозволение путешествовать во всех предвериях: девиях, придевиях, превиях, тридевиях, тревиях и далее того.

 

…Зимуил зимующий

У Евсении много дорог, и каждый раз она выбирает новую. Сегодня ею выбран путь через смешанный лес, покрытый свежевыпавшим снегом. Неприкосновенный запас тишины позволяет поглощать не только скачущие, но и летающие звуки. Кони открывают рты, из ноздрей валит двухметровый пар, а ржание и храп, не успевая разнестись, застывают в воздухе рыхлыми сугробами. Бесшумно шныряют белки, беззвучно строчат дятлы, зевают лисы – настоящее немое бело-белое кино. Евсения собирает все ритмы в кулак и, зажав пульсирующую жилку, принимается назначать гармонии, мелодии, контрапункты и звуки необходимых инструментов. По ходу следования белоснежные коралловые ветки деревьев усеиваются нотами неслышного произведения, оставаясь ждать до весны, когда их муравьиные почки распустятся и запоют Всешины дорожные этюды. Евсения оставляет заснеженное послание Веснуилу веснующему и замечательный сюрприз Хопнессе.

. . .

У Евсении всегда обворожительно струящиеся косы, и прическа ее меняется в соответствии с характером настроения. Речные локоны постоянно в движении. Иногда это бывают мирные волны, а иногда с барашками. Когда она появляется на занятиях в школе, ее прическа составляет девять баллов по шкале Хопнессы, а после третьего звонка, возвещающего начало уроков, шторм достигает двенадцати баллов. От команды о завершении последнего урока может произойти настоящее цунами.

 

…хождения по наукам

У Евсении есть своя харизматека. В ней архивированы те учения, которые она коллекционировала все предшествующие годы. Вот некоторые из них:

Простопись, Тайнопись, Прямопись, Скоропись, Яснопись, Искропись, Вернописание, Чувствоведение, Евсеника, Уратика, Клинопись, Чудописание, Чудология, Чудодеяние, Упоеника, Трудочерпие, Рукометрия, Живописание, Добролюбика, Целеведение, Любомыслие, Круговертие, Шародезия, Гелиопатика, Равнометрия, Веснопение, Умозреника, Письмография, Красование, Мастерознание, Бесценика, Шедевроведение, Сокровеника, Миробдение, Островидение, Здравомыслика, Чистознание, Самодержание, Словоблюдение, Заповедение, Астрометрия, Звездономия, Вкусоведение, Услажденика, Тихология, Утешивание, Ныневидение, Небесация, Душезнание, Возможествование, Откровеника и Сокровеника, Убежденика, Благотургия, Букватура, Истинье, Подвизание, Содержатика, Исполнетика, Живодание, Исшествование, Естествика, Веселение, Чистоведение, Противоскверние, Спасобие, Утешиния, Воцарение, Правидение, Празрение, Даровидение, Словие, Очевидика, Чистоимение, Честезнание, Доблестика, Пречистика, Исповедение, Покаянство, Унилогика, Ясноцелика, Устремлогия и еще некоторые недоосвоенные впередсмотрящие знания.

Всеша не скрывает своего неудовольствия. Она получила домашнее задание – сделать популярный доклад по существознанию о ватзахеллах. Евсения перекопала кучу специальной литературы и вот какие наблюдения она излагает в своей работе:

«В северных краях водятся тяпоголовые, хлопоголовые и гологоловые представители отряда ватзахеллов. Шкура ватзахеллов покрыта бурыми усавками. У них не бывает своих зубов, глаз, ушей и многих других частей головы и тела. Либо их нет вообще – с самого начала, либо они заимствованы, как и все остальное. У ватзахеллов нет ничего родного, за исключением хвостов, поэтому выглядят они нелепо и неестественно. Иногда среди них встречаются представители с несколькими приобретенными носами, или если нос все-таки один, то непременно в самом неожиданном месте. Или же левое ухо от слона, а правое от зайца. Бывает, что у них глаза на затылке, а бывает, что они бегают сами по себе, как насекомые. В общем, никогда не знаешь, как они будут выглядеть в следующий раз. Но их можно распознать по горьковатому запаху и слизнеобразным длинным следам, тянущимся от многочисленных мокрых хвостов разного калибра. Еще они постоянно хнычут. Или просто подвывают. Их основная повадка – вызывание жалости. Наотрез отказываются пить воду. По природе своей являются чужеядными, но встречаются и сердцееды. Невыносимо ленивые и, что самое опасное, чрезвычайно заразны. Стоит ватзахеллу только зевнуть, как вокруг все покрывается пылью, плесенью и червоточиной. Растительность моментально начинает гнить и ветшать.

Ватзахеллы отбрасывают по нескольку теней. Они их таскают за собой целыми охапками, путаясь в них ногами, как в начертательной геометрии. Не умеют перемещаться по ровной местности. Зато ловко пожирают огонь, отчего шерсть их пахнет палью. А ведь, приведи они себя в порядок, могли бы стать замечательными спасателями или артистами. Они – прирожденные фокусники, минипуляторы, подтасовщики, престидижитаторы и максипуляторы. А когда насосутся какого-нибудь пиратского мазута, то начинают пускать черные пузыри.

А все потому, что тепло с холодом перепутали, а откуда и куда двигались, забыли по своей нерадивости. Может, для них какой-нибудь заповедник или интернат построить? Научить жить в естественной среде и не бояться белого света. А потом отпустить в тундру. Там для них идеальные условия. Воздух чистый и суровый, а ватзахеллы суровость признают».

Всеша заканчивает докладывать, Герральдий одобряюще кивает. Особенно ему понравилась идея с заповедником:

– Под Имли расположен крупнейший крылопитомник. Там огромные умеренноклиматические пространства. Чистые горные озера. Небо близко. Хочешь тепло, хочешь прохладно. Как душе угодно!

– То-то и оно, что они утеряли живость.

– Ну если уж сейчас научились разводить суррогатные крылья, то скоро начнут торговать искусственными душами. Гоголя Николая Васильевича читала – про торговцев мертвыми душами? Страшное дело.

. . .

* Далее Герральдий приводит фрагмент рекламного проспекта, упоминаемого крылопитомника, где перечислены некоторые выведенные сорта, без указания экспорегалий:

«Незримые», «Мурманские безразмерные», «Вечерние выходные», «Бесшумные», «Многоразовые одноразы», «Чаризма», «Любительские», «Противоударные», «Особые утонченные», «Махеровские», «Восточные бесперьевые», «Силиконовые», «Резинобитумные», «Цельнолитые», «Демисезонные», «Олимпийские деревянные», «Виртуальные», «Интерактивные», «Юбилейные со злаками», «Утепленные с люрексом», «Белиссимо», «Нагрудные», «Унесенные ветром», «Карманные», «Безразмерные», «Декоративные», «Повседневные», «Хвойные», «Дольние», «Непромокаемые», «Театральные», «Туристические раскладные», «Подводные», «Им. 300-летия независимости приморской полосы», «XXL», «Гермесы», «Астронавтические», »Мимолетные», «Семнадцать мгновений», «Термокрыл», «Реактивные», «Падшие», «Докторские», «Липовые» и многие другие.

 

…теорема Двахэдва

Всеша приводит в действие доказательство теоремы Двахэдва. Собрались светила различной величины. Звезды, настольные лампы, ручной фонарик, флюоресцентная глубоководная рыбка, просто светлячки и все доможители. Всеша в строгом бело-черном наряде берет доказку и приступает:

– Итак, общеизвестно, что в разных системах измерений одно и то же математическое действие может означать разные результаты. Классический пример, когда все системы измерений пытаются раз и навсегда договорится, что «двахэдва» было, есть и будет каким-нибудь определенным числом.

На кафедре появляется таинственное число в черной маске.

– Чаще всего упоминается число «4».

Неизвестное срывает маскировку, под которой открывается лицо дерзко улыбающейся пятерки.

Всеша производит на грифельной доске необходимые действия. Пятерка рассыпается на единицы, исчезает в собственном цилиндре и перемешивается, накрывшись плащом. Евсения вытряхивает из шляпы четыре колышка:

– Это всё, как вы понимаете, теория, то бишь ловкость извилин и никакого мошенничества.

Птица Очевидия пытается обнаружить подвох, копаясь в ворохе принадлежностей на столе.

– Браво! – Герральдий уничтожающим щелчком сбивает муху с чернильницы, проникнувшую без аккредитации. На столе от назойливой папараццы остается длинная прямолинейная клякса.

Всеше вручается особая награда – «За доходчивость перед отечеством!». Всеша спускается с кафедры и доходит до Герральдия. Верика подносит на подушечке заячьи ножницы, Всеша торжественно перерезает ленточку с надписью «Открытие сего дня».

С галерки доносится завистливый голос нахохлившейся птицы Очевидии:

– Убери мел с губы!

Евсения невозмутимо парирует:

– А я и не вру!

Комментаторы из книги восторженно галдят:

– Сенсация, сенсация! Пиши заголовок – «Вундеркинды берут науку за горло».

Говорящая птица покрывается стыдливым румянцем и обильно посыпает хохолок мелом:

– Б-р-р-дзэ!

– Будьте здоровы.

– Есть быть здоровой.

. . .

Евсения добровольно возлагает на себя ответственность за соблюдение образа мадонны в чистоте и исправности. Новая белая кофта выдержана в невозмутимо девственном стиле. Удачно замаскированный горностай тонкой молнией мечется по диагонали крест-накрест. Видимо, еще не обжился и побаивается предстоящей стирки.

– Ничего, завтра будешь как новенький, – успокаивает орнаментального зверька бывалая птица-ветеран. – Я тоже каждый вечер чищу перышки.

Брезжит час прозрения…

 

…утро третьей четверти года

Близится час позаранка.

Но Хопнесса уже смотрит в окно. Ранняя книга в нарядном халате из первоцветных листьев распахивает очередную главу, и у Хопнессы под сердцем раздается щебет. Встрепенувшееся сердце заводится с полуоборота:

– Доб-р-рое ут-р-ро!

Книга, застигнутая врасплох, неловко подхватывает:

– Доброе утро, доброе, утро доброе! Доброе, доброе, доброе утро! Доброедоброедоброе…

– Заело, что ли? – Хопнесса хлопает книжку по обложке.

– Чуточку пониже, пожалуйста! – направляют книжные лоцманы.

Хопнесса – удивительный человек. Она умеет радоваться и проявлять интерес к самым простым и неприметным вещам. Сейчас она рассматривает кирпичную трубу противостоящего дома. Труба меняет очертания и форму до тех пор, пока Хопнесса не отрывает взгляда и не выходит из спальни со словами: «Let it be». Из медного геликонообразного дымохода разносятся протяжные граммофонные аккорды.

Хопнесса отправляется возделывать сад.

Близится ежевесенний час брения…

 

…Веснуил веснующий

Хопнесса выслушивает Всешино музыкальное послание и принимается за цветы. Сейчас – период самых свежих и самых девственных цветов мирового сада. От непрочного их аромата тает и растворяется в воздухе материя космоса.

Хопнесса купается в бездонном океане цветочных запахов. Всешины ноты воспевают дружными птичьими голосами, дополняя звуковую партитуру цветомузыкой и весенней палитрой благоухающих красок всевозможной растительности.

«Поперло!» – как выражается Герральдий.

. . .

Хопнесса хлопает в ладоши:

– Внимание! Сегодня у нас выходной…

Вся кухонная утварь начинает протестующе бренчать и галдеть.

Хопнесса продолжает:

– Сегодня у нас выходной по поводу дня рождения, и нам предстоит подготовить грандиозный праздничный стол.

Раздается ликующий звон посуды во главе с чугунным чаном:

– Совсем другой коленкор!

– Поаккуратнее с выражениями, пожалуйста, – доносятся голоса из книги, примеряющей на себя куличеобразный кулинарский колпак. – Что будем печь?

– Печь – это я, а вы будете выпекать. Только никакой самодеятельности, – берет в свои ухваты бразды правления прогревающаяся печка.

Атмосфера накаляется, то тут, то там разносятся возбужденные возгласы.

– Вы чего там раскатываете? – контролирует процесс Хопнесса.

– Пирожки, – автоматически отвечают скалки.

– Их в духовку приготовили, замесите-ка лучше песочное тесто…

Деревяшки скатываются в кладовку за песочной мукой, где пыль стоит столбом. Мешалки раскраснелись до посинения.

– Не взбивать, не взбивать!

На пороге появляется привлеченный шумом Герральдий, с ног до головы в панировочных сухарях:

– Вот это месиво… – застывает он в дверях, мешкаясь среди злаков.

– Дорогу! – налегает следом коромысло с полными ведрами.

Наступает час полной готовности…

. . .

Хопнесса интимным сердцем чувствует отеческий запах и может безошибочно распознать родительскую жилку, поэтому она снисходительна к безалаберности Геогрифа и твердо уверена в его изначальности. Он хороший сын, значит, будет хорошим отцом. Смиренно выдерживает тяготы и давления, значит, в нем заложены крепкая основа и надежная опора. Геогриф чувствует поддержку Хопнессы и старается всячески сдерживать свое ревностное неприятие участливого отношения Верики к потусторонним собакам. Хотя последние все реже и реже появляются в окрестностях. То ли они устали есть сладости, то ли побаиваются грозного укротителя.

 

…ее имена

Их довольно много. Но вот несколько из них:

Прасофья, Неботрога, Покровна, Запеканья, Трожика, Скорбея, Нынека, Векушка, Готица, Верховья, Чуприда, Бозика, Романтея, Восплакея, Ежелика, Жемчуда, Перышка, Абланья, Облика, Бодролетта, Астрица, Светличия, Магнетта, Светожда, Ужелия, Оранжелина, Сметанида, Витания, Отсветика, Ярика, Светлолика, Викториада, Биорита, Песнапея, Вангелика, Искрапея, Светлофея, Сакрафена, Анжейка, Ивангела, Вангелия, Женевра, Вижденья, Вангица, Ображенья, Ангелита, Хмелия, Эгегейя, Гениада, Огница, Искреция, Утешика, Утешинья, Ежебе, Антика, Оптинья, Умалика, Уйма, Турмалина, Милика, Фелия, Лежевика, Южица, Кареокка, Ведия, Ведичия, Трассиопея, Гелиодея, Отрадия, Искрафена, Искрида, Блестида, Скородея, Астрактида, Астралия, Простовласка, Олушка, Гениетта, Гениада, Успения, Возглафья, Вознесинья, Снебушка, Огурочка, Ангелайя, Ублажета, Жилайя, Живея, Усладика, Мягчея, Сдобика, Солевия, Свечица, Вечия, Кристофья, Прикословья, Косновения, Веденика, Лавья, Иконна, Воинья, Веренея, Мигея, Мановенья, Енна, Бренья, Рафида, Простика, Извинида, Смешанна, Тишанья, Йованна, Иванида, Яния, Уника, Исцелина, Вогия, Сиянна, Обручея, Бладия, Маннушка, Ягуза, Егудейя, Сподвига, Вселенида, Присловья, Фресха, Полиния, Симфолира, Меланхолина, Волнида, Октинья, Ныника, Дыханья, Крылава, Трилиза, Моёлика, Ладуга, Анаспасия, Смирра, Спасинья, Спасия, Благушка, Блажения, Блаженика, Благения, Блажелика, Благолика, Форра, Зелинга, Кирамида, Божелика, Божелина, Байюшка, Приснопея, Сакрафена, Любездна, Рядышка, Чаенька, Часовья, Таинья, Частика, Чуствида, Чессика, Крестида, Еслия, Бесцензия, Зенида, Харизмида, Кофелия, Кация, Флоризанна, Панацейка, Обаятика, Яйя, Частинька, Чарита, Цафандра, Первика, Трожика, Крестида, Умелика, Хлопотунья, Редница, Веста, Опалия, Руша, Флория, Мачбетта, Слоя, Пёфекла, Началика, Всения, Миронья, Идеаль, Смустена, Далёкка, Софея, Униметра, Помазанна.

И еще несколько описуемых, но труднопроговариваемых величаний.

 

…безразмерный хоровод

Кругом цветы, цветы, цветы, цветы! Море белых астровых цветов. – Хопнесса встряхивает сверхживую материю.

Верика бережно собирает мемориальные крохи и тактично укладывает их на свежевышитую салфетку.

. . .

Герральдий обожает смотреть на вечерний город с высоты птичьего полета. Интересно было бы знать, как ему удается просиживать неподвижными часами под всесмывающим дождем и разглядывать непонятно что в сгущающихся сумерках?

– Расскажи нам, что ты видишь?

– Мелкие ценности! – превносится голос Герральдия с улицы.

Он сидит в обычной позе, скреслив ноги на подоконнике. Перед ним разбросаны горсти огнедышащих самоцветов. Желто-голубые браслеты, светло-красные ожерелья, мерчайшие диадемы, серьги, цепочки и кулоны. На черном вельвете это выглядит впечатляюще. Герральдий кладет в центр большой плоский рубин и закрывает шкатулку. Ход сделан. Герральдий тщательно перемешивает содержимое, слегка взбалтывая при потряхиваниях, и рассыпает коктейль по двум маленьким шкатулкам.

Двойняшкисовы на антресолях обсуждают ход событий в текущей партии и сходятся во мнении, что пора бы уже подключить анализаторы спектра.

. . .

– Надень хотя бы теплые носки? – протягивает Хопнесса в окно.

– Сухому дереву не страшен огонь! – отвечает Герральдий, водружаясь на карнизе в позе врубелевского демона. Его каменная фигура в шерстяных носках неподвижно восседает в окружении прикорнувших булькающих голубей.

В комнату заносится еле уловимое пение, колокольчик звенит однозвучно. Огромная хохлатая птица складывает крылья кольцом. На землю обрушивается звездопад. Звезды сыплются охапками, слышны возгласы: «Браво! Бис!»

Верика с Евсенией радостно бьют в ладоши.

Сферы закрываются.

 

…самовязь

Хопнесса мастерски вяжет всякую всячину: мелкие сувениры, мебель, посуду, игрушки, картины, почтовые послания.

– А как что-то может вернуться куда-то обратно, если это живет в тебе?

– Это образное выражение – условная неопределенность. Здесь не существует обыкновенной линейной логики. Нет начала, как нет конца. Нет низа и нет верха. Понимаешь? Как в цветовой иерархии. Всемерное последовательное преобразование. – Хопнесса спохватывается: – Милая, я не хочу, чтобы у тебя трещала голова от этих словесных нагромождений.

Верика сжимает голову ладонями, но не унимается:

– А как я сюда попала?

– Ты была здесь всегда.

Хопнесса вручает Верике мягкую хохлатую птицу:

– Дарю на память.

– Дарюнапамять! – повторяет птица, уже догадываясь, какое имя ей наречется.

Близится час предпрочтения…

. . .

Хопнесса любит слушать воображения Верики про одиночную планету.

«Там, кроме одинокой принцессы, никто не живет. На этой крохотной островной планете все в единственном экземпляре. Более того – одна цифра и одна буква. Не из-за дефицита пространства, а чтобы не засорять собой вселенную».

Хопнесса наклеивает вырезку в альбом. Потому что к тому моменту, когда закончится это предложение, одиночной планеты уже не будет, а ведь Герральдий будет еще упомянать о ней.

Предусмотрительность Хопнессы не знает границ.

Следующую историю, как правило, рассказывает сама Хопнесса:

– Как-то однажды, вечером в конце октября, я сильно занемогла, и Герральдий приехал ко мне. Житейцы сидели вокруг меня, издавая гул, и смиренно ждали, когда я умру. Герральдий подошел ко мне и лег рядом – не хотел, чтобы мы расставались. Забрал из меня всю немоготу, и остались мы лежать почти полностью опустошенные. Чуть-чуть дыхания в нас оставалось. Через некоторое время мы окрепли. И местный путеправ тогда нам поведал в дорогу, что капля любви наполняет собой тьмы жизней. «Хочешь спастись – научи себя любить».

Хопнесса изучающе посматривает в аудиторию:

– Ну что, не слишком плаксивая история?

– Прошлый раз плаксивей была, – вздыхает птица Очевидия.

Все соглашаются, что не слишком. Двойняшкисовы продолжают бурно обсуждать партию на антресоли.

– А какую партию они обсуждают?

– Сегодняшнюю, между довериками и недовериками. Предлагают использовать какой-то то ли тотализатор, то ли этотализатор.

Близится час мигновений…

. . .

Входит Верика, берет сушку, наклоняется к книге, фукает и подает Хопнессе вязаную полоску:

– Вам сообщение.

Хопнесса распускает вязь, прочитывает, сматывает в клубок, связывает ответ и откладывает на спинку кресла.

Верика берет еще одну сушку и, похрустывая, направляется к себе в комнату:

– Я удаляюсь в мир, где все девушки ходят с длинными белыми волосами.

Птица Очевидия перестает тереть коготки и с подозрением обращается к Хопнессе:

– Давно хотела поинтересоваться – почему она не делает пауз между словами?

Хопнесса сдержанно принимается за «ликбез»:

– Чтобы не встревали ненужные слова.

Колокол бьет одиннадцать раз:

– Боммбоммбоммбоммбоммбоммбоммбоммбоммбоммбомм.

Птица Очевидия, скрепя сердце булавкой и стиснув клюв, молкнет.

– Затихнуть, но не умереть! – цедит птица сквозь дырочки.

Мягкое сердце замирает, сопение стихает.

Близится момент контрапункта…

 

…другая сторона неба

Герральдий сообщает дату прибытия новобранцев:

– Конец первой трети первой главы.

Хопнесса вяжет носки, шапки, шарфы и прочую амуницию. Верика расписывает потолок.

Смена должна чувствовать себя как дома.

Герральдий докуривает трубку мира и, размазанно улыбаясь, сообщается с Хопнессой:

– Дорогая! Я всегда воспринимал тебя не иначе, как витающей в облаках, но теперь ощущаю и себя таковым же. Поразительно!

– Только обещай мне на первых порах не витать далеко, не то заблудишься. Вот, держись за ниточку, – Хопнесса протягивает кончик пряжи.

Герральдий с восторгом обозревает невиданные отселе окрестности. Кругом, до горизонтов, тянутся лыжные колеи, проплывают воздушные мосты, покачиваются снежные горы с крепостями. А немного в стороне проходит прямая, как просека, трасса. Вдоль нее – каньоны со стекающими краями. Герральдий указывает на безмолвную экскурсию:

– А что они там разглядывают, если не секрет?

– Взгляни сам.

Герральдий, придерживаясь за ниточку, осторожно подкрадывается к ближайшему обрыву. Отсюда он видит лоскуты земной поверхности. Выкройки из замши, кожи, хлопка, шерсти, шелка, муара, тюля, кружев и бархата ловко подогнаны и скреплены разноцветными нитками, булавками, пуговицами , брошками, пряжками, застежками, завязками, замками, клепками и прочими креплениями. Среди всей этой пестроты Герральдий замечает крохотную поблескивающую Верику, размахивающую руками.

Герральдий машет ей ответственно с высоты своего положения:

– Сейчас спустимся!

Землю уже припорошило снежком, и она стала похожа на большой мемориальный пряник.

Хопнесса сматывает клубок:

– Кстати, неплохо было бы предпринять праздничный выход в музей в рамках надвигающейся культурной программы.

Пестрый клубок скатывается на пол и устремляется к выходу. Этот клубок знают во всех уголках вернисажного мира. Он никогда не стоит на месте.

 

…красота превосходящая

Cолнце еще не заходило, а Хопнесса уже предвосхищает восход, глядя на облачную равнину:

– Невозможно не любить красивое, – печально констатирует она и скатывает неровную нитку. – Здесь самый нежный пух на всем белом свете.

Хопнесса благоговейно поглаживает глобус мира – неземной шар естественной красоты. Смех ее напоминает клик чайки на ветру.

– Ты ведь помнишь принцессу с одиночной планеты? Ту, у которой всего было по одному экземпляру? – спрашивает неожиданный Герральдий.

– Да, я даже сохранила заметку в альбоме.

«Вот и мы пригодились!» – облегченно вздыхают доверики.

«Вспомнили наконец-то добрым словом!» – угрюмо ворчат недоверики.

– Берегите себя и планету.

Герральдий выкладывает из бездонного кармана бесполезные медикаменты, берет под козырек и выходит в открытое пространство. Изнедалёка доносится уставная выходная песня.

– А что это такое? – показывает Верика на пирамидальную голубенькую коробочку.

– Это таблетки для красоты, тебе ни к чему.

Близится час доброй воли.

 

…его недремлющая совесть

Каждое новое утро Геогрифа всегда начинается с подвига. Сегодня он чистит себя под зеркалом. Зеркало вертится над ним как может. Геогриф без страха и упрека разглядывает на себе следы ночных угрызений.

Хопнесса с Верикой накрывают под абажуром в столовой. Вокруг кружится и жужжит пчелка.

– Прямо не совесть, а цербер какой-то! – сокрушается Хопнесса по поводу крестника, вынимающего из себя маникюрными щипцами щепки и колючки.

Геогриф вздыхает так глубоко, что салфетки сворачиваются на столе.

– Бумздрав! – в приказном порядке командно чихает из своего кабинета Герральдий.

– Я потрясен всеобщим вниманием! – отзывается Геогриф, расстроганно потрясая копной чугунной травы.

– Приятно потрясен? – уточняет Верика.

– Очень приятно, – тает Геогриф, – в моей органической лаборатории остался один-единственный небьющийся сосуд!

Геогриф стучит себя в рефрижераторную грудь, где в глубине грохочет стальное нержавеющее сердце. «Бомм, бомм, бомм!» Геогриф счастливо расплывается по полу.

– Мне нравится, когда ты улыбаешься без тени смущения, но меня тяготит твоя мучительная истерзанность. Было бы лучше, если бы ты чаще давал повод для радости, чем для сожаления. Давай прогуляемся после завтрака в горы, подышим чистым воздухом? Проветримся.

– С превеликим удовольствием! – лязгают дверцы морозильной камеры.

Близится час подкрепления…

. . .

Книга, которую в данный момент пытается читать Геогриф, занята подбором переплета. Повсюду разбросаны обрезки тряпочек, измусоленные эскизы:

– Мы бы укоротили снизу и немного заузили по бокам.

– Может, примерим вот этот, в стиле диско?

– Нельзя ли без банальностей? Нужно что-нибудь основательное, символическое, светское. Вот оно!

На лоскуте гобеленова полотна изображена гора с крутыми склонами, вершина которой увенчана мельницей. Слева, у подножия горы, нарисован умывающийся зайчик, а справа белеет свернутый в рулон папирусный парус с логотипом «SOS». Штиль. Как выражается лирический Герральдий, пользуясь высоким стилем, – «Ветер-стих».

Геогриф демонстративно проплывает между строк, пытаясь привлечь внимание внутрикнижной общественности:

– Спасайся, кто может!

Из воды торчат неботроги, указывая верный путь к водопадам большой мойки. Для пущей убедительности по ветвям сопровождающих деревьев скачут рыжие пушистые стрелки.

Больше там ничего не изображено, потому что Верика промывает кисти. Уж очень много в них накопилось шишек и иголок. Кисточки пищат и вырываются из рук. Верика дирижирует, терпеливо приговаривая:

– Пищендо, сеньоры. Грандо пищендо!

 

…из неотсюда

Геогриф происходит из древнего мужественного рода. Ему невероятно трудно переносить неудачи, хотя невзгоды и лишения он преодолевает с легкостью хлопчатого пуха.

– У моего дедушки было довольно длинное по нынешним меркам имя, которое по-житейски звучит так – Геогриф Геогрифов Геогрифейский. Это благодаря ему я попал сюда и остался на попечении вашего любезного семейства, поскольку я прежде неоднократно просил его об этом, имея в виду всем известное мое неравнодушное отношение к милой Верике, всячески меня окрыляющей.

Для убедительности Геогриф приподнимает свои розовые неоперившиеся крылышки с нежными перепонками и неуклюжими длинными суставами. С подоконника падает новоиспеченное керамическое изделие. Геогриф сметает осколки одним крылом в другое, раскладывает на столе и собирает, как головоломку, подгоняя фрагменты по росписи.

– Орнамент по верхней каемке, – инструктирует Верика.

– Готово! – восклицает реставратор, сдувая пыль с некруглого блюда. – Прямо как антикварное, с трещинками.

– Только имей в виду, раньше это была ваза.

. . .

Идет время. Геогриф сидит понурив голову и уныло ковыряет ложкой арбузное варенье. За спиной у него скалится перекошенный, стреноженный ватзахелл.

– Не понимаю, как эти паразиты умещаются в моем узком пространстве? Я сам еле втискиваюсь сюда, – вяло возмущается из своей излюбленной раковины отпрыск Геогрифа Геогрифова Геогрифейского, пуляя в ватзахелла мягкими косточками.

– Позволь, я дам тебе житейский совет, – Герральдий показывает знак следовать за собой.

Спустя минуту Геогриф возвращается с наполненной до краев емкостью.

Близится час равновесия…

 

…таинственный свет из письменного стола

Из единственного заколоченного гвоздями ящичка в центре письменного стола чернильного дерева в кабинете Герральдия истекает бледный голубой свет. Он медленно опускается на пол и заливает собой поверхность ковра. Под этим облачным покровом проглядывают замысловатые восточные узоры, становящиеся холодными и строгими во вспышках маленьких молний. Из иллюминатора, расположенного в ящике стола, выглядывает голова изумленного Геогрифа. Голова живет своей жизнью.

Малейшая неточность, и происходит отклонение от курса. Вот прямая, соединяющая то место, откуда он вылетел, с тем местом, куда он летит. На стене загорается стрелка, указывающая направление влево. Геогриф мастерски использует огнетушитель. Инструкция не позволяет сокращать время и уклоняться от маршрута. Поэтому Геогриф предпочитает подремать в дальнейшем раздумье, не имея права торопить события. Когда пилот бессилен – он мирно спит.

Сквозь сон слышен треск атмосферных разрядов и динамичный голос птицы Очевидии:

«Просьба пристегнуть привязные ремни!»

. . .

Пока Геогриф несанкционированно выполняет полет в кабинете верховодца, Герральдий, не дочитав депешу, начинает искать глазами Геогрифа, доставившего послание. Но здесь его уже нет. Спустя нечетное количество мгновений Герральдий обнаруживает Геогрифа на самом краю левого верхнего фланга. Геогриф смотрит вниз, не источая никакой тревоги. Герральдий осторожно втягивает воздух:

– Вроде без электричества.

– Ага! – говорит Геогриф и загадочно улыбается, как будто он что-то знает, но не хочет этого выдать. Ни дать ни взять – сам Петрарка о критиках.

В общем, умеет озадачить собеседника. Герральдий, привычно постояв на краю безмолвности и столкнув в пропасть тихий камешек носком тапка, деликатно восвояшивается к месту дислокации.

. . .

Геогриф сидит у водопада и философствует, не грустно и не весело: «Настанет день, когда я стану большим». Достает акварельный карандаш, слюнявит и вычеркивает еще один незакончившийся сегодняшний день. Затем необычайно уверенным движением подносит к глазам диковинный витиеватый рог. Может, теперь он сможет разглядеть этот самый горизонт, о котором упоминала Верика?

Но сегодня небо опять сливается с землей. Геогриф впивается дальнозорким взглядом в место, где должен быть переход. Но по-прежнему не улавливает границы. Хотя вот какая-то тонкая ниточка…

Геогриф поднимается с корточек, привстает на цыпочки и, теряя равновесие на краю изгиба воды, успевает уловить вместе с вереницей черно-белых хвостиков знакомый голос:

– Ятебялюблю!

И, схватясь за спасительную ниточку, падает вниз.

. . .

Теперь опять сидит и вспоминает: как слился с нижним течением, которое изловило его в свои упругие обьятия; как мчался по камням и пескам, через горы и долины, сквозь зимы и вёсны, годы и столетья и размышлял о том, что чудесно мир изменился внутри и снаружи. И какое важное значение имеет в этом мире буквально все. Закон единого целого гласит, что в соединении не бывает ничего лишнего.

Чувствуя, что речь идет о нем, Геогриф смущенно скрывается в своей новообретенной раковине, издавая протяжный трубный зов. Похоже на сигнал к отбою.

 

…две стороны одного орла

Геогриф скользит по мокрой траве. Все уже знают о том, что Верика была там, где все – такие, как она. Интересно было бы узнать, как там вообще? Даже представить себе невозможно несколько таких, как Верика. Вот они собираются вместе, что-то обсуждают, делятся впечатлениями, обмениваются радостными вестями, делают несколько дел одновременно и беззаботно веселятся. Неужели такое возможно? Еще чуть-чуть, и Геогриф взорвется от переполняющего его восторга. Ноги его плавно отрываются от скользкой травы, и железное сердце набирает обороты.

. . .

Геогриф смазывает рану черной горчицей, чтобы не щипало, завязывает глаза луковыми перьями и становится невидимым. Этот прием он унаследовал от бабушки.

Вот с чем Геогриф не может никак смириться, так это с хвостами. У него их уже столько было! И крокодиловый, и барсучий, и скорпионовый, и страусиновый. Поэтому, когда у Геогрифа вырастают крылья, он радуется как ребенок.

Сейчас Геогриф учится пользоваться крыльями и ухаживать за ними. Неказисто пытается чистить перья, пахнущие лесной корицей и ванильными грибами. Когда же он, сидя за столом, неожиданно поворачивается, то все печенья непременно смахиваются на пол. И пока он наклоняется, чтобы собрать крошки, – чайные ложки в игривой панике сыплются следом. Иногда Геогриф просит подвязать ему крылья за спиной, а иногда крылья сами собой спутываются.

Геогриф утверждает, что он один из тех, кто проглотил полуденный камень. Что правда, то правда – в везении ему не откажешь. Недавно Геогрифу опять довелось падать с высоты птичьего полета. На нем была парусиновая куртка и асбестовые штаны, которые помогали ему планировать. На подлете к поверхности земли, когда стало теплее, он уснул. И уснул так крепко, что до сих пор не может вспомнить, как упал в золотое море.

. . .

Когда Геогриф смотрит на мир своими глазами, ему все нравится: «Значит, я не один такой, кому бывает страшно?»

Золото тяжело плещется медленными волнами, перемешивается, едва бурля. Вскипает золотая рука и спокойным жестом обозначает сигнал «Стоп». Геогриф замирает в ожидании дальшего. Следом выныривает смарагдовая скала головы с лицом, выражающим молчание. Геогриф продолжает движение и ныряет прямо в расправленную ладонь. Гигантские пальцы бесшумно смыкаются и катятся колесом «золотого сечения», вынося кувыркающийся модуль Геогрифа на сушу. Суша доносит знакомый запах отечества.

– Геогриф?

– Да, Хопнесса!

– Это правда, что ты питаешься иллюзиями?

– Скорее, они питаются мной.

За окном пролетает птица Очевидия на трапеции, в расшитой стразами пачке и с хвостом из фейерверка:

– Блестящая идея! Геогриф и его «Кровожадные питомцы»! Кривляндия, Чопля, Дивномория! Все цирки у твоих ног!

– Геогриф! – напоминает голос Хопнессы. – Не забудь, пожалуй-что-сегодня праздник, и приведи себя в порядок. На тебе единого лица нет.

Взмыленный Геогриф уносится вслед за своими отобразами.

Птица Очевидия, скрутив хохолок наподобие оселедца, важно выкрикивает, расхаживая на цаплеходулях:

– Угол падения равен углу отражения!

Близится час безделия…

. . .

Геогриф раскалывает орех знаний:

– Орел или решка?

Острые пальцы переворачивают одну половинку. На орла не похоже, но и на решку тоже. Тем не менее напоминает что-то антиатомическое. Овал скорлупы в профиль увенчивается загнутым кончиком, напоминающим клюв в разрезе. Геогриф с хрустом вынимает сердцевину ореха. Расчлененное ядро выглядит, как полушарие мозга. Во второй половинке – то же самое. Зеленоватый мозг ореха вкусом своим быстро набивает оскомину. Геогриф с усилием сводит и разводит глаза. Теперь левый его глаз смотрит в окно, выходящее на гору с крутыми склонами, тем временем как правый косит в сторону двери, проникая через замочную скважину с видом на балкон, выходящим в каминный зал, где на троне сидит Хопнесса, глядя прямо в раздвинутый зрачок крестника:

– Скажи, пожалуйста, кем ты себя представляешь?

Геогриф, сидя на корточках и вцепившись пальцами ног в подоконник, величественно поворачивает голову анфас:

– В данный момент или вообще?

– Впредь будь осмотрительнее и держи себя в руках.

Хопнесса удаляется, превращая себя в светящуюся точку. Геогриф задумчиво разглядывает окрепшие крылья и сваливается с подоконника.

. . .

Однако пора смывать усы, бороду, брови, чистить зубы и укладываться в постель. Геогриф кладет на полку безупречно надраенное сердце – гордость и предмет титанических усилий его знатных предков. Это сердце пережило многое из многого.

 

…день симметрии

Поскольку дел очень много, то Верика все делает одномоментно. Кормит рыбку. Спасает червяка. Верит в чудо. Рисует с натуры.

– Будьте добры, подайте мне кто-нибудь, пожалуй что, какую-нибудь игрушку.

Герральдий берет верхнюю погремушку из ближайшей корзины. Погремушкой оказывается Нездешний – ладошечный дракончик с миской эмоциональных шариков. У него позднеутренняя спячка. Из-под Нездешния выныривает вислоухий розовый заяц в боксерских лыжах. Слышен звук скольжения по каменному полу: «Вжжжик, вжжжик!».

– Поразительно! – качает головой Герральдий.

Зайца обгоняет птица Очевидия стремящаяся к нездешниевым шарикам.

– Потрясающе! – продолжает восторгаться Герральдий, покачивая головой.

Усы-качели лодочками взлетают влево-вверх и вправо-вниз, вправо-вверх и влево-вниз.

. . .

Сегодня день симметрии, и Верика пишет обеими руками. Упругая кисть в пальцах левой руки кажется неподвижной, а в правой руке становится неуловимой, как мелькание крыльев стрекозы.

С картины развеваются величественные знамена далеко за пределы полотна. Герральдий восхищен:

– Не терпится взглянуть, как продвигается твоя «река Воя»?

– Она стоит на месте, прямо перед тобой! – возглашает с помоста, не меняя позы, натурщица с хохолком.

Однако Герральдий видит прямо перед собой не задрапированную птицу Очевидию, а неотвлекающуюся от процесса Верику с палитрой.

– Есть что-нибудь новенькое готовенькое?

– «Юдоль людская», – указывает кивком головы художница в сторону веранды, – почти готова. Точнее, она давно готова, но не было повода обратить твое внимание.

– Любопытно, любопытно. Напоминает стог сена. Это инсталляция?

– Это обьемно-пространственное изображение космического шара в неизмеримо многократном уменьшении. Сними покрывало.

Герральдий сдергивает чехол и обливается голубым сиянием.

– Блестяще, блестяще, блестяще! – Герральдий описывает круги возле крупного светящегося шара, парящего над травертиновым полом.

– Сегодня он мирного цвета. Попробуй окунуть руку, не бойся обжечься. А теперь загляни внутрь, – Верика продолжает мелькать кистями, прорабатывая удаленный фон.

– Как-же это тебе у-у-у… – Герральдий погружается в обьемно-пространственное изображение вслед за утонувшей в мягкой синеве рукой.

– …у-у-у-дается?! – выныривает ошарашенный Герральдий, отступая от «Людской юдоли».

Он некоторое время молчит, скорбно склонив голову, поэтому Верика просит его поделиться впечатлениями. Герральдий очевидно потрясен масштабами увиденного.

– Я как будто исчез или растворился, не знаю, как обьяснить, – задумчиво комментирует он, разглядывая свою руку.

Верика сворачивает холст, меняет палитру, закручивает тюбики.

Герральдий продолжает молчать, сдвинув брови немного в сторону.

– Вам удалось разглядеть конец человеческих страданий?

– В том то и дело… – недоговаривает Герральдий и рассеянно поглядывает на распластавшуяся махой птицу.

– Молчу, молчу! – сочувствующе кивает позировщица.

 

…природовидение

Герральдий приносит из сада большую плетеную вазу с демисезонными фруктами:

– Вот дары природы, пожалуй что к праздничному столу.

– А где же сама матушка?

– Природа-то? Да вон она! – Герральдий кивком указывает в сторону веранды.

Под навесом, в компании Геогрифа и птицы Очевидии, развалившись в кресле-качалке, громко смеется некто сверхживая и весьма буйная. Рассмотреть подробнее мешают кружащиеся плотным вихрем огненные листья, создавая подвижный кокон, внутри которого процветает другая жизнь – с галдящими птицами, невиданными цветами и диковинными плодами.

. . .

Все пьют мягкий чай с ласточками.

– Время не ждет! – обрубает свое неожиданное появление Герральдий.

Ласточки взмывают под навес, унося гирлянду черно-белых хвостиков.

Такого Герральдия Верика видит впервые. Его закованная в литое железо фигура на крепких негнущихся ногах монументально возвышается над столом.

«Наверное, какую-нибудь инструкцию получил», – предполагает Верика.

Верика подает Герральдию чашку. Герральдий, в доспехах, заросших улитками, неохотно открывает забрало:

– Я в тупике! Я не знаю, что мне подарить на твой день рождения.

– Подари мне лошадку!

– О! Отличная идея! Я подарю тебе пегаса!

– Нет уж, извини. Пегаса будем дарить тебе мы.

– Тогда – кентавра!!!

– Кентавры и лоси исключены. А конек-горбунок под охраной государства как национальное достояние.

Герральдий, не снимая кованых перчаток, увлеченно листает энциклопедический словарь:

– Так, минотавра я не предлагаю… Ага!!! Я лично знаком с Неболитом Айболитовичем, и он подскажет мне, где раздобыть породистого Тянитолкая!

– Лучше просто единорога.

– Ну, тогда до скорого, – прощается Герральдий с подножки железного коня.

Верика внимательно наблюдает за тем, как все идет своим чередом. Вот проходит броненосец Герральдия. За ним следом вышагивает необыкновенное существо, похожее на лошадь со своеобразным украшением во лбу.

«Какой он грозный – этот Единорог», – думает Верика.

«Какая она наблюдательная – эта Верика», – думает Единорог.

Каждый из них наверняка знает о себе то, чего не знает другой.

Близится час сверхестественных неожиданностей…

 

…образованные карманы

Герральдий упивается чайной церемонией:

– Я трус! Я боюсь приподняться и посмотреть – что же там над линией горизонта? – он автоматически отрывается от земли вместе со стулом.

– А что там?

– Вот то-то и оно! – задумывается Герральдий.

– А чего там приподниматься-то, и так понятно, что там небо! – язвительно замечает птица Очевидия.

Герральдий, внимательнейшим образом рассматривая птицу, продолжает:

– Какой-же я все-таки тривиальный мизантропишка.

Птица Очевидия искренне соболезнует и утешительно гладит его по голове мягким вязаным крылом:

– Ну и что, что мизантропишка? Ну и что, что не выдающийся?! Скромность украшает человека. Я вот, например, вообще не знаю, что такое любить. Хопнесса, дорогая! Может, вы мне чего-нибудь недовязали? Я настаиваю, чтобы меня довели до кондиции, то бишь подвергли так называемому тюнингу. Хочется полноценности бытия и сумасбродности захватывающих чувств!

Очевидия врубает форсаж и срывается с места, не оставив за собой себя ни пуха ни пера.

– А правда ли, Герральдий, что художниками становятся люди, которые не забивают себе голову всякой чепухой? – интересуется Верика.

– Правда! – не робея, клеймит себя Герральдий. – Я вот регулярно вытряхиваю из себя всякую дребедень.

Герральдий выворачивает образовавшиеся в пижаме карманы, на пол падают шишки, шахматы, рогатка без резинки, скрюченная берестяная грамота и несколько улиток.

Верика поднимает первую попавшуюся улитку.

– Ух ты! Против часовой стрелки! – ликуют недоверики.

– Не может быть! – умиляются доверики.

Птица Очевидия задумчиво разглядывает свиток:

– Так вот куда мусор из книги пропадает!

. . .

– Герральдий, поставьте себя на свое место.

– В центре?

– Нет, где-нибудь на веранде, в кресле-качалке.

– Хорошо, я буду здесь.

С этими словами Герральдий достает из образованного кармана большой тертый калач, с треском разламывает, протягивает половинку Верике, а сам задумчиво вгрызается во внутреннюю часть.

Все домашние, включая подпольных, отлично знают, что если Герральдий впадает в задумчивость, то серьезные разговоры следует отложить. Это – как сезон дождей. Разумнее переждать такой катаклизм. Верика засекает время.

Кстати, о часах. Близится вполне подходящий час…

 

…недрогнутость

– Я попытаюсь рассказать об этом коротко, – говорит Герральдий, стараясь не упустить главного, – или будет лучше, если я нарисую.

Верика услужливо протягивает палочку.

Герральдий мужественно приступает. На песке появляется зеленая ограда, под ней глубокий пруд, где квакают разномастные лягушки. Герральдию всегда плохо удается рисовать живность, но он старательно продолжает чертить выпученные из-под воды глаза этих неопределившихся то земных, то водных существ.

– Вот здесь светится крест. Он мог бы показаться обычным крестом, но… Это безразмерный, равносторонний отсвет с четырьмя обоюдоострыми лезвиями. И он плавно вращается над водой. Сверкает недолго. Исчезает сразу, как только солнце касается воды. Я хорошо помню это место, потому что там было сверхъестественно красиво.

Герральдий стирает с лица земли начерченное заходящее солнце и возвращает палочку Верике:

– Ночью я вернулся туда. И что ты думаешь?

Герральдий пристально вглядывается в стекляную почву под ногами.

– Ночью их стало много. Много разных сияющих крестов различной величины и оттенков. В основном золотисто-желтые и серебристо-зеленые. Они неподвижно висели в черном воздухе. Не было заметно ни растительности ни пруда. Только множество отсветов и сменяющие друг друга отзвуки. В этом всём была какая-то тайна, завесу которой я нечаянно приподнял.

– И?!

– И огни опять исчезли.

Герральдий окунает палец в чай и выставляет каплю на свет. У Верики начинают слезиться глаза. Герральдий расплывается влажным пятном.

– Предстоит большая головомойка. И вот тебе мое доброе напутствие, дружище. Не забивай себе голову всякой чепухой!

– Дружище, это кто-то очень большое?

– Да.

– Герральдий?!

– Слушаю тебя, Верика.

– Ятебялюблю!

Верика нутром чувствует растительный запах, окружающий ее. Герральдий поворачивается лицом к Верике, представляется травой и начинает заботливо шелестеть. Он очень гордится своей преданностью Верике.

Близится час окружающей действительности…

 

…беспредельность совершенства

Иногда меня буквально озаряют нимбы отсветов, и кажется, что я близок к совершенству. Но у совершенства нет границ. И как только я приближаюсь к мнимому совершенству, оно тотчас растворяется, словно мираж. Или же я незаметно растворяюсь в совершенстве.

Герральдий наблюдает в астроскоп звездные карты Верики:

– Представь себе! Я опять вижу совершенство! – говорит Герральдий, не отрываясь от трубы. – Но стоит мне перевести взгляд, и я обнаружу, что это кажущееся близким находится в отдалении, исчисляющемся великим множеством световых веков.

Герральдий отвлекается от окуляра и видит на расстоянии вытянутой руки улыбающуюся Верику. Он находит Верику очень нарядной и делает ей учтивый комплимент:

– На прогулку?

– Нет, просто я в трулле, – указывает Верика на пищащих гигиеновых щенков.

Герральдий подходит к окну в позолоченной раме и бросает взгляд на объединенную радугу.

«Вот если бы еще разок выйти к водопаду, погрузиться в облако брызг и раствориться ненадолго, – мечтательно читает собственные мысли Герральдий, – но нет. Я дал себе слово – никаких фокусов!»

«Удивительно, как взрослый человек может позволить себе подобные шалости – взять и просто-напросто уйти в полный спектр?» – размышляет, следуя за ним, Верика.

После чего упирает руки в боки, для большей убедительности, как это умеет делать Хопнесса, и добавляет вслух:

– Ты читаешь мысли для провождения времени?

– Ну что ты, что ты! – смущенно отчтокивается Герральдий.

Его трубка издает мирное посапывание. В тишине дымовой завесы слышен звук изымаемой шпаги. Вжик! В воздухе повисают два голубых змея. Один – без хвоста, другой – без головы.

– Герральдий! Любезный! Уже пора прекратить эти языческие биостимулирования.

Герральдий сворачивает мысленное чтение.

И все-таки близится час согласия и смирения…

. . .

– Я вернулся, – торжественно отчитывается Герральдий, козыряя форменной фуражкой.

– Я тоже! – весело подхватывает Верика.

– Где же ты была?

– Я была там, где все такие, как я.

– А я, судя по-всему, был там, где все – такие, как я.

Герральдий показывает на лбу огромную шишку.

– Ты столкнулся с прилобиями?

Входит Геогриф с емкостью воды:

– Холодно тут у вас! – и застывает в непроизвольной позе.

Из книги доносятся недвусмысленные намеки:

– Ой, а у нас-то тут жарко как в бане.

Верика соскабливает с пола превосходные ледяные блинчики:

Первый блин Верика кладет на голову Герральдию, остальное отправляет в бездонную рукопись.

– Фиксируем! – слышатся изнутри повизгивающие дисканты.

На внешней стороне переплета выступает резкий конденсат. Виден пар, проникающий наружу сквозь щели, слышны отдаленное шипение и гулкие голоса, как в просторном помещении. Интонация голосов одинаково невнятна, но постепенно кряхтение приобретает оттенок удовлетворенности, и запотевшая книга умолкает, размякнув и отдуваясь.

– Ну как, полегчало? – сочувственно спрашивает Верика и протягивает глиняную птичку.

Герральдий с облегчением дует в свисток. Верика понимает его и без слов, а также умеет разрядить атмосферу.

Предшествовавший час вынуждает Герральдия впасть в некоторые размышления, но он стряхивает их с себя, как собака воду, и принимается глазеть на огонь, подбрасывая в камин шишки. Вспыхивают небольшие пламенья. Одни огоньки плавно раскачиваются, другие – мелко дрожат.

 

…чудесная скоморошка

Солнце припекает. Одна звезда греет другую.

– А почему у нашей планеты такое имя? – интересуется Верика.

– Наверное, потому, что в роду кто-то был очень крепким.

– Вблизи она выглядит слегка обветшалой.

Надвигается час рукоделия…

Верика пробует ягоду с новоиспеченного земного покрывала:

– Ах какая забавная ягода!

Эхо разносит: «Ха-ха-ха!» Верика хохочет:

– Ну почему я хохочу, а отражается «ах-ах-ах»?

Верика с Герральдием прогуливаются по дорожке вдоль каскадов. Вода вдребезги разбивается о полуденный камень, разлетаясь по сторонам. У Верики уже набирается обширная коллекция брызг.

– Пора закругляться, – напоминает Герральдий.

– Хорошо. Ловим вон ту круглую и уходим! – соглашается Верика, указывая сачком в небо.

Герральдий поднимает Верику высоко вверх, отбрасывая вниз длинную извилистую тень. Тень медленно отползает в сторонку, ловко переваливает через кусты, и безшумно исчезает в траве.

Усы-лодочки взмывают к небу, раскачиваясь из стороны в сторону. Туда-сюда, сюда-туда.

– И-и-йятебялюблю!

Неутомимый солнечный круг закатывается в специальную продольную прореху между небом и землей.

 

…все хорошее

Как хорошо, что ты рядом!

– Как хорошо, что я рядом с тобой!

. . .

Евсения еще спит. Поэтому Верика представляет ее спящей красавицей. Наряжает, украшает. Ложится рядом и блаженно бормочет:

– Хорошо, как под елкой! Чувствуешь себя настоящим подарком.

Под елкой пруд, в пруду лебеди.

Верика пишет Всеше кругами на воде:

«Ты у меня одна такая».

Всеша пишет Верике:

«Я и у себя одна такая».

«А я не одна».

«Ты с кем?»

«Я с тобой».

«И я с тобой».

«Мы вместе!»

– Давай откроем вернисаж? – обращается Верика уже вслух.

Евсения с готовностью достает загрунтованный холст.

. . .

– Черный цвет очень хорошо впитывает солнечный свет!

– В том то и дело, что он не отражает. Лучшим цветом для отсвета является белый.

Степень яркости отсвета зависит от качества и чистоты отсвечивающей поверхности. Верика тщательно начищается. Вокруг нее образуется солнечный круг.

От света нет тени, от света есть отсвет. У Верики есть Евсения. У Евсении есть Верика. У Верики и Евсении есть общая закадычная подруга. Ее зовут Пёфекла, и она вся в белом. Однако она то есть, то ее нет, так как ее не всегда видно невооруженным глазом на белом фоне. А на черном фоне у нее быстро «садится питание», и отсвет от нее яркий, но недлительный. В том смысле, что она и тут и там одновременно. Очень эфемерная персона. Ее всегда приятно вспомнить добрым словом.

 

…часы мировоззрений

Верика с Евсенией гуляют по парку. Листья на земле сегодня желтые, а деревья темно-коричневые с голыми ветками. Верика останавливается:

– Смотри-ка! Деревья похожи на руки, тянущиеся к небу.

Бредут по тропкам горного лабиринта. Фибры души наполняются энергичным воздухом и выталкивают на волю восторженные возгласы. Верика с Евсенией запускают всем привет. Завтра он уже будет слышен на другой стороне Чопли.

. . .

В горах, как обычно, снимают кино. Мужчина в кепке, с усами, в светозащитных очках кричит в жестяной рупор: «Мотор!» И другой мужчина в кепке, с усами и в ветрозащитных очках начинает бежать к аэроплану. Режиссер опять кричит: «Мотор! Мотор!» Летчик заводит самолет. Рев двигателя. Из рупора вылетают невесомые буквы, и по ним можно прочесть слово «Стоп…» и за ним следом еще какое-то. Но самолет уже срывается с места. На съемочной плошадке профилактическая паника. Верика и Всеша кампанейски переживают.

По склону сползает улитка, разворачиваясь и сворачиваясь каракулем.

. . .

Естественная тишина на лужайке сменяется стуком деревянных подков. Верика с Евсенией намерены сразиться в шахматы.

– Сразу сдаешься?

– Здесь не принято сдаваться.

Верика играет белыми. На ее половине поля кипит работа по уборке урожая. На противоположной стороне, увязая по щиколотку в снегу, выстроились шеренги черных фигур.

На первом же ходу Верика рубит пешкой черного короля.

– Разрешите доложить. Игра закончена! – сообщает пешка в шлеме, похожем на корнеплод.

Всеша опешивает и пытается возразить:

– Разве это по правилам?

– Это шахматы без правил.

– В таком случае игра продолжается! – провозглашает Всеша и берет в плен неприятельскую королеву.

– Шашечный прием, – сокрушенно констатирует поверженная белая королева.

– Чья победа?

– Ничья. Перерыв на ужин.

Посреди поля сиротливо развевается полотнище флага, по древку которого вьются первые усатые побеги виктории.

Назревает час триумфа…

. . .

– Всеша! А ты умеешь писать книжки?

– Картинками или буквами?

– И тем и другим.

– Красками или карандашами?

– И тем и другим.

– Да.

– Давай напишем книжку?

– Давай. А кто будет писателем?

– Я буду диктовать, а ты – писать.

– Значит, ты – диктатор.

– Всеша! Бери, пожалуй что, карандаш и записывай, – провозглашает Верика.

Всеша одобрительно кивает.

«Жил-был художник, который смотрел в окно и рисовал каждый день одну и ту же картину. И каждый день она получалась по-разному – то с облаками, то без. Художник умер, а картина так и осталась незаконченной».

– Точка? – уточняет Евсения.

– Да, – кивает Верика, вытирая кисти рук подсолнуховой салфеткой.

Поступает также предложение написать о бессмертных растениях. Верика диктует, Всеша редактирует. Очень скоро многое из тайного становится явным. Каждый тысячелетник рождается в меру неуязвимым. Есть то, что превыше всего, и есть что-то превыше всего. Это разные вещи. Первое очевидно, второе еще не раскрылось. Текст уходит в оформление. Всеша подбирает шрифт, Верика кушает виноград.

В книге нарастает возмущенный ропот. Евсения успокаивает недовериков:

– Не волнуйтесь, это никакая не альтернатива. Это издание-однодневка.

Нисходительным тоном доносятся реплики облегчения:

– А, ну-ну! Дерзайте. В добрый путь. Ни пуха ни пера.

Верика интересуется у Евсении:

– А ты когда нибудь видела этих самописцев?

– Нет, они невидимые.

– Но мы ведь слышим их!

– Этого не должно быть. Это недоразумение какое-то, на уровне мистики.

 

…отсветствия друг другу

Верика направляет лучик прямо в глаза Всеше:

– У тебя есть кругляшок на левой руке?

Всеша подхватывает лучик и отправляет обратно:

– Нет. А у тебя?

Верика начинает светиться:

– А у меня есть.

Всеша отсвечивает:

– Это дается с рождением.

. . .

Евсения облизывает палочку от леденца.

– Загадывай желание.

Верика непринужденно раскручивает загаданное на указательном пальце, как цепочку:

– И когда это произойдет?

– Это произойдет неожиданно.

– Ну что ж, теперь я знаю муравьиный язык!

. . .

– Послушай, Верика, у тебя всегда все происходит так, как ты думаешь?

– Скорее, я думаю так, как все происходит.

– А тебе снятся сны?

– Нет.

– А ты видела когда-нибудь ночь?

– Я засыпаю в конце дня и просыпаюсь в начале дня.

– А сколько ты живешь?

– Я живу сегодня.

– Так мало?

– Но завтра ведь опять будет сегодня.

. . .

– Почему люди, увидевшие отсветы, потом не могут обьяснить, как это с ними произошло?

– У них нет слов, чтобы это описать.

. . .

– Почему фараон похож на женщину?

– Потому, что он изобрел духи.

. . .

– Давай поиграем в прятки!

– Это как?

– Это так. – Верика смыкает веки. – Ты меня видишь?

– Да.

– А я тебя нет!

 

…чистушки

Девушек омывает шестое море. Верика собирает морскую пену и складывает на Всешину макушку. Пена деловито расползается и начинает демонстрировать чудеса подражания. Волосы катятся от одной любопытной раковины к другой оттопыренной, и когда Всеша произносит фразу: «Море замри!», волны-шестеренки останавливаются и исполняют то, что успели уловить в музыке плеска:

– Искупалась на море,

Тело как из мрамора,

И теперь волнуюсь я,

Не приняли б за статую…

Наступает час упоения…

. . .

– Я пытаюсь сосчитать звезды на небе, – задумчиво бормочет Верика, стараясь не упустить шевелящегося числа.

– Невозможно сосчитать?

– Сосчитать возможно, но число это непостоянно.

– Спокойной ночи, – мирно говорит Хопнесса, отправляясь восвояси.

К уготованиям с упованиями.

– Хопнесса говорит, что я никогда не умру, потому что у меня есть душа.

– Я тебе верю, Верика.

– Ты веришь тому, что есть. А я есть даже в темноте.

Верика на ночь глядя желает себе увидеть в мечтаниях Всешины каникулы, чтобы поделиться с ней впечатлениями и вообще хоть одним глазком взглянуть – какие они, эти пресловутые каникулы.

. . .

Теперь, когда река Воя знает, куда ей надлежит влиться, она держит путь к водопадам большой мойки.

 

…небеса чудес

Облака волнуются. Ветер усиливается. Наверное, будет шторм.

От белого к синему без единой помарки ровно и неуловимо поднимается небо от облаков вверх.

Солнце восходит над вершинами холодных облаков, но они всё равно остаются бледно-голубого цвета.

. . .

– Есть рай на земле, или он только на небах?

– Конечно. Вот он!

Верика озирается вокруг, Хопнесса разводит руками:

– Нужно только кое-что подлатать, подштопать, почистить, и будет как новенький!

Хопнесса вслед за спицами достает разноцветные нитки и лоскутки. Верика идет за веником. Над парадной лестницей красуется лозунг – «Поднимем рай из руин!».

– А ну, кыш! Иди, ворон, отпугивай на улицу.

Транспарант улетает в огород, спугнув выглядывающую из-под ступенек птицу Очевидию. Оттуда же вылетает метла, перепачканная красной краской.

– Такие воззвания только веником и пишутся. Истинное варварство.

Метла заискивающе виляет хвостом.

– Ну и что, что варварство, – доносится обиженный Очевидиевый голос.

. . .

– Сколько себя помню, ты всегда отзывчива ко мне, – говорит Верика, допивая молоко, – всегда чутка и всегда своевременна.

Белый кругляшок складывается сердечком:

– Ятебялюблю!

«Чмок!», и белое сердечко перекочевывает на щеку Хопнессы. Пора посмотреть, как Единорожица уминает морковку. Зрелище столь же впечатляющее, сколь и шумное. Она ее даже не грызет, а перерабатывает.

– Совершенно неподражаема, когда ест! – Верика поглаживает теплую переливающуюся шерсть.

Хопнесса кивает по диагонали, успевая обсудить с Герральдием последние выдающиеся успехи в области изобразительной изобретательности.

– Печально, что дети со временем разучиваются рисовать.

– Век живи, век разучивайся.

Хопнесса не упускает нити рассуждений Верики и Герральдия, умудряясь связывать их воедино. Когда Хопнесса плетет кружева, она всегда согласно качает головой в такт креслу-качалке. И очень важно правильно подхватить амплитуду ее движений, чтобы попадать в такт согласиям.

Герральдий иногда говорит умные слова, но очень уж громоздкие. Да и сам он довольно неповоротлив. Видимо, не приспособлен для суши. Верика однажды заметила, что в воздухе и в воде все хвосты выглядят несколько изящней. Вследствие этого Герральдий вечно растерян, месяцами апатичен, неделями эгоистичен, целыми днями скептичен, часами ворчлив и многое другое. Но времена меняются. Так утешает Хопнесса:

– Я знаю точно – у него две пары крыльев и золотые руки.

Верика внимательно присматривается к рукам Герральдия: «Наверное, он весь такой золотой». Затем переводит взгляд на Хопнессу: «А вот у Хопнессы руки просто блестящие».

– Не все золото блестит, – подхватывает ее мысль птица Очевидия.

В книге происходит стремительное перелистывание страниц:

– Где-то мы это уже упоминали…

 

…радужный обнимб

Верика помогает Хопнессе приготовить капустник.

Хопнесса берет кочан капусты и крепко ударяет по нему ножом:

– Как ты думаешь, почему кочану хоть бы хны?

– Потому, что он не чувствует боли, – отвечает Верика.

Хопнесса с Верикой берут по половинке капустного кочана и начинают бодро шинковать. Капуста похрустывает в ловких руках специалистов:

– Кочерыжку завещаю Нездешнию.

. . .

– Странно, почему на кухне до сих пор нет моря?

– Согласна. Давно пора организовать!!!

Верика принимается проектировать море:

– Соленое?

– Лучше сладкое.

– Глубокое?

– По колено.

– Синее или черное?

– Бирюзовое.

– Готово! Какой, кстати, берег, песочный или бисквитный?

– Песочный.

– Отменно. Сахарную пудру я лично истолку.

. . .

Верика сводит над головой руки, соединяя ладони вместе.

Верика разводит руки симметрично, ладонями вверх.

От левой ладони к правой ладони, над головой, Верики образуется полурадуга. Верика опускает руки – круг замыкается:

– Вот радуга меня обнимает.

– Прекрасно! – радуется Хопнесса, сматывая разноцветные сияющие нити в пестрый клубок.

. . .

Верика обмахивается большим веером. Житейцы – замечательный народ, столько всякой всячины напридумывали. Например, игры. В особенности игры с ветром.

– Хопнесса, ты читаешь мысли для занятия времени?

– Нет, Верика, я их не читаю. Я смотрю в окно.

– Хопнесса?!

– Да, милая.

– Ятебялюблю!

Окна закрываются. Ставни, занавески, шторы. Все погружается в вечерний свет.

. . .

Когда Хопнесса витает над предсонной кроватью Верики, она берет истории с потолка:

– Я видела эту планету с той стороны, где она смертельно больна холодом. Где она выглядит бледно-серой. Почему она застыла и куда ушла искра Божья, не знают даже те, кто там живут. Ту часть мира посетил нарушитель покоя. Метался в беззвездных пространствах, падал без сознания, стукнулся головой, и поседело все от ужаса. Остались глубокие кратеры от ядовитых слез. Именно там находится река, вылившаяся с неба, бегающая по кругу и напоминающая змею, кусающую себя за хвост…

 

…слово о Геогрифе

Геогриф с Верикой в гостях у сказки. Они пристально вглядываются в глубокий ультрамарин неба. Зимой звездочки появляются рано. Несколько малюток выстраиваются полукругом над Геогрифом и Верикой и с взаимным любопытством разглядывают стоящие под ними огромные шевелящиеся фигуры, у которых из верхней части поднимаются столбики пара. Самая маленькая звездочка, висящая в левом краю, направляет лучик в помпон Геогрифовской шапки и блестит на своем безмолвном языке:

– По-моему, у них есть глаза.

Другая, рядом с ней, перекрещивает свой лучик с соседским и шепотом подблескивает:

– Я знаю – это он и она. У людей принято быть разделенными на пары. Такова их скорбная участь.

– Давай их соединим? – предлагает самая маленькая и посылает еще один лучик вниз.

Остальные тоже выстреливают парными лучами, отчего Верика с Геогрифом оказываются обнизанными светящимися нитями. Геогриф, покрытый узорчатой сетью, указывает Верике на лоб:

– Какой славный у тебя крестик! – Он завороженно разглядывает крест с четырьмя крестиками на концах, все стороны которых продолжаются бесконечными крестиками.

– Это распахнутые объятья. Видишь, безкончики, как ладошки?

– Я вижу тебя насквозь!

– Это потому, что мне нечего скрывать.

У Верики на безымянном пальце левой руки есть малюсенькая родинка в форме звездочки. Как кольцо на память.

. . .

Верика твердо намерена изучить, что-же все-таки происходит в сердцевине бесконечного корня. Пока Геогриф разглядывает левым боковым зрением Верику, расковыривающую промерзшую почву, его правый глаз устремлен в противоположную сторону.

– Смотри-ка, я еще никогда не видел такого чудесного озера! Помнится, видел грандиозный облачный водопад, но такое – впервые.

– Это озеро называется Небесным Недром! – радостно восклицает Верика. – И знаешь почему?

– Догадываюсь, – кивает Геогриф, вглядываясь в вытянутую чашу, наполняющуюся светящейся водой, – а ты видела когда нибудь границу между небом и землей?

– Да, – машинально отвечает Верика, стоя на этой самой границе.

Геогриф всматривается в линию горизонта, стиснув свои орлиные брови, на которые, по выражению Хопнессы, можно смело ставить вазу с цветами. Геогриф стряхивает вазу и сокрушенно признает:

– А я никогда не видел. Может быть, его нет – этого самого горизонта?

– Наверное, может быть, – согласно кивает Верика.

Внизу на ровной белой поверхности вытоптаны строгие отчетливые знаки. Кто-то кому-то географирует. В небе облака вытягиваются крест-накрест. Азбука природы – естествика. У Всеши по этому знанию отличный зачет.

. . .

– Геогриф! Ты романтичный человек? Ты любишь гулять по лесу, слушать пение зябликов, разведывать грибные места? Я видела, как ты рубишь дрова руками. Согласись, что неплохо было бы…

– Смотри-ка, грибы пошли!

– Действительно. Вроде рано еще.

– Любопытно, куда они пошли в такую рань?

. . .

«Этот молодой человек, ограничивая себя пределами вымышленного владения, ошибочно предполагает, что все там будет зависеть только от него. Вчера он проснулся не в себе, весь день ходил, маялся, искал приюта, интересовался, водятся ли здесь улитки», – старательно вписывает Верика в свой походный блокнотик.

 

…упоры подсознания

Тук, тук, тук:

– Геогриф! Ты здесь?

– Я здесь.

– А почему я тебя не вижу?

– Я спустился в подсознание.

– Зачем?

– Здесь у меня кое-какие запасы.

– Видно что-нибудь?

– Нет, очень темно.

– Возьми свечку.

– Нет.

– Почему?

– Хочу научиться видеть в темноте.

– А что это за перегородки у тебя там?

– Это мои упоры. Вот упор номер сто девяносто семь.

– А что там за ним?

– За ним открывается мир.

– Если ты проковыряешь дырку, то сможешь увидеть меня без всякой лампы. Из чего он сделан этот твой упор?

– Из картона.

Верика приподнимает горизонтальную дверцу геогрифовского подсознания. Перед ней возникает сощурившийся Геогриф. По стеклам испытуемых темноскопов размазана угольная пыль.

Верика и Геогриф отправляются собирать модель мира.

Близится час мироздания…

. . .

– Это допустимо – делать макет мира из моих упоров?

– Поглядим – увидим! С чего начнем? – деловито осведомляется Верика.

– С почвы, то есть с ландшафта.

– А на чем будем устанавливать ландшафт?

Геогриф показывает на глобус:

– На подставку.

– Думаешь, земля на подставке держится?

Геогриф поскребывает ножницами дверцу подсознания:

– А как же мы ее в воздухе подвесим?

– На ниточке, а когда все будет готово – обрежем.

Геогриф убирает ножницы в кобуру и разворачивает планшет со схемой предполагаемой конструкции. На первом листе изображен круг:

– Это наш модуль! А это его фасад.

Со следующим листом разворачивается в точности такой же круг:

– Это – вид сверху.

Лист № 3 и № 4:

– Проекция сверху и сбоку.

– А снизу?

– Снизу – то же самое, что и сверху! – парирует проектировщик и мечтательно закатывает рукава.

Верика смотрит на маэстро с долгожданным восхищением. Геогриф окунает палец в клей:

– Приступим!

Верика достает красивое крепкое яблоко. Яблоко блестит зеленой кожурой. Геогриф снимает кожуру, разрезает яблоко на две части. В одной половинке косточки оказываются коричневыми, а во второй – белыми. Геогриф откладывает незрелую долю в сторону.

Грядет конец эпохи мер, весов и часов…

. . .

– Я знаю, ты общалась с отсветом?

– По-моему, это он со мной общался, а я его могла только чувствовать.

– И как он выглядит?

– Величественно! Весь светится. Ослепительный.

– Как солнце?

– Да, только солнце видно, а его нет. Есть только мягкий пушистый свет, но не круглый, а без краев.

– Как облако?

– Не-е-ет! – смеется Верика, – гораздо больше!

Геогриф слюнявит огрызок проявляющегося карандаша и записывает на свободном перышке: «Светозащитные очки с уменьшительными стеклами». Затем, что-то вспомнив, уточняет:

– А ты не почувствовала нагревания воздуха или сухости?

– Просто было тепло, но не снаружи, а внутри.

Геогриф дописывает: «Дополнительные охладительные приборы».

Верика опять смеется. Геогриф насупливает свои впечатляющие брови, на которых уже можно устанавливать семь бронзовых подсвечников:

– Я, между прочим, изобретаю приспособление для общения с отсветом, и человечество будет мне благодарно за это!

– Для общения с отсветом не нужны никакие приспособления, милый Геогриф. Потому что нет ничего проще.

– Хорошо.

Геогриф, не мешкая, переключает оставшееся внимание на осуществление грандиозного замысла по возведению небопровода. Слышится скрежет поворачиваемого ключа и утопывающие шаги:

– Топ, топ, топ.

. . .

Вечером Верика доверительным шепотом сообщает на ухо Геогрифу:

– Мне Всеша сказала, что если сложить все нити нервной системы человека в одну длину, то она превзойдет четырехкратное расстояние отсюда до Луны. Представляешь себе, как это может уместиться в каждом из нас?

– Представляю себе! – взвивается Геогриф. – Я представляю себе, какие в нас заложены грандиозные возможности.

Он ошарашен услышанным. Число это настолько ошеломляюще, что будоражит его неарифметическое сознание. Космические цифры. Масштаб. Грандиоз.

Близится час уединения…

 

…ужин с интрогеогрифом

Птица Очевидия приносит в клюве контейнер.

Геогриф вынимает берестяной рулон, запечатанный сургучом, разворачивает донесение и начинает вникать. Оказывается, Верика вполне официально приглашает Геогрифа на ужин. Теперь вот сидит и наблюдает, как он с аппетитом уминает почемушки. Судя по всему, ей интересно за ним наблюдать. Она не замечает: ни того, как Геогриф стесняется, ни того, как он пачкается вареньем. Она улавливает суть. Для этого зажигаются свечи.

Железные кольца разъединяются и переливаются. На стенах выступают щиты, латы, шлемы с грибами. Камни крепчают. Огонь поливает доспехи позолотой, и воздух начинает переливаться, как гигантский калейдоскоп. Щелкают дрова, настенные тени безшумно перемешиваются.

Геогриф пьет чай и чувствует, как постепенно рассеиваются его смутные страхи и тягостные сомнения. Еще сегодня утром он рассматривал свое существование как чье-то мучительное бремя. Черный тягучий дым, который он выдыхает из своих глубин, направляется в отверстие очага и вытягивается из трубы наружу теплым облаком, рассеивающимся в высоте. Сквозь горячий воздух все видится немного преувеличенным и становится возможным разглядеть некоторые мелкие детали. Геогриф внимательно наблюдает. Он пытается назвать все своими именами, роется в своей всклокоченной голове, подбирая нужные слова, но понимает, что имеет дело с неведомыми явлениями. По большому счету он все понимает, но не в силах обьяснить: почему невероятное становится вероятным? Более того, он не видит, кому бы это следовало обьяснять, кроме себя самого. Геогриф хотел бы научиться улыбаться, как Верика. Но у него получается всего лишь гримаса навроде ухмылки. Верика понимающе кивает, продолжая беседу. Из Геогрифа продолжает валить дым и начинают выделяться беспричинные слезы.

«В наших краях влажно. Вода непрерывно курсирует между небом и землей».

– Кто это говорит? – спрашивает Геогриф.

– Это я, Геогриф! – отвечает голос.

– А я кто?

– Ты – мой внешний голос.

 

…настоящий подвиг

Геогриф, по обыкновению, приходит не вовремя. Начинает рассказывать про погоду в лабиринте, про свой мирок и про то, как хотел бы вернуться в большой мир.

Верика его спрашивает:

– А как же мы? Мы тоже существуем только в этом твоем мирке?

– Нет, нет! – спохватывается Геогриф. – Вы есть везде, а вот я только здесь, в этом своем каракуле. Хожу, брожу – ищу выход.

Этот образ очень удается Геогрифу.

– Я видела вчера тобой отброшенную тень.

– Я должен был сразу извиниться за вчерашнее недоразумение. Мне стыдно, но я буду искать возможность реабилитироваться в ваших глазах.

Входит Герральдий, и Геогриф вновь юркает в свою скорлупу, успевая глотнуть свежего воздуха:

– Уважаемый Герральдий, вероятно, изволит быть сердитым на меня за задержку одолженного инвентаря, но непредвиденные обстоятельства замедлили ход событий, и я осмелюсь просить соизволения получить отсрочку, – пробивается блуждающий витиеватый отголосок Геогрифа.

– Можешь не утруждать себя извинениями. Договор утратил силу. Искренне сожалею, но придется все начинать заново.

– Не извольте беспокоиться. – Геогриф покорно умолкает в своем тесном коконе.

Но еще виднеется его скорбно-тлеющий взгляд. И никаких ему напутствий на сей раз. Конечно, он не «безнадежный парень», как выражается Герральдий. Просто никак не может избавиться от излишней тяги к аттракциям.

. . .

Верика расстроганно взирает на блистательную свежевыбритую голову Геогрифа:

– Иногда мне кажется, что я тебя знаю очень давно.

– Но мне еще не так уж много лет.

– И еще я знаю, что тебе предстоит совершить самый настоящий подвиг.

– Я знаю. – Геогриф показывает две симметричные вселенские макушки, склонив голову. Они, как спиралевидные запятые, обращенные хвостиками друг к другу, образуют сердце.

 

…неминуемая неименуемая часть

Эта часть обоснованно запаздывает по причине необоснованной задержки Геогрифа в текущем моменте. Не иначе любитель публики осваивает умение распоряжаться временем. Из записки, вставленной в каменный подоконник, следует, что все идет своим чередом.

У распахнутых створок окна разбросаны недособранные вещи: книги, ботинки и всякие мелочи, над которыми все еще плавно кружатся пух и перья.

Из окна видна панорама горного пейзажа. Тихо.

Дедушка Геогрифа из фрески на стене бесстрастно-предупреждающе грозит пальцем в сторону гор.

Близится час грозы…

. . .

– Все всё успели?! – Птица Очевидия совершает дежурный облет.

Никто не отзывается.

Свершился час успения…

 

…текущий момент

Герральдий стоит в нижних водах и ощущает, как на него обрушивается огромная масса воды из здоровенного жестяного тазика. Герральдий издает низкий грудной звук и чувствует, как вступает в резонанс с неиссякаемым баком. Стена за спиной начинает вибрировать, сыплются осколки кафеля, проносятся мимо и улетают куда-то вниз. Герральдий под напором воды, смывающей жалкие остатки скользкой зеленой глины, приятно осознает прохладную чистоту облегчения.

«Ххэк!»

Время замирает, вода останавливается, капли повисают в воздухе. Герральдий приподнимает голову и видит себя – сухого и решительно настроенного.

Сферы затворяются.

. . .

Как это ни странно, все продолжает идти своим чередом.

– Так оно и есть, так оно и есть, – доносятся старательные самодеятельные голоса из книги.

– И вы здесь?

– А как же! – слышны искренне недоумевающие возгласы.

– Если уж вас-то не смыло, значит, остальные точно где-то здесь.

– Нас-то как раз и смыло! Но тут-то мы и наткнулись на плавучий кусок бересты и подобрали его, потому что птица Очевидия сказала, что это из нас выпало.

Объединенный Герральдий силится понять связь времен:

– Не понимаю.

– Ну, мы вставили в себя эту писанину куда-то наугад. Тогда-то все и произмешалось вот так, что ни букв ни цвета, одна только монотонность.

Герральдий с трудом перестраивает сомкнутые брови из положения края «вира» в положение края «майна»:

– Вы хотите мне втолковать, что вся эта круговерть произошла из-за вас?

Буквописцы несинхронно пожимают плечами – одни по вертикали, другие по горизонтали.

Герральдий, сидя у костра, блаженно улыбается:

– Ну так, с чего начнем?

– С этого и начнем. Все равно уже давно все началось, – заявляют доверики.

– Лично у нас ничего и не прекращалось, – корректируют верики.

Наступает черед послесловия…

. . .

– А что стало с болотом?

– Его унесла река Воя.

– Ну и правильно. А то ни то – ни се. Не вода и не суша.

 

…карты Верики

Существуют три разновидности карт Верики: ближние, средние и дальние. На сегодняшний момент ближних насчитывается ровно двадцать семь. Из них разносторонних – десять и односторонних – семнадцать. Средних карт всего одиннадцать, среди них семь односторонних. Остальные четыре – разносторонние. Дальних карт на сегодняшний момент насчитывается около тысячи. Описывать их нет смысла, но стоит учесть, что эти карты содержат и ведомое и неведомое. Есть карты огромного формата, с большим количеством персонажей и символов, в различных комбинациях и цветах. Есть символы, указанные впервые в истории картографии. Например, стрела в виде луча, меч со сдвинутым лезвием, надувные бантики. И так до бесконечности.

. . .

а) ближние (односторонние):

1. Синяя царевна, с тремя мечами, из которых два в руках и один за спиной;

2. Недоумевающая синяя царевна, со стрелой, пронизывающей одно из трех наружных сердец;

3. Серая царевна, с копьем;

4. Серая царевна, по пояс в скале, с направленным в шею сломанным мечом;

5. Серая царевна, сидящая на троне с сердцем на груди;

6. Серая царевна, в вечернем туалете и с ожерельем;

7. Серая царевна, жонглирующая двумя искрящимися короткими саблями, с изогнутыми рукоятками;

8. Серый царевич, за столом, с ближними картами Верики;

9. Серая царевна, в виде ручейковой русалки, с искрящейся саблей, на кончике которой колечко с сердечком;

10. Серая царевна, без сердца, с двумя ножами;

11. Благодарящая серая царевна, в легком боевом наряде, с двуручным мечом;

12. Любвеобильная серая царевна, с оленьим глазом, четырьмя наружными сердцами, нагрудным крылом и уловкой мамонта.

13. Черная царевна, с двумя мечами, колчаном, полным стрел, и с кулоном в виде сердца;

14. Черная царевна, с одним мечом, колчаном стрел, в железных нагрудных доспехах и талисманом – кулоном в виде сердца;

15. Серая царевна, с двумя большими вьющимися крыльями;

16. Серый царевич, протягивающий руки в неизвестность;

17. Смиренная черная царевна, с колчаном стрел, преподносящая два меча.

. . .

б) ближние (разносторонние):

1. Смиренная разноглазая Однолика / одноглазый пустолик;

2. Суровая разноглазая Однолика / одноглазый пустолик;

3. Серая царевна, с картами Верики / пустоглазый царевич;

4. Серая царевна, с фатой / серая царевна, с бабочкой;

5. Серая царевна, в облаке / серая царевна, с черным глазом;

6. Серый царевич / серая царевна, с черной бровью;

7. Серый слепой царевич / пустолик;

8. Серая царевна, с кулоном-сердцем / серая царевна;

9. Серая царевна, с кулоном и пупком / большеглазая серая царевна;

10. Недоступная серая царевна, с уловкой мамонта / серая царевна, с кулоном за столом.

. . .

в) средние (односторонние):

1. Черная царевна, с диадемой;

2. Черная царевна, с праздничной диадемой;

3. Черная царевна, с косой из змеи;

4. Голубая царевна, со змеиными волосами;

5. Голубая царевна, с круглыми волосами;

6. Синяя царевна, с диадемой и с косой из змеи, в виде спирали;

7. Серая царевна, с бровями, с диадемой, в виде стрелки и с бесконечной косой.

. . .

г) средние (разносторонние):

1. Черноглазая царевна / пустолик, с локоном, в виде спирали;

2. Две царевны-сестры (черная и серая ) / пустолик, с диадемой и фатой;

3. Синяя царевна, с летающими змеями / послание в пустолике;

4. Черная слепая царевна / послание в пустолике.

 

Толковый малый путеводитель по заповедным житейским состояниям

 

***

Житейцы – народ любознатный и приветливый. Принято считать, что произошли они от сверхов, имеют симметричное строение, отличаются увеличенными размерами ладони и стопы, совершают обряды обеими руками, и живут состояниями, которые бережно фиксируют в своих летописях. Предания древних гласят, что наступит момент, когда накопленные описываемые состояния достигнут определённой консистенции и вся информация приобретёт неведомое качество, позволяющее унимерам перейти на новый уровень восприятия. Так оно и происходит.

***

Ещё о житейцах. Среди них есть просто меры, недомеры и чрезмеры, которые в свою очередь подразделяются на примеров, замеров, вымеров, отмеров, полумеров и многих других, в свою очередь представляющих собой водомеров, землемеров, травомеров, воздухомеров, лицемеров и остальных нижеупомянутых. Их общее житейское определение – унимеры. Все они составляют многообразное житейское народонаселение с устоявшимся сводом неписанных законов и чтимых правил. Отличаются устойчивой системой уверенности, что является несомненным достижением.

О житейском эталоне состояния

Методическое пособие Кроха Давния содержит различные способы определения того или иного состояния в оперативной обстановке. Но, особо отмечается то, что любой субъект, пытающийся оценивать себя со стороны как псевдообъект, неизбежно подвергается процедуре мнимого самомистифицирования (см.).

Состояния – это крохотные измерения, а измерения эти являются разнообразными мгновениями, в которых живут лафляндцы, вифляндцы, триллипуты и вообще все житейские унимеры. Таких измерений есть бесчисленное множество.

Некоторые рекомендации:

Последовательное сочетание заглавных букв в подразделениях предусматривает также автономное использование различных комбинаций представленных состояний. Например – Состояние Аварийного Предела, возможно раскладывать на Состояние Предела и Состояние Аварийности или просто Состояние Предельной Аварийности. Это придаёт процессу чтения дополнительный элемент игры. А всё дополняющее и добавочное имеет наипосредственное познавательское значение во всех житейских вопросах.

 

Раздел «А»

Cостояние А

Очень ответственное состояние. Одновременно флагманское и фланговское. А также включает в себя первоначальность, момент отсчёта, осмысленность, коструктивную устойчивость, целеустремлённость, готовность к преодолению, высокомерность. Символизирует собой крепость и надёжность. Особенная честь – открывать любой путеводитель, потому как являет собой добрый указующий знак.

Состояние Абщинии

Абщиния была покровительницей радости у триллипутов, поскольку их смысл жизни всегда заключался в обязательном обмене информацией друг с другом. Если бы этот процесс неожиданно прекратился, то триллипуты умерли бы в долю милимгновения. Они могут жить киловеками без скоморошки, чуть поменьше без водицы, несколько круглосуточностей без сладкорода, но совсем не могут жить без обмена информацией.

Они ежевременно устраивают фестивали, на которых собираются многочисленные общества и рассказывают друг другу разнообразные истории.

Состояние Авансизма

Всяческое стремление ускорить события, обогнать время, выбиться к передовитости путём призывов общественности двигаться вперёд, а не толпиться у входа. Наиболее характерно в условиях мест общественного пользования, как то: муниципальный транспорт, гардероб в театре, уборная в цирке и сцена эстрады в парке культуры и отдыха.

Состояние Аварийного Предела

Истечение средств на уплату ренты за присутствие в мировом воздушном океане, грозящее исключением планетного тела из пределов космического пространства. Все навигаторы тщательно контролируют взносовые счётчики. Это касается кораблей, спутников, станций, астероидов, комет, метеоритов, звёзд карликовых и гигантских, инопланетных систем, и даже космического мусора.

Состояние Агрессивного Одиночества

Разновидность самоедства, распространявшаяся ранее преимущественно в диких племенах паразитов-выворотней. Свойственно ватзахеллам, гигиеновым собакам и отдельно кочующим будвасам.

Состояние Аквашенности

Житейская норма аквашенности – ведро или десять литров воды на унимера.

Состояние Акробаты

Акробата – это тип cтаринного длинноствольного духового орудия, от одного вида которого шарахались даже ладошечные дрыгуны. Подобные средства раньше использовались для выдувания ватзахеллов из пещер. Одной акробаты хватало на то, чтобы распугать целое стадо, которое потом долго ещё оглоушенно металось по самым отдалённым уголкам неприступных скалистых гор Бигудеи.

Cостояние Активного Безделия

Яркий запоминающийся пример – посещение тристапарка и катание на хлопоголовых головохлопах.

Состояние Амазея

Амазеем называли повелителя гениев в стародавние времена. В источниках древней мифологии Амазей представляется как друг Парадокса, а Парадокс – повелитель странных мнений.

Состояние Аморфности

Аморф в Житее известен как мифологическое языческое божество – покровитель всех неспящих. Аморфность же является типичным состоянием человека, испытывающего переизбыток бодрости. В органической поэзии принято рассматривать такое состояние как экстатическое и неуправляемое. Чрезмеры в таком состоянии уподобляются так называемым безудержимым фантомам и автоматически департируются в Чтимый Ключ, где подвергаются принудительному восстановлению (см. Состояние Аварийного Предела ).

Состояние Анти

Антя – это целебное профилактическое средство для улучшения взаимосообщения между всеми живыми организмов. Принимается утром натощак.

Состояние Антидеребуки

Волна протеста из соседнего моря.

Состояние Антиса

В житейском языке есть особенности, носящие парадоксальный характер. Например, в некоторых случаях нет слов, обозначающих мужской или женский род некоторых живых существ, вещественных предметов, кого-либо, чего-либо. Поэтому они употребляют формулировки навроде «Утка – он» вместо «селезень», считая родство этих понятий для себя слишком путаным.

Состояние Античмости

В данном случае приставка анти носит характер противопоставления. Само же состояние обозначает категорическое неприятие всякого рода хамства.

Состояние Антихрюшки

Птичка.

Состояние Античной Вазы

Здесь представлена подборка материалов из исследовательских трудов специалистов, которым можно доверять.

«Когда любуешься шедеврами вазового искусства, находясь в античном зале Замритожа, начинаешь ощущать, как росписи оживают в воображении. Красота расписных ваз давно пленяет взоры людей.

По своей стилистике искусство росписи близко современной графике. Однако для вазописца задача усложнялась из-за округлости форм сосудов. Изображения были рассчитаны на движущееся восприятие, т.е. на вращение сосуда в руках.

Поневоле проникаешься любовью к создателям античных ваз. Ведь только при умении чувствовать труд другого, можно добиться такой гармонии.

С различных времён гончарный труд был разделён. Об этом говорят многочисленные надписи, называющие имена гончаров и рисовальщиков:

«Клитий меня расписал, а Эрготим сделал…»

Подлинные имена мастеров, в большинстве своём, остаются неизвестными».

Cостояние Анукки

Древний повелитель понукания, не дающий покоя всем одержимым синдромом руководства.

В некоторых вариаллах числится как дух свербов.

Состояние Арктической Силы

Говорят, что эта сила способна переносить в будущее. Слышите?

– Говорит арктическое радио! Сегодня – понедельник, 33-е апреля 4525-го года. Относительное время – 25ч. 70мин.».

Арктическая сила!

Состояние Арфики

Эпическая поэзия, требующая значительного размаха улиц и площадей, трибун, многошествий, продуктов хлебной переработки и зрелищ с непременным участием танцующих маленьких лебедей.

Состояние Ассоциации по Аналогии

Это всякая попытка сравнения чего-либо с чем-нибудь, в случаях неопределённости или столкновения с невиданным ранее. Например, увидев ватзахелла или гигиеновую собаку, можно сказать, что это аналогично каким-то персонажам из сказки. Ассоциация – это более смутное сравнение на уровне догадки. То есть, если брать подобный пример с ватзахеллом, то обычно это звучит так: «Нечто аналогичное гигиеновой собаке, только с меньшим количеством ног и с большим количеством ноздрей».

Состояние Атмосверхности

Слушая дыхание сверхов.

Состояние Антилогики

Интуиция.

Состояние Афоризма

Происходит от древнечоплинского слова «афора», т.е. – сомнительная ценность. Афористы держат это состояние в строжайшем секрете.

Состояние Афродимости

Означает принадлежность к виду водородных.

 

Раздел «Б»

Состояние Базилика

Основной вид.

Состояние Базиса Нерукотворного

То основание, на котором стоят все фундаменты.

Состояние Балтийского Чмора

Балтийский чмор – это традиционный привет моряков балтийского флота морякам черноморского флота.

Состояние Бди

Бдя – из разряда одарённостей, позволяющих обладать достаточным запасом внимания, чтобы любимый город мог спать спокойно.

Состояние Бдительности Мимолётной

Когда быстро летишь, главная задача – не моргать, чтобы не пролететь пункт назначения.

Cостояние Без Тени Сомнения

Любая теория имеет своё неизбежное завершение.

Однако в Житее есть одна бесконечная дорога – это путь без тени сомнения. Он не предполагает никаких столбиков, границ, тупиков, лабиринтов и прочих ограничений. Путь без тени сомнения – это светлый и необозримый простор, рассчитаный на движение в любом направлении.

Состояние Бесконечности

Процесс написания настоящей книги.

Состояние Бесконечной Бесконечности

Настоящий процесс написания настоящей книги.

Состояние Безликости

Потеря нравственного облика, уподобление чему-либо безобразному, невнятному. Например, сравнение с пресловутым гигиеновым рылом.

Или, когда всё есть, а лица нет:

«Да на нём же лица нет!»

Состояние Безмерности

Ничем неизмеримое состояние.

Cостояние Безобидного Казуса

Любая непредсказанная ситуация, имеющая комическое завершение.

Например – отрывающаяся пуговица в момент зашнуровывания ботинок, когда вы понимаете, что на вас надеты носки не того цвета.

Состояние Безобразности

Кризис брутального возраста.

Состояние Беспощадности

Основное требование в процессе редактирования книги.

Состояние Без Роду Без Племени

Ватзахелльские подкидыши, брошенные в скоморошковых болотах на милость хёрбиков.

Состояние Безрокотности

Обетование в отдалении от автоватзаллов, кишмодромов, всяческого шума и прочей суеты. Доказано смыслом жизни – без рокота ещё никто не умирал.

Состояние Безрыбья

– Спасибо, мамаша, за креветки и соль!

Состояние Безудержности

Характерно для влюблённых парашютистов.

Состояние Безусловного Родства

Унимер унимеру брат. Брат брату – брат. Брат унимера – унимер. Исключительный пример – северный семибрат, он сам себе брат.

Состояние Безценного Дара

Умение делиться своим даром безвозмездно.

Состояние Безчувствия

Тупость.

Состояние Белого Света

Спектр всех частей света в совокупности. Если сложить евразию, арктику, антарктику, африку, америку, австралию и антлантиду – получится белый свет. Классическим примером является радуга, семь цветов в соединении дают белый цвет.

Состояние Белоснежки

Её кожа бела, как снег. Её волосы черны, как эбонитовое дерево. Её губы красны, как прекрасная роза.

Сказочно безукоризненная экология.

Cостояния Беспечности и Обеспеченности

В первом случае означает осознанную неподготовленность к зимнему отопительному сезону, а во втором случае – неосознанную данность возможности подготовки к отопительному сезону.

Состояние Беспокойства

Бес Покойный отличался неуравновешеннным нравом и дурными манерами. Покоится в специальном подземном отсеке ядерного хранилища наряду с прочими ядрами, содержащими ядовитые запасы.

Состояние Беспредела

Бес Толковый не на шутку обеспокоился, когда узнал от Беса Пардонного, что в болото спустили канализационную амнистию, с которой сливался Бес по кличке «Покойный». Бес Толковый стремительно упаковался и отправился в предельно дальние просторы. Все знали, что у Беса Покойного были свои счёты с остальными Бесами.

«Бесами, бесами мучан…» – как поётся в старой каторжной балладе.

Состояние Бессознательности

Беда в том, что Бес Сознательный действует против сознания, но категорически и принципиально отказывается это признавать.

Состояние Библиофилии

Умение выбрать нужную книгу наощупь, по наитию, с закрытыми глазами. Алхимия фамильных библиотек.

Состояние Блаблайки

Младший братишка барабашки, живущий за печкой в балалайке.

Состояние Благостности

Это когда всё идёт своим чередом. За благожелательностью следует благоверность, за благоверностью – благонадёжность, за ней – благочестивость, благодеяние, благосостояние, благодарение, благотворительность, благожелательность и так далее по Божьему благословению.

Состояние Благосостояния

Образ Божий в нас состоит из веры, надежды, любви, разума, свободной воли, и вообще, из всех самых возвышенных сокровенных чаяний, что надёжно хранятся в нашей душе. Для того, чтобы не впадать в состояние исчерпанности, необходимо почаще заглядывать в этот персональный тайничок неиссякаемого пожизненного кредита. А индивидуальный код содержится в нашем сознании. Наше благосостояние – в нас самих. Пусть всегда будет с нами.

Состояние Блика

Неуловимая близость лика.

Состояние Блуждающей Радости

Неуловимое, но мощное и спокойное течение, попадая в которое чувствуешь себя как рыба в воде. И облака плывут в нужную сторону, и солнце светит под нужным углом.

Состояние Божества

Отражение детской колыбели в глазах кошки.

Состояние Большого Взрыва

Здесь речь идёт о «бада-буме», в момент которого единая вселенная распалась на независимые вселенные, галактики, созвездия и т.д., без всяких очевидных причин для недовольства, навроде перевыборов. Мистика, да и только.

Состояние Брани

Схематично выражаясь, слияние обороны и нападения. Образно говоря, крепость с поднятым забралом.

Брань бывает низменная, создающая характер видимости, а бывает благородная, то бишь невидимая.

А по поводу того, что «милые бранятся – только тешатся», так уж таков незатейливый мирской беспорядок. Главное, чтобы их это утешало. (См. , Никодим Святогорец).

Состояние Брейгеля

Бр-р-р!

Какая же холодрыга

Эта питерская зима

Состояние Бровады

Йован Бровада – эпизодический герой, известный своими безсмысленными подвигами во времена освоения скоморошковых земель. Он долгое время прозябал в темнице за разбойничество и пиратство. Имел мельхиоровое кольцо в средней перегородке носа, за которое был прикован к решётке, и прежде всего прославился тем, что в порыве угрызений совести вырвал его вместе с носом и сбежал за пределы острога. Собрал отряд подобных себе необузданных отщепенцев и покорил болотистые земли ватзахеллов, обратив их в неописуемый восторг своими разноцветными бровями.

Состояние Бродячих Огней

Треугольные стрелки девочек

Указуют на место клада

А овальные компасы мальчиков

Нас приводят к словам зарока

Состояние Бронзы

Никто уже не помнит теперь, за какие заслуги начали ставить бронзовые памятники. Первый был возведён исключительно из желания удолговечить память о бронзовике.

И неважно, что памятник – жуку. Главное, что из бронзы. А бронза – она сама по себе хороша.

Состояние Брюзжи

Брюзжа – такая маленькая козявочка, но звук от неё на редкость неприятный, собственно как и само название. И когда их собирается больше одной, находиться поблизости становится невыносимо.

Состояние Будущности

Будущего нет – оно всегда будет!

Cостояние Бульонного Кубика

Набираю горячую ванну. Ложусь в горячую воду. И чувствую запах мясного бульона без всяких приправ.

 

Раздел «В»

Состояние Вверженности

Довольно рискованное путешествие вглубь Вержской Бездны, предпринятое профессором Марракотовым в начале миливека, и закончившееся загадочным исчезновением экспедиции.

Состояние Вередничанья

Противиться, капризничать, отнекиваться без пользы дела и одновременно сокрушаться по этому же поводу, оплакивая свою несчастную судьбину, вместо того чтобы попросту сделать её счастливой.

Состояние Вержи

Вержь – это самое глубокое морское ущелье в Чопле. Местные жители называют его – Вержская Бездна. Там обитают подверженные скрытности водные существа. Естественный свет туда почти не проникает, и они обходятся электрическими фонариками.

Состояние Верики

Когда знаешь, что за кислым наступит сладкое, то и кислое становится вкусным.

Состояние Верти

Верть. Чудодеяние, чудесность. Поэтичность, стихийность. Редчайшее состояние.

Состояние Вершения

Это состояние приходит к нам путём сверху и его нужно встречать с распростёртыми объятьями, с распахнутым сердцем и в праздничной одежде.

Cостояние Весомости

Приземлённое состояние. Придавать весомости словам – лишать их возможности полёта, обрекать на прозаичность.

Состояние Ветрария

Здесь обретается представление о всех ветрах на свете. Покидая ветрарий, чувствуешь себя очищенным и облегчённым. Все пылинки сдуты, все закоулки проветрены. Запахи всех концов света смешиваются в один – целостный и первоначальный.

Состояние Вечности

Если воспринимать вечность соразмерно с эталоном времени в рамках обыденного житейского масштаба, то век в вечности – это как секунда в секундности.

Вечность бывает целая и частичная, то есть половинчатая, четвертичная, восьмиричная и так далее до бесконечности.

Как считают житейцы, особенная ценность вечности заключается в том, что её можно познавать частями, но воспринимать как единое целое.

Состояние Взаимопомощи

Иногда очень не хватает достаточной решимости для осуществления нужного действия, и если рядом есть кто-то близкий, то можно позаимствовать у него необходимой силы. И поскольку этот акт носит благотворительный характер, т.е. от чистого сердца, то вы не ощущаете на себе гнёта долгов, а воспринимаете сие как должную взаимность. Это наш кредит уверенности. Не стоит растрачивать уверенность понапрасну, но и не стоит скряжничать, поскольку эти резервы восполняются естественным образом, как сказочный неиссякающий горшочек с кашей. Как только понадобится поддержка близких, будьте уверены – смело доставайте свою большую ложку.

Cостояние Взаимопонимания

Встречаются два триллипута:

– Да?

– Да!

Есть ещё пример более высокого уровня взаимопонимания, когда три триллипута обходятся одновременным кивком согласия.

Состояние Взросления

Дети, появляясь на этот свет, сталкиваются с неожиданными обстоятельствами. Некоторые испытания требуют от них приспособления к существующей действительности, в результате чего они взрослеют, то есть мутируют. Ещё им очень не хватает уровня освещённости на этом свете. Некоторые не ввыдерживают и возвращаются в тот свет, откуда они пришли сюда.

Состояние Видимости Незримой

Есть в природе сознания такие очевидные вещи, которые до сих не видны многим учёным даже вооружённым взглядом. Никакие телескопы, никакие хрустальные шары и никакие прочие приспособления не позволяют узреть эти очевидности. Точно так же, стоя под собственным ногтем большого пальца правой ноги, невозможно воспринять свою колоссальную фигуру, уходящую головой в небо, а можно только довериться ощущению чего-то крупного и хрупкого одновременно. Это есть, это велико и это надо принять как должное.

Состояние Витиеватости

Состояние такого рода запутанности, когда возникает потребность в путеводной звезде .

Состояние Вневременного Познания

Сегодня, после вчерашнего, я готов познать завтрашнее.

Состояние Внешнего Проявления Благости Души

Широко открытые ясные глаза.

Cостояние Внывания

Предупреждающее состояние, когда кто-то не просто изнывает, а ноет целенаправленно – в себя, чтобы наконец затопить всё внутри, пустить ковчег и спасти в себе всё самое ценное.

Cостояние Вовсести

Корневая система всей сверховости.

Состояние Возбуждённости

Заведённый будильник.

Состояние Возврата в Молодость

Это промежуточное сотояние сродни ушедшему поезду, который ещё не далеко, но вернуть его уже не под силу, однако возможно ещё догнать, если постараться.

Состояние Возвышенности

Чувствовать себя холмом, а не дураком на себе.

Cостояние Воздержанности

То, что отличает просто мера от чрезмера. То, что недомерам даётся большими усилиями и с переменным успехом. То, что придаёт жизни лёгкий оттенок искромётности.

Состояние Возлика

Возле личности, возящий личность – не важно, (см. также Состояние Чности ).

Состояние Возрождения

Процесс рождения очень впечатляет, но впечатление это может поблекнуть с прошествием времени, поэтому полезно его обновлять периодически. Если и это не помогает воспрянуть духом, остаётся родиться заново.

Состояние Войны и Мира

Эти понятия из тех, что постоянно соседствуют, но не уживаются друг с другом никогда. Даже на страницах великих романов.

Состояния Воображения и Воображаемости

Часто используются в среде художников, писателей и музыкантов.

Cостояния Вопроса на Заданный Ответ

– Почему кувшин пустой, но не опустевший?

– Потому, что новый и ещё ни разу не наполненный.

Состояние Восклицающего Вопроса

Стоит насупившийся вопрос спиной к восклицательному знаку и с надеждой спрашивает:

– Как ты думаешь, капитан Крюк есть?!

Состояние Вотличности

Вот, взять хотя бы капитана Крюка! Вот, личность он или нет, если мы знаем его только по описаниям из книги?

Состояние Временной Непостижимости

Это развеивается легко и сразу же после завершения периода цветения яблоневых деревьев. Как белый дым.

Состояние Времяпровождения

Когда мы начинаем уставать от загостившегося у нас времени, мы предпринимаем различные действия, намекающие на занятость, навроде увлечённого разглядывания книг или обычного позёвывания. И время перестаёт нас тяготить, так как оно перестаёт нас замечать. (См. также Состояние Современности ).

Состояния Всебяемости и Вменяемости

Крох Давний писал об этом так:

«Что касается меня, то я всё впускаю в себя и держу это в себе, но так не должно быть. Всё в себе держать не нужно. Есть обстоятельства, которые вообще нельзя впускать в себя, а есть те, которые полезно выставлять на всеобщее обозрение, как произведения искусства. Кое-что необходимо выгуливать или периодически проветривать. Это мнимое заблуждение – рассматривать всебяемость, как аналог вменяемости…».

Состояние Вскока на Орбиту

То же самое, что вскочить на движущуюся карусель. Если не разгонишься предварительно, то обязательно упадёшь и слетишь с орбиты, потому что в космосе ухватиться не за что – ни лошадок, ни слоников.

Cостояния Вывода и Выхода из Себя

Рано или поздно складывается вывод, что если есть выход из себя, значит, есть и вход. Можно выйти ненадолго, но не стоит забывать повесить табличку с ограничивающей надписью: «Потусторонним вход воспрещён!»

Состояние Выдержанности

Выдержка – это сила воли, а сила есть – ума не надо.

(Военная хитрость).

Состояние Вызова Обществу

Были раньше такие исполины духа, что могли вызвать на поединок целое общество. Более того, были такие гиганты мысли, которые побеждали общество.

Cостояние Выползня

Он уже вполз обратно.

Состояние Вырубленности

Такая пластическая техника воспринимается в современных художественных кругах ни мало ни много, как нечто архибрутальное.

Пользуясь такими доступными средствами, как древесный колун и папина отвёртка, можно высечь кардинально новый образ уже существующего объекта. Бывали случаи, когда из настоящего богатыря ухитрялись вырубить сущего карлика.

Состояние Высокомерности

У высокомеров принята настолько высокая мера наказания, что они даже не помышляют покуситься на преступление столь же высокой планки закона. Столь высокая мера ответственности – это своего рода закономерность.

Состояние Выхода в Свет

Пойдём, прогуляемся

Собой полюбуемся

И другим покажемся

 

Раздел «Г»

Состояние Галдежа и Галдливости

Не путать с голдежом и голдливостью. Галдёж и галдливость всегда сопровождаются шумом, вознёй, покряхтыванием, повизгиванием, похрюкиванием, покрякиванием, кудахтанием и кукареканием.

Состояние Гениогненности

По свидетельствам одновременников сверха, придумавшего огонь, это был благодушный детина с копной рыжих волос, выгоревшими ресницами и облупившимся на солнце носом.

Состояние Гиппокрада

Непостижимое романтическое чувство свободы, присущее именно этим житейцам, не признающим никаких условностей навроде границ, документов и прочих разделений по калибрам. Относятся к особой категории неуязвимых, поскольку не подвержены никаким физическим недомоганиям.

Гиппокрады очень подвижны, разбросаны по всей Житее и обитают в непосредственной близости от унимерианских поселений. Легко находят общий язык с ватзахеллами.

Cостояние Главна

Главн не летает. Он преимущественно плавает. А если и летает, то исключительно вниз.

Состояние Глупизны

Настойчивое пребывание в глубочайшем заблуждении.

Состояние Гнидовления

В древние времена унимеры слагали легенды о диковинных существах, которые водились в глубоководных ущельях. Среди них упоминается чудище по имени Гнидо, которое по ночам выползало из подводья и гнобило местных землемеров. Так продолжалось годами, пока в этих местах не объявился герой, который ногтем раздавил паскудную гадину. Героя звали Вернихопом, а родом он был из потомственных возрожденцев.

Состояние Гнома

Гномы – это состарившиеся дети.

Состояние Голдежа и Голдливости

Голдёж – это грабёж с последующим дележом награбленного, завершающийся традиционным кутежом.

Голдливость – лёгкое пристрастие к безделушкам, подделкам и фальшивкам.

Состояние Голи Алчущей

Голь Алчущая обладала каким-то диковинным даром сниже. Она ела землю. И чем больше ела, тем глубже копала. А чем глубже копала, тем дальше отрывалась от поверхности. В конце концов пропала в темноте подземных лабиринтов, по всей видимости, заблудилась в собственном самокопании.

Состояние Горных Бабушек

Это когда ноги подкашиваются от зычности.

Состояние Готовности

«Поехали!»

Состояние Грандиоза

Состояние любого великана, исполина. Близко к состоянию изгойства и возвышенности.

 

Раздел «Д»

Cостояние Дарности

Что дано, то дано. Обратно уже не вернёшь. А раз не вернёшь, значит надо пользоваться.

Состояние Девиза

Девиз компании «Инфобремя»:

«Комментарии всех стран – соединяйтесь!».

Девиз компании «Инфрабрен»:

«Моменталии всех стран – соединяйтесь!».

Состояние Дегенератора

Потребитель энергии.

Состояние Деградации Общества

Из популярной кулинарной книги «Многоразовые одноразы»:

«… Овощи превращается в однородную массу, удобную для потребления…».

Cостояние Деспота

Деспот – это тот, кто насильственным образом пытается изменить своё окружение.

Состояние Детсада

Девочки отчаялись

Мальчики насупились

Пейте больше чаю

Ешьте больше супа!

Состояние Дикорацио

Иду вдоль росписи. Фреска постепенно меняет цвета, и я выхожу к лесу. А вместо леса дикий рационализм в стиле постмодерн.

Состояние Дичи

Это состояние настигает как правило вдали от дома. Особым образом, в глухих зарослях, болотистых местах или медвежьих углах.

Состояние Дня и Ночи

Круглосуточность.

Состояние Довольства

Предвкушение свободы.

Cостояние Дромофобии

Часто овладевает житейцами, живущими в непосредственной близости от танкодромов, кишмишдромов, возмуходромов, термодромов, сачкодромов и прочих дромов.

Cостояние Дурнозвучия

Очевидным признаком этого состояния являются: отрыжка, попукивание, шмыгание, чавкание, почёсывание, шкрябание, позвякивание, подмигивание, хихиканье, хмыканье, ухомыление, поскрипывание, позуживание и т.д.

Cостояние Дюженности

Ординарное состояние оченности.

 

Раздел «Е»

Cостояние Егозизма

Своего рода симбиоз эгоизма и энтузиазма. Егозисты – народ безобидный, и что самое главное – управляемый, если почаще расставлять у них на пути мисочки с кормом.

Состояние Егориного Горя

Укатали Егорку крутые американские горки.

Состояние Едрени Фени

Едреня феня – это распространённый конспиративный язык триллипутов в условиях ведения партизанских действий. Отличается высокой концентрацией специфических терминов, крепкостью выражений, неординарностью звучания и необщедоступным чувством юмора.

Состояние Емели

Так напился, непонятно, что мелит. То про самоходные вёдра, то про бунт.

Состояние Ерьма

Большой тяжёлый воротник из кожи будваса. Одевается по будням.

 

Раздел «Ж»

Состояние Жалости

Это всё, что остаётся от ватзахелла, после процедуры перфектизации.

Cостояние Жжи

Жжа – это древнежитейский языческий злой дух, объединяющий в себе такие пороки, как – зависть, жадность, алчность и ненасытность. На картинках манускриптопликаторов тысячелетней давности Жжа всегда изображался зелёным одутловатым существом с выпученными красными глазками и длинными когтистыми лапами.

Состояние Железобетонного Сада

Возникает всякий раз, когда слушаешь музыку легендарной группы «Конкретика». Ржавые яблоки, ветви арматуры, прямоугольные стволы деревьев, жестяная листва.

Cостояние Жизни

Когда начинаешь обнаруживать выражение эмоций в каждом дереве и строении. Когда смотришь на облака, неторопливо уплывающие в перспективу бесконечности и понимаешь, что дороже этого может быть только любовь ко всему этому.

Состояние Жизнеспособности

Известен только один способ жить – верить, надеяться и любить.

Cостояние Жизни Жуков и Быта Быков

Насекомые никогда не прозябают, всё время в движении. Жужжат, бегают, летают, прыгают, грызут, таскают, катают и т.д. Быт крупнорогатых тоже незатейлив – жуют, созерцают, бродят, бодаются, мычат, телятся и т.д.

Cостояние Житейской Мудрости

Житейская мудрость весьма проста, так как сводится к одному пункту чтимого свода житейских ценностей, который гласит следующее: «Чти и не предавай забвению заповедных истин.», (см. также Состояние Заповедлости ).

Состояние Журилки

Журилка – известный житейский персонаж. Жив ещё Журилка.

 

Раздел «З»

Состояние Забурённости

Лето, зной, трава, чистый воздух, насекомые, коровы, молоко, сметана, пастораль.

Состояние Завершённости

Когда все звёзды стоят на своих местах.

Состояние Закона Бодрения

Не знаю, как там, но тут надо бодриться.

Состояние Закономерности

Неписаный закон меров гласит, что, создавая проблемы себе, мы создаём проблемы окружающим, и наоборот.

Состояние Занимательной Арифметики

В 2222-м году мне будет 161 год. А родился я в 1961-м году. Чтобы прожить до 2222-х лет, понадобится ещё 1961 год. Значит, это будет уже в 4183-м году.

Состояние Заповедлости

Оседлая жизнь в заповедных местах.

Состояние Запоздалого Любопытства

Следопытство.

Состояние Засоса

За SOS! За спасение наших душ!

Состояние Заторможенности

Ещё не остановка, но уже и не движение.

Состояние Звона в Ушах

Звон в ушах это отзвук колокола в душе. Это значит, камертоны органов реагируют на силу движения воздуха. А от чувствительности клапанов зависит характер звука – звон или дребезжание.

Состояние Здоровости

Чтобы постичь это простое состояние, Крох Давний рекомендует употреблять кизил с косточками.

Состояние Зидания

Деятельность зидателей зиждется на основе созидания.

Состояние Злопамятника

Каждый ватзахелл в детстве бросает триллипуту за шиворот лягушку, но не каждый триллипут становится скульптором.

Состояние Злыдня

Злыдень – это мифическое житейское чудище, совершавшее свои мифические злодеяния в светлое время суток. (См. также Состояние Мифа и Легенды ).

Состояние Зоотерапии

Сейчас в медицинской практике используют природные возможности различных животных. Еноты-полоскуны могли бы замечательно промывать мозги пациентам.

 

Раздел «И»

Состояние Избавления от Искушённости

В сувенирных житейских лавках продаются пузырьки с искусом различной концетрации для прагматичных туристов. Когда путешественники возвращаются домой, они дарят знакомым эти бутылочки, чтобы избавиться от искушения вернуться обратно.

Состояние Избыточноcти

Быто – символ зажиточности. Если есть быто, значит, хозяин зажился.

Состояние Изменения Ощущений

Зависит от перемены обстоятельств. Одна и та же процедура в разных обстановках вызывает порой противоречивые ощущения. Одно дело поужинать в ресторане, другое – в зоопарке, если вы при этом ещё и воробей сегодня.

Состояние Измерения

Из меров вышли выдающиеся деятели. Здесь уже упоминались Мюнхгаузен, Незнайка, Мумми-Тролль, Журилка Винни-Пух и все, все, все. Их вклад в развитие житейской культуры поистине неизмерим.

Состояние Измерения Достоинства

В древней Житее, к примеру, мужское достоинство измерялось общепринятой единицей – подвигом. Существовал даже эталон подвига. Но, когда это стало нормой, меры прекратили вести бессмысленную статистику.

Состояние Изначальности

Юго-востокцы, юго-западцы, юго-северцы и юго-югцы.

Существовали ли среди них какие-нибудь национальные признаки до самослияния?

Cостояние Изо

Одна и та же картинка изо дня в день, изо дня в день.

Состояние Изобдительности

Леонардо да Винчи был необыкновенно бдительным человеком. Он спал по одной ложке в час и поэтому успел наизобретать уйму всякой всячины.

Cостояние Изобретательного Искусства

Чудобраз – житейское изобретение, позволяющее превращать нарисованное в реальное. Что смог нарисовать, то и обретаешь.

Житеец – создание интерпеливое, поэтому стремится к высоким технологиям, понимая, что нужно очень потрудиться, чтобы ничем не утруждать себя.

Cостояние Иллюзиона

К сожалению, золотая рыбка не переходит по наследству. Есть ещё варианты с цветиком-семицветиком, с волшебными палочками и с джинами. У житейцев с детства распространено одно желание – желание жить. Поэтому они легко и просто справляются сами. Но если вдруг житейцы видят унимера с волшебной палочкой, они знают – это вынужденная мера самообороны. Хоп, и ватзахеллы превратились в золотых рыбок. Эффективно, безобидно и с пользой для общества.

Состояние Иностранности

В персонажах, которые приезжают к житейцам из других мест, присутствуют какие-то иные странности. Они не так странно одеваются, как житейцы. Не так странно разговаривают, иным образом смеются. Одно слово – иностранцы.

Состояние Интервала

Международное судоходное общество.

Состояние Ископаемости

Артезианцы живут в подземных колодцах, уподобляясь мифическим термоглодитам. Там они спят, едят, читают книги.

Состояние Искреннего Заблуждения

Житеец может быть искреннен в своём заблуждении. Стоять в тупике и ничуть не сомневаться в этом.

Состояние Искушения Испытанием

Свойственно героям, засидевшимся без подвигов.

 

Раздел «К»

Состояние Калькалякора

Художник, окрыляющий медведей, оживляющий картинки.

Состояние Кателя

Катель – обиходное название амулета удачи.

Состояние Каторги

Ещё одно неверное желание, и жизнь на этой планете превращается в ссылку.

Cостояние Каши Вечной

Манна небесная.

Состояние Кишмиша

Кишмиш – это космос на старожитейском наречии.

Невесомое окрылённое мягкое мышление, лишённое всякой косности.

Состояние Классической Конверсии

«Лёгким движением руки брюки превращаются в шорты!»

Cостояние Кляти

Унимеры не любят упоминать клять, поскольку она причинила им много горя, и по той же причине не могут забыть. Но время летит, время лечит, и в некоторых местах так уже называют небольшие быстроводные речушки.

Состояние Колоколения

Поколение колокольчиков и колоколов. Тогда модно было всячески колоколеть.

Состояние Компонента

«Я» является составляющей частью общества.

Cостояние Конфиги

Муляж, бутафория, пустая обёртка. Всего лишь силуэт. А также зелёный морской финик и амулет против приставучести.

Состояние Копушести

Копуши – это не столько те, кто копаются, а те, кто в большей степени копошатся. Как правило, мягкие медлительные создания.

Cостояние Короля Составного

Крёстный отец всех королей. Основная составляющая – золото.

Состояние Космоса

Космос – это сияющая ничтожность.

Состояние Крайней Необходимости

В этом состоянии можно долго ходить по краю, но не далее того.

Состояние Крайней Утончённости

Неоспоримое правило блинопечения. По краям блин всегда тоньше, чем в середине. Но, если использовать центробежную силу, можно опровергнуть это правило, добившись подходящего результата путём выпекания блинов на граммофоне.

Состояние Красоты Внеземной

С высоты в десять тысяч киловздохов наша планета смотрится очень красиво. Дух захватывает от такой мощной красоты.

С высоты в десять тысяч киловздохов совсем не видно следов разрухи.

С высоты в десять тысяч киловздохов этот большой мягкий и зелёный как губка шарик похож на круглый летающий остров в безбрежном воздушном океане.

Состояние Крепежа

Ведро какао!

Состояние Круговертня

Один знакомый триллипут устроился крутильщиком на ручку колеса фортуны. Теперь у него родственников – полпланеты.

Состояние Крутого Момента

Иногда судьба так круто разворачивает, что долго ещё движешься по инерции в ненужном направлении.

Состояние Кумира

Говорящая статуя, каменный гость.

Состояние Куфни Детской

Куфня детская такова: на первое – конфеты; на второе – сахарная пудра; на десерт – пастилки из сухого завтрака.

 

Раздел «Л»

Состояние Лантиды

Ориентировочное состояние. Доберётесь до Лантиды, а от Лантиды до любого места рукой подать.

Cостояние Лебединой Песни

Раньше, во времена рыцарей, драконов и магов, считалось непринятым делать фетиш из Чёрного Обелиска, и тем более дарить его по всякому поводу.

«Эй! В этом месте гитара должна визжать, как свинья, потому что он её бросил…» – продюсерский оборот. «Песня о точильном камне», фрагмент записи.

Состояние Лежня

Лежень тоже может быть разным. Есть лежебоки, предпочитающие валяться или спать на боку. Соответственно – леволежебоки и праволежебоки. Есть любители полежать на животе или на спине.

Состояние Ленивого Разума

Все рационализаторы – лентяи, потому что они непрерывно пытаются облегчить свой собственный быт. А потом, вдобавок, хотят за это денег, чтобы было на что продолжать бездельничать.

Состояние Лёгкости

Нужно лечь прямо на воздух, расслабиться, осознать свою неизмеримую малость и стать невесомым.

Состояние Ликования

Божественные лики и лики Святых очень адекватно отображают наше сиюминутное состояние. По общему выражению и характеру взгляда с иконы, можно точно определить уровень собственного состояния. Поведение изображенного образа и есть состояние ликования. Образы ликуют и делятся с нами своими обликами.

Состояние Лупоголовости

Категория житейцев, пропускающих через свою голову определённую информацию и, выдающих её слегка преувеличенной, утрированной, гротескной.

Состояние Любви

Дар вечной жизни.

Состояние Любимости

Не требующее взаимоприятности чувство.

Состояние Любомудрия

Общение с чуткими житейскими стенами.

Состояние Любительства

Художественная самодеятельность, увлечение, необязательное занятие, времяпровождение и т.п. Явный признак жизнелюбия.

 

Раздел «М»

Состояние Массы

Весь свой бессознательный период общество было инертной массой и тормозило выдающихся людей. Поэтому, относительно сильные личности вынуждены были либо конструктивно влиять и воздействовать на общество, либо подчинять себе оное, чтобы оно не очень сильно мешало процессу развития отдельной личности.

Первый способ свойственнен людям талантливым и изобретательным, обладающим внутренней силой и уверенностью. Второй способ избирается людьми властолюбивыми, горделивыми и одержимыми, опирающимися на неведомую им систему внешних сил. Первые вынуждены воздействовать на массу, вторые – вынуждают воздействовать на первых, чтобы попытаться выделиться из общей массы.

Состояние Масти

Наличие лёгкого глэмца.

Состояние Международной Солянки

Состояние международности свойственно некоторым блюдам, хотя по сути своей набор еды везде весьма немногообразен. Традиционно – это мясо или немясо, и растительная или нерастительная пища.

Состояние Мерцо-Сопрано

Горное пение, мерцающий возвышенный вокал, колыхание голоса на ветру, раздувание мотива. Искра, гаснущая в радуге. Мотылёк над водопадом. Он не кричит. Он поёт.

Состояние Минуты Молчания

У житейцев – это традиционная обязательная дежурная минута тишины после пятидесяти девяти минут всеобщего гвалта, и так каждый час.

Состояние Мирулиток

Верика с Пёфеклой обсуждают природу житейских масштабов. Вместе с этим они раскачиваются на качелях, чтобы не терять времени зря. Возникает идея усовершенствования быта улиток. И вот уже роется котлован для фундамента, возводятся противоветряные конструкции. Улитки с любопытством наблюдают. Каков он – этот их новый мир?

Состояние Мисти

Лёгкий туман, но никакого мошенничества.

Cостояние Мистификашки

Маленькая мистификация. Нельзя сказать, что житейские просторы отличаются особенной степенью затуманенности, но лёгкая дымка имеет место быть. Преимущественно в сезон грибной трети.

Состояние Мифа и Легенды

Миф – это выдумка о подвигах героев, а легенда – это слух о том же самом.

Состояние Мнимого Самомистифицирования

Поскольку ввести себя в заблуждение является делом неможным, то эта забава носит призрачный характер, требуя тщетных усилий воображения. Себя не обманешь.

Состояние Мнимой Доброты

В маленьком житейском городке Винограде есть колбасный ресторан «Соль-ля-ми». Однажды туда наведался хозяин местной живодёрни и, отобедав в компании приятелей, и прийдя в лёгкое возбуждение, пообещал подарить харчевне настоящий «Перпетуум Мобиле» образца возрожденческого периода.

Уши предпринимателя краснели неестественным дьявольским огнём и он извинился перед собравшимися, объяснив своё экстатическое состояние приступом мнимой доброты. Приятели на всякий случай посмеялись над его шуткой.

Состояние Многоликого Однолика

Символизирует лицедейство.

Состояние Многооченности

Очень много «очень».

Состояние Моккасина

Гигантские ундинские кофейные плоды, называемые среди аборигенов обувными, потому что из них выдалбливаются отменные прочные сабо.

Состояние Моментального Опыта

Унимерианские хроники.

Состояние Монолита

Период развития скульпта личности в древней житейской истории.

Состояние Морщи

Морщь – межволновое морское пространство, порождаемое гримасой воды.

Состояние Мосисьона

Вечерняя и утренняя процедуры протирания своего многолика лосьоном.

Состояние Мощного Дрыгателя

Первое чудо света – чоплинский исполинский мост в момент раздвигания пролётов, для пропуска второго чуда света – гигантского громохода «Триллипутиум».

Состояние Мудрёзы

Что-то смутно напоминающее мысль, плавающую в пространстве, скользкую и прозрачную.

Состояние Мульти – Пульти

Когда Ёжик снимался в одном из своих анимационных фильмов, он так увлекся сценой погони, что при выстреле бутафорской винтовки рухнул как подкошеный и скончался на месте. Но тут-же примчалась скорая и умчала ёжика в реанимацию, а там его в два счёта оживили.

Состояние Мыкающих

«Мы – такой-то и такой-то…». Так изъяснялись императоры, ставя своё величество во множественном числе для большей весомости. Позднее эта манера была присвоена миссионерами-самозванцами.

Состояние Мытия

Мытий, оплакивающий своё мытие:

– Мытиё, ты моё мытиё!

Cостояние Мышьяка

Последние годы жизни Мышьяк чувствовал себя отвратительно. Его здоровье было подорвано бесконечными опытами, нн стал похож на огромную лохматую мышь. Немощный старомер умер в муках и терзаниях, не имея возможности оставить кому-либо в наследство секрет своего отравоядия.

Состояние Мятной Безопасности

Регулярно разрабатываемая спецслужбами серия секретных ароматизированных средств для внутреннего пользования, отбивающих запах дыма отечества.

 

Раздел «Н»

Состояние Наблюдательности

«К Элоизе». Автор написал эту мелодию, прислушавшись к звуку помешивающей ложки в чайной чашке.

Состояние Надеяния

Во дворе дома, где проживала Хопнесса, рядом со скульптурой гниды, гнобящей землемера с сыновьями в бездействующем фонтане, громоздился огромный старинный унивоз. Каждое утро, в течение многих лет, эта махина начинала тарахтеть спозаранку, нарушая мирный сон граждан. Так вероломствовал настырный старикан Язвит – владелец авторесурса. Хопнессу подобный шум чрезвычайно раздражал. Всякий раз, проходя мимо грохочущего агрегата, она делала замечание, на что старикан Извит только отплёвывался в ответ.

– Ну-ну! – предупреждала его Хопнесса, – Плюйся, плюйся. Авось доплюёшься до чего нибудь.

И вот, её провидение сбылось. Чёрствый недомер Язвит вынужден был прекратить опыты со своим моторизованным средством, так как коммитет по спортивным состязаниям обязал его выступать за сборную по плевкам в высоту.

Состояние Надыся

Возвышенное состояние – по легенде, много долгоголетий тому назад некий Надысь увидел прекрасного лебедя в образе красного облака, сошедшего к нему во сне с небес.

Состояние Назидательности

Степень дерзновенности, соответствующая уровеню освоения творческого потенциала.

Состояние Наивности

Творит чудеса, оживляет дерево и превращает кукол в бабочек.

Состояние Насекомости

Бессмысленная ползотня, путаница под ногами, назойливость и праздное прозябание без малейшего намёка на ответственность.

Состояние Настенного Синдрома

Бросаться на стены в иступлённом восторге всякий раз, видя на экране адъютанта его превосходительства.

Состояние Настоящего Мустаччо

Как уверяют сами житейцы, настоящие мустаччо обитают на севере бигудейского горного хребта. По свидетельствам учёных их осталось только двое, и они никогда не встречались друг с другом.

Состояние Настройки Эвкалипта

Большие умельцы в этой области быстроликие мешколапы. У них абсолютный нюх и неутраченное чувство гармонии. Они так настраивают свои эвкалипты, что их ароматом притягиваются целые меридианы.

Состояние Настырной Настойки

Настырь, произрастающий в горных бигудейских местностях, даёт корень, который настаивается до позеленения. Обладает свойством точильного камня и притупляет восприимчивость.

Состояние Натянутой Улыбки

Улыбка рядового ватзахелла, если можно так назвать эту вымученную гримасу, напоминает триллипутский охотничий лук, выгнутый в обратную сторону.

Состояние Науки и Техники

Наука на службе у техники, а техника на страже науки. Взаимообразная связь, держащая в страхе недобрую половину взрослого населения планеты.

Состояние Небесимости

В таком состоянии находятся все подразделения воинств, идущих по иерархии выше земного уровня.

Состояние Небылицы

Запылилась небылица,

Завалялась в уголке:

«Хорошо бы стать былицей,

Чтоб не сгинуть тут в тоске!»

Состояние Невезения

Когда по дороге в гору возлик идёт за подъёмником в жёсткой сцепке. Или просто стоит, любуясь высотным ландшафтом на перевале. Или, когда ездок возалкал фигу, а дотянуться на ходу не может, потому что возлик очень низкого роста.

Состояние Невесомости Бытия

Неуловимый момент перехода в небытие.

Состояние Невозмутимости

Жёсткое каменистое дно, холодная проточная вода, быстрое течение – залог прозрачности и чистоты.

Состояние Невообразимой Тяжести Мотия

Мотий – сверхтяжёлый металл, груза которого не выдерживает ни одна периодическая таблица. Продавливает своим весом любую поверхность.

Тягомотина – специальный сплав с добавлением чугуна.

Cостояние Невыносимости

Состояние невыносимости происходит по причине дурного характера, который невозможно вынести из помещения через специальный выносной проём. Основная причина невыносимости в том, что люди сами себя не желают выносить.

Состояние Недельника

Есть на свете дельники, которые всё делят. А есть недельники, у которых всё неделимо, даже неделя не разделяется на дни.

Cостояние Неизбежности Отражения

Отражение неизбежно. В воде, в слюде, в металле, в очках собеседника. Есть зеркала, в которых хорошо отражаются носы, есть зеркала, в которых отлично смотрится обувь. Но есть и зеркала, отражающие наши души, эти зеркала – наши глаза.

Состояние Неисчерпаемости

Состояние неисчерпаемости определяется степенью глубины источника. Черпать можно черпаками, ложками, поварёжками, чашками, чугунками, крынками, ушатами, тазиками, вёдрами, бочками. На худой случай, просто руками. Да не устанет рука черпающего из божественного источника!

Cостояние Ненавязчивой Контрастности

Есть среди житейцев такие неискушённые меры, которые искренне удивляются всякий раз, когда узнают, что в алфавитном порядке после буквы «Н» следует «О». Их будоражит такой контрастный переход.

Состояние Необурлита

Новые бурлиты достигли невероятных успехов в области защиты своего здоровья от обуреваемости страстями. Максимум, что может их потревожить – лёгкий ветерок, пошевеливающий травку на макушке.

Состояние Непокладистости

Свойственно унимерам не склонным к авантюризму и не выносящим поклажную деятельность (путешествия, приключения, разыскивания кладов, свадьбы в горах, сбрасывание себя на землю и т.д.).

Состояние Непорчности

Относится к категории продуктов вечного хранения. Сюда входят ценности незыблемого порядка.

Состояние Непраздных Мужей

Это обременительное состояние, но ноша не отягощающая, поскольку является частью нас самих, как голова или руки. Характерно то обстоятельство, что количество непраздных мужей всегда соответствует количеству непраздных жён.

Состояние Непредсказуемости

Подошла официантка, принесла борщ и сказала, что тот, кто так гасит окурки – ломает свою судьбу. Но, ведь судьбы бывают разные!

Состояние Несколькости

Одна из разновидностей неопределённости.

Cостояние Несовершенства

Человек несовершенен ровно настолько, насколько он недоволен окружающей действительностью.

Cостояние Несусветности

Нести свет – это высокое призвание.

Состояние Неугомоникуса

Неотступное требование прибить градусник к металлическому подоконнику.

Состояние Неумения Распределения Полезных Ресурсов

В этом нет ничего страшного, так как все полезные ресурсы изначально распределены очень умело.

Состояние Неуместности

Древняя вифляндская легенда гласит о некотором колоссе – Йоване Длинноногом, у которого ноги были такой длины, что, когда он ложился в горячее озеро, его коленки упирались в облака и покрывались снежными шапками. А на голове у Йована перелётные птицы вили гнёзда. На ежегодном конкурсе в Чопле он традиционно получал первый приз жюри за непревзойдённость. Пользы от него практической не было, поскольку эта гиганточресельность была неуместна в Житее с её умеренным масштабом ландшафта. Видимо, Йован Длинноногий приблудился не к той местности.

Состояние Нехватки Цепкости

Когда хватка ослабевает, кольца размыкаются, скованность пропадает и наступает свобода действий.

Состояние Нецелесообразности

Пианист Так был виртуозом. Играя на рояле по 12 часов в сутки, он стремился достигнуть так называемого единства целостной гармонии. Так перебирал клавиши со скоростью, позволявшей слить воедино ноты всех доступных октав. Обычным ухом невозможно было различить переход предыдущего звука в последующий. Таким образом, Так пришёл к теоретическому выводу о существовании некой единой бесконечной ноты. И если было бы возможно соорудить инструмент с бесконечной клавиатурой, он вполне мог бы доказать это на практике. Им даже были произведены соответствующие расчёты монорельсовой дорожки и конструкции стула, перемещающегося с необходимой скоростью, но…

…Однажды, поливая любимые цветы в своей крохотной оранжерее, Так был потрясён обыкновенной мыслью. Мысль была такова: «Если все эти удивительные растения объединить в одно, то придётся лишить себя всей красоты разнообразия!». Так любимое увлечение виртуоза освободило его от надобности громоздить большую, но бессмысленную фортепианную трассу, опоясывающую кругом всю планету. Грандиоз Так вошёл в житейскую историю как выдающийся коллекционер растений. Его «воспитанники» украшают лучшие сады Лафляндии, Бигудеи, Странглии и других уголков Житеи.

Состояние Нонсенса

Несенсационное явление.

Состояние Нюанса

Новый ответ на старый вопрос.

 

Раздел «О»

Состояние Обезъёживания

Недостаток икры морского ежа в повседневном рационе.

Cостояние Обкрылённости

В бессметном количестве крыльев парами считать удобнее. Пары состоят из левых и правых крыльев, верхних и нижних, передних и задних.

Подробнее читайте в статье о предверьевском крылопитомнике, где выращиваются всевозможные породы крыльев.

Состояние Облегчения

Ничего лишнего.

Состояния Обледенения и Оцепенения

Мало кто знает, как нужно правильно цепенеть, чтобы не умереть от страха. И мало кто знает, как можно обледенеть без негативных последствий. И уж совсем немногие догадываются, как можно осуществить и то и другое одновременно с удовольствием для себя.

А нужно вот что. Достать Лед Зеппелин и запустить его на полную катушку.

Состояние Облупо

Последствия попыток раздувания пожара мировой революции, обстенный синдром, лёгкое сотрясение мозга, тошнота, головокружение, сухость в мировой слизистой оболочке.

Состояние Обмена Веществ

Для начала вещества обмениваются дружескими рукопожатиями, а затем делятся опытом.

Состояние Обрящения

Не успеваешь обратиться в бюро находок, как находишь то, что искал.

Состояние Общей Беды

Сообща легче переносить любую беду. В наш век это сродни празднику победы над разобщённостью.

Состояние Обыкновения

Обыкновений – обычный оптический эффект, являющийся следствием столкновения с необыкновенностями навроде двурогого единорога или одноглавого Змея Горыныча.

Состояние Огого Состояния

Многие финансовые магнаты до сих пор переживают это состояние с трудом, поскольку оно измеряется миллионами разных мер – сантилитров, килодней, антиграммов, психодолей и т.п.

Состояние Одеревнения

Тяга к житейским просторам, чистому воздуху, парному молоку, прогулкам по росе.

Cостояние Одержимости Жаждой Деятельности

См. Состояние Неугомоникуса .

Состояние Одноликого Разнолика

Любой унимер в собственных глазах.

Состояние Оживления

В такие минуты даже чурбан начинает цвести и пахнуть.

Состояние Ожидания

Немного об ожидайцах на нынешний момент. Что бы о них ни судачили, они всё-таки появились и заполонили собой преимущественную часть геомира. А это означает, что теперь без них не обходится ни один процесс в мировом пространстве. Сейчас происходит период ожидания во многих отраслях культуры, науки и техники.

Состояние Окаменения

Жижа самодовольства, пытающаяся укрепиться на постаменте жизнедеятельности.

Состояние Опупени

Опупень – это культовое место, где когда-то загорали сверхи вниз животами. Это место буквально пропитано особой атмосферой. Воздух, от которого золотится кожа. Вода, от которой светится воздух.

Состояние Осенения

Предварительное ощущение наступления долгожданного момента.

Состояние Остроконечности

Готовность пронзить собой рыбу в быстрой холодной воде.

Состояние Осьминога

Мечта сороконожки. Ноги, как руки.

Состояние Ответа На Все Вопросы

Ответственность.

Состояние Отклониды

Это в полной мере испытали на себе довериканские моряки, отклонившиеся от курса из-за бродячих подводных огней в районе Вержской бездны, несколько многолетий назад. Обнаружив клад на дне морского ущелья, они были вынуждены строить там поселение, чтобы уклониться от притязаний современников.

Состояние Отмера

«Отмеряй только лучшее – отрезай только лишнее» (старое семимерское высказывание).

Состояние Относительной Мёртвости

Это когда лежишь с закрытыми глазами и думаешь, что умер, как вдруг раздаётся звонок с того света: «Как поживаешь?»

Состояние Отселя и Доселя

Особенность родственных уз такова, что как бы близко ни жили друг относительно друга братья Отсель и Досель, между ними всегда есть какое-то расстояние.

Состояние Отстраненности

Был в Чопле один рекогносцировщик по имени Полиглав. Он так пристально и самозабвенно наблюдал за собой со стороны, что перестал обращать внимание на происходящее внутри себя. Полиглав очень страдал от такой занятости и вынужден был прибегать к помощи эскулапов, уборщиков и даже золотарей. А однажды пришлось вызывать бригаду пожарных с помпой и баграми, потому что от переизбытка возмущения в голове Полиглава вспыхнул пожар и образовались завалы.

Состояние Отчасти

Голова – часть организма, нос – часть головы, ноздря – часть носа и т.п. Часть от части.

Cостояние Отчаяния

Жизнь – наперекосяк! Всё опухло. Голова не проходит в форточку. От чая и не такое бывает. Житейцы это знают.

Состояние Очарованности

Известны примеры, когда уродливые стариканы пытались навести чары на молодых красавиц, и им это не удавалось. Зато самим красавицам очень часто удаётся очаровать стариканов.

Состояние Очумения

Длинная. Очень длинная. Длинная-предлинная песня охотников на моржей про родной дом.

Состояние Ошаломленности

Достигается путём многократного радостного приветствия.

Состояние Ощущения Изменений

Есть такие унимеры, которые способны улавливать колебания тончайших слоёв мироздания. Они слышат даже болтовню муравьёв под зимним слоем и изменение цвета бури в долине Астр. Они не упускают ни малейшей подробности, поэтому о глобальных изменениях могут только догадываться.

 

Раздел «П»

Состояние Падая

«…Нахожусь я в замкнутом мире,

Голова, как чугунная гиря,

Падаю в чёрную шахту,

Лёжа на спине и с закрытыми глазами,

Важно – не смотреть по сторонам,

Важно – не думать о падении,

Важно – не умереть раньше времени…»

(Поэма о Падае)

С каждым новым разом Падай падал всё ниже и ниже, а времени на это уходило всё больше и больше. Даже родные и близкие со временем перестали испытывать беспокойство по этому поводу. Если Падая нигде не было видно несколько дней, все понимали – он опять в падении.

Состояние Паровичка

Ускользающий секрет преобразования стареющего мира. Ностальгические воспоминания паровоза об наблюдательной Анечке с Большого Фонтана, впоследствии ставшей супругой Николая Степановича Гумилёва.

Состояние Пасквиля

Пасквиль – старинная единица измерения выделения стихийной жидкости у птиц.

Состояние Пасхи

Под кровом колокольного купола

остуженного сырым воздухом

виднеется маленький свет надежды

раскачивается новая вьющаяся дорога

опять всё заново терпеливо рассказывая

с причала уходит – к началу приходит

овалы на небе овал на земле

и чистые дети во мне и в тебе

и слов неимеющие

и свет всеcееющий

себе уделивший под небом зрачок

сквозь дырочку в карте надзорного свода

откуда вонзился серебряный меч

наутро созревший и вросший в окно

потоком семян из семи позолот

и тысячью листьев ворвавшихся в лето.

Состояние Первенства

Первым всегда оказывается то, что приходит само собой.

Cостояние Первооткрывателя

У меня на лице есть белые пятна,

Открывать их довольно занятно.

Cостояние Перегара

Когда огня уже нет, но следы пожара на лице.

Состояние Передряги

Редкий случай, когда кому-то удаётся передрягнуть дрягу.

Состояние Пережизни

Движение – жизнь. Способность всеобщей мысли зависит от обстоятельств, образованных нашими усилиями. Способ мысли, умеющий завести в тупик, уже есть способ передвижения. А передвижение – это пережизнь.

Cостояние Перекиси

Прокисший лимон. Когда у лимона унылое настроение, он приобретает такое упадническое выражение лица, что хочется плакать лёжа. Ведь исконной особенностью лимона являются бодрость и жизнерадостность.

Состояние Перемирия

Лучше, конечно, перемирие, чем недомирие. Запас мира карман не тянет.

Состояние Перестраховки

Происходит от переизбытка страха перед надвигающимися обстоятельствами.

Состояние Периода Ухаживания

Длится ровно столько, сколько уходит прихаживающий, а это в свою очередь зависит от степени терпеливости проваживающего.

Состояние Песни

Сегодня из унитаза полетел пух. Как ни странно, это выглядело романтично.

Состояние Плосковидения

У ватзахеллов особенность строения глаза заключается в том, что они дискообразные, как пуговицы, хотя форма может быть разная. Более того, видят они всё не только плоско, но и монохроматически, то есть серо-белым. И окружающую их жизнь воспринимают в лучшем случае как театр теней.

Состояние Побеждённости

Когда предаёшь себя в руки достойному восхищения, преклоняешь голову перед неколебимой крепостью, складываешь знамёна у подножия неприступной вершины, и налегке ступаешь восвояси.

Состояние Повседневной Перманентности

Сегодня обнаружил перманентного дворника. Он всего лишь стоял с веником во дворе бани. Дворник ничего особенного не делал. И тем не менее, было очевидно, что он – непрерывный дворник.

Cостояние Повышенной Аварийности

Приходит Верика с улицы и первым делом сообщает:

– Там Землю чинят!

Это есть высшая степень аварийности.

Состояние Погрешковости

Маленькие тёмненькие шарики на бесплодной почве малодушия. Оставляют их за собой мелкие грызуны совести, бойко размножающиеся в неволе.

Состояние Поддельного Интереса

Есть специалисты, которые легко отличают оригинал от подделки. Суть настоящего шедевра заключается в том, что у ценителя начинают гореть глаза. Оригинальный интерес виден за версту, а поддельный нужно днём с огнём искать. Такой интерес стоит дёшево за кучу, а то и вовсе даром никому не нужен.

Состояние Поднатуженности

Туго натянутая улыбка ватзахелла.

Состояние Позорища

Позорище – зрелище, выставление чего-либо или кого-либо на всеобщее обозрение (старожит.).

Состояние Полирования

Самое высокое качество полировки можно наблюдать в храмах. Напольные каменные плиты обрабатываются веками и тысячелетиями. Происходит это неспешно и с любовью. Грубая стадия – это так называемая ножная полировка, средняя стадия – ручная полировка и конечный этап полировки – лобызание.

Состояние Полного Профана

Профан – это преемник и последователь какой-либо навязчивой идеи. Профаны ведут свой род от древних кондиционистов и являются потомками тайного общества, именуемого в народе как «великое сезонное недоразумение».

Состояние Полности

Жителям городка Свято Место очень повезло. Жизнь их полна всякой всячины. И продолжает полниться до сих пор.

Состояние Поочерёдности и Последовательности

Количество умерших людей на земле неумолимо растёт. И, казалось бы, что их число уже должно превысить число живых. Но оказывается, что живых всегда больше, чем усопших. Даже если на земле останется один человек, то соответственно живых будет на одного больше. И только когда последний человек на земле исчезнет, живых и мёртвых станет поровну. И всё потому, что человек прежде рождается, а уж потом умирает.

Состояние Порывистости

Неистовое желание что-нибудь порвать, будь то утренняя газета, свадебные колготки, грелка или взаимоотношения с кем-либо.

Cостояние Поскуливания

Разновидность грустного пения, от которого сводит скулы и слёзы катятся по скулам.

Состояние Последнего Предупреждения

Каждое следующее предупреждение, делающееся по следам предыдущего предупреждения.

Состояние Последствия Последнего Предупреждения

Последствием последнего предупреждения является последующее предупреждение.

Состояние Постоявства

Классическое меню – насекомые и их нектар.

Состояние Потенциозности

Возьми меня с собой

Возьми меня к себе

В сияющих огней

Блестящую парчу

В меж небом и водой

Натянутый шатёр

Плывущий по волнам

Стремления домой

Состояние Потребита

Если нет аппетита, или не насыщаешься, нужно срочно менять темп потребления.

Состояние Потусторонности

Потустороннимам вход запрещён. Потустороннимы являются весьма недалёкими родственниками ватзахеллов.

Состояние Правильной Комбинации Эмоций

Эту комбинацию разработал один взломщик сейфов, услышавший замечательную легенду о том, как унимеры из поколения в поколение придумывали и производили специальные музыкальные инструменты, обладающие звуками, соответствующими различным состояниям души и тела. Например – чудук отражает состояние задумчивости и производится из древесины зимнего меланхоля, растущего в эпизодейских горах.

А северная народная душещипательница, обладающая писклявым голосом и ввергающая в состояние неописуемости, вытачивается из местной вержбездновской раковины.

Так вот, если правильно подбирать инструменты с соостветствующими друг другу звуками, можно раскрыть код гармонии.

Состояние Предконца Света

Навязчивая попытка предсказания конца света. Но есть такой свет, у которого нет ни конца, ни начала. А есть и такой, где только многочисленные предконцы, посленачалия, послеконцы, предначалия, а также то, что между ними и вместо них.

Состояние Предначертанности

Попытка войти в состояние начертания самого себя. Из начертательной геометрии необходимо усвоить, что на все вещи необходимо смотреть как минимум с шести сторон, чтобы получить объёмное представление о внешности предмета. Смотришь на себя со стороны: левый профиль, правый профиль, лицо, затылок, макушка, подошвы. С конструктивной точки зрения всё в полном объёме.

Состояние Предсказуемости

Предсказуемостью называется эпиграф к житейской сказке.

Состояние Предстоящести

Из конспекта Кроха Давния:

«Вполне очевидно, что сверхи по-своему не озадачивались будущим, ведь для них было возможно абсолютно всё, в том числе – не совершать ошибок…».

Состояние Преувеличенности

У Верики есть такое увеличенное стекло, которое позволяет разглядеть сущность вещей. Так вот, бывают такие вещи, которые лучше не увеличивать, иначе они становятся неузнаваемыми. Таков нос Герральдия, превращающийся в рельеф незнакомой местности. Вдоль холмистых склонов журчат ручейки и мирно бродят овечки.

Состояние Природы

В природе ничто не оставлено без внимания. У травы есть улитки, у улиток есть Верика, у Верики есть Хопнесса и так далее.

Cостояние Причмокиста

Причмокист – исполнитель на причмоке в оркестре триллипутов. У каждой группы исполнителей есть свой солист. В группе улюлюкальщиков их два. Только у пупсификаторов нет солиста, они всё равно не могут пупсифицировать тише определённого уровня.

Состояние Причудливого Переплетения

Такая последовательность и продуманность действий, которая не позволяет держаться ходу событий в однообразном русле.

Состояние Прозрения

Всё очень просто. Мы живём с закрытыми глазами до тех пор, пока не обратим свой взор к Господу. Тогда глаза наши открываются и мы начинаем видеть удивительные и прекрасные вещи.

Состояние Пролога

В джазе нет трагедии. Есть беспечность, беззаботность и даже наивность. Но трагедии нет.

После того, как Верика вернула свою душу Господу Богу в чистоте и сохранности, Герральдий сутки продолжал держать её тело на руках. Он ещё чувствовал мартеновский жар и подземные толчки. Озноб перешёл в воздух и воздух завибрировал. Впервые в жизни этот житеец почувствовал небывалую силу стойкости, и научила его этому девочка, не обронившая ни единого бессмысленного звука, а только крепко упёршаяся ему в грудь кулачками.

Когда пришли санитары пространства и спросили: «Кто умер?», Герральдий ответил:

– Я.

Состояние Промежуточности

Промежуточные состояния являются наиболее неприметными, поскольку всегда находятся между чем-то и чем-то. Между горячехолодьем и белочерньем, низовысостью и дальнеближьем, светотемьем и малобольшестью и т.п.

Состояние Просвещённости

Когда солнечный свет проникает в самые дальние закоулки подсознания.

Cостояние Прямолинейности

Как известно, самый короткий путь к достижению предполагаемой цели – это прямая линия.

Применительно к шарообразной планете, это высказывание не совсем точно. Если двигаться прямолинейно, то очень скоро придётся оторваться от поверхности земли, или прорыть подземный ход.

Состояние Псевдодневности

Мнимое представление повседневности.

Cостояние Пчелиного Волка

Обычный волк, только с крылышками и полосатый.

Состояние Пчеловека

Жужжит и таскает, таскает и жужжит. Но не летает.

 

Раздел «Р»

Состояние Развязанности и Разузданности

Момент освобождения от шнурков, ремней и прочей сбруи.

Состояние Раздануданайсти

Типичное состояние гиппокрада где-то между первой и вторым.

Cостояние Раздвоенности

Сидит русалка на берегу и недоумевает, глядя на марширующих солдат, повторяющих одно и то же:

Раз – Два!

Раз – Два!

Раз – Два!

Состояние Размазни

В чоплинской межнациональной галерее выставлено полотно «Геркулес» из цикла сюжетов о мифических подвигах легендарных героев всех времён и народов. На картине изображён мужчина атлетического телосложения, поедающий кашу из походного котла.

Состояние Разрыва

Момент отделения родимого человека от родимого места.

Состояние Раскаивания после Возгердивания

Это, по сути, завершающий момент осмысливания книги «Снежная королева», которую унимеры культивируют с детства.

Состояние Ремаркеса

Простить всё. Прощай, пальма – символ юга и Хопнессы.

Состояние Рифмометра

Раз – буква, два – буква…

Раз – строка, два – строка…

Раз – четверостишие, два – четверостишие…

Раз – стихотворение, два – стихотворение…

Раз – поэма, два – поэма…

Раз – книга, два – книга…

Раз – собрание, два – собрание…

Раз – библиотека, два – библиотека…

 

Раздел «С»

Состояние Самодостаточности

Это, когда есть возможность самому себя достать, чтобы не унижаться и не просить потереть спинку.

Состояние Самозабвенности или Самоотверженности

Это довольно близкие героические понятия, и их можно проиллюстрировать маленькой строчкой из известного всем житейского стихотворения, про маленькую девочку:

«С голой попой в темноту…».

Состояние Самомнительности

Мнёшь себя, мнёшь, а оно сквозь пальцы продавливается и норовит ускользнуть.

Состояние Самосовершенствия

Разводим крылья на ширину золотого сечения и любуемся своим отражением в пролетающем под нами зеркале мира.

Состояние Самостоятельности

Все унимерианцы, достигшие годовалого возраста, состоят в добровольном обществе «Стоим сами».

Cостояния Сведённости и Разведённости

Когда мосты разводятся – наступает затишье, а когда сводятся – возобновляется оживление. Обе стороны обмениваются впечатлениями.

Cостояние Сверха

Сверху всё выглядит таким маленьким, аккуратным и чистым.

Состояние на Сегодняшний День

Позади – 51х365 дней.

Состояние Сердцевидности

Неочевидность.

Состояние Серьёжности

Серьёзный ёжик.

Состояние Силоса

Место скопления остатков сил и место хранения запасов сил.

Состояние Симфонической Живописи

Хочется встать за мольберт, взять в обе руки кисти и дирижировать красками так, чтобы они пели и играли.

Состояние Скорби и Печали

Ваганты в гостях у Сафо.

Состояние Сладкого Сна

Сегодня ночью сон был настолько сладким, что под утро вдруг захотелось картофельного пюре на воде.

Состояние Смиренного Непротивления Света Белого Свету Чёрному

Естественный пример единства и гармонии противоположностей в житейской природе – день и ночь.

Состояние Собственности

В Житее сохранились права собственности на достоинство, честь, вольный выбор и т.д.

Состояние Совести

Нет людей плохих и людей хороших, есть люди с совестью и без совести. А совесть – это голос Бога.

Состояние Современности

Чтобы шагать в ногу со временем, необходимо быть в одном строю с ним.

Состояние Согласности Буквальной

В алфавите ситуация такова, что согласных меньше одной трети. Остальные придерживаются позиции просто гласности. Плюс ещё знаки препинания, правила, исключения из правил. В общем, нагромождённость и запутанность.

А вот у цифр положение намного выгоднее. Здесь налицо присутствие цельности и порядка.

Состояние Созидания

Зиждитель дарует возможность присоединения к процессу миротворения всем осознавшим прескорбную степень чудовищности всеобщей розни.

Состояние Солнцемера

Солнцемер был и остаётся самым авторитетным специалистом во всей Житее.

Состояние Соответствия

От осины не плодятся апельсины,

От берёзы не родятся розы,

В бузине не вырастут арбузы,

В баобабах не возникнут дыни,

А на кипарисе не цветут ирисы,

И только лишь в орешнике ты найдёшь орешки.

Состояние Сопушкина

Соседство поэту по близости Духу.

По ту и по эту стороны книги.

По ту и по эту стороны неба.

Состояние Сослоностояния

Рекомендация всем, стоящим возле слона. Будьте бдительны, не поддавайтесь на провокации рядом затаившегося в болоте бегемота, и не втягивайтесь помпой раскрываемой им чавкающей пасти вместе с огрызком яблока ранее предназначавшегося слону, иначе получите хоботом по шапке.

Состояние Состояния

Достаточно постоять возле дерева, чтобы ощутить состояние состояния лесу, состоящему из подобных тебе, состоящих деревьям.

Состояние Сочетания

Сочетание души и тела образует житейца.

Состояние Спасения

Спасал душу от вспышки ярости, ударился о притолоку сознания, потерял равновесие, очнулся плавающим в океане голубого света.

Состояние Споса

Умение отвести уныние, беду, неприятность, путём отвлечения внимания от дурного предчувствия в область чего-либо более важного и захватывающего. Например, заставить себя вспомнить детство.

Состояние Спящего Красавца

Дабы разбудить спящего красавца, не всегда достаточно поцелуя принцессы. Иногда ему помимо этого просто необходимо выспаться.

Состояние Среднеродности

Положение между мужским и женским, но применяемое и к тому и к другому.

Состояние Стайности

То же самое, что и стадности, только окрылённое.

Состояние Стирания Граней

Помывка посуды в стиральной машинке.

Состояние Стихибельности

Стихибель – служитель поэзии.

Состояние Стихийной Жидкости

Сезон тропических дождей.

Состояние Стойня

Cтойни – самые выносливые унимеры во всей северной Лапатуссии. Их стойность поражает своей высокой степенью сдержанности. И присущая им пристойность достойна искреннего восхищения.

Состояние Столбянина

Состояние столбянина распределяется следующим образом. Сначала происходит челобитный столбянин, далее – триумфальный, затем – позорный, низкий, и наконец фонарный столбянин. Типичный пример упаднической карьеры.

Состояние Стряха

Стрях позволяет избавиться от усталости, сбросить напряжение.

Состояние Сугубовой Грандиозности

Сугуб получил очередной исполинский заказ на проект Грандиоза – самого большого неботрога во всех предначальях. Заперся у себя в мастерской и всю ночь сооружал макет конструкции. На утро он уже не представлял себе, как будет спускаться с верхотуры.

Состояние Сумочки Для Космоса

Возомнить себя аксессуаром Верики, собирающейся в гости к подруге.

Состояние Сферха

Тоже сверх – только шарообразный.

 

Раздел «Т»

Состояние Тварности

Твари есть подверхностные создания, а верх плохого не сотворит. Это слово не символизирует ничего постыдного. Некоторым тварям, конечно, не позавидуешь, такая у них нелёгкая участь. Но, если они появились в нашем бурном потоке жизнедеятельности, значит так надо. Главное, что появились.

Состояние Тезиса

Нелёгкая стезя всевозможных демагогов и ораторов. Хочется привлечь побольше народу, требуется громко кричать, надрываться. Нужно экономить силы. Для этого необходимо быть краткими. А краткость – сестра таланта. Поэтому приходится обходиться тезисами.

Состояние Теории Бытовой Относительности

Когда приходишь в обувной магазин и начинаешь примерять новые ботинки, то сразу же обращаешь внимание, насколько изношенными выглядят твои старые.

Состояние Типа

Чувствуешь себя подозрительной личностью. Идёшь – на всех оглядываешься, хмуришь брови.

Cостояние Титаника

Однажды вечером, смирившись с присутствием мотылька, я подумал: «Неужели это всё я сделал?». Нашёл в себе силы подняться, умыться, поесть, переместиться, попить, снова подняться, снова переместиться, снова попить, ещё раз переместиться, посидеть, ещё один раз переместиться, снова поесть – и всё это за один день. И так день за днём.

Это требует титаниковых усилий.

Cостояние Тончи

Тончь – это максимально допустимая норма голодания природы духовного.

Состояние Топика

Маленькая декоративная вершинка. Личное достижение. Предмет гордости.

Состояние Топорографии

Был такой умелец среди триллипутов, который отличился тем, что смастерил при помощи одного только топора целую книгу. Остро заточил инструмент, настрогал листов, подбил тыльной стороной топорища корешок, обрубил края, обмакнул кончик лезвия в ступку с толчёным углем, и написал историю о честнослове.

Состояние Точильного Камня

Камни терпеливы по своей природе. Люди их вырывают из естественных условий обитания и нещадно эксплуатируют. Есть камни для строительства храмов, но ведь есть и для выправления ножей.

Состояние Точности

Редкая особенность видения.

Состояние Транса

Осознание себя частью чего-то неведомого, например – аббревиатуры.

Состояние Трёх Измерений

Состояние, состоящее из трёх неизвестных, выходящих из одной точки и делящих мир на две неравные части.

Состояние Тройного Одеколона

Тройная порция кёльнской воды. Традиционно это – три тройных в один стакан.

Cостояние Тугоdoomия

Туго мне – в доме только «doom» и я.

Состояние Тумача

Значительный перебор. Намного больше «золотой середины». В левом глазу правое изображение, в правом – левое.

Состояние Тупоты

Ограниченное состояние. Никаких звонких, шипящих, свистящих и раскатистых. Только «Т», «П» и т.п.

Состояние Тусца

Тусец является промысловой поверхностноводной рыбой. Перемещается большими косяками, пристраиваясь в фарватер ведущему течению, будь оно тёплое или холодное. Питается мелочью, несомой потоками мэйнстрима.

Состояние Тягомотины

Мотиева нить – тянучная проволока из сверхтяжёлого металла.

Состояние Тяжеломысленности

Из области тяжёлой промышленности. Шагающие экскаваторы, бегающие бурильные установки, подпрыгивающие бульдозеры, ползающие заводы. Довольно легкомысленные изобретения.

 

Раздел «У»

Состояние Угробленности

Это когда сам себе копаешь яму, сам в неё проваливаешься, сам себя закапываешь, сам на себе ставишь крест.

Состояние Уделения Должного Внимания

Есть такие высокочувственные существа, которые требуют к себе повышенного и непрекращающегося внимания. Они начинают чахнуть и умирать от недостатка должного внимания. Для них разработаны специальные приборы – заводные заботики. Они постоянно интересуются, как у вас дела, какое самочувствие сегодня, каков на сегодня прогноз состояний, преимущественный цвет, предпочтительная погода и т.п.

К вечеру вы так наделены вниманием, что единственное ваше желание – самостоятельно поспать.

Cостояние Удручённости

Утверждают, что Удр постиг все степени учёности и после этого объявил себя чистым листом пергамента. Вырубил из ясеня деревянного двойника, оживил его посредством буратинного порошка и до конца своих дней общался с окружающими только через него. Поставит истукана перед собой и в специальное отверстие кричит на всю улицу: «Здравия желаю!» или «До скорого свидания».

Состояние Уездности

– Папа, ты сегодня уезжаешь?

– Да.

– Папа у нас сегодня уездный!

Состояние Ужаса

Это когда душа обрывается и проваливается в пятки, а там темно и страшно.

Состояние Уживчивости с Разобщенностью

В Житее обитают разные общности, и все они рано или поздно уживаются в унимерах. Периодически появляются новые, среди которых порой попадаются очень экзотические и экстравагантные. Например, общество любителей растительных улиток или кружок сияющих дневным светом.

Это состояние уживчивости длится уже много килолетий. С тех самых пор, как в мире поселился вирус разобщенности.

Состояние Узрения Истины

Один житейский художник тайно был влюблён в простую натурщицу. Она являлась ему во снах, как и полагается, в целомудренном виде. Но однажды он узрел её обнаженной, а это значило, что девушка вступила в возраст «шивозджаста» и стала совершенной. А у них в деревне было заведено так – если достигаешь первой стадии совершенства, значит, на тебя можно смотреть в любом виде. Звали девушку Истиной, в честь того, что мать её была родом с востока.

Состояние Умудрённости

Один лафляндский старец сказал так:

«Я многое знаю, но не многое помню!».

Состояние Универсального Измерения

Конечно же, это именно то измерение, в котором нет никаких измерительных систем и приборов, потому что там нечего измерять. Там всё неизмеримо, потому что неделимо. Там стихийное творчество, дуб с золотыми цепями, русалки с уникосмами, бессмертный кот, то-сё.

Состояние Уникосмы

Косма – гигантская, завораживающая, высокоразвитая, близкая к совершенству, но всё равно непричёсанная.

Состояние Унимера

Состояние унимера зависит от степени его переживания, а не от тяжести испытания, постигающего его.

Состояние Униформы

Здесь отливаются все унисодержания.

Состояние Условного Принципа

Соединение верхниза с низверхом.

Состояние Усреднённости

Во всех унимерах соединены верхние и нижние качества. И есть среди них такие, в которых от верхней части осталась только нижняя, а от нижней – верхняя.

Состояние Ухода От Окружающей Действительности

Сойти с круговерти.

 

Раздел «Ф»

Состояние Фауны

Тропическая парилка.

Состояние Фантомной Лирики

Порой меня посещают стихи

Некоторые из них похожи на деревья

Которые стоят за окном по ночам

И ведут себя как привиденья

Бывает и я навещаю их

Тогда уж они смотрят на меня с удивленьем

Дескать ты то как здесь

Заблудился небось?

Состояние Физиогнома

Почувствовать себя настоящим знатоком природы житейских состояний. Маленьким и бородатым.

Cостояние Физчистки

Выбивание пыли из мяча.

Cостояние Финиша

«Это финиш!» – восклицает Хопнесса, видя валяющегося у подножия Олимпа ватзахелла.

 

Раздел «Х»

Состояние Хандры

Одна из тех маленьких чёрненьких полосочек в штрихкоде жизненного пути, которую лучше переходить строго поперёк.

Состояние Хвостовства

Типичное для ватзахеллов наличие сразу нескольких хвостов.

Состояние Химической Лирики

Кислород полюбил Водороду

Предлагал ей и руку и сердце

И удвоил свою природу

Применив небольшое усердие

Водорода склонила голову

И сменила свой гнев на милость

Вышла замуж за Кислорода

И они породили Воду

Состояние Хода Речным Конём

Напролом по дну реки. Практика гиппопотама.

Состояние Хомяча

Хомяч – ундинский крупный грызун семейства каучуковых.

Состояние Хоппи

Маленькие аквамерные рыбёшки, ярой окраски, населяющие тёплые слои житейского моря. Миролюбивые, быстроразмножающиеся, быстрогибнущие, всеядные, непоседливые, неприхотливые, жизнерадостные, любвеобильные.

 

Раздел «Ц»

Состояние Целеустремлённой Целенаправленности

Ощущение, близкое пережитому молодыми инжемерами, отправившимися на освоение вселенских целин.

 

Раздел «Ч»

Состояние Частита

Разновидность ускоренного перемещения во времени.

Состояние Чебуры

Чебурой называется специальная сумка для перевозки поз, аппетитных сундучков, мантов, пельменей, чебуреков и прочей чебурги. Крепится к седлу посредством ремней и лямок.

Состояние Человечихи

Человечиха – полевой цветок периода досверхового развития унимерианства.

Cостояние Чертыхания

Дыхание чертёжника.

Состояние Четырёх Пэ

Принцип перспективы птичьего полёта. Архитектор видит перед собой город, как на ладони. Хотя проще представить себя птицей и нарисовать всё с натуры.

Состояние Чёрного Адреналина

Контрабандная мазь, добываемая из недр подсознания.

Состояние Чистоты

Прозрачный вкус, прозрачный цвет и прозрачный запах.

Cостояние Чности

Сеанс фитогипноза в чреслокачалке.

Cостояние Чоплячества

Чопляк чопляка видит издалека, не только потому, что зрение хорошее, но и потому, что просторы чоплинские невелики, а воздух прозрачно чист.

Состояние Чреватости

Это когда много в чрево и много из чрева.

Состояние Чрезмерного Усердия

Одно из самых обидных состояний. Сколько полезного можно было бы добиться, не растрачивая драгоценного усердия. Забивать микроскопом гвозди – невинная шалость в сравнении с этим состоянием.

Состояние Чудоверти

Чудооборот. Круговорот чудес в природе. Чудочудение, превращение одного чуда в другое, или порождение одним чудом другого. Всемирная цепная чудотворительная реакция.

 

Раздел «Ш»

Состояние Шагреневой Души

Зябко на душе – душа в орех сворачивается. Тепло на душе – душа разворачивается, как брюссельская капуста.

Состояние Шаронёбиуса

Когда хочется чихнуть, но руки заняты и приходится массировать языком специальный участок нёба, с другой стороны которого находится недосягаемый раздражитель.

Состояние Швейцаристости

Курить в тамбуре поезда с неисправной дверью.

Состояние Шкалы Одиночества

Казалось бы, меры измерили всё, что можно и невозможно. Но вот как они измеряют степень одиночества? Остались архаичные одномометры, на планке которых вместо цифр нанесены обозначения в виде нарисованных зданий. Маленькие домики и большие дома. С крышей и без, с кирпичной трубой или же с жестяной, с разным количеством окон, дверей, балконов и колонн. Такие громоздкие измерительные приборы демонстрируют полный спектр всех оттенков одиночества. От тёмного к светлому, и от серого к цветному.

Состояние Шурум-Бурума

Шума много, а пыли мало.

 

Раздел «Ы»

Состояние Ы

Мягкий знак с тросточкой.

 

Раздел «Э»

Состояние Экстравагантности

Типичное состояние сверхов, где подразумеваются дополнительный смех, шутки, розыгрыши. Экстраваганты жили в эпоху экстраординаров, экстрафилов и вообще в золотые времена расцвета экстров.

Cостояние Электродонорства

В каждой комнате, где есть электропитание, есть хотя бы один электровысасыватель. Электричество, которое высасывают розетки из помещений, отправляется прямо в стены, а по стенам стекает вниз.

Cостояние Эньфукаки

«О воздействии Эньфукаки на окружающую действительность» – из дипломной работы экстраваганта Дэднота.

Меры утверждают, что их действиями управляют эмоции. В зависимости от соотношения положительных и отрицательных эмоций, они воспринимают окружающию действительность так или иначе, независимо от того, какая она есть на самом деле.

Эньфукака – обострение противоречивости, одна из форм преобразования обыденных вещей, придающая им гипертрофированную эмоциональную окраску. Эньфукаку возможно использовать для изменения любого состояния. Таким образом, она становится воображаемым способом воздействия на сознание, поскольку лишает восприятие объективности.

Эньфукака может сделать яблоко кислым, но она же может явиться предлогом для поедания этого яблока.

Эньфукака способна безболезненно самонейтрализоваться.

Состояние Элегантной Элефантности

Ундинские карликовые слоны устроили в посудном магазинчике презентацию под названием «Давка в лавке», в результате которого не пострадал ни один чугунок.

Состояние Эпитафика

Выйдя на балкон

Он вдохнул и выдохнул

И в окне напротив

Загорелся свет

 

Раздел «Ю»

Состояние Юраихи

Музыка из сумочки для космоса.

 

Раздел «Я»

Состояние Яви

Явность событий, не требующих никаких дополнительных объяснений и доказательств. Сам не видел – поверь другим.

Состояние Ярилости

Это когда серые мозговые тучи рассеиваются, и из-за них проглядывает внутричерепное ярило, c транспарантом «Пусть всегда буду я!»

Состояние Ясности

Жителям Камнеграда это состояние особенно близко и понятно. Поскольку сам город существует в двух ипостасях – ясность и ненастье. Ясность – одно из основополагающих градообразующих понятий, когда в головах житейцев светло, на сердце легко, а в душе радостно.

 

Житейский клочковый роман

 

Часть Верхняя

НЕИССЯКАЕМЫЙ ВИРГО

 

Вишьювахиа!

Хипповское пожелание

 

ЧУДОМ СПАСЕННЫЙ

Я болтаюсь над землей, обхватив руками самую обыкновенную луковицу. Прозрачный воздуховорот гипнотизирует и утягивает меня в спираль воронки. Я закрываю глаза, но передо мной по-прежнему плывут наклонные верхушки неботрогов, поднимающихся над небесной тайгой. Я стекаю по гладкой скользкой поверхности. И в тот самый момент, когда я с замиранием сердца соскальзываю в безнадежный низ, я вдруг вижу силуэт исполинского человека, голова которого заслоняет солнце, но, вопреки законам человеческим, лицо его продолжает оставаться освещенным. Мои мышцы теряют материю, и я лечу, как тонкий хлопчатобумажный лист, то вниз – то вверх, повторяя размытые очертания воздушных волн благовидного океана.

«Почему все купола вокруг покрыты кровельным железом, а этот позолоченный?» – рассуждаю я чуть позже, чудом спасенный.

Мы сидим с Зэем в металлической гостиной гостиничного номера «Гиганцлер», ожидая свою утлую лодчонку из ремонта, и вспоминаем Радекку. На стене висит картина с морским пейзажем. Я не успеваю договорить, как вижу перед собой выходящую из пены волн девушку. Эта картина мне знакома, я видел ее в музее. Обнаружив в ванной мыльницу с надписью «торк», я продолжаю болтать о своих мытарствах. Зэй поет фальшивым голосом. За окном раздается звук, напоминающий столкновение двух кастрюль. В раздвижной проем заглядывает голова дежурного в гофрированном шлеме:

– Поехали?

Мы оба утвердительно киваем в ответ, у девушки с картины красиво развеваются волосы.

Это очень хороший знак – увидеть перед взлетом арки небесного свода. Почему в последнее время, когда я вижу воздушный порт, у меня в голове начинает звучать бодрая энергичная музыка? Может, это потому, что я постоянно кого-то ищу? С того самого момента, как я потерял из виду загадочного виргостанца, взвалившего на меня нелегкую ношу, прошло немало времени. Теперь я вновь обрел равновесие и испытываю такое облегчение, что у меня происходит подкос ног, как в детстве, – когда я попытался расколоть сознание поперек.

Неиссякаемый триллиард. Я точно знаю, как выглядит тот человек, которого я ищу. Потому что я знаю его, как свои двадцать пальцев. Ни высокий – ни низкий, ни толстый – ни худой. Одним словом, настоящий биоксарь! Его зовут Зэй. И если он жив, то я его найду, как находил многие сотни раз.

Линия горизонта разделяет низ и верх. Мой внутренний горизонт находится на уровне глаз. Я стараюсь поднять глаза как можно выше. Мой мистический горизонт колеблется где-то между небом и землей. Нижнее послешествует верхнему и настырно вытесняет. Надо бы поскорее выбраться в светлые слои.

Передо мной на чехле впередистоящего кресла начертано крупноразмашистое послание. Я его стараюсь разобрать, но из всего письма смог выделить только одну фразу «h-ойгрэ есть ничто». Интересно, что такое это «эйч-ойгрэ»? Зэй попусту голову морочить не станет. Остается терпеливо ждать, что скоро все выяснится.

 

НЕБЫВАЛАЯ ИСТОРИЯ РЕКИ ВОИ

Это произошло давно, когда Зэй разрубил кольцо Вои, и у реки появились начало и конец. Поскольку течение крутилось против общего направления, то река Воя двинулась прямиком вверх и хвостом вперед. И это неожиданное движение чуть не сбило нас с толку, пока мы не сообразили, что это знак возможности. Это был вселенский прорыв, переворот космического сознания. А теперь, спустя сотни миллионов неиссякаемых тривиардов кажется забавным пустяком.

. . .

Терминал – Земля. Аэрофаг заметно качается. Зэй выглядывает в окно. Там, в утреннем туманчике, проплывает тяжелый, бесконечный состав из чередующихся грязнокоричневых цистерн с надписями «Кофе» и «Земля».

Немыслимо, но правда. Мое нынешнее место внизу слева. Никакой мистики. Никаких мутатисов и мутандисов.

Что-то изменилось. Что-то сдвинулось. Что-то шевельнулось.

Мы куда-то едем, преодолевая плотный туман. Я знаю, куда мы едем, но сейчас не видно ни неба, ни земли. Наша заснеженная будка держит курс на Виргостан, да так, что старинная обшивка потрескивает. Становится тепло. Предполагается, что когда-нибудь и мы выйдем из оцепенения и вольемся во вселенское содружество.

Мы мчимся над воздушной пропастью. Я лежу на спине, надо мной Зэй. Мы встретились необычным образом. Сначала он нашел меня. Затем мне пришлось его искать, ввязавшись в путаную эпопею. Вся эта затея с комбинациями людей и мест в пространстве вылилась в то, что мы теперь здесь и сейчас. Это фрагмент вечного настоящего.

. . .

Скорость у нас крейсерская, но невысокая. Связь работает сносно, прослушиваются сигналы к отбою. В узкую щель между тканью и кожей просматривается черное небо. По шпагелю, гнущемуся на ветру, можно определить уровень вибродрожи, который сейчас составляет один к трем. Вода пока еще не расплескивается.

С тех пор как я в очередной раз обнаружил Зэя в школе одиночества, произошло такое количество последовательных и параллельных событий, что теперь нам приходится заново узнавать друг друга. Сейчас мы вырабатываем новый язык общения. Став вселителями, как и многие наши сверстники, мы немного владеем техникой Воо.

– Видишь вот эту звезду? – Зэй обводит кружочком светящуюся точку.

– Вижу, – отвечаю я.

– А видишь рядом с ней меня?

– Да.

– И я тоже вижу.

Зэй так загадочно улыбается, что все воздушные дивы начинают радоваться нам вслед. Вибродрожь охватывает все тело, и шпагель стальным «дождем» осыпается в туман.

. . .

Пролетаем над заснеженной военной тарелкой. Я краем правого глаза поглядываю на Зэя, он отрицательно качает головой. Летим дальше. Большой туман опустился на землю. Не видно ни неба, ни моря. Наша «Верика» мчится через дебаркацию на всех парусах, а мне кажется, что она стоит на месте. Сегодня Виргостан приблизился вплотную. Рано или поздно он вселит нас в себя, и не будет больше никакой разделяющей полосы, никакой видимой и невидимой границы. По старой доброй привычке мы прощаемся с Зэем до следующей встречи.

Мои ноги еще видны, а голова уже нет. Через несколько мгновений моя голова покажется в другом мире, где под ненужными ногами человека стелется воздух. Пупок начинает вытягиваться, как это обычно бывает при возрождении. Я знаю одного человека, у которого одна из спиралей вселенной закручена против часовой стрелки. Его зовут Зэй.

. . .

Дивы вблизи оказываются неописуемо строгими. Эти девы настолько сильны духом, что их не страшит даже собственная угрожающая чудовидность. На треть в чешуе и в перьях они удаляются в свой микромир, где не принято пьянеть от любви. Их головы украшены коронами, свитыми из золотистых волос, в которых растут болезненно-нежные цветы, не рассчитанные на наши нагрузки. Они сгорают в этой атмосфере. Я вспоминаю Радекку: «Как у людей есть ангелы, так и у цветов есть бабочки!»

На улице минус пятьдесят. По нашим меркам – не очень зябко. В арке дома-корабля напротив стоят две медленнокрылых и плавно танцуют. Здание пружинисто покачивается. Соперницы смотрят друг дружке в глаза. Одна молода, другая в годах. Одна обнаженная, другая одетая. Основной особенностью этих креатид является то, что они имеют свойство соединяться.

И все-таки Радекка была права. Радекка опять оказалась права. Здесь нет одиноких.

Проезжаем куст номер двадцать один. Дорога по компасу строго на север, Скорость – одна белая полоска в секунду. Воздух такой сухой, что хочется набрать воды в рот. За корпусом, по данным приборов, уже потеплело – неглубокий минус.

 

ПЕРВОСТРАХ

Без крови и имени он дикий», – читаю я подпись в уголке холста с остатками воображаемой пыли. Я чихаю, и у девушки взвиваются косы к потолку. Она изображена верхом на белом боевом единороге. Единорог вздрагивает и уходит в гору. Он спасает девушку от гигантской волны, которая накрывает остров.

Я выхожу через светящуюся подковой арочную галерею на террасу, обрывающуюся над привокзальной площадью. Настала пора надевать новые ботинки, пахнущие истинным назначением. Завязываю шнурки покрепче, и девушка на стене хватается за сердце. По бархотиновой вышивке платья, унизанного стрелами, пробегает сверкающее имя – Сенсора. Вполне возможно, что так будут звать ту самую чувствительную незнакомку, с сумочкой для космоса. От Радекки у нее останется неподражаемая манера улыбаться.

Однажды в жизни у каждого мужчины наступает момент, когда ему предстоит отвратить унижение женщины. Спасти от позора в таком случае может только любовь:

Я хочу быть каплей росы для тебя,

Чтоб ты выпил меня с лепестка,

Я хочу быть росой на щеках твоих,

Когда ты заночуешь в лесу,

Незаметно скатиться к губам твоим,

Когда солнце разбудит тебя,

И опять я собой тебя напою,

Чтоб не мучила жажда тебя.

Я сижу над заснеженной площадью. Сверху отчетливо видны следы на снегу – правильные четырехугольные отпечатки. Тяжело смотреть на себя со стороны. А вот на других приятно, особенно если они ничего не стесняются.

. . .

Когда сестра с милым сердцу именем Радекка впервые принесла меня к маме, она сразу же предупредила:

– Этого мальчика нужно беречь.

Для этого меня на некоторое время увезли из дома. По прошествии нескольких лет я начал чувствовать свою беззащитность. В поисках всеизвестной трости, упоминаемой в книге книг, мне понадобилось просеять целое море песка, прежде чем я осознал пустоту своего замысла.

Теперь у меня очень вяло открывается рот. Иногда в моменты воссоединений в моей памяти всплывают дремучие лабиринты, по которым меня водили за руку люди, оставшиеся в памяти на фоне небольших белых строений, с черными поганками.

Высота – около десяти тысяч метров. На этой высоте можно увидеть чистое небо, что само по себе является редкостью в подобное время года, когда внизу слякоть, пасмурность и промозглость. Между небом и землей – гигиенический щит. Обыкновенные меры безопасности. Я лечу над внутренней стороной щита. Из маленького прямоугольного оконца видна крепкая железная лапа, держащая снаряжение.

Напряжение за бортом передается пассажирам в виде непрерывной болтовни и расплющенных тревожных снов.

Когда я путаю день с ночью, происходят дурные видения, навроде вчерашней истории с кражей ящика, когда я неожиданно для себя оказался застигнутым на месте преступления. Задержание произошло около полудня, а перед этим я всю ночь пересекал границу. Заселился в гостиницу около девяти, в комнату на четвертом этаже. Когда проходил по пустынному коридору, то ненароком обратил внимание на маленькую квадратную дверцу с надписью: «Будешь на Земле – заходи».

По логике вещей я должен был украсть этот ящик в период с десяти до двенадцати, потому что, возвратившись в номер, начал набирать ванну с еле теплой водой, и это заняло времени не меньше часа. Когда меня попросили оставаться на месте, в комнате административного этажа с открытой дверью и распахнутым окном, я обратил внимание на то, что на улице была середина лета. Но в тот момент меня это ничуть не удивило, так как я был очень взволнован поворотом событий. За те два часа, что я упустил из виду, успело наступить лето, минуя конец осени, зиму, весну и начало лета. За два часа прошло восемь месяцев, и это обстоятельство не дает мне покоя.

Я лечу над морской долиной. За прямоугольным оконцем свесилась огромная лапа птицы, соблюдающая спокойствие.

Таким образом, выехав из одной страны и проехав через другую, я попал в третью страну чуть более чем через год. Значит, время Виргостана способно сжиматься и разжиматься.

Нерешительность Радекки привела к печальным последствиям. Сначала заиграла неоправданно громкая музыка, а затем произошла драка на корабле.

 

БИОКСАРЬ

Я шевелю озябшими пальцами так, будто играю на гармошке. Поэтому я похож на крокодила в шляпе, попавшего в воздушный порт рано утром и коротающего время в ожидании разрешения на вылет. По всей видимости, впереди меня ждет встреча с Радеккой, которая всегда так мило улыбается, что хочется ее стиснуть в объятиях и выжать на себя. Но я сдерживаюсь, и воодева остается целой-невредимой.

Возвращаюсь на прежнее место, где терпеливо продолжаю ждать приглашения на посадку, потому что объявлена двадцатиминутная заминка. Мимо проезжает длинный аэропоезд и останавливается последней дверью последнего вагона напротив выхода на посадку. Из вагона появляется Зэй и входит в «выход на посадку». Пассажиры продолжают болтать, как будто ничего не происходит. Ксарь проходит сквозь стену ожидания и удаляется в сторону заснеженного города. За это время атмосфера успевает отстать на ноль целых и одну сотую.

. . .

Из голубого золота я ныряю сквозь туманный слой и под ним обнаруживаю черно-белый мир.

– А что это за деревья такие нарядные?

– Которые наполовину белые – снегозаслон, а те, что в диагональную черно-белую полоску, так то – спирали развития.

«Ну надо же! Как стремительно все меняется». Мои впечатления рябят как пуантель импрессионистов. Чем ближе, тем непонятнее.

Теперь, когда я снова увидел Радекку, но не узнал ее, она показалась мне почти родственницей, о которой мне много рассказывали близкие. Все так же взглядом она держит за руку, а голосом водит по волосам. Она будто выплавлена из сотен таких, как она. И из каждой сотни взята только одна сотая часть – самая ценная.

Скажите, пожалуйста, сестра милосердия, что происходит со мной? Я вижу себя в третьем лице.

 

ГЛАЗАМИ ВОО

Прекрасно. Можно в воображаемой жизни кого-нибудь представить и даровать ему воображаемую радость. Для этого нужно принять все в себя. Наполниться внешним и слиться с окружающим. Я стал столом, и вижу перед собой себя сидящим в себе. Я – кресло, и я чувствую тепло сидящего во мне человека. Я человек, и я вижу собственные ноги. Мои ноги находятся выше уровня моего сознания. Нужно быть внимательным. Бдительность – это такое возвышенное состояние.

Ко мне пришли нежданные гости. Их нужно убедить в том, что они меня видят, чтобы они перестали разговаривать друг с другом обо мне в третьем лице. Они переполнены каким-то возмущением. И то, как они выплескивают его друг на друга, напоминает систему сообщающихся сосудов, поочередно возвышающихся друг над другом.

– Э-эй! Будьте любезны.

Но они даже ухом не поведут. Странные люди.

– Зачем вы ко мне явились? – спрашиваю я громоподобным голосом.

Они накрываются капюшонами и кричат, что ничего не слышат. Я терпеливо им объясняю, что они не правы. Слышат ли они то, что им говорится? Они вдруг шарахаются и разбегаются в разные стороны. Так и подмывает смешать все направления, но я не имею на это права.

– Счастливого пути! – говорю совершенно спокойно.

Терпение, терпение. Я есть источник терпения. Мое терпение неоскудеваемо.

Если попросить Радекку закрыть чудесные изогнутые глаза, то ничего не изменится. Это внутреннее зрение.

Я выныриваю на поверхность. Яркие солнечные лучи мягко останавливают меня. По щекам струятся приятные теплые слезы.

. . .

Формула человека проста – дух, обитающий в теле. Загребая под себя теплый песок, я думаю о Радекке, и пока я беспомощно болтаю ногами в воздухе, она подчиняет себе весь мир, чтобы сделать его счастливым.

В каждом новом месте, где я останавливался, я складывал алтарь из подручных материалов – ракушек, растений, камней.

Однажды я попытался перехитрить самого себя, встав на голову. Но через некоторое время почувствовал, как тяжело держать на себе Землю и искренне восхитился дивами, с легкой изящностью носящими на своих головах полные доверху планеты.

Я начинаю собирать цепочку из различных колец. Звено первое. Я снова вижу коралловое дерево, по которому можно сверять часы. Черный ствол, с белыми растопыренными ветками, между которыми плавают маленькие и спокойные рыбки. В центре управления наступает всеобщее ликование и жизнерадостный переполох.

– Эй, полегче, полегче! – звучит чей-то недовольный голос.

– Кто-нибудь объяснит мне, что происходит?

– А я что, лысый, что ли? – возмущается все тот же голос, – дайте мне какое-нибудь поручение.

Тумблер селекторного совещания демонстративно громко отключается. Открывается занавес, на сцене стоят нарядные пингвины. В блюдечко софитного молока вплывает ведущий и торжественно произносит:

– Представляем вашему вниманию чудофон! Хотите подарить ближним радость? Самый простой способ – это заказать чудо на дом…

«Ну, что ж, очень мило», – рассуждает Радекка, поглядывая на меня без раздражения.

Звено второе. Почему это облако за окном сегодня такое недосягаемое? И что это за войлочная гора стоит в прихожей?

Глаза большие и тяжелые, держатся на упругих тоненьких ниточках. Солнце такое настырное, что проникает даже сквозь закрытые веки.

Я вижу кругом воду. Всё из воды. Стены, стол, стулья, пол. И даже свои руки, которые перетекают из стороны в сторону. Я беру огромную ложку, но ложка растекается по столу. А я так хочу что-нибудь съесть, что падаю без сил, прямо на пол, лицом вниз. И очень хлестко ударяюсь о каменную плиту. Это именно то, что мне сейчас нужно.

Звено третье.

– Эй, на носу! Как там у вас дела? Помощь нужна?

– Опускай тросы! Поднимаем над раковиной, надо осмотр произвести. И посыпьте чем-нибудь гигроскопичным.

Так, что мы имеем. Два тусклых глаза с приспущенными веками, распухший лоб и сломанный незакрывающийся рот. Постельный режим! Меня кладут на диван. Я принимаю форму дивана. Меня накрывают теплой стороной пледа, и я начинаю кристаллизоваться. Подходит домашняя собачка и начинает меня лизать. Ей нравится. Она радостно поскуливает. Я хочу ее остановить, сказать, что не надо меня слизывать, но собачка меня не слышит. Я вижу ее розовый язык. Интересно, что происходит с водой внутри собачки. Куда она девается?

Вернемся к дереву. Не такое уж и простое это дерево. Ветки, как руки, к небу подняло. Это ведь неспроста. Дерево живое, и оно так же, как я, отображает своими действиями окружающую действительность.

На сей раз никакой воды. Все каменное. Пол, стены, стол, стулья. Мне приносят каменный чай, и я пытаюсь взять его каменными пальцами. Главное, чтобы не было землетрясения.

 

СУМОЧКА ДЛЯ КОСМОСА

Я лечу местом «1Е», и мне попадается на глаза официальный бортовой журнал со статьей про Виргостан, которая начинается так: «Только в первый раз к нам попадают случайно».

Последний солнечный луч нагревает одно мое ухо и выходит из другого маленьким горячим облачком. Справа по борту сияет Виргостан. Наша лодка стремительно несется над океаном. Я смотрю на далекую поблескивающую звезду и чувствую, как она приближается ближе и ближе. И вот она у самого моего носа, и я понимаю, что она ни на толику не увеличилась.

В Виргостане тоже бывает ночь, и она необыкновенная. У меня всегда такое ощущение, будто меня погружают в черный бархотин, с плавающими, изысканными драгоценностями.

. . .

– Ой, икскюзи! – восклицает хозяйка необыкновенной сумочки, зацепившись за мое кресло, и сразу становится земной и доступной.

Однако нет. Стоит только незнакомке подхватить сумочку и ловко закрыть ее на лету, как все становится на свои прежние места. Mutatis Mutandis. Близкая несколько мгновений, незнакомка снова недосягаема, как схема реки Вои в правом глазу.

– Вы отлично говорите по-воо!

– Не совсем так, – согласно кивает незнакомка, поправляя сумочку на бедре, – я хорошо понимаю то, что говорю я, но не совсем понимаю то, что говорят другие.

Я видел, как на контроле ей сказали не глядя:

– Проходите.

Решаюсь незаметно приглядеться к незнакомке и начинаю внутренним зрением изучать ее особенности. Когда я мысленно «приподнимаюсь», то обнаруживаю, что она очень мило улыбается, глядя в окно:

– Каждый раз, как только я пересекаю эту границу, меня охватывает неописуемый восторг, и рот растягивается до ушей, – признается она.

. . .

Наша «Аврорика» по-прежнему тонко стелется между стальной водой и стальным небом. По реке ползет кажущийся нескончаемым грузовой аквапоезд. Чайка летит, спотыкаясь о ветер, падает, протыкая песок насквозь. Между небом и водой – только мы и залетный остров. Он не похож на Лапуту, он вытянутый, как рыбный пирог. И вдоль всего пирога тянется лохматый гребень лесных посадок.

У моей соседки приятный кондитерный голос. Мы стараемся держаться просветов. Она читает мне стихи наизусть:

– Летит чайка, спотыкаясь о ветер, падает, протыкая песок насквозь…

Я киваю головой в такт двигателям. Сегодня у нас нет попутчиков, и мы в беззащитном одиночестве взираем на раннеутренний Виргостан, когда еще не ослеплена солнцем бледно-серая поверхность витающих вечных селений. И над этой матовой серебристой пеной открывается перламутр поднимающейся аэроауры, с ослепительной улыбкой от запада до востока. Вся грубая материя измельчается в невидимых жерновах дебаркационной зоны, задача которой опустошить и стерилизовать место вселения.

Так или иначе, через Виргостан лежат все дороги.

 

ПЕРСОНА «1В»

Оплачиваю налог на воздух и переныриваю из голубого золота в оловянную лужу. За окном – темный круглый провал. И если бы не сила притяжения, я бы не догадался, где низ, а где верх. Мой сосед спит лицом вниз. Он невероятно гибок и способен принимать очертания любых предметов.

В кресле под номером «1В» должен был находиться я.

Чтоб не мучила ревность меня

Когда ты черпнешь из колодца

И не вспомнишь привкус любви

С видом подавленного клопа поворачиваю голову в сторону соседа «1В». Произвожу рекогносцировку в масштабе 1 : 100. Счастливец безмятежно спит. А это означает, что по прилете в Виргостан мысли его будут чисты, как снег на шапке старицы, живущей без смерти на вершине пика Простодушия.

Терпеливо жду сообщения и уже начинаю было подремывать, глядя в темное окошко с застывшими симметричными руками, отличающимися только цветом колец, как вдруг вспоминаю, что мне передали письмо.

А персона «1В» в этот момент спокойно наблюдает, как красное превращается в синее. Теперь он «обречен» любоваться этой картиной. Ее начинал писать еще Брейгель-старший. Мы движемся в направлении «оттуда-сюда». Это означает, что спустя несколько мгновений мы пересечем границу и окажемся в плоском черно-белом мире, прижатом к поверхности планеты.

И вот я вскрываю конверт, в котором посадочный талон на место »1В». Но мое кресло уже занято безобидным гражданином. Я сижу рядом. Таковы правила. Пока я соображаю, как действовать дальше, мое внимание привлекают картинки на стене. Поначалу я воспринимаю эти изображения как ничем не примечательный орнамент, но вдруг из переплетения загогулин поочередно начинают появляться маленькие человечки, и даже группы человечков. В четвертом снизу от стола ряду выделяется колоритный многоподвижный персонаж, в колпаке и с баклажанообразным носом. Он, весело прыгая, несет в поднятой над головой руке поднос с холодными закусками. На подносе лежат миниатюрные приборы – кривая вилочка и плоский ножичек. Я невольно подаюсь навстречу, пытаясь скрыть свою порывистость, но поднос уходит к моему соседу. Сосед оказывается очень энергичным едоком. Его длинные руки молниеносно мелькают над проходом.

Мне в голову приходит стихийная мысль. А как вел бы себя я на месте «1В»? И вдруг меня осеняет – да это ведь место не «1В», а «1Б»! Буква-то латинская. Так оно и есть, «1В» – через проход. Я же располагаюсь у окна, и вид у меня совсем растерянный, как вид человека, заблудившегося в четырех креслах.

. . .

Я пытаюсь вообразить, каким предстанет предо мной прекрасный Виргостан на сей раз. Рисую в своем воображении энергичные горы, чистые неглубокие озера и солнечные пятна в пестрых долинах. По высокой колышущейся степной траве пружинисто передвигается человечек в колпаке. Он приближается ко мне, держа в вытянутой руке надорванный конверт. Я получаю послание. В конверте лежит посадочный талон. На талоне написано «1В».

В этот момент самолет резко накренивается и начинает падать под прямым углом. Я вспоминаю бесплатное предсказание колдуна, гадающего по морщинам. Застегиваю ремень безопасности, привожу спинку предстоящего сиденья в вертикальное положение. С таким алгоритмом событий я долго буду добираться до места «1В». Но всему свое время, а пока нужно заняться чем-нибудь отвлекающим. Например, посмотреть, как мы пикируем…

 

ЧЕРНО-БЛЕДНЫЙ ДУХ

Куда путь держите?

– Хочу забежать немного вперед и взглянуть на себя с другой стороны. Я уже десять лет безрезультатно пытаюсь отыскать человека, который меня озолотил.

– Звучит интригующе.

– Без труда могу пересказать эту маловероятную историю в тысячный раз, поскольку испытываю надежду именно в этом обнаружить хоть какие-то следы таинственного моего благодетеля…

…Это случилось три тысячи шестьсот пятьдесят дней тому назад. Я впервые летел самолетом в столицу Виргостана и просто поглядывал в темноту, пока не увидел за окном всматривающегося в меня человека. Это было отражение мужчины, сидевшего справа от меня, через проход, в ближнем передо мной ряду. Он без стеснения и подкупающе открыто смотрел на меня, давая понять, что ждет моей реакции. Я, как всегда, смутился и начал незаметно приглядываться к нему. Темно-синяя майка, с короткими рукавами, и такого же цвета легкие брюки-сандалии. Прежде всего привлекало внимание его лицо, словно натянутое на крупную шарообразную голову. У меня сложилось впечатление, будто он снисходительно читает мои мысли. Мне стало не по себе, и тогда он обратился ко мне, видя мое смятение:

– Я хотел бы узнать имя, на которое смогу открыть неиссякаемый ресурс.

Я ничего не понял, но по интонации уловил нечто привлекательное в этом предложении. Его голос внушил мне доверие, и я собрался уже было согласиться, но он, не давая ничего сказать, продолжил:

– Во избежание всяческой неловкости могу вас смело заверить, что вы меня больше никогда не увидите, тем самым освобождаю себя от всякой ответственности перед моим необъяснимым, на первый взгляд, поступком. – С этими загадочными словами он, не прилагая никаких усилий, безмятежно захрапел.

Я, не на шутку озадачившись, заказал чашку желтого горького чаю, от которого становится жарко, и хорошенько пропотел, несмотря на прохладный воздух в салоне.

. . .

Когда я очнулся, мужчина, смутивший мои мысли, без интереса рассматривал полный разворот газеты «Инфобремя», держа ее перед собой на вытянутых руках. Я кашлянул, приподнявшись в кресле, чтобы успеть сообщить ему свое имя, но он уже задремал, накрытый с головой синим воздушным одеялом. Тогда я достал из своего тяжеленного портфеля нескончаемую ручку и написал свое имя на отрывном посадочном талоне. Я вознамерился подложить ему записку на широкий подлокотник, пока он спит, но обнаружил его отсутствующим в кресле и, судя по зажегшейся на перегородке надписи, отправившимся в туалет. Тогда я, пользуясь его временным отсутствием, потянулся через проход к креслу, где он сидел, и буквально застыл над ним, усердно отжимающимся на полу, между сиденьями. Я вздрогнул, он взял у меня записку, кивнул и развалился с закинутыми за голову руками. Затем незамедлительно встал, повернулся боком вокруг горизонтальной оси на триста шестьдесят градусов, как на турнике, и, открыв багажную полку, извлек очередную помятую и раскрытую на середине газету, которую продолжил сворачивать и разворачивать до тех пор, пока она не скомкалась в маленький шарик, который он отложил в сторону. Затем выключил свет и накрылся по подбородок покрывалом. Через минуту из-под пледа вынырнули обе руки и ловко развернули очередную газету.

А я вдруг испытал облегчение, так как с уверенностью объяснил все его неугомонное поведение свойственной для командировочных хроников перевозбужденностью от непрерывных многочасовых перелетов с переменой часовых поясов и климатов. Он непрестанно вертел газеты, включал и выключал свет с вентиляцией и почти одновременно с этим спал, укрывшись синим одеялом.

Наконец я перестал обращать на него внимание и тотчас почувствовал, как вокруг меня в воздухе что-то колыхнулось, будто круги на воде от брошенного камня. Я выглянул в окно, где в черной пустоте лежал на спине месяц, и увидел микроскопические дырочки в небе, сквозь которые лучился холодный голубой свет. В сумраке спящего салона слышалось тихое шуршание. Часы на экране светящейся стены показывали, что время полета истекло.

. . .

До тех пор я никогда не бывал в Виргостане, и мне представлялось, что там всегда тепло. Я с детства помнил легенду о чудесном озере, чудесность которого не поддавалась никаким описаниям. Пролетая над таинственной черной пустотой, я пытался представить себе форму чудо-озера. Оно наверняка должно быть вытянутым и большим настолько, чтобы с одного берега не видеть другого. Из бортового динамика прозвучало едва уловимое сообщение о минусовой температуре. В черной пустоте появился еще один месяц – висящий вниз рогами.

«Значит, внизу находится водное зеркало», – соображал я.

. . .

Виргостан принял меня гостеприимно. Местные жители смотрели на меня с нескрываемым любопытством, но весьма дружелюбно. С легким сочувствием и даже, может быть, с жалостью. Девушка из кафетерия, которую я попросил принести светлый кофе, рассмеялась мне прямо в глаза, без всякого вызова заявив, что у них восемьдесят процентов мировых запасов чистой воды. А я-то надеялся произвести на нее впечатление своим воздержанием от крепких напитков. Глядя на это трогательное создание, я подумал, что здесь сосредоточены восемьдесят процентов всемирных запасов чистоты вообще. Было в ней что-то недосягаемое. Осязаемыми можно было назвать только два темно-влажных глаза, перекатывающихся по чаше лица. Поговаривают, что виргостанцы владеют секретами приготовления различных чудодейственных снадобий.

От своеобразного кофе осталось довольно горькое впечатление.

В гостиничном номере рядом с внушительным одноразовым камином в человеческий рост встречало золотое, пленительное дерево. Знакомая картина на стене. Никогда не думал, что летающие люди выглядят так забавно, в особенности при посадке. Похожи на журавлей с поклажей.

. . .

Вот и сейчас, на удивление всё похоже – в напольной кадке стоит искусственное пленительное дерево, на каминной полке выложено панно из разноцветного моха. Зеркало в прихожей забелено пудрой. Буквы, выведенные пальцем на стекле, гласят: «Будешь на Земле – заходи!» Эта бодрая надпись меня так обескураживает, что я чуть не плачу. В голове с шумом проносится лавина воспоминаний…

…– Восторгаемый! На выход…

…Вот тебе и Земля!

Непонятно – то ли меня здесь нет, когда здесь плохо, то ли здесь плохо, когда меня нет. Парадоксы неустойчивого сознания. Это все от неуверенности, туды ее в прорубь.

 

ЗАКОНОМЕРНЫЕ СЛУЧАЙНОСТИ

– А чем закончилась история со счетом?

– Как ни странно, история со счетом имела продолжение, да и по сию пору не закончилась.

С того момента как я прибыл в столицу Виргостана, я систематически невольно ловил себя на мысли, что ищу того странного человека, с крупной, круглой головой.

После аэропорта я поехал в гостиницу, где меня радушно встретили и без всяких церемоний поселили в уютном номере.

– Вам нужна охрана? – поинтересовался молодой человек, с апельсиновым помпоном на шапочке.

– Если это необязательно, то не нужна.

– У нас тихий спокойный город.

– Тем более.

. . .

Дальше – больше. Где бы я ни оказался, везде с меня отказывались брать деньги, ссылаясь на то, что все предусмотрительно оплачено. Я пускался на всяческие ухищрения и предпринимал попытки обвести вокруг пальца официантов, продавцов, таксистов и других людей, услугами которых я пользовался. Они ловко огибали мой палец. Я оставлял деньги на сиденье, под тарелками, в туалете, но всякий раз обнаруживал их в своем бумажнике через некоторое время. На обратном пути в самолете мне вручили пакет с сувенирами, которые я не купил по причине своей нерешительности.

Наивно полагая, что вся эта эпопея с мистическим счетом действует только в пределах незнакомой мне страны, я был нешуточно удивлен, вернувшись восвояси.

. . .

После того как я приобрел себе вызывающе шикарный особняк, с поместьем из трех прилегающих лесопарков, прудов и озера, и захламил свое околожизненное пространство разнообразным потребительским мусором, я слегка поостыл и решил обдумать свое положение. Мне надоело скупать пароходами условные ценности мира, в то время как меня неотступно преследовала мысль о соседе по самолету. Как он это так все устроил ловко? Лично я этому объяснения не находил, и это не давало мне покоя. Тогда я решил его все-таки разыскать, немедленно отправившись в путь.

Первым делом я, конечно же, полетел в Виргостан и, конечно же, не обнаружил ни его самого, ни его следов. С тех пор я хаотично перемещался вокруг земного шара в надежде обнаружить моего таинственного незнакомца и задать ему несколько вопросов.

. . .

– Вообще-то, на этом месте должна была бы быть моя супруга.

– И что с ней случилось?

– Она улетела к детям на день раньше.

– Дело в том, что я теперь всегда летаю на этом месте «2А» с тех самых пор, как встретил круглоголового виргостанина. Вон там его место – «1В» – с синим одеялом и полка с газетами.

– Вы хотите сказать, что он летел здесь недавно?

– Не исключено.

Меня попросил пересесть на «1А» какой-то чахоточный седой мужчина, по всей видимости летящий поправить здоровье. Он безостановочно кашляет и непрерывно пьет.

Обслуживающий персонал – земной, поэтому в салоне беспорядок. Бортпроводники курят листья пленительного дерева прямо в туалете зоны люкс. Единственное достоинство этой аэрокомпании – панорамная иллюминация судна. Превосходная видимость. Я не замечал в Виргостане межсезонья, температура воздуха здесь на редкость стабильная. Безусловная особенность: жители виргостанья не отбрасывают теней.

Мы летим над нижним слоем, далеко внизу видна земная луна – маленькая и бледная. Слева от нее висит красной перевернутой чашкой заходящее зимнее солнце.

. . .

Посадка – остров. Тишь и благодать. Здесь можно смело поить голубей, набрав в рот воды.

В этом месте моего знакомого незнакомца в данный момент нет. Унилеты из нашего пояса появляются раз в неделю. Бодрые жители этого острова прославились тем, что не спят. За них спит океан, окружающий остров.

 

ХИТРЫЕ СПЛЕТЕНИЯ

– А вы отчетливо помните тот момент, когда пространство покачнулось?

– Да. И еще был момент, когда оно искривилось, я бы сказал, вытянулось по диагонали и поплыло.

– Вот он!

С этими словами я бросился к своему благодетелю:

– Вы меня помните?

– Я вас впервые вижу, – сообщил он мне, не отводя взгляда, и представился на незнакомом языке.

– Очень приятно, – сконфузился я, – но имя-то мое вам известно?

– Да.

Итак, я увидел его снова. На том же самом месте – «1В». Я к нему не стал больше обращаться, хотя, признаюсь, меня так и подмывало. Он сам подошел и поприветствовал моего соседа справа. От меня не укрылось, что мой сосед был слегка огорошен его рукопожатием. На меня круглоголовый человек не обратил внимания, произнеся, однако, фразу:

– Какие все нарядные сегодня!

Сказал и уселся на свое место, в первом ряду, справа от прохода.

. . .

Недра – столица Виргостана.

Ученые до сих пор были склонны придерживаться мнения, что меч в древности использовался исключительно как оружие, но недавно обнаружилось, что меч явился одним из элементов, позволивших осуществить первое изображение звездного неба. Теперь оказывается, что изложить всю необходимую для человечества информацию на диске диаметром в пять мизинцев было возможно еще четыре тысячи лет тому назад.

История человечества, по большому счету, сводится к любви и ненависти. Но в этой большой истории накоплено огромное количество маленьких человеческих историй, отличающихся между собой разной степенью изобретательности.

. . .

– Значит, вы тоже ищете круглоголового человека?

– Нет, я ищу того, кому он открыл счет.

– Зачем?

– Я хочу уничтожить человека, который незаслуженно пользуется привилегией ни за что не платить. Такого человека не должно быть в природе.

– Вы, видимо, неправильно представляете себе его положение.

– Я отлично понимаю его положение! Я десятки лет добивался уважения в обществе. Унижался, выкручивался из последних сил, чтобы сколотить состояние. Лишал себя житейских радостей и человеческих благ – веры, надежды, любви. И вот я стал королем, но стоит мне выехать за пределы страны, как я становлюсь обыкновенным туристом, одним из многих. А этот самозванец, с неиссякаемым триллиардом, бесконечно болтается вокруг света и в ус себе не дует!

– У меня нет усов.

Я, конечно же, не ожидаю от такого самодовольного персонажа подобной степени откровенности, но, учитывая его жадную натуру, могу допустить такое поведение. Он готов выложить все за возможность присосаться к неиссякаемой «золотой» жиле. Я догадываюсь, с кем имею дело, и предполагаю, что он ждет от меня какой-нибудь изощренности или хотя бы малейшего ухищрения. И я решаю действовать по неписанному закону. Я рассмеиваюсь так искренне, что у меня из глаз брызгают слезы восторга, а он, брезгливо утираясь одноразовым шелковым платком, раздраженно шипит:

– Чем это я тебя так развеселил?! – и вдруг осекается, будто поймав себя на слове.

– Ваши рассуждения приводят меня к утешительному выводу, что безнадежность все-таки вымышлена. Вы даже представить себе не можете, насколько вы меня порадовали.

Злобный гражданин, ничего уже не говоря, начинает попросту брызгать слюной, попадающей на материю его дорогого пиджака и прожигающей сквозные отверстия, через которые наблюдаются солнечные блики.

Я знал одного человека, который до пояса был аккуратен, а ниже – небрежен. У него в прихожей висело зеркало, в которое он мог видеть себя только наполовину. Таким образом, он запросто мог выйти на улицу в смокинге, при бабочке, в трусах и шлепанцах. Этого человека я и разыскиваю. Его зовут Зэй.

Сидя на привычном месте у окна, я без труда могу разглядывать в дырочки соседского костюма своего таинственного попутчика «1В». На сей раз его представили как министра внешних ресурсов Виргостана. Ловлю себя на мысли, что опять ни с чем возвращаюсь из Виргостана. Круглая голова министра, с двумя овальными залысинами, то и дело мелькает на фоне неба, а сам чиновник увлеченно изучает какие-то разноцветные бумаги.

. . .

Если хотите избавиться от свежеувиденного сновидения – расскажите о нем малознакомому собеседнику. Именно так случилось с тем сном, который я прервал добрым утром в постели уютного гостиничного номера перед отлетом из Недры. Всю ночь я кубарем безостановочно катился с крутой горы.

Я пересказал этот кошмар соседу по завтраку и обратил внимание, как тот приободрился, намазывая масло на хлеб. В ответ он рассказал мне свой сон, в котором ему пришлось останавливать взглядом горную лавину. Сразу же вслед за этим я прикусил язык.

 

СОЗДАТЕЛЬ ВЕТРОЛЕТА

– Ну и как? Вам удалось избавиться от этого неиссякаемого триллиарда?

– Пока нет. Никаких стоящих идей на эту тему.

– Может, создать нечто вроде Утопии или города Солнца?

– Я пробовал, но никакие средства не могут заставить человека радоваться или любить. Какой-то замкнутый круг.

– Если позволите, я пришлю свои соображения.

Собеседник встал и, протянув мне свою большую теплую ладонь, представился:

– Большой Лео. Это я изобрел башмаки для хождения по воздуху, хроноцикл и прочие безделушки. Всегда рад чем-нибудь помочь. До скорой встречи.

К тому моменту как я успел кивнуть в ответ, дух великого вообразителя испарился в шумной атмосфере самого воздушного порта в мире. Я запоздало кинулся вслед, автоматически повторяя один и тот же вопрос: «Где? Где?! Где?!»

Сквозь плотную вереницу пассажиров с гигантскими сумками до меня донеслась отчетливая фраза маэстро:

– В вечном селении.

Вот на что нужно потратить неиссякаемые средства! На поиски вечных селений. Если в нашем мире встречаются люди оттуда, значит, и мы можем попасть к ним. Что для этого нужно сделать? Например, совершить подвиг общечеловеческого масштаба, то есть спасти мир от какойнибудь напасти. Надо составить список – болезни, войны, уныние… Стоп! Он сказал, что встретится со мной. Теперь главное не зевать. В этот миг мною овладел невероятно сильный сон.

. . .

– Каким же образом вам удалось перейти на такую диету?

– Благодаря советам докторов. Один врач меня ограничил в острой еде, другой – в постной, третий – в горячей и холодной. Запретили есть всухомятку и даже принимать кое-что в жидком виде.

И тогда я придумал эту игру, в которой все идет по сценарию, от которого отступать никак нельзя. Как в любительском фильме, снятом на дешевую кинокамеру, без звука, с трясущимся изображением, где на лицах доморощенных актеров неизбежно присутствуют предательская усмешка и неистребимое желание заглянуть в камеру. Все, что я встречаю на своем пути, я обязан воспринимать как руководство к действию. Без всяких сомнений и ухищрений. Если я получаю знак лететь к солнцу, значит, я отправляюсь немедленно, и неважно, что окружающие сочтут меня идиотом. Важно лишь то, что я становлюсь человеком не от мира сего. Тут-то и начинается самое удивительное. Здесь-то и происходит долгожданное интересное. Я смотрю на обыкновенные вещи и обнаруживаю в них множество невероятностей.

Не буду тянуть кота за хвост, сразу сообщу, что именно так я и встретил снова глубокоуважаемого маэстро Лео. Я не имею в виду, что при жизни попал в рай. Между тем и этим и, видимо, всеми остальными светами существует что-то навроде дебаркационной зоны – своего рода неосязаемые тамбуры, образующиеся в самых непредвиденных местах. Так вот, мы пересеклись в нержавеющем лифте. Помню, что по растерянности я невпопад заговорил о вечном двигателе, а он так громко расхохотался, что рассыпался на миллиард маленьких Леонардо, и все они в один голос воскликнули:

– Перпетуум мобиле? Он уже давно изобретен, задолго до нас с вами, – и на этом испарился, если так можно выразиться.

А я, конечно же, поймал себя на мысли, что не спросил его о главном.

. . .

Однако мне удалось выяснить, что мой мистер «икс» родом из семирасовых и искать его где-либо конкретно бессмысленно. Он везде разный. «Может быть, и имена у него меняются в зависимости от местопребывания?» – догадливо предположил я. Оказалось, несколько сложнее. Менялись имена, внешний вид, возраст и время жительства.

Зэй в свое время заметил, что, если надо покинуть определенные рамки существования, необходимо избавиться от груза обстоятельств. В моем случае таким грузом были невидимые средства, которых никто никогда в руках не держал, и они перемещались самостоятельным образом из одного кармана в другой, как мерещащаяся змейка.

Я пришел к выводу, что если имею дело с каким-то фантомом, то и бремя мое существует на уровне моего же воображения. А уж в собственном-то воображении я обязан разобраться и навести порядок. Таким образом, я отправился в путешествие по собственной вселенной. Прежде всего я собрал необходимые в дороге вещи: книги, одежду и обувь на все случаи погоды, карандаши, бумагу, концентрированные витамины и прочую мелочь. Получилась довольно увесистая сумка. В рюкзак я сложил все сверхнеобходимое, на случай если придется бросить сумку. А на себя напялил специальный жилет с множеством карманов, в которые можно было бы переложить самое мелкое из сверхнеобходимого, на тот момент, когда я вынужден буду расстаться и с рюкзаком. Нагрузив себя таким ощутимым образом, я придумал себя заново. Получился точно такой же я, только с усами и бородой.

. . .

Довольно быстро я сообразил, что из всего своего скарба мне не понадобится ничего. В моем воображении рисовались такие картины и звучала такая музыка, что я был капитально ошарашен грандиозностью происходящего до сих пор…

Вот! Опять вздрогнуло пространство, и передернулась картинка, и непонятно, где сон, где явь.

…до тех пор, пока не убедился, что и то и другое происходит независимо от моей воли. Вскоре и сам я растворился в атмосфере пустоты, если так позволено будет выразиться, поскольку все привычные определения здесь теряли смысл. Они плавали в безвоздушном пространстве, как невидимые частицы. Со временем я пришел к выводу, что названное мной музыкой оказалось всего лишь грубым ощущением вибраколебаний. Например – беззвучное появление солнечного блика в радужной оболочке полуоткрытого слезящегося глаза создает иллюзию слитного полиминора.

. . .

Если дверь оборудована табличкой с надписью «Заперто», то дергать ручку с целью профилактической проверки станут почти все проходящие мимо. Команда знака срабатывает раньше, чем команда смысла, заданного знаком. Пока в громоздком сознании все шпунтики и винтики соединяются в необходимую последовательность, проще и быстрее дернуть ручку, чтобы узнать смысл написанного.

Это я к тому, что когда отправлялся в путешествие по самовыражению, то по небрежности своей не соизволил вникнуть в суть явления, основанного на изначальных образах, и поначалу принялся хозяйничать как у себя дома – переставлять всевозможные составляющие и забавляться мнимой изобретательностью. Развлекался переворачиваниями с ног на голову, разъединениями целого и соединениями немыслимого с нерукотворным. До тех пор, пока не почувствовал сильную тошноту. Так я получил самое сильное в своей жизни сотрясение сознания.

. . .

Когда плывущий туман остановился и рассеялся, я снова обрел чувство тяжести бытия. Тело мое ныло и скрипело, как старый баркас, утопленный в соленой пучине и переворачиваемый на дне морском подводными волнами. «Что это за отрава такая в меня проникла?» – подумал я первым грешным делом, и тут же ко всему разрушенному состоянию прибавилась чугунная головная боль, так придавившая лицо, что язык мой сплющился, а губы размазались по невкусной поверхности. Из меня выдавились густые непрозрачные слезы, растворили засохшие кристаллики яда, и я снова погрузился в душную и липкую смолу. Я висел вниз головой, пытаясь барахтающимися ногами перевернуть себя в привычное положение. Тягучая жидкость, в которую я окунулся, связывала мои конечности, но я, как поплавок, почему-то не тонул, а только задыхался в этой густоте, притопленный мягкой, громоздкой плитой. Так продолжалось несколько долголетий.

Тем не менее после этого мне стали являться стихи, как прежде музыка, а до того времени картины. Мне показалось, что все эти обрывки роскоши и неведомых знаний сыплются из щелей межизмеренческих тамбуров, через которые с невообразимой скоростью проносятся миллиарды леонардо.

За все это время мне довелось лишь несколько раз увидеть вселенных людей.

 

УВЛЕЧЕННЫЙ СВЕРХОМ

– К тому моменту я с неописуемым восторгом увлекся вылепливанием сосудов из космической глины. Многие из них вертятся до сих пор.

Дальше произошло следующее. Я попал на место «1А», а места «2А» и «2В» оказались пустующими. Мне принесли полетную закуску, в которой я обнаружил послание. Сладкий красный перец дал мне букву «З», огурец – прописную букву «М», а апельсин был очищен в пользу кожуры.

Я сразу же вспомнил добрую, старинную, дворцовую, виргостанскую традицию проверять готовность заступающего на трон будущего правителя. На блюде перед претендентом выкладывали спелый гранат, завязывали большую хлопчатобумажную салфетку под подбородком и усаживали за стол, накрытый белоснежной скатертью. По количеству красных крапинок на салфетке можно было определить масштабы убытков, которые нанесет государству будущий самодержец.

Бывали в истории и такие умельцы, которые оставляли плод неприкосновенным.

. . .

Как бы там ни было, со временем ко мне стали обращаться люди, которым были необходимы собственно деньги. И я стал воображать эти деньги. Какое бы количество несуществующих денег я ни давал людям, им всегда этого хватало. Сначала это были несуразной формы пестрые купюры, с бахромой, измеряемые в абстрактных единицах (меры, кудахты и т. п.), затем я стал использовать скоропортящиеся фрукты, цветы и, наконец, изобрел специальные монеты, условно названные мною «убедитлами», в честь любимого сорта музыки. Любой человек, добивавшийся возможности молча взглянуть мне в глаза, мог перекачать столько средств, сколько ему хватало выдержки. Некоторые не успевали получить ничего, потому что сразу же начинали плакать и жаловаться, некоторые просто просили купить им пальто, и приходилось объяснять, что я единственный человек на этом свете, который не в состоянии заглянуть себе в глаза.

На определенном этапе, измученный отвратительной жадностью, я пришел к долгожданному открытию, что следует ограничить себя близким окружением – только родными и только любимыми людьми, которые помогут мне использовать неожиданный дар во благо.

 

КОНЕЦ ОСТРИЯ ЛЕЗВИЯ

На ветвях большого пленительного дерева вспыхнули четыре ярких огня. Вокруг белого кружился снег, из-под зеленого сыпалась листва, над голубым вился сладкий сияющий дымок, а из желтого проклевывались короткие толстенькие лучики.

Э. Торр

В иргород. Я нахожусь на ежегодных курсах по объединению всех времен: прошлого, настоящего и будущего. Самое большое открытие – их никто не разъединял! Я рассеянно слушаю докладчика, разглядывая необычного человека, поднявшего руки. Он стоит на огромном облаке, льющемся вниз клубами пара, словно на краю гигантского облакопада. Картина эта настолько величественна, что все вокруг замирает. Все, кроме клубящегося вниз течения, издающего мягкое шипение. Вслед за этим успокаивающим звуком разносится непередаваемое чувство горечи.

…Пространство изгибается так, что хочется вывернуть голову наизнанку…

Я сижу в каком-то довериканском железнодорожном баре, с бесконечными рядами маленьких двухмест-ных столиков, отгороженных друг от друга изогнутыми зеркальными спинками диванов. За каждой спинкой то и дело мелькают руки и макушки. Вся эта забавная картина выливается в целую бесконечную галерею, тянущуюся за мной и передо мной. Вижу я и себя в этой веселой веренице, насупленно вглядывающегося в себя самого. Надо же помахать рукой.

. . .

Свершилось! Я держу в руке вожделенный билет. Вот что здесь написано: «Линии Виргостана», воздушный порт Недра, посадочный талон, мое имя, штрихкод, номер рейса, дата, время вылета, откуда и куда, ворота, класс и, наконец, место – «1В». И вот я уже сижу в этом самом кресле, и никаких сомнений быть не может, что я лечу в сторону родного дома, а рядом со мной громко спит не кто иной, как сам биоксарь.

Небеса вспаханы. От горизонта до горизонта простираются ровные, рыхлые, светлые полосы на синем поле. Сегодня сиятельные сеятели снова бросят в облачные борозды невидимые семена. Большой Лео уже снял шапку.

Я рад этому состоянию. Это моя обожаемая хватка. Всякий раз пытаюсь себя остановить и повнимательней рассмотреть свою бодроликость, но неутомимый поток несет меня дальше, пока я кручу головой и выворачиваю себе шею. Э-ээй!

Отзывчивый сосед по проходу рассказывает мне о мальчике, простудившем сердце, в действительной жизни которого все происходит немного стремительнее, чем у некоторых растений. Теперь он трудится ассистентом на виргостанской мультипликационной студии. Оживляет предметы. У него неплохо получается. Вот вроде бы и вся история. Но история продолжается. У этого мальчика на редкость круглая голова.

. . .

Аппетит хороший, но спать долго не могу. Я с нескрываемым рвением пытаюсь уловить положение этого состояния. Ведь если его зафиксировать, то можно добиться невероятных успехов.

Это моя драгоценная хватка. Мягкая, волевая, уверенная. Просто наслаждение. Откуда в меня вырабатываются желчь и кислота? Понимаю – извержение персонального ада, отрыжка ручной геенны огненной. Эта желто-черная лава сжигает все живое вокруг меня. Становится страшно за родных и близких, находящихся в эпицентре этого интимного нестихийного бедствия. Начинаю, отползая, удаляться от них в собственном бессилии прекратить это дурное воздействие. Ни выдержки, ни самообладания, газообразие какое-то! Это мучение, это пытка, это позор, это унижение, это подлость, это смерть.

Вместо холмика в земле ямка, вместо крестика в ямке дырка. Дырка в ямке – это символ забвения и обновления. Чисто место пусто не бывает.

. . .

Из пустоты надо выбираться. Сил нет. Они есть, но они, словно мумии, окутаны пеленами ленивого рассеянного тумана. Важно для начала открыть глаза, усилием разума продержать веки несмыкающимися несколько мгновений и выдавить из себя звук, означающий начало нового дня:

– Оое уо!

В темной пустоте образуется светлая точка. Она расплывается и становится окном. Я лежу, горизонтальный и маленький, как насекомое. Над моей головой нависают огромные, тяжелые, сухие листья травы. Между ними – пустое белое пространство.

Нужно смыть с себя пустоту и проявиться на этом свободном жизненном фоне. Затем нужно обрести почву под ногами, для этого достаточно одной тонкой линии, пока я еще плоский. Затем необходимо себя наполнить глубоким вдохом. Я подключаюсь к чудесному насосу. Через некоторое время начинаю перекатываться по полу, затем приподнимаюсь к потолку, прилипаю головой, там остываю и плавно опускаюсь в кресло номер «1В».

Теперь, когда я в очередной раз пересекаю Виргостан, мне вполне естественно чудится, что в каждом человеке есть свой маленький персональный вирго.

 

Часть Нижняя

РЕКА ВОЯ

 

ДЫХАЙ И БРОДА

От Дыхая до Броды – рукой подать. Они соседи. Еще их объединяет то, что они рано или поздно впадают в Вою. Они всегда рядом. Темно-красный Дыхай и желтая Брода. Брода бежит плавно и размеренно, а Дыхай вынужден крутиться между скал и деревьев, да еще не упустить подругу из виду. Когда видимость ограждается лесом или горами, Дыхай начинает волноваться и метаться, то ускоряясь, то останавливаясь, чтобы оглядеться. Когда он, бывает, сбит с толку долгим непоявлением Броды, он начинает вертеться на одном месте, стягивая свой упругий аркан вокруг клочка суши.

Наступает день и час, когда они сливаются воедино, и нет тогда ни Дыхая, ни Броды.

. . .

Мы поднимаемся в заоблачность, пролетаем первый слой облакитового океана. Внизу виднеется пара-тройка воздухоплавающих огней. В верхнем слое их намного больше. Здесь навигация идет полным ходом. Попадаюся настоящие лайнеры – такие огромные, что дух перехватывает. Нашу утлю покачивает от их световых волн. На дне просматриваются черно-белые круги от метеоритов и просто пятна, перечеркнутые полосками ястребимцев.

Воды Вои поднимаются вверх по склону скалы с западной стороны и, перевалив через горный хребет, с визгом обрушиваются вниз. Мы стоим под водопадом. Я бы назвал это блаженством. Потоки воды обрушиваются мне на голову и плечи.

Здесь мы впервые за долгое время увидели детей красивых людей-исполинов. Я оцепенел, когда их заметил. А когда девочка брызнула водой в мою сторону, у меня остановилось дыхание, как в день святого праздника, когда священник плеснул на меня веником из ведра.

Рукав реки возвращается в глиняное русло. Русло шире притока в десятки раз. Я на миг теряю сознание, нет ни верха ни низа, есть только воздух и вода, плохо перемешанные. Отталкиваюсь от круглых скользких камней с такой скоростью, что успеваю сосчитать их на своем пути, и вдруг меня выдергивает чья-то сильная рука и ставит на землю. И я, не задумываясь, начинаю идти по дороге, полной необыкновенных и обыкновенных чудес.

. . .

Зэй умеет добывать воду из воздуха, и это нам очень помогает.

Я сразу же представляю себя с чашкой чая. Мне становится очень уютно. Я слышу плеск волн и пение песка. Волны взбираются по моей спине. Вода давит на плечи, плечи становятся покатыми, голова заостряется, тело покрывается серебром. Мы начинаем превращаться.

Воды Вои приближаются с такой скоростью, что не слышно даже звука. Интересно, кем нам предстоит стать, когда пойдет лава? Я передергиваюсь и плыву вверх по теченью. Рядом плывут Зэй и Радекка. И никто не задумывается о том, что нас ждет там – впереди. Мы ведь не представляем себе даже миллиардной части многообразия мира насекомых.

Сначала идут внешние воды, затем потоки расплавленного камня, и все это покрывается внушительным слоем снега. Огромный раскаленный шар окутывается паром и превращается в баню. Туман рассеивается, и явление Вои растворяется в мировом океане. На интерактивном экране появляется унылая, но долгожданная надпись «Конец».

Мы заканчиваем смотреть картину с собственным участием. Радекка отвечает на вопросы. Все как обычно, только легкое чувство пустоты. Когда я видел это воочию, у меня не было чувства героизма, потому что в финале звучала другая музыка. Особенно меня поразило желтое небо, цвета омлета. Тот, кто смешивал краски, явно не пожалел свинцового молока.

. . .

Радекка светится в темноте, поэтому ватзахеллы не приближаются к ней ночью. Тем не менее нам приходится жечь костры, хотя они привлекают внимание. Мне нужно греться, а Зэй поглощает много огня, когда не спит.

– Они соединили время воедино, – произносит Зэй вслух.

– Как им это удалось?

– Удалили все межсекундные паузы.

Зэй говорит сдержанно, и потому дым из него выходит равномерным столбом. Можно определять направление ветра. Ватзахеллы не терпят огня, но тянутся к дыму. Я этой антизакономерности не понимаю, да и не хочу понимать. Как говорит в таких случаях наша радость Радекка: «Терпение долгожданное, словно утренний чай».

– О, чай! – невольно восклицаю я.

Зэй смотрит на меня сочувствующим взором.

– Ну, или что-нибудь тепленькое, – смущаюсь я его строгого луча.

Мы стараемся выбирать тихомирные места, с коралловыми деревьями. Когда они мерцают в пустоте, чувствуешь себя уютнее. В детстве мы собирали гнилушки, которые светились фосфоресцирующим светом.

Стоит особо заметить, что Зэй умеет красиво браниться. Редкое удовольствие наблюдать, как он бесстрастно валяет ватзахеллов по траве. А они плачут в бессилии, и из слез их образуются прозрачные камни.

 

ДОТОГА

Ххэк! Это я отхаркиваюсь после переправы.

Из меня вылетают клочья шерсти, щепки, водоросли, кожаные ремни вперемешку с казеиновым клеем и шишками. Это опять чудо, что мне удалось выбраться.

Река Воя стремительно несется по поверхности земли. Слышны завывания ватзахеллов. Воды Вои смывают поверхность каждый раз с приходом весны. Но люди, как и все остальное, каждый раз появляются заново. Вот и на этот раз все будет по-другому, по-новому.

Честно говоря, я и не надеялся спастись. Думал, что это и есть спасение – утонуть или быть разорванным всякими паразитами.

Мой напарник рассуждает конгруэнтно:

– Чепуха! Меня выносило и не из таких передряг. – Зэй говорит громко и целенаправленно.

Он оглоушен. Его терзают смешные сомнения, так как возле стоянки он обнаружил залежи муравьиного масла. Зэй механически глотает огонь, и в ответ из его недр валит дым. Жуткая картина даже для подготовленных. Радекка не одобряет этого баловства, хотя всякого ей пришлось уже натерпеться.

. . .

Всем нашим очень любопытно было бы знать, кто же такие эти пять мудрецов. Ведь известно, что мудрецы исчезли много лет тому назад. И почему у них в городе так тихо и спокойно. Сейчас это уже не имеет значения, но все равно интересно.

Зэй в очередной раз рассказывает мне, каким образом ему удалось спастись. Мне это удивительно, потому что я все равно этого момента не помню. Знаю точно, что это произошло накануне дня без сомнений. Утверждает, что чудом спасся. Точнее, не спасся, а спасен был. Я тоже до сих пор не понимаю, как я тогда за эту скользкую луковицу удержался. Да и не удержался я вовсе. Я ведь падал уже, когда…

…Сознание с плеском перекатывается справа налево.

– Когда, что? – спрашивает Зэй, глядя на меня, застывшего с разинутым ртом.

Я вынимаю у Зэя из пальцев только что скрученную козеногу, еще не успевшую разгореться. Аккуратно высыпаю табак и разворачиваю бумажку от посадочного талона «2А»:

– Откуда это у тебя?

– У меня их много, – недоумевает мой товарищ, выворачивая прорезиненные внутренние карманы.

Какая-то смутная догадка аккуратно складывает мой лоб в гармошку. Дурная привычка быть крокодилом. Вот Зэй – другое дело. В нем нет ничего, что могло бы вызвать сомнения. Радекка же умеет в себе вызывать подъем духа, да и не только в себе.

– Тебя вытащила она? – продолжаю я разговор.

– Я ухватился за ее руку, и она унесла меня, как птенца. И самое главное – в ее взгляде не было испуга, она была совершенно невозмутима.

Зэй свидетель, я всегда восхищался Радеккой. Мне давно верилось, что она нам поможет. Помню, как я встретил ее, еще с красными, короткими волосами. Она тогда перебила полчище ватзахеллов и стояла в крови по самую макушку, рыдая, пока воды Вои не смыли все кругом.

Маркес написал о ней книгу. Это моя любимая книга.

– Зэй, а ты знаешь, как выглядят небожители?

– Вот, к примеру, – кивает Зэй на сестру.

. . .

Зэй напоминает о том, каковы суровые законы ватзахеллов. Если попался – капут. Поэтому они нам не попадаются.

– Странные они все-таки.

– Да, угораздило их, – говорю я, вздыхая.

Зэй смотрит на меня с упреком, но ничего не произносит. Продолжает глотать огонь. Пахнет паленым, и земля начинает низко вибрировать. Мы прижимаемся друг к другу спинами. Но это всего лишь шум Вои, катящей камни и деревья.

По утрам у меня мерзнет загривок, это означает, что моя биологика чахнет. Не хочу быть вечно корчащимся кощеем. Но и молодым я уже не умру. Хотя, кто знает. Говорят, бывали такие, которые впадали в детство и даже становились сыновьями полка.

Обидно все-таки самому щипать грибы и траву, а слепней кормить собственной кровью. Хочется мяса. Это означает, что грядут лютые времена.

Итак, у нас есть шансы. Это мне подсказывает инстинкт.

Скоро праздник, но это радует. Праздник нам в новинку. Да и сама по себе радость для нас является большой редкостью. Надо бы как-то подготовиться. Помыться – побриться. Цветов собрать.

То, что сейчас происходит, напоминает мне сцену из рассказа про скобельщика. Там описывается гигантский пресс для печатания фальшивых денег, под который попадает тот самый скобельщик.

. . .

Я помню, как увидел Зэя впервые. Это был слепой взгляд. Это был полумертвый взгляд. Я имею в виду наш совместный взгляд. До сих пор стараюсь не смотреть больше по сторонам.

Зэй раньше работал в больнице для душевнобольных. Я его спрашивал, можно ли излечить раненую душу. Он ответил, что можно, но только при желании.

Надо же! Ни одного поздравления с днем праздника. Кругом грязь – предвестник мерзости. Душно и противно. Час за часом выстраивается стена препятствий. Может, пора уже радоваться? Ведь все предрешено. Вечный пресс сомкнет свои плотные челюсти, и пропасть выдавит прощальную каплю жидкой жизни. Это будет последняя фальшивая монета в нашем неугомонном мире. Уже слышится шипение кипящей черты и зловонный запах пали. Наверное, я не смогу радоваться в такой обстановке. Чем больше я обгораю, тем больше я обрастаю шерстью.

. . .

– А где Зэй? Я нашел елочку, но рубить не стал, запомнил место. Думаю, нужно идти туда.

– Да, нужно.

– Скажи, Радекка, у тебя тоже есть клеймо?

– Нет, я не позволила.

– Просто не позволила и все?

Я восхищен этой девушкой. Я чувствую: она нам поможет. Кто бы мог подумать, что мы встретим в этой клоаке такую выдающуюся особу. Я начинаю радоваться. Надо идти отсюда. Мы зовем Зэя:

– Э-эй!

Хватит ему пялить свои красные воспаленные глаза на это чертово поле. Я ощущаю аромат хвои, и мне мерещится, что ее запах будет со мной вечно. Удивительно, но мне стало теплее. Утром я мечтал, чтобы мне на спину положили горящий уголь. Теперь я ко всему готов. Думаю, сейчас самое время воспользоваться открытием Зэя. Зэй вынимает из моей спины ядовитые иглы.

Река гнева полнится. Река гнева приближается, смывая все на своем пути. Усердная река к нам идет.

. . .

Вот она Воя! Вот она нас подхватывает и с легкостью несет к водопадам.

Мы летим вниз, проваливаемся сквозь землю, скоро нас начнет разрывать на части. Интересно тем не менее, что от меня останется. Что-то ведь от нас останется?

Кувырк…

Меня зовут по-разному, но имя у меня одно. Оно дано мне в честь человека, выхватившего меня из беспощадного потока времени.

Один момент! Миг совершенства свершился, и я, судя по всему, его прозевал – мы с Радеккой в этот момент купали Ваниила. Ну-да, ладно. Что было, то было. А что есть, то есть. Вот и все. Рано говорить: «Что будет, то будет».

 

Часть Прикладная

ШКОЛА ОДИНОЧЕСТВА

 

ПОСЛИК

Это самая печальная школа в мире. Здесь ученики не видятся даже с учителями. Уроки уединения не требуют специальной подготовки, так как причины одиночества чаще всего носят объективно природный характер. Одиночество – это не затворничество, это жестокое неосознанное испытание. Человек, готовый к одиночеству, чаще всего не ощущает его коварства.

Пока я несу несрочную службу на колокольнике, кое-кому приходится длительное время общаться со своей бессознательной собственностью в школе одиночества.

 

РЕЧЬ ИДЕТ О РАЗВОРАЧИВАНИИ

Зэй сидит за столом и пишет себе письмо. Он мог бы снять трубку и набрать знаковый номер, но в телефоне, как обычно, что-то свиристит. Зэй давно уже разговаривает с самим собой без каких-либо средств связи – напрямую. Письма же он пишет из чувства боязненной предусмотрительности на предстоящие дни заточений. Это своего рода барсучьи запасы на зиму. Зэй делит жизнь на четыре сезона – утро, день, вечер и ночь. Но у самого Зэя эти периоды перепутаны. На стене висит перекроенный календарь, в котором порой после завтрака опять наступает завтрак. В углу валяются вперемешку: парадные офицерские галифе и подгузники, железные сапоги и лыжные гетры, засохшие тюбики и окаменевшие конфеты.

Перед Зэем на столе стоит маленькая небьющаяся пепельница системы «маузер». У него бывают приступы безбдения, это когда он много спит, но продолжает все видеть и слышать. Тогда эти звуки и видения носят какой-то принудительный характер и обычно происходят от обыкновенной маяты.

. . .

Зэй сваливает всю свою неразбериху в мешки и чемоданы и, как в детстве, развешивает на чердаке, где раньше сушились связки недопустимых растений, из которых сворачивались самокрутки и заваривались горькие настои.

Дед Зэя, Герральдий, в дни дурмана, бывало, выпивал на досуге какого-нибудь снадобья из лысых хвостов, выкуривал козеногу и впадал в состояние узкой созерцательности. Он видел боковые пространства и, сидя с люлькой на берегу ручья Бука, наблюдал за волнами дыма, превращающимися в поблескивающих черно-синих рыб. Тогда наступало иллюзорное облегчение, которым Герральдий мог заблуждаться до заката. Его зеленый асбестовый плащ раскрывался и обнажал мельхиоровую грудь. Пятидесятисантиметровая фуражка воспаряла над головой, освещая собой лужайку с коровьими кизяками, над которыми поднимался голубой телепортационный пар.

Как только алхимическое солнце начинало превращать свое золотое плавилово в тяжкое олово, фуражка с пластиночным козырем возвращалась на голову, своей тяжестью выпрямляя рессоры надбровных дуг. Герральдий, скрипя связками, вставал, укладывал орудие ловли на плечо и скользил своими сапогами-скалолазами вверх по влажному травянистому склону. И пока он поднимался вслед закутывавшему себя в дымку закатывающемуся солнцу, от него оставалась лишь длинная клубящаяся полоска в сыром сером тумане.

Воздух вздрагивает.

У входа чирикает птичка, и Зэй возвращается в замкнутое пространство. Редко кому удается нарушить одиночество человека на краю света. Еще реже это оборачивается приятным сюрпризом. Неужели он ничего приятного от жизни уже не ждет? Посмотрим. На пороге стоит молодой, но лысый человек, ищущий общения, несмотря на то что он не один. Наверное, каждый человек в школе одиночества имеет хотя бы один шанс на успешную попытку разомкнуть круг своей печальной участи. Пока Зэй переодевает халат другой стороной, молодой человек извиняется и уходит. Какая странная благодарность за право нарушить одиночество незнакомца.

Письма свои Зэй пишет не один. Он размноживается и пишет под собственную диктовку, шагая по потолку, лежа на диване и глядя в окно для подбадривания мысли.

. . .

Когда Зэй родился и его принесли к матери, врач сказала:

– Этого мальчика нужно беречь.

И его берегли. Поначалу он не задумывался над этим феноменом, попросту не замечал в этом явлении ничего сверхъестественного. Со временем это для него обратилось в привычную беззаботность. А что может беспокоить человека больше, чем беззаботность? Только дурная привычка.

– Этого мальчика нужно беречь.

Его изолировали, и это был первый урок одиночества. Изгойство у него в крови.

В детстве ему снился один и тот же жуткий сон – надвигающийся невидимый поезд. Когда вслед за полной темнотой наступала полная тишина и он засыпал, навстречу ему выезжал тяжелый поезд, который сопел, раскачивался и постепенно раскочегаривался, выпуская невидимые клубы пара. Как только веки его смыкались, он без разгону срывался с места и мчался в сторону поезда. Его сковывал предательский испуг, он сжимался в холодный комок, и из него проистекала тонкая струйка стихийной жидкости. Сок жизни бесшумно сливался кем-то в светящийся сферический сосуд и в тот момент, когда он, отвлеченный приблизившимся вплотную локомотивом, вскакивал по стойке смирно, – коварная рука со сверхъестественной посудиной исчезала. Он оставался в мокром белье, и иногда приходила мама, почувствовавшая убыль жизненной энергии из семейного котла. Он не мог ничего объяснить, по инерции пребывая в состоянии оцепенения, а мама наугад пыталась его утешить, как могла. Иногда у него оставались несколько капель стихийной жидкости, и он отдавал их в виде пары слез. Левая предназначалась папе, а правая – маме. Когда он опять оставался один в комнате, его издевательски преследовала вонь раскаленного железа.

Теперь, спустя много лет, он чувствует временами, как через него протягивается бесконечный железнодорожный состав. Иногда быстро, иногда медленно, но по-прежнему вероломно.

. . .

У одиночества нет явных границ. Зэй идет выплевывать пороховую слизь. Ох, уж эти петарды. Он сутки наблюдал, как ночь пыталась угнаться за утром. Так бы Зэй и крутился, если бы его одиночество не нарушил человек в пустовизоре, заявляющий, что просыпается каждое утро с желанием петь. Зэй замирает с разинутым ртом. Это удивительное явление. Зэй помнит, как он раньше просыпался с подобным чувством. Странно, но впечатление сохранилось по сей день. Это было длинное, весеннее утро, не предполагавшее ни дождя, ни вечера…

Беззвучный щелчок. Щелчок уже здесь, а звук еще там.

…Это было чудесное весеннее утро, не предполагавшее ни дождя, ни вечера. Так к нам приходит счастье. Присаживается на край кровати и гладит нежной рукой по бархотиновым местам. Вот здесь-то и начинается параллельное сновидение, способное увести в одиночество.

Зэй призадумывается. Куда же он припрятал свои счастливые мгновения? Среди всего этого вороха хлама таятся крохи припасенного счастья.

Зэй перетряхивает все чемоданы. Пусто, если не считать пыли. Зэй пересчитывает пылинки и сметает их в совок. Ну и что делать с этой счастливой пылью? Из нее можно сделать брение и намазаться с ног до головы. Человек может не терять способность быть счастливым. Это здорово – видеть мир вооглазами. Зэй начинает ощущать пощипывание в глазах, поток чувств выливается в комнату и с волнением разбегается по разным уголкам.

Зэй снимает со стены хлыст, щелчком сбивает покрывшуюся паутиной муху, муха с лязгом падает в небьющуюся «маузерницу».

– Четко! – заявляет Зэй, обвязываясь кнутом.

Вот уж чего-чего, а счастья много не бывает. Зэй высыпает пыль на стол и разделяет на несколько холмиков. Проводит пальцем по поверхности стола. На пальце остается золотистая мука. Зэй облизывает палец и чихает. Ровные щепотки пыльцы разлетаются по комнате. Зэй сворачивается калачиком и укладывается на полу. Пусть это будет символом бесконечной замкнутости. Он берет в свои руки ноги, раскачивает пол колеблющимся кругом и выкатывается на лестничную клетку. Цок, цок, цок, и он уже на улице. Зэй останавливается перед деревом, размыкается и спрашивает:

– Береза, ты одинока?

И слышит сотни шелестящих голосков:

– Безмятежность, безмятежность, безмятежность…

. . .

Чтобы отвлечься от одиночества, Зэй распахивает грудную клетку и начинает осторожно раздувать свою любимую малюсенькую искорку.

– Уф-ф, как у вас тут сыро, душно и темно! Будьте любезны, откройте окна.

Зэй, со всей своей категоричностью, предлагает вывернуться наизнанку.

– Нет, нет, не стоит.

В большую дверь раздается стук. Зэй восхищенно мотает головой, не успел он распахнуть объятья, как кто-то явился в гости:

– Ну, надо же!

Зэй с несвойственным ему чувством любопытства отворяет дверь. На пороге стоит Радекка со свертком в руках и с улыбкой во весь рост.

– Привет, Зэй. Рада тебя видеть снова. Добро пожаловать!

Зэй выходит за порог своего одиночества и собирается исторгнуть приветствие, но вместо этого из него выбивается облачко пыли:

– Видишь ли, у меня уборка.

В разговор вмешивается мистическая искорка:

– За меня не беспокойтесь, меня этот визит не смущает.

Радекка протягивает Зэю теплый сверток:

– Это блинцы.

– Спасибо, – смущенно выдавливает Зэй, – я тебе напишу.

Принимает обеими руками тарелку с выпечкой, низко кланяется и закрывает дверь ногой. А про себя делает вывод: «Вот я и одичал вконец!»

Если он продолжит анализировать ситуацию, у него взорвется голова, а выращивать новую займет много времени. И зачем он только ввязался в этот дурацкий эксперимент. Знал ведь, что будет непросто. Потому и ввязался! Во всем виноват он сам, со своим раздвоением личности. Пока здесь хозяйничал Йэз, он порядком наломал дров. Неизвестно еще чего он наговорил Радекке, если она к нему с блинами пришла.

. . .

Зэй открывает заслонку очага и слышит в трубе рев аэроплана. Он поворачивает рукоятку, звук ослабевает.

– Самолеты над нами, – тихо говорит искорка.

Звук замолкает.

– Можно открывать.

Зэй разжигает огонек от искорки и садится на пол писать письмо Радекке:

«Ты еще открыта?»

«Ты же знаешь, я всегда открыта».

«Да, это верно. Ты встречалась с Йэзом?»

«А как мне знать? Вы ведь так похожи внешне».

«Ты знаешь то, чего не знаю я, значит, это был он».

. . .

Разнузданный стук в дверь. Уже подходя к двери, Зэй чувствует запах кунсткамеры. Перед ним возникает Йэз, с оттопыренными карманами.

– Дзинь удалась?

– Жизнь прекрасна. Послушай, Йэз. Нам пора договориться. Мы живем в одно и то же время, в одном и том же пространстве, и делить нам нечего.

– А кто сказал, что я собираюсь что-то делить? Чепуху ты болтаешь! – Одержимо размахивает карманами симметроид.

– Сейчас все объясню. Присаживайся.

– Да ну ее, – отмахивается Йэз от мерещащейся табуретки.

Тем не менее всей своей противоречивой натурой плюхается на пол:

– Значит, хочешь сказать, что я плохой, а ты хороший, и если мы объединимся, то… что?

– Я всего лишь предполагаю, что мы части одного целого. Может быть, помимо нас есть еще кто-то. Не знаю, что произошло, но нас раскидало.

– Прямо детектив какой-то. Ты говоришь о Радекке?!

– Я в курсе, что ты циник, но не забывай – она нам обоим приходится кровной родственницей.

– Я не то чтобы очень глупый, но иногда робею перед неведомыми обстоятельствами. Объясни мне со своей стороны, как это – соединимся? А то я утомился воображать, что все понимаю.

. . .

Сегодня на улице Зэя похвалила девочка в сопровождении большой собаки. Она назвала его «молодцом». Зэй был настолько поражен, что не нашелся, как ответить. Он всего лишь помог девочке сделать то, что она могла бы сделать и без его помощи – надеть седло на собаку. Поведенческая формальность. И эта недетская похвала продемонстрировала Зэю его нынешнее состояние.

Зэй стоит на подоконнике, к которому ведет небольшая каменная лестница. Из окна прекрасный вид. Далеко внизу опять проехала девочка на большой собаке и снова похвалила Зэя. Он прочел по ее губам: «Молодец». На сей раз он не узрел никакого умысла, напротив, его это приободрило.

«В конце-концов это становится символичным», – размышляет Зэй, опершись на фарфоровый подсвечник.

 

РЕЧЬ ИДЕТ О РАВНОВЕСИИ СОЗНАНИЙ

Эйз читает статью про человека, сложившего из песка грандиозную геометрическую конусообразную фигуру, стоящую на песчинке, возглавляющей вершину. К статье прилагаются справка, указывающая общее количество крупинок, и чертеж этой, весьма антитектонической конструкции. Между документом и иллюстрацией проскальзывает мысль о собственной логике вещей и положений во вселенской согласованности.

Эйзу вспоминается человек с перевернутой головой. Такому человеку под силу подобное рвение. Но зачем? Скорее всего, это произошло по воле стихий.

Щелк! Эйз включает навесную граненую лампу и отбрасывает тень на чертежную доску кульмана. Обводит карандашом каждую из трех теней и внимательно сравнивает между собой. В целом они похожи. Под левой тенью, с носом справа и без ушей, Эйз делает подпись «Эйз». Под правой, с левым носом, – «Йэз». И наконец, под центральной, с ушами, – «Зэй».

Под солнцем такого не увидишь. Под солнцем видно только одну тень – Зэю. А Эйзу и Йэзу не видать. Они блекнут на фоне Зэи или сливаются с ней.

Стук в дверь.

– Смена караула!

. . .

Океан Виргостана знаменит своими многочисленными островами: небольшими, маленькими и совсем крошечными, покрытыми белой пушистой кудрявой растительностью. Сам океан издает смиренное свечение, от которого поднимаются размытые мягкие лучи. Поэтому все над водой светится чудесным внутренним светом, даже люди. Внизу на дне океана виднеются темные горы и поля, озера, с тяжелой, железной водой, блистающие стальные змеи, неимоверной длины и извилистости.

 

ХРАНИТЕЛЬ ЗВОНА

Пока Зэй изнывает в школе одиночества, я усердно несу свою нехитрую службу на малообитаемом островке.

Пространство передергивается.

Наш колокольник – самый грандиозный из всех островных в близлежайших семи морях. Его колокол слышен на много миль, кругом, поэтому нам не угрожает опасность затеряться в тумане. Чем сильнее я бью в колокол, тем больше волны на море. А свет маяка, идущий широким лучом от земли в небо, виден настолько далеко, что нашему острову не грозит опасность столкновения. Я не знаю, кто строил нашу башню, но этот кто-то явно подразумевал свои сигналы не столько для кораблей, сколько для птиц, потому что вышка уходит своей высотой намного за уровень облачного слоя. Может, это дело рук мастера, с перевернутой головой?

Находясь в верхней рубке, порой ощущаешь себя воздухоплавателем, особенно если есть облака над морем и рядом реют исполинские абсолютные альбатросы. Со стороны это выглядит так. Ультрамариновый фон. Черный силуэт острова. От середины его вниз тянется прерывающаяся желтая полоска. А выше черной горы светится белое круглое пятно. На фоне этого белого пятна четкий силуэт быка. Слышно только, как скрипит его могучая шея, когда он поворачивает голову в нашу сторону. Если перевернуть картинку, то получится восклицательный знак.

. . .

На острове вместе со мной живут мальчик и собака. Мальчик умеет разжигать огонь, а собака непрестанно удивляет нас. Она демонстрирует нам вещи из того удивительного мира, который доступен лишь взору души. Но у Фиу нет души и, тем не менее, она живет в ладу с собой. Ей не страшны обстоятельства. Она даже не мерзнет. У Фиу очень хороший слух. Очень хорошее зрение и очень хороший вкус. Она хранит спокойствие, возложенное островом, и никому не дано потревожить это спокойствие. Ни при большом, ни при малом течении. Глаза у собаки странные. Белки блестящие, а зрачки матовые. Фиу из тех, кто добивается всего собственным усердием. У этой собаки есть один преимущественный дар, именуемый нами преданностью. Она предана острову до такой степени, что в ней совершенно отсутствуют стервозность, самодурство и вспыльчивость. Фиу знает все, что ей требуется. Хотя иногда мне кажется, что она могла бы знать больше.

. . .

Мальчик терпеливо ждет птиц. В душе он любит путешествовать, освоил принцип перспективы птичьего полета, ищет золотое сечение, а также видел падение близкого человека.

Камень, из которого сделан наш остров, называется леонардитом. Если маяк останется без света, остров все равно будет светиться. В эти периоды мы лежим в тишине, без надземного огня. Но это бывает редко. В среднем – раз в столетие. Когда остров всплывает, он поистине великолепен, в лучах единого солнца блистая свежей умытостью. Леонардит не впитывает воду, он ее достаточно содержит. Когда солнечные лучи упираются в поверхность острова под прямым углом, он останавливается. И даже сильный ветер не в состоянии сдвинуть нас с места.

На острове мало растений. Рядом с нашей факеловидной башней есть небольшое деревце – низкое, крепкое, с узкими длинными листьями. На дереве и под ним водятся насекомые и мелкая живность. Летающие улитки, усатые бабочки и четверокрылые птицы. Ветви усеяны скоромными ягодами, косточки от которых усыпали каменные тропинки и ступени к воде. Ягоды бывают двух цветов – черные летом и зеленые зимой.

. . .

У всех сторон острова есть свои поветрия. Независимо от времени года, у каждого из восьми ветров свое направление. Они несут разные запахи, и Фиу умеет их читать. Есть ветер колючий и громкий, а есть мягкий и свободный. Когда ветрики встречаются, они начинают свои игры. Из-за этих шалостей порой запутываются направления света, но за этим строго следит Фиу. Иногда маленькие ветры сдуваются большими в океан. Там их подхватывают птицы и рыбы. На острове остались только крупные и тяжелые камни.

Мое дело смотреть вперед, но я все равно иногда поглядываю по сторонам. Все, что я вижу, – море, горы и звездочки на далеком берегу, очень меня радует. Я неотрывно смотрю в далекую темноту, где много-много маленьких огоньков. А это значит, что около каждого огонька есть люди, и их тоже очень много.

Тот остров, на котором я нахожусь, намного меньше, чем остальные доступные острова. Его легко можно обогнуть пешком за двадцать минут. Здесь, в вытянутой части острова, расположена достопримечательность острова – книга на леонардите. По описаниям мальчика, читавшего ее сверху, книга не содержит ни одной цифры. Остров напоминает рыбку, только без хвоста. Как будто она выплыла на поверхность левым боком. Выплыла и застыла. Но это только кажется. Наша рыбка все-таки плывет.

Здание маяка очень простое. Башня в виде перевернутого конуса, со светящимся плафонообразным основанием, над которым подвешен здоровенный колокол. Под колоколом – стеклополопотолок маяковской обсерватории, на прозрачной поверхности которого написаны имена звезд, не видимых в дневное время, когда они объединяются с общим светом.

Включается маяк вечером, в момент, когда солнце макушкой еще касается нижней части горизонта. Когда сверху вниз или снизу вверх проходят корабли, они сигналят нашему маяку.

Фиу соревнуется с ящерицами в ловле крабов. Побеждают крабы. Они ликующе поднимают клешни вверх и дирижируют музыкой сфер. Когда они застывают, музыка все равно продолжается.

. . .

Сегодня шестой братец-ветер принес на наш берег платье, предназначенное для высокого человека, с одной ногой. Я видел русалок, но этот костюм собран не из чешуек. Материал настолько мягок, что больше напоминает тонкие волокна ручейковых водорослей. И эта одежда не пахнет морской солью. Ветер сказал, что платье с соседнего острова, чуть ниже к западу. Мы все глядим в ту сторону. Неужели там есть сухопутные русалки?! Неужели там есть собаки?! Но кто же разжигает свечи? И почему у них нет маяка? Может, они не боятся ничего?

Нам еще предстоит найти ответы на эти вопросы.

. . .

Мальчик рассказывает, что остальные суши намного зеленее.

Дёрг.

Когда я сплю, не спит мальчик. Он смотрит за большим огнем. Если мальчик засыпает, собака будит меня.

Ночью я вижу звезды. У каждой из них есть имя. Эти имена написаны на круглом покрытии маяка, которое тоже движется. Здесь все движется. Ползет, но движется.

Вчера собака нашла ядовитую рыбу. Наверное, если русалок так же много, как и рыб, то среди них есть и ядовитые.

Жаркий полдень. Жизнь в это время суток наиболее активная. Шныряют ящерицы, порхают бабочки, плещутся улитки. В это время опасаться нечего. Все всё видят.

Наше неуловимое движение продолжается. Интересно, что так отвлекает наше внимание более, чем прежде? Может быть, ожидание возвращения шестого братца-ветра? Там, куда мы так часто смотрим последнее время, есть то, чего нет у нас. Там нет нас самих.

Если подводный ветер нам поможет, мы сможем навестить соседний остров. Но лучше пусть все произойдет своевременно. Во времени всему есть свое место.

Птицы родом из воды и воздуха парят над нашим леонардитовым островом. Они принесли нам влагу и тень.

Нашествие волн оставило раковины. Раковины поют различными голосами. Русалки ловят музыку открытыми ртами. Море перебирает волнами. Сферы открываются и источают мелодию бесконечного круга.

Наша «рыбка» приближается к мариинитовому острову. Мы представляем себе, как будем переодевать Фиу в платье. Вот мы причаливаем к берегу. Нас встречают радушные девушки…

Нагретый воздух плавно всколыхивается.

…Мы благодарим островитянок за гостеприимство. Они машут нам руками на прощанье, но остров не желает отчаливать. Подводные ветры нас не отпускают. И мы бы рады остаться, но уже близится вечер. И мы отчаливаем мануально. И опаздываем. А когда мы приближаемся к нужному месту, то обнаруживаем, что здесь уже есть один остров.

. . .

Чем больше воды, тем она солонее. Говорят, что снег несоленый. Но и не сладкий.

Мы встретили остров изо льда. Вокруг него плавают обломки кораблей. Сверкающий остров практически пустует. Крайне редко на него высаживаются колонии птиц-амфибий.

Этот остров никогда не останавливается, но и плывет тоже не быстро. Нам тоже торопиться некуда. Мы дышим холодом. Наше дерево пользуется популярностью. Его плоды стали совсем зелеными. Это значит, что они созрели и скоро путешествующие птицы растащат новые косточки по разным местам. Какими вырастут новые деревья? На ледяном острове сохранился домик первого смотрителя. Значит, раньше здесь был маяк. А может, он был не смотрителем и маяка все-таки не было. Среди личных вещей отважного господина сохранился сундук, в который свалено всякое тряпье. Там есть необычная для этих мест шляпа с широкими полями. Есть подзорная труба, надводное ружье, большая лупа, тулуп и расческа. Еще есть слепок большой ноги.

. . .

Завтра мы будем смотреть грандиозное северное сияние. Значит, дальше будет теплее. Интересно, что северный ветер рано или поздно переходит в южный. Может случиться, что мы увидим чудесные зеленые острова. Я зажигаю свечу и уже представляю себе, как мы причаливаем к зеленому острову – наш леонардитовый, ледянистый и мариинитовый. Может, этот зеленый чудоостров и есть вожделенный остров Ответов? Наверное, нужно расстаться с привычкой задаваться вопросами. Будет время, будет ответ.

Ну что, нас уже заметно?

дёрг…

Наш маяк – самый высокий из всех островных в близлежащих семи морях. Его видно издалека, а это означает, что нашему острову гарантирована безопасность. Я не знаю, кто строил нашу башню, но он явно подразумевал свои сигналы для летающих объектов, потому что расклешенный луч маяка высотой своей уходит далеко за уровень облачного слоя. А находясь в верхней вахтовой комнате, порой ощущаешь себя воздухоплавателем, если есть облака над морем.

Ультрафиолетовый фон. Черный силуэт острова. От середины его вниз тянется мелькающая светлая полоска. А выше черной горы висит белый круг. На фоне этой лунной лепешки четкий силуэт быка. Если перевернуть картинку, то получается вопросительный знак. Минуточку! А где луна? Сегодня нет никакого вопросительного знака. Куда могла исчезнуть луна ясной летней ночью? Звезды есть, а луны нет.

А этого лежащего вниз рогами быка я где-то уже видел. Он откликается на свист, а когда двигает челюстью, слышно, как скрипит его могучая шея.

Уже известно – остров Ответов не дал нам ничего. Он просто вернул нам вопросы, на которые мы знали ответы.

Дё…

…рг

Наш колокол – самый грандиозный из всех основных семи, лежащих за пределами сознания. Его звон слышен на много миль кругом. Первый удар сдвигает остров на полчашечки. Второй на чашечку, третий – на две, четвертый – на четыре и так дальше.

Итак:

– Бомм! Бомм! Бомм! Бомм! Бомм! Бомм!

Ну что, нас уже слышно?

 

ЧЕЛОВЕК, С ПЕРЕВЕРНУТОЙ ГОЛОВОЙ

Я его увидел на улице при обычных обстоятельствах, он шел, как обычный прохожий. И для него было обычным делом видеть все вверх ногами. Когда я осознал, что именно я увидел, меня прошиб моментальный холодный пот, я лишился дара мысли и, сделав еще несколько шагов, прислонился к столбу.

Вот кафе, перед ним висит чашка с кофе, приклеенная донышком к столу, и, чтобы его попробовать, нужно перевернуть чашку или самому встать на голову. Он берет чашку и, не переворачивая, начинает пить мелкими глотками. И выглядит это вполне естественно.

Человек, с перевернутой головой, без подсознания. Он смотрит на меня, перевернутого, и сочувственно улыбается. Мне его улыбка кажется грустной, но глаза дружно улыбаются. Похоже на своеобразную трагикомическую маску. Наверное, ему снятся легкие сны, этому человеку с тяжелой судьбой.

 

НЕБО КОНЦА ОКТЯБРЯ

Взлетаем над ржавой поверхностью планеты. Пристраиваемся в хвост космическому дракону. Он делает профилактический сброс стихийной жидкости в межзвездное пространство.

– Как обтекаемость? – выясняет Зэй.

– Наибольшая, ком! – рапортую я.

Я не знаю, выдумка это или нет, но я видел однажды не во сне, как большая красивая птица аккуратно взяла своими когтистыми лапами земной шар, словно круглый камень, и унесла к себе в гнездо.

Зэй выглядывает наружу. Там, в утреннем туманчике, проплывает тяжелый бесконечный состав из грязно-коричневых цистерн с надписями «Кофе» и «Земля».

Мы попали в скрупулезный слой. Над нами проносится какой-то сверхаэроносец, и нас буквально накрывает волной стремительного воздуха. Звучит сигнал к укрытию, но нас так трясет, что мы не можем войти в защитный пояс. Настоящий, воздушный шторм, вдобавок за «витриной» непроглядный туман. Но вот мы выныриваем на поверхность, и над нами только остатки тощих растрепанных хлопьев пара. Я обычно в таких случаях читаю «У Лукоморья…», чтобы избежать суеверия.

Пролетая над поверхностью мирового мозга, мы с Зэем прежде всего обращаем внимание на восходящее солнце, магически всеокутывающее своим прозрачным светло-красным газом курчавые дымящиеся извилины. Сейчас там, внизу, наступает очередное просветление. Зэй обращает внимание на факт проявления сверкающей полоски.

Автостюард меняет тарелочку с орехами, Зэй, как всегда, шутит:

– Бесполезно, все равно съедим!

Я расстегиваю допотопные золотые пряжки на ремне безопасности: «Наверное, часто гнутся при нагрузках?»

Дёрг.

Поскольку движение перекрыто на время воздушной тревоги, мы висим в укрытии и играем в нашу обычную игру.

На этот раз черед Зэя начинать. Он недолго думает и произносит:

– Белая птица – черный клюв. Белую птицу с черным клювом видно издалека.

Пока что все довольно просто, и я отвечаю, не задумываясь:

– Черная птица – белый клюв, черную птицу с белым клювом видно ночью.

– Белая птица – белый клюв.

– Черная птица – черный клюв.

Подразумевается, что белую птицу с белым клювом видно всегда, а черную птицу с черным клювом иногда не видно совсем.

Далее, белая птица – черные крылья, черная птица – белые крылья, белая птица – белые крылья, черная птица – черные крылья.

Белая птица, черный клюв – альбатрос. Зеленая птица, красные лапы – попугай. Черная птица, черные крылья, черный клюв, черные глаза, черные лапы – ворон.

Я пытаюсь рассуждать логически: «Нужно бы придумать что-нибудь такое, чего в природе вообще нет!»

Белая птица – черный клюв, большая. Километровая. Есть.

Красная птица – зеленые лапы, очень маленькая. Меньше мухи. Есть.

Черная птица – черные крылья, без клюва. А? Один : ноль в мою пользу.

Теперь перейдем к более сложным сочетаниям. В природе их существует невероятное количество.

– Белый фронт – черный тыл!

«Ну это понятно!»

– Белый верх – черный низ.

– А, вот и попался! Пингвины не летают, тем более животом кверху.

– Зато плавают и катаются по льду.

– Дальше!

– Желтый клюв и два маленьких перышка – черное и белое.

– Декорация к Стравинскому?

– Допустим, – задумчиво опускает Зэй шторку иллюминатора.

Воздушная пробка в действии, здесь это называется «фистулла». Движение возобновляется, корабли начинают двигаться.

Пролетаем заснеженный пуп земли. Вокруг пустынно и одиноко.

– Белые пятна, без глаз и без лап!

Дальше обычно следует тур про собак с полумесячными хвостами. А за окном небо изумрудного цвета, это достойная награда за полуторасуточное ожидание.

. . .

– Ты когда-нибудь видел вечернее небо конца октября?

– Пятьсот тысяч раз.

– Какого оно было цвета?

– Каждый раз разное.

– Неправда! Оно всегда одного цвета. Я наблюдаю за ним сорок три года. Это цвет небесной эмали.

Зэй выпрыгивает из унилёта, проходит мимо санитарного пункта, останавливается около меня и прикуривает. Я его спрашиваю:

– Ты не будешь дезинфицировать руки?

Зэй нанизывает кольца дыма на пальцы:

– Я ни к чему не прикасался.

Вот так всегда. Сразу и не сообразишь, как реагировать. Стоишь столбиком, как байбак, несколько минут, потом идешь к механикам за структурированным спиртом.

. . .

Ватзахеллы называют это черным золотом. Оно у них жидкое, вонючее, липкое, темно-мутного цвета. Но они без него почему-то жить не могут. У них свет клином сошелся на этой гнилой жидкости. И там, где она есть, – люди света белого не видят. Регулярно урезают нормы, делают световые запасы, понимая, что свет в этих контейнерах не сохранится ни секунды. Запасы мертвой энергии черпаются чрезмерным образом, и она не успевает накапливаться, потому как из живых организмов мертвая энергия не происходит. А тонны трупов служат сырьем для переработки донной биомассы. Все это оседает на днищах океанов и стекает в подводные трещины, где варится веками. Но что парадоксально, с годами эта субстанция становится легче воды, однако не имеет свойства испаряться и таким образом, попадая на поверхность планеты, закупоривает водное тело. Наша планета уже обратилась в межгалактический реабилитационный центр к специалистам вселенского масштаба. Они провели обследование и, получив результаты анализов, вынесли безоговорочный вердикт: «Метафизировать безотлагательно!»

 

БАРХОТИН

Бархоть – тонкий защитный слой у младенцев, образующийся между воздухом и кожным покровом.

– Он кто?

– Кто-то навроде алхимика. Преобразовывает материю во что-нибудь более тонкое. Например, в музыку. Людей оживляет. Попал к нам из соседнего измерения. Так бывает, когда измерения соприкасаются.

– Никакой он не алхимик! Он чокнутый.

Воздух сотрясается.

Свершилось! Я держу в руке долгожданный билет. Вот что здесь написано – «Возвышенные Линии Виргостана», воздушный порт Недра, посадочный талон, мое имя, штрих-код, номер рейса, партнеры по вылету, дата, время вылета, откуда и куда, ворота, класс и, наконец, – место «1В». И вот я уже сижу в этом самом кресле и, никаких сомнений быть не может, я лечу в сторону дома, а рядом со мной растягивается в тонкой обворожительной улыбке Радекка. И вдруг подходит Зэй в унилётной форме и протягивает мне самокрутку из билета.

– Не может быть! – говорю я, глядя в графу с указанием номера места.

Радекка как ни в чем не бывало продолжает читать свои нескучные свидетельства о любви и мире.

– Что ты на это скажешь? – показываю я ей два одинаковых билета.

А она, не отрываясь от книжки, цитирует вслух:

– «Что-то нарушилось, любовь уже который раз идет по кругу, а мы никак не поспеваем за ней».

Я же этим временем, пытаясь конвертировать ее ответ применительно к своему вопросу, олигофренически разглядываю на красных волосах отметки, означающие необходимую длину. Вроде бы все по отдельности говорят верно, но вместе это почему-то не складывается.

. . .

У меня между лопатками почесывается, и я могу часами подставлять себя струям водопада. Как это ни странно, но теория о том, что Виргостан существовал задолго до возникновения нашей планеты, является заблуждением. Я заметил, что у Радекки в сумочке для космоса довольно много излишних, на мой взгляд, предметов. К примеру, четыре гребешка: золотой, деревянный, костяной и щетинистый. Затем эта пресловутая плетеная ложка, с вычурной резьбой.

Не получив поддержки, уступаю место Зэю, а сам пересаживаюсь на «2А». Машинально беру бортовой журнал и рассматриваю картинки. Фокус сознания где-то далеко впереди диспетчерского радара – вижу на экране изображение единорога. Он белый, пушистый, с матовым изогнутым рогом на взъерошенном затылке, лапы мохнатые, и не видно, есть ли на них копыта.

– Дьзенки! – говорит он, и рот его открывается по диагонали.

Наверное, кушать хочет. На шее оловянный жетончик с гравировкой – «VIR / ЯIV». Всего лишь четвертый, кроме того, сейчас находится в тени собственной звезды. Свернулся калачиком и раскаивается в сырой промозглой глуши.

 

ИЗУМИТЕЛЬНЫЕ ЛУЧИ ВИРГО

Отчего происходит мое такое странное поведение? Я вхожу в пустой салон, и бортпроводница доброжелательно предлагает мне занять любое понравившееся мне место. И я по привычке устремляюсь на место «2А», в то время как в талоне у меня указано «1Г». Когда я соображаю, что у меня есть возможность оккупировать «1В», появляется гражданин, который выбирает именно это место. Умно сказано – всему свое время, и всему свое место.

. . .

Аэрофаги стартуют один за другим. Справа от нас отрывается от земли внесистемный лайнер. Эти люди солидные, в очередях не состоят. Да и летают быстро.

Уважаемая «папироса» взлетает, и за ней тянется медленная вереница снегоуборщиков, сгребающих виргостанскую манну в бесполезные груды. Весной это все растает и уйдет под землю, чтобы вытолкнуть хлорофилловую фабрику наружу для пополнения ресурсов кислорода.

Трудно представить мне что-либо более прекрасное, чем завтрак с видом на Виргостан, с высоты птичьего полета.

Завораживающие своим простым великолепием бесшумные водопады, плавно стекающие в воздушные дворцы и испаряющиеся оттуда большекрылыми, ажурными птицами, со спокойными, бесчувственными глазами, опустошающими небо до самого горизонта. Широкая клубящаяся река в свете радужного нимба. И непонятно: то ли она вокруг меня проистекает, то ли я в ней стою.

Временами Виргостан чёрен, но не менее красив – как с одной, так и с другой стороны. Все черно. Небо черное, с черными очами, покрытое многочисленными слоями мерцающих вуалей.

Все это Виргостан – видоизменяющийся и преображающийся из мгновения в мгновение, приближающийся и удаляющийся, словно перышко в потоках нагретого воздуха.

Иногда Виргостан незаметно опускается на землю. Рядом с ним многое остальное кажется игрушечным и даже небрежным. Большой Лео в одно прекрасное утро, увидев Виргостан, попытался запечатлеть его, но остался недоволен. После нескольких лет старательных попыток ушел в затворничество и остаток дней на земле провел в укромном одиночестве, пытаясь обрести равновесие души в чтении священнописаний.

. . .

На месте «1В» сидит симпатичный принц, с ресницами, как у экзотического ядовитого цветка, не воспринимающий в качестве жертвы никого, кроме себя, непроливаемого. Лицо его выглядит странно. То ли родился уродлив и стал красавцем, то ли родился красивым и стал уродцем.

Пока его высочайшество после взлета разминает затекшие чресла в проходе, я юркаю в его кресло. И вот сижу я на «1В» и ничего особенного не ощущаю. Место не удобное, а даже совсем наоборот – у прохода, перед тамбуром, из двери дует, на улице холод, мимо снуют бортпроводники и туалетные пассажиры. Наверное, я не готов еще к этому месту. Тем временем мое кресло ловко оккупирует какойто гражданин из внешней системы, плохо ориентирующийся в пространстве. Между тем первый салон почти пуст.

Передёрг.

И кого же, вы думаете, я встречаю через некоторое время в Виргостане? Бабушек с дедушками! Вот ведь как удивительно все складывается. Мы мило беседуем, вспоминаем многое и молча киваем головами. Приходится признать, что довольно быстро утоляем жажду общения. А напоследок притихаем и задумываемся о чем-то близком.

Над нами кружатся огромные яркие светила, и я наблюдаю, как руки бабушки, сидящей справа, покрываются сияющей золотой влагой.

 

НЕОУМ ИНТЕРВСЕЛЕННОЙ

Изобретательность возникла между людьми в процессе попытки вновь обрести общий язык внимания. Отсюда возникли шампуни, открываемые вилками, и сапожные йогурты. То, что человек не в силах обрести естественным образом, он рисует в воображении. Это персональный мир каждого, который находится в непрерывном контакте с окружающей средой. Среда обитания может быть активной и пассивной, мирной и агрессивной.

. . .

Я нахожусь в окружении оживленных пассажиров в шумном здании космопорта и невольно слушаю разноязыкую мешанину. Слева:

– Как поживает твоя звезда?

– Спасибо, остывает потихоньку.

– Ну и слава Богу. А моя плодоносить начала.

– Поздравляю.

Справа:

– У вас деревья на медленном атоме выпадают.

– Да это чепуха, вон у соседей вообще перестали расти.

Впереди:

– Ну как там, на планетарном уровне?

– Всё по спирали!

Сзади:

– Знал я одного коллекционера, который разыскивал вселенную, закрученную против часовой стрелки.

И вдруг мое внимание привлекает знакомая тема о неиссякаемом триллиарде:

– …И вот теперь имею самое большое искушение за всю свою историю.

– Э-э-э! Да ты никак захотел улизнуть в будущее? Не выйдет, голубчик. Время не подчиняется экономическим законам. Все эти средства могут принести только пользу, но никакой выгоды.

Вы можете скачать «Виргостан» на странице автора. Спасибо за интерес к этой книге!