Одно время в Париже существовали маленькие клубы для ремесленников, которые собирались два раза в неделю у торговцев вином. На этих собраниях не было места политике. Здесь собирались, чтобы петь и ободрять певцов. Иногда даже бывали состязания на призы.

Общество Детей лиры Орфея было одним из таких. Все знали друг друга в этом обществе, и всем было весело. Непринужденные обеды были просты, но сытны, и стоили всего два франка семьдесят пять сантимов, включая бутылку вина и кофе.

Когда после окончания обеда был подан кофе, один пожилой человек, сидевший в середине стола, взял маленькую палочку, лежавшую рядом с его прибором, и постучал несколько раз по столу. Сразу же водворилось молчание.

– Господа, – сказал он, – можете курить!

Веселый гомон встретил эти слова.

Все вынули из карманов сигары и трубки, тогда как пожилой человек, бывший председателем Детей лиры Орфея, продолжал:

– Господа, сейчас начнется пение, но мы должны напомнить членам общества и посетителям, что все политические и безнравственные песни строго запрещены.

Эти слова были встречены аплодисментами, и сосед председателя – учитель пения – встал со словами:

– Первым буду петь я, затем наш коллега Левассер, затем – господин посетитель Жак.

После этого началось пение, и каждую песню встречали и провожали самыми горячими аплодисментами.

Все это было очень наивно, но честно и весело, гораздо лучше, чем времяпрепровождение в кафе-концертах. Песни, которые тут пелись, были до такой степени просты, что Панафье, ободренный примером других, согласился тоже спеть что-нибудь.

Окончив свою песню, Панафье вдруг заметил устремленный на него взгляд человека, сидевшего на другом конце стола.

– Знаете ли вы этого господина? – спросил он, обращаясь к своему соседу.

– Этого блондина, у которого такие блестящие глаза?

– Да-да.

– Нет, не знаю. Я вижу его здесь в первый раз.

– Значит, он не из членов клуба?

– О нет, а разве вы его знаете?

– Нет, но я его где-то видел и хотел узнать его имя.

– А-а! Это очень просто.

– Как это?

– Когда наступит его очередь петь, учитель назовет его имя.

– Действительно…

Пение продолжалось, и наконец настала очередь человека, заинтересовавшего Панафье. Учитель назвал его: «Посетитель Густав».

Панафье сделал досадливое движение, затем, подумав несколько минут, спросил Левассера:

– Сюда может приходить кто угодно?

– Нет, надо быть представленным.

– В таком случае, вы можете узнать, кто этот человек, у члена клуба, пригласившего его?

– Про этого высокого блондина, у которого женское лицо и бас?

– Да. Но только не говорите, что я вас просил об этом.

– Нет, я только загляну в книгу и спрошу члена клуба, который его привел: «Кто этот господин, которого ты привел и у которого такой хороший голос?» Он ответит: «Тот-то или тот-то». Тогда я скажу ему: «Он напрасно делает, что не занимается пением. Кто он такой?» Все очень просто!

– Замечательно!

Между двумя песнями Левассер отправился сделать то, о чем его просили, и вскоре вернулся к Панафье.

– Его имя Густав Лебо. Он переплетчик, но, кажется, редко бывает в мастерской.

– Отлично! У вас нет его адреса?

– Нет, но тот, кто его привел, знает кафе, которое он постоянно посещает. Это рядом с воротами Сен-Дени.

– А-а, знаю, – сказал Панафье.

Вечер окончился совершенно спокойно, но уходя, Панафье записал в свою записную книжку сведения, данные ему Левасеером.

На другой день утром погода была довольно теплая, и бледное зимнее солнце весело заглядывало в комнату Панафье.

Рано утром Луиза вскочила с постели и, прямо в неглиже и босиком, взяла лежавший на столе сверток и подошла к окну, чтобы посмотреть на подарок, найденный накануне на постели, так как вечером она не смогла хорошо рассмотреть его. Довольная, и вследствие этого веселая, она подбежала к кровати, где Панафье еще спал, как праведник, и разбудила его поцелуем.

Панафье немного рассердился на то, что его неожиданно разбудили, но увидев улыбавшееся ему хорошенькое личико и прочитав в больших глазах Луизы удовольствие, доставленное ей его подарком, он стал таким же веселым, как и она.

– Ну что, ты довольна? – спросил он.

– О да, мой дорогой Поль!

– И ты любишь своего Поля?

– О да!

– И снова повторишь свою клятву никогда не ходить в места, подобные тем, в котором ты была вчера?

– Не будем говорить об этом больше. Я поклялась.

– И что же ты будешь делать сейчас?

– Мне надо торопиться, так как я опоздаю в магазин.

– В магазин? Сегодня?

– Ну и что же?

– Сегодня, моя милая, я тебе не позволю ходить.

– Это как?

– Так. Очень просто. У тебя есть, на что купить ниток и иголок, не правда ли?

– О да, мой дорогой, – сказала Луиза, показывая свою купюру в сто франков и целуя своего любовника.

– Вы купите все, что нужно для вашего платья и пойдете в магазин только тогда, когда примерите его.

– О, как ты мил! Но надо уведомить магазин.

– Да, конечно. Но скорее одевайся и покупай все, что тебе нужно.

Луиза не заставила себя просить и через несколько минут была готова.

Приведя в порядок хозяйство, и отрезав маленький кусочек материала для образца, она поцеловала своего Поля, когда в дверь постучали.

– Пойди, открой, – сказал Панафье.

Луиза открыла дверь, и, увидев посетителя, слегка вскрикнула.

– Я здесь, – отозвался Панафье, узнав голос Ладеша.

При виде этой странной личности Луиза испугалась, но рассмотрев его внимательно, переглянулась с Полем, делая усилие, чтобы не засмеяться.

– Ну, Луиза, иди скорее по своим дедам и оставь нас.

Луиза поспешила повиноваться. Ладеш, затворив за собой дверь, спросил:

– Это ваша дама?

– Да.

– Позвольте вас поздравить!

– Ты очень добр.

– Вы получили мою записку?

– Да. Что ты хочешь мне сказать?

– Тут вот какое дело: мы следили за ним, но не смогли поймать.

– Как это?

– Он не вернулся домой.

– Что же он делал?

– Он был в двух клубах. Затем в игорном доме, в котором играют всю ночь.

– Значит, ты потерял его из виду?

– Нет, но можно было подумать, что он что-то подозревает.

– Какого же результата ты добился?

– Он отправился на северную железную дорогу, но так как у него был абонементный билет, то он сел в поезд, не заходя в кассу, и уехал у нас из-под носа.

– Значит, все потеряно!

– Да нет!

– Ты узнал еще что-нибудь?

– Да.

– Говори же скорее.

– Я знаю его. Мы можем часто видеть его.

– Где это?

– В игорном доме на улице Омер.

– Когда?

– По субботам там играют по-крупному, и он никогда не пропускает.

– Это драгоценное сведение!

– Вы знаете это место?

– Да-да.

– Довольны ли вы?

– Да, и я дам вам и Пьеру Деталю сто франков, и вы разделите их.

– Сто франков?!

– Да.

– Но вы заставляете меня заниматься почти честным делом, а, между тем, платите так много.

– Если все пройдет успешно, еще не то будет! До завтра можете отдохнуть.

– Это не трудное занятие. Дальше!

– Завтра в восемь часов вечера будьте в саду Сен-Мартен.

– Обязательно.

– Позади почты.

– Если вы не застанете нас там, то это значит, что мы зашли поблизости выпить бутылочку вина.

– Хорошо, а теперь ты можешь идти. Во всяком случае – до завтра.

Ладеш сразу же ушел и, спускаясь по лестнице, говорил себе: «Не знаю почему, но мне кажется, что дело, которое мы делаем, нечисто. Но вот это может отмыть многое!»

При этом он глядел на стофранковый билет.

Оставшись один, Панафье стал думать о том, что ему надо сделать. Следствием его разговора с Жобером было открытие, что мадам Мазель была убита булавкой, воткнутой ей в затылок. Открытие мнимого исчезнувшего аббата доказывало, что он был истинным преступником, но кто был этот таинственный аббат? Это надо было еще узнать. Ему было известно, где можно найти этого мнимого аббата, но надо было быть благоразумным, и Панафье спрашивал себя, не следует ли ему в этом случае попросить помощи у полиции, но затем решил, что гораздо лучше все делать самому, так как братья желали особенного мщения. Он тоже хотел отомстить за свою мать и хотел сделать это по-своему, но все-таки главное – нужно было узнать, что из себя представляет аббат. Поэтому Панафье рассчитывал на обед с Нисеттой, которую он хотел хорошенько расспросить. Кто была эта странная женщина, у которой под честной наружностью скрывается столько пороков? «Во всяком случае, – думал Панафье, – завтра мы покончим с этим. Я приготовлю моих людей и попробую сделать смелую вещь, похитив человека в середине Парижа, в квартале, настолько опекаемом полицией, что один из величайших игорных домов процветает там без всякой боязни».

В эту минуту дверь открылась, и появилась Луиза.

– Какая прекрасная погода! – сказала она. – Как-то чувствуешь себя веселее и довольнее.

Солнце осчастливливает бедняков, проникая в их окошки, и два бедняка были счастливы – они любили друг друга.

Луиза накрыла на стол и поставила стул рядом – так, что стоило только немного повернуть голову, чтобы встретить губы любимого.

Завтрак прошел очень весело, и когда он окончился, Луиза развернула отделку платья, давая таким образом понять, что пора приняться за дело.

Для читателя нет ничего интересного в рассказе о подробностях этой работы и о разговоре, происходившем между двумя любовниками, который состоял из фраз типа: «Поль, будь внимателен»… «Послушай, Поль, будь серьезен»… «Ты мне мешаешь работать».

Это продолжалось целый час, когда, наконец, Поль сказал, что работа заставляет его провести вечер вне дома и даже объявил, что вернется очень поздно, но Луиза не рассердилась.

– Тем лучше, тем лучше! – отозвалась она. – По крайней мере, некому будет мешать мне, и когда ты вернешься, платье будет почти готово.

О, новое платье! Какая радость для молодой девушки новое платье! Кажется, один мыслитель сказал: «Лучшая защита женской добродетели – это, очень часто, новое платье». По всей вероятности, Поль думал то же самое.