Красавец Густав (так как это был он), известный читателю по портрету, висевшему в столовой Баландье, несколько смутившись сначала от того, что его знают так хорошо, очень скоро оправился, услышав, как Панафье говорит агенту:

– Вы позволите мне сказать несколько слов арестованному?

– Да-да, пожалуйста.

– Господин Лебо, вы живете за счет Баландье?

– Милостивый государь, я…

– Послушайте, не перебивайте меня. Вас здесь отлично знают. Кроме того, вы обвиняетесь в воровстве.

– Но я…

– Пожалуйста, молчите и слушайте. Вы сейчас сами довольно цинично признались в этом; Одним словом, если мы захотим, вы отсюда не выйдете – вам придется отправиться в Пуасси. Можете не сомневаться. Однако, так как на вас не поступило ни одной личной жалобы, то мы можем и не отдать вас под суд, если вы согласитесь помочь нам.

– Помочь вам?.. – повторил тот.

– Да. В игорных домах бывает один человек, который нас особенно интересует. Вы знаете этого человека и можете сообщить нам кое-какие сведения о нем.

– Мсье, это невозможно. У меня нет ни одного друга в этих домах.

– Но вы точно знаете этого человека.

– Конечно, я могу знать этого человека. Я знаю там почти всех. И я вам скажу вот что. Если бы один из вас предложил мне работу, то я с восторгом стал бы служить правосудию. Я за порядок, за полицию, которую признаю необходимой. Я не был нищим, я стою за плебисцит, и если полиция нуждается в человеке, преданном ей, я к ее услугам.

Панафье невольно передернулся от отвращения. Даже сам агент не мог выслушивать равнодушно это предложение, хотя ему часто случалось слышать подобное. Что касается Густава, то он не осознавал производимого впечатления.

– Выслушайте меня, – продолжал он. – Вы меня знаете, не правда ли? У меня среди друзей есть женщины-друзья. Через них я могу узнать, что происходит в разных местах. И если бы я был убежден в покровительстве… Одним словом, вы на следующий же день знали бы все, что делается и говорится.

– Именно это нам от вас и нужно, – сухо сказал агент.

– Прежде всего, – продолжал Панафье, – вы знаете одного человека, посещающего игорные дома. Он иногда даже бывает у Баландье.

– Кто же это, мсье? – спросил Лебо.

– Аббат.

– Аббат! Я, кажется, его знаю. Он действительно бывает у Баландье, и даже так получилось, что я сам привел его туда. Он тратит там немало денег. Вы знаете, у него много знакомых хорошеньких женщин. Мсье, это отлично, так как он мне доверяет. Тем более, что однажды, заметив двух высоких малых, следивших за ним недалеко от улицы Омер, я предупредил его.

– А-а, так как это вы предупредили его?

– Да, мсье. С тех пор он не был там ни разу.

– Знаете вы, что это за человек?

– Нет, я знаю лишь то, что он богат, что он был аббатом, вот и все. Я знаю его только по картам. Да еще он как-то мне сказал: «Когда вы познакомитесь с какой-нибудь хорошенькой женщиной…»

– Хорошо, – с отвращением перебил агент. – Что же вам нужно от этого человека? – продолжал он, обращаясь к Панафье.

– Я хочу, чтобы, когда аббат наведается в какой-нибудь игорный дом, он уведомил нас об этом в тот же день. Тогда можно будет сделать обыск и захватить его, а затем произвести следствие и убедиться, что я не ошибался.

– Вы слышали? – сказал агент красавцу Густаву.

– Да, мсье.

– Идите и делайте то, что вам говорит этот господин. Каждый день в 10 часов вы будете приходить сюда с донесением.

– Каждый день в 10 часов?

– Да. Не забывайте, что за вами наблюдают и что малейший обман погубит вас.

– Да, я это отлично понимаю.

– Теперь вы свободны.

Но Густав не уходил.

– Что вам нужно? – спросил агент.

– Извините, мсье. Но каждый человек должен думать о средствах к существованию. Я хотел спросить, где я буду получать вознаграждение?

Панафье и агент обменялись взглядами, полными презрения.

– Я сам буду вам платить, – сказал агент.

– Благодарю вас, мсье, – ответил красавец Густав, выходя из комнаты, весьма довольный собой. «Отлично, теперь я могу быть спокоен, – думал он. – У меня есть положение».

– И не подумаешь, что есть подобные субъекты, – говорил между тем агент Панафье. – Вы считаете, что он будет вам полезен?

– Если он захочет, то не пройдет и недели, как мы найдем аббата.

– Но что это за аббат?

– Я объясню вам, когда он будет арестован. Сейчас я могу сказать только, что это опасный преступник.

– Я вас понимаю, – сказал агент. – Вы все еще продолжаете ваши поиски?

– Да, мсье.

– Да поможет вам Бог. Приходите утром, и я передам вам те сведения, которые сообщит мне этот негодяй.

– Благодарю вас.

– До свидания, Панафье.

Молодой человек вышел и направился к квартире братьев Лебрен. Он был недоволен своим посещением агента Лоре, которое принесло ему немалое разочарование. По донесениям, полученным им об игорном доме на улице Рампон, он был убежден, что аббат арестован, но эта таинственная личность снова ускользнула от него.

Только выйдя от агента, он стал сожалеть, что не спросил красавца Густава, был ли аббат на улице Рампон во время полицейского обыска, а также о том, что не попросил у Лоре посмотреть список арестованных и отпущенных после предъявления документов. Тем не менее, в этой неудаче для него было и маленькое утешение, состоявшее в приобретении помощника в лице Густава Лебо. Не было сомнения, что он наведет их на след аббата, а в случае необходимости и захватит его. У Панафье всегда были под рукой Пьер Деталь и Ладеш, от Лоре он получал сведения, но полицейскими агентами пользоваться не мог, потому что поиски по делу, которым он занимался, были давно прекращены. Несмотря на уверенность в скором достижении цели, у Панафье было тяжелое предчувствие, от которого он напрасно старался избавиться. «У меня сегодня черные мысли, – думал он, – и это очень глупо для такого благоразумного человека, как я. Убежден, что причина всего этого – происшедшая перемена в Луизе. Я не думал, что люблю ее так сильно. И, кроме того, я думал о ней, Бог знает что. Она знает, что у меня сейчас больше денег, чем раньше, и пользуется этим. Но сколько я ни думаю, что все это пустяки, меня преследуют тяжелые мысли».

Он глубоко вздохнул. «Теперь я пойду к Лебрену, – продолжал он, – а оттуда схожу в ее мастерскую и сразу же успокоюсь. Я никогда не думал, что могу ревновать до такой степени».

Придя к братьям Лебрен, он рассказал им все, что узнал нового, и прибавил, что, по всей вероятности, дня через два аббат будет пойман.

– Да, я готов дать голову на отсечение, что это именно так.

– Дай Бог.

– Господин Панафье, я надеюсь, вы доставите нам удовольствие, позавтракав с нами?

Сначала Панафье отказывался, но затем, надеясь разогнать свои черные мысли, согласился. Однако это оказалось самым плохим средством из всего, что он мог придумать, так как беседа с братьями была не особенно веселой, и все время крутилась вокруг дела, которому они посвятили себя.

Оставив улицу Шарло еще более печальным и мрачным, чем он был, когда пришел туда, Панафье прямиком отправился на улицу Кер, где находился магазин, в котором работала Луиза.

Поднявшись в мастерскую, он увидел маленькую работницу лет десяти, которая знала его.

– Милая Розалия, – сказал он, – мне надо попросить тебя об одолжении. Выйди ко мне на минутку.

Девочка вышла на площадку и ждала вопроса.

– Послушай, моя милая, вот тебе два франка, но ты не должна никому говорить того, о чем я тебя спрошу, в особенности ей.

– Хорошо, мсье, – согласилась она, с удивлением глядя на него.

– Скажи мне, Луиза сейчас работает по ночам?

– Я не знаю, мсье, – наивно ответила девочка.

– Как, ты не знаешь, работают ли у вас по вечерам допоздна? Но ведь ты не можешь уйти раньше мастериц?

– Нет, мсье, у нас не заняты вечерами. Но я не знаю, может быть, мадемуазель Луиза и работает.

– Что ты хочешь сказать?

– Луиза оставила наш магазин около месяца назад.

– Как, Луиза оставила магазин? – с беспокойством произнес Панафье. – Но где же она работает?

– Мастерицы говорили, что она не работает больше, что она нашла богатого молодого господина.

Панафье почувствовал, что холодный пот выступает у него на лбу, ноги отказываются ему служить, и он вынужден был ухватиться за перила, чтобы не упасть. Несчастный старался скрыть горе, которое на него навалилось.

– Но разве вы этого не знали, мсье Поль? – спросила у него девочка.

– Что?! – вскрикнул он, решив, что Луиза уверяла своих подруг, будто бы он соглашается терпеть такое. – Она сказала, что я это знаю?

– Нет, она сказала, что вы расстались месяц назад, и она думает, что вам все известно.

– Да-да, это правда, – прошептал несчастный. – Мы расстались, но я не знал, что она перестала здесь работать, и хотел поговорить с ней. Прощай, Розалия.

– До свиданья, мсье Поль.

Девочка вернулась в мастерскую, говоря себе: «Как можно бросить такого доброго и красивого молодого человека?»

А Поль в это время спускался по лестнице, шатаясь, как пьяный, и встряхивал головой, стараясь развеять туман, который застилал ему глаза. Полученный им удар был ужасен, он отказывался верить во все это. Луиза, его единственная привязанность, обманула его. Эта женщина, делившая с ним и радости, и горе, его Луиза, приходила к нему каждый вечер из объятий другого, а его губы стирали с ее губ следы поцелуев другого – «богатого молодого человека», как сказала Розалия.

Выйдя на улицу, он бросился бежать, и весь остаток дня бегал по улицам и полям, сам не сознавая, куда несут его ноги. Когда наступила ночь, он сел, наконец, на скамью на бульваре и зарыдал.

Панафье пришел к себе страшно расстроенный, и лег на кровать с мыслью: «Когда она вернется сегодня вечером, я поговорю с ней».

Вдруг он услышал стук в дверь и резко приподнялся, говоря себе: «Вот и она!»

Но это был новый привратник, принесший ему письмо. Закрыв за ним дверь, Поль подошел к огню и вздрогнул, узнав почерк на конверте. Это было письмо от Луизы. Поль поспешно разорвал конверт, чувствуя, что слезы наворачиваются ему на глаза. Тем не менее, он поборол свое волнение и прочел:

«Дорогой Поль! Это письмо сделает тебя очень несчастным. Я это знаю, но так нужно. Я знаю, ты делаешь все, что можешь, чтобы доставить мне приятное. Однако только за счет труда и всевозможных лишений вряд ли возможно добиться желаемого. Ты знаешь, я люблю тебя, но одной любовью жить нельзя. Кроме того, надо подумать о будущем. У тебя нет положения в обществе, тебе нужно его достичь, а я тебя стесняю. Не сердись, что я прощаюсь с тобой. Это необходимо в твоих же интересах. Мне это очень тяжело, но так надо было. Я сильнее и жертвую собой. Ты, может быть, рассердишься, получив это письмо, но успокоившись, поймешь, что я права. Клянусь тебе, мой дорогой, ты всегда будешь любим мной. Так, как я любила тебя, я не смогу полюбить никого другого. Но, мой милый, ты должен понимать, что в нашем положении верность – глупая добродетель. Неужели ты думаешь, что можно быть нежным, испытывая недостаток во всем? Я тебя обожаю, верь мне, но оставь меня на некоторое время, чтобы я смогла заработать себе состояние. Горе тому, кто попадет в мои сети. Я тружусь для того, чтобы в будущем у меня была возможность любить тебя. Ты скоро получишь обо мне известие от одной подруги, которая расскажет тебе, как много я плакала от необходимости оставить тебя. Не старайся меня увидеть. Меня нет в Париже. Я тебя люблю по-прежнему, мой дорогой Поль, и целую от всего сердца.

Твоя Луиза».

Поль, окончив чтение, застыл, как громом пораженный. Он чувствовал, что это письмо написано, или, по крайней мере, сочинено, не Луизой. Затем ему стало казаться, что он где-то уже читал вторую часть этого письма.

– Нет, – сказал он вдруг, – не Луиза написала это письмо. Первая его часть не принадлежит ей. Луиза – девушка с сердцем, а в этих словах чувства нет. Что же касается конца, то он написан таким стилем, которого не может быть ни у нее, ни у ее советчицы. Итак, вот чем окончились мои огорчения и заботы… О, женщины!

И он еще раз перечел письмо. Его глаза были сухи, в висках стучала кровь, так как ярость душила его.

– Кто бы мог подумать, что так будет, – выговорил он, печально качая головой.

Затем вдруг бросился к шкафу, в котором у него лежало несколько старых книг, составлявших его библиотеку, взял том с «Манон Леско», перевернул несколько страниц и, увидев то, что искал, сказал:

– Да, это так. Письмо Манон к де Грие. Ха-ха-ха! Теперь я знаю, что первую часть написала Нисетта, а вторая – копия письма Манон. Это любимая книга Нисетты. О, Нисетта, Нисетта, – продолжал он. – Ты дорого заплатишь мне за это.

Он вдруг остановился и нахмурил лоб.

– Нет, это невозможно. Тем не менее, Нисетта способна на все. Но если она сделала это, то я отомщу и ей, и ему!

Вне себя от гнева Поль вышел из комнаты и поспешно спустился по лестнице.

Выйдя на улицу, он остановил первый попавшийся фиакр, бросив кучеру:

– На улицу Лаваль, номер 47. Скорее.