Утром того же дня, когда Панафье находился с Нисеттой у Баландье, какой-то прохожий остановился над третьей аркой моста Шарантона и стал смотреть в воду. Это не был человек, решившийся лишить себя жизни, – это был просто чиновник, уверявший, что он может предсказать погоду, посмотрев утром на воду. Он постоянно проходил по этому мосту, и все знали о его мании, так что как только он наклонился над парапетом, к нему подошли трое рабочих.
– Ну что? Какая сегодня будет погода?
– Такая же, как вчера. Будет страшная жара.
– Но откуда вы это знаете?
– По туману, расстилающемуся над водой. Через полчаса, когда он опустится, вы увидите, что все лодки покрыты росой.
– Но ведь каждый день бывает так.
– Нет – только в те дни, когда бывает жарко. Посмотрите, туман рассеивается, и видна вода.
Они все вместе наклонились над парапетом.
– Да, это правда.
– А это что такое? – вдруг спросил один, указывая на противоположный берег.
– Это какой-нибудь купальщик.
– Нет, – отвечал тот, что отгадывал погоду. – Это купальщица.
– Это уж слишком.
– Тем не менее, это правда. Пойдемте, посмотрим скорее.
И четверо любопытных, забыв, что им пора идти на работу, поспешно сбежали с моста.
Прибрежные лодочники, видя бегущих людей, стали выходить из кабаков.
– Что такое? – поинтересовался один из них. – Может быть, кто-то тонет? Скорее, дети мои.
И, оставив наполовину опорожненные бутылки, лодочники побежали за ними. На берегу, заросшем высокими ивами, в том месте, куда они все устремились, среди высокой травы под одним из деревьев сидела какая-то голая женщина двадцати восьми – тридцати лет. Она была очень хороша собой и восхитительно сложена. Густые распущенные волосы почти полностью покрывали ее. Лоб незнакомки был нахмурен, а глаза глядели с испугом. В то же время она смеялась безумным смехом. Когда к ней подошли, она тронулась с места, глядя не на окружающих, а словно сквозь них, как будто взгляд ее был прикован к какому-то предмету, невидимому для всех.
Один из мужчин подошел к ней, но она не замечала его.
– Что с вами, мадам? – спросил он. Незнакомка не отвечала.
– Вы больны? Вам плохо?
Она бросила на говорившего сердитый взгляд, но снова ничего не сказала.
В эту минуту к толпе подошла какая-то женщина и бросила несчастной простыню, в которую та поспешно завернулась.
– Что вы здесь делаете? – спросила ее женщина.
Незнакомка посмотрела на окружающих, не узнавая никого, закрыла лицо руками и зарыдала.
– Ну, что с вами? – повторила свой вопрос подошедшая женщина.
Несчастная пристально посмотрела на нее и сказала: «Он умер, он умер!»
– Что такое? – вскрикнули присутствующие в один голос.
– Да, – повторила она, – он умер, он умер!
Сказав это, она встала и, закутавшись в простыню, как в саван, побежала к воде, крича: «Да-да! Он умер! Умер!»
Все присутствующие бросились вслед за ней, и им удалось схватить ее в ту минуту, когда она хотела броситься в воду. Никто не знал, что с ней делать, но к берегу прибежало несколько санитаров из сумасшедшего дома, и они узнали в несчастной больную, которую искали с утра. Они рассказали, что она находилась в сумасшедшем доме около года, и единственной фразой, которую она говорила, была: «Он умер! Он умер!» Одним из проявлений ее безумия было желание постоянно оставаться голой; как только на нее надевали платье, она его разрывала.
Затем санитары, накинув на нее платье, отвели несчастную в экипаж, ожидавший их неподалеку. Когда сумасшедшую привезли в госпиталь, ее одели и заперли, а вечером по приказанию доктора она получила холодный душ. Бедняжка страшно кричала и наконец, упала на пол в нервном припадке. Тогда ее положили в постель, и она сразу же уснула.
На второй день при посещении больной доктор был очень удивлен, увидев, что несчастная совершенно спокойна и отвечает на вопросы, чего с ней ни разу не было за все время пребывания в госпитале.
– Как вы поживаете сегодня? – спросил доктор, беря ее за руки.
– Очень хорошо. Но я была серьезно больна, да? – проговорила она, как бы стараясь восстановить все в памяти.
– О да, очень серьезно.
– Но где же я сейчас?
– В больнице за городом.
– За городом… – проговорила больная.
– Вы ничего не чувствовали сегодня утром?
– У меня голова немного тяжелая, и кроме того, я не могу повернуть шею.
– Именно здесь причина вашей болезни. Может быть, вы вспомните?
– Но что же у меня было?
– В этом месте, где вы теперь чувствуете боль, У вас была воткнута золотая булавка, входившая в тело на два сантиметра.
– Золотая булавка?.. – проговорила молодая женщина, стараясь припомнить.
Доктор был удивлен переменой, происшедшей в состоянии больной и, взяв стул, сел у изголовья.
– И вы не помните ничего? – спросил он.
Молодая женщина закрыла лицо руками и сидела так долго.
– Нет, ничего, – сказала она, наконец.
– Имеете ли вы понятие, сколько времени пробыли здесь?
– Нет, не знаю.
– Вы здесь уже год.
– Год? Но кто же приезжает меня навещать?
– Никто.
– Никто?
– Вот в чем дело, дитя мое, – сказал доктор. – Припадок, вследствие которого вы попали сюда, произошел с вами ночью. Однажды утром вы были найдены на улице в очень странном состоянии. Когда вас привезли сюда, от вас ничего не могли добиться, даже вашего имени.
– Вы не знаете моего имени?
В эту минуту вошел в сопровождении секретаря директор больницы, за которым послал доктор. Доктор держал больную за руку и не спускал с нее глаз, внимательно изучая впечатление, которое производили на больную его вопросы.
– Господин директор, – сказал он, не поворачивая головы, – вы видите перед собой радикальное излечение, полученное самым странным образом.
– Неужели?
– Да, только память еще не возвратилась, но насколько я могу судить, она вернется мало-помалу.
Директор посмотрел на больную, которой, казалось, было неприятно присутствие вокруг нее посторонних.
– Дитя мое, – проговорил он, – если доктор ручается за ваше здоровье, то я прикажу перевести вас в более удобное место.
– Да, я ручаюсь за нее, – отозвался доктор.
– Я очень рад, но каким способом вы добились этого чуда?
Доктор громко рассмеялся.
– Способ очень простой, – сказал он, – и был найден самой больной, но я не мог бы прописать его другим нашим больным.
Молодая женщина подняла голову и вопросительно посмотрела на доктора.
– Да, ваша прогулка в костюме Евы – причина вашего выздоровления.
При этих словах доктора молодая женщина покраснела. Стараясь припомнить, она сжимала лоб руками, но все было напрасно.
– Я ничего не помню, но тот, кто привез меня сюда, должен знать.
– Нет, вас никто не привозил. Вы просто были найдены в парке Монсо, где прогуливались совершенно голая. Вы, казалось, не сознавали, что происходит вокруг вас, и не видели окружающих, а только боролись с каким-то невидимым врагом, постоянно повторяя одни и те же слова: «Он хочет меня убить, он умер, он умер».
Молодая женщина задумалась.
Директор, тихо переговорив с доктором, сказал:
– Вы, может быть, устали?
– Нисколько. Наоборот, я хотела бы припомнить.
– Вы знаете ваше имя?
– Вы не знаете моего имени? Меня зовут Эжени Герваль.
– Чем вы занимались?
Молодая женщина несколько смутилась, но потом ответила:
– Я ничего не делала. Я не нуждалась в работе.
– Где вы живете?
– На набережной Дальбре.
– На набережной Дальбре? Я не знаю, где это.
– Как, вы не знаете набережной Дальбре? Это на Роне, напротив набережной Сен-Клер.
– Почему вы говорите о Роне? Разве вы не в Париже живете?
– В Париже? Нет, я живу в Лионе. Но где же я тогда?
– Вы в Париже, вернее, близко от него – в Сен-Морисе.
– А парк, в котором меня нашли, тоже в Париже?
– Да, в Париже. Все это очень странно, – продолжал директор, глядя на доктора. Затем, обращаясь к молодой женщине, он продолжал:
– Скажите, пожалуйста, вас ничто не заставляет сохранять свою тайну?
– Наоборот, я готова все сделать, чтобы объяснить происшедшее.
Директор что-то тихо сказал доктору, и тот кивнул головой в знак согласия.
Несколько студентов окружали постель больной, и она несколько раз с видимой досадой глядела на них. Это было замечено директором.
– Господа, – сказал он, – продолжайте свой обход. Больной нужно, чтобы возле нее было как можно меньше народа.
Разочарованные студенты сразу же ушли.
– Благодарю вас, – сказала молодая женщина, – теперь мне будет легче рассказать вам.
– Мадам, вы не чувствуете боли в голове? – спросил доктор.
– Нет, ничего. Я совершенно спокойна.
– Итак, – продолжил директор, – каково было ваше положение?
– О! Это я хорошо помню. Я была актрисой и в театре познакомилась с очень богатым молодым господином, который взял меня из театра. Тогда я заняла весь первый этаж одного дома на набережной Дальбре.
– Я понимаю. Вам нечего стесняться. Вас содержали богато?
– Да, мсье, – с некоторым смущением ответила больная.
– И насколько вы помните, вы все время были в Лионе?
– Да.
– Вы не помните, как вы приехали в Париж?
– Совсем не помню.
– Здесь таится какое-то преступление, и будет лучше, если мы обратимся в полицию.
– О, мсье, прошу вас не вмешивать в это дело полицию. Я сама узнаю, что со мной случилось, а суд и полиция пугают меня.
– Не волнуйтесь, мы будем расследовать это дело сами, и все останется между нами.
– Да, так будет лучше.
– Вы помните вашего лионского покровителя?
– Конечно. Это был городской негоциант, но я с ним рассталась. Да, я припоминаю, что давно с ним поссорилась.
Доктор, видя, что больная хмурит лоб, чтобы припомнить, сказал:
– Ограничимся этим на сегодня. Больная утомилась, и я боюсь, как бы это ей не повредило. Мы увидимся с ней сегодня вечером.
– Да, доктор, – сказала, улыбаясь, Эжени, – у меня немного начинает болеть голова.
Тогда директор записал имя и адрес больной, в то время как доктор готовил лекарство, которое и дал выпить, говоря:
– Выпейте это и спите спокойно. Постарайтесь не думать до вечера ни о чем. Так будет гораздо лучше.
Молодая женщина повиновалась, и директор с доктором вышли вместе, чтобы дать больной отдохнуть. Как только они остались вдвоем, директор сказал своему помощнику:
– Какое странное приключение. Что вы думаете об этом, доктор?
– Я считаю необходимым слушать больную, так как волнение во время следствия могло бы снова вызвать болезнь.
– Но какой странный феномен представляет это выздоровление.
– Нисколько. Это довольно часто случается.
– Неужели?
– Да. Причиной болезни было сильное волнение или сильная боль. Вчера по необъяснимой случайности она могла выйти в своем любимом «наряде». Это вызвало волнение. Мозг ее был почти парализован неожиданным холодом. Это для него было громадным напряжением. Идея смерти – так как она хотела утопиться – была вторым потрясением. Затем этот ужасный душ вызвал кризис, следствием которого и было выздоровление.
– Вы считаете ее спасенной?
– Да, почти, но для этого нужно следить за ее выздоровлением. Возвращение памяти может быть роковым. Нужно, чтобы оно происходило постепенно.
– Я хочу собрать о ней сведения в Лионе.
– Но это нужно сделать, как можно скорее. Сегодняшний отдых должен ей принести громадную пользу.
– Черт возьми, чтобы послать запрос и получить ответ, нужно, по крайней мере, три дня.
– Почему вы не хотите использовать телеграф?
– Вы подали мне идею.
– Так вы можете быстрее получить нужные сведения.
– Да, до скорого свидания.
Доктор ушел, а директор сразу же отправил телеграмму и два часа спустя получил следующий ответ: «Эжени Герваль по прозвищу «графиня» жила в Лионе три года на содержании основателя «Общества французского ремесленного кредита Барлидура», который бежал из Лиона. Брошенная им, но имея некоторое состояние, она уже год как оставила Лион, переведя в деньги все свое имущество, что составило около полутораста тысяч франков. Утверждают, что она уехала с одним молодым человеком, с которым познакомилась в Лионе, уехала, чтобы поселиться в Париже».
– Поистине драгоценные сведения, – заметил доктор.