Через день Винсент получил от брата письмо, в котором говорилось, что Маргарита стала спокойнее, и из которого мы приведем отрывок с описанием места, где вскоре должна произойти одна из главных сцен нашего рассказа.

«Когда я укладывал чемоданы, то подумал, что нужно взять с собой несколько летних вещей.

Я говорил себе, что температура в Париже весенняя и чем ближе я буду продвигаться к югу, тем будет теплее. Я весело уселся в вагон Лионской линии, и когда кондуктор закричал: «Дижон!», я выскочил в расстегнутом пальто. При одном воспоминании об этом я вздрагиваю. Множество ледяных сосулек висело на крышах, все окна замерзли.

Не прошло и двух секунд, как мой нос покраснел, пальцы замерзли, зубы выбивали мелкую дрожь, и я с трудом смог спросить служащего: «Извините, мсье, не сел ли я на поезд, который идет в Петербург?» «Бельфор! – услышал я. – Идите садитесь. Бельфор!»

Я поспешно зашел в вагон. На этом холодном воздухе продолжался весь мой остальной путь. Пять часов мы ехали в открытом экипаже. Наконец я приехал в Шоле-Пассаван, монастырь траппистов.

Аббатство, построенное па берегу маленькой речки в глубине громадного ущелья, стоит окруженное скалами высотой более пятидесяти метров и гораздо больше похоже на действующую ферму, чем на обитель религиозной секты.

Дон Жерар, приор монастыря, любезно взялся проводить нас.

Мы последовательно осмотрели великолепную мельницу, построенную по проекту Гербле, механическую лесопилку, на которой работает не меньше 20 пил, разные мастерские, принадлежащие монастырю.

Дон Жерар сознался, что соседние мельники завидуют монастырю, и действительно, есть чему завидовать: мельницы приносят монастырю около ста тысяч франков. Лесопилка тоже приносит хороший доход, и остальные мастерские точно также дают хорошую прибыль.

Бедные монахи! Монастырские правила не разрешают использовать ничего мирского. Они завели стада баранов, из шерсти которых делают ткань для своих длинных ряс белого или серого цвета.

Орден запрещает употреблять в пищу всевозможные сорта мяса, даже рыбу, и несчастные вынуждены продавать мясо и рыбу, производимые ими.

Они едят один раз в день, и их пища состоит из зелени, сваренной в воде или в масле, смотря по тому – постный или скоромный день.

Так как я скорчил гримасу, услышав это меню, то дон Жерар сказал мне, указывая на свою полноту: «Вы видите, однако, что эта пища не так уж и вредна».

И действительно, глаза у него блестящие, губы красные, цвет лица очень здоровый, и при взгляде на него не придет в голову, что монастырские правила так строги.

Мы вошли в большой зал, выбеленный известью и заставленный по периметру скамейками, в глубине которого стояли три больших кресла для начальства.

Здесь происходит исповедь всех братьев. Каждый день братья должны исповедоваться старшим в совершенных ими в течение прошедшего дня грехах.

Братья спят в длинных дортуарах, и каждая постель закрыта длинной занавесью.

Сон разделен на две части: в полночь трапписты встают и отправляются молиться. Хотя почтенный дон Жерар утверждал, что молитва является их основным занятием, тем не менее, в течение трех часов, которые мы там пробыли, я не видел ни одного монаха, направляющегося в капеллу.

Капелла очень проста. Она без всяких украшений, и в ней стоят два ряда скамеек. Из капеллы мы отправились на кладбище, пройдя мимо конюшен и сараев, большая часть которых сгорела.

Трапписты утверждают, что причиной пожара был поджог, совершенный мельниками, которые завидуют им.

Кладбище тоже очень простое. На нем нет никаких особенных памятников. Над каждой могилой возвышается простой земляной холм с деревянным крестом, на котором на латинском языке написана эпитафия с именем умершего в монашестве, год и количество лет пребывания его в монастыре.

Когда какой-нибудь брат находится при смерти, все трапписты собираются вокруг его постели и тихо читают молитвы. Как только он умирает, тело его относят в капеллу, где в течение двадцати четырех часов два брата постоянно молятся над ним.

Наконец, в монашеском костюме, без гроба, его опускают в могилу глубиной в три метра.

Когда я выехал из монастыря, то первое, что пришло мне в голову, – какое богатое хозяйство!

В этом монастыре мы найдем то, что ищем. Мы с Маргаритой пробудем в Гильоне несколько дней. Пиши мне по этому адресу».

Прочитав эту таинственную фразу, Винсент сказал про себя: «Отлично, теперь все идет как нельзя лучше».

Читатели скоро узнают цель посещения монастыря Шарлем Лебреном и поймут радость Винсента.

Впрочем, со времени отъезда брата Винсент не потерял ни минуты. Перед приездом нотариуса он произвел осмотр у своего зятя и нашел бумаги, которые позволили бы выплатить украденные тем деньги. Он нашел драгоценности, принадлежавшие мадам Мазель, и это было большой удачей, так как это должно было помочь исправить юридическую ошибку, жертвой которой стал несчастный Корнель Лебрен.

Винсент перенес к себе деньги и драгоценности. На другой день во время описи при нотариусе было найдено гораздо больше, чем можно было предполагать.

Не нужда и не необходимость заставляли Андре совершать преступления – причиной этого была его испорченная натура.

Опись была сделана, день продажи – назначен, и на всех четырех углах дома – наклеены объявления, в которых говорилось о продаже. Винсент думал, когда все формальности будут окончены и дела – ликвидированы, собрать всех пострадавших и сообщить им о том, что он решил.

Винсент уже получил письмо от брата и размышлял о том, что ему остается сделать, как вдруг услышал звонок в дверь.

Мы уже говорили, что Винсент старую служанку поместил в доме на улице Шальгрен, поэтому он сам пошел открывать дверь раннему посетителю. Это была сама Франсуаза.

При виде ее Винсент невольно вскрикнул от удивления.

– Это вы, Франсуаза! В каком виде!.. Старуха молча закрыла дверь и последовала за своим хозяином в гостиную.

Она едва переводила дыхание. Винсента очень удивил ее вид, потому что она всегда одевалась тщательно. В этот день она была необыкновенно растрепана. Волосы выбивались у нее из-под чепчика, платье было застегнуто кое-как, платок тащился по полу. Но все это ничего не значило по сравнению с выражением ее лица.

– Что случилось, Франсуаза? – спросил Винсент.

– Боже мой, – ответила старуха прерывающимся голосом. – Я, право, не знаю, как я до сих пор жива. О, Боже мой! Бог, должно быть, не прощает покойников.

Винсент взглянул на старуху, не понимая, что она хочет сказать. Неужели она узнала ужасную историю с трупом?

– Объясните, Франсуаза, – с беспокойством потребовал он. – Что вы хотите сказать? Каких покойников?

– Господин Винсент, дайте мне целую кучу золота – я все-таки не соглашусь снова вернуться в этот дом.

– Почему?

– Потому, что сегодня ночью я видела выходца с того света.

– Выходца?..

– Да, я его видела так же, как вижу вас. Около полуночи, когда я уже лежала в постели, мне вдруг послышался стук открываемой двери. Я встала. Я помнила, что сама закрывала дверь комнаты господина Берри. Мне показалось, что через скважину замка просачивается свет. Это все было странно, и я решила пойти посмотреть в замочную скважину.

– И?.. – спросил Винсент, дрожа от беспокойства.

– Клянусь вам своей жизнью – я увидела господина Андре так же, как вижу вас. Что это был не он, я понимаю. Это был призрак, но если бы вы увидели его, то тоже решили, что это он сам – живой, как вы и я. Он искал что-то в бумагах и был очень бледен. Только поэтому и можно было понять, что это не живой человек.

– Что же вы сделали?

– Я перекрестилась. Говорят, что это прогоняет духов, но он и не думал уходить. Наоборот, он повернулся к двери и пошел на меня. Тогда…

– Тогда… Говорите, Франсуаза, что тогда?

– Тут, мсье, я не помню, что произошло. Страх охватил меня. Подумайте только, ко мне шел покойник! Я стала читать молитву, но он продолжал двигаться ко мне. Казалось, что он видит меня сквозь дверь. Я потеряла сознание и упала на ковер.

– А он подходил к вам? – с беспокойством спросил Винсент.

– Повторяю, я не помню, так как потеряла сознание. Я пришла в сознание только сегодня утром, продрогнув от холода. Сначала я ничего не могла вспомнить, а потом память стала мало-помалу возвращаться ко мне. Когда я посмотрела, все ли в комнате в порядке, то все оказалось на своих местах. И если бы я не видела его так, как вижу вас, то мне показалось бы, что приснился сон.

– Это наверняка так и есть, Франсуаза, – сказал Винсент. – Постигшее нас несчастье произвело на вас сильное впечатление, вы легли спать с этой мыслью, которая вас не покидала и во сне, и у вас появились галлюцинации.

– Господин Винсент, может, это и так, но я знаю – проживи я хоть сто лет, я все равно этого не забуду. Я всегда смеялась над призраками, но теперь, – продолжала старуха, крестясь, – теперь я не буду больнее смеяться. Никогда, никогда не подумала бы я, что они есть. Если бы не бледность и то, что он выглядел немного более худым, то вы сами бы сказали, что это господин Андре.

– Да это галлюцинация!

– Но ведь я вставала!

– Это иногда случается в припадке лунатизма.

– Но, господин Винсент, вы мне поверите, если узнаете, что сегодня в комнате пахло серой, дымом и табаком.

Винсент кусал себе губы. Эти подробности, рассказанные служанкой, беспокоили его. Во всяком случае, ее необходимо убедить в том, что она видела призрак.

– Добрая Франсуаза, – сказал он, – я немного скептик, но, тем не менее, то, что вы сказали, заставляет меня не сомневаться во всем этом. Все это странно. В таком случае вы останетесь здесь, а я помещу туда мужчину.

– Благодарю вас, господин Винсент. Если бы мне пришлось вернуться туда, то я умерла бы от страха.

– Франсуаза, вы останетесь здесь со мной и приготовите все для моего быстрого отъезда. Я отправляюсь путешествовать.

– По всей вероятности, вы едете к мадам Берри?

– Я и вас возьму с собой, чтобы оставить у нее.

– Благодарю вас, мсье.

– Только, Франсуаза, я должен вас предупредить. Итак, уже достаточно поразившего нас несчастья, и не следует оживлять воспоминания, рассказывая о случившемся ночью.

– Нет, мсье, я не буду рассказывать.

– Вы понимаете, Франсуаза, – ни одного слова.

– Я отлично понимаю, что дурные языки не замедлили бы сказать, что он умер с большими грехами на душе, если возвращается таким образом.

Несмотря на всю серьезность положения, Винсент с трудом удержался от улыбки при этой наивной мысли.

Когда Франсуаза оставила его одного, он задумался: «Что скрывается под этим? Что это значит? Может, это кошмар, привидевшийся старухе, от страха близкой к помешательству? Невероятно, чтобы Андре мог сбежать! Еще менее вероятно, что он решился прийти к себе домой, не зная, известно ли о нем жене и полиции.

Перечислив сам себе причины, которые должны были помешать негодяю сделать подобное посещение, Винсент успокоился, говоря себе: «Нет сомнения – это кошмар, привидевшийся бедной старухе. По всей вероятности, она металась на постели и упала на пол, а промерзнув утром и проснувшись, вообразила, что действительно видела то, что ей приснилось».

В эту минуту раздался громкий звонок, который заставил молодого человека подскочить.

В ту же минуту в комнату вошла старая Франсуаза.

– Господин Панафье желает, во что бы то ни стало говорить с вами. У него страшно взволнованный вид.

– Введите его скорее и оставьте нас одних.

Панафье сразу вошел. Лицо у него было очень расстроенное.

– Ну, что? – спросил Винсент, как только дверь за старухой закрылась.

– О, мсье, какое несчастье!

– Итак, это правда? – вскричал Винсент.

– Вы уже знаете? – с удивлением спросил Панафье.

– Андре бежал!

– Да, но как вы узнали?

– Сегодня ночью он был у себя дома.

Легко можно представить, как был удивлен Панафье этим известием. Рауль де Ла-Гавертьер решился вернуться к себе! Следовательно, негодяй не сознавал своих преступлений и собирался совершить следующие.

По просьбе Винсента Панафье в нескольких словах рассказал о бегстве негодяя, совершенном накануне ночью.

Он передал ему все, что рассказал Ладеш: представившись больным, Андре попросил своих сторожей оставить его одного в комнате, чтобы он мог уснуть. Те, не зная о существовании второй двери кроме той, через которую они входили, уступили его просьбам.

Тогда Андре поднялся на верхний этаж, без шума спустился в погреб, где нашел отверстие, в которое бросали дрова, пролез в него, попал в сад и уже оттуда бежал.

Деталь, Ладеш, а главное – собака, проследили его путь до самой Венсенской заставы.

Перед рестораном собака уперлась. Зашли туда и стали расспрашивать. Действительно, рано утром в ресторан вошел какой-то господин, заказал себе завтрак, выпил вина, и чтобы расплатиться, разменял тысячефранковую купюру. Затем он послал за фиакром.

– Купюру в тысячу франков! Разве вы оставили у него деньги?

– Я спрашивал об этом сторожей. Они были от него в восторге, так как он подарил им все, что было у него в карманах.

– Первое, что он сделал, – вернулся к себе.

– Но ваша сестра?!

– К счастью, я принял меры предосторожности против всяких случайностей. Моя сестра уехала путешествовать уже три дня тому назад. Вся прислуга отпущена, и дом сторожила моя старая служанка.

– В таком случае, она его видела?

– Нет.

– Как это?

Тогда Винсент рассказал Панафье все, что случилось.

Чтобы вернуться к себе, Андре дождался ночи и прошел своим обычным путем через маленькую дверь. Но чего Винсент не мог объяснить, так это – каким образом ему удалось это сделать, потому что связка ключей, найденная у Андре, была передана Винсенту.

Как бы то ни было, Андре вошел в свою комнату. Старая служанка, спавшая рядом, увидела в дверную щель свет, встала и со страхом посмотрела в замочную скважину. Увидев того, кого она считала мертвым и уже погребенным четыре дня назад, она приняла его за призрак и, к счастью, потеряла сознание.

Андре не мог с ней говорить. Когда Франсуаза встала, то он уже ушел, оставив после себя запах серы и дыма.

– Нельзя терять ни минуты, – сказал Винсент. – Мы должны его немедленно найти. Ваши два помощника будут служить нам.

– Прежде всего, отправимся в дом на улицу Шальгрен и посмотрим, что он там делал.

– Нужно там оставить кого-нибудь, так как он может вернуться.

– Да, вы правы.

– Для этого мы можем использовать эльзасца, который был в Монтреле и знает его. Он очень силен, и если бы Андре пришел, то уже не ушел бы.

Мысль была одобрена, и сразу послали за Штраммом, которому приказали отправиться с ними вместе на улицу Шальгрен.

Подъехав к дому, они осмотрели двери. Их отпирали ключом, так как нигде не было ни единой царапины. Спальня также была открыта ключом, все было на местах, исчезла только маленькая шкатулка с бриллиантовыми серьгами, которые считались собственностью госпожи Мазель. Они были оценены в двадцать-двадцать пять тысяч франков. По приказанию Винсента эти серьги не были включены в опись и вследствие этого не были переданы вместе с деньгами нотариусу.

В этот же день вечером эльзасец приступил к исполнению своих обязанностей, а Панафье и Винсент позвали Ладеша и Деталя, чтобы снова начать поиски.