Волконский похоронил маму в собственном склепе, собственной часовни на собственном участке земли возле собственного дома, больше похожего на маленький дворец. Рядом он положил своего единственного сына. Больше у князя никого не осталось, если не считать жены калеки. Нина Петровна всё ещё не могла говорить и двигаться.

Волконский переправил жену в Германию. Лучшие невропатологи взялись за её реабилитацию. Они мало чего обещали, не смотря на дикие даже для самого дикого Запада гонорары. Волконский обещал дать каждому золота соизмеримо его весу, и это помимо официальных заработков, подлежащих налогу!

Занимаясь обустройством жалких ошмётков своей семьи, Волконский не замечал, как ухудшается собственное здоровье. Ходить становилось труднее из-за болей в промежности. Мужское хозяйство князя распухло так, что ноги сдвинуть невозможно.

Вернувшись в Москву, князь первым делом поехал к знакомому китайцу.

Дочь восточного медика улыбнулась ему, приоткрыв блузку. Волконский подмигнул ей, как товарищу подростку. Секретарша фыркнула, оценив намёк правильно.

– Что случилось, Александр Андреевич?

– Дело табак, Сеня!

Син Лун вздрогнул от неожиданности. Затем он взялся за голову, хихикнул.

– Что с тобой? – спросил Волконский.

– Да я вспомнил, кем вы работаете.

– Но это к моему здоровью не относится. Посмотришь, что у меня там? – Волконский сел, показал взглядом на ширинку.

Син Лун долго осматривал половые органы пациента. Не прикасаясь руками, он вынес диагноз.

– Гонорея.

– Откуда? – Волконский посмотрел на китайца как на человека с другой планеты. Это у него, князя Волконского, самого осторожного бабника, вдруг, триппер?

– Иголки против инфекции? Пробовать можно, но я не настолько крут в рефлексотерапии. Извините, Александр Андреевич, не возьмусь. Вот после антибиотикотерапии, приходите на курс реабилитации!

Волконского подбросило на месте. Он тоже нуждается в реабилитации, как парализованная Нина?!

– А потенция?

– Все вопросы после санации! – отрубил Син Лун.

– Так санируй, Сеня! Ты же вдобавок имеешь диплом обычного доктора, западного, так сказать.

Син Лун кивнул. Он вынул из ящика стола лечебный справочник. В новой обложке, но года издания, 1970. Похоже, доктор им мало пользовался. Китаец нашёл страничку с описанием гонореи. Назначил антибиотик нового поколения, а затем вычитал все прилагающиеся к данному осложнению процедуры.

– Нужен суспензорий!

– Колоться?

– Почему? Достаточно нежная ткань. Не будет колоться.

– Ты только что сказал о какой-то суспензии?

– Александр Андреевич! Вы же изучали латынь? Это всего-навсего, суспензорий! – увидев широко раскрытые глаза пациента, доктор понял, что тому сейчас не до мёртвого языка, поэтому пояснил: – Подвешивающая повязка! Так будет легче ходить и даже работать.

– Древнее ничего не придумал? – спросил Волконский, увидев в руках китайца шёлковую широкую ленту.

– Древнее, то бишь мудрее! Показать, как одевать?

Волконский разрешил, голова, огорошенная позорным диагнозом, отказывалась соображать.

– Когда снимите, разберетесь, как надевать. Жду вас, Александр Андреевич через неделю. Да, да! Потом и расплатитесь.

– А если, не подтвердится диагноз?

– Можете сдать анализ в лабораторию, потеряем ещё день. Орхит, вызванный гонореей, может привести к гангрене.

– Сейчас-то хоть не будет?

– Дело идёт на часы. Чем раньше примете антибиотик, тем успешнее прогноз.

– Такты мне, Сеня, назначаешь антибиотик четвёртого поколения! Его синтезировали два года назад, а в справочнике у тебя один пенициллин.

– Медисына не стоит на месте! – ответил Син Лун, почему-то сбившись на китайский акцент.

– Я тебе верю, – сказал Волконский, протягивая руку. Одно упоминание о лаборатории взбесило его.

В суспензории, действительно, легче! Ничего не трёт, не болит при движении. Похоже, наши деды обходились менее дорогостоящими, но более толковыми методами лечения.

Волконский поехал в знакомую аптеку.

– Катя! – позвал он, заглянув в пустое окошко.

До него тотчас донёсся томный вздох. Катя выбежала из конца коридора за прилавком. Одновременно с нею появился сладострастный запах, хорошо знакомый Волконскому. Он всегда чуял носом этот аромат, поглощающий и захватывающий по самое ни хочу. В который хочется окунаться и окунаться до истомы. Теперь срамной душок навеял Волконскому картинку жалобно скулящей суки с раздолбанным в кровь задом.

Он сделал заказ, не отрывая глаз от аптекарши.

Катя быстро обслужила.

– И глазом не моргнёшь? – улыбаясь, спросил Волконский.

– Я. М-м, – щёчки Кати зарделись, – приношу свои соболезнования…

– Катя! Ты одна на смене?

Катя закивала головой, поправив что-то под халатиком. Время сумерек, людей в аптеку ходит мало, пора и делом заняться! Она-то уж ублажит князя по всем статьям! И позабудет Волконский о парализованной супруге!

Волконский, как не раз уже делал, прошёл к входной двери, щелчком пальца развернул висящую табличку на "Закрыто", защёлкнул засов.

Тем временем Катя скинула плавки.

Она потянулась к Волконскому своими толстыми губами, прикрыв веки.

– Садись! – дёрнул князь её за плечо, усадив на стул.

– Хочешь грубого секса, милый?

– Нет, я желаю нежного мордобойчика! – Волконский стукнул ребром ладони по прилавку.

Катерина дёрнулась всем телом.

– Не понимаешь? – прошипел горе-любовник.

Катя всхлипнула.

– Зачем я у тебя купил эти модные таблетки?

– Трудности?

– Благодаря тебе, моя девочка!

– Я чистая! – взвизгнула Катя.

– Не спеши выкручиваться. Всё равно я узнаю, – Волконский взял её за подбородок, заставив смотреть себе в глаза, – ну?!

– Это не я! Я ни с кем, никогда!

– Не ври! Я могу сделать так, что ты долго будешь скучать! Веришь ли? – Волконский продолжал недобро улыбаться.

И от этой змеиной улыбочки Катю прошиб озноб. Она затряслась, захныкала. Волконский сдавил ей подбородок сильнее.

– Рассказывай! И лучше, девонька, в этом месте.

– Я не… – она закусила язык и вдруг заговорила, не останавливаясь, – это всё Васёк, мой муж! Это он от Лидки подхватил! Когда я тут с тобой, с вами…

– Продолжай!

– Он залез на соседку, козёл! А она только что из Египта. Там какая-то страшная форма гонореи. – Катя всхлипнула, дёрнула плечами. – Он меня и наградил! Не могла я ему не дать, понимаете? Он пьяный дерётся! Куда я с синяками? Разом с работы выкинут!

– Ты знала? Когда со мной была?

– Нет! Нет! Нет! Это потом, когда вы уехали куда-то и не появлялись две недели. Я думала, что заболела позже!

– Вылечилась? – Волконский сдвинул брови, нахмурив нос.

– Да я уже здорова!

– Сильно болела, девочка моя?

– Сильно, сильно! Не могла нормально ходить, – всхлипнула Катя. От жалости к себе у неё потекли слёзы. – И впереди всё болело, и сзади! Я даже глотать не могла.

– Почему?

– А то вы не знаете? Были поражены заглоточные миндалины.

Волконский оторвал руку от Катерины, оттёр ладонь о брюки. Не сдержался, сплюнул и ушёл под причитания молодой любовницы.

В первой попавшейся забегаловке Волконский заказал стакан апельсинового сока, запил таблетки. Помня о том, что труженики науки не спят, князь поехал в центр планирования семьи.

Бодренький охранник не пожелал впускать постороннего.

Он требовал пропуск.

Для этого пришлось бы звонить в кабинет Алику, чего Волконский не желал. Тогда он показал свою корочку.

Охранник опешил, столь высоких гостей он ещё не встречал. Он тотчас кинулся к телефону, предупреждать всех о вип-персоне!

– Не нужно, – сказал Волконский. – Я по делу государственной важности.

– Так я и хотел предупредить начальство!

– Не нужно никого предупреждать. Иначе получишь предупреждение сам. Причём, с занесением в личное дело.

– Я понял, – охранник занял своё место за столом, уткнулся в монитор внешних камер наблюдения. Как будто никого не встречал, ни с кем не разговаривал.

– Где у вас лаборатория? – отвлёк его Волконский.

Охранник вздрогнул. Он-то уже мысленно попрощался с посетителем. Сообразив, что от него хотят, охранник суетливо порылся в столе и протянул посетителю план эвакуации здания с подробными наименованиями каждого кабинета, включая подсобки и вспомогательные службы.

– Вы можете воспользоваться лифтом. Я включу, – он потянулся к тумблеру.

– Не надо! – сказал Волконский. – И пока я не уйду, не включай!

– Но положено после одиннадцати включить лифт для доставки анализов.

– Сегодня перебьются. Донесут на себе!

– Понял! – сказал охранник и вновь прилип к монитору.

Волконский пошёл по коридору. В тусклом дежурном свете он ориентировался, как дома. Глянув на план эвакуации здания, Волконский мысленно зафотографировал каждый закоулок. Князь забрался по лестнице на четвёртый этаж. Подошёл к двери лаборатории.

– Софья Исааковна! – позвал он, заглянув за дверь в длинную комнату, похожую на коридор, внутри которого стояли столы впритык друг к другу. На каждом столе по микроскопу, полке с ретортами, пробирками, какими-то чашками и стояками с резинкой, на конце которой болтается градуированная пипетка.

– И кого принесла нелёгкая? – спросила заспанная грузная женщина в белом халате, поправляя золотое пенсне толстым пальцем слитым кольцом.

– Если вы помните, я Волконский Александр Андреевич.

– Тот самый, агонирущий мечтатель под небом Аустерлица?

– Скажем так, далёкий потомок.

– Да! Сколько времени прошло, – сокрушённо вздохнула врач-лаборант.

– Думаю, месяца четыре, – осторожно намекнул Волконский.

Старушка одарила посетителя проницательным взглядом.

– Вы сдавали семя на анализ?

– Да.

– И что бы вы хотели, молодой князь? Узнать результат?

– Да, если это возможно.

– В наше время возможно всё! Данные хранятся в компьютерах. Сейчас! – она сделал жест рукой, приглашающий следовать за ней. Волконский подивился, точь в точь Катя, приглашающая к себе за стойку прилавка! Неистребимо ваше племя! Волконский последовал за Софьей Исааковной.

Она уселась за компьютером. Неожиданно для своего возраста, доктор показала приличные навыки работы на компьютере. Указатель мыши носился по экрану, как сумасшедший, щелчки сменяли одну картинку за другой.

Она остановила изображение на донорской базе данных, выделила фамилию Волконский, открыла файл.

– Вот вам результаты!

– Эти результаты мне известны. Скажите, пожалуйста, Софья Исааковна, вы сами смотрели анализ?

– Кому как не вам, знать, не барское это дело! Кабы вы попросили лично, дело иное! А так, кто-то принёс что-то, недоучка Алик распорядился. Соответственно, Софья Исааковна пошла почивать дальше! Смотрела молодая, перспективная ученица.

– Она могла ошибиться?

– Не ошибаются только вожди революции! И то, пока живы.

– Я всё понял. Спасибо.

– Ничего ты не понял, друг! – Софья Исааковна щёлкнула кнопкой мыши, раскрыв фотографию анализа потенциального донора Волконского.

– Жаль, техника пока не дошла до видеосъёмки нативного мазка! – посетовала заведующая лабораторией.

Волконский молчал. Он смотрел на серую картину с множеством точек и недоделанных запятых с куцыми хвостиками.

– Такое впечатление, что анализ взят прямо из тестис!

– Извините, откуда?

– Из яйца! Причём ужасающего бабника! Сколько раз я повторяла, анализ брать только после трёх дней воздержания! Кто же тебя выдоил, милок? Сама Беллочка?

Волконский соображал. Всё сходилось. И притворство штатных шлюх, и Син Лун с его трёхсуточным заточением, и водительница Валя саморучно снявшая с него презерватив!

– Извините, Софья Исааковна, вы что-то спросили? – очнулся князь.

– Я спросила, кто помог собрать анализ, наша лаборантка Белла?

– Нет. Она не имеет никакого отношения к делу.

– К делу-то имеет, к телу не успела! Вот какая наша Белла! – развеселилась своим умозаключениям Софья Исааковна.

– Спасибо, Софья Исааковна. Мне теперь всё понятно, – предупреждая всякие вопросы, Волконский вручил старой профессорше пухлый конверт.

– За такое спасибо, милый мой князь, я б сама тебя выдоила!

Волконский покраснел. Ох уж эти гулёны, если телом уже не могут, то языком проберут!

Не прощаясь, он вылетел из лаборатории.

Этажом ниже Волконский задержался. Постояв на лестничной площадке, Александр Андреевич отдышался. Зло кипело в нём, норовя сорвать клапаны приличия. В таком состоянии не стоило разбираться с Аликом. Князь вздохнул несколько раз, погладил щёки. Убедившись, что успокоился, он зашагал по коридору.

У двери с табличкой академика Аликпера Дунаевича Волконский остановился. С Аликом в принципе, вопрос уже был решён, но хотелось посмотреть в глаза профессора-недоучки.

– Привет труженикам научной нивы!

– Здравствуйте, Александр Андреевич! – Алик вышел из-за стола, протянул руку. Его пухленькая короткопалая ладонь зависла в воздухе.

– Ты сказал, что моя жена не может рожать?

– Об этом свидетельствовало множество факторов.

– Ты сказал, что я никогда не смогу сделать ребёнка?

– Это не я, это объективное исследование анализа спермы, – сказал Алик, недоумевая, почему он должен оправдываться.

– Ты дал мне две таблетки для убийства ребёнка, как оказалось, и матери!

– Я, я дал только одну. Понял, что вы захотите наверняка, и приказал закатать в драже по половине дозы.

– Спасибо, Алик, удружил. Но и этого хватило для двух с половиной смертей!

– Почему с половиной? – задохнулся Алик.

– За себя трясёшься? Не волнуйся, жить будешь, – Волконский увидел глаза затравленного урода, удовлетворился этим и развернулся к выходу.

– Так, я могу надеяться? – Алик не уточнял на что именно. Он хорошо знал возможности советника президента.

– Не можешь, – сказал Волконский и поспешил выйти из кабинета, пока не вышел из себя.

Алик схватился за голову и застыл в неудобном положении до самого утра. Все, самые мрачные картины, нарисованные в его воображении, затмила реальность. Княжеская плата Волконского была щедрой.

На рассвете в кабинет вошли люди с казёнными физиономиями. Они показали свои корочки и забрали профессора. Вывели его по пожарной лестнице, посадили в отечественную машину и увезли. Прочь от столицы, академии и прочих благостей, так развращающих душу человека самой гуманной профессии в мире.