– А знаете, Рим Николаевич, вы можете называть меня на ты, то есть я хотела сказать…
– Обращаться на ты! – продолжил Рим, отхлебнув горячего кофе. – Уже не как к пациентке, а как…
– Как к знакомой. Ведь мы знакомы, не правда ли?
– Скорее, да, чем нет, – улыбнулся Рим. Он не мог понять, что случилось? Да, у них существовала договорённость о постоянной связи на период реабилитации больной. В этом вся суть метода. Но Эвелина здорова! Нет ни малейшего намёка на рецидив. Рима насторожил её утренний звонок – а вдруг что случилось? Но не случилось ничего, и Рим сейчас сидел за столом, пил бодрящий кофе и решительно не понимал: зачем Эвелина обратилась к врачу? Чтобы объявить, что они знакомы?
– Рим Николаевич, Вы, наверное, сейчас думаете: «И зачем она позвонила»?
Рим вздрогнул.
– А мне захотелось сказать вам, что вы замечательный доктор и прекрасный человек, – с энтузиазмом продолжила Лина.
Рим покраснел. Благодарности были в его практике, даже более экстравагантные и импульсивные, но никто ему не предлагал дружбу. Именно так он понял слова Эвелины.
– Спасибо! Благодарность пациентки – лучшая награда врачу, тем более от столь прелестной, – само собой сорвалось с языка, Рим слегка прижал пальцами губы, словно испугавшись собственных слов.
– Рим Николаевич, это ещё не всё!
Рим совершенно смутился и не знал, что предпринять? Их общение стало приобретать фамильярный характер, недопустимый между врачом и пациенткой. Хотя Эвелина никакая уже не пациентка, положено ли женатому человеку иметь подругу?
Рим твёрдо усвоил жизненную формулу для взаимоотношений между неравными людьми, вроде: врач – пациентка, начальник – подчинённая, ученик – учительница и наоборот. Она – для всех одинакова: дружба переходит в любовь, а любовь – в ненависть. Это неизбежно и необратимо.
Можно тщить себя надеждой, что бывают и приятные исключения из правил. Почти каждый человек глупо полагает свой случай именно этим самым исключением, но время неумолимо подтверждает справедливость формулы.
Рим привстал со стула и застыл: непонятно, то ли собрался уходить, то ли что-то сказать.
– А у меня для вас небольшой сюрприз!
– Что вы, Эвелина, – опять смутился Рим и собрался прощаться.
– Вот! Именно так я и думала! – обрадовано хлопнула в ладошки Эвелина. – Устного предложения вам маловато! Вероятно, Рим Николаевич, вы справедливо полагаете, что если станете называть меня на ты, то и я тотчас буду обращаться к вам на ты?
Рим смущённо промолчал.
– Верно! Так и будет! А поэтому предлагаю выпить за брудершафт!
– Вам пока не стоит, – запротестовал Любимов.
– Конечно, не стоит! – с радостью согласилась Эвелина. – Я предлагаю безалкогольный напиток!
– Да, но…
– Так вы хотите уйти? – Эвелина обиженно развела руками.
Странно, а чего ещё он должен хотеть? Рим пожал плечами. Это оценилось, как согласие. Эвелина подскочила, раскрыла дверцу кухонного шкафа и достала два фужера и бутылку безалкогольного Шампанского.
– Не знаю, как принято, у вас, но вообще-то мужчины открывают бутылку.
– И у нас, – согласился Рим и откупорил Шампанское, сделал это неторопливо, со знанием дела. Никаких неожиданных щелчков, никаких радостных брызг на пол и стены, а то и на одежду ближайших людей. Лёгкий дымок из горлышка оповестил о готовности напитка к употреблению.
Эвелина села рядом и не шевелилась. Куда-то вмиг улетучилась энергия. Как будто она посмотрела на себя со стороны – какая нахальная и навязчивая особа! Что она возомнила? Решила подружиться с Великим учёным? Глупо и совсем не смешно. И говорит она одну чушь. Любой другой на месте Рима Николаевича принял бы её за девицу лёгкого поведения. Стыдно! Надо прощаться, извиниться за глупую навязчивость и хамство. Но тело Эвелины совсем не подчинялось мыслям. Она не смогла и шелохнуться, сидела молча, отвлечённо разглядывая свои ногти. На указательном пальце правой потрескался лак, это из-за грубой тёрки для мытья посуды.
Рим наполнил бокалы.
Мосты сожжены.
– «В самом деле, что такого предосудительного и аморального произойдёт»? – почти вслух одновременно подумали они.
Эвелина взяла бокал за длинную ножку и поднесла к губам.
– Какой это брудершафт?! – воскликнул Рим. Наконец-то он взял инициативу в свои руки! Эвелина облегчённо вздохнула.
– Тогда, как? – спросила она.
– Вот так, – он показал как. Эвелина неловко, стараясь не касаться его руки, неестественно далеко вытянула плечо, изогнула к себе кисть и вытянула голову, едва коснувшись губами кончика бокала. Пить в таком положении едва ли возможно. Рим слегка сжал локтем её руку и плавно развернул к себе.
– Что говорят в таких случаях? – спросила Эвелина.
– Честно?
– Честно.
– Понятия не имею, это у меня в первый раз, – сознался Рим.
– Надо же! – вдруг рассмеялась Эвелина и плеснула шампанским себе на блузку. Она попыталась поставить фужер на стол, но Любимов мягко задержал её.
– Я понимаю, что это смешно, что случилась техническая накладка, но такую церемонию прерывать нехорошо, – улыбнулся Рим.
– Мне стало смешно потому, что я тоже в первый раз участвую в брудершафте!
– Начинаем?
– Начинаем! Только до дна?
– Только до дна!
Они выпили тёплую, едва пузырившуюся жидкость. Эвелина вновь решила поставить бокал, освободиться от сплетения рук.
– Разве так пьют на брудершафт?
– Так я же, до дна?
– Но ведь это не всё! Я точно знаю, что не всё.
Эвелина прекрасно знала, что нужно делать дальше, но неловкость ещё больше сковала её. Чтобы окончательно не оплошать Лина сказала:
– Тогда по очереди! Кавалер уступает даме!
Рим ничего не успел понять, как Эвелина чмокнула его в щёку.
Для этого ей пришлось вытянуться на носочках и прижаться грудью к руке партнёра. Рим ощутил всем телом волнующее движение груди девушки, когда она глубоко вдохнула. Его голова закружилась безо всякого алкоголя, Рим опустил глаза. Эвелина прикрыла веки, слегка вытянула алые губы и склонила голову.
Как поступают в таких случаях?
Влюблённым не нужно никаких специальных ритуалов, они просто целуются. Давно знакомые дурачатся и чмокают друг друга в лоб, либо в подбородок, а то и в обе щёки, да так, чтобы помада размазалась по всему лицу! Малознакомые люди ограничиваются скупым чмоканием. Эвелина – неординарна, она не подходит ни под одну из этих категорий. Но что-то надо делать! Не стоять же пень-пнём, в конце концов!
Пауза затянулась.
Наконец все мысли ушли из головы, не мешая отдаться чувству. Рим почему-то тоже закрыл глаза и встретился с губами Эвелины, ощутив приятную упругость. Эвелина чуть приоткрыла рот, Рим взял её за затылок, утонув ладонью в пахнущих младенцем локонах, привлёк поближе.
– Бринь-бом! Бринь-бом!! Бринь-бом!!!
Резкий звук звонка входной двери: словно током ударил обоих. Эвелина от неожиданности уронила фужер на пол, но не отпрянула от Любимова. Рим вздрогнул и немедленно освободил Эвелину от объятий – поцелуй завершить не удалось. Они встретились глазами. Испуг ещё не коснулся зрачков, былая неловкость исчезла без следа. Они прочли в глазах друг друга заговорщицкое посвящение в тайну – после такого брудершафта невозможно не подружиться!
– Приехала бабушка, – тихо сказала Эвелина. Впервые внучка не порадовалась приезду Олимпиады Самсоновны. Эвелина пошла открывать дверь.
Рим подобрал обломки стекла, или хрусталя, воровато сунул их в какую-то кастрюльку, ополоснул свой фужер и поставил на место, а бутылку поставил в угол, прикрыв её мусорным пакетом.
Когда вошла бабушка, она заметила молодого человека, сидящего за столом перед чашкой с остывшим кофе.
– Знакомься, бабушка! Это Рим! – представила гостя Эвелина и, обернувшись, продолжила: – А это моя любимая бабушка – Олимпиада Самсоновна!
– Очень приятно.
– Очень, – эхом отозвалась бабушка. – А что делает молодой человек, у нас дома, в столь ранний час?
– Он только что зашёл.
– В этом я не сомневаюсь, Линочка, – в голосе бабушки появились нотки миролюбия. – А кто вы?
– Я? В каком смысле?
– В прямом! Чем занимаетесь, или как теперь принято говорить: Чем зарабатываете на жизнь?
– Бабушка! Разве это важно?
– Слушай, молодой человек, – назидательно сказала бабушка. – Мне уже много лет, поэтому я вправе спросить тебя, а ты должен ответить!
Вот это старушона! Что там, в сравнении с нею Карина Львовна!
А ведь он не пил с Олимпиадой Самсоновной на брудершафт! Но портить отношения с первой встречи, (Рим подспудно предчувствовал возможность дальнейшего общения), не хотелось.
– Я вас очень хорошо понимаю, – сказал Рим миролюбиво и почтительно.
– Вот тогда, будь добр, скажи: «Кто ты есть»?
– Бабушка! Он ведь сказал, что зовут его Рим!
– Не вмешивайся, дорогая! Он ещё ничего не сказал!
– Я могу ответить на любые ваши вопросы, – Рим мысленно надел на себя белый халат – теперь перед ним была просто пациентка.
– Хм! Да ещё ни одного ответа я не услышала! Давай, внятно и по порядку! Кем работаешь?
– Врачом.
Бабушка молча ждала продолжения.
– Врачом-психиатром.
– Ясно, ясно, – протянула Олимпиада Самсоновна. – Зашёл, конечно, для контроля?
– Да, бабушка!
– Выйди, пожалуйста, Линочка! – властно приказала бабушка. – Я хочу переговорить с эскулапом с глазу на глаз!
– Я никуда не пойду! – взорвалась Лиина. – Почему ты оскорбляешь гостя? И по какому праву станешь тут вести беседы, один на один?
– По праву твоей родной бабушки! Эскулап – это не оскорбление, а нарицательное имя врачей! Выйди ненадолго, – Олимпиада Самсоновна приоткрыла дверь, – ничего страшного с твоим Римом не произойдёт.
– Обещаешь, что не станешь оскорблять?
– Обещаю, обещаю, голубушка! – бабушка настойчиво прикрыла дверь за Лииной. – Значит, врач?
– Врач.
– И, всё?
– А что вы имеете в виду? – вежливо спросил Рим.
– Хватит дурака валять! – бабушка стукнула кулаком по столу. – Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду! Если просто врач, то почему – Рим?
– Вам кажется странным моё имя?
– Ты идиот, или только притворяешься? Врача сроду никто не называет так!
– Почему же? У нас есть и Марат, и Спартак, – попробовал возразить Рим.
– Да вы там все, немного чокнутые! – парировала Олимпиада Самсоновна. – Их так и зовут: Марат! Спартак! – как собак?
– Почему же, – улыбнулся Рим.
– У них нет отчеств?
– Конечно же, есть.
– Тогда объясни – мне, старой дуре, почему ты Рим? Просто Рим!
– Ваша внучка, Олимпиада Самсоновна, назвала меня так из вежливости, уважения к вам, если хотите.
– Не хочу! Не хочу! Если ты её врач, то и должен быть, соответственно! То есть Римом: Петровичем, Афанасьевичем, Спартаковичем, Маратовичем, наконец! – едва не задохнулась от негодования бабушка.
– Но я ведь не ваш врач, поэтому чтобы обратиться ко мне вам достаточно одного имени!
– Это ты своим дурачкам, там, в психушке, рассказывай! – Олимпиада Самсоновна подскочила и ухватила Рима за плечи. – Говори прямо: Спал с моей внучкой?
Рим поперхнулся. Самообладание на миг покинуло его.
– Нет, – твёрдо ответил он.
– Но хотел бы этого? – не унималась старуха.
Рим поглядел ей в глаза – вполне осмысленное выражение.
Может, её беспардонность является издержкой профессиональной вредности?
– Вы работали учительницей?
– Задаю вопросы я!
– Значит, следователем, – спокойно заключил Рим. Злость исчезла. Бабушка не страдает шизофренией, стало быть, за наследственность Эвелины можно не опасаться, – тогда я отвечу вам так: Гражданин начальник, без адвоката отвечать на вопрос не стану!
– Ха-ха-ха! – внезапно рассмеялась Олимпиада Самсоновна. – Ты не без чувства юмора, оказывается! Ладно, не отвечай! Но, чтобы я, тебя, больше, в этом доме, не видела! Я сказала всё. Лина!
– Да, бабушка, ты всё спросила?
– Всё. Молодой человек уходит.
– А разве ты решаешь, когда уходит молодой человек? Кстати, я представила молодого человека, разве ты позабыла имя?
– Хорошо. Этот врач, который просто Рим, уходит, – раздельно произнесла бабушка.
– А на первый вопрос ты мне не ответила, бабушка!
– В стране демократия! Рим сам волен принимать решения! Вот он и решил уйти!
– Но почему?
– Пора, – Рим стукнул пальцем по наручным часам.
– Ах, да! Я совсем забыла! Ведь тебе на работу!
Услышав от внучки это «тебе», Олимпиада Самсоновна грохнулась на табуретку и застыла с отвисшей челюстью.
Недаром её мучили тревожные предчувствия!
В прихожей Рим прошептал на ушко Эвелине о местонахождении останков их брудершафта, поскорее оделся и выскочил на лестничную площадку. Подальше от чудовищных допросов психопатичной бабушки.
– Рим, ты позвонишь?
Он вздрогнул. Оказывается, Эвелина вышла следом.
– Не знаю.
– Почему?
– Много работы.
– Я поняла, – Эвелина закусила губу. – Это все бабушка! Растворились двери лифта. Рим поспешил заскочить в кабинку.
– До свидания! – на ходу бросил Любимов.
– До свидания, спасибо, что пришёл и, вообще, за всё спасибо! Я сама позвоню!
Последние слова он услышал скорее сердцем, чем ухом.