В научном мире всё начинается со степени. Именно она позволяет быть учёным, считаться таковым. Независимо от того: кандидат или доктор наук. Со степенью появляется возможность получить должность. С должностью всё, как и в обычной жизни: лестница вверх, да и только. Зав подразделением, зав кафедрой, декан факультета, ректор или – младший научный сотрудник, старший научный сотрудник и так далее.

Должность должна соответствовать званию – по Сеньке и шапка! Например: доцент имеет право на заведование кафедрой, если рядом нет профессора.

С учёной степенью кандидата можно быть доцентом, но профессором – никогда! Для этого нужна докторская степень и подготовка кандидатов наук, обычно пятерых. Профессор может быть заведующим, а может, и не быть им – если есть другой профессор постарше. Создав школу с учениками, признанными в мире, можно стать Заслуженным деятелем наук и всяким разным членом-корреспондентом.

Таков путь любого учёного. Но путёвку в жизнь можно получить быстрее, если есть необходимые условия: родственники, друзья детства и хорошие знакомые. Другой вариант – бешеные деньги. К сожалению для скороспелых учёных после Указа Президента появилось ещё одно непременное условие – наличие знаний и интеллекта. Зато более-менее умным людям выдался хоть какой-то шанс.

Особенно это ощущалось в ОКБ психиатрии, где трудился Любимов. Новоявленный доктор наук ещё не успел обрасти нужными людьми и необходимыми связями, которые бы создали вокруг него непроницаемую стену. Поэтому у многих была возможность занять эту нишу.

Сотрудники кафедры, с согласия профессора Васильчикова, несколько изменили научное направление, избрав себе в научруки доцента Любимова. Врачи ординаторы принялись за науку, стали досаждать руководителя предложениями научных тем для диссертаций.

– А если мне заняться системой реабилитации врача? – спросил зав. отделением, где Рим чаще всего дежурил по ночам.

– Что? – не понял Любимов.

– Разве ты не чувствуешь осадка после погружения в шизоидность?

– И как избавиться от этого осадка?

– Я пытаюсь разработать систему мероприятий, защищающих психику врача, – с энтузиазмом начал докладывать заведующий: – Используя эту методику, можно гораздо шире применять интровертную психотерапию!

– Шире – куда?

– Больше врачей смогут взять на вооружение новую методику!

– Понимаю, вы собираетесь популяризировать новый подход.

– Конечно, – согласился заведующий и смутился: Рим к нему обращается на Вы, а он почему-то по старинке тыкает! Да ещё доценту и доктору наук. Тогда как Любимов никогда не преступал дистанцию между аспирантом и заведующим отделением.

– А есть ли в этом смысл?

– Безусловно! – воскликнул врач. – Я ведь сам свидетель, как вы вытащили стольких, почти безнадёжных! А если каждый врач овладеет интровертной психотерапией?

– Знаете, что я думаю по этому поводу?

Врач тактично промолчал.

– Вам желательно сделать упор в работе как раз на то, что не желательно поголовно всем использовать новый метод.

– Да почему же, Рим Николаевич?

– А потому, что многие начнут пробовать, но не многие сумеют. Применять эту методику нужно только в случае эндогенных заболеваний! А что будет, если мы возьмём больного неврозом?

– Ха-ха! Понял! Но ведь само название…

– Это нам оно что-то говорит, а множество людей хватаются за любую новейшую методику, ошибаются и бросают. В итоге извращается метод.

– Понял вас. Дело в том, что я давненько, задумываюсь над системой адаптации врача-психиатра, защиты его психики от профвредностей. Вот, думаю, мой материал, что собирал несколько лет скорее для себя, чем для науки, сейчас и пригодится.

– Возможно, – согласился Рим.

– Так я принесу?

– Хорошо, – согласился Любимов.

Вот оно как! Тяжела ты, шапка Мономаха! Научное руководство отнимает массу времени, практически некогда работать с больными. Хорошо, заведующий – профессор Васильчиков охотно берёт на себя организацию большей части бумажной волокиты.

Он же ведёт переговоры с ректором, с Учёным советом и так далее. Не смотря на помощь профессора, Рим очень уставал.

Отсутствие Вики заставило его целиком перейти на больничные харчи, почти поселиться в стационаре. В целом, дела обещали идти неплохо. Разработка метода приобрела масштабность: кто-то изучал успешность интровертной психотерапии в отдельных возрастных группах, кто-то занимался шлифованием подходов к методике, отбирал показания, несколько расширяя их, иной доказывал необходимость курсов повышения квалификации врачей – именно по интровертной психотерапии и так далее, и так далее. Последователей доктора Любимова оказалась тьма тьмущая. Рим понимал, что многие занимаются наукой ради каких-то собственных целей, но занимаются-то успешно. Поэтому он не стал им препятствовать.

Появлялись иностранцы с просьбами разработать методические рекомендации, поскольку научная монография почти не содержит практических советов врачам.

Для всего этого требовалось время и помощники. Того и другого катастрофически не хватало, и Рим погрузился с головой в работу, пытаясь хоть как-нибудь организовать дело. Что-то получалось сразу, что-то тормозилось и никак не сдвигалось с мёртвой точки.

Кроме того, Вика вспоминалась по сто раз на дню. Во многих случаях так требовалась её помощь! Владимир приступил к сотрудничеству с генетиками, ему пришло в голову ещё одно доказательство. Оказывается, согласно последним данным вполне возможно доказать, что у человечества было только два общих предка. Те самые – Адам и Ева! Именно от этих прародителей получились всевозможные комбинации генов – и никак иначе.

Происхождение человека от обезьяны, в принципе не возможно! У приматов большее количество хромосом. В результате любых мутаций может только увеличится количество хромосом – лишь тогда мутант будет жизнеспособным. При потере – смерть в утробе матери. Пусть это не Бог весть, какое открытие, и выше доктора не прыгнешь, но Владимиру интересен сам процесс! Сотрудничество математиков с медиками обязано плодотворно развиваться.

Часто вспоминалась Риму последняя встреча с Эвелиной. Было стыдно перед Викой за предутренний брудершафт с бывшей пациенткой. Сама же Эвелина представлялась лёгким облачком, нуждающемся в защите (экие родственнички достались!) и в то же время – никак невозможно спрятать его от жизненных невзгод. Малейшее неудачное движение, и облачко растает!

Образные впечатления прервала медсестра, позвав Рима Николаевича к телефону.

– Алло, – устало произнёс Рим. Надо бы как-нибудь прекратить обращения лично к нему, – дать большую самостоятельность соискателям, как это делает Егор Степанович. – Слушаю!

– Чего мы такие сердитые? – пролепетал фальшивый женский голос.

– Алина?

– Угадал! Знаешь, у меня для тебя есть некоторая новость!

– Хорошая или плохая?

– Неясная, я бы так выразилась. В общем, приезжай к нам!

– Прямо сейчас?

– Желательно.

– А что случилось?

– Я не знаю, как ты это воспримешь… – намеренно сделала паузу Алина. – Это никак не телефонный разговор, поэтому скажи:

Когда приедешь?

– Это срочно?

– У тебя, как всегда, полно дел?

– Вообще-то ты недалека от истины, – протянул Рим. Ему ещё предстояло подготовить лекцию студентам-психиатрам – необходимо выделить главное и донести в понятной форме. Материалу-то много, целая монография, да толку для студентов маловато.

– Да вы вечно занятые! Володя тоже хлопочет сейчас что-то, всё пашет и пашет, как робот! – пожаловалась Алина. – Короче, приезжаешь сейчас, либо завтра вечерком, выбирай!

– Сейчас.

– Вот и ладушки!

Через пять минут Рим стоял на остановке троллейбуса.

На пороге его встретила Эвелина. Аккуратно собранные волосы изумили Рима, он больше уважал свободные причёски, безо всяких наворотов, но у Эвелины это выглядело замечательно!

– Здравствуйте, – только и произнес он.

– Без – те, – вежливо поправила Эвелина.

– Здравствуй, Лина! – выдохнул Рим.

– Здравствуй, Рим! Ты не ожидал меня встретить здесь? Честно говоря, я тоже. Зашла к тёзке по делу, а она только что вызвала тебя. Вот я и задержалась. А я правильно сделала? – просительно поглядела в глаза Риму. Совсем как маленький симпатичный ребёнок!

– Конечно, правильно, – не мог не согласиться Рим.

Эвелина слегка подпрыгнула от радости. Как она непосредственна и доверчива!

– Рим! Ты долго там будешь копошиться? – подала голос Иванова.

– Сейчас, сейчас, – Рим по-солдатски скинул с себя куртку и ботинки. – Уже готов!

– Я тебя позвала сообщить кое-что. Владимир – против.

– Я уже догадался.

– Понимаешь, такое дело, – она выжидающе посмотрела на Эвелину. Воспитанная девочка незаметно растворилась в дверном проёме. Вероятно, ушла на кухню.

– Что?

– Заинтриговала я тебя?

– Есть.

– Понимаешь, такое дело, – Алина поведала всю историю от самого начала: о ссоре, об угрозе развода.

Рим профессионально выслушивал. Ему показалось, что Алине требуется его консультация, как психолога.

– Не знаю, что можно тут сказать, – уклончиво начал он.

– А ничего говорить не надо! Сейчас всё замечательно! Понимаешь, я, оказывается, ему не сказала то, что имела в виду, а мне показалось, что сказала. Бывает ведь так?

– Бывает, – согласился Рим.

– А он вовсе не обязан угадывать мои мысли, верно?

– Безусловно, а как это тебе пришло в голову?

– Случай! Счастливый случай! Мы уже собрались идти расторгать семейные узы, как внезапно позвонили по межгороду!

– Кому?

– Не кому, а откуда! Дели!

– Дели?! – Рим привстал.

– Именно! Дели. Телефонистка так и сказала: «Ждите разговора с Дели»!

– Вика?

– Вика, да не совсем, – вздохнула Алина.

– Как не совсем? Только Ви– или только –ка?

– Ты шутишь, – задумчиво произнесла Алина. – Это хорошо.

– Так, кто, всё-таки, звонил?

– А никто.

– Как?

– У меня тогда всё оборвалось внутри, а Володя тоже шутил. Как думаешь, Рим, женское сердце лучше чувствует?

– Конечно, – искренне согласился Рим.

– Так вот, мне тревожно стало.

– Погоди! Кто говорил-то? Или, хотя бы, что?

– В том-то и дело, что никто и ничего! – отчаянно выкрикнула Алина.

– Перестань говорить загадками! Я не пойму. Что это: «Никто, ничего»? Символы?

– Никакие не символы! Просто никто не подошёл и ничего не сказал.

– А телефонистка?

– Что, телефонистка?

– Она-то, как это объяснила?

– Извинилась и повесила трубку.

– Значит, оборвалась связь. Но почему Вика звонила вам?

– Тебя, наверное, не было дома.

– Но я был на работе!

– Ой, не знаю, Рим. Мне тревожно. Что-то тут не так! А может, она хотела сообщить кое-что, а в последний момент передумала?

– Вот так же и Володя сказал. Будто бы хотела сказать, о своём новом женихе или муже! – злобно сверкнула глазами Алина.

– Что ж, вполне правдоподобно. Столько времени ни слуху, ни духу, что же ещё думать?

– У вас только одно в голове!

– А у вас?

– Согласна, – кивнула Алина. – И у женщин то же самое, но мы прежде всего думаем сердцем!

– В этом я согласен, хоть раньше об этом не думал.

– Так вот, сердце мне подсказывает, что случилось нечто страшное!

– Прямо там, у телефона?

– Не обязательно. Это могло произойти и раньше! Вот ты мне скажи: Похоже на Вику исчезнуть и ничем себя не проявлять?

– Нет. Вроде бы нет, – засомневался Рим.

– Вот именно! – хлопнула себя по коленке Иванова.

– Так же она не стала бы звонить и молчать, как и отказываться от задуманного разговора, – продолжил Рим. – И всё-таки, с чего вы взяли, что это была именно Вика?

– Дели.

– Ну и что?

– Если это не Вика, тогда кто? И как у этого кого-то оказался наш номер телефона? Почему не твой?

– Мой – это и есть Викин!

– В этом-то и дело! Твой, то есть свой, она помнит!

– Что ты хочешь сказать?

– Ты забыл, что у меня наследственность?

– И что подсказывает интуиция?

– Что-то случилось, и я не нахожу себе места! Столько дней прошло, а никто больше не связывается с нами! Я с замиранием сердца прохожу мимо телефона. Владимир просил ничего тебе не сообщать, пока не прояснится. А что может проясниться? И кто нам скажет об этом?

– Я полагаю так: Вика может оказаться сейчас и в Нью-Йорке, и в Бонне, и в Абу-Даби, – где угодно! Может, она где-нибудь потеряла номер вашего телефона, а кто-нибудь захотел поговорить с Россией нахаляву. Заказ сделал, а потом узнал, что за счёт абонента у нас не связывают и бросил трубку. Вот и вся история.

– Тебе бы детективы писать.

– Это, пожалуй, скорее по твоей части! Тебе – детективы, Владимиру – авантюрно-любовные романы! Какие деньги можно заработать! – развеселился Рим. Его вполне устраивала собственная версия.

– Как только, так сразу и начнём писать, – немного успокоилась Алина. Ей вариант Рима не приходил в голову. – Только вот что, Рим, по секрету сообщаю тебе: я попросила папу выяснить, в чём тут дело?

– Вот это мудро! – похвалил Рим. – Действительно, если он может узнать, точно как и что, тогда для беспокойства нет причин!

– Сможет ли?

– Это ведь твой папа!

– Понимаю, у него есть всюду кое-какие знакомые. С другой стороны, боюсь, вдруг он узнает всё?

– Если ты имеешь в виду вариант Владимира, то ничего страшного. Каждый волен распоряжаться своей судьбой, как захочет.

– Чепуха все это! – взорвалась Алина.

– Я понимаю.

– Ничего ты не понимаешь! Думаешь, я защищаю подругу? Нет!

– О новом муже, она бы первому тебе сообщила! Ты вот сидишь, ёрничаешь, скрывая отчаяние, а её, может, в живых нет! – выпалила Алина и ужаснулась собственных слов. То, что изначально крутилось в голове, сорвалось теперь с языка и прозвучало страшно.

– Вряд ли. Виктория Сергеевна всегда сможет постоять за себя! Или я неверно говорю?

– Верно, верно. Но пусть папа всё-таки выяснит, в чём там дело! Алина успокоилась.

– Ты выпьешь чаю? – спросила она Рима.

– Пожалуй.

– Давай только при Лине не возвращаться к этой теме, хорошо?

– Конечно. Тем более мы всё уже выяснили.

– Кстати, как тебе эта девочка?

– Она похожа на ребёнка.

– Она и есть ребёнок! Так возьми её за ручку!

– А потом на ручки?

– Все хихикаешь? Смотри, другой возьмёт! Потом будешь локти кусать!

– Можно мне самому разобраться?

– И только самому! – Алина озорно блеснула глазами.

За чаем поболтали о пустяках. Речь шла о какой-то папке Карины Львовны. Девушки всё решали, откуда её извлечь и куда доставить. Рим заскучал и собрался уходить.

Разумеется, Алина навялила его Эвелине в провожающие.

Странное у неё сердце! С одной стороны, переживает за подругу, в то же время подсовывает другу подруги Вики – подругу Эвелину Рим запутался в друзьях-подругах и сосредоточенно молчал.

Эвелина чувствовала смятение души спутника и поэтому всю дорогу помалкивала. Её безмолвие не казалось обиженным и отчуждённым, скорее – участливым. Так умолкает ребёнок, когда маме плохо.

Прощаясь, Эвелина попросила разрешения позвонить как-нибудь. Рим машинально согласился. Мыслями он был в недосягаемой дали вычурно-замысловатых лабиринтов сознания пациентов.

На крыльце отделения поджидал Пётр.

– Привет молодому академику!

– Всё издеваешься?

– Хорошо, самому молодому в мире академику!

Рим устало махнул рукой.

– О! Я вижу, ты заработался совсем, – заметил Пётр.

– Если, у тебя какое-нибудь очередное предложение, то, пожалуйста, не теряй времени!

– Нет, нет! – Пётр замахал руками для убедительности. – Никаких предложений! Я заехал пообщаться. Что тут такого?

– Извини, много работы.

– Да ведь, в самом деле, не сдохнуть же тебе на этой работе? Ты посмотри на себя! На кого стал похож? Прямо Паганель какой-то! А давай-ка вечерком в сауну!

– Некогда.

– Найдёшь пару часов! Зато отдохнешь, как следует.

– Нет, даже и не уговаривай!

– Это я скажу: Нет! Никаких девочек, никаких сомнительных личностей! Отдохнём, попаримся, если пожелаешь – капельку пива и всё! Гарантию даю, завтра себя не узнаешь! Вот что, через пару часов заеду, жди! – Петр развернулся и зашагал к своей машине.

Рим невольно посмотрел на себя в зеркало. Действительно, ничего весёлого. Разве так должен выглядеть победитель? Измождённый, усталый, будто каждую ночь таскающий на себе мешки с цементом и мукой попеременно. Отдых, как говорит Пётр, остро необходим. Что ж, сауна, так сауна! Да и до дому Пётр довезёт.