Потекли дни за днями. Работа, грандиозные планы, какая-никакая личная жизнь. Когда Рим встречался с Эвелиной, где-то в глубине души считал себя виноватым. Объяснить это чувство он не мог. Легко проникая в глубину подсознания больных, Любимов не знал, как разобраться с собственными чувствами. Сапожник без сапог, да и только. Он решил избегать встреч с бывшей пациенткой, погрузившись в работу. Пётр проявлял такое рвение, что можно, было подумать: Действительно, человек болеет за отечественную науку! В настоящий момент он вышибал – вместе с косностью мышления из мозгов бюрократов – статус НИИ. Постоянно для лицензии чего-то не хватало! Если науки с избытком, то количества остепенённых кадров – маловато. Достаточно площадей – не хватает пациентов!
– Да где же будут появляться эти кадры? На помойке? – орал он прямо в ухо древнему старичку.
По мнению Петра, начальник облздрава каким-то чудом задержался на этом свете. Если увидеть его спящим, то можно подумать, что лицо начальника уже покрылось трупными пятнами.
– Не кричите! Я хорошо слышу! – провизжал начальник.
– Нет! Вы ничего не слышите! – возразил Пётр. Похоже, этот дедок тут в роли свадебного генерала. – Вот, же он! Указ Президента!
Пётр ещё раз потряс перед носом бюрократа бумагами.
– Я вижу.
– И что?
– Существуют правила, соответствующие инструкции, – занудил старикан.
Ну не идиот ли?
– Я дойду до самого Президента! – сказал на прощание Пётр.
Этим обещанием он успокоил старика. Похоже, молодой человек не блефовал. А коли так, то Президент сам даст ему разрешение, оградив тем самым начальника облздравотдела от нарушения соответствующих инструкций.
Деятельность Петра носила конструктивный характер. Отделение Любимова всё-таки получило кое-какую самостоятельность.
А молодого доцента вызвал к себе профессор Васильчиков.
– В порядке взаимопомощи, Рим Николаевич, нам необходимо оказывать содействие больнице, – широко улыбнулся шеф.
– С удовольствием, – согласился Рим, – всегда рады и готовы к сотрудничеству.
– Да, да, конечно!
– Мы можем взять всех больных шизофренией! – обрадовался Рим.
– Боюсь, – улыбнулся Егор Степанович, – потребуется помощь иного характера.
– Мы сможем оказать любую!
Профессор покачал головой, едва не задевая ушами плеч. Это, не смотря на дружескую улыбку, не предвещало ничего хорошего. Казалось, ему самому глубоко неприятен разговор.
– Главный врач просит, чтобы вы лично консультировали несколько дней в диспансере.
– Когда? – это уж совсем пустяк!
– С понедельника.
– Но ведь симпозиум.
– Да, я всё понимаю. В Европу пусть поедет любой ваш сотрудник. Можете выбрать его самостоятельно, – великодушно разрешил профессор.
– Но ведь это саботаж! – воскликнул Рим. Кто может заменить создателя учения? Пока ни один ученик не превзошёл учителя.
Вот когда появится такой человек, пожалуйста! Всё это и хотел сказать вслух Любимов. Но Васильчиков продолжил неприятные известия.
– К сожалению, уже готов приказ ректора.
– Да как же это?
– Я, признаюсь, пропустил как-то. Для меня это также неожиданно и неприятно.
– Всё понятно! Это дело рук Дулиной! Даже вас не поставили в известность! Я могу отказаться?
– Боюсь, – улыбнулся профессор, – это предложение из таких, которому не отказывают.
Вот как! Больница от всей души помогает институту, предоставляет площадь для учебных аудиторий, актовый зал для лекций, любых пациентов – пожалуйста! Как можно, таким вот бескорыстным людям, отказать? Симпозиум в Европе? Так это мелочь, сколько, их ещё впереди? А вот больнице надо помочь именно сейчас, вот в эти дни. Не раньше не позже!
– И никак нельзя отложить время консультаций? – спросил Рим.
– Приказ прошёл напрямую через ректора.
– Но почему? Почему какой-то лечпроф решает такие глобальные вопросы?
– Прошение ректору подал главный врач.
– Но ведь он марионетка! – вскипел Рим.
– Он Главный, – покачал головой профессор. Не понятно, то ли он согласен, то ли нет.
В конце концов, это не имело никакого значения. Не видать Любимову на этот раз Европы, как собственных ушей.
Пётр, едва узнав новость, рассвирепел! Он долго, нудно и очень обстоятельно беседовал с ректором, но получил от ворот поворот. Оказывается, больных пригласили на консультацию молодого учёного даже из соседних областей! А симпозиум? Да кто знал о нём? Ректор под давлением Петра пообещал впредь согласовывать свои решения непосредственно с кафедрой.
Плюнуть на всё и укатить в Европу Рим не мог. А, может, и не стоит строить трагедию из этого случая? Но, только вот, случайность почему-то стремилась к превращению в закономерность.
Рим начал консультативный приём.
Периодически в дверь кабинета заглядывала Дулина. Она приветливо улыбалась, не скрывая своей радости. А больные почему-то шли все не по профилю. Вероятно, Евгения Евгеньевна самолично подбирала контингент. Ни одного пациента с шизофренией! Алкоголики, невротики, психопаты! Как ни странно, люди большей частью шли из города, а вовсе не из несчастных захолустий, где больного, единожды попавшего к психиатру, откровенно боятся, все без исключения, включая медработников. Они даже не скрывают страха, наоборот, выставляют напоказ! Процедурная медсестра отказывается делать уколы, фельдшер – сопровождать в машине скорой помощи, врачи – даже не впустят в кабинет без психиатра. Кто знает, что у психа в голове? Причём психами считаются все: будь-то в ремиссии, хоть вообще, когда-то единожды в жизни имевшие эпизод непонятного поведения! Вот таким людям и хотел помочь Рим на этом приёме. Но, вместо того, чтобы вытаскивать человека из кошмара его параллельного мира, доктор наук вынужден сдерживать явно агрессивные намерения людей, не нуждающихся в его помощи!
– Вот ты мне скажи! – дыхнув перегаром, гаркнул дегенерат. – Могу я уйти на больничный, а?
– Да, на больничный, – эхом отозвался врач. – Что болит?
– Душа! – алкаш хлопнул себя в грудь. – И вот, нога! – мужик постучал по протезу.
– А голова болит?
– На части рвётся!
– Как вы это заметили? – с участием поинтересовался Любимов.
– Да как же не заметить! – подскочил пациент. – Вот, Данилыч всю свою жизнь положил за Государство!
– Кто это? Данилыч? – заинтересовался Рим.
– Дак, мать твою! – кулаком шваркнул об стол мужик. – Это и есть я!
Любимову стало всё понятно. О психическом расстройстве здесь нет и речи. По инерции он продолжил опрос.
– И что?
– Бюллетень мне нужен, – поменял тактику Данилыч.
– Обратитесь по месту учёта, – предложил Рим, как можно мягче.
– Слушай! А ты на хера здесь сидишь? Доктор наук, падла!
Данилыч намеренно шёл на конфликт. Он вёл себя вполне осознанно – о невменяемости пациента не пришла бы в голову мысль и дилетанту.
– Понимаете, – протянул открытыми ладонями вперёд руки Любимов, – я не уполномочен давать больничные листы – таковы правила!
– Да кто их выдумал? Вот ты, врач или хрен собачий?
– Врач.
– Давай бюллетень! Не видишь, тяжело мне?
– И работать вы не можете, – скорее констатировал, чем спросил Любимов.
– Во, во! – обрадовался Данилыч. – Не могу!
– Надо сдать кровь, – предложил Рим.
– А! На алкоголь хочешь взять, сука!
– На электролиты.
– Знаем мы ваши заморочки! Не дашь бюллетень?
– Обращайтесь к лечащему врачу, – Любимов встал из-за стола, всем своим видом указывая на окончание приёма.
Данилыч разразился бешеным потоком отборного мата, но всё же вышел вон. Тотчас вошла Дулина.
– Рим Николаевич, – не стала коверкать имя Ежиха, – наверное, наши больные вам совсем не подходят?
– Больные, они и есть больные, – уклончиво ответил Рим. Надо же, какое участие!
– Я вот лично была против этой дурацкой затеи! Использовать доктора наук для рядового консультативного приёма – это как компьютером гвозди заколачивать! Вот смотрю и поражаюсь тупости руководства! Ваш ректор попросту идиот! Аты как думаешь?
– Всякий труд почётен, – не поддался на провокацию Рим.
– Брось Ваньку валять, Рим Афанасьевич! Ведь вижу, теряешь здесь даром время. Знаешь, я тебя освобождаю от этой почётной обязанности! Топай в своё отделение и делай науку!
– Ещё не окончены часы приёма.
– Хочешь сказать, что я не могу тебя отпустить, не имею полномочий? – вкрадчиво спросила Дулина.
– Не хочу, – улыбнулся Рим.
– Тогда иди по своим делам! А если нужна тебе официальная бумага, получишь её завтра.
– Завтра?
– Конечно, завтра же! Ты здесь занимаешься ерундой! Затея Главного глупа по природе. Он быстро поймёт это и отменит своё решение. Вот и Васильчиков был против. А тебе, Рим, нет чтобы подойти ко мне, посоветоваться, взял и согласился на заведомую глупость! – чисто по-матерински пожурила Евгения Евгеньевна молодого учёного.
Рим терпеливо смолчал.
– Хоть поздно, но лучше исправить, чем продолжать эту галиматью! Всё, свободен! Пациентами я займусь сама!
Рим усмехнулся в душе. Он представил себе, как пришёл за советом к Дул иной, и что бы она ответила. Вот ведь как!
Оказывается, Ежиха-то была против этой затеи! Стоило лишь поклониться! Тогда и не сорвалась бы поездка.
Первый серьёзный бой проигран.
Остаётся лишь надеяться, что подобное не повторится. Рим поплелся в своё отделение.
Действительно, следующим утром появилась бумага, отменяющая приказ ректора о консультативном приёме. Ежиха лично извинилась перед профессором и горячо пообещала, впредь стараться быть в курсе событий, дабы не препятствовать движению науки.
Говорила она очень убедительно, используя собственную лексику. Егор Степанович покивал, поулыбался и сердечно попрощался. Едва Дулина покинула кабинет, он тотчас связался с ректором и добился аудиенции.
Ежиха с чувством превосходства смотрела вслед удаляющемуся автомобильчику профессора. Поехал в институт. Ректор осознает, пообещает и, вполне возможно, прекратит принимать столь скоропалительные решения. Но это уже не имело ни малейшего значения.