Дулина начала сбор свидетелей, подтверждающих кражи медсестры. Со зла Ежиха набрала, готовых подписаться под любой бумагой, десятерых!
С утра Евгения Евгеньевна чувствовала себя превосходно! Пусть где-то что-то сорвалось, но в целом всё идёт просто великолепно! Этот гадёныш дотягивает, свои последние деньки в качестве покера. Завтра он перейдёт в шестёрки, послезавтра – в двойки! А отделение с его прибылями автоматически отойдёт в собственность больницы, то есть её, Дулиной! И сокроется от посторонних глаз, как и: крохотный трёхэтажный особнячок, несколько квартир по всей России, сдаваемых внаём, да и так – по мелюзге. Лишь кое-что из этой самой мелюзги и записано на неё лично. Остальное принадлежит разным людям и юридическим лицам: приходится делиться – что делать? А вот частное психиатрическое отделение с обильно финансируемой базой будет принадлежать ей одной! Любимов может остаться формальным владельцем, если попросит. Попросит, ещё как попросит! На коленках будет елозить, умолять! Жить-то ему надо, кормить жену и детей! Дулина представила себе эту картинку и улыбнулась. Мечты, мечты, – где ваша сладость?
– Дзинь!
– Алло! – выкрикнула Дулина, недовольная отрывом от грёз.
– Евгения Евгеньевна Дулина? – мерзкий, подавляющий личность, голос!
– Что надо?
– Соблюдая инструкцию, мы вас предупреждаем о своём визите, – отчеканил капитан.
– Да кто вы такие?
– Проверка!
– Когда?
– Через час! – длинные гудки!
Что ещё за дурацкая проверка? Наверно будут спрашивать о Любимове, что ж, ответим! Дулина звякнула Главному, его оказывается, тоже предупредили. Тоже ничего не сказали! Стало быть, о Любимове речь. Дулина извлекла из стола всю компру на Рима, присовокупила журнальчик Сулимовича: приготовилась во всеоружии.
Едва она закончила, агентура начала докладывать.
– Евгения Евгеньевна, они зашли в административный корпус.
– Евгения Евгеньевна, их шестеро.
– Евгения Евгеньевна – это менты! Хоть и в гражданском. Меня не обмануть, по глазам вижу – менты!
– Евгения Евгеньевна, с ними женщина.
– Евгения Евгеньевна, Главный принимает их у себя.
– Евгения Евгеньевна-а! Они, они забирают Главного!!!
– Как забирают?
– В наручниках!
Евгения Евгеньевна выглянула в окно. По дорожке между корпусами вели Главного.
Дулина взглянула на соседние окна: все залеплены лицами зевак! И белые халаты врачей, и разноцветные санитарок, и серовато синие униформы больных! Главный шёл, опустив голову, неестественно сгорбившись.
– Евгения Евгеньевна! Они забрали главбуха. Они предъявили обвинения в финансовых махинациях! Это ложь!
– Тебя не спрашивают: Ложь, не ложь! Быстро говори по существу!
Главного, аккуратно расступившись, пропускали в воронок. Когда он, полусогбенный, на неслушающихся ногах влезал внутрь, откуда-то на миг мелькнула волосатая ручища, от души врезавшая подзатыльник арестованному.
– Они нашли его фабрику!
– Всё! Довольно! Заткнись!
«Нашли фабрику»! – застучало в голове Дулиной. Она полагала, что менты могут найти финансовые нарушения не касающиеся её лично: несвоевременную оплату труда больным и медработникам, пропавшие миллионы, перечисленные на якобы разорившуюся фирму, продажу списанных, сильнодействующих и наркотических препаратов на худой конец, но не целую фабрику!
Сама Евгения Евгеньевна предложила использовать рабский труд. Всё до гениальности, просто! Обращавшихся в наркологию, госпитализировали, откачивали, снимали алкогольную интоксикацию, а затем требовали непосильную сумму за платные услуги. Не можешь заплатить? Оставляй паспорт и отрабатывай сорок дней за чашку больничного супа, а потом – уматывай восвояси! Доброе дело – благотворительность! Алкаш бы сдох с голоду, а тут пайка обеспечена! Если же, больной где-то работает – пожалуйста, получай больничный! Откуда ему знать, что его труд превышает стоимость пайки в сотни раз? А особо умных просто не ложили в отделение: мест нет и баста! Но бумаги-то в полном, ажуре! Трудотерапия! Неужели, время бумаг миновало? Судя по последним событиям в стране, да. Только вот, не думала Евгения Евгеньевна, что и до них дойдут! Дошли…
Дулина рванулась к выходу. У самой двери кабинета, скучающе зевали двое сержантов в форме.
Обложили, суки! Обложили!!!
Главбухшу также запихали в воронок, втолкнув необъятные формы аморфного тела.
Её оставляют на десерт?
Так и есть. Идёт полковник Кудрин и ещё двое. Улыбаются, скалятся, волки позорные!
Дулина чуть не взвыла от досады! Да ничего ей не будет, отпустят! Ещё извиняться будут!
– Евгения Евгеньевна, – полушёпотом – по селектору, – с ними представитель президента.
Похоже, извиняться не будут.
И отпускать не будут!
Идут, идут по её душу! Уже вся больница высыпала во двор, растоптали тающий снег и все, как один, уставились на неприступный бастион корпуса лечпрофа.
Это хана! Нет, её так вести не будут, на неё кандалы не наденут! Фигушки вам, сволочи!!!
– Сам будешь зачитывать? – улыбнулся полковник.
– Если можно, – улыбнулся капитан.
– Заслужил! – улыбнулся представитель президента.
– Хрена с два! – оскалилась Дулина, нажимая на поршень шприца.
Они, не спеша, вошли в отделение, поднялись по лестнице. В коридоре стояли сторожа у металлической приоткрытой двери процедурного кабинета.
– Там?
– Там. Но, там туалет, – предупредил сержант.
– Идиот! Какой там туалет? – капитан рванул двери на себя.
Переломившись через кушетку, в середине комнаты лежала Дулина со шприцем в вене: глаза широко раскрыты и торжествующая улыбка с желтоватой пеной на губах.
– Врача! Быстро врача! Что за идиотия, в больнице нет врача? Врач появился, констатировал мгновенную смерть.
– На кончике иглы.
Зачитывать обвинение отпала необходимость. Преступница наказала себя сама.
– А вы куда смотрели, бараны?
– Она вышла, говорит: «Мне хоть поссать можно»? Ну, мы, всё по инструкции – двери приоткрытые…
– Рапорт подадите после обеда, – неожиданно улыбнулся капитан. Дулина всё равно сделала по-своему: ушла непобеждённой.
Да так оно и лучше. Причём, для всех. Бесконечные апелляции, заморозки смертной казни и так далее! О шести кубах леса капитан больше не думал – не те масштабы.
– А теперь, капитан, ты уже майор. Только прозвище твоё, наверное, останется на всю жизнь! – похлопал по плечу коллегу Кудрин. – Пошли, Капитан, отметим!