Крестьянин Илья Сосновский неспешно катил на своей подводе к дочери в райцентр Молодечно, изредка понукая вожжами пегую кобылу по кличке Нюрка. Кобыла была старая и ко всему привычная. Поэтому на хозяина особого внимания не обращала и никуда не торопилась.

Выехал Илья с рассветом, рассчитывая к обеду уже быть на месте. В застланной соломой телеге лежало два больших мешка. В одном была картошка, хорошо уродившаяся в этом году. В другом, аккуратно завернутые в тряпицы, лежали по отдельности нежное сало с розовыми прожилками, ароматный хлеб, десяток золотистых головок лука и две бутыли с кристально прозрачным самогоном.

Самогон он вез зятю Ивану, несмотря на запрет дочери, постоянно упрекавшей отца в том, что он спаивает ее мужа и подает дурной пример внукам. На что Илья вполне резонно заявлял, что по воскресеньям и праздникам выпить не грех, если знать меру.

Иван в таких случаях широко улыбался в густые пшеничные усы и заговорщицки подмигивал тестю. Сам он не был любителем обильных возлияний и всегда ограничивался тремя небольшими рюмками, чего нельзя было сказать об Илье. Ведь только в гостях у дочери он мог позволить себе «выпить лишнего»! Дома же всевидящее око жены преследовало его повсюду. А поскольку ссориться с благоверной Илья не хотел, то ему приходилось практически круглый год, за исключением редких праздников, соблюдать сухой закон!

Сейчас же он вез, как упоминалось ранее, две полных бутыли самогона. В каждой было по пять литров. И бес искушения подначивал его с того самого момента, как родная изба скрылась за поворотом!

Следует отметить, что Илья, будучи в дороге, позволял себе немного «принять на грудь». Но здесь он меру знал и всегда приезжал к дочери трезвым. И никогда не закусывал теми продуктами, которые вез родным. Такое было у него правило – доставить все в целости и сохранности.

Вот и сейчас, проехав почти половину пути, он подумал, что пора сделать остановку, слегка подкрепиться и, естественно, «утолить жажду»! В отдельном мешочке у него было немного еды, которую жена всегда давала ему с собой. Как она говорила, «на всякий случай». А на самом деле потому, что прекрасно знала: Илья лучше останется голодным всю дорогу, но к «гостинцам» не притронется!

Итак, негромким окриком остановив пегую кобылу Нюрку, Илья аккуратно достал из мешка одну из бутылей с самогоном. Следом из кармана старого пиджака на свет появился стакан, вмещавший в себя ровно сто грамм, а если выражаться правильно, то сто миллилитров жидкости.

Из маленького мешочка Илья извлек очищенную луковицу, горбушку хлеба и огурец. Постелив на придорожный пенек газетную страницу, он разложил на нем свои нехитрые припасы, поставил стакан и, блестя глазами, наполнил его до краев. Затем оторвал кусок газетного листа, насыпал на него полоску махорки и завернул самокрутку. Оглядев нехитрый стол, он с довольным видом потер руки, снял с головы кепку и поднял стакан.

– Будь здоров, Илья Андреич!

Уверенным движением он поднес стакан ко рту и в три приема опустошил его, с каждым глотком задирая голову все выше. Самогон был крепкий, не меньше шестидесяти градусов. Илья, не опуская головы, закрыл слезящиеся глаза и с шумом выдохнул воздух. Потом открыл глаза и застыл со стаканом в руке.

Прямо на него с утробным гулом, едва не задевая верхушки строевых сосен, надвигался огромный серый двухмоторный самолет с торчащими в разные стороны пулеметными стволами и большим крестом на фюзеляже! Тяжелая машина раскачивалась из стороны в сторону. Очевидно, пилоту стоило невероятных усилий удерживать ее и не давать завалиться на крыло.

Впрочем, в этот момент Илье Сосновскому, безусловно, было не до каких-то абстрактных рассуждений. С отвисшей челюстью он следил за снижающимся самолетом.

А крылатый монстр с каждой секундой был все ближе и ближе, разрастаясь до громадных размеров и закрывая собой все небо! Еще миг – и стальная махина, почти касаясь колесами земли, пролетела над застывшим, как изваяние, Ильей, обдав его тугим потоком воздуха. Кобыла Нюрка жалобно заржала и упала на колени.

– Разлетались, супостаты! – выйдя из ступора, крикнул Сосновский, размахивая кулаком с все еще зажатым в нем стаканом. – Чтоб вы сдохли!

Тем временем послышался становившийся с каждым мгновением все сильнее треск сломанных веток. Это самолет приземлился на поляну с густо растущими на ней кустами и тонкими молодыми деревцами. Пробежав по земле около сотни метров и оставив за собой две параллельные борозды, бомбардировщик замедлил ход и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, остановился.

Открылся нижний люк, из него один за другим стали выпрыгивать вооруженные автоматами люди. Едва оказавшись на земле, они принялись выполнять различные гимнастические упражнения, видимо разминая затекшие конечности. Никто пока не обратил внимания на Илью, наблюдавшего за этой «зарядкой».

Последним по вмонтированным в люк ступенькам, громко кряхтя, спустился человек средних лет в форме немецкого офицера. Сняв фуражку, он вытер платком абсолютно лысую голову, громко вздохнул и в этот момент увидел Сосновского. Бросив по сторонам быстрые взгляды, «лысый фашист», как мгновенно окрестил его Илья, поднял левую руку и ладонью поманил крестьянина к себе.

– Ага, уже иду! – проворчал Илья, быстро собирая с импровизированного стола нетронутую закуску.

Немец тем временем продолжал приглашающими жестами звать Сосновского к себе. При этом его жесткий рот растянулся в широкой улыбке, обнажив два ряда великолепных белых зубов.

– Вот же прицепился, как банный лист! – в сердцах произнес Илья, зажав под мышкой бутылку с самогоном. – Еще и скалится, поганец!

Помахав «фрицу» в ответ, он бочком направился к телеге. Быстро сложив на солому свои нехитрые пожитки, Илья взял в руки вожжи и попытался с их помощью заставить кобылу подняться с земли. Нюрка упрямо мотала головой и отказывалась подчиняться хозяину.

– Вставай, малахольная, – шептал Илья, – а то сожрут тебя проклятые оккупанты и не подавятся!

Очевидно, испуганное животное наконец осознало, чем может грозить дальнейшее непослушание. Громко заржав, старая кобыла бодро распрямила ноги, теперь выказывая хозяину полную покорность.

Тот, в свою очередь, рукой оперся на край подводы, имея явное намерение забраться на нее и дать деру. Но его остановил голос, вежливо попросивший по-русски:

– Подождите, товарищ!

Эти слова произнес один из «гимнастов», тоже одетый в немецкую форму. Остальные, прервав разминку, разом повернули головы в сторону крестьянской телеги.

– Хромой пес тебе товарищ, немчура! – с небольшим опозданием тихо огрызнулся Илья, все же сбитый с толку правильной русской речью.

Затем, отбросив в сторону сомнения, запрыгнул на телегу и дернул вожжами.

Кобыла Нюрка, почуяв хозяйскую руку, бодро засеменила по дороге. Оглянувшись, Илья увидел, что все пятеро немцев с удивленными лицами глядят ему вслед. Затем тот, который говорил по-русски, сделал несколько шагов вперед и сердито крикнул вдогонку удалявшейся подводе:

– Да стой же, крестьянская твоя душа! Свои мы!

И тут же следом, видя, что его слова по-прежнему не оказывают ожидаемого эффекта, разразился таким изощренным трехэтажным матом, что Илья Сосновский, сам в совершенстве владевший ненормативной лексикой, был просто ошарашен!

– Кажись, и правда свои! – произнес он, остановив телегу, и спрыгнул на землю.

Через минуту экипаж самолета уже обступил подводу и между недавними «оппонентами» завязался оживленный разговор.

* * *

От крестьянина наши герои получили не очень много информации. Из рассказа Ильи они узнали, что самолет совершил вынужденную посадку в нескольких километрах от городка Молодечно, являвшегося также достаточно крупным железнодорожным узлом. Через станцию на восток частенько следуют поезда с техникой и войсками. В городе располагается немецкий гарнизон, численность которого Сосновскому была, естественно, неизвестна.

Еще Илья сообщил, что проверки на дорогах тоже случаются, но лично он ни разу не сталкивался с гитлеровскими патрулями. Возможно потому, что всегда передвигается по одной и той же проселочной дороге, известной только местным жителям. В Молодечно живут его дочь с зятем и их дети. К ним он, Илья Андреевич Сосновский, сейчас и едет.

– А что у тебя в мешках, дядя? – спросил Воронин, втягивая носом воздух, словно ищейка.

– Гостинцы внукам везу: картошечку, лучок. Время-то нынче неспокойное, голодное!

– Самогоном пахнет твоя картошечка! – улыбнулся Федор.

– Неужели я пробку забыл заткнуть! – охнул Илья и быстрым движением достал из-под соломы, застилавшей дно телеги, бутылку самогона.

Убедившись, что емкость надежно закупорена, он облегченно вздохнул и принялся убирать бутылку на прежнее место. Макс с Андреем переглянулись и негромко рассмеялись.

– Подожди, не торопись! – остановил крестьянина Воронин, развязывая свой неизменный вещмешок.

Из его бездонных недр Федор извлек пустую армейскую алюминиевую фляжку и большую плитку шоколада.

– Давай меняться, дядя! – предложил сержант. – Шоколад на самогон! Внуки будут рады, и нам поможешь!

– Да я и так с вами поделюсь, без шоколада! Пейте на здоровье!

– Нам он нужен не для этого!

– А для чего же? – хитро прищурился Илья.

– В качестве антисептика!

– В качестве кого?

– Не кого, а чего! Антисептик – это… ну не знаю, как тебе объяснить! В общем, раны будем обрабатывать твоим самогоном, чтобы не было заражения! Спирта-то у нас нет! Ферштейн?

Илья Андреевич согласно кивнул головой, и обмен был тут же произведен, как говорится, к полному и обоюдному удовлетворению сторон.

Вскоре, пообещав никому не рассказывать об их встрече, Илья Сосновский взобрался на свою телегу и покатил дальше по направлению к Молодечно. На прощание Андреич, как называл его Воронин, нарушив все свои принципы, засунул в вещевой мешок сержанта приличный кусок сала и два фунта хлеба.

Правда, Седов на правах командира пытался отказываться от этого подарка. Но Макс, подойдя сзади, легонько толкнул его в спину, а когда Андрей обернулся, сделал весьма выразительное лицо и быстро-быстро задвигал челюстями, прямо давая понять товарищу, что провизия им не помешает.

Действительно, если не считать хозяйственного Федора Воронина, наверняка располагавшего каким-то «продуктовым набором», все остальные, кроме оружия, гранат и сигарет или папирос, не имели в своих карманах ничего. Кстати, вещевых мешков, в отличие от сержанта, они тоже не имели!

Когда подвода, увозившая Илью Андреевича, скрылась за поворотом, группа, расположившись на траве, устроила военный совет. Предстояло решить, что делать дальше. По подсчетам Седова, до линии фронта по прямой было не менее трехсот пятидесяти километров, если передвигаться по маршруту Минск – Смоленск. Но Андрей предложил рассмотреть другой вариант.

– Вы все слышали, как я сказал крестьянину, что мы направимся в сторону Минска, где попытаемся связаться с местным подпольем. Это наиболее логичное и предсказуемое решение в тех условиях, в которых мы оказались. Но мы туда, естественно, не пойдем! Спросите почему? Все просто: потому что о наших предполагаемых намерениях теперь известно постороннему человеку. Я далек от мысли, что он связан с фашистами, но в жизни может быть всякое. О нашей встрече он наверняка кому-нибудь расскажет. Или немцы, которые видели снижавшийся над лесом самолет, начнут поиски, наткнутся на подводу и хорошенько допросят Илью. В общем, рисковать нельзя!

– Андрей, не заговаривай нам зубы – на тебя это не похоже! – сказал Макс, недоверчиво глядя на товарища. – Все здесь прекрасно понимают, почему ты рассказал Сосновскому о наших «планах». Ты заметал следы, что абсолютно правильно! И куда мы дальше пойдем, ты тоже давно решил! Наверняка еще до приземления на этой поляне! Лучше скажи: какой ты выбрал маршрут?

– Я считаю, что нужно двигаться следом за нашим новым знакомым. Через станцию Молодечно, как вы все слышали, в сторону фронта идут эшелоны с гитлеровскими войсками. Мы сделаем то, что за последние несколько дней проделали уже не раз, – захватим какое-нибудь транспортное средство. В данном случае это будет паровоз! На нем доедем до Полоцка, а там посмотрим! Вот такой мой «гениальный» план! Какие будут вопросы?

– Кто будет управлять паровозом? – спросил Терентьев. – Конечно, это не самолет, но и не автомобиль!

– На этот счет, лейтенант, можешь не переживать! Есть у меня на примете один специалист!

И Седов, прищурившись, хитро посмотрел на Макса. Остальные тоже повернулись в его сторону, словно ждали ответа. Макс, неожиданно покраснев, снял с головы фуражку и почесал макушку. Затем обвел взглядом товарищей и негромко произнес:

– Андрей прав, я действительно изучал устройство разных типов паровозов, когда учился в институте. И даже, будучи на студенческой практике, несколько месяцев проработал в качестве помощника машиниста. Теорию с годами я подзабыл, но уверен, что, оказавшись в кабине, вспомню, как там все работает! Так что, ребятки, найдите мне паровоз, а уж дальше я вас прокачу с ветерком! Кстати, раз уж мы собрались передвигаться по железной дороге, то надо заранее договориться, кто будет кочегаром!

– Я не могу! – быстро сказал Андрей. – Я должен командовать и руководить! Так что придется покидать уголек нашим славным парашютистам!

И он устремил свой взгляд на десантников, стоявших рядом. Кстати, сержант Воронин уже переоделся обратно в свой привычный комбинезон, вернув Отто его офицерскую форму.

Услышав, что его записали в кочегары, Воронин сделал возмущенное лицо и вкрадчивым голосом предложил:

– Мне кажется, что господин немецкий барон не хуже кого-то из нас справится с этой работой! Вон как здорово он пилотирует самолет! Любо-дорого посмотреть. Высший класс, можно сказать, талант! А талантливый человек, как известно, талантлив во всем! А из нас, парашютистов, товарищ майор, ну какие кочегары? Да я и в топку-то, наверное, лопатой не попаду, а половину уж точно рассыплю!

– А ты что скажешь, Отто? – повернувшись к летчику, спросил Андрей.

Слушавший с интересом весь разговор Отто пожал плечами и сказал:

– Могу, как ты выражаешься, и уголек покидать! Но, как опять же говорят у вас, русских, не надо бежать впереди паровоза! Потому что самого паровоза у нас еще нет!

– Раз ты согласен, то можешь не переживать – паровоз будет! – сказал Седов.

И видя, как заговорщицки переглянулись Воронин и лейтенант Терентьев, с улыбкой добавил, обращаясь уже к ним:

– А вы, «сачки», особо не радуйтесь! Когда господин немецкий барон, как назвал его Федор, устанет, то его заменит кто-то из вас!

– Так точно, товарищ майор! – за двоих ответил Воронин, вытянувшись в струнку.