Пришельцы с севера. Русы, завоевавшие полянский Киев в конце IX века, были смесью варягов, новгородских словен, смоленских кривичей и финов

По словам великого русского историка XIX столетия Василия Ключевского, «Новгород является старшим сыном России, родившимся, однако ж, прежде матери». В этой блестящей фразе, на которые и вообще был мастер Василий Осипович, звучит явная ирония по поводу выражения, вложенного Нестором Летописцем в уста князя Олега. Завоевав в 882 г. Киев ударом из Новгорода через Смоленск, тот, если верить Нестору, якобы сказал: «Се БУДЕТ мать городам русским».

ЖЕНСКИЙ РОД КИЕВА. Фраза действительно смешная. Пришел в Киев… и назначил его матерью. Почему, интересно, род перепутал? Впрочем, путанице с родом у меня есть объяснение. Согласно дореволюционному правописанию, «Киев» писался как «Кіевъ» — с твердым знаком в конце. Но в IX веке твердый знак (этому учат на любом филологическом факультете) еще не успел отвердеть. Он обозначал гласный звук — так называемое редуцированное, то есть, слабое «о», стоявшее в безударном положении. Выходит, во времена князя Олега говорили не «Киев», а «Киево». А это похоже на «Киева».

Арабские путешественники той эпохи именно такую форму этого слова и зафиксировали в своих текстах — «Киеба». Эту самую Киебу-Киеву и назначил предприимчивый норманнский конунг Хельги в «матери» государству, которое он создавал мечом и кровью, завоевывая одно за другим славянские племена. Почему это никому прежде в голову не пришло? В этом, по-моему, виновата наша система высшего образования. Филологам обстоятельно преподают древнерусский и старославянский языки, но курс древнерусской истории излагают в самых общих чертах — примитивнейшим образом. А историки, наоборот, не особенно налегают на языки. Вот вам и печальные последствия узкой специализации, не позволяющей одним нос оторвать от текста, а другим — приподнять голову над археологическим раскопом!

Ключевский: «Новгород — старший сын России, родившийся, однако ж, прежде матери»...

ПЛАГИАТОРАМ НА ЗАМЕТКУ! Версия о нечаянной причине «материнства» Киева, поменявшего благодаря развитию языка род с женского на мужской принадлежит мне. Нигде больше (у других авторов или в других исследованиях) вы ее не найдете. Поэтому всех возможных плагиаторов и нарушителей моих авторских прав предупреждаю сразу: посмеете использовать ее без ссылки на меня, сделаю с вами то, что Олег с князем Аскольдом. Только по суду — в рамках нынешнего законодательства. А уж мучить своих врагов я умею. Будете рыдать, как те «пираты», что перепечатывали воровским способом мою «Тайную историю Украины-Руси». Этих негодяев пару лет назад я превратил в полных банкротов, добившись возбуждения против них уголовного дела и конфискации контрафактной продукции.

Сделав это предупреждение, позволю себе поспорить с Ключевским по поводу Новгорода-сына. Не сын он никакой Руси, а самый настоящий ОТЕЦ! Собственно, глубоко уважаемый мною Василий Осипович и сам мог бы прийти к такому умозаключению. Из его «Набросков по варяжскому вопросу» этот вывод напрашивается сам собой. «Объединительное движение с юга, из Киева, вверх по Днепру, — писал Ключевский, — не подтверждается ни одним, даже легендарным, свидетельством источников: это чистая догадка, выведенная из гипотезы о туземной Киевской Руси. Напротив, обратное движение, с севера, из Новгорода, вниз по Днепру, описано в летописных известиях об Олеге».

Новгород, приславший русскую армию Олега в полянскую Киеву, по сути, «покрыл» или, если вам больше нравится, оплодотворил будущую «мать» своим мечом, не особенно спрашивая на то ее согласия. Меч, кстати, — это типичный фаллический фрейдистский символ, особенно уместный для описания древней ситуации «зачатия» Руси варягами.

Русы у стен Царьграда. В 860 году столицу Византии спасло только Божье чудо — внезапный шторм

Но, кроме мечей, легко захватить Киев Олегу помогла еще и случайность. Ведь Аскольд тоже был варягом и у него тоже были мечи. Но рук, чтобы их держать, не осталось. В 860 году, во время набега на Константинополь, флот князя Аскольда разметала внезапно налетевшая буря. Берега у Царьграда — каменистые и опасные. Они состоят сплошь из каменных обломков. Недаром море между Босфором и Дарданеллами называется Мраморным. На славянских реках викинги были вынуждены отказаться от тяжелых дракаров. Чтобы легче перетягивать свои корабли по волокам и проходить днепровские пороги, они перешли на славянские легкие однодеревки. Но такие суда плохо подходили для плавания в Черном и Мраморном морях. Любой каприз погоды отправлял на дно целые эскадры.

Стены Константинополя. И сегодня производят впечатление. А каково было Аскольду с Олегом!

Именно так и произошло с воинством Аскольда. Византийцы приписывали случившееся Божьему чуду — вмешательству самой Богородицы. Патриарх Фотий опустил ее плащаницу в море с помощью специального ритуала. На другую защиту потомкам древних римлян рассчитывать не приходилось. Империей ромеев правил Михаил III — тот самый, при котором, по словам автора «Повести временных лет», «нача ся прозывати Руская земля… при сем цари приходиша Русь на Царьгород».

Но в школе нам не рассказывают, что император Михаил носил прозвище… Пьяница. Под ним он и вошел в историю. Царь греков больше всего любил проводить время на ипподроме и в тавернах с друзьями — по-нашему, в забегаловках. Довольно странное пристрастие для владыки такой великой державы, как Византия. Однако у Михаила Пьяницы было свое представление о счастье. Самое большое удовольствие императору доставляло наблюдать, как кто-то в его пьяной компании залезал на стол, снимал штаны и пердежом тушил свечи. Это что же нужно было съесть, чтобы получился такой цирковой номер! Тем не менее, эти неприличные подробности — исторический факт, сохраненный для потомков византийским писателем Симеоном Метафрастом: «За столом в пьяной компании товарищи его пиршеств состязались в бесчинствах, а царь любовался этим и выдавал награду до ста золотых монет самому грязному развратнику, который умел испускать ветры с такой силой, что мог потушить свечу на столе».

Никто бы не подумал, что император Михаил больше всего любил смотреть, как тушат свечи, «пуская газы»

ГОСПОДЬ-ШАЛУН. И вот этому грязному развратнику помог сам Господь Бог и «испустил ветры» такой силы на русский флот, что отправил его на дно! Результатом Божьей благодати стало то, что Олег, придя из Новгорода, отобрал Киев у оставшегося без флота Аскольда. Но Михаилу Пьянице легче от этого не стало. На штормовом испускании ветров фарт его кончился — в 867 году заговорщики ворвались в спальню императора и зарезали его прямо в постели. Главой заговора оказался друг царя — простой армянский борец родом из крестьян по кличке Василий Македонянин. На Михаиле Пьянице прервалась Аморейская династия, а на борце Василии началась новая — Македонская.

Все это я рассказываю, потому что именно из Македонской династии будет жена князя Владимира — принцесса Анна. Как видите, даже принцессы могут происходить от самых обычных борцов, потевших на ринге, а заодно — еще и цареубийц. Свою кличку, давшую название целой династии, безродный армянин Василий получил из-за места рождения — он вырос среди славян в провинции Македония. Никакого отношения к Александру Македонскому Василий, естественно, не имел. В Македонии в его времена давно уже жили не греки, а славяне, которые пришли туда во время Великого переселения народов — в VI—VII веках. Простое происхождение и знание славянского языка помогло императорам Македонской династии найти общий язык с русами, в дружины которых вливалось много славян. Но правила Константинополем, по сути, «армянская мафия» — на все высшие государственные посты Василий тащил своих армянских родственников. Даже император Иоанн Цимисхий, с которым будет сражаться сын Игоря — князь Святослав — будет по происхождению армянином.

ДВУЯЗЫЧИЕ СЛАВЯН И РУСОВ. Но если на Михаиле Пьянице Аморейская династия прервалась, то на маленьком Игоре — племяннике Олега — династия Рюриковичей только начиналась. И была жадной без меры, как всякий молодой род, дорвавшийся до корыта. Недаром князя Игоря древляне убили, когда он, собрав дань, решил «походить еще» — то есть, повторно состричь только что уплаченные налоги. Закончилось это, как известно, для князя печально — недовольные древлянские налогоплательщики разорвали ненасытного выходца из Новгорода, привязав его за руки и ноги к согнутому дереву.

С приходом в Киев варягов в наших местах надолго воцарилось двуязычие. Славяне разговаривали на своем языке. Викинги — на своем. А дети тех и других — сразу на двух. Византийский император Константин VII Багрянородный — внук Василия Македонянина — в своей книге «Об управлении империей» (глава «О росах, отправляющихся моноксилами в Константинополь») привел список днепровских порогов на двух языках — на скандинавском («по-русски») и на славянском. Список городов Руси он начинает с Новгорода! «Да будет известно, что приходящие из внешней Росии моноксилы являются одни из Немогарда, в котором сидел Сфендослав, сын Ингора, архонта Росии, а другие — из крепости Милиниски, из Телиуцы, из Чернигоги, из Вусеграда. Итак, все они спускаются рекою Днепр и сходятся в крепости Киоава»…

«Моноксилы» — буквальный перевод славянского «однодеревки». Немогард — Новгород. Милински — Смоленск. Чернигога — Чернигов. Вусеград — Вышгород.

«Прежде всего, — продолжает Константин Багрянородный, — они приходят к первому порогу, нарекаемому Эссупи, что означает по-росски и по-славянски «Не спи»… Набегающая и приливающая к ним вода, низвергаясь оттуда вниз, издает громкий страшный гул… Когда они пройдут этот первый порог, то снова, забрав с суши прочих, отплывают и приходят к другому порогу, называемому по-росски Улворси, а по-славянски Островунипрах, что значит «Островок порога». Он подобен первому, тяжек и трудно проходим. И вновь, высадив людей, они проводят моноксилы, как и прежде. Подобным же образом минуют они и третий порог, называемый Геландри, что по-славянски означает «Шум порога», а затем так же — четвертый порог, огромный, нарекаемый по-росски Аифор, по-славянски же Неасит, так как в камнях порога гнездятся пеликаны.

Потная работа. На славянских равнинах варяги мигом сообразили, что таскать дракар от речки к речке противно

Итак, у этого порога все причаливают к земле носами вперед, с ними выходят назначенные для несения стражи мужи и удаляются. Они неусыпно несут стражу из-за пачинакитов. А прочие, взяв вещи, которые были у них в моноксилах, проводят рабов  в цепях по суше на протяжении шести миль, пока не минуют порог. Затем также одни волоком, другие на плечах, переправив свои моноксилы по сю сторону порога, столкнув их в реку и внеся груз, входят сами и снова отплывают. Подступив же к пятому порогу, называемому по-росски Варуфорос, а по-славянски Вулнипрах, ибо он образует большую заводь, и переправив опять по излучинам реки свои моноксилы, как на первом и на втором пороге, они достигают шестого порога, называемого по-росски Леанди, а по-славянски Веручи, что означает «Кипение воды», и преодолевают его подобным же образом. От него они отплывают к седьмому порогу, называемому по-росски Струкун, а по-славянски Напрези, что переводится как «Малый порог».

БЕГЛЫЕ РАБЫ И ПРОВОРНЫЕ ДАНЫ. «Эти балтийские варяги, как и черноморская Русь, — писал Василий Ключевский, — по многим признакам были скандинавы, а не славянские обитатели южнобалтийского побережья или нынешней южной России, как думают некоторые ученые. Наша «Повесть временных лет» признает варягов общим названием разных германских народов, обитавших в Северной Европе, преимущественно по Варяжскому (Балтийскому) морю, каковы шведы, норвежцы, готы, англы».

Хотя роль славянского элемента на Руси постепенно усиливалась, о чем говорит тот факт, что уже внук Рюрика — князь Святослав — носил славянское имя, но влияние скандинавов оставалось сильным в правящей элите вплоть до смерти Ярослава Мудрого. Тот же Ключевский подметил: «В начале XI в. немцы, участвовавшие в походе польского короля Болеслава на князя русского Ярослава в 1018 г., приглядевшись к населению Киевской земли, рассказывали потом епископу мерзебургскому Титмару, дописывавшему тогда свою хронику, что в Киевской земле несметное множество народа состоящего преимущественно из беглых рабов и «проворных данов» (ex velocibus danis), а немцы едва ли могли смешать своих соплеменников с балтийскими славянами».

Кстати, и Константин Багрянородный, и другой византийский историк Лев Диакон знают Святослава как «Сфендослава». Они записали это имя, как слышали, с носовым «ен». Этот звук сохранился сегодня только в польском языке, что убедительно свидетельствует — в IX веке разные славянские диалекты были еще очень близки друг другу. Предки нынешних поляков и русских еще говорили на ОДНОМ языке!

Но чтобы славянская речь вытеснила «русскую» (то есть, древнескандинавскую), в правящей элите Руси должно было произойти удивительное событие — изобретение славянской азбуки. Эту спецоперацию провели византийцы во времена того же патриарха Фотия, что провернул свое чудо с плащаницей Богородицы. Вот об этом — о так называемой «миссии Кирилла и Мефодия» - в следующей главе.