Инфляция девственности

Встретить девственницу теперь так же трудно, как медведя. Тем не менее, общение с ней по-прежнему не сулит ничего хорошего. Уж лучше познакомиться с медведем. Мишка, по крайней мере, рационалист. Его интересует понятная и полезная вещь — мед. А эта помешалась на такой штуке, смысл которой не в силах оценить даже лучшие умы.

С точки зрения биологии, девственность — атавизм. Что-то вроде аппендикса. Если ее вовремя удалить — все будет нормально. Но стоит этому куску плоти задержаться дольше положенного между ног — воспаление гарантировано. Причем, воспаляется не сама плева, а девственный мозг. Неожиданно для всех он начинает переоценивать себя.

Все окружающее кажется ему теперь низменным и жалким в сравнении с сокровищем, спрятанным под обычными трикотажными трусами. Еще бы! Все подружки растеряли, а я как Дева Мария — сберегла. У всех нет, а у меня — вот оно! Того и гляди рожу нового Спасителя.

Единственный недостаток — девственность — нельзя прицепить на грудь, как медаль, чтобы все видели. Поэтому обладательница ее начинает назойливо рассказывать всем о своем богатстве. Сначала подружкам. Потом знакомым мальчикам. А если есть возможность, то и средствам массовой информации. Именно так раструбила некогда о своей девственности Бритни Спирс, мигом оттянув внимание фотографов от прыщавого лба. Одно время ее даже считали Главной Девственницей Планеты. Потом успокоились — девушка начала публично целоваться с Мадонной, и всем стало ясно, до чего доводит сознательное издевательство над собой.

В природе девственницы, как опята, делятся на две категории — настоящие и ложные. С первыми и так все ясно. Вторые напоминают инвалидов войны. Медицина знает такое понятие, как фантомные боли. Это когда раненому ногу уже отрезали, а на погоду она все еще ноет. Точно так же и многим бывшим девственницам начинает казаться, что у них опять что-то выросло. Такая бабенка становится кокетливой и игривой, отдаваясь с церемониями, как в первый раз. Зрелище не для слабонервных. Особенно, если бабенке под сорок.

Тем не менее, на тонкой девственной плеве еще сто лет назад держался колосс европейской культуры. «Сударь, вы обесчестили мою сестру!» — эта избитая фраза в завязке и два тома резни после нее кочевали из романа в роман. Цензоры рассматривали литературные произведения, исходя из того, можно ли их будет показать «невинной девушке». А толпы глуповатых гимназисток восторженно потели на концертах поэта Блока, даже не подозревая, что человек, читающий им со сцены стихи о Прекрасной Даме, — сифилитик, который сразу же после концерта отправится в публичный дом.

Во всем этом есть что-то трогательно-наивное — как вера в прогресс, Господа Бога и доброго царя, пекущегося обо всех в далеком Санкт-Петербурге, даже когда спит. Но именно девственницы до сих пор являются главными потребителями романтической поэзии и телесериалов. Дамский роман они держат в руках благоговейно, как член, а в экран пялятся, словно вместо Наталии Орейро там проповедует Папа Римский.

Их жалкая карамельная культура со всех сторон подгрызена жизнерадостными циниками вроде Генри Миллера. Их иллюзии втоптаны в брусчатку действительности сапогами германских и советских солдат, изнасиловавших в XX веке пол-Европы. Их надеждам и упованиям нанесен смертельный удар сексуальной революцией 60-х. Но эти вечные монашки, как за соломинку, хватаются за взявшийся невесть откуда СПИД и лепечут: «Теперь вам снова придется поверить в незыблемость традиционных ценностей!»

Мои друзья утверждают, что, сравнивая девственницу с исчезающим видом, я не прав. Что ныне эта особь переживает ренессанс. Что она снова размножается, доживая в целости и сохранности не только до третьего, но даже до выпускного курса! И что фраза: «Я твердо решила подарить себя только тому единственному, кто этого достоин», снова оскорбляет своды университетских аудиторий и ночных клубов. «Ты просто всегда славился умением безошибочно выбирать среди женщин отъявленно похотливые экземпляры, — говорят они мне, — а такие рождаются вообще без девственной плевы».

Не скрою, я действительно предпочитаю убежденных распутниц, знающих, что в мире нет других вечных ценностей, кроме разврата и порнографии. Девственницы попадались мне редко. Честно говоря, всего два раза. Первый — на заре моей юности. И несколько лет назад, когда дверь моего служебного кабинета открыло наглое существо, притащившее на рецензию свои стишки и тут же заявившее, что оно является девственницей. Однако я с полной уверенностью утверждаю: у девственниц тоже богатая сексуальная жизнь. Куда более извращенная, чем у их утративших это качество подруг.

Герой уже упомянутого выше маркиза де Сада говорит в одном из романов: «Я не прикоснусь, Жюстина, к тому фантому, существованием которого вы так дорожите. У красивых девушек есть в запасе не только этот дар, и служение Венере может совершаться не только в этом храме. Есть и другие. Я удовлетворюсь самым тесным. Знайте, моя дорогая: близ лабиринта Киприды есть мрачная пещера, куда спрятались от нас страсти, чтобы сильнее манить нас к себе. Там будет алтарь, на котором я воскурю фимиам. Там нам ничто не помешает. При этом способе ничто не может изобличить девицу, каким бы яростным и многочисленным атакам она ни подвергалась. Едва пчела, насытившись соком, улетает, чашечка розы закрывается, и никто не может сомневаться в том, что она никогда не открывалась. Есть множество девиц, которые наслаждались таким манером лет по десяти и с разными мужчинами и выходили замуж во всем блеске своей невинности». Когда-нибудь книга под названием «Сексуальная жизнь девственницы» еще потрясет мир!

А пока нам нужно срочно выяснить, отчего на протяжении тысячи лет именно девственницы пользовались монополией на рынке невест.

Ответ один — дикость. Еще наши бабушки думали, что можно забеременеть от поцелуев. А дедушки верили: изгадил сорочку кровью невесты, значит, спасся от триппера. В эпоху полного отсутствия гарантий невинность якобы гарантировала все. И то, что рожденный первенец точно от тебя. И то, что по наивности жена не будет сравнивать мужа с соседом. И, возможно (кто их поймет?), далее стабильность вращения Земли вокруг Солнца.

Не стоит забывать: предки были почти полные идиоты. Чуть-чуть умнее баранов. Будь они хоть на полграмма сообразительнее, изобрели бы кроссовки, а не кирзовые сапоги.

Теперь отцовство молено установить генетически. Сопутствующих разврату бацилл останавливает презерватив. Верить в то, что от онанизма сходят с ума, тоже не обязательно. Наука установила — сходят, наоборот, от воздержания. Значит, нет и причин подлаживаться под безумие профессиональных девственниц. Тем более, что с возрастом их претензии только растут.

У них свой сценарий красивой жизни. У нас — абсолютно противоположный. Где им жарко, там нам — мороз. Где они присядут, там мы — рысью. Еще великий киевлянин Александр Вертинский сто лет назад написал веселую песенку об одной переборчивой барышне, которая мечтала о принце, белом платье, веночке и карете. И дождалась — в этом самом платье с веночком ее и утащили в новый дом. Только вместо кареты был катафалк.

Инфляция девственности надежно обеспечена стабильностью моды на круглые попы. Если п… гарантировано сгниет в могиле, чего целку-то беречь?

 

Святое зло порнографии

Просвещенный ум не боится парадоксов. Он видел такое, что дикарю не причудится в страшном сне. Он знает: искусство — всего лишь тень, отбрасываемая человеческими телами. А тень не может быть порочнее прототипа. Все, что есть в мире, достойно описания. Все, достойное описания, заслуживает и нашего интереса. В конце концов, глупо жить, не зная, как оно тут все устроено.

Еще глупее обманываться, что нравы повредились только вчера из-за того, что таможенники сдуру пропустили пачку польских порножурналов в нашу переполненную моралью страну. Разврат — вечная ценность. Он был всегда. Как женщины и мужчины, которым, увидев друг друга, надо же чем-то заниматься, чтобы не сдохнуть от скуки.

Самое раннее изображение совокупляющейся парочки на территории Украины относится ко II тысячелетию до нашей эры, когда никаких таможен не было даже в проекте! Археологи до сих пор гадают, что за черт изображен на каменной стеле в виде усатого мужика с каменным топором за поясом. Большинство сходится на спорной мысли, что это мифический прародитель какого-то племени. Зато не вызывает сомнений то, что вырезано на боку у загадочного древнего джентльмена: прыткий молодой человек накалывает на вздыбленный член юную леди, похотливо оттопырившую свой первобытный задок. Лично я не верю ни в каких прародителей. По мне, старинное изваяние иллюстрирует простую мысль: станешь крутым пацаном, тоже будешь вести такой приятный образ жизни.

Истина — всегда неприлична и состоит в том, что человечество только делает вид, будто озабочено мировыми вопросами, а на самом деле мечтает, как бы кое-что кое-куда засунуть да и поставить опыт, а не загорится ли эта штука от трения. Причем, если «загорится», все довольны. Говорят: она получила оргазм. Скажите: неужели лучше получать по морде, как это принято в боевиках?

Где логика в том, что, занимаясь сексом хотя бы раз в жизни, слуги народа принимают закон о запрете порнографии? Тогда давайте запретим и сам секс как главное орудие зла на этой планете. Будем размножаться искусственным осеменением, как племенные быки, или делиться, наподобие инфузорий. В конце концов, давайте запретим Библию. Там тоже есть некоторые сомнительные места. То, что в самом начале — о змие и яблоке. И еще похлеще.

Например, вот это из пророка Иезекииля: «Ты построила себе блудилища и наделала себе возвышений на всякой площади; позорила красоту твою и раскидывала ноги твои для всякого мимоходящего… Всем блудницам дают подарки, а ты сама давала подарки всем любовникам твоим… Я соберу всех любовников твоих, которыми ты услаждалась и которых ты любила, со всеми теми, которых ненавидела, и соберу их отовсюду против тебя и раскрою перед ними весь срам твой».

А что это были за любовники, по словам старика Иезекииля! Просто мечта каждой интеллигентной девушки! Плоть их — «плоть ослиная, и похоть, как у жеребцов»!

Нет, вы как знаете, а я считаю: или нужно быть последовательным и Библию срочно из церквей изъять или закон о порнографии отменить. Потому что это же просто неприлично. От «Хастлера» и блужданий по порносайтам — одна скука. А от двух строчек из Писания (что значит, Святая книга!) похоть — как у жеребца! Просто слюнки текут. Хоть бы глазком посмотреть на эту суперблудницу…

Мы явно недооцениваем уровень продвинутости своих предшественников. Взглянув на вышеописанную мною каменную стелу с резвящейся парочкой (в науке ее называют Керносский идол), мой приятель воскликнул: «Какая высокоразвитая цивилизация была! Наверное, они даже знали, что такое половые извращения!»

Наслаждаясь лицезрением энергичных лесбиянок, орудующих фаллоимитаторами в современных «фильмах для взрослых», большинство из нас даже не подозревает, что искусственный фаллос изобрели раньше колеса. Археологи то и дело находят эти вещицы на месте доисторических поселений. А французский мемуарист XVI века Пьер Брантом в «Жизни галантных дам» описывает, как во время очередной религиозной войны гвардейский капитан, обыскивая покои Лувра в поисках оружия, обнаружил под корсетом одной подозрительной барышни не пистолеты, а сразу четыре «копии» мужских детородных органов в натуральную величину. Это «дало повод для большого веселья». А обладательница этих «сокровищ», пишет Брантом, только «сконфузилась».

В другой раз принц Алансонский (хорошо известный по романам Дюма) неожиданно наткнулся сразу на двух дам, забавлявшихся подобным инструментом. Брантом говорит, что «одна из них на удивление хорошо преуспела в этом деле, прикрепив здоровенную штуку себе между ног с помощью лент, так что это было похоже на натуральный член. Ее застигли врасплох, и она не успела это снять, принц лее велел показать, как они это делают». Ныне Брантом считается классиком французской литературы. Специалисты восхищаются его юмором и изящным слогом. Лично я тоже придерживаюсь подобного мнения.

Сам термин «порнография» с развитием техники давно утратил всякий смысл. «Порно» — подревне-гречески «шлюха». «Графо» — писать. Все вместе — «описание шлюх». Следовательно, их рисование уже не порнография. Точно так же, как и съемка. Где вы видели древнего грека, разгуливающего по борделю с видеокамерой на плече? Грек мог тащить разве что кувшин с вином, дабы эти шлюхи бодрее двигались, когда он их будет описывать. Кроме того, в любом суде можно доказать, что вы как творец описывали и снимали только приличных женщин — жен и дочерей дипломатов, предпринимателей и банкиров. Ну еще супруг депутатов, отвлеченных от своих семейных обязанностей размышлениями о запрете порнопродукции.

Требовать уголовной статьи за порнографию так же цинично, как и запрета на философию. От Платона и Ницше тоже много вреда. Первый выдвинул идею тоталитарного государства. Второй посоветовал подтолкнуть падающего. Между прочим, обоих сейчас изучают в университетах как часть мировой культуры. Хотя, если бы тот же Ницше стал толкаться на берлинских улицах (или, не дай Бог, добивать лежачих в развитие своих этических воззрений), местные полицейские мигом отволокли бы бесноватого профессора в участок.

Я никогда не поверю, что в гробокопатели идут только, чтобы не сдохнуть с голоду. Для этого необходимо призвание. Любовь, если не к смерти, то хотя бы к кладбищу. Психи трудятся психиатрами. Злодеи — тюремщиками. Самые великие поклонники порнографии служат в полиции нравов. Защищая публику от воображаемого зла, можно собрать бесплатную коллекцию его экспонатов.

 

Чума не от мира сего

Природа загадочной женщины покрыта мраком. Как ее делают и что в технологический процесс добавляют — точно не известно. Делают вроде так же, как всех. Добавляют, кажется, то же самое. А результат получается прямо противоположным. От обычных представительниц своего пола эту отличает дополнительный параметр, именуемый на научном жаргоне «неадекватностью поведения». В каждом классе есть такое сокровище — свое «чучело», девочка не от мира сего.

Общаться с ней сложно. С первых шагов эта юная леди намекает, что она «не такая». На уроке взрывается неуместным хохотом в то время, когда все в полной тишине сдирают контрольную по химии. На перемене — отрешенно стоит у стены, разглядывая поверх голов загадочные дали. На дискотеке — танцует только сама с собой. «Богатый внутренний мир! — решают учителя. — Ранимая психика! Надо беречь!»

Взлелеянная тепличным режимом, девочка-чума благополучно дотягивает до выпускного бала и вступает во взрослую жизнь. И тут внезапно выясняется, что жизнь ей решительно не нравится. Не для жизни она создана! А исключительно для лучшей жизни. Как эта лучшая выглядит и где находится, она не знает. Зато свято уверена, что где-то обязательно есть. Возможно, девочке стоило бы немедленно засесть за философский труд и поделиться с человечеством своими открытиями. Но в школе не преподают философию, и страдалица просто не оснащена соответствующим понятийным аппаратом. Поэтому всю накопившуюся сатанинскую энергию она вымещает на первое попавшееся — на мужчин. А они, как известно, всегда тут как тут.

Горе тому, кто встретится ей на пути и не прошмыгнет мимо! Легкое нервное расстройство, как минимум, ему обеспечено. Ручка у девочки-чумы легкая, зато характер — исключительно тяжелый. А объекты для моральных издевательств она выбирает, как на грех, с интеллигентскими родословными. Есть в ней некая утробная хитрость, страхующая от встречи с первозданно-диким мужиком, за пять минут способным обтесать ей рога вместе с прической. Она любит исключительно профессорских сынков, городских мальчиков с большими прохладными квартирами и молодых менеджеров, ориентированных на семейные ценности. А если, по стечению обстоятельств, и встречается с бандитом, то самым нетипичным — сохранившим кое-какие атавизмы моральных норм, а потому податливым к женскому разводу на жалость.

Развод на жалость — излюбленное занятие девочки-чумы. Рассказывая о своем первом муже, она создаст в ваших глазах образ негодяя, перед которым померкнут Гитлер, Ганнибал Лектор и Соловей-Разбойник. Даже Голливуд, воскресив покойного Хичкока и вооружив его новейшими компьютерными технологиями, не в состоянии конкурировать с ее языком. Тем не менее, несчастная опять хочет замуж.

Если же, по Господней милости к нам, там ей так и не удалось побывать, то тогда в образе мужчины-монстра будет выступать кто угодно — любой дурак, осмелившийся некогда первым положить ей руку на попу. Может, он ей при этом ничего и не обещал. Может, он всего лишь угостил ее мороженым да и приласкал по доброте душевной. Но в героическом эпосе девочки-чумы ему навеки будет отведено амплуа змея-совратителя, надругавшегося над ее чистотой и невинностью. Юридическая практика знает даже таких «чумок», которые, сохраняя девственность десятилетиями, умудрялись усаживать на нары одного за другим ни в чем не повинных мужиков, якобы пытавшихся их изнасиловать. При этом богиня Фемида почему-то обходила вниманием тот факт, что «жертвы» охотно ели, одевались и отдыхали за счет своих «обидчиков», отбирая их деньги и драгоценное время.

Сочувствие общества всегда на стороне слабого. Даже если доходяга — отъявленный провокатор. Загадочная девочка отлично усвоила эту истину. Поэтому все хотят ею воспользоваться. Все жаждут ее оскорбить. Каждый мечтает вытереть о нее ноги. И ни один не откажет себе в желании причинить ей острую душевную боль.

Иногда, в минуты всеобщего помрачения умов, общество даже вручает в руки этих ведьм свою судьбу. Загадочные Веры Засулич, охотившиеся на царей, вместо того, чтобы вышивать гладью, товарищи Землячки в кожаных куртках, расстреливавшие белых офицеров на черноморских пароходах, террористки из красных бригад 70-х и нынешние мусульманские модницы с поясами шахидов на чреслах — как раз из такого теста. Мутить воду — их призвание. Плодить чертей в тихом болоте — священная обязанность. Именно о них говорят французы в том крайнем случае, когда нужно распутать особенно мерзкое преступление: ищите женщину. И, как правило, не ошибаются.

Истово, как религиозный фанатик, девочка-чума верит в то, что Коперник ошибался, поставив Солнце в центр своей космической системы. В центре должна быть она. Вокруг обязано вращаться все остальное. Федор Михайлович Достоевский, немало настрадавшийся от этих роковых особей, гениально синтезировал их квинтэссенцию в образе Настасьи Филипповны из «Идиота» — петербургской истерички, тиранящей толпу влюбленных в нее самцов и швыряющей в огонь пачки денег. Единственное слабое место романа — название. На самом деле он должен был называться «Идиотка». Зато замечателен финал! В тот самый момент, когда непредсказуемая Настасья Филипповна окончательно задолбала всех своей святостью, один из поклонников прирезал ее самым обычным кухонным ножом. И пошел на каторгу с блаженной улыбкой и словами: «Надо же было кому-то взять грех на душу!»

Петербург провожал его аплодисментами. Судьи рыдали, впервые сожалея, что вынуждены поступить по закону.

Женская чума — заболевание наследственное. Передающееся, в отличие от дальтонизма, исключительно по женской линии. У мамы-чумы дочь тоже непременно будет чумой. Она может жить в другом городе, иметь совсем другую профессию, но, в конце концов, непременно окажется в тупике одиночества со словами отчаяния на устах: «Мужчин у нас было много, но долго они не задерживались». Поэтому во все времена так ценятся девушки из хороших семей — те, в которых «чумовитость» отсутствует во всех поколениях. Именно их не только берут замуж, но даже оставляют там.

Явление девочки-чумы трудно описать, пользуясь исключительно медицинскими терминами. Больше для этого подходит семиэтажный мат.

Зато легко дать от нее рецепт.

Умный мужчина поддерживает с загадочными женщинами только особые отношения — ничего общего с ними у него попросту нет. И быть не может. Ни денег. Ни детей. Ни совместных проектов. Ни даже планов на сегодняшний вечер. Таков единственный способ, чтобы вечер действительно удался, а не обернулся отправной точкой падения в пропасть — в объятия чумы не от мира сего.

 

Женщины честного поведения

На определенной ступени духовного восхождения человек неизбежно осознает: секс — слишком серьезное дело, чтобы доверять его непрофессионалам. Универсальное устройство Вселенной подтверждает этот постулат. Костюм заказывают портному. План военной кампании — генеральному штабу. Больной зуб лечат у дантиста, а не у соседа по лестничной клетке, прикупившего в прошлый четверг электродрель. Так почему же я должен вверять свои утонченные половые инстинкты среднестатистической дамочке за соседним столом, бросающей заинтересованные взгляды?

Юный неопытный индивидуум, возможно, был бы счастлив на моем месте, как был некогда счастлив и я, впервые оттянув резинку трусов у своей одноклассницы. Но сегодня я знаю, как много проблем следует за этим безответственным жестом. Язык символов сложен и многозначен. То, что для нас всего лишь оттягивание резинки, для них — приглашение к чему-то большему.

Кто знает, какие мысли носятся в ее мозгу, когда она хлюпает под тобой, наподобие раздавленной броненосцем волны? Не хочется ли ей замуж? Или в твой кошелек? Или на какой-то трижды проклятый концерт, куда ее нужно водить для ее развлечения и собственной скуки?

К сожалению, женщины слишком часто путают постель со всем остальным. Самая сексуальная, самая безбашенная девица, которую я знал, отдавшаяся прямо в театральной ложе и публично кичившаяся своей безнравственностью, в конце концов, потребовала: давай попробуем жить вместе. Хотя бы месяц. Хотя бы ради эксперимента. Но как все нормальные люди. Я был обманут в лучших побуждениях. До этого мне казалось, что на моем пути, наконец, встретилась настоящая ненормальная.

Увы! Все вечные возвышенные ценности, которым я служил, — секс, разврат и порнография — были для нее не целью, а средством, чтобы, кудахтая, усесться на гнездо с фальшивыми золочеными яйцами.

Жизнь разочаровывает. Именно поэтому любой соблазнитель рано или поздно удаляется в монастырь или в объятия профессионалок — женщин честного поведения. Тех, кто определенно говорит, что и за сколько будет делать.

В христианской традиции блудница — существо почтенное. До того как стать возлюбленной Христа, Мария Магдалина работала женщиной легкого поведения. «Бросьте в нее камень, кто без греха!» — ехидно заметил Спаситель. Он хорошо знал тайные наклонности собравшихся линчевателей. Никто не посмел. «Нет, вы все-таки бросьте!» — не отставал прилипчивый Христос. Но агрессивные блюстители нравственности дружно разошлись по домам. Каждый из них вспомнил, сколько радости принесла им эта милая девушка. Каждый предусмотрительно подумал о будущем — о неотвратимом моменте, когда опять припечет.

Древние греки, отличавшиеся, в самом деле, здоровым детским взглядом на жизнь, еще на заре своей цивилизации заметили: некоторые девочки ведут себя не так, как остальные. Их материнский инстинкт ослаблен. Зато половой — горит, как нефтяная скважина. Они постоянно, утомительно для себя и окружающих, хотят. Таких не брали замуж, а приравнивали к общественной собственности — определяли в храмовые проститутки. Денно и нощно эти сексуальные пчелки собирали мед во славу Афродиты, помогая согражданам сохранить мир и спокойствие в тесных, перенаселенных полисах.

Вглядитесь в лица рафаэлевских мадонн: все эти воплощения материнской красоты списаны с римских проституток. Найти порядочную женщину, готовую позировать художнику, тогда было так же трудно, как и теперь. Порядочных женщин сковывали комплексы и обязанности по кухне. Зато гулящие возбуждались от одного вида кисти. Никакого искусства не было бы вообще, не существуй в Европе похвальная традиция расслабляться с девками. Был бы один орнамент, как в мусульманском мире.

Даже не жадность, а элементарная глупость мешает некоторым мужчинам прикупить себе порцию в сексуальном фаст-фуде. Банальный час орального секса с замечательной особью женского пола стоит в Америке десять долларов! Всего десять долларов, господа! А полный пакет услуг — не более шестидесяти. Не понимаю, почему они женятся вообще, подвергая себя риску бракоразводных процессов и дележа имущества. Порядочная женщина всегда дороже непорядочной. И на поверку всегда хуже. Оседлав мужа, она разлагается, как социалистическая экономика эпохи застоя. Зато девушка легкого поведения, вышколенная в условиях конкуренции, в отличной форме круглые сутки. У нее не болит голова. Не потеют руки. И она никогда не спросит: «Где же ты опять бродил?»

Считается, что в услугах проституток есть нечто позорное. Не согласен. Куда унизительнее прыгать на манер молодого козла вокруг капризной девчонки, которая не сложит себе цены. В семнадцать через это проходят все. Но в сорок, под грузом общественного статуса, капитала и служебных регалий, негоже тратиться на сомнительный ритуал ухаживаний. Гордый поворот головы, строгий вопрос о цене, придирчивое уточнение условий заказа. В конце концов, все происходящее мало чем отличается от ужина в ресторане. И в том, и в другом случае вам просто надоела домашняя кухня.

Главное — не переедать. Попав в сексуальный рай, понимаешь, что все происходящее в нем — всего лишь дорогостоящая машинка для мастурбации, сверкающая сатанинским огнем. Презерватив спасает от инфекции, но не от скуки. Какая разница — две или три? Придорожные итальянские профессионалки в кашемировых пальто на голых смуглых телах, толстогубые кубинки, умопомрачительные девушки Майами, способные вытащить из вас за вечер штуки три баксов, порнозавод гамбургского Сан-Паули — ничто в сравнении с первым поцелуем в подъезде и с тем моментом, когда запускаешь руку в мокрую испуганную глубину такой же семнадцатилетней дуры, как ты сам.

Некогда я хотел умереть в Париже лет в девяносто. Длинный черный автомобиль. Выстроившаяся вдоль мостовой бесконечная шеренга шлюх и старый маразматик с трясущейся головой, медленно принимающий свой последний парад. Щупая выставленные на продажу ляжки подагрическими пальцами, роняя слюни на крахмальную манишку, он счастливо мычит в скотском восторге, торжествуя над злобным бытием.

Теперь же мне хочется вернуться в растаявшее прошлое, в тот самый подъезд и спросить: не осталось ли тут немного любви?.. Но это невозможно. А потому в бордель, господа! В лучшее, что еще есть. Или, по крайней мере, в самое честное из того, что будет.

 

Пиявка для миллиардера

Из всех запоров самый страшный — финансовый. Легко понять страдания бомжа. Куда сложнее вжиться в безразмерную шкуру миллиардера, которому надоело все. Первый «Мерседес» вдохновляет, как поцелуй одноклассницы. Пятый — не вызывает ничего, кроме байроновской тоски. Когда вы упаковались тремя-четырьмя банками, контрольным пакетом сталелитейного концерна, газетой, телеканалом и яхтой с островом — остается только воздеть голову к небесам и заголосить по-бабьи: «За что, Господи?»

Человек, достигший этой стадии развития, начинает чудить, совершая поступки, необъяснимые никакими теориями. Савва Морозов дает деньги на революцию. Форд пишет антисемитские брошюры. Третьяков по баснословным ценам приобретает мазню немытых передвижников. Сын саудовского небожителя, плюнув на американский диплом, создает исламистскую артель по отстрелу нью-йоркских небоскребов.

Их легко осудить. Сложнее — найти лекарство. Между тем, оно есть. Неизлечимых болезней, кроме старости, вообще не существует. И английский сплин, и русская тоска легко утоляются простым эффективным средством — женщинойпиявкой. От обычной медицинской, отсасывающей гнилую кровь, эта отличается тем, что способна выкачать излишки из любого денежного мешка.

Она взбалмошна и эксцентрична. Ее фантазия неистощима. Она хочет квартиру в центре Лондона. И еще одну — в Париже, на плас Пигаль. Ей необходимо палаццо в Венеции. Причем именно это, а не вон то. Тот факт, что в палаццо еще теплится старинный патрицианский род, ее нисколько не смущает. Они построили. А мы купим. Правда, милый? Иначе я не доживу до утра… И действительно, покупают. Ей купили бы даже Виндзорский дворец — но, к сожалению, его выставят на торги только с остатками Британской империи.

Именно эти женщины поддерживают пирамиду haute couture, покупая юбчонки за десять тысяч долларов, созданные вдохновенной рукой какого-нибудь крашеного педераста, определяющего модную струю сезона.

Для них в легендарный Horch 1938 года, прямо из-под задницы Геринга, втискивают подогрев сиденья и автоматическую коробку передач. Их спинки массируют дрессированные негры. За их здоровьем следят светила науки самой крупной величины. Дети в Зимбабве могут умирать от таинственных эпидемий. Никто даже не шелохнется. Но прыщ на ягодице женщины-пиявки вызовет оживление целой отрасли здравоохранения, суля долгосрочные инвестиции и глобальное оживление на рынке медуслуг. Перепуганный владелец кровопийцы отдаст все, чтобы возлюбленное существо и дальше комфортно сидело на нем, не дергаясь от непривычной боли.

Что отличает пиявку для миллиардера от прочего женского поголовья? Красота? Отнюдь. Даже наоборот.

«Я посоветовал Михаилу Михайловичу взять на содержание какую-нибудь знаменитую женщину, — пишет Алексей Толстой, — и свел его с прогремевшей на обоих полушариях мадемуазель Сальмон, — шикарной и уродливой, как черт. Она была зла, дралась, предавалась всем существующим порокам и накручивала такие счета, что это поддержало наш кредит еще на месяц».

Вглядитесь в лица светских львиц. Той же покойной принцессы Дианы. Неужели вы в самом деле хотели бы ее? Неужели бедняга аль Файед не мог найти девушку помоложе и покрасивее? Однако не мог! Девушка для миллиардера должна быть с червоточинкой — крепко попользованная предшественниками. Тщеславный писатель Розанов женился на бывшей жене Достоевского. Аристотель Онассис подцепил многодетную вдову Кеннеди. Оба прецедента говорят лишь о том, что между миллиардерами и литераторами много общего. И тех, и других тянет на вселенскую славу и подержанный антиквариат.

Может быть, в пиявках их привлекает доброта? Черта с два! Всласть насосавшись, та мгновенно перебирается на кожу следующей жертвы финансового полнокровия, превращая ее из миллиардера в жалкого обладателя нескольких миллионов, вновь полного юношеских комплексов. Ум? Эта ее составляющая тоже весьма специфична и не позволяет интересоваться ничем, кроме себя самой.

Выброшенная из привычной среды обитания, пиявка чахнет, теряя иммунитет на глазах. Ее рабочие губки обвисают в безвольной улыбке. Плечики жалко опускаются. Тряпочка haute couture болтается на тощих бедрышках, как карантинный флажок. Жизнь кончена. Финансовые потоки изменили направление.

Еще вчера она давала советы молодым режиссерам («Мы ждем от вас амбициозных проектов!») и поучала начинающих политиков («На последней пресс-конференции вы могли бы высказаться получше!»). Но теперь пиявка не чувствует ничего, кроме душевной пустоты. Если ее немедленно не подберет очередной благотворительный фонд, ей конец. Ведь даже сопляк-старшеклассник не рискнет появиться с такой пенсионеркой на людях.

Тогда что же? Что отличает ее от других? Наглость, господа! Она свято верит, что стоит не меньше, чем ее пациент. Подобно миллиардерам, она убеждена, что все деньги мира плохо лежат и что именно она по может им перелечь лучше.

Мысль сомнительная. Особенно, для человека с философским складом ума. Но где вы встречали миллиардеров-философов?

 

Манифест сексуальной контрреволюции

История Дон Жуана имеет множество вариантов. Лично я не верю в те из них, что повествуют о статуе убитого мужа, утащившего великого соблазнителя прямо в ад. В решительности фантастического монумента чувствуется реальное бессилие испанских мужей. Не имея возможности разделаться с половым разбойником физически (он слишком хорошо орудовал шпагой!), бедняги придумали утешительную сказку, на популяризации которой неплохо заработали Мольер, Тирсо де Молина и даже наша Леся Украинка.

Куда больше доверия вызывает у меня новелла о Дон Жуане, рассказанная Проспером Мериме. В ней грешник наказывает себя сам. Пресытившись сексуальными триумфами, он уходит в монастырь, а на своем надгробии велит вырезать самоуничижительную эпитафию: «Здесь покоится худший из людей, когда-либо живших на свете».

Иными словами, и злейший преступник, и верховный судья заседают прямо внутри нас. Начиная как бунтовщики, мы непременно превращаемся в отъявленных консерваторов — палачей собственных идеалов. (Естественно, кроме тех, кого сожрала сама Революция как своих особо буйных детей. Социальная — с помощью трибуналов и расстрельных команд. Сексуальная — при деятельном участии сифилиса и СПИДа.)

До сих пор я считал себя образцом либерализма и морально-бытовой распущенности.

Телевизионные токшоу приглашали меня, когда нужно было высказать что-нибудь особенно омерзительное. Я протестовал против секса по телефону во имя куда более радикальных его разновидностей — в подъездах и на крышах домов. Я требовал национализации девственниц и распродажи семейных ценностей. Бесплатных публичных домов — для бедствующих пожилых развратников. И рассказа «Баня» для укрепления программы младших классов.

«К людям нужно относиться мягше, а на вещи смотреть ширше» — вот что являлось моим кредо, позаимствованным из гайдаевской комедии. Меня даже называли глашатаем прогресса, хотя втайне я всегда подозревал в себе наклонности мракобеса и реакционера.

И вот в одно прекрасное утро я проснулся с мыслью: все запретить! А если нельзя ВСЕ, то хотя бы что-нибудь — хотя бы то, что пока еще можно. Но запретить так, чтобы ни у кого и соблазна не возникло что-нибудь нарушать!

Причиной, толкнувшей меня на путь истины, явилась встреча с девушкой по имени Марианна. Как ни странно, она не была святой. Наоборот! Марианну отличала исключительная антисвятость, диалектически уживавшаяся в ней с вежливостью и даже застенчивостью. Никогда ни до, ни после я не видел такой неправдоподобной красавицы! Тело элитной блудницы с длинными ногами и грудью четвертого размера сочеталось в ней с пухлогубым лицом врубелевской «Девочки на фоне ковра». Она знала два иностранных языка, носила короткую дубленку и сапоги из полированной кожи, курила план и спала как с мальчиками, так и с девочками.

Однажды ночью, вытряхнув из сигареты табак и наполнив ее коноплей из обычного с виду спичечного коробка, купленного на Бессарабке за пятьдесят долларов, Марианна смущенно затянулась и изложила мне суть своей радикальной теории, призванной изменить течение бытия. По ее словам выходило, что секс следует отделить от размножения, а пол — от отдельно взятого индивидуума. Точнее, вывести нечто третье — принципиально новое, соединяющее в себе роли и мужчины, и женщины. Причем, как по внешности, так и по внутренней сущности.

Слушая эту странную фантазию начинающей наркоманки — неприличную, и, тем не менее, совершенно для меня несоблазнительную, в отличие от всего неприличного, что мне приходилось слышать и воплощать ранее, я понял, что в этой гипотетической бисексуальной утопии мне с моими старомодными принципами громилы и совратителя нет места.

— Фрейд утверждал, что все мы от природы бисексуальны, — заявила Марианна, великодушно предложив затянуться ее сигаретой.

— Не думаю, — ответил я, отвергая дармовую отраву. — Утверждение Фрейда доказывает только то, что сам он был бисексуалом и по образу и подобию своему пытался организовать окружающую действительность. Но что касается остального мира, сильно сомневаюсь. Особенно в той части, где нахожусь я. Мне куда проще представить в качестве возлюбленной кобылу, чем, прости господи, какого-нибудь свихнувшегося жеребца. Даже с человеческой головой и на двух ногах.

Повинуясь некоторому Промыслу, что впервые был сильнее моей скотской похоти, я покинул в тот вечер Марианну, а на следующее утро принял твердое решение креститься. И вскоре с удовольствием «плюнул и дунул на диавола», вступая на тот путь, которым некогда прошел куда больший блудодей, чем я, — князь Владимир, коего Господь, однако, превратил в крестителя Руси и святого. Нельзя сказать, что я собирался залезть на небо так высоко, как он. Мне вполне хватало скромной роли кающегося время от времени грешника. Однако с тех пор я твердо верю, что Тот, кто куда крепче нас с Владимиром, не допустит превращения мира в новый Бедлам.

Конечно, строгость средневековых установлений казалась мне несколько излишней. Совершать соитие только в классической позиции, как требовала не когда церковь, по-моему — явный перебор. Но, с другой стороны, покойный Папа Римский Иоанн-Павел II до сих пор вызывает у меня полную симпатию. И не только потому, что он взял да и извинился за все, чем провинились древние католики перед древними православными (хотя сам как человек современный лично ни в чем не участвовал), но и за твердую позицию в ряде модных вопросов. Вот молодчага, думал я, не боится прослыть гомофобом — сказал, что не станет признавать голубые браки, и баста! Мол, не голландские мы еретики, а все-таки какие-никакие наместники святого Петра! И по поводу презервативов крепко врезал: неприлично, говорит, доброму христианину пользоваться этой резиновой штукой, ибо в Библии сказано: «Плодитесь и размножайтесь!», а по поводу контрацепции ни слова. Если не считать крепкого нагоняя Онану. Папа вернул мне веру в действенность христианских идеалов, хотя ему всегда было далеко до того киевского монаха, предание о котором гласит: «А кои отроки не слухались, брал палицу и бил оною по голову — и в том была истина!» Думается, этот простой педагогический прием мигом бы вылечил не которых извращенцев, вдохновенно разлагающихся в тепличной обстановке терпимости.

С сексуальной революцией пора кончать. Прогресс дамского белья достиг таких пределов, что вскоре для возбуждения придется вводить паранджу. Секс-шопы ломятся от хлыстов, кожаных корсетов и резиновых кукол. Любую фантазию в ночном Киеве можно воплотить долларов за двести к удовольствию ликующего сатаны. Налицо явная затоваренность на рынке растленных идей. Дальше только Содом, Гоморра и огненный дождь.

А потому отныне я — консерватор. Твердолобый старомодный консерватор, отнюдь не желающий, чтобы мир переполнился косопузыми уродцами, трахающимися прямо на улице, не вынимая чизбургер изо рта, и похотливыми старушонками, воображающими, что они неотразимы во время коитуса. Думаю, тот Дон Жуан, который предпочел уйти в монастырь, меня не осудит. Что же касается остальных, то желаю им приятно провести время в аду.