Есть дочери человеческие, при виде которых во мне просыпается животное. Но есть среди них те, что способны пробудить дремлющего зверя даже эхом своего голоса. Ее голос в телефонной трубке возник в тот самый момент, когда, празднуя конец рабочего дня, я изощреннейшим образом содрал кожу с груши с роскошными женственными формами и вогнал зубы в ее нежную сочащуюся плоть.
— Мишу можно? — несмело спросила она.
— Его нет! — обрадовался я, заслышав один из тех редких беззащитных тембров, которые всегда вызывают во мне запретную похоть. — Зато есть я!
— Ну, вы-то мне не очень нужны…
— Это почему же?
— А когда будет Миша?
— Миши вообще не будет в ближайшее время.
— Он в отпуске?
— В научной командировке. Ему сообщили, что в Анталии обнаружена редкая порода девиц с обхватом бедер в 120 см. Он отправился проверить, насколько массово это явление.
На том конце провода замолчали.
— Поверьте, я значительно лучше Миши!
— Вы его коллега?
— Ближайший друг. Кому, как не мне, знать все его худшие стороны? Может, встретимся?
— Вряд ли вы мне его замените…
— Оскорблен в лучших чувствах! Я способен заменить кого угодно!
На том конце вновь замолчали, а потом, окончательно сраженные моим ходом мыслей, с неподдельным интересом спросили:
— А вы кто?
— Маньяк.
— Честно?
— Честнее не бывает.
— Молодой маньяк, надеюсь?
— В полном расцвете сил!
— С таким я бы встретилась…
— Смотрите, я предупредил — еще есть время передумать.
— Я никогда не передумываю!
Совесть моя теперь могла быть совершенно спокойна. Женщины так устроены, что среди них всегда найдется добровольная жертва. Обманывать такую — предел жестокости. На это не способен даже я.
К тому же Ада (мне всегда везло на редкие имена) оказалась куда более честной жертвой, чем я думал. Обычно между голосом женщины в телефоне и ее описанием своего экстерьера дистанция столь же непреодолима, как между Землей и Марсом. Голоса очаровывают. Все остальное может повергнуть в депрессию самого неприхотливого извращенца. Но внешность Ады давала ей право вообще молчать.
Ее ноги были так безупречно стройны, что могли бы пронзить мое сердце насквозь, если бы у меня было сердце. А длинные черные волосы распространяли вокруг себя настолько пряный аромат, что я впервые пожалел, что не принадлежу к куда более распространенной породе маньяков, которых ловят не на голос, а на запах.
— Так чем вы все-таки занимаетесь, обаятельный молодой человек? — спросила она, любовно устраивая свое слегка прикрытое серебристым платьицем тело на сиденье моего «Форда». — Маньячу потихоньку, — ответил я как можно любезнее.
— Что-то не верится…
— Сам иногда диву даюсь. Между тем, я именно тот, после которого органы внутренних дел то и дело обнаруживают развешанные по деревьям внутренние органы.
— Мужские? Детские?
— Исключительно женские. Я — строго гетеросексуален, что, в общем-то, редкость в наше безумное время.
— Так вы еще и в пределах нормы!
— По-своему, абсолютно в пределах.
Было видно, что ей со мной по-настоящему хорошо.
— С вами так интересно беседовать! — не удержалась она.
— Еще бы! Когда встречаешь подходящую девушку, просто из кожи лезешь вон, чтобы заслужить право содрать с нее кожу.
— Это в какой-то степени делают все мужчины.
— Я стараюсь делать это в совершенно определенной степени.
Она непроизвольно вздрогнула:
— Странный вы какой-то маньяк. Интеллектуальный, воспитанный, умный…
— Странные у вас какие-то представления о маньяках! Между прочим, среди нас процент людей с высшим образованием даже выше, чем среди евреев. И к тому же, хочу, чтобы вы знали — я женат.
— К чему вы это?
— Видите ли, некоторым девушкам не нравится встречаться с женатыми маньяками. Мне не хотелось бы, чтобы вы чувствовали себя обманутой.
— А может, подсознательно мне нравится быть обманутой? Я же жертва. У вас с женой хорошие отношения?
— Теплые. Не могу сказать, что доверительные — сами понимаете, о своей второй жизни мужчины женам не рассказывают. Но я доволен — лучшего алиби пока не придумали.
— Вам не хочется иногда ее задушить?
— Жену? Случается… Но, согласитесь, это было бы довольно глупо в моем положении.
— А что вы делаете, когда очень хочется?
— Держу руки за спиной.
Она предложила отправиться в только что открывшийся, разрекламированный ночной клуб, хозяин которого оживил для тинейджеров обстановку советской забегаловки, добавив для шику установленный в центре зала бронетранспортер с красной звездой на башне (по-видимому, Аде хотелось окунуться в обстановку раннего детства), но я уговорил ее выбрать место покруче, заметив, что не стоит последний вечер в жизни проводить в дешевом заведении.
— Мне хотелось бы подарить вам незабываемые впечатления, — отчеканил я, нажимая на слово «незабываемые».
— Так чем вы все-таки занимаетесь? — снова спросила она, едва мы оказались за столиком.
— Зачем вам это? Я же сказал: вакансия супруги занята. Какая разница, задушит вас миллионер или бедствующий пролетарий умственного труда, затащивший вас сюда на последние копейки?
— Мне нужно!
Лицо ее внезапно приняло беспощадное выражение. Она начинала меня не на шутку сердить.
— Вы что, мне не доверяете? — жестко спросил я. (Любой, кто находился бы рядом, подтвердил бы, что сказано это было с особым цинизмом.)
Она даже не стала настаивать:
— А обо мне вам ничего не хотелось бы узнать?
— О вас? Ни капельки!
— Но почему?!
— Разве вы не знаете, что как личность вы меня совершенно не интересуете? Только как объект моих сексуальных устремлений! Я же предупредил вас, что являюсь совершенно нормальным маньяком — все человеческое мне абсолютно чуждо!
— Вы сумасшедший?
— Она еще и оскорбляет! Разве я называю вас сумасшедшей лишь потому, что вы поперлись в ресторан с незнакомым мужчиной? Просто я устроен не так, как другие, и прошу к этому относиться с уважением. Но я никогда (слышите, никогда!) не убиваю женщин против их воли! Если дама искренне хочет быть убитой, тогда я, так и быть, готов сделать ей приятное. Чего вы от меня хотите?
— Я тебя просто хочу…
Она соскользнула под стол и, как ножом, распахнула молнию моих брюк.
— Эй ты, бешеная Моника! — крикнул я, отпрянув всем телом. — Я благородный маньяк, а не нарушитель общественного порядка, вроде американского президента. Если хочешь, чтобы я тебя прирезал — всегда пожалуйста. Но заниматься оральным сексом в общественном месте — не мой профиль!
Ада вынырнула из-под стола с тем совершенно бесстыдным выражением на лице, которое бывает только у интеллигентных женщин.
— Я не могу жить без твоего вкуса! — заявила она.
— Так уж и не можешь! Ты едва успела попробовать.
— Поверь настоящей ценительнице.
— Не верю!
— Почему ты не хочешь?
— Это не совсем мое.
— Многие мужчины об этом только мечтают.
— Возможно. По-своему, у меня тоже очень богатая сексуальная жизнь. Если бы я написал мемуары — обыватель визжал бы от восторга.
— Я не хочу верить, что такой интересный мужчина, как ты, всю жизнь будет только потрошителем.
— Ты преувеличиваешь — это занимает в моей жизни не так уж много места. Добывание денег — куда больше.
Вдруг она уставилась на меня с совершенно наглым видом собственного превосходства, как ведьма, которая наконец-то нашла заклинание против безупречного рыцаря:
— Ты сказал, что можешь заменить кого угодно!
Я действительно это сказал. Наглая девка улыбалась, облизывая губы огненным языком.
— Что тебе от меня нужно?
Язык ее скользнул по стоявшему рядом высокому стакану, прошелся по его стволу сверху донизу, вознесся к венцу и погрузился в искрящуюся жидкость.
— Как жаль, что это только сок, — вздохнула она. — Я хочу тебя здесь и сейчас, и мы оба знаем как.
Она стекла под стол, как тягучая струя. Сквозь ткань брюк я ощущал, как впиваются в мои бедра ее хищно отточенные когти. Язык ее извивался так, что член казался погруженным в медленно вращающуюся центрифугу с медом. Она сосала, лизала, сжимала его в объятиях губ, рассыпаясь радугой движений, для которых пока еще не придумали даже неприличных слов. Через мгновение я уже взорвался, как вулкан, а она билась в лихорадке неправдоподобного оргазма. На нас даже не успели обратить внимания.
Да и мало ли что может искать под ресторанным столиком красивая молодая женщина, у которой вечно что-то падает — мало ли что она может искать там, где среди вывалившихся внутренностей сумочки ей и случается порой найти свое подлинное сучье счастье — найти благодаря мне, добрейшему из всех известных природе маньяков.