15 марта 1900 года. Окрестности Претории.
- А все же зря мы из Фолскстаадбурга до решения трибунала уехали, - хмуро пробурчал Паркер, нажевывая длиннющую соломинку. - Вот засудят без нас эти сэры мальчонку, как пить дать засудят.
- Ну, конечно, - Майлз, пытаясь заставить неугомонного Беса идти шагом, в очередной раз врезал коню промеж ушей. - Если б твое высокопревосходительство там ошивалось, всё б как по маслу прошло. Ты пойми, олух, твое слово для господ из высокого трибунала значит не больше, чем снулой мухи жужжание. Захотят осудить - осудят, захотят - помилуют. А тебя с твоей рожей каторжной не то что в зал суда, на задворках конский помёт убирать не пустят.
- Кого не пустят? - возмущенно вскинулся Рой. - Меня? - И, сообразив, что речь идет не только о судьбе Дальмонта, но и о конских экскрементах, резко сбавил тон. - Да я и сам в таком разе туда не пойду. Дураков пусть в Теха...в Кейптауне ищут...
- Не переживай, дружище, - разводя спорщиков по сторонам, Бёрнхем направил свою лошадку в просвет между жеребцами едущих бок о бок друзей. - Всё будет в порядке. Показания следственной комиссии я дал, сэру Робертсу про то, как всё на самом дело было, рассказал. Его высокопревосходительство заверил меня, что возьмет заседание трибунала по делу Генри под свой контроль и проследит, чтобы справедливость восторжествовала.
- В том и загвоздка, - упрямо проворчал Паркер, отъезжая чуть в сторону. - Разная она у всех справедливость-то.
- Майлз! - повернулся в седле Бёрнхем. - Я вот чего спросить хотел. А с чего это ты Роя в генеральское достоинство возвел? Только и слышно: твое высокопревосходительство то, твоё высокопревосходительство это?..
- Дак я ж его за язык не тянул, - разминая затекшие суставы, с хрустом потянулся Митчелл. - Помнишь, чего он каптенармусу заявил, когда мы эту, - поморщившись с едва заметным презрением, коротышка потянул за лацкан мундир австралийской легкой кавалерии, - одёжку получали? Хотя нет, ты тогда с Картрайтом в госпиталь к Хосту мотался.
Услышав, что сейчас речь зайдет об очередном казусе с его участием, Паркер открыл было рот, но, передумал и обреченно взмахнув рукой, повернул коня в хвост колонны, поближе к молчаливому Картрайту.
- Ну, так вот, - весело фыркнул Митчелл, провожая ретираду приятеля насмешливым взглядом. - Кладовщик одежку на лавку кидает, Рой каждую тряпку щупает и морщится: мундир неудобный, у штанов сукно дрянь, мол, в техасских салунах тряпки для полов в сто раз лучше... В общем, всё как всегда: подушка - колючая, одеяло - кусачее. Я, конечно, в усы фыркаю, но пока стою - молчу. Тут каптер сержантские шевроны достает и отдает их нашему ворчуну. Рой их увидел и ка-а-ак подпрыгнет чуть не до потолка!
- И ничего я не прыгал, - обиженно шмыгнул носом так никуда и не уехавший Паркер. - Я его просто спросил... Вежливо...
- Ну, если это было вежливо, то я их величество королева Виктория! - расхохотался Митчелл и, игнорирую недовольное ворчание друга, продолжил. - Наш техасский рейнджер в нашивки пальцем тычет и визжит, как сто индейцев, мол, на кой хрен ему эти чайки?! Мол, коли он снизошел до службы в британской армии, англичане его не меньше чем капитаном сделать должны! Каптер на Роя как на дитенка малого взглянул, недоуменно плечиком пожал и спокойно, можно даже сказать снисходительно, ответил. Он, дескать, тоже такому афронту удивлен, потому как согласно документации Рой в нашей, американской стал быть, кавалерии, всего лишь сержантом числился и в армии Её Величества его тоже враз сержантом сделали. Хотя он, каптенармус, такого замухрышку и рядовым бы не взял. Паркер, конечно, за револьвер. Я, конечно, - ему в лоб. Рой, конечно, с копыт и на пол. А кладовщик, словно такие концерты каждый день видит, стоит себе спокойненько, ус на палец накручивает и усмехается: чего ж Рой только на капитанском чине остановился? Надо было сразу генеральский мундир требовать. Видать от удара по лбу у бузотера нашего в голове чуток прояснилось (а я всегда говорил, что револьверная рукоятка мозги похлеще сотни профессоров прочищает!), встал он, значит, на карачки, глаза в кучу собрал и блеет потихоньку, что генеральское шитье та еще неудобь. А как на ноги поднялся, так на него снова помутнение нашло. Стоит, губенку оттопырил и бурчит, что такому парню, как он не в простые генералы надо, а сразу на место сэра Робертса. Только он иерархию (прям так без запинки и сказал!) чтит и на пост главнокомандующего пусть Фрэнк лезет. Чиф, мол, в школе учился, слова умные знает и читает без запинки...
Митчелл мельком взглянул на удрученную физиономию друга и, обращаясь к Бёрнхему, вновь расхохотался.
- Тут рядом с нами огромного умища человек едет, а ты еще удивляешься, чего это я его высокопревосходительством навеличиваю. Хотя да, какое ж он превосходительство? Гигант мысли, отец американской демократии, никак не меньше...
Сварт, пряча озорную улыбку в вислых усах, обронил вполголоса, что как по нему, так Паркера немедля нужно сдать в аренду какому-нибудь балаганчику бродячих комедиантов. Потому как если тот столько времени умудрялся умело маскировать свой недюжинный интеллект под маской провинциального дурачка, то на актерских подмостках он принесет пользы куда больше, чем в главном штабе. Да и не возьмут Роя в штаб, там своих шутов девать некуда.
Бёрнхем мысленно представив друга в генеральском мундире и шутовском колпаке, закатился от хохота. Следом за ним жизнерадостно заржали Майлз и Сварт. Видимо, представив себе ту же картину, что и Фрэнк, сдержанно хихикнул и сам виновник торжества. Правда, как-то неуверенно.
Неудержимое веселье охватило всех поголовно, и даже лошади, выслушав очередную сентенцию, дружно всхрапывали и одобрительно мотали головами. Едва лишь смех начинал понемногу утихать, как кто-нибудь, расцвечивая и без того фантасмагоричный образ Паркера вовсе уж гротескными красками, высказывал новое предположение и всё начиналось по новой.
Однако, все на свете имеет конец, а хорошее и вовсе заканчивается просто моментально. Так и сейчас.
Когда к компании, возмущенно кривясь и недовольно косясь на еще фыркающего Сварта, подъехал их нынешний проводник - заносчивый и нудный португалец Жуан Паулу Кристиану Родригеш Алмейда, смех стих сам по себе. Бёрнхем, вспомнив, как надменный португалец после третьей порции дрянного виски в армейской таверне напускал тумана и призрачно намекал о своей принадлежности чуть ли не к герцогской династии, сдавленно прыснул в кулак. Но запал уже прошел и он, ожидая, чем его обрадует или огорошит проводник, замолчал.
- Тут вот оно что, хефе капитан, - простуженным голосом откашлялся Жуан Паулу. - Во-о-он за тем холмом, - проводник ткнул пальцем куда-то за линию горизонта, - фермочка одна есть. Миль пять еще до неё. Там, правда, буры живут, ну да то не беда. Мужчины все на войну ушли, на хозяйстве бабы да дети, может пара-другая черных слуг. За жрачку не ручаюсь, но, по крайней мере, водой разживемся. Потому как если не на ферму, то до ближайшего водопоя нам еще миль двадцать тащиться.
Оборвав властным жестом радостные шепотки за спиной, Фрэнк ненадолго задумался. Секретность - секретностью, но с другой стороны, чем быстрее они выполнят свою задачу, тем быстрее вернутся. А если удача будет к ним благосклонна, то в этот раз - без потерь. Женщины буров - те еще фемины и отсутствие мужчин им не помеха. Так что, завидев группу всадников в ненавистной английской форме, пальнуть из дедовского "Ройера" в спину, а то и в лицо, дамы могут запросто. Но вода... Предыдущий попавшийся им колодец оказался наполовину засыпанным, и команда не смогла даже толком напоить коней, не говоря уже о людях. И даже, если обойдется без стрельбы, на что Фрэнк сильно надеялся, женщины могут сообщить о странных англичанах кому-либо из вездесущих коммандос. Кто-нибудь, вроде головорезов Старка, перевешал бы потенциальный источник опасности на деревьях, но он так не поступит даже под страхом немедленной смерти. Хорошо хоть неугомонный Паркер при поддержке Сварта за два дня до отъезда схлестнулся с этим отребьем в скоротечной и жесткой драке, изрядно проредив команду конкурентов, и их появления на горизонте можно было не опасаться. Пусть другие оставляют за собою только пепел и слезы, но не он. На его войне женщины и дети не воюют. Убийство - это дело мужчин, удел женщины - дарить жизнь. Ну а что стреляют порой в спину... Так а ля герр комм а ля герр.
Отмахнувшись от рвущих душу мыслей, Бёрнхем вдруг подумал, что в любом случае женщины им не опасны: пока сведения об английском отряде дойдут до противника, они будут уже далеко... Решено, едем на ферму. Благо, она, вроде, недалеко.
Однако, это понятие оказалось очень уж относительным, и отряду потребовался почти час, прежде чем с вершины очередного холма открылся вид на маленькую, но очень уютную долину, где изумрудное пятно фруктового сада, разлившееся щедрой зеленью посреди желто-коричневого однообразия весенней саваны, казалось сказочным чудом.
За садом, в окружении свиты приземистых каменных домиков, радостно поблескивая на солнце оранжевой короной черепичной крыши, гордо возвышался двухэтажный особняк. Дальше к югу вольготно раскинулись распаханные, но пока еще не засеянные поля, отгороженные от буша чередой каменных амбаров и конюшен. Раскинувшиеся перед взором усталых путников зрелище было настолько гармоничным, что даже грубые очертания хозяйственных построек не портили своим видом приятного впечатления.
Бёрнхем, с едва заметным постороннему взгляду облегчением, уже собрался двинуть отряд вперед, как вдруг Майлз, крепко ухватив его за рукав, ткнул пальцем куда-то вправо. Туда, откуда в направлении маленького рая с приличной скоростью неслось пыльное облако.
- Сдаётся, припозднились мы, чиф, - с сожалением качнул головой Митчелл. - Это, поди, буры, по своим женушкам истосковавшись, во весь опор мчат.
- Бурам здесь делать нечего! - снисходительно ухмыльнулся Алмейда, поглядывая на Майлза с явным превосходством. - Это хозяйство Ван Вель Гроневальда, а он еще прошлой осенью к Жуберу записался и теперь торчит под Ледисмитом.
Не желая больше распинаться перед временным попутчиком, проводник подъехал к Бёрнхему и просительно протянул руку.
- Позвольте вашу трубу, хефе капитан, - чуть заискивающе протянул португалец. - Знать, кого черти принесли так не вовремя, будет совсем нелишним. - Опережая еще не высказанный вопрос, Жуан Паулу затараторил: - я знаю всех на добрую сотню миль вокруг, может, знакомого увижу.
Получив просимое, Алмейда, не обращая на настороженное перешептывание за своей спиной никакого внимания, надолго приник к окуляру.
- Как я и думал, хефе капитан, это не буры. - С досадой цыкнул сквозь зубы проводник, возвращая Бёрнхему трубу. - Но нам, один черт, ничего не светит. Сюда нагрянул чертов проходимец, этот, как его...во! Артур Вилкат! Или Вискас?.. Не помню точно, люди его чаще Вонючим Хорем с Черного ручья называют. Так что нам лучше убраться отсюда поскорей... Или вы, хефе капитан, желаете взглянуть на представление? Как это по-вашему?.. Шоу?
- Какое еще шоу? - раздраженно бросил Фрэнк, внимательно вглядываясь в приближающуюся свору.
- Ничего нового, хефе капитан, ничего нового, - скучающим тоном протянул проводник. - Ферму сожгут, баб, как водится, попользуют. Потом, правда, он их на деревьях сушиться развесит, но с фантазией! Кого-то, скорее всего, на воротах распнет, кого-то на кол посадит, но требуху всем повыпустит, это точно! Будет интересно!
- Я не желаю смотреть, как развлекается этот подонок, - зло процедил Бёрнхем, проверяя каморы револьверов. - Я собираюсь спуститься вниз и вышибить ублюдку мозги!
- Но хефе капитан! - разом побледнев, испуганно проблеял португалец. - Это неразумно! Во-первых, в команде Вилката больше дюжины людей, а во-вторых!.. Из-за кого вы собрались рисковать своей и нашими шкурами? Это ведь буры!
- Во-первых, - передразнив интонацию проводника, презрительно сплюнул Бёрнхем, - мне плевать, сколько их там собралось. А во-вторых, - Фрэнк ткнул черенком плети в сторону фермы, - там не просто буры. Там - женщины и дети! Всё! Дебаты окончены.
Американец, не вслушиваясь более в протестующие стоны португальца, резко развернулся к друзьям.
- Действовать будем так же, как в Аризоне, в восьмидесятом. Сварт! Тебя с нами не было, так что слушай внимательно. Идем уступом. Я - головным, за мной на фут вправо и влево Майлз и Рой, следом за ними, с таким же интервалом, идут Сварт и Картрайт. Алмейда - замыкающим. Но на этого хлюпика, - командир кивнул в сторону возмущенного заворчавшего проводника, - надежды нет, так что берегите спину. Несемся во всю прыть. Как будем на территории фермы, каждый, выбрав заранее мишень, бьёт точно в цель. Как свалите своего, выбирайте следующего. Чтобы избежать путаницы, выбирайте цель каждый по своему флангу. Майлз и Сварт слева, Рой и Уилл, соответственно, справа. Да! Во что еще...
Фрэнк развернулся к мрачно скалящемуся Картрайту.
- Уилл! Ты по-волчьи петь не разучился? Нет? Вот и замечательно. Как первый залп прогремит, ты взвой посильнее, пусть их лошадки напугаются. Меня этому фокусу в восемьдесят восьмом один приятель обучил. Русский, но ни почем не скажешь, что медведь лапотный, сообразительный такой мужчина. Был...
- А чего он был-то, чиф? - с любопытством бросил Паркер. - Ежли был, то его вроде как уж и нету? Куда делся этот сообразительный?
- Я его убил, - внезапно помрачнев, жестко отрезал Бёрнхем. - Все готовы? Тогда вперед. Пересечем двор и сворачиваем во-о-о-н за той конюшней. Там спешиваемся и добиваем уцелевших. Ходу, джентльмены, ходу!
Тем временем, отряд Вилката веселился во всю. Не озаботившись выставить часовых, бандиты споро разбежались по ферме: кто-то азартно ловил кур и прочую живность, кто-то, звучно хэкая при каждом ударе, смачно лупил вякнувшего что-то невпопад негра. Троица полупьяных разбойников, обмениваясь скабрезными шуточками, деловито раскладывала на земле истошно вопящую девчонку лет пятнадцати. Еще двое, глядя на это с радостным ржанием, удерживали за волосы, бьющуюся в истерике миловидную женщину лет тридцати пяти, видимо, мать девчонки. Жутковатого вида верзила в предвкушении наслаждения нарочито медленно спустил брюки и радостно осклабился. Опуститься поверх верещащей девчонки он не успел - пуля сорок четвертого калибра, врезавшись под сердце, мгновенно перечеркнула его жизненный путь. Он так и умер: без штанов, с довольной улыбкой на перекошенной похотью роже и, вроде бы даже не поняв, что умирает.
Его приятелям повезло чуть меньше, если смерть их друга можно назвать везением. Залп, прозвучавший почти что слитно, не оставил им не единого шанса.
Первый бандит рухнул на землю, зажимая руками здоровенную дырку в животе, второй, расплескивая мозги из разнесенного выстрелом в упор черепа, рухнул навзничь. Третий, отпихнув женщину в сторону, рванул в сторону дома, но далеко убежать так и не сумел. Надпиленная винтовочная пуля, войдя между его лопаток, разнесла грудную клетку вдребезги. Последний из незадачливой пятерки судорожным движением схватился за кобуру, но и только: португалец, не прекращая возмущенно чертыхаться в адрес Бёрнхема, конем сшиб бандита на землю и дуплетом выпалил в живот.
Кто-то, из числа еще остававшихся в седлах мародёров, пытаясь остановить пронесшуюся через двор смерть, рванул навстречу окутанному дымным порохом вихрю. Атака не удалась: волчий вой, взметнувшийся к небесам из плещущего смертью облака, поднял коней на дыбы. А пули, щадя перепуганных животных, добили, тщетно пытавшихся удержаться в седле, всадников. Через несколько минут все было кончено и частый перестук винтовочной пальбы, сменился одиночными револьверными выстрелами. Картрайт, плавно скользя по залитому кровью двору, милосердно добивал тех, кому не посчастливилось умереть сразу.
- Вставай, падаль, - Бёрнхем взглянув на скорчившееся за валуном тело, жестко пнул так ни разу и не выстрелившего предводителя банды. - Я пока еще умею считать патроны, да и дырок в тебе не видно. Так что заканчивай притворяться. Пришло время умирать.
- Но вы ведь белый, цивилизованный человек! - Вилкат, поднявшись на ноги, при звуках речи Фрэнка вдруг рухнул на колени и сдавленно заскулил. - Мы можем договориться и решить всё полюбовно! В конце концов, я заплачу! Всё, что угодно, только не убивайте...
- Вот потому что я цивилизованный человек, я и не отдаю тебя хозяевам, - презрительно сплюнул Фрэнк, глядя на захлебывающегося слезами недруга. - Я тебя сам повешу.
Небрежно отпихнув Вилката в сторону, Бёрнхем, не оглядываясь, зашагал к женщине, торопливо успокаивавшей заходящуюся в слезах девчонку.
За спиной раздался пронзительный вой не желающего умирать человека. Затем резкий щелчок плетью, обиженное ржание лошади - и вой, перейдя в визг, сменился предсмертным хрипом.
- Прошу прощения, мэм, - кинув два пальца к полам шляпы, козырнул Бёрнхем. - Наши кони устали и хотят пить. Да и люди, честно говоря, тоже. Вы не могли бы указать место, где мы сможем взять воды. Слово чести, напоив коней, мы уйдём.
- Вода там, - немного подумав, женщина ткнула пальцем в сторону конюшен. - Но если через час вы не уберетесь, то клянусь Спасителем, мы забудем про благодарность и будем стрелять.
Фрэнк, так и не рискнув встретиться взглядом с хозяйкой, устало побрел через двор, загребая пыль сапогами. Он успел пройти почти половину пути, когда за спиной, сухо, словно взведенный перед выстрелом в спину курок, прозвучало одинокое: - Спасибо.
Они управились меньше чем за час. И хотя имелись все основания считать, что и по истечении ультиматума вооруженный нейтралитет не перерастет в открытый конфликт, едва лишь лошади напились и чуть отдохнули, отряд покинул пределы фермы.
Хозяева, собирая оставшиеся после боя трофеи, проводами незваных гостей не удосужились, и за отъездом английских кавалеристов наблюдала только одна, как бы не семилетняя, девочка. Приметив похожее на фарфоровую куклу создание, молчаливо стоящее у ворот, Паркер порылся в бездонных карманах. Выудив полурастаявший шоколадный батончик, Рой с артистизмом изобразил на небритой физиономии неземное блаженство и, перегнувшись в седле, протянул лакомство малютке. И только дождавшись, когда юная прелестница, заглотив разом сразу половину, расплылась в счастливой улыбке, Рой молча улыбнулся в ответ и направил коня вслед за отрядом.
- И чего ты возле этой девчонки застрял? - угрюмо буркнул Майлз, когда Паркер подъехал поближе. - Ждал, когда тебе её мамаша заряд дроби в спину вкатит? Помогли этим бурам и нехрен политесы разводить...
- Да какие там политесы, - улыбаясь своим мыслям, чуть смущенно пожал плечами Рой. - Это ж ребенок, а дитЯм даже на войне радость нужна. Точнее, на войне - особенно.
- Ты в Штатах своих детей отыщи и хотя бы хлебом их накорми, - сварливо проворчал Митчелл, пристально вглядываясь в блуждающую улыбку на лице друга. - А потом уж по Африкам всяким шоколадки раздаривай.
- Да нет у меня детей, - откинулся в седле Паркер. - Не до них как-то было. Хотя... Если Господь доведет живым из этой грязи выбраться, навещу-ка я Мэри-Сью да поспрашаю, чей это курносый сорванец у неё по двору бегает.
Митчелл, окинул приятеля долгим взглядом и, отъехав чуть в сторону, замолчал. В тот вечер больше они к этой теме не возвращались. А потом стало некогда.
До шахты Кэмпбелл отряд добрался еще до заката. В багровых отблесках уходящего светила бурый вельд отливал кроваво-красным, а высокие пирамиды караульных вышек принимали самые причудливые очертания и казались башнями волшебного замка. Вот только стальное рыльце пулемета, внимательно ощупывающее с высоты вышки окружающее пространство, было насквозь реальным и вызывало нешуточные опасения.
- Добрались, хефе капитан, - нарочито равнодушно зевнул Алмейда. - Вот она, ваша шахта. Мне б теперь, как уговаривались, остатнюю сумму получить. А то авансец я уже того... потратил.
- Как до своих доберемся - получишь, - напряженно вглядываясь в надвигающуюся темноту, недовольно буркнул Бёрнхем. - Если начальство расщедрится, то еще и премию за Вилката. Только ты пока не о прибыли мечтай, а разъясни где здесь и что. Только про такие сюрпризы, как этот пулемет - не умалчивай.
- Вон в тех сараях, что прям за оградой стоят - рабочие инструмент держат, - без дальнейших споров начал рассказ проводник. - Во-о-он там - бараки, где шахтеры ночуют, а прям за ними вход в шахту. Вон те домики, что черепицей крыты, там господин управляющий живет да инженера всякие, ну и жены-мамки их, соответственно. Те длинные кирпичики - это конюшни, а во-о-о-н те хибары для охраны, значит, приспособлены. А на эту железку, - португалец презрительно сплюнул в сторону пулеметной вышки, - вы, хефе капитан внимания не обращайте. Счас солнце зайдет, и тот часовой всё равно что слепой станет.
Прерывая неторопливую речь Жуан Паулу, за оградой что-то оглушительно рыкнуло, затем чихнуло, зашлось в надсадном механическом кашле, и пять прожекторов, загоревшись один за другим, озарили прилегающую к шахте равнину ровным желтым светом.
- А вот этой дряни тут отродясь не водилось, - растеряно крутя головой по сторонам, удрученно промямлил проводник. - Вот вам крест святой, хефе капитан, не было такого!
- Вот как сердцем чуял, пригодится мне моя игрушка, - тяжело вздохнув, Паркер отцепил от седла длинный, плотный на вид сверток и повернулся к Майлзу. - А ты говоришь детские игрушки-детские игрушки! Вот чё б мы сейчас делали, ежли б я эту игруху с собой не таскал?
Ближе к земле вялый ветерок лениво гонял душную хмарь, а здесь, на вышке, в десяти футах от земли становилось уже довольно зябко. Часовой сдавленно чертыхнулся и, отставив оттянувшую руки винтовку, прикурил длинную самокрутку. Табак, он, конечно, не добрый ром, но все ж иллюзию сугрева дает. Хотя бы на время. Охранник, некстати вспомнив, как старый Ван Коуф ворчал по поводу курения на посту, вновь чертыхнулся и, стараясь докурить прежде, чем явится старый ворчун, затянулся. Огонёк самокрутки, расцветая наподобие диковинного цветка, ярко пыхнул во тьме. А буквально через мгновение короткий стальной болт вошел в грудь незадачливому часовому ровно на две ладони ниже.
Охранник с соседней вышки, заинтересовавшись, куда вдруг запропал его товарищ, попытался развернуть прожектор в сторону пулеметной башни, но не успел. За те недолгие мгновенья, пока прожектор освещал не только пространство вокруг, но и его самого, бесшумная смерть трехгранным жалом пришпилила любопытного стража к башенной опоре.
Стоило двум центральным прожекторам замереть в одной точке, как через неосвещенное пространство к воротам метнулись бесшумные тени. Перемахнув ограду, невидимки растворились во мраке двора, и через некоторое время еще один прожектор остановил свой бег. Потом еще один. А после того, как замер последний, пятый фонарь, ворота, скрипя уключинами, словно недовольный старик ревматичными суставами, отворились.
- Сварт! - тихонько шикнул Бёрнхем, подзывая приятеля. - Бери с собой Роя и Майлза и проверь домики охраны. Если спят - не буди. Я думаю, - Фрэнк легонько пристукнул рукоятью кинжала об устье ножен, - им не стоит просыпаться. А пока вы работать будете, я с Уиллом и Алмейда за рабочими бараками присмотрю.
Углядев, точнее, услышав во тьме конское фырканье, Фрэнк осторожно подкрался к баракам. Волнения оказались почти напрасны: возле подветренной стены стоял фургон, запряженный двумя лошадьми. Скаут скупыми жестами приказал Картрайту проверить повозку на наличие кучера, а сам взял на прицел входные двери халупы. Вдруг кому приспичит ночной порой прогуляться до ветра - возись с ним потом. Пока охрана не обезврежена, любые контакты с местными трудягами нежелательны. Если б имелась возможность, они б и шахту бесшумно взорвали, да вот беда, не придумали пока такой взрывчатки. Сбоку чуть скрипнули борта фургона, мгновением позже послышалась недолгая возня и чей-то сдавленный хрип. Как только шум смолк, Уилл с кошачьей грацией спрыгнул на землю и огромной черной кошкой скользнул к командиру.
- Рыдван пустой, - здоровяк махнул рукой в сторону повозки, - дрых в нём кой-то тип, бородатый и при двустволке. Удавил я его от греха подальше.
Бёрнхем, напряженно всматриваясь в сторону хижин охраны, благодарно кивнул и, не имея возможности что-либо толком увидеть, внимательно прислушался к тишине.
Прошло почти полчаса напряженного ожидания, прежде чем послышался шорох шагов, и из темноты проступила лучащаяся довольством физиономия Митчелла. Следом за ним, умудряясь о чем-то спорить полушепотом, неслышно крались Паркер и Сварт.
- Всё в порядке, чиф, - буркнул Сварт, раздраженно поглядывая на техасца. Их там едва два десятка дрыхло. Пока мы этих олухов в ихний рай отправляли, никто даже не пикнул. Вот только из-за этого растяпы, - "пират", зло скрипнув зубами, замахнулся на Паркера, - в кровище уделались по самую тыковку. А ведь я ему как путнему говорил ...
- Я все понял, - прервал гневный монолог Бёрнхем. - Охраны не стало - это хорошо. Займемся нашими делами. Рой! Ты всю дорогу скулил, что тебя любимого пулемета лишили? Вот и полезай на вышку, там такая же тарахтелка стоит. Прикроешь нас, если что.
- Дак у меня браунинговская машинка в лагере осталась! - возмущенно встопорщил короткую бороденку Паркер. - А там эта... Максим, в общем там.
- Майлз! - Бёрнхем, не обращая внимания на недовольное бурчание удаляющегося Паркера, повернулся к подрывнику. - Буры не шибко любят в земле ковыряться, вот и помоги им. Разнеси эту крысиную нору, - Фрэнк ткнул пальцем в черный провал шахты, - так, чтоб здесь не то что золота - целого камня найти не могли. Ну да не мне тебя учить.
Митчелл покладисто кивнул и, отстегнув от седла увесистый на вид мешок, пошагал к шахтному входу.
- Сварт! Уилл! - продолжал ставить задачи командир. - В этих сараюшках должны найтись и доски, и молотки, и гвозди. Возьмите сколько надо и заколотите двери в рабочих бараках. Если получится, окна тоже. Как закончите, присмотрите за домами инженеров, вдруг кто погеройствовать возжелает. Алмейда! Ты сейчас выдвигаешься за ограду и следишь за тем, чтоб никто не помешал нам развлекаться. Сюда в ночную пору вряд ли кто сунется, но подстраховаться на всякий случай не помешает. Ну а я, грешный, пойду, проведу ревизию директорского сейфа.
- Жалко директора, - с преувеличенным прискорбием в голосе цинично ухмыльнулся Сварт. - Мир праху его.
- Ничего подобного, - отмахнулся Бёрнхем, двигаясь в сторону коттеджей. - Я буду предельно вежлив. Если тот, конечно, не заупрямится.
Надуманные опасения оказались напрасными. Директор, тощий француз с измученным подагрой лицом, проснувшись от звука взведенного курка, едва не поперхнулся вставленным в рот стволом револьвера и о каком-либо сопротивлении или запирательстве даже не думал. Моментально превратившись в воплощение любезности и расторопности, он живо проводил "господина налетчика" в свой кабинет. Запалив газовый рожок и увидев британскую форму Бёрнхема, директор удивленно ойкнул и, натянуто улыбаясь, без лишних слов протянул ключи от сейфа.
- Извольте видеть, у меня всё в полном порядке, - лебезя проблеял директор, увидев, что Бёрнхем застыл перед распахнутой дверцей не знает, за что же взяться в первую очередь. - На верхней полке рабочая документация, на второй - реестры грузоперевозок, в том числе и по готовому продукту, а материальные ценности в нижнем ящичке. Он, согласно инструкции, заперт, но ключик - он вот-с, на брелоке...
Удрученно вздохнув, Фрэнк почесал в затылке и, осознавая, что вычленить нужные документы из груды бесполезной макулатуры сможет только сказочная Синдерелла, начал утрамбовывать папки в принесенную с собой седельную сумку.
- Прошу прощения, господин... - тоненьким голоском пропищал директор, стоило Бёрнхему распахнуть отсек для драгоценностей. - Не могли бы вы оставить расписку, что забрали денег и драгоценностей на сорок тысяч фунтов?
- Бёрнхем, - буркнул скаут через плечо, бросая в сумку очередную пачку денег. - Капитан армии Её Величества Фредерик Рассел Бёрнхем. Но, во-первых, тут добра едва на десять тысяч наберется, а то не меньше. А во-вторых, ни одна страховая компания не поверит моей расписке.
- Это если заранее не договориться с её директором, - льстиво улыбнулся француз и подобострастно изогнувшись, протянул скауту лист бумаги и писчие принадлежности. - Будьте уж так любезны.
За окном, сотрясая стены домов и будя их обитателей, гулко ахнул взрыв. Фрэнк, не обращая внимания ни на многоголосый панический гомон за окнами, ни на рухнувшего на колени и мелко крестящегося директора, сел в высокое кресло и старательно вывел первые буквы расписки. Проклиная отвыкшие от чистописания руки, он с абсолютным равнодушием воспринимая и чью-то ругань, и редкие щелчки одиночных выстрелов, старательно выводил буквы вплоть до тех пор, пока в уже привычную какофонию не вплелась пулеметная очередь. Поставив на расписке вместо точки жирную кляксу, Бёрнхем озадаченно уставился в окно.
Во дворе шахты вовсю разгоралась перестрелка, но кто и с кем воюет было совершенно непонятно. Перекрывая частое тарахтенье пулемета, грохнул разрозненный и, видимо, суматошный залп из маузеров. В ответ скупо рявкнули "винчестеры" американских скаутов, басовито бухнул дробовик Алмейды, серией заполошенных выстрелов часто откашлялся чей-то револьвер, а следом, добавляя загадок, шумно рванула то ли граната, то ли динамитная шашка.
Так ничего и не поняв, Фрэнк плюнул на каллиграфию, в одно размашистое движение вывел на расписке подпись и, подхватив суму, кубарем скатился на первый этаж. Аккуратно выглянув в окно, он смахнул с лица каменную крошку, выбитую шальной пулей и внимательно вгляделся в суетливое мельтешение ружейных сполохов. Пулеметный свинец со злым жужжанием гасил огоньки неприятельских выстрелов один за другим, и когда от костра вражеских залпов остались лишь одиночные угольки, Фрэнк выскочил на улицу и плюхнулся на землю подле Сварта.
- Кто? - уложив ствол винчестера поверх переменой сумы, коротко бросил Бёрнхем.
- А хрен его знает, - тихонько выдохнул Сварт, подводя мушку под всполох очередного неприятельского выстрела. - Но коли Рой палит, как сумасшедший, вряд ли друзья.
Еле слышно выдохнув, старый вояка плавно выбрал спуск. Громыхнул выстрел и Сварт, видя, как чей-то силуэт переломился пополам, довольно осклабился.
- Если честно, я и сам ничего не понял, - чуть виновато пожал плечами "пират". - Майлз крутанул свою шарманку, все попросыпались - завопили. Мы их успокаивать, а тут - бац - Алмейда прискакал! Бац - еще раз! Рой с вышки из своей громыхалки по кому-то во тьму палить начал. Те, соответственно, по нему. Мы, конечно, на баб плюнули, тоже ввязались. Дальше ты нарисовался. Вот и всё. Тока, мы, кажись, пока выигрываем.
- Мы не выигрываем и не проигрываем, - Бёрнхем, приподнявшись над импровизированным бруствером, внимательно оглядел поле боя. - Мы убегаем. Где остальные?
- Майлз слева от нас разлегся, - ткнул в темноту Сварт. - Он, когда шахту рвать пошел, ружьецо не взял, а потом уже поздно было. А с одним револьвером-то не шибко повоюешь, вот он и валяется, словно на курорте. Слышишь, еще левее Майлза винчестер палит? Это Уилл старается. Ну а Рой, что тот дирижер, прости Господи, всем концертом сверху заправляет.
- Алмейда? - Бёрнхем щелкнул затворной скобой и выстрелом навскидку заставил неизвестного бегуна растянуться на земле.
- А ему туз пик выпал, - равнодушно отмахнулся "пират". - Только самая перепалка началась, как его лошадка две пули схлопотала, а он, - как бы не дюжину.
- Все ко мне! - перевернувшись на спину, проорал Бёрнхем. - Пока один бежит - остальные прикрывают!
Не известно, услышал ли Рой своего командира, но примолкший было пулемет вдруг зашелся частым лаем. Стрелять в ответ противник то ли не решился, то ли вести огонь уже было некому. Воспользовавшись временной паузой, Майлз и Картрайт метнулись к командиру, а после, уже вчетвером, - к вышке.
- Рой! - тяжело дыша, прохрипел Бёрнхем. - Добивай патроны, что еще в ленте остались и мигом вниз!
- Секундочку! - донеся сверху довольный голос Паркера, и длинная очередь вспорола воздух. Рыкнув в сторону врагов в последний раз, пулемет замолк, а еще чуть позже земля гулко ухнула под весом спрыгнувшего с середины лестницы Роя.
- Валить отсюда надо, чиф, - серьезным тоном произнес Паркер. - А пока на верхотуре последние патроны дожигал, видел, что к тем скотам, что пострелушки с нами устроили еще одно стадо, голов в двадцать подвалило. Они пока не рыпаются, но это ж пока...
- Даже если б там никого и не было, - соглашаясь со словами приятеля, кивнул Бёрнхем, - один черт пора ноги уносить. Забираем коней и уходим.
- Только эта...чиф, - вернулся к обычной дурашливой манере Рой. - Мне б вторым номером на лошадку, чью пристроиться, потому, как моего Апача еще в первую минуту завалили.
- Если они моего Беса... - ошалело протянул Митчелл. - Я им тогда... Не удосужившись разъяснить кому "им", и что он вкладывает в понятие "тогда", сапер метнулся к просвету между хибарами.
- А вторым номером моститься тебе нужды нет, - весело блеснул зубами Майлз, выводя в поводу своего жеребца и коней приятелей. - Там целый фургон, парой запряженный, стоит. Садись да поехали, а то эти упыри не зная, что у тебя патроны к пулемету кончились, через полчасика осмелеют и вновь припрутся.
Паркер, не тратя времени на споры, рванул по известному уже маршруту и через несколько минут кавалькада из пяти всадников и одного фургона, скрылась в темноте.
- А ты точно идем куда надо, чиф? - Сварт, вглядываясь то вперед, то назад, озабоченно почесал затылок. - Проводника-то у нас больше нет.
- Пока по нашим следам, - недовольно поморщился Фрэнк. - Дальше видно будет. Плохо, что с водой на шахте разобраться не успели, а где ее теперь брать, только Всевышний ведает.
- Коль мы по давешней дорожке топаем, - вклинился в разговор Митчелл, - значит, впереди та ферма, на которой мы вчера упыря вздернули? Может, бауэрфрауен тамошние добра еще не забыли и водичкой поделятся? А за то, как Рой их дитенка шоколадом потчевал, глядишь, и пожрать чё дадут.
При воспоминании о ненависти, плескавшейся в глазах хозяйки, мысль о вторичном визите на ферму показалась Бёрнхему неудачной. Очень. До холодных мурашек неудачной. Но если не напоить коней - они падут, а следом и их хозяева, расстанутся последним шансом уйти от погони. А значит, - второго посещения фермы не избежать.
Двор фермы, куда они добрались уже после полудня, был пустынен и ничуть не напоминал о вчерашнем побоище. Лужи крови засыпали песком, разбитые пулями ставни заменили на новые, покойников - похоронили. И только посиневший труп главаря, так и болтающийся в петле, напоминал о вчерашнем кровопролитии.
- Что вам опять нужно? - резко произнесла хозяйка, выйдя на середину двора с дробовиком в руках. Радовало лишь то, что ствол оружия был направлен в землю.
- Мы вновь ненадолго, - устало выдохнул Фрэнк. - И нам снова нужна вода. И если можно, хоть немного еды.
Женщина окинула усталых, запыленных с ног до головы всадников внимательным взглядом и надолго задумалась. Казалось, прошла почти что вечность, пока она, крикнув что-то на африкаанс в сторону дома, не указала на поилку.
- Где вода, вы знаете, - почти не разжимая губ, проворчала хозяйка. - Сейчас вам принесут еду. Это лепешки и вяленое мясо, так что поесть вы и в седлах сможете. Когда уберетесь из моего дома.
- Спасибо, мэм, - Фрэнк снял шляпу и благодарно склонил голову. - Вы очень помогли нам, мэм.
- Я как-нибудь обойдусь без вашей благодарности! - при словах Фрэнка о помощи женщину явно передернуло. - Поите коней и вон отсюда! Убирайтесь, пока не получили пулю...
- За что вы нас так ненавидите, мэм? - хмуро бросил Бёрнхем. - Ведь мы не сделали вам ничего плохого?..
- Не сделали плохого? - едва обозначая печальную улыбку, шевельнула губами женщина. - Пока ничего не сделали. Быть может, уже завтра мои сын и муж погибнут лишь потому, что сегодня я помогаю спасти ваши жизни...
- Тогда тем более спасибо, мэм, - Бёрнхем, сглотнув прогорклую слюну, прижал руку к сердцу и склонил голову еще ниже. - Спасибо от меня и моих людей.
Часом позже, выезжая за ворота, Фрэнк оглянулся. Хозяйка, бессильно опустив ненужное уже оружие, так и стояла посреди двора и глядела им вслед. А по её щекам беззвучно катились слезы.
- Ты чего у них упёр, чиф? - Майлз привстал в стременах и в который раз за последние несколько часов нервно оглянулся на столб пыли, клубящийся далеко позади.
- Да ничего такого, - разглядывая погоню в подзорную трубу, недоуменно протянул Бёрнхем. - Деньжат и побрякушек немного, да кучу бумажек для сэра Робертса...
- Чё ж они тогда вцепились нам в задницу, как дворовая шавка в дармовой мосол? - Сварт, со злостью саданув кулаком по седельной луке, взвыл от боли. - Может, и вправду бросить им кость, чтоб отвязались? Решать, конечно, тебе, чиф, но если что знай: я б остался. Хоть отдохну... напоследок...
- Вместе пришли, вместе, если, как ты говоришь, что, и останемся, - не отрываясь от окуляра, отрезал Бёрнхем. - Так что ты не нуди, а отдыхай, пока стоим. Минут десять у тебя еще есть.
- О! Тогда я в фургоне пороюсь! - обрадовано фыркнул Паркер. - А то я на этой деревяхе, - он звонко пристукнул по сиденью, - все седалище себе отбил!
Отхлебнув из фляги изрядный глоток, техасец скрылся в фургоне. Сначала послышался костяной удар обо что то железное, после - раздраженное шипенье и сдавленные чертыханья, затем затрещала рвущаяся мешковина.
- Ой! Мамочка моя! - вдруг донесся из фургона восторженно-удивленный возглас Паркера. - Ох, ни черта себе! Это ж надо, такое счастье привалило!..
Внутри повозки вновь что-то зашебуршало и наружу показался Паркер.
- Смотрите, что я нашел! - Рой вытянув руки вперед, раскрыл ладони и показал их друзьям. - Там этого добра во! - пытаясь воспроизвести объем находки, он развел руки в стороны как можно шире. - Как бы не под двести фунтов!
Бёрнхем всмотрелся в находку и невольно сглотнул слюну. На ладонях Паркера мутно желтели кругляши золотых самородков.
- Ну, всё! Приехали! - откуда-то из травы раздалось обескураженное ворчание Сварта. - Теперь они точно не отстанут... Дак что, готовимся к бою, чиф?
- Не надо к бою, - взлетев в седло одним движением, уверенно бросил Майлз. - Они отстанут.
- И как? - Бёрнхем взглянул на друга с надеждой и одновременно с недоверием.
- Все просто, чиф, - самодовольно улыбнулся Митчелл. - Если вы помните, миль через пять будет глубоченная расщелина, миль в десять длинной. Ну, мостик через неё еще был, помните?
- Ну, помним, - недоверчиво хмыкнул Паркер. - Только чё с того?
- Он, конечно, на вид хлипковат, но только на вид, - терпеливо пояснил Митчелл. - Как только мы его переедем, я его взорву к черту. Нет! - обрадовавшись вдруг новой идее, взмахнул шляпой Майлз. - Я взорву эту рухлядь, когда они въедут на мост!
- И чем ты его взорвать надумал? - задумчиво обронил Бёрнхем, обводя взглядом сияющие надеждой лица друзей.
- А он встанет перед мостиком, - скептически поморщился Сварт. - Сделает так, - он надул щеки и резко выдохнул. - Бу-у-у!!! Тот и развалится.
- А вот и нет, - хитро осклабился Майлз. - Я, прежде чем коняшек вывести, десяток пачек динамита в фургон закинул. Жаль, динамо-машину не успел.
- Чего-о-о!?! - ошарашено вскинулся Паркер. - Эта дрянь у меня за спиной всю дорогу валялась?! Да одной пули достаточно было, что б мы все - ФУХ!!! - изображая облако разрыва, всплеснул руками Рой. - Озверел, да?
- Так ведь не попали же? - флегматично пожал плечами Митчелл и повернулся к Бёрнхему. - Я заложу заряды под опоры мостика, но машинки у меня нет, поэтому ты, Фрэнк, когда я скажу, выстрелишь по закладке.
- А динамит взорвется от пули?
- Мой - обязательно! - радостно оскалился Митчелл. - Я для надежности туда детонатор суну. Ну, что-то вроде. Только надо этих, - он махнул рукой в сторону погони, - хотя б на полчаса опередить.
Судьба оказалась благосклонной к маленькому отряду и, после того, как Митчелл заминировал мост, ждать пока порядком утомившаяся погоня доберется до расщелины, пришлось почти три часа.
- Как только первые всадники доедут до платка на перилах, - обращаясь к Бёрнхему, едва слышно выдохнул Митчелл, - стреляй по красной блямбе на шашках.
Фрэнк едва заметно кивнул и, вслушиваясь в перестук копыт по деревянному настилу, приник к прицелу. И как только первый всадник перешагнул условную черту между жизнью и смертью, плавно выбрал спуск. Курок щелкнул по бойку, и гром взрыва, многократно отразившись эхом от стен расщелины, заглушил частые хлопки выстрелов. Засада на охотников спешно выбивала не успевших въехать на мост преследователей.
- А ведь они совсем не за этим золотом гнались, - Бёрнхем, затратив на привале не меньше двух часов на вычитывание похищенных из кабинета директора документов, обвел друзей победоносным взглядом. - Этот фургончик для них мелочь, тьфу! Он не единственный такой. И в этих бумагах, - Фрэнк потряс стопкой зажатых в кулаке листов, - сведения не только об отдельных фургонах, а и о целых караванах. И в связи с этим, друзья мои, есть разговор...
25 марта 1900 года. Мафекинг. Полевой госпиталь петербургской Крестовоздвиженской общины.
Из дневника Олега Строкина * (Лев Троцкий).
Как мне надоел вечный шорох ветра по брезенту палатки. Вот уже две недели, как я валяюсь в госпитале, и с каждым днем это бесконечное шебуршание раздражает всё больше. И ладно, если бы ветер просто развлекался, так он еще и нашептывает постоянно. Все шепчет и шепчет... Сволочь.
Нам не дано...
Какие расхожие строки, можно сказать - брэнд. И если процитировать их моим современникам палитра ответов будет весьма разнообразна...
Вот только кто они - мои современники? Те, кто остался там, в двадцать первом веке? Или те, кто здесь и сейчас радуется последним дням девятнадцатого? Самое смешное, что я и сам не знаю, кто они - мои современники... Да что тут речь о посторонних вести, если я даже толком не знаю, кто же я сам: Олег (да! Именно - Олег! Рискни кто-нибудь сейчас бросить мне это паскудное - "Алик", схлопочет в табло без разговоров) Строкин? Александр Лопатин? Лев Троцкий? Кто я!? Кто?! Не знаю. А все потому, что: "Нам не дано..."
И даже не очень ясно, чего ж мне не дано: знать, чем наше слово отзовется, или чему ж так радуется ветер? Хотя какая разница? Один чёрт, не знаю ни того, ни этого. Хотя нет, про слово знаю. Если верить (а как тут не верить, если так говорят все вокруг?) Всеславу Романовичу, то мое слово отозвалось, да так, что англичанам икается до сих пор. Мафекинг пал. Что ж, у британцев был выбор и они его сделали. А мы?
А мы, как и как и прежде, всегда и всё выбираем сами... Кто во что горазд и кто что может: кто шпагу для дуэли, меч для битвы, кто - уютный дом своей семье... Причем, последнее с каждым последующим годом, каждого последующего века, отдавая предпочтение комфорту, выбираем всё чаще и чаще. Тенденция, однако. Дуэли, блин, уже не в моде. Это на битвы спрос не спадёт до скончания времен, а дуэли, честь, - кому оно надо? В маркетинговой сетке двадцать первого века этот товар явно не ходовой. Весь предлагаемый ассортимент возможностей изрядно ограничен минимумом раскрученных брэндов. И из этой невеликой кучки каждый выбирает для себя уже не то, о чём мечтал, а то, что предложили. Или навязали. Но все же этот среднестатистический каждый берет, что дают, и радуется. Реализует, так сказать, право на выбор.
А я? Был ли у меня выбор, когда я попал сюда? Если навскидку - не было. Неизвестно, кто, как, зачем и почему просто взял меня за шкирку, сунул в век девятнадцатый и даже не поинтересовался для приличия, а хотел ли я сюда? Хотя кто и когда интересовался моими желаниями?..
А если не навскидку, а чуток подумать? Кому я был нужен там, в двадцать первом? И что меня ждало в финале? Перспектива стать учителем года? Ага, аж два раза. Скорее, не общепризнанным гуру, а тихим запойным алкоголиком, без семьи и без друзей. И зеленые чёртики в собутыльниках. И никаких желаний, кроме мечты о пиве в холодильнике похмельным утром.
А вообще - чего я хотел и хотел ли вообще? Счастья? Конечно! Кто ж его не хочет? Это ж - всемирный брэнд, раскрученный круче всех остальных. А уж как я его тогда жаждал! Именно так: не просто хотел - вожделел. Только вот, оказывается, разное оно бывает - счастье. И восторг от того, что просидев все выходные за компом, я прошел на фиг знает какой уровень очередной игрушки, оказывается, разительно отличается от счастья прибыть на край пустыни и увидеть небритую морду Корено. Да фиг, с ним с Колькой! Прожив суммарно почти полвека (это если учитывать срок моей жизни и моего реципиента), я вдруг узнал что, напившись из полувысохшей лужи после дневного перехода, тоже можно быть счастливым.
Покоя? Наверное, да. Тогда, в бытность мою учителем, мне его хотелось постоянно. Чтоб никто меня не трогал: ни дотошная завуч Алевтина Семеновна, ни отмороженные на всю голову детки, ни, тьфу-тьфу-тьфу! родной коллектив. Сплюнуть еще три раза, чтоб во сне не привиделся. Сейчас я тоже хочу покоя, но другого - настоящего. Того умиротворения, что накрыло меня, когда я отлеживался в землянке после первого боя (если, конечно, нашу эскападу с кражей бронепоезда можно назвать боем), а еще лучше - после первого концерта. Даже не здесь, под Мафекингом, а еще тогда - для матросов на "Одиссее". Именно тогда мне в первый раз пришла мысль, что даже в столь нелюбимой мною попсе (хотя, если честно, я и рок недолюбливаю) есть над чем подумать. И первое, что я вспомнил - что лестницу в небеса ты выбираешь сам. Правда, что делать с той лестницей, когда выбор сделан и тяжеленную дуру тебе торжественно вручили перед строем, не придумал до сих пор. И в самом деле - что делать с лестницей в небеса? Доползти до облаков и постучаться в небесные двери? Благодарю покорно, я уже пробовал - мне не понравилось.
Английский снаряд, как средство транспортировки по маршруту: помост-кусты, вызвал у меня полное отвращение вплоть до рвоты, головной боли и прочих радостей, указывающих на контузию и сотрясение головного мозга. Единственная радость от всего этого, уверенность, в том что мозги еще есть. Правда, наличие мозгов и их работоспособность, заслуга, отнюдь, не моя - Максимины. Вон, кстати, и она - мелькнула в разрезе шатра и пропала.
И что интересно, ведь пока она шляпе ходила и умывалась изредка, я даже подумать не мог, что мой бравый барабанщик - девчонка... ну, то есть девушка. Нельзя не заметить, - довольно симпатичная, вполне в моем вкусе. Можно было бы за ней приударить, но страшно. И вовсе не потому что отошьет. Эта шустрая красотка, стреляя глазками, валит поклонников наповал вернее, чем Кос Ван Зеланд англичан из своего пулемета. А я-то считал, что местные женщины - существа дикие и неразговорчивые. Дезинформация, однако. Хотя, если сравнить их с гламурными дивами двадцать первого - так оно и есть. Так что дело не в боязни отказа, вовсе нет. Просто наша Максимина, помимо выгодно подчеркнутых простеньким платьем достоинств, имеет еще папашу и шестерых братьев. И вся это ватага где-то с недельку назад нагрянула проведать родственницу. Гремя ружьями и подозрительно поводя бородищами по сторонам по каждому поводу и без оного.
Не знаю, кто и чего им наговорил, но эта тяжеловооруженная толпа и меня навестила. Чем бы всё кончилось - не известно. Слава Богу, что вслед за этой бандой, звонко стуча костылями по утоптанному вельду (тоже мне - Серебряное Копытце!) припрыгал Барт, он в соседней палатке дырки в шкуре залечивает. Наш бравый бур, наплевав на капральские нашивки на рукаве у старика, жестко и очень внушительно разъяснил всем и каждому, кто я такой и почему ко мне такое повышенное внимание.
Надо сказать, политинформацию он очень вовремя провел: едва ввалившись в мою палатку, Максиминова семейка начала очень недружелюбно на меня косится, а самый младший (очень, кстати на сестренку похож) даже затвором щелкнул. После трогательного Ван Бателаановского спича их поведение разительно изменилось: папаша долго тряс мне руку, братья, выказывая восхищение, по очереди восторженно лупили меня своими лапищами по плечам, а после, шушукаясь в углу палатки, стоили какие-то явно далеко идущие и как бы не матримониальные планы. Теперь госпиталь обеспечен ежедневными поставками свежей дичи, а я - столь же регулярным закидыванием удочек про пирок и свадебку... Пока - намеками, но это ж только пока...
Устав ломать голову в одиночестве, я свои сомнения и страхи Барту вывалил. Мол, на кой черт такому представительному семейству (а Максиминов папаша куда как не бедный дядька!) такой замухрышистый родственник? Тот глянул на меня удивленно, раскурил свою коптильню (блин! Всю палатку табачищем провонял!) и пальцем своим корявым в грудь мне ка-а-к ткнет! Прям в тот орден, коим меня днём раньше наградили. Подождал, пока я от боли охать перестану и поясняет: мол, я теперь на обе республики певец наипервейший, не много не мало, а Золотой Голос Трансвааля (тоже, блин, сделали из меня Баскова местного разлива), и такой награды, как у меня, больше ни у кого и нету...
Орден и вправду хорош: поверх красного эмалевого крестика - золотой, замкнутый в кольцо венок с восемью пирамидками, а внутри венка - кораблик. Красиво! Мне эту награду Де Ветт лично на грудь вешал! Я этим орденом долго гордился... дня так три или четыре. Потом увидел Максимину. Тоже с наградой, но с другой. Простенькая с виду медаль, на аверсе какой-то ангел какой-то режик держит, но! носится эта медалька на георгиевской ленте, называется медаль Архангела Михаила и статус у нее один в один как в царской (тьфу ты, черт, а сейчас-то какая же?) России у Георгиевского Креста. Де Ветт, оказывается, нас в один день награждал. Только Максимину - за то что она под пулеметами встать не побоялась и людей в атаку поднимала - перед всем госпиталем, а меня - персонально, в палатке. Как мне тогда казалось - от излишнего почета, теперь кажется, - из уважения. Чтоб лишний раз не позорить. Правильно, тут от стыда сгореть можно: девчонке - боевую медаль за подвиги, а мужику - гражданский орден за песенки...
Орден мой - сугубо гражданский и называется простенько: "За заслуги". Ну, как у нас, в двадцать первом, за вклад чего-то куда-то. Не успел я своей барабанщице вдоволь назавидоваться, как узнал, что Дато, Коля и Всеслав Романович такие же, как и Максимина, медали получили. Арсенина - за то, что захлебнувшуюся атаку возглавил, и наши смогли первую линии обороны занять. А Дато и Колю наградили, за то, что они на пару какой-то артрасчет ухайдокали и раненых спасли.
Я после таких новостей вообще хотел свой орден выбросить, но Датико не дал. Взглянул на меня, как на ребенка, и на полном серьезе сказал, что если бы не мой гимн, буры и дальше бы топтались под Мафекингом. И хоть весь штурм я без сознания провалялся, все равно был рядом с ними. Пусть и незримо. Только наград за воодушевление еще не придумали, вот мне этот орден и вручили. Ладно, буду гордиться тем, что имею, и переживать, что лично в эпохальной драке не участвовал. Вслух. Только себя не обманешь, а потому мысленно (только мысленно!) я признаюсь: слава Богу, что меня там не было. После рассказов Коли и Дато о штурме, представил я себе тот ад, - страшно. И хочется верить, что и в будущем о таких кошмарах я буду знать только по рассказам. Если получится. Боевые ордена пусть носят те, кто заслужил: Дато, Коля, Максимина, Всеслав Романович, да тот же Барт, наконец! Лишь бы награждали ими не посмертно. А моя лестница в небо пусть будет покороче.
Да и лестницами надо поосторожней. Во вчера, к примеру, валяюсь на койке: "Ты выбираешь сам" напеваю и по привычке танцевать сидя-лежа, руками коленца выделываю. Тут, как на грех, Филипп Филлипович Преображенский, светило наше, заходит. Глянул на мои пассы, удивленно очечками блеснул и, бородку свою козлиную теребя, вопрошает: а что это вы, батенька, делаете? А я ему: ритм отбиваю! Думал - отстанет. Не фига. Часа два я с ним про причудливые метания стихосложения дискутировал: и Есенина декламировал, и Бродского с Вознесенским, кажется, даже Маяковского (правда - недобрым словом) помянул. А господин профессор мне - Тютчева, Пушкина, Тредиаковского... Кто кого и в чем убеждал, я так и не понял. А вроде трезвые были. Правда, сегодня наш главный лекарь, если никаких форс-мажоров не случится, собирается вечерком в гости нагрянуть. Со спиртом. Вот не хочется мне ни для кого бед, но в предчувствии творческого диспута, нет-нет, а о какой-нибудь перестрелке и возмечтаю...
Кстати о перестрелках. Не далее как три дня тому назад наш скромный госпиталь осчастливили своим визитом их высокопревосходительство господин Кочетков. Век бы такого счастья не видать... И вроде бы наш старый Акела вполне себе приличный дядька: умный, внимательный, внешне добрый. Начитанный, аж просто жуть, - любой энциклопедист обзавидуется. Знает всё, обо всём и обо всех. Вот только прозвище свое получил не зря: временами из-под личины скромного картографа нет-нет да вздыбится серая шерсть и блеснут клыки готового к броску волка. И пусть это бывает редко и очень ненадолго, а я надежно защищен от его клыков статусом личного друга и помощника, все равно - страшно. Иной раз кажется, что он уже давным-давно знает, кто я такой, как бы не лучше меня знает, только молчит до времени. Строит свои одному ему понятные комбинации... Вот и в этот раз его визит по странному стечению обстоятельств совпал по времени с посещением госпиталя Арсениным. Только из всех раненых он почему-то больше всего внимания мне уделил. Как бы не с полчаса в моей палатке торчал - Всеслава Романовича поджидал. А потом, в дружеской беседе, легко и весело господин генштабист поведал нашему капитану развеселую историю о том, как некий капитан Бёрнхем разнёс в щепки шахту Кэмпбелл и увел из под носа у буров шесть пудов готового к отправке золота. А потом так же непринужденно, как бы вскользь, бросил, что, мол, этот Бёрнхем - тот самый ушлый малый, что вернул британцам угнанный нами бронепоезд. А плату за аренду взял кровью и с лихвой. И вроде бы просто так Владимир Станиславович эти байки травил, мало ли на войне удачных диверсий? Вон Де Ла Рей англичанам каждый день сюрпризы один хлеще другого устраивает, но мне показалось, нет - я уверен, что это ж-ж-ж не спроста и Кочетков нас с капитаном не рассказцем потешал, а задачу ставил. Тем более, что уже перед уходом он так цепко глянул на капитана и говорит, мол: интересный господин этот Бёрнхем, надо бы с ним знакомство накоротке свести. А вы, Всеслав Романович, как с поездкой на воды закончите (это он на готовящуюся операцию по захвату Уолфиш-Бей в стиле "Трех мушкетеров" намекал), порадуйте старика новой птичкой. Я, мол, страсть как люблю местных птиц слушать... Тут Арсенин и призадумался: господин Кочетков - орнитолог знатный, как ему в мелкой просьбе не потрафить... А Акела, словно вспомнив завет дедушки Мюллера о запоминающихся последних словах (хотя какое вспомнить? Сколько сейчас лет тому Мюллеру? Дай Бог, чтоб родился уже) резко сменил тему и рассказал очередную байку. Но уже не о делах военных, а о странной компании, которая наперекор всему упорно рвется в охваченный войной Трансвааль. А компания и в самом деле странная: мужчина, девушка, пес и кот. И, кажется, все они - русские. А с мужчиной он вроде даже знаком. Странное дело, но при упоминании этого Леши Пелевина, голос Акелы вроде как подобрел, и сам он, полковник то бишь, - улыбнулся. Да мягко так, с гордостью, так учитель своим учеником гордится. И на меня посмотрел: пристально, вдумчиво. Я тогда не придал этому взгляду никакого значения, а потом мелькнула шальная мысль, а ну как Акела знает о моем прошлом-будущем, и тот Пелевин такой же попаданец, как и я? Вот бы встретится да поговорить с ним по душам. Вдруг я прав, и тот Алеша уже выбрал свою лестницу в небо? Может, и мне подскажет, какую выбрать. Когда-то, уже не помню где и от кого, я услышал такую вот занятную сентенцию: Господь и Дьявол сыграли над человеком зловещую шутку, подарив ему право на выбор. Тогда я только недоуменно пожал плечами и благополучно сентенцию позабыл. А теперь вспомнил и задумался, насколько же верны те слова. Просто да жути как.
Через неделю Всеслав Романович, Датико, Коля и Барт (если к тому времени поправится) уезжают в Уолфиш-Бей, а я, скорее всего, - нет. Вчера принесли приказ, что после излечения меня направляют к новому месту службы - в Преторию. В личное коммандо президента Боты. В новую гвардию, так сказать. Поделился я этой "радостью" с Датико. А он глянул на меня так грустно, улыбнулся по-доброму, словно малыша по головке погладил, и говорит: мне, мол, тебя будет не хватать, но зато душа моя будет спокойна, что с тобой все в порядке и больше я тебя не потеряю. Езжай, говорит, и не думай. А сам ушел. Сразу.
Барт тоже говорит, что это, мол, честь великая, а сам глаза в сторону отводит. А я как про честь услыхал, так про свое награждение и вспомнил. Наедине. В палатке. И сразу такое чествование поперек глотки встало. Не-хо-чу. Еще раз такой чести - не хочу. И пусть следовать полученному приказу правильно, и по закону и по трезвому (читай - шкурному) разумению, - не хочу. Я - бывший учитель, но пользоваться учебником под названием "Книга жизни: правильные ответы на все вопросы" так и не научился.
В том учебнике, словно на блюдечке, преподносят готовые ответы и даже решения. Вот только вчитываясь в ответы понимаешь, что не всегда наше "правильно" сходится с общепринятым "верно". Потому как даются те ответы лишь на типовые ситуации, условно приближенные к быту. А ни на один действительно важный вопрос ответов нет. Я все это понимаю, но всё равно думаю, размышляю, прикидываю...
Нам не дано с тобой понять.... Нет, ну вот же привязалась и не хочет отвязываться. А может все верно? Нам не дано, а почему всё и сразу должно быть дано, спрашивается? Мы с рождения привыкли кушать с ложечки, впитывать готовые догмы и аксиомы, моментально ставя крест на восприятии того, что не дано. А может, всего-то и нужно, понять, что пресловутое "дано" лишь условие задачи. А вот каким будет решение, зависит только от тебя. И совсем не обязательно, чтобы верный ответ в жизни сошелся с ответом из учебника.
Так что, ну её к чертям, эту Преторию, гвардия и без меня обойдется. Потому как я обойтись без золотого шитья гвардейских галунов могу, а без золота улыбки Дато - нет. Так что пусть там, где мои друзья опасно, но зато мне с ними хорошо и спокойно. Надежно. И им со мной - тоже. Решено: собираю манатки и сваливаю по-английски. На фронт, к друзьям. Может быть, это и не верно, но зато - правильно. Лично для меня.
Конец второй книги.