5 апреля 1900 года. Уолфиш-Бей.

- В половине двенадцатого с северо-запада, со стороны деревни Чмаровки, в Старгород вошел молодой человек лет двадцати восьми, - весело фыркнул Троцкий, внимательно наблюдая, как Арсенин, неторопливо пересекает границу, отделяющую черту города от дикой природы.

Дабы у путешественников не оставалось сомнений, что скитаниям по бушу пришёл конец, и они попали в культурное место, городские власти потрудились на совесть. На въезде в город установили верстовой столб, патриотично раскрасив его в цвета национального флага, украсили его широченной (правда, уже покосившейся) доской с помпезной надписью "Уолфиш-Бей", а на обочине воткнули красно-белый скворечник, гордо именуемый караульной будкой. Да! Еще замостили ближайшие к будке триста ярдов дороги булыжником и перегородили путь донельзя скрипучим шлагбаумом, приставив к нему пяток колониальных полицейских. Две армейские палатки часовые установили сами. И хотя это место считалось уже городской окраиной, иных признаков цивилизации в радиусе ближайшей полумили не наблюдалось.

Молодой человек, облюбовав массивный валун в ярдах в пяти от условного фронтира, третий день подряд восседал на булыжнике словно на троне, ожидая, подзадержавшихся в пути товарищей.

В первый день "вахты" вечно скучающие караульные еще как-то пытались доставать Льва расспросами, но из-за неразговорчивости германца (по документам) это занятие им быстро прискучило и полицейские, махнув на молчаливого боша рукой, оставили его в покое. А на второй день ожидания (переночевав в городе, Лев с рассветом вновь заявился к посту) сочли его новой достопримечательностью и даже поделились обедом. И только на третий день, после бесконечных (и уже порядком надоевших) пари с самим собой о том, кто же из друзей прибудет первым, тоскливое ожидание наконец-то закончилось.

- За ним бежал беспризорный, - продолжал скалиться молодой человек, переводя радостный взгляд с капитана, ведущего в поводу понурую, всю в пыли, лошадку, на полицейского, пытавшегося что-то втолковать измученному дорогой путнику.

Арсенин, не особо вслушиваясь в сбивчивую скороговорку, устало отмахнулся, но, пройдя пару шагов, видимо озарённый какой-то идеей, остановился и вернулся к будке. Озадачив караульных длиннющей инструкцией и конкретными указаниями, капитан подтвердил вескость своих слов фунтовой купюрой, презентованной старшему полицейскому, после чего подошёл к приплясывающему о нетерпения Троцкому.

- Это вы сейчас о ком, юноша? - Арсенин, ловко увернувшись от объятий товарища, добродушно улыбнулся. - О моем Росинанте, служителе закона или... о себе?

- Да так, - Лев, крепко пожав протянутую руку, решил не утруждаться объяснениями, - к слову пришлось. С прибытием, Всеслав Романович! - И, переводя разговор на другую тему, полюбопытствовал:

- А чего вы там караульным втолковывали, да ещё и проспонсировали их?

- Про что я сделал? - удивлённо приподнял бровь капитан, с недоумением глядя на Троцкого.

- Ну, денежкой одарили сверх положенного, - чуть помявшись, промямлил Лев, внутренне досадуя на допущенную оплошность. - Въездную пошлину внесли, а потом аж целый фунт ... э-э-э... подарили.

- А-а-а, в этом смысле, - протянул Арсенин, скармливая кобыле кусок хлеба. - Это я наказ дал, чтоб, когда наша удалая троица появится, их направили в... - капитан перевел взгляд на Троцкого, - где вы остановились, Лев?

- Как и договаривались, - пожал плечами молодой человек, - пожитки оставил и ночевал в "Пеликаньем береге". Вполне себе нормальный отельчик. Не "Хилтон", конечно, но на верных три звезды спокойно тянет...

- Туда их и отправили. - Арсенин машинально закончил начатую фразу и, понимая, что слышит что-то непривычное, озадаченно встрепенулся.

- Кто тянет? Куда? - капитан, недоуменно почесав в затылке, воззрился на Троцкого. - Какие звезды? Определенно, Лев, после вашего самостоятельного вояжа, я решительно вас не узнаю. Всего-то на неделю оставил одного - и такие перемены? Или вы в госпитале таких манер нахватались? - Поправляя упряжь, Арсенин кинул на собеседника подозрительный взгляд и вновь почесал затылок. - Мало мне ваших, прямо таки скажем, странных изречений, так теперь еще и хилтон какой-то. В первый раз про такую ночлежку слышу.

Продолжая бурчать вполголоса, Арсенин взмахом руки позвал за собой Троцкого и неторопливо направился к виднеющимся вдалеке приземистым домишкам. Видя, что Лев маячит сбоку, бросил через плечо:

- А что, Лев, ключ от нумера...

- Где деньги лежат? - не удержавшись, перебил его Троцкий, состроив донельзя невинную физиономию.

- Какие деньги? - замер на месте капитан, оторопело уставившись на товарища. - Вы, что, и деньгами уже разжиться успели? И каков капитал?

- А-а-а! Какой там капитал, - небрежно махнул рукой Троцкий. - Так, мелочишка на молочишко...

- Я спросил - сколько?!

- Двести фунтов, - Лев, изображая всем видом ангельскую добродетель, невинно захлопал ресницами.

- На молочишко, говорите?! - Арсенин встал поперек дороги и, уперев руки в бока, гневно уставился на Троцкого. - Да на такую мелочишку полгода безбедно жить можно! Или вы сейчас мне все объясните, - с трудом сдерживая накопившееся раздражение, гневно выдохнул капитан, - или я... В общем - лучше не злите.

- Да всё в порядке, Всеслав Романович, - спеша успокоить командира, затараторил Троцкий, - всё честь по чести. Я чту Уголовный Кодекс. Докладываю: вчера на нашем птичьем базаре, тьфу ты, в "Пеликаньем береге" остановились двое... купчишек, - Лев, вспомнив о давешних постояльцах, презрительно фыркнул. - Расфуфыренные такие, презреньем ко всем и вся и плещут. Нахально мнили себя непревзойдёнными мастерами покера. Пришлось им на деле показать, что русский покер он покруче французского будет. - И, не понимая, удовлетворили ли его объяснения капитана, добавил. - А все выигранные деньги я в общую кассу так и так сдать собирался, вы плохого не думайте...

- Я и не думаю, - протянул Арсенин, задумчиво разглядывая подчинённого, словно увидел его впервые. - А вы изменились, Лев. Да-с, изменились. Вспоминаю того робкого вьюноша, каким увидел вас впервые, и прямо скажу - повзрослели. Не скажу что поумнели, с этим еще разбираться надо, но изменения, как говорится, налицо. Ладно. Соловьёв, вроде как, байками не кормят? Показывайте дорогу к вашему лежбищу, Вергилий. Или все же - Харон?

Видя, как вытянулось лицо собеседника на последних словах, Арсенин по-доброму усмехнулся и потрепал Льва по плечу. - Не берите дурного в голову, пошутил я. Пошутил. Какой же вы, право слово, Харон? Путеводная звезда, и никак не меньше.

Гостиница, избранная местом постоя, оказалась на удивление симпатичным и уютным на вид местом. Двухэтажный, в колониальном стиле, деревянный домик, выкрашенный в приятный светло-персиковый цвет, с высокими полукруглыми окнами и двускатной крышей, крытой красной черепицей. Притягивая взгляд, над входной дверью разноцветьем красок блистала щегольская вывеска с названием и полудюжиной разномастных пеликанов. Несомненным достоинством являлось и то, что отель размещался в центре города и все интересующие Арсенина объекты находились поблизости. Впрочем, Уолфиш-Бей не отличался внушительными размерами, и здесь до любого места было рукой подать.

Весь первый этаж был отведён под трактир, где хватало места столоваться как постояльцам, так и простым горожанам - гостям заведения. Непритязательная, но чистая и добротная обстановка добавляла спокойствия и уюта. Уолфиш-Бей морской город, но, на счастье любителей тишины и покоя, моряки, как правило, гуляли в портовых тавернах и, опасаясь встреч с недружелюбной местной полицией, городские харчевни навещали редко.

Хозяйка, миловидная, улыбчивая брюнетка средних лет, узнав, что прибыл один из соотечественников герра Мюллера (Лев, впервые прочитав в паспорте фамилию, сначала долго матерился, а потом радовался, что, по крайней мере, не Геббельс или чего похуже), приветливо улыбнулась Арсенину и тут же выставила на стол две огромные запотевшие, кружки пива. Окинув нового постояльца оценивающим взглядом, хозяйка одарила его многообещающей улыбкой, заверила, что тушеная капуста и вареные сардельки будут готовы через полчаса и удалилась, игриво покачивая бедрами. Арсенин, услышав про угощение, тоскливо посмотрел в спину женщине и вполголоса пожелал сто якорей в печёнку изобретателю рецепта. Тушёную капусту он не любил с детства, да и к пиву особой приязни не испытывал. Глядя на удручённого капитана, Лев с пониманием вздохнул, после чего посочувствовал командиру и призвал того к терпению, простонав, что уже третий вечер так мучается.

На этот раз отвертеться от ужина капитану удалось. Сославшись на усталость с дороги, он от еды отказался. Дабы совсем уж не огорчать хозяйку отсутствием прибыли (хотя лично её в данном случае деньги волновали в последнюю очередь) за неимением в гостинице шнапса, Всеслав выпил двойную порцию виски и быстро удалился в комнату, молясь про себя, чтобы столь любимое немцами блюдо не подавалось и к завтраку. Уже поднявшись на второй этаж, капитан взглянул вниз и виновато вздохнул: Лев, подперев голову рукой, уныло смотрел на полную - капитанскую - кружку с пивом и на огромное блюдо, источавшее аромат капусты и сарделек.

6 апреля 1900 года. Уолфиш-Бей.

Опасения капитана оказались до определённой степени напрасными - завтрак в гостинице подавали в традиционном английском стиле: овсянка, сваренное вкрутую яйцо и несколько тостов. Арсенин, отчаявшись утолить голод по месту проживания, уже собрался покинуть гостиницу и искать пропитание где-нибудь на стороне, как углядел, что хозяйка поставила перед Троцким тарелку с тушёной фасолью, беконом и помидорами и затребовал себе того же.

Неторопливый завтрак подходил к концу, когда входная дверь широко распахнулась, и в залу, сгибаясь под тяжестью тюков с различной поклажей, ввалился Корено, а следом за ним неторопливо вошли Дато и Барт. И если последние двое выглядели как степенные бюргеры: длиннополые сюртуки, прямые брюки, шляпы с круглыми полями, окладистые бороды и невозмутимые взгляды, то Корено щеголял в итальянской матросской куртке и невесть где добытой ярко-красной феске. Увидев странную компанию, хозяйка приветливо улыбнулась и с невозмутимым видом заторопилась навстречу к гостям. А чего удивляться? Свое хозяйство она держала не первый год и не к такому привыкла. Пообщавшись с вновь прибывшими, женщина невозмутимо отправила их к столику Арсенина, а сама удалилась на кухню, не забывая кидать пытливые взгляды на капитана.

- Как добрались? - обменявшись с товарищами рукопожатиями, Арсенин внимательно оглядел запылённую троицу. - Надеюсь, без приключений?

- Какие тут могут быть приключения, батоно капитан? - мягко улыбнулся Туташхиа, поглаживая порядком отросшую бороду. - Дорога как дорога...

- Кого ви слушаете, Всеволод Романыч? - Корено стащил из тарелки Троцкого сосиску и жизнерадостно ею зачавкал. - Смотрите сюдой глазами, шо ви видите? Таки верно - Дато Туташхиа миролюбивого, как еврей в синагоге у восточной стены! По крайней мере, ви так думаете. Ну таки ви немножко ошибаетесь! - Коля, сделав многозначительную паузу, обвел стол ища чего бы еще и у кого спереть, но не нашел и обличительно ткнул пальцем в абрека. - Я скажу, шо ён совсем не смиренный Саваоф, а чистому зверь, и таки буду прав!

На последних словах, Арсенин поперхнулся глотком чая и, пытаясь отдышаться, вопросительно взглянул на компанию. Дато и Барт, недоуменно переглянувшись, дружно пожали плечами, а Корено, ехидно хихикнув, гордо подбоченился и с видом государственного обвинителя взглянул на горца.

- И шо ви себе думаете? - при виде хозяйки, несущей огромный поднос с едой, Коля, ненадолго прервался, но, увидев, что женщина выставляет угощение на соседний столик, шумно сглотнул слюну и продолжил: - Я таки немножко имел себе представлений, шо проехать в компании с Дато триста вёрст совсем не то, шо прогуляться по Дерибасовской, но шобы так! Нет, сначала все было тихо и спокойно, словно в лавке у старого Фридмана после погрома, но стоило нам проехать за Видхук, как на дороге, шо на том портрете нарисовались...

Корено, заметив, что Троцкий намазывает яблочным джемом последний тост, пробурчал: "Не делайте из еды культа!" и выхватил бутерброд из рук приятеля. Пока Лев, ошарашенный фразой друга, словно выброшенная на берег рыба, в замешательстве беззвучно хватал ртом воздух, грек в два укуса разделался с тостом и, облизав пальцы, нахально подмигнул оторопевшему товарищу:

- Шо я имею сказать? Таки ничего нового. Только мы оставили за кормой Видхук, как на тропинке, шо местные величают почтовым трактом, объявились местные же биндю... разбойники. Четыре во-о-от таких рыла, все при ружьях, шляпах и бородатые. Ви таки видели картинки у Библии с оттем Варнавой? Так я вам скажу - одно лицо!

- Geen* (нет - африкаанс) - укоризненно уставившись на Колю, хрипло возмутился Барт. - Они ни есть... били бородатиый! Geen! Они... - бур, за время общения с командой научившись прилично понимать русскую речь, говорил пока еще с трудом, - они есть...имели...носили! Носили ципилячий шерсть! Как это правильно говорить по-русски? - силясь подобрать нужное слово Ван Бателаан, задумчиво почесал бороду. - Они носить пушок! У них geen бо-ро-да! Они есть jong - молодие!

Выпалив длинную для него фразу единым духом, бур зычно хекнул и горделиво уставился на Корено, но тот, не обратив на спич Барта ни малейшего внимания, продолжил как ни в чем не бывало.

- Ну, выскочили себе и выскочили. С каких забот устраивать геволт, будто Дюк таки устал стоять на постаменте и заимел себе желаний прогуляться до Привозу? С нами Дато, и ему те разбойники, шо тете Песе горсть семечек. Но шобы да таки нет! Этот горный мужчина, - Коля, на всякий случай шмыгнув за спину Барта, указал на Туташхиа пальцем, - вместо того, шобы тихо, мирно и гуманно пристрелить местных цудрейторов, достал себе нагайку и отстегал их так, шо бедные мальчики быстро бегали и громко плакали! Но таки и этого ему показалось мало! Дато построили детишков на дороге, словно одесский градоначальник войска на параде, двинул речь шо, тот Плевако, и сказал им таких нотаций, шо даже я стал почти шо святой!

- Похоже, что неделя вне контроля прошла недаром не только для Троцкого? - удивленно хмыкнул капитан и вопросительно взглянул на абрека. - Как тебя угораздило с речью выступить? А, Дато?

- Эс ар ари симартле, *(это неправда) - недовольно буркнул грузин, угрюмо глядя на Корено. Я сказал этим мальчикам: "За рекою война. Хотите стрелять - идите воюйте. Хотите денег - идите работайте. Хотите жить - идите и больше не попадайтесь мне." Я сказал - Барт перевел. Но они и так все поняли.

- Ну, слава Богу! Хоть тут все в порядке, - преувеличенно облегченно вздохнул Арсенин. - Я примерно так и думал. А на Николая, ты, Дато, не дуйся. Корено он и в Африке - Корено.

Всеслав одобрительно подмигнул абреку и, встав из-за стола, направился к трактирной стойке, где хозяйку осаждал отчаянно жестикулирующий одессит. Определенно, женщина нуждалась в помощи.

Когда-то в юности Корено пришел к выводу, что, если Господь наделил тебя красотой и безмерным обаянием, утруждать себя знанием чужих языков и наречий не имеет смысла - с хорошим человеком договориться можно и с помощью улыбки, а плохому кулаком всё разъяснить. С тех пор он тщательно придерживался этого принципа и с легкостью обходился употреблением русской речи, изредка греческой, в основном пользуясь той жуткой смесью русского, малороссийского, польского и идиш, именуемого попросту суржиком. За время скитаний по Африке, Николай, верный своей привычке, даже на африкаанс выучил едва три десятка слов, да и те большей частью про выпивку. А нынче коса нашла на камень.

Хозяйка гостиницы мало того, что никоим образом не относилась к категории плохого люда, так еще и женщина. Вот только сейчас улыбка почему-то не смогла преодолеть языковой барьер, а хуком с апперкотом и вовсе ничего не добьешься.

И теперь Коля, самонадеянно решив обойтись без помощи друзей-полиглотов, отчаянно таращил глаза, корчил страдальческие гримасы и размахивал руками, пытаясь растолковать ничего непонимающей трактирщице, что уже три дня как окромя консервов, нормальной еды не видел и не прочь вкусить её стряпни. При этом он, считая, что чем громче и отчётливей он говорит, тем понятней становится его речь, неизменно повышал голос, чем окончательно вводил бедную женщину в ступор.

Глядя на импровизированное представление, Арсенин искренне веселился и был совсем не прочь продлить себе удовольствие, но хозяйка, напуганная Колиным напором, кинула на него столь отчаянно-беспомощный взгляд, что Всеслав поспешил вмешаться. Буквально в две минуты инцидент был улажен, и одессит, в предвкушении скорой трапезы удалился к столу, а хозяйка, обескураженная непривычной для неё манерой общения, обернулась к своему спасителю.

- А кто это такой... неуравновешенный, мистер Штольц? - женщина, кокетливо поправляя передник, благодарно улыбнулась Арсенину. - Тоже ваш... партнер или все же просто слуга?

- Он ...- не имея желания вдаваться в подробные объяснения, чуть помялся Арсенин, - он нам помогает. Не то чтобы слуга, но что-то подобное... наемный работник.

- Такому педан.. аккуратисту, как немец, наверное, трудно постоянно терпеть радом с собой такого... шумного человека? - абсолютно искренне вздохнула трактирщица, сочувственно глядя на Всеслава. - А он вообще какой национальности? Я видела много разных людей, но такого языка мне слышать не доводилось...

- А-а-а, не обращайте внимания, - отмахнулся Арсенин, кинув через плечо озорной взгляд на Корено. - Турок он, ту-рок. Но порой бывает весьма полезен. Так что ничего не поделаешь, приходится терпеть этого...варвара.

Спустя почти час Николай, утирая пот и тяжело дыша, пресыщено, но довольно фыркнул и последним отвалил от стола. Лениво ковыряясь в зубах тайком отломанной от стула щепой, биндюжник стал распространяться, что после столь сытного завтрака усталым путникам не помешал бы здоровый, краткий сон, минут, эдак, на шестьсот, но наткнувшись на жёсткий взгляд командира, мгновенно присмирел и больше об отдыхе не заикался. Без всяких команд и нареканий Корено, словно епитимью, добровольно взвалил на себя общий груз и, ворча под нос что-то про Сизифа и дополнительную оплату каторжного труда, посеменил следом за Троцким на второй этаж.

- А вы, удальцы, - Арсенин, закончив инструктировать Дато и Барта, строго взглянул на Колю и Льва, - пойдёте в порт. - И, заметив, как расплывается в довольной улыбке лицо одессита, явно возмечтавшего о портовых кабаках и дешевом роме, и как облегченно вздыхает, уставший от безделья, Троцкий, добавил:

- Под моим присмотром пойдете. Так сказать - во избежание.

Молодые люди переглянулись, синхронно пожали плечами и, понимая, что возражать бесполезно, направились на улицу.

- Оружие с собой не брать, - ради проформы буркнул им в спину Арсенин и удивленно почесал в затылке, видя, как не только Корено и Дато, но и Лев с Бартом выкладывают на стол груду разномастных ножей и револьверов. Обведя кучу оружия ошарашенным взглядом, Всеслав несколько минут решал, не стоит ли обыскать товарищей на предмет "забытого" ненароком ствола, но решил до подобной низости не опускать и скрепя сердце вышел из гостиницы.

До портовой зоны добрались без приключений. Правда, Лев, набираясь новых впечатлений, всю дорогу безостановочно вертел головой. Все десять минут пути. И даже невесть откуда налетевший холодный ветер, пригнавший отару хмурых туч, не заставил его прибавить шаг.

В самом же порту восхищаться особо было нечем: у каменного, сплошь в выбоинах и промоинах, пирса пристроилась одинокая старенькая бригантина с обшарпанными бортами и ветхим даже на вид рангоутом. Правее посудины, напротив громоздких и воняющих на всю акваторию жиром и ворванью пакгаузов из рифленого железа, в ряд, словно по ранжиру, выстроились несколько потрепанных штормами и жизнью китобойных шхун. На левой оконечности гавани, подальше от промысловых судов и сопровождающего их амбре, в окружении приземистых бараков, напоминающих казармы, разместилось двухэтажное, в португальском колониальном стиле, здание портового управления. Ещё чуть левее от него виднелись ряды каменных складов и пристань для сухогрузов.

Подле причала тоскливо покачивался чумазый грузовой пароходик, от которого к складам и обратно шустро сновали две вереницы чернокожих грузчиков. На левой и правой оконечностях гавани сквозь туманную хмарь смутно виднелись редуты береговой обороны, увенчанные флагштоками с британскими флагами. А посреди гавани, словно овчарка, приглядывающая за стадом, угрожающе блистая надраенной сталью армстронговских орудий, покачивалась канонерская лодка.

- Нет, это не Рио-де-Жанейро, - хмуро буркнул Троцкий, обводя взглядом трапециевидной формы гавань. - И даже не Одесса...

- О, Лева! - хрипло восхитился Корено, зябко кутаясь в тоненькую куртку. - Ви таки были до Бразилии? И шо ви имеете сказать за карнавал?

- Не были мы ни в какой Бразилии, - по-прежнему хмуро отмахнулся Троцкий, - нас и здесь неплохо кормят. Читал когда-то да картинки видел.

- Картинки!..- презрительно осклабившись, махнул рукой Коля. - Каких чудес можно видеть с тех картинок? Вот когда мы в девяносто седьмом на "Святом Евстафии" ходили до Бразилии - это таки да!

Погрузившись в пленительные воспоминания, одессит мечтательно зажмурился и сладострастно причмокнул губами.

- Какие вина... м-м-м, а какие роскошные шенщины... Беленькие, чёрненькие, мулаточки... Сказка!

- Угу, - фыркнул Троцкий, скептически поглядывая на друга, - полмиллиона народа и все в белых штанах...

- Какие штаны, Лева! - искренне возмутился Корено, прерванный на полуслове. - Шобы ви себе не думали...

- Отставить! - с трудом оторвав тоскливый взгляд от морской глади, прервал дискуссию Арсенин. - Впечатлениями об экзотических странах и дома, тьфу ты, черт, в гостинице поделитесь. А сейчас: слушай мою команду! - глядя на подтянувшихся подчиненных, капитан довольно улыбнулся и, кинув беглый взгляд на портовые постройки, добавил:

- Так. Насколько мне известно, бордель и кабаки находятся там, - Арсенин махнул рукой в сторону портового управления, - значит, Корено, вы идете туда, - капитан указал прямо противоположенное увеселительным заведениям направление. - Ну а пока вы, Лев, будете общаться со шлюхами, портовыми чиновниками и прочим приятным народом, я с экипажем этой лоханки поболтаю... Что нас интересует в первую очередь, я еще на постоялом дворе рассказал, так что - вперед. Через три часа встречаемся в "Береге".

Озорно улыбнувшись, капитан легкими движениями подтолкнул друзей в разные стороны, и, не оглядываясь на исчезающие в портовой суете фигуры, решительно направился к бригантине.

Ещё утром, в гостинице, перед тем как отправиться в порт, капитан сменил походную одежду на цивильное платье и теперь как нельзя лучше соответствовал предписанному легендой образу преуспевающего торговца. Если бы давешние полицейские увидели Арсенина, то вряд ли б узнали: темно-коричневая тройка английского твида, котелок, массивная золотая цепочка, с показной небрежностью свисающая из кармана жилета, увесистая лакированная трость и штиблеты с замшевым верхом кардинально изменили его внешность. Вот и вахтенный матрос, в одиночестве скучавший на верхней палубе, впечатлившись представительным видом нежданного посетителя, по первому требованию Всеслава пулей метнулся за капитаном посудинки.

Что матрос наплёл первому после Бога, так и осталось неизвестным, но, видимо, расписывая визитёра, на краски он не скупился. Не прошло и трёх минут, как на палубу, торопливо стряхивая крошки с редкой бородёнки на потасканный свитер, выскочил коренастый мужичок в замызганной фуражке с кокардой в виде увенчанного короной якоря. Внутренне морщась от предписанного ролью образа классической сухопутной крысы, Арсенин добрых пять минут рассыпался в дифирамбах суденышку и его владельцу, чем привёл капитана сначала в недоумение, а после в азартный восторг.

Британец, решив, что Фортуна, ниспослав богатенького олуха, наконец-то повернулась к нему лицом, дал волю алчной фантазии. Услышав, что за пятидневное каботажное плавание с него запрашивают цену, как за двухнедельный трансатлантический рейс, Всеслав не на штуку взбеленился и воочию показал мореману, что немецкие купцы (особливо, если наяву они российские моряки) знают толк в торговле. В двух десятках слов он перечислил все достоинства и недостатки посудины (причём к числу достоинств относилось только то, что кораблик нужен срочно, а к недостаткам все остальное) спустил раздухарившегося моряка с небес на землю. В конце концов, после получасового яростного торга моряки (и тайный, и явный) пришли к обоюдному соглашению и, договорившись о встрече через сутки, расстались довольные друг другом.

Правда, на обратном пути в гостиницу Всеслав всерьёз задумался, а стоит ли выкидывать деньги на ветер, отдавая плату за аренду. Но по зрелому размышлению решил, что от намечаемой эскапады и так урона будет больше, чем хотелось бы и что пусть чертов англичанин подавится теми деньгами. Если, конечно, его буры раньше не удавят.

Погрузившись в раздумья, Арсенин по сторонам не смотрел и поэтому, когда справа от него с шумом распахнулась дверь колониальной лавки и на улицу, под аккомпанемент потока богохульств, вылетел рыжеволосый мужчина в застиранной голландке, вздрогнул от неожиданности. Поминутно ощупывая набухающий на скуле синяк, рыжий с трудом поднялся на ноги и с чувством погрозил кулаком своему отражению в витрине. Заметив стоящего неподалёку Арсенина, побитый презрительного сплюнул под ноги зеваке и, что-то невнятно буркнув по-английски, поплёлся в сторону порта. Осуждающе мотнув головой, Всеслав пошёл было дальше, но вдохновившись какой-то идей, остановился и свистнул в спину ковыляющему неудачнику.

- Эй, любезный! - чуть наклонив голову вбок, капитан ждал пока рыжий неторопливо развернётся в его сторону. - Выпить хочешь?

Подстёгнутый любезной уху каждого выпивохи фразой, мужчина в голландке как мог резво доковылял до Арсенина и вопросительно уставился на нежданного спасителя.

- Допустим, - с деланой независимостью, но все же чуть торопливей чем следовало бы, прохрипел рыжий. - Чё делать-то надо?

- Да, в общем-то, ничего, - пожал плечом Всеслав, доставая из бумажника фунтовую купюру. - Ответишь на пару-тройку вопросов и свободен. Ты ведь матрос с одного из китобоев? Американец?

Оглушённый неожиданной радостью, моряк, торопливо переводя в уме прибыль в литры бормотухи, уставился похмельным взглядом на купюру и из стопора вышел только после того, как Арсенин брезгливо тряхнул его за плечо.

- И всего-то? - судорожно сглотнул слюну китобой, кидая мечтательные взгляды на винную лавку. - Это мы запросто. Спрашивайте, ваша милость, всё что знаю - всё расскажу...

К тому моменту, когда слегка усталый, но довольный результатами прогулки, Арсенин вернулся в гостиницу, его уже поджидали Барт и Дато. Бур, не обращая внимания на недовольные взгляды грузина, с удовольствием шумно прихлебывал темное пиво. В свою очередь Дато, аккуратно потягивая местное винцо, нервно дергал щекой при каждом хлюпе, но вслух неудовольствие не выражал.

Остановив жестом приподнимающихся товарищей, капитан, преувеличенно тяжко стеная, опустился на стул, обменялся приветливыми улыбками с хозяйкой, указал на бокал Дато и жестом попросил принести вина и ему.

- Коли вы уже здесь и отдыхаете, значит, всё в порядке, - проводив хозяйку признательным взглядом, Арсенин отхлебнул из бокала и с одобрением шевельнул бровью - мадера оказалась на удивление отменной. - Чем порадуете?

- Гарнизон большой, батоно капитан, - Дато отставив бокал в сторону, неторопливо развязал кисет, - одних пехотинцев почти три сотни насчитали. Еще два уланских эскадрона и батарея легкой артиллерии из шести полевых орудий. Это только те, что в старом португальском форте разместились. А еще в портовых бастионах люди есть - но про них мы не узнавали. Не было такой задачи.

- Многовато что-то народа для такого захолустья, - размышляя вслух, задумчиво протянул Арсенин и облокотился на стол. - Солдаты в городе, артиллеристы в порту... Ещё и канонерка на рейде болтается. Зачем? Ведь все грузоперевозки по другому побережью идут...

- Я думаю, - вежливо кашлянул абрек, прерывая невеселые думы командира, - гарнизон большой, потому что здесь плохие солдаты служат. Думается мне, батоно капитан, что сюда со всей Африки гоимеби * (разгильдяи, лопухи, которым ничего доверить нельзя. груз.) сослали.

- Это есть точно, - почесал бороду Барт, - это ни есть солдат, это ... uitdraaier, - подбирая подходящее слово, бур покрутил пальцем в воздухе, - бездельник, вот! Весь день все солдаты ничего не делал! Офицеры пить beer и играть в карты! Один коммандос купить... geen.. цена... geen ... - Ван Бателаан не в силах подобрать подходящее слово отчаянно скрипнул зубами и, кинув по сторонам беспомощный взгляд, уткнулся в трактирное меню. - Стоить! - вдруг обрадовано вскрикнул донельзя довольный собою бюргер. - Каждый коммандос стоить vrydag* (пять, - африкаанс) ... geen ... tien - десять англичан!

- Кстати о коммандос, Барт, - прервал горделивые разглагольствования Арсенин, - ты людей Ван Брика нашёл?

- Ja! - бюргер залпом опростал пиво из кружки и, намереваясь попросить добавки, завертел головой в поисках хозяйки. - Они wag ... ждать в город jou sein ... ваша команда, сигнал. Их, - переводя про себя счет с африкаанс на русский, бур беззвучно зашевелил губами, - два plus десять - geen - двадцать человеков! Все есть mense* (матросы- африкаанс) ... знать море и корабль! Херре Нойманн есть хотеть говорить вас... вами... vandag ... сегодня, тут! - для вящей убедительности бур ткнул пальцем в стол, невзначай перевернул тарелку с жареной рыбёшкой и виновато покосился по сторонам.

- Придет - поговорим, - машинально кивнул Арсенин, размышляя о чем-то своем. - Во сколько он должен заглянуть? - И видя смятение ничего толком не понявшего Барта, пояснил.- Нойманн назвал час, в котором он придёт сюда?

- Geen, - отрицательно покачал головой Барт, теребя свою бороду, - не говорил... А где есть Лев и Колья?

- Сам гадаю, - чуть раздражённо буркнул Арсенин, нервно тарабаня пальцами по столешнице. - Вот только не знаю, что вернее предположить: то ли Троцкий в кабаке в драбадан укушался, то или Корено в портовой часовне лоб в поклонах разбил...

Капитан даже не подозревал, насколько верны его предположения...

Спустя час, когда томительное ожидание начало перерастать в уверенную обеспокоенность, входная дверь приотворилась и в неширокий проем заглянула чья-то голова, увенчанная армейской каской. Владелец шлема с методичностью артиллерийского наблюдателя обвёл взглядом зал и, видимо, обнаружив искомую цель, что-то невнятно буркнул через плечо. Обе створки распахнулись и двое здоровяков в мундирах морской пехоты ввели, а точнее внесли чью-то обмякшую тушку, при ближайшем рассмотрении оказавшуюся Троцким. Компания, чинно обедавшая за соседним столом, возмущённо уставилась на устроителей сквозняка, но, заметив военные мундиры, дружно притворилась, что будто ничего и не случилось. Аккуратно умостив едва трепыхающегося Льва за столом, здоровяки коротко откозыряли Арсенину и, не вдаваясь в объяснения, шустро удалились.

- Бог мой! - сдавленно охнул Всеслав, рассматривая Троцкого, безвольно обмякшего на стуле. - Что с вами? Вам плохо?

- Мне? - молодой человек, приоткрыв один глаз, пьяно улыбнулся. - Мне иск-лю-чи-тельно ха-ра-шо! Плохо мне будет завтра... - он вновь закрыл глаз и, уронив голову на грудь, зевнул. - Наверное...

- Вы где так напились?! - Арсенин, видя, что подчиненный, игнорируя командира, нахально пытается свернуться клубочком на стуле и уснуть, аж привстал от возмущения. - Па-а-дъём!! Подъём, кому говорю!

Его усилия имели успех. Частичный. Лев, с видимым напряжением оторвав себя от стула, растекся в умильной улыбке, что-то бессвязно пролепетал, рухнул обратно и, уронив голову на стол, тут же отрубился.

- О! Глэдис! - Арсенин, заметив, что хозяйка гостиницы с интересом наблюдает за происходящим, подошел к стойке. - Ой, прошу прощения, миссис Хартвуд... Вы не знаете можно ли привести в чувство вот это? - Капитан раздраженно указал на почти сползшего под стол Троцкого и зло скрипнул зубами.

- Что он пил? - деловито поинтересовалась женщина, вынимая из недр стойки различные бутыль, пузырьки и флакончики. - Как давно и как много? - продолжила она наводить уточняющие данные, смешивая какой-то коктейль в высокой глиняной кружке.

Всеслав еще раз взглянул на Троцкого, сидевшего на стуле только благодаря Барту, удерживающему Льва за воротник и пожал плечами. Женщина с сожалением вздохнула, задумчиво прищурила глаз и, сыпанув в коктейль какой-то порошок, поставила кружку перед Арсениным.

- Влейте это, - принюхавшись к содержимому кружки, Глэдис явственно поморщилась, - в него. - Хозяйка качнула головой в сторону Троцкого. - Через полчаса сможет разговаривать. Через час будет как новенький. Ну, почти, как новенький. Правда, завтра, - женщина с искренним сожалением взглянула на Льва, - завтра я ему не завидую...

Арсенин, благодарно кивнув трактирщице, бережно донес кружку до своего стола, с помощью Дато и Барта выполнил инструкции и, дожидаясь, когда же Лев очнется, с удрученным видом уселся на стул. Однако на этом сюрпризы не закончились.

Менее чем через четверть часа в зал трактира вошел Корено. Трезвый. Но с синяком в полскулы, в наручниках и в сопровождении двух дюжих констеблей. Увидев столь странную процессию, Арсенин тихо ойкнул, Барт озадаченно почесал бороду, а Дато с решительным видом сунул руку за пазуху. Видимо, подозрения капитана о наличии у подчиненных неучтенных стволов имели веские основания.

- Доброго дня вам, сэр! Честь имею - констебль Фланнаган! - полицейский, небрежно кинув ладонь к срезу белого шлема, качнул головой в сторону Корено. - Вам знаком этот человек?

- Знаком, - коротко вздохнул Арсенин, уныло озирая помятую физиономию одессита. - Что он натворил?

- Циничное нарушение общественного порядка в храме святого Ботульфа, что на территории порта находится, - загибая пальцы, начал перечислять Колины грехи полицейский, - неповиновение и злостное сопротивление полицейским чинам, - полицейский аккуратно потрогал распухшее ухо, ожег Корено неприязненным взглядом и добавил. - А еще он казенное имущество попортил.

Констебль потешно шмыгнул носом и продемонстрировал изумленному капитану переломленную пополам полицейскую дубинку.

- Так что, сэр, или вы платите за него штраф в размере двух фунтов восьми шиллингов и семи пенсов, - угрюмо буркнул страж закона, запихивая злосчастные обломки себе за пояс, - либо этот злодей ближайшие две недели проведет в тюрьме...

- Вот три фунта, - Арсенин протянул полицейскому несколько купюр, - и сдачи не надо. Э-э-э, любезный! - завопил он в спину выходящим на улицу констеблям, - а наручники? Наручники-то с него снимите!

- Ну и как вы это объясните? - холодно процедил Всеслав, зло поглядывая на растирающего запястья Корено. - Один - в дрова, - капитан кивнул на мычащего во сне Троцкого, - второй в кандалах.

- Я вас умоляю, Всеслав Романыч, - виновато пробубнил Корено, покаянно опустив голову, - не надо портить себе нерв. Я таки виноват, но, честное благородное, совсем на немножко.

Арсенин, проигнорировав жаждущий Колин взгляд, набухал себе полный бокал вина, замахнул его залпом и вопросительно уставился на одессита.

- Ну таки шо я имею сказать за этих неприятстев, - начал одессит, проводив сиротливым взглядом содержимое капитанского бокала. - Я таки почти не причем. - И, не дожидаясь, пока занесенный командиром кулак обрушится на стол, или того хуже, ему на голову, затараторил:

- Ви имели желаний всё знать за первый бастион, и я пошел тудой, как на свидание. И всё было хорошо, как в заведении у Цили Глайхгевихт (ну ви же помните за ту мадам?), но тут мне дорогу перебегает черная кошка, а следом за ней - Болек Дудка!

- Причем тут кошка?! - не на шутку закипая, зло прошипел Арсенин. - Причем тут Болек Труба?!

- Таки Дудка, - втянув голову в плечи, осторожно уточнил Корено. - Труба - тот порядочный биндюжник и живет себе до Одессы, а Дудка таки здесь! Этот поц имел себе гешефтов с торговли и не имел забот за хлеб и немножечко мяса, зато имел желаний жить шо Сема Рокфеллер и никак иначе! И таки своего добился. Ён собрал кредитов чуть не со всей Одессы и был таков! Даже старик Тартаковский, шо Тартаковский - сам Беня Крик не имел такого гоп-стопа! Умные люди искали того Дудку в Париже, Лондоне и даже Мадриде, а ён сбежал до Африки не знает головной боли за долги!

Устав возмущаться, Коля выхватил из рук Барта кружку с пивом, сделал большой глоток и продолжил.

- Я вижу себе глазами, как этот поц, будто порядочный, идет до церквы, вспоминаю, шо Господь заповедовал изгонять торгующих из храма и шагаю себе тудой. Болек тот еще поц, но не идиёт. Он таки видит меня и понимает, шо жить ему осталось немножко или еще меньше, и устраивает геволт! И пока мы, взяв разбег, шустрили по церкве, шо те зайцы, набежали местные драконы и заимели глупых желаний упечь меня за решетку. Но я ж, на минутку, не Христос, а они таки не Болеслав Карлович* (одесский полицмейстер), и я сказал им слов шоб они взяли на полтона ниже. Таки они сначала сделали себе квадратные глаза, а потом стали делать мне нехорошо!

Войдя в раж, Коля принялся размахиваться руками, наглядно демонстрируя, как он раскидывал полицейских, но, наткнувшись во время очередного пасса на холодный взгляд командира, сник и тихо промямлил:

- А я им...

- А дубинку как умудрился сломать? - пристально глядя на Николая, проворчал Арсенин.

- Она сама сломалась, - виновато пробурчал Корено, осторожно потирая затылок, - о мою голову...

- За что я люблю рассейских деловых, - глядя куда-то вдаль, недовольно дернул щекою Арсенин, - так это за обостренное чувство справедливости. Что б кто-то что-то украл, не поделился и остался безнаказанным? Да ни за что. - Капитан размял папиросу и вновь взглянул на Корено. - Ну а про бастион, ты мне что-нибудь интересное расскажешь, или ты только про долги?

- Я туда не успел, - тоном прогулявшего занятия гимназиста, виновато шмыгнул Коля. - Но я сейчас выпью немножечко... - видя, что в глазах командира вновь разгорается холодная ярость, Корено успокаивающе выставил перед собой ладони и быстро докончил: - чаю! Глоток-другой, Всеслав Романыч, я сбегаю и всё узнаю и за второй бастион, и за первый!

- Не надо никуда бежать, - с трудом разлепив один глаз, простонал Троцкий, - нам и так всё известно...

- О! Радость-то какая! - ненатурально обрадовавшись, всплеснул руками Арсенин. - И пьянчужка наш ожил! Ну а вы где умудрились до положения риз нажраться? А, юноша?!

- С чиновниками из местной управы контракт обмывал, - морщась на каждом слове, выдавил из себя Троцкий. - И, кажется, чуть-чуть перебрал...

- О, Господи! - уже без всякого притворства схватился за голову Арсенин. - Какой еще, к чертям собачьим, контракт?!

- На поставки в армию мяса, - икнул Лева, с трудом сфокусировав взгляд мутных глаз на капитане. - Мы ж сюда насчет мяса договариваться п-п-приехали, вот я и д-д-договорился. Мы чиновникам откат в тридцать процентов, они нам контракт.

Обведя Троцкого и Корено совершенно безумным взглядом, Всеслав тихо зарычал:

- Я вас, мать вашу так и эдак, куда и зачем посылал, якорь вам в печенку? Контракты липовые заключать или обстановку на бастионах разведать?! Мне что теперь, самому там таскаться или Барта с Дато посылать?

- Я ... ek verstaan ??nie ... не есть понимать, что случил... что есть сделал Лева и почему он есть dronk ...пьяный? - недоуменно спросил Барт, устав вслушиваться в речь товарищей.

- Полюбуйся, Барт! - перейдя с русского на немецкий, гневно выкрикнул Арсенин. - Этот... предприимчивый юноша... умудрился заключить контракт с армией на поставку мяса! За тридцать процентов отката!

- Wat * ( что такое - африкаанс) "отката"? - Ван Бателаан непонимающе уставился на раздраженного капитана. - ek verstaan ??nie ...

Не очень понимая как объяснить буру национальные особенности русской торговли, да и не желая тратить времени на лекцию, Арсенин развернулся к Троцкому и грохнул кулаком по столу.

- Ой, Всеслав Романович, а можно потише? - сжав ладонями виски, дребезжащим голосом протянул Троцкий. - Не надо никуда идти, я всё сюда принес... - собравшись с силами, Троцкий с трудом распрямился и вытащил из внутреннего кармана кипу листов. - Вот полный реестр личного состава гарнизона, - Лев, облизав пересохшие губы, начал сортировать бумаги, - вот ведомости по флотскому экипажу, - судорожно икнув, молодой человек усилием сдержал рвотный позыв и продолжил. - А еще тут картинки какие-то... - и, не успев пояснить, о чем он вел речь, Лев зажал обеими руками рот и выскочил на улицу.

- Однако вынужден просить у вас прощения, Лев, - уважительно протянул Арсенин, когда Троцкий вновь вернулся в зал. - Вы один сделали больше, чем мы все вместе взятые. - Капитан украдкой оглянулся по сторонам, и, заметив, что на него и его товарищей никто внимания не обращает, продолжил. - Вы умудрились не только обо всём гарнизоне сведения разузнать, но и схему обороны города и района раздобыть! Что вы чиновникам-то наплели, Лев, что они вам такие документы презентовали?

- Наплел? - прислушиваясь к ощущениям внутри себя, переспросил Троцкий. - А я не помню... Но что-то, видимо, наплел...

- Николай! - Арсенин повернулся к сидящему чуть поодаль от стола одесситу. - Проводите Льва наверх, пусть отдохнет. А заодно проследите, чтоб ему никто отдыхать не мешал. - Ну а вам, - капитан чуть виновато взглянул на Барта и Дато, - все же придется прогуляться по порту. Схемы схемами, но вдруг на деле все чуть-чуть да не так. Только, Христом Богом прошу, хоть вы в неприятности не влипайте...

Оба бородача переглянулись, синхронно кивнули и неторопливо вышли из гостиницы. Оставшись в одиночестве, Всеслав вынул блокнот и погрузился в вычисления. Шагов подошедшей к нему хозяйки он даже не услышал.

- Может быть, отдохнете, герр Штольц? - мягко улыбнулась трактирщица, аккуратно тронув его за плечо. - Я уже больше часа нет-нет, да посматриваю в вашу сторону, а вы все считаете да пишите...

- Ох, простите миссис Хартвуд, - чуть растерянно моргнул Арсенин, - не заметил, как вы подошли. А что до счетов, так дела, знаете ли, дела. Мой помощник неожиданно для меня договорился с местным управлением о заключении выгодного контракта, приходится считать...

- Я краем уха слышала, что речь шла о поставках мяса в армию? - как бы невзначай обронила трактирщица, протирая и без того чистый стол. - Вы торгуете скотом? Или уже готовыми консервами?

- Скотом, дорогая Глэдис, скотом, - кивнул Арсенин, пряча блокнот с записями и не замечая, как вспыхнули щеки женщины при слове "дорогая". - Я приехал чтобы договориться с местными фермерами о покупке быков... - капитан звонко прищелкнул пальцами, вспоминая название породы.

- Наверное, лонгхорнов? - с невинным видом подсказала трактирщица, наматывая локон на палец.

- Верно, - улыбнулся в ответ Всеслав, - их самых. Цифры всегда помню в точности, а вот с названием - беда.

- А вы любите музыку? - внезапно переменила тему хозяйка. - Если да, то хочу вас обрадовать - после ужина в гостинице заезжая труппа дает представление. Может быть, для изысканного вкуса несколько простовато, но местным нравится.

И, не дожидаясь ответа, миссис Хартвуд направилась к стойке, не забыв на прощание одарить капитана шальным взглядом. Задумчиво посмотрев вслед красивой трактирщице, Арсенин про себя улыбнулся завлекательной мыслишке и взглянул на часы. До ужина оставалось меньше часа, и ложиться спать, не имело никакого смысла. Позвав мальчишку из гостиничной прислуги, Всеслав попросил купить ему газету но, хотя местная пресса была доставлена в считанные минуты, почитать ему так и не довелось.

Едва Всеслав развернул газетные листы и пробежался глазами по заголовкам, как напротив стола раздалось чье-то вежливое покашливание. Тяжело вздохнув, капитан отложил таблоид в сторону и поднял голову.

Возле него стоял худощавый мужчина лет сорока на вид, несомненно - европеец, но загоревший почти дочерна. Незнакомец отряхнул невидимую пылинку с лацкана не нового, но чистого и ухоженного пиджака, приставил к стулу палисандровую трость с массивным набалдашником и, почти по-хозяйски положив на стол шляпу, улыбнулся. Черты его лица были какими-то смазанными, незапоминающимися, но вот улыбка... особенно в сочетании с взглядом серых, холодных, пронзительных глаз оставалась в памяти надолго.

- Чем могу быть полезен? - сдержанно поинтересовался Арсенин, рассматривая визитера.

- Здравствуйте, герр Штольц, - незнакомец четко, по-военному отвесил короткий поклон. - С вашего позволения я присяду. Моя фамилия Нойманн, Гюнтер Нойманн. Торговец скотом. - Окинув Арсенина взглядом, Нойманн ехидно улыбнулся. - Точно такой же, как вы. Можно сказать - аутентичный. Наши общие друзья должны были рассказать обо мне, и, возможно, показать дагерротип... простите - фотокарточку.

- Вполне возможно у нас с вами есть общие... знакомые, - сухо произнес Всеслав, разминая папиросу. - Но если так и есть, то у вас должен быть для меня... подарок.

- Конечно, конечно, - успокаивающе махнул рукой Нойманн, протягивая Арсенину обрезанную в виде трезубца половинку золотого крюгеранда. - Я так понимаю, вы этого ждали?

- Именно, - кивнул капитан, совместив имеющуюся у него половину монеты с монетой Нойманна. - Итак, о чем вы хотели со мной поговорить?

- Только скорректировать наши планы, дорогой герр Штольц, - развел руки в стороны Гюнтер. - Как вам уже известно, люди Ван Брика в полной боевой готовности ждут сигнала и готовы захватить любое указанное вами судно. Йоханнесбургское коммандо Ван Дамма в полном составе, а это три сотни умелых бойцов, ждет это судно на границе между Людерицем и Порт-Носсопортом. Моё... руководство, передает, что все прежние договоренности в силе и как только Уолфиш-Бей падет к вашим ногам, вы получите возможность перевозить грузы и... туристов, желающих посетить Трансвааль. Как видите, дело только за вами. Что с кораблем?

- С судном, - мягко поправил немца Арсенин. - Парусник есть и его даже не нужно захватывать. Всё гораздо проще - я его зафрахтовал. Проблема в другом: кроме нанятой мною бригантины, иных судов в порту пока нет, а триста человек в такой лохани не поместятся ...

- У нас нет возможности ждать, - не на шутку разволновался Нойманн. - "Принцесса Елизавета" и "Принцесса Вильгемина" прибудут в гавань Уолфиш-Бей уже через неделю. Максимум - через девять дней. А вы знаете, - немец скорчил тусклое подобие улыбки, - что коронованные особы не имеют привычки ждать...

- Я думаю, что мы сумеем разрешить нашу маленькую проблему, - вкрадчиво улыбнулся Арсенин. - Но потребуется небольшая помощь от вас и вашего... руководства.

Ничего не говоря, немец наклонил голову почти вплотную к русскому коллеге и выжидательно взглянул в глаза.

- Деньги, - одними губами шепнул Всеслав. - Мне потребуются деньги.

- Сколько? - деловито поинтересовался Нойманн и придвинул Арсенину блокнот и карандаш.

- Сейчас я не могу назвать точную сумму, - отрицательно качнул головой Всеслав. - Вопрос еще не до конца проработан. Но завтра, в это же время, я скажу сколько мне нужно и вы предоставите требуемую сумму к утру.

- Gut, - покладисто кивнул Нойманн, - теперь осталось решить, что делать с людьми Ван Брика. Если отпала необходимость в их услугах, может быть, проще отослать их назад?

- Я думаю - не стоит, - Всеслав прикурил папиросу и выпустил вверх тонкую струю дыма. - Для них найдется работа и здесь. Дело в том, что сегодня мой человек с риском для жизни получил карты-схемы береговых укреплений...

- О, да! - снисходительно улыбнулся Нойманн. - Мне уже доложили об этой операции. Выполнено шикарно, с размахом, истинно по-русски. Только напрасно ваш агент рисковал своим здоровьем. Практически все данные вы могли бы получить и у меня. За исключением, разве что, карт-схем, но их наличие или отсутствие, на мой взгляд, не критично. Поймите, мой друг, своих людей необходимо беречь. В наше трудное время и в этих диких местах очень трудно достать хорошего агента!

- Это точно, - вполголоса и уже по-русски буркнул в ответ Арсенин. - Таких, как у меня, точно достать невозможно. Сами кого хочешь достанут...

Понимая, что больше ничего нового от визави не услышит, немец вежливо откланялся и, заверив, что обязательно появится на завтрашней встрече, как-то незаметно для Арсенина покинул гостиницу.

Спустя полчаса в обеденный зал спустились Лев и Коля. Троцкий был тих, задумчив и печален - его терзали похмелье и коктейль миссис Хартвуд. Корено был тих, задумчив и печален - его терзали жгучая зависть к другу и легкие угрызения совести перед Арсениным. Похоже, что с каждым шагом угрызения становились все беспощадней, и к столу командира Коля подошел, не поднимая глаз.

Трактир наполнялся посетителями, и прислуга, спеша выполнить заказы, шустро сновала между столами и кухней. Наблюдая за вечерней суетой. Всеслав приготовился к длительному ожиданию, однако, стоило лишь поднять руку, как почти моментально возле столика появилась хозяйка и две официантки. Миссис Хартвуд, удивленная такой расторопностью своего персонала, ожгла девушек возмущенным взором, но, заметив, что их внимание сосредоточенно на Корено, едва заметно хмыкнула и окинула мужчин выразительными взглядами. Арсенина - восхищенно-выжидающим, Льва и одессита - сочувственными. Правда и того и другого по совершенно разным причинам. В результате перед отказывающимся от еды Лёвой оказался поднос с рюмкой выдержанного бренди и тарелкой с жирной и острой даже на вид похлебки. А вот ужин Арсенина и Корено почему-то состоял преимущественно из морепродуктов - крабов и креветок. Учитывая, что оба постояльца заказывали жареное мясо, вечернее меню навевало смутные подозрения.

Не обращая внимания на недоуменное переглядывания товарищей, Лев зажмурился и, с видом человека, идущего на эшафот, залпом закинул в себя бренди. Через пару минут он уже вовсю наворачивал аппетитно пахнущее варево и пытался подтрунивать над Николаем. Тот, в свою очередь, прихлебывал пиво и, смачно треща разламываемыми панцирями, рассказывал очередную историю.

Примерно к середине трапезы в гостиницу вернулись Барт и Дато. В отличие от вояжа юных друзей их прогулка обошлась без приключений. Сведений разведчики собрали достаточно и изрядно порадовали командира, сообщив, что в портовых укреплениях царит такой же бардак, что и в городском гарнизоне, а обстановка на бастионах практически полностью соответствует картам-схемам, составленным еще три года назад.

Тем временем, прислуга натянула между опорными столбами канат и, навесив на него траченную молью багровую ширму, соорудила занавес и убавила огонь в газовых рожках. Публика в зале, торопя артистов, зааплодировала. Временами слышался задорный свист, но тоже - поторапливающий и одобрительный.

Как и предсказывала хозяйка, для знатока и ценителя искусства представление не являлось чем-то особо выдающимся.

Сутулый дядька с бородкой, как у Авраама Линкольна пронудил коротенькую лекцию о чем-то сугубо научном. Сменив "ученого", на импровизированную сцену вышел статный парень в короткой алой накидке поверх белой сорочки и, опираясь на обрубок гипсовой колонны, с чувством прочел монолог из шекспировского "Ричарда III". Классика жанра пришлась народу по вкусу, и парню пришлось трижды выходить на бис и раскланиваться. В четвертый раз вместо "Ричарда" появились нескладный юноша со скрипкой и обворожительная девушка с обезьянкой. Пока эта парочка под аккомпанемент скрипача развлекала публику нехитрыми гимнастическими трюками, за ширмой слышались дробный топот и перестук - труппа подготавливала нехитрый реквизит для следующего номера. Закончив крутить сальто и сорвав свою порцию заслуженных аплодисментов, актеры скрылись за трактирной стойкой.

Сразу после их ухода, ширма, дергаясь и провисая при каждом рывке, отъехала в сторону, давая возможность зрителям полюбоваться алхимической лабораторией. Точнее хаотичным сборищем реторт и различных колб, подсвеченных зелеными и желтыми лампами. Специально для особо непонятливых на сцене воздвигли широкую арку с надписью "алхимическая лаборатория доктора Фауста".

Глядя на нехитрые декорации, Арсенин невольно усмехнулся, но от каких-либо комментариев воздержался. Что поделать, у всех совершенно разные представления об алхимии. Особенно у тех, кто о ней и понятия не имеет.

К удивлению Всеслава труппа очень и очень прилично отыграла усеченный вариант знаменитой пьесы и, беспрестанно кланяясь рукоплещущей публике, скрылась за кулисами. Аплодируя актерам, Арсенин пытался разобраться, что же доставило ему большее удовольствие: действо на сцене или наблюдение за товарищами?

Барт и Дато всё представление просидели практически не шевелясь и не сводя восхищенных взглядов с комедиантов. Что испытывал Лев, сказать было решительно невозможно, так как на протяжении всего представления Корено, поминутно требуя перевода, теребил его за рукав. В завершение концерта из-за ширмы вышли двое крепких парней с гитарами и давешняя девчушка, уже без обезьянки, но с бубном. Трио исполнило несколько нехитрых, но популярных среди местного населения песенок. Закончив петь, девчонка звонко выкрикнула, что представление закончилось, и что она будет рада встретиться с почтенной публикой примерно через месяц. Горожане потянулись к выходу и, хотя плата за представление входила в счет за нынешний ужин, многие, уходя, оставляли на стойке монеты.

Всеслав уже собирался отправиться в свой номер, как заметил возле стойки гитары актеров и повернулся к Троцкому.

- А что, Лев, - капитан, кидая короткие взгляды на Дато и Барта, тоскливо взирающих на пустую сцену, - а не споете ли и вы что-нибудь... душевное? Только просьба одна - пойте или по-немецки, или по-английски, а коли песен таких не знаете, то просто сыграйте. - Он еще раз взглянул на друзей, ни в какую не желающих понять, что короткая сказка закончилась, и добавил:

- Пожалуйста.

- Хорошо, Всеслав Романович, - Троцкий, судорожно соображая, помнит ли он хоть что-нибудь импортное, кроме пары вещей из Rammstein, шагнул к стойке. - Сейчас в лучшем виде всё сделаем...

Как назло за время короткого пути Лев так ничего и не вспомнил и поэтому, взяв в руки гитару, он просто пробежался пальцами по струнами и, уловив душевный настрой, сыграл гитарную вариацию "Полонеза Огинского". Сразу же после первых аккордов из-за кухонной двери высунулась любопытная чумазая мордашка мальчишки из прислуги. А к середине композиции зал уже вновь был полон народа.

Миссис Хартвуд, подперев голову рукой, сидела за ближним к исполнителю столиком, за ее спиной почтительно пристроились официантки, повара и поварята. Актеры, видимо, столовавшиеся после представления, дружно оккупировали свободные столы и даже широкий подоконник, а девчушка-гимнастка, усадив обезьянку на плечо, болтала затянутыми в облегающее трико ножками сидя на трактирной стойке.

"Ну и бесовка", - подумал вдруг Лев, кинув озорной взгляд на задорно улыбающуюся девчушку, - "вылитая Ализе, когда та Бониту поёт..."

И тут же с силой хлопнул себя по лбу - он знал песню, как нельзя лучше подходящую для нынешнего вечера. Утвердив ногу на первом попавшемся стуле, Троцкий подмигнул девчонке и поудобней перехватил гитарный гриф.

Гитара, словно понимая душевный настрой временного хозяина, сочно и без фальши вела неспешную и чуть грустную мелодию, а певец, вкладывая всю без остатка душу в простые, но щемящие сердца слова, выводил:

Исполняя проигрыш после последней строчки, Лев (внутренне надеясь увидеть восхищение гимнастки) скользнул взглядом по затаившим дыханием слушателям и, заметив, с какой нежностью и тоской миссис Хартвуд глядит на задумавшегося Арсенина, чуть не поперхнулся на полуслове.

Примерно через час Троцкий, изрядно притомившись, слегка охрипшим голосом заявил, что концерт окончен, церемонно раскланялся и, аккуратно поставив гитару на место, устало плюхнулся на первый попавшийся стул.

- А все же вы неисправимый романтик, Лев, - Арсенин, неслышно подойдя откуда-то сбоку, одобрительно потрепал его по плечу. - Я, признаться, думал, что у вас только военные песни замечательно сочинять получается, а тут...

- Всеслав с отсутствующим видом уставился куда-то вдаль и, мечтательно улыбнувшись, продекламировал:

И чуть смущенно добавил:

- Перевод, конечно, весьма и весьма условный, но вот навеяло, знаете ли... - И, не оглядываясь на ошарашенного Троцкого, поднялся на второй этаж.

Гостиница давным-давно погрузилась в тишину и покой, а Арсенин, обдумывая то один, то другой вариант развития событий завтрашнего дня, всё никак не мог заснуть. Успех или провал операции, в которую уже было вложено огромное количество сил и средств, напрямую зависел от результата намеченной им встречи и потому фиаско быть не должно. Вот только как избавиться от почти панических мыслей и сомнений? Его люди, да и вообще все вокруг, твердо уверены, что капитан Арсенин всегда спокоен, хладнокровен и найдет выход из любой ситуации и даже не подозревают, чего ему стоят хладнокровие и всезнание... И никогда не узнают.

Всеслав прикурил очередную папиросу и тут же погасил. От табака уже щипало язык и жутко хотелось пить. Намереваясь наполнить стакан, капитан взял кувшин, но он был пуст. Видимо, ломая голову над решением проблемы, Арсенин незаметно выхлебал все до дна. Оставалось только радоваться, что в номерах для постояльцев ставят кувшины с морсом, а не с водкой... Слабо надеясь, что кто-нибудь из прислуги еще бодрствует и избавит его от жажды, капитан накинул поверх сорочки жилет и вышел из номера.

Шагая по коридору, Всеслав заметил тонкую полоску света, выбивающуюся из-под кухонной двери, и ускорил шаг. Рывком отворив дверь поварни, он замер на пороге: за широким столом, устало откинувшись на спинку высокого стула дремала хозяйка. Не желая тревожить замотанную повседневными заботами женщину, Арсенин отступил назад, но было поздно: скрип двери и половиц заставил трактирщицу встрепенуться и открыть глаза.

- Герр Штольц? - избавляясь от остатков сна, недоуменно встряхнула головой хозяйка. - Что вы здесь делаете?

- Прощу, прощения, миссис Хартвуд, - чуть смущенно пробормотал Арсенин, - я...

- Глэдис, герр Штольц, - окончательно придя в себя, улыбнулась трактирщица, - мне будет приятно, если вы будете звать меня Глэдис.

- Тогда уж и со мной можно попроще, - вспоминая записанное в паспорте имя, чуть замялся Арсенин. - Генрих. Просто Генрих. - И оторопело мотнул головой. - Я сказал что-то смешное?

- Извините, - заливаясь звонким смехом, махнула рукой хозяйка. - Вспомнила одну свою служанку. Та так и представлялась: Мария. Просто Мария. Так что вы хотели, Генрих?

- Пить, - пожал плечами Всеслав. - Но не стоит беспокоиться. Я вижу, что вы совершенно выбились из сил, перебьюсь до утра....

- Боже! Как приятно, когда за тебя переживают, - кокетливо стрельнула глазками Глэдис. - Но тут вы правы. Генрих, - хозяйство приносит немалый доход, вот только и сил забирает немало... - и тут же торопливо добавила, - только не подумайте, что я жалуюсь.

Женщина, горько вздохнув, с силой провела ладонью по лицу и, глядя куда-то сквозь стену, отрешенно бросила:

- Я сильная. Я справлюсь...

- Но все же, какой бы сильной вы не были, - как можно мягче произнес Арсенин, - в первую очередь вы - женщина. Молодая, красивая, хрупкая и... беззащитная.

- Спасибо за комплимент, Генрих, - благодарно кивнула трактирщица и, немного помявшись, словно принимая про себя окончательное решение, добавила. - Вы ведь хотели пить? А я, только не примите меня за падшую женщину, очень хочу выпить чего-нибудь крепкого. - Глэдис кинула на беспристрастное лицо Арсенина пронзительный взгляд и продолжила: - Вот только пить в одиночестве нет никакого желания. Вы не хотели бы составить мне компанию?

- С удовольствием, - улыбаясь одними глазами, подкрутил ус Арсенин. - И ваших рук даже яд выпью с улыбкой.

- Тогда пойдемте, - поднявшись из-за стола, Глэдис машинально оправила юбку и шагнула к двери. - Лучшую выпивку, я храню на своей половине.

- Прошу прощения, - оторопело замер Арсенин, - но моё появление в столь неурочное время в таком месте может скомпрометировать вас...

- Оставьте, Генрих, - не останавливаясь, отмахнулась Глэдис. - Я уже не маленькая девочка и досужие слухи о мужчинах в моей спальне меня ничуть не пугают...

"Однако, знаковая оговорочка-то", - вышагивая следом за хозяйкой, задумчиво хмыкнул про себя Арсенин. - "Изначально речь только о хозяйской половине шла, а теперь уже и о спальне..."

- ... вот во время этой злополучной экспедиции мой муж и погиб, - буравя стену печальным взглядом, Глэдис продолжила начатый еще в коридоре рассказ, пока Всеслав разливал брэнди по бокалам. - И уже два года я совсем одна... - женщина одни глотком выпила свою порцию и жестом попросила добавки. - Есть, конечно, пара подруг, но у каждой семья, дети... а я... - Глэдис спрятала лицо в ладонях и еле слышно прошептала, - я так устала от одиночества... Боже-е-е мо-о-ой, как я устала быть одна...

Видя, как женщина забилась в рыданиях Арсенин в замешательстве замер и какое-то время, не зная, что же ему делать, стоял тупо уставившись на бутылку. Глэдис всё не успокаивалась, и Всеслав осторожно, словно к огню, протянув руку, и погладил её голове. А когда изумленная женщина вскинула заплаканные глаза, поднял её с места и прижал к себе. Прижавшись к Арсенину и, уткнувшись лбом ему в грудь, Глэдис еще какое-то время всхлипывала, вздрагивая всем телом. Немного успокоившись, она, видимо, желая пробормотать что-то благодарное, откинула голову назад, но сказать ничего не успела - Всеслав, так и не выпустив женщину из объятий, накрыл её губы поцелуем.

- Боже... - прикрыв глаза, тихо прошептала Глэдис, разметавшись по кровати, когда сладкое безумие, накрывшее их обоих понемногу сошло на нет. - Как хорошо... - И тут же, резко перевернувшись на живот, тревожно взглянула в глаза Всеславу и обеспокоенно зашептала:

- Теперь ты будешь меня презирать?..

- Ни за что, - мягко улыбнулся Арсенин, ласково проводя кончиками пальцев по щеке женщины. - Только обожать и восхищаться.

- Пойми, - всё еще с тревогой глядя ему в глаза, продолжила бессвязно оправдываться Глэдис, - я не такая... Просто ты... просто я...

- Я знаю, - мягко улыбнулся Арсенин, продолжая гладить её по волосам. - Нам было хорошо вдвоём...

- Было?..

- Было есть и будет, - Всеслав, придвинув женщину, вплотную ласково поцеловал. - Будет. Жизнь кончается не завтра.

Некоторое время в комнате стояла тишина, нарушаемая только прерывистым дыханием и звуками бесконечных поцелуев.

- Я понимаю, что сейчас совсем не время и не место, - Глэдис, уперевшись руками в грудь Арсенина, с трудом отпрянула чуть в стороны и вновь заглянула в глаза мужчине. - Но твое многозначительное "будет" придало мне решимости. И пока она не растаяла, я хочу спросить...

- Спрашивай, - покладисто кивнул Всеслав, пытаясь, не отпуская женщину, одной рукой вытащить из коробки папиросу. - Если знаю ответ - отвечу.

- Милы-ы-ый... - задумчиво протянула Глэдис, глядя на Всеслава одновременно с тревогой и нежностью. - Если фон Нойманн твой партнер, то посоветуй бедной женщине, в какую сторону и когда мне бежать?

- Фон? - недоуменно приподнял бровь Арсенин. - Ты немного ошиблась. Он мой партнер, но его фамилия просто Нойманн. Никакой он не фон и в бегстве нет необходимости. И вообще, с чего ты взяла, что нужно куда-то бежать?

- Знаешь, Генрих, если ты конечно Генрих, а не Рудольф или вообще какой-нибудь Франсуа, - горько усмехнулась женщина, - Уолфиш-Бей маленький городок, и моя семья жила в нём, когда он еще не был владением Британской короны. Очень уж давно мы сбежали из Ирландии... Но сейчас не об этом. Здесь все всё друг про друга знают и тот, у кого есть глаза, давно уже догадался, каким скотом и для кого торгует твой друг фон Нойманн... Вот и ты...

- А что я? - с легким напряжением в голосе, обеспокоенно спросил Арсенин. - Купец как купец...

- Не перебивай, - Глэдис, демонстративно надув губки, прикрыла ладошкой рот Всеслава. - Ты хотел знать, что в тебе не так, значит, слушай. То, что ни немецкий, ни английский тебе не родные, становится ясно на второй минуте разговора. Произношение хорошее, но акцент присутствует. Не пойму, какой, но есть. Твои компаньоны... Вот те двое, что постарше, они ни капли не похожи на купцов, но зато очень напоминают телохранителей. Я, правда, не могу понять, зачем тебе нужны и двое других... Ну тот, турок, и тот, что так здорово играет на гитаре. Было бы весьма печально узнать, что он так же великолепно режет глотки...

- Не волнуйся, - криво усмехнулся Арсенин, глядя поверх женской головы. - Художественная резьба не входит в число его достоинств... или недостатков. У него другая специализация. А что еще тебе не по вкусу?

- Что еще? - встряхнула волосами Глэдис. - Слушай. Ты ведь не купец, а если вдруг и купец, то затвором винтовки в последнее время щелкал чаще, чем костяшками счетов.

Женщина поднесла правую руку Всеслава к лицу, поцеловала сбитые затвором костяшки и ласково провела пальчиком по синяку от приклада.

- И наконец, - печально улыбаясь, продолжила она, - для торговца мясом, ты совершенно не разбираешься в быках. Лонгхорны, Генрих, американская порода и здесь они не водятся.

- Ты очень наблюдательна, - то ли с одобрением, то ли с раздражением качнул головой Арсенин. - Но я - купец. Только товар у меня... специфический. Очень.

- Так, может, ты оставишь свою... торговлю, - загоревшись внезапной надеждой, Глэдис просительно взглянула ему в глаза. - Плюнь на деньги! Тех средств, что у меня есть, хватит на нормальную жизнь. Если не хочешь или не можешь жить здесь, уедем куда угодно, хоть на другой конец света! Только останься со мной... пожалуйста...

- Понимаешь, Глэдис, - ломая спичку за спичкой в безуспешных попытках прикурить и пряча глаза, выдохнул сквозь зубы Арсенин. - В том, чем я сейчас занимаюсь, деньги не играют практически никакой роли. Просто я делаю то, что должен...

- Значит, ты уйдешь, - сев на кровати, Глэдис обняла колени руками, - уйдешь и не вернешься...

- Я уйду, - Арсенин прижавшись к подрагивающей от рыданий спине женщины, спрятал лицо в ее волосах. - Но когда однажды ты увидишь в бухте Уолфиш-Бей алые паруса, знай - я вернулся. Вернулся за тобой.

7 апреля 1900 года. Уолфиш-Бей.

Проснувшись, пусть не с первыми лучами солнца, но все же достаточно рано, Всеслав Глэдис в комнате не застал - та уже вовсю сновала по гостинице, поражая персонал невиданным досель благодушием.

Пивовар, робко заикнувшийся, что в связи с войной (пусть бушующей за тысячу миль отсюда, но все же!) было бы неплохо повысить цену на хмельное, вместо пожелания сотни чертей в печенку или еще чего похлеще, получил взамен навара короткую проповедь об алчности. Мальчишка-разносчик, перевернувший впопыхах корзину с яйцами, и вовсе удостоился лишь укоризненного взгляда и пожелания носиться аккуратней. Глядя на столь неожиданные перемены в поведении доброй, но строгой хозяйки, мужская половина персонала недоуменно пожимала плечами и задумчиво чесала в затылке, а женская обменивалась понимающими и чуть завистливыми взглядами.

Однако и благодушию бывает предел: когда изрядно припозднившаяся официантка, заговорщицки подмигнув хозяйке, томно простонала, что ночью ТОЖЕ не выспалась и очень устала, то немедленно была вознаграждена за догадливость взбучкой и, затравленно оглядываясь, улепетнула на кухню, а потом, в течение дня, старалась как можно реже показываться Глэдис на глаза.

- Итак, - отхлебнув кофе, Арсенин обвел внимательным взглядом собравшуюся за завтраком компанию, - заканчиваем приём пищи и дружно топаем в "Черную Каракатицу" - здешнюю самую приличную портовую забегаловку. Сразу хочу пояснить, идем не чтобы пить... - выделив голосом последнюю фразу, Всеслав скользнул взглядом по Троцкому, выжидательно покосился на Корено и довольно усмехнулся.

При слове "пить" Лев явственно передернулся, а одессит состроил невинную физиономию добропорядочного обывателя, не потребляющего ничего крепче простокваши.

- Где-то так, - утвердительно кивнул Арсенин, наблюдая за реакцией друзей. - Нам предстоит встреча с капитанами американских китобоев, и ваша задача - произвести самое что ни на есть благоприятное впечатление.

- Ой, я вас умоляю! - возмущенно вскинулся Корено, жутко недовольный перспективой принудительной абстиненции. - Не делайте мне смешно! Те китобои кушают себе спотыкаловку, шо дядя Фима мацу - с утра и постоянно, а русскому матросу, - молодой грек горделиво тряхнул смоляной шевелюрой, - таки и не випить?! А если, не приведи Господи, те американы будут иметь себе желаний за Содом, ви таки прикажете мине искать румяна и пудру для всей компании?

Впечатлившись буйством Колиной фантазии, Лев, Дато и Барт обменялись взглядами. Первый - озадаченным, второй - недоуменным, а бур - непонимающим.

- Прикажу - чепчик оденешь, - ехидно фыркнул Арсенин, разглядывая изумленных подчиненных. - Но, думаю, до этого дело не дойдет.

- А зачем мы туда идем, Всеслав Романович? - торопливо дожевывая сосиску, промычал Троцкий. - Пить нельзя - это понятно, а что тогда делать?..

На последней фразе Корено, все своим видом выражая, что лично ему сия сентенция непонятна и неприемлема, зашелся в надсадном кашле, но от каких-либо комментариев воздержался. Впрочем, даже если бы он и хотел что-нибудь сказать, то вряд ли б смог: Барт и Дато, искренне переживая за здоровье друга, одновременно двинули одессита по спине.

- Что делать, что делать... - поднимаясь из-за стола, пожал плечами Арсенин. - Впечатление производить, вот что делать. Всеми доступными способами.

То, что "Каракатицу" давно и надолго облюбовали моряки, было заметно еще на подходе. По крайней мере, двое китобоев, пытаясь смыть последствия вчерашней попойки, вяло плескались в ржавой бочке - списанном судовом опреснителе, а еще один, так и не расставшись с почти пустой бутылкой, безмятежно дрых, привалившись к стене трактира.

Глядя на сию пастораль, Корено в очередной раз тяжко вздохнул и принялся вполголоса завистливо бурчать. Арсенин, прекрасно понимая, когда и как нужно воспринимать одессита, внимания на его стоны не обращал, зато Дато, укоризненно хмуря брови, дернул Кольку за рукав и вполголоса напомнил, что хотя они и на суше, их корабль там, где их капитан, и рейс еще не закончен. Корено, за время совместных путешествий раз двадцать разъяснявший абреку разницу между судном и кораблем, возмущенно поперхнулся на полуслове, но тут же призадумался и больше о выпивке даже не заикался.

Внутри кабак поражал простотой и незатейливостью убранства, клубами табачного дыма и обилием (несмотря на ранний час) посетителей. Бармен, угрюмый рыжеволосый шотландец, стоя под огромным штурвалом (чуть ли не единственным на все заведение украшением), флегматично расчесывал пушистые баки, глядя в мутное зеркало (единственное на всю таверну) и на появление новых клиентов отреагировал в высшей степени наплевательски. При виде молчаливой пятерки прилично одетых незнакомцев, бармен всего лишь вздернул вверх левую бровь и на приветствия почтенной публике размениваться не пожелал. Очевидно, подобная мимика была ему не свойственна и служила сигналом, потому что двое или трое выпивох, вдруг вспомнив о срочных делах, с видом крайней озабоченности, шустро юркнули на улицу через заднюю дверь.

Небрежно раздвигая в стороны подвернувшиеся под ноги обшарпанные табуреты и их не менее обшарпанных хозяев и, не обращая внимания на бесконечный гул людских голосов и надсадный скрип граммофона, визгливо выводившего "...То Кемпбелы идут, ура, ура..." или нечто другое, но тоже явно шотландское, Арсенин добрался до стойки. Бармен не изменил монументальную позу ни на йоту. Всеслав требовательно ударил ладонью по кнопке барного звонка. Ирландец с сомнением покрутил физиономией перед зеркалом и вновь взялся за расческу.

Изрядно раздосадованный явным неуважением к своей персоне, Всеслав глазами указал Корено на бармена и, небрежно облокотившись на стойку, вынул из портсигара папиросу. Не успел Арсенин чиркнуть спичкой о терок, как одессит, ухватив невежу за широкий клетчатый галстук, рывком подтянул его к капитану.

- Приличный хозяин приличного заведения, встречая приличных гостей, как минимум приветствует их, - назидательным тоном произнес Всеслав, выдыхая струю дыма в покрасневшую от возмущения и удушья физиономию бармена. - Вы же, сударь, ведете себя, мягко говоря, невежливо.

- Так то приличных, - упрямо прохрипел шотландец, безрезультатно пытаясь вырваться из рук Корено. - А ухари залетные пусть не за моё воспитание, а за своё здоровье пекутся.

Словно по команде в зале стих многоголосый гомон, и в угрюмой тишине, внезапно накрывшей таверну, словно покойника покрывалом, сдавленный хрип прозвучал зловеще. Кто-то из посетителей, сжав горлышко пустой бутылки, словно рукоять меча, даже привстал со стула, кто-то, разминая кулаки, выразительно хрустнул костяшками пальцев, но этим всё и ограничилось. Китобои, напряженно выжидая, чем же закончится диалог бармена с наглыми пришельцами, от решительных мер пока воздерживались.

- У меня здесь назначена встреча, - выдохнув очередную струю дыма, Арсенин взял со стойки пустой стакан и придирчиво рассмотрел его на свет. - С капитаном Джекилом Хайдом.- Жестом приказав Корено слегка ослабить захват, Всеслав невозмутимо, словно не замечая готовых броситься в драку американцев, протер стакан платком и, щедро плеснув в него виски из стоящей наособицу бутылки, продолжил: - Он уже здесь?

- Уж с полчаса как здесь, - потирая горло, мрачно буркнул бармен, - в отдельном кабинете дожидается. Только зря вы, мистер, сразу по-хорошему не спросили, - угрожающе просипел ирландец, косясь на заднюю дверь. - Приличные люди, - передразнил он Арсенина, - вежливо спрашивают, а не гавкают...

- С тобой, свинья, не гавкает, а разговаривает капитан Жег...,- криво усмехнулся Троцкий, проследив за взглядом хозяина таверны, и вставая сбоку от двери, - тьфу ты, герр Штольц!

Как по заказу, створка, выбитая жестким пинком снаружи, резко распахнулась, и в зал, размахивая внушительного вида дубинами, ворвалась давешняя троица. При виде подручных, мысленно окрещенных Львом дуболомами, бармен осклабился в радостной улыбке, но почти тут же вновь осунулся.

Первый дуболом, споткнувшись о заботливо подставленную Троцким ногу, с размаху въехал головой в деревянную стойку и признаков жизни не подавал. Второй, получив от Льва табуреткой по морде, размазывая по щекам кровавые слюни и сопли, стек по стене и в настоящий момент был больше озабочен подсчетом оставшихся во рту зубов, чем восстановлением статус-кво. Третьему не повезло больше всех: проскочив мимо Льва, он даже успел замахнуться дубиной, но этим его удача и ограничилась.

Дато, крутнувшись в неразличимом глазу пируэте, рубанул ладонью по горлу дуболома, а Барт впечатал ногу в пузо. Выронив дубину и раззявив рот в беззвучном крике, несчастный рухнул на колени, но и на этом его беды не закончились: Коля, не желая отставать от друзей, навернул ему кулачищем по затылку и дуболом, сипя, словно сдувающийся шарик, растянулся на полу.

- Мерзкое пойло, - Арсенин, пригубив спиртное из своего стакана, аккуратно промокнул платком губы и повернулся к товарищам. - Я пойду с мистером Хайдом пообщаюсь, а вы пока меня здесь подождите. - Капитан, заметив мечтательный взгляд Корено, устремленный на заставленные бутылками полки, отрицательно качнул головой. - Без излишеств. Просто подождите.

Отдельный кабинет оказался небольшой комнатенкой, меблированной в общем стиле заведения, то есть почти пустой. Перешагнув порог, Арсенин с грустью констатировал, что роскошью или маломальским комфортом здесь и не пахнет: в комнате находились колченогий круглый стол, застеленный потертой скатертью некогда зеленого цвета, стайка ветхих стульев и пять человек, одетых с присущим морякам колоритом. По-видимому, один из пятерых - капитан Джекил Хайд. Кто же остальные четверо, предметы мебели или капитанские доверенные, предстояло еще разобраться.

- Добрый день, господа, - Арсенин, намеренно не концентрируя взгляд на ком-либо из присутствующих, кинул взгляд поверх голов. - Я - Генрих Штольц, и мне нужен капитан Хайд.

- И чего клятые москали желают от шановних панов? - неприязненно оскалившись, бросил по-русски похожий на ожившую корягу мужик в кожаной тужурке и капитанской фуражке.

- А с чего герр решил, что я москаль? - зловеще ухмыльнувшись краем рта, в тон ему, но по-английски, осклабился Арсенин.

- Матка бозка Ченстоховска! - с демонстративным удивлением всплеснул руками собеседник. - А то я москалей не узнаю, даже если они рядятся под шваба! Збигнев Пшесинский! Честь имею!

- Позвольте поинтересоваться, - с самым простодушным видом спросил Арсенин, встав так, чтобы спина оказалась прикрыта стеной. - Если имеете, отчего ж не пользуетесь?

Внезапно в общем зале кто-то вскрикнул и чей-то голос, переходя с рычания на визг, завопил: "Бей их!" То ли поляк и без того не отличался кротким нравом и большим терпением, то ли вопль послужил ему сигналом, так и осталось неизвестным, но сразу же за начавшейся в таверне суматохой Збигнев заорал: " idz do diabla!" и, резко выбросив вперед сжатую в кулак руку, попытался своротить Всеславу челюсть.

- Еще недовольные москалями поляки имеются? - едва заметно поморщившись, тряхнул ушибленной кистью Арсенин, когда неистовый поборник Великопольской вольности, разбрызгивая кровь из сломанного носа, рухнул на пол. - Если да, - капитан приветливо махнул рукой, - добро пожаловать.

- Я, к примеру, ирландец, - коренастый бородач с сизым носом недовольно поморщился, услышав, как в общем зале со звоном и плеском вдребезги разлетаются бутылки, сплюнул на пол табачную жвачку. - А сеньор Родриго, ежли слухам верить, и вовсе португалец. Только, какое вам до этого дело, мистер? Мы все - американцы. Так что будем про дела денежные говорить, или национальности обсуждать?

- Если про деньги пошел разговор, - Всеслав пододвинул к себе свободный стул и, проверяя его на прочность, пошатал, - так представиться бы не мешало. Я себя назвал, - сочтя стул условно пригодным, Арсенин рискнул откинуться на спинку и обвел внимательным взглядом сидящих напротив людей. - Очередь за вами...

- Браво, мистер Штольц! - имитируя аплодисменты, трижды хлопнул в ладоши сухопарый мужчина, единственный из всех одетый в капитанский китель, - ваш выход на сцену производит впечатление! Занимались боксом? Джиу-джитсу? Ну, да это не важно. Я... - американец удивленно покосился на содрогнувшуюся от удара извне стену, - капитан Джекил Хайд. Это - китобой обвел рукой остальных, - мои друзья и коллеги. Дугал ОКоннор - капитан "Утренней звезды", сеньор Родриго Перанта, - капитан "Невесты ветра", Джеймс Кастор - капитан... - Хайд, прервав процедуру знакомства недовольно поморщился и покосился на стену, отделяющую кабинет от общего зала, словно хотел пробиться взглядом сквозь доски. В зале, перекрывая гвалт, ор и непрекращающийся треск, кто-то пронзительно завизжал и не переставал скулить до тех пор, пока грохот оборвавшегося светильника не перекрыл все остальные звуки.

- Капитан "Красотки Сью", - продолжил Хайд, укоризненно покачивая головой. Судя по доносившимся из-за стены чавкающим звукам и сопровождающим их всхлипам, кто-то кого-то вбивал в пол непосредственно за дверью. - Ну и я, имею честь владеть премилой посудинкой по имени "Тысячелетний сокол"... Ваш приятель Збигнев, в любом случае вне игры. Его скорлупка течет по швам и вряд ли будет вам интересна. Так что же вы хотели нам предложить?

- Две с половиной тысячи фунтов чеком марсельского банка или аналогичную сумму в немецких марках, - прикурив папиросу, Арсенин резким взмахом затушил спичку. Словно по сигналу, одновременно с его жестом в зале кто-то разбил бутылку, затем - вторую и, судя по звукам, о чью-то голову. - Причем я предлагаю очень большие деньги за очень небольшую работу.

- А подробнее? - вопросительно шевельнул бровью Хайд, старательно перешагивая через натекшую из-под двери лужицу то ли крови, то ли спиртного. - Что за работа? Для одного или для всех?

- Для всех, - что прикинув про себя, кивнул Арсенин. - Работа несколько не по вашему профилю, но деньги есть деньги, не так ли? - И, с кривой ухмылкой взглянув на Пшесинского, который кряхтя и стеная, пытался встать с пола, продолжил:

- Завтра, в крайнем случае - послезавтра, нужно выйти из сей уютной гавани и прогуляться до бухты Контарес, что ниже Людерица, принять на борт кое-какое количество... пассажиров и доставить их сюда, в Уолфиш-Бей. Причем уходить из нашей гавани можно в любое время. А вот вернуться лучше всего ночью...

Выслушав предложение Всеслава, американцы (даже Пшесинский приполз!) сбились в тесную кучу и какое-то время, перебивая друг друга и азартно размахивая руками, о чем-то шептались.

- Вот что я скажу, мистер Штольц, - закончив обсуждение, Хайд с ехидной улыбкой прислушался к воцарившейся в зале тишине, - предложение, что и говорить, заманчивое. Но! И слепому видно, что дело здесь нечисто, а мы доселе знакомство с вами не водили и какие рифы кроются под гладкой водицей, не знаем. Лично мне лично вы симпатичны, но кто поручиться за вашу команду? Сдается мне, что ваши ребятишки слова дорого не стоят, так что наш ответ - нет!

Церемонно распрощавшись, Хайд шагнул к двери и, демонстративно подобострастно поклонившись Арсенину, распахнул перед ним дверь.

- Вы можете идти, - американец махнул рукой в сторону выхода из таверны и, оборвав речь на полуслове, удивленно замер.

В общем зале, на полу, вместо привычных взгляду опилок, плевков и окурков, то тут, то там валялись стонущие моряки, обломки мебели и осколки бутылок. Из нехитрой обстановки уцелел только один стол да пара стульев и на одном из них восседал угрюмый бородатый мужчина из числа тех, кто пришел с герром Штольцем...

- Вечно ты, Нико, самовольничаешь, - в полголоса ворчал Дато, вытирая руки о какую-то тряпку, - Батоно капитан, сказал, чтобы без излишеств, а ты драку затеял...

- И таки шо вам не нравится? - недоуменно фырча, пытался оправдаться Корено, старательно обтирая ботинки робой одного из валявшихся на полу мордоворотов. - Всеслав Романыч, шоб он был здоров, имел желаний за впечатления и немножко за уважение. Таки ми это устроили. А если вы имеете слов за излишества, таки где ви их видите? Смотрите сюдой глазами, - Коля приподнял за волосы одно из бесчувственных тел и продемонстрировал его другу. - Я имею мыслев, шо излишества это когда поц немножко мертвый. А они таки дышат!

- Fool * (дурак, африкаанс)... - горестно вздыхал Барт, тряся за шкирку безвольно обвисшего китобоя, - jy frats van die natuur * (ты ошибка природы, африкаанс). - Уронив бессловесного моряка на пол, бур ласково погладил покореженную трубу граммофона, и снова вздохнул, - so 'n ding het gebreek ...* (такую вещь сломал, африкаанс)

Хайд перевел ошарашенный взгляд со Льва, беззаботно болтавшего ногами на краю барной стойки, из-под которой, потирая ладонью набухающий синяк, затравленно выглядывал бармен, на не менее удивленных капитанов, а после на ухмыляющегося Арсенина и явственно сглотнул слюну.

- Так что вы там говорили о рекомендациях для моих людей? - аккуратно отодвинув американца в сторону, Всеслав вышел из кабинета. - По-моему, - капитан обвел рукой зал, - слова здесь излишни.

- Да-да, - приходя в себя, промямлил Хайд, - похоже, что мы немного поторопились с выводами. Помнится, вы что-то говорили про деньги?

8 апреля 1900 года. Уолфиш-Бей.

Когда утром следующего дня команда собралась за завтраком, Арсенин отметил про себя, насколько однообразно хмуры физиономии товарищей: кроме Дато, выспаться не удалось никому.

Сам Всеслав вечером, призвав на помощь уроки математики из морского корпуса, помогал Глэдис с хозяйскими расчетами, после уже она просвещала Арсенина о нравах и обычаях местного гарнизона, выложив за час больше полезной информации, чем вся команда собрала за прошедшее время. Покончив с делами, они решили отдохнуть от расчетов, рухнув в постель. В результате, когда довольные и уставшие мужчина и женщина смогли оторвать друг от друга и уснуть, часы пробили три ночи. Корено, в очередной раз убедившись в действенности своей харизмы и, выведав окольными путями, что официантка Мадлен замужем, на пальцах договорился с ее подругой Бетти о свидании. Вот только ночью, когда Коля мольбами и уговорами, выпроводил Льва ночевать в соседнюю комнату, с небольшим разрывом во времени заявились обе красотки. Мысленно поставив крест на возможности приятно провести вечер, одессит, не дожидаясь, пока подруги вцепятся друг другу в волосы, выставил обеих за дверь. Однако не прошло и пяти минут, как достигшие мирного соглашения соперницы возникли на пороге. И когда Коля в пятом часу выпроводил их восвояси, удовлетворение он испытывал только от мысли, что несмотря на все старания странных подружек, честь русского флота вообще и российского матроса в частности он не посрамил...

Лева в вакханалии участия не принимал, но благодаря тонким гостиничным стенам проснулся от первого же стона и заснуть больше не смог. И когда проказницы наконец удалились, радовался едва ли не больше Корено. Только недолго - завтрак начинался в семь и опоздания командиром не приветствовались.

Барт, решив навестить земляков из коммандо Ван Брика, предупредил Дато, что вернется через час и степенно удалился. Видимо, встреча прошла в теплой и дружественной обстановке, так как в гостиницу бур вернулся только в четвертом часу, пошатываясь и благоухая скотчем.

Механически поглощая завтрак, приятели обменялись едва ли десятком слов, и когда в девятом часу утра, в сопровождении двух мордоворотов в гостиницу заявился фон Нойманн, он натолкнулся на стену из не предвещающих ничего хорошего взглядов. Сам кайзеровский шпион отнесся к данному факту равнодушно (по крайней мере, внешне), зато его телохранители явно побледнели и, судорожно вцепившись в рукояти револьверов, принялись нетерпеливо переминаться с ноги на ногу. Не обращая внимания на угрюмых русских, фон Нойманн небрежно поставил на стол пухлый кожаный саквояж с медным замочком, пожелал Арсенину удачи в его начинаниях и, сдержанно попрощавшись, ретировался.

Проводив немца равнодушным взглядом, Всеслав персонально проинструктировав каждого из подчиненных, разослал из по городу, а сам, захватив саквояж, неспешно пошагал в порт.

Обе намеченные встречи прошли без осложнений. Хозяин бригантины, получив задаток, заверил Арсенина, что все формальности уладит без проволочек и выход в море намечен на завтра. В "Черной каракатице" все тоже прошло как нельзя лучше. Бармен, завидев Всеслава на пороге таверны, льстиво улыбаясь, выскочил из-за стойки и проводил гостя в уже знакомую тому комнату. Капитаны китобоев, включая гонористого поляка, выслушали подробные инструкции и, деловито пересчитав аванс, условились о точке и времени рандеву. Распрощавшись с американцами, Арсенин вышел на улицу и зябко поежился: над Уолфиш-беем, в прямом и переносном смысле, сгущались тучи. Вот только о намечающемся шторме мало кто догадывался.

- Тебе кто-нибудь говорил, что ты красивая женщина? - мягко улыбнулся Арсенин, любуясь Глэдис, расчесывающейся перед зеркалом. - Необычайно красивая...

- "Кто-нибудь" - говорил, - звонко рассмеялась женщина и кокетливо улыбнувшись, показала язык отражению Всеслава. - А от вас, сударь, слышу впервые. А как иначе, Генрих? Хозяйка лучшего в городе заведения должна быть лучшей во всём и сейчас я тебе это докажу...

Резко развернувшись, женщина прыжком преодолела четверть ярда, отделявших пуфик от кровати и, шутливо боднув Арсенина в грудь, опрокинула его на одеяло и скорчила потешно-угрожающую рожицу:

- Сразу сдашься, несчастный, или посопротивляешься?

- Я не несчастный, а счастливый, - фыркнул Всеслав, сдувая с кончика своего носа щекочущий женский локон. - И капитулирую безоговорочно. Вот сразу как поговорим, так и капитулирую.

- У тебя есть ровно пять минут, - Глэдис, воткнув локотки в мужскую грудь, водрузила поверх ладоней подбородок и заглянула в глаза Арсенину. - А потом я начинаю боевые действия... - Женщина, призывно улыбаясь, плотоядно облизнула губы. - Ну что ж ты молчишь? Я жду...

- Если заведение лучшее, - задумчиво протянул Всеслав, меланхолично гладя женщину по волосам, - значит, его можно быстро и выгодно продать. Советую заняться этим безотлагательно.

- И зачем мне... нам это нужно? - тихо мурлыкнула женщина, по-кошачьи изгибаясь под мужской ладонью. - Трактир и гостиница приносят изрядный и стабильный доход, а что еще нужно, чтобы достойно встретить старость?

- Потому что через неделю цена на недвижимость сильно упадет, - предельно серьезным тоном произнес Всеслав. - Я вообще сомневаюсь, что через неделю здесь можно будет продать даже сарай не то, что гостиницу.

- Допустим, продала я гостиницу, - Глэдис, не желая становиться серьезной, потерлась щекой о его ладонь. - А что дальше?

- Дальше? - грустно усмехнувшись, Арсенин, глядя куда-то вдаль, дернул щекой. - Хороший вопрос, еще б ответ на него знать... Но ты не волнуйся, - он ласково улыбнулся моментально напрягшейся женщине, - это не о тебе. Так - мысли вслух. С тобою все проще. Продав гостиницу, положишь деньги на депозит Марсельского банка, пересечешь границу немецких колоний, благо это проблем не представляет. Будут проблемы - обратись к Нойманну, он поможет. В Свакопмунде сядешь на поезд и по Западной железной дороге доедешь до французского Алжира. Оттуда пароходом до Марселя. В марсельском порту найдешь таверну " У Софи", ее хозяйка хорошая Ко... хорошая знакомая нашего турка, он тебе черкнет для неё письмецо...

- Хозя-я-я-йка? - Глэдис, подозрительно вглядываясь в лицо Арсенина, сжала губы в тонкую струнку. - Знакомая турка, говоришь? Или твоя?

- Ты из меня турецкого султана-то не делай! - возмутился Всеслав, внутренне гордясь собой и немного радуясь внезапной вспышке ревности. - Та хозяйка старше меня раза в два, если не больше! Старушка хоть и крепкая, а знающей помощнице будет рада. А пока суд да дело, там и я появлюсь.

- Э-эх, - печально усмехнулась Глэдис, глядя в ночь за окном, - не видать Уолфиш-Бею алых парусов... Останется мой городок без красивой сказки... - женщина тоскливо вздохнула и перевела полный надежды взгляд на Арсенина. - Но так хочется верить, что хотя бы у Марселя появится новая легенда...

- Появится, - вложив в интонацию всю свою уверенность, улыбнулся Всеслав. - Всё появится. И легенда, и я... А пока давай ложиться, я утром уеду... но скоро вернусь.

- Я так понимаю, - заметно повеселев, засмеялась Глэдис, уворачиваясь от его объятий, - вернешься ты через неделю?

- Правильно понимаешь, - подмигнул Арсенин, прижимая её к себе. - Только будь добра, не делись ни с кем своим пониманием...

Ночь с 11 на 12 апреля 1900 года. Борт бригантины "Мэри". Траверз бухты Контарес на границе британских и германских колоний.

- Не спится, мистер Штольц? - увидев Арсенина, в сопровождении Дато входящего в ходовую рубку, заискивающе улыбнулся капитан бригантины. - Вы просили сообщить, когда мы дойдем до бухты Контарес, так вон она, - англичанин ткнул пальцем в темноту за бортом, - любуйтесь.

- Припозднились вы что-то, - не обращая внимания на лебезящего шкипера, недовольно буркнул Арсенин. - По моим расчетам, мы должны были прийти еще час назад.

- Да видите ли, - начал мямлить англичанин, желая оправдаться, но остановленный властным жестом нанимателя, заткнулся.

- В чем бы не крылась причина задержки, - процедил Арсенин, напряженно вглядываясь в ночную темень, - за опоздание - штраф. Сейчас вы войдете в бухту, встанете на якорь ярдах в ста от линии прибоя и начнете принимать на борт людей с берега.

- Мы так не договаривались, - возмущенно запыхтел британец, упирая руки в бока. - Согласно фрахту, я должен дойти до Порт-Номпота, взять на борт пассажиров и вернуться в Уолфиш-Бей!

- Не понимаю причину вашего возмущения, - снисходительно усмехнувшись, пожал плечами Арсенин. - Считайте, что работодатель внес в план фрахта коррективы, и выполняйте распоряжения.

- В этих краях бандитов, что бродячих собак на помойке! - упрямо мотнул головой англичанин, - а у этой бухты и вовсе дурная слава. Я свою красавицу, - капитан ласково провел ладонью по переборке рубки, - в неё не поведу.

- В самом деле? - удивленно прищурился Всеслав. - А братья маузеры в руках моего друга, - Арсенин кивнул на Дато, слажено щелкнувшего взведенными курками, - уверяют меня в обратном.

- Это произвол, - внезапно севшим голосом просипел англичанин, испуганно косясь то на оружие в руках абрека, то на застывшего безмолвным истуканом рулевого. - Это... пиратство! Я... Я буду жаловаться!

- Ваше право, - невозмутимо пожал плечами Арсенин, передавая рулевому листок с новым курсом. - Хоть господу Богу. Кстати! Если вы будете и дальше меня отвлекать, то слово чести, я предоставлю вам возможность наябедничать на меня Всевышнему.

- Мы не сможем войти сюда ночью, - дрожащим голосом проблеял англичанин, решив выложить последний козырь. - Здесь мель на мели, да и рифов хватает... Обязательно днище пропорем...

- Полноте врать, любезный, - криво усмехнулся Арсенин, вынимая из портсигара папиросу. - Лоции здешних вод я тщательнейшим образом изучил еще в Уолфиш-Бее. Эту бухту можно пройти, не опасаясь банок вдоль и поперек ориентируясь по картинке с папиросной коробки. К слову, о мелях и прочих опасностях, - Арсенин ткнул пальцем в лежащую перед рулевым карту, - ближайшая из них в десяти милях отсюда. Так что приступайте к выполнению своих обязанностей и моих распоряжений и помните: в английской речи я разбираюсь не хуже вас, а в судовождении, смею надеяться, и лучше.

Британец смерил Всеслава недоверчиво-снисходительным взглядом и, встав напротив планшета с картой, что-то неразборчиво буркнул рулевому. Тот, скосив глаза на стоящего сбоку абрека, скорчил сомневающуюся физиономию и коротко пожал плечами.

- Дато! - Арсенин, заметив их молчаливые, но выразительные ужимки, решил подстраховаться. - Если тебе только покажется, что господин шкипер собирается сделать что-то не то, всади ему пару пуль в живот. Смерть, конечно, долгая и мучительная, ну да нам не до сантиментов. С рулевым тоже не церемонься.

Увидев, как Туташхиа качнул в ответ головой, Всеслав ехидно усмехнулся и продублировал приказ по-английски.

Услышав кровожадные распоряжения мнимого немца, капитан моментально покраснел, взмок, и, сдавленно охнув, ожесточенно замахал руками, всем своим видом показывая, что и в мыслях ничего подобного не имел. Рулевой, одним движением отодвинул растерянного шкипера в сторону и громко пробурчал, что лично он, тысяча чертей и две преисподних, в герои не рвется и в проводке чертовой бригантины через трижды проклятую лужу, громко именуемую, чтоб его разорвало, заливом, обойдется без гувернанток, триста акул им в задницу, хотя и одной достаточно!

Арсенин, выслушав выпаленную единым духом тираду, обменялся с Дато уважительными взглядами и вышел из рубки. Троцкий, Корено и Барт, изнывая от скуки и безделья, торчали возле бакового бачка.

- Николай! - Всеслав, привлекая к себе внимание, дважды качнул прихваченным в ходовой рубке фонарем. - Бери Барта и присмотри за палубной командой. Если кто вдруг взъерепенится - за борт того без долгих разговоров!

- Если до гальюна тащить далеко, - фыркнул вполголоса Троцкий, - и мочить в сортире не получается, будем мочить всех в море. В экологическо-чистой обстановке, так сказать. Не утонут, так помоются...

- А вы, юноша, - капитан, не прислушиваясь к бурчанию подчиненного, вынул откуда-то похожую на булаву жестянку и протянул ее Троцкому, - встанете у правого борта и через десять минут запустите ракету. Часы дать?

- Не надо, - удивленно ойкнул Троцкий, подхватывая пудовую дуру двумя руками. - До шестисот досчитаю и бахну...

Арсенин, дождавшись, пока Лев займет указанное ему место, удовлетворенно хмыкнул и вернулся в рубку. Та царила идиллия. Дато, лишив капитана последней радости, уселся на единственную в помещении табуретку и держал под прицелом обоих англичан. Капитан, обхватив голову руками, сидел на полу и кидал тоскливые взгляды на барометр в настенном ящике, где была припрятана фляжка с виски. Рулевой, видимо, тоже посвященный в тайну деревянного ящика, регулярно косился на барометр, шмыгал носом и тяжко вздыхал. Однако ни тот, ни другой, справедливо полагая, что от молчаливого охранника можно ждать чего угодно, попыток достать драгоценную фляжку не предпринимали и вообще не дергались. Правильно, кстати, делали. И даже когда ночную тьму с премерзким шипением разрезал сноп белого пламени, капитан только втянул голову в плечи, а рулевой смачно чертыхнулся и сплюнул под ноги. А в момент, когда справа и слева от неторопливо бредущей к берегу бригантины последовательно взмыли еще пять ракет, шкипер был готов забиться в ближайший рундук, да вот беда, богатством обстановки ходовая рубка не блистала: штурвал, планшет с картой, табуретка. Да и та оккупирована.

К счастью британцев, примерно через час неторопливого хода Арсенин, до того момента не сводивший глаз с брегета, коротко бросил:

- Всё! - и кивнул англичанину. - Прикажите отдать якоря, сэ-э-эр...

Британец покорно шмыгнул и, выглянув на палубу, кротко продублировал просьбу Всеслава. Сразу же послышались отрывистые команды Корено, затем сдержанная ругань убирающих паруса матросов, ржавый скрежет брашпиля, всплеск падающего в воду якоря и бригантина закачалась у берега.

Арсенин и Дато, торопясь принять на борт новых пассажиров, покинули рубку, и, когда на палубу взобрались увешанные оружием буры, капитан и рулевой были изрядно навеселе.

Дабы ни тот ни другой не вводили оставшуюся команду в искус, обоих заперли в форпике. Но, то ли фляжка была бездонная, то ли запасливые мореманы наделали тайников со спиртным по всему судну, но на протяжении всего следующего дня из форпика неслось разухабистое "Leaving of Liverpool", сменяющееся то "Rolling' Down to Old Maui", то "What Shell We Do With The Drunken Sailor". Арсенин уже всерьёз подумывал, а не отправить ли ему неугомонную парочку прогуляться по доске или вздернуть проветриться на рее, но на подходе к Уолфиш-Бею пьяные завывания сменились раскатистым храпом, слышимым даже сквозь переборку и Всеслав с облегчением отставил раздумья в сторону. Благо, забот и без того хватало.

Ночь с 12 на 13 апреля 1900 года. Гавань Уолфиш-Бей.

Выйдя на бак, Арсенин, выискивая затаившихся до времени десантников, окинул внимательным взглядом верхнюю палубу. Без особой на то необходимости, пнул по подошве чьего-то ботинка, выглядывавшего из-под груды брезента у планширя, нервно прикурил черт знает какую за последние сутки папиросу и недовольно покосился на ходящие ходуном руки. Как ни крути, а ранее ему никогда не приходилось руководить целой эскадрой, и хотя он привык к ответственности, переживания все же тяготили душу. Нет, как ни странно, но за свою жизнь он не боялся, а вот за дело... Дело, которому он служил совершенно неожиданно для себя. Оставалось только радоваться, что хотя бы внешне удается выглядеть невозмутимым. Правда, не для всех...

- Не стоит так волноваться, батоно капитан, - абрек, неслышно возникнув откуда-то из-за спины, остановился рядом. - Я верю в вас, мой князь. И остальные верят. А там, где столько людей верят, что всё получится, - проиграть невозможно.

Всеслав благодарно пожал руку Дато и, мысленно поблагодарив Всевышнего за верных и понимающих друзей, вернулся в ходовую рубку. Шхуны американских китобоев, перевозивших основную массу бурского десанта, были уже на подходе, и ему предстояло обезвредить британскую канонерку. Всеми доступными способами.

Вахтенный матрос, тоскливо маячащий на верней палубе канонерской лодки первого класса "Алджерин", удивленно разинул рот и, решая, стоит ли беспокоить вахтенного офицера или нет, потеребил бант на бескозырке. С юга на корму "Алджерина", устрашающе поблескивая топовыми огнями, медленно и практически беззвучно надвигалось какое-то судно. В лунной дорожке мертвенно блеснули ошметки грязных парусов, придавая паруснику зловещие очертания "Летучего Голландца". Вахтенный, вспомнив, как старина Пит не далее как вчера трепался о жутком корабле мертвых, испуганно икнул. Зловещая тень всё приближалась и приближалась. Пятясь к кормовой надстройке, матрос протер глаза, присмотрелся и презрительно сплюнул: привидится же! То, что еще минуту назад казалось кораблем-призраком, оказалось всего лишь бригантиной "Мэри" и, судя по тому, как парусник рыскал в разные стороны, можно было предположить, что рулевой, да и остальная команда, изрядно приняли на грудь. Спустя десяток минут и пяток криворуко исполненных маневров "Мэри" с трудом притерлась к борту канонерки. К этому моменту на верхней палубе стационера во главе с дежурным офицером, собралась практически вся вахта. Все четыре человека.

- Эй, служивый! - кто-то едва различимый в темноте выполз из-за планширя и, с трудом удерживая равновесие, вцепился в леера. - Давай, зови своего таможенного инспектора!

- Иди проспись, морда! - обрадовано заржал матрос, кивком головы призывая товарищей разделить его веселье. - Это ж до каких чертей нужно напиться, чтоб таможенную лайбу с военным кораблем перепутать?

- Не таможн-я-я-я? - удивленно икнул забулдыга и опасно перегнулся через планширь, пытаясь рассмотреть что-то понятное лишь ему одному. - Счас я капитана позову сам ему и объяснишь, - моряк на борту "Мэри", едва не брякнувшись за борт, лихо крутнулся вокруг своей оси и, покосившись через плечо, назидательно потряс в воздухе пальцем, - только вы эта... никуда не уплывайте...

Рыбак в очередной раз пошатнулся и с истинно пьяной решимостью, исчезая из поля зрения военных, шагнул в сторону рубки. Судя по грохоту, божьбе и чертыханиям, он обо что-то запнулся и, шмякнувшись о палубу, дальнейший путь проделывал уже на карачках.

- Прикажите привести их в божеский вид, сэр? - предчувствуя, что явление капитана бригантины будет мало чем отличаться от визита своего матроса, вахтенный повернулся к дежурному энсину.

- Успеется, - отмахнулся офицер, внутренне радуясь возможности разнообразить скучное дежурство. - Когда еще и кто нас здесь бесплатно позабавит?

Через несколько минут ожидания подле планширя бригантины вновь замаячили тени, но уже в количестве трех штук и почему-то укутанные в голландские непромокаемые плащи. Вахтенный с канонерки недоуменно подивился, зачем в жару таскать непромокашки, как тени, двигаясь резко и четко, почти одновременно перемахнули на палубу "Алджерина" и слаженно взмахнули руками. Англичанин успел заметить, как ночную тьму рассек серебристый просверк, и что-то острое и холодное вонзилось в его горло. Хрипя и заливая палубу кровью, вахтенный рухнул на палубу, и перед тем, как смерть закрыла ему глаза, он увидел, как тела энсина и подвахтенных, пронзенные чужими клинками, валятся вслед за ним.

- Таки добро пожаловать! - крикнула голосом Корено одна из теней, присев в шутливом реверансе. - Таможня даёт добро!

Не дожидаясь, пока десантники из абордажной партии запрудят верхнюю палубу, одессит скинул плащ и, откинув квадратную крышку люка, скользнул в машинное отделение: нужно было выяснить, захотят ли кочегары и машинист сыграть в героев. К счастью для англичан, никто из дежурной троицы не горел желанием почить за Королеву и Империю: все трое, дружно задрав руки, выбрались на верхнюю палубу и уселись на кнехты под присмотром угрюмого бура. Пока первые пленные вольготно устраивались на обдуваемом легким бризом пятачке возле кормового орудия, абордажники резво пронеслись по узким коридорам внутренних помещений, нещадно вытряхивая полусонную команду из подвесных коек. Как и предполагалось, оказать сопротивление никто не решился. Выстрела в потолок, пары зуботычин да наводящих ужас перекошенных бородатых рож десантников экипажу хватило за глаза, и матросы, задирая руки как можно выше, гуськом потянулись на палубу. Оба ночевавших на борту канонерки офицера тоже моментально сообразили, что при раскладе четыре пустых руки против шести револьверных стволов, смерть будет не героическая, а очень быстрая и глупая, предпочли достойно сдаться. А поднявшись наверх и увидев залитые кровью трупы дежурной вахты, и вовсе сникли и от мыслей о сопротивлении отказались напрочь. Вот только, глядя, как спускаясь, беззвучно скользит по флагштоку британский флаг, старший офицер закрыл лицо руками и заплакал.

Арсенин, кинув косой взгляд на офицера, чуть виновато качнул головой, но, вспомнив о болтающемся на рейде Дурбана "Одиссее" и своей команде, буркнул вполголоса: "Не загоняйте мышку в угол. Вэ Эс Кочетков. Избранные сентенции. Том первый", продолжил расставлять у орудий десантников, хоть что-то смыслящих в артиллерии. В то, что канониры-пехотинцы, наводя пушки с качающейся палубы, смогут хоть куда-нибудь попасть, он не верил ни на йоту, скорее, рассчитывал, что грохот дружественных стволов сильно поспособствует поднятию боевого духа десанта.

А немного погодя, когда в ответ на белые сигнальные ракеты, запущенные с борта канонерки, с береговых батарей взлетели не снаряды пристрелочных залпов, а сполохи красных ракет, говорящих, что люди Ван Брика достойно выполнили поставленную перед ними задачу: береговые батареи в их руках и пока все идет по плану. Всеслав устало привалился к переборке, и смахнул ладонью нервный пот. Половина дела сделана - гавань контролировалась бурами, и город прикрывал только гарнизон форта. Вот только его солдаты пока не знали, что им нужно защищаться. И дай Бог, не узнают.

Еще одна серия ракет, и в гавань, словно рвущиеся к добыче стервятники, потянулись хищные силуэты американских шхун.

Впрочем, на суше все прошло без особых осложнений. Барт на пару с двумя людьми Ван Брика, встретив десантников, провел их через сонный Уолфиш-Бей к форту. Подойдя к укреплениям практически вплотную, буры, готовясь к штурму, развернули боевые порядки. Вот только все приготовления оказались излишними: разведчики, по-змеиному заползя в форт, вернулись мало того, что в полный рост, так еще и подгоняя пинками десятка полтора испуганных солдат. Как оказалась, из всего караула бодрствовали лишь трое, да и то потому, что играли в карты. Дальше все оказалось проще простого. Войдя в форт, люди Ван Дамма без всяких помех захватили оружейные комнаты, орудийные и пулеметные площадки и, взяв казармы в полукольцо, принялись азартно палить в воздух. Полусонных и ничего не понимающих англичан бюргеры перехватывали на входе, и отправляли по цепочке в подвалы гарнизонной гауптвахты, а когда та оказалась забита под завязку, решили использовать в качестве временной тюрьмы помещение вещевого склада. Благо там стены и ворота толстые, а на окнах решетки в руку толщиной.

Среди гражданского населения тоже каких-либо волнений не замечалось. Роб Беркли, местный водовоз, заметив, как с утра пораньше, вместо привычного "Юнион Джека" в небе полощется четырехцветное знамя Трансвааля, удивленно почесал затылок и поспешил в паб Джоя Линстока, поделиться новостью. Остальные же обыватели отнеслись к смене власти совершенно философски: немного посудачили на кухнях и принялись за привычный ежедневный труд. Подумаешь, власть сменилась, эка невидаль... Пятнадцать лет назад эти земли принадлежали португальской короне, теперь здесь хозяева буры... И чего? Не грабят и не насилуют и, слава Богу, а еще, говорят, у буров налоги маленькие...

Единственная неприятная неожиданность произошла в порту, да и с той быстро разобрались.

Халк Клиффорд, начальник местной полиции, слыл мужчиной тяжелым во всех отношениях. Шестифутовый здоровяк весил сто тридцать фунтов и, будучи ветераном чуть ли не всех африканских войн, имел вздорный характер. Так случилось, что именно в ночь высадки буров Клиффорд решил напомнить подчиненным, что пятница тринадцатое не даром слывет черной, и устроил всем без исключения полицейским ночные учения. Маневры проходили на дальнем полигоне, и о ночной кутерьме в городе, констебли не имели ни малейшего понятия. А когда утром Неистовый Халк погнал свое утомленное воинство в портовый участок, то первыми, на кого наткнулись служители закона, были американские китобои, шустро потрошившие портовые склады... Не случись эта встреча, все могло пойти по-другому: тридцать видавших виды вооруженных мужиков под руководством умелого командира могут натворить немало бед... Но судьба распорядилась иначе.

Увидев мародеров, полицейские справедливо решили, что им представился неплохой шанс не только защитить лелеемый ими закон, но и выместить на американцах всю злобу на командира за неурочные учения. В свою очередь, американцы, увидев ораву несущихся к ним полицейских, моментально припомнили как реальные, так и надуманные претензии к служителям Фемиды и решили отыграться... К несчастью английской команды, численный перевес был на стороне американцев. В эпической схватке, длившейся почти час, отделение британской полиции понесло сокрушительное поражение, поверженных врагов заперли в пустующем складе, а американцы, словно трудолюбивые пчелы, принялись вновь таскать награбленное на причал. И к тому времени, когда Арсенин покинул канонерку, пристань Уолфиш-Бей напоминала какую-нибудь Картахену века семнадцатого после набега на нее пиратов Моргана.

- Мистер Штольц! - капитан Хайд, с видимым сожалением оторвавшись от созерцания груды трофеев, протянул Арсенину руку. - Вы зря не сказали, что вы и ваши люди русские. Ей-же-ей, мы бы вполне обошлись без морд... проверки.

- Так мистер Пшесинский прямо назвал меня москалем, - небрежно пожал плечом Всеслав. - Вот я и счел уточнения излишними. А откуда такое глубокое познание наших национальных способностей?

- О-о-о! - восхищенно протянул Хайд, - как я могу не знать, чего вы стоите, если боцманом на моей посудине ходит русский.

- Русский? - недоверчиво прищурился Арсенин.- Любопытно было бы познакомиться.

- Нет ничего проще, - американец сунул два пальца в рот и пронзительно свистнул. Откуда-то из-за пакгауза, блистая обритым налысо черепом, высунулась бородатая физиономия.

- Мэтт! - заорал Хайд, - Мэтт! Чубака! Иди сюда, тут с тобой господин капитан пообщаться желает.

Физиономия тяжко вздохнула, но возражать не решилась, и через секунду из-за пакгауза выполз небольшого росточка худенький мужичок, обряженный в кожаные штаны и кожаную же безрукавку. Судя по всему, несмотря на замухрышистую внешность, мужичок пользовался авторитетом, так как встречные матросы заискивающе ему улыбались, а некоторые даже неуклюже кланялись.

- Итак, - прикурил папиросу Арсенин, с любопытством разглядывая подошедшего боцмана, - тебя зовут Мэтт Чубака. Ты боцман и ты русский?

- Как есть, вашбродь, - привычно вытянулся мужичок, - русский. Матвей Чубакин, матрос парохода "Помор" флота рассейского. А Мэттом да Чубакой меня неруси навеличивают. Вишь ли имя моё с фамилием трудно им произнесть. Уж и увещевал я их, и бил - без толку. Некоторые и вовсе даже не Чубакой - Чуи кличут...

- А как ты, матрос флоту рассейского, - Арсенин присел на ближайший к нему ящик, - к американцам-то попал?

- Как, как... - покаянно вздохнул Чубакин, - пять годов тому пришли мы во Фриско, вот и загулял я там. По-черному. Неделю пил без просыху, а пароход-то мой и ушел. Но ничё. Я деньжат еще поднакоплю, билет куплю и вернусь в Рассею...

- Так ты ж уже пять лет как на китобое ходишь? - удивленно вздернул бровь Арсенин, сдвигая шляпу на затылок. - Платят мало, билет дорог, или?..

- Или...- вновь вздохнул боцман, уныло шмыгая носом, - пью я много...

Поговорив с полчаса, земляки пришли к единому мнению, что каждому из них будет лучше добираться до Отчизны самостоятельно, на чём и расстались крайне довольные друг другом. Всеслав справедливо полагал, что крепкий, но пьющий подчиненный вряд ли станет украшением команды, а Чубакин пришел к мнению, что суровый капитан не только до Рассеи-то его доставит, но и с алкоголем заставит расстаться. А такая цена для него непомерна.

13 апреля 1900 года. Уолфиш-Бей.

Когда Всеслав, замотанный докладами, совещаниями и портовыми работами едва ли не больше, чем ночными событиями, перешагнул порог "Пеликаньего берега", лицо Глэдис озарилось счастливой улыбкой. Но, увидев, что за один стол с Арсениным, гремя амуницией и почесывая окладистые бороды, садятся Ван Брик и Ван Дамм, женщина моментально нахмурилась и деловито поспешила навстречу гостям.

- Прости, милый, что лезу не в своё дело, - нагнувшись к уху Арсенина, торопливо зашептала Глэдис, - но в это время ко мне обычно приходят завтракать господа офицеры из форта, а твои новые знакомые очень похожи на буров. Может быть, ты проводишь их на время наверх?

- Спасибо за заботу, - приветливо улыбнувшись женщине, Всеслав галантно поцеловал ей ручку. - Но именно сегодня в этом нет необходимости. Господа офицеры в полном составе обживают гауптвахту и вряд ли в ближайшие дни сменят жилье и кухню.

Видя, что Глэдис в замешательстве, словно ища ответ, недоуменно смотрит по сторонам, Арсенин легонько приобнял ее за плечи и вывел на улицу.

- Теперь тебе всё ясно? - довольно улыбаясь, капитан указал женщине на флагшток с трансваальским флагом. - Если нет - поясняю. Ночью буры взяли город штурмом, и теперь эта земля принадлежит республике Трансвааль.

- Но мы ничего не слышали... - растерянно пробормотала Глэдис, переводя взгляд с Арсенина на флаг и обратно.

- Буры - народ скромный, - с наивной улыбкой развёл руками Всеслав. - Я, в общем-то, тоже. Мы не стремились к излишней популярности, и поэтому штурм прошел тихо. По-домашнему, так сказать.

- Твоих рук дело... - утверждающе вздохнула Глэдис и с тоской посмотрела в глаза Арсенину. - Значит, все же ты не купец, а наёмник?

- Можно сказать и так, - отводя глаза в сторону, пробормотал Арсенин. - Вот только служу я не за деньги. Цена моей работы - жизнь и судьба моей семьи.

- Семьи! - огорошено охнула Глэдис, прикрывая ладонью рвущийся из груди крик. - Конечно же, семьи... Ну я и дурра-а-а...

- Успокойся! - чуть повысил голос, резко цыкнул капитан. - Когда я говорю о семье, я имею в виду свой, пребывающий в заложниках, экипаж! И другой семьи у меня нет! Точнее не было... Пока тебя не встретил...

- Прости, - еле сдерживая слезы, виновато потупилась Глэдис. - Просто я испугалась, что вновь останусь одна... Прости... - Женщина прижалась к груди Всеслава и, отрывисто зашептала, заглядывая ему в глаза. - Буры держат твоих людей в заложниках? Может быть, получится их выкупить? Я продала гостиницу, деньги есть...

- Успокойся, родная, - гладя женщину по волосам, мягко улыбнулся Арсенин. - За предложение спасибо. Но деньгами тут ничего не добьешься. Мой экипаж в заложниках у англичан. И значит, мне придется воевать, покуда мы не победим. - Всеслав, вспоминая причины, заставившие его взяться за оружие, зло скрипнул зубами. - Или покуда не сдохну.

- Ты не имеешь права погибать! - внезапно разозлившись, Глэдис стукнула кулачком по груди Всеслава. - Ты обещал мне алые паруса! И вообще...

- Да не помру я, не помру, - растерянно забормотал Арсенин, пытаясь утихомирить женщину. - Ну, если хочешь, вот тебе моё честное слово - будем жить! Только вот что, буквально через несколько дней я уеду и надолго, так что и ты не задерживайся. Буры здесь долго не продержатся, а местные... они, конечно, добрые христиане, но зачем вводить их в искус доносительства? Вот и ты киваешь - не стоит. Значит - уезжай.

- Хорошо, - покладисто кивнула женщина, забавно шмыгая носом. - Только знаешь, Генрих... А как тебя зовут на самом деле?

- Всеслав, - немного помявшись, как можно четче произнес капитан. - Меня зовут Всеслав Романович Арсенин.

Как-то само собой получилось, что сначала буры, а вслед за ними и местные, посчитали Всеслава старшим в творящемся бардаке, и ему поневоле пришлось взвалить на себя обязанности коменданта захваченного города. Последующие несколько дней в памяти Арсенина остались в виде сплошной кутерьмы. Он устанавливал темп и сроки портовых работ и рассылал фуражирские команды по округе, совместно с фон Нойманном рассчитывал график проходимости ожидаемого груза и людей через германские земли и мимоходом улаживал бытовые конфликты и мелкие неурядицы. Когда остро встал вопрос о недостатке финансов - волевым решением секвестрировал городскую казну и половину всех средств с личных счетов чиновников портового управления. Последнее - с нескрываемым удовольствием. Когда капитаны китобоев, польстившись на прелесть, а главное, доходность грабежей, явились к нему с планом последовательного и поэтапного ограбления Уолфиш-Бея, Арсенин не долго думая подписал с каждым из пятерых каперское соглашение и с нескрываемым облегчением выпроводил на морские просторы. За последующие три дня новоявленные корсары пригнали в порт четыре английских транспорта с трюмами забитыми колониальными товарами, и Арсенину пришлось экстренно налаживать контакты с германскими оптовыми покупателями. И если бы не активное вмешательство Троцкого, мобилизовавшего лопатинские торговые навыки, ушлые немецкие купцы нагрели бы замотанного проблемами коменданта процентов на двести, а может и того больше. А еще через день на рейд вошли два громадных парохода, и проблем прибавилось в разы. "Принцесса Елизавета" привезла в своих бездонных трюмах тысячи тон военных грузов, а "Принцесса Вильгемина" почти четыре тысячи волонтеров... И как не напрягался сам Всеслав и не напрягал всех вокруг, всю эту массу вещей и людей двинуть в путь удалось только через пять дней. А на шестой от громадного бурского контингента в городке остались лишь две дюжины людей Ван Брика с наказом покинуть город, едва на горизонте покажется британский флот, внешне невозмутимый торговец - финн, ушлый настолько, что от его пронырливости стонали все окрестные торговцы-евреи, с наказом вести дела так, чтоб и для корсаров оставалась хоть какая-то выгода, сами корсары с наказом грабить не всех подряд, пустой форт да государственный флаг.

11 мая 1900 года. Претория. Резиденция президента республика Трансвааль.

- Боже мой! - с искренним удивлением всплеснул руками Кочетков, при виде запыленного и пошатывающегося от регулярного недосыпа Арсенина. - Всеслав Романович! Да на вас же лица нет!

- Да? - ответно удивился Арсенин, ощупывая лицо. - И в самом деле, нет. Странно, а позавчера, когда брился, было. Точно помню. Или то было третьего дня?

- Ну, если вы находите силы шутить, - добродушно улыбнулся генштабист, проворно наполняя бокалы коньяком, - значит, всё не так уж и плохо и на вас можно смело взваливать очередное поручение. - Взглянув на ошарашенное лицо Арсенина, подполковник заливисто рассмеялся и успокаивающе похлопал Всеслава по плечу. - Да шучу я, шучу. Никто не собирается лишать вас законного права на отдых. Ближайшие два дня - точно. - И, сменив тон, сочувственно заглянул в глаза капитану. - Трудно пришлось?

- Не то слово, - устало откинулся на спинку кресла Арсенин, - ни за что больше не соглашусь вести такую прорву народа из точки А в точку Б. Нет, пока через германские колонии по железной дороге ехали все еще более или менее пристойно обстояло, а вот когда от Мокавено до Мафекинга ножками топать пришлось, вот тут хлебнул я горя... И как Моисей сорок лет евреев по пустыне водил? Не представляю... Пророку, я думаю, все же легче пришлось. Ведь у него кто под рукой был - евреи. Тихие, милые, богобоязненные и дисциплинированные люди, не чета моему табору. Мне представлялось, что с туземцами хлопот будет немерено. Ан нет! Обмишулился! - Всеслав с чувством хлопнул себя по колену, выбив из штанины мутное облако пыли. - Кафры, зулусы и прочие бушмены - милейшие люди! Есть кусок лепешки и глоток воды, и они счастливы! А вот белые-е-е... - Арсенин, сдерживая накопившиеся за время странствий эмоции, покачал головой и с ожесточение выдохнул, - вот те - сущие дикари. Вода несве-е-ежая, - явно передразнивая кого-то, проблеял Всеслав, - пыль жесткая, солнце жгучее, день светлый, ночь темная... Французские волонтеры волком смотрят на немецких, те шипят на австрийских и итальянских. Поляков всего трое, но бедламу от них! Думал хоть от наших, россиян, головной боли поменьше будет, куда там! Шутить изволите, батенька! Каждый, кто в прожектах не генерал, так устроитель земли Русской! Не поверите, Владимир Станиславович, речами о необходимости создания в России Думы уши настолько прожужжали, что мне сон приснился как Александр Иванович, этот... как его... Гучков! Тот, что у Де Ла Рея геройствует, с трибуны выступает... А эти? Сво-бод-ная прес-са, - Арсенин, передернувшись, брезгливо сплюнул на пол, и тут же виновато покосился на Кочеткова. Подполковник сделал вид, что ничего не заметил и, ожидая продолжения, ободряюще кивнул головой. Арсенин не заставил себя ждать:

- Журналисты, точнее журналюшки, как с цепи посрывались и каждый с претензиями. Акулы пера, якорь им в зубы! Особенно этот, как его - А.В. Хангри, и интервью ему с каждым, в кого он пальцем ткнет, отдельное, и экипаж с тентом, и боя с опахалом и прохладительными напитками... И все это под пафосные завывания о свободе личности. Не-на-ви-жу! Нет, сударь мой, рубите мне голову, но больше я в такие вояжи не ходок...

- В такие, - Кочетков, покачав головой, пододвинул Арсенину коробку с сигарами, - больше не пошлю. Нечего героям хозяйственные вопросы решать. К слову говоря: за этот рейд вы и вся команда ваша к наградам представлены, к самым высшим. Вы уж на досуге разберитесь, кто у вас на что наработал, а к завтрему мне рапорток... А?

- Кто на что наработал, говорите? - Арсенин задумчиво потер подбородок и с неудовольствием посмотрел на слой пыли, оставшийся на ладони. - Я так скажу - лентяев не было, труса никто не праздновал. Так что, если к высшим - то всех. Если вдруг кому не хватит - можете смело мою награду отдавать. Вот только не пойму, за какие такие подвиги нам почести не по чину?

- Недооцениваете вы себя, друг мой, - укоризненно протянул Кочетков, покачивая головой. - Недооцениваете. Судите сами: городок на шпагу взяли, не единого человека не потеряв. - Генштабист демонстративно загнул палец, - это раз. Одним махом увеличили артиллерийский парк обеих республик едва ли не вдвое! Это два. Почти четыре тысячи пополнения людьми. - Подполковник растопырил три пальца и восторженно потряс ими в воздухе. Это три. Ну и наконец, - Владимир Станиславович вынул из массивного бюро стопку газет и передал Арсенину, - о международном резонансе забывать тоже не след.

Всеслав развернул первую попавшуюся, вроде бы лондонскую "Evening News" и пробежался глазами по заголовкам передовиц:

Страшная трагедия произошла в наших владениях в Африке!! Толпа пьяных так называемых союзников, то есть американских китобоев взяла штурмом город Уолфиш-Бей!! Короне нанесено смертельное оскорбление!!! Бесчинства американцев требуют отмщения!! Сотни убитых солдат, огромное количество мирного населения, чье имущество разграблено, а дщери обесчещены, взывают к правительству Его Королевского Величества с мольбой о МЕСТИ!!!

После восстановления связи с владениями Короны в Южной Африке, мы продолжим информировать Читателя о событиях в Уолфиш-Бее.

Арсенин недоуменно покосился на Кочеткова, мол, причем тут китобои? но генштабист кивнул: читайте дальше, и Всеслав потянул к себе следующую газетенку, на этот раз "Times"

Из Южной Африки поступило печальное сообщение. Так называемые "войска" мятежных республик, вновь совершили военное преступление. Не в силах победить армии империи в честном бою, они возродили обычаи варварских времен и стали нанимать ландскнехтов. Презренным золотом, варварски отнятым у честных английских колонистов, были оплачены отбросы американской нации, так называемые "китобои". Воспользовавшись добросердечием администрации и командования порта Уолфиш-Бей, они предательски захватили станционер - канонерскую лодку флота Его Величества "Алджерин" и сам город. Сведения о жертвах и разрушениях противоречивы, но необходимо задать вопрос Правительству Его Величества на парламентской сессии, что собираются предпринять лорды Адмиралтейства и Правительство в связи с такой (не побоюсь этого слова) оплеухой?

Крякнув в недоуменном восхищении, Всеслав прикурил папиросу и взялся за очередную газету, теперь - американский "Baltimore News".

..."Джентльмены" из Британской Метрополии уже вторую неделю надрывают глотки в надсадном лае, требуя покарать простых американских китобоев, имевших несчастье вкусить все прелести так называемого истинно английского гостеприимства! Когда наши китобои, как обычно, после долгого и утомительного труда вошли в небольшой порт Уолфиш-Бей, то английские власти оказали им на удивление холодный приём. Мало того, что парней подвергли унизительному обыску, на них еще и натравили свору продажной колониальной полиции! Но никому не позволено арестовывать свободного человека, живущего под звездно-полосатым флагом! Пусть наши ребята не образец добродетели, но они честно зарабатывают свои доллары и обеспечивают наши мыловарни сырьем. К сожалению, спор был излишне горячим и многие англичане его не пережили. Есть жертвы и среди наших моряков. Не пора ли господам в Вашингтоне перестать взирать с почтением на прогнившие монархии и расчехлить пушки наших броненосцев? Вдовы и сироты честных моряков-янки требуют ответа от Госдепартамента - что сделано для наказания зарвавшихся империалистов?! В то время, когда маленькие республики буров, изнемогая, сражаются за свою свободу, наше правительство, забыло историю своей страны и выбрало не ту сторону! А пока что мы не будем напрасно щелкать зубами, пытаясь опровергнуть британские претензии по поводу нанесенных Уолфиш-Бею разрушений. Они есть - и это факт! Более того, в городе не только повреждены отдельные дома, а целые кварталы лежат в руинах! Вот только милорды "забывают" сообщить народу и миру, что разнесенный в пух и прах город это дело рук не китобоев, коих они во всеуслышание объявляют безжалостными варварами, а их собственного "Royal Nevy". Требуя крови и мщения, надменные джентльмены из Адмиралтейства скромно стесняются поведать, как их броненосцы, якобы считая город занятым врагом, более часа засыпали мирных жителей снарядами...

- А на самом деле? - Всеслав, отложив газету в сторону, вопросительно взглянул на Кочеткова.

- Примерно так и есть, - Кочетков заложив руки за спину, прошелся по комнате. - Британцы, взбесившись от "разгула пиратов в их территориальных водах", - цитируя официальные источники, подполковник иронично хмыкнул, - послали в Уолфиш-Бей броненосцы в количестве трех. Адмирал Ройзерс, увидев над городом трансваальский флаг, долго не раздумывал и приказал открыть огонь... Да-с... После той бомбардировки в городе дай Бог чтоб с десяток целых домов осталось... Форт вообще с землей сровняли...

Арсенин, вспомнив, как ему не хотелось тащить с собой британских военнопленных, чтобы интернировать их в германских колониях, на секунду представил себе альтернативу, явственно побледнел и, с силой рванув воротник куртки, с чувством выматерился.

- Целиком и полностью разделяю ваши чувства, - одобрительно кивнул Кочетков, выслушав гневную тираду. - И не только я. - Генштабист взял со стола кипу газетных листов и потряс ею в воздухе. - Ноты протеста милордам шлют со всего мира. Немцы, - Кочетков отбросил на кушетку одну и газет, - французы, - еще одна стопка листом полетела вслед за первой, - итальянцы... По-моему только нивхи, айны да патагонцы не возмущаются, да и то, лишь потому, что письменности не имеют... Американцы, конечно, войну не начнут. У них с филиппинцами проблем невпроворот, да и слабоваты штаты против бывшей метрополии... Но кровушки попьют изрядно и всё это, - Кочетков, в очередной раз указав на газеты, почтительно склонил голову перед Всеславом, - ваша заслуга.

- Скажете тоже, заслуга... - чуть смущенно хмыкнул Арсенин, внутренне гордясь похвалой от старшего товарища. - Если по чести, я, когда китобоям приватёрские патенты выдавал, даже и не думал, что так обернется. А то, что банальную драку с полицией как эпохальную битву распишут, тем более...

- Тем не менее, мой друг, тем не менее, - Кочетков, в очередной раз наполнив бокалы, отсалютовал своим в честь Арсенина. - Не след позволять кому-либо умалять ваши достоинства, да и самому - тоже не след.

- Бог с ними, с моими талантами, - устало отмахнулся Всеслав, - вы мне лучше вот что поясните: я пока через Преторию ехал, так гляжу - повсюду траурные знамена вывешивают. Что случилось? - Арсенин, припомнив разговор на ферме Куртсоона, язвительно усмехнулся. - Бритты опять очередного президента убили?

- Да нет, моментально помрачнев, угрюмо бросил Кочетков. - На этот раз всё гораздо хуже. Вчера пала столица Оранжевой республики. Войска лорда Робертса заняли Блумфонтейн...

Из дневника Олега Строкина * ( Лев Троцкий)

Апрель 1900 года. г. Уолфиш-Бей. Гостиница "Пеликаний берег"

Харр-ра-шо живет на свете Вини-Пух! А с чего б ему плохо жилось? Плюшевый мишка - любимчик женщин любого возраста. А я вчера Бетти, официантке местной, попытался глазки построить и вполне куртуазно на приватный ужин пригласить, так она губешку оттопырила: "Мистер! Я девушка порядочная и ваших намёков не понимаю!" Если не понимаешь, так чего вызверилась? А пятью минутами позднее эта непонимающая вовсю кокетничала с рыжим ирландцем и деланно смущалась, когда тот шлепал её по заду. Вывод: чтобы понравиться местным дамам надо стать рыжим ирландцем. Или плюшевым медведем. К слову о медведе и его распрекрасном житье-бытье. Хотя у нас обоих в голове опилки, у медведЯ друзья поблизости всегда были. Пятачок там, И-А, прочие Кролики с Тигрой на пару, а я вот уже неделю в одиночестве обретаюсь. Тоскливо-о-о-о... И занять себя нечем.

Два дня назад в гостиницу въехали два типа, вычурные донельзя. Костюмчики модненькие, котелочки шелковые, сорочки белоснежные, тросточки лаковые, волосики набриолиненые, усики напомаженные... Тьфу! У обоих морды хищные, руки холеные, а во взоре пресыщение жизнью и эдакая презрительная снисходительность ко всем и вся. Последний писк местного гламура. Жалко, что не последний в жизни. Представились хозяйке как французские торговцы: "Мадам! Если вы не видели Париж, значит, вы не видели ничего!" Только как по мне, не бизнесмены они ни разу, а обыкновенные шулера. Потому как, подсев к местным столпам торговли, через пять минут беседы с обсуждения деловых проектов технично съехали на карты. В смысле сыграть партейку-другую. А затем, под томные стоны: "Ах, Ля Бель Франс, ах Ля Бель Франс!" деловито обчистили своих противников. Пусть не до нитки, но до последнего наличного фартинга - точно.

После того, как галлы меньше чем за час разделали, а вернее - облапошили еще двоих, я решил попытать счастья. Точнее, некстати пробудившийся Лопатин решил, ну и меня уболтал, красноречивый...

Когда я предложил составить компанию, французы смерили меня недоверчивыми взглядами и сморщились так, словно я итальянец и воняю чесноком, но, увидев свернутую в рулон стопку ассигнаций (там и было-то от силы марок сорок, но если показать мельком - выглядят внушительно) изменили свое мнение и милостиво снизошли до приглашения за стол. Вот тут мон шер СашА и заставил каждого из французов, почувствовать себя Наполеоном. После бегства через Березину.

Нет, поначалу они фасон держали и, даже проигрывая, вели себя достойно. Но когда сумма проигрыша перевалила за сотню фунтов, кто-то из постояльцев радостно заржал, обращаясь ко мне: "А ну, герр Мюллер, устройте-ка лягушатникам второй Седан!", французы скривились и начали ляпать ошибку за ошибкой. Ну и наошибались на двести с гаком фунтов. Персиваль (хорошо хоть не Ланселот!) Дюваль даже возымел желание приобнять меня. За горло. Двумя руками. Чтоб шея хрустнула. Но меня мужские объятия никогда не прельщали, вот и пришлось небрежно откинуть полу пиджака, так, чтобы револьвер в подмышечной кобуре стал виден. В общем, пронесло. Меня от его объятий, француза - от страха. На следующий день один из постояльцев долго и нудно полушепотом выговаривал хозяйке о необходимости постройки второго нужника. А то он (постоялец) намедни битый час вокруг сортира вытанцовывал, дожидаясь, пока француз выйдет...

Да-а-а, не будь у меня ствола... а, один фиг, бы все обошлось. Миссис Хартвуд, хозяйка гостиницы, тетка насколько красивая, настолько и строгая и в случае беспорядков самолично головенки бузотерам может пооткручивать. Правда, никто не гарантировал, что я и под раздачу не попал бы... Так что хорошо, что без вмешательства прекрасной принцессы, тьфу ты, трактирщицы, обошлось, и справился собственными силами. Благо, в нынешнем времени даже приказчикам (в роли которого я нынче пребываю) носить оружие не возбраняется... И это здорово, потому что я даже не думал, что так быстро и так сильно сроднюсь с оружием, привыкну к тому, что у меня при себе есть как минимум револьвер, а то и два. Не считая винтовки. Хорошо, что гранатометы пока не изобретены...

В полной мере силу привычки я прочувствовал вчера, когда ушел к посту на въезде в городок, поджидать приезда наших. Брать ствол к завтраку я посчитал излишним. Прикинул, как в глазах обчественности выглядеть буду: нормальные человеки к трапезе вооружившись вилкой с ложкой выходят, а я наганом? Решил, что так не комильфо, и оставил оружие в номере. Поглощая утренние тосты, заболтался с комвияжером из номера напротив, да так и ушел.

Дискомфорт от отсутствия наплечной кобуры я почувствовал достаточно быстро, буквально отойдя от гостиницы на десяток шагов, но возвращаться поленился. Опять же, говорят: возвращаться - плохая примета. Очень может быть, что те, кто придумал данную сентенцию, правы. Вот только просидев (точнее - пробегав: после полудня, облюбованный мной камень стал напоминать адскую сковородку для грешников и весь день я носился туда-сюда в поисках тени), безоружным весь день подле караульной будки, извелся на нет. И это притом, что лично для меня никакой опасности не наблюдалось. Зато после сеанса самоедства я стал лучше понимать Дато - тот тоже без оружия чувствует себя голым. Даже возгордился: вон у нас с Туташхиа сколько общего! Долго гордился, минуты три, а то и все четыре! А потом подумал, что это таким слабовольным неумехам как я, оружие уверенности в себе прибавляет, но, ни ума, ни опыта не дает. А для Дато его маузер не только удобный инструмент для окончательных расчетов, но и продолжение руки... И если для меня револьвер это привычная часть амуниции, типа штанов (без них на людях тоже жуткий дискомфорт ощущается), то для него часть тела...

Придя к таким выводам, я долго думал, огорчаться мне или радоваться, но однозначных выводов так и не сделал. И, пока в гостиницу не вернулся, сидел (когда удавалось), как на иголках. Так что со вчерашнего дня наган теперь всегда со мной, только что под подушку на ночь не кладу, и если я все же надумаю спуститься ужинать, обязательно возьму револьвер с собой. Бо как не известно, съехали ли французские любители покера, или меня поджидают. А если поджидают? Что мне тогда - стреляться с ними что ли? Не-е-е, ребяты-демократы, только чай, в смысле ужин в номер. А чего? Прейскурантом услуга предусмотрена, вот и пусть местное домоуправление покажет каких высот достиг ихний сервис...

Оказывается, реклама врёт не всегда и не везде. За другие места ручаться не буду, но в "Пеликаньем береге" прислугу долго ждать не пришлось. Менее чем через пять минут после топота коридорного по коридору (тавтология, однако, ну и пусть! Где ж еще бывшему преподу похулиганить, как не в своём дневнике?), кто-то вежливо постучал в дверь. Удовлетворением гастрономических запросов постояльцев (как жаль, что только их!) нынче заведовала Мадлен, томная блондиночка с вечно вожделеющим взглядом (или это мне, истосковавшемуся по женскому вниманию, так кажется?), точёной фигурой и массивным обручальным кольцом на левой руке. Замужняя...

Не подозревая (или достоверно зная?) о буре эмоций, которую вызывает её внешний вид, плутовка невинно хлопнула глазками и, присев в коротком книксене, поинтересовалась, чего я желаю... Сказал бы я, чего в данный момент желаю, так ведь не поймет. Или поймет и мужу пожалуется. На фиг, на фиг - к терапевту. Опасаясь захлебнуться слюной, я намеренно уставился в притолоку (официантка, наплевав на нынешнюю моду, носит платья образца середины века с широким квадратным декольте) и небрежно (очень хотелось верить, что звучало именно так) попросил огласить весь список, пожалуйста. В смысле - меню. И зачем, спрашивается, спрашивал? Мог бы и сам догадаться, благо не первый день замужем, в смысле, в гостинице проживаю. Мадлен, подтвердив наихудшие опасения, довела до моего сведения, что хозяйка, уважая и чтя обычаи постояльцев, для немцев (то есть для вас, герр Мюллер! И снова в книксене грудь демонстрирует... У-у-у!!!), традиционно включает в меню капусту, сардельки и пиво... Традиции - оно, конечно, хорошо и даже замечательно, но надо ж и меру знать. Нет, я не против, изображая из себя зайца (гусары, молчать!), вечерок-другой похрумкать капустку, но третий день подряд? Закрадываются подозрения, а девичья фамилия хозяйки, часом не Торквемада? И не служила ли она в инквизиции? Как бы то ни было, мне от этого не легче. Желая хоть как-то скрасить унылый вечер (женщин нет, еда... немецкая), попросил принести бутылку вина. А чего? Фрицы не только пивасиком брюхо наращивают, еще и винцо хлещут так, что и три француза не угонятся. Вот только не срослось. Мадлен, флегматично пожав плечиком, (и колыхнув грудью! З-з-за-ра-за!) огорошила меня новостью, что последнюю в гостиницу бутылку вина заказали давешние французы, чем вызвала во мне непреодолимое желание все же спуститься вниз и устроить галлам если не Седан, то Азенкур и Кресси точно.

Похоже, официантка читала мои мысли, но не как психолог или экстрасенс, а по-своему, по-женски, предполагая, что качество и многообразие можно заменить количеством. Чуть виновато пожав плечами, Мадлен ласково улыбнулась и пообещала компенсировать недостаток вина двойной порцией пива... И это её я пару минут назад вожделел? У-у-у, дур-ра политкорректная! За неимением вина, пришлось затребовать водки, то есть шнапса. И напороться на ответ, что так далеко почитание обычаев у хозяйки не заходит. Шнапса тоже нет, есть виски. Блин, не только политкорректная, но еще и патриотичная. Делать нечего, пришлось соглашаться. А ведь зарекался пить от одиночества в одиночестве! Угу, зарекался кувшин по воду ходить, а козел капусту... так! Хватит о капусте! Тем более, что это - любимая поговорка Алевтины, вот ведь вспомнился ужастик на ночь глядя... Только в моем случае она, поговорка то бишь, как нельзя кстати. То и оно, что - как нельзя. Не знаю, что там себе надумала эта блондинка (все же и среди них попадаются разумные особи), но капусты она принесла мало, сосисок - много, а виски так вообще полную бутылку. Быстренько стол сервировала и, задумчиво (или подозрительно?) косясь, скоренько удалилась, оставив меня в приятной (хотелось бы на это надеяться) компании. Поначалу знакомство со стеклянной леди не заладилось, но уже после третьей стопки я постиг всю глубину её внутреннего мира и дальше дело пошло проще. И в самом деле, чего тут сложного? Наливай да пей. Правда, на сей раз я глупостей не натворил. Ну, по крайней мере, сам себе твердо пообещал, что не натворю. И сам себе поверил. Почти.

Первую глупость я учудил, едва перешагнув стограммовый порог: начал себя жалеть, избрав дежурной обидой временное одиночество. И как полагается настоящему интеллигенту, творчески развил простенькую мысль от нулевой точки до горизонта. Или чуть дальше. Основным лейтмотивом я избрал тоску по друзьям, навязчиво повторяя, что всего-то неделю живу среди посторонних людей, а уже эвон как приложило! Прямо о бутылку! Мысль пришлась по душе, и я, непрестанно вздыхая, что пора возвращаться в привычное окружение, иначе сопьюсь нафиг, наплюхал себе еще стопочку.

Если разглядывать пламя газовой горелки сквозь мутно-желтую взвесь виски в стакане, оно, обычно тонкое и ярко-голубое, становится бурым и расплывчатым. Как мои мысли, утопленные в том же виски.

Вцепившись в стопку, словно утопающий в спасательный круг, я сидел и размышлял: а чем бытие Льва Троцкого станет отличаться от почти безгрешного (и почти бесполезного) существования Алика Строкина, если из него намертво вычеркнуть Дато, Кольку, Всеслава Романовича, Барта... Чем?.. По сути - ничем. Может, обживусь в этом мире, может, и нет. И последнее абсолютно не исключено: порвутся ниточки, удерживающие меня здесь, - и все. До свидания свободный Трансвааль, здравствуйте, дорогая Алевтина Степановна... И даже если не дойдет до крайности и я останусь в этом мире, но один, что буду делать? Жить-поживать да добра наживать? Так добро оно всякое бывает, как говорится, смотря, по какую сторону приклада находишься. Согласно закону природы, прежде чем что-то получить, надо что-то отдать. А что я могу дать, кроме песен? Хотя, говорят, мои песни тоже добро несут. Или приносят? Чет я запутался, как правильно-то? Без бутылки не разобрать. Поэтому я, словно нормальный ковбой из техасского салуна, заглотил вискарь, а вместо положенной всякому нормальному русскому закуски, пододвинул поближе блокнот. Вдохновение - оно такое, накатит (или снизойдет?) и уже ничего, кроме карандаша и листка бумаги, не надо. Вот как сейчас.

Угу, деяния, они самые. Даже странно вспоминать, что когда-то я мог только мечтать о приключениях, или, в крайнем случае, забуриться в квест. Компьютерный. А сейчас они, приключения которые, гоняются за мной, словно перезрелые невесты за завидным женихом. Та-а-ак, с этим срочно нужно что-то делать. О чем бы не думал, все мысли на женщинах клином сходятся. Доступных. Диагноз почти по Филатову... Чтоб не терзать душу напрасными мечтаниями, лучше выпить. А еще лучше - выпить дважды, после этого сразу станет хорошо. И впрямь - стало, и как всегда - вдруг. И мысленная карусель закрутилась в другую сторону.

Ну останусь, ну один, па-а-адумаешь! Это в двадцать первом веке ни Алика Строкина, ни его вирши всерьёз никто не воспринимал. Даже мальчишки-школяры. А тут вам не там, тут другое дело! Песни Левы Троцкого почти все буры знают, это вам не то, что Федька Шаляпкин, тьфу ты, попса голимая - достояние республики! Такая популярность - общенациональная - самым зазвездившимся звёздам двадцать первого века даже и не снилась! Чествуя себя, единственного и неповторимого, я отсалютовал стопкой сумраку в углу комнаты, бравурно фыркнул, что наглы обречены на поражение, даже вискарь, блин, перегнать до кристальной прозрачности не могут, а туда же - сэ-э-эрры... И выпил.

А выпив - задумался: а может, моя сверхпопулярность неспроста, и именно здесь я на своем месте? Пусть эта мысль только самоутешение. Или Бред. Именно так с большой буквы "Б" - стандартный бред попаданца. Им, если книжкам верить, свойственно мессианство. А в моем случае все не по-книжному: попаданец есть, а мессианства - нет. Ни формул пороха не знаю, ни чертежей оружия не изучал, даже Хрущева пристрелить не могу, он, сволочь, еще не родился. Ну и фиг с ним, что не знаю. Мои стихи и песни вполне могли послужить там, в двадцать первом, отправной точкой. А здесь, в девятнадцатом, стать точкой опоры. Жадно, словно голодный удав вкусного кролика, заглотив очередную стопку, я вновь пренебрег закуской и схватился за карандаш. Финал стиха просился, рвался наружу.

А ведь совсем недавно, каких-то сто с хвостиком лет вперед, я считал себя созданием тихим, мирным и беззащитным, а теперь, поди ж ты: "судьба которых - не избегнуть боя..." Героическая фраза, под стать киношному герою. Вот только я не герой, ни в киношном, ни в каком ином понимании. Я не полезу на рожон, вот только и за спинами прятаться не буду. Хотя бы потому, что так - нельзя. Просто нельзя - и всё. Категорический императив. Даже если это спины чужих мне людей, а не спины друзей. Хватит, отбоялся. Хотя, нет, вру, бояться все равно буду. Стиснув зубы и про себя. А прятаться - нет. Просто я раз и навсегда перестал путать героизм - как говорил Всеслав Романович - досадное исправление чужих ошибок, обычный поиск острых ощущений (от скуки или недостатка ума), и обыкновеннейшее чувство долга. Как перед друзьями, так и перед самим собой.

И вновь я вспоминаю о друзьях... Похоже я зря раздухарился, доказывая себе, что и одному мне будет вполне комфортно. Не доказал. А может, я не из-за песен здесь оказался? Ведь если по сути разобраться, мы все, вся наша команда, до встречи были одиночками. И я, окруженный толпою чужых и чуждых мне людей, и Дато - непохожий на других разбойник со странным для абрека Кодексом Чести, и Коля - ищущий правды и справедливости разбитной биндюжник, прячущий тоску за нестираемой улыбкой. И Всеслав Романович, сбежавший (а по-другому и не скажешь) в море от берега? И Кочетков - Акела (вот точно не к ночи он будь помянут) - одинокий волк, среди одиноких волков. Только Барт не вписывается в общее правило, так ведь должно же быть исключение из правил? Хотя, нет, после набега англичан на его ферму, наш бур тоже одинок. И возможно, наша компания, а не месть, и есть тот якорь, который держит его на свете. А если задуматься, может быть, я - одна из капель цемента, скрепивших столько одиночек в одну семью. Кочетков, правда, не к месту, ну да в семье не без урода...

От мыслей, а может, от выпитого, стало жарко и я, открыв окно, уселся на подоконник, благо компания была всё та же - ранние звезды да бутылка. Тяпнув очередную порцию, мне вдруг подумалось: а высота-то, примерно сопоставима со школьной крышей - всё те же два этажа. Только тогда, осенним вечером двадцать первого века, казалось, что если я смогу, сдюжу, то любой подвиг мне под силу. Великая храбрость! Сейчас от мысли посидеть на подоконнике ногами во двор даже сердце быстрее не забилось. Видать, и вправду никак нельзя ставить знак равенства между Львом Троцким и Аликом Строкиным. Додумывать мысль я продолжал уже сидя на подоконнике. Ногами во двор. И состояние подходящее, почти как тогда, осенью. А чего? Вискаря во мне граммов двести пятьдесят наберется, а, неочищенный и неразбавленный, он всяко-разно будет эквивалентен тремстам пятидесяти поганенькой водки. Это если брать по количеству алкоголя в крови и ударному воздействию на мозг. Да и не только высота и степень опьянения, всё тот незабываемый вечер напоминает: во-он, даже звезда - и та подмигнула. Только что "татушки" не поют, точнее - не воют. И в этот момент где-то на улице затянули песню. Не рассейские поп-дивы, но тоже препоганенько. Какой-то в драбадан нетрезвый субъект, судя по обрывкам фраз, горланил что-то из репертуара местного "радио-шансон"... Тьфу ты, блатняка... да ёшкин же кот! Песня, блин, слово на языке крутится... не попсовая, не блатная... Во! кабацкая! Выли, ясное дело, по-английски. И говорят тут не по-нашему, и звезды тут чужие... Против воли снова прислушался к уличной песенке и память, выстраивая параллель, дала сбой.

Меня переклинило. Вот сейчас не удержу равновесие и... Если только башку расшибу - так мне и надо, идиоту! А вдруг брякнусь со всего маху в школьный двор? Хорош я буду - благоухающий вискарем и в пиджачке по моде прапрадедушек! И это совершенно не смешно и в списке неприятностей - самая распоследняя.

Грудь сдавило, перед глаза поплыли круг и по ушам, громче и страшнее артиллерийской канонады ударило монотонно-безжизненное:

- Строкин, к завучу!

И нужно тащиться по бесконечным школьным коридорам, прикладывая неимоверные усилия, чтоб передвинуть ватные от ужаса ноги. И еще эта тетрадь, точнее - мой блокнот со стихами. Под парту его спрятать, что ли... Вот только поздно - Алевтина заметила. Алевтина все замечает. Ее наблюдательности цены нет. А вот сочувствия в ней ни на грош. Сейчас сунет руку под парту, вытащит блокнот и станет при всем классе читать мои вирши. И восьмой "А" будет счастлив, и мальчишки будут поворачиваться ко мне с торжествующим видом и довольно ржать, а девчонки опускать глазки и хихикать... и неизвестно, что хуже - откровенные насмешки пацанов или эти вот деликатные ужимочки.

Боги! За что караете?!

- Позвольте полюбопытствовать, Лев, - подчеркнуто вежливо вопрошает завуч, - вы отсутствовали целых полгода... и где же вы были?..

Какой я ей лев? Я себя сейчас кошаком нашкодившим чувствую...

-Ваши часы пришлось отдать Марии Ивановне, а у нее и так полуторная нагрузка! - кричит Алевтина.

Да лев я, лев, только ногами не бейте!..

- Вы можете представить какой-либо документ в оправдание? Я вас очень внимательно слушаю...

...А документов у меня все равно никаких, только лапы и хвост...

Мне хочется истерически расхохотаться. Или заплакать. И я не знаю, чего мне хочется больше. Но это сейчас и не важно. Важнее понять, что же во всем в этом не так... иначе я никогда не выберусь... Откуда?..

Черт возьми, да все не так! Я не хотел, не хотел, не хотел возвращаться! Что я здесь буду делать? Полезу в петлю от одиночества и отчаяния? Или примусь заливать их водярой - и все равно полезу в петлю, но спасаясь от "белочки"?..

И я вдруг понимаю, что у меня был ответ. Был - да сплыл, остался в тетрадке, столь поспешно и неосмотрительно спрятанной под парту. Вот только и я уже не замотанный жизнью и собственным страхом Алик Строкин. Я - Лев Троцкий и я нуждаюсь в подсказках. А еще я не хочу - до злости не хочу! - в свой благополучный двадцать первый... А если не хочу, то и не буду. И удар кулаком по столу, как знак окончательного решения. Уй-й-й... до чего ж больно кулаком по оконной-то раме, какой садист сделал ее деревянной и с острыми углами... Раме?...

Пока я соображал, гостиничная дверь с шумом отворилась и во двор стремительно вышагнула Мадлен. И я грохнулся. Спиной вперед. К своему глубочайшему облегчению в гостиничную комнату, а не в школьный двор. Надеюсь, служанка не заметила, что солидный постоялец самым неподобающим образом сидит на подоконнике и ножками болтает? Вряд ли заметила. Она ж не вездесущая и всевидящая Алевтина, в конце концов! Но все равно от мысли, что чудачества герра Мюллера могут поставить под угрозу миссию господина Троцкого, по хребту холодок прошел. И я щедро поделился остатками вискаря с фикусом.

А назавтра прибыл Всеслав Романович, и мне резко стало не до чудачеств.